Дантист пришел на встречу за десять минут до назначенного срока и удобно устроился у барной стойки в пол-оборота к входной двери.
Они увидели друг друга одновременно. Зиновий отметил, что выдержка у Дантиста осталась прежней: на лице не дрогнул ни единый мускул, грустное выражение больших серых глаз не изменилось. А ведь и Дантист числил его в погибших, и такая встреча для обычного человека могла бы стать шоком. Внешне Дантист тоже мало изменился – та же прямая осанка, худощавая тонкокостная фигура, копна пепельных волос, практически закрывающая высокий лоб, тонкие черты лица. Двухнедельная щетина еще не стала бородой, но была тщательно подбрита в нужных местах. Длинные узловатые пальцы плотно обхватывали пузатый бокал с янтарной жидкостью.
Зиновий прошел по узкому проходу между двумя рядами пластиковых столиков к противоположной стороне стойки и попросил стакан воды без га-за. Получив заказ, скучающим взглядом окинул полупустой зал: две влюбленные парочки (одна парочка явно ссорилась), толстый старик с кружкой пива и газетой (кружка в руке, газета на столике) и еще один любитель пива неряшливого вида – вот все посетители бара, не считая Дантиста. Зинка неспешно выпил воду, рассчитался и вышел. Дантист выждал положенные четыре минуты и последовал за Зиновием.
Старенькая неопределенного цвета «лада», стояла на противоположной стороне улицы. Окна машины были сильно и некачественно затонированы, сидящего в машине разглядеть было невозможно, но Дантист безошибочно определил, куда ему идти. Едва он забрался на сидение рядом с водителем, машина тронулась.
- Я рад, что ты жив. - В голосе Дантиста звучала истинная радость.
- Слухи о моей смерти, как говорится, сильно преувеличены, - в мажорном тоне отозвался Зинка. - Я полон сил и энергии. Ты, я вижу тоже в форме. Так что… работаем. – Он достал из внутреннего кармана медальон и передал его Дантисту.
Дантист раскрыл медальон, согласно кивнул. Зинка вставил в магнитолу допотопную кассету. Солон автомобиля наполнился визгами двух несчастных девочек-лесбиянок. Дантист поморщился и серьезно спросил:
- А у тебя нет второго концерта Чайковского?
- Нет.
- А Ванессы Мэй?
- И Ванессы нет.
- Но хоть Мариконе-то у тебя есть?
- Достал! – Зинка серьезно посмотрел на Дантиста. – Нет у меня ничего путевого - одна попса. Бери, что дают.
Дантист изобразил на лице обиду:
- Тогда выключу эту муть. Пусть лучше радио работает.
- Как скажешь… - Зинка потянулся к магнитоле.
- А все-таки классно мы поработали в Джамалтаре, – вдруг ни с того ни с сего сказал Дантист, - даже несмотря на то, что, в конце концов, обосрались!
- Обосрались не мы. Обделались как всегда политики, - возразил Зинка и, здорово скопировав вкрадчивый голос президента, произнес: - «Изменилась политическая ситуация. Мы обязаны быть гибкими в вопросах, касающихся наших интересов на Востоке»
Дантист стоял перед Лисом и с интересом наблюдал за выражением его прозрачных глаз, вернее, безуспешно пытался хоть что-то увидеть, но холодные глаза резидента, словно черная дыра, поглощали все, что попадало в сектор видимости, и не выпускали наружу ничего.
- Ты должен остановить его, - Лис нервно барабанил пальцами по столу. – Басмангалей должен остаться живым. Диктатора ждет джамалтарский народный суд. И запомни… - он почему-то отвел глаза в сторону, - это приказ.
- Вы же знаете Скифа, шеф, - попытался возразить Дантист. - Скиф как взведенная пружина. Если он, что называется, закусил удила, остановить его может только…
- Некогда рассуждать, - Лис не дал договорить своему подчиненному. – Иди, выполняй! Ты должен остановить Скифа любой ценой!
- Если я правильно вас понял, вы приказываете мне…
- Ты все правильно понял, - прорычал Лис.
Дантист удивленно посмотрел на резидента, пожал плечами и, поправив лиловую чалму, неторопливо направился к двери. Ему вдогонку прозвучали слова Лиса:
- Поторопись! Штурм начнется через несколько минут. И помни: любой ценой!
«Это один из тех приказов, которые не исполняют», - подумал Дантист и с силой захлопнул за собой дверь. Оказавшись снаружи, он сплюнул и зло произнес:
- Да пошел ты!..
Весь дворец был завален трупами отважных. Кое-где лиловели чалмы убитых штурмовиков. Изредка из глубины покоев доносились звуки авто-матных очередей. Предоставив «лиловым» без помех добивать своих врагов, Дантист быстро проследовал к покоям Басмангалея, торопясь застать диктатора в живых. С планом резиденции он был в общих чертах знаком, а где искать Скифа ему было понятно. У мощных дубовых дверей покоев Бас-мангалея лежали все шесть его верных телохранителей-смертников, в свое время прошедших обучение в Шаолине. Древняя система ударов и блоков, придуманная китайскими монахами, оказалась для Скифа слабой преградой, чем-то вроде искусства бального танца. Спецагент ФАЭТа Скиф обучался по другой системе – системе Моисеева…
Войдя в покои, Дантист увидел красочную картину: Скиф, на вытянутой руке держал Басмангалея за горло над землей, прижав к стене. Ноги диктатора мелко подергивались: он был похож на мотылька, пришпиленного бу-лавкой к доске натуралиста-любителя. Кисть другой руки Скиф сложил в «голову змеи», намереваясь поразить своего врага ударом в сердце. При та-ком ударе железные напряженные пальцы пробивают грудную клетку, как бумагу.
- Остановись, Скиф! – спокойно сказал Дантист, зная, что окрик только ускорит развязку. - Не нужно его убивать. Я тоже любил Зинку, но мы – не убийцы. Мы солдаты, Скиф.
Скиф скосил глаза на Дантиста, в них была злость и досада, словно Скифа оторвали от интересного и весьма важного дела. Дантист медленно по-качал головой, выражая свое неодобрение.
- Не надо, Скиф, - повторил он.
Скиф снова вернулся взглядом к Басмангалею. Диктатор выглядел плохо, он уже был на половине пути к Аллаху. Скиф презрительно посмотрел в его рожу и разжал пальцы. Басмангалей кулем свалился к его ногам.
Покои стремительно заполнялись штурмовиками.
- Он жив? – Шантагар спросил, обращаясь не то к Скифу, не то к Дан-тисту. Смотрел он, однако, на бывшего диктатора Джамалтара, лежащего у ног Скифа.
- Жив пока, - ответил Скиф, вытирая перчатку об шелковую обивку сте-ны, – но уже разлагается…
Растолкав плечами, столпившихся в дверном проеме, «лиловых», Скиф, не оглядываясь, вышел из покоев. Дантист не стал наблюдать за тем, как Шантагар приводит в чувство Басмангалея; он вышел догонять Скифа, но того уже не было на дворцовой площади. За каменным забором громко за-рычал пятилитровый движок «Хаммера»…
Утром на военном аэродроме Скиф не появился. Да и вообще из всей группы Дантист увидел одного лишь Лиса. То, что резидент кого-либо ждал, было совершенно не похоже. Все оставшиеся до вылета самолета полчаса он крутился среди посольских, а забираясь в «Дуглас» ни разу даже не оглянулся. Дантист проводил взглядом улетающий самолет, подождал еще немного и отправился на поиски Скифа.
Он сменил лиловую чалму на обычную серую бандану, в каких ходили практически все местные представители мужской половины населения. Черную стеганую толстовку, одетую на голое тело и коричневые шаровары менять не стал – здесь так одевались все. Голова у Дантиста была обрита, борода выкрашена басмой, в глаза вставлены, меняющие цвет радужки, контактные линзы, поэтому в толпе он ни чем особенным не выделялся.
Скифа не было ни на одной из конспиративных квартир. Не было его и в посольстве. Другие члены группы - Соловей и Аристократ - на связь не выходили. Тогда Дантист стал методично прочесывать весь город. Нашел он своего товарища только к вечеру следующего дня, в какой-то чайхане, на окраине Джанджа, в абсолютно невменяемом состоянии. Привести его в чувство обычными средствами не удалось, а применять что-то более действенное Дантист не стал. Решил просто дожидаться, когда Скиф вы-спится и протрезвеет. Когда на следующее утро Скиф очухался, он увидел хмурое лицо друга и полуторалитровую кринку айрана.
- Пора делать ноги, герой, – сказал Дантист. – Скоро начнется «Большой Бардак». А, точнее, он уже начался…
Какой именно бардак начался в Джамалтаре, они узнали позже, уже в России, из средств массовой информации...
События, последовавшие за штурмом дворца Басмангалея, выстроились в цепь нелогичных, даже можно сказать, глупых поступков, совершенных Басманджаром, младшим братом диктатора, лидером политического движения «Лиловые чалмы». Басманджар и Басмангалей были братьями, а точнее однояйцовыми близнецами. Старшинство Басмангалея определялось двумя минутами, однако он всегда подчеркивал, что он – старший брат. В мусульманской стране это было не простой формальностью, а основополагающим фактором в отношениях внутри семьи. Несмотря на то, что Бас-мангалей и Басманджар были близнецами, их взаимные чувства никак нельзя было назвать братскими. Они не любили друг друга, причем Басманджар просто не любил брата, а Басмангалей Басманджара ненавидел. Басманджар был любимчиком родителей, Басмангалей часто наказывался ими за свою дерзость и за непомерные амбиции, он всегда стремился быть лидером, иногда любой ценой. Они получили разное образование: младший брат экономическое и стал неплохим коммерсантом, старший избрал карьеру военного.
Басманджар возглавил движение «Лиловые чалмы» не благодаря своим политическим убеждениям (от политики он был далек всегда), а просто так, случайно, взлетев на его вершину на протестной волне. Целью «лиловых» являлась ликвидация диктата, возврат из ссылки Ташира, прежнего, любимого всем народом, правителя, формирование нового кабинета министров, ориентирование экономики на север, и т.д. и т.п. Басманджаром же двигало лишь желание договориться с братом и совместно управлять Джамалтаром; он наивно полагал, что такой братский тандем возможен. Все прежние, бескровные, попытки договориться закончились ничем, но сейчас, когда он показал брату свою силу, думал Басманджар, тот будет сговорчивее. Поэтому Шантагар получил приказ сохранить диктатору жизнь и пре-проводить его в Буймар, родовой замок братьев. Басманджар не воспользовался своей победой и, впоследствии, пострадал.
Едва оправившись от испуга и сменив замаранные шаровары на чистые, Басмангалей немедленно приступил к разработке очередного коварного плана. Он принял все условия младшего брата в обмен на свою свободу. Уже на следующее утро по государственному телеканалу, он объявил народу Джамалтара о том, что полностью признает ошибки и раскаивается в содеянном; он готов искупить свою вину плодотворной и самоотверженной работой на любом поприще, которое ему доверит народ. И народ (в лице его младшего брата, ставшего, до возвращения Ташира, главой временного пра-вительства) доверил Басмангалею выполнять функции министра обороны. Растерянные и ошарашенные люди немного помитинговали, немного помародерствовали, немного погромили неверных и, успокоившись, разошлись по домам. Басмангалей на все сто процентов реализовал подаренную братом свободу и возможности, предоставленные новой должностью. Он проинспектировал армию, назначив на ключевые посты, верных ему, людей, сформировал свой личный подпольный штаб, сплотил вокруг себя оставшихся в живых отважных и стал дожидаться возвращения Ташира, который не очень-то и торопился, проходя курс реабилитации после пластической операции в одной из клиник Европы. Появился Ташир в Джамалтаре в середине августа, а 24-го августа во дворце правительства состоялся грандиозный прием и еще более грандиозный пир, который продолжался всю ночь и за-кончился кровавой резней. Присутствовали на пире все известные в Джамалтаре, личности. Все они были убиты людьми Басмангалея, даже те, кто на коленях молил о пощаде и клялся Басмангалею в вечной преданности. Басмангалей собственной рукой перерезал глотки Таширу и своему брату Бас-манджару. Эта ночь вошла в мировую историю, как «Вторая Варфоломеев-ская». Одновременно с резней во дворце, верные Басмангалею, воинские части захватили все государственные учреждения. Произошел второй басман-галеевский путч...
Сейчас, продираясь сквозь толпы митингующего народа, Скиф и Дан-тист не могли реально разобраться в политической ситуации. Кто-то кри-чал: «Да здравствует Ташир! Да здравствует Басманджар! Смерть диктатору!», кто-то прямопротивоположное: «Свободу Басмангалею! В зиндан бунтовщиков!». И еще один лозунг: «Бей неверных!», звучал чаще других. На одной улочке Дантист и Скиф стали свидетелями того, как разъяренная толпа забивала камнями немолодую уже светловолосую женщину. Скиф ка-тал желваки на скулах, но с таким количеством противников даже ему было не справиться.
Первое, что бросилось в глаза, когда они подошли к посольству России, отсутствие охраны. Ворота были закрыты, но двери распахнуты. Внутри все говорило о поспешном бегстве: мебель перевернута, канцелярские принадлежности разбросаны, вся оргтехника оставлена на месте. Бункер для измельченной бумаги был забит до верху – вся секретная документация уничтожалась таким образом, а ее, судя по всему, было немало. Не нужно было обходить все помещения, чтобы понять, что в здании посольства нет ни души.
- Ну что? Это означает, что легальная эвакуация отпадает, – вымолвил потрясенный увиденным и пережитым за сегодняшний день, Дантист.
- Значит, пойдем через горы, – невозмутимо пожал плечами Скиф.
- Без снаряжения?
- Добудем.
Неожиданно между ними просвистел сюрикен и у входной двери раздался звук упавшего тела. Здоровенный бородатый темник конвульсивно бил нога-ми о мраморный пол и умирал, захлебываясь собственной кровью, пузырящейся из открытого рта и фонтанчиками брызжущей сквозь пальцы, при-жатые к рассеченному горлу.
- Нам пора уходить, господа. Скоро здесь будет много посетителей. Двери посольства, как вы могли заметить, открыты для всех, желающих… поживиться.
Произнесший эти слова человек выглядел более чем странно. Он выглядел просто нелепо: камуфляжная форма на его худом узкоплечем теле сидела совсем не по-военному – висела мешком; большой лысый череп был бледен до голубизны; глаза, спрятавшиеся за круглыми линзами очков, казались ма-ленькими и невыразительными. Судя по толщине линз, человек был сильно близорук, что, впрочем, не мешало ему виртуозно владеть японскими мета-тельными штуковинами. Он был очень похож на одного, некогда популярно-го питерского клоуна. Дантист, разглядывая незнакомца, почему-то мучительно пытался вспомнить фамилию этого клоуна.
- Я ждал вас, ребята, - снова изрек метатель звездочек. – Разрешите представиться: полковник Васильев Василий Васильевич.
«Мать твою! - мысленно воскликнул Дантист. – Сам Вася в кубе! Легендарный Чудак!», и спросил вслух:
- А нам, я так полагаю, представляться не надо?
Чудак качнул лысой головой и улыбнулся.
- Как будем уходить? – спросил Скиф, глядя в окно – на улице перед воротами посольства собиралась толпа.
- В здании имеется подземный ход, о котором я, - Чудак хохотнул, - совершенно случайно узнал… Прошу за мной.
Они спустились на лифте на третий нижний уровень и, поблуждав в витиеватом переплетении подземных коридоров (к слову сказать, Чудак здесь прекрасно ориентировался), через потайной ход, замаскированный под сило-вой шкаф с нарисованным черепом, перешли в подземный тоннель, уходящий далеко во тьму. Через два с половиной часа они вышли из тоннеля и увидели реку. За рекой синели горы…
Из донесения резидента ФАЭТ в Джамалтаре директору Федерального Агентства Эффективных Технологий.
Гриф секретности: 0000
«…Выполняя Вашу директиву, моей группой предотвращена расправа боевиков движения «Лиловые чалмы» над бывшим диктатором Джамалтара Басмангалеем. После проведения акции двое членов группы, спецагент Скиф и спецагент Дантист, не вышли на связь. Их поиски взял на себя ин-спектор ФАЭТ Чудак»
Из донесения инспектора ФАЭТ директору Федерального Агентства Эффективных Техноло-гий.
Гриф секретности: 0000
«Тела спецагентов Скифа и Дантиста мною обнаружены в числе погибших боевиков движения «Лиловые чалмы» и опознаны. В связи со сложной политической ситуацией в Джамалтаре транспортировать груз 200 в Рос-сию не представляется возможным. Я принял решение кремировать тела на месте»
- В Джамалтаре, конечно, было весело, - сказал Зинка. – Но и новое задание, уверяю, будет нескучным. Слушай инструктаж…
Зинка объяснял Дантисту, что тому надлежит сделать. Дантист молча кивал головой, запоминая сказанное, и параллельно планировал свои действия. Новое имя, новая легенда, новая жизнь. Старую жизнь закончить легко: ни определенного места жительства, ни постоянной работы, ни каких либо связей и привязанностей – одно слово – бомж. Единственное что его отличало от представителя этой социальной группы – постоянный доход в виде ренты от ценных бумаг, оставленных ему в наследство «австралийской тетушкой».
Новое имя ему понравилось: Александр Тихофф (именно так с двумя «Ф» в конце фамилии), магистр медицины из Дюссельдорфа. На фотографии он был в белом кожаном пиджаке, черной рубахе в мелкий белый горошек, шейный темно-малиновый платок придавал его облику некую пижонистость – Дантист уже не помнил когда он фотографировался в таком клоунском на-ряде. Это был не его стиль, его любимый цвет – черный. И кожа, обязательно кожа, но черная. Черный кожаный пиджак, черные кожаные брюки и черная водолазка. При его высокой худощавой фигуре это выглядело эффектно; глист в корсете, шутя, называли его коллеги. Однако в его картотеке было полно всяких разных фотографий…
Зинка высадил его в центре города, возле входа в метро. Прежде, чем спуститься под землю, Дантист закурил и поглазел по сторонам. Город жил своей обычной жизнью, суетливой и непонятной. Мимо пробегали беспечные и озабоченные, веселые и грустные, окрыленные удачей и сломленные невзгодами, молодые и старые мужчины и женщины. Все они останутся до самой смерти теми, кем родились, а он, Дантист сейчас докурит сигарету и спустится в метро, а выйдет из него другим человеком, человеком с новым прошлым и неясным будущим.
Рядом с Дантистом стоял уличный музыкант и играл на саксофоне, играл плохо и нудно. Дантист дослушал этюд до конца, достал из бумажника пяти-долларовую купюру и отдал ее музыканту, сказав при этом:
- В ми-бемоле фальшивишь. - Щелчком отправил окурок в урну и, спустившись вниз на несколько ступенек, обернулся и добавил: - Да и в фа- диезе тоже.