Сидоров, войдя в кубрик, где исследователи подземелий нашли ящик с автоматами, и где Окрошка произвел торжественный салют, принюхался и взглянул на потолок с отметиной от пули. Покачал головой, но ничего не сказал. Потом взял один автомат, возможно, тот же самый, опробованный, и пристегнул к нему магазин.

- Ты это…, осторожно, Ляксеич, - предостерег его Окрошка. - Он пальнуть может.

- Чувствую, вы уже здесь постреляли, озорники.

- Это все Бирюк. Автомат зарядил, сволочь старая. Я ему говорил не трог, а ему хоть кол на голове теши. Взял и зарядил…и мне подсунул. А ты, Ляксеич, во всем дока! - сказал Окрошка, переводя разговор в другое русло и восхищенно глядя на Сидорова. - Все умеешь и все знаешь. Не даром я тебя на пост директора завода выдвинул.

Вот, ты знаешь, нисколько не жалею! Кому еще, как не тебе, управлять нами, неумехами… А ты бы рассказал, как с автоматами обращаться. А то еще вдруг пальнет. Альф, допустим, пушку возьмет без спроса, а она возьмет и пальнет.

- Или ты, - предположил Сидоров.

- Что я?

- Или ты возьмешь, а она пальнет.

- Ну, или я, - согласился Окрошка. - А что? Ежели что начнется, боевые действия какие-нибудь, на меня, Ляксеич можешь положиться, как на самого себя. Я во первых рядах на твою защиту встану.

- Боевых действий не предвидится, так что защищать меня тебе не придется… Я надеюсь.

- И все же…, на всякий случай…

- На всякий случай? - Сидоров перевел взгляд с Окрошки на молчащего Альфреда, пожал плечами. - Ну, ладно, Окрошка, уговорил.

Смотри. И ты, Альфред, посмотри. Вдруг в жизни когда-нибудь это знание тебе пригодится?

- Да я знаю, - отозвался Альфред. - В институте на военной кафедре стрелковое оружие проходили. И на стрельбы ездили. - И все же он подошел поближе и присоединился к одноногому курсанту Окрошке.

Сидоров быстро разобрал автомат на составные части, по ходу рассказывая о назначении каждой детали, и так же быстро собрал его.

Потом показал, как надо заряжать и разряжать автомат, показал, где находится предохранитель, и объяснил, для чего он нужен.

- А вообще-то, - сказал он в конце краткого курса по изучению автомата Калашникова, - лучше к оружию не прикасаться. Плохая это игрушка. Опасная.

Окрошка зачарованно смотрел на руки Сидорова ловко управляющиеся с калашом. Сказал, причмокнув языком:

- Лихо ты с ним! И откуда ты все это знаешь?

- Когда-то, не сказать, чтобы очень уж давно, служить в армии было почетной обязанностью каждого советского гражданина. И я служил. Два года в воздушном десанте… Ну, ладно, пошли в то помещение, где сейф стоит.

- Там нет ничего интересного, Ляксеич, - грустно сказал Окрошка. -

Разве что сортир и умывалка, так умывалка у нас есть, а сортир нам и ни к чему вовсе, мы вона куда ходим, подале от дому. А в сейфе том нету ничего, пустой он теперь. Ключи, что там лежали у меня, а папка у Альфа под мышкой.

- Пошли, пошли. - Сидоров, не слушая брюзжания своего адъютанта, направился к двери. Альфред поспешил за ним. Окрошка обреченно поковылял следом.

- Вот это помещение скорей всего и есть шлюзовая камера, - сказал

Альфред, подведя Сидорова к узкой железной двери, на которой краснели две буквы - 'Ш' и 'К'.

Дверь была не заперта, в ней вообще не было замка.

- Что-то типа предбанника, - сказал Сидоров, осматриваясь - полки по стенам и еще одна дверь в торце. На полках лежало с десяток резиновых свертков, перевязанных матерчатыми лентами. ОЗК, определил

Сидоров, даже не разматывая ленты, общевойсковой защитный комплект.

- А за дверью, наверное, душевая комната?

Альфред пожал плечами.

- Когда я работал технологом на 'Искре' у нас, конечно, были занятия по гражданской обороне. Но преподаватель заболел, а когда выздоровел, тогда уже всем не до занятий было.

Дверь в противоположной стене была могучая с запорным колесом посредине.

- Ну, навалимся! - скомандовал Сидоров, и они с Альфредом ухватились за колесо. С трудом, но все же им удалось раскрутить его и открыть дверь.

За дверью и правда оказалась душевая комната - из потолка торчали душевые сетки, а из стен узкие патрубки без вентилей. Пульт управления водяными струями находился справа, а в противоположной от входа стене была еще одна дверь, такая же, с запорным колесом.

Открыли и эту, и оказались в маленькой квадратной камере. В полу камеры был чугунный люк, а вверх поднималась железная лестница, опоясанная дугами, страхующими от падения.

- Туда, - Сидоров указал наверх, - мы вряд ли проберемся. Наверху руины, выход на поверхность наверняка завален. Но проверить все-таки стоит. Ты как считаешь, Альфред?

Восприняв слова Сидорова, как руководство к действию Молотилов резво, как обезьянка вскарабкался по лестнице и, потолкавшись плечами и головой в крышку люка, крикнул оттуда:

- Не-а! Бесполезно. Как приваренная.

- Спускайся, - крикнул Сидоров. - Будем недра покорять.

Едва они сдвинули тяжелый чугунный блин в сторону, как из люка пахнуло 'ароматом' канализационных стоков. Альфред зажал нос и метнулся к двери от черного отверстия в полу, чуть не сбив с костылей Окрошку, стоящего в дверном проеме и с любопытством наблюдающего за их действиями.

- Ну, ты! Шустрик, мать твою! - возмутился инвалид. - Чуть не убил!

- Извини, Окрошка. Запах уж больно…

- Осторожней надоть. Запах ему! Антилигент. Хошь, противогаз одень. Там их полно… А ты че, Ляксеич, неужто собрался залазить туда? В эту клоаку зловонную?

- Собрался. Тебя не зову, по канализационному коллектору тебе, думаю, несподручно, вернее, несподножно прогуливаться будет. А вот мы с Альфредом рекогносцировочку проведем, пожалуй. Дай-ка фонарик,

Окрошка.

Окрошка протянул фонарь Альфреду, а тот в свою очередь передал его

Сидорову. Сидоров встал на колени и, наклонившись над люком, посветил внутрь. Противного запаха он, казалось, не замечал.

- Неужто по говну ходить будете? - не верил Окрошка.

Сидоров не ответил, внимательно вглядываясь в нечто клубящееся, что прорезал и высвечивал луч фонаря. Выпрямившись и выключив фонарь, он сказал:

- Не все так плохо, как казалось вначале. По говну идти не придется. Там вдоль канала тротуар с парапетом. Можно гулять, как по набережной реки Невы. А запах? Да его нет почти. Вся вонь ниже, где город начинается. А здесь так, припахивает слегка. И канал сухой.

Ну, что, полезли?

Альфред обреченно вздохнул и кивнул головой.

- А ты, Окрошка, будешь нас здесь ждать, - строго приказал Сидоров.

- Долго?

- Столько, сколько понадобится.

- Твое слово для меня закон, Ляксеич. Только я пойду, изнутри запрусь. А то братья-бомжи придут, залезут сюда в бомбоубежище и весь арсенал растащат. А если кто узнает, что их предводитель в говно полез, потеряешь ты, Ляксеич весь свой авторитет. Как два пальца об асфальт.

- Это ты правильно слова кладешь. Иди, запрись.

В подземном тоннеле темнота казалось абсолютной только в самом начале их пути, пока глаза еще не привыкли к ней. Вскоре Сидоров стал различать нечеткие очертания коллектора, бетонные плиты пола, низкий арочный потолок и металлическую трубу поручня. По-видимому, свет в подземелье все-таки каким-то образом проникал. Через вентиляционные шахты и боковые врезки или еще каким-то способом. Его было очень мало, этого растворенного в темноте света, но он был.

Сидоров сначала изредка включал фонарь, а потом перестал это делать, экономя зарядку. К специфическому запаху его обоняние уже приспособилось.

Сидоров шел и слышал, как за его спиной сопит Альфред. Молотилов был менее Сидорова приспособлен к жизни, ему никогда не приходилось ею рисковать за исключением одного-единственного случая, когда он побывал в лапах пархомовских абреков. И, наверняка, ему редко приходилось сталкиваться с грязью и вонью. Понятно, что такая прогулка была Альфреду неприятна, а может быть, даже вызывала чувство страха. Сопел он, как паровоз.

Неожиданно Сидоров споткнулся о торчащую из бетонного пола арматурную петлю, на ногах удержался, но тут же на него натолкнулся шедший следом Альфред. Они упали оба.

- Шестьдесят шесть, - пробормотал Альфред.

- Что?

- Шестьсот шестьдесят шесть.

- У тебя что, крыша поехала?

- Четыре тысячи шестьсот шестьдесят шесть, - продолжал бормотать

Альфред. - Четыре шестьсот шестьдесят шесть умножить на ноль семь…

- Три с чем-то, - помог ему Сидоров, вставая с пола. Он вспомнил, что поручил Альфреду считать шаги. - Что-то около трех километров трехсот метров мы прошли. Где-то скоро должна быть врезка стока из

'Мечты олигарха'. Если ориентироваться на кальку, то до врезки еще метров семьсот, а от врезки до поселка еще примерно столько же.

- Если только эта калька не врет, - с какой-то обидой в голосе проворчал Альфред. - Что-то мы идем, идем, а вокруг все одинаковое.

И ничего не меняется, и конца не видать. И тишина, как в могиле…

- Тихо! - прервал Сидоров его причитания. - Слышишь?

- Что?

- Вода журчит.

Бассейн у Пархома был сорок метров в длину и десять в ширину. Как и большинство богатых людей, заимевших свои капиталы быстро и неправедно, Пархом страдал гигантоманией и болезненным пристрастием к помпезности.

…К слову сказать, большим был не только бассейн. Дом Пархома был похож на средневековый замок. Вернее, сам Пархом считал, что его дом-крепость - вылитый средневековый замок. На деле это было высокое и громоздкое строение из красного фасадного кирпича, с зеленой черепичной крышей и остроконечными башенками по углам. Эти башенки не имели никакой функциональности и были возведены исключительно по прихоти хозяина. Широкие мраморные ступени вели к порталу парадного входа, по бокам которого несли службу и одновременно поддерживали лепную балку две кариатиды с гигантскими грудями. Отличие размера бюста у античных девушек от стандартного тоже было прихотью Пархома.

Точно такие же грудастые кариатиды поддерживали арку въездных ворот.

Ворота тоже впечатляли своими размерами. И сад вокруг дома был большим. Вдоль гравийных аллеек росли тщательно подстриженные кусты и возвышались белые гипсовые фигурки полуобнаженных нимф и наяд. Все скульптуры изготавливались индивидуально с учетом вкусов заказчика и по его личным рекомендациям. Пархом называл их где-то услышанным словом - куртизанки. Их было много, этих куртизанок, и все они по замыслу Пархома должны были демонстрировать свою сексуальность и похоть. Куртизанки жеманно прикрывали пухлыми ручками свои прелести немалого размера и делали вид, что пытаются натянуть на круглые плечи края спадающих туник. Поздней осенью и зимой все это выглядело уныло - с куртизанок слетала их сексуальность, они казались напрочь замерзшими, а припорошенный снегом сад был похож на заброшенное кладбище.

…Пархом разделся и перед тем, как зайти в воду, посмотрел на свое отражение в зеркале, занимавшем полстены. А что? Ничего, спортивная форма в абсолютном наличии - впалый живот, мускулатура в тонусе. Не качок, но вполне, вполне… Пархом даже залюбовался своим полностью обнаженным телом (он всегда плавал в бассейне без трусов) и татуировками, которыми оно было сплошь покрыто. Вылитый якудза! Но в отличие от тату японского гангстера нательная живопись Пархома была представлена в основном отечественными уголовными знаками отличия, пространство между которыми было заполнено шедеврами боди-арта о назначении и смысле которых Пархом никогда не задумывался. Этот орнамент ему нравился тем, что покрывал все тело.

Татуированными были руки, ноги, спина, грудь и живот - все было синего цвета. На фоне остального тела, задница Пархома казалась неестественно белой, как у трупа. Пархом повернулся так и эдак, крякнул довольно и встал на край. Нырнув в яркую, лазурную от кафеля воду, он полбассейна проплыл под водой. Вынырнув на середине, отфыркался и крикнул:

- Эй! Кто там есть живой? Ком цу мир!

На его зов явился рослый кавказец, одетый в черное, без бороды, но традиционно небритый. Его щеки, подбородок и пространство между орлиным носом и верхней губой были словно сажей измазаны. Охранник молча подошел к тому месту, где находился татуированный купальщик и, сложив руки над причинным местом, уставился на Пархома, а точнее, стал смотреть поверх его мокрой головы ничего не выражающим взглядом.

Под дозой, что ли, подумал Пархом. Их не поймешь ни фига, урюков этих, то ли он тебя слышит и видит, то ли вообще не здесь мыслями, а где-то в своих родных горах. А может с Аллахом беседует. Колются все почти. И не ерундой какой-нибудь, чистым героином.

Пархом всех их называл Асланами, Шамилями и Махмудами.

- Махмуд, скажи там, в охране, Усков должен приехать. Пусть пропустят…

- Меня зовут Гамлэт, - сказал кавказец.

- Я же не возражаю. Гамлет, так Гамлет. Иди, Гамлет, скажи.

- Усков уже прыехал.

- Ну, так давай его сюда! - И Пархом снова нырнул, сверкнув перед охранником мертвенно-белой задницей.

Гамлет плюнул на кафель, тихо проворчал что-то не по-русски, наверное, выругался, обозвал Пархома шакалом, или еще каким-нибудь нечистым животным, и вышел из помещения бассейна.

Усков не вошел, а вкатился в помещение бассейна, такой он был толстый и круглый - как один из трех толстяков из сказки Олеши, самый толстый. И ножки и ручки у пархомовского компаньона казались коротенькими, хотя когда-то, лет десять-двенадцать тому назад его конечности совершенно точно были нормального размера, да и сам Усков был более продолговатым, чем сейчас. Пархом помнил его прежним, но все остальные в этом городе считали, что Андрей Ильич такой с самого детства - круглый и суетный, как заводной апельсин.

- Здорово, колобок! - весело приветствовал Пархом своего товарища.

- Подмылся, как я говорил? А то в бассейн не пущу.

- Горцы твои - чистые церберы. Десять минут заставили в машине у ворот ждать, - отпыхиваясь, посетовал он, проигнорировав уже набившую оскомину шутку Пархома, и с трудом втиснул зад в пластиковое кресло, стоящее на краю бассейна. Достав носовой платок, принялся промокать матово поблескивающую молочно-белую лысину. - Ты что, предупредить их не мог, что меня ждешь? Морды тяпками, глаза оловянные. Смотрят, будто впервые видят. И каждый раз, когда я приезжаю, такая канитель. А сегодня еще и облапали всего, как какого-нибудь…

- Извини, дружбан! Забыл предупредить охрану. Вся голова проблемами забита, свободного местечка нет. А на абреков не серчай, служба у них такая.

- Служба службой, но я-то не простой посетитель. Они что, теперь и мэра обыскивают, прежде чем к твоему телу допустить?

- И мэра обыскивают. А как же? Это я им такую установку дал, обыскивать каждого, кто является ко мне с визитом. Ты, Андрон,

Шульмана помнишь?

- Это того обиженного тобой еврея? У которого ты бизнес отнял?

- Бизнес свой он мне сам отдал, вернее продал. Тяжело ему было крутиться в условиях атакующего капитализма и жесткой конкуренции.

Вот он его мне и уступил… за приличные отступные.

- Помню эту платежку в оффшор, - усмехнулся толстяк. - Миллион долларов ты считаешь приличными отступными? Его бизнес миллионов десять на тот момент стоил! Считай, что даром ты его приобрел, за чисто символическую плату, отнял, по сути. - Усков поднял повеселевшие поросячьи глазки на Пархома и осекся, натолкнувшись на его жесткий взгляд, понял, что переборщил. - Извини, Пархом. Я же не осуждаю. Просто считаю, что со мной ты можешь называть вещи своими именами. И…бизнес есть бизнес, штука жестокая. Конкуренция… Я понимаю…Так что там с этим Шульманом?

Пархом удовлетворенно кивнул и, плеснув себе на голову пригоршню воды, фыркнул и сказал:

- А заявился ко мне на прошлой неделе. Сказал, блин, конфиденциальный разговор имеет. Сучара! Я дал команду его пропустить. Думал бабки пришел клянчить. Грешным делом, решил добавить ему немного… для поддержки штанов. Его пропустили, а он только вошел в кабинет, пушку из кармана выхватил и… Если бы не

Махмуд, а может, Шамиль или Аслан, или Гамлет, не плавать бы мне сейчас в бассейне, меня бы давно уже обмыли.

Пархом погрузился в воду и под водой подплыл к сходням. Пока он поднимался по ступенькам, держась за хромированные поручни, и вальяжной походкой подходил ко второму креслу, Усков с завистью смотрел на его гибкое сухощавое тело.

- Завидно? - ухмыльнулся Пархом. - А ты перестань свинину жрать и лобстерами закусывать. И черную икру, и пирожные из своего рациона исключи. И будет как у меня. - Он картинно провел большими пальцами рук по своим бокам и бедрам.

- Можно подумать, в твоем рационе эти продукты отсутствуют, - проворчал Усков.

- Присутствуют, - ответил Пархом, садясь рядом с товарищем. - Но не в таких количествах. Кроме того, мне, Андрон, природа такую конституцию подарила. Мне можно. А тебе…следить надо за своим весом. Шульман вот тоже не следил. И что с ним стало?

- Что?

- Утонул. В этом самом бассейне. Решили мы с ним поспорить - кто выносливее. Я ему предложил поплавать. Зрителей позвал, - хохотнул

Пархом. - Болельщиков, так сказать.

- Махмудов своих?

- Угу. Догонишь, говорю, делай со мной что хочешь. Я, говорю, даже сопротивляться не буду. Поплыли. На второй дистанции стал Шульман пузыри пускать. Избыточный вес. Ничего не попишешь. Жрать надо меньше! Не смог до края бассейна доплыть. Утоп. - Пархом испытующе взглянул на Ускова. - А знаешь, за что этот Шульман убить меня пытался?

- Отомстить хотел?

- Ага! Только не за себя. За Катьку… За Екатерину Великую…

Сидоров сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

'Сволочь! Значит, он и Шульмана…'

Они с Альфредом находились в техническом помещении под бассейном

Пархомовского дома. Попали они сюда совершенно случайно, едва не заблудившись (так считал Молотилов) в темных подземных лабиринтах.

…До врезки оказалось всего около трехсот шагов. Над трубой метрового диаметра, из которой в коллектор стекала зловонная жижа, был перекинут железный мостик. Рядом с мостиком в стене Сидоров увидел узкий и низкий проем, в который они не преминули войти и, втягивая головы в плечи, чтобы не расшибить их о неровно уложенные бетонные плиты потолка, прошли по длинному темному коридору метров пятьсот. Сидоров шел впереди и освещал дорогу фонарем. Сначала луч света был ярким, но вскоре батарейка в фонаре стала садиться, и свет ослабел. А потом и вовсе потух. Они оказались в кромешной темноте.

- И что? И куда дальше? - громким шепотом произнес Альфред, в этом шепоте Сидоров уловил нотки обеспокоенности, граничащей с отчаянием и паникой. - Может быть, вернемся? Найдем другой фонарь и вернемся…

Слабак, какой же ты слабак, подумал Сидоров и решил немного взбодрить своего малодушного попутчика.

- Торопиться нам некуда, - спокойно сказал он. - Сейчас потихоньку прощупаем тут все, и домой пойдем. И опасаться нам некого и нечего.

Мы здесь совершенно одни, а о том, где мы никто не знает. Так что, бросать все и возвращаться, когда мы уже почти у цели, глупо. Не зря же мы сюда пришли.

- Но не видно же не зги!

- По звуку ориентироваться можно. Слышишь, шум под ногами?

- Мне кажется, он отовсюду идет.

- Ну, хорошо, - согласился Сидоров. - Еще метров сто пройдем и возвращаться будем.

Шагов через пятьдесят Сидоров, шедший впереди, нащупал справа боковое ответвление коридора и свернул, увлекая за собой Альфреда.

Потом было еще несколько ответвлений. Сидоров решил идти зигзагом.

Если вначале он сворачивал направо, то следующим поворотом должен быть левый. А Молотилов плелся следом, держась за хлястик

Сидоровского бушлата, и чуть не плакал.

- Свет, - тихо сказал Сидоров, останавливаясь.

- Где?

- Не видишь? В конце тоннеля, как и положено.

- Что положено?

Сидоров не ответил.

Свет казался каплей молока, растворенной в большой грязной луже.

Идя вперед, Сидоров отмечал в уме, сколько боковых левых и сколько правых свертков они миновали.

Помещение, в котором они оказались минут через десять, освещено не было. Свет в него проникал сквозь плохо зачеканенные отверстия в перекрытии, откуда сверху спускались трубы и через щель в железной двери, к которой вели четыре крутые ступени. Поискать, так наверняка где-то должен был отыскаться выключатель, но Сидоров не стал этого делать. Он подошел к двери, аккуратно потянул ее на себя, та оказалась закрытой снаружи - клацнул металлом навесной замок.

Приложив ухо к щели, Сидоров прислушался. Альфред тоже выставил ухо вперед.

- Здорово, Колобок, - услышал Сидоров насмешливый голос, слегка искаженный множественным эхо, как бывает, если помещение большое и много воды. - Подмылся, как я говорил? А то в бассейн не пущу.

Сидоров взглянул на Альфреда и сквозь полумрак увидел, как тот вздрогнул и напрягся.

- Пархом…, - выдохнул Молотилов.

- Твои горцы - чистые церберы…

- А это Усков…

- Видишь, как удачно попали? - шепотом спросил Сидоров. - Это все ты. Это твоя ненависть к Пархому нас сюда привела. Но, тихо…

…Усков неуютно заерзал в кресле.

- Что ты сфинктер массируешь? - усмехнулся Пархом. - Тебя убивать никто не придет. Это мой кидок, ты в стороне. Как всегда, впрочем.

- Я твой партнер, Макс. Если к тебе пришли вот просто так, зная, что у тебя абреков сотня, то уж меня… У меня охрана только в банке. В доме четверо охранников, да и какие это охранники?

Пенсионеры. А езжу я вообще один, без водителя-телохранителя.

- Да не ссы ты! Кому ты нужен? Никто не придет тебя убивать.

Некому. Кто у Катьки был? Одни знакомые торгаши. Партнеры, контрагенты и прочая хренотень. А торгаш торгашу - волк, конкурент и сволочь! Никто мстить не придет. Каждый за себя колотится.

- Но Шульман же пришел!

- Шульман был психом.

- А Молотилов? А Сидоров, первый муж Екатерины?

- Молотилова я сам ищу, а он от меня прячется. Из него мститель хреноватый. А о Сидорове мне и думать лень. Сколько лет прошло, как они с Катькой расстались? То-то. Где он, Сидоров? Сгинул на просторах нашей могучей и необъятной…

'Зря ты меня со счета списал, ублюдок!', - подумал Сидоров, злорадно усмехнувшись.

Что-то загрохотало, это Альфред случайно столкнул лежащий на ступенях разводной ключ, по-видимому, забытый здесь нерадивым сантехником.

- Ты чего гремишь? - зло прошептал Сидоров Альфреду.

- Я нечаянно…

- Тихо будь!

- И вообще, не от этих мстителей опасность идет, - задумчиво сказал Пархом, не услышав шума в подвале.

- Самсонов?

Пархом кивнул.

- Я позвал тебя, чтобы ты мне рассказал, как идут дела по выводу моих активов из банка и переводу их на зарубежные счета.

- Что, так все серьезно?

- Я вопрос задал. Чисто конкретный.

Усков пожал плечами:

- Технологическая цепочка подготовлена. И здесь и в оффшоре. Счета открыты. Даешь отмашку и бабки пошли. Вопрос двух секунд.

- Что с черной наливкой?

- Лимон дополнительно обналичил, как ты просил.

- Где он?

- В банке. В ячейке. - Усков удивленно взглянул на Пархома. - Где же еще деньгам храниться?

- В банке опасно. Со счета бабло слить, согласен, двух секунд вполне достаточно, только кнопку нажать, а забрать лимон наличкой…, можно не успеть. Нагрянут ребята в вязаных черных масках, и кырдык. Пока время есть, ты забери деньги из банка.

- И куда их? К тебе привести?

Пархом задумался.

- Нет. Куда я если что с этой 'коробкой из-под ксерокса'? Ты их лучше в дом престарелых свези. В наш тайник положи. Не пригодятся, так потом назад заберешь.

- Сделаю.

- Прям сейчас и сделай. И будь в банке все время. Команду на перевод денег могу дать в любую минуту.

- Что же мне, и ночевать там?

- День, два, три поночуешь, ни хрена с тобой не станет. Тебе же спокойней будет, под охраной. А как у тебя там все оборудовано, я знаю. Спальня в стиле ампир, джакузи. Шлюх можешь вызвать, если невмоготу станет…

К двери кто-то подошел. Двое, скорее всего. Сидоров услышал, как один из них оправдывался:

- Да крысы это, говорю тебе, Гамлет, крысы. Кому там еще быть?

Человек говорил по-русски, без акцента, наверное, это был тот самый сантехник, который забыл здесь разводной ключ.

- Открывай двер. Провэрим.

Сидоров схватил Альфреда за рукав и потащил его к выходу из технологического помещения. Едва они скрылись в узком проеме, как за их спиной раздался металлический звук открываемой двери и вспыхнул яркий свет.

- Говорю же тебе, крысы. Видишь, нет никого. А вот мой ключик. Я с ног сбился, его искал.

- Крысы, говорыш?

Гамлет подошел к выходу в подземную галерею. Мощный луч фонаря пошарил по стенам коридора. Сидоров с Альфредом вжались спинами в неглубокую нишу в стене, луч скользнул мимо них.

- Ну да. Конечно крысы. Их тут много обитает, крыс этих.

Крысы-мутанты называются. Размером со среднюю собаку. В Москве они в метрополитене живут, а у нас - в канализации. Бродят по канализационному коллектору и нападают на всех, кого встретят. Об этом даже в газетах писали. Да. Вот такие дела… Наш брат, сантехнический работник в коллектор в одиночку ни ногой. Вчетвером, впятером, минимум втроем. И только вооруженными. Вооружаться, кто чем может, у кого что есть…

- А почему здэс двэри нэт? - Гамлет не был расположен выслушивать сантехнические байки.

- А фиг его знает? Строители, видать, забыли установить.

- Нада паставить!

- Да на фиг она нужна, Гамлет? Дом уже два года стоит, и все нормально было. Вторая-то дверь имеется…

- Я сказал: нада паставить! Чиста канкрэтна!

- Поставим, - без энтузиазма в голосе пообещал сантехник.

Дождавшись, когда в помещении, где они подслушали разговор Пархома со своим компаньоном, погас свет и сантехник закрыл дверь снаружи на замок, Сидоров с Молотиловым выбрались из своего укрытия и пошли по обратному маршруту.

- А что, и, правда, здесь крысы-мутанты водятся? - со страхом вглядываясь в темноту, спросил Альфред.

- Ты не поверишь, но я здесь впервые, - ответил Сидоров. -

Встретим, будем знать.

- А мы оружия никакого не взяли. Ведь у нас автоматы есть. Что-то мы не подумали.

- В следующий раз возьмем, - пообещал Сидоров машинально.

Обратная дорога Сидорову показалась короче, а Альфреду намного длиннее, чем та, по которой они добрались до подвала Пархомовского дома, несмотря на то, что это была одна и та же дорога. Альфред шел и крутил головой во все стороны, пытаясь заблаговременно определить момент, когда на них нападут кровожадные и голодные крысы-мутанты.

Повсюду ему мерещились зловещие красные огоньки их глаз. Ему казалось, что Сидоров идет медленно. Не будь его, Альфред понесся бы по пешеходному тротуару коллектора сломя голову.

Лаз в бомбоубежище они увидели издали по белесому, вертикально стоящему пятну, который казался лучом света в темном царстве.

Окрошки в тамбуре шлюзовой камеры не оказалось. Сидоров с Альфредом нашли его спящим на нарах в кубрике, где стоял ящик с автоматами.

Окрошка сжимал в руках калаш, под голову он положил сумку с противогазом.