Альфред чуть не проскочил лестницу в бомбоубежище. Если бы не считал шаги и не светил на стену точно прошли бы мимо. Того белесого столба света, лившегося сверху, который они с Сидоровым видели во время своего возвращения в бомбоубежище по подземному тоннелю, не было. Люк был закрыт, да и электричество в бомбоубежище отключено.
- Все, - радостно сообщил Альфред Окрошке, - пришли. Теперь наверх.
- Лезь первым. Тебе сподручней люк открывать. У тебя руки свободные, а у меня костыли.
Альфред не заставил себя уговаривать, юрко вскарабкался по лестнице и сдвинул люк в сторону.
- Василич, а тут свет горит, - сказал он сверху и быстро спустился вниз. - Ты его отключил, когда мы тут с Сидоровым были?
- Знамо дело, отключил. Экономика должна быть экономной.
- Значит, его кто-то включил. Кто? Может там бандиты?
- Не, не бандиты, - помотал головой Окрошка.
- А кто тогда?
- Догадываюсь я, кто там свет включил. Бирюк, мать его. Точно он.
И словно в подтверждение его слов сверху прозвучал хриплый голос
Бирюка:
- Эй! Это кто там шараебится, ешкин кот?
- Бирюк! - обрадованно воскликнул Альфред. - Это мы с Василичем. А бандитов там нет?
- Нет тут никаких бандитов. Один я. Забирайтесь, помогу. А кто такой Василич?
- Это я Василич, - авторитетно заявил Окрошка. - Не знал, как меня по отчеству? Теперь знать будешь, рожа уголовная!
Бирюк помог выбраться Альфреду, потом они вдвоем втащили в тамбур
Окрошку с костылями.
- А я сразу, как вы ушли, сюда определился, - рассказывал Бирюк по дороге к кубрикам. - Перетащил сюда кое-что из утвари, малость продуктов захватил. Какие нашлись. Выбрал себе конурку, обустроился, вас дожидаючись. Проходите. Голодные, небось. Сейчас подхарчитесь.
…А где Сидоров?
- Нет больше Ляксеича, - горестно сказал Окрошка, усаживаясь на лежак. - Убили его.
- Как убили?
- Напрочь. Взорвали.
- Ешкин кот!
Окрошка покивал головой:
- Нету больше нашего командира. Теперь придется мне тут старшим быть.
- А ты не ошибаешься? Ты точно знаешь, что Сидоров мертв?
- Точно. Мертвее не бывает. Всего осколками от гранаты посекло.
Вот, - Окрошка вытащил из-за пазухи лакированный туфель на правую ногу, - это все, что от нашего Ляксеича осталось.
Бирюк принял из рук Окрошки туфель, подержал, вернул, сказал со вздохом:
- Да, дела… Жаль мужика. Правильный был. По понятиям жил.
- Да иди ты со своими понятиями…, знаешь, куда? - Окрошка спрятал туфель на груди. - Ляксеич нам всем заместо отца родного был. Он… Он… Мы за него отомстить должны. Вот!
- Кому? Кому отомстить-то?
- Пархому.
- Пархому?
- Ему, вражине!
- Теперь понятно, ешкин кот, - сказал Бирюк задумчиво.
- Чего тебе понятно?
- Чеченские боевики. Ведь это Сидоров четверых замочил?
- Двоих, - поправил Бирюка Окрошка. - Двоих я уделал. И еще уделаю. Всех этих чернозадых! Всю их шайку-лейку! Во главе с вожаком ихним. Всех до единого к едрене-фене!
- Где же это Сидоров Пархому дорогу перешел? - спросил Бирюк с задумчивым видом. - Вроде бы разными путями они ходили. Где же пересеклись?
- Где, где…? На бабе, где ж еще? - ворчливо ответил Окрошка. -
Хошь подробностей, Альф расскажет. У них там все запутано было…
Пока Альфред рассказывал Бирюку о Катерине, о том, кем был ей
Сидоров, не забыв поведать и о своих личных проблемах, Окрошка углядел на столике кусок засохшего черного хлеба и пустую консервную банку из-под шпрот с остатками масла и принялся грызть сухарь, обмакивая его в масло. Зубов у Окрошки было маловато, поэтому дело продвигалось медленно.
- И какой у вас план? - поинтересовался Бирюк, выслушав рассказ
Альфреда. - К Пархому не так легко подобраться. У него в доме сигнализация. По периметру камеры видеонаблюдения через каждые десять метров установлены. Хоть не понятно, на хрен ему камеры и сигнализация, если в доме сотня боевиков, до зубов вооруженных?
- А ты откуда про все это знаешь? - невнятно спросил Окрошка мусоля во рту корку хлеба.
Бирюк пропустил вопрос Окрошки мимо ушей.
- В его логове Пархома не взять, - продолжал он. - И по дороге не перехватить. Он когда куда-нибудь выезжает, спереди и сзади его мерса два джипа с боевиками едут. И с ним рядом телохранители с автоматами. Останавливаются, коридор образуют, Пархом по этому коридору и идет. Мерс свой без присмотра никогда не оставляет. И ни за что в машину не сядет, пока его абреки ее со всех сторон не обнюхают. И вообще, он редко из своего дома выезжает. И никто не знает, когда в очередной раз выезжать будет…Сложную вы задачу себе поставили, мужики. Не взять Пархома в лоб, он свою жизнь серьезно охраняет.
- Ни фига не сложную. - Окрошка, наконец, доел сухарь. Весь его щетинистый подбородок был испачкан маслом. - И в лоб мы его бить не будем. Мы его в зад долбанем, да так, что говно из ушей брызнет.
- Как это в зад? - с усмешкой спросил Бирюк.
- В смысле, снизу. Из-под земли. Мы че, зря что ли с Альфом подземелье исследовали? А пластида…, - Окрошка взглянул на
Альфреда и поправился: - пластита…, у нас его хоть жопой ешь.
Бирюк посмотрел на Окрошку с восхищением:
- Молодца, Окрошка! Не ожидал от тебя такой изворотливости ума и глубины мышления.
Окрошка не знал, как ему реагировать на слова вечного оппонента и подначивателя, он не понимал - подшучивает над ним Бирюк, как всегда или на этот раз хвалит по-настоящему. Огрызнулся на всякий случай:
- Знамо дело, не такой дурак, как ты.
- Это само, собой. А как вы пластид взрывать будете?
- Как, как? Каком. Разберемся. - Окрошка посмотрел на Альфреда, ожидая от него поддержки. - Правда, Альф?
- Нужны взрыватели…, - подал голос Альфред.
- Зачем нам взрыватели? - удивился Окрошка, не поняв о каких взрывателях говорит Альфред. - Мы сами Пархома взорвать должны! Без взрывателей. Это наше дело - мое и твое, Альф. Им, взрывателям твоим, небось еще платить за работу придется.
- Я имел в виду не людей. Взрыватели - это такие минибомбы.
Капсюль-детонаторы. Они передают взрывчатке начальный импульс и взрывчатка… взрывается.
- А по-другому никак нельзя?
- Я не знаю…
- Ни хрена ты, Альф не знаешь! И где эти…, - Окрошка попытался воспроизвести услышанный термин, -…капсюли-дегенераторы взять?
- Не знаю. - Альфред сокрушенно пожал плечами. - Я же только так… теоретически…
- Теоретик хренов, - зло проворчал Окрошка.
- Чувствую, мужики, без меня вам не обойтись, - вмешался Бирюк. -
Найду я вам детонаторы. Точнее, не найду, а сам смастерю из подручных средств. Я в этом деле кое-что понимаю.
- Ты? - удивился Окрошка.
- Да я. Приходилось мне в жизни такие сейфы вскрывать, где отмычки
- как мертвому припарки. Эти сейфы только взрывчаткой открыть можно было. Так что…, можете рассчитывать на меня. И пархомовский особняк вместе с хозяином подорвать вам помогу.
- А тебе-то это на кой?
- У меня тоже счет к Пархому имеется. Неоплаченный. Думал, помру, так и не смогу должок вернуть. Мне ребята, ваше желание с Пархомом поквитаться в строчку. Да и Сидорова я тоже уважал. За такого мужика отомстить - святое дело.
- А что за должок? - с интересом спросил Окрошка. - Большой?
Должок-то?
- Приличный, ешкин кот.
- Расскажешь?
- В другой раз, - пообещал старый вор по кличке Бирюк.
Мотовило сидел в кресле в своем кабинете и тупо смотрел на обшарпанную столешницу своего рабочего стола. Стол был прибран еще вчера с вечера, все документы помещены в сейф, а канцелярские принадлежности и чистая бумага в ящики. Майор уважал порядок. На столе, кроме телефона лежали два пластиковых пакетика. В одном пакетике желтели фильтрами два окурка, в другом находился зеленый инсулиновый шприц. Все. Это все, что они со стажером Петровским нашли на плоской крыше 'бочки'. Не густо. По остаткам крови в шприце и по слюне на фильтрах можно определить группу крови того, кто курил и ширялся на крыше, но что это даст? Можно даже не только группу крови определить. И пальчики найдутся и еще масса всего. 'Земляки', эксперты-криминалисты - ассы своего дела. Те, естественно, которых
Малюткин еще не успел в прокуратуру переманить. И методики сейчас замечательные. Если сильно постараться, пошарить в картотеке (у
Мотовило имелась своя личная картотека на кое-кого из пархомовских боевиков, этой информацией с ним поделился капитан из городского отделения ФСБ, его боевой товарищ по Чечне) и если повезет можно вычислить личность любителя забираться ночью на крышу пиццерии…
Ну и что? Ну, забрался! Ну, покурил, укололся. Ну, любитель экстрима. Или лунатик. Случайно погулять вышел. Заодно и покурил, а потом еще и укололся для полного кайфа. Уголовно ненаказуемо.
В номер Самсонова Гоша со своими операми не попал. Гондон Байкалов номер опечатал. А сегодня апартаменты наверняка в срочном порядке начнут ремонтировать. Во всяком случае, подчистую уничтожат все следы преступления, соберут осколки, по которым можно было определить, что стреляли из гранатомета.
Мотовило взял в руки пакетики, как бы взвешивая их. Не густо. Надо честно признаться, не густо. Почти ничего у него нет на Пархома.
Нужно что-то другое, более весомое… И вообще, официально, по закону трудно будет чего-нибудь добиться. А может, ну их на хрен эти улики? Может взять, да и грохнуть? Тупо грохнуть, отомстить за
Сидорова? Одним уголовником меньше будет. Ну, в самом деле, что у него есть, кроме подозрений и необоснованных обвинений уважаемого в городе человека? Не ехать же в Москву с использованным шприцем и двумя окурками. Засмеют. Правда есть еще Альфред Аркадьевич
Молотилов. Бомж. Человек без паспорта. Ну и где он? Сбежал. Найти-то можно, конечно. Хотя бы для того, чтобы спрятать его от Пархома.
Гоша снял трубку и позвонил жене. Наденька не спала, так как ответила быстро, и голос у нее был совершенно не сонный:
- Ну что ты так долго не звонил, Гоша? - с места в карьер упрекнула его Наденька, она почему-то всегда знала, что звонит именно он. - Ты же знаешь, что я волнуюсь!
- Привет. Вот он я. Поздравляю тебя с добрым утром и с праздником, любимая.
- С добрым утром не поздравляют. Его желают.
- Тогда я желаю тебе доброго утра.
- Спасибо. И я тебе.
- Надюш!
- Что?
- А ты как знаешь, что это я звоню?
- То есть?
- Ну…, всегда, когда я звоню, ты знаешь, что это я. Снимаешь трубку, я еще слова не успел сказать, а ты уже знаешь, что это я.
Как это у тебя получается?
Надя рассмеялась, но как-то грустно:
- Ты же из кабинета своего звонишь. У твоего телефона звонок особый. Печальный какой-то.
- А-а-а, понятно, - сказал Гоша и подумал про себя: 'Лукавит.
Когда я не из кабинета звоню, она все равно знает, что это я'. - А ты почему не спишь?
- Не спится. Тебя жду.
- Альфред с Окрошкой не приходили?
- Не-ет, - удивилась Надя. - А что, должны были?
- Не знаю. Я им приказал из машины не выходить, а они сбежали.
- Нет, никто не приходил. Окрошка? Почему Окрошка? Смешное какое прозвище у этого Грохотова…Нет, не было ни Альфреда Молотилова, ни Грохотова-Окрошки.
'Куда же они делись? - подумал Гоша. - Неужто на 'Искру' отправились? Да нет, вряд ли. Не такие же они дураки, чтобы прямиком в лапы к чеченам. Наверное, затаились в каком-нибудь другом бомжатнике. Надо срочно искать'.
- И Сидоров не приходил, - продолжала Надя.
- А он больше уже не придет, - вздохнул Гоша. - Никогда. Погиб
Сидоров.
- В гостинице? Где взрыв был?
- Да.
- Ты переживаешь?
- Хороший был мужик. Хотел Пархому за жену отомстить. Теперь…, -
Гоша вдруг замолчал.
- Гоша? - голос у Нади был обеспокоенным. - Але, Гоша! Что ты молчишь? Ты что задумал? Не смей! Не ввязывайся в это дело! Слышишь меня? Гоша?
- Ну, что ты? Я и не думал даже…
- Не ври. Я же тебя знаю. Ввяжешься - всем плохо будет. Не только тебе. Обо мне подумай. О нашем…маленьком…
- О ком? О каком маленьком? - не понял Гоша.
- О том, который будет.
- Ты что…? Ты…? Ты просто так говоришь, гипотетически? Или…?
- Или. Но я пока не уверена, что я… Не хотела тебе говорить, хотела сначала убедиться…, чтобы на сто процентов…
- Наденька! Родная! Да ты… Я не знаю что сказать! Надюша…
- Ты не радуйся раньше времени. Может, опять ничего.
- А ты сумки тяжелые таскаешь! С ума сошла! Чтобы с сегодняшнего дня ничего тяжелей стакана…молока не поднимала. Ясно?
- Слушаюсь, товарищ майор! Ты скоро домой?
Мысль о поисках Альфреда улетучилась из головы майора.
- Уже лечу! Целую тебя!
Мотовило положил трубку и снова взглянул на пакетики, сиротливо лежащие на столе. Потом перевел взгляд на корзину для мусора, стоящую между столом и сейфом, подумал и, открыв сейф, положил вещдоки на нижнюю полку. Когда он уже полностью одетый был готов выйти из кабинета, противно и настойчиво зазвонил телефон. Гоша поморщился, как от зубной боли решив, что это звонит Смоленцев или какая-то другая сволочь. Посмотрев на часы (десятый час утра) и поборов в себе желание плюнуть на все и не снимать трубку, Гоша вернулся к столу.
И правильно сделал. Звонил Эдик Мому.
- Алло! Гоша, я не стал тебе домой звонить, уверен был, что ты на службе.
- Честно сказать, собрался уже уходить.
- А что так? Раскрыл преступление? Молодец! Лихо. Со спокойной совестью теперь можешь идти домой. Придешь сейчас домой к любимой жене, ванну примешь, чашечку чаю выпьешь. Или кофе. А может водочки?
Завидую. А я только на работу пришел. У меня еще все дела впереди, сплошная…грыга и рутина. Но ничего не поделаешь. Надо! Несмотря на праздничный день и огромное желание выпить с тобой водочки. Или коньячка. В честь праздника.
'Грыга'! Это их условный сигнал. Если 'грыга', то Эдик желает сообщить ему нечто важное и не для посторонних ушей. Значит, Гоше надо перезвонить Эдику на мобильный. Не со служебного и не с домашнего. Береженого бог бережет.
- Так давай вечером посидим, - предложил Мотовило. - Втроем - ты, я и Наденька моя. Разбирайся со своей грыгой, - Гоша подтвердил, что условный сигнал он принял и обязательно перезвонит, - и давай ко мне. Ты парень не женатый, стало быть, свободный, как ветер. А моя
Наденька свет Петровна с малой родины гостинец привезла. Из Холмов.
Тесть кабанчика заколол к ноябрьским. Коньячок под свеженинку идет - любо-дорого. Ну, как?
- Я обдумаю твое предложение. До связи.
- До связи.
Второй сеанс связи состоялся через пару минут. Гоша только отъехал от управления и остановился у первого таксофона.
- Але! Что там у тебя за грыга?
- Всем грыгам грыга. Ты говорил, что труп, который мы вывезли от гостиницы…, ну…, что этот человек мог бы стать твоим другом.
- Говорил, - мрачно ответил Гоша, хоть Эдик и не спрашивал, а просто напоминал ему его же слова.
- Так вот - тебе и ему такая возможность представилась.
- Не понял.
- Труп этот вовсе и не труп.
- Что?
- Он жив и совершенно неплохо себя ощущает.
- Что? - заорал в трубку Гоша и от неожиданности ее выронил. Потом долго пытался поймать раскачивающуюся на металлическом шланге у самого тротуара трубку, наконец, поймал:
- Эй, Эдик! Повтори, что ты сейчас сказал!
- Я думал, что ты в обморок упал. Долго молчал.
- У меня трубка из руки выскользнула…Ты что, серьезно насчет
Сидорова?
- Так у него Сидоров фамилия? Живым твой Сидоров оказался.
- Но как же…? Ты же сам смерть констатировал?
- Констатировал. А он взял и ожил. Бывает такое. Видно не все еще дела на этой грешной земле человек сделал. Видать держит его что-то на ней. Или кто-то.
- Ты прав, есть у него здесь дела.
- Кому-то задолжал?
- Скорее ему задолжали… И где он сейчас? В морге?
- Зачем живого в морге держать? Раненного, но живого? Морг не больница. Я почему-то решил, что докладывать руководству о том, что труп ожил, не стоит. По-тихому перевез его к своему корешу. Ну, ты его знаешь, к Трудникову Семену.
- Во вторую городскую?
- Не совсем. В бывший профилакторий завода 'Искра'. Там есть все, что нужно - койки, матрацы, одеяла, даже кое-что из медицинского оборудования сохранилось. Все это богатство перешло на баланс второй городской после того, как завод развалили, там у них сейчас что-то вроде склада. Они там свои профессиональные праздники и дни рождения отмечают. Кстати сказать, сегодня вполне возможно годовщину победы над поляками справлять будут.
- А Сидоров как?
- А Сидоров не будет. Ему еще рано за стол садиться, и спирт медицинский пить рано.
- Да я же не о том!
- Шучу. Сидоров в процедурном кабинете лежит, а кабинет заперт.
Кроме того, процедурная на втором этаже, а гулянки свои медицинские работники в холе на первом этаже проводят. Да и я же сказал - возможно! Может и не будут. Праздник-то, сам понимаешь, не профессиональный. И вообще я думаю, они его еще вчера отметили.
- Я должен видеть Сидорова.
- Позже. Он сейчас спит. Я его только час назад прооперировал.
Извлек из спины четыре осколка. Один, самый здоровенный, рядышком с позвоночником сидел. Чуточку бы поближе к позвоночному столбу и кранты. В лучшем случае инвалидом не ходячим на всю жизнь остался бы…И сотрясение мозга у него не слабое, хоть и голова крепкая.
- Ты осколки, надеюсь, не выбросил? - осторожно поинтересовался
Мотовило, и ему вдруг сразу стало стыдно за свой вопрос.
- Эх, мент ты мент! - пристыдил его Эдик Мому. - Человек можно сказать с того света вернулся, а ты…, 'осколки не выбросил?'. Не выбросил я осколки. У меня они.
- И все же, когда я смогу его увидеть?
- Слушай, Гоша, иди-ка ты… домой. Я Сидорова твоего немного позже посмотрю, перевязку обновлю, потом тебе позвоню, и ты подъедешь. Ну, все, бывай. До связи.
- До связи…Эдик!
- Что?
- Спасибо тебе… за Сидорова.
- Я хоть и имею дело с трупами, но клятву врача тоже когда-то давал, - проворчал Эдик.
- И за то, что не доложил…
- Чего не сделаешь ради собутыльника.
- Спасибо.