Мишка допоздна смотрел телевизор у Анны в квартире, а мы с Анютой сидели на моей кухне, пили чай и разговаривали, планировали дальнейшие действия в отношении нашего приемыша. Сам не понимаю, как
Мишка стал не только моим, а нашим, нашим с Анютой. Втянул я ее в это дело! Втянул, но почему-то теперь не жалел об этом. Теперь мне стало даже приятно, что мы вот так, по-семейному, сидим с Анютой на кухне и разговариваем о том, что делать дальше. Я даже на время забыл о тех, кто мне всегда был дороже всего на свете. Нет, не так - не забыл. Просто понял - то, что произошло в моей жизни десять лет назад, произошло действительно /десять лет н//а//зад/. А десять лет
- это много. Не так много, чтобы забыть, но достаточно для того, чтобы перестать думать о тех, кого нет постоянно.
- Жалко парня, - грустно говорила Анна, - хлебнул горюшка.
- Да. А отец, наверное, у него был настоящий человек. Мужик, который трудностей не боится. И не раскисает от неприятностей… -
(произнося эти слова, я подумал о себе: а сам-то я мужик?) - Если бы не сердце, если бы жить остался - такого же настоящего человека из
Мишки воспитал бы.
- Я вот что подумала… Странно все это.
- Со смертью Мишкиного отца?
- Да. А потом - с квартирой.
- Ну, насчет смерти Мишкиного папы мы ничего не выясним. Три года назад человек умер… А вот с квартирой - тут явно Мишкины права нарушены. Да не только с квартирой. Он до совершеннолетия пособия получать должен и вообще… Я не знаю, но мне кажется, что если копнуть в этом направлении, да поглубже - много чего откопать можно.
Да бог с ней, с квартирой! Нужно как-то Мишкины документы восстанавливать. Ему уже шестнадцать. Паспорт ему надо. Без документов - вроде как нет человека. Без документов ни один человек государству нашему не нужен. А Чемодану нужен.
- Да… - Анна задумалась.
- Вот только с какого конца это дело раскручивать начинать.
Пойду, наверное, завтра в собес. Или лучше в мэрию?
- Слушай, Сережа…, мне одна мысль в голову пришла. Только ты не обижайся…
- А что такое?
- В прошлом году ко мне сватался один человек. Мужчина…
- Ну, ясно, что не женщина, - съязвил я, сам не понимая, зачем это делаю.
- Я же просила не обижаться.
- Да я и не обижаюсь, что мне то? Просто так сказал. Вылетело.
Прости…
- Нет, ты не просто так сказал. Тебе об этом мужчине неприятно слышать.
- Почему это неприятно? Мне все равно!
- Да? Жалко… Ну, ладно. Так вот: этот человек…
- Мужчина, - подсказал я. Анна укоризненно на меня посмотрела и продолжила:
- …он работает в мэрии. Курирует работу то ли собеса, то ли комиссии какой-то. Не помню, но связана его работа с социальной защитой материнства и детства.
- Матери у нас нет, - возразил я.
- Зато есть ребенок… дитя, можно сказать. И сирота…Кстати,
Гоша Николая Петровича тоже хорошо знает. Он-то, братик, меня с ним и познакомил.
- Николай Петрович? Ну, теперь-то нет никаких сомнений, что это мужчина. - Я никак не мог остановиться. Что это со мной? Понимал, что надо успокоиться, но меня несло. - И чем закончилось его сватовство? Судя по всему - ничем. Почему?
- Тебя ждала! - сердито ответила Анюта.
- Зачем? Я же тебе советовал не ждать.
- Советовал. А я ждала. Надеялась на что-то. Идиотка. Теперь вижу
- зря. Все - зря!
Я посмотрел Анюте в глаза и увидел слезы. Зачем? Зачем я это делаю, зачем говорю эти слова, нехорошие слова, злые, зачем я делаю ей больно?
- Прости…, - я взял Анютины руки в свои. - Нет, правда, прости.
Извини… Я сам не знаю, что говорю. Прости меня, Анюта.
Анна освободила одну свою руку, достала носовой платок и промокнула глаза.
- У тебя сигареты есть? - спросила она.
- Сигареты? - удивился я. - Зачем тебе? Ты же не куришь.
- Иногда курю. Редко…
- А мы с Мишкой бросили.
- С Мишкой? Значит, нет у тебя сигарет?
- Есть. - Я с неохотой выпустил Анютину руку, сходил в гостиную, достал из бара пачку "Явы" и вернулся на кухню.
Анна закурила. Курить она не умела совершенно. Сделав затяжку и поперхнувшись дымом, затушила окурок в пепельнице. Я закуривать не стал, опростал пепельницу в помойное ведро, туда же выкинул почти полную пачку, и даже зажигалку выбросил. Пепельницу вымыл под краном.
- Так что там с Николаем Петровичем?
- Кусаться не будешь?
- Не буду. Обещаю.