Вот ты раскрыл глаза — в них тьма моя жива. Смотрю до дна во тьму: и там она живёт. Так — переводят? Можно так — очнуться? Чей за моей стопой крадётся свет, откуда этот проводник?

Полнее, потому что снег выпал и на это солнцем проплытое море, расцветает лёд в тех корзинах, в которых ты несёшь его в город. На песок ты обмениваешь его, потому что последнюю розу в доме и сегодня вечером тоже нужно кормить из сыпучего часа.

Переменным ключом открываешь дом, в котором клубится смолчавшего снег. От того, как кровь потечёт у тебя из глаза, рта или уха, зависит, как переменится ключ. Переменится ключ, переменится слово, слово, что с хлопьями снега клубится. От того, как толкнёт тебя ветер, зависит, как на слово налипнет снег.

Говори и ты, говори, последний, скажи свой сказ. Говори — Но не отделяй Нет от Да. Одели свой сказ смыслом: одели его тенью. Одели его долею тени, столько тени, сколько, видишь, разделено между полночью и полуднем и полночью. Оглядись: смотри, всё вокруг оживает — Со смертью! И живо! Истинно говорит, кто тень говорит. Но место, где ты стоишь, сокращается: И куда теперь, о лишённый тени, куда? Поднимайся. Нащупывай путь вверх. Ты стал уже, тебя не узнать, ты стал тоньше! Тоньше: та нить, по которой хочет спуститься звезда: чтобы там внизу плыть, там внизу, где видит свой отблеск: в зыби блуждающих слов.