ОБЗОР ИСТОРИИ МЕДИЦИНЫ. КАКИЕ ПРИЕМЫ МЕДИЦИНЫ ПРЕДПОЧТИТЕЛЬНЫ

Подобно тому как земледелие обещает средства питания здоровому телу, так медицина обещает здоровье больному. Нет места, где бы не существовало врачебного искусства. Даже самые необразованные народы изучали травы и другие лечебные средства, помогающие при болезнях и ранениях. Но у греков медицина была разработана значительно больше, чем у других народов, причем и у них она была усовершенствована не с первых дней их истории, а за несколько столетий до нашего времени; ведь Эскулап славится у них как древнейший основатель медицины, и за то, что он несколько более точно усовершенствовал эту науку, находившуюся до того времени в несработанном виде и на положении народной медицины, он был причислен к сонму богов.

Затем оба его сына Подалирий и Махаон, последовав во время Троянской войны за вождем Агамемноном, оказали немалую помощь своим сотоварищам по оружию.

Впрочем, по описанию Гомера (Илиада) они оказывали известную помощь не во время морового поветрия и не при различных болезнях, но обычно лечили только ранения - как хирургическим путем, так и с помощью лекарств. Из этого очевидно, что они работали только в этой области медицины, и эта часть медицинской науки - самая древняя. От того же самого автора можно узнать, что в то время, происхождение болезней приписывали гневу бессмертных богов и к ним же обращались обычно за помощью. Вполне правдоподобно, что при отсутствии лечебных средств против болезней люди все же, большей частью, обладали хорошим здоровьем, благодаря добрым нравам, не нарушавшимся ни праздностью, ни неумеренным образом жизни. Эти два порока способствовали ослаблению физического здоровья сначала в Греции, а затем и у нас.

Подобное врачебное искусство, применявшееся разными способами и не бывшее необходимостью ни в давние времена (у греков), ни в настоящее время у различных народов, едва ли может довести до старости кого-либо из нас.

И вот после тех врачей, о которых я упомянул выше, никто даже из известных медиков не занимался медициной до той поры, когда ученые начали вдохновляться в большей степени изучением науки, необходимой всем главным образом для ума, но бесполезной для тела. Ведь первоначально медицинская наука считалась частью философии, так что и лечение болезней и изучение явлений природы возникло благодаря трудам одних и тех же творцов. Разумеется, исследованиями в области медицины занимались больше всего те, которые ослабили свои физические силы пытливым размышлением и ночным бодрствованием.

Известно, что многие из учителей философии были сведующими во врачебном деле: из них самыми известными были Пифагор, Эмпедокл и Демокрит. Ученик последнего, в чем некоторые твердо уверены, Гиппократ Косский, первым из всех, достойных упоминания, отделил врачебную науку от изучения философии; этот человек славился своим врачебным искусством и красноречием. После него Диокл из Каристы, затем Праксагор и Хрисипп, далее Герофил и Эразистрат так развили эту науку, что им удалось создать различные методы лечения. В эти же времена медицина разделилась на три части: одна лечит образом жизни, другая лекарствами, третья хирургическим путем. Первую часть греки называли диэтической, вторую фармацевтической, третью хирургической.

Наиболее прославленные создатели медицинской науки, пытавшиеся глубже развить ту часть медицины, которая лечит болезни образом жизни также поставили себе задачей познание явлений природы, как будто без этого медицина является неполноценной и бессильной наукой.

После них Серапион первым из всех стал учить, что эта, построенная на отвлеченных началах наука, не имеет никакого отношения к медицине и обосновал последнюю только на практике и опытах. Последователями его были Аполлоний, Главк и несколько позже Гераклид из Тарента и другие выдающиеся люди; согласно самому характеру своего учения они назвали себя эмпириками.

Таким образом, та часть медицины, которая лечит определенным образом жизни, разделилась на два направления, причем одни остались сторонниками отвлеченного направления, другие сторонниками построения науки только на опыте.

Никто после вышепоименованных лиц не продвинул науку дальше того, что узнал от предшественников, и это длилось до тех пор, пока Асклепиад не внес больших изменений в метод лечения. Из его приемников сам Темизон в недавнее время, под старость внес некоторые изменения. Итак, благодаря, главным образом, вышеупомянутым лицам, получила развитие эта полезная для нас отрасль знания.

Поскольку из трех частей медицины наиболее трудная и, вместе с тем, самая известная та, которая занимается лечением болезней (образом жизни), то о ней и надо сказать прежде всего.

И, так как первый разгоревшийся спор заключается в том, что одни утверждают необходимость одних только опытов, а другие выдвигают мысль, что опыт недостаточно эффективен, если нет знания законов устройства тела и явлений природы, то надо установить, что именно в споре, главным образом, выдвигают обе стороны, чтобы тем легче можно было противопоставить им наше мнение.

Итак, те (врачи), которые представляют медицину, построенную на отвлеченных началах, выдвигают необходимость знания нижеследующих данных: скрытых причин, обусловливающих болезни, затем (причин явных, после того также естественных функций (организма), и, наконец, знание внутренних органов. Скрытыми причинами они называют такие, с помощью которых познается, из каких элементов состоят наши тела, что способствует здоровью и нездоровью. И они убеждены, что тот, кто не знает происхождения болезней, не может знать как их лечить. По их словам, нет сомнения, что методы лечения разные. Одно лечение, если нездоровье происходит от избытка или недостачи одного из четырех элементов, как утверждали некоторые из учителей философии; другое лечение, если всякое заболевание связано с состоянием соков, как думал Герофил, иное - если нездоровье связано с воздухом, как учил Гиппократ, опять таки другое, если кровь проникает в те сосуды (артерии) которые приспособлены для воздуха и возбуждает воспаление, называемое греками флегмоной, причем это воспаление, производит такое действие, какое бывает при лихорадке. Таково мнение Эразистрата; наконец, иное лечение должно быть если маленькие тельца, проникающие через невидимые для глаз отверстия, застревая, замыкают пути, как утверждает Асклепиад.

По их мнению тот действительно будет правильно лечить, кто не ошибся в первопричине болезни. Они, впрочем, не отрицают, что опыты также необходимы, но утверждают, что к опытам можно подойти, только исходя из общей мысли, основанной на разуме.

Ведь врачи прежних времен не пичкали больных чем попало, но обдумывали, что больше всего подходит (к данному случаю), и исследовали на опыте то, к чему раньше приходили путем некоторых общих соображений; и не имеет значения, исследована ли уже большая часть наших знаний в настоящее время на опыте, раз они возникли на почве общих соображений.

И так обстоит дело относительно многих вопросов. Ведь часто также появляются новые виды болезней, относительно которых опыт еще ничего не показал, так что необходимо произвести наблюдение, откуда они явились, без чего никто не может знать, почему надо применять то или иное средство; вот почему они стремятся изучить причины, остающиеся темными. Явными же причинами они называют такие, которыми определяется происхождение болезни от жары или от холода, от голода или от излишеств в пище и от других подобных причин. Ведь они утверждают, что заболевшему сможет оказать помощь только тот, кому известно происхождение болезни.

Естественными функциями тела они называют такие, как вдыхание и выдыхание, поглощение пищи и питья и переваривание, а равно и действия, посредством которых те же самые пища и питье распространяются по всем частям тела. Затем они также исследуют, почему наши кровеносные сосуды то суживаются, то расширяются (т. е. пульсируют), каково значение сна и бодрствования. Без знания этих явлений, как они полагают, никто не может ни помочь, ни вылечить болезней, возникающих в связи с этими явлениями.

Так как среди указанных функций, пищеварение, по-видимому, имеет наибольшее значение для здоровья, то они преимущественно останавливаются на этом вопросе, причем одни, руководствуясь учением Эразистрата, утверждают, что пища перетирается в желудке, другие, согласно мнению Плистоника, ученика Праксагора, что она перегнивает; иные верят Гиппократу, что пища переваривается благодаря теплу.

Наконец, присоединяют свой голос и ревнители учения Асклепиада, заявляя, что все эти толкования пустое и бесполезное дело. По их мнению, ничто не переваривается, но сырое вещество как было поглощено, так и распределяется по всему телу. По этому вопросу у них очень мало согласованности. Только в том есть согласие, что пищу больным приходится давать разную, в зависимости от того, правильно ли последнее предположение или первое.

Ведь если пища перетирается внутри, то надо подыскивать такую, которая легче всего может быть растерта. Если пища перегнивает, то надо предпочесть такую, которая легче всего подвергается этому процессу. Если переваривание совершается с помощью тепла, то следует (дать) такую пищу, которая больше всего возбуждает тепло. А если никакого переваривания не совершается, то ничего не надо искать из подобных видов пищи, а принимать такую, которая преимущественно сохраняется в том виде, как она была употреблена. Исходя из тех же оснований, они полагают, что если дыхание тяжелое, если одолевают сон или мучает бессонница, то лечить может тот, кто понял прежде происхождение этих явлений. Кроме того, когда во внутренних органах появляются боли и возникают различные виды болезней, то, по их мнению, не может применять лечебных средств тот, что не знает устройства самих этих органов. В силу этого, необходимо вскрывать тела умерших и исследовать их внутренние органы и кишечник. И весьма правильно по их мнению, поступали Герофил и Эразистрат, которые производили вскрытие живых людей, преступников, полученных из тюрем от царской власти, и пока еще оставалось дыхание, рассматривали то, что природа раньше скрывала от глаз: положение внутренних органов, их цвет, внешний вид, величину, порядок размещения, твердость, мягкость, гладкость, взаимосвязь; далее выступы и впадины отдельных органов, входящих в другие органы, и в свою очередь, принимающих другие части. Ведь тот, кто не изучил места расположения внутренних органов и кишечника, не будет знать, что болит, когда придется иметь дело с внутренним заболеванием.

И не может лечить заболевшей части тела тот, кто не знает, что она собою представляет. Когда же, благодаря ранению, открыты внутренности какого либо больного, то тот, кто не знает цвета каждой части тела в здоровом состоянии, не будет знать, что не повреждено и что повреждено и, таким образом, он не сможет даже помочь поврежденным органам; и лекарства снаружи удобнее наложить, если известны расположение и внешние контуры внутренних, органов и их размеры; ведь все внутренние части имеют сходное устройство.

Также нельзя назвать жестокостью, как это утверждают многие, когда ценой мучений преступников, и притом немногих, открываются лечебные средства для множества незапятнанных преступлениями людей всех веков.

Напротив, те, которые называют себя эмпириками, исходя из опыта, указывают на явные причины, как на необходимые, исследование же скрытых причин и естественных функций считают излишним, так как природа, по их мнению, непостижима. Это ясно из тех споров, которые они вели, поскольку по этому вопросу нет согласия ни между философами, ни между самими врачами.

В самом деле, почему верить больше Гиппократу, чем Герофилу, почему скорее последнему, чем Асклепиаду. Ведь если дело идет об общих принципах, то мнения всех спорящих сторон могли бы показаться приемлемыми; если же коснуться лечения, то у всех этих врачей больные достигали выздоровления. Таким образом, нельзя было отказать в доверии кому либо из них ни со стороны общих их рассуждений, ни со стороны их врачебного авторитета. Также и занимающиеся философией были бы великими врачами, если бы таковыми могло их сделать теоретическое рассуждение: в настоящее же время от них остались лишь слова, но нет знания лечебного дела. Виды лечения различаются также в зависимости от природы местности: в Риме надо лечить одним способом, в Египте другим, в Галлии третьим. Если бы болезни возникали везде от одних и тех же причин, лекарства также должны были бы быть везде одинаковыми. Часто также причины бывают ясны, как например, причины нагноения глаз, ранения, но от знания причин не открывается лечение. Если очевидная причина не дает такого знания, то тем меньше может его дать сомнение. А, следовательно, когда причина неясна и непонятна, то помощь против болезни следует искать скорее в известных и испытанных средствах, т. е. таких, которым научил опыт при самом лечении болезней, как это практикуется во всех прочих отраслях знаний. Ведь ни земледельцем, ни рулевым нельзя сделаться путем рассуждений, но только путем; опыта. Эти теоретические рассуждения не имеют никакого отношения к лечебному делу, но дают понять, что люди различных взглядов достигали в лечении одинаковых результатов выздоровления больных. Ведь этого они достигали, исходя не из скрытых причин и не от естественных отправлений, которые ими толковались различно, но намечали пути лечения, исходя из опытов, в соответствии с тем, что отвечало каждому из них.

Вначале, по крайней мере, медицина получила развитие не от этих теоретических изысканий, но от опытов. Так, среди больных, при которых не было врачей, одни в первые дни болезни из жадности поглощали пищу, другие из отвращения к еде, воздерживались, и в результате большее облегчение получали те, которые воздерживались от пищи. Равным образом, во время приступа лихорадки некоторые больные что-нибудь ели, другие принимали пищу незадолго до приступа, иные после приступа; наилучшие же результаты получались у тех, которые принимали пищу после конца лихорадки.

Подобным же образом одни, с самого начала болезни, употребляли более обильную пищу, другие более скудную; и те, которые себя перенасыщали, оказывались в более тяжелом состоянии.

Поскольку эти явления и им подобные случались ежедневно, внимательные люди отмечали, что именно приводило в большинстве случаев к лучшему результату, а затем стали давать больным соответствующие предписания.

Таким образом, медицина возникла из наблюдений за выздоровлением одних и гибелью других, наука различающая вредное и полезное для здоровья. Затем, когда уже были найдены средства лечения, люди принялись рассуждать о теоретических основах лечебных средств, и медицина возникла не после теоретического обоснования, но теория была найдена после возникновения практической медицины. Спрашивается, теория учит тому же самому, что и опыт, или иному? Если тому же самому, то в ней нет надобности, если иному, то она даже противоречит опыту. Первоначально лечебные средства необходимо было испытывать с величайшей тщательностью, в настоящее же время они уже изучены: либо не находят новых видов болезней, либо нет необходимости в новых лечебных средствах.

Ведь если случится какой-либо неизвестный вид болезни, врачу нет необходимости погружаться в размышления о скрытых явлениях, но ему, прежде всего, надо обратить внимание на то, к какой болезни ближе всего эта новая болезнь и ему следует пробовать лечебные средства, близкие к тем, которые часто помогали при болезни сходного типа и надо искать лечебное средство исходя из мысли о сходстве явлений. Эмпирики не говорят что врач не нуждается в разумном объяснении, и что неразумное животное обладает преимуществом в этом искусстве, но они убеждены, что гипотезы, объясняющие скрытые явления, не имеют отношения к делу, так как не то важно, что порождает болезнь, а то, что ее уничтожает; и не то, каким образом усваивается пища, но важно, что усваивается лучше всего. Важно знать, происходит ли пищеварение от той или иной причины, является ли этот процесс перевариванием пищи, или только распределением.

Исследовать надо не то, каким образом мы дышим, но что излечивает тяжелое и затрудненное дыхание, а также изучать не то, что заставляет биться кровеносные сосуды, но что означают разновидности пульсации. Это познается только путем опыта и во всех подобных рассуждениях можно защищать и ту и другую точки зрения; таким образом побеждают ум и красноречие; но ведь болезни. лечатся не красноречием, а лекарствами. Если какой-нибудь человек, не обладающий даром речи, хорошо изучит отдельные вопросы на практике, то он будет значительно лучшим врачом, чем тот, кто, не имея опыта, лишь совершенствовался бы в словопрениях. Впрочем то, о чем была речь, может лишь показаться ненужным, но то, о чем остается сказать, свидетельствует о жесткости: в самом деле вскрывается живот и полость груди у живых людей, и наука, призванная охранять здоровье людей, приносит человеку не просто гибель, но самую ужасную.

Это не может быть оправдано, в особенности когда из тех явлений, которые стремятся распознать с помощью такого насилия, одни вовсе не могут быть познаны, а другие могут быть изучены, даже не прибегая к преступлению. В самом деле, если вскрыть тело, то цвет, гладкость, мягкость, твердость и все подобные свойства оказываются после вскрытия не таковыми, какими были в неповрежденном состоянии. В то время, как даже в неповрежденном теле эти свойства часто меняются под влиянием страха, боли, голода, пресыщения, утомления и тысячи других незначительных болезненных ощущений. Гораздо вероятнее, что при тяжелых ранах и самом акте умерщвления меняется состояние внутренностей, которые притом обладают большей чувствительностью, впервые обнажаясь. Нет ничего глупее предположения, что состояние органов умирающего человека и даже умершего, таково же, как у живого. Правда, нижнюю часть брюшной полости, имеющую меньшее значение в данном случае, можно вскрыть и человек еще сохраняет жизнь, но лишь только нож подойдет к полости груди и будет разрезана грудобрюшная преграда, т. е. перепонка, отделяющая верхние части туловища от нижних, - греки называют ее диафрагмой, - человек тотчас же умирает. И только таким способом врач, производящий вскрытие, может видеть область груди и все внутренние части в том виде, в каком они находятся у мертвого, а не в таком, в каком они были у живого. Таким образом, врач получает только возможность умертвить человека самым жестоким образом, но не узнает, в каком виде у нас внутренние органы при жизни. Но, впрочем, нередко лечащим врачам представляются случаи осмотреть внутренности человека, пока последний еще сохраняет жизнь. Иной раз случается, что ранят гладиатора на арене, или воина в бою или путника, застигнутого разбойниками, так что открывается некоторая часть внутренностей, причем у разных лиц по-разному, так проницательный врач знакомится с местом, расположением, порядком размещения, внешним видом и тому подобными свойствами внутренних органов, не прибегая к убийству, а способствуя здоровью, причем проявляя милосердие, он изучает то, что другие узнавали путем ужасной жестокости.

В силу этих соображений, вскрытие умерших, хотя в данном случае и нет жестокости, но лишь акт, внушающий отвращение, не является необходимостью, так как у умерших большая часть органов имеет иной вид, чем при жизни, притом и само лечение должно показать, насколько можно изучить явления на живых людях.

Поскольку эти вопросы часто обсуждались врачами во многих книгах и были предметом споров, которые велись с большой страстностью и продолжают обсуждаться, считаю необходимым изложить то, что представляется наиболее близким к истине, не подчиняясь целиком взглядам той или другой стороны, по и не отклоняясь чересчур от обеих сторон, а идя средним путем между противоположными мнениями.

Такого метода надо держаться преимущественно, когда истину исследуют беспристрастно, как в данном случае.

В самом деле, что касается причин, содействующих здоровью или нездоровью, способов ввода и усвоения воздуха и пищи, то такие вопросы даже учителя философии объясняют не на основе точного знания, а на основе предположений.

Но если нет точного знания, то нельзя найти верного средства. Поистине, ничто так не способствует в большей мере установлению метода лечения, как опыт.

Хотя существует много явлений, не имеющих собственно прямого отношения к (медицинским) наукам, но они помогают изучению последних, стимулируя мысль ученого. Таким образом, созерцание явлений природы, хотя и не создает врача, но делает его более подготовленным к занятию медициной.

Бесспорно, что Гиппократ и Эразистрат, и ряд других не потому стали врачами, что, не довольствуясь лечением лихорадок и ран изучали, до некоторой степени, явления природы, но великими врачами они стали именно в силу этого обстоятельства. Самой медицине нужно теоретическое обоснование, хотя не в тех случаях, когда речь идет о скрытых причинах и естественных функциях, но все же во многих случаях. Ведь эта наука основывается на предположениях, причем во многих случаях не оправдываются не только теоретические предположения, но даже и опыт.

Так, нередко ни лихорадка, ни пища, ни сон не следуют непосредственно за теми явлениями, с которыми их привыкли связывать. Более редко случается, но бывает иногда, что сама болезнь есть нечто новое. Явно ложно утверждение, что таких случаев не бывает. Так, в наше время одна женщина, после того как у нее случилось выпадение мясистого органа (т. е. матки) из полового отверстия и она стала сохнуть, умерла в течение нескольких часов; это произошло так, как самые известные врачи не определили ни род болезни, ни средство ее излечения. Полагаю, что они не испробовали никаких средств, так как никто не пожелал испытывать правильность своего диагноза на весьма знатной особе, из боязни прослыть убийцей в случае, если бы не удалось спасти больную.

Весьма вероятно, что они могли бы что-нибудь придумать, освободившись от такой робости и могло бы быть найдено какое-нибудь уже испытанное средство.

Но для установления лечения в таких случаях не всегда помогает сходство явлений; а если когда и помогает, то во всяком случае это дело размышления, к какому врачебному средству следует преимущественно прибегать, принимая во внимание много сходных видов болезней и лечебных средств. Таким образом, когда врач встречается с подобным случаем, то он должен изыскивать средства, оказывающие помощь если не во всех, то хотя бы в более частых случаях. Для этого он будет искать новые пути, обращаясь не к скрытым явлениям, они ведь сомнительны и неясны, но к таким, которые могут быть исследованы, т. е. к явным причинам. Ведь имеет значение, произошло ли заболевание от утомления или от жажды, от холода или от жары, от бессонницы, или голода, или на почве злоупотребления пищей и в-ином, или от половой невоздержанности. Кроме того, врач должен знать, какова природа больного более ли влажное у него тело или сухое, крепкого ли он сложения или слабого, часто ли бывает нездоровье или редко, и, когда случится заболевание, то бывает ли оно в сильной форме или в легкой, на короткий ли срок или долгий; какой образ жизни вел больной - многотрудный или спокойный; живет ли он в роскоши, или соблюдает умеренность. Ведь в зависимости от этих и им подобных обстоятельств, приходится во многих случаях, устанавливать новые способы лечения.

Впрочем, нельзя проходить мимо этих вопросов, как будто они не возбуждают никаких возражений. Так и Эразистрат утверждал, что болезни возникают не от этих причин; ведь других лиц, да и тех же самых, но в другое время, не лихорадило после указанных причин.

Также некоторые врачи нашего века, подчиняясь влиянию Темизона, каким и они сами желают казаться, утверждают, что познание причины не имеет никакого отношения к лечению. По их мнению, достаточно наблюдать некоторые общие свойства болезней, которые бывают троякого рода: одни болезни протекают с затвердением, другие с разжижением, третьи смешанного типа. В самом деле, у больных бывает то слишком мало выделений, то слишком много то в одном отношении мало, в другом много. Среди болезней этих трех категорий есть болезни острые и болезни нарастающие, либо остающиеся без изменения, либо идущие на ослабление. Таким образом, когда выяснено состояние больного в указанных отношениях то, если тело уплотнено, надо его ослабить, если тело страдает разжижением, то закрепить; если болезненные явления смешанного типа, то надо сразу бороться с более сильно выраженным болезненным явлением. По-разному надо лечить болезни острые и застарелые, по-разному болезни нарастающие и иначе уже склонные к выздоровлению.

Медицина, согласно их утверждению, и есть наблюдение за этими явлениями; ее определяют как некий способ действия, который греки называют "методом" и уверяют, что эта наука есть наблюдательница общих явлений, присущих болезням. И они не желают причислить себя ни к догматикам, ни к чистым эмпирикам. С первыми они не соглашаются по той причине, что не желают сводить медицину к гипотезам, направленным на объяснение скрытых явлений, со вторыми не соглашаются, полагая, что в наблюдении только данных опыта слишком мало учености. Что же касается Эразистрата, то, прежде всего, самое представление об очевидных причинах, противоречит его взглядам, так как редко приходит болезнь, если нет налицо какого-либо из вышеуказанных явлений. Далее вовсе не следует, чтобы то, что не действует на одного человека, не могло подействовать вредно на другого или на того же самого в другое время. Ведь в теле человека могут существовать скрытыми некоторые явления, порожденные или слабостью или каким либо расстройством, которых у другого нет, или их не было у него в другое время, и эти явления сами по себе не столь значительны, чтобы возбудить болезнь, но делают организм более подверженным другим заболеваниям. Ведь если бы Эразистрат достаточно ясно понял значение наблюдения явлений природы, что врачи не случайно считают своим делом, он знал бы также и то, что ничто вообще не совершается вследствие одной причины, но за причину принимается то, что больше всего, по-видимому, содействовало данному явлению. Ведь какое-либо действующее начало пока оно является единственным, может не оказывать воздействия, но производит максимальное действие в соединении с другими. К этому надо прибавить, что сам Эразистрат, утверждающий, что лихорадка возникает, когда кровь переливается в артерии и это случается при чересчур полнокровном теле, не объяснил, почему из двух одинаково полнокровных один заболевает, другой же останется вне всякой опасности заболевания, что ежедневно наблюдается. Из этого можно сделать вывод, что указанное переливание крови есть действительная причина, но при полнокровии это переливание происходит не само по себе, а тогда, когда к полнокровию присоединяется еще какая-нибудь из вышеуказанных причин.

Что же касается сторонников Темизона, то, если они являются носителями неизменных начал, их более чем кого бы то ни было следует считать догматиками. Ведь, если кто не принимает того, что одобряет иной рационалист, то нет необходимости создавать немедленно другое новое научное название, если только самое существенное в их взглядах не является делом одной только памяти, но построено на рациональном основании. Если же медицинская наука почти не принимает никаких неизменных правил, что ближе к истине, то эти люди не отличаются от тех, которые основываются на одних экспериментах, тем более, что любой, даже самый неопытный человек, может заметить, способствовала ли болезнь уплотнению тела или размягчению.

Если умозрительным методом найдено, какое средство способствует размягчению и какое уплотнению, то такой врач - догматик, и если средство найдено на основании опыта, то врачу, который отказывается признать себя догматиком, приходится назвать себя эмпириком. Таким образом, у последнего познание болезни стоит вне науки, а врачебное искусство ограничено данными практики. И ничего к учению эмпириков ими не прибавлено, но скорее убавлено; ведь догматики многое наблюдают всесторонне, а эти эмпирики только самые легко объяснимые явления, не выходящие за пределы общераспространенных наблюдений.

В самом деле и те, которые лечат мелкий и рабочий скот, не будучи в состоянии узнать от бессловесных животных особенности болезни каждого животного, останавливаются только на явлениях общего порядка. И чужеземные народы, поскольку им не знакомы тонко разработанные рациональные основы медицины, видят только явления общего порядка; также и врачи, на попечении которых находятся обширные больницы, поскольку они не в состоянии проявлять высшую степень заботливости в отношении каждого отдельного больного, прибегают к этим общераспространенным средствам.

И право же, древние врачи знали эти общие свойства болезненных явлений, но не довольствовались такими знаниями. Даже самый древний учитель Гиппократ говорил, что лечить следует, обращая внимание, как на общее, так и на частное. И сами они признают, что никоим образом не могут остаться в рамках своего учения, ибо виды болезней с твердыми и жидкими выделениями различны; это легче наблюдается при тех болезнях, которые дают жидкие выделения. Одно дело, когда больной вместе с рвотой извергает кровь, другое дело, когда желчь или просто пищу; разница - страдает ли больной поносами или кишечными коликами, слабеет ли он от выделения пота или погибает от истощения. Притом, жидкие выделения прорываются в разные части тела: глаза, уши; от этой опасности не застрахован ни один член человеческого тела; и все эти болезненные явления лечатся по-разному. Таким образом, при этих заболеваниях, медицина переходит непосредственно от изучения общих болезненных явлений, сопровождаемых жидкими выделениями, к частым проявлениям; при этом часто бывает необходимо отдельное изучение особенности болезни, так как одни и те же средства помогают не во всех, даже сходных, случаях.

Правда, есть некоторые определенные средства, которые, в большинстве случаев, или крепят живот или слабят; однако, находятся люди, на которых те же самые средства оказывают иное действие нежели на других. Следовательно, в отношении таких лиц исследование общих явлений дает неблагоприятные результаты и только изучение частных свойств приносит пользу.

Между тем, часто бывает достаточно распознать причину болезни, чтобы ее вылечить.

И вот недавно, на наших глазах, талантливейший врач нашего века, Кассий, зная, что один больной, страдающий лихорадкой и сильной жаждой, стал себя плохо чувствовать после опьянения, заставил его выпить холодной воды. После этого, когда действие вина было устранено путем смешения с водой, он избавил больного от лихорадки, заставив его спать и пропотеть. Подобное лечебное средство врач предусмотрительно применил не потому, что тело больного было связано или расслаблено, но потому, что понял причину, которая предшествовала заболеванию.

Согласно мнения указанных авторов, существуют также некоторые особенности, связанные с характером местности и временем года. Рассуждая о том, какой образ жизни должны вести здоровые люди, они предписывают в местах с тяжелым климатом или во времена года, вредно действующие на здоровье, больше избегать холода, или жары, излишества в еде, работе, половых сношениях; предписывают, чтобы тот, кто ощущает нездоровье, в тех же местах или в те же времена года, больше предавался отдыху и не раздражал рвотой желудка, а слабительным кишечника. Несомненно, это правильно; но от общих положений они отклоняются, вдаваясь в какие-то частности; разве, что хотят нас убедить, что здоровым людям следует сообразоваться с климатом и временами года, а больным будто нет в этом необходимости; для последних же, чем более подвержен опасностям ослабленный нездоровьем организм, тем более необходимо возможно внимательнее относиться к этим вопросам. Мало того, у одних и тех же людей болезни проявляются различно; и тот, кто безуспешно лечился средствами, действовавшими когда-то благоприятно, часто вылечивается средствами противоположного характера. Встречается также весьма много различий в отношении приема пищи. Ограничусь указанием на одно только различие. В самом деле, голод легче переносит взрослый молодой человек, чем ребенок; легче переносится голод, когда воздух тяжелый, чем легкий, легче зимой, чем летом; легче, когда человек привык есть один раз в день, чем когда привык также и завтракать, легче, когда человек не занят трудом, чем когда занят.

Часто приходится давать пищу через более короткие промежутки тем, кто менее способен переносить голод.

В силу этих соображений, я делаю вывод, что тому, кто не знаком с явлениями частного характера, приходится придерживаться только общих путей. А тот, кто в состоянии познать частные явления, должен настойчиво ими заниматься, но не оставлять также в пренебрежении общие вопросы.

Вот почему при равном уровне знаний более полезен врач, близкий к больному, чем посторонний.

Но вернемся к нашей теме. Итак, по моему мнению, медицина должна быть построена на рациональных началах; ее следует строить, исходя из очевидных фактов, отбросив все скрытые причины, устраняя их не из поля зрения врача, а из самого искусства врачевания. Что же касается вскрытия, то рассекать тела живых людей и жестоко и нет необходимости, а вскрывать трупы умерших необходимо изучающим, поскольку они должны знать положение и порядок размещения органов. Об этом лучшее представление дают трупы, чем живой человек или раненый.

А остальное, что можно изучить только на живых людях покажет опыт при лечении раненых, хотя и более медленным способом но значительно более гуманным.

Изложив это, я прежде всего расскажу о том, какой образ жизни должны вести здоровые люди, а затем перейду к вопросам о болезнях и их лечении.