Те же вопросы, те же сомнения волновали и меня в далекие военные годы. Когда смерть была рядом. И мои товарищи, скромные, застенчивые люди, совершали героическое.

Какая жизненная дорога приводила их к подвигу? Почему они становились героями?

Николай Иванович Кузнецов сидел на пеньке у партизанского костра. Немецкий зеленоватый китель его был расстегнут. Тускло поблескивали погоны оберлейтенанта. А рядом с ним стоял командир отряда Дмитрий Николаевич Медведев. Орден Ленина горел на его аккуратно затянутой гимнастерке. Два человека, два героя… Что их связывало, что влекло друг к другу? Что общего было в их судьбе?

- Николай Иванович, вы готовы?

- Полностью, товарищ командир.

- Отдыхайте. Через два часа - в путь.

- Есть!

Кузнецов встал, расправил плечи и медленно пошел от костра. Медведев задержал меня.

- Доктор, Николай Иванович здоров? Ни на что не жаловался? Мне не нравится цвет его лица.

- Он здоров. Во всяком случае, мне ничего…

Поговорите с ним, доктор! - властно приказал Медведев и вдруг ласково улыбнулся.-Ведь если даже болит что - никогда сам не признается.- Он любил Кузнецова.

Николай Иванович сидел на поваленном стволе березы и сосредоточенно смотрел в одну точку. Я тихо подошел сзади:

- Как чувствуете себя, коллега?

- О, ганц гут! Данке, коллега! - быстро ответил Кузнецов, обернувшись.

Шутливое обращение «коллега» вошло у нас с ним в привычку.

- Врасплох вас не застанешь! - сказал я, разглядывая его лицо.

Да, он был утомлен, белки глаз пожелтели. Может быть, лучше еще отдохнуть денек-другой?

Кузнецов угадал мои мысли.

- Оставьте, доктор. Я свеж и здоров.- Он отвечал мне по-немецки.- А сосредоточен потому, что тренируюсь - учусь не только говорить, но и думать на немецком языке. Вам понятно?

- Не очень.

Он посмотрел на меня:

- Все очень просто. Если я в городе устану и засну, во сне могу заговорить, сказать русское слово. Лучше, чтоб оно было немецким.- И он снова уставился в одну точку.

Когда бы я его ни видел, он всегда в чем-нибудь тренировался. То учился стрелять «навскидку», как он выражался.

- Понимаете, в городе может возникнуть ситуация - целиться некогда. Все решают секунды и точность!

И целыми часами на привалах вышагивал среди деревьев, ежеминутно выхватывал из кармана незаряженный пистолет, наводил, целился, стрелял, прятал в карман, снова выхватывал… И так без конца.

То учился прыгать. Или ездить на мотоцикле. Однажды он придумал нечто совсем уж фантастическое…

- Понимаете, коллега,- говорил он мне,- я должен буду за ночь пройти от леса до города по шоссе черт знает сколько километров. Утомлен. В голове туман. А я должен иметь вид свеженького офицера, который только что принял ванну и позавтракал. И главное - ясную голову. Вот, тренируюсь.

- Где, когда, как? - недоумевал я.

Он лукаво улыбнулся:

- Секрет.

Той же ночью секрет его открылся. Отряд совершал очередной переход, шли гуськом по краю большака. Сквозь тучи изредка проглядывала луна, и я заметил, что Кузнецов, шедший передо мной, как-то странно взмахнул руками и… исчез. В ту же минуту откуда-то снизу раздался его раскатистый смех. Я бросился к нему, зажег фонарик. Он лежал в придорожной канаве навзничь и хохотал.

- Вы не ушиблись? В чем дело?

Давясь от смеха, он зашептал мне в ухо:

- Тренировка!.. Чтоб дать отдых голове… Научиться спать на ходу!.. Пока дойду до Ровно,- высплюсь по дороге!..

И снова от души засмеялся.

И вот теперь опять тренировка. Я присел рядом.

- Мне кажется, Николай Иванович, вы тренируетесь всю жизнь. Вероятно, с самого детства у вас уже было это стремление стать разведчиком… Призвание!

Он с удивлением поглядел на меня, усмехнулся:

- Призвание? Я объясняю это заблуждение вашей молодостью, коллега! Десять лет разницы!

Потом он снова стал серьезным.

- Да, это заблуждение, доктор. Война для меня не профессия и. не призвание. Война - необходимость. Как и разведка.- На минуту он задумался, едва заметно вздохнул.- Гитлер много лет воспитывал свою армию, обучал своих разведчиков. Он думал, что это - профессия. А мы с вами всю жизнь готовились к иному… Хотите, расскажу одну любопытную историю? - вдруг оживился он.

Хотел ли я!

- Но ведь вам следует отдохнуть перед дорогой!

- Вот именно. Поэтому я расскажу вам эту историю на немецком языке. В порядке тренировки. Переспрашивайте, что не поймете.

Он опустил голову, чему-то улыбнулся и стал рассказывать.

Незадолго перед началом войны в Москве проживал и работал на большом московском заводе один советский инженер. Человек мирный, он любил свое инженерное дело и ни о чем другом не помышлял. Что? Да, я хорошо его знал, доктор. Семьи у него не было, как-то так сложилась жизнь - учился и работал, кончал рабфак… В общем, дожил до тридцати лет холостяком. Внешность его описывать не стану, не умею. А характер у него был спокойный, уравновешенный, так сказать. Без всяких стремлений к приключениям.

Однажды вызывает его директор, знакомит с каким-то молодым человеком и оставляет вдвоем в кабинете. Молодой человек тут же все ему сразу и выкладывает.

Оказывается, нашим чекистам стало известно, что гитлеровцы на днях отправляют в Москву Двух опытных разведчиков - организовать шпионаж на одном из московских заводов. Приедут они как представители частной коммерческой фирмы. Долго думали чекисты, как поступить. Если просто на границе задержать шпионов и отправить обратно, гитлеровцы могут взамен послать других, и более успешно. Если же пропустить и организовать за ними наблюдение, так ведь можно в какой-то момент не уследить. И тогда у чекистов возникла идея - обратиться за помощью к инженеру, хорошо владеющему немецким языком, чтобы провести матерых разведчиков. Инженер… Давайте назовем его условно Бородиным. Так вот, Бородин сперва стал отказываться, боясь провалить все дело. Ведь он никогда ни о чем подобном и не думал, даже детективной литературой не интересовался. Но он прекрасно знал, над чем работает завод и какой ущерб понесет страна, если на завод проникнет шпион. И он в конце концов согласился. А согласившись, стал соображать, как выполнить задание. План, который предложил Бородин, был принят…

Коммерсанты приехали и поселились в гостинице «Националь». Это совсем недалеко от Красной площади. Там на втором этаже они обычно обедали. И на третий день их приезда за соседним столиком оказался инженер Бородин. Он ничем не отличался от других посетителей. Молчаливый, застенчивый, Бородин вел себя очень скромно, ни разу даже не поглядел на коммерсантов. И единственное, что он себе позволял,- это весьма громко, даже развязно заказывать и обсуждать с официантом меню своего обеда. Он объяснялся на хорошем русском языке. Но всякий заметил бы, что у него сильный иностранный акцент, именно немецкий акцент.

Кузнецов коротко, с удовольствием рассмеялся и даже прихлопнул ладонью по колену.

- Да, доктор, это, пожалуй, было самым трудным - русскому человеку научиться говорить по-русски с немецким акцентом!

На другой день коммерсанты подсели к его столу. А еще через день все трое уже непринужденно беседовали - коммерсанты неплохо говорили по-русски.

Как-то в разговоре один из них будто невзначай воскликнул:

- Знаете ли, если бы вы не носили эту форму, я побился б об заклад, что вы - немец!

- Почему? - удивился Бородин.- Цвет волос? Черты лица?

- Акцент! У вас акцент, будто вы родились в Дюссельдорфе!

- Товарищи никогда мне на это не указывали…- задумчиво сказал Бородин.- Вот что значит в семье говорить на одном языке, а в служебное время на другом,- улыбнулся он.- Портишь оба языка.

- Так вы немец! Зи зинд айн дойчер! - захохотал коммерсант и в восторге ударил его по плечу.

- Мои родители - выходцы из Германии, но я родился в России,- строго сказал Бородин.- Я русский.

- О нет, вы немец, зи зинд айн ехтер дойчер!

Вскоре они уже прогуливались втроем по городу, и Бородин показывал достопримечательности Москвы. А однажды пригласил к себе на чашечку кофе. Родители отдыхали на даче, он жил в квартире один. Оставив гостей в своей комнате, инженер долго хлопотал на кухне. Гости не скучали. Справа от двери стоял чертежный столик. Приколотые кнопками чертежи были прикрыты газетой… Коммерсанты с пользой провели время в ожидании кофе.

На другой день коммерсанты попросили Бородина посидеть с ними после обеда в Александровском сквере. Здесь они показали фотографии чертежей и предъявили ультиматум: либо он будет сотрудничать с гитлеровцами, либо эти фотографии попадут в руки чекистов.

Бородин был потрясен. Ох, как потрясен! Но, в конце концов, после долгих сомнений он дал согласие. Тут все и началось. Он стал заваливать разведчиков всякими сводками, чертежами, информациями. Он вербовал для них агентуру и чуть ли не ежедневно сводил с новыми людьми. Вскоре у коммерсантов не оставалось времени ни на сон, ни на еду. Когда пришло время уезжать, Бородин проводил своих «друзей» до самого вагона. И немцы уехали, увозя с собой груду макулатуры и твердую уверенность в том, что создали крупную агентурную группу на одном из важнейших оборонных заводов страны.

Кузнецов помолчал.

- И это все, Николай Иванович?

Он встрепенулся:

- О нет, коллега, история имела продолжение. Когда-нибудь расскажу и об этом. А сейчас я только хотел ответить вам. Призвание! Одно призвание было у инженера Бородина: служить своей Родине! Так, как это требуется в трудную минуту. А профессия… Профессия у него была обычная… созидательная…- Кузнецов нежно провел ладонью по шелковистому стволу березы и совсем уж неожиданно произнес по-латыни: - Бетула веррукоза. Так называется эта березонька, доктор.

- Разве вы занимались ботаникой?

Он посмотрел куда-то вверх, где качались верхушки деревьев в еще светлом предвечернем небе, где кружил ястреб и высоко-высоко плыли малиновые облака, и тихо сказал:

- Выращивать лес!.. Вот это и было моей профессией, доктор…

Много лет спустя побывал я в уральском городке с таким русским и чистым, как родничок, названием - Талица. Здесь я бродил под деревьями, которые так любил маленький Никоша Кузнецов, смотрел в тихую воду реки, которая навсегда отразилась в его глазах. Здесь, в ботаническом саду, заложенном в давние времена каким-то добрым человеком, студент лесного техникума Кузнецов мечтал о родной березке, о садах, шумящих на земле… Может быть, это помогло ему в последний час, когда окружили враги, выхватить из кармана гранату, прижать к груди и взорвать…

Через шестнадцать лет мы нашли могилу Кузнецова. Его останки похоронили во Львове, на Холме Славы.

Командир нашего партизанского отряда Дмитрий Николаевич Медведев не просто уважал,-он любил этого человека. У него теплели глаза, когда Кузнецов напевал у костра уральскую старинную песню. Он буквально не находил себе места, если Кузнецов задерживался на задании, в городе.

После смерти нашего командира в 1954 году, работая над книгой о его юности, я узнал, что Митя Медведев с ранних лет нежно любил лес, проводил в нем целые дни, мечтал окончить Лесную академию. Так вот что их так влекло друг к другу, так сближало! Лес, русская природа - это пело в их душе. Это объединяло их так же, как общая борьба.

Не стыдись же этого и ты, мой мальчик!