Прелюдия

— Сан-Адлур!

— Ну что тебе еще?

— Постой! Ты как же со мной разговариваешь!?

— Прости, не сдержался.

— Так вот, Сан-Адлур, я хотела бы знать, почему на юге наших земель живет целая гора каких-то грязных нерадивых бродяг?

Сан-Адлур — правитель огромного племени армов подчас сомневался, он ли на самом деле управляет своим народом. Иногда казалось, что эта ошеломляюще прекрасная семнадцатилетняя остолопка Оли-Гор вполне заменяет его; он лишь отдает указы, а придумывает их она — тупоголовая молодая царевна.

— Откуда ты узнала об ирбийском братстве?

Красавица уперла маленькие ручки в бока, на каждом пальце блестело по кольцу, выставила вперед грудь с возом цепочек, надула алые пухлые губки.

— Однако вот значит как называется эта падаль?

— Это не падаль, а такие же люди, как и мы.

— Ах, как и мы? Что ж, если ты немедленно не уберешь этот позор с наших земель, то знай — я могу обидеться! А если я обижусь, ты уже знаешь, надеюсь, что я тогда сделаю. Чего я лишу тебя, мой царь!

Сан-Адлур пожимал плечами, разводил руками, в самом дел не зная, что и сказать.

— Итак, сейчас я отправляюсь в Плавающий Дворец, к отцу, — продолжала она, сверкая малахитовыми очами, — а ты, Сан-Адлур, не увидишь меня до того момента, пока не вернутся с юга от Мирии наши воины, неся на щите голову ирбийского правителя!

 

I

Земель, вождь небольшого братства под названием Ирбы, стоял на стене своей крепости и с волнением наблюдал, как со стороны реки Мирии вырисовывался силуэт всадника на черном коне с ярко-красной попоной.

— Наши подозрения были не напрасны, он одет в черное, — тревожно заметил Геррам, старый воевода. Морщинистое лицо показывало сильное напряжение, жилы на висках и лбу побелели, скулы торчали резко, зубы скрипели так, как будто совершал нечеловеческие усилия. — Похоже, что несет к нам плохие вести! Худо дело, если оно так.

— Где они остановились? — спросил Земель.

— Наши люди все разузнали. Армы в двух днях пути отсюда. — На хмуром лице Геррама обозначились множество шрамов и морщин, глаза горели, он с силой сжимал кулаки. — Разбили лагерь, сниматься в ближайшие дни вроде бы не собираются. Чего-то ждут. Думаешь они готовятся к нападению на нас?

— Сначала будут переговоры.

— Что предпримем в худшем случае?

Вождь молчал. Стоя на месте, он замер и почти не дышал. Пристальный взгляд был устремлен вдаль, будто прямо сейчас хотел узнать ту новость, которую везет на лихом коне армийский гонец.

— Приказать открыть ворота? — спросил воевода коротко.

Земель чуть заметно кивнул, но взгляда не оторвал, продолжал взирать, не моргая. В помутневших за долгие годы жизни глазах читалась тревога, трудно было назвать это страхом, но вождь что-то чувствовал и это было столь же несомненным, как то, что он стоял здесь, на этой стене. Этот человек был стар, хотя и не древен, многое повидал и за долгую жизнь научился не боятся. Вождь не должен испытывать страха, считал он, потому как страх мешает думать, а кому еще думать, как не вождю.

— Аран! — закричал воевода отчаянно, обратив свой крик вниз, к внутреннему подножию крепостной стены.

Внизу показался бритый человек, его голову даже издалека трудно было с чем-то спутать. Это был главный стражник, человек суровый, верный, хотя немного странный, потому как никто никогда не слышал, чтобы он что-нибудь говорил. Слышал он хорошо, все понимал даже на древнем языке, но вот слов как будто не знал вовсе, предпочитая обходиться знаками.

Вот и сейчас Аран помахал рукой в приветственном знаке.

— Аран! Прикажи открывать ворота! Открывай ворота!.. — Геррам кричал, срывая могучий мужской голос до хрипа. Здесь было не так уж высоко, внизу можно было бы услышать обычный разговор, ведь крепость состояла из широких сосновых стволов, вкопанных в землю и связанных между собой, но воевода кричал как только мог и все это потому, что очень сильно волновался. — Впустите гонца армов! Слышишь меня! Впустите гонца!..

Бритый человек внизу поднял над головой огромные кулаки, мощно потряс ими три раза — это был еще один знак, говорящий о том, что он все понял и готов выполнить приказ.

В скором времени затрещали засовы, заскрипели петли, и крепкие дубовые ворота, окованные бронзой, начали нехотя отворяться.

Вождь к тому времени уже спустился по лестнице на утоптанную землю и не оглядываясь направился в сторону большой рубленой избы с конусообразной крышей.

Навстречу ему выбежал пухлый розовощекий мужичок одетый на манер боярина. То был Войдан — первый советник вождя, человек не отличающийся особенной физической силой, тихий, обычно гордый, но зато умный и преданный ирбийскому братству.

— Земель! — восклицал он. — Что делать?

Вождь даже не повел бровью. Он проговорил на ходу:

— Уже знаешь. Собери всех, в том числе и Мунна. Будем говорить с всадником армов.

Первый советник сжался, нахмурился. В его круглых глазах сверкнуло сначала недовольством, потом показалась насмешка.

— Все, кроме тебя и Геррама, уже собрались и с жутким волнением ждут известей от гонца! Только один человек еще не явился, и ты, Земель, знаешь, о ком я!

Вождь сузил глаза. Вскоре он и первый советник уже поднимались по гладким ступеням его терема, стражники у входа низко поклонились, распахнули двери.

— Быстро вы собрались, — произнес Земель, когда был уже внутри помещения и вглядывался в ряды соотечественников. Здесь были заслуженные воины, советники, волхвы, торговцы, охотники, просто близкие друзья вождя.

— Как узнали, так сразу и сюда. А слух у нас летит со скоростью ветра.

Вождь прошагал к широкому столу, все встали. Лица казались белее мела, глаза таили тревогу.

— Садитесь. За Мунном послали?

Со всех сторон послышалось недовольное ворчание.

— Послали.

— Хорошо. Начнем, как только появиться наш гость. Пока что обсуждать нечего, сами знаете, какую весть он нам может принести, так что… ждем.

Рис 20: Земель и Геррам на стене ирбийской крепости. Вдали, на фоне серебристой ленты реки, вырисовывается силуэт армийского конника.

 

II

Среди клубящегося пара трудно было разглядеть человеческие фигуры. Здесь пахло мылом, душистыми травами, воском и прочими причудливыми снадобьями. Несколько девушек растирали пахучими мазями старика с белой бородой и белыми волосами. Терли его мыльными мочалами, брызгали ароматной водой, чистили ногти или просто гладили, мяли старческое тело.

Старик сидел в широкой продолговатой купальне, блаженно улыбаясь. Казалось, что он спит и вот-вот захлебнется водой, но он держал голову чуть запрокинув назад, чтобы уровень воды не доходил дальше, чем до подбородка.

Неожиданно дверь в мойку распахнулась и в проеме показался высоченный рыцарь в бронзовых доспехах. На голове его не было шлема, белые волосы торчали во все стороны, видно было, что очень торопился, поэтому запыхался и запарился.

При виде рыцаря девушки истошно завопили и бросились в рассыпную. С пола хватали полотенца, кадушки, мочалки — в общем все, что угодно, лишь бы прикрыть от незнакомца бесстыдно голые тела.

— Что надо!? — закричал старик яростно, глаза налились гневом.

— Прости за вторжение, Мунн, — начал рыцарь сдавленно, — но Земель требует тебя на совет. Прибывает всадник армов, будут переговоры. Мне приказано доставить тебя.

Мунн недовольно заворчал:

— Ему, видите ли, приказано. Ишь ты, какой быстрый. Как смогу, так и буду. Вот скажи, ты бы смог отказаться от купанья с этими девушками, потому что там какой-то болван привез какие-то там вести?

Светловолосый смотрел выпученными глазами. Судорожно сглотнул.

— Ну смог бы? — допытывался Мунн.

— М-м… конечно… — промямлил рыцарь.

Теперь уже Мунн смотрел с выпученными глазами.

— Ты же молод и уже… А ведь такие девушки, ах! А ты уже! Ладно я, мне ведь скоро восемьдесят, но ты… Хорошо. Шут с тобой, подай мне мою одежу!.. и поскорее!

 

III

Гонца в черном одеянии встретили почти безмолвно. Это был темноволосый мужичина, высокий, с широченными плечами. Стража, во главе с воеводой Геррамом, сразу же проводила всадника в бревенчатый терем, где его уже с нетерпением ждали вождь и прочая знать братства ирбов.

— Приветствую правителя ирбов. — Прибывший гонец низко поклонился. — Мое имя Огнестой, я послан к вам правителем племени армов.

Вождь нахмурился, брови сбились на переносице. Он некоторое время рассматривал гостя, будто это могло что-то изменить.

— Большая честь. Садись, Огнестой, — наконец молвил Земель. — Ешь, пей вволю, сколько влезет. Все, что на столе — твое. А в это время говори, с чем к нам прибыл, с добром ли, или же нет?

Гость еще раз поклонился, уже не так низко, и не спеша проследовал к столу. Как только он сел, подбежали слуги, налили лучшего вина, положили на тарелку большой ломоть жареного мяса, засыпали мелкой птицей, запеченной в тесте.

— Пей до дна, — сухо сказал кто-то.

Не поднимая взгляда, Огнестой осушил кружку в несколько глотков, взмахом руки показал, чтобы налили еще. Ему налили. Он снова выпил. Потом еще раз…

— Доброе вино, спасибо вам, — поблагодарил он.

В комнате стояла тишина. Собравшиеся даже дышать старались как можно тише, лишь бы не упустить ни одного слова из тех, которые могут быть сказаны.

— С чем прибыл? — прервал тишину Мунн. Он сидел красный, с растрепанными волосами, от него веяло смесью трав, мазей и мыл.

Огнестой отставил вино, отодвинул поднос с яствами. Не торопясь дожевал, выплюнул кости, бросил их под стол. После всего этого наконец поднял глаза на вождя и подал голос:

— Правитель армов вынужден выдвинуть тебе условие, Земель. Со всех сторон наши земли, а твои как бы посередине. Мы предлагаем тебе и всем ирбам стать частью племени армов. Твоя крепость останется такой как прежде, просто она станет одной из городов Мирийского княжества армов.

В зале теперь все как будто бы умерли, а говорили только двое:

— А что будет с моими людьми?

— Ваши женщины достанутся достойным мужчинам, а ваши мужчины будут работать на полях, сажать и собирать урожаи.

— Вы значит оставите только крепость?

— Ты и твои люди останетесь здесь, станете купцами.

— Мы будем рабы, а наши женщины станут развлечением для ваших солдат?

— Но мы даруем вам жизнь и возможность продолжить свой род!

— В рабстве.

— У ваших людей будет общий дом и пища.

— Но не будет свободы и права выбора?

— Это все равно лучше, чем война, из-за которой прольется кровь невинных, нить многих поколений оборвется навсегда.

С левой стороны стола послышалось недовольное шипение. Кто-то невольно забормотал, пошел шепот. Лица людей свирепели с каждой секундой, один только вождь хранил сравнительное спокойствие.

— А ежели откажемся? — спросил он.

— Нам понадобиться день, чтобы взять вашу крепость!

Шепот уже перешел на громкие разговоры. Люди раскраснелись, глаза горели гневом, ногти скребли стол.

— Это все, что ты хотел сказать?

— Да, Земель. Это все. Мы даем вам день на обдумывание, завтра, к заходу солнца, я должен буду тронуться в путь.

Вождь грустно улыбнулся:

— Можешь отправляться прямо сейчас и сказать своему правителю, что мы не рабы, мы — ирбы! И нам нечего обдумывать, те, кто захочет уйти в рабство могут это сделать прямо сегодня, но я уверен, что таких людей будет крайне мало. Отправляйся. Мы — ирбы, без свободы мы ничто!

Огнестой поднялся, в глаза озверевших от гнева людей старался не заглядывать, хотя каждый навязчиво ловил взгляд гонца. Развернувшись, он медленно двинулся к двери.

— Стоять! — Мунн вскочил со стула, его трясло, глаза вылезали из орбит. В руках он держал свой чародейский посох, набалдашник которого уже засветился, чувствуя гнев хозяина.

Огнестой развернулся. Сделал он это столь же неторопливо, после поднял обреченные глаза и посмотрел на Мунна.

— Я уж думал отпустите, — произнес он со вздохом, вынул из-под плаща крепкую веревку, бросил себе под ноги.

Мунн в это время запихнул посох за пояс, быстрым движением левой руки содрал лук со спины одного из стражей, что стоял в углу, другой страж подал стрелу.

— Вы, все до одного, умрете спустя несколько дней… Война… — проговорил Огнестой. Спустя какой-то миг в глазах его все застыло, изо рта хлынула струйка крови, и он рухнул на пол, обратив лицо к потолку. Из груди торчала крепкая стрела, бронзовый наконечник пробил кость, древко вошло так глубоко, что, казалось, должно было показаться со спины.

— Война, — кивнул Мунн, нарочно выронив лук.

Земель поднялся из-за стола, в глазах была глубокая задумчивость. Он проговорил:

— Ждите до вечера, затем привяжите Огнестоя к коню его же веревкой, коня напугайте так, чтобы обязательно вернулся в родное стойло.

На пухлом лице первого советника выразилось непонимание:

— А не лучше ли оттянуть срок?

— Оттягивать уже нечего, мы немедленно уходим в леса. Огнестой бросил веревку себе под ноги, этим хотел сказать, чтобы вернули его домой. Последнее желание мы обязаны выполнить, чтобы не обидеть богов.

— Выполнять! — громко скомандовал Мунн.

Стражники подхватили обмякшее тело гонца, унесли.

— Еще вчера ведь были союзниками, — хмыкнул Мунн.

Вождь в напряжении сжал кулаки. Мунн добавил:

— Нет. Даже несколько мгновений назад мы ими еще оставались.

Земель произнес со вздохом:

— Ох, если бы все было так просто. Мы никогда не были союзниками, потому что наше братство, в сравнению с их племенем, маленькая соломинка супротив стога сена.

— И все же.

Вождь вдруг замер, в глазах мелькнула яркая тревога. Он спросил:

— Где мой сын?

— Все еще в лесах!

— Срочно отыскать и донести новую весть!

Рис 21: Стрела в груди отважного Огнестоя

 

IV

Мерко затаился в зарослях орешника и терпеливо ждал. Длинные мощные руки крепко сжимали древко дротика, готовые в любой момент совершить молниеносное движение. Мышцы застыли недвижимо, казались деревянными, готовые резко сократиться.

Олень должен был вот-вот появиться. Мерко сначала выследил, а потом и вычислил его — животное должно пройти именно здесь. Мерко ждал еще и еще. Но оленя не было. Неужто он ошибся?..

Внезапно впереди затрещало, послышался хруст, это был хруст… папоротника. Мерко нахмурился, подумал о том, что этот олень довольно удивительный, слишком уж много от него шума.

Кусты раздвинулись, и на поляну выбежала девушка небольшого роста, совсем еще юная, с коротким кривым мечом в руках. Мерко вздрогнул, острое лезвие меча было испачкано свежей кровью.

Осмотревшись, девушка остановилась, воткнула меч в землю, облокотилась на рукоять. Грудь тяжело вздымалась, девушка, судя по всему, долго бежала и теперь остановилась, чтобы перевести дух.

Мерко выйти не решался. Похоже, его помощь здесь пока не очень-то нужна, он предпочитал рассматривать девушку из зарослей.

Та по-прежнему не могла отдышаться, девичья грудь ходила туда-сюда без остановки. Светлые длинные волосы на белом округлом лице слиплись от пота, из-под них выглядывали сердитые серые глаза. Из маленького, чуть вздернутого, носика текла тонкая струйка крови, огибая аккуратные губки, спускалась дальше по подбородку и капала на грудь.

Внезапно снова захрустел папоротник и на поляну стремглав выбежали трое. Все они были в рваной одежде и чем-то не на шутку разъярены, у одного в руке был нож, у другого — топор, а у третьего — большая коряга.

— Попалась, овечка, — зарычал первый. — Теперь не уйдешь.

— Ох от тебя и хлопот, — покачал головой второй. — Ну ничего, ты нам это возместишь.

— Ну держись! — гаркнул третий. Он замахнулся, чтобы ударить длинной корягой по рукам и выбить кривой меч, но не успел даже опустить свое оружие, пальцы разжались, дубина выпала. Горло пронзил острый дротик, из артерии забрызгала кровь, обагряя траву. Разбойник сипло закричал, ухватился за древко, глаза закатились, и он рухнул на землю, после чего дернулся и замер.

Оставшиеся двое оглядывались по сторонам, каждый из них готов был отразить еще один дротик. Девушка сделала вид, что собирается бежать, даже развернулась. Разбойник в ответ вскинул руку, стараясь задержать, но девушка умело вывернулась и с разворота вспорола наглецу живот. Хлынула кровь, на землю повалили кишки, неся за собой жуткую вонь. Разбойник в ужасе закричал.

Последний бросился было на обидчицу, но на его шее сошлись две могучие руки, подняли чуть вверх и с силой дернули в сторону. Донесся хруст, разбойник с хрипом осел на траву…

Мерко застенчиво смотрел в красивое женское лицо, забрызганное кровью, разглядывал угрюмые широко расставленные большие серые глаза, что горели решимостью и не выказывали ни капли слабины.

— Ты кто? — спросила девушка, голос был крепким, уверенным, но странно мелодичным.

Мерко отвел взгляд. Такая маленькая и кроткая, по сравнению с ним, но не боится, спрашивает нагло, с нахальством присущим хозяину, который подобным образом обращается со своими рабами.

— Меня зовут Мерко, я охотник из племени ирбов. Наша крепость недалеко, если хочешь, то мой народ очень гостеприимен…

— Мое имя Тора, а моя страна, а по вашему — племя, называется — Ламулия. Я прибыла издалека, путешествовала с принцем, но разбойники уничтожили стражу, слуг и… принца тоже. Осталась только я.

— Прынц — это имя? — спросил Мерко.

Девушка нахмурилась. Сказала с насмешкой:

— Нет, принц — это не имя. Это как у вас — царевич. Сын короля, тьфу!.. то есть царя. У вас ведь цари, да?

— Раньше ведь у всех был только один царь, и у нас и у вас, он был и царем всего мира, а сейчас в некоторых племенах — свои цари. В некоторых, как к примеру в вашем, правитель теперь называется — король. Но это только в очень больших, а в моем племени — вождь.

— Верно. Значит по-вашему принц — сын вождя, будущий правитель. А ты разве раньше никогда не слышал этого слова?

— Нет. Король — слышал, а принц нет.

— Ну теперь знай.

— Что ж, тогда пойдем, — позвал Мерко. — У нас отдохнешь, мы поможем тебе вернуться домой.

Тора громко засмеялась:

— Ты о чем? Ты хоть знаешь, где живут ламулийцы?

Мерко смутился. О таком племени он что-то когда-то слышал, но это было так давно, что он теперь даже и не припоминал, что именно.

— Н-нет… — Ирб пожал плечами.

— Вот так-то. А я, честно говоря, ничего не слышала о твоем племени. Что это за название такое… как там?

— Ирбы.

— Точно, ирбы. Откуда это?

— В моем племени разные люди, разных народов. Наш вождь принимает всех бродяг и тех, чьи племена разграблены во время войн и больше не существуют.

Тора усмехнулась:

— Так вы все бродяги?.. По тебе не скажешь.

— Мы не бродяги, — покачал головой Мерко. — У нас даже есть крепость. Небольшая правда — сосновый частокол. Ей уже почти двадцать лет! Правда, дерево не столь долговечно, поэтому со дня основания пришлось несколько раз воздвигать стену заново. Знаешь, многие из нас, кто молод, как вот я, родились в этой крепости. Нас не много, но мы совсем даже не бродяги. Мы не племя, скорее братство, потому как любой, потерявший дом, может остаться у нас, жить с нами и называться ирбом.

— Ладно. Какая разница. Мы с принцем направлялись к армам, они наши союзники, далекие друзья, сможешь показать дорогу в их ближайший большой город?

Мерко вспыхнул радостью:

— Они и наши союзники тоже! Сейчас мы в их землях. Идем, вечером будем в одном из их городов!

— Мне нужен Большой Град, так он называется.

— Я о нем и говорю… А зачем тебе туда?

Тора чуть смутилась.

— Надо найти одного человека.

Рис 22: Из-за кустов на поляне видна юная ламулийка

 

V

Ниакар был самым близким другом вождя, а также служил главным хозяйственником ирбов. Сейчас, руководя подопечными, он без остановки кричал, отдавая команды, бегал от одной повозке к другой, смотрел, чтобы не перегрузили, а то колеса могут не выдержать и тогда уж все пропало. Сейчас каждая телега на вес золота, от каждой зависит по несколько жизней.

— Ниакар!

Рослый земледелец повернулся, небрежно смахнул пот со лба. Перед ним стоял Костоправ — лекарь племени, высокий молодой красивый парень, непроницаемыми угольными глазами, короткими черными волосами и без бороды. Одет в свободную рубаху и новые кожаные портки, лицо его вытянулось то ли от волнения, то ли еще от чего.

— Что тебе? — спросил Ниакар коротко.

— Выдели для меня повозку. У меня снадобья, много тряпок и инструменты.

Ниакар почесался своей здоровенной лапищей, угрюмо проговорил:

— Поедешь на одной телеге с главным волхвом…

Лекарь в недоумении выпучил глаза:

— Что?! С Мунном?!

Земледелец развел руки в стороны:

— А ты еще хочешь выбирать?

Костоправ упер руки в бока, долго качал головой, смотрел куда-то в сторону, после чего наконец спросил:

— Где повозка?

— Вон она. Повозка Краснопера.

Лекарь осторожно взглянул на старую гнилую телегу, поспешил отвернуться. Краснопер в приветствии махнул рукой.

— Ну, — вздохнул Костоправ, — хотя бы один человек у нас будет… как человек. Не то что этот главный волхв Мунн!

Ниакар кивнул:

— Ничего, приживешься. Вы с ним даже чем-то похожи, он — чародей, ты — лекарь.

Костоправ горько усмехнулся:

— Да какой он чародей? Волхв он лесной, вот и все. А так, конечно же, мы похожи, что здесь говорить! И говорить нечего!

 

VI

Тора и Мерко резко остановились. Прислушались. Оба обнажили мечи, замерли, вглядываясь в заросли кустарника.

— Ты слышала?

— Заткнись!

Из-за толстой поваленной колоды выступили двое с кривыми мечами, в рваной одеже. Снова разбойники, понял Мерко.

— Ты, жалкая уличная девка, и ты, олух неотесанный, вы перебили почти всех нас! — завизжал первый отчаянно. Он уже сделал шаг вперед.

В глазах разбойников полыхал звериный огонь.

— Сейчас вы умрете! — подхватил второй, заходя сбоку.

Мерко пожал плечами, на лице не было ни страха, ни злости:

— Сами виноваты, не надо было грабить ламулийского принца!

— Тебя мы не грабили, ослиная голова, так что молчи! Это не твое племя и не твой народ!

— Я должен был смотреть, как твои люди убивают ее?

— Да! — Разбойник сходил с ума от ярости. — Я же не лезу в твои дела, недоумок!

— Но ведь я же не разбойник…

Тора положила свою маленькую руку на плечо Мерко и громко произнесла:

— Прекрати оправдываться, уничтожим их, и дело с концом!

— К бою! — заорал разбойник, тот, что заходил сбоку.

Мерко принял на себя первый удар. Враг ударил с силой, лязг металла гулко пронесся по лесу, но удар все же был несложным, и Мерко без особого труда отвел его в сторону. Разбойник ударил еще раз и снова атака была отбита без всяких усилий.

Размахивая коротким мечом с невиданной скоростью хрупкая с виду Тора наступала. Глаза ее застыли уверенностью, руки словно срослись с рукоятью оружия.

— Ух ты какая. — Разбойник откровенно отступал, в его глазах от уверенности не осталось и следа.

А Тора продолжала махать мечом во все стороны, делать множество обманных движений, лишь иногда атакуя. Зато как атакуя! После каждого такого выпада у разбойника или на плече, или на боку, или на ноге обязательно появлялась новая рана. В один момент девушка так исхитрилась, что кончиком лезвия смогла дотянуться до длинного носа разбойника. Послышался странный треск, парень выронил оружие, упал на колени. Обхватив руками раненое место, он взвыл, как раненый зверь. Ладони заливала кровь, он размазал ее по лицу, картина получилась не для слабонервных.

— Да, — зашипела Тора, — я такая!

Девушка ногой отбросила меч разбойника далеко в сторону, он завертелся в воздухе и воткнулся в землю.

Мерко тем временем уже почти вывел противника из равновесия. Было видно, что разбойник устал, его атаки почти иссякли, все они пресекались, толком не успевая начаться. Тогда Мерко нашел удобный момент, отвел меч врага в сторону, резко шагнул вперед и ударил ногой в грудь. В следующий миг он перебросил меч из одной руки в другую, размахнулся и нанес чудовищный боковой удар. Сталь вошла глубоко, раздробила ребра, остановилась только в легких. Мерко дерзко выдернул меч, вытер кровь о портки и спрятал оружие за спиной.

С разбойниками все было кончено.

— Болваны, — усмехнулась Тора. — Они просто болваны, которые продали всю свою силу.

Мерко с жалостью посмотрел на разбойника с разрубленным носом, тот изрядно поливал землю кровью, продолжал завывать, вскрикивать, глаза покраснели от слез.

— Где ты научилась так драться? — удивился Мерко.

— Как бы хорошо ни дралась, принца уберечь не смогла. Разбойные твари не все дрались так хреново, как эти двое.

— Их, видать, было много?

— Видать. Целая туча. То есть, куча. Я с трудом спаслась. Но бегаю я быстро.

— Так же быстро, как и размахиваешь этой железякой?

— Это не железяка — это меч моего прадеда!

— Понятно. А что будем делать с этим? Добить?

— Сколько до города?

— День пути.

— Не надо. Оставь, он не дойдет. Сейчас беззащитен. Если не умрет от потери крови, то все равно не выживет ночью, один, без оружия. Все волки в округе уже чуют запах его крови.

Мерко вздрогнул.

— Идем, Мерко. Как думаешь, мы успеем до вечера?

— Наверное, нет. Придется провести ночь в лесу, но ты не бойся, я привык. Я часто здесь бываю, лес — это самое безопасное место.

Тора громко расхохоталась. Мерко впервые за первые часы их знакомства увидел, что девушка умеет по-настоящему улыбаться. Похоже то, что было до этого, не столько правда, сколько желание показать себя страшной, запугать. Но теперь, когда она ему хоть чуточку доверяет, все это у нее несомненно пройдет.

— В чем дело, почему смеешься? Я сказал что-то веселое?

— Еще бы! Ты сказал, что у вас в лесу безопасно! Да тут разбойники на каждом шагу!

— Ну это потому, что нас двое, а когда я один, я крадусь так, что не слышат даже звери.

Без того круглые глаза Торы округлились еще сильнее. Она игривым укором посмотрела на спутника:

— Ты намекаешь на то…

— Не на что я не намекаю, — засмеялся Мерко. — Говорю прямо.

— Нет, послушайте его, он смеет говорить мне, что я, такая легкая, хожу по лесу, как слониха, а он, такой здоровенный, будто не человек, а лось, двигается подобно лесному эльфу!

— Что такое слониха и что такое эльф?

— Ну ты доходяга, такого не знаешь…

— На себя взгляни, хотя бы на одежу! Так кто такой слон?

— Точно — это не ты и не я.

Они смеялись. Вскоре оба растворились в чаще леса. Шли напористо, забыв об осторожности, а хохотали так, что перепугали всех зверей и птиц в округе. Разговаривали о родных племенах, о людях, которые их населяют, о животных, о лесе, о войнах и красоте. В те часы позабыли обо всем, помнили лишь друг друга.

 

VII

Земель в одиночестве сидел в небольшой комнате и размышлял. На старческом лице его почти ничего не выражалось, но в голове все вращалось, кружилось, мысли бегали туда-сюда, сталкивались, разбивались. Идеи то пропадали, то появлялись снова, он думал о том, что теперь делать, когда ему объявлена война. Что делать, когда выход только один — бежать. Но куда?

Племя армов огромно, огромно по численности и мощи и армийское войско. А что у ирбов? Полторы сотни плохо экипированных бойцов и сотня земледельцев, а остальное женщины, старики, да малые дети. Что же нужно армам от их крохотного государства? Неужто видят опасных соперников в будущем? Но ирбы ни на что не претендуют и претендовать никогда не собираются. В чем же дело? Это просто воинская бравада, или им необходимы рабы? Или же, на самом деле, все дело в армийском народе? Армы просто хотят внушить своему народу уверенность?..

Ответы на все эти вопросы отыскать очень сложно. Сейчас невозможно. У всех захватнических войн, как правило, настоящие причины для начала тщательно скрываются. Мир не так прост, особенно сложны люди — творцы мыслей, мыслей, которые служит пищей богам. Обычно маленькие неурядицы, что служат поводом, это лишь отговорки, а на самом деле причина кроется в другом. В любом случае думать и гадать теперь поздно. Наутро надо уходить в леса и молиться богам, чтобы враги не нашли, не изничтожили ничтожное ирбийское братство под корень.

Неожиданно дверь в комнату приоткрылась, вошел главный волхв Мунн.

— Завтра отправляемся? — спросил он печально.

— Да, — кивнул Земель. — Иного выхода нет. Они раздавят нас, как лапа медведя давит навозную муху.

Мунн недовольно сощурился, проговорил:

— Ну-ну. Я себя навозной мухой не считаю, не знаю уж, как там ты.

— Зато они нас считают. И не без оснований.

Чародей сел в кресло, взял в руки кувшин с вином.

— Как думаешь, Земель, когда они будут здесь?

— Дня через три, не меньше.

— Мы можем успеть. — Мунн сделал несколько больших глотков. — А можем и не успеть.

Вождь поднялся со стула, подошел к окну.

— Вечер, — буркнул маг.

— Моего сына нашли?

— Нет. Ищут. Но он уходит далеко, ты же сам знаешь. Мерко любит лес, это для него родной дом!

— Знаю. Что будет, если не вернется к утру?

— М-м… — Мунн смутился.

— Уйдем без него. Ждать мы не можем, жизнь людей в опасности.

Главный волхв сделал озабоченное лицо, поставил кувшин на место.

— Думаешь, он найдет следы? — спросил он затихающим голосом.

— Следы будем заметать, а то найдет не только он.

— Может оставить послание?

— Могут найти армы… вместо него.

— Что же делать? Возможно, нам стоит оставить здесь человека. Если армы появятся раньше, чем Мерко, наш человек сумеет скрыться в лесу. Я мог бы остаться.

Земель посмотрел на чародея гневно, сказал:

— Без тебя нам не пройти и трех дней.

— Отчего же?

— Погибнем в первой же схватке.

— Но твой сын — наследник. Что будет, если он не найдет нас?

Вождь вздохнул. Лицо приняло опечаленный вид.

— Все как снег на голову…

— Ты согласен на человека, Земель? — спросил еще раз Мунн.

— Да, — ответил вождь — Но только это будешь не ты, — сказал он, делая ударение на «не ты». — Я понимаю, однажды ты уже сделал из одного бедного земледельца, потерявшего свою семью, вождя молодого братства…

Мунн кивнул и перебил:

— И семью тоже вернул.

— Правильно. Так и будь с этим земледельцем рядом и знай, что он без тебя далеко не уйдет, даже если и называется вождем!

Мунн в ответ долго молчал. В голове вертелись странные далекие полузабытые мысли. Нахлынули старые воспоминания. Он вспоминал, как он привел сюда еще молодого Земеля, как они вместе победили страшных ергисов, что собирали всех бродяг и нищих и заключали в рабство. Как освободили из плена Мерко, сына будущего вождя свободных узников — вождя ирбов — Земеля, обычного земледельца, в чьих жилах текла и течет кровь Великих правителей. Сам Земель тогда и знать ничего не знал о своих великих предках.

— Кого бы ты хотел оставить? — спросил вождь, заставляя Мунна вынырнуть из пелены старых воспоминаний.

— Я предлагаю оставить Арана!

 

VIII

В лесу, как и всегда, темнело быстро. Мерко и Тора остановились у корневища большого дуба, поваленного, по-видимому, когда-то сильно буйствующим здесь ветром. Девушка натаскала сухого хвороста, ирб выудил из котомки огниво и труть. Скоро запылал небольшой костерок, путники вытянули к нему руки, ладони ожгло приятным теплом.

— Люблю глядеть в огонь, — прошептала Тора, улыбаясь. — Это так завораживает.

Мерко надменно вскинул голову:

— Есть две причины, за которые я не люблю костер ночью. Первая, это то, что если вечером смотреть в огонь, а потом по сторонам, ничего не видно. Костоправ, наш лекарь, говорит, что это очень вредит зрению. Огонь слепит. Это первое. А второе — это то, что нас сейчас видно со всей округи, как на ладони.

Девушка слушала, слушала, а потом вдруг отвернулась, недовольно хмыкнув. Искоса поглядела на Мерко, серые глаза на мгновение показали обиду.

— Ну и зануда ты. Есть две причины, за которые я люблю огонь, — проговорила она. — Первое — это то, что он дает мне возможность согреться самой и приготовить пищу…

— Ну понятно, ты же женщина, хранительница очага. Это дано тебе в той капельке Рода, что получаем мы при рождении.

— Не перебивай! Так вот, это было первое. Второе же в том, что огонь, как ничто на свете, гонит прочь хищников и всякую нечисть!

Мерко подложил еще хворосту.

— Меня по ночам никто не трогает, — произнес он.

Тора вгляделась в него с интересом и изумлением. Их взгляды встретились, оба долго в молчании держались, не моргая. Наконец Тора опустила глаза, лицо ее заметно потеплело, она спросила:

— Ты что же совсем не жжешь костер?

Молодой ирб улыбнулся:

— Нет. А зачем?

— Разве не боишься волков, леших, оборотней, навий, берегинь и прочих лесных жителей?

— Нет конечно. С детства не боялся. Возможно, поэтому меня не трогают. Я боюсь другого мира, с большими городами, селами, деревнями, весями, странными людьми… Там меня даже петухи клюют, а уж дворовые собаки подавно готовы разорвать на части!

— Дурные псы нападают на все, чего не понимают… Но как же ты, ночью, в лесу, один, и без костра?

Мерко медленно перевел дыхание, вгляделся во тьму. Из-за кустов и стволов выглядывают сотни любопытных глаз, но никто не решается подойти, боятся костра… или его.

— Не знаю я как. Просто здесь чувствую себя в безопасности. Нечисть меня сторожится, обходит… вот прямо как этот костер. Ложусь спать под дерево, даже муравьи по мне не ползают, а когда просыпаюсь — ни одного комариного укуса.

— Ну это у тебя кожа такая, ни один комар не прокусит.

— Да при чем тут кожа…

Тора обвила колени руками, притянула к груди.

— Ты что спишь прямо под деревом? Разве не на дереве?

— Да, — подтвердил Мерко, — прямо под деревом. Зачем мне на дереве? Надо таскать с собой веревки, привязываться каждый раз, а то еще грохнешься, шею сломаешь. А так внизу хорошо, свернусь клубочком и так до самого утра, пока теплый солнечный луч не разбудит.

— Здорово. Только вот мне не вериться.

— Чего тебе не вериться? Не врать же мне.

Девушка засмеялась. Смех был приятный и ласковый, так обычно смеются маленькие прекрасные лесные феи.

— Странный ты. Не такой, как другие. Им всем огонь, тепло, города, драки, войны, корчма. А тебе все это противно?

Мерко пошевелил угли в костре, вверх взвились тысячи искр, их чуть повело ветром, они тут же потухли.

— Да не противно мне. Я могу быть, как все, но… понимаешь, мне страшно. Мне кажется, что в большом городе, среди людей, я не смогу драться так, как здесь, в лесу. Там мне все чуждо, а здесь как дом, а дома вроде всегда стены помогают.

Тора кинула на угли большую охапку сучьев, пламя появилось почти сразу, вспыхнуло ярко, осветив ближайшие деревья, обдав лица жаром.

— Комариков гоняешь. — Мерко забросил руки за голову, облокотился на корень дуба.

— И все-таки огонь наводит на мысли о прекрасном…

— О постоянном, — кивнул ирб.

— Это странно, да?

— Еще бы. Ведь раньше люди не знали огня, а когда научились подчинять себе, боги очень разгневались. Еще странно потому, что сам-то огонь явление кратковременное. Но когда мы смотрим в огонь, это заставляет нас размышлять о постоянном, а размышление о постоянном, в свою очередь, приближает к богам. Удивительно, может быть боги не хотели, чтобы простые люди могли так просто подступать к ним?

Тора вглядывалась в ирба с неподдельным интересом. В красивых глазах даже появилось немного женского восхищения.

— Ты говоришь… очень умно. Как будто всю жизнь учился, а не просидел в лесу.

Мерко засмеялся, покачал головой:

— Я же не всю жизнь просидел в лесу, как выражаешься ты. Хотя уверен, что большинство знаний почерпнул именно здесь.

— Ты это здорово сказал, про костер и богов, ты знаешь историю о том, как Прометей даровал людям огонь.

— Мунн что-то говаривал, но я не помню. Это очень старая история. Очень старая.

— Кто такой Мунн?

— Наш главный волхв.

— Он очень умен. Эта история древняя, мало кто знает ее. Тот, кто рассказал ее мне, говорил, что она произошла даже не нашей земле. Странно, откуда ее знает ваш волхв?

— Он старый друг моего отца. Так вот, Мунн рассказывал что-то о том, как боги разозлились на Прометея… дальше не помню.

— Непокорный Прометей был наказан богами за то, что подарил людям огонь, искусство читать по звездам, а также научил земледелию, строительству кораблей с парусами, складыванию букв. За все это боги приковали Прометея к высокой горе, что на Краю Света, далеко на севере, где раньше обитали дикие варвары. Там Прометей томился очень долго, терзаемый страшным змеем, пока не пришел Геракл и не освободил его.

— Кто это, Геракл?

— Некоторые называют его — Таргитай!

— Таргитай?

— Да. Старый бог.

Ирб посмотрел на ламулийку с сомнением, спросил:

— Ты веришь в легенду о другой земле?

Тора вспыхнула от удивления:

— Откуда ты знаешь эту легенду?

— Оттуда же, откуда и Прометея. Так ты веришь?

Девушка пожала плечами:

— Не знаю. Скорее нет, чем да. Кажется, что наши предки всегда жили здесь. А эта история, что люди приплыли сюда откуда-то еще, всего лишь выдумка.

Мерко поднялся на ноги, шагнул в сторону от костра.

— Ты куда? — спросила Тора, голос чуть дрогнул.

— Не люблю ложиться спать на голодный желудок. Иногда кажется, что вот-вот унесет ветром, а веревки-то нет, чтобы привязаться.

— На охоту?

— За пищей. Ты разве не хочешь есть?

— Хочу… но…

Мерко посмотрел на нее довольными глазами, сама призналась, что боится ночью одна, а для него это была хоть маленькая, но победа.

— Не бойся. Я скоро вернусь. Главное, гляди за костром, и никто тебя не тронет.

— Ты сумасшедший! Что ты поймаешь во тьме?

— Посмотрим. — Молодой ирб сделал несколько шагов, прыгнул и… пропал. Ни звука, ни тени, просто исчез.

Девушка сразу добавила в огонь еще дров, поплотней закуталась в плащ. Сжалась, словно озябший котенок. Она всем телом ощущала, как протянул к ней свои руки леденящий кровь ужас.

Ламулийка вспомнила слова Мерко, перестала смотреть в огонь. Пригляделась. Вокруг все шевелится, шуршит. Листья на деревья и кустарниках колышутся, бросают на землю устрашающие тени, что-то скрипит, скребется, мелькают быстрые тени. Мрачные холодные тусклые и быстрые, они появляются то тут, то там, хотят чего-то и того гляди победят огонь, ворвутся сюда и заберут ее в свое темное мертвое царство ночи. А листья так и будут злорадно посмеиваться, шелестеть, перешептываясь друг с другом.

Рис 23: Мерко и Тора у догорающего костра

 

IX

Этой ночью мало кто из ирбов надеялся сомкнуть глаза хоть на полчаса. Наутро уже уходить, а работы еще невпроворот: повозки не догружены, не все припасы рассыпаны по мешкам, не решено, кто поведет все братство, а самое главное, куда поведет, какой дорогой.

Вождь обходил свою крепость в последний раз. У ворот под руководством Ниакара грузили телеги. Старый Геррам раздавал своей дружине последние наставления. В высоком тереме с косоугольной крышей горел яркий свет десятка свечей, там Мунн, советники и следопыт по имени Путевод решали, куда сначала необходимо отправиться ирбам, чтобы обмануть армов, сбив их со следа. Сам Земель сказал лишь, что в конце концов они должны будут оказаться в Мраморных Горах, только там они смогут укрыться и начать жизнь братства заново. Скоро и он, Земель, пойдет к ним, и говорить и думать будут до самого рассвета.

Вождь шел дальше. Шел вдоль крепостной стены, которую они воздвигали, меняя старую, два года назад. Шел вперед, смотрел. Около каждого дома горело по факелу. Люди собирались. Решали, что смогут унести с собой, а что придется оставить здесь, бросить навсегда. Почти из каждого домика доносился детский плач, от которого рвало душу, наводило на мысли о том, что мало какой ребенок доживет до следующей весны. Сейчас уже середина лета, так что вряд ли ирбы, если даже и удастся скрыться в лесах, смогут устроится настолько хорошо, чтобы у детей была возможность пережить зиму. Вряд ли.

 

X

Из мрака выступила массивная фигура с длинными могучими руками. Тора вздрогнула, ладонь по привычке сжала рукоять меча.

— Напугал, — пожаловалась она сдавленным голосом. — Ты зачем так руки вперед выставил, намерено?

— Прости.

Мерко подошел ближе, в мокрых от росы мускулистых руках, блестящих в свете костра, он держал небольшого кабанчика.

— Смотри.

Обида в глазах Торы мгновенно испарилась, сменившись искренним удивлением.

— Как же ты ухитрился?

— Вот так.

— Ты что видишь ночью?

— Дело не столько в том, как я слышу или вижу, дело в другом.

Девушка нахмурилась, тонкие черные бровки сбились на переносице, на лбу образовалось несколько морщинок.

— В чем же? — спросила она требовательно.

— Как-нибудь скажу.

— Но как ты поймал его, ведь ты не взял с собой даже вот этот меч?

— Меч мне лишь затем, чтобы отбиваться от людей, а не охотится. Я поймал его руками и убил тоже руками.

Тора вгляделась в мощные руки ирба. Мерко сидел напротив нее, на противоположной стороне от костра, она впервые увидела, как он силен на самом деле. Все тело обтягивают тугие жили, повсюду массы крепких в то же время пластичных мышц, кожа ровная, гладкая, лишь кое-где рубцы от заживших ран. Только на лице почти нет шрамов, лицо простое, на нем, кажется, ничего нельзя скрыть, и этим оно красивое. Нет, не столько благородное, не столько геройское, сколько доброе, простое. Голубые глаза, как зеркало души, пухлые губы так тянут к себе, а нос перебит, что вселяет уверенность, мол, если надо, защитит, не станет стоять в сторонке.

— Эй, что это ты делаешь? — изумилась Тора.

— А что?

— Ты разделываешь руками, возьми нож!

— Зачем?

— Но как же руками?.. Как можно снять шкуру или вспороть брюхо без ножа?

Мерко фыркнул:

— Еще как можно. Надо просто знать, где рвать, и все отойдет само.

— Как это?

— Так! Какие вы, ламулийцы, необразованные, всему надо учить. Лучше настругай прутьев, чтобы насадить мясо.

— Ага, значит все же пользуешься ножом!

— Почему, если бы надо было настругать, я бы оборвал руками.

Тора озадаченно покачала головой, поднялась, отправилась искать прутья. Когда принесла, Мерко недовольно заворчал:

— Что ты принесла? Выброси и найди орешник!

— Как ты увидел?

— Я не увидел, темно же.

— Чего!? Слушай, ты мне уже надоел!

Большие ломти мяса, нанизанные на веточки орешника, Мерко извалял в золе и предложил Торе, на что она с удивлением спросила:

— Сырое же еще?

— Где ж сырое, а тебе чего надобно, чтобы все выварилось? Ешь сочное, ты, похоже, раньше никогда не пробовала. Странная ты, очень странная.

— Знал бы ты, каким странным кажешься мне сам!

Ели они жадно, глотали горячее, почти не жуя. За время драк и разговоров сильно проголодались, а Мерко отметил для себя, что Тора сырое мясо ест хоть и в первый раз, зато как ест! Чавкает на весь лес, так, что все местные лисы слюной изошли.

Когда наконец наелись, долго лежали животами кверху и пялились в небо. Ветерок разогнал облака, на них светили яркие звезды. В желудке ощущалась приятная тяжесть, одолела лень, по телу разливалось дурманящее тепло.

— Слушай, Тора, я тут решил, а что если ты когда-нибудь заглянешь к нам в крепость?

Тора некоторое время молчала, потом наконец ответила:

— Я тебе еще не надоела?

— Нет. Ты ведь не отказываешься потом посетить ирбов?

Снова было молчание, но теперь уже совсем иное, Мерко чувствовал, что Тора тянет умышленно, чтобы выказать гордость.

— Ты согласна?

— Возможно. Может быть. Когда-нибудь.

Мерко снова уставился в небеса. Какое-то неведомое доселе чувство сейчас накрывало его с головой, грело душу и в то же время загоняло тело в озноб. Он чувствовал, что она причина лежит сейчас рядом с ним. Он может дотянуться до нее, дотронуться.

Мерко увидел в свете костра ее светлую ладонь. Нежная кожа чуть-чуть сморщилась, видимо, от холода. Его кисть поднялась, осторожно потянулась к ее руке… Он почти уже коснулся, сердце билось в груди, отдавалось в висках…

— Ой. — Тора приподнялась.

— Что случилось? — Мерко вынырнул из сладких грез.

— Что-то живот крутит…

— А-а! Это бывает… когда в первый раз поешь сырого мяса! Да ты не бойся, это не страшно!

Мерко уже гулко смеялся и как ни старался, никак не мог взять себя в руки, когда девушка вскочила и бросилась в заросли.

— Это не страшно, главное — успеть!

 

XI

Утром было холодно, дул неприятный промозглый ветер. Мелкий противный дождь то начинался, то затихал, потом опять задавался с новой силой. Длинная вереница повозок огибала глубокий овраг, за ней нестройным потоком двигались люди. Колонна шла торопливо, многие озирались, благо, что до спасительного леса осталось совсем немного, а там деревья укроют, люди успокоятся, придут в себя.

— Мерко не вернулся? — спросил Ниакар у вождя. — Я был занят, так и не успел поговорить с тобой ранее.

Земель мотнул головой:

— Нет. Мы оставили Арана.

Ниакар в недоумении почесал в затылке.

— Неужто и правда я был так занят, что не заметил? Вот это да.

Вождь звучно прочистил горло, кашлянул.

— Немудрено, — проговорил он. — Я чуть не забыл одеть портки.

Ниакар улыбнулся, но улыбка быстро сползла с лица, он серьезно поинтересовался:

— Как ты сам-то считаешь, у нас может быть хоть маленькая надежда на будущее?

— Надежда на грядущее может быть всегда. Даже дурак верит, что когда-нибудь станет умным, но тем и отличаются все дураки, что никогда за всю долгую или краткую жизнь не меняются, то есть остаются прежними. Дураки живут завтрашним днем, в то время как на самом-то деле завтрашний день никогда не наступает, бывает только сегодняшний день… Вопрос в том, если у нас возможность? Здесь ответ следует искать опять же только в будущем. Искать что-то в будущем, значит ничего не найти, потому как найти можно лишь в настоящем. Поэтому нам остается лишь жить одним днем, жить тем, что есть в данный момент.

Ниакар глубоко вздохнул:

— Тот, кого одни громко называли дураком раньше, а позже другие посчитали умным, вовсе никогда дураком не был.

— Ты это к чему?

— Да так, просто к слову… Задумался малость.

Земель хмуро взглянул на небо. Облака облепили его со всех сторон, просветов не видать, но это не так уж и плохо, армы не любят дожди, это несомненно задержит их приход к ирбийской крепости.

— Тот, кого все вокруг громко называли дураком, скорее всего дураком никогда и не был. Просто выделялся чем-то из общины. Так уж устроены люди, если кто-то чем-то отличается от их большинства, то его гонят, клюют, бьют, унижают. Почему? Ответ прост, да потому что видят в нем скрытую опасность. Видят, что их-то самих очень много, а толку-то в них во всех очень мало.

— Также, как армы относятся к нам? За что хотят побороть, за что хотят уничтожить?

— За то, что верим в других богов, живем по-иному, нежели они. Правила у нас иные, обычаи, словом — культура. Они же называют нас дураками, не случайно, ведь мы слабы в сравнении с их мощью, и все же… они чего-то боятся.

Ниакар фыркнул:

— Раздражаем мы их, вот и все.

— Это одно и то же.

— Ну ежели так, то уместно вспомнить известную поговорку про дураков…

— Везет дуракам?

— Ну. Так говорят.

— Вот именно, говорят. Те, кто говорит, сами дураки, потому что везет всегда умным, тем, кто умеет меняться. Многие считают, что дурак — это тот, кто не умеет читать и писать, но они ошибаются…

— Дурак — это тот, кто не умеет меняться… или приспосабливаться.

Земель посмотрел в чащу надвигающегося леса, лицо скривилось.

— Посмотрим, — молвил он. — Сможем ли мы приспособиться. Во-он там! Среди этих вековых деревьев, голодных зверей, лютого холода и ничего не понимающего голода.

Рис 24: Вереница повозок огибает глубокий овраг. (Вид с высоты птичьего полета)

В лесу было мрачно и сыро. Только воздух казался более свежим, все остальное наводило на мысли о том, что скоро ночь, холод, страх. Ирбы шли по краю, но повозки все равно с большим трудом пробирались сквозь заросли высоких трав, колеса проваливались и застревали в верхнем слое гнилых листьев и еловых иголок, приходилось подталкивать, ломая и без этого усталые спины. Впереди были ратники с мечами на изготовку, они протаптывали и прорубали дорогу лошадям, за ратниками двигались земледельцы, после женщины и дети, и только потом повозки. Иногда лошади вдруг пугались чего-то, возможно чуяли волков или змей, начинали упрямиться, иногда заходили туда, где пройти дальше было просто невозможно. Извозчики злились, били хлыстами, ведь перегруженные телеги развернуть непросто, это обычно занимает много времени и усилий.

До вечера ирбы прошли немного. Остановились, когда перед глазами возникло большое молодое болото. На обследования дальнейшей дороги понадобилось бы немало времени, поэтому приняли решение разбить лагерь прямо здесь, а дальше отправляться уже на следующий день.

Мужчины быстро установили походные шатры, слава богам, такие у ирбов были всегда и в большом количестве. Многие остались еще с давних времен. Это были шатры Земеля и его дружины, тех времен, когда они еще не жили в одном месте больше года, тех времен, когда большую часть времени молодой братство проводило в странствиях…

Сейчас подростки собрали хворост, женщины запалили костры, взялись готовить пищу. У каждого костра расположились по несколько семей, то были земледельцы и жены военных, сами же ратоборцы держались вместе, расположившись чуть в стороне, у отдельных костров. Похлебку вояки тоже сготовили сами, без участия жен, кто-то из них даже затянул веселую песню, друзья сразу подхватили и тогда стало ясно, что теперь уж песни не замолкнут почти до самого рассвета.

Вождь поставил свой шатер недалеко от шатров своих воинов. С ним вместе, невдалеке от шатра, находились два советника, главный волхв, хозяйственник Ниакар, единственный с женой и сыновьями, а также воевода Геррам и лекарь Костоправ. Костер у вождя был один, собравшиеся сидели вокруг, над пламенем коптился котелок с кашей.

— Вечер теплый, — заметил Ниакар. — Значит день нас ждет солнечный.

— Да, — согласился воевода Геррам, — потеплело.

— Ветер пропал, поэтому и потеплело, — подытожил Войдан, первый советник.

Мунн хмыкнул, безнадежно махнул рукой в сторону Войдана, проговорил:

— Потеплело потому, что у костра, а ветра не чуешь, потому что в лесу деревья защищают.

— Середина лета, Мунн, — заворчал Войдан. — А ты говоришь так, будто уже наступила зима.

— Для нас наступило время, которое гораздо хуже зимы.

— Не сгущай краски. Тем паче, что зимой будет еще хуже!

Мунн привстал, взял в руки ложку, помешал кашу в котелке, пару ложечек попробовал.

— Ну как, ничего? — спросил Геррам, кашу готовил он, вместе с женой Ниакара.

— Сойдет. А что касается зимы, то до нее еще дожить надо.

Второй советник, по имени Грай, передернул плечами, поплотней закутался в волчонку, потер ладони одна о другую.

— Ты-то точно доживешь, Мунн, — сказал он. — Вон смотри, мы еще кашу даже и понюхать не успели, а ты, видать, уже пол котелка вылакал.

— Лжешь, я только ложечку!

— Смотря что брать за ложечку?

— Ложечка — она и у руннов ложечка.

— Во-во. Лопата — это, так сказать, тоже ложечка… даже очень неплохая ложечка.

 

XII

Мерко и Тора шли целый день, не особо торопясь, мирно болтая. Говорила в основном девушка, рассказывала о своей чудесной стране, о своем чудесном народе. Лишь иногда она позволяла вставить несколько слов своему спутнику, он, конечно, говорил о лесе, о животных, о том, что он чувствует, когда рядом такой живой и прекрасный мир со своими законами, неторопливой жизнью, тягой к постоянству и неизменности. Ну а когда говорила ламулийка, Мерко был совсем даже не против, он видел, что ей нравиться рассказывать, а ему было изумительно приятно слушать ее прекрасный мелодичный голос. Ему приходилось по сердцу то, какие она выбирает слова, как она строит предложения, как повышает или понижает тон.

— Далеко ты уходишь от дома, ежели говоришь, что до армов ближе, чем до ирбов, — с удивлением покачала головой Тора. — Тебе не скучно одному?

— Чем дальше в лес, тем толще звери, — улыбнулся Мерко.

— И все же?

— Мне совсем не скучно, я ж не один, вокруг много всего неизведанного, есть о чем подумать. Мыслями я все равно с людьми, только мое тело в стороне.

Тора посмотрела на него добрыми ясными глазами. Никогда раньше Мерко не думал, что просто заглянув в глаза человеку можно увидеть такую искренность и душевное тепло.

— Это помогает глядеть с высока? — поинтересовалась девушка.

Мерко задумался, не зная, как ответить. Наконец произнес:

— Я не ставлю себя выше других. Во всяком случае, такой цели у меня нет, просто когда смотришь со стороны, больше возможностей оценить правильно, так, как оно есть на самом деле.

— Ты прав. Все мудрецы рано или поздно уходят в лес или в горы, удаляются подальше от мирской жизни… Так сколько нам еще добираться до армов?

Мерко вздохнул:

— Что ж, думаю, что к темноте мы уже начнем различать огни города.

— Так уже ж темнеет?

— А город-то прямо перед тобой.

Тора вгляделась вперед, стараясь заглянуть вглубь, но стволы деревьев не давали заглянуть дальше, чем на пять целений.

— Ничего не вижу.

— Я уже вижу огонь, чувствую запах стряпни и немытых человеческих тел. Девушка посмотрела на своего спутника сверху вниз, тихо прошептала:

— Я тебе не верю…

Мерко рассмеялся:

— Зато я себе верю! Точнее даже не себе, а своему носу. Он меня никогда не обманывает.

Они прошли еще совсем чуть-чуть и сквозь стену леса действительно стали показываться небольшие огоньки. Потом огоньков стало больше, некоторые стали видны более отчетливо. Они подходили все ближе. Скоро лес внезапно закончился и перед ними раскинулась большая равнина. На равнине во тьме вырисовывались множество маленьких и больших домиков, на столбах горели яркие факелы, доносились прерывистые голоса жителей.

— Город армов?

— Ага. — Мерко зевнул.

— А почему нет крепости? Они что не опасаются нападения?

— Это не военный город, а торговый. Вокруг него еще много крепостей, так что этот город защищен снаружи и эту защиту трудно сравнить даже с лучшей крепостью мира.

— Да. У них большое племя. Как же мне найти того, к кому мы с принцем направлялись?

— Очень большое племя. Особенно по сравнению с моим братством, до нас им дела никакого нет. Нам придется поспрашивать, чтобы найти того человека. Ты уверена, что вы с царевичем… то есть, с принцем ехали именно в этот город?

— Конечно. Одну из крепостей мы миновали, а направлялись как раз сюда.

— Что ж, пойдем тогда в город, я думаю, там найдется пара комнат для двух путников, раз больших домов так много?

— Идем.

— Хорошо. А поиски начнем завтра.

— Ты мне даже хочешь помочь?

— А почему нет?

Мерко поправил меч, висящий на поясе, забросил котомку за плечи и шагнул в сторону города. Что-то таинственное и непонятное рождалось в его душе, это была тревога, какое-то странное предчувствие. Этот город, от него прямо веяло холодом, он ощущал это каждой частичкой своего тела. Но никак не мог понять, чего боится, возможно, это все потому, что слишком много времени провел один в лесу, но раньше он пропадал еще больше, но людей после этого не страшился так, как сейчас. Что же с ним творилось? Как ни старался, разъяснить он этого не мог.

— Большой город, — сказала Тора.

— Да, большой.

— Даже у нас таких немного, хотя племя просто огромное.

— У армов много подобных городов, но это еще не самый большой. Мне довелось видеть и поболее.

Они вошли в город как раз в тот момент, когда солнце уже полностью опустилось за далекий край горизонта и мир вокруг заволокло мрачной тенью ночи.

 

XIII

— Наши планы остаются прежними? — поинтересовался Войдан у Земеля, когда они сидели у догорающего костра, а все остальные уже крепко спали в шатре.

Вождь при помощи корявого сучка сгреб все угли в одну небольшую кучку, поднялся, отряхнул руки и, покопавшись в подкладке рясы, выудил оттуда баклажку с вином, после чего протянул ее первому советнику.

— Сделай глоток за то, чтобы так и было, — кивнул Земель.

Первый советник принял баклажку, пригубил.

— Идем на восток?

— Да. Будем чуть смещаться в северную сторону, чтобы двигаться параллельно Мирии. В конце концов мы выйдем из леса и упремся прямо в нее.

— Верно, — подтвердил Войдан. — Мирия резко меняет направление, когда на одной ее стороне начинаются владения гиритов, а на другой — тролов.

— Река — это наш хороший шанс. Там мы можем найти питание и спасение.

Войдан оторвал баклажку от губ, небрежно вытер подбородок рукавом.

— Я понимаю на счет пищи, но какое спасение даст нам Мирия или как называют ее гириты и тролы — Сон, когда мы выйдем прямо к гиритам!

— Это рискованно, но первый большой гиритийский город — на западе, глубоко в лесах, мы же выйдем как раз там, где резко сворачивает сама река. Леса там дремучие и суровые, зато людей очень мало и есть место, где мы могли бы спрятаться и перевести дух. После же мы пойдем против течения реки и лесами минуем все поселения гиритов. Если повезет, то до начала лета доберемся до моря. Там построим большие плоты, спустим их на воду. Море это спокойное, так что отправимся дальше на северо-запад, где войдем в реку Шилию, которая затем перейдет в Дор, а там север и свобода.

Первый советник прищурился:

— Горы?

— Гряда Риликия — знаменитая Опора Небес. Мраморные Горы. Там свободного места много, там мы выживем и сможем остепениться на долгие годы.

— Главное добраться. Это будет непросто, но мы должны отдать все силы.

— Хорошо, — кивнул Мунн, — это все в далеком будущем, а что же сегодня и завтра? Нам необходимо как-то запутать следы, ведь чтобы протащить повозки, нам приходится прорубать целую дорогу. Найти ее и догнать нас, что может быть проще!

— Ты прав, Мунн, — согласился Земель. — Но Путевод кое-что приберег на этот случай. Вы же видите, мы идем по краю леса. Совсем рядом выход в степь. Сейчас мы не можем выйти туда, там скоро пройдут армы, но как только они пройдут, мы сделаем это. Будем идти день по степи, после снова уйдем в лес, и тогда уже пусть ищут, где мы вошли.

Высоко на востоке появилась первая полоска солнечного света. Близился утренний рассвет. В глазах вождя появилась печаль и скорбь.

— Мой сын ушел на запад, — молвил он, — а мы идем на восток. Вряд ли он нас теперь нагонит.

— Почему нет? Аран ведь знает, куда мы отправились.

— Знает. Но Мерко может уйти далеко, и Аран его не дождется. Кроме того, скоро к крепости придут армы.

— Как придут, так и уйдут. Я не думаю, что Мерко и армы окажутся в нашей крепости одновременно.

— Но армы могут и не уйти сразу.

— Уйдут. Что им там делать? Туда придут воины, а у них ума не много. Разграбят, сожгут и уйдут восвояси. Их вояки точно также как и все поскорее хотят вернуться домой, к своим женам, к своим детям.

— Ты говоришь слишком самоуверенно. Почему думаешь, что сожгут? Может и нет. А тогда наверняка оставят кого-то в дозор.

— Брось. Это же армы. Им чужого не надо. Точно сожгут. Ты же хорошо знаешь, их боги это очень любят.

Вождь наблюдал за восходом солнца, но видно было, что думает он совсем даже ни о том как первый солнечный луч прорезает темный небосклон, пробивая дорогу наступающему на мир рассвету.

— Но армы могут поймать Мерко ни только у крепости, он ведь сам может оказаться в одном из их городов.

Первый советник махнул рукой:

— Они не будут проверять его. Мало кто из них вообще ведает, кто такие ирбы. Да и зачем Мерко идти в город армов?

— Не знаю. Мало ли что.

— Не волнуйся, твой сын не пойдет в чужой город. По крайней мере, ежели на то не будет веских причин.

— Каких это веских причин? — поинтересовался вождь.

Войдан задумался, потом ответил медленно:

— Вот именно. Таким и взяться-то неоткуда. Главное не это.

— А что?

— Ты же сам об этом говорил только что. Главное, чтобы Мерко и Аран отыскали нас. Главное, чтобы они смогли это сделать. И я думаю, у них получиться. Тебе не стоит волноваться, будь уверен, твой сын обязательно вернется!

 

XIV

В торговый город армов Мерко и Тора вошли ночью. Удивительно, но в Большой Град можно было проникнуть с любой стороны, вокруг города не было ни стены, ни защитного канала или рва. Похоже, что армы действительно не боялись нападения извне и были уверены, что необходимую защиты приносят города-крепости, стоящие на границах их владений.

На улицах города было светло: повсюду возвышались столбы, на которых крепились большие яркие факелы. Домики стояли разнообразные по зодчеству, но все какие-то приземистые, отчего казались совершенно безликими творениями неумелого мастера. Людей встречалось мало. Только пара бродяг и отряд воинов быстро прошагали мимо, даже не обратив внимание на путников.

Они шли недолго и свернули в самую первую корчму, что попалась им на пути. Внутри пахло крепким мужским потом, прогоркшим вином, несвежей кашей и кислыми щами. За столами сидели в большинстве своем грузные мужики в рубахах, женщин было мало, лишь за тремя столиками уместились толстые краснощекие бабы, те самые, что в поглощении вина почти не уступают своим волосатым собратьям.

Тора и Мерко прошагали за свободный столик, кстати единственный, что был пока не занят, и стали ждать. На столе стояли две кружки и кувшин с прохладной водой. Мерко наполнил кружки и одну протянул девушке.

— Пей, — сказал он. — Это вода.

— Я поняла, что не вино.

— Ну, что скажешь по поводу этого местечка?

— Тут грязно и ужасно воняет. Эти армы, наверное, никогда не моются. Хотя у нас все точно также, правда сказать. В таких местах я стараюсь обычно не появляться.

— Мне тоже это не по душе, но только здесь мы можем рассчитывать на комнаты.

Тора вертела головой по сторонам. Выражение ее лица все время менялось, она недовольно хмурилась, качала головой. Большие серые глаза взирали со злостью, иногда проскальзывало удивление, тонкие губки были плотно сжаты, от напряжения даже побелели.

— Где этот корчмарь? — уже начинал ворчать Мерко.

Почти сразу после этих слов появился пухленький высокий мужик, с длинными рыжими усами, зато бритый наголо, одетый в широкую красную рубаху. На Мерко корчмарь посмотрел с недоверием, мол, что это за парень такой, откуда взялся. Сам мужик был высок, здоров в плечах, но прибывший парень выше на полторы головы, если не больше, а о мышцах и говорить не стоит.

— Что желаете, путники? — спросил корчмарь сухо, узенькие глазки хитро посматривали на молодого ирба.

Мерко выложил на стол несколько монет, проговорил спокойным голосом:

— Свежей каши и вина. Доброго вина!

Корчмарь, хмурясь, зыркнул на девушку, что сидела рядом с парнем. Красивая. Лицо белое, чистое. А в глазах уверенность и бесстрашие. Молодая бестия любого может свести с ума, достаточно лишь одного взгляда. Однако, подумал корчмарь, странная парочка: один здоров как лось, но лицо как у ребенка, а другая хрупкая, как богиня Рита, зато в ярких очах горит злость сурового воина.

— Только неси все самое лучшее и самое свежее! — пригрозила Тора, когда корчмарь уже собирался уйти. — А не то заставлю тебя съесть все то дерьмо, что мне не понравиться!

Незаметно оскалив гнилые зубы, корчмарь развернулся и лениво поплелся в сторону кривой арки, уводящий в темный коридор, в котором мужик и пропал из виду, направившись, видимо, на кухню.

Тора смотрела ему вслед пристальным строгим взглядом, с силой сжимала маленькие кулачки. Видно было, что внутри ее все кипит, прямо булькает. Мерко задумался над тем, что его спутница злится по-настоящему, раньше казалось, что это она так, для начала, чтобы произвести впечатление этакой непреступной богини, но теперь он заметил и понял, что ошибался. Все это далеко не так. Тора за что-то ненавидит мужчин, всех без исключения, во всяком случае, пока не узнает чуть поближе. Но первые ее мысли всегда отрицательны, всегда предвзяты и пристрастны.

— Чего они все так на меня смотрят? — спросила Тора раздраженным голосом.

Мерко нервно сглотнул, голос чуть дрогнул:

— Ты… красивая. Они здесь таких не видели. Это место не для таких… как ты.

Тора даже не показала виду, что ей было приятно выслушать такое о себе, вся она была в глубоком напряжении, как кошка, в любой момент готовая к прыжку.

Наконец появился корчмарь. Он принес вина и две миски с вязкой остывшей кашей.

— Спасибо, — поблагодарил Мерко.

— На здоровье, — кинул корчмарь безучастно. — Это все?

— Гмм… А не будет ли у вас здесь двух лишних комнат?

Корчмарь посмотрел на парня с глубочайшим изумлением. Потом издевательски улыбнулся, спросил:

— А зачем тебе две?

— Мне и ей.

Корчмарь уже хотел засмеяться на весь зал, но внезапно перехватил злобный взгляд Торы, отчего тут же уяснил, что не стоит этого делать, а то эта девчонка может вцепиться в глотку так, что не оторвешь.

— Это не твое дело! — рыкнула Тора. — Есть две комнаты?

Корчмарь осторожно подмигнул Мерко, проговорил напыщенно равнодушным тоном:

— Двух нет, но одна есть. Все занято, вы не одни в Большом Граде. Путников и всяких так торговцев полным-полно, а комнат здесь, знаете ли, — не каждому чужаку.

— Мы можем найти и другую корчму, — сказал Мерко.

— Попробуйте, — бросил корчмарь равнодушно.

— Что ж, тогда нам одну! — отрезала Тора. — А теперь, давай, проваливай отсюда!

Пригрозив крючковатым пальцем девушке, корчмарь наклонился к Мерко и произнес шепотом:

— Ох и нелегко тебе будет ее уговорить. — А когда уже уходил, обернулся и добавил: — Но она правда того стоит!

Они неспешно ели кашу, запивали теплым вином. Тора продолжала гневно зыркать по сторонам, а Мерко все время смотрел в ее прекрасное лицо, глубокие очаровательные глаза и думал, конечно же, о ней. Кто она? Откуда она взялась? Зачем приехала сюда, из своей далекой таинственной Ламулии? Собирается ли обратно или навсегда останется здесь?..

Неожиданно к их столу подсел бородатый красноглазый мужик с немытыми сальными волосами. Запах от него шел просто ужасный, Тора тут же заткнула носик двумя пальцами. Мерко смутился, на девушку посмотрел с укором.

— Эй ты, парень! — обратился красноглазый. — Я даю тебе за нее золотой!

Мерко ухмыльнулся, подвинул красноглазому тарелку каши и сказал:

— Бери.

Мужик глядел с непониманием:

— Издеваешься?

Ирб забрал кашу обратно, в недоумении пожал плечами.

— Ты понял меня или нет, я говорю: золотой!

Тора уже потянулась за мечом, но Мерко отвечал все так же спокойно:

— Понял-понял. То хочу, то не хочу. Раньше надо было, когда я предлагал.

Красноглазый покачал головой, запыхтел, приподнялся на стуле и стал говорить еще более выразительно, прямо Мерко в лицо:

— Но я же не забираю ее у тебя навсегда, только на полчаса! Что скажешь, парень? Она же твоя?

— На пол часа?

— Ну!

С сомнением посмотрев в тарелку, Мерко проговорил медленно, но уже с угрозой:

— Иди вон из-за нашего стола!

Мужик покраснел от гнева, на ирба глянул как на умалишенного, проговорил тихо и ласково, уже обращаясь к молодой ламулийке:

— Тогда я дам золотой тебе, девочка, а он останется с носом, раз такой дурак.

— Ты что не слышал!? — закричала Тора так, что все в корчме повернулись и уставились на них. — Пошел вон, недоумок!

Это был уже предел. Красноглазый зарычал, замахнулся на Тору. Мерко стремительным движением перехватил выброшенный в лицо девушки кулак, вывернул в сторону. Раздался хруст, мужик истошно завопил.

— Вон! — прошипел Мерко на зубах.

— За что? — прохрипел мужик, здоровой рукой он придерживал себя на изуродованное запястье.

Тора наконец не выдержала, рывком вскочила из-за стола, выпрямилась, потянула из-за пояса меч, перехватила двумя руками, подняла вверх и рукоятью ударила красноглазого в лоб. Череп треснул, на стол брызнула кровь. Мужик ухнул, глаза его закатились, спустя мгновение он замер на деревянном полу.

В корчме воцарилось могильное молчание. Все перестали жевать, глотать и спорить. Все взирали, как немые, каша валилась из открытых ртов и звучно шлепалась о пол.

Мерко смотрел на Тору с непониманием. Она увидела, что он явно не одобряет содеянного ею, не выдержала его взгляда, отвернулась:

— Он же сам напросился! Пойдем в комнату. — Не дожидаясь Мерко, Тора повесила меч на пояс и устремилась в направлении лестницы, ведущей на верх.

Сердце Мерко билось в груди и разрывалось от странного чувства. Он не мог понять ее, только недавно она была такой доброй и милой, но во что превратилась сейчас. Сейчас готова разорвать глотку любому, а вчера… вчера была такая хрупкая, такая беззащитная. Почему? Наверное, ответ кроется в ее прошлом…

Но убивать — это не для женщины. Пусть даже на кону честь. Да и разве такая у женщины должна быть честь?

Этой ночью уснуть молодому ирбу так и не удалось. Ворочаясь с боку на бок, он снова и снова вспоминал случай с красноглазым мужиком, который может и был виноват, но смерти явно не заслуживал.

 

XV

Рано утром ирбы сняли шатры, собрали пожитки и снова тронулись в путь. Новый день, как и предполагали минувшим вечером, действительно оказался теплым. Облака разошлись, солнце светило ярко. Земля подсыхала, телеги шли уже намного легче. Чувствовались перемены в настроении людей, ведь первая ночь прошла спокойно, многие уже начинали привыкать, да и с погодой стало лучше, а это обычно значит много.

К полудню прошли примерно столько же, сколько за весь предыдущий день, тогда же решили остановиться ненадолго и перевести дух. Накормили лошадей, быстро разожгли костры, разогрели пищу. Некоторые мужчины отправились на кратковременную охоту, им повезло — удалось завались молодого мясистого лося. Детей отправили собирать ягоды и грибы, те кто постарше, подпарубки, полезли на деревья, чтобы достать яйца из птичьих гнезд.

— Обязательно оставляйте два или три! — наказывал Солнцеслав требовательно.

То был Солнцеслав — самый старый среди всех ирбов, поэтому к его мнению прислушивались, с ним считались, его уважали.

— Не допустите, чтобы птичий род прервался! Не берите грех на душу!

— Как я могу оставлять два или три, — удивлялся Торк, младший сын Риккета, внук Войдана, — когда в каждом гнезде их не больше двух?

— Не ври! — злился Солнцеслав. — Быть такого не может! Птицы несут много яиц.

— Может быть, — продолжал Торк, — и много. Зато таких как мы здесь тоже пред пруди! А то стали бы эти птицы яйца нести посредине лета!

После того как отдохнули, ирбы отправились дальше. Лес часто менялся, то сосновый, то березовый, то вдруг дубовый, с большим обилием самых ценных грибов — белых. Путь был нетрудным, лес стоял не такой уж и дремучий, расстояние между деревьями было достаточным, чтобы повозки прошли без труда. Шли быстро, лошади сами выбирали дорогу, в тупики не заводили. Пока что стало полегче, но что там дальше?..

Вождь шел мрачный, с виду напоминал угрюмую серую тучу. Ноги передвигал с трудом, будто к каждой прикрепили пудовые гири, спину держал неровно, сгорбатился, голова безжизненно повисла на плечах. Он думал, размышлял. Мысли текли в голове мучительно медленно, так, как варится похлебка на маленьком затухающем огне…

Дальше. Если бы знать, что там дальше. Жизнь напоминает полосатую кобылу, которую южные племена обзывают грубым и непонятным словом «зебра». Так или иначе, но схожесть отметить можно. То тебе хорошо, то тебе плохо, потом вдруг прекрасно, а тут раз и все опять рушится и становится ужасным. Как же придать своему пути немного постоянства? Как сделать так, чтобы стало полегче, понадежнее, поувереннее?..

Кто-то скажет: «Смешайте краски, смешайте черный и белый!» Но ведь в этом столько же лжи, сколько правды. Смешивая краски, получаем один цвет, и это будет серый цвет. В жизни не будет ни радости, ни горести. Плохо ли это? Это также плохо, как хорошо. Люди почти все до единого скажут: «Это ужасно!» Странно, но ведь большинство из них существуют именно так… Вся эта серость притупляет людей, а чтобы развиваться, совершенствоваться — нужны перемены, к сожалению, зачастую в худшую сторону.

И все-таки, наверное, серым быть все же легче. Живи себе, да живи. Но ирбы потеряли возможность быть серыми, они потеряли свой дом. Теперь в их жизнях могут быть победы, а могут быть и поражения.

Победа приносит радость. Любая победа. Но без войн ведь побед не бывает.

 

XVI

Аран, главный стражник, не смыкал очей уже два дня и две ночи. Ему было велено ждать Мерко, сына вождя, но он все это время не сидел без дела, решив сделать еще кое-что. Он, не щадя себя, трудился, не выпуская из рук топора и молота, делая короткие перерывы лишь затем, чтобы вскарабкаться на стену и поглядеть вдаль, туда, откуда вскоре должны будут появиться вражеские отряды.

Бритая голова блестела на солнце, большие капли пота скатывались, падали на землю. Широкое лезвие топора то опускалось, то поднималось, летели щепы, дерево трещало под напором стали, движимой руками и умной человеческой головой. Аран рубил бревна, крепил их между собой, связывая веревками. Работал упорно. Кряхтел от изнеможения, в некоторых местах разодрал руки до кости, сильно оцарапал лицо, но продолжал неистово взмахивать топором, вбивать стальные скрепы, натягивать толстые канаты. Только он один знал, зачем все это делалось и только он один знал, что из всего этого должно было в конце концов получиться.

Он не думал о том, сколько осталось времени. Он не думал о том, что один. Он не думал о том, что все его старания могут оказаться попросту напрасными. Нет, он не хотел никому ничего доказывать, не хотел ничего доказывать и себе. Потребность в самовыражении покинула его, как покинула и физическая боль, как покинул страх. Осталась только предельная сосредоточенность на том, чего обязательно необходимо достичь в итоге, да и она, по правде сказать, затерялась где-то там, в глубине сознания.

Он знал одно: все те армы, которые вступят в пределы их крепости, целыми и невредимыми оттуда не выйдут. Уж он-то об этом позаботится, он отдаст этому все силы и если для этого нужно будет расстаться с жизнью — то он готов это сделать.

Рис 25: Аран с топором в руках

 

XVII

Рано утром Мерко проснулся от странного грохота. Ему снилось, что он где-то в горах и будто начался камнепад, и страшный оползень несся вниз, снося все на своем пути. А он, Мерко, стоял внизу и ему некуда было деться, камни летели прямо на голову. Он попытался бежать, но бежать было уже поздно, он поднял голову и почему-то успел проснуться до того, как страшная каменная лавина накрыла его.

— Что такое? — спросил он спутницу, она уже ухватилась за меч и приняла боевую стойку.

— Спишь ты чутко! Кто-то ломиться в дверь! — В голосе проступили нотки страха, это казалось удивительным. Может спросонья, подумал Мерко в растерянности.

— Ну и что? — Ирб зевнул и потянулся. — Если бы хотели убить, то наверняка бы вошли бы тихо и перерезали нам глотки еще до того, как мы успели бы пикнуть.

Тора на цыпочках двинулась к двери, прошептала затихающим голосом:

— Не знаю, как там у тебя, но мне ночью глотку просто так не перережешь.

Снова раздался грохот — за дверью явно был кто-то совсем нетерпеливый.

Мерко еще раз зевнул, спросил тихо:

— Как спалось?

— Тише ты!

Тора откинула стальную щеколду, громко произнесла:

— Входи, быстро!

Скрипнули ржавые петли, дверь приоткрылась. Девушка сделала несколько шагов назад, меч подняла, держала наготове. В комнату вошел усатый мужик, это был корчмарь, в руках он держал странную шкатулку, выделанную из дерева. При виде Торы, он дернулся, боязливо спросил:

— В чем это у вас тут дело?

— Ни в чем! — ответила девушка грубо. — Зачем пришел?

— Это передали тебе. — Корчмарь протянул ей шкатулку. — Какой-то придурок, вроде вас.

Тора некоторое время смотрела с подозрением, потом ответила полным уверенности голосом:

— Ты ошибся. Мы не местные, нам тут никто ничего передавать не станет.

— Я не ошибся, — покачал головой корчмарь.

Мерко поднялся на ноги, забросил меч за спину, поднял котомку. При этом спросил:

— Кто передал?

— Парень в плаще, лица я не разглядел. Странноватый такой.

— Чем же?

— Да голос у него хрипатый какой-то. И весь он такой… будто из леса вылез и света белого боится. Сгорбленный, словно на плечах невидимый мешок тащит. Смотрит на все то ли со страхом, то ли с ненавистью.

— Из леса говоришь?

— Ну… навроде того.

— А откуда ты знаешь, какие в лесу люди?

— Сдвинутые. Обиженные богами, так сказать. А он-то точно сдвинутый был.

— А ты в лесу-то был когда? В настоящем?

— Ну за грибами там, за ягодами.

— А жил там?

Корчмарь засмеялся:

— Я что похож на дурака?

Мерко сжал кулаки. Резко захотелось ударить наглеца, но тут вдруг вспомнил, что почти все люди не разделяли его мнения по поводу леса, поэтому не стоит срывать мнение на обычном корчмаре, который кроме пьянки, драк и издевательств над себе подобными, ничего больше в жизни никогда не видывал.

— Ладно, — кивнул Мерко. — А почему нам-то передал и как нас описал?

— Так и описал: маленькая, большие серые глаза… и злая.

— Так это значит, мне? — удивилась Тора.

— Я и сразу сказал, что тебе! Вот вы ребята оказывается быстро умеете думать.

Повисла тишина. Корчмарь пожал плечами, поставил шкатулку на пол, развернулся и широкими размашистыми шагами направился к выходу.

— Эй! — окликнула Тора. — Ты и вправду похож на того самого, как сам сказал! Очень похож!

Усатый обернулся.

— Чего?

— Иди-иди.

Как только корчмарь хлопнул дверью, Тора стала осматривать шкатулку, вертела в руках, щупала. Коробочка была красивая: черного цвета, расписная, с большим таинственным знаком на крышке.

— Откроем? — поинтересовался Мерко наивно.

— Не стоит.

— Почему?

— Потому что не стоит! Пока не узнаем, кто был тот парень, который передал ее. Я итак уже поняла, от кого это послание, а открывать послание от него — быть мертвецом!

Мерко положил руку Торе на плечо, она резко отстранилась, отвернулась.

— Не трогай меня.

Он сконфузился, молчал.

— Что? — коротко спросила она.

— Если я уж иду с тобой, почему бы тебе не рассказать мне, кого мы собираемся искать в этом городе?

Девушка вздрогнула, и Мерко заметил это. Он кожей ощущал, как внутри она спорит сама с собой, решает, что сделать, что сказать.

— Не могу.

— Почему?

— А почему ты идешь со мной, ты можешь мне это сказать? Ты мне помог, вывел из леса, но зачем идешь дальше? Прости, но я тебя с собой не звала, поэтому не спрашивай меня, зачем я здесь. На самом деле, Мерко, мы должны расстаться прямо сейчас, потому что ты поступаешь глупо.

— Чем же? — Мерко нахмурился. В груди все сжалось.

— А разве не глупо просто идти за мной? Зачем тебе это? Возвращайся лучше в свой лес. Зачем тебе знать что-то про меня? Мы такие разные.

— Ты и вправду знаешь того, кто передал шкатулку? — ответил вопросом на вопрос Мерко. Он отвел взгляд, но голос, ставший тихим и хриплым до неузнаваемости, все же выдал его.

Тора со злостью посмотрела на него.

— А тебе-то что?

— Да так.

Девушка отвернулась, проговорила тихо:

— Прощай. Корчмарю мы заплатили, так что подожди пока я уйду, а затем уходи сам. Зачем тебе знать что-то про меня, тебе этого не надо. У тебя своя жизнь, у меня своя. Прощай, ирб Мерко.

Сказав эти слова, она развернулась и уверенными шагами проследовала из комнаты. Мерко еще слышал ее затихающие шаги, когда подтянул ременную перевязь, на которой висел меч, и проговорил:

— Просто, ты мне нравишься.

С этими словами он осторожно вынырнул в коридор, огляделся и был таков.

 

XVIII

— Армы! Армы! — отчаянно закричал воевода Геррам. Он стоял на высоком холме, взгляд его был устремлен вниз. Там, пока еще далеко, среди деревьев мелькали фигуры в красном.

Армы приближались, размахивая длинными мечами, копьями, алебардами, палицами и прочим устрашающим оружием. Еще дальше синела река, у берега выстроились в один ряд десяток лучников.

— Армы внизу! К оружию! Скорее! Армы бегут сюда!

Геррам увидел, как с другой стороны холма, где находились ирбы, зашевелились, послышались крики, лязг обнажаемых мечей. Повозки встали, воины бежали на холм, чтобы встретить врага, женщины и дети бросились в чащу леса.

Когда почти вся мужская часть ирбов оказалась на холме рядом с Геррамом, армы были уже недалеко.

— Откуда они? — зарычал Ниакар, негодуя.

— Похоже, предполагали, что мы попытаемся уйти, поэтому отослали в ближние леса отряды.

— Их не так много! — крикнул вождь ободряюще. — Вперед, свободные ирбы!

Мунн выглядел взъерошенным, волосы встали дыбом, но в глазах горел огонь борьбы, да и посох уже запылал ярким ослепляющим светом.

— Начнем со стрел, — проговорил Мунн. — Их лучники далеко, нас не достанут. А вот наши могут уложить первые ряды.

— Хочешь принять их прямо здесь? — спросил Геррам.

Главный волхв кивнул:

— Ты воевода, тебе и решать.

Воевода с сомнением взглянул на вождя. Тот уверенно произнес:

— Да, Геррам, твой брат прав, глупо выступать вперед, под обстрел лучников. Примем бой здесь!

— Но если мы возьмем верх, лучники убегут!

— А так мы можем вовсе не взять верх!

Разговор прервался, так как головы первых армийских ратников уже показались над зарослями терновника. Тот час же запели тетивы массивных луков, в бой были пущены первые стрелы. Несколько армов упали замертво, двух ранило, а один обратился в бегство. Армов становилось все больше. Полетели вторая, третья, а затем и четвертая партии стрел. Воины в красном падали, как подкошенные. Но один все же ухитрился и прорвался на порядочно близкое расстояние, даже успел замахнуться, чтобы бросить тяжелое копье, но тут ноги дернулись, подкосились, оружие выпало, и он рухнул с торчащим из глаза ярким оперением. Стрела попала прямо в глазное яблоко, пронзила мозг, а затем и кость, после чего вышла наружу с другой стороны и остановилась.

— В атаку! — прохрипел Мунн.

Теперь расстояние сократилось настолько, что можно было начинать ближний бой. Лучники бросили луки, освободили спины от тяжелых колчанов и, взявшись за мечи и топоры, бросились на врага вместе с остальными.

По численности ирбов было ощутимо больше, на их стороне был опыт многих боев и умения, зато на стороне противника стояла не знающая пределов сила, носящая название молодость.

Так началась сложная битва. Дрались все: и старый вождь, и советники, и чародей Мунн, и хозяйственник Ниакар, и земледельцы, и кузнец Родко, и охотники, и рыбаки, что уж говорить о военной силе ирбов. Дрались здорово, уверенно, потому как каждому убивать не в первый раз, каждому не в первый раз защищать свою жизнь, жизнь своих близких, своего племени. Это были ирбы. Возможно, кто-то из них когда-то пришел из племени тех же армов, кто-то раньше считался жробом, кого-то изгнали из племени алтов или гиритов и так далее. Но все они были едины мыслью, значит, едины желанием победить врага во чтобы то ни стало. Кроме того, за них была правда, ведь они оборонялись, а не нападали.

Главный волхв Мунн был разъярен до предела. Его глаза метали настоящие ослепляющие молнии, превращая вражеских ратоборцев в пепел, его руки сжимали магический посох, а тот так и вспыхивал, так и загорался, кидая на армов сгустки всепожирающего пламени. Мунн приседал, прыгал, завывал, вскидывая руки к небу, потом опускался и начинал шептать что-то, обращая лицо к земле. И опять летели молнии и опять обдавало жаром от нескончаемой, казалось, череды пылающих огненных стрел.

Ниакар дрался, размахивая широким топором, не щадя ни врагов, ни себя. Рубил одного за другим, почти без оглядки, ведь определить, где чужие, где свои никакого труда не представляло, потому как все армы были одеты в красное, а ирбы намеренно убрали из своих одеяний такие цвета. Главный хозяйственник показывал себя настоящим зверем, он даже не соображал, что делает. Умение вести бой было у него в крови, он крушил и рвал, подобно свирепому волку. Его окружили со всех сторон. Но кто-то сразу упал со вспоротым животом, кто-то остался без руки, кому-то разрубило голову, а кто-то и вовсе развалился на две ровные половинки от макушки до пят.

Топор у Ниакара был поистине огромный. Хозяйственным этот топор назвать было трудно, хотя главный хозяйственник всегда говорил, что этот топор на самом деле для того, чтобы валить исполинские деревья, а не уничтожать живых людей. Но так или иначе сейчас топор оказался ужасным оружием в руках человека готового на все ради спасения жизней своих друзей.

Многие ирбы дрались так, как никогда прежде. Это было очевидным, это висело в воздухе и, наверное, это ощутили армы. Ощутили и дрогнули. Продолжали отчаянно бороться, но видно было, что дрогнули. Руки перестали так уверенно держать оружие, ноги все время на что-нибудь натыкались, совершались немыслимо глупые ошибки.

— Их лучники переправляются на другую сторону! — закричал Грибоед, один из ратников. Он в два прыжка вскарабкался на березу и уставился вдаль. — Бегут! Бегут! Их лучники бегут!

Вождь стоял, в окружении советников, лицо перекосила гримаса усталости, рубашка стала красной то ли от своей, то ли от армийской крови. На виске зияла глубокая царапина, по щеке скатывались капельки черной крови. Вокруг валялось много поверженных, некоторые еще дышали, но всеми усилиями пытались этого не показывать, чтобы чужие не добили, ибо жизнь в такие моменты начинает стоить очень дорого. В такие моменты любое величие сходит на нет.

Враг постепенно отступал. С обоих сторон были большие потери, но армов осталось совсем мало, поэтому они попятились назад, начиная паниковать. Тем более, что лучники бросили их, они лишились поддержки и надеяться теперь можно было только на самих себя.

— С боков! — заорал воевода. Он шатался, глаза заливала кровь, но еще стоял, видел поле боя и мог отдавать правильные приказы. — Не дать отступить к реке! Заходите с боков!

Заслышав приказ, многие ирбы рванулись в стороны и побежали вниз. Некоторые падали, спотыкаясь о большие булыжники, угрожающе торчащие из земли, катились вниз, но потом вскакивали и оказывались уже с мечами наготове. Острые колючки резали кожу, но люди спускались, ведь нужно было обогнать отступающих и обязательно успеть окружить до того, как они доберутся до реки.

Армы, окончательно сбитые с толку, предались смятению, а завидев, что путь для отступления им пытаются закрыть и скоро бежать будет уже некуда, многие стали останавливаться, оглядывались, в надежде увидеть где-то пробой, дыру в стене соперников, куда еще можно было бы прорваться. Но в ответ на такие замешательства тут же получали отмщение, набежавшие ирбы несколькими умелыми ударами низвергали их на землю.

Теперь уж армов осталось совсем немного. Все они сбились в одну кучу и бежали вниз. Кто-то падал, его топтали ноги ошалевших от страха соотечественников. Вконец ошалевшие, они неслись вниз, лишь иногда останавливались, чтобы отбить атаки набежавших ирбов, но там дальше, внизу, уже поджидали другие ирбы.

— Гоните их к нам! — призывали ирбы, с пугающим торжеством в глазах.

Вдруг опять засвистели стрелы. Это ирбийские лучники забрались на деревья и оттуда произвели умелый нацеленный залп. Немало ратников в красном упали разом, как подкошенные, в остекленевших глазах выразилась безнадежность.

В следующих миг на оставшихся бросились те, кто успел окружить ранее, надавили догоняющие. Тогда раздались последние крики, сейчас уже крики агонии… и все завершилось. Мгновенно так, будто ничего и не было, будто никто и не думал сопротивляться. Потом уже не было криков, лишь только стоны, но и они в скором стихли.

В тот момент на обагренный кровью холм опустилась тишина. Смертельная тишина.

Битва кончилась. Кончилась удачно, захватчики повержены, но радости на лицах ирбов не было ни капли. Они понесли гораздо большие потери, чем армы. Последние потеряли лишь немного, а вот ирбы лишились больше трети мужчин своего братства.

Понурив головы, ирбы долго еще ходили по месту сражения. Мало кто осмеливался заглянуть другу в глаза. В глазах нечего было видеть, ведь нет радости в уже совершенном убийстве, тем более нет радости, когда многие твои друзья погибли. И мало счастья в том, что ты жив и тебе еще предстоит упорно бороться до последнего. Для умерших все кончилось, а живым еще предстоит плакать, долго плакать алыми слезами.

Из леса стали выходить женщины и дети. С бледными лицами и красными глазами, они были до смерти напуганы и казались обреченными.

— Все мы скоро умрем, — хмыкнул Костоправ. — Рано или поздно, они все равно найдут нас.

— Возможно, — согласился Мунн. — А смерть — это штука ужасно неприятная.

— Ну и что?

— Да ничего.

— Не понимаю, — нахмурился лекарь. — Мунн, ты о чем?

— Да все о том же.

Костоправ вздохнул.

— Послушай, Мунн, а какая она жизнь, там?

— Где?

Лекарь смутился.

— Ну там. После этой жизни. На этой земле.

— Там жизни нет.

— Как это?

— А так. Там даже земли нет. То что есть там — это не жизнь. Не жизнь для человека. Понимаешь, после смерти ты потеряешь свое тело, а потеряв тело — перестанешь быть человеком.

— Но, Мунн, а как же душа?

Волхв громко рассмеялся, посмотрел на лекаря, качая головой.

— Какая душа? Душа — капелька бога в человеке. После смерти бог забирает ее, а если хочет — позже делает из нее нового человека. Так что, береги свою жизнь, лекарь. Ибо смерть — это конец жизни. Но помни, боятся смерти не надо, если уж она придет, то тебе будет уже все равно.

— Нет. Нет, я тебе не верю, Мунн.

— Молодец. Я тоже не хочу верить. Но когда вижу то, что видел только что, ни о чем другом думать не получается.

Рис 26: Битва на холме

 

XIX

Когда Мерко осторожно выглянул из корчмы, то увидел, что Тора пропала. Он оглядывал все улицы, все закоулки, но ее нигде не было видно. Неужели так быстро скрылась? Он же последовал за ней сразу же! Но ее нет.

Мерко понял, что не знает, куда теперь идти. Если за ней, то куда? Она ведь могла отправиться на все четыре стороны! Здесь столько улиц, столько дорог и все петляют. Одна переходит в другую, полно площадей, шумных ярмарок и заброшенных полуразрушенных домов. Кругом все так однообразно, улицы вроде бы разные, а отличить одну от другой порой невозможно. Ламулийка могла пойти куда угодна, могла умышленно убежать, чтобы быстро затеряться в этом огромном муравейнике.

Черт! Мерко со злостью сплюнул себе под ноги. Он подумал о том, что нужно было сначала поглядеть из окна, в какую сторону она направилась. Он не сообразил. Что ж, теперь уже поздно в чем-то корить себя.

А что теперь?..

Или, возможно, вообще не стоит бежать за ней. По сути, это большая глупость, он почти ничего не знает об этой девушке, он ведь не имеет к ее жизни никакого отношения. Просто показал дорогу, после чего она указала ему на дверь. А чего он еще ожидал? На что мог надеется? Разве она должна была сказать: идем со мной и останемся вместе навсегда? Нет, она совсем не простая, у нее уже есть цель в жизни, ей не до него.

От подобных мыслей у Мерко защемило в груди. Захотелось сесть посреди пыльной дороги и больше никогда не подниматься. Но нельзя сидеть сложа руки, когда время идет, надо пытаться… но что пытаться? Найти ту, что убегает в большом городе? Это маловероятно, но что если даже отыщешь? Что скажешь ей?.. А что ей можно сказать? Как объяснить? Поймет ли она? А если и поймет, то покажет ли, что поняла? Он ей скажет: «Я пришел к тебе», а она ответит: «Зачем?» И ее неправильно будет винить, потому что она на самом деле поймет, зачем, но если он не нужен, то что еще здесь можно ответить?

Мерко вздрогнул. Он не хотел обо всем этом думать, у него лишь болело сердце, когда он думал и повторял в голове слова, которые должен сказать ей. Всего несколько слов, но как от них болит душа. Как переворачивается все внутри, сколько возникает противоречивых чувств.

«Я хочу быть с тобой!» Ноги начали заплетаться. Он спрашивал бездомных, бродяг, не видел ли кто юную девушку небольшого роста с мечом за спиной? Но все отвечали либо нет, либо юных слишком много, чтобы всех запоминать. Он заходил в харчевни, оглядывал столы, но ее не было. Да и глупо было искать в харчевнях. Красивая девушка, даже очень боевая, никогда не пойдет одна в харчевню, чтобы посидеть там, поесть щей и попить медовухи.

Улицы тянулись словно бесконечные реки, переплетались. Высились дома в несколько поверхов, отчего начинала кружиться голова. Мимо, крича, пробегали люди, куда-то торопились с суетой и спешкой в глазах. Пьяницы орали песни, от которых резало уши. Все мешало и все раздражало, все уже было не так, и не хотелось в лес, когда ее не было рядом. Мерко ощущал, как на сердце с каждой минутой становилось все тяжелее. Неизбежность. Неизбежность — всегда страшная и мучительная. Ее теперь не найти. Как пришла, так и ушла. Она его, наверное, уже забыла.

Мерко теперь уже видел, как человек может опуститься всего-то за несколько часов. Еще утром все было по-другому. Подумать только, а такое бывает. Никогда бы он не подумал, что такое может произойти с ним, человеком из леса, обычно далеким от надоедливой и однообразной мирской суеты.

Он уже не чувствовал себя тем, кем был вчера. Не тот сильный и уверенный в себе Мерко. Теперь он напоминал больного бродягу, с ума сходящего от недостатка вина. Сейчас он был где-то далеко. Тело его шагало здесь, а мысли все время убегали прочь, они искали ее, единственную, ту, для которой был готов уже на все что угодно. Он шел, загребая ногами, плечи обвисли, руки болтались как плети. Он больше не казался тем гигантом с горой мускул, каким был еще утром, его уже не обходили люди, а также толками и пинали, как и всех остальных.

— Эй, дурак! — донесся крик откуда-то из глубины сознания. Нет, Мерко вдруг понял, что это он в глубине сознания, а крик — из реального мира, из того, где существуют большинство людей.

Мерко обернулся. Перед ним высился здоровенный мужичина в наброшенной на плечи шкуре, при оружии. Ирбу следовало бы удивиться, откуда в этом городе взялся этот громила, но удивление почему-то не пришло, вместо него было полное равнодушие. Мужик со злостью уставился на Мерко, кулаки сжал так, что костяшки побелели.

— Чего надо? — спросил Мерко, щурясь.

Здоровяк смотрел пристальным злым взглядом. В глазах горел огонь молодого воина, который всегда хочет доказывать свою силу и намерено ищет для этого возможности. Гигант выставил голову вперед, приоткрыл рот, и очень долго необъяснимо для чего пучил бешеные глаза, вся собирался с мыслями, пока не начал заикаться, наконец выпалил:

— Ты меня толкнул!

Мерко долго молчал, потом с грустной усмешкой спросил:

— Ну и что с того?

Мужик оскалил зубы. На руках играли могучие мышцы, кожа выглядела темной от сильного загара, глаза засветились гневом.

— То, что ты меня толкнул! Меня, самого Горшуна!

— А ты меня обозвал!

— Ты меня толкнул и это видели все эти люди! — Здоровяк показал руками в разные стороны. Мерко заметил, что людей и вправду тут многовато, странно все это. Хотя зеваки имеют нюх на такие предприятия, поэтому не стоит удивляться. — Это правда! Я чуть не упал. А я обозвал тебя! Да! Ты прав: я обозвал тебя!

Мерко почесался, произнес вопросительно:

— Такой тяжелый и чуть не упал?

— Да ты…

— Я вот совсем не почувствовал столкновения. Ну это ладно, я смотрю, ты тоже путник, может быть, встретил на пути одну очень красивую сероглазую девушку маленького роста, одетую в черное и со светлыми волосами?..

— Заткнись! Хватит! Издеваешься, гаденыш?! — Мужик обнажил меч, взвесил на руке. — Конечно, я ее встретил. Она лежит в постели и ждет меня, а ты тут крутишься под ногами, мешаешь поскорей добраться к ней. По правде говоря, глаза у нее не серые, а сама она высокая, и волосы у нее темные, а не светлые… а одежды вообще нету… Да-м. А в общем, как раз такая, как ты описал.

— Драться что ли хочешь?

— А ты думал? Мне все равно, одним уродом больше, одним меньше. Так даже лучше для всего мира.

Мерко потянул перевязь, сказал спокойно:

— Ладно. Ежели считаешь себя уродом, то сколько угодно. Я твое правило, насчет очистить мир от гадов ползучих, полностью поддерживаю.

Здоровяк на глазах наливался кровью. Покраснел, будто томат на солнце, раздулся, словно болотная жаба.

— Ты!.. червь!

Мерко пожал плечами:

— Ну черви и есть гады ползучие. Прости, сразу не сообразил, как тебя правильно называть.

— К бою!

— Давай!

Здоровяк попер быстро и напористо, ясно было, что хотел завершить все одним ударом. Мерко легко уклонился, нырнул под руку, пробежал за спину и развернувшись ударил неповоротливого громилу рукоятью меж лопаток.

Толпа зевак охнула. Удар оказался на удивление могучим, мужичина согнулся, присел на корточки. Меч бросил, перехватил руками горло.

Мерко неторопливо приблизился, оружие уже болталось за спиной.

— По…че…му… не убиваешь?.. — прохрипел здоровяк. Глаза были красные от напряжения, надулись, будто собирались лопнуть. Он задыхался.

— А зачем? Я мог и сразу, когда ударил рукоятью. Мог ведь и не рукоятью.

— По…че…му?..

— Зачем? У меня есть для чего жить, кроме убийства.

— Но… ты… убиваешь… не себя, а меня…

— Убивая тебя, убиваю и себя. Мужчина должен убивать на поле боя, а не ради удовольствия или из-за пустяка.

Здоровяк приподнялся на локтях, проговорил:

— Какой же ты дурак!..

— Иди. Тебя ждет твоя высокая со светлыми волосами.

— Болван. Никто меня не ждет.

Мерко отступил в сторону, сначала пошел осторожно, долго прислушивался, потом зашагал уже обычно, снова вспоминая о Торе. Вдруг в спину услышал:

— Лопух! Они никогда не ждут! Из-за них все неприятности, но они никогда не ждут!

В тот момент ирбу захотелось развернуться, догнать и раздавить наглеца… но он не смог. Он помнил, что сказал те самые слова: «Мне есть для чего жить, кроме убийства!»

 

XX

Ирбы остановились, когда было уже темно и окрестность утонула в сером сыром сумраке. Они спустились к подножию большого холма, там для ночной стоянки выбрали густую рощу, где их трудно было бы приметить, и разбили походные шатры. В роще было холодно и сыро, роса уже села и успела остыть, теперь стремительно забирая тепло и из земли. Но костры разводить побоялись, в такую мокроту дыма будет целая туча, а армы могут быть где-то неподалеку. Людям приказали вести себя как можно тише, дабы врагу, который может оказаться совсем рядом, труднее было их обнаружить.

Вождь сидел на пеньке, в стороне от всех, глаза ничего не выражали, лицо казалось белее мела. Одежда была изорвана, ряса скорее напоминала лохмотья. Чуть наклонившись вперед, он оперся на рукоять меча, который воткнул глубоко в землю, и так и сидел, долго и недвижимо, в глубокой мрачной задумчивости.

Где-то недалеко открывалась небольшая полянка, там ползали на корточках Мунн и Костоправ. Оба были заняты одним и тем же — сбором трав. Поляна им попалась весьма обильная, можно было отыскать много всего полезного и нужного.

— Что вы там видите? Темно же! — окликнул проходящий мимо Ниакар, но ответа почему-то так и не дождался.

Главный волхв торопился необычайно. Бегая на коленках, он подметал землю своей длинной седой бородой, стараясь собрать все, что только можно было и изо всех сил желал постараться как можно меньше дать сорвать молодому лекарю.

— Эй! — окликнул он лекаря. — Ты что это сорвал?

Костоправ прижал к груди маленькую травку, чтобы Мунн не выдернул, тихо проговорил:

— Очень полезная трава.

Главный волхв вскинул глаза к небу, простонал что-то и скосив голову чуть набок, с усмешкой уставился на лекаря:

— И что же это за трава?

Костоправ несколько потерялся:

— М-м… это…

— Ну, я понял, что это очень полезная трава, но какая? Как называется и зачем нужна?

— Хм… да.

— Ну так? — Мунн вытянул руку вперед ладонью кверху. — Давай ее сюда.

Лекарь зло оскалился, траву прижал еще сильнее, отдавать ценный, хоть и совершенно незнакомый трофей явно не хотелось.

— Что тебе давать? — спросил он.

— Давай сюда траву, тогда узнаешь, как она называется и зачем нужна. Ты ведь этого не знаешь? Ну-ну, не отрицай, я вижу по глазам. Так что дай ее мне, и я тебе все о ней расскажу! — Мунн развел руки в стороны. — Услуга за услугу.

Костоправ сузил глаза:

— Не соврешь?

— Да ты что! Я, Мунн, когда-нибудь врал тебе?

— Брось, ты врешь мне всегда, лучше сам ответь: ты когда-нибудь говорил мне правду?

Мунн почесался, ответил задумчиво:

— Бывало. Но сейчас не совру, вот те голову даю! Что б мне провалиться!

— И зачем мне твоя голова?

Главный волхв усмехнулся:

— Будешь оттуда извлекать знания, по капельке.

Лекарь глубоко вздохнул, с превеликой неохотой протянул драгоценную находку главному волхву.

Мунн готов был прямо таки вырвать травку вместе с рукой, но потянулся медленно, глаза светились как у жадного ребенка. Изо рта уже капали слюни, на лбу выступили капли пота. Наконец находка оказалась в руках у чародея, он мгновенно сунул ее в мешочек, тот упрятал за пазуху.

Потом вскочил и начал радостно прыгать, смеяться… и вправду, как маленький… жадный ребенок.

— Ну и что? Зачем нужна такая трава?

Главный волхв стал отвечать быстро, неразборчиво, не соблюдая интонации и не делая остановок:

— Эта трава называется Тирлич-Трава, она растет только у реки Мирии, найти ее крайне сложно, точнее невозможно, все чародеи и ведьмы дорожат ей, как собственной жизнью, собирают сразу, как только появиться из-под земли…

— Постой, Мунн, ну а зачем она нужна?

— У-у! Лекарям она не нужна. Эта трава способна отражать гнев Великих, поверь мне, даже царей!

— А как ее использовать?

Мунн посмотрел на собеседника смеющимся взглядом, спросил с издевкой:

— Зачем тебе?

— Как это?.. Ты обещал! Дал слово!

— Ну ладно. Ею натирают ладони.

— Это все? Так просто?

Чародей улыбнулся:

— А тебе чего надо?

— Ты ж говоришь, что я не смогу ее использовать? Это почему?

Мунн залился диким гоготом, а когда чуть поутих, ответил:

— Потому что не сможешь.

— Ну почему же?

— Да потому что больше ты ее никогда не увидишь, лопух!

Лекарь со стоном выдохнул, присел на поваленную колоду, возмущенно зафыркал.

— Чего бурчишь-то? — поинтересовался Мунн. — Нечего бурчать. Я тебе правду сказал, но тебе ее знать, по правде говоря, и незачем, потому как отыскать такую травку дано далеко не каждому. А уж сделать это два раза в жизни — это совсем смешно! Но ты не расстраивайся, тебе-то она не нужна, ты ж не чародей, а всего лишь какой-то там лекарь.

Мунн еще долго ходил потом довольный, никакие травы больше не искал, ползал один только Костоправ. Но в какой-то момент главный волхв вдруг замер, поморщился, в несколько мгновений лицо стало серьезным. Это заметил и лекарь.

— Что стряслось? — спросил он. — На змею наступил?

Главный волхв сначала раскраснелся, затем вдруг начал быстро бледнеть.

— Ты… сорвал… чужое… — прохрипел он. — Ты… сорвал… чужое…

— Объясни, — не понял лекарь.

— Скоро поймешь…

Как будто ответом на это сбоку затрещали кусты, показался небольшой вихрь. Он поднял в воздух опавшие листья, повыдергивал траву, обдал лекаря и чародея леденящим кожу ветром. В следующий миг вихрь вдруг растворился и пропал, а оттуда, как из кокона, выступила поджарая женщина в черном плаще. Глаза незнакомки горели адским пламенем, все тело излучало неудержимый лютый гнев.

— Кто посмел!?

Мунн вздрогнул. Все бы ничего, она даже красива. Этакая ведьмочка. Вот только от ее голоса с дубов вдруг посыпались желуди, и чародею стало чуть-чуть не по себе.

Рис 27: Ведьма

Женщина в черном плаще даже не собиралась выяснять, кто сорвал ее траву. Она вскинула руки к темному ночному небу, в ее ладонях ярко сверкнуло, и в Мунна нацелено полетел сверкающий огненный шар.

К счастью, чародей был готов к отражению атаки, поэтому сосредоточился и отвел огонь в сторону. Сгусток пламени угодил в трухлявую березу, ствол которой тут же разнесло в пыль.

Колдунья разъярилась еще пуще. Она завертелась и стала одну за другой метать в Мунна голубые молнии. Чародей неизмеримыми усилиями разбивал их, уклонялся, увиливал. На собственные выпады времени не оставалось. Длинная седая борода мага почернела, местами выгорела, но сумасшедшие атаки все продолжались.

Вокруг уже собрались люди, подоспел вождь, воины с мечами и луками. Но каждый, кто пытался подойти ближе, получал яростный отпор неведомой силищи и отлетал на несколько четов назад. Стрелы врезались в невидимый щит и падали на землю, некоторые даже ломались.

Однообразный поединок этот продолжался, как казалось Мунну, уже целую вечность, хотя между тем прошло что-то около двух-трех минут. Минута, как известно, не час, но сегодня чародей был готов в этом усомнится, ведь эти минуты забрали у него столько сил, сколько никогда прежде не забирали целые часы.

— Эй ты, дурочка! — закричал Костоправ во все горло. — Сожжешь же свою траву вместе с ним!

Удивительно и странно, но слова эти на ведьму подействовали, и она смутилась, тут же перестала швырять в Мунна свои молнии.

Чародей облегченно перевел дыхание, держась за горло, произнес, шипя от изнеможения, обращаясь к колдунье:

— Зачем так сразу? Можно ведь и помягче.

— Зачем ты сорвал мою траву!?

Опять по земле застучали желуди. Люди с криками затыкали уши, у одного из вояк даже пошла носом кровь. Еще один упал на колени, отчаянно задергался, словно в агонии.

Мунн вынул из-за пазухи мешочек, достал оттуда драгоценный Тирлич, протянул в сторону ведьмы.

— Тебе это что ли надо? Ну возьми, мне не жалко. Только больше не кричи так, а то не отдам!

Колдунья вытянула к Мунну свои белые руки, ухоженные длиннющие ногти были покрашены в черное, кожа, также как и на лице, казалась холодной бледной и нежной, без единой морщинки или царапинки.

Мунн оторвал один листочек, натер им ладони.

— Иди же, возьми.

Ведьма закусила нижнюю губу. Гнев в глазах ее мгновенно потух, сменился глубочайшим изумлением. Она смотрела на Мунна с жалостью, как мать обычно смотрит на своего маленького сына, который ушибся или поранился.

Но все это длилось недолго. Лекарь, который сразу все сообразил и понял, быстро показал лучникам, чтобы немедленно дали залп, и они его дали. И не один. Прекрасную женщину за один миг проткнули десятки стрел. Ведьма упала на колени и мгновенно умерла.

Грустный и мрачный Мунн подошел к ней, опустился на одно колено. Некоторое время смотрел ей в лицо, прямой взгляд был унылый и опечаленный. Чародей протянул руку, ласковым движением кончиков пальцев закрыл женщине глаза. Потом Мунн поднялся, отдал приказ закопать женщину, после чего с поникшей головой побрел в сторону общего лагеря. По дороге ему встретился Костоправ, который с интересом спросил:

— Что такое, Волшебник? Чему ты так сокрушен?

— Вот те на, Тирлич, — покачал головой Мунн. — Ведьма, а умерла с доброй улыбкой на лице.

— Ну и что? Тебе жалко ведьму?

— Она была красивая.

— Ну и что же с того? Не поверю ни за что, чтобы ты просто так жалел кого-то, пусть даже красивую женщину, пусть даже ведьму!

Мунн удрученно вздохнул, сказал подавленно:

— Да, ты прав. Я расстроился, потому что узнал ее.

— Вы были знакомы?

— Еще как! Но это было очень давно! Очень! Еще до того, как я встретил Земеля. Тебя, Костоправ, тогда еще и не было.

— Но она ведь такая молодая?

— Да. Она вечно была молодой.

— Но почему она не узнала тебя?

Мунн горько усмехнулся:

— Смеешься? Ты знаешь, сколько лет прошло? Я постарел, изменился, да и темно тут, даже я разглядел ее не сразу.

— Но как же так? Она ведь колдунья?

— Ну и что?

— Должна узнавать сразу, хоть и много времени прошло!

— Ничего она никому не должна.

Когда все уже успокоилось и люди разошлись по шатрам, лекарь спросил у чародея:

— Мунн, помнишь, а ты ведь понял, что дело плохо, еще до того, как она появилась?

— Ты прав. Это все это место и эта трава. Эта трава принадлежала ей, а ты ее сорвал. Она, может быть, ждала этого момента целую вечность, пока эта Тирлич вырастет здесь, но так и не дождалась.

— А почему здесь?

— Видишь ли, Тирлич растет только у Мирии, в особых местах, поэтому ведьмы и колдуны поделили эти места на части и каждый трепетно ждет, что Тирлич вырастет именно у него.

Костоправ прямо опешил:

— Так значит, мы сегодня дрались в таком самом месте?

Мунн кивнул:

— Я сам этого сначала не понял, но выходит, что так оно и есть. Мало того, ты еще добыл бесценную тирлич!

Лекарь оскалился:

— А ты ее у меня отнял!

Главный волхв полез за пазуху, руки дрожали, он проговорил безрадостным голосом:

— Ладно уж, ежели ты мне помог с ведьмой, то я разделю с тобой находку. Бери свою часть и пойдем спать.

 

XXI

Рассвет Мерко встретил в зарослях высокой травы у небольшого прудика, на который наткнулся вчера поздно вечером, когда вышел на окраину Большого Града. Утро было теплым, солнце светило ярко, небо сияло чистое, без единого облачка. В прудике, полном белоснежных кувшинок, плавали дымчатые утки, вылавливая червячков и головастиков. Зеленые лягушки, те самые, что только ночуют в воде, а по утрам выходят на охоту, сейчас вылезали на сушу и исчезали в траве.

Мерко достал из котомки черствый хлеб и фляжку с водой, разложил перед собой и не спеша начал есть. Кусочками хлеба щедро делился с утками, кидая прямо в воду. Скоро к его берегу подплыли почти все утки, что были в пруду, они столпились у того места, куда он бросал хлеб и нетерпеливо ждали, часто крякая друг на друга, пытаясь отогнать в сторону.

— У меня нет больше, — с сожалением сказал Мерко, когда хлеб кончился.

— Все съели. Плывите ловить червяков, а я ухожу. Прощайте.

Он развел руками, после чего поднялся на ноги, повернулся к пруду спиной, подтянул ременную перевязь и побрел вдоль узкой тропинки, ведущей в сторону города. В мыслях своих он снова не отступал от Торы, опять собирался искать ее. Об остальном он не заботился. Пусть почти не было денег, пищи и крыши над головой, все равно. Главное — это найти ее. Хотя бы увидеть еще разок, ну хоть на один миг, он готов был за это многое отдать. Она так прекрасна, она стоит того, чтобы искать и ждать.

Мерко замер — кто-то положил ему на плечо руку. Повернувшись, он увидел, что на него со злостью глядит толстый лохматый мужик, похожий на земледельца. Мужик был здоровый, от него пахло потом и коровьим навозом, и он почему-то взирал на ирба с лютой ненавистью.

— Что тебе? — спросил Мерко коротко.

— Там, у пруда, — заговорил земледелец громко. — Ты воровал моих уток! Я видел! Ты — наглый вор!

Мерко молчал, потому что ответить было нечего, да и отвечать на такие слова не очень-то хотелось. На несправедливость оправдываться всегда очень сложно, настоящий мужчина никогда не должен этого делать. Но Мерко ответил, потому что не желал ни ругаться, ни бить, ни тем более убивать из-за такого пустяка.

— Я не брал. Я кормил их хлебом. Всего лишь кормил. Это правда!

Земледелец рассмеялся, потом снова гневно заорал:

— Не ври, поганый твой язык! Я сам видел, как ты засунул одну в свой мешок! Не ври! В твоих поганых глазах я вижу ложь! Я вижу! Не пытайся меня обмануть, гаденыш!

— Я и не вру, — пожал плечами Мерко, развернулся и побрел дальше по тропинке.

— Тогда покажи!

Мерко больше не оглядывался, просто шел вперед. Он подумал, что мог бы убить этого мужика одним ударом, причем тот этого явно заслуживал. Но Мерко знал, что он-то воин, а мужик этот — мирный земледелец, поэтому драться с ним нельзя. Это будет нечестно. Боги могут не простить такого.

Все стихло. Земледелец вроде бы его не преследовал. Тропинка петляла, но вела его прямо в город, на одну из улиц. Он уже слышал звенящий гул, исходящий от людей, толпящихся на улицах, он опять шел в этот город, полный всего непонятного и чуждого для него. Но там была она, Тора, точнее оставалась еще возможность, что она там. И он верил, что найдет. Обязательно надет ее…

— Вот он! — вдруг закричали сзади. — Держи его! Это он!

Мерко повернул голову. Со стороны небольшой усадьбы, где на краю в окружении яблонь стоял гнилой сарай, приближались шестеро мужиков, вооруженных длинными тяжелыми палками. Одного из них Мерко узнал, тот самый земледелец, что несправедливо обвинил его в воровстве.

Остановившись, Мерко смотрел, как подбежали к нему шестеро незнакомцев со злыми лицами. Он даже хотел спросить, отчего в них столько ненависти к человеку, который им ничего не сделал, но не сумел. На такие вопросы язык не поворачивался.

— Последний раз говорю, отдай мне мою утку!

Мерко развел руки в стороны:

— Я не брал.

Земледельцы стали стремительно окружать его. Те, кто зашел со спины, увидели какой большой меч болтается на перевязи, отчего вздрогнули, на время приостановились. Но Мерко даже не собирался вытаскивать оружие, он стоял, безвольный, руки мотались, словно плети, весь сгорбился.

Кто-то ударил его по голове палкой. Он покачнулся, боль нахлынула резко, но также резко и ушла. Потом ударили в живот, затем в лоб. В глазах поплыло, запрыгало. Он ощутил несколько ударов в спину, в бок, в лицо. После этого он упал и больше ничего не чувствовал. Какое-то время смутно понимал, что сейчас его, наверное, топчут ногами и бьют палками, будто он не человек вовсе, а так, пес шелудивый. В конце концов и это пропало, зато осталась Тора. Поэтому, когда проваливался во тьму, он все еще смотрел, выглядывал ее лицо среди теней и думал, что идет в правильном направлении, и она, единственная, вот-вот появиться и зажжет свет во мраке его сознания.

 

XXII

Арана передернуло. Он забрался на крепостную стену, где почти заснул, но честь ему, что этого все же не произошло. А спать сейчас было никак нельзя, так как там, пока еще вдалеке, показались стройные ряды армов. Первыми ехали конники, за ними пешие. В руках одного из конников развевалось яркое кроваво-красное знамя, штандарт, этот конник ехал чуть впереди других. Аран вгляделся: точно Армы!

Вихрем спустившись со стены, Аран поспешил открывать ворота. Отодвинув тяжелые дубовые засовы, он чуть подтолкнул створки, чтобы образовалась заметная щель. После этого он развернулся и еще разок взглянул на то, что должны были увидеть армы, когда проникнут в пределы крепости.

У его сторожки было большое нагромождение вещей. Точнее, он свалил туда все, что не сумели взять с собой ирбы, когда покидали крепость. Это было и плохенькое оружие, и предметы быта, и кое-какие припасы. Особенно выделялись — один яркий ковер, стулья, столы, кровати, которые приволок из терема вождя. Кроме всего этого, здесь еще были шкуры, другие тряпки, посуда, бочки с вином, где вина, по правде говоря, не было ни капли, и еще много чего.

Аран кивнул сам себе, подхватил собственную котомку с припасами, секиру, лук, колчан и, забросив все это за спину, поспешил к запасному проходу, что имелся в противоположной стене крепости.

 

XXIII

Когда очнулся, Мерко ощутил сильную головную боль. Приоткрыв глаза, он увидел, что лежит в чистой постели, находясь в тесной комнатке, где было душно и пахло сыростью. Напротив него на стуле сидел человек, Мерко только никак не мог разобрать его лица, зрение еще полностью не восстановилось.

— Очнулся? — спросил человек. — Ну и слава богам. Я уж думал, мы тебя убили. Слава богам. Слушай, ты уж прости за то, что произошло, но я правда подумал, что ты вор. А у тебя в заплечном мешке ничего не оказалось. Да и посчитал я потом уток еще раз и понял, что все на месте. Сам понимаешь, видок у тебя еще тот, вот я и подумал. Сейчас все кругом воруют, поэтому я испугался. Да и не за себя, а за детей. У меня восьмеро, погибнут, ежели всех уток моих разворуют. Но ты меня уж прости, слышишь. Сам я себя не прощу, может хоть ты… Будешь жить у меня, хоть до конца лета, пока не выздоровеешь…

— Совсем вы озверели, — прошептал Мерко, губы еле-еле шевелились. — За утку убить готовы. Люди.

— Жизнь такая. Ничего не поделаешь. Чтобы твои дети выжили, ты целый день трудишься, а злость в тебе копиться, потому что никто этого не ценит. Особенно… дети. А когда твои усилия не ценят собственные дети, то это самое плохое, что только может быть. Тебе меня не понять, но это так и есть на самом деле. Уж поверь. А злость она копится и девать ее некуда, вот и наступает момент, когда терпение лопается, и все накопленное выплескивается наружу. Тут уж с собой ничего не поделаешь, лишь потом задумаешься и задашь себе вопрос: «А откуда ж во мне столько гнева?» Эх, жизнь такая у нас.

— Люди вы такие, поэтому и жизнь у вас такая.

— Да мы-то причем…

— В лесу лучше. В лесу никто не бьет просто так.

— Брось. В лесу плохо, там опасно. Ты себе не представляешь, как там опасно. Звери, голод, холод, нечисть различная… В лесу и недели не протянешь, в первую же ночь сгинешь. Ты из нашего города?

— Нет.

— Оно и видно. Какой-то ты не такой. Будто и впрямь издалека прибыл. Но ты лежи, лежи. Теперь у тебя есть, где жить. Я тебя не отпущу, пока не вылечишься, надо же свою вину перед богами чем-то исправить.

— Я ищу девушку.

— В этом я тебе помочь не смогу. Я, кроме огорода, ничего не вижу, так и знай. А что за девушка?

— Красивая.

— Надо думать. Ты сам красивый, и она значит тоже. Но красивых много. Даже очень много. Просто сегодня эта кажется самой лучшей, а завтра другая.

— Нет. Когда так — это не по-настоящему!

— Да? Ну да ладно. Может быть… но я не верю. Она что ли от тебя сбежала?

Ирб хмуро кивнул:

— Ушла. Не сказав куда. Наши пути разошлись. Я, если честно, сам сомневаюсь, стоит ли искать, ежели она решила, что нам лучше идти разными дорогами…

— Значит, дала тебе понять, что ты ей не нужен?

— Да.

На лице земледельца появилось мечтательное выражение, он тихо с выражением произнес:

— Сердце девушки загадка — если даже любит сладко, все равно ответит нет…

Земледелец вздохнул. Мерко услышал, как тяжко он это сделал.

— Ты, парень, не кручинься, успеешь ее еще найти. Сейчас тебе надо подлечится, сил набраться. Не ее, так другую найдешь.

— Но мне нужна она!

— Будет тебе она. Не он, не оно, а она. Они все — она.

— Я должен идти и искать ее.

— Пойдешь искать. Не его, не их, а ее. Лежи. Ты умрешь зазря. Недостойно умирать из-за бабы. Это недостойно мужчины! Ты молод, у тебя еще многое впереди, нельзя тебе так. Я как на тебя взглянул, так сразу подумал, какой-то странный. Ты как безвольный. Идешь и спишь на ходу. Так же нельзя… Тем паче, что из-за бабы.

— Я должен.

— Как тебя хоть зовут?

— Мерко.

— А меня Ородол. Ты арм?

— Нет. Я из ирбийского братства. Мы ваши союзники.

— Из ирбийского? Что-то такого не припомню. Далеко что ли?

— Да нет, просто оно очень маленькое.

Мерко приподнялся на локтях, посмотрел на руки. Они были исцарапаны, все в кровоподтеках. Он чувствовал, что все его лицо опухло, а кости ломит так, как будто били целую вечность.

— Стой! Ты куда это собрался!?

Заметив, что меч и котомка лежат на полу у кровати, Мерко протянул руки и поднял их. Тело снова стегануло свирепой болью, но он мужественно выдержал, даже не пискнул.

— Надо идти, — сквозь зубы прошипел он.

— Зачем? Ты должен лечиться, тебе надо побольше лежать!

— Надо идти.

— Куда!? Ты же на ногах не стоишь! А ведь скоро уже вечер! Куда ты к ночи!? Я тебя до конца лета собирался кормить за то, что мы сделали, а ты уже уходишь! Сколько ж в тебе силы!?

Мерко шатало из стороны в сторону, тошнило, перед глазами все прыгало. Руки и ноги почти не слушались, в ушах стоял непрерывный звон.

— Надо идти, — прохрипел он, когда добрался до двери, после чего постоял немного и обессилено рухнул на пол.

 

XXIV

Прибытие армов ознаменовалось бешеными криками людей, топотом лошадиных копыт и огромным облаком пыли. Аран видел их, теперь наблюдая уже из леса.

Вражеские ратники, а их было не так много — не более трех сотен, большой толпой скопились у ворот крепости. Они пугливо поглядывали по сторонам, похоже, ожидая нападения ирбов. Как и предполагал Аран, для начала враг заслал в крепость нескольких человек, чтобы те все проверили ее и разузнали, есть ли внутри опасность.

Когда разведчики вышли из ворот крепости, Аран разглядел, что лица их были довольными. Один из них громко сказал:

— Ирбы ушли! Эти храбрецы сбежали!

Толпа закричала, вверх взвились множество красных тряпок. Опять подняли облако пыли, сами же закашляли, закричали, недовольные тем, что их толкают.

— Тише вы! Я еще не все сказал! Ирбы, видать, хотят, чтобы мы их не преследовали, поэтому сложили все свое барахло прямо у там, у стены, как бы в дань сильнейшим!

Ратоборцы снова довольно заулюлюкали, заржали. У Арана от этого всего бежали тысячи мурашек по коже. Но он сдерживался, стоял неподвижно, хотя руки так и сжимали рукоять секиры и, если бы не его план, он бы не думая бросился на армов в одиночку, не боясь скорой смерти.

— Да тише вы! Я должен сказать важные слова! — требовательно продолжал арм. — Сейчас вы можете отдохнуть, забрать нужные вам вещи, а потом мы сожжем эту крепость, а наутро наши следопыты возьмут след трусливых беглецов!

Из толпы донесся выразительный хрипатый бас:

— А вино там есть?

— Есть! Заваливайте! Можете горланить песни, но все же будьте осторожны, возможно, эти трусы устроили в лесу засаду! Гролк, Фрир, Ширпо, Ранк — за мной! Осмотрим окрестности! Фрир и Ширпо — в лес! — Арм указал прямо в сторону Арана. — Ранк — вокруг крепости! Гролк — ты со мной, проверим заросли вон за той кручей! Все остальные могут делать, что хотят! Что ж, друзья, вперед!

Армы как будто ждали этой команды целый день. Все они разом сорвались с места и рванули к воротам крепости. Створки слетели с петель под напором здоровенных мужских тел и стройных ударов палиц. В несколько мгновений огромная толпа скрылась за воротами крепости.

Вздохнув, Аран подумал о том, какими в сущности простыми могут быть люди. После главный стражник приготовил секиру, занес ее над головой. На лице его проступила жалость, но раздолья ей он давать не собирался, ибо на войне для жалости нет места. Он слишком хорошо знал это. Слишком хорошо.

Выждав некоторое время, Аран опустил лезвие секиры на ствол огромной сосны. Первым ударом он разрубил две веревки. Потом он побежал дальше, вдоль левой стены крепости и взмахивая секирой, рубил крепкие веревки, привязанные к стволам деревьев. Надо было торопиться, с другой стороны крепости подходил этот Ранк, но ему не успеть — Аран гораздо быстрее его.

Когда рубить было уже нечего, он, не оглядываясь, бросился в лес. По сумасшедшему грохоту понял, что левая стена крепости завалилась внутрь. Его план сработал. Стражник на мгновение представил, что сейчас твориться внутри крепости и ужаснулся. Подумать только, сколько же человек он лишил жизни в один момент? Но ничего не поделаешь — это война.

Пока, подгоняемый страхом, бежал вглубь леса, перепрыгивая через пеньки и колоды, обегая ухабы и холмы, почти ни о чем старался не думать. Но одна мысль все время лезла в голову, не давая покоя. Что если Мерко, сын вождя, вздумает вернуться именно сегодня, именно тогда, когда оставшиеся в живых армы еще не покинут разрушенной крепости ирбов? Это будет ужасно. Но так или иначе, тогда станет ясно, чего возжелали боги. Такое дело решать богам. Тут уж надо надеется на их милость. И Аран надеялся.

К вечеру он был уже далеко от крепости ирбов. От усталости валился с ног, силы были на исходе. Еще бы, ведь толком не спал и не ел все последние дни! Ну а сейчас у него не осталось сил даже на то, чтобы собрать хворост для костра. А ночью в лесу без костра очень опасно. Придется лезть на дерево. Для такой цели главный стражник выбрал гладкую сосну, где было поменьше сучков. Он бросил секиру и котомку в дупло дуба, что стоял неподалеку, с собой прихватил только кинжал и необходимую для крепления веревку и полез вверх.

Подъем дался тяжело. Портки и накидку разодрал, ладони и лицо исцарапал в кровь. Несколько раз чуть не сорвался вниз, удержался чудом. Когда наконец достиг желаемой высоты, привязался веревками. Здесь у сосны в бок уходило два толстых сучка, на них он и прикрепился.

Только тогда он вздохнул с облегчением. Позволил напряжению отступить. Теперь можно было расслабиться и поспать.

Аран еще раз вздохнул. На чистом небе зажглись яркие звезды, засветил месяц. Воздух наверху был чистый, свежий и этим прекрасный. С непривычки немного кружилась голова. Лес стоял великолепный, спокойный. Это сразу привело мысли в порядок. Опасность кажется миновала. Теперь можно было засыпать. Наконец-то, засыпать. Боги, как же это здорово, спать!..

Рис 28: Аран с высоты дерева осматривает прекрасный лесной массив

 

XXV

Весь следующий день до вечера ирбы, выйдя в степь, двигались в направление реки Мирии. В дальнейшем они хотели идти вдоль нее в направлении владений гиритов. Минувший день не принес ничего необычного, двигались осторожно, почти бесшумно. Несмотря на недавнюю победу, настроение людей было никчемным, отовсюду то и дело слышался плач — женщины оплакивали погибших мужей и сынов. Многие уже испытывали недовольство, за глаза винили вождя, по глупости считая его решение пуститься в бега неправильным.

— Когда достигнем владений гиритов, — говорил Земель, — армы от нас отстанут.

— Точно, — поддержал Войдан. — Но до этого еще три дня, а с тем условием, что у нас теперь есть раненые, все четыре.

— Армы отстанут, — усмехнулся Мунн, — гириты пристанут!

— Четыре дня — это много, — согласился вождь. — Четыре дня — это очень и очень много.

Войдан кивнул:

— Они постараются не пропустить нас.

— Да какое им дело!? — взорвался Мунн неожиданно. — Мы станем уже неприятностью для гиритов, какое до этого дело армам?

Вождь покачал головой, проговорил усмехаясь:

— Тогда ответь, зачем им нужно было уничтожать наше братство? Мы им что мешали? Или может наша исполинская крепость им свет закрывала?!

— Видать, очень мешали, — сказал первый советник со вздохом. — Так начинаются большинство войн — без веских причин снаружи, а вот внутри…

Мунн остановился, поднял указательный палец вверх, призывая послушать себя, молвил громко:

— Неправда! Все войны начинаются из-за баб!

На Мунна посмотрели с укором, а к разговору присоединился главный хозяйственник Ниакар:

— Ну что? — потребовал он. — Кто из нас та самая баба?

Мунн недовольно зафыркал, заворчал себе под нос:

— Я же говорю о больших войнах, а то, что у нас — это так, легкая неурядица. И потом, откуда вы все-таки знаете, что эту войну начала не баба?

— В чем-то Мунн прав, — сказал Земель мрачно. — Это не война, а так — неурядица. Но вот на счет причины вы все ошибаетесь. Причина есть и очень даже веская.

— Какая же?

Земель долго вглядывался вдаль, собираясь с мыслями, наконец заговорил:

— Армы хотят, чтобы их народ им доверял. Сам подумай, ведь на их землях существует чужое братство. Какие волнения проявятся в народе, ежели простые смертные прознают, что их военные не могут справиться с какими-то там ирбами. Народ может этого и не понять. А если так случится, то может начаться восстания и правителя свергнут.

Воцарилось молчание. Вождь продолжил:

— Это и есть причина. Вполне веская, и их нападение в таком случае оправдывает себя.

— Но мы пришли сюда первыми! — оспорил Ниакар, правда тут же успокоился, поняв, что сказал нелепую глупость.

— Так и есть, — поддержал Грай, второй советник. — Когда пришли мы, граница армов не распространялась на нашу крепость, это была ничья земля.

— Правда-то правда, — согласился вождь. — Но мне дышать от этого не легче. Теперь вот мы ищем новое место. А они хотят нас уничтожить, чтобы вселить уверенность в сердца своего народа. Такова жизнь, у них нет другого выбора.

Этим вечером снова вернулись в лес. Изнеможенные голодные и замершие, они решились на разведение костров. Натаскали воды из ручья, нагрели и помылись. Приготовили много пищи, наелись и разбрелись по шатрам. Ночь выдалась спокойной далеко не для всех, Костоправ даже не прилег — до утра возился с ранеными. За это время померли двое. Он намеревался спасти их, но, как ни старался, ничего не вышло. Еще у троих появились осложнения, не помогали ни мази, ни травы, ни чтобы то ни было еще. Условия были ужасными. Людям нужна была чистота, тепло и самое главное — людям нужен был покой, а его, как и всего остального, не было совсем.

Кроме раненых в битве на холме, тяжело заболели еще несколько маленьких детей. Минувшим вечером одна женщина сломала руку, когда собирала хворост, перелом оказался открытым, в рану попала грязь, поэтому надеется на то, что она выживет почти не приходилось. В общем, работы у лекаря было хоть отбавляй, а об отдыхе он даже и не помышлял.

Также всю ночь трудились несколько земледельцев и кузнец. Повозки после длительной дороги оставляли желать лучшего, обода колес трескались, одно колесо вообще сломалось. У одной телеги провалился пол, нужно было ставить заплату.

— Зачем нам чинить повозки, когда все равно скоро помрем? — недоумевал Мор.

— Верно, — согласился Ирек. — Лучше починим лопаты, чтобы хоть закопали!

— Работайте, дурни! — ругался кузнец Родко. — Я не то я вас живыми закопаю!

— Да мы работаем-работаем. — Ирек сжал челюсти. — Итак уже другие спят, а мы тут все работаем.

— Только вот кому это понадобиться?

— Вам и понадобится, олухи!

Ирек перехватил двумя руками лопату, подмигнул Мору. Мор понятливо кивнул, подобрал с земли увесистую палку. Здоровяк Родко был к ним спиной, он, кряхтя, прилаживал к телеге починенное им колесо. Они подошли тихо, Ирек размахнулся и со всей силы ударил кузнеца лопатой по голове. Родко сидел как сидел, только вот колесо выронил. Мор и Ирек переглянулись, после чего один ударил несколько раз палкой, а другой лопатой. Родко наконец с храпом осел на траву. Они еще несколько раз ударили его ногами, Мор приложился что было мочи кулаком в нос.

— Ну хватит, — сказал Ирек. — А то помрет.

— Ну и хорошо! Вот старый урод!

— Давай-ка торопись! Найди огниво и нагреби еды побольше! А я за теплой одеждой и оружием! Встретимся скоро, вон у того раскидистого дерева!

— У какого?

— Ну вон у того! Видишь?

— Нет. А, это то, чья тень на змея очень похожа?

— Какого еще змея? Бегом, Мор! Бегом!

Мор пропал, густая тень поглотила его и вправду, как пасть страшного голодного змея. Ирек взвесил на руке лопату, сказал:

— Эх, лопатка ты моя, двуручная.

После ирб с силой бросил лопату в Родко, достал из-за пояса веревку и поспешил связать здоровяка, покуда тот не пришел в себя и не проломил беглецам головы той же самой лопаткой.

 

XXVI

Пробудившись утром, Мерко чувствовал себя значительно лучше. Раны затянулись, голова больше не болела. Он нашел в себе силы и поднялся. Вошел тот самый земледелец по имени Ородол.

— Ты куда это собрался?

— Далеко.

— Слушай, может тебе чего-нибудь нужно? Я понимаю, ты обижен на меня, но… Ну хочешь, ударь меня!

Ородол выставил вперед лицо. Мерко пожал плечами, сжал кулак, размахнулся и ударил земледельца в челюсть. Земледелец с криком покатился.

— Сам попросил.

Потирая ушибленную челюсть, Ородол фальшиво улыбнулся:

— Да ничего. Мне так легче будет.

Распрощавшись с земледельцем, который дал в дорогу немного хлеба и денег, ирб решил отправиться в ту самую корчму, где они с Торой останавливались, когда только прибыли в город.

Добирался долго, на силу отыскал, но в полдень был на месте. Когда вошел внутрь, увидел, что посетителей почти не было, лишь несколько бродяг спали, уткнувшись носами в столы.

— Э-э! — заголосил краснощекий корчмарь, поднимая руку в приветствии. — Решил заглянуть еще разок?

— Здравствуй! — кивнул Мерко. — Я ненадолго, но зато по делу.

— По делу?

— Да.

— Выпить или поесть?

— По другому делу.

— Странно. Какое еще может быть дело, опять комнату?

— Нет. На этот раз нам просто нужно поговорить.

Корчмарь указал на ближайший столик:

— Садись.

Мерко сел.

— Что случилось? Попал под верблюжий караван или как?

— Я не понимаю, — захлопал ресницами Мерко. — Что такое верблюжий?

Корчмарь махнул рукой:

— Да ничё! Я говорю, кто тебя так?

— Как?

— В зеркало посмотри, тогда узнаешь как. Или хотя бы в лужу!

— А, это… Да это так. Мужики.

— А-а. Ну говори уж, с чем явился ко мне? Только мои услуги не бесплатны, сам понимаешь!

— Понимаю. Но мне есть, чем платить.

— Удивительно. Обычно у таких как ты, платить как раз нечем.

— Я не вру.

— Да ладно, верю. Теперь, однако, понимаю, за что тебя так эти мужики. Признайся, деньги добыл у них?

Ирб кивнул:

— Да. Один дал мне их.

— А-а. Ну-ну. Дал. А ты взял, да? Ладно, подробностей не надо, просто мне было любопытно, понимаешь, мне тут…

— Я пришел, чтобы спросить, помнишь ли ты, пару дней назад я был с девушкой? Ты помнишь?

Краснощекий мужик рассмеялся, поскреб ладонями щетину, проговорил:

— Помню, еще бы мне не помнить. Эта ведь та еще девчонка, не из простых?

— Не знаю. Но очень хочу узнать!

Корчмарь явно понял Мерко, утвердительно закивал:

— Сбежала.

— Да, — подтвердил Мерко.

— Я ее тут больше не видел, — отрезал корчмарь. — Извини уж, но врать не стану. Хотя она, конечно, хороша, такие редко когда на дороге валяются. Ты прав, такую можно и поискать.

Мерко положил руки на стол, подумал и снова заговорил, медленно и внятно:

— Я и не ждал того, что она зайдет к тебе еще разок, я хотел узнать другое.

— Я тебя слушаю.

— Можешь ли ты описать того странного человека, что принес таинственную шкатулку?

Лицо корчмаря на секунду скривилось.

— Ты что-то знаешь? — спросил Мерко с надеждой.

— Я помню его. Мне его никогда не забыть. Иногда так бывает, когда человек сразу врезается тебе в голову. Его облик слишком бросается в глаза, это трудно сравнивать с чем-либо.

— Он что-нибудь говорил тебе?

— Он наставлял, чтобы я передал эту шкатулку юной девушке, после чего… сказал интересную вещь…

— Говори, не томи душу!

— Он сказал: если не передашь, ответишь перед Асаловой.

— Что такое «Асалова»?

— Ни что такое, а кто такой.

— И кто же это такой?

— Это главный маг нашего города, очень могущественный человек, поэтому о нем знают даже такие простые люди, как я.

К лицу Мерко прихлынул поток горячей крови. Он, кажется, взял след, ему, возможно, удалось найти маленькую зацепку!

— А почему он… Он так и сказал?

— Да. Зачем, я не знаю. Думал, что я вор и могу оставить шкатулку.

— Думаешь, его послал этот Асалова?

— Наверное. Если он так сказал.

— Что же ты раньше-то молчал, тогда, когда принес шкатулку?

— Тогда я забыл. Как мне показалось, эта девушка меня убить хотела, поэтому не особенно хотелось с нею разговаривать. Да и вы с ней такие умные по виду, что я подумал: вы и сами все знаете.

— Ты прав. Она вправду все поняла сразу. Только мне ничего не сказала. Так где же он живет?

— Наш маг живет в самой высокой башне на Южной Окраине. Но тебя туда не пустят!

Мерко бросил на стол монеты, вскочил и бросился к двери.

— Ты куда!? — недоумевал корчмарь. — Погоди! Я хоть объясню тебе, как добраться туда поскорее!

Но Мерко его уже не слышал. Монеты еще не перестали звенеть на столе, когда он уже во всю прыть бежал по улице. Просто бежал на восток!

 

XXVII

Ирбы двигались крайне осторожно, почти бесшумными тенями они скользили по траве, а когда перед ними возникал труднопроходимый участок, часто останавливались и посылали вперед дозорного. На сердце у вождя было тревожно, он что-то чувствовал. В глазах его не было покоя, то же волнение, что и в глазах остальных. Вчерашнее происшествие с побегом изменников не давало ему покоя. Нельзя было сказать, что он жутко злился или был обижен, нет скорее, страх за остальных сковывал его. Ведь если сбежали трое, другие тоже могут подумать о побеге. А поодиночке в здешнем армийском лесу с его голодными обитателями не проживешь и дня.

Тем временем, лес заметно поредел. Остались только старые полусухие деревья-исполины, со стволами в три обхвата, длиннющими и острыми, как копья, сучьями и когтистыми, как лапа змея, цепкими ветвями. Почва под ногами стала твердой и каменистой, трава постепенно исчезла, лишь кое-где, в низинах, светились в лучах солнца одинокие изумрудные островки. Склон резко стал уходить вверх, откуда-то появились громады больших булыжников, земля превратилась уже чуть ли не в песок, стало жарко и душно, из-под колес повозок поднимались облака пыли.

— Глядеть в оба! — закричал воевода Геррам люто. — Мы здесь как на ладони!

Земель был согласен со своим воеводой. Участок пути действительно неприятный. Повсюду завалы камней, деревьев почти нет. Земля неровная, всюду полно канав и возвышений, впереди за два целеня ничего не видать. Отличное место для засады, лучше, наверное, найти сложно.

Караван двигался дальше. Кроме тихого ропота женщин, редкого плача детей и поскрипыванию телег, ничто больше не нарушало тишины. Мужчины шли молча, даже ноги старались ставить так, чтобы было поменьше шума. В воздухе повисло невиданное напряжение. Каждый ирб прямо-то таки излучал волнение.

Наконец подъем закончился, склон стал выравниваться. Впереди начинался довольно крутой спуск, а внизу, у подножия, серебристой ленточкой ветвилась река. Там, на противоположной ее стороне высилась долгожданная стена спасительного леса. Деревья стояли плотно, видно было, что там начинался настоящий лес. Речушка уходила чуть правее; серпом огибая лесную рощу, она являлась границей между высоким взгорьем и лесом.

— Переправляемся? — поинтересовался Грай у вождя.

Земель утвердительно закивал:

— Прямо сейчас! — Лицо его загорелось. — Грай, ты знаешь, как называется эта река?

— Нет, Земель. Но это точно не Мирия!

— Верно, это не Мирия. Эта река называется Шио или Змеиная Река, она является оттоком Мирии. Если мы пойдем вдоль нее, противоположно ее течению, то скоро выйдем прямо к ее матери. Но мы не пойдем так, это опасно. Мы пойдем лесом и даже немного сократим путь.

— Земель, а почему Змеиная?

— Когда-то, во времена войн между армами и гиритами, на той стороне Шио стоял большой гиритийский город — военная крепость. Однажды армы вели на город огромное войско, которое легко намеревалось перейти Шио, тогда хитрые коварные гириты узнали, где будут проходить войска противника, и сбросили в эту часть реки сотни, а может быть и тысячи ядовитых озерных змей. В итоге большинство армов погибли на переправе. После этого Шио многие стали называть Змеиной Рекой.

— Вот это да! А откуда же гириты взяли столько змей?

— Змеи всегда были их страшным оружием. Здесь неподалеку раньше было Озеро Смерти, там их всегда было полным-полно.

— Они их выращивали?

— Возможно. Этого я не знаю.

Грай с сомнением посмотрел вниз. Ленточка реки больше не казалась ему такой уж безобидной.

— Все спускаемся вниз, а затем переправляемся через реку! — пронеслась команда воеводы. — Лес — это наш щит! Вперед, братья!

— Вперед! — заголосил Мунн. — В лесу у нас будет возможность отдохнуть и восстановить силы! Заодно и помоетесь, а то запах от вас такой, что топор уже можно вешать!

Ирбы вскоре были уже у подножия холма и достигнув реки, начали переправу. Лошади поначалу не хотели в воду, пришлось потрудиться, чтобы заставить, но это все же удалось. Холодная вода была ужасно неприятной, но спасительный лес, в котором будут и костры и горячая пища, многих заставлял забыть об этой неприязни. Когда первые повозки были уже на середине, люди вздрогнули. Страх навалился одним мощным порывом, крепко сковывая все мысли.

Враги показались неожиданно, вылетели из-за высокой стены леса, размахивая мечами и топорами, с криками бешенства, заводя таким образом себя и запугивая противника.

— Армы! — успел крикнуть ирбийский воин, что шел чуть впереди остальных. Еще секунда и он уже застыл с гримасой ужаса на лице, в грудь вонзилось три стрелы, наконечники двух показались из-под лопаток. Изо рта хлынула струйка крови, он покачнулся, произнес почти неслышно: — К бою, братья…

Битва получилась ужасной. На этот раз армов оказалось намного больше, теперь перевес в численности был уже на их стороне, причем они еще, видимо, долго и кропотливо готовили атаку, поджидая ирбов, и та вышла на редкость внезапной. Ирбы не сразу опомнились, некоторые даже не успели выхватить оружие, а прозрачные до этого воды Шио уже приобрели красноватый оттенок их крови.

Сначала первые ряды армов выпустили стрелы. Разом повалились несколько ирбов, их мгновенно поглотила и унесла с бой пучина воды. Женщины завизжали, дети зарыдали, поднялся невообразимый шум.

Затем у армов вперед выступили воины с длинными копьями в руках. Метнув с десяток копий, они быстро отступили, прикрываясь щитами, и этим уступили возможность нападения дружинникам с тяжелыми мечами. Вспенивая воду, поднимая тучи брызг, те стремительно приближались. Впереди всех бежал огромный волосатый воин, в руках блестела черная палица из тяжелой булавы, глаза горели зверской яростью.

Армы никого не жалели. Многие из женщин и детей не смогли убежать быстро, нападавшие изрубили их в считанные мгновения. Лютые воины шли сквозь ирбов, словно стадо разъяренных туров через заросли травостоя. Завеса водяной пыли поднялась в воздух. Летели брызги, гул стоял просто умопомрачительный. Раненые падали в воду, где захлебывались и их уносило течением. Стоял звон крепкий стальных мечей, доносились воинственные крики.

Мунн с ревом исступления метал во врагов все новые и новые сгустки пламени. Почти все они попадали в цель, от пораженных ими противников вскипала вода, но армов было слишком много, поэтому маг чувствовал, что запас чародейской силы скоро иссякнет и тогда уж им придется совсем туго. Что делать в таком случае, он пока не знал. Но его магия приносила неоценимую помощь, каждый огненный шар делал огромные пробоины в сплошной стене напирающих врагов.

Армы успевали не только вести бой с людьми, но кроме этого еще и переворачивали повозки, убивали лошадей. Они просто расчищали себе дорогу. Громя все и вся, ощущали прилив сил, чувствовали, что победа над перепуганным соперником совсем уже рядом.

Огромный волосатый воин разошелся, как разгневанный до предела бык. Он совершал немыслимые движения, от которых его тяжелая булава вертелась, делая круговые движения, отбрасывая всех, кто решался подойти чуть ближе. Под его ударами, которых он сам, похоже, не замечал вовсе, дробились щиты, из рук вылетали мечи, а если на ходу попадалась повозка, то и она в один миг разлеталась в щепы.

Но не все собирались отступать. Ниакар стоял плечом к плечу с кузнецом Родко, и они дрались не хуже волосатого гиганта. Один размахивал огромным топором, в руках другого блистал тяжелый широкий меч. Родко дрался с перевязанной головой, повязка скоро слетела, из полученной вчера раны ручьем пошла кровь. Но кузнец не останавливался, кровь заливала глаза, мешала смотреть, но он как будто не замечал этого. Их смертоносное оружие сеяло смерть. Все, кто решался подойти, почти сразу низвергались в воду, многие не успевали даже вскрикнуть, первые же удары оказывались для них смертельными. Летели головы, туловища разваливались пополам, шеи ломались как тонкие ветви. Даже вода у ног двух героев, казалось, расступалась, и видно было каменистое дно.

Вождя в какой-то момент сильно ранили в живот. Он обессилено рухнул в воду, его тело поглотили речные волны. Какое-то время его не было видно, но почти сразу подоспел Костоправ, выловил тело, поднял его и потащил к берегу.

Ирбы отступали. Их становилось все меньше. Всякое построение в их рядах исчезло напрочь, дрались, можно сказать, каждый сам по себе, подчас оказываясь в одиночку в окружении десятка противников.

Когда армы нахлынули все сразу, мощной волной, главный волхв понял, что сейчас все это может закончиться. Надо было что-то делать или ирбы проиграют битву. Мунн воздел длани к небу, заорал так, что зашевелился воздух. В тот момент от него отделился невидимый импульс свирепой мощи, в который он сложил все последние силы. Магический таран с колоссальной силой ударил в наступающие ряды армов. Вражеских дружинников отнесло на противоположный берег реки, кого-то сразу смяло, большинство упали на землю уже мертвыми. Даже волосатый гигант покачнулся, но остался посреди реки, его сдвинуть с места не удалось даже сейчас.

Магический импульс стал последним шагом в этой битве, который сумел совершить Мунн. После этого геройского выступления, он сам не выдержал и потерял сознание. К счастью, армов уже рядом не было и его мгновенно подхватили крепкие руки союзников, выволокли из воды и осторожно положили на землю.

А ирбы просто озверели, бросались на армов, некоторых забивали голыми руками. Кто-то из армов еще не успел подняться на ноги, таких топтали ногами, закалывали копьями, молотили камнями, поднятыми с земли.

Второй советник Грай нашел на берегу реки тяжелое бревно, каким-то образом поднял и всего лишь за несколько взмахов уложил более десятка армов. Потом его плечо пронзила стрела, колоду пришлось бросить, но зато был еще меч, и он снова ринулся в гущу боя и сполна отомстил за нанесенное ранение.

По берегу реки потекла кровь, земля стала липкой, размокла так, что ноги скользили. Ирбы давили невиданно, погнали армов в лес, где те в миг разбежались по сторонам, но многие уже не смогли убежать и были уничтожены.

С волосатым гигантом пришлось повозиться. В бою с ним участвовали и Ниакар, и Геррам, и Родко, и Грай, и еще многие ирбийские ратоборцы. Но он оказался по-настоящему силен, воин от бога, ему в будущем открывалось бы многое, мог бы завоевать не одно царство, но сейчас на него навалились слишком уж много лютых испытанных вояк. Он не выстоял и весь израненный, без кисти правой руки, исколотым животом, повалился в пучину мутной воды и обагрил своей кровью весь поток Змеиной Реки.

Рис 29: Битва на Змеиной Реке

 

XXVIII

Мерко напряженно бежал что-то около часа. Бежал, пока наконец не добрался до восточной окраины города, где увидел перед собой высоченный детинец, сложенный из крепкого горного камня. Верхушка исполинской башни уходила далеко в высь, снизу казалось, что кончик упирается прямо в небесную твердь.

Где-то там, думал Мерко, и должен быть тот чародей, который что-то да подскажет ему, подскажет как и где искать ее, Тору. Только вот, как попасть внутрь?

Подойдя к стене башни, Мерко начал с силой бить кулаком в массивную стальную дверь. Стучался долго, пока наконец не стукнули засовы и массивная дверь не приоткрылась. В образовавшейся щели показалось широкое лицо бородатого стражника:

— Что надо? — вопросил он коротко и грубо.

— Мне главного мага, — ответил Мерко спокойно. — Я пришел к нему и должен его видеть.

— Асалова никому ничего не должен и не хочет никого видеть! Уходи прочь по доброму.

— Он, может, и не должен, зато я должен! Главный маг…

— Проваливай!

Щель исчезла, дверь хлопнула.

Мерко почесался, подумал, затем снова принялся колотить, на этот раз уже не только руками, но и ногами тоже.

Прошло немало времени, пока он снова добился своего. На этот раз дверь открылась уже по-настоящему, вышли двое здоровенных мужчин, вооруженных широкими секирами.

— Тебе было четко сказано! — пробасил один из них.

— Вам тоже, — сказал Мерко хладнокровно. — Я требую главного мага!

Стражник замахнулся секирой, Мерко отскочил назад, быстрым движением вытащил меч.

Это произвело на стражников впечатление, лица их чуть вытянулись от удивления. Они отступили.

— Кто ты, путник?

— Это я скажу только главному магу! Пропустите, или я буду драться.

Стражники смотрели люто, один продолжал задавать вопросы:

— Зачем ты пришел? Если бы маг ожидал тебя, то непременно сообщил бы нам. Зачем ты явился посреди бела дня?

— Не твое дело, — огрызнулся Мерко. — Была бы ночь, явился бы посреди ночи. Пропустите!

— Скажи хоть, кто ты, твое имя, или от кого ты? А я передам главному магу, возможно, он даже подумает и примет тебя. Хотя вряд ли.

— Я от Торы.

— Так и передать?

— Да.

Один из стражников удалился за дверь детинца. Двое других неотрывно следили за Мерко, не упуская из вида ни одного движения ирба.

Долго ждать не пришлось, третий стражник появился и сказал:

— Иди. Маг тебя ждет. Поднимайся вверх по лестнице на самый верх.

Мерко кивнул, изо всех сил стараясь скрыть свое глубочайшее изумление и радость. Да, он был рад, ведь этот Асалова знает имя Торы, значит знает ее и возможно расскажет что-то о ней!

Внутри башни было темно. Пахло плесенью и еще чем-то неприятным, трудно было разобрать сразу, чем именно. Мерко прислушался, откуда-то снизу доносились таинственные звуки, напоминающие хлюпанье. Передернув плечами, ирб шагнул на первую ступень каменной лестницы, ведущей наверх, в непроглядную тьму.

Полуразрушенная лестница шла вверх спиралью. Мерко ступал осторожно, камень под ногами крошился, сапоги иногда соскальзывали, а перил не было, так что держаться не за что. Поднимаясь все выше и выше, он думал, как это главный маг и стражники ходят по этой лестнице не боясь, но ответа на этот вопрос найти не мог. А когда во мраке наткнулся на что-то упругое, а вскоре сообразил, что это огромная паутина во весь проход, то совсем изумился. Теперь пошел еще медленнее, еще аккуратнее, так как знал, по этой странной лестнице уже давно никто не поднимался. В какой-то момент он хотел даже спуститься, чтобы спросить у стражников, правильно ли он идет, но быстро оставил эту идею.

Позже в голове созрела мысль, что это все может быть ловушкой для него, он даже остановился. Но вспомнив о Торе, решил, что необходимо подниматься дальше, а там будь что будет, все равно.

Он уже начал сомневаться, что этот путь его куда-то приведет, казалось, что идет в бесконечность, а дороги назад уже нет. Но вдруг перед ним выросла дверь. Из щелей пробивались одинокие лучики света, там внутри была жизнь, значит он куда-то пришел. Там, за дверью, кто-то был, он четко осознавал это, ощущал, чувствовал.

На удивление Мерко дверь отворилась сама собой, в лицо ударил прохладный воздух, пахнуло воском и вином.

Шагнув в помещение, Мерко огляделся. Зал был небольшой, в центре за столом сидел сгорбленный белобородый старик, взгляд был направлен в сторону гостя, но казался настолько безразличным, что ирб подумал, будто маг смотрит не на него, а сквозь него.

— Меня зовут… — начал было Мерко.

— Заходи, а имя мне твое здесь не нужно. Оставь все свое при себе. Садись.

Мерко огляделся. На столе горели неярким сбивчивым пламенем несколько восковых свеч, стены были полностью голыми, лишь с двух сторон вырезано два небольших окошка, занесенных толстой стальной решеткой. Пол холодный, сырой, на потолке даже образовались капли воды, удивительно, как будто зал находился не где-то на вершине башни, а под землей.

— Это крыша после дождя протекает, — пояснил старец, прочитав мысли гостя.

— Но никакого дождя ведь не было, — быстро парировал Мерко.

Маг ехидно заулыбался.

— Дождь случился, пока ты, подобно черепахе, поднимался сюда.

— Уважаемый маг, я пришел, чтобы спросить…

Асалова жестом остановил ирба. Помолчал немного, сказал:

— Я знаю, зачем ты пришел. Тора была у меня и узнала то, что хотела узнать. И давно ушла.

— Да?.. Я… Куда? Она не сказала?

— Не горячись. Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. Пока ты поднимался по Лестнице, я уже многое успел обдумать.

Мерко вгляделся в морщинистое лицо мага. Глаза были посажены настолько глубоко, что их трудно было разглядеть, видно было, что старик смотрит, но вот видит ли он что?

— Что же ты успел обдумать? — поинтересовался Мерко. — И что знаешь обо мне?

— Еще раз говорю, больше чем ты думаешь.

— И что же?

— Например то, зачем нужна тебе ламулийская девчонка и еще то, кто ты есть и из какого племени родом.

В мыслях у Мерко разрасталось недовольство, в словах мага он уже ощущал угрозу, но почему? Ведь Мерко ему ничего не сделал?

— Я это и сам знаю, — буркнул Мерко. — Я — ирб, наше братство маленькое, находится к северу отсюда.

Маг сухо засмеялся, произнес хрипло:

— А ты знаешь, что твое братство сейчас гоняют по всем мирийским лесам, и что у твоих друзей остались считанные дни, а возможно и тех уже нет?

Мерко разразился гневом:

— Ты лжешь!

— Не лгу. Но тебе-то от этого что? Ты все равно их больше не увидишь. Последний белый свет для тебя, это свет вон тех окошечек с решетками. А еще я знаю, что тебя ищет старик, непростой. Признаюсь честно, мне даже не удалось подсмотреть, зачем. Боги не дают.

— Нет! — зарычал ирб. — Откуда ты знаешь, что с ирбами случилась беда?

Асалова коварно улыбнулся. Впервые Мерко хорошо разглядел его мутные глаза, там сверкнуло торжество. Это пугало. Это не могло не пугать. Сердце в груди забилось отчаянно, перед глазами все поплыло от нарастающего напряжения.

— Откуда? — повторил Мерко скрипя зубами.

— Я маг.

— Но почему?.. Что произошло? Как такое возможно? Этого ведь не может быть!

— Все может быть, и все всегда бывает неожиданно. Особенно плохое. Обычно его никогда не ждешь, а если б знать заранее, то можно попытаться предотвратить. Но, гм… увы.

— Но что же случилось?

— Армы напали. Только не говори мне, что вы не допускали такой возможности. Рано или поздно, но это должно было произойти. Так вот, Армы объявили вам войну, и твой отец обратился в бегство вместе со своим жалким ничтожным… ничтожнейшим братством.

Мерко нервно сглотнул. В голове была полнейшая неразбериха, навалился страх, ирб запутался. Что делать? Ему угрожают и говорят, что жизнь его братства кончена… как и его жизнь. Что же делать? Что же теперь делать?.. Неужели все это правда? Или старый хитрец хочет запугать, обмануть, а потом воспользоваться… Но откуда тогда знают так много, не могла же Тора рассказать… Или могла? Но Тора ведь понятия не имеет о том, что он — сын вождя!

— А что будет со мной?

— Я — на службе у армов, а ты — ирб. Понимаешь, к чему я?

— Ага. — Мерко кивнул, потянулся за мечом. — Понимаю.

— Здорово, да?

— Что, здорово?

— Да, ничего. Это я так, все удивляюсь, какие вы все-таки людишки странные.

Мерко проговорил с насмешкой:

— Ты такой же человек, как и я.

— Я выше. Так или иначе, все людишки — дерьмо. Ты пришел сюда не просто так, тебя привела сила, которую вы все так хвалите. Но где она сейчас? Неужели ты забыл?

— Дерьмо — это ты! — прохрипел Мерко. — А во мне много сил, и я ничего не забываю!

— И в то же время, ты сейчас ничтожество, ты ничего не можешь. Я же — маг. Я добился многого, а чего добился ты? Ты — ничтожество…

Терпению Мерко пришел конец. Он уже не помнил себя, помнил только гнев, который выплеснулся наружу. Ирб выхватил меч и бросился на старика, замахнулся, готовый убить и уверенный, что сможет это сделать без колебаний. Но… не получилось…

Мерко опустил меч, замер. Он попытался понять, почему же не убил наглеца, почему рука не поднялась на этого гада? И он чувствовал, что больше не сможет занести меч, не знал, почему, но силам, кажется, пришел конец.

Асалова покачал головой, щелкнул пальцами. Его глаза снова сверкнули торжеством, на этот раз уже менее выразительно.

Мерко покачнулся, в его глазах все потемнело, он больше не чувствовал тела, краски мира быстро растворялись в чем-то вязком и неприятном. Он слышал какие-то звуки, потом звуки перешли в нечеткие символы, символы превратились в линии и… все разом потухло.

Рис 30: Мерко поднимается по длинной лестнице

 

XXIX

Ирбы продвинулись недалеко в лес, где на поляне, разбив уцелевшие шатры, провели остаток дня. Вечер был прохладный, с севера дул неприятный свистящий ветер, небо заволокли тяжелые облака, рано выпала роса.

— Сколько осталось воинов? — спрашивал Земель у воеводы.

— Мы потеряли две трети. Те, кто выжил, истощены, многие ранены. Битва была страшной. Мунн нас выручил магией.

На лбу вождя выступили капли пота, рука была перевязана, под тряпкой, зияла красным страшная рана. В глазах отразилось выражение безнадежности, голос заметно дрожал.

— Сколько? — требовал вождь.

— Осталось сорок пять воинов, Земель. Но еще есть земледельцы.

— И это две трети? Да мы сгинем в следующей же битве. Быстро позови мне Войдана и Ниакара!

— Хорошо. — Геррам кивнул, скрылся.

Через некоторое время, появились первый советник и главный хозяйственник.

— Как рука? — поинтересовался Ниакар.

— Лучше. Расскажите о женщинах и детях.

Первый советник заговорил нехотя:

— Половину загубили, гады. Изрубили и даже не взглянули, на кого подымают руку. Дети же. Невинные, зачем их убивать. И откуда только берутся такие уроды?

— Половину?

— Да. Когда мы переправлялись многие шли чуть впереди повозок и ратников.

— Мы сами виноваты, не досмотрели. Как думаете, армы вернуться?

В разговор вступил Ниакар:

— Я полагаю, вернуться. Но вот если бы мы продвинулись дальше в лес, тогда, мне кажется, все могло бы обойтись.

Вождь вздохнул. Рана заныла пронзительной болью, будто руку протыкали копьем.

— Бесполезно. Они не дадут нам уйти.

— Но ведь попробовать стоит?

— А что тут пробовать? Идти во дремучему леса с кучей раненых воинов и запуганных до полусмерти детей? Куда мы пойдем? Сколько мы так сможем продержаться? Если и не армы найдут нас, то в лесу кроме них еще есть и другие хозяева.

Земель долго молчал. Потупив взгляд, смотрел куда-то в сторону.

— Как с припасами?

— Многое потеряли на реке, — сказал Ниакар. — Но в лесу, я думаю, сможем охотится, с этим трудностей не будет. Теперь нас стало меньше, как-нибудь прокормимся.

— Главное, чтобы армы не напали снова, — проговорил Войдан.

— Как там Мунн? — спросил Земель.

— Уже лучше. Костоправ говорит, скоро уже придет в себя. Он отдал много сил, но на нем ведь всегда заживает, как на собаке.

— Он молодец.

— Да. А чтобы его усилия не были напрасными, мы должны бороться дальше. — Первый советник осторожно похлопал вождя по плечу. — Тебе надо отдыхать, набираться сил для выздоровления. А мы пойдем, там много что нужно сделать. Распределить, кто теперь будет охотится, следить за кострами, ставить шатры. Потому как очень многие погибли.

— Постараюсь скоро присоединиться к вам. Торопитесь, завтра уже в дорогу.

— Значит, ты согласен?

— А что еще остается.

— Ладно. Не волнуйся. Тебе нужен покой, отдых. Ты много сделал, а сейчас можешь поразмыслить над тем, что будем делать, когда придем на земли гиритов.

Вождь подтянул на себя шкуру, его бил озноб.

— Что делать — время покажет.

Войдан и Ниакар покинули шатер. Их ждали дела. Только недавно завершилась сложнейшая битва, но на передышку не было ни одного мгновения. Необходимо бороться. Бороться всегда и везде. Так уж устроены люди, и среди них это качество считается ценным. А ценно ли оно на самом деле? Кто знает, кто знает…

Ты стремишься к борьбе, ты борешься до конца. Ты живешь и твоя цель — выжить в этой суматохе, где никто толком ничего не понимает. А надо ли? Эх… люди, пленники распорядка… Эх герои, которым нет покоя, потому как такова их природа…

Плохо или хорошо?

Земель сидел в одиночестве. Спать не хотелось, но передвигаться пока не мог, слишком уж беспокоила полученная недавно рана. На душе было тяжело, от этого невидимого груза он задыхался, был весь мокрый от липкого холодного пота.

Неожиданно в шатер скользнула сумрачная тень. Вождь вздрогнул.

— Кто здесь?

— Я с миром. Мое имя Турифей, я пришел к твоему сыну Мерко…

 

XXX

Придя в себя, Мерко понял, что находиться в темнице. Света почти не было, лишь только из дверных щелей пробивались несколько одиноких лучиков, рожденных, судя по всему, факелами. Руки и ноги были скованы тяжелыми кандалами, он сидел на подстилке из сырого сена, всем телом ощущал холод, исходящий от пола и стен. Он находился где-то глубоко под землей, его заточили в темницу. Зачем? Не проще ли сразу убить и дело с концом? Странно все это. Неужели Асалова собирается его пытать? Наверное, будет убивать медленно, будет мучить столько, сколько представится возможным…

Однако, сейчас нужно было просто ждать. Ждать того, что произойдет дальше. Ждать ответов на вопросы.

И Мерко ждал. Ждал долго. От тугого железа руки занемели, он попытался пошевелить пальцами, в ответ по всему телу пробежала свирепая волна боли. С каждой минутой к голове стремительно подступала муть, будто все вокруг, и даже тьму, обволакивал серый сумрачный туман. Ему сильно захотелось спать, это говорило о том, что магия Асаловы все еще действовала.

Вдруг стукнули засовы, заскрипела дверь. Донеслись голоса, скользнула расплывчатая тень. Мерко в слепую определил, что кто-то приблизился, подошел вплотную к нему. Ирб не шевелился, ожидал, что будет дальше.

— Здравствуй! — Сквозь туман сознания прорезался скрипучий и противный голос Асаловы. — Не притворяйся мертвым или спящим, я вижу, что ты бодрствуешь, я ведь маг!

Мерко разжал пересохшие губы, ударила искоркой боли, на подбородок побежала влажная струйка. Ирб произнес:

— Здравствую, как видишь… Что тебе от меня нужно?

Маг некоторое время молчал, потом сказал с насмешкой:

— Да ничего не нужно. А вот тебе что сейчас нужно? Есть, пить, спать?

— Что надо? — повторил Мерко настойчиво и грубо.

— Ничего, — продолжил Асалова. — А вот тебе надо многое. К сожалению, я могу дать только одно.

— Это я и сам могу взять.

— Не можешь! Ты не можешь даже умереть! Ты не способен даже на это! Я могу дать тебе смерть, но я тебе ее не дам. В ближайшее время!

— Будешь убивать понемногу? — Мерко ничего не видел во тьме, но готов был поклясться, что сейчас его собеседник злорадно улыбается. — Мучить будешь?

— Угадал! — протянул маг. — Снимать кожу. По лоскутку. Выкалывать глаза. Рвать зубы. Отрезать уши. И прочее…

— Ты же маг?

— Да. Я маг. Как это ты догадался?

— Разве маги так поступают? Думаешь, я боюсь этого? Неужели не видишь, что не боюсь? Ты же ведь маг.

— А ты — дурак! — разразился Асалова. — Неужели думаешь, что и вправду буду мучить такими простосердечными способами? Я придумал кое-чего получше, ты станешь игрушкой, на которой я буду пробовать вновь придуманные заклинания. Поверь мне, это будет хуже, чем ты себе можешь представить, это будет ужасно!

Мерко из последних сил стиснул зубы. Ему кажется повезло. Все это время он пытался высвободить одну руку, и вот она почти уже выскользнула.

— Прости. — Мерко постарался говорить как можно более изнеможенным голосом. — Недооценил твои возможности.

— Ты еще успеешь их оценить. По достоинству! Об этом можешь не беспокоиться. Это я тебе устрою! Обязательно! Боги! Боги! Как же я ненавижу таких, как ты!

Мерко уже освободил одну руку, но вот вторую даже пытаться бесполезно, ладно, необходимо теперь подловить момент и захватить старика. А пока нужно заговаривать ему зубы…

— Почему? Почему ты так ненавидишь меня? Я ведь тебе ничего не сделал? Я не тронул тебя, я не оскорблял тебя, почему?

Маг расхохотался. Его гулкий смех отразился от стен и от этого стал еще более страшным.

— Олух. Любовь и ненависть подчас не требуют почти никаких причин. Дурачок. Можно полюбить женщину, даже не разговаривая с ней ни разу, совсем ее не зная. Также и ненависть.

Мерко помотал головой:

— Нет. Любовь — это любовь. Это хорошо, так и должно быть. Любовь мы получаем в частичке Рода, что есть в каждом из нас. А ненависть — из черного мира. Ненависть от Тьмабога. Ты маг, ты должен это знать!

— Не выставляй меня дураком. Я долго думал об этом. Очень долго. Посвятил этому десятилетия. Природа обоих сил одна! Обе обладают способностью разрушения!

— Нет. Любовь, кроме разрушения, умеет творить, а ненависть — никогда.

— Глупый болван! Ненависть также творит, как и любовь! Вот только, кто это придумал, делить силу на разрушение и созидание!? Это же одно и тоже!

— Рождение и убийство? Одно и тоже?

— Ну конечно же!

Мерко ощущал, как маг свирепеет от гнева, как теряет уверенность, как постепенно выходит из себя. И ирб продолжал:

— Любовь — это величайшая из сил! Она свойственна здоровому человеку. А ненависть — это признак несовершенства!

— Нет! Нет! Нет! Ты не можешь знать! Ты сопляк! Ты не можешь знать!..

— Но я знаю.

— Нет!

— Знаю…

— Нет…

Мерко понял, что сейчас у него есть возможность дотянуться до старика. Нечего было тянуть, нужно было действовать, пока колдун сходит с ума от злости. Мерко выбросил вперед освобожденную руку и… ему опять повезло. Он ухватил Асалову прямо за тонкое горло. После этого Мерко дернул мага к себе, ладонью чувствовал, как легко будет сломать хрупкие кости.

Но внезапно темницу осветила яркая вспышка, Мерко пронзила острая боль, такая, будто бы его ударило молнией. Ирб разжал руку и мертвенно повалился на каменный пол, сильно ударившись головой о стену.

— Ха-ха-ха! — грохотал Асалова. — Глупец! Неужто ты подумал, что я позволю тебе так просто одолеть меня? Так знай же! — Темница снова осветилась, но уже не так ярко. — Я буду долго помнить тебе это! Пока ты не умрешь!.. А умрешь ты нескоро! Ну держись!

Маг вскинул руки к потолку. Меж ладонями засверкало, воздух трещал и, казалось, даже горел. Яркая голубая сфера быстро росла в руках Асаловы, а Мерко уже ощущал неприятное покалывание во всем теле, понимая, что будет, когда маг направит поток этой чудовищной силы на него.

Неожиданно Асалова вскрикнул, огонь в руках мгновенно потух. Старец повалился прямо на Мерко, ирб дернулся, схватил мага за шею и на этот раз медлить не стал и рванул в сторону со всей силы.

Асалова в тот момент уже понял, что жить ему осталось всего несколько мгновений. Он понял, что теперь уже не успеть составить заклинание, не успеть обезвредить врага, не успеть спасти себя. В момент, когда Мерко ломал ему шею, а по темнице разносился хруст, маг с пеной на губах прохрипел:

— Меня сгубила любовь… Поэтому… я… стал таким, какой я есть сейчас… Когда-то я любил также… как ты… но она обманула…

Старец замолк. Мерко брезгливо отбросил обмякшее тело. Он ничуть не жалел мага, понимая, сколько невинных погубил этот гад. Но теперь он получит по заслугам, там, в царстве лютого Хозяина Тьмы.

— Эй ты! — заметался, отражаясь от стен, тревожный окрик.

Мерко вздрогнул. В темнице кто-то был. Неужели?.. Да, Асалову кто-то ударил сзади, поэтому он повалился. Значит, кто-то помог Мерко, кто-то спас ему жизнь!

— Кто здесь? — спросил Мерко, всматриваясь во тьму.

В ответ было долгое молчание, но спустя некоторое время послышался голос, который показался странно знакомым:

— Я стражник Асаловы.

В голове Мерко за один миг пролетело с десяток мыслей. Он осмелился спросить:

— Но почему ты помог мне?

— Потому что вчера ты сохранил мне жизнь. Я вовсе не хотел спасать тебя, просто моя честь убила бы меня, если бы я этого не сделал!

— Кто ты?

— Помнишь, там, на дороге. Мы дрались, и ты не убил меня?

— Горшун? Так это ты?

— Да. Но большего тебе знать не нужно. Я ухожу. Скоро здесь будут другие стражники, ты скажешь им, что убил их хозяина, а еще скажешь, что если надо будет, убьешь и их. Будь уверен, они испугаются и отпустят тебя восвояси. А теперь, прощай…

 

XXXI

— Мерко, избранник?

Турифей со вздохом кивнул:

— Да, это так, Земель. Твой сын — избранник богов. И я не знаю к счастью это или же нет.

— Но почему он?

Волшебник печально улыбнулся:

— Звезды обычно не особенно-то выбирают. Хотя я уверен, в жилах Мерко течет кровь древних героев. От кого, я не знаю. Ты ли, Земель, определил это наследие или его мать?

Вождь сидел молча, удивленный и напыщенный. Словом, похож он был на человека запутавшегося, на которого свалилось разом слишком много всего нового и непонятного.

— Не надо пугаться этого, не надо удивляться тому, что уже произошло. Мерко родился и звезды еще тогда знали его непростую судьбу.

Земель согласно закивал, сказал уныло:

— Так оно и было. Мунн, наш чародей, предупреждал меня об этом.

— Мунн?

— Да. Он и меня когда-то сделал вождем, сказав, что мой дед был когда-то правителем большого племени. А я ведь был всего лишь земледельцем и ни о чем таком и не помышлял. Но однажды ергисы, восточное племя, похитили жену и сына и заточили в рабство. Точнее я о рабстве ничего знал, я думал, что они погибли. Но пришел Мунн и сказал, что они живы, и мы с ним должны спасти их. С этого все и началось. С нами тогда пошел и мой молодой друг Ниакар. Мерко мы спасли, но жена моя умерла как только мы нашли их. И тогда же я спросил Мунна, почему он помогает мне, а он ответил, что мой дед когда-то был великим правителем, а его, Мунна, отец служил у него чародеем. «Также и я, — говорил Мунн, — теперь буду чародеем у тебя». А я ответил, что у меня нет никакого племени, а есть только мой сын. А он сказал: «Мы должны возродить чудесный род наших предков и должны создать новое племя!» Но как? — спросил я. Так и появилось наше братство, куда мы брали все бродяг и изгоев. А началось все это пятнадцать лет тому назад с меня, пятилетнего мальчика Мерко, земледельца Ниакара, его жены и сыновей, а также чародея Мунна.

Земель замолчал и сидел мрачный, глаза стали красными, он почти плакал.

— Так значит вот какова история твоего братства?

— Короткая. Армы того гляди уничтожат нас, и она оборвется. А самое ужасное в том, что я даже не знаю, правду ли сказал мне тогда Мунн или же это была просто нелепая ложь.

Турифей с интересом поглядел на вождя, сказал уверенно:

— Это правда. Ежели боги решили, что избранником быть твоему Мерко, то твой чародей не соврал. Он сказал правду. В твоих жилах кровь великих, Земель, и с этим придется мириться.

Вождь поднял усталые глаза и безжизненно посмотрел на Волшебника.

— Я устал.

— Я вижу.

— Меня никто не может понять. Мне больно за каждого ирба, который гибнет в этой никому ненужной схватке. Мне больно, и это постепенно убивает меня. Я уже не могу думать и придумывать. Я не вождь! Из меня плохой правитель. Я всего лишь земледелец. Вот хотя бы Ниакар или тот же Мунн справились бы лучше меня. А что я? Да я даже драться толком не умею!

— К сожалению, Земель, это решал не ты. Это уже давно решили за тебя твои предки. И я согласен с Мунном, ты должен был возродить племя, и ты сделал это! А теперь ты должен сохранить его!

— Поздно. Армы изничтожат нас если не сегодня, то завтра. Что мне делать?

— Я попытаюсь помочь вам.

— Как? Каким образом?

— Если мы доберемся до гиритов, то там вы будете в безопасности.

— Чем же гириты лучше армов?

— Хотя бы тем, что если я скажу им укрыть вас на время, они не преминут возможностью оказать мне услугу!

Земель взглянул на Волшебника с надеждой, спросил тихо:

— Ты говоришь правду? Это возможно?

— Более чем. Но только если сумеем добраться до гиритов. Они будут оберегать вас, покуда я не вернусь. А я вернусь уже с Мерко, и, надеюсь, к тому времени избранники уже выполнят возложенное на них богами обязательство. Тогда же царевич Тунга станет царем всех племен, после чего гонения вас армами и кем-либо прекратятся навсегда, и вы сможете обживать новую землю и возрождать забытое наследие!

— Хорошо, но как ты найдешь Мерко?

— Нашел братство, найду и твоего сына, Земель. Но об этом сейчас не думай, в течении следующих дней мы будем добираться до гиритов!

Рис 31: Шатер. Разговор Земеля и Турифея

 

XXXII

Как ни старался, Мерко никак не мог освободить вторую руку. С первой ему просто повезло, а вот со второй так не получалось. Стальные обручи стягивали намертво, а цепи крепкие, такие не разорвать даже здоровенному лесному беру. Что же будет дальше? Скоро стражники забеспокоятся, придут сюда и увидят, что их хозяин мертв. Что они сделают с ним? Разве что испугаются и отпустят, как и сказал этот стражник Горшун. Вряд ли. Эти-то думать не станут, убьют сразу, у таких с этим сложностей обычно не возникает. Но что же может сейчас он?.. Необходимо попытаться обыскать мертвого мага, это последнее, что еще можно сделать.

Мерко обшарил похолодевшее тело. Было неприятно, но что поделаешь, выбор перед ним был небольшой. Как ни странно, но маг не носил с собой никакого оружия, на нем, кроме одежды, было только несколько ожерелий, пара колец и таинственный гладкий камень как будто бы даже сверкнувший красным в руке у ирба. Однако что этот камень, Мерко ведь надеялся обнаружить ключи, но надежда эта теперь растаяла, никаких ключей у мага не было.

Отчаявшись, Мерко все же взял у Асаловы таинственный гладкий камень, от которого, как чудилось ирбу, веяло чем-то удивительным, чем-то таким, что и слов не подобрать…. Ирб спрятал камень за пазуху и стал сидеть, терпеливо ожидая появления стражников. Время шло. Он сидел недвижимо, вслушиваясь в шорохи вокруг. И вот наконец стукнули тяжелые засовы. Откуда-то с противоположной стороны ненадолго ворвался свет, но дверь хлопнула, закрывшись, и свет снова пропал. В темницу зашли трое, так по топоту определил Мерко.

— Асалова? — позвал сбивчивый охрипший голос.

За старого мага ответил Мерко:

— Он мертв. Я убил его.

Повисло молчание, затем стражники подбежали, ощупали застывшее на полу тело своего хозяина. Затем они подошли к ирбу и проверили, по-прежнему ли он прикован к стене.

— Вы что во тьме видите? — спросил Мерко с удивлением. — Как кроты?

— С ним и его любовью к темноте привыкнешь к чему угодно. Как тебе это удалось?

— Легко. Он был слаб духом. Но почему вы без света? Где факелы?

— Хозяин приказал не показывать тебе света, он желал превратить и тебя в узника тьмы.

— Но теперь он уже мертв.

И снова стражники долго не отвечали, лишь тихо и таинственно перешептывались между собой.

— Гм. И все-таки мы не понимаем, как ты это сделал? Ты маг еще более могущественный, чем Асалова, но как такое возможно, ведь ты еще так молод?

Мерко молчал. Он не хотел врать.

— Дайте сюда свет, — попросил кто-то. — Скорее.

Принесли факел. Ирб увидел, что на него со страхом смотрят пятеро упитанных бородатых мужиков с оружием наизготовку. Старого знакомого с одной из улиц Большого Града среди них не было.

— Ты — наш враг, — молвил один из стражников.

— А значит, мы должны тебя убить, — пояснил второй.

— Прямо сейчас, — добавил третий.

Мерко спокойно произнес:

— Можете это сделать. Но только учтите, вы и ваши дети будете гореть на костре в Черном Мире вечность.

— Ты угрожаешь?

— Нет. Я предупреждаю.

Стражники молчали. Потом отошли в сторону, стали опять шептаться. Мерко понимал, что они здорово напуганы. Они верили, что он маг, маг, который может наслать на них проклятие, а за свое будущее боится почти каждый, и они — не исключение.

— Мы решили, что должны убить тебя, — проговорил кто-то наконец. — Прости, но мы не верим, что ты настолько силен, чтобы просто так убить Асалову. Скорее всего, тебе повезло.

— Нам придется это сделать.

— Ты убил Асалову, а мы убьем тебя!

— Что ж, попробуйте!

Мерко достал из-за пазухи камень. Яркие цветные лучи осветили темницу, на время ослепив стражников. Камень в руке словно горел, от ирба во все стороны повеяло жаром, но сам Мерко этого почему-то не ощущал.

Стражники все до единого, закрывая руками глаза и лица, в панике попятились назад. Ирб убрал камень, свечение прекратилось и слуги Асаловы замерли у двери.

— Теперь вы мне верите? — спросил Мерко, который и сам не мог поверить в то, что только что произошло. Подумать только, они испугались всего лишь света!

— Верим.

— Верим, господин, — отвечали стражники, со страхом оглядывая полученные ожоги, о которых сам ирб и знать ничего не знал.

— Тогда освободите меня, и, клянусь, я вас не трону. Только уйду.

— Хорошо.

Стражники освободили Мерко и осторожно, держась в стороне, повели его к выходу. Ирб чувствовал облегчение, но на душе все равно было невыносимо тяжело. Ведь его жизнь рухнула в течение одного дня. Он не сомневался, что Асалова говорил правду на счет его племени, он знал, такой врать просто так не станет.

Его вскоре вытолкали за уже знакомую стальную дверь, вернув оружие и котомку. Стояло прохладное утро, солнце еще даже не взошло над городом. Мерко понял, что провел в подземелье весь прошлый день и всю ночь. Но какого же было его удивление, когда пройдя несколько шагов вдоль по улице, посреди дороги он увидел ту самую, которую теперь уже не надеялся увидеть никогда.

 

XXXIII

До рассвета оставалось еще много времени, когда ирбы наскоро свернули походные шатры и под руководством таинственного белобородого старца тронулись в дорогу.

Турифей не то чтобы вызывал у людей неодобрение, скорее даже наоборот порождал в их сердцах надежду, однако в то же время чем-то пугал, казался странным и чужим. Волновал и его взгляд, Волшебник всегда смотрел на кого бы то ни было сверху вниз, серые очи сверкали, точно зеркала, а сам взгляд был пронзительным и вместе с тем слегка равнодушным.

— Куда мы хоть идем? — спросил у Волшебника Грай, второй советник.

— В древний город Гиритов.

— Тот самый, который стоял еще, когда случилось эта знаменитая битва со змеями?

— Да, — кивнул Турифей. — Тот самый.

— Но ведь на картах его уже давно нет? — удивился Войдан.

Турифей усмехнулся:

— На картах много чего нет, но это еще не значит, что этого нет на самом деле!

Когда старец начинал говорить так, то все сомнения мигом пропадали и на него смотрели с восхищением, слушали внимательно, не пропускали ни одного слова. Один только Мунн плелся в стороне, не испытывая к Волшебнику яркого интереса. Зевая и потирая ушибленные места, он думал о том, что тоже когда-нибудь станет Волшебником, правда для этого еще многому предстоит научится, а главное — выдержать сложное испытание у богини Риты, хозяйки Платиновой Горы, которая и сделает его Волшебником Призрачной Земли. Любому магу известно, Волшебником из чародея, колдуна или волхва сделаться непросто, и это редко кому удается. Но Мунн был уверен — это стоит того, ведь чародеи, колдуны и волхвы — отвечают лишь за свой город, свою весь, за свое братство, а если повезет, то даже за целое племя или страну. Но все равно, Волшебники — это нечто большее, хранители всей Призрачной Земли, их побаиваются даже боги, а правители всех племен без исключения — уважают, поэтому для Волшебников всегда открыты все дороги.

И все-таки, чародей Мунн верил, что когда-нибудь станет Волшебником. «Настоящим! — думал он. — А не таким, как этот самозванец Турифей!»

 

XXXIV

— Ты? — изумилась девушка, лицо ее было суровым, а взгляд казался взволнованным и тревожным.

Глаза Мерко тоже не выражали особой радости, он сказал:

— Да, это я. А что такое?

— Почему ты пошел за мной? — спросила она грубо.

Он смотрел на нее, стараясь казаться равнодушным и безучастным. Она же выглядела напыщенной и угрюмой, как индюшка, не в состоянии спокойно стоять на месте, то и дело меняя опору с одной ноги на другую, упирая в бок, то левую, то правую руки. Малахитовые очи сверкали и сейчас представлялись как никогда колдовскими, обычно тонкие изогнутые брови сбились ближе к переносице и чудились теперь густыми и бесформенными.

— Какая теперь разница, — невыразительно пожал плечами ирб, нарушая тишину. — Теперь уже все равно.

Тора повела рукой в сторону. Там, у полуразваленного сарая, чуть сбоку, где еще остались редкие островки травы, топтались два жеребца. Кони были добротные: подкованные, ухоженные, вычищенные, к подпругам крепились новенькие стремена, на спинках аккуратно положены попоны из свежих оленьих шкур. Один был черным, как ночь, а второй — красный, как огонь, с угольной густой гривой и рдяным хвостом.

— Эти кони — наши! — проговорила девушка властно. — Выбирай себе любого. Но учти, я беру вороного.

— О чем ты? Что означают твои слова?

— То, что я их купила, если ты так плохо соображаешь, твердолобый!

— И все? Зачем ты их купила?

Тора оскалила белые зубки. В глазах блеснуло чем-то ярким, маленькие кулачки сжались. Она отвела взгляд, сказала сквозь зубы:

— Нет, не все. Я еду с тобой.

Мерко долго молчал, посматривая по сторонам и изредка пробегая быстрым взглядом по лицу девушки. Наконец ирб спросил:

— Как ты меня нашла?

— Сначала я купила коней, а потом искала повсюду, а знакомый корчмарь подсказал, где лучше искать.

Над ними снова воцарилось длительная неприятная тишина, повисло напряжение, казалось, даже воздух начинал искриться. Так они стояли недвижимо в молчании, пока наконец Мерко опять его не нарушил:

— Прости, но теперь я уже не могу.

— Что ты не можешь? — Она прямо посмотрела ему в глаза.

— Быть с тобой, — ответил Мерко честно.

От таких слов внутри у Торы все вспыхнуло, к лицу прилила горячая кровь, она была больше не в силах выдерживать прямой взгляд его как будто бы равнодушных к ней и печальных глаз.

Снова растянулась тишина. И опять долгая, неприятная, такая, что Мерко даже услышал биение ее сердца. Двое стояли посреди улицы и теперь уже даже боялись заглянуть друг другу в глаза.

— Мерко. — Голос Торы вдруг стал мягким, таким, каким его хотел бы слышать Мерко. Слышать всегда. — Я все знаю о твоем племени и очень сожалею.

Мерко готов был от злости сплюнуть на землю, но рядом была она, единственная, и он не решился.

— Значит, это правда!

— Да. Но они может быть еще живы, и мы могли бы им помочь. Ты должен взять меня с собой, Мерко.

Он грустно улыбнулся, спросил с печальной усмешкой:

— Разве тебе некуда пойти?

— Представь себе, некуда. Я ушла из родного дома навсегда. Думала, что найду дом здесь, но, как оказалось, я и тут никому не нужна.

— Ты не можешь оставаться в этом городе?

— Нет. В этом — не могу. Между прочим, ответь, как ты выбрался от Асаловы? Он тебя отпустил? Знаешь, я так торопилась, думала, что уже поздно, и ты уже в башне, а откуда чужаки обыкновенно не выходят.

Мерко повернулся, двинулся в сторону коней.

— Идем. Я расскажу тебе, когда выедем из города. Мне тут тоже делать нечего, меня тут тоже все хотят убить. А тебя я пристрою в какой-нибудь городишко по дороге.

— Нет! Я поеду с тобой.

— Со мной? Нет, ты не нужна мне. Идем.

— Ну-ну, не нужна. — Тора хмыкнула. — А тебя никто и спрашивать не станет. Смотри лучше сюда, я беру себе вон того, черного, со снежными звездами на боках и брюхе! А ты бери огненного, с чем-то другим… у брюха.

Рис 32: Торговый город армов. Встреча Мерко и Торы на фоне башни Асаловы

Жеребцы и вправду оказались отборной масти. Ехали ровно, в сильных телах ощущалась медвежья мощь и в то же время кошачья грация. Под толстой кожей перекатывались большие шарики мышц, повсюду выпирали тугие жилы, кости толстые и крепкие, зубы белые и ровные.

Ехали молча. Мерко впереди, Тора чуть отставая. Когда выбрались из города, отправились вдоль какой-то речушки в сторону леса. Ближе к полудню речушка стала резко уходить в сторону, а дорога вела дальше, в лес. Здесь, на опушке, в зарослях высокой травы, они и решили остановиться, немного перекусить.

Мерко собрал хворост, развел костер. Тора быстро отыскала грибов, набрала воды в маленький котелок и стала варить похлебку. Ирб наблюдал за ней с интересом: запаслива и умна, — думал он, — заранее догадалась, что ехать им придется долго и поэтому где-то раздобыла котелок.

Скоро уже потянуло приятным ароматом пищи, девушка умело добавила каких-то трав, запахло еще притягательнее. У Мерко в животе заурчало, он вспомнил, как долго не ел ничего настоящего, горячего.

— Готово, — позвала Тора. — Или ты предпочитаешь только мясо?

Мерко отвечать не стал, уселся поближе к догорающему костру, схватил ложку и без лишних раздумий принялся за похлебку. Он и правда обычно ел только мясо или хлеб, но сейчас заметил, что и грибная похлебка порой может быть просто восхитительной.

— Ты обещал рассказать об Асалове, — напомнила Тора, умышленно делая свой голос сухим и равнодушным. — Или уже забыл?

— Нет, — ответил Мерко с полным ртом. — Там мало чего рассказывать. Он заточил меня в темницу, но мне удалось освободиться, а убить его мне помог один старый знакомый. Потом стражники почему-то испугались и отпустили меня восвояси.

Женские тонкие бровки взмыли вверх, глаза стали круглые, словно плошки. Она смотрела с изумлением, видно было, что не может поверить, но уже сейчас в ее взгляде показалось восхищение.

— Убил? Не может этого быть!

Наворачивая похлебку, Мерко молчал, успевал только жевать, пользовался моментом, пока девушка ошарашена и перестала работать ложкой.

— Это великий колдун! Как тебе удалось?

— Он может и великий… Точнее, был великим, но зато большой дурак. Был слишком уверен в себе, а это часто подводит.

В дальнейшем Тора жевала уже без всякой охоты, мысли в голове перепутались, с лица не сходило глупое выражение, она все еще не могла поверить.

Как только доскребли остатки каши, они стали собираться. Мерко сложил вещи в котомку, прикрепил мешок к жеребцу. Тора залила остатки костра водой, засыпала остывшие угли землей.

— Ты хочешь узнать что-нибудь обо мне? — осторожно спросила девушка.

— Не знаю. Ежели хочется, то рассказывай. А в общем, я знаю, что ты из ламулийцев, а большего вроде бы мне и не надо. Все равно скоро расставаться.

Тора охнула, лицо ее приняло страдальческий вид. Мерко этого не видел, потому что стоял спиной. А ей было больно. Она вдруг разозлилась на него, но гнев сдержала и не стала ничего оспаривать, вместо этого, придав голосу мерный тон, заговорила:

— А я расскажу.

— Рассказывай, — кинул ирб без видимого интереса. — Послушаю.

Девушка покраснела, отвела глаза и долго собиралась с мыслями, пока наконец что-то не заставило ее начать…

— Я действительно из далекой Ламулии. Я прибыла сюда вместе с принцем, но… я соврала. У нас были разные цели, я его не сопровождала. Просто ехали одной дорогой, мы даже не были толком знакомы. Он ехал со своей задачей, а я со своей. Я была всего лишь попутчицей.

Мерко кивнул:

— Ну понятно, ты напросилась с ним, чтобы его слуги охраняли и тебя. Одной путешествовать опасно, тем более, ты же женщина. Мало ли какие неприятности могут случится по дороге.

Девушка сразу не поняла, на что это намекает ее спутник, наивно попалась на его уловку, простодушно подтвердив его же слова:

— Ты прав. Одна я боюсь, а с принцем безопасно.

— Прынц-то богатый?

— Еще как. У него море драгоценностей, золота, земель и…

— Вот оно что, и чем же, интересно, ты отплатила этому прынцу? Уж не деньгами это точно, зачем они ему нужны, у него их полным-полно, из ушей лезут.

Тора вновь покраснела, глаза загорелись, она еле сдерживала лютый гнев.

— О чем это ты!? — протянула девушка.

— Ну не за просто так он тебя сопровождал?

Ламулийка от злости сжала маленькие кулачки, выпрямила спинку и, вздернув подбородок, надменно произнесла:

— Если тебе это очень интересно, то не за просто так! Как-никак, а в чем-то ты прав: я же женщина, в конце концов! А он мой хороший старый знакомый! Так ты будешь меня слушать или нет? Или, может, тебе рассказать про меня и принца?

— Да мне все равно, — огрызнулся Мерко.

Тора долго молчала, никак не могла заговорить снова, выглядела обиженной, вся надулась, даже вспотела.

— Мы… точнее я, ехала в этот город именно к Асалове. Меня в моей стране считали одаренной, хотели обучать магии, но я отказалась, сказав, что за мое ученичество может взяться сам Асалова, великий армийский колдун. Тогда я и покинула свою страну и не собиралась больше возвращаться. Асалову я знала и раньше, он как-то гостил у моего дяди и как раз тогда пригласил меня к себе в Большой Град. Он сказал, что только там сможет действительно решить, есть ли надобность ему брать в ученики именно меня или же нет.

— Он не похож на того, кто берет в ученики, — перебил Мерко. — Как он тебя вообще не убил.

— Он боится моего дяди. Но, так или иначе, в ученицы он меня не взял. Сказал, что у него есть кое-кто получше, а я — я почти ничем не отличаюсь от обычных никчемных людишек. И все же он предлагал мне остаться, но не ученицей, а управительницей башни. Как я поняла, он просто хотел использовать меня.

Мерко видел, какое болезненное у Торы лицо, но он даже не думал ее жалеть, наоборот, умышленно молвил с грубостью:

— Никчемных людишек не бывает. И все же, это очень на него похоже… Может быть, это даже к лучшему, что ты не стала его ученицей? Эта твоя идея, чему-то учиться у такого гада, как Асалова, просто безобразна.

— Возможно, — согласилась девушка на удивление ирба. — Но магия была моей мечтой, а теперь вот мне некуда пойти, я отреклась от своей страны навсегда. Я одна в этом большом и чужом для меня мире.

Мерко вытащил из-за пазухи таинственный белый камень, протянул Торе, спросил:

— Ты случайно не знаешь, что это такое?

Глаза девушки округлились.

— Ты взял у Асаловы?

— Да. А что?

— Это же Камень Четырех Стихий. Им владел Асалова. Он им дорожил больше жизни.

— Я нашел камень, когда искал у него ключи, чтобы освободить себя.

— Значит, он всегда носил его с собой… Этим камнем мечтает завладеть любой маг, будь то волхв, колдун, чародей или даже Волшебник. В нем заключена огромная мощь четырех стихий: Огня, Воды, Земли и Ветра.

— Думаешь, это хорошо, что я его нашел?

— Это великолепно! Ты сам-то понимаешь, что говоришь? У вас в братстве есть маг или волхв?

— Есть, конечно. Как же без этого.

— Тогда он наверняка сможет использовать Камень Четырех Стихий. Это может принести величайшую силу и огромные возможности для твоего народа.

Мерко сощурился:

— Считаешь, что этот камень способен помочь выжить моему братству?

— Конечно! Он и не на такое способен! Это великая мощь! Это древняя магия, у которой нет никаких ограничений. С подобным могуществом можно завоевывать целые города, княжества, даже племена.

— А ты способна пробудить его силу?

— Вероятно… нет. Я пока очень мало знаю и умею.

— И что же мне делать с этим камнем?

— Доставить вашему магу, он-то разберется, что делать, я думаю. Оторвет с руками!

Мерко покачал головой, произнес:

— Не верится мне. Почему же Асалова не завоевал с ним весь мир? Или хотя бы что-нибудь? Кусочек мира.

Тора призадумалась.

— Может, не успел?

— Ага, не успел. Тут кроется что-то другое…

— Брось! Да ты что! Ты совершил великое чудо! Добыл Камень Четырех Стихий! Да ты просто…

Ирб молчал. В голове все перемешалось, на сердце лежала тяжесть, он не мог думать почти ни о чем, по крайней мере, он не мог думать о чем-то цельно. Что это за камень такой? Как камень может погубить человеческую жизнь?..

 

XXXV

Вечер был на удивление теплым и даже жарким. Знойная духота предвещала наступающую с запада грозу. Там, в сумеречной дали, закатное небо сплошь поглотили тяжелые темно-багровые тучи, которые то и дело загорались и трещали, словно умирающий весенний лед. Вспышки были настолько яркими, что если не успеть отвести глаза, то от них потом больно ломило глаза и повсюду прыгали небольшие светящиеся зайчики.

Но ирбы почему-то не останавливались, не прятались от надвигающейся бури, а торопливо двигались, с трудом поспевая за своим новым предводителем. Сначала они долго шли по густому и ровному лесу, с трудом протаскивая лошадей и повозки. Затем обошли два больших молодых болота, после чего лес сразу же поменялся, стал сырым, поросшим густым древовидным папоротником.

— Тьфу! — выругался воевода Геррам. — Ну и комаров же здесь!

— А здоровые, как лошади, — согласился Мунн. — Еще и кусаются, дармоеды.

— Почему бы нам не остановится? — поинтересовался Земель осторожно. — Совсем уж темнеет. Да и гроза будет злющая, я чувствую.

— Я тоже чувствую, — кивнул Турифей.

— Да и армы не будут искать нас в такую бурю! — добавил Мунн.

Волшебник усмехнулся.

— Это еще почему? — спросил он.

— Будут искать? — изумился Геррам.

— Ха! Уже ищут. Им приказано не пропустить вас на земли гиритов, и они постараются не дать вам уйти.

— Да откуда он знает! — заворчал раздосадованный Мунн.

Турифей посмотрел на чародея снисходительно, так сказать, по родительски, и ничего не ответил.

— Так значит, — продолжал вождь, — остановок не будет?

— Нет, — покачал головой Волшебник. — Всю ночь. Я веду вас короткой дорогой, если все будет хорошо, к утру мы доберемся до древнего города гиритов. Туда армы уже не сунутся, будьте уверены. А так, нас по-прежнему могут найти, сейчас повсюду рыщут армийские отряды.

Как только заросли папоротника закончились, дорога заметно пошла вниз. Под ногами уже хлюпало, ноги по щиколотку проваливались в перегной из листьев и веток. Сырость стояла невыносимая, пахло гнилью и тленом, начались заросли гигантской крапивы. Деревьев стояло уже меньше, да и то наполовину гнилые, захваченные диким вьюном почти да самой верхушки.

— Не отставать! — кричал Турифей. — Идите за мной!

Первым шел Волшебник. Вооружившись посохом, он неистового рубил едкую траву, в очередной раз доказывая, что его магический жезл способен не только источать огонь и молнии.

Воины, подражая Турифею, следуя за ним по пятам, прорубали широченный коридор в стройных рядах крапивы. Тут были и измученный Мунн, и побитый Родко, и Ниакар, и Геррам, и Грай, и даже толстячок Войдан помогал, размахивая своим коротким клинком.

— Одевайтесь теплее! — предупреждал Турифей. — Доставайте всю одежду, что у вас есть!

Тем временем окончательно стемнело. Запалили смоляные факелы, часть несли в руках, другие прикрепили к повозкам. Внезапно поднялся шквальный ветер, первая волна накрыла Турифея, поставив пепельные волосы дыбом.

— Начинается! Держитесь!

И тут небосвод над ними вспыхнул, старые деревья на мгновение освятило, на землю упали мертвенно-бледные корявые тени. Бабахнуло, и долго слышно было, как катился по всем четырем сторонам света дикий раскат все сотрясающего грома.

Задался свежий полный сил летний ливень. Подгоняемый всеми ветрами, он отчаянно лил, затопляя землю. Сверкало, трещало, бухало, а вместе с водой вниз летели сучья и листья.

Ирбийский караван остановился. Люди, укрываясь плащами, в страхе ложились на землю. Дети орали, напуганные громом, но крик их быстро растворялся в мощном гуле бушующей стихии.

Один только Турифей стоял спокойно, пережидая бурю. Мокрые волосы слиплись, по лицу текли струйки дождевой воды. Волшебник вскинул руки к небу, и кто-то даже заметил, что он улыбается, а на лице его застыло непоколебимое восхищение. Ослепительные молнии словно бы тонули в его глазах, он будто бы каким-то неведомым образом впитывал грозу, пожирал, набираясь от нее силы.

Рис 33: Турифей с посохом в руках ведет ирбийский караван сквозь заросли гигантской крапивы. Волосы Волшебника развеваются на ветру, вслед за ним идут несколько воинов, мечами прорубая путь остальным

Подобно большинству таких ливней, этот ливень достаточно быстро поутих, уступив место обыкновенному мелкому промозглому дождю. Заводила ветер погнал тучи дальше, повернув теперь куда-то на северо-восток. Небосклон там то и дело загорался, а после прокатывалась волна грома, уже не такого сумасшедшего, потерявшего часть гремящей силы по дороге к ним.

Турифей собрал небольшой совет около старого опаленного дуба, когда-то давно расщепленного грозой почти до основания на две части.

— Как люди? — спросил он.

— Все целы, — ответил Костоправ. — Но намокли и очень замерзли.

— Ну и ветерок был, — присвистнул Мунн. — Настоящая буря, даже лужи сдуло!

На чародея посмотрели с неодобрением, но быстро забылись и перевели взгляды на Турифея.

— Костры не разводить, — сказал он. — Согреемся по дороге.

По лицам собравшихся прокатилась волна удивления.

— Мы не переждем ночь? — спросил Ниакар.

— Нет, — отрезал Турифей властно. — Ежели будем пережидать, то завтра по светлому нас и поймают. Армы предполагают, что мы идем в близлежащий гиритийский город и уж утром-то они нас не упустят.

— Но почему? — оспорил Мунн. — Откуда они знают, что мы идем в этот город? Разве ж мы такие дураки, что идем в лапы гиритам?

— Ты прав, Мунн, — согласился Турифей. — Они не знают, что гириты — наше спасение, но зато они знают, что наше спасение от них — гиритийские земли. А ближайшее начало гиритийских земель — именно Древний Город.

— Думаешь, они будут преследовать нас до конца? — поинтересовался Земель.

— Да, — ответил Волшебник твердо. — Поэтому собирайтесь и снова в путь! Сейчас мы находимся в Лапринской долине, ежели сумеем преодолеть ее, то город гиритов нам покорится!

 

XXXVI

Да самого вечера Мерко и Тора ехали по лесу, пока перед взорами не предстала крыша первого домика. В дальнейшем показалась широкая и длинная вереница хат, а в сторону уходила еще одна — впереди была большая деревня или даже весь.

— Заедем? — поинтересовалась Тора.

— Только ненадолго, — ответил Мерко. — Надо пополнить запасы чистой воды. И нужна новая одежда.

— Хорошо. А что потом?

— Потом наши дороги разойдутся.

— Я с тобой.

— Куда?

— Туда же, куда и ты. Мы должны обязательно доставить камень ирбам.

— Нет, ты никуда не пойдешь со мной. Это изнурительно и опасно.

— Как это? А думаешь не будет опасно, ежели бросишь меня одну посреди чужой страны… то есть племени?

Мерко вздохнул, в груди кольнуло. Расставаться с любимой не хотелось, но что поделаешь, ведь его ждет война.

Тора дернулась, поняла, что спорить бесполезно, Мерко по правде решил ее оставить. Но как же так можно? Он пытается ограничить ее жизнь от него самого, но она не хочет такой жизни. Она не хочет, как все бабы, проторчать всю жизнь у печки, провозиться с детьми. Пусть лучше уж вечно в бегах, вечно в дороге, вечно в драках, в битвах… Зато вместе с ним, с Мерко. Нет, она от него не отстанет. Ни за что!

За спором и размышлениями они не заметили, как въехали в деревню. На улицу вывалили старики, молодежь, зрелых женщин видно не было, а вот мужчины высовывались осторожно, у многих в руках уже были или палки, или ножи, но чаще всего — топоры.

На дорогу вышел пузатый старик в расписной красной рубахе, он коротко поприветствовал их, спросил:

— Доброго дня, куда путь держите?

— Далеко, старец, но пока что в твою деревню.

— Зачем же?

— Да вот нужно воды и одежи раздобыть.

— Одежи говоришь? А сами-то вы кто будете? Не армы, это я вижу, не дурак. Не враги ль наши паратовские, аль еще какие супротивники?

Мерко заскрежетал зубами. Врать не любил. Лучше уж драться, чем врать, но сейчас кажется придется отступить от обычного правила, ведь с ним Тора, а подвергать опасности ее жизнь никак нельзя.

— Я от тролов, — солгал ирб. — А эта девушка из страны Ламулии.

Старик присматривался с сомнением, спросил:

— Что за странный союз трола и ламулии?

— Ламулийки! — поправила девушка, сверкнув глазами.

— Мы не муж и жена, — пояснил Мерко. — Просто вместе путешествуем.

Старик удивился, долго присматривался, щурясь.

— Она не твоего рода, как можешь путешествовать с ней одной дорогой, ежели она тебе не жена?

— У нас общая дорога.

— Странно. Очень странно. А она очень красива, ты, наверное, хочешь в скором будущем сделать ее своей наложницей? Так ведь у вас, у тролов?

— Нет, — махнул рукой Мерко. — Я не собираюсь на ней женится. У нас разные судьбы. Наши дороги сошлись только на время, придет день и мы расстанемся.

Тора хмурилась. Все посерела от страха. Мерко явно не разумел, к чему ведет его хитрый старик. И правильно, ведь ирб не женщина, что он понимает в этих делах.

— Одежу значит вам и воду? — прищурился старец.

— Ага, — кивнул ирб довольный тем, что вспомнили о его просьбе. — Дадите?

— Дадим.

Из толпы мужиков выступил плечистый парень с длинными волосами и широким плоским лицом.

— Случаем не хочешь приблизить тот самый день?.. Мы дадим тебе одежду, воды и много еды. И еще что-нибудь, ежели захочешь. Но за это я возьму эту женщину. Обещаю, что буду ей верным мужем.

Мерко видел, как ужаснулась Тора. С виду она стала похожа на загнанного кролика. Он вдруг наконец сообразил, о чем все время думал старец в расписной красной рубахе.

Мерко дернул за уздцы, позвал Тору:

— Едем отсюда, я передумал. Обойдемся без свежей одежи, а воду начерпаем каком-нибудь в ручье.

Собравшиеся люди охнули.

— Это что же это такое? — завопил старик в красной рубахе. — Ты издеваешься что ли?

— Нет. Почему ты думаешь, что эта женщина запросто пойдет за какого-то там проходимца. Это ее дело, а она не хочет. Точно не хочет.

Широкоплечий выступил вперед еще на шаг, спросил:

— А чем я плох?

Тора задрала носик, поехала гордо.

— Всем, — произнесла она царственно.

— Чем я хуже других?

— В том-то и дело, что ничем!

Старец схватил лошадь Мерко за уздцы, сказал грозно:

— Не тебе решать, с кем ей быть! Сам же говорил, что она тебе не жена!

— Она решает сама, — пожал плечами ирб. — Как видишь, она не хочет оставаться в твоей деревне.

— Как это не хочет? — Старец выпучил глаза.

— Так это. Не хочет, и все тут. А что поделаешь, сердцу не прикажешь!

— Да что ты городишь? — Старец весь раскраснелся от нестерпимого гнева.

— Да ты…

— А что я такого сказал?

— Она же баба! Девка, понимаешь? А что может решать девка? По-моему, ничего. Ежели она не твоя, то значит ничья. А теперь — наша!

— Она не ваша.

Серые глаза Торы вспыхнули гневом. Она сжала маленькие кулачки, взгляд казался подобным страшной молнии.

— Кто дал тебе право так говорить о женщинах? — спросила Тора. — Кто!?

— Молчи! — завизжал старик. — Тебе вообще никто не дал право даже рот открывать!

— Это еще почему?

— Ты баба! А бабе боги рот придумали только для того, чтобы она могла им жрать! Но уж никак не для того, чтобы болтать!

Девушка громко рассмеялась, произнесла брезгливо:

— Ничтожество. А зачем тогда язык?

— Что? — засопел старик.

— В моей стране таких как ты убивают сразу. Считается, что такие не достойны даже пыток, поэтому их убивают в спину.

— В спину бьют только трусы!

— Нет. В спину бьют трусов! В спину бьют тех, кто не достоин большего.

Видя как разъярился старец, Мерко понял, что пора уезжать. Он несильно ударил старика сапогом по рукам, чтобы тот отпустил поводья. Старец отпустил, и они с Торой двинулись в направлении леса.

Деревню они покинули без особых сложностей. Мерко ожидал, что так просто не отпустят, думал, что полезут драться, но ничего подобного не случилось. Только покричали чего-то в след, подростки кинули несколько камней, и этим все ограничилось.

Тора ехала обиженная до крайности. Теперь совсем уже не говорила ни одного слова и даже не смотрела в сторону Мерко. Держалась подальше, так что ирб даже не слышал топота ее жеребца.

Мерко чувствовал себя дураком. Ему было жаль бедную девушку. Он сам не понимал, как это в голову взбрела такая ужасная идея. Он начал говорить, что она ему чужая, что она ему не жена. Будто действительно она для него ровным счетом ничего не значит. Теперь она, наверное, рассердиться на него… а может… Он хорошо помнил, как относится Тора ко всем мужчинам, но по отношению к себе даже сейчас, когда он ее обидел, ирб не замечал ее злости. То, что она испытывала к нему, было воплощение полностью женственных чувств, а не мужских, как это было с остальными, например, с тем наглецом, что привязался к ней в корчме.

Тем временем стемнело. Солнце скрылось. На севере сверкала, там была сильная гроза. Они остановились, и Мерко развел костер. Молчание все еще продолжалось и угрожало продолжаться еще очень долго. Мерко сходил в чащу леса и добыл зайца, Тора, как ни странно, молча взялась разделывать тушку.

Как только поели, улеглись спать. Насыпали сухой травы, расстелили шкуры. Тора лежала рядом, и Мерко чувствовал ее сбивчивое дыхание. Глаза были закрыты, но он знал, что она не спит. Как странно, думал Мерко. Как много сложного в этом мире. И в то же время, он был счастлив, что теперь может сколько угодно смотреть ей в лицо. Хоть всю ночь. Несмотря на все горести, он так желал этого всем сердцем. Он так долго этого ждал. Он так долго ждал возможности просто заглянуть ей в лицо. Заглянуть без страха, не украдкой, а рассмотреть как следует, по-настоящему.

Потом она заснула. Мерко запросто определил это. Тогда решил засыпать и он. И заснул. А когда вдруг неожиданно проснулся ночью, то почувствовал, что она прижимается к нему всем телом. Он понимал, что это во сне, ей просто холодно и она тянется к теплу, но… ему было очень… очень хорошо.

 

XXXVII

Заросли гигантской крапивы скоро закончились, дорога пошла вверх, лес постепенно стал гуще. Идти было теперь намного легче, ведь почва под ногами стала твердой. В темноте мало кто мог разобрать, куда Турифей ведет ирбийский караван, но ирбы сейчас настолько устали, что большинству из них было уже все равно.

— Мы уже почти рядом, — сказал Волшебник неожиданно.

— Правда? — Земель не мог поверить.

— Поднимемся на этот холм и посмотрим!

Караван на некоторое время остановился. Турифей, Земель, Войдан и Ниакар поспешили вскарабкаться на высокое взгорье, чтобы оттуда обозреть округу. Когда были уже наверху, и черная гладь Лапринской долины почти полностью подчинялась их взорам, Волшебник вытянул руку и показал пальцем в темноту ночной дали.

— Я ничего не вижу, — пожал плечами вождь.

— Я тоже, — кивнул Войдан.

— Тише, — шепнул Волшебник. — Дождитесь молнии.

Трое ждали, затаив дыхание. Когда же угольный небосвод разрезала дерзкая извилистая слепящая глаза трещина, они увидели наконец то, о чем говорил Турифей.

Впереди, меж гладью голубых верхушек тревожно спящих сосен и все еще бушующей вдали стихией, высился огромный холм, а на нем, освященный светом молнии, возвышался дивный гиритийский город.

Рис 34: Турифей указывает в даль. Земель, Войдан и Ниакар видят над лесами во вспышке молнии чудесный город на высоком холме

Еще только перевалило заполночь, когда ирбийский караван уже был у подножия холма. Вверху, за высокой каменной стеной, высились с десяток грандиозных детинцев с разноцветными куполами, оконцами, где в некоторых горел тусклый свет. В небе все еще сверкало, и во время особенно ярких всплесков на крепости видны были очертания огромных катапульт, между которыми, точно тени, мелькали силуэты дозорных лучников, расхаживающих по стене туда-сюда, вглядывающихся вдаль.

— Туман, — объяснил Турифей. — Они нас не видят.

— А что если примут нас за неприятелей? — поинтересовался Войдан.

— Сначала, мы пойдем туда с Земелем вдвоем. Если они обнаружат вас в наше отсутствие, то вы назовете мое имя и скажете, что с миром.

— Войдан, — приказал вождь. — Ты за старшего. Затаитесь и ждите, мы скоро будем!

К рассвету ворота гиритийской крепости отворились и братство ирбов в сопровождении ратников вошли внутрь. Здесь, как и обещал Турифей, их ждал теплый прием. Их вдоволь накормили, показали терема, где они будут жить и сказали, что они могут оставаться ровно настолько, насколько это будет необходимо.

Сам Турифей, боясь слезной благодарности ирбов, поспешил попрощаться с Земелем…

— Идешь искать Мерко? — спросил вождь.

Волшебник вздохнул.

— Прости, — сказал он, — но твой сын — избранник, и мне придется заставить его идти к котловану Рана.

— Брось, — махнул рукой Земель, — тебе не придется его уговаривать. Если надо помочь, он поможет, будь уверен! Иди. И передай, что отец благословляет его на этот поход!

— До встречи, Земель!

— Прощай, Турифей. И спасибо тебе, что помог сохранить братство!

На последок они обнялись, пожали друг другу руки, после чего Турифей как-то незаметно пропал. Никто в тот день его больше не видел: ни стражники на воротах, ни дозорные на стене, ни патрульные на холме.

 

XXXVIII

— Я хочу тебе сказать, Мерко, — произнесла Тора вкрадчиво. — Я решила.

Это были первые слова, обращенные к ирбу, которые девушка произнесла на следующий день, когда они уже полдня ехали по лесу.

— Что ты решила? — спросил Мерко.

— Я стану одной из ирбов. Я стану ирбийкой!

— Это как?

— Я стану одной из ирбов. Ты что слов не разбираешь?

— Как это, ты станешь?

— А так. Помнишь, ты говорил, что одно из правил твоего братства, это принятие в свои ряды людей, отвергнутых родным племенем или отвергнувшим его по собственной воле?

Мерко фыркнул, затем долго молчал, после сказал с усмешкой:

— Ты хоть знаешь, что ирбов теперь вряд ли кто когда найдет. Они или побеждены армами, или скрылись в лесах и постараются уйти далеко. Скорее всего направятся в горы. Я почти уже потерял свое братство, а ты хочешь приобрести его, так и не отыскав. А может быть сегодня, я и есть это самое братство, последний из тех, кто остался.

Девушка ехала важно, лицо сделала такое, что будто бы и не слышала слов своего спутника.

— Ну что ты молчишь? — недоумевал Мерко.

Тора молчала.

— Ну скажи еще что-нибудь.

— О что тут говорить? Я теперь такой же ирб, как и ты.

— Глупая ты. Сразу видно, баба.

— Может и глупая. Зато баба. Но и ты не намного умнее, ведь также как и я собираешься найти иголку в стоге сена.

Мерко проговорил, хмыкнув:

— Откуда ты знаешь, что я собираюсь сделать?

— Но ты же куда-то едешь. Не трудно догадаться, куда именно.

— И куда же?

— К месту, где раньше жили ирбы. Ты надеешься, что они оставили там какой-то знак, чтобы предупредить тебя, когда ты вернешься.

Ирб покачал головой.

— Я угадала? — Девушка смотрела на спутника свысока. — Да?

— Угадала. Это было очень сложно. Но меня хоть там ждут. А ты-то там зачем? Ведь ирбы вынуждены скрываться, пришли иные времена.

— А зачем им ты? Чем я отличаюсь от тебя? От меня хоть дети, а таких, как ты, чтобы могли меня обрюхатить, — навалом!

Мерко явно обиделся, спросил:

— А отчего это ты вдруг так резво решила принести себя в жертву моему братству?

— Оно не твое! Я, кажется, ясно тебе объяснила, что мне некуда податься!

— Но я-то родился в их племени и мне предстоит стать вождем.

Тора весело расхохоталась, но Мерко не смутился, потому что он-то говорил правду.

— А почему ты так уверен? У вашего царя… или как там… вождя нет наследников?

— Есть.

Глаза девушки округлись. Она посмотрела на Мерко непонимающим взглядом.

— Ты сын вождя?

Сын вождя молчал. Лицо приняло печальное выражение, в глазах отразилась тоска.

Потом до вечера они ехали в тишине. Мерко ощущал на себе странные осторожные взгляды девушки, а сам все больше размышлял о том, стоит ли брать ее с собой в почти бессмысленный поход.

К темноте остановились на небольшой полянке. Здесь было много ягод и грибов, а Мерко каким-то немыслимым способом поймал трех куропаток. Развели костер, поужинали, стали молча сидеть, смотреть на звезды. Спать сегодня обоим почему-то не хотелось, возможно, просто день был не столь напряженным, как к примеру вчера, а возможно причина крылась в чем-то другом.

Ночь стояла спокойная, теплая. Небо было чистым, видно каждую, даже самую маленькую звездочку. Хороший день для чародеев, размышляла Тора мечтательно, сегодня их предсказания будут верными, потому как ни одну небесную дорожку, а значит и ни один шаг человека, сегодня боги скрыть не смогут. Маги-звездочеты увидят все, что хотят. Для кого-то увидят счастье, а для кого-то горе. Для кого-то увидят радость, а для кого-то грусть. Сегодня обязательно взойдет новая звезда, Звезда Рождения. Все на небе поменяется. Поменяется много судеб. А чья-то дорожка резко оборвется, маги узнают об этом раньше, чем тот, чьи часы сочтены.

На поляне было светло. Появилась яркая луна, правда далеко не полная, но зато удивительно светлая и чистая. Изредка из леса доносились таинственные звуки: то что-то ухнет, то треснет ветка под ногами невиданного животного или существа. Подумать только, сколько странных созданий сейчас наблюдает за спутниками из леса? Что они думают, чего хотят? Этого обычному человеку понять не дано. Человек может разбираться только в своих жизнях, в своих мыслях, но понять животное большинству не суждено никогда. Можно понять издали, но чтобы понять полностью, для этого необходимо самому стать зверем.

Мир вокруг не спал. Мир никогда не спит. Ночью жизнь всегда продолжается, и живут не только луна и звезды, но и все люди, животные, растения и даже камни.

Мерко смотрел на звезды, веки его были наполовину опущены. Ирбу казалось будто он проваливается в бездны неизведанного, того, чего объяснить простыми словами просто невозможно.

Костер давно потух. Лишь легкая дымка стремилась к звездам, растворясь во мраке высоты. Тора, завернувшись в оленью шкуру, пыталась заснуть, но ей этого никак не удавалось, она ворочалась, то и дело вздыхала полной грудью, казалось, что ей не хватает воздуха, и она пытается все время восполнить недостаток.

— Так ты со мной? — вдруг спросил Мерко тихо.

Тора распахнула прекрасные глаза, освященное мягким лунным светом лицо вытянулось от изумления, отчего стало удивительно милым…

…Мерко даже испугался.

— Ты это мне?

— Тебе, а кому же еще.

Повисло молчание…

Тора резко проглотила удивление, отвернулась, выпрямила спинку, на губах появилась довольная улыбка. Она ласково сказала:

— Да.

Мерко локтями помог себе подняться, закряхтел, будто дряхлый старик, молвил быстро:

— Тогда учти. Это будет нелегко. Искать будем, пока не кинем головы где-нибудь когда-нибудь, обратного пути у нас не будет. Я тебя предупреждаю, ибо потом будет уже поздно.

— Я знаю, — шепнула она. — Только кидают не головы, а… копыта.

Ирб посмотрел на нее с ухмылкой:

— Это у тебя — копыта, а у меня ноги.

— Иди сюда, Мерко.

Ирб замер, он даже не дышал. Все тело одолевал невыносимый зуд, хотел броситься к ней или убежать прочь, в глушь леса и там рвать на себе волосы.

— Иди ко мне.

Мерко понимал, как трудно ей было это сказать, но не смотря на это он молчал, изо всех сил сдерживая себя. Кровь забурлила в жилах, мощным потоком хлынула вниз.

Тора откинула шкуру, Мерко краем глаза видел, что она дрожит. Ее трясло, но не от холода. Еще он видел, как туго натянулась ткань рубашки под давлением ее упругой груди, он видел манящий рисунок ее прекрасных губ, он видел страстное выражение ее глаз.

Но он сидел. Он не знал, что теперь делать, что можно и нужно сказать. Странно все это, он сам дивился, как это еще не сошел с ума. Наконец, он произнес трясущимся жалобным голосом:

— Мое племя.

Она поняла его. Да, он был уверен, что она поняла его.

— Ну и что?

— Прости, — продолжал он. — Я не могу.

Она подошла, села рядом. Он сидел и смотрел в сторону. Во рту пересохло, на лбу выступил липкий холодный пот. Она прижалась к его щеке, поцеловала. Затем встала на колени, и он понял, что его губы касаются ее груди. Он заметил, как часто она дышит. Слышал, как бьется ее молодое нежное женское сердце, чувствовал, как подрагивает грудь под его ударами. На этом терпение его кончилось, и он забыл обо всех горестях нелегкой жизни. Он не винил себя, он не винил уже никого.

Тора ощутила объятия его крепких массивных рук. А потом ощутила себя достойной, нужной, полноценной.

 

XXXIX

Аран изо дня в день возвращался к разрушенной ирбийской крепости, но каждый раз ему снова приходилось уходить обратно, глубоко в лес, потому как армы все еще почему-то не покидали крепость. Он уже подумал, что они не уйдут вовсе, останутся, восстановят стену и сделают еще один армийский военный пост, но на утро пятого они все-таки ушли.

Ушли, конечно, не просто так. Они сожгли все, что только можно было сжечь, а все, что сжечь было нельзя, постарались сломать. Остались только угли, да и те растоптали в пепел, а пепел развеяли в пыль.

Аран долго ходил по страшному пепелищу, наблюдая за дымками, что стремились ввысь, растворялись, думая о ирбах, вспоминая, как они жили здесь, как он сам когда-то пришел сюда, к ним.

Главный стражник собирался ждать сына вождя еще долго. Он все еще жил в лесу, но теперь уже не так глубоко, так чтобы можно было чаще приходить к месту, где раньше стояла крепость.

Дни бежали быстро, как вода. Аран о многом размышлял, больше всего о том, где там сейчас его друзья, соратники по братству. Не напали ли армы, не умирают ли ирбы от голода или еще от чего. Он хотел бы быть с ними, а от того, что они далеко у него на душе стояла тяжелая тоска. Особенно плохо становилось тогда, когда думал о том, что отыскать ирбов в лесу, даже вместе с Мерко, будет очень сложно.

Спустя четыре дня после того, как ушли армы, Аран вдруг заметил на горизонте две приближающиеся точки. Это были всадники на конях, но кто это такие, разобрать пока не удавалось. Решив обезопасить себя, он ушел в лес, вскарабкался на дерево, это была высоченная сосна, и оттуда стал осторожно наблюдать. На дереве пришлось пробыть недолго, вскоре зоркие глаза признали знакомое, даже родное лицо — на одном из коней восседал тот самый сын вождя, тот самый Мерко, которого он так ждал. Но почему Мерко на коне и что это за женщина с ним? Сын вождя уходил в лес, а в лесу негде взять жеребца… и женщину особенно? Похоже, что им многое предстоит друг другу рассказать. Им предстоит долгий разговор. А потом — длинная изнурительная дорога. Да, им еще многое предстоит…

Главный стражник проворно спустился с дерева, без опаски вышел на пепелище и застыл в ожидании.

Рис 35: Мерко и Тора приближаются

 

XL

— Где же ваша крепость? — поинтересовалась девушка. — В лесу?

У Мерко внутри стегануло свирепой болью. Он весь сжался, глаза смотрели напряженно. Под веками защипало, захотелось скрежетать зубами.

— Сожгли, — с трудом выдавил ирб. — Они все сожгли. Ничего не оставили. Все уничтожили. Гады.

Тора отвела глаза, оправдываясь сказала:

— Прости. Я не знала… что погибло все.

— Налетели все поглотили.

— Как саранча.

— Я… не знаю, что такое сранча… хотя догадываюсь… — Мерко хмыкнул, после чего дернул за уздцы, решив погнать коня галопом, хотелось поскорее добраться до крепости. Точнее, до того, что от нее осталось…

— Кто этот бритый? — спросила Тора, указывая пальцем вдаль, когда с трудом нагнала ирба. Впереди, среди обгоревших камней и почерневшей земли, стоял человек, поднявший правую руку в приветствии. На солнце заметно выделялась, блестела его наголо остриженная голова.

— Это Аран! — воскликнул Мерко. — Точно! Это Аран! Отец оставил Арана, чтобы он помог мне вернуться!

— Нам помог.

— Какая разница, мне или нам!? Ну, конечно же, нам!

Тора поглядела ирбу в спину, покачала головой, потом даже улыбнулась, думая о том, какой же он все-таки странный, не такой, как все остальные… И ей это нравилось. Она хорошо осознавала, что ей это сильно нравилось. Он такой таинственный, каким-то образом способен выживать один в лесу. Обычному человеку это далеко не под силу. Загрызут волки, сведут с ума лешие, заманят в свои сети крылатые берегини. Что уж говорить о ночи, о страшной тьме, сводящей с ума. Но ведь Мерко не трогают, ни звери, ни лешие, ни оборотни, ни кто бы то ни было еще. Почему? Кроме того, он еще и не боится леса. Считает его своим родным домом. Он сам говорит: «Дома даже стены помогают!» Возможно, это даже и прекрасно, когда твой дом столь огромен…

Девушка ехала медленно, поглядывая на столб пыли, что поднимался из-под копыт коня Мерко. Она думала о том, что ирбы выбрали для крепости очень даже неплохое место: каменистый холм, со всех сторон окруженный дремучим лесом. Жаль, что пришлось покинуть это место. Очень жаль. Здесь и река большая рядом и земля хорошая, сразу видно. В лесу полно зверей, в реке — рыбы.

И снова она размышляла о нем, о Мерко. Кто он? Откуда взялся? Просто сын вождя? Не похоже. Человек леса, который говорит, что не всю свою жизнь провел среди деревьев и все же не помышляет себе другой жизни. А она? Нужна ли она ему? Вообще, нужна или нет? Должна ли следовать за ним?

Так кто же он? Одно она могла сказать уверенно: он, как и она, не из простых, это она уже сейчас очень хорошо ощущает. Ощущая, осознает.

 

XLI

Вечерело. Багровый шарик солнца наполовину закатился за вечно недосягаемую полосу горизонта, небосвод кое-где заволокли большие серые облака. Несильный ветерок шевелил листья на деревьях, из глубины леса доносился щебечущий гул.

Аран насторожился, глаза застыли, точно лед, он прислушивался.

— Четверо? — спросил Мерко, вытаскивая меч.

Главный стражник неуверенно кивнул, сжал коленями бока коня, тот сразу замедлил движение.

— О чем вы? — Тора сделала наивное лицо. Она сидела позади Мерко, обхватив его руками, при этом тоже отчетливо слышала топот лошадиных копыт, просто сейчас ей отчего-то очень уж не хотелось слезать с этого коня. — Кто-то приближается?

Из-за высокого валуна, что был впереди, вынырнули четверо всадников в ярких развивающихся одеждах. Как только первый заметил путников, резко дернул за уздцы, жеребец под ним встал на дыбы, громко заржал.

— Четверо, — убедился Мерко. — Мы были правы.

Тем временем все четверо незнакомцев, а судя по одеже, это были армы, остановились. Они тоже обнажили мечи, у одного в руках блеснул топор.

— Кто будете? — громко спросил один.

— Странники, — крикнул в ответ Мерко. — Просто странники.

Армы не спеша приблизились. Лица были совсем невеселые, наоборот, очень злые, хмурые, а глаза сосредоточенные. Пронзительные взгляды цепко ловили каждое движение троих.

— И куда же вы едете, странники?

— Далеко. — Мерко указал кончиком меча на север. — А вы кто будете?

— Мы — это есть мы, — хрипло сказал смешной толстопузый арм со свинячьим лицом. — И не твое дело, кто мы.

Тора спрыгнула с коня на землю, Мерко чувствовал, что от нее уже исходила лютая ненависть. Сейчас в ее глазах была далеко не обида, сейчас вообще, посмотрев на нее, трудно было бы утверждать, что когда-то в этой тигрице проявляются истинно женские стороны. Сейчас она прямо пылала, и видно было насквозь, как совсем не по-женски кипит в жилах горячая кровь.

Аран выдвинул своего жеребца вперед, лицо главного стражника тоже не выражало особой радости. Обеими руками он сжимал рукоять широкого меча, а на коне держался с помощью могучих ног. Конь мог дернуть, встать на дыбы, но стражник все равно бы удержался без помощи рук, ведь его сильные мощные ноги крепко и умело сдавливали бока жеребца.

Один из армов, в возрасте и поджарый, резко спрыгнул с лошади, застыл на земле с топором в руках и гулко произнес:

— Мне нравиться эта ваша злая женщина! Отдадите ее нам, будете жить. Не отдадите добром, мы возьмем ее силой.

Тора оскалила острые белые зубки, сделала шаг по направлению к врагу. Тот насмешливо фыркнул. На лице не было ни капельки страха, он лукаво улыбнулся, глаза жадно сверкали.

Соскочив с коня, Мерко сделал три больших шага вперед, прикрыв Тору могучей спиной, тем самым оказавшись лицом к лицу с наглым армом.

— Э-Гей! — Арм со свинячим лицом взмахнул мечом, погнал жеребца вперед.

На бритоголового Арана бросились сразу двое. Молчун очень легко отразил первые удары, отступил назад, затем подался чуть в сторону и резко выбросился всем телом на одного из врагов. Ударил кулаком в лицо, а другой рукой, в которой сжимал меч, почти не глядя отбил незатейливый удар второго арма.

Первый истошно завизжал, попятился, меч отбросил, схватился обеими руками за сломанную челюсть.

Толстый арм спрыгнул с лошади и бросился на Тору. Он был совсем небольшого для мужчины роста, но зато очень пестро одетый, чем явно пытался скрыть свои очевидные недостатки.

Девушка, не медля, бросилась атаковать. Ее рука совершала просто немыслимые, казалось, неуловимые взглядом движения, тонкое лезвие со свистом разрубало воздух. За считанные мгновения она сделала около десятка молниеносных замахов, и вот уже ударила по-настоящему. Лезвие меча глубоко вонзилось в плечо, раздробило кость. Толстопузый явно был обескуражен, лицо перекосила гримаса скорее непонимания, нежели боли, никак не ожидал он от хрупкой девушки такой звериной прыти. От этого чуть было не выронил меч, когда дрожащими руками перекидывал из раненой руки в здоровую, при этом продолжая стремительно отступать.

Покамест хрупкая ламулийка разбиралась с толстопузым, Мерко напряженно бился со своим противником. Этот оказался крепким, дрался почти на ровне, даже атаковал и несколько раз был близок к тому, чтобы дотянуться до Мерко лезвием своего топора, но ему чуть не повезло. Поединок был долгим и упорным, но в конце концов молодость все же взяла свое, и арм начал выбиваться из сил, терять ритм, допускать опасно близкие выпады ирба. Это привело к тому, что Мерко, ударив врага сапогом по ноге, умело вывернулся и занеся меч сбоку, рубанул противника в бок. Арм захрипел, глаза стали красными, наполнились ужасом, он в последний раз вздохнул и повалился лицом вниз.

Аран атаковал смело и напористо и не успокоился, пока не нанес противнику смертельный удар, распоров ему живот. Арм взвыл, повалился на землю. Бритоголовый опустил оружие, посмотрел на поверженного без капельки сожаления. После Аран поднял голову осмотрелся. Второй, тот что со сломанной челюстью, на миг встретился взглядом с главным стражником, испугавшись, в панике попятился, побежал, забыв про боль, одним движение взлетел ввысь, а приземлился уже в седле. Но только он дернул за уздцы, как уже подоспел Мерко и помог Арану закончить начатое. В несколько атак они сбросили врага с лошади и закололи еще до того, как он успел приземлиться.

Тора стояла, упираясь каблуком сапога в грудь поверженного арма. Тот лежал беспомощный, весь трясся от страха, раскинув руки в стороны. Его меч валялся в нескольких четах, а меч девушки упирался острым концом в нижнюю часть жирного подбородка.

Подошел Мерко, проговорил:

— Не убивай.

— Почему? — оскалилась Тора. — Это же хлам. Так себе, не воин и не земледелец. А то еще и потомство даст.

— Он нам еще пригодится. Нам надо знать, кто они, откуда взялись, и сколько человек могут проехать здесь в ближайшее время.

— Да тут вроде и спрашивать ничего не надо. Ты посмотри на его пузо: сразу видно — торгаш!

Мерко посмотрел на жирного арма, тот выглядел ужасно жалким, под ним на земле растеклось мокрое пятно.

— Чего это ты? — поинтересовался ирб, указывая пальцем на мокроту.

— Я…

— Ну понятно, с кем не бывает. Ты обещаешь рассказать всю правду, тогда мы тебя отпустим?

Тора взглянула на Мерко с удивлением. Подумала о том, как это ее спутник собирается узнать правду, разве подобные люди вообще ведают, что такое правда?

Но арм усиленно закивал.

— Вот и хорошо, — улыбнулся Мерко. — Вы путешествуете одни?

— Да. Нас было только четверо.

— Куда собирались?

— Наш путь был дальним, ехали гонцами от нашего купца к поблийцам, чтобы обговорить дела по продаже мехов.

— Больше никого здесь не будет проезжать?

— Я не знаю.

— Из твоих друзей?

— Нет! Я же сказал, нас было трое.

Тора хмуро засмеялась, прорычала:

— Четверо, болван!

— Да-да! Нас было четверо!

— Обещаешь молчать и посылать за нами погоню?

— Конечно, господин! Клянусь небом!

Ирб кивнул, отвернулся. Это все из того, что он хотел знать.

— Отпусти его, Тора, пусть идет прочь.

Девушка непонимающе хлопала пушистыми ресницами, тупо глядя ирбу в спину.

— Ты ему что поверил?

— Я? Я, по правде сказать, поверил.

— Но почему?

— А ты наклонись и потрогай его портки!

Тора ухмыльнулась:

— Ну вот еще! Потрогай портки. Может, еще чего-нибудь сделать?

Так или иначе, но пленника они все же отпустили. Тора долго глядела ему вслед ненавидящими глазами, правда, когда он пропал из виду, быстро успокоилась и уже скоро обо всем забыла.

 

XLII

Заночевать они решили прямо там, где встретили армийских гонцов. Место это было неплохое, в случае опасности можно сразу скрыться в лес, а так очень здорово провести ночь на свежем воздухе, поспать, укрывшись теплыми шкурами, под веяниями свободного степного ветра, что будет всю ночь на пролет гулять начиная отсюда и так прямо до Ронгинской степи…

Развели костер, стали готовить ужин. Никакой дичи поймать засветло не успели, а когда Мерко хотел отправиться в лес, то Тора не отпустила, и он решил остаться. К всеобщей радости, в котомке Арана осталось немного крупы, и они стали варить кашу. Недалеко в стороне Мерко обнаружил заросли, а когда подошел и раздвинул ветви, то увидел прекрасный ключ прозрачной небесно-голубой воды, бьющий из самых недр земли.

Скоро каша была готова. Натаскали воды из ключа, наполнили пустые баклажки, а теперь пили и ели кашу. Во время ужина Аран что-то показывал руками Мерко, а то и дело Тора спрашивала…

— Что он говорит?

— Говорит, что очень рад, ведь теперь нам не придется ехать на одном коне вдвоем, эти люди оставили нам своих.

— А-а. — Тора невесело вздохнула. — Я тоже этому рада, Аран.

Бритоголовый кивнул, понимающе улыбнулся.

— Итак, — произнес Мерко громко. — Втроем мы идем по следам наших братьев уже третий день. Все это время шли по лесу, а теперь достигли каменистой степи.

— Мы только думаем, что идем по следу наших братьев, — осторожно поправила девушка.

— Да, — согласился Мерко. — Они вряд ли шли степью. Скорее все время лесами, до самых гиритов, так менее опасно. Но мы-то идем по короткому пути. — Ирб замолчал, взглянул на Арана, тот в ответ кивнул. Мерко продолжил: — Двигаемся по направлению к Мирии, там свернем и пойдем вдоль реки в сторону владений гиритов. Так, по словам Арана, ирбы собирались вести свой путь. Свой длинный сложный путь в Великую Риликию!

Тора зевнула, спросила вяло:

— А почему нельзя было пойти к риликийским горам сразу, наперерез? Через Южный Род, Простр и Друт?

Ирбы посмотрели на женщину с глубочайшем удивлением, мол, откуда она так хорошо знает карту этих мест, Мерко сказал выразительно:

— Во-первых, там много армийских городов и селений, да и южная сторона гор уже занята теми же армами. Ирбы должны обойти горы и войти со стороны Дора.

Тора понятливо кивнула, произнесла со вздохом:

— Нам будет нелегко их догнать.

— Догнать, возможно, и не столь трудно, ведь они стараются идти осторожно, их много, а значит, они двигаются медленно.

— Думаешь мы скоро их догоним?

— Наверное. Менее чем через неделю.

— Да, но мы-то не узнаем об этом.

— Верно. Как нагоним, так и перегоним.

— И что же делать? — Девушка смотрела наивно.

— Пытаться искать какие-то следы.

Аран потрогал Мерко за плечо, начертил в воздухе невидимые знаки. Мерко кивнул:

— Ты прав, Аран. К сожалению, прав.

— О чем он? — спросила Тора.

— Он тоже согласен на счет следов, но в то же время напоминает, что среди нас нет хорошего следопыта, который мог бы вывести.

Главный стражник сделал руками еще несколько плавных движений.

Тора с ожиданием уставилась на Мерко.

— Аран добавляет, что у армов есть хорошие следопыты, поэтому ирбы как могут уничтожают следы.

— Это так?

— Конечно. Это вдвойне усложняет нам задачу. Как искать, что делать дальше? Но мы обязаны успеть помочь нашим братьям как можно скорее, или будет поздно. Камень Четырех Стихий должен оказаться в руках Мунна, главного волхва, который, надеюсь, сумеет им воспользоваться. С помощью этого камня ирбы смогут пережить зиму, победить врагов, болезнь и голод.

— А нельзя ли как-нибудь использовать для поиска Камень Четырех Стихий? — предложила девушка осторожно.

Мерко пожал плечами. Кончиками пальцев он коснулся того самого магического камня, сейчас он лежал у него за пазухой. Кожей ирб ощутил легкое покалывание, по телу побежала дрожь. Что-то непонятное скользнуло в голову, какая-то далекая и неописуемая простыми словами мысль… или даже не мысль.

— Мы не умеем пробуждать силу камня, — произнес ирб хмуро, — как это умеют делать многие маги.

— А если попробовать научиться?

— Не знаю. Ты ведь говоришь, что кое-что можешь, но это может быть для тебя очень опасно. Ведь так?

— Верно. Там заключена великая сила, но она подчинится далеко не каждому встречному. Я надеюсь, ты понимаешь, о чем я? Ведь я совсем еще неопытна, у меня не было особой возможности чему-то научиться.

— Ну вот. Значит нам придется постараться найти ирбов без помощи камня. Не знаю только, как это можно сделать.

Девушка уставилась в одну точку, глаза стали задумчивые. Она произнесла, почти не шевеля губами:

— Неправильное или неумелое использование большой силы — ведет к разрушению самого себя. Так говорил мой дед. И я полагаю, он был прав.

— Я тоже так думаю, — согласился Мерко. — Сила — это еще далеко не все. В большинстве случаев сноровка и опыт значат гораздо больше, чем сила.

— И потом, — продолжала Тора, — я плохо знаю необходимые для подобного случая заклинания.

— Да брось, — успокоил Мерко. — Камень мы использовать все равно не будем.

— Но как тогда найдем?

— Пока не знаю, но обещаю что-нибудь придумать.

Тем временем уже стало совсем темно. На небе засияли звезды, взошла луна. Костер почти потух, но от углей еще струилось приятное тепло. Путники расстелили у костра шкуры, Мерко и Тора улеглись. Аран вычистил котелок, повесил его на прежнее место — к седлу одного из коней, и тоже лег. Некоторое время царило молчание, спутники слушали ночные звуки, наслаждались спокойствием и теплом, потом Тора снова завела разговор…

— Мерко, а как вы с Араном разговариваете?

Ирб приподнялся, подпер голову рукой.

— На языке знаков.

— Я не об этом. Откуда этот язык знаков?

— Его придумал сам Аран. А я на такие вещи горазд, почти сразу все запомнил. Мы не так много времени проводим вместе, но его язык я все равно очень хорошо знаю.

— Как же ты сумел понять его слова?

— Не знаю. Так получилось. Как бы само по себе, вот и все. Он показывал мне, а я читал по губам, ими он шевелил для меня, и по глазам, это было просто, я запомнил жесты его рук, и теперь мы хорошо понимаем друг друга.

Девушка посматривала то на Арана, тот сидел почему-то отвернувшись, то смотрела на Мерко, сын вождя хлопал глазами, глядел на нее любяще, с восхищением.

— Как же такое может быть? Просто взял и запомнил все жесты… Это ведь сотни, тысячи различных движений!

— Нет… ты не поняла. Нет никаких сотен, а тем более, тысяч.

— А как же? К каждому слову — свой жест?

— Нет.

— Что же тогда?

— М-м… это сложно объяснить словами.

Аран вдруг повернулся к Мерко, начертал в воздухе несколько знаков.

— Вот! — воскликнул молодой ирб. — Аран прав! Он говорит, что я его просто-напросто понимаю, вот и все!

Тора закивала:

— Ах, ну да, все верно. Как это я сразу не…. Ну да, ну да. Все оказывается так просто, подумать только.

За разговором трое не заметили, как из темноты отделилась фигура косматого сгорбленного старика, он тихо подошел к ним и спокойно присел у костра.

Тора и Аран сразу вскочили, обнажили мечи, один только Мерко оставался сидеть смирно.

— Мир вам, путники, — молвил старец добрым мягким голосом. — Спрячьте оружие, я пришел не для драки.

Аран успокоился, меч опустил, а вот девушка смотрела со злым подозрением, рукоять сжимала до боли в ладонях.

— Разве ж я похож на того, кто будет биться с вами? — продолжал старик.

— Да, я отстал от жизни: теперь уже втроем боятся безоружных стариков.

— Не знаю, на кого ты похож, — сказала Тора сухо. — Но вас таких много ходит по лесам!

Старик усмехнулся:

— Каких таких?

— Таких… Ты разве один?

— Один?.. Вроде того… Мое имя Турифей, я пришел за последним Избранником богов. — Кривой палец старца указал на Мерко. — Я пришел за тобой!

 

XLIII

На старика смотрели с глубочайшим недоумением. Повисло молчание, которое вскоре сам старец и прервал:

— Мой рассказ будет долгим, ты согласен выслушать, ирб Мерко?

Мерко неуверенно кивнул, хотел что-то сказать, но за него сказала Тора:

— Он не согласен. Иди вон от нашего костра, чертов скиталец! Мог бы попросить тепла и еды по-человечески, но раз прибегаешь к таким лживым способам, нет тебе места рядом с нами!

Старец молчал, трогал длинную седую бороду, поглядывал то на Мерко, то на девушку, то на странного бритоголового воина, который почему-то казался ему странно знакомым. Еще и имя у него как у брата Ягра…

— Уходи, — повторила девушка. — Уходи прочь, просим по-хорошему.

— Я не уйду без него. Без Мерко.

— Откуда ты знаешь мое имя? — спросил ирб взволнованно.

— Поведали боги, — ответил старик негромко.

— Что ты городишь? — Тора приподнялась. — Иди вон, шаман лесной! Иди вон, порождение тьмы!

— Чтобы мне вас боятся, особенно тебя юная ламулийка, мне надо быть очень большим трусом…

— Заткнись!

— …при моей-то силе.

— В чем же твоя сила?

Старик глубоко вздохнул, сказал тоскливо:

— Моя сила — во мне.

Тора ухмыльнулась:

— Моя тоже.

— Во мне — правда, — ответил старик. — Моя сила в том, что сейчас сижу тут и говорю правду…

Мерко заглянул старику в глаза и увидел, что фальши там не было. Либо старик умеет хорошо обманывать, либо и вправду прибыл не со злыми намереньями.

— Не гони его, Тора, — проговорил Мерко вкрадчиво. — Позволим рассказать путнику его историю.

Старец кивнул, посмотрел на молодого ирба, в глазах промелькнула тень интереса и даже восхищения.

— Как я уже говорил, имя мое Турифей. Прибыл я издалека, хотя дом мой в последние годы — это весь мир Призрачной Земли. Я Волшебник. И известно мне не только твое имя, Мерко, но и то, что происходит сейчас с твоим племенем, с твоим кровным ирбийским братством. Я искал тебя там, среди твоих друзей, но Земель, отец твой, сказал, что тебя с ними нет с самого начала гонения армами…

Глаза ирба округлились. Сердце бешено заколотилось, к лицу прилила горячая кровь.

— Ты видел их!?

— Да. Но об этом чуть позже, сначала выслушай меня, я расскажу тебе всю историю такой, какой она была до сегодняшнего вечера…

Рис 36: Разговор у костра

Их костер горел еще очень долго. Арану даже пришлось еще раз собирать хворост, прежние запасы успели закончиться. Старик все говорил и говорил, рассказывал и рассказывал. Мерко вопросов почти не задавал, только слушал, старательно вникая. Тора поначалу смотрела на старца с подозрением, но потом и она стала потихоньку верить, сама того не замечая. Аран сидел спокойно, вот правда, когда Турифей довел рассказ до похода к Вечному Дереву, бритоголовый стражник отчего-то вздрогнул, заволновался, уставился в сторону. А Волшебник все рассказывал и рассказывал, а когда наконец закончил, Мерко нерешительно спросил:

— Но почему я? Ведь… мир очень велик… Может быть, это ошибка?

Старик посмотрел таким пронзительным взглядом, что ирб не выдержал напряжения и отвернулся.

— Ты мне не веришь? — спросил Турифей. — Это правильно. Я тоже подчас сомневаюсь, не верю сам себе и всему вокруг. Кажется, что весь мир — ошибка. Но потом что-то снова заставляет верить, бороться.

— Я верю… Твой рассказ… не похож на ложь.

— А в чем же тогда дело?

— Не знаю. Я обычный человек, такой же как и все вокруг.

Тора открыто ухмыльнулась.

Старик сказал громко, с выражением:

— Посмотрите на него, он утверждает, что боги могли ошибиться в выборе необходимых им людей! Год, день, место твоего рождения, имя, которым тебя нарекли — все это указывает как раз на созвездие одного из избранников. Поверь мне, я сам несколько раз сверялся со звездами.

— Я не понимаю…

— Ежели хочешь, то мы можем отправиться к Платиновой Горе, где ты сам все узнаешь!

Мерко покачал головой.

— Это займет много времени. А ты ведь уже говорил с остальными избранниками?

Старик вскинул пушистые косматые брови.

— Ты идешь со мной?

Мерко отвел взгляд в сторону, сказал:

— Я… не могу.

— Почему же? Извини уж, но у тебя нет выбора — это воля богов!

Девушка кинула на чародея лютый сверкающий взор. Волшебник сделал вид, будто ничего не заметил.

— Не могу… Мое братство гибнет. Ты же сам рассказывал, что был там и разговаривал с моим отцом. Более половины ирбов уже погибли, а ежели помощь не придет к зиме, то братство может исчезнуть полностью.

— Я же говорю, они в безопасном месте, под охраной гиритов.

— Но если армы найдут их и попросят выдать как изменников?

— Гириты не подведут, будь уверен. Да и что сделаешь ты, ежели доберешься туда и увидишь их?

Мерко вынул из-за пазухи таинственно сияющий камень, вытянул его на ладони. Глаза Турифея в миг округлились.

— Это же Камень Четырех Стихий! Где ты взял его?!

— У одного колдуна, вроде тебя, — огрызнулась девушка.

— Насколько я помню, — продолжал седой старец, — последним владельцем этого магического талисмана был… не помню точно, не то армийский маг Асалова, не то этот камень раньше хранился у повелителя огрильских долтов.

— Асалова, — кивнул Мерко.

— Как же ты сумел?

— Не знаю. Поэтому и спешу к ирбам Турифей нахмурился.

— Не сочти за оскорбление, — сказал он, — но силу Камня Четырех Стихий сможет вызвать далеко не каждый.

— Я и не собираюсь использовать его сам, а хочу доставить камень нашему главному волхву.

Турифей гулко засмеялся, проговорил:

— Вряд ли ваш маг справиться. Я опытен, но даже мне это не под силу.

Мерко так и опешил:

— Как так?

— Камень Четырех Стихий не использовался уже очень и очень давно.

— А как же Асалова? Ты всем этим хочешь сказать…

— Именно! — воскликнул старик. — Мощь Камня Четырех Стихий Асалова подчинить не сумел.

Мерко положил талисман на место, потер лицо ладонями.

— Что же делать? Где найти того, кто сможет подчинить силу камня?

— А зачем искать?

— Чтобы помочь ирбам.

— Такого мага ты не найдешь никогда, но… возможно, это под силу тебе самому.

— Как это?

— Ты — избранник! А таковыми рождаются отнюдь не случайные люди.

Мерко поглядывал то на старика, то на девушку, то на бритоголового стражника. Турифей выглядел возбужденным, даже весь покраснел, Тора в глаза не смотрела, видно было, что запуталась, сама не могла понять: «за» она или же «против». Зато Аран выглядел уверенно и даже еле заметно кивнул.

А Турифей все продолжал:

— И потом, ежели поможешь стереть с лица Земли свирепого Красного Ветра, то царем станет молодой Тунга. А он обязательно возьмет ирбов под свое крыло.

Молодой ирб подбросил в огонь еще немного хвороста, пламя в момент почуяло жертву, задалось с новой силой. В поднебесье полетели тысячи мелких светящихся частичек.

— Ирбы — маленькое племя! — вдруг резко оспорил Мерко. — Разве ж будет новому царю до нас дело?

— Конечно, будет! Вы сможете жить среди других аурийских племен так же, как это было ранее! И потом, не говори о том, чего не ведаешь. Все мы — родня. Все мы пришли с Севера. У нас одни пращуры!

— Разве это не сказки, про Север? Ты что веришь, что где-нибудь еще, кроме Призрачной Земли, есть еще что-то, не считая воды?

— Конечно, я верю. Так гласят древние предания. Призрачная Земля — остров. Наш остров раньше был пустынным, людей здесь не было, они откуда-то приплыли и постепенно заселили остров.

Мерко еще раз взглянул на Арана, тот снова кивнул, теперь еще более увереннее.

— Ежели не веришь мне, то идем, сам поговоришь царевичем.

В разговор вступила Тора:

— А что царевич? Он тоже поверил тебе на слово?

— Царевич поверил мне потому, что я привел того, кто вызволил его и его друзей из лап страшного колдуна.

— Но что мне-то делать? — спросил Мерко. — Царевич — есть царевич, этот мальчик — юный маг, а я-то кто?

— Тебе надо отправляться со мной! Твой отец сказал: «Пусть сын решает сам!». До конца лета еще сорок восемь дней, мы успеем к сроку. Ежели хочешь, то твои друзья тоже могут пойти с нами…

— А ты думал! — прервала девушка резко. — Неужто отпустим его одного, с тобой?

Старец пожал плечами.

— Я ничего не думал. Ну так ты согласен?

Мерко молчал.

Старик проговорил искренне:

— Я бы тоже хотел, чтобы все это было не столь внезапным, как есть на самом деле, но выбора нет, нужно торопиться. Без тебя нам не справиться.