С древнеязыческих времен славяне верили в клады, верили, что подчинены эти клады черным магическим силам, что внутри этих кладов обитают души тех, кто их прятал, что золото может превращаться в человека ли, в зверя, вернее, принимать облик их: и сам этот клад опасен и может умыкнуть человеческую душу. Адское золото — черное и выплавлено из заблудших душ.
Сокровища свои древние славяне поручали опеке особого духа — змея Горыныча. Эти клады лежали в горах, в пещерах, и сам змей-охранитель получил свое отчество Горыныч от слова «горы», то есть от духа горы.
В старой былине о Добрыне Никитиче сказывается:
Этот Горынычища похищал и людей. Так, у Добрыни он похитил любимую тетушку, так что он — и страж сокровищ и одновременно разбойник.
После принятия Русью Крещения вера в клады не исчезла, теперь вместо мифического змея охранителем кладов становится нечистая сила: бесы, подбесы, дух колдунов и разная нечисть. И сам клад из злата и серебра, из сокровища превращается в нечто колдовское. Вот отчего места, где спрятаны клады, считаются проклятыми. Проклятые еще и потому, что эти места являются для бесов как бы дверями в наш мир.
Бесы манят и соблазняют доверчивых и жадных до денег людей своей доступностью и дармовщиной, мол, нашел, отыскал и живи «кум королю и сват министру».
В «Сказании о Борисе и Глебе» о кладах и таких людях говорится:
«Аще бо или серебро, или злато скорено будет под землю, то мнози видят огнь горящ на том месте, то и тоже диаволу показушу сребролюбивых ради».
Так что это богатство от нечистого, и приобрести его можно, согласно христианскому представлению, только отдав свою душу на заклание. Однако история о кладах знает немало примеров, когда сребролюбивые заклинатели кладов пытались обойти или обхитрить дьявола — главного стража кладов.
Н. Аристов — один из лучших знатоков кладов в прошлом веке — писал о том, как дьявол старается через богатство сделать человека несчастным. «Мало этого, — пишет Аристов, — он смущает жадных, пользуясь их доверием к кладам, и приносит много неприятностей людям. Так, чтобы насолить благочестивому Авраамию Ростовскому, бес преобразился в воина и пошел к в. кн. Владимирскому, наговорив ему, будто Авраамий «налезе в земли сосуд медян, в нем же множество сосудов златых и поясов златых, и чепем не мощно цены уставити», будто на это сокровище, достойное княжеского господства, Авраамий и монастырь создал. Князь поверил бесовской выдумке, послал воина в Ростов, схватили подвижника, привели к князю; но у него оказалась одна власяница».
Таких рассказов немало сохранили древние документы. Так, в Печерском Патерике рассказывается, как великий князь Мстислав, тоже по чертовскому наущению, схватил двух иноков, якобы нашедших богатый клад в пещере и перепрятавших его, пока не объявилась неправда этого сыска.
Эти прискорбные факты говорят о том, что вера в спрятанные клады в древние времена была распространена повсеместно и даже среди князей.
И это не удивительно: славянские просторные, равнинные в основном земли — добыча степных хишников. Чтобы выжить, нужно было превращать свое нажитое имущество в клады и хоронить в земле и пещерах, а для оберега поручать их духам-охранителям, а позже — бесовской нечисти.
Уже в VI веке Маврикий свидетельствует об обычае славян: «Они скрывают необходимые вещи под землей, не имея ничего лишнего наружи, и живут, как разбойники».
Это одно из первых указаний о тесной связи кладовства с разбоем. В те времена почти вся славянская земля была порубежьем, на котором сосредоточивались люди всякие, бродячие, разбойники, что и заставило говорить Гельмельда в XII веке о поморских славянах, что они имеют обыкновение хоронить все драгоценное в земле, в кладах. И еще замечает, что нигде так много не говорили о зарытых кладах и тайниках, как в этих землях, что зарывали они не только сокровища, но и хлеб (совсем как в годы продразверстки. — В. Ц.). Понятно, что немало хозяев этих сокровищ погибало при постоянных набегах и нашествиях степных орд или уводилось в полон. Нужно учесть и постоянные внутренние усобицы, малочисленность лесных дворов, разбой «отпускаемых в казаки» дружин (уже в XII веке!).
Славяне крепко вкапывались в землю вместе со своими кладами, оставленными на «черный день», на пору раздора, разора, грабежа или недорода. Это и вырабатывало к тому же и характер человека — терпеливого и молчаливого: громкий на речь легко проговаривается.
«Кто молчит — того Бог хранит», «Клад немой — не быть с сумой». — верно сказано народом. И еще: «Золото землю крепит, а что ржаво — то свое отлежало».
В основном у обыкновенных государств лежат границы в одну или две стороны (у Греции и Рима — только север, и то гористый). У русских же — на все четыре стороны, к тому же не прикрытых горами. Борьба со степью (печенеги, татары и др.) с юга и востока, с финскими племенами (с севера и востока), с немецкими и мадьярскими (запад), безусловно, давала не только разорение, но и добычу, которую сохранить можно было, только укрыв в земле. И свое наработанное — тоже.
Славянские земли, и более всего Русь, — земля многочисленных кладов, которые, как правило, состояли из золотых монет и украшений: золото в земле только матереет.
«Каждый теоретически может сделать вывод, что кладов, зарытых в древнее время, должно быть громадное количество. Действительно, несмотря на всю случайность находок, кладов разрыто до настоящей поры очень мало и преимущественно с древними монетами и вещами, спрятанными по крайней мере до XV в.», — замечает тот же Н. Аристов.
Но обилие кладов дают и последующие века, особенно годы «смуты» XVII века, наполеоновское нашествие, годы октябрьской смуты вплоть до смуты наших дней. Многочисленный «подпольный капитал» вплоть до недавнего времени предпочитал переводить деньги в золото и драгоценности и зарывать в землю, прятать в потаенные места. Отсидев в тюрьме сроки, подпольные миллионеры питались и питаются от этих кладов. В местных газетах и доныне пишут о находках уже современных кладов (в Сызрани, Калуге и других местах).
Н. Аристов, на мой взгляд, неверно связывает предания о кладах в курганах с татарским нашествием. Это было гораздо ранее (скифские курганы или предание о кладе Игоря, которое приводится далее).
Но одно несомненно, что татарские клады повсеместно — курганные. И в течение многих веков привлекали к себе кладоискателей. Можно сказать, что история кладов в известном смысле — история России. Курганы — это вещественные даты событий.
Вообще после каждого нашествия на русскую землю оставались многочисленные всяческие клады «урочные» и «неурочные».
От шведов — клады в реках и озерах.
После Наполеона — клады из русского награбленного добра вдоль всей Смоленской дороги и далее.
Остались клады и после Второй Отечественной войны почти в каждом городе и селе, оказавшихся под немцами.
«Со времен первых печенежских и половецких набегов вплоть до татарских погромов… русские люди неутомимо придумывали всевозможные меры самозащиты личной и охраны имущественной», — пишет С. Максимов и приводит предание о «Кладах смутного времени», о «панах».
«Выбрали себе паны притон в одном месте и стали из него наезжать и грабить всего чаще по праздникам, когда народ расходится по церквам и на базары. Заберут паны что получше, а деревню зажгут. Этим они вывели народ из всякого терпения. И вот согласились против них три волости и окружили притон так, что разбойникам некуда было деться. Стали они награбленное добро зарывать в землю в большой кадке. И неспроста, а с приговором, чтобы то добро никому не досталось. Атаман ударился о землю, сделался черным вороном и улетел. Товарищей же его всех захватили и «покоренили»…» (Приподнимали дерево и закладывали под него человека — казнь для разбойников.)
Самый дорогой и самый труднодоступный клад, по народным поверьям, — золотой. Золото в кладах утяжеляется, набирает вес из осадков от адского огня. Всего тяжелее слитки такие, ибо в них заточена грешная погибельная душа хозяина клада. Там она старится в веках, хотя отошедшие в вечность души человеческие не стареют.
Золото на этот свет выходит огненным петухом с червонным гребнем. А если клад перемешан с серебром, то сам петух — белый, а гребень и голова красные. И свеча на голове тоже красная и зажжена жгучим, потусветным адским огнем. Если ударить не наотмашь — свеча погаснет, сам петух «утухнет» в никуда, истает в воздухе.
Только золотой клад, по некоторым поверьям, охраняется духом хозяина, чаще всего ссохшимся до желтизны старичком. Этот старичок иногда появляется людям с золотой тросточкой, борода у него, по обыкновению, — красная, и старичок этот настоятельно просит отрезать ее серпом или ножом. А кто при этом не перекрестится, старичок сильно серчает и плюется. Там, где он плюнет — находят золотой песок.
Иногда такой старичок или петух наводят людей на золотое место, но уже по какому-то таинственному расположению к кладонаходцу.
Если вспомнить все кладовые заветы в точности, душа хозяина освобождается из тяжести клада и уходит на суд Божий.
Золото клада любит лежать в земле, потому что оно терпеливо. Не зря кто-то в древности сказал, что вечность можно отлить из золота. В расплавленном золоте кипят уродцы — души самых великих грешников-скопидомов. Вот почему души иных, заточенные в золото, не любят покидать его, а стараются остаться в металле, чтобы уцелеть. Вспомним — золотые маски на мумиях египетских фараонов: душа как бы законсервирована в золоте, там она не истощится, а сохранится для воскресения в вечной своей целокупности.
Охраняются золотые клады трехрукими стражами, в каждой руке — по сабле. И сидит этот страж на зачумленном трупе, который положен на бочку с золотом. Кому из кладоходцев отсекает голову — та душа мгновенно превращается в нового стража.
* * *
История кладов, начиная с XVI–XVII веков, постепенно переходит в предания, в которых кладовство переходит в колдовство, а сами клады приобретают причудливые, магические, весьма разнообразные формы.
КЛАДЫ АЛЕКСАНДРА МАКЕДОНСКОГО И ДАРИЯ, ЗАВЕЩАННЫЕ РУССКОМУ ЦАРЮ
Эта любопытная история приключилась в 1703 году в России, где еще верили во всякие причуды.
26 июня сего года в Киев приехал житель города Караваншибеша Михайло Попов-Волшанин с двумя сыновьями Иваном и Моисеем, венгр или «венгрин», как он себя выдавал. Конечно же, судя по фамилии, из российских подданных и, может быть, серб, а не как он себя выдавал, конечно, авантюрист.
В расспросе он указал, что едет в Москву для нужных дел, тайным обычаем, а для каких, того сказать ему невозможно, а скажет о том в Москве.
В Москве же в расспросе в посольском приказе объявил, что он из Седмиградской земли, родился в городе Караваншибеше, которым ныне турки владеют, и объявил, что пришел на Москву для того же дела, что и шесть лет назад, что никому того дела не велено объявлять, кроме великого государя Петра Алексеевича. Шесть лет назад он и был отпущен по указу Петра Алексеевича с Москвы к гетману, и велено было это дело досмотреть (значит, поверили, вняли!). Гетман послал для досмотру клада двух своих людей, но они оказались вздорными людьми, передрались, и поэтому «то дело в то время и совершения своего не восприяло». А Михайло Волшанин вернулся в дом свой в Деву, по-прежнему промышляя по прежнему делу: чтобы отыскать тот клад, он ископал в той горе «по откровению Божью, — как пишет в своем донесении к великому государю из Киева генерал-майор Андрей Гулиц (1703 г.), — камень белой, в полторы сажени длиною, а шириною — сажень с пять, и на той лещади вырезаны слова, и тех слов никто не мог прочесть, кроме одного старца сербянина, сыскал он знакомца, и он прочел и сказал: что слова те суть эллинским языком писаныя и тот старец, прочитав, списав их те речи все, что на камне написаны, сказал, что при сем камне в сей горе лежат сокровища Александра-царя и Дария, и тот камень он, Михаил, разбил, а подпись, списав, отдал тому чернецу».
Далее из слов кладоискателя следует, что был арестован седмиградским генералом графом Работиным, отослан в Вену и подвергнут пыткам и что он ничего не сказал им, хотя «мучили разными муками и забивали за ногти железные гвозди». Однако цесарь австрийский послал своих людей — немцев и венгерцев искать клад, и они были на той горе, то только они пришли на то место, поднялся такой ветер, что разнес и их самих, и лошадей их неведомо куда. А сам Михайло в то время ушел из-под караула, взял с собой обоих своих сыновей и через мултянскую (молдавскую) землю ушел в- Москву, так как дом его в Деве разграбили и разорили люди цесаря.
Почему же именно в Москву?
Оказывается, явился во сне Михайле Попову ангел и объявил, что «клад, кроме нынешнего московского великого государя, никому не дает, и чтоб он, великий государь, изволил послать свой государев указ к мултянскому нынешнему господарю… и для подлинного изверения с Москвы (послал людей. — В. Ц.) двух или трех и тот клад обрести и вынять и для подлинного уверения привез он с собою двух сынов своих». То есть в качестве заложников, пока будут искать клад. А его, Михайло Попова, надо отпустить, чтобы найти того старца, который с покровен-ной доски клада списал надпись.
И еще: будто бы тот старец обещал ему с клятвою «с списком той подписи быть к Москве в посольском приказе, и тогда всякое дело явно будет». Старец этот — сербской земли, города Полянки, имя ему Иоаким, собирает милостыню и хочет в том городе вновь построить монастырь.
Этот сербянин подал к тому допросу подлинное письмо, где все объяснял по тому кладу.
В этом письме он писал, что родился он в турецком городе Караван-шибеше, где «есть место гора высокая, соделанная царями Дарием и Трояном, в которой выкладена храмина камением, в подобие палат, на венгерской стороне, близ турецкия и мултянския земель, расстояние от Девы города три мили турецкия, а от Караваншибеша 5 миль: около той горы есть деревня… и деревня есть венгерская разстоянием от горы 1 миля, дворов будет с пять; близ той горы две речки малыя, бродом будет человеку по колено, текут по камню и шум той воды издалека слышится, та гора между двумя речками стоит; по правую сторону течет речка Понорич, которая течет сквозь ту гору своим прохождением; другая речка называется от красна камени, на ней же был городок Дария царя, а можно стоячи человеку на той горе и человеку будучи, где был городок, говорити и речь разумели, таково есть не далеко: ныне то место пусто и поросло лесом дубовыми деревьи: от той же горы к турецкой земле был городок великий Трояна царя, называемый Гредище, расстоянием три мили, ныне разорено и токмо пашенная земля и пастбище, а прежде того, около той горы были малые и средние городки жидовские, числом с 40, и те городки разорены изволением Божиим, и те места владение венгерское и до ныне владеют венгры, жители Инидора, разстояние от горы пол-четверти мили, и в древнее время, егда брашеся Александр царь Македонский с цари Дарием и Трояном, и они, цари, положиша в ту горы сокровище свое, бочьки золотых червонных и слитки золотые и оружия и конские наряды безчисленное множество и свои царские короны и камения драгого и колесницу свою оставиша и змия великоделанного златого, хоботом сияющагося, и во успех его учинен диаманд, от которого свет великий бывает, яки от огня, и болвана бога жидовска от злата соделанного, и очи ему вставлены от камени диамандия, со многими приносящими ему дары златых, а где колесница поставлена, стоит воин злат и держит на златой цепи льва златого пса ловчияго, и жидовский бог сидит за трапезою перед ним и поставлены рабы златые и егда Александр царь воинство царя Дария и Трояна победи, тогда взя дщерь Дария царя в жену себе и потом поведа ему Дарий и писание даде ему о положенном их сокровище».
Как видим, этот сербиянин подробно рассказывает о месторасположении этого клада, все высчитано — и мили, и план, и даже исторические обоснования. Первый раз, как узнаем из дополнения генерал-майора, ему удалось убедить легковерных людей; второй же раз, конечно же, нет.
«Мне же явился ангел Божий во сне и водя мя, показуя мне место и положенное сокровище, и повеле мне известити, где есть православная христианская вера, тоя благочестивый державы царя, и после того видения ходил я и место нашел, и где ходят в гору у врат камень поставил плоский, в вышину 5 аршин, поперек — три, на нем же написано эллино-греческим языком, что сие сокровище положено
Александра царя, который всю вселенную пройде и многия государства покорилися ему, и то письмо стесал, чтоб никто не прочел и с тем иеромонахом у нас великая клятва, отнюдь бы не сказати никому и потому, что хаживал я часто к той горе, вмолилося помислити о мне венгерским людям, будто клад знаю и сказали про меня цесарскому генералу и велели меня мучити… — я же отнюдь не сказал ему, памятуя явление святого ангела и повеленное им объявити вашему величеству».
Грамоту Михаил Волшанин не знал и к тому письму руки не приложил.
Чем эта авантюрная история, потребовавшая столько стилевых ухищрений и фантазии от Волшанина, кончилась — неизвестно. Скорее всего вымогатель не сумел убедить посуровевшие петровские власти в наличии сего клада еще от времен Троя новых.
КЛАД ПРИАМА
По свидетельству Клавдия Элиака, автора «Пестрых рассказов», в священных Дельфах (Пифоне) стали широко известными стихи Гомера:
«О том, что святилище Аполлона издревле хранит большие богатства… местные жители рассказывают, принялись перекапывать землю вокруг жертвенника и треножника, но, испуганные страшным землетрясением, одумались и побросали лопаты».
Это они, очевидно, искали знаменитый клад Приама, тот самый, от которого пупсики от культуры пытаются (не без корысти) избавиться сейчас.
Это тот самый клад, который попал к нам после войны из Германии и бесчестно возвращается назад по воле безродных властей.
КЛАД НЕРОНА
Легковерного Нерона невольно или по умыслу обманул некий Цезеллий Басс — человек суетный и суеверный, родом пуниец. Как-то ему приснилось, будто он обнаружил на своем поле «пещеру безмерной глубины, таящую великое множество золота не в виде денег, а в грубых старинных слитках, — как рассказывает об этом Тацит. — Там лежат огромной тяжести золотые кирпичи, а с другой стороны поднимаются золотые колонны! Все это было сокрыто на протяжении стольких веков, чтобы обогатить их поколение».
Решив, что этот вещий сон послали ему боги, Басс поспешил в Рим й подкупом добился, чтобы его допустили к Нерону, которому и пересказал свой сон как действительность, присовокупив, что этот клад, конечно же, финикиянки Дидоны, когда-то бежавшей из Тира и основавшей Карфаген, «дабы ее новый народ, располагая несметным богатством, не развратился и не погряз в лености и чтобы царей нумидийцев, и без того враждебных, не разжигала к войне жажда золота».
Эти подробности, а в подробностях есть своя матая, почему-то убедили Нерона, что сокровища эти, конечно же, находятся в указанном месте, іде и видел их пуниец. А сон — лишь хороший указатель.
КЛАДЫ ЛУКОМОРЬЯ
Лукоморье — не сказочная, вымышленная страна, и была она расположена не где-то за тридевять земель по наслуху сказок, а там, где луга морские, в луке Днепра и Поморья, где потом была Запорожская Сечь. Еще в XIII веке тамошние места, граничащие с броднинами, назывались лукоморьем (славян, торков, половцев).
До сих пор сохранились в этих местах огромные курганы, «семьи» курганов: с кольцом рвов — скифские, обложенные камнями — половецкие, чашами — славянские.
Это — кладбище кладов по всхолмьям. а то просто по высокому месту. Эти клады-кладбища рассыпаны по нынешней украинской земле, по земле гагаузов (кстати, не они ли потомки якобы бесследно исчезнувших торков, которые называли себя «гузи» — «гагаузы»?).
Еще в середине XIX века сохранились в здешних местах глухие преданья о древних кладах, которые «затворились сами в себе», «охраняются мертвыми на конях» и что следует отличать победные «запорожские курганы шеломы от зачумленных» братских могил.
Запорожцы, которые были не очень охочи как рыцари до раскопок кладов, отличали эти курганы: те, на которые орлы и ястребы садятся, — могильники. А на которых ластятся травы и кустарники — эти по естеству природы. А что меж ними, кроме «насыпных», перед и после походов, — эти и есть кладези кладов.
Один из самых знаменитых — Чигринский курган, как говорили знатоки — заговоренный. Погребальный клад сохранился в нем, конечно же, потому, что был он «замаскирован под естественный курган над поймой реки Чингул».
Только летом 1981 года этот могильник, окруженный валом с тремя проходами и Кольцовым рвом, был вскрыт, и обнаружены были вокруг останков средних лет мужчины дорогие ткани («лакомство» половцев), сундук, ножи, кольчуга, щит, позолоченный шлем. В правой руке — гривна как знак высокой власти, а возле головы справа, как. у всех половецких жрецов, — ножи и курильница. И еще множество дорогих, уже истлевших одежд.
И ничего. неизвестно о том, копали ли курганец бронзового века или нет. Ведь может статься, что в одной могиле — два захоронения, отделенные друг от друга тысячелетиями, в могиле половецкого лукоморья, славной земли Запорожской Сечи.
Клады раскрывают нам не только свои богатства и тайны, но и скрытые знаки истории.
КЛАДЫ, ЯВИВШИЕСЯ ВО СНЕ
Иные клады кладут под вещие сны. Кому он в сновиденье набредет, тому и покажется. Там, во сне, клад с душой спящего человека и столкуется. Душа во сне — освобожденная от прикрас жизни. Если грешная весьма, то — грешница: а если чистая, то блестит, как стеклышко. Но клад выбирает себе душу не всякую, а нужную, выбирает, конечно, по себе.
Являются клады и сами по себе через сон. Это те, которые так схоронены, так затерялись, что тысячу лет лежат в земле, в пещере или под водой, никем не востребованные. А умирать этому кладу, не явившись, не хочется: спрятанное сокровище как бы само по себе становится кладом, конечно же, со своей «кладовой душой», перенятой у мертвого хозяина.
Такие клады обыкновенно очень дорогие, в золотом, несказанном сиянии. Это сияние, по преданьям, и образует «душу» клада.
История знает немало примеров явлений таких кладов с самых древних времен. Свидетельств тому множество, на века запавших в память человечества, хотя есть и малоизвестные.
* * *
Американский журналист Гордон в прошлом веке напечатал чудную историю о сне французского короля: «Чувствуя сильную усталость, король уснул на траве, и ему приснилось, что он по железному мосту переходит через реку. Заметив на другой стороне моста, в середине скалы, пещеру, он вошел в нее, побуждаемый голосом, который кричал ему:
— Здесь скрыто сокровище.
В самом деле, походив четверть часа по этой пещере, он нашел сундук с золотом и кликнул своих людей, приказал, чтобы они вынесли его.
Проснувшись, король рассказал об этом сне своим офицерам, они показали ему род подземного хода на другой стороне ручья, протекавшего поблизости от них; проводили туда короля, и действительно, в глубине отверстия, прорубленного в скале и прикрытого глиною, нашли значительное сокровище».
БЕЗЫМЯННЫЕ КЛАДЫ КУДЕЯРА
Предания мало и глухо говорят о Кудеяровых кладах, вернее, о местах, где они спрятаны: то ли за давностью лет, то ли оттого, что многие из них как бы «переписались» на Стеньку Разина. Молва твердо обозначает одно — Кудеяр свои клады прятал с такой тайной, не оставляя записей о них, что редко кто и редко где знали об этом.
К тому же разбойничал он и в Калуге, и в Туле, и в Рязани, и в Ельце, и в Воронеже, и в Смоленске — везде побывал, везде свои станы расставлял и много кладов позарыл в землю (все с проклятиями) — страшный колдун был.
Был у него волшебный полушубок, кинет в реку полушубок — становится лодкой. Переплывет он от погони на другой берег, накренит лодку — в руках полушубок, встряхнет его — и поминай как звали.
Один Кудсяров клад, как сказано в одном старинном предании, спрятан где-то на Оке, под высоким берегом.
Увидели как-то сторожевые на раннем утреннике: плывет по реке лодка — внутри все блестит золотом и серебром, стоит в лодке черный человек, вроде бы чернец. И смотрит куда-то вперед. Сторожа затаились, а лодка плывет сама против течении в верхи устья. Да так гладко и тихо, что слышно, как скрипит от невидимых уключин.
Тут сторожа неосторожно пошевелились — лодка сразу же заплыла под берег. Подошли к тому месту, а место гладко и ровно — ни одной трещинки. Вздохнули сторожа, отошли, а места особо и не приметили. Так и не нашли потом его.
Что это было? Не знают ни сторожа те, никто иной. Давние люди об этом сказали:
— Это Кудеяр свои клады перепрятывал. Раз в сто лет является он на этот свет по зароку чернецом, чтобы вспомнить, кем был на этой земле и за что душу свою сгубил.
* * *
Как-то в Сибири перед той первой германской войной сидел старый казак ночью у костра, а на огне уха дозревала.
Подошел к нему чернец.
— Здорово, рыбак, угости ухой.
— Садись ешь, если рот свеж, а рот увянет — и нам достанет.
— Хорошо говоришь, добрый человек.
Сел чернец, вынул из-за голенища ложку, похлебал.
— Хороша еще ушица на Руси. Какую плату тебе? Кладом или остерегом?
— А что мне нужней? — ответил рыбак, думая, что ночной гость шутит.
— Так вот, пойдешь скоро на войну, и ранят тебя в Галиции, есть такая земля, ты ползи к реке, не оставайся на месте.
И действительно, через три года ранило казака, и тут он вспомнил остерег и пополз, а хотел остаться на месте. Ползет, а перед ним чернец идет и дорогу показывает. Так и дополз к своим.
А чернец отошел в сторону и говорит:
— Молодец, что тогда на мой клад не позарился. Быть бы тебе сейчас мертву.
— Как зовут тебя, о ком молиться и Бога благодарить за спасение?
— Кудеяр. Помолись Богу обо мне грешном, казак.
И исчез вовсе.
* * *
А вот другая запись: «Около Хрениковой мельницы, по Ксизовской дороге, зарыто сорок бочек золота под плошавом корнем, в дурном верху Кудеяр тогда давным-давно, при царе Иване Грозном, почту ограбил да и спрятал туда.
То же и на Лысой горе, Ендовиной называется, в Кузьмином лесу три кадки золота…» Тут жили силачи-богатыри. У них была застава, городище.
Это от этих богатырей повелись на Руси курганные клады, раскиданные по всему старому русскому порубежью.
Клады Кудсяра — безымянные, скорее всего не клады, а кладцы. Они редко оживают и редко дают знать о себе. Может быть, по древности лет, а может, по неизвестному загаду самого Кудеяра, по его воле…
УТОПЛЕННЫЙ КЛАД МАМАЯ
На каспийских берегах и доныне сохранилось предание, как разбило русское войско Мамая. Прибежал он со всполошенным сердцем в свою столицу Сарай, оставив в своем шатре походную казну: «А что, если урусы и сюда придут, кто я буду без казны, голым солончаком?»
Был он жаден до золота, памятуя, что золото и железо переедает, и велел немедленно собрать всю свою казну, все мешки с данью, поклонные подарки золотом и серебром, погрузил в кибитки и повез через степь на солончак к озеру, чтобы найти там надежное укрытие. Навьючили на верблюдов мешки с золотом захоронильщики и тронулись в путь. Долго искали, где укрыть клад, наконец нашли большое соленое озеро. И Мамай велел в нем, на самом дне, на самом глубоком месте ухоронить до счастливых времен свое богатство, сделав для памяти тайные заметы.
Вскоре он погиб — клад и остался утопленным в озере бездвижно на дне.
Только в летнюю пору, на самом закате солнца и доныне «случается так, по народному преданию, — вся вода в Эльтоне как бы загорается золотом, но это не вода горит, а блестит золото». Озеро по этому кладу прозвано Золотым — Алтын-нор, а по-русски произносится Эльтон.
Утопленное золото — пожива царя водяного. А в кладе — душа Мамая плачет, оттого золото еще больше блестит…
ЗАВЕТНЫЙ КЛАД БУЛАВИНА
На Хопре в Пристаньском городе Кондратий Булавин запечатал в землю сокровища. Городок этот вскоре был дотла сожжен войском царя. Все очевидцы захоронения клада погибли.
Прошло много лет, и на этом месте помещик Родионов посадил сад возле своей усадьбы. Родионовы были наслышаны о булавинском кладе. И вот один из них, из правнуков, нанял дальних, рязанских мужиков, чтобы вырыли они ему в саду пруд. Пруд, конечно, — для отвода глаз. А как мужики под неусыпным присмотром самого хозяина наткнутся на клад, он тут же их и рассчитает.
Вот роют они землю, а земля черная от золы, тяжелая, а с балкона за ними ведет наблюдение сам Родионов, трубкой пыхтит, через губу кряхтит, сидит ворона, а глаза — соловьи, как вцепились в мужиков, так и не отцепятся ни на секунду. Целый месяц так было.
Как-то вечером уже, при сумерках все землекопы ушли, кончив работу, покинул свой пост и Родионов, лишь один мужичонка припозднился, канавку лопатой знай себе обкидывает. Только поднял он голову — а над ним у края канавы стоит какой-то казак в буйно-красном чекмене, в черной папахе, сломленной на затылок, и глаза перемигиваются друг с другом.
— Здесь, мужичок, копни! — показывает ему рукой на горбушок земли.
Ну, мужичишка и копнул — лопата аж затряслась у него в руках — это он наткнулся на клад.
А казак стоит и смеется.
— Запомни это место, а завтра ночью приходи со своей артелью, клад разделите по моему зароку справедливо да без греха, да чтоб работа была не в за пых и жизнь правильной. Скажи, что свой клад откры л вам Кондратий Булавин — воитель за простых людей. Да не забудьте помолиться за меня. А помешику чтоб — шиш от семи грыж.
Сказал и в землю ушел безвидно. А мужик-то гол, да в руках его кол; есть надежда, что будет одежда.
Все сделали мужики по-булавинскому. по его завету: выкопали клад, разделили поровну, помолились за его душу и ушли всяк на свою сторону.
Помещик догадался, что нашли мужики клад, долго разыскивал их, да не нашел: пути их все затмило забвеньем — клад-то был заповедан не на таких, как Родионов.
Видно, и Булавин успокоился. Пришел его срок, и земля приняла его тело, укрытое в кладе, а в нем и его грешная душа.
КЛАДЫ КНЯЗЯ ИГОРЯ
В Полесье на Волыни, да и по всей Украине бытуют и доныне преданья и легенды об Игоревых сокровищах, зарытых в курганах.
Одну из них в записи И. Абрамова (1906 г.) хочу привести:
— Я минул села Немировку и Вороново и набрел на огромный курган, разрытый, окопанный валом, который имел форму четырехугольника длиной около 60 шагов. Присел отдохнуть на могиле.
Ко мне подошел старик пастух…
— Не знаете, что это за могила? — спросил я у него.
— Это Ригорева могила, хлопче, богатыря Ригора.
Пастух полагал, что передо мной знаменитая Игорева могила, где, по преданию, был погребен сын Рюрика, убитый древлянами во время сбора дани в 945 г…
— Кто же ее разорил?
Пастух ответил, что паны, что могила раньше была огромной и он в детстве любил лазить на нее, «как глянешь оттуда с верхушки, так аж страшно тебе сделается… Но наезжали паны. Нагнали народушка Божьего — сила! Отовсюду сгоняли народ… Ну хорошо. И приказали паны народу Ригорову могилу заступами копать, а землю, стало быть, кругом валом ссыпать. Стали заступами землю копать, стали землю в корзинах таскать да на тачках вывозить… Вот и работал народушка, долго работал, доколе, как кроты, всю могилу, как есть, развернули. Так вот с тех пор не стало у нас той дивовижи.
— Что же нашли в могиле?
— Да ничего путного, хлопче. Кости знайшли, череп… Кой-какое железячче ржавое… А впрочем, поговаривают, денег тоже знайшли великую силу, заграбастали паны скарб огромнейший…
Предание о том. что в могиле Игоря схоронены огромнейшие сокровища (скарб), заставляет крестьян рыться в этом месте и по настоящее время».
Могилу Игоря раскапывали кладоискатели в течение тысячи лет. По одному старинному преданию, «Риторов клад» — невидимый. Клад очень редкий, его охраняют языческие духи, которые вместе с Перуном ушли под землю. И хотя в таких могилах и находят золото, но это только «скарб», а самое заповедное, может быть, схоронено на тысячи лет.
«И не является этот клад людям, — говорит предание, — на крепких горах, на мертвом прахе он запечатан. Могильный это клад, святой, и к нему не надобно б притрагиваться, да люди жадны, известно — жадное брюхо ест по ухо».
КЛАДЫ ОТ ШВЕДОВ И КАРЛА XII
Многочисленны предания о кладах, зарытых шведами по Новгородчине и Белоруссии. Особенно при бегстве остатков войска Карла XII шведы старались впопыхах за хоронить эти клады где ни попадя. А иные так и умирали, привязав золото к животу и груди, и тоже впопыхах их хоронили.
П. В. Шейн, известный этнограф, записал на Гродненщине в прошлом веке, что в полуверсте от деревни Торокани Кобринского уезда находится старое кладбище, на котором в Великую субботу ежегодно появляются огненные язычки, от сумерек до полночи. Эти язычки непрестанно меняются в цвете и бывают то белыми, то красными, то синими. Это есть не что иное, как зарытые здесь шведами деньги, которые пересушиваются по заклятию в Великую субботу. Воспользоваться деньгами нетрудно: стоит только, не шадя памяти погребенных здесь, взрыть все кладбище и разметать кости…
Конечно, никто за несколько прошедших столетий не решился на такое мерзкое дело. А в наше время, слава Богу, хищники невежественны, мест и заклятий не знают…
Сохранилось еще одно историческое предание, будто Карл XII, убегая к туркам, добежал до Днепра. И, чтоб его казна не досталась ни русским, ни туркам, тайно положил ее в мертвую лошадь, которую вместе с другими павшими лошадьми велел закопать в кургане (место умышленно не указываю, чтоб не искушать новых кладоискателей».
МАРИНКИН КЛАД
В местах, где проходила знаменитая отрепьевская смута, бытуют предания о кладах Отрепьева и его жены Марины Мнишек. Я уже говорил, что, где была смута и разбой, там осталось много легенд и преданий о несметных неправедно нажитых сокровищах.
Одно из самых интересных преданий о кладе «беглой царицы» записал в I860 году замечательный писатель и этнограф уральского казачества Иосаф Игнатьевич Железнов. Предание это он записал со слов казака Ивана Чакрыгина.
— Долго слонялась, — по словам И. Железнова, — после разгрома смуты Марина — беглая царица — по России, подыскала себе соглас-ников, да оказалось их всего человек двести, делать нечего, Москвы с ними не завоюешь, и подалась она с ними на Яик, выстроила город близ Кулагинской крепости и там засела. Далее привожу слова самого Ивана Чакрыгина: «Напоследок, сказывают, пришли из Расеи царския войска и подступили под ее городок, чтобы пошабашить ко-лобродицу… Взяли ее в полон, засадили в колодку и увезли, голубушку, в Москву. Там, значит, и жизнь свою скончала…
У нес, изволишь ли знать, было многое-множество воза, сударь мой, казны золотой и серебряной, что в каменной Москве награбила… Разделила она, братец мой, казну свою на две равные части и нагрузила целых две лодки».
Те. кто жили возле рек, топити клад в лодках обыкновенно под крутым берегом. Поэтому напрасно казаки багрити Яик. Захороненный посреди реки клад — обреченный. Беглая царица сначала оставила одну лодку при себе, надеясь откупиться, а вторую велела вверх по Яику захоронить.
«Верные ее согласнички, что на лодке уехали, видно, только на глазах у нея были верными, а за глазьями себе на уме.
Отплыли они не очень далеко и утопісти казну с лодкой под Красным (Дуванным) яром. С тех пор его переименовали в Маринкин яр, чтобы после достать и покорыствоваться».
«Сказывают, что лишь только они задумали это сделать, как Маринка, — знамо, посредством чернокнижья, — узнала их замыслы и самих их погубила: вместе с лодкой и сами они пошли по-топорному на дно; а были, говорят, первые пловцы и водолазы славные. Значит, супротив чернокнижья ничего не поделаешь».
Многие казаки «ластились около этой казны. Сам, грешный человек, сам, в былое время, зарился на эту казну, — сам, сударь мой, за компанию с другими, запускал багорчик в Яик!».
Клад этот был заклятый, замороченный на крови. И понятно, почему сокрушается бывалый казак, ученый грамоте и преданиям. Такое место как бы выпадает из пространства в провал, в никуда. Вот он и сетует, уже старик: «Многие из наших казаков пытались достичь лодку с казной: и неводами, и крыгами, и баграми пробовали, и водолазы по целым дням ныряли, но вовсе по-пустому: нет лодки, да и не поди. Словно и не было. А была, все толкуют, что была. Только, сударь мой, какия-то огромнеющия, должно быть, слоновыя, кости выплывали — вот и все. Значит, иль-бо землей завалило, — время-то много прошло, — иль-бо Маринка заколдовала… Значит, будет с нас и того, что в песне пропоем, да в побранке упомянем».
Побранки среди казаков очень распространены; особенно балуются этим мальчишки, желая своим обидчикам, «чтоб ты с Маринкиного яра свалился, чтоб волной захлебнулся и Маринкиной казной захлебнулся». Побранки нашей фольклористикой почти напрочь забыты. Но сейчас речь не об этом.
Что же произошло со второй казной во второй лодке? С ней случилась еще более странная история, странная и страшная.
Решила Марина проверить своих согласников и сказала им, мол, едет к царским воеводам просить замирения, а они пусть останутся казну беречь. Спросила, кто охотник стоять на часах до ее возвращения.
«Долго что-то охотника не выискивалось: все чего-то вдруг испугались. Напоследок вызвался один удалый молодец, что ни самый первый и любимый ея наперсник. Маринка посмотрела на него и вся затряслась: от злости, значит.
— Не думала, не чаяла, — говорит она ему, — что ты останешься здесь, я думала, ты со мной пойдешь. Знать, казна моя тебе дороже меня. Да ладно, ладно, — говорит она. — Хочешь караулить? — Еще раз спрашивает она его.
— Хочу! — говорит он, а сам побелел и трясется. Значит, почувствовало сердечко невзгоду.
— Ну, стой здесь! — сказала она и велела ему стать посередь лодки.
Он нехотя, нехотя стал, а она как выхватит из зспи (из кармана) пистоль, да как бацнет в него — он и с копыт долой!
— Карауль же теперь! — сказала она убитому и велела засыпать землей и лодку с казной, и убитого своего наперсника.
Таким манером… и другая лодка с казной сгибла-пропала в мзть-сырой земле».
И этот клад искали долгое время казаки и калмыки, охочие до кладов. «Изрыли, ископали земли довольно-таки, не оставили живого местечка около Маринкиного городка, а шиш взяли. Значит, Маринка заколдовала.
А лежит в той лодке в одной половине, что к корме, чистое золото, а в другой половине, что к носу, чистое серебро, а посередь лодки четыре ружья».
По другим преданиям, записанным уральской этнографической экспедицией, будто видели в ночь на Ивана Купалу уральские старожилы на Урал-реке лодку и в ней женщину, стоит она в лодке и смотрит в реку, чтобы увидеть свой затопленный клад, а за ней в другой лодке вповалку лежащие убитые ею люди плывут. Проплывут — и нету.
Убитые, по поверьям, превращаются в стражи кладов. Души стражей не на земле и не на том свете. Это обморочные души, заколдованные, потому что перед смертью покорыстились. Берегут они клад чутко, потому что если упустят, то души их сразу отлетят в ад. А так — служба, хоть и нудная, бессрочная, зато избавляет от забот и мучений.
Места, где зарыла Маринка польская клады — по всей средней Руси, народная молва зорко приметила: награблено было в смуту демократичным царьком много и жадно. Да и шел он со своей Маринкой не столько на царство, сколько на наживу, и остались они в памяти народной колдунами, нечистью, и погибли они, как колдуны, навеки и в смерти прирученные к своим кладам…
НЕИСЧИСЛИМЫЕ РАЗИНСКИЕ КЛАДЫ
«Разинских кладов бесчисленное множество. По берегам Волги, где он некогда гулял со своей вольницей, некоторые холмы носят названия: Стол, Шапка, Бугры Стеньки Разина, а одно ущелье слывет его тюрьмою. В Разинских Буграх, по народному поверью, знаменитый разбойник спрятал свое богатство в глубоких погребах, за железными дверями, и теперь оно лежит там заклятое. Сам Стенька Разин жив до сих пор, сидит где-то в горе, стережет свои поклажи…» — суммирует мифы о кладах знаменитый русский этнограф и собиратель сказок А. Н. Афанасьев.
И хотя много этих разинских кладов, но каким-то образом ни один из них не найден, хотя известны и зароки, на которые они положены, и точно указаны места их захоронения. А все потому, что, по народным легендам, Стенька Разин — колдун и чернокнижник. И Марина, главная его жена, тоже колдунья, чарами чаровала и имела свои клады — золото и серебро в бочках, которые и сам Стенька не мог отгадать, где они, и расчаровать их. Атаманша Марина, по нижегородским преданиям, обитала в «Орловом кусте», а в «Чукалах» жил Стенька Разин. Окружены эти места были в те времена дремучими непроходимыми лесами. Марина, чтобы позвать Разина к себе, бросала косарь, а он в ответ бросал топор, мол, иду. Лес гудел от корней до вершины, гнулся от гула, земля дрожала — это Разин шел к своей Марине. «Марина эта была у него первой наложницей, а прочих до 500, и триста жен, — так записал в прошлом веке эту легенду Ив. Мамакин. — Изловили Марину, изловили и его сотоварищей, почти за каждым из них числился клад». Но Разин «ушел и спрятался в берегу, между Окой и Волгой, и до сих пор там живет: весь оброс мохом, не знать ни губ, ни зуб». Не умирает же он оттого, что его мать-земля не принимает. И оставил этот разбойник клад, под корнями шести берез (шесть — магическое число. — В. Ц.) зарыл его». В легендах о кладах это почти единственный случай, когда хозяин клада ушел в его сторожа и будет жив, пока жив клад, тем самым Стенька обрел свое разбойничье бессмертие.
Легенда далее повествует: «А узнали про это вот как: сидел один мужичок в остроге вместе с товарищем разбойника. Вот тот и говорит ему: «Послушай, брат, в каком месте лежит клад, мы зарыли его под корнями шести берез, рой его в такое-то время». Стало быть, уж он не чаял, что его выпустят на вольный свет, а может быть, раскаялся и дал зарок. Вышел этот мужик из острога, пошел на указанное место, а березы уже срубили и корней не знать; рассказал он про это всему селу: поделали щупы, однако клада не нашли, а клад-то, говорят, все золото да серебро, целью бочки».
По некоторым поверьям, просроченные клады антихрист отписывает себе, чтобы золотом и серебром откупиться на Страшном суде. Только это все напрасно. Страшный суд для всех равен и грозен и по делам.
* * *
На Волге долго среди казаков, бурлаков и другого люда бытовало поверье, будто по ночам Степан Разин объезжает все места, где положил свои клады по городищам и пешерам, по горам и курганам, а то и просто вдоль Волги. Видели его в заломленной папахе на белом бешеном коне, промчится — только его и видели. А то плывет в струге под белыми шелковыми парусами. Стоит на носу и смотрит в воду. Бурлаки сложили то ли песню, то ли присловье, а может, это стихи какого-нибудь грамотея (запись Юрлова):
Значит, он сам себя определил в стражи своих кладов. Или столько нагрешил, насвятотатствовал, что никак не может сойти с земли. Призаточил себя к кладам, как к мавзолею.
Н. Аристов по этому поводу приводит следующую версию: «Клал Стенька клады не с тем, чтобы взять обратно, а потому, что некому было передать на сбережение, или по желанию, чтобы сокровища его не достались всякому, особенно человеку недостойному.
Словно чуял Разин, что он великий грешник, не будет знать смерти на земле, что будут его мучить силы преисподним неслыханной мукой, по некоторым преданиям, мучится он в Жигулевских горах; будто у него две бабьи груди и обе сосут змеи…»
* * *
В верстах трех от села Труслейки (особо богатом на исторические и прочие клады) возле одного родника, «как прописано в записке, которая хранится у некоторых грамотеев», Степан Разин захоронил богатый клад: мраморный сундук, доверху наполненный золотом. Эго клад выкупной, он дается только тому, кто положит на место его две белых мужских головы. Воистину разбойничий выкуп.
Другие жители Труслейки утверждали, что Стенька положил свои клад вовсе не у родника — под порогом избушки на пчельнике и под икону Божией Матери (в народе помнилось, что не раз ходил Разин в молодости на богомолье в Соловки). Тому, кто найдет эту икону, тому тогда и клад откроется. Кто же станет рыть клал без этой иконы, то только достанет его — тут же навечно уснет. Это уже клад магический.
Интересно, что Разин — богоотступник, выдумавший языческие обряды, в том числе свадебный, все клады свои кладет «под икону».
С. В. Максимов в своей книге «Нечистая и неведомая сила» определяет природный и чародейный дар Стеньки Разина так: «Разину, например, этому поволжскому богатырю-чародею сам Илья Муромец годился только в есаулы. И неудивительно, конечно, что, обладая такой сверхъестественной силой, Разин обогащался и откупами с проходящих торговых судов, и даже царскою казною с разграбленного и сожженного им первого русского корабля «Орла». Неудивительно также, если тревожная жизнь среди поисков новой добычи и преследований со стороны правительственных властей вынуждала Сеньку зарывать в землю награбленные сокровища. По крайней мерс, народ верит в это, и все длинное побережье, от Симбирска до Астрахани, все эти лесистые Жигулевские горы и песчаные голые бугры Стеньки Разина — в народном воображении до сих пор считаются местами, где зарыты бесчисленные клады: там лодка с серебром затерта илом в песках, здесь, в Жигулях, у Разина дупла — сундук полон платья, а сверху, как жар горит, икона, и заклята та поклажа на 300 лет, там в полугоре, у спуска к Волге, зарыто 12 нош (ноша — мера того, сколько может унести на себе сильный бурлак) серебра в чугуне, покрытом железным листом, здесь, в Шиловской шишке (горе близ г. Сенгилея), подвал, а в нем на цепях четыре бочки золота, охраняемые большим медведем».
В сказаниях о кладах Степана Разина мы, в сущности, имеем дело с легендой, переросшей в миф, когда начинают действовать сверхъестественные силы, а сам герой мифа бессмертен на века. Не зря Степан Разин в одних сказаниях — глубокий старик или мучимый стервятниками скелет с плотью, а в иных даже — человек, челонечица с женскими грудями. И не удивительно: Разин — разбойник, безбожник и колдун из нераскаяншихся. Исторический Разин, несомненно, обладал чародейной силой: он без единого стона выдержал все чудовищные пытки. Это поразило даже самых опытных палачей.
* * *
В Костромской области в 1922 году записано следующее страшное предание о разинском кладе.
Есть бумага такая — «плант-бумажка», и в ней будто записана воля Стеньки Разина.
«— Приезжал он с Лялиных гор, на Черемберчихе стояло большое черемисское село и церква была Успенская. И случилось в те поры Стеньке заболеть, на ногах открылись все раны давнишние. Надо Стеньке прямиком бы идти на Вятку-Оку, а тут Стенька без ног лежит. Шибко Стенька осерчал на свой недуг и просил попов с того села Успенского, что на Черемберчихе было, молить Бога о его здравии. Молят попы сутки трои подряд, недуг все более да более расходится, а Стенька все пуще да пуще серчает.
Пришел в те норы к Стеньке черемис это, а он, шаль. нх-то, черемисов. отступниками звал. Держался-то, вишь, он старой ихней веры. Пришел, значит, к Стеньке и начал баить про все старое, да и говорит Стеньке: «Што эти бабенки (христианские попы то есть) вымолят, вот как если Стенька бы Керемети угодил, то Кереметь бы вылечила его, Стеньку». И научил тот проклятущий черемис сжечь, разничтожить все село Успенское и колокол бросить в озеро-то Черемберчихское. Сделал то Степан Разин, изжег злодей село до щепочки и колокол бросил в то озеро. Полегчали ноги, ровно быть, у атамана, и ушел он кружить да гулять в Вятскую сторону… Гулял, не задумываясь, а поймали — так задумался: <Видно. — бает, — Бої наказал меня за послушество воли Керемети, за поругание храма села Успенского».
И наказал он своему дружке-товарищу и своему сынку любезному: «Бросьте, — бает. — вы в озеро Черемберчихское первым делом три бочки с серебром. Не воззвонит ли с той глубины озера колокол, бросайте, любезные мои, до звона хоть единого: не будет звона — так не будет Стенька прошен, а звон будет, так Стенька будет прощен. А не пропала казна чтобы великая, отдайте плант написать, все как есть примстины». И бросили разбойники казны до самого гула колокольного, а гул тот был в Успеньев день. И поняли разбойничьи прощенье Стенькино…
А как поселились они при той местности, то и плант идет из рук в руки, а на планте написано, бают: «На восточной стороне есть камень велик, а на камне зарублен вроде бы как крест, а от того камня иди к берегу, и у берега будут уступчики, с последнего уступчика того можно достать клад, а последний уступок в воде на сажень. Кто клад достанет, так десятину себе, а девять десятин на дела Божьи, на построение храма Успенского». Хорошо бы все, да Кереметь сильна, не дает доставать казну на Божьи дела. А колокол, бают, гул издает, звенит каждый год в Успеньев день…»
И этот клад тоже под грозным зароком. Надо сказать, что Разин нигде не повторялся в своих записях, зароках и способах захоронения сокровищ. И не диво, что был Разин чернокнижник и колдун и доподлинно знал науку о кладах. Однако лучшие свои клады, как говорит древняя старина, Разин сам стережет и не любит случайных людей возле таких кладов.
В тех же жигулевских пещерах, где множество кладов и не только разинских, как-то одна богомолка (видимо, из скиталиц) выбрала себе удобную пещеру, повесила образок и начала усердно молиться. Молилась долго, настала ночь. И явился в пещеру Разин; тотчас со всех сторон пещеры выкатились бочки с золотом, он выгнал богомолку и сел считать деньги».
Так что клады не только кладутся на счастливых или на зарок, но и на самих себя. И тогда человек должен сторожить свои клады, являться на земле, чтобы проверить свои сокровища.
* * *
Разин не только заколдовал свои клады «на помин» своей души, но, по некоторым преданиям, в том числе и поволжских народов, является с того света, чтобы отбить у других деньги и имущество. Так, одно из чувашских преданий говорит, как однажды явился Разин к одному пчелинцу и грозно «потребовал от него денег и две кадки меду; когда пчелинец заупрямился было, Стенька погрозил ему саблей. Взяв деньги и две кадки меду, он посыпал на них какого-то зелья и вдруг провалился с ними в землю…».
Есть редкое сибирское предание, что является Разин первым русским переселенцем на Иртыше.
Жил на тракте богатый хозяин постоялого двора, за деньги-золото душу отдает. Нанял он в стражу крепких и отчаянных парней. И сам жил в остерег, деньги прятал в кубышке, закопал се в землю, а на том месте посадил дуб. Вырос дуб, оплел корнями железную кубышку, никому и недогад, где он золото прячет.
Как-то выпил он с другом-купцом наливочки, и разговорились, ну, хозяин двора, Наумом его звали, и говорит:
— Что возьму, то крепко в руках держу, не зря говорено: «Наум — богат на ум», говоришь — разбойники, а что мне разбойники, я сам птица ловчая. Мне и Сенька Разин, будя он жив, не в устрашение.
Видно, хвастливое слово и до того света доходит. Сидит как-то вечером под этим дубом хозяин, а дуб тот возле леска, невдали от постоялого двора. Сидит и желуди от нечего делать подгребает к себе ногой.
Глядь, а перед ним человек не то что огромного роста, но сильно кряжистый, волос русый, но потуекменный, как в могилах у покойников, а в руке сабля острая.
— Ну что, хозяин, не признаешь?
— Не признаю.
— Я и есть Разин, пришел с того света тебя проучить. Говори, где клад, а не то твою голову с собой унесу.
— Клал под дубом, взять но можно.
Тут Разин подпор плечом дуб. крякнул и повалил дуб на землю вместо о вырванными корнями, взял кубышку, посыпал ее желудями, желуди потяжелей и. зазвенели и стали монетами. Земля тут разверзлась, и Разин ушел под землю в том месте, где рос этот дуб.
ЗАВЕЩАНИЕ СТЕНЬКИ РАЗИНА
Еще в начале нашего века между крестьянами села Шатрошаны, что близ Сызрани, ходила записка про клад Разина, составленная по устным преданиям и записанная каким-то грамотеем.
Но сначала предоставим слово Н. Аристову — знатоку этих и многих других кладов, объясняющее происхождение этой записки.
«В с. Шатрошаны лежит казны — видимо-невидимо; тут клад — всем кладам отец. За рекой есть земляной вал, и в этом-то валу вырыт большой выход, который немного осыпался, а дверь, в нем осела, поэтому можно видеть внутренность выхода на яркий солнечный день. На этот клад было письмо у старого шатрашанского мельника, а как оно досталось, сей час увидим. Шел раз по Шатрашану прохожий, не то хворый, не то разбитый ногами; остановился он отдохнуть на мельнице и разговорился с мельником. Слово за слово, зашла речь о воле и о кладе, прохожий показал письмо мельнику, как взять этот знаменитый клад, на расспросы мельника — откуда достал прохожий это письмо, последний передал ему вот что:
— Нанялся один странник бурлачить на Волгу да и захворал на судне, его высадили на берег в Жигулевских горах: побрел он по тропинке и сбился в горах: долго бродил он в лесу, наконец наткнулся на другую тропинку, которая привела его к землянке. Думая, что это жилье угольщика, бурлак вошел в землянку, помолился Богу, поклонися хозяину. — а тот был старенький старичок. — и стал проситься ночевать у него. «Пожалуй, ночуй. — говорит старичок, — только выдержишь ли ты, страху много будет…» — «Ничего, дедушка, чего мне бояться! Только приюти от темной ночи», — сказал бурлак, а сам раздумывает: «Если разбойники наедут, так у меня взять им нечего…» «Ну Бог с тобой. — говорит старичок, — оставайся». Бурлак лег спать, а старичок все молился Богу на коленях с усердием. Вдруг в полночь разбудил прохожего страшный свист, гам, крик; двери с шумом растворились, и целая стая гадов, змей ворвалась в землянку, налетели они на старика и стали грызть его тело, рвать кожу и высасывать из него кровь. Но как только пропели поту хн. ватага удалилась, и все стихло. Бурлак был ни жив ни мерз в и. едва расе вело, начал собираться в путь; старичок, которым все время лежал на полу бледный, без движения, опомнился и стал говорить прохожему: < Вот как мне суждено мучиться до скончания века; ведь я Стенька Разин…» (По другим преданиям. Разин живет на острову морском. Он все молится Богу, но умереть ему нельзя, слишком уж грехов много, так что его и земля не принимает. — В. Ц.). «Если бы кто-нибудь достал мой клад в Шатрашанах, тогда бы я умер; тогда бы и все, положенные мною, клады вышли наружу, а их одних главных двадцать. На всякий случая возьми это письмо и попытайся, не удастся ли тебе как-нибудь достать этот клад…»
Я привожу более древнюю и полную легенду о завещании клада Разиным, использованную позже Д. Н. Садовниковым (далее повествование ведется уже по Садовникову). В письме было записано: «Сорок малёнок (пудовок) полога, многое множество сундуков с жемчугами. На все деньги, которые в кладе, можно всю губернию сорок раз выжечь и сорок раз обстроить лучше прежнего. Вот сколько денег. Не пропить, говорит их. не проесть всей губернии (Симбирской). Как дороешься до железной двери и войдешь через нее, то не бросайся ни на золото, ни на серебро, ни на самоцветные каменья, а бери икону Божием Матери. Тут же стоят и заступ, и лопаты, и ружье, заряженное спрыг-травою. Сорок тысяч, награбленных у одного купца, раздай по церквам. Пять рублей меди, брата моего Ивана, раздели между нищей братией. Возьми ружье и, выстрелив из него, скажи три раза: «Степану Разину вечная память!» Тогда я умру, и кончатся мои жестокие муки».
Взял бурлак запись и выбрался из Жигулевских гор. Был он, конечно. неграмотный и отдал бумагу мельнику, а тот на ней табак нюхательный сеял. Воспользовались прохожие грамотники и стали рыть клад. В записи говорилось, что при рытье ударит двенадцать громов, явится всякое войско: и конное, и пешее, — только бояться этого не надо.
Долго рыли, бывало, как праздник, так и роют. Осыпался вал, и осела дверь. Выход был выкладен жжеными дубовыми досками. Может, и дорылись бы, да сплошали в одном слове — клад-то и не дался. Подходит это раз служивый:
— Что, ребята, роете?
Те и ответили:
— Петров крест.
Все в ту же минуту и пропало. Так Стенька и по сю пору мучается…»
Завещание Стеньки Разина: «Шел я, Степан Тимофеевич, сын Разин, из города Алатыря в верх Суры-реки и дошел до речки Транслейки (и 30 верстах от Алатыря) и спрашивал Мордвина, где пройти за Суру-реку. — и перешел со всем моим войском. Дошел я оброда в горы и нашел в правой стороне ключ, и тут мы жили полтора года, и это место нам не показалось. И нашли мы бортника, и он сказал нам место угодное, и шли мы четыре дня и дошли до горы, — еще гора, и в горе ключ, в полдень течет; в горе верхней двезимницы на полдень выходят, среди той три яблони посажены в малой стрелке (мыс между двумя оврагами», в полугоре — ломы, шипы, заступки и доска медная, на верхней горе телом. Tут пенек — дуб сквозь сверлом просверлен и заколочен черным дубом, и тут положены стволы и бомбы, и тут вырыт выход, и сделан, покрыт, обложен пластиками дубовыми, и в нем положена братская казна. 40 медянок, а моей — купца Бабушкина, алаторскаво клюшника 40 тысяч, и его Ивана (вероятно, брата Стеньки) два сундука платья, сундук третий — запонки драгоценного жемчугу и всякие вещи драгие. Еще 4 пуда особливого жемчугу и 7 ружей, а мое ружье стоит в правом углу, заряжено и заткнуто, а именно — травой. В средине стоит образ Богоматери не оцененный, украшен всякими бриллиантами. Это место кто найдет, и будет трясение одна минута, а расстоянием от пенька полета жирелей (оглоблей): а оный сыскавши, раздать сию казну по церквам 40 тысяч на белом коне, а раздавши — из моего турецкого выстрелить и сказать: - Вот тебе. Степан Тимофеевич сын Разин, вечная память!» А коню голову отрубить. А сия поклажа положена 1732 года. Прежде проговорить три молитвы — Богоматери, Архангелу Михаилу и Николаю Чудотворцу, а потом будет три трясения. — Списал шатрошанский мужик Семен Данилов в месяце июнь».
В завещании не говорится, как надо выстрелить и куда девать икону, но в иных преданиях указано, что выстрелить надобно в икону, а затем отнести ее пешком в Киев. И только тогда можно брать клад.
Как видим, хитро и надежно спрятан клад, замысловаты «отворы» его, и главное — такие подробности описаний, что невольно веришь, что клад этот действительно существует.
ЗАТЕМНЕННЫЕ КЛАДЫ ПУГАЧЕВА
В способах захоронения и «отвора» кладов, в самих характерах зароков отражается и характер того человека, который их творил. Если, по преданиям, клады Степана Разина в чем-то похожи на него — своей разбросанной бесшабашностью, и положены они «на прощание», то у Пугачева, чаше всего называемого Пугачем, клады, как правило, не даются никому, и заложены они почти всегда не под страшные зароки и молитвы, а «на секрет», на выдумку — хитрость. Клады его какие-то деловые, на откуп на том свете: чертей перехитрить, от чертей откупиться. У Разина-колдуна клады чародейские, у Кудеяра, например, тоже разбойника и колдуна, клады не до «скончания века», а просто для надежности: Кудеяр не будет «мельчить», как Пугач, и на Бога он не шел. как Разин (клады, положенные в откуп — стали ему в муку). У Кудеяра, так как он сам из старозаветных богатырей на заставах порубежных, клады, как имущество, которое надежно спрятано и незнамо, как ими распорядиться после смерти.
Пугачевские клады — затемненные какие-то, и клады это не клады, как и сам он — ни царь, ни казак, ни разбойник, а все вместе…
Многие видели издали этот клал и шагающего возле него часового в ясную летнюю погоду. Издали видно, а подойдут ближе — ни клада, ни часового, ни самой пещеры. «Но достать этот клал нельзя до скончания века» — так определили охотники за кладами.
Клад этот может показаться, но не является. Это клад-закланник, закованный клад и дается только хозяину, когда он явится за ним с того света.
Когда наступит Страшный суд — так говорится в некоторых старообрядческих записях, — все люди, как один, подымутся из земли голыми, а те, кто заклал клады на свое имя, подымутся, держа на плечах неправедную, тяжеленную ношу. И так будут стоять, прогибаясь костьми, до Божиего решения.
Идущий на царство через ложь, Пугачев — хитрец и обольститель, этот новый Лжедмитрий, клады свои оставлял про себя. И в этих преданиях и легендах о Пугачеве народная прозорливость точно подметила основной порок лже-Петра III — лживость и корысть. Сказано же: «Хитреца — для подлеца, а правда — для молодца».
* * *
Говорят, был у Пугачева особый дар на собирательство и был у него особо дорогой его сердцу клад. У одного губернатора добыл, а самого живьем в прорубь спустил, чтобы «не давол больше приплоду». А это сокровище было приданым его дочери придурковатой, блажной, стало быть, ну дурь лицо ее и кривила.
— Кто ее возьмет замуж? — говорил губернатор. — А если кто все ж возьмет — тому мои несметные сокровища, потому как единственный отросток моего рода.
Охотники, конечно, на женитьбу время от времени находились, да сами оказывались, кто с дурью, а кто — шарамыжный. А ему нужно было, чтобы с именем оказался жених.
Осталась эта Груня сироткой. Мать ее еще ранее умерла.
Так вот Пугачев посадил ее на простую подводу, хлестнул коня нагайкой.
— Езжай мимо глаз моих.
Клад сей поместил он в лесу в избушке глиняной, в стену куда-то затемил. Забил окна крест-накрест и уехал. Тут его взяли и сказнили голову.
Сказывают, ночью являлся Пугач в эту избушку, зажигал свечи и при свечах взвалит это золото на плечи и по избушке таскает, пока семь потов с него не выпотится.
Избушка отчего-то, может, от стыда и скорби за сиротку, сама стала как человек. Стала она гнать мерзкий клад из себя вон, а клад заповедан был, ему никак нельзя уходить. Ну и избушка сама собой положилась с досады и сгорела от свечи пугачевской.
* * *
А вот запись от Т. Л. Крестникова на Урале в 1970 году, опубликованная в книге «Народная проза» («Советская Россия», 1992 г.):
«Есть у нас места, которые в народе пугачевскими зовут. Это в горах, недалеко. Сказывают, будто бы Пугачев с войском там стоял, когда от царской армии отступал и решил оставить лишний груз — золото, задумал упрятать его на дне озера Инышко.
Когда сбросили бочонки с золотом, озеро начало затягиваться илом и землей. В пяти-шести местах над дном получилось как бы второе дно. Бочонки-то с золотом тяжелыми оказались и, пробив одно «дно», упали на настоящее дно озера.
Говорили также, будто один богач захотел достать пугачевское золото. Разгородил озеро, пытался выпустить воду, но у него ничего не получилось. Будто бы озеро не захотело отдавать пугачевское золото богачу, и, может, само золото не захотело доставаться никому».
* * *
Такова прехитрая судьба пугачевских кладов без писем, без молитв, а положенных просто так, на затмение…