Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту

Цицерон Марк Туллий

ПИСЬМА 68—64 гг. ДО КОНСУЛЬСТВА ЦИЦЕРОНА

 

 

I. Титу Помпонию Аттику, в Афины

[Att., I, 6]

Рим, вскоре после 23 ноября 68 г.

1. Впредь я не подам тебе повода обвинять меня в небрежном отношении к переписке. Сам ты только постарайся сравняться со мной в этом, благо у тебя так много досуга. Неаполитанский дом Рабириев, который ты мысленно уже измерил и выстроил, купил Марк Фонций за 130 000 сестерциев; об этом я и хотел уведомить тебя на тот случай, если бы это оказалось важным для твоих соображений.

2. Брат Квинт, мне кажется, относится к Помпонии так, как я хотел бы. Теперь он вместе с ней в своих арпинских владениях. С ними там Децим Турраний, образованнейший человек. Брат наш умер за семь дней до декабрьских календ.

Вот почти все, что я хотел сообщить тебе. Если сможешь разыскать какие-либо украшения, подходящие для гимнасия, пригодные для известного тебе места, пожалуйста, не упускай их. Тускульская усадьба радует меня так, что я бываю удовлетворен собой только тогда, когда приезжаю туда. Извещай меня самым исправным образом обо всех своих делах и намерениях.

 

II. Титу Помпонию Аттику, в Афины

[Att., I, 5]

Рим, конец 68 г. или начало 67 г.

1. Какое горе постигло меня и сколь великой утратой в моей общественной и частной жизни была смерть брата Луция, ты, ввиду нашей дружбы, можешь судить лучше, чем кто-либо другой. Ведь я получал от него все приятное, что один человек может получать от высоких душевных и нравственных качеств другого. Поэтому не сомневаюсь, что это тяжело и тебе, ибо и мое горе волнует тебя, и сам ты лишился родственника и друга, щедро наделенного преданностью и любящего тебя как по собственной склонности, так и благодаря моим рассказам.

2. Ты пишешь мне о своей сестре; она сама подтвердит тебе, сколько забот я приложил к тому, чтобы брат Квинт стал относиться к ней должным образом. Считая его слишком раздражительным, я написал ему письмо, в котором и успокаивал его как брата, и увещевал как младшего, и корил за ошибки. На основании его частых последующих писем я уверен, что все обстоит, как надлежало бы и как мы того хотели бы.

3. Насчет отправки писем ты обвиняешь меня без оснований. Ведь наша Помпония ни разу не сообщила мне, кому я мог бы передать письмо. Кроме того, мне не случилось иметь в своем распоряжении кого-либо уезжавшего в Эпир, и мы еще не слыхали, что ты уже в Афинах.

4. Твое поручение по Акутилиеву делу я выполнил, как только возвратился в Рим после твоего отъезда. Но случилось так, что спешить совершенно не понадобилось. Кроме того, полагая, что ты сам достаточно благоразумен, я предпочел, чтобы совет дал тебе письменно Педуцей, а не я. И в самом деле, после того как я много дней подряд выслушивал Акутилия (род его красноречия ты, думается мне, знаешь), я не счел для себя трудным написать тебе о его жалобах, раз я уж не поленился выслушать их, что было довольно тягостно. Но так как ты меня обвиняешь, то да будет тебе известно, что я получил от тебя только одно письмо, а между тем ты располагал большим досугом для писем и большими возможностями для пересылки их, чем я.

5. Ты пишешь, что если некто против тебя раздражен, то я должен помирить его с тобой. Понимаю, что ты хочешь сказать, и не оставил этого без внимания, но он сильно обижен каким-то странным образом. Все-таки я не преминул сказать о тебе все, что было нужно. Но чего мне добиваться, — в этом считаю нужным руководствоваться твоими желаниями. Если ты напишешь мне о них, то поймешь, что я не хотел ни быть более старательным, чем ты сам, ни стать более небрежным, чем ты хочешь.

6. Что касается Тадиева дела, то, как говорил мне сам Тадий, ты написал, что больше стараться не о чем, ибо наследство уже перешло в собственность по праву давности. Нас удивило, как это ты не знаешь, что из имущества, находящегося под опекой по закону (а в таком положении, говорят, и находится девушка), ничто не может быть отчуждено по праву давности.

7. Меня радует, что ты доволен своей покупкой в Эпире. То, о чем я просил тебя и что, по-твоему, подойдет для моей тускульской усадьбы, по возможности, постарайся приобрести, как ты об этом и пишешь, не обременяя себя. Ведь только в этом месте я отдыхаю от всех трудов и тягот.

8. Каждый день ждем мы брата Квинта. Теренция страдает сильными болями в суставах. К тебе, к твоей сестре и матери она очень расположена и шлет тебе теплый привет, как и наша любимица Туллиола. Береги здоровье, люби меня и будь уверен, что я люблю тебя по-братски.

 

III. Титу Помпонию Аттику, в Афины

[Att., I, 7]

Рим, начало февраля 67 г.

У твоей матери все благополучно, и мы заботимся о ней. Я обязался уплатить Луцию Цинцию 20 400 сестерциев в февральские иды. Позаботься, пожалуйста, о том, чтобы я получил возможно скорее все купленное и приготовленное тобой для меня, как ты об этом пишешь. Подумай, пожалуйста, и о том, каким образом собрать для меня библиотеку, как ты мне обещал. От твоего внимания всецело зависит мой приятный досуг, на который я надеюсь по приезде на отдых.

 

IV. Титу Помпонию Аттику, в Афины

[Att., I, 8]

Рим, вторая половина февраля 67 г.

1. У тебя все в таком положении, как мы того желаем. Я и брат Квинт расположены к твоей матери и сестре. С Акутилием я переговорил. Он отрицает, что его управитель писал ему что-либо, и удивляется, что возник этот спор, ибо тот отказался подтвердить, что долг уплачен сполна и что с тебя больше не причитается. Твое решение по делу с Тадием, о котором ты пишешь, как я понял, очень желательно и приятно ему. Тот наш друг, клянусь тебе, прекрасный и весьма расположенный ко мне человек, действительно сердит на тебя. Если я буду знать, какое значение ты придаешь этому, мне станет ясно, о чем мне стараться.

2. Я уплатил Луцию Цинцию 20 400 сестерциев за статуи из мегарского мрамора в соответствии с тем, что ты написал мне. Твои гермы из пентеликонского мрамора с бронзовыми головами, о которых ты сообщил мне, уже и сейчас сильно восхищают меня. Поэтому отправляй, пожалуйста, мне в возможно большем числе и возможно скорее и гермы, и статуи, и прочее, что покажется тебе достойным и того места, и моего усердия, и твоего тонкого вкуса, особенно же то, что ты сочтешь подходящим для гимнасия и ксиста. Ведь я так увлечен этим, что ты должен помогать мне, хотя, пожалуй, от других лиц я заслуживаю осуждения. Если не будет корабля Лентула, погрузи, на какой захочешь.

3. Наша маленькая любимица Туллиола требует от тебя подарочек и называет меня твоим поручителем. Я же предпочел бы клятвенно отказаться от долга, нежели заплатить за тебя.

 

V. Титу Помпонию Аттику, в Афины

[Att., I, 9]

Рим, март или апрель 67 г.

1. Очень уж редко доставляют мне твои письма, а между тем тебе много легче найти человека, направляющегося в Рим, чем мне — уезжающего в Афины, и ты более уверен в том, что я в Риме, нежели я в том, что ты в Афинах. Эти мои сомнения и причиной тому, что мое письмо более кратко, ибо, не зная, где ты, я не хочу, чтобы наша дружеская переписка попала в чужие руки.

2. С нетерпением жду статуй из мегарского мрамора и герм, о которых ты писал мне. Все, что бы ты ни достал в этом роде и что покажется тебе достойным Академии, посылай мне без колебаний и относись с доверием к моему сундуку. Вещи этого рода доставляют мне наслаждение. Я ищу то, что особенно подходит для гимнасия. Лентул обещает свои корабли. Пожалуйста, усердно заботься об этом. Фиилл просит у тебя старины Эвмолпидов. Присоединяюсь к его просьбе.

 

VI. Титу Помпонию Аттику, в Афины

[Att., I, 10]

Тускульская усадьба, между апрелем и июлем 67 г.

1. Когда я был в тускульской усадьбе (это тебе в ответ на твое «Когда я был на Керамике...»), итак, когда я там был, молодой раб, присланный из Рима твоей сестрой, передал мне письмо, полученное от тебя, и сообщил, что она в тот же день после полудня отправит к тебе человека. Вот почему отвечаю на твое письмо кратко. Я вынужден писать так мало за недостатком времени.

2. Прежде всего обещаю тебе умилостивить или даже вполне примирить нашего друга. То, что я ранее совершал по собственному побуждению, теперь буду делать тем ревностнее и стараться тем сильнее, что ты, как видно из твоего письма, очень хочешь этого. Я хочу только, чтобы ты понял: этот человек оскорблен очень тяжко. Но, не видя важной причины для этого, я вполне убежден в том, что он будет верен своим обязанностям и покорен нам.

3. Прошу тебя как можно более удобным способом погрузить мои статуи и гермераклы, о которых ты пишешь, а также прочее, что тебе удастся найти и что подойдет для известного тебе места, особенно же то, что покажется тебе нужным для палестры и гимнасия. Ведь я пишу тебе, сидя там, так что само место вдохновляет меня. Кроме того, поручаю тебе приобрести барельефы, которые я мог бы вставить в штукатурку стен малого атрия, и две каменные ограды с изображениями для колодцев.

4. Не вздумай обещать кому-нибудь свою библиотеку, какого бы страстного любителя ты ни встретил. Ведь я откладываю все свои мелкие сбережения, чтобы приобрести это прибежище для своей старости.

5. Что касается брата, то я уверен, что все в таком положении, какого я всегда желал и добивался. Признаков этому много; из них не последний — это беременность твоей сестры.

6. Что касается моих комиций, то я и помню о данном тебе позволении и уже давно открыто говорю нашим общим друзьям, которые ждут тебя, что я не только не вызываю тебя, но даже против твоего приезда, полагая, что много важнее для тебя, чтобы ты занимался тем, чем следует заниматься в это время, нежели для меня твое присутствие в комициях. Поэтому я хотел бы, чтобы ты был настроен так, точно ты послан в эти места ради меня. Что касается меня, то ты найдешь, что я держу себя и высказываюсь так, словно все, что будет достигнуто, в моих глазах будет достигнуто не только в твоем присутствии, но и благодаря тебе.

Туллиола дает тебе срок, но поручителя не вызывает.

 

VII. Титу Помпонию Аттику, в Афины

[Att., I, 11]

Рим, июль или август 67 г.

1. Я действовал по собственному побуждению и ранее, но два твоих письма, написанные очень тщательно по тому же поводу, произвели на меня сильное впечатление.

К этому присоединился Саллюстий, усердно убеждавший меня вести с Лукцеем переговоры о восстановлении вашей старой дружбы с возможно большей настойчивостью. Но хотя я сделал все, мне не удалось не только вернуть тебе его прежнюю благосклонность, но даже выяснить причины изменения его отношения. Хотя он и выдвигает свое решение и то, что, как я понимал, обижало его уже во время твоего пребывания здесь, однако что-то глубже запало ему в душу, и этого ни твои письма, ни мое посредничество не могут уничтожить так легко, как ты своим присутствием, и притом не только уговорами, но и тем знакомым нам дружеским выражением лица, если только ты решишь, что дело стоит того. Ты, без сомнения, будешь так полагать, если выслушаешь меня и захочешь быть верным своей доброте. А чтобы ты не удивлялся, почему, написав тебе ранее, что я надеюсь видеть его покорным нам, я теперь, видимо, сомневаюсь в этом, скажу, что трудно поверить, насколько он стал упорнее в своих намерениях и укрепился в этом своем гневе. Но все это излечится с твоим приездом или станет тягостным тому, кто будет в этом виноват.

2. Ты сообщил в своем письме, что меня уже считают избранным. Знай, что в Риме теперь никого так не терзают, как кандидатов, ибо они подвергаются всяческим несправедливостям. Кроме того, неизвестно, когда соберутся комиции. Но об этом ты услышишь от Филадельфа.

3. Пришли, пожалуйста, возможно скорее то, что ты приготовил для моей Академии. Не только пребывание в этом месте, но даже мысль о нем удивительно восхищает меня. Книг своих только не передавай никому. Сохрани их для меня, как ты пишешь об этом. Я испытываю сильнейшее желание получить их и в то же время отвращение ко всему прочему. Трудно поверить, насколько за такой короткий срок, как ты увидишь, обстоятельства ухудшились сравнительно с тем, в каком состоянии ты оставил их.

 

VIII. Титу Помпонию Аттику, в Афины

[Att., I, 3]

Рим, конец 67 г.

1. Сообщаю тебе, что твоя бабка умерла от тоски по тебе, а также от страха, что Латинские празднества не будут справляться по правилам и на альбанскую гору не приведут жертвенных животных. Думаю, что Луций Сауфей пришлет тебе утешающее послание.

2. Мы ждем тебя сюда к январю на основании некоторых слухов или твоих писем к другим людям, ибо мне ты ничего не написал об этом. Статуи, которые ты приобрел для меня, выгружены у Кайеты. Я не видел их, так как у меня не было возможности выехать из Рима. Я послал человека, который позаботится о доставке их. Очень благодарен тебе за твои заботы о покупке их и за дешевую цену.

3. Ты часто писал мне об умилостивлении нашего друга. Я сделал и испробовал все, но он настроен удивительно отчужденно. Хотя я и думаю, что ты слыхал о его подозрениях, но все же расскажу тебе о них, когда приедешь. Вернуть Саллюстию, несмотря на его присутствие, былую благосклонность нашего друга мне не удалось. Пишу это тебе, потому что он начал обвинять меня из-за тебя. Он убедился на своем опыте в том, что тот неумолим и что я проявил о тебе немалую заботливость. Туллиолу мы обручили с Гаем Писоном, сыном Луция, Фруги.

 

IX. Титу Помпонию Аттику, в Афины

[Att., I, 4]

Рим, начало 66 г.

1. Ты каждый раз заставляешь нас ждать тебя. Недавно, когда мы полагали, что ты уже в пути, ты внезапно отложил свое возвращение на квинтилий. Теперь я думаю, что ты приедешь к тому времени, какое указываешь в письме, что ты сможешь сделать с удобством для себя. Ты будешь присутствовать в комициях брата Квинта, повидаешься со мной после долгого перерыва, уладишь спор с Акутилием. Педуцей также посоветовал мне написать тебе в этом смысле: по нашему мнению, тебе следует, наконец, уладить это дело. Я готов быть посредником теперь, как и ранее.

2. Я здесь закончил дело Гая Макра при невероятном и исключительном одобрении народа. Хотя я и отнесся к нему доброжелательно, однако от одобрения народа при осуждении его я получил большую пользу, чем получил бы от его благодарности в случае его оправдания.

3. То, что ты пишешь мне о гермафине, очень радует меня. Именно это украшение подходит для моей Академии, ибо Гермес служит общим украшением всех гимнасиев, а Минерва — отличительное украшение этого гимнасия. Пожалуйста, как ты и пишешь, украшай это место и другими предметами в возможно большем числе. Статуй, которые ты прислал мне ранее, я еще не видел. Они в формийской усадьбе, куда я теперь думал съездить. Я перевезу их все в тускульскую усадьбу. Если когда-либо начну богатеть, украшу Кайету. Книги свои сохрани и не теряй надежды на то, что я смогу сделать их моими. Если я достигну этого, то превзойду богатствами Красса и буду с презрением относиться к чьим бы то ни было доходным домам и лугам.

 

X. Титу Помпонию Аттику, в Афины

[Att., I, 1]

Рим, незадолго до 17 июля 65 г.

1. Положение с моим соисканием, которое, знаю, очень заботит тебя, насколько можно предвидеть на основании догадок, таково: избрания добивается один только Публий Гальба, но ему отказывают по обычаю предков — без прикрас и притворства. По общему мнению, слишком поспешное домогательство Гальбы оказалось небезвыгодным для меня, ибо ему обычно отказывают, говоря, что должны голосовать за меня. Таким образом, я надеюсь на некоторый успех, ибо все учащаются разговоры о том, что у меня находится весьма много друзей. Я думал начать привлечение голосов на поле во время выборов трибунов, в то самое время, когда, по словам Цинция, твой раб должен будет выехать с этим письмом, то есть за пятнадцать дней до секстильских календ. Мои, по-видимому, несомненные соперники — это Гальба, Антоний и Квинт Корнифиций. Думаю, что в ответ на это ты либо рассмеялся, либо вздохнул. Чтобы ты хлопнул себя по лбу, прибавлю, что некоторые называют также Цезония. О Гае Аквилии я не думаю: он отстранился, сказался больным и сослался на свое судебное царство. Катилина, если суд решит, что в полдень не светло, конечно, будет соперником. Упоминания об Ауфидии и Паликане ты, я думаю, не ждешь в то время, когда я пишу это.

2. Из числа нынешних соискателей Цезарю, как полагают, избрание обеспечено. Ферма и Силана считают соперниками. У них так мало друзей и они пользуются таким малым уважением, что, по моему мнению, нет ничего невозможного в том, чтобы выдвинуть против них Турия. Но, кроме меня, никто так не думает. Мне кажется, для меня очень выгодно, чтобы вместе с Цезарем был избран Ферм. Ведь из тех, кто добивается избрания теперь, нет, по-видимому, ни одного, кто, попади он в один год со мной, был бы более сильным кандидатом, чем Ферм, так как он смотритель Фламиниевой дороги, которая тогда, конечно, легко будет закончена: я охотно связал бы его теперь с другим консулом. Вот какое представление об искателях сложилось у меня до сего времени. Ко всему, что относится к выполнению обязанностей кандидата, приложу особенное старание, а так как при голосовании значение Галлии, по-видимому, велико, то я, когда в Риме форум остынет от прений в суде, возможно, вырвусь в сентябре к Писону в качестве легата и возвращусь в январе. Когда выясню настроение знати, напишу тебе. Прочее, надеюсь, пойдет хорошо, по крайней мере, при этих соперниках, находящихся в Риме. Постарайся привлечь на мою сторону, так как ты там ближе, отряд избирателей моего друга Помпея. Скажи ему, что я не буду сердит на него, если он не явится на мои комиции. Вот в каком положении эти дела.

3. Но есть кое-что, за что я очень просил бы тебя извинить меня. Твой дядя Цецилий, будучи обманут Публием Варием на большую сумму денег, затеял тяжбу с его братом Авлом Канинием Сатиром по поводу имущества, которое тот, по словам Цецилия, злонамеренно купил у Вария в установленном порядке. Заодно подали в суд и прочие заимодавцы, среди которых Луций Лукулл и Публий Сципион, а также Луций Понций, который, как полагают, будет старшиной, если имущество поступит в продажу. Право, этот случай со старшиной забавен! Теперь о сути дела. Цецилий попросил меня выступить против Сатира. Почти не проходит дня, чтобы этот Сатир не побывал у меня в доме. Он очень ухаживает за Луцием Домицием, а на втором месте считает меня. Он был очень полезен мне и брату Квинту во время подготовки наших соисканий.

4. Меня сильно смущают мои дружеские отношения как с самим Сатиром, так и с Домицием, на которого я главным образом рассчитываю при избрании. Я объяснил это Цецилию и заодно указал ему, что если бы тяжба с Сатиром была у него одного, то я был бы готов удовлетворить его; теперь же, когда в суд подали многие заимодавцы, преимущественно люди с большим влиянием, которые легко могут поддержать общий иск и без того человека, которого Цецилий хочет сделать своим представителем, — справедливо, чтобы он принял в расчет и мои обязанности друга и обстоятельства. Мне показалось, что он принял это горше, чем я хотел бы и чем обычно делают порядочные люди. Затем он стал совершенно избегать дружеского общения со мной, установившегося за последние дни.

Прошу тебя простить мне это и считать, что чувство приязни не позволяет мне выступить против доброго имени друга в тяжелейшее для него время, особенно когда он отнесся ко мне со всем вниманием и преданностью. Если же ты захочешь быть ко мне более суровым, считай, что мне помешало мое честолюбие. Я же полагаю, что заслуживаю извинения, если это даже и так, ибо

не о жертве они, не о коже воловой 66 ...

Итак ты видишь, какое у меня направление и как приходится не только сохранять, но также и приобретать всеобщее расположение. Надеюсь, я оправдал перед тобой свою точку зрения; во всяком случае я очень хочу этого.

5. Твоя гермафина очень восхищает меня. Ее поставили так красиво, что весь гимнасий кажется посвящением богине. Я очень люблю тебя.

 

XI. Титу Помпонию Аттику, в Афины

[Att., I, 2]

Рим, после 17 июля 65 г.

1. Знай, что у меня прибавление: сынок; Теренция здорова. От тебя уже давно никаких писем. В предыдущем письме я подробно написал тебе о своем положении. В ближайшее время думаю защищать своего соперника Катилину. Судьи у нас такие, каких мы хотели, — весьма угодные обвинителю. Надеюсь, что в случае оправдания он будет относиться ко мне более дружественно в деле соискания. Если же случится иначе, перенесу это спокойно.

2. Мне нужно, чтобы ты возвратился спешно, ибо все твердо убеждены в том, что твои знатные друзья будут противниками моего избрания. Предвижу, что ты окажешься весьма полезным мне для привлечения их на мою сторону. Поэтому постарайся быть в Риме в начале января, как ты решил.

 

XII. Квинт Туллий Цицерон

КРАТКОЕ НАСТАВЛЕНИЕ ПО СОИСКАНИЮ

[Comm. pet.]

Начало 64 г.

Квинт шлет привет брату Марку.

I. 1. Хотя у тебя и достаточно всего того, что человек может приобрести природным умом или опытом, или стараниями, однако, ввиду нашей взаимной любви, я счел нелишним подробно написать тебе то, что мне приходило на ум, когда я размышлял дни и ночи о твоем соискании, — не для того, чтобы научить тебя чему-нибудь новому, но чтобы изложить с единой точки зрения, по плану и порядку, то, что в жизни оказывается разбросанным и неопределенным. Хотя природа и имеет наибольшее значение, но, мне кажется, в деле немногих месяцев искусство может победить природу.

2. Подумай, в каком государстве ты живешь, чего добиваешься, кто ты. Вот о чем должен ты размышлять чуть ли не каждый день, спускаясь на форум: «Я — человек новый, добиваюсь консульства, это — Рим».

Новизне своего имени ты чрезвычайно поможешь славой своего красноречия. Это всегда доставляло величайший почет. Тот, кого признают достойным быть защитником консуляров, не может считаться недостойным консульства. И вот, так как ты основываешься на этой славе и всего, чего ты достиг, ты достиг с ее помощью, приходи для произнесения речи, подготовившись так, словно на основании твоих отдельных выступлений предстоит вынести суждение о твоем даровании в целом.

3. Постарайся, чтобы вспомогательные средства этой способности, которые, знаю, припасены у тебя, были в исправности и наготове, и почаще вспоминай то, что Деметрий написал о прилежании и упражнениях Демосфена. Затем позаботься о том, чтобы было ясно, что у тебя есть многочисленные друзья из разных сословий. Ведь в твоем распоряжении то, чем располагали немногие новые люди: все откупщики, почти все сословие всадников, многие собственные муниципии, многие люди из любого сословия, которых ты защищал, несколько коллегий, а кроме того, многочисленные юноши, привлеченные к тебе изучением красноречия, и преданные и многочисленные друзья, ежедневно посещающие тебя.

4. Постарайся сохранить это путем увещеваний и просьб, всячески добиваясь того, чтобы те, кто перед тобой в долгу, поняли, что не будет другого случая отблагодарить тебя, а те, кто в тебе нуждается, — что не будет другого случая обязать тебя. Новому человеку также весьма может помочь благосклонность знатных людей, а особенно консуляров. Полезно, чтобы сами те, в круг и число которых ты хочешь вступить, считали тебя достойным этого круга и числа.

5. Всех их нужно усердно просить, перед ними ходатайствовать и убеждать их в том, что мы всегда разделяли взгляды оптиматов и менее всего добивались расположения народа и если мы, как казалось, говорили в угоду народу, то мы делали это для привлечения на свою сторону Гнея Помпея для того, чтобы он, чье влияние так велико, относился к нашему соисканию дружественно или, во всяком случае, не был противником его.

6. Кроме того, старайся привлечь на свою сторону знатных молодых людей или хотя бы сохранить тех, кто к тебе расположен. Они придадут тебе много веса. Их у тебя очень много; сделай так, чтобы они знали, какое большое значение ты им придаешь. Если ты доведешь их до того, что те, кто не против тебя, будут тебя желать, то они принесут тебе очень большую пользу.

II. 7. Тебе, как новому человеку, также очень поможет то, что вместе с тобой добиваются избрания люди такой знатности, что никто не осмелится сказать, что их знатность должна принести им большую пользу, нежели тебе доблесть. Ну, кто подумает, что к консульству стремятся Публий Гальба и Луций Кассий, люди высокого рода? Итак, ты видишь, что люди самого высокого происхождения не равны тебе, ибо они лишены сил.

8. Но, скажешь ты, Антония и Катилины следует опасаться. Вовсе нет: для человека деятельного, ревностного, честного, красноречивого, пользующегося расположением тех, кто выносит приговор, желательны такие соперники: оба с детства убийцы, оба развратники, оба в нужде. Мы видели, что имущество одного из них было внесено в списки, и, наконец, слышали его клятвенное заявление, что он не может состязаться с греком перед судом в Риме на равных началах. Мы знаем, что его вышвырнули из сената на основании прекрасной и справедливой оценки, данной ему цензорами. Он был моим соперником при соискании претуры, причем друзьями его были Сабидий и Пантера; у него уже не было рабов, которых он мог бы выставить для продажи; однако, занимая эту должность, он купил на подмостках для продажи рабов подругу с тем, чтобы открыто держать ее у себя дома, а добиваясь избрания в консулы, предпочел ограбить всех трактирщиков во время самого позорного посольства, а не быть здесь и умолять римский народ.

9. А другой? Всеблагие боги, чем блещет он? Во-первых, такой же знатностью. Не большей ли? Нет, но доблестью. По какой причине? Потому что Антоний боится даже своей тени, а этот не боится даже законов, рожденный среди нищеты отца, воспитанный среди разврата сестры, возмужавший среди убийств граждан. Его первым шагом на государственном поприще было умерщвление римских всадников. Ведь во главе тех галлов, которых мы помним и кто тогда снес головы Титиниям, Нанниям и Танусиям, Сулла поставил одного Катилину. Находясь среди них, он своими руками убил Квинта Цецилия, прекраснейшего человека, мужа его сестры, не принадлежавшего ни к одной партии, всегда спокойного от природы, а также от возраста.

III. 10. Стоит ли мне теперь говорить, что консульства домогается тот, кто на глазах у римского народа провел через весь город под ударами розог Марка Мария, человека самого дорогого римскому народу, привел его к надгробному памятнику, истязал его там всяческими пытками, живому и еще стоявшему отсек мечом голову правой рукой, схватив ее за волосы левой рукой у темени, и затем сам понес голову, а у него между пальцами ручьями текла кровь? Тот, кто впоследствии жил среди актеров и гладиаторов, причем первые были ему помощниками в разврате, а вторые в преступлениях, кто никогда не входил ни в одно священное или охраняемое религией место без того, чтобы, из-за его бесчестности, если даже у других не было никакой вины, не оставалось подозрения в совершенном кощунстве? Тот, кто привлек к себе в качестве близких друзей из курии Куриев и Анниев, из атриев Сапал и Карвилиев, из всаднического сословия Помпилиев и Веттиев? Кто настолько дерзок, настолько испорчен, наконец, настолько искушен и предприимчив в разврате, что осквернял мальчиков в тоге с пурпурной каймой чуть ли не в объятиях у их родителей? Что мне теперь писать тебе об Африке, о заявлениях свидетелей? Они известны, и ты перечитывай их чаще. Но не считаю нужным молчать о том, что, во-первых, он вышел из суда таким же бедным, какими были некоторые судьи до вынесения того знаменитого приговора; кроме того, он стал столь ненавистным, что ежедневно требуют нового суда над ним. Его положение таково, что он более боится, даже оставаясь в бездействии, чем выказывает презрение, что-либо предпринимая.

11. Насколько благоприятнее условия, при которых ты стремишься к избранию, нежели те, в которых недавно находился Гай Целий, также новый человек! Он соперничал с двумя знатнейшими людьми; однако все качества их стоили большего, чем сама знатность — необычайные дарования, высокая нравственность, бесчисленные благодеяния и весьма обдуманная и тщательная подготовка выборов. Целий все же одержал верх над одним из них, хотя и был гораздо ниже его по происхождению и не превосходил его почти ни в чем.

12. Итак, если ты используешь то, что тебе щедро дают природа и занятия, которым ты всегда предавался, чего требуют нынешние обстоятельства, что ты можешь, что ты должен сделать, тебе не будет трудно бороться с этими соперниками, которые в гораздо меньшей степени знамениты своим происхождением, чем знатны своими, пороками. И в самом деле, найдется ли такой бесчестный гражданин, который захотел бы одним голосованием обнажить против государства два кинжала!

IV. 13. Так как я изложил тебе, какими средствами ты располагаешь и можешь располагать, дабы поддержать свое имя нового человека, теперь, мне кажется, нужно сказать о величии соискания. Ты стремишься к консульству. Нет человека, который не счел бы тебя достойным этой чести, но многие относятся к тебе недоброжелательно. Ведь ты, человек из сословия всадников, добиваешься высшей должности в государстве и притом настолько высокой, что человеку смелому, красноречивому, бескорыстному эта почетная должность принесет больше значения, нежели другим. Не думай, что те, кто был облечен этой почетной властью, не видят, какое значение приобретешь ты, добившись того же. А те, кто, происходя из семейств консуляров, не достиг положения своих предков, подозреваю я, затаили по отношению к тебе недоброе, разве что кто-нибудь особенно расположен к тебе. Новые люди из числа бывших преторов, кроме тех, кого ты обязал твоими благодеяниями, думается мне, не хотят, чтобы ты превзошел их в достижении почестей.

14. Далее я уверен, что тебе приходит на ум, как много недоброжелателей в народе, как они чуждаются новых людей в силу привычек, укоренившихся в течение последних лет. Неизбежно также, что некоторые сердиты на тебя за те судебные дела, которые ты вел. Осмотрись также и подумай: раз ты с таким усердием отдался прославлению Гнея Помпея, относится ли к тебе кто-нибудь дружественно по этой причине?

15. Поэтому, стремясь к высшему положению в государстве и видя, что имеются противоборствующие тебе стремления, ты должен употребить все свое старание, заботы, труд и настойчивость.

V. 16. Соискание должностей требует действий двоякого рода: одни должны заключаться в обеспечении помощи друзей, другие — в снискании расположения народа. Старания друзей должны рождаться от услуг, одолжений, давности дружбы, доступности и приветливости. Но при соискании это слово «друзья» имеет более широкое значение, чем при прочих житейских отношениях. К числу друзей ты должен относить всякого, кто проявит хотя бы некоторое расположение и внимание к тебе, всякого, кто будет частым посетителем твоего дома. Однако чрезвычайно полезно быть дорогим и любезным именно тем, кто нам подлинно друг вследствие родства или свойства, или товарищества, или какой-либо связи.

17. Затем нужно приложить все усилия к тому, чтобы всякий близкий и совсем свой человек, затем и члены трибы, соседи, клиенты, даже вольноотпущенники и, наконец, твои рабы любили тебя и желали тебе наибольшего значения, ибо почти все разговоры, создающие общественному деятелю имя, исходят от своих.

18. Затем надо приобрести друзей всякого рода: для придания себе блеска — людей, известных должностным положением и именем, которые если и не способствуют привлечению голосов, то все же придают искателю некоторый вес; для обеспечения своего права — должностных лиц, а из них особенно консулов, затем народных трибунов; для получения голосов центурий — людей выдающегося влияния. Прежде всего склони на свою сторону и обеспечь себе поддержку тех, кто благодаря тебе получил или надеется получить голоса трибы или центурии, или же какую-нибудь выгоду. Ибо в течение последних лет честолюбивые люди прилагали всяческие усилия и труды, чтобы получить от членов своей трибы то, чего они домогались. Ты должен добиваться любым способом, чтобы эти люди были на твоей стороне всей душой и всеми стремлениями.

19. Если бы люди были достаточно благодарными, то все это должно бы быть подготовлено для тебя так, как, я уверен, оно и подготовлено, ибо за последние два года ты привлек на свою сторону четыре товарищества людей, весьма влиятельных на выборах: товарищества Гая Фундания, Квинта Галлия, Гая Корнелия и Гая Орхивия. Какие обязательства по отношению к тебе взяли на себя и подтвердили их сотоварищи, поручая тебе их дела, мне известно, ибо я присутствовал при разговоре. Поэтому в ближайшее время тебе надлежит от них требовать должного частыми напоминаниями, просьбами, подтверждениями, стараясь о том, чтобы они поняли, что у них никогда не будет другого случая отблагодарить тебя. Надежда на новые одолжения с твоей стороны и твои недавние услуги, конечно, побудят людей ревностно действовать в твою пользу.

VI. 20. А так как вообще твои притязания очень надежно поддерживают друзья, которых ты приобрел, защищая дела в суде, то сделай так, чтобы обязанности каждого, кто перед тобой в долгу, были точно расписаны и распределены. И раз ты никогда ни в чем не обременял никого из тех людей, постарайся о том, чтобы они поняли, что все то, что они, по твоему мнению, должны для тебя сделать, ты приурочил именно к этому времени.

21. Но так как люди становятся благосклонными и ревностными избирателями главным образом благодаря трем обстоятельствам — услугам, надежде и искренней душевной привязанности, то нужно усвоить, каким образом следует использовать каждое их них. Малейшие услуги заставляют людей считать, что есть достаточно причин для усердного голосования, не говоря уже о тех, кого ты спас, — а их очень много, — которые понимают, что если они не удовлетворят тебя при этих обстоятельствах, то они никогда не найдут одобрения ни у кого. Хотя это и так, их все же нужно просить и привести к сознанию того, что мы, в свою очередь, можем стать обязанными тем, кто до того был обязан нам.

22. Что же касается тех, кого с тобой связывает надежда (этот род людей гораздо старательнее и обязательнее), то постарайся, чтобы им казалось, что ты расположен и готов оказать им поддержку. Наконец, пусть они понимают, что ты внимательно следишь за услугами с их стороны, пусть им будет ясно, что ты хорошо видишь и отмечаешь, сколько каждый из них для тебя делает.

23. Третий род помощи при выборах — это искренние стремления, которые понадобится укрепить, выражая благодарность и приспособляя свои речи к тем условиям, в силу которых каждый, как тебе покажется, будет твоим сторонником, — проявляя по отношению к людям одинаковое благоволение, подавая им надежду, что дружеские отношения станут близкими и тесными. Для всех этих видов отношений обдумай и взвесь, сколько кто может, чтобы знать, каким образом нужно каждому услужить и чего ожидать и требовать от каждого.

24. Дело в том, что существуют некоторые люди, очень влиятельные в своей округе и муниципии, существуют усердные и состоятельные, которые, если они ранее и не старались использовать это влияние, однако вполне могут со временем потрудиться ради того, кому они обязаны или хотят угодить. Людей этого рода нужно обхаживать так, чтобы они сами поняли, что ты видишь, чего тебе ожидать от каждого из них, чувствуешь, что получаешь, помнишь, что получил. Но есть и другие, которые либо ничего не могут, либо даже ненавистны членам своей трибы и лишены присутствия духа и возможности постараться сообразно обстоятельствам. Не забудь разобраться в них, чтобы, возложив на кого-нибудь слишком большие надежды, не получить мало помощи.

VII. 25. И хотя нужно быть вполне обеспеченным, приобретя и укрепив дружеские связи, все же во время самого соискания завязываются весьма многочисленные и очень полезные дружеские отношения. Дело в том, что с соисканием, при прочих неприятностях, сопряжено следующее удобство: ты можешь без ущерба для своей чести, чего ты не смог бы сделать в обычных условиях, завязывать дружбу, с кем только захочешь; если бы ты в другое время стал вести переговоры с этими людьми, предлагая им свои услуги, то это показалось бы бессмысленным поступком; если же ты во время соискания не будешь вести переговоров об этом, и притом со многими и тщательно, то ты покажешься ничтожным искателем.

26. Я же уверяю тебя, что нет никого, если только он не связан какими-нибудь узами с кем-либо из твоих соперников, от кого ты, приложив старания, не мог бы легко добиться, чтобы он своей услугой снискал твою привязанность и обязал тебя; лишь бы только он понял, что ты придаешь ему большое значение и говоришь от души, что он делает выгодное дело и что из этого возникнет не кратковременная дружба в связи с голосованием, а прочная и постоянная.

27. Верь мне, не найдется никого, кто бы, обладая хоть каким-нибудь здравым смыслом, упустил эту представившуюся ему возможность установить дружеские отношения с тобой, особенно когда, благодаря случаю, твои соперники таковы, что их дружбу следует либо презирать, либо избегать, а сами они не могут не только выполнить, но даже начать то, что я советую тебе.

28. Как Антоний начнет привлекать на свою сторону и завязывать дружбу с людьми, которых сам он не может назвать по имени? Право, не вижу ничего более глупого, чем предположение, что тебе может быть предан тот, кого ты не знаешь. Человек должен обладать какой-то исключительной славой и достоинством, а также совершить великие подвиги, чтобы незнакомые люди избрали его на высшую должность, когда о нем никто не печется. Но случай, когда бы негодный человек, бездельник, без способностей, покрытый позором, без друзей, кому никто не обязан, опередил человека, опирающегося на поддержку большинства людей и всеобщее уважение, возможен только при непростительной небрежности.

VIII. 29. Поэтому постарайся при помощи многочисленных и разнообразных дружеских связей закрепить за собой все центурии. Прежде всего — это очевидно — ты должен привлечь на свою сторону сенаторов и римских всадников, а из прочих сословий — влиятельных и усердных людей. На форуме бывают многие деятельные горожане, многие ревностные и влиятельные вольноотпущенники. Кого сможешь, — сам, кого — через общих друзей, приложив все усилия, склони к тому, чтобы они стали твоими горячими сторонниками. Стремись к этому, посылай к ним людей, дай понять им, что они оказывают тебе величайшую услугу.

30. Затем нужно обратить внимание на город в целом, на все коллегии, округи и соседства. Если ты завяжешь дружеские отношения с главенствующими в них людьми, то при их помощи легко будешь держать в руках остальную массу. Затем думай и помни обо всей Италии, расписанной и распределенной на трибы, чтобы не допустить существования муниципии, колонии, префектуры и, наконец, места в Италии, в котором бы у тебя не было достаточной поддержки.

31. Разыскивай и находи людей в каждой области, узнай их, посети, укрепи их расположение к тебе, постарайся о том, чтобы они за тебя просили в своей округе и были как бы кандидатами за тебя. Они пожелают твоей дружбы, увидев, что ты стремишься приобрести их дружбу. Ты добьешься, что они это поймут, с помощью речи, составленной с этой целью. Жители муниципий и деревень считают себя нашими друзьями, если мы знаем их по имени. Если же они также рассчитывают на некоторую нашу защиту, то они не упускают случая заслужить эту дружбу. Прочие, а особенно твои соперники, даже не знают этих людей; ты же и знаешь и легко познакомишься с ними, без чего дружба невозможна.

32. Этого однако недостаточно, хотя это и важно. Нужно, чтобы за этим последовала надежда на выгоду и дружбу, чтобы ты казался им не только номенклатором, но и добрым другом. Когда ты таким образом будешь иметь в центуриях ревностных сторонников в лице тех, кто из-за честолюбия пользуется очень большим влиянием среди членов трибы, и в лице прочих, имеющих значение среди части членов трибы вследствие своего положения в муниципии или в округе, или в коллегии, то у тебя будут все основания надеяться на наилучший исход.

33. Что же касается центурий всадников, то обеспечить себе их поддержку, если постараться, мне кажется, гораздо легче. Прежде всего познакомься с всадниками (ведь их немного), затем привлеки их к себе (этот юношеский возраст гораздо легче склонить к дружбе); к тому же на твоей стороне любой из лучших юношей, жаждущих образования. Далее, так как ты сам принадлежишь к сословию всадников, то они будут послушны авторитету сословия, если ты приложишь старания, чтобы обеспечить себе поддержку этих центурий не только ввиду благорасположения сословия, но и на основании дружбы отдельных лиц. Ведь ревностное отношение молодежи при привлечении голосов, при обходе, при распространении новостей, при постоянном сопровождении и чрезвычайно важно и приносит удивительный почет.

IX. 34. Раз я упомянул о постоянном сопровождении, надо также заботиться о том, чтобы тебя ежедневно провожали люди всякого рода, сословия и возраста. Ибо на основании множества их можно будет сообразить, каковы будут твои силы и возможности на самом поле. При этом бывают люди трех родов: первые приветствуют, приходя на дом; вторые провожают на форум; третьи сопровождают постоянно.

35. По отношению к приветствующим (это более пошлые люди и, по нынешнему обычаю, приходят они в большом числе) нужно держать себя так, чтобы это ничтожное внимание с их стороны казалось им самым лестным для тебя. Покажи тем, кто приходит к тебе в дом, что ты замечаешь; дай это понять их друзьям, чтобы те сообщили им об этом; повторяй об этом им самим. Так люди, обходя многих соперников и видя, что один из них обращает на их любезность наибольшее внимание, часто отдают свои голоса именно ему и оставляют прочих, постепенно останавливают свой выбор и при голосовании из сторонников всех превращаются в сторонников одного. Кроме того, тщательно соблюдай правило: если услышишь или почувствуешь, что тот, кто обещал тебе свою поддержку, как говорится, перекрасился, то скрой, что ты услыхал или знаешь; если же он захочет обелить себя в твоих глазах, чувствуя, что на него пало подозрение, то подтверди, что ты никогда не сомневался и не должен сомневаться в его добрых намерениях. Ибо тот, кто не считает, что он удовлетворяет тебя, никак не может быть другом. Но нужно знать настроение каждого, чтобы можно было установить, насколько кому доверять.

36. Сопровождение при следовании на форум — более важная обязанность, чем приветствия на дому; дай понять и покажи, что оно более приятно тебе, и спускайся на форум, по возможности, в определенное время. Множество людей, ежедневно сопровождающих на форум, создает весьма благоприятные мнения, придает большое достоинство.

37. Третьи этого рода — это толпа неотступно сопровождающих. Постарайся, чтобы те, кто будет делать это охотно, поняли, что они этой величайшей услугой обязывают тебя навсегда; от тех же, кто в долгу перед тобой, прямо требуй выполнения этой обязанности — кто сможет по возрасту и занятиям, пусть постоянно будет при тебе сам; кто не сможет сопровождать, пусть возложит эту обязанность на своих близких. Я очень хочу, чтобы ты всегда был в сопровождении множества людей, и полагаю, что это важно для успеха.

38. Кроме того, много способствует славе и придает достоинство, если с тобой будут те, кого ты защитил, кого ты спас и освободил от осуждения. Этого ты прямо требуй от них: так как благодаря тебе одни без всяких расходов сохранили имущество, другие доброе имя, третьи жизнь и все достояние, и так как им не представится никакой другой возможности отблагодарить тебя, пусть они воздадут тебе за это, взяв на себя эти обязанности.

X. 39. Во всей этой речи я касался содействия друзей. Теперь я не могу обойти молчанием предосторожностей, необходимых в этом деле. Все преисполнено обмана, козней и вероломства. Теперь не время для нескончаемого рассуждения о том, на основании чего можно отличить доброжелателя от притворщика; теперь нужно только предостеречь. Твоя высокая доблесть заставила одних и тех же людей и быть притворными друзьями тебе и ненавидеть тебя. По этой причине держись Эпихармова правила: жилы и члены мудрости — не доверяться необдуманно.

40. Обеспечив себе старания друзей, узнай также замыслы недругов и противников, а также, кто они. Их три рода: одни — это те, кому ты повредил, другие — те, кто не любит тебя беспричинно, третьи — те, кто относится весьма дружественно к твоим соперникам. Перед теми, кому ты повредил, выступив против них в пользу друзей, оправдайся открыто, напомни им об обязанностях дружбы, подай им надежду на то, что ты будешь относиться к их делам так же ревностно и старательно, если они отдадут тебе свою дружбу. Тех, кто не любит тебя беспричинно, постарайся отвлечь от превратного душевного расположения, либо оказав услугу, либо подав надежду, либо проявив внимание. Тем, кто несколько чуждается тебя вследствие дружеского отношения к твоим соперникам, угождай теми же способами, что и вышеупомянутым, и, если сможешь убедить, покажи, что ты относишься благожелательно даже к своим соперникам.

XI. 41. Так как об установлении дружеских отношений сказано достаточно, следует сказать о другой стороне соискания, заключающейся в приобретении благосклонности народа. Это требует обращения по имени, лести, постоянного внимания, щедрости, распространения слухов, надежд на тебя, как государственного деятеля.

42. Прежде всего сделай явным то, что ты делаешь, — свое старание знать людей, и усиливай и улучшай это с каждым днем. Мне кажется, что ничто не располагает к себе народа и не приятно ему в такой степени. Затем (это несвойственно тебе от природы) внуши себе, что нужно притворяться так, чтобы казалось, что ты делаешь это по природной склонности. Ты не лишен обходительности, приличествующей хорошему и приятному человеку, но здесь чрезвычайно необходима лесть, которая, будучи порочной и постыдной при прочих условиях жизни, при соискании однако необходима. Правда, когда она портит человека постоянной готовностью соглашаться, она бесчестна, но когда она делает его более дружественным, она не заслуживает такого порицания; она необходима искателю, чей вид, выражение лица, речь должны изменяться и приспособляться к чувствам и воле тех, с кем он общается.

43. Для настойчивости не существует никакого правила: само слово показывает, в чем здесь дело. Поистине чрезвычайно полезно никуда не отдаляться, но главное преимущество настойчивости в том, что человек не только находится в Риме и на форуме, но и в том, что он настойчиво добивается, часто обращается к одним и тем же людям и не допускает, чтобы кто-нибудь мог сказать, что ты не просил его о поддержке, которую ты мог бы получить от него, и не просил настоятельно и убедительно.

44. Щедрость бывает весьма широкой: она — в использовании своего состояния; при этом, правда, она не может распространиться на толпу, но друзья восхваляют ее, и толпе она приятна; она — в званых обедах, которые ты должен давать; пусть их расхваливают и ты и твои друзья повсюду и в каждой трибе; она — в оказании содействия, которое должно быть общеизвестным и к услугам каждого; заботься также о том, чтобы доступ к тебе был свободен днем и ночью, и притом чтобы были открыты не только двери твоего дома, но и взор и лицо, являющееся дверью в душу. Если оно говорит о том, что твои мысли спрятаны и заперты, то открытый вход не имеет большого значения, ибо люди хотят не только обещаний, особенно в том, чего они просят от кандидата, но обещаний, даваемых щедро и с почетом для них.

45. Показывать, что то, что ты будешь делать, ты сделаешь старательно и охотно, конечно, легко выполнимое правило. Другое правило труднее и подходит более к обстоятельствам, нежели к твоему характеру: в том, чего ты не можешь сделать, либо отказывать мягко, либо вовсе не отказывать. Первое — качество доброго человека, второе — умелого искателя. Ибо, когда просят о том, чего мы не можем обещать без ущерба для своей чести или без убытка для себя, например, если кто-нибудь попросит взять на себя ведение какого-нибудь судебного дела против друга, то нужно отказать любезно, указав на дружеские отношения, объяснив, как это тяжело тебе, убедив в своем намерении исправить это в другом случае.

XII. 46. Кто-то, я слыхал, рассказывал о неких ораторах, которым он хотел поручить ведение своего дела, будто ему слова того, кто отказал, были приятнее, нежели слова того, кто согласился. Так выражением лица и словами людей привлекают более, чем самим одолжением и делом. Первое правило ты, конечно, одобришь; второе несколько трудно советовать тебе, последователю Платона, однако я предлагаю его применительно ко времени. Таким образом те, кому ты откажешься помочь, ссылаясь на обязательства, налагаемые дружбой, смогут уйти от тебя примиренными и спокойными. Те же, кому ты откажешь по той причине, будто ты занят либо делами друзей, либо более важными делами, либо взятыми на себя ранее, уйдут от тебя врагами; ведь все склонны предпочитать ложь отказу.

47. Гай Котта, мастер в обхождении с избирателями, говаривал, что когда то, о чем его просят, не противоречит его обязательствам, то он охотно обещает свое содействие всем, но оказывает его тем, у кого оно, по его мнению, сослужит ему наилучшую службу; что он не отказывает никому, ибо часто случается, что тот, кому он обещал, не пользуется обещанием, так что сам он часто оказывается более свободным, нежели предполагал; кроме того, не может быть полон дом того человека, который берется лишь за столько дел, сколько он, по его мнению, может выполнить; дело, на которое не рассчитываешь, случайно оканчивается благополучно, а то, которое кажется уже в руках, по какой-либо причине не доводится до конца; наконец, едва ли возможно, чтобы тот, кому ты скажешь неправду, рассердился.

48. Если ты пообещаешь, то это и неопределенно, и на некоторый срок, и немногим; если же ты откажешь, то, конечно, оттолкнешь от себя и притом немедленно и многих. Тех, кто просит о том, чтобы им было разрешено воспользоваться содействием другого, гораздо больше, нежели тех, кто действительно пользуется. Поэтому лучше будет, если кто-либо из этих людей когда-нибудь рассердится на тебя на форуме, нежели все сразу же у тебя дома, тем более, что на тех, кто отказывает, сердятся гораздо сильнее, чем на того, кого видят в затруднительном положении по той причине, что он хотел бы исполнить обещание, если бы только это было возможно.

49. Чтобы не казалось, что я уклонился от своего плана, рассматривая этот вопрос в этой части своей речи о привлечении расположения народа при соискании, продолжаю, что все это относится не столько к преданности друзей, сколько к народному мнению. И хотя налицо и имеется кое-что в этом роде — умение благосклонно отвечать, заботливо помогать друзьям в их делах и затруднениях, — однако в этом месте я говорю о том, посредством чего ты можешь овладеть толпой; нужно, чтобы люди заполняли твой дом с ночи, чтобы многих привлекала надежда на защиту с твоей стороны, чтобы уходили от тебя настроенными более дружески, чем пришли, чтобы как можно больше ушей наполнялось самыми благожелательными речами.

XIII. 50. Далее следует сказать о молве, о которой надо весьма заботиться. Сказанное во всей предшествующей речи имеет значение для прославления твоего имени: слава красноречия, расположение откупщиков и сословия всадников, благожелательное отношение знати, привлекательность для молодежи, настойчивость тех, кого ты защитил, присутствие множества жителей муниципий, очевидно, прибывших ради тебя; чтобы говорили и думали, что ты хорошо знаешь людей, приветливо обращаешься к ним, настойчиво и тщательно добиваешься избрания, благожелателен и щедр; твой дом, с ночи заполненный посетителями, привлекательность для разнообразных людей, когда твоими речами удовлетворены все, а делом и помощью многие; пусть то, что можно выполнить, делается трудолюбиво, искусно и тщательно, не для того, чтобы молва распространялась от этих людей к народу, но для того, чтобы сам народ жил среди этих стремлений.

51. Массой городских избирателей и рвением тех, кто главенствует на народных сходках, ты овладел, произнеся речь о полномочиях Помпея, взявшись за дело Манилия, защищая Корнелия; нам нужно возбудить рвение, какого до сего времени не снискал никто без благосклонности выдающихся людей. Нужно также достигнуть того, чтобы все знали, что Гней Помпей относится к тебе чрезвычайно благожелательно и осуществление твоего избрания имеет огромное значение для его планов.

52. Наконец, заботься о том, чтобы все соискание было пышным, торжественным, блестящим, популярным, полным достоинства, а также о том, чтобы о твоих соперниках распространялись соответствующие их нравам позорные слухи, если только это возможно, — либо о преступлении, либо о разврате, либо о мотовстве.

53. При этом соискании нужно также чрезвычайно заботиться о том, чтобы государство возлагало на тебя лучшие надежды и почитало тебя. Но при соискании ты не должен вмешиваться в государственные дела ни в сенате, ни на народных сходках, но сохранять это про себя, чтобы сенат решил на основании твоей прежней жизни, что ты станешь защитником его авторитета, чтобы римские всадники и честные и богатые мужи сочли на основании твоего прошлого, что ты будешь поддерживать тишину и общественное спокойствие, а толпа на основании того, что ты был любим народом хотя бы за речи на народных сходках и в суде, считала, что ее выгода не будет чуждой тебе.

XIV. 54. Вот что приходило мне на ум по поводу тех двух утренних напоминаний, которые, как я сказал ранее, тебе надо ежедневно обдумывать, спускаясь на форум: «Я — человек новый, добиваюсь консульства». Остается третье: «Это — Рим», государство, образованное от стечения племен, в котором много козней, много обмана, множество разного рода пороков, где приходится переносить надменность многих, упрямство многих, недоброжелательство многих, гордость многих, ненависть многих и надоедливость. Мне думается, нужен большой ум и искусство, чтобы, вращаясь среди разнообразных и столь великих пороков такого множества людей, избежать неудовольствия, избежать сплетен, избежать козней, уметь одному приспособиться к столь великому разнообразию нравов, речей и желаний.

55. Поэтому неуклонно иди по тому пути, на который ты вступил: будь выдающимся оратором. Этим удерживают людей в Риме, привлекают их к себе и предотвращают создание препятствий и нанесение вреда. А так как самый большой порок наших граждан в том, что они, под влиянием раздач, обычно забывают о доблести и достоинстве, то хорошо узнай самого себя, то есть пойми, что ты таков, что можешь внушить соперникам величайший страх перед опасностью суда. Сделай так, чтобы они знали, что ты следишь и наблюдаешь за ними. Они будут сильно бояться как твоей настойчивости, авторитета и силы твоего слова, так, конечно, и преданности тебе со стороны сословия всадников.

56. Я не хочу однако, чтобы ты подал им повод полагать, что уже обдумываешь обвинение; я хочу, чтобы ты, используя этот страх, легче пришел к тому, к чему стремишься. И вообще всеми своими силами и способностями старайся достигнуть того, чего мы добиваемся. Хорошо знаю, что не бывает комиций, как бы они ни были запятнаны подкупом, на которых несколько центурий не стояло бы даром за близких им людей.

57. Итак, если мы будем бодрствовать в соответствии с важностью дела, если побудим наших благожелателей к величайшему рвению, если мы между каждым из влиятельных и преданных нам людей распределим их обязанности, если укажем соперникам на возможность суда, внушим страх их посредникам, сдержим каким-нибудь способом их раздатчиков, то может статься, что подкупа совсем не будет или же он не окажет никакого действия.

58. Вот все то, что, как я полагал, известно тебе не хуже, чем мне; но, имея в виду твою нынешнюю занятость, я легче могу собрать все это вместе и послать тебе в письменном виде. Хотя это написано так, что оно имеет значение не для всех добивающихся должности, но именно для тебя и для этого твоего соискания, однако, если что-нибудь покажется тебе требующим изменения или полного исключения или же если что-нибудь пропущено, то, пожалуйста, скажи мне об этом, ибо я хочу, чтобы это небольшое наставление по соисканию было совершенным во всех отношениях.