В Париже декабрь. Совсем промок. Не то, чтобы прослезился, но от души сжался в комок, присел в кафе и в город вжился. Кто тебя только ни воспевал, вот теперь я, в своем лице, вложился в строки, которые вьются вдоль улиц и Сены, и пропадают в ее конце. Что-то осталось тут, чего-то не стало. Я достиг всего, что желал – оказалось мало. Здесь прошлое есть даже у меня, и теперь мне с тобой всегда начинать не с нуля. Впрочем, тебе-то что? Ты помнишь шаги короля. Цивилизация закругляется там, где возникают туристы и все блага. Танцуют различные твисты, но новое не возникнет наверняка. В беспросветном своем одиночестве смотрю на собор из кафе на улице. Irish Coffee, множество облаков и чудится, познаешь вселенную поверх горгулий и их голов. Вместо невозможного «эгалите» здесь происходит драма. Циркачка крутит свои фуэте бедрами у Нотр-Дама. Здесь, как и везде, лоск соседствует с гнилью, добро со злом, сказка с былью. Сена волнуется раз: остановись – смотри. Волны шипят на Монпарнас, на мосту фигура замри. Сена волнуется два: на носках кругом повернись. И отстуком каблука – время остановись.