В Париже декабрь. Совсем промок.
Не то, чтобы прослезился, но от души сжался в комок,
присел в кафе и в город вжился.
Кто тебя только ни воспевал, вот теперь я, в своем лице,
вложился в строки, которые вьются вдоль улиц и Сены,
и пропадают в ее конце.
Что-то осталось тут, чего-то не стало.
Я достиг всего, что желал – оказалось мало.
Здесь прошлое есть даже у меня,
и теперь мне с тобой всегда начинать не с нуля.
Впрочем, тебе-то что? Ты помнишь шаги короля.
Цивилизация закругляется там,
где возникают туристы и все блага.
Танцуют различные твисты,
но новое не возникнет наверняка.
В беспросветном своем одиночестве
смотрю на собор из кафе на улице.
Irish Coffee, множество облаков и чудится,
познаешь вселенную
поверх горгулий и их голов.
Вместо невозможного «эгалите» здесь происходит драма.
Циркачка крутит свои фуэте бедрами у Нотр-Дама.
Здесь, как и везде, лоск соседствует с гнилью,
добро со злом, сказка с былью.
Сена волнуется раз: остановись – смотри.
Волны шипят на Монпарнас, на мосту фигура замри.
Сена волнуется два: на носках кругом повернись.
И отстуком каблука – время остановись.