Да… все идеи одинаково отвратительны… Особенно те, что зовут вас в Рай. Я никого никуда не звал. Я думал только о себе…
Я хотел стать царем. И съесть птицу Счастья. Публично. Под шквал аплодисментов.
Я был тронут одержимостью…
Я как был выплюнут нашей доблестной Армией за забор… так заулыбался весь — и душой, и рожей — разомлел, разрумянился… «Не тронули, крестнички, забоялись, — подумал. — А то! У меня другая стезя-тропинка. От этого забора прямиком на трон!»
Я и попер, как локомотив, все прямо и прямо…
Самое удивительное, что царем я стал. Пусть не натуральным — виртуальным. Все равно это было зрелищно.
Народ воспринял меня!
Но в какой-то момент я запаниковал. Всё это казалось невероятным. Очевидно, я усомнился на мгновение… Но этого было достаточно: моя Идея разорвалась вовнутрь. Я подорвался на собственном дерьме, никого, впрочем, не поранив… Хотя, быть может, жертвы и были, только я их не замечал.
Я ничего тогда не замечал. Никаких жертв. Не царское это дело отвлекаться по пустякам.
Царем я стал тайно. Я короновал себя на престол.
А что мне оставалось делать? Меня вел Господь. Против Его Воли мы все бессильны. Отступать было некуда, и я подчинился…
Так, в собственном дерьме, я и вступил на царство.
Безрадостно было то зрелище… Я явно не дотягивал до короны. Не хватало мощи. Мой дух был ничтожен. Его, собственно, и не было вовсе. Так, сушеное семечко, зудящее, впрочем, как оса…
С одной стороны я обладал всеми качествами царя: божье провидение, власть, чувство долга и скука; с другой — узость мышления, страх и равнодушие к подданным.
Подданных был вагон. Они подчинялись моей воле, благоговели перед моей избранностью, шли за мной в походы, бросали жен… Иногда бунтовали, и я отсылал их в изгнание. Они мне были не интересны. Я предавал их легко.
Не все, правда, знали, что я царь. Скорее даже никто не знал точно, но многие догадывались… Я мог вскружить головы, смутить их умы своим блеском! Но я был непоследователен. Более того, — я был неспокоен. Меня раздирали противоречия. Я был суетливый царь. А разве такие бывают? Поэтому многие смотрели на меня с недоумением. В их взглядах я прочитывал: «Что ж ты так суетлив, наш царь?»
Они — уроды — сомневались!!
Каково мне было?! Выходит, я один знал про себя на все сто. А это тяжкая ноша… Нести одному такой груз ответственности и молчать.
Тогда — угнетаемый сомнениями — я кинулся изучать свою родословную.
Я выкопал ее… и… онемел, потрясенный!
Моя родословная… она не поддается анализу… Это мощнейший выброс из глубины веков… кратер вулкана… тоннель, по которому двигались мои прародители…
…я слышал их грубые голоса, видел их взгляды, не знающие сомнений… их мужественные лица…
Они смотрели на меня с укором…
Они шли, сменяя друг друга: гунны, скифы, хазары… германские псы, половецкие орды… эллины, иудеи, славяне, цыгане, черкесы…
Их тьмы, и тьмы, и тьмы…
Я потомок разрушенных цивилизаций и варварских орд.
Я потомок язычника, постигшего единственную науку: науку везде настигать неприятеля и везде от него скрываться… Сожженного в конце пути на священном огне с женой, конем и оружием. И устроивший ристалище на могиле его!
Я его будущее.
Мой род, древнее любой, самой мощной династии. Рюриковичи и Романовы — карликовые деревца, с засушенными корнями, в сравнении с моим Древом. Их царству 10 веков; моему — многие тысячелетия.
Где вы теперь, лукавые помазанники? Великие князья, цари, генсеки, генералиссимусы? Вас съела гемофилия, паранойя и слабоумие. Вас сожрали микробы, как отработанный хлам.
А я остался. Я царствую.
Их власть временна; моя — вечна.
Я — царь язычников.
Вот мой народ.
Они стекались со всего света на мою родину: беглые каторжники, искатели счастья, иммигранты, бродяги, воры, бунтовщики… поэты, сумасшедшие художники, безумные летописцы… изгои…
Они не служили вам верой и правдой. Не клялись. Не присягали вашим богам, не целовали крест, не кланялись, не просили… Они никогда не объединялись в семьи, не сбивались в стада… Поэтому выжили.
Они знали твердо: один всегда прав.
Их закон — свобода.
Их бог — рассвет и закат.
Их музыка — гул столетий…
Сначала я не слышал его. Как я мог жить без этого протяжного минорного аккорда? Как ориентироваться? Очевидно, я его предчувствовал…
Теперь я блаженствую в той божественной музыке… Я слился с ней… Я рассыпался на атомы, и каждой частичкой, каждым атомом — я пою и ликую!
Тогда же, мой дух был твердым и маленьким, как засохшая горошина. Он гремел в моей пустотелости погремушкой… Он вызывал беспокойство у окружающих.
Сколько ж нужно было пролить слез, что бы он напитался, и вскрылся, и раскрылся потом… и разлетелся ветерками… все ввысь, и ввысь… и вглубь…
Тогда же я грохотал, хотя и был тих… Я грохотал и таился одновременно. Я был кроток, как бес и безумен, как перепуганный насмерть ангел. Моя Идея была так велика, так безмерна, так жгуча… А я так мал и порочен…
У меня не было ни Учителей, ни Кумиров. Я отвергал на корню само их явление! Не верил не единому слову… Я отрубал им головы! Да, да, я убивал своего Отца ежечасно. Я готовил себя к восстанию.