Ежедневная вечерняя планерка в теневом штабе затянулась. Команда сгрудилась вокруг длинного стола, составлявшего с профатиловским гигантскую букву «т». Задания розданы, «заправлены в планшеты космические карты», но никто не расходился. Профатилов попросил всех остаться и обмозговать тему дня – сдачу Сафоновым документов на регистрацию.

Заложив руки за голову, раскачиваясь в кресле, он рассуждал вслух:

– Я не верю, что он ангел небесный. Нельзя подняться до таких высот, не замарав белых одежд. У него должно быть рыльце в пушку! Давайте вместе подумаем, где он свои скелеты прячет, в каком шкафу? Завтра жду от вас предложений.

– К нему не подступиться – высокий народный избранник, депутат Госдумы. Вокруг него и охрана и фэйсы, – задумчиво покрутил ус Лазебный-младший.

– Толя, мы же не теракт планируем, – отозвалась Маня Профатилова.

– Да? – с деланным удивлением огляделся на коллег Анатолий. – Вот чёрт…

Уставший за день народ, поднимаясь из-за стола, вяло хмыкнул.

Сегодня вместе с Сафоновым сдал документы на регистрацию Игнатов. Пока статус зарегистрированного кандидата был только у Кутового, и Профатилов всяк обыгрывал это лидерство. Теперь могли появиться вторые, третьи и далее по списку, номера. Спонтанной нумерологии в избирательной кампании Профатилов не любил и боролся с ней. Оппоненты возмущались: «вы используете черные технологии». Михаила Иосифовича это искренне забавляло. О чем говорят эти люди? Технологии – они и есть технологии. А уж какого они цвета… Белые, черные, зеленые. Да пусть хоть бурые в крапинку – лишь бы была достигнута поставленная цель.Да и что есть технологии на выборах, вообще? Мы не завод, не фабрика. Не формуем пластиковые отливки, не штампуем жестянки согласно ГОСТу или ТО. Технологии в нашем деле не набор приемов-инструментов с победитовыми головками. Наша работа – штучный товар. Мы режем хрупкий мрамор веры людской, где одним неверным движением можно оскопить и любовь, и надежду.– Читайте законные и подзаконные акты, господа, – наставлял свою команду Профатилов. – Изучайте документы, по которым организуются и проводятся выборы – все технологии там. Все яркие цветы избирательных кампаний взращены политехнологами на сухих почвах глав, статей и пунктов этих самых бумаг.

Профатилов с женой привычным маршрутом заехали в крошечный круглосуточный магазинчик, гордо именуемый мини-маркетом, где им отпустили курицу-гриль, бутылку каберне, сыр, зелень, и направились домой. Домом Профатиловых на время похода сделалась просторная съёмная трехкомнатная квартира. В этом «доме» предстояло прожить день за днем всю избирательную кампанию. Точнее, проночевать, так как Михаил и Маня жили в пламени избирательной кампании, выжигая мозги и силы в борьбе с оппонентами Кутового. К себе на шестой этаж, в железобетонное гнездышко, как называла квартиру Маня, добирались ближе к полуночи. Измочаленные и уставшие за день так, что порой не хотели даже есть.Сегодня силы остались и на любовь. Подурачились, заводя друг друга на кухне и перешли в спальню. На необъятной хозяйской двухспалке немного поборолись за лидерство. Тонкая, гибкая Маня выскальзывала из деланно грубых, неуклюжих мужниных захватов. Не давала подмять себя, убегала наверх. Затем, муж, словно устав бороться, дал волю жене, и Маня лихой амазонкой унеслась в голубые дали на розовом коне.

Утром следующего дня Профатилов отправился на встречу Кутового с избирателями. Встреча проходила на окраине города в поселке кирпичного завода – у черта на рогах. Стоял чудесный субботний день – солнечный и морозный, «день промыт, как стекло». Пока ехали Иосифович размечтался: «Эх, сейчас бы на пикничок, в лес. Запах хвои, костерок. Шашлычок под водочку. Красота! Но, труба зовет и Кутовой копытом бьет! Вот и родился каламбур. Ха-ха!». Маня, Лазебный-младший, охранный Вовик, составлявшие обоз кандидата, работали на встрече. Писали, фотографировали, собирали разрешения жителей на использование положительных высказываний и фоток в агитках Кутового. Улыбаясь про себя, «труба зовет и Кутовой копытом бьет», Профатилов подошёл к месту встречи – асфальтовому пятачку в центре двора, огороженного обшарпанными пятиэтажками. С десяток пенсов стояли вокруг Ивана Ивановича. Михаил Иосифович показался пред ясны очи самому, мол, я здесь, на месте, тот кивнул, мол, вижу, обошёл толпу, вглядываясь в угрюмые лица, прислушался к словам.Говорили мэру о чем-то малоприятном. Бабулька в малиновом свалявшемся пуховом платке держала одной рукой Кутового за пуговицу пальто, то ли чтобы тот не ушел, то ли для собственного равновесия, а другой апеллировала к народу. Народ, поддерживая сказанное, кивал и поддакивал.– Хочется излить свою душу, Иван Иванович, – бабулька махнула на толпу. – Да и не только свою, и остальных жителей, проживающих в поселке кирпичного завода.– Бывшего! – крикнул кто-то из собравшихся. – Бывшего завода! Все развалили и разворовали!– Да, бывшего, – продолжила бабулька. – Не пора ли властям города перенести знак города за поселок и обратить внимание на таксистов – те три шкуры с нас дерут, говорят, что мы живем за городом.– Такси нам не по карману! – опять крикнули из-за спин.– Да! – подхватила бабулька. – Не каждый по нынешним временам может заказать такси даже в Свободно, не говоря уже о пенсионерах. Какая сейчас пенсия – не вам рассказывать!Кутовому наконец удалось освободить пуговицу и прервать бабкину речь шуткой.– Так вы хотите бесплатных такси?Шутка явно не удалась. Никто не засмеялся. Зато теперь загалдели все разом, перебивая и не слушая друг друга.– Свет на улице когда будет гореть?– Почему маршрутки до конечной не идут?– Днем не доберешься, а ночью страшно – собаки загрызут!– А детям как в школу?– А старикам на рынок? А с рынка потом сумки еще километр до дома тащить!– По ящику одно и то же – все для народа! А народ – это мы!Иван Иванович смотрел на обступивших его людей, слушал их галдеж, и злость накрывала его: «Что-то я начинаю раздражаться». Он наклонил голову и чуть кивал говорунам, словно подбадривая их, и даже слегка улыбался, но в душе готов был задушить каждого.«Что они сделали с собой, чтобы так исковеркать свою жизнь и оказаться в конце концов здесь, в этой клоаке поселка кирпичного завода? Они еще не старые. Кое-кто, похоже, мои ровесники. А во что превратились? Когда последний раз посещали стоматолога или хотя бы чистили зубы? Делали зарядку? Мыли вонючие подмышки? Где взяли эту страшно полинявшую не по размеру одежду и стоптанную обувь?Почему дали согнуть себя, наложили в штаны, коря судьбу за предопределенность? Вы хотите, чтобы я убирал из-под вас дерьмо и подмывал ваши засранные жопы? Да с какой стати? Почему должен прийти добрый дядя и сделать вам красиво только за то, что вы есть на белом свете, такие-разэдакие? Жалкая и ущербная потребительская психология гоблинов. А сами-то что?» Мэр оглядел кувшинные рыла: «Ишь, разорались!»– Ти-и-и-х-о-о-о! – перекрывая гвалт, зычно гаркнул Кутовой.– Тихо! Не все сразу! Кто-нибудь один пусть говорит. Хорошо?– Хорошо! – тот же малиновый платок схватился за знакомую пуговицу на пальто. – Записывайте, – бабуля покосилась на Маню. – Нам много не надо.– Ну, же!– Во-первых, чтобы маршрутки ездили по графику. Три – четыре раза в день. Чтобы люди знали. А еще свет нам сделайте: «кобры» вон висят, только лампы вставить. И котельная пусть лучше работает. На дворе зима, холодно. Будем надеяться на вашу помощь, ведь с надеждой жить легче – все-таки согревает.

В штаб Кутовой вернулся в подавленном настроении. Встреча со своими горожанами, похоже, расстроила мэра. Он отменил запланированные на вторую половину дня встречи, подхватил Ковальчук и отправился обедать. В дверях задержался и на немой профатиловский укор бросил: – Я, Иосифович, похоже, отравился встречами, меня мутит от людей. Так что народа сегодня видеть более не могу. Ты же не хочешь, чтобы меня рвало на избирателей? Придумай что-нибудь…– Конечно, Иван Иванович, а вы уж поберегите себя…– Будь спокоен, дружок, – Кутовой покрепче обнял за талию Ковальчук и был таков.Встречи решено было не отменять и не переносить. Вместо мэра Профатилов отправил общаться с народом доверенных лиц из общественных приемных. Бывшие замполиты радостно откликнулись на новую вводную. Нацепив ордена и медали, они смело пошли в атаку на народ, выступив блистательным квартетом. Перебрасывая друг другу многотемный мячик беседы, дали было крен в сторону борьбы с антинародными преобразованиями, но, в конце концов, ловко вырулили на поддержку Кутового, истинного и единственного радетеля Свободно. «Кутовой – это наше всё!» Там же раздали народу поствизитную газету, сделанную Маней и Анатолием на ризографе по горячим следам утренней встречи.«А что до того, что не приехал к вам Кутовой, так вот же он – утром был на кирпичном. Вот и в газете об этом пишут. Так озадачился, что до сих пор вопросы решает. А у вас, дорогие, он на следующей неделе побывает». Люди не возражали.Ту же поствизитную газету агитаторы поволокли в поселок кирпичного завода. И к концу дня принесли её в каждый дом. Проблема поселка услышана и широко обсуждена – будем её решать. А чего еще надо-то?

Профатилов воткнул в мобилу «левую» симку, купленную по случаю на Украине, и набрал номер. Сигнал рванул в сторону земли обетованной. Трубку долго не снимали, но в конце концов кто-то осторожно ответил по-русски: – Алло?– Шолом!– Шолом…– Это копи царя Соломона?На далекой израильщине, видимо почувствовав возможный профит, еще осторожнее, чуть дыша, отозвались:– Так-так… И шо вам нужно с тех копий? Шо передать Соломону?Михаил Иосифович не удержал игру и рассмеялся. В телефонной трубке обиженно засопели.– Судя по идиотскому смеху, по этому лошадиному советскому ржанию, это Михаил?– Игорь, друг, рад тебя слышать!– Какой я тебе Игорь, краснонопузый? Я – Ицхак.– Ой-ой! Так, может, вы, батенька, теперь еще и обрезанный?– Не ваше совковое дело!– Великой России есть дело до каждого, пусть даже маленького обрезанного своего писюна.– Я гражданин Израиля!– Бывших россиян не бывает…– Да пошёл ты, чего звонишь?Когда-то Михаил и Ицхак, он же Игорь Кац, были соседями, жили на одной лестничной площадке. Ходили в параллельные классы одной и той же школы и были очень дружны. После института, как только появилась щель в железном занавесе, Игорь майнул в нее не задумываясь, не желая трудиться на славу Союза нерушимого республик свободных ни одного дня. Его помотало по миру. Он то исчезал надолго, то появлялся вновь, заявляя о себе открытками и телефонными звонками. И, в конце концов, осел в Израиле.Его встретили там прохладно. К удивлению на земле предков он оказался не совсем своим. Русским. Бывало и услышит знакомое по Москве выражение: «Понаехали!» В СССР Игоря за глаза называли евреем, а в Израиле Ицхак считался русским. Такая несправедливость угнетала. Доказывая, что он ничем не хуже, чем все, Кац выучил иврит, героически воевал в десантных войсках, читал тору и блюл шабад.После перестройки, когда стало можно свободно выезжать за рубеж, Михаил даже как-то виделся с Игорем на Кипре, где отдыхал с женой. Но в Россию Игорь так больше никогда и не приехал, опасаясь за последствия своего не очень законного отъезда.Сегодня Профатилов придумал оригинальную поганку для кандидата Сафонова и решил привлечь к исполнению своего старого школьного друга Игоря, пардон, Ицхака.– Дружище, я пришлю тебе денег. Половину оставь себе, а вторую половину отправь на избирательный счет кандидата на должность мэра города Свободно Сафонова. Банковские реквизиты отправлю по интернету. Сделаешь?– Заметь, Миша, я не спрашиваю тебя в какое говнище ты опять влез. И в какое тащишь меня. А говорю тебе просто: хорошо, друг.– Друг, у меня нет тайн от тебя. Всё предельно просто. Наше законодательство запрещает финансирование избирательных кампаний из за рубежа. Запрещает настолько, что могут даже кандидата выпиздить из кампании. Чего, собственно, я и добиваюсь. Вот и всё…– Меня подробности не интересуют.– Скажи, друг, а найдется у Израиля еще таких граждан как ты, не боящихся открыто поддержать российского кандидата израильскими шекелями? Мне хотелось, чтобы с десяток платежей поступило в избирательный фонд этого деятеля.– Израиль, хоть и маленькая страна, но хороших людей у нас есть. Найдем пламенных борцов за демократию. Но, Миша, моя половина от этого перестанет походить на половину.– Игорь, не жопься, тебе хватит.На далекой израильщине тяжело вздохнул Ицхак и положил трубку. Михаил вытащил из телефона симку, сломал её пополам и поднес к пластику язычок зажигалки.