Появление Профатилова на заседании избиркома вызвало удивление и явное недовольство председателя. Со всей своей офицерской прямотой Калиниченко спросил:

– А вы здесь зачем?

Михаил Иосифович, усаживаясь среди членов комиссии, пояснил:

– Я, уважаемый Николай Александрович, как член избирательной комиссии пришел на её заседание, хотя, к слову, вы меня о нем и не предупредили.

– Так вы же член комиссии с правом совещательного голоса.

– И что с того? Я пользуюсь равными правами с другими членами избиркома.

– Голосовать не имеете права. Да разве может советник мэра города быть членом комиссии?

– В отпуске – может. Вы бы, Николай Александрович, законы-то почитывали бы когда-никогда, коль уж председательствуете в избирательной комиссии.

Калиниченко, не найдя, что ответить, залился краской. Лазебные, старший и младший, радостно заржали, пхнули в бока унылых членов, сидящих слева и справа: «Ну, ничего себе сказанул Профатилов, а?» Те неуверенно заерзали на стульях. «Ой-ой-ой! А председатель-то оказался не орел». Только что на их глазах, походя и легко опустили непререкаемый председательский авторитет до уровня плинтуса, и поэтому рядовые члены комиссии, ведомые им прежде, и которые до этого голосовали «так, как надо», целиком и полностью полагаясь на профессионализм председателя избиркома, вдруг почувствовали себя не в своей тарелке.

Надо сказать, что в любой избирательной комиссии главные роли играют председатель, его зам и секретарь. Чаще всего председатель – остепенённый юриспрудент, мнение которого решающе. Члены же комиссии, люди свои или случайные, на заседаниях выступают сводной бригадой глухонемых, голосующих по председательскому сценарию дремучим лесом рук.

Профатиловский наезд их озадачил. С недоумением они смотрели на Калиниченко в надежде, что шеф сейчас осадит наглеца. Но тот лишь лицом пунцовел и беспомощно лупал повлажневшими глазами, пока Михаил Иванович зачитывал вслух собравшимся статьи закона.

– Вот так-то, Николай Александрович, – подытожил юридический ликбез Профатилов. – Начинайте заседание комиссии.

Дальше работа комиссии покатила по заявленной повестке. Профатилов с Лазебными активно участвовали в обсуждениях, правили формулировки предполагаемых постановлений, еще несколько раз ткнули председателя в его некомпетентность, и планомерно вправляли мозги избиркому, не давая коллективному разуму оступиться в коллективную глупость. Профатилов теперь все чаще солировал в обсуждениях, ловко оттерев опростоволосившегося отставника в бэк-вокалисты.

– Поймите, друзья, избирательная комиссия – орган коллегиальный, действующий через коллективно обсужденные и коллективно принятые решения. Все мы – одна семья. Если бы мы принимали безоговорочно все авторитарно навязываемые мнения, то и Землю мы считали бы до сих пор плоской лепешкой на спинах слонов.

«Семья» хоть и мотала головами, и морщилась от энергичного напора новых «родственников», но к словам Михаила Иосифовича и папы с сыном Лазебных прислушивалась – люди говорили дело.

Поэтому, когда очередь в повестке дня избиркома дошла до обсуждения регистрации кандидата Игнатова, и Профатилов заявил о том, что делать этого ни при каких обстоятельствах нельзя, взвился один лишь Калиниченко, остальные члены комиссии попросили обосновать отказ.

Николая Александровича поддержал молодой человек, до поры до времени молча обсиживающий край комиссионного стола. Он взвизгнул фальцетом:

– Что вы себе позволяете? Кто дал вам право?

На его визг Профатилов спокойно спросил:

– Товарищ, а вы кто?

– Я начальник штаба господина Игнатова.

– Хоть Папа римский. Я вас спрашиваю, кто вы в избирательном процессе?

– Вы что, не слышите? Я – начальник штаба…

Калиниченко опять покраснел, как вареный рак, и прикусил губу – он понял, куда клонит Профатилов. Михаил Иосифович досадливо поморщился и прервал молодого человека:

– Вы мешаете заседанию избирательной комиссии – покиньте помещение.

– Что?

– Выйдете вон! И пока будете ожидать за дверями окончания заседания, почитайте законы. Ни в одном документе нет ни слова о начальнике избирательного штаба. Вы, гражданин, – фикция. Так что, будьте любезны… – Профатилов указал на распашные двери, – не заставляйте вызывать милицию для вашего выдворения.

Молодой начальник штаба смешался, и стало видно, что он совсем еще мальчик. Втянул в плечики тоненькую шейку. От волнения и позора щеки заполыхали, аки маков цвет, и над верхней губой высыпали бисеринки пота. Он растерянно оглядел членов комиссии. Остановил взгляд на председателе. Тот, чувствуя себя полным идиотом, также полыхал кумачом, правда с легкой фиолетовинкой, и был, похоже, на грани апоплексического удара. Не поднимая глаз, чуть слышно пробормотал:

– Да-да, выйдите, пожалуйста.

После этого, решив, что контроль над комиссией взят полностью, и ни одного решения ее члены не примут без оглядки на них, Профатилов и оба Лазебные, как по нотам, разыграли этюд «Отказ в регистрации кандидату Игнатову». Выяснилось, что оснований для отказа было более чем достаточно: отсутствие среди документов, представленных для регистрации, документов, необходимых в соответствии с настоящим законом для регистрации кандидата; использование кандидатом, его доверенными лицами преимуществ должностного или служебного положения; недостоверность сведений, представленных кандидатом. И все это подтверждено многочисленными документами, заявлениями, видео– и аудиозаписями. Оказывается, что после выдвижения и до настоящего дня каждый пук Игнатова мониторился, фиксировался и тщательно оформлялся в жалобы и заявления с соблюдением всех юридических тонкостей.Председатель Городской думы во всю использовал свое служебное положение: перед Новым годом объехал десятки городских предприятий на служебном автомобиле и поздравил всех с праздником – и как кандидат на должность мэра, и как председатель Городской думы, не преминув при этом призвать голосовать за себя любимого. В те же дни, в нарушение избирательного законодательства, умудрился выступить по радио с новогодними поздравлениями. Предъявил избиркому паспорт неустановленного образца с цветной фотографией и институтский диплом вуза, в котором не учился ни дня.Нарушений набралось вагон и маленькая тележка. Члены комиссии слушали, открыв рты, с удивлением рассматривали документы. Доводы были более чем убедительные. Один из членов, повертев в руках копию заверенного избиркомом диплома и справку ректора вуза о том что, Игнатов никогда в институте не обучался, сказал:– Умные люди покупали красные дипломы техникумов и поступали в институт на заочное. А этот… Ну, не баран ли?За отказ в регистрации Игнатова проголосовали подавляющим большинством, только председатель был против при воздержавшихся заме и секретаре. Более того, материалы решено было направить в правоохранительные органы.После заседания в избирком вихрем ворвался Игнатов, кричал, что все происходящее – произвол, и он будет судиться, и дойдет аж до Страсбурга. Его начальник штаба что-то жарко шептал шефу на ухо и тыкал в Профатилова пальцем. Члены комиссии стремительно рассосались, предоставив объясняться своему председателю. Экс-кандидат брызгал горячей слюной на Николая Александровича и грозил тому карами небесными. Калиниченко демонстративно хватался за сердце и пил валокордин в своем углу. Михаил Иосифович удовлетворенно оглядел происходящее и, совершенно довольный заседанием свободнинского избиркома, предложил Лазебным:– А не вспенить ли нам, ребята, шампусика в честь отказа господину Игнатову, так сказать, в ознаменование торжества разума над справедливостью? Я угощаю!

Пока Кузнецов расплевывался с проблемами мясокомбината, его пятеро однофамильцев стремительно зарегистрировались кандидатами в мэры и до времени бесследно исчезли на необъятных просторах Родины. Кого отправили к родственникам погостить, кого в отпуск – дивные места поглядеть, а кого на курорт – здоровьице подлечить. Максовы нукеры кинулись было разыскивать выдвиженцев, чтобы задвинуть рублем их обратно, да куда там, – их и след простыл. А какие-то злые люди, желая, видимо, посмеяться над Кузнецовым и уколоть побольнее – мол, близок локоток, да не укусишь – развесили по всему Свободно портреты лысого Макса. Под его физиономией крупными буквами «Куплю волосы! Очень дорого!» и кузнецовский телефон, который он после десятого предложения по оволошению в бешенстве зашвырнул в море.Макс полыхал праведным гневом, но ничего не мог поделать в этой ситуации: шестеро Кузнецовых на одно кресло мэра города многовато. Суть проблемы в её безысходности. Дальше идти некуда. И приобретать статус зарегистрированного кандидата нет смысла – голоса избирателей размоются по шестерке Кузнецовых. Это ему честно, просто и доходчиво растолковали нанятые мейкеры и умчались из Свободно на своих огромных черных внедорожниках.

Профатилов с наслаждением запивал шампанским удовлетворение сегодняшнего дня. Прихлебывая из высокого бокала и в пол-уха слушая Лазебного, он думал о сложившейся конфигурации: «Теперь ситуация с оппонентами Кутового изменилась кардинально. Из чертовой дюжины кандидатов реальных соперников осталось лишь двое – Сафонов и Явлунько. Астахов оставил избирательную кампанию после истории с Дедом Морозом.Повертайло в коме.Магмудоев – наш.Максик плюнул на борьбу.Пятеро Кузнецовых завтра же растают, как утренний туман.Мудян банально запил на выделенные партией для агитации деньги, не сдал документы на регистрацию, и был в таком глубоком пике, что было совершенно непонятно, кончатся у него раньше деньги или избирательная кампания.Игнатова мы вышибли с пробега через избирком. Он, конечно, попытается восстановиться через суд, но уж очень тяжелы грехи кандидатские, а возможности выдвинуться повторно нет – сроки вышли.Итого, осталось четверо кандидатов. А по сути – двое.Так что, небо над головой дорогого Ивана Ивановича нашими стараниями начинает проясняться. Кутовой, нанимая нас, знал, что делал – в этом лабиринте платят не только за вход, но и за выход».