— Обвиняемая Гёбель, решение имперского военного трибунала вы должны выслушать стоя. От имени немецкого народа я оглашаю приговор: уголовное дело, возбужденное против Хильды Гёбель, рожденной седьмого мая тысяча девятьсот одиннадцатого года в Берлине, проживающей в Берлине, незамужней, работавшей в министерстве иностранных дел рейха, вменяет в вину государственную измену, передачу враждебной державе сведений, составляющих государственную и военную тайну. Обвиняемая Гёбель сама себя поставила вые рамок нашего народного единства. Будучи фанатически приверженной антигерманскому лжеучению, она с каждым годом активизировала свою преступную деятельность. В то время как миллионы мужчин и женщин Германии проявляли свою преданность фюреру и рейху, она была полностью лишена чувства долга.

После того как благодаря гениальной политике фюрера была преодолена безработица, обвиняемая, являясь интеллигентной женщиной, могла бы сделать карьеру в любой области. Ей предоставлялась такая возможность, когда она была еще моложе. Двадцати одного года она была послана одной из немецких газет корреспонденткой за границу. Но в то время как огромная армия мужчин и женщин Германии строила светлое будущее национал-социалистского немецкого рейха, она противопоставила себя фюреру и отчизне. Ее одноклассники и друзья юношеских лет испытывают к обвиняемой только одно чувство — презрение.

Председателя суда доктора Крелля смущают большие глаза обвиняемой, так упорно смотрящей на него, словно она хочет получше запомнить его лицо. Ему неуютно от ее взгляда, и он, боясь сбиться, опускает глаза в свои записи.

— Мы должны осудить преступление, представляющее особую опасность для великой Германии, для военного руководства. Конечно, не вызывает сомнений тот факт, что обвиняемая в итоге не смогла бы добиться успеха. Хильда Гёбель до сих пор не осознала бессмысленности своей преступной деятельности. В этом суд должен усмотреть еще одно доказательство опасности обвиняемой. Ее соучастники, имена которых она упорно скрывала, скоро будут выявлены. Их тоже осудят по всей строгости закона.

На всех допросах Гёбель держалась очень замкнуто и упорствовала в своем бессмысленном молчании. Ей следует винить во всем только себя. Потому что тот, кто упорствует в своих заблуждениях и не испытывает ни малейшего раскаяния, тот неизбежно окажется вне рамок народного единства. К тому же очевидно, что обвиняемой было известно о недопустимости и наказуемости ее действий. Так что о смягчающих обстоятельствах не может быть и речи. Подсудимая Гёбель виновна в тяжком преступлении против родины. Показания сообвиняемого Удо фон Левитцова, процесс по делу которого состоится позже, изобличают ее в подстрекательской деятельности, причем сама Гёбель не отрицает этого. Поэтому в этот решающий для германского рейха час суд мог вынести только одно решение: применить к обвиняемой Гёбель высшую меру наказания.

Похудевшая и бледная Хильда Гёбель стоит под маленьким зарешеченным окном и смотрит на виднеющийся в нем кусочек голубого неба. По нему плывет белое облако. Ей кажется, что она плывет вместе с облаком.

— Бруно, нам еще долго идти?

— Лесная дорога скоро кончится, и ты увидишь деревню.

— Давай споем?

— Начинай, Хильда.

— Нет, ты начинай!

— «Мы — молодая гвардия», — бодро начинает Бруно. Он поет очень громко, но при этом отчаянно фальшивит.

Хильда подтягивает, но тут же сбивается, потому что начинает смеяться:

— Нет, Бруно, так нельзя. Ты поешь неправильно.

— Ну, одна-две ноты не считаются.

— Нет, Бруно, из нот состоит мелодия.

— Мне важен текст. — Он не смущаясь продолжает петь дальше.

Хильда остается на месте. Она смеясь держится за куст лещины и кричит ему вслед:

— Это просто удивительно, с какой точностью ты не попадаешь в тон!

Бруно тоже останавливается.

— Пойдем дальше, пой вместе со мной, и тогда тебе не будет слышно моего тона.

— Я знаю лучшее средство! — Она подбегает к нему, бросается ему на шею и от всего сердца целует.

— Твое средство недурное, — замечает Бруно, — по так я никогда не научусь музыке.

Хильда делает грозное выражение лица:

— Тот, кто производит или распространяет фальшивые ноты, подлежит наказанию, — и смеется.

Он берет ее за руки, нежно привлекает к себе:

— Хильда, когда ты смеешься, ты становишься еще красивее.

— Это первый комплимент, который ты мне сказал! — Она вырывается из его объятий, бежит от него и хохочет, хохочет. — Догони меня! — Она убегает от него. — Догони меня, Бруно! Почему ты не смеешься? Жизнь так прекрасна!