Мы едем назад через лес. До чего же я благодарна судьбе, что у Димитрия так развито чувство направления! Похоже, он абсолютно уверен в дороге, тогда как я напрочь сбилась с пути сразу после того, как мы уехали с прогалинки, с которой бежал Эмрис. Солнце стоит у нас над головами, а мы никак не выберемся из леса, и через некоторое время решаем остановиться и напоить коней.

Спешившись, Димитрий привязывает жеребца к дереву на берегу. Склонив голову, благородное животное жадно пьет, а Димитрий направляется куда-то в лес — должно быть, понадобилось отлучиться ненадолго. Я подвожу Сарджента к вьющемуся по лесу ручейку, и пока конь пьет, наполняю флягу свежей водой.

Тогда-то, склонившись над хрустальным потоком, я и вижу их.

Сперва это самая обычная вода, в которой отражается лес и просвет неба — но потом изображение исчезает и на глади воды проступает совсем иная картина.

Я завороженно вглядываюсь в нее. Вскоре по приезде в Лондон я обнаружила у себя способность гадать по магической чаше. Обычно это давалось мне с трудом, приходилось долго призывать видения, однако на сей раз изображение проступает ясно и четко, без малейших усилий с моей стороны. Через миг я различаю, что в воде отражена не одна фигура, а много: всадники, все на белоснежных скакунах, мчащиеся через лес — стука копыт не слышно, но по видению в воде четко представляется шум.

Я напряженно вглядываюсь в реку, а всадники тем временем приближаются, прокладывают себе дорогу через лес. Внезапно я понимаю, кто это, хотя в нашем мире они выглядят совсем иначе. На Равнине бойцы призрачного воинства бородаты и длинноволосы, но, попав в наш мир, они обретают иные тела. Человеческие тела.

Даже отраженные на глади реки, в магическом видении, они выглядят совсем как прохожие на улицах Лондона, хотя чувствуется в них какая-то ярость, которую я бы узнала где угодно. Одеты они в обычные брюки и жилеты, и сидят на конях, сгорбившись, а не размахивая мечами. И, тем не менее, я точно знаю, кто они.

Не знаю, сколько их. Наверное, несметное множество, которое влечет одна цель. Да, эта армия пугает своей численностью, своей мрачной целенаправленностью, но при виде их вождя кровь стынет у меня в жилах.

Он светловолос и прекрасен собой — и совершенно естественен в своем гневе. Это не маска, не сиюминутная эмоция. Всадники скачут одержимо и яростно — это заметно даже в колеблющемся отражении на глади ручья. Вождь же совершенно уверен в победе, и знак в виде змеи, что виднеется у него в разрезе свободного ворота, заставляет меня в полной мере осознать, в какую беду мы с Димитрием попали.

Легионер. Самуил послал легионера остановить нас, не дать добраться до страниц.

Или отнять их у нас, если мы первыми отыщем страницы.

Не знаю, далеко ли сейчас наши преследователи, но они идут по следу. Идут за мной.

Я торопливо вскакиваю на ноги и отчаянно кричу, обшаривая взглядом берег:

— Димитрий! Надо уезжать! Скорее!

Он появляется чуть дальше по течению, на лице его тревога.

— Что? Что случилось?

— Легионер! Воинство идет! Не знаю, далеко ли они отсюда и когда именно нагонят нас, но они уже в пути.

Димитрий беспрекословно направляется к коню и спрашивает:

— Сколько их?

Я сокрушенно качаю головой.

— Много.

Он уже сидит в седле.

— Верхом?

Я киваю.

— Садись на коня и дай мне свой плащ. — Димитрий нетерпеливо распускает завязки своего плаща.

— Зачем? — Это так неожиданно, что я думаю, уж не ослышалась ли.

Я ставлю ногу в стремя и залезаю в седло.

Димитрий протягивает мне свой плащ.

— У нас с тобой плащи разного цвета, а вот кони оба вороные.

Он может не продолжать. Я уже поняла, что он задумал — и не согласна ни за что на свете.

— Нет! Димитрий, мы поедем вместе, не будем разделяться. Это слишком опасно! Я не желаю, чтобы ты подставил себя под удар призрачного воинства.

— Лия, не время спорить. Это единственная наша надежда достать недостающие страницы. Мы обменяемся плащами, спрячем лица под капюшонами и поскачем в городок среди долины. Как только призрачное воинство окажется близко, ты помчишься в город, а я уведу их за собой в противоположную сторону. Легионеры известны беспощадной жестокостью, однако в этом мире они могут использовать магию лишь для смены обличья. Они не сразу сообразят, что гонятся за мной, а не за тобой. Кроме того, камень леди Абигайль даст тебе дополнительную защиту.

Я чувствую на груди тепло гадючьего камня.

— Но… но как же ты? Что ты будешь делать, если тебя поймают? — От мысли о разлуке с Димитрием сердце в груди наливается свинцовой тяжестью.

Лицо моего спутника смягчается.

— Обо мне не тревожься. Мне хватит сил разобраться с падшими душами. Кроме того, им нужен не я. Да и нападение на члена Совета Григори будет грубым нарушением законов нашего мира. Они стремятся лишь захватить тебя — и страницы.

Я киваю, развязываю ленты лилового плаща, отдаю его Димитрию, а сама набрасываю на плечи черный плащ.

— А что мне делать, когда я доберусь до города?

Накинув на голову капюшон, я обвожу взглядом лес, зная, что мы теряем драгоценное время, но страшась что-нибудь упустить. Страшась забыть вопрос в тот самый момент, как надо задать его.

Димитрий подъезжает почти вплотную к Сардженту.

— Если будет время, спроси у кого-нибудь дорогу на Шартр. Если нет — скачи к церкви, к любой церкви и жди меня там. Никто из падших душ не способен ступить на освященную землю.

Мне столько всего хочется сказать ему — но времени нет. Димитрий склоняется ко мне и крепко целует в губы.

— Я приду за тобой, Лия.

Он хлопает Сарджента по крупу, и мой конь срывается с места. Димитрий скачет вслед за мной. Мы несемся сквозь лес, а я не могу отделаться от тревожных мыслей. Увидимся ли мы с Димитрием снова, или же все те неясные слова, что я берегу для него, так вовеки и останутся невысказанными?

Присутствие падших душ я ощущаю прежде, чем вижу или слышу их. Хотя мне ненавистны их цели, я не могу отрицать зловещей связи меж нами. Так мы и скачем по лесу: я впереди, Димитрий следом, и ясно только одно: призрачное воинство уже близко.

Потом я слышу топот копыт.

Отряд ломится через лес за нами. Я припадаю к шее Сарджента, умоляя его скакать быстрей, вывести нас на луга, ведущие к милому городку в долине — не то Шартру, не то какому-то другому. Сперва Димитрий держится за мной, но потом, когда треск в лесу становится все ближе и громче, а я понимаю, что призрачное воинство и в самом деле настигает нас, стук копыт жеребца Димитрия удаляется куда-то вправо. Димитрий ускакал.

Я заставляю себя не думать слишком много и мучительно о его безопасности и о том, что мы, возможно, больше никогда не увидим друг друга. Я мчусь через лес, стараясь сосредоточиться на том, чтобы найти дорогу к опушке.

Не понимая, в правильную сторону ли я еду, испытываю огромное облегчение, внезапно заметив странную скалу, торчащую над ковром палой листвы. Мне сразу становится как-то не так одиноко, и я лечу мимо камня, зная: до опушки уже недалеко. Потихоньку во мне пробуждаются надежда и вера в то, что я доберусь до безопасного убежища в местной церкви.

Внезапно за спиной раздается топот копыт бешено мчащейся лошади. Я опасливо оглядываюсь — и замираю в ужасе.

Меня больше не преследует призрачное воинство: похоже, падшие души, как и рассчитывал Димитрий, погнались за ним, в другую сторону. Лишь один всадник не попался на эту уловку и опознал меня даже сквозь чащу леса, под чужим плащом — тот самый светловолосый красавец, предводитель воинства. Конь его с новой силой стучит копытами позади меня. Я льну к шее Сарджента, пытаясь оторваться от преследователя и найти какое-нибудь убежище.

Расстояние между нами чуть увеличивается. Вырвавшись из леса, я вижу впереди каменный крестьянский домик. На сей раз я не оглядываюсь — не смею, — и во весь опор мчусь мимо дома к амбару. Массивные ворота его стоят нараспашку, но мне некогда даже облегченно вздохнуть.

Направив Сарджента внутрь, в темную глубину амбара, я на ходу спрыгиваю с седла. Быстро оглядываю помещение и замечаю трех лошадей. И шесть стойл.

Заведя Сарджента в один из пустых отсеков, я стаскиваю с него седло и торопливо обмазываю грязью. Заперев дверцу стойла, останавливаюсь в проходе, выискивая взглядом, куда бы спрятаться. Чердак!

В бриджах карабкаться по приставной лестнице совсем нетрудно. Я в считанные секунды залезаю наверх и втискиваюсь между ящиком с инструментами и стопкой лошадиных попон. Копыта скакуна, на котором едет мой враг, стучат уже у самого амбара. В последнюю минуту я сбрасываю рюкзак, вытаскиваю из него кинжал и, сжимая в руке инкрустированную рукоять, чувствую себя увереннее: легионер находится в человеческом обличье, ему можно пустить кровь, как любому другому.

Пылинки пляшут и искрятся в тусклом предвечернем свете, что сочится в амбар через просветы в деревянной кровле. В самом амбаре темно. Я пытаюсь устроиться так, чтобы, самой оставаясь незаметной, видеть через щелку в полу, что происходит внизу. Уж если меня обнаружат, если я окажусь в западне, то лучше знать об этом заранее. Лошади внизу фыркают, переминаются с ноги на ногу, а я пытаюсь выровнять и успокоить дыхание. Насколько мне известно, в физическом мире падшие души не обладают никаким сверхъестественными способностями. Однако легионер запросто может услышать меня — или еще как-то понять, что я здесь.

Едва отдышавшись, я слышу внизу звук шагов, легких и осторожных. Я гляжу сквозь решетку, вытягиваю шею, разглядывая первый этаж, и, к своему изумлению, вижу того самого мальчугана, что кормил кур. Он хладнокровно обводит амбар взглядом, пока не останавливается на Сардженте в стойле. Подняв подбородок, мальчик медленно поворачивается, и вскоре глаза его останавливаются на мне. Взоры наши встречаются. Я подношу палец к губам, мысленно умоляя его не выдавать меня. В то же время мне хочется закричать, чтобы он бежал, спасался — ибо, хотя призрачное воинство гонится только за мной одной, я вовсе не уверена, что они пощадят попавшегося на пути ребенка.

Впрочем, уже слишком поздно: дверь амбара скрипит, и на пороге, в потоке солнечного света, вырисовывается темный силуэт легионера. На миг он застывает там, а потом входит в амбар и теряется в тени. На несколько секунд я теряю его из вида, хотя слышу, как он осторожно шагает.

Неторопливые шаги сперва звучат совсем тихо, потом становятся громче и, наконец, останавливаются прямо перед мальчиком — как раз под тем местом, где прячусь я. Как хорошо, что в старом амбаре все скрипит и трещит само по себе. Для лучшего обзора я чуть сдвигаюсь с места, но все равно мне видны лишь черные сапоги легионера да торчащие из них ноги. И тело, и лицо моего преследователя скрывает тень.

Зато мальчика я вижу хорошо. Он неподвижно стоит перед светловолосым легионером и, по-видимому, ничуть не боится незнакомца.

Несколько мгновений легионер безмолвно разглядывает мальчугана, а затем с трудом, неразборчиво заговаривает низким утробным голосом. Как ни странно, он обращается к мальчику по-французски.

— Où est la fille? — Где девушка?

От звуков этого нечеловеческого голоса по телу у меня ползут мурашки: похоже, легионер толком не знает, как управлять голосовыми связками.

В просторном амбаре голосок мальчика кажется совсем тихим и слабым.

— Venez. Je vous montrerai. — Идемте. Я покажу.

Сердце замирает у меня в груди, кровь бешено несется по венам. Я лихорадочно обшариваю взглядом чердак в поисках пути для бегства.

Однако мальчуган ведет легионера не к лестнице на сеновал. Повернувшись, он шагает по направлению к передней стороне амбара, откуда наружу открывается еще одна большая двустворчатая дверь.

Легионер не спешит последовать за ним. Еще несколько мгновений он стоит молча, и у меня возникает четкое ощущение, что он оглядывается. Я забиваюсь как можно глубже в тень, едва осмеливаясь дышать. Звук шагов возобновляется. Легионер подходит почти к самому подножию лестницы, и я мысленно прикидываю расстояние от чердака до двери, гадая, можно ли рискнуть и спрыгнуть вниз, если мой враг начнет подниматься. Внезапно шаги удаляются и стихают.

В тишине раздается голос мальчугана, и я вздрагиваю от неожиданности.

— Elle est partie il y a quelqne temps. Cette voie. À travers le champ. — Она уехала, уже довольно давно. Туда. Через поле.

Я чуть подвигаюсь вперед, и вижу, как мальчик показывает моему преследователю на дальние поля.

Наступает мгновение полнейшей тишины. Я трепещу от страха — а вдруг легионер, не поверив мальчишке, обернется и начнет медленно и методично обшаривать амбар. Тишина длится недолго. Шаги раздаются снова — мой преследователь проходит мимо места, где я прячусь, и направляется к заднему входу в амбар. Сперва я не понимаю, чего ради он теряет время, почему сразу не ринулся в поля через переднюю дверь. Снизу фыркают лошади, и до меня доходит: он оставил коня с той стороны амбара.

Легионер стремительно проходит мимо лестницы, а я чуть не плачу от облегчения, но по-прежнему боюсь вздохнуть, пока не слышу, что он уже у самого выхода. Снаружи доносится невнятный шорох, свидетельствующий о том, что легионер садится в седло. Стук копыт уносящихся прочь, громок и четок. Я выжидаю еще несколько минут в тишине, воцарившейся после его отъезда, стараясь унять бешено бьющееся сердце.

— Il est parti, Mademoiselle. Vous pouvez descendre maintenant, — окликает меня мальчуган. Слова его ясны — мне можно безопасно спускаться вниз.

Я последний раз оглядываю амбар — ничего не могу с собой поделать, паранойя берет верх над разумом, — засовываю кинжал в заплечный мешок и спускаюсь по лестнице. Мальчик ждет меня внизу. Я порывисто обнимаю его, хоть он явно обескуражен подобной бесцеремонностью. Тельце у него совсем маленькое, хрупкое.

— Merci, petit homme!

Отпустив его, я чуть отодвигаюсь. Надеюсь, со своим горе-французским я сумею выяснить, в какую сторону направился легионер.

— Que voie lui avezvous envoyé?

Мальчик поворачивается к открытой двери амбара.

— À travers le champ. Loin de la ville. — Через поле. Прочь от города.

От того самого города с церковью.

Глубокие карие глаза мальчугана напоминают мне глаза Димитрия, но я отгоняю эту мысль. Нельзя позволять себе расчувствоваться, сейчас важнее всего выяснить название города, виднеющегося вдали.

— Quel est le nom de la ville? Celui avec l'église grande? — Затаив дыхание, я жду ответа.

Мальчик произносит одно лишь слово — но больше мне и не требуется.

— Шартр.