— Лия? — Тихий стук. — Ты не спишь?
Я приподнимаюсь на постели, радуясь тому, что слышу за дверью голос тети Вирджинии. Что бы ни произошло в Иномирьях, она это пережила.
— Да, заходи.
Тетя нерешительно переступает порог, прикрывает за собой дверь и, подойдя ко мне, присаживается на краешек кровати. Заговаривает она не сразу, а когда наконец нарушает молчание, то тщательно подбирает слова.
— Лия, прежде, чем пускаться в странствия, тебе нужно выучить порядки Иномирий.
Я киваю.
— Знаю. Мне очень жаль, что так вышло. Я… я не хотела странствовать. Но иногда, как бы я ни старалась, я оказываюсь там не по собственной воле.
— Они призывают тебя, Лия. Знают, что должны заполучить тебя сейчас, пока ты не обрела уверенность, пока не научилась владеть своим могуществом, пока не нашла все ключи. — Взгляд ее строг и суров. — Со временем ты научишься куда лучше управлять своими странствиями, хотя всегда будешь отчасти уязвима пред волей падших душ.
Я киваю. Лицо тети осунулось, морщинки вокруг глаз стали куда глубже, чем были всего вчера.
— Как ты? Не очень пострадала?
Она слабо улыбается, глаза ее полны усталости.
— Все в порядке. Я уж не так молода, как прежде, да и сил у меня поубавилось. Много есть причин для того, чтобы каждое новое поколение, в свой черед, принимало на себя ношу пророчества.
— А как ты… как ты остановила их?
Она пожимает плечами.
— Никак. Я их не остановила. Я вывела твою душу из оцепенения и соединила с нитью, астральной связью, а потом задерживала их теми малыми силами, что у меня еще есть, ровно столько, сколько тебе надо было, чтобы ускользнуть. Я ведь, знаешь ли, когда-то была Хранительницей.
Последние слова она произносит с ноткой гордости в голосе.
— Так значит, вот оно как? Как только определены новые Хранительница и Врата, их предшественницы более не имеют власти над Иномирьями?
Тетя поднимает взгляд вверх, пытаясь найти слова, чтобы все объяснить.
— В некотором роде да, хотя у нас остается некая часть наших даров и потом, когда наше время уже миновало. У некоторых этих сил сохраняется больше, чем у других, хотя не могу сказать, отчего так выходит. Вот, скажем, твоя двоюродная бабушка Абигайль, сестра моей матери, была одной из наиболее могущественных Хранительниц в истории. Она была способна на многое… и сражалась с воинством, проявляя силу, о которой до сих пор ходят легенды по всем Иномирьям.
— А что с ней сталось?
— Ушла. — Голос тети звучит совсем слабо. — Когда твоя бабушка… когда ее сестра умерла, тетя Абигайль просто-напросто исчезла.
Не зная, что и сказать в ответ на столь диковинный факт семейной истории, я снова перехожу к более насущным материям:
— Тетя Вирджиния, мне очень стыдно, что тебе пришлось вмешиваться… пришлось подвергаться опасности. Я думала, что мне ничего не грозит… в прошлый раз…
По лицу ее проскальзывает тень тревоги.
— В прошлый раз?
Я прикусываю губу, терзаясь чувством вины, что не все еще рассказала тете. Что не доверилась ей полностью, так, как она того заслуживает.
— В прошлый раз, когда они за мной гнались, они сами остановились.
Она качает головой.
— Что ты имеешь в виду?
— Тогда я не знала, что такое странствия. Думала, что за мной гонятся по небу просто во сне. Это Соня меня предостерегла. Если бы не она, у меня не было бы ни малейшего шанса. Но все равно они оказались достаточно быстры, чтобы догнать меня, — и могли бы разлучить с телом, но в самый последний миг их что-то остановило. Такое впечатление, будто они не могли коснуться меня, как бы сильно того ни желали. Я думала, может, и в этот раз так же получится. Вот почему не стремилась домой более настойчиво и решительно. — Я пожимаю плечами. — А к тому времени, как осознала свою ошибку, было уже слишком поздно.
Лицо тети Вирджинии застывает.
— Ты, верно, ошиблась. То, что ты описала… понимаешь, так может быть только в результате запретной магии.
— Запретной магии? — От самого этого словосочетания у меня ползет мороз по коже. — Но я не владею никакой магией.
Тетя дышит так часто, что я вижу, как вздымается и опадает ее грудь. Взор тети устремлен на стену у меня за кроватью. Внезапно она резко поднимается и смотрит на меня темными от ужаса глазами.
— Лия! Встань и помоги мне.
* * *
— Тетя Вирджиния, а ты мне не скажешь, зачем мы это делаем?
Мы отставили маленькие ночные тумбочки в сторону, чтобы освободить место, и теперь стоим по обе стороны моей тяжелой кровати, готовясь сдвинуть ее с ковра.
Тетя Вирджиния встречается со мной взглядом поверх покрывала. Выбившиеся из прически волосы спадают на ее зеленый пеньюар.
— Пока не скажу. Я еще не знаю, права ли я. Кроме того, нам не надо сильно отодвигать кровать, только самую малость. Ровно настолько, чтобы отвернуть ковер.
— Ну ладно, если ровно настолько… Тогда давай. Ты толкай, а я буду тянуть.
Кровать не такая уж и тяжелая — не такая тяжелая, как я ожидала, учитывая толстые резные столбики и изголовье. Мы сдвигаем ее и ставим по косой посередине ковра, так что теперь можем добраться до угла. Тетя Вирджиния наклоняется и тянется к нему, но тут же быстро отдергивает руку, точно передумав.
— Что такое?
Она поднимает ко мне бледное лицо.
— Не хочу оказаться правой. Только не в этом вопросе.
Я слышу, как она глубоко вздыхает, точно собираясь с силами. А в следующий миг отворачивает край ковра и громко ахает, увидев, что таилось под ним. Я не понимаю, что за символ вырезан на деревянном полу, но все равно руки и шея у меня покрываются гусиной кожей — от самого факта, где именно вырезан этот символ.
— Что это? — шепчу я.
Тетя Вирджиния не сводит глаз с отметины на полу.
— Это… это заклинание… было. Заклинание, наложенное, чтобы оградить тебя защитной стеной, пока ты спишь. — Она смотрит на меня. — Круг — это древний символ защиты, Лия. И тот, кому хватает могущества, способен накладывать чары, что будут защищать любого, находящегося внутри этого круга, а также не пропускать в круг тех, кого чародей решит изгнать из него.
Слова тети звенят у меня в ушах. Мне вдруг вспоминается Элис, сидящая в центре круга на полу Темной комнаты посреди ночи. Вспоминается овладевшее мной бессилие, неспособность пересечь линию, что очерчивала этот крут. А потом я снова слышу, как тетя Вирджиния говорит про мою мать: «Она была Заклинательницей».
Я наклоняю голову набок, чтобы получше разглядеть начертанный на полу символ. Хотя мне видна лишь часть, однако, на мой взгляд, на крут совсем не похоже. Я так и говорю тете Вирджинии, и она поднимается с пола. Она вся трепещет, дрожит, точно в ознобе, хотя Айви подбросила дров в камин меньше часа назад и в комнате вполне тепло.
— Потому что это не круг, Лия. Теперь уже — нет. Кто-то изменил заклинание. Кто-то перечеркнул круг, нарушил ограждающие чары. Кому-то очень хотелось, чтобы во время странствий по Иномирьям ты осталась бы беззащитной.
Я чувствую у себя на лице тетин взгляд, но не смею сама посмотреть на нее — боюсь заплакать или закричать. Следы чародейского круга, оставленные давным-давно, поблекли и заметны совсем слабо. Однако пересекающие его царапины, линии, нанесенные, чтобы уничтожить чары, свежи и четки — такие же свежие и четкие, как тот круг на полу Темной комнаты.
Тете Вирджинии нет нужды называть имя той, что сделала это, той, что подвергла меня такой опасности. Вместо этого мысли мои устремляются к той, что пыталась защитить меня, желала любой ценой обеспечить мою безопасность.
— А мама и правда могла наложить такие чары?
— Она единственная, кто обладал достаточным могуществом и кому было нечего терять. — Тетя Вирджиния вынимает что-то из кармана и протягивает мне. — Я давно уже храню для тебя это письмо. Она написала его перед… перед смертью. Наверное, я должна была дать его тебе раньше. Наверное, раньше должна была начать учить тебя всему, что связано с пророчеством. Но я лишь хотела, чтобы ты немного подросла, набралась мудрости — чтобы знание укрепило тебя, сделало сильной, а не погубило, как погубило ее.
Из горла моего вылетает циничный смешок.
— Я чувствую себя какой угодно, но только не мудрой, тетя Вирджиния! Какой угодно, только не сильной!
Она кивает, протягивает ко мне руки, обнимает меня.
— Сердечко мое, ты куда мудрее, чем тебе кажется. И куда сильнее, чем думаешь. — Она снова смотрит на круг на полу. — Я не Заклинательница, Лия. И даже если бы и умела колдовать, мне не позволено было бы восстановить защитные чары…
— Тогда как же мама… Постой! — Я вспоминаю слова тети. — Ты же говорила, это запретная магия.
Тетя Вирджиния кивает, лицо ее в полусвете камина торжественно и серьезно.
— Да кто бы запретил ей использовать силу, что принадлежала ей, если меня, похоже, день ото дня подталкивают к тому, чтобы пустить в ход силу, о которой я вовсе не мечтала?
Тетя Вирджиния опускается на кровать, на самый краешек, и объясняет:
— В Иномирьях есть своя система правосудия, проверки и соблюдения равновесия, совсем как в нашем мире. Законы его могут удивить того, кто не привык к своеобразным порядкам того мира, — но, тем не менее, это законы. Законы, установленные Григори.
— Григори? — имя звучит знакомо, но я не могу сообразить, где его слышала.
— Григори — это совет, составленный из ангелов времен Маари и Катлы — из тех, что не пали. Теперь они надзирают за Иномирьями, следя, чтобы каждое существо и душа там повиновались правилам, установленным давным-давно. Применение магии Иномирий в любом другом месте запрещено и строго карается, но, я думаю, твоя мать, устанавливая вокруг твоей постели эту защиту, считала, что ей терять уже нечего.
— Но если маму бы покарали за то, что она наложила заклятие, нельзя ли нам привлечь Элис к ответственности за то, что она его разрушила?
Тетя Вирджиния вздыхает.
— Боюсь, что нет. В Иномирьях — совсем как и у нас — всегда есть способы обойти налагаемые законом ограничения.
— Я… я не понимаю.
Тетя Вирджиния встречается со мной взглядом.
— Лия, сама Элис ведь не накладывала никаких заклятий. Она просто уничтожила эффект чар, наложенных твоей матерью много лет назад, — чар, которые с самого начала были запретными.
Я резко выпрямляюсь. Разочарование взяло надо мной верх. Голос мой разносится по всей комнате.
— Так неужели ничего и нет? И мы никак не можем ее остановить? Заставить ответить за то, что она навлекла на меня опасность?
Она качает головой.
— Боюсь, что нет. Не в этот раз. Похоже, Элис каким-то образом узнала всю силу своей магии и понимает, что ее не следует использовать в пределах владений Григори. Так что покамест нам остается лишь надеяться, что она каким-то образом оступится. — Тетя Вирджиния обреченно вздыхает. — Поделать же ничего нельзя.
Я гляжу в огонь, мысли мои так и роятся, растревоженные этим новым, пугающим знанием.
У Элис на руках все карты.
Элис обладает силой, которой нет у меня.
И что хуже всего, Элис прекрасно знает, как пользоваться своей силой себе во благо, а мне во вред — причем без малейших последствий.
— Мне очень жаль, Лия, но обещаю — мы будем действовать вместе. Шаг за шагом, не опережая события. — Тетя Вирджиния встает и направляется к двери. — Соня с Луизой уже завтракают. Я устроила так, что мы с Элис поедем за покупками в город, так что вы сможете искать список, не боясь, что вам помешают.
Я гляжу на нее, остро ощущая всю тяжесть стоящей передо мной задачи.
— А что потом? Даже если мы и найдем список, надо отыскать два недостающих ключа. А даже если мы и их найдем, мы все равно не знаем, что с ними делать и как покончить с пророчеством.
Тетя поджимает губы.
— Не знаю. Возможно, мы сумеем установить связь с тетей Абигайль. И тогда… ну, есть ведь еще и сестры…
Я живо реагирую на упоминание сестер — ведь их же упоминала и мадам Беррье.
— Сестры?
Тетя Вирджиния вздыхает.
— Давай просто скажем, что в этом мире есть те, кому известно о пророчестве. Те, чьи дарования могут оказаться нам очень и очень полезны. Иные из них — сестры прошлых поколений… ну, а остальные просто стремятся использовать свои таланты на благо нас всех. Однако пока, Лия, мы эту тему оставим, ладно? Давай сперва найдем список. Найдем ключи. Пока же поверь мне — если в должный срок ты позовешь, найдутся те, кто придет тебе на помощь.
Наверное, я трусиха, но я рада отложить подробности этих новых откровений на потом.
— Я верю тебе, тетя Вирджиния. Но…
— Что?
— Как насчет моих ночных странствий? Как мне защититься, не дать себе оказаться без защиты на Равнине?
Лицо ее омрачается.
— Не знаю, Лия. Хотелось бы мне дать тебе ответ — научить надежному способу избежать странствий. Однако, учитывая силу падших душ, стремящихся вызвать тебя туда, единственное, что я могу — это сказать тебе: старайся сопротивляться им.
Я киваю, и она выходит из комнаты, оставив меня наедине с письмом матери. Я ломаю восковую печать на конверте. Руки у меня дрожат. Развернув листки, я гляжу на тонкий, округлый почерк моей матери и понимаю: возможно, я держу в руках сейчас долгожданную разгадку тайны ее смерти — и ее жизни.