Когда я спускаюсь в гостиную, Генри сидит в своем кресле возле окна. На коленях у него «Остров сокровищ», но Генри не читает, а смотрит на улицу, что раскинулась по ту сторону оконного стекла.

Я подхожу к нему, не стараясь приглушить шаги. По себе знаю, каково это — настолько глубоко уйти в свои мысли. Не хотелось бы напутать братишку, резко и внезапно выведя его из этого состояния. Но он все равно не замечает меня, покуда я не окликаю его.

— Доброе утро, Генри.

Он поднимает голову и моргает, как будто я вывела его из транса.

— Доброе утро.

Я чуть наклоняю голову, всматриваюсь в глаза брата, пытаясь расшифровать странное выражение в двух карих безднах.

— Все в порядке?

Он несколько долгих мгновений смотрит на меня и уже открывает рот, чтобы заговорить, но тут в комнату входит Элис. Мы оба оборачиваемся к ней, но когда я снова перевожу взор на Генри, он все глядит и глядит на Элис, не может оторвать взора от ее лица.

— Генри? С тобой все в порядке? — повторяю я. Элис приподнимает брови и озадаченно смотрит на нашего младшего брата.

— Да-да, Генри? Ты как? Все хорошо?

Он отвечает не сразу, а когда наконец открывает рот, то обращается к Элис, не ко мне.

— Да. Просто зачитался.

Почему-то в голосе его звучат оправдывающиеся нотки, однако не успеваю я подивиться этому, как на пороге появляется тетя Вирджиния и все мы отвлекаемся на нее.

— Лия? — Она так и стоит на пороге с каким-то странным выражением на лице. — Тут кое-кто хочет с тобой повидаться.

— Повидаться? Со мной? Кто?

Перед тем как ответить, тетя нервно переводит взгляд с моего лица на Элис и обратно.

— Она сказала, ее зовут Соня. Соня Сорренсен.

* * *

Пока мы с Соней идем вверх по холму к утесу, что нависает над озером, ни одна из нас не произносит ни слова. В пустоте всего того, о чем мы молчим, я сосредоточиваюсь на небе, сапфировой бездне, что тянется во все стороны, без конца и без края. Линия горизонта изгибается почти различимо взору — я диву даюсь, как это люди, видя такое вот небо, могли когда-то считать, будто Земля плоская.

Я стараюсь не думать об Элис, о том припадке плохо скрываемой ярости, что накатил на нее при одном упоминании имени моей гостьи. Она ушла из гостиной прежде, чем тетя Вирджиния ввела туда Соню, — что одновременно и поразило, и обрадовало меня. Хотя бы не приходится выдумывать никаких объяснений. Впрочем, иллюзий я не питаю: появление Сони и присутствие тети Вирджинии лишь выгадали мне небольшую отсрочку. Элис не оставит без вопросов визит столь необычной гостьи.

К тому времени как Соня наконец нарушает молчание, нервы у меня натянуты до предела от невысказанных слов.

— Лия, тебе нельзя заходить так далеко.

Однако смотрит она не на меня, а вперед, вдаль, как будто вовсе ничего и не говорила.

Грудь мою переполняет гнев, мгновенный и жаркий.

— А расскажи мне, Соня, как измерить это самое «далеко»? Может, ты расскажешь, как измерять расстояние, когда я посреди ночи вдруг вылетаю из своего тела?

С минуту она молчит. Профиль ее чист и прекрасен, как у мраморных статуй, которые мы рисуем в Вайклиффе.

— Да, наверное, это и в самом деле сложно. В смысле, если ты никогда не делала этого раньше.

Она не столько говорит, сколько бормочет.

— Если я никогда… Ну разумеется, я никогда не делала этого прежде! — Я останавливаюсь и дергаю Соню за рукав так сильно, что и она вынуждена остановиться. — Погоди! Ты хочешь сказать, что ты уже не в первый раз — вот так вот летаешь?

Она смотрит мне в глаза, пожимает плечами и выдергивает руку, а потом, повернувшись, продолжает взбираться на гребень холма, что ведет к озеру. Я бросаюсь следом, но пока догоняю ее, успеваю совсем запыхаться.

— Ты не хочешь мне ничего ответить?

Соня вздыхает и, продолжая идти, окидывает меня внимательным взглядом.

— Ну ладно, хорошо. Да, я делала это прежде. Я занимаюсь этим с самого детства. Некоторые люди это делают, сами того не осознавая, думая, что просто спят и видят сны, например. А другие могут делать это по собственной воле. На самом-то деле, их много, таких людей. Во всяком случае, в моем мире их много.

Она говорит это так, будто мы не идем с ней бок о бок по одной и той же земле, будто она обитает в каких-то диковинных уголках Вселенной, невидимых и недостижимых для меня.

— В твоем мире? Ты о чем?

Она чуть слышно смеется.

— А разве мы не из разных миров, Лия? Ты живешь в роскошном особняке, в окружении семьи и вещей, которыми дорожишь. А я — в маленьком домишке, где правит миссис Милберн, в обществе лишь других духовидцев и тех, кто платит нам, чтобы мы описали им то, чего они не могут увидеть.

Ее слова отрезвляют меня.

— Ой… прости, Соня. Наверное, я как-то не отдавала себе отчета, что это не твой дом, что та женщина, миссис… миссис Милберн тебе не… не родственница.

Лицо спутницы видно мне только в профиль, но даже так я различаю, как глаза ее вспыхивают от гнева.

— Ради всего святого! Не надо меня жалеть! Меня все вполне устраивает.

Однако голос у нее не слишком счастливый. Совсем не счастливый.

Мы наконец выходим на самый верх, и в этот последний миг подъема, когда мы оказываемся на гребне, у меня, как всегда, возникает ощущение, словно я шагаю прямиком в небо. Несмотря на все, что случилось на этом утесе, невозможно не восхищаться величественным видом, который открывается отсюда.

— О! А я и не знала, что тут есть озеро!

В голосе Сони слышится поистине детский восторг, и я вдруг осознаю: да она же навряд ли сильно старше меня. Соня замирает, любуясь видом, — озеро, что искрится под нами, деревья, покачивающиеся под ласковым, совсем не осенним ветром.

— Оно хорошо спрятано. Даже я, на самом-то деле, редко сюда хожу.

Потому что моя мать упала с этого утеса, думаю я. Потому что ее переломанное тело лежало тут, внизу, на мелководье. Потому что я просто не в состоянии этого вынести.

Я указываю на большой валун чуть в стороне от края.

— Присядем?

Соня кивает, все еще не в силах отвести взгляд от манящего блеска воды внизу. Мы садимся бок о бок на обломок скалы, подолы наших юбок соприкасаются над грязной землей. Мне так о многом надо спросить ее. Но все это — глубинные, непостижимые вещи, темные силуэты, маячащие где-то в безднах сознания.

— Я знала, что ты придешь. — Соня произносит это так просто, словно я понимаю, что именно она имеет в виду.

— Что-что? О чем это ты?

— Вчера. На сеанс. Я знала, что это будешь ты.

Я трясу головой.

— Не понимаю.

Она глядит мне в глаза, как глядит разве что только Элис — да и то очень редко. Как будто прекрасно знает меня.

— Последнее время, когда я пытаюсь призвать духов, то, закрыв глаза, всякий раз только и вижу, что твое лицо. Твое лицо и… ну, многие странные вещи, которых не вижу обычно.

— Но мы ведь никогда не встречались — до вчерашнего дня. Как ты могла видеть мое лицо в своих… ну, видениях?

Соня смотрит на озеро.

— Я могу придумать только одну причину для всего этого… Единственную причину, по которой я много раз видела тебя и знала, что ты придешь.

Она отворачивается от озера, смотрит куда-то вниз и, избегая встречаться со мной взглядом, стаскивает перчатку с левой руки. Положив перчатку на колени, она тянет вверх рукав, обнажая запястье.

— Из-за этого, ведь так? Из-за отметины?

Она там. Тот же безошибочно узнаваемый круг, скользящая змея.

Совсем как у меня. Совсем как на медальоне.

Все во мне словно бы замирает — каждая клеточка тела, все мысли в голове, даже кровь, и та словно бы застывает в жилах. А когда мир вокруг начинает двигаться вновь, на меня обрушивается волна потрясения.

— Не может быть! Это же… Можно, я сама посмотрю? — Я протягиваю руку к Сониному запястью.

После некоторой заминки она все же кивает. Я беру ее маленькую ручку в свои и переворачиваю, уже заранее зная, что отметина окажется точно такой же, как у меня. Хотя нет — такая, да не совсем. Кожа на этом месте не красная, как у меня, а белая, чуть посветлее всей остальной. Зато, как и у меня, тоже чуть выпуклая, точно образовалась на месте застарелого шрама.

Но цвет кожи — еще не все. Это не единственное отличие.

Круг на месте, обвившая его змея — тоже, но больше у Сони ничего нет. Буквы «С» в центре круга у нее нет, хотя во всем остальном ее отметина — точная копия моей и медальона.

Я бережно, как подарок, кладу руку Сони обратно.

— Что это?

Соня на миг прикусывает губу, а потом кивает на мою кисть.

— Сперва дай мне взглянуть.

Я вытягиваю руку, демонстрируя Соне запястье. Она аккуратно придерживает ее, проводит пальчиком по букве в центре крута.

— У тебя по-другому.

Лицо мое вспыхивает от стыда, хотя сама не пойму, чего мне стыдиться.

— Да, слегка, хотя можно сказать, это у тебя по-другому. Давно у тебя так?

— Всю жизнь. Говорят, с самого рождения.

— Но что все это значит?

Соня глубоко вздыхает, устремив взор на деревья.

— Не знаю. Во всяком случае, не знаю ничего точно. Единственное упоминание о такой вот отметине, которое я слыхала, встречается в малоизвестной легенде, которую рассказывают в кругах духовидцев и остальных, кто интересуется Стражами. И в еще менее известных отрывках этой легенды.

— Стражами?

— Ну да, из Библии.

Она говорит это таким тоном, точно я сама должна вспомнить, как будто я прекрасно знаю Библию, — а ведь наше с Элис религиозное образование в лучшем случае можно назвать беспорядочным и бессистемным.

— Они были ангелами, а потом пали.

Повесть не то об ангелах, не то о демонах, думаю я.

Соня продолжает, не подозревая о моей вспышке озарения:

— Самая распространенная версия состоит в том, что они были низвергнуты с небес, когда прельстились земными женщинами, женились на них и родили детей. Но есть и другие версии. — Она колеблется, словно в нерешительности, наклоняется за камешком и протирает его краешком юбки, перед тем как снова взглянуть на меня. — Есть еще одна. Гораздо менее распространенная.

Я складываю руки на коленях, силясь унять нарастающую тревогу.

— Продолжай.

— Говорится, что Стражей подстрекала к мятежу Маари.

Я качаю головой.

— Кто-кто?

— Одна из сестер. Из близнецов.

Сестры. Близнецы.

— Я никогда не слышала, чтобы в Библии упоминались сестры-близнецы, одну из которых звали бы столь странным именем. Конечно, я не знаток, но все равно…

Соня вертит в пальцах круглый и ровный камешек.

— Потому что в Библии такого и не найдешь. Это легенда, миф, что рассказывают устно и передают из поколения в поколение. Я и не утверждаю, что это чистая правда. Просто рассказываю, что сама знаю, ты же просила.

— Ну ладно. Тогда расскажи и все остальное. Расскажи про сестер.

Соня чуть-чуть отодвигается на камне от меня.

— Там говорится, что предательство Маари началось с того, что она обольстила Самуила, самого доверенного ангела Господня. Самуил пообещал Маари, что если она родит ангелочеловека, то обретет в награду все знание, недоступное людям. И он сказал правду. Когда павшие ангелы, или Стражи, взяли женщин из людского племени в жены, они стали делиться со своими новыми супругами всевозможными способами и разновидностями колдовства. Собственно, некоторые наиболее… гм, пылкие члены нашего общества верят, что именно отсюда берет начало дар ясновидения.

— И что было дальше? Что случилось после того, как Стражи женились на людских женщинах и разделили с ними тайное знание?

Соня пожимает плечами.

— Они были изгнаны, обречены во веки веков блуждать по восьми Иномирьям до самого Божьего суда — или, как называют его христиане, Апокалипсиса. Ой, да, и после того их уже больше не называли Стражами.

— А как же их называли?

— Падшими душами. — Голос ее становится еле слышен, точно Соня боится, что кто-то услышит, как она произносит эти слова. — Говорят, они еще каким-то образом могут вернуться в физический мир. Через сестер, одна из которых Хранительница, а вторая — Врата.

Я вскидываюсь.

— Что ты сказала?

Она качает головой.

— Лишь то, что есть какой-то способ, чтобы…

— Нет, после этого. Про сестер.

Соня легонько морщит нос, пытаясь вспомнить.

— Ну, как я слышала, две сестры из определенного рода так и продолжают борьбу, по сей день. Одна остается Хранительницей покоя и благополучия физического мира, а вторая — Вратами, через которые могут проходить души. И если души вернутся в наш мир, начнется Божий суд. Тогда все падшие души объединятся в единое войско и будут биться. Только… я слышала, тут еще какая-то хитрость.

— Какая хитрость?

Она хмурит лоб.

— Вроде бы как сказано, что воинство душ не может вступить в битву без предводителя, Самуила. А Самуил может проникнуть через Врата, только если его призовет та сестра, что наделена даром сделать это. Говорится, что воинство накапливается, потому что падшие души проходят во множестве через Врата в наш мир и выжидают…

— Выжидают чего?

— Самуила. Зверя, что известен также как сам Сатана.

Соня говорит это совсем просто, а я понимаю, что даже и не удивлена.