1912 год. Приезд Николая II в Смоленск

И. Цынман

О приезде царя Николая II в Смоленск 31 августа (13 сентября) 1912 года в дни празднования столетней годовщины Отечественной войны 1812 года в Смоленском областном архиве сохранились интересные материалы (См. ГАСО, Ф. 1, Оп. 6, Д. 58) и книга В. И. Грачева «Пребывание их императорских величеств Государя императора Николая II и Государыни императрицы Александры Федоровны, августейшего семейства в г. Смоленск 31 августа 1912 года». Вот как описывается это событие:

«Все улицы города по пути следования были запружены народом. Тишина нигде не нарушалась, не было толкотни, был почетный караул из одной роты Нарвского пехотного полка, оркестр, командующим войсками был Плеве…»

На вокзале царя встречала представительная делегация. Среди встречавших указаны: вице-губернатор, действительный статский советник В. Ю. Фере, правитель канцелярии губернатора В. А. Блюм, представители городских учреждений и иностранных вероисповеданий А. М. Вороновский, Г. А. Нандельштедт, В. К. Гепнер, А. А. Карпенко, П. Ф. Ланин, А. Л. Игнатьев, В. П. Егоров, А. Э. Ранфт, В. О. Нелюбович, Н. В. Шварц, священник Санковский, пастор Э. Л. Буш, ксендз Петр Авгло, раввин А. Ю. Фридман, С. Е. Каноненко и Я. М. Зубов.

Были произнесены приветственные речи. В состав делегации от Смоленского еврейского общества вошли общественный раввин, доктор философии А. Ю. Фридман, Н. В. Шварц, И. А. Цеиликман. Они подарили царю тору. А. Ю. Фрейдман при этом произнес речь:

«Ваше Императорское Величество, Всемилостивейший Государь! В исторические дни радостных воспоминаний о победе русского народа над полчищами врагов, дерзко посягавших на целостность нашей Великой Родины, Вашему Императорскому Величеству благоугодно было осчастливить Своим посещением древний Смоленск, обильно орошенный кровью мужественных защитников Вашей разноплеменной Державы. Еврейское население, непоколебимо преданное священной особе Вашего Императорского Величества, счастливо возможностью повергнуть в нашем лице к стопам Вашим верноподданнические чувства и пронести предписываемую нашей религией молитву при встрече Помазанника Божьего. «Благословен Ты, Господь, Боже наш, Царь Вселенной, за то, что уделил Величие Царю земному из своего бесконечного Величия.» Благословенно приветствие Ваше Императорское Величество подношением нашей вековой святыни — торы, мы молим всевышнего о ниспослании счастья и благоденствия нашей дорогой Родине, ея Державному Вождю и всему Царствующему Дому. Осчастливьте нас, Ваше Императорское Величество, принятием святой торы.»

Государь поблагодарил за речь и принял подарок — тору.

В тот же день в Смоленске был открыт новый бульвар, посвященный событиям 1812 года (ныне сквер Памяти Героев). Ленточку открытия перерезал Николай II. Кроме нового бульвара царь посетил королевские Бастионы, музей М. К. Тенишевой и дом смоленского дворянства.

По странному стечению обстоятельств в тридцатые годы чьим-то волевым решением новый бульвар у Молоховских ворот, расположенный в том месте, где находился летний театр, перегородили, построив жилой дом. Самый красивый памятник, посвященный событиям 1812 года, «памятник с орлами», остался в тупике. Позднее к нему был сделан другой подход. Там установили бюсты полководцев того времени.

Председатель комитета по встрече императора довел до сведения присутствующих господ, что ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ благоугодно было ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕ пожаловать на беднейшее население г. Смоленска 5000 рублей.

Комитет постановил: начать прием прошений от лиц, действительно нуждающихся в пособии, с окончательным сроком подачи прошений — 12 сентября <…>, о чем оповестить население города через газету «Смоленский вестник». Было решено, все поступившие в срок прошения препроводить участковым попечителям Смоленского Благотворительного общества, прося их принять на себя труд обследовать семейное и имущественное положение просителей по особым бланкам, дав по каждому прошению свое заключение. А прошения, поступившие от лиц инославных вероисповеданий — ксендзу Авгло, евангелическо-лютеранского вероисповедания — пастору Буш и иудейского — Н. В. Шварцу.

Вопрос о размере пособий обсудить на следующем заседании по выяснению количества всех поступивших прошений и получении сведений об обследовании этих прошений.

В архиве сохранился отчет по распределению пожалованных царем 5000 рублей.

Из отчета следует, что распределение пожалованных царем 5000 рублей было поручено банкирской конторе Н. В. Шварца. Поступило 1744 прошений, нуждающихся в пособии оказалось 1324 лица, а 420 лицам в пособии было отказано. Пособия выдавались в сумме от 3-х до 5 рублей.

В списке лиц, которые получили пособия, не было никакой дискриминации.

Представляют интерес имена людей, живших в то время. За прошедшее десятилетие резко сократился список имен. Если сейчас этот список узок: Марины, Светланы, Саши, Толи, Аллы, то в прилагаемых списках в то время не вызывающими удивления в городе были имена: Матрена, Лукерья, Акулина, Агафья, Февронья, Агриппина, Ларион, Даниил, Леонтий, Карл, Аделаида, Эльфрида, Фома, Стефания, Демьян, Ядвига, Казимира, Неух, Матля, Симха, Алта, Доба, Авсей, Малка, Сора, Шифр, Хая, Хана, Стера, Рива-Гита, Нохим, Роха-Лея, Мера, Хаим, Элька, Абель, Товья, Буня-Бася, Бейля, Ицка.

Смоленск — сторожевые башни

Смоленск — памятник «с орлами»

Почти все эти имена полностью исчезли из нашей жизни.

Интересна организация благотворительной деятельности в те годы: раздали обездоленным деньги, их получившие истратили по своему усмотрению. Не видно злоупотреблений.

В наше время из благотворительных денег сделали бы бесплатные обеды, которыми бы пользовались не обездоленные, живущие далеко от места кормежки, а те немногие, кто ближе к тем, кому доверили раздачу обедов, посылок, путевок. Кое-кто греет руки на благотворительности, в том числе и еврейской. Ревизионные комиссии, по мнению тех, кому поручено распределение благотворительности, — это пережиток большевизма. Хотя, как это видно из архивных данных, ревизионные комиссии были и при царе.

Судя по архивным документам, до революции на Смоленщине евреи жили повсеместно. Понятие «черта оседлости» вовсе не было позорным словом. Оно указывало место, где первоначально селились евреи. С этих мест евреи могли уезжать в другие города России или эмигрировать за границу.

Архивные документы подтверждают отсутствие национальной дискриминации. Посмотрите списки лиц, встречавших царя, получивших царскую помощь и уважение царя к своим подданным.

В советское время людям внушали с детства, что царская Россия была «тюрьмой народов». «Тюрьма народов», в том числе и русского, появилась позднее, когда Россия была усеяна ГУЛАГами и великими стройками, на которых работали заключенные разных национальностей.

Что касается антисемитизма в царской России и ограничений для евреев, то это имело место. Однако евреи говорили на родном языке, имели свою культуру, религию. В советское время антисемитизм не стал слабее. Шла ассимиляция всех национальностей, а временами антисемитизм принимал преступно-трагичные формы, как, например, «Дело врачей», расстрел русских еврейских писателей в 1952 году, ограничения при поступлении на работу, на учебу в престижные учебные заведения, открытое распространение антисемитской литературы и др. Временами в советский период антисемитизм носил государственный характер.

Изучая архивные материалы, видишь, что на Смоленщине жило много людей разных национальностей. Царь оставался равным для всех подданных. Люди разговаривали на родном языке, носили свои национальные имена, которым не удивлялись, имели свои культовые здания, школы, литературу, газеты — свою культуру.

А сейчас Смоленщина стала «истинно русской областью, сильно пострадавшей в войну».

Жившие прежде на Смоленщине национальные меньшинства (евреи, поляки, немцы, латыши, литовцы) теперь исчезают. На смену им в область приезжают и селятся люди других национальностей, главным образом с Кавказа и Средней Азии, а также беженцы.

Октябрь, 1996 г.

 

Евреи Смоленщины в Смоленской губернии и Западной области в 1918–1938 годах (по архивным документам и материалам)

А. Корсак

1. Национальный вопрос и евреи

Издавна на Смоленской земле проживали люди разных национальностей. Различна история их появления, оседания и исчезновения. Жили, или оказались здесь, помимо русских — белорусы, евреи, латыши, литовцы, поляки, немцы, эстонцы, цыгане, финны, появились и татары.

Говоря о своеобразии исторического пути, пожалуй, в первую очередь стоит упомянуть о евреях, судьба которых сложна, а порой и трагична. Рассеяние и скитание по свету, долгое отсутствие государственности, периоды, когда евреям приходилось бороться не только за определенный уровень комфортности, но и за само существование — все это определяло и особый духовный мир, культурное, экономическое, бытовое своеобразие, то, что называлось местечковым укладом этого народа. Незнание, а также использование в неблаговидных целях этого своеобразия породило множество мифов и стереотипов, которые, накапливаясь столетиями, превратились в «универсальное средство» для политиканов и демагогов всех мастей во все эпохи и порождало антисемитизм.

Формально российское законодательство почти не знало правовых ограничений по национальному признаку. Законами были ограничены в некоторых правах евреи, а с 1864 года — поляки-католики, что ускорило для многих из них переход в православную веру. В конце XIX века главным рычагом усиления великодержавных тенденций явилась русификация школьного образования. Русификация касалась и евреев, особенно рекрутов, служивших 25 лет в царской армии.

Ограничения действовали в зависимости от религиозной принадлежности, степени владения имуществом и государственным языком.

В 1860—70 годы наблюдалось некоторое смягчение законодательства о евреях, связанное с развитием промышленности, где они играли значительную роль.

Сравнивая принципы и пути решения национального вопроса царским правительством и большевиками, нетрудно сделать вывод, кому отдавали предпочтение так называемые нацменьшинства. Возможно, что именно этим объясняется активное участие нацменьшинств в революциях 1905 и 1917 годов в России и строительстве Советского государства.

Следует отметить, что во взгляде большевиков на национальную проблему столкнулись две линии: ленинская и сталинская. После отхода В. И. Ленина от активной работы, а затем после его смерти, возобладала сталинская точка зрения, для которой были характерны преобладание классового мировоззрения, подмена культуры идеологией, непонимание сложности и тонкости взаимоотношений классового и национального, национального и интернационального в жизни и культуре. Все эти пороки сталинского взгляда на национальную политику в полной мере сказались на проживавших в Советской России и СССР евреях.

Основным содержанием этой политики, осуществляемой партийными и советскими органами всех уровней, было воспитание населения в духе официальной идеологии коммунистической партии. На первое место выдвигались проблемы идейно-политического порядка, а насущнейшие, основополагающие вопросы бытия нацменов отодвигались на задний план.

Тем не менее, примерно до конца 1920-х — начала 1930-х годов работа по решению национального вопроса велась достаточно заинтересованно. Более того, первое десятилетие Советской власти в историографии иногда называется «золотым десятилетием» национальной политики в нашей стране. Само собой разумеется, в своей деятельности местная власть должна была учитывать наличие значительного числа нерусского населения (в том числе и евреев), руководствуясь в этой работе комплексом законодательных решений съездов, постановлений, указаний, которые недвусмысленно диктовали различным органам на местах формы и способы действий, не допуская неоднозначного толкования. Например, право каждого народа получать образование на родном языке было предусмотрено в первых правительственных актах. Уже в январе 1918 года Государственная комиссия по просвещению постановила взять все национальные школы в ведение Советов, ибо содержать такие школы есть прямая обязанность государства. Под национальной подразумевалась школа, которая обслуживала меньшинство населения, отличающееся своим языком и бытовыми особенностями. На X съезде РКП(б) был провозглашен курс на «коренизацию», т. е. разработку и реализацию системы мер «по развитию наций и народностей», в том числе, вкрапленных в инонациональные компактные большинства и, «зачастую, не имевших определенных территорий» (1). Коренизация, коротко говоря, — перевод государственной, общественной жизни, быта людей разных национальностей на родной язык.

Предполагалось издание «…специальных законов, обеспечивающих употребление родного языка во всех учреждениях, обслуживающих местное и инонациональное население и национальные меньшинства, преследующих и карающих со всей революционной суровостью всех нарушителей национальных прав и в особенности прав национальных меньшинств» (2).

О том, как воплощалась эта политика в жизнь на местах, в частности, в Смоленской губернии, а с 1929 по 1937 год в Западной области, и пойдет далее речь.

Самые ранние архивные упоминания о евреях в Смоленской губернии относятся к войне 1812 года, в деле о выдаче денег еврею Абелю Левинсону за содержание им в госпиталях больных пленных (3). Именно эту гуманную область деятельности чаще всего избирали евреи Смоленщины. Лекари, врачи, аптекари, дантисты — евреи упоминаются в архивных материалах XIX века. Небезынтересным является тот факт, что отец первого барона Российской империи сподвижника Петра Первого, еврея — П. П. Шафирова был выходцем из Вяземского уезда.

«Первая всеобщая перепись Российской империи, 1897 г.» фиксирует наличие в губернии около 11000 евреев, из которых в городах проживало 65 процентов (4).

После Октябрьской революции в Смоленскую губернию из Белоруссии перешло много населенных мест, входивших в черту еврейской оседлости. Так, в местечке Любавичи Оршанского уезда Могилевской губернии (здесь и далее приводятся данные второй половины XIX века) из 1516 жителей евреев было 978. В местечке Микулино того же уезда — 927 из 1083, в местечке Монастырщина Мстиславльского уезда 1000 из 1243, в местечке Рудня Оршанского уезда — 721 из 1042, в местечке Хиславичи Мстиславльского уезда — 2600 из 3408, в местечке Шумячи Климовичского уезда — 1281 из 2284 (5).

В отчете о деятельности еврейской секции губоно на 1 марта 1920 года говорится, что «еврейское население живет более компактными массами в Мстиславльском уезде, где сконцентрировано подавляющее большинство еврейского населения Смоленской губернии, работа среди евреев ведется только там, где имеется соответствующий аппарат: в Смоленском, Рославльском уездах, городах Дорогобуже и Духовщине» (6). По переписи 1923 года в Смоленской губернии насчитывалось 33493 еврея, из них 28563 человека проживало в городах и местечках (80 %), остальные — в сельской местности (7).

Демографическая перепись 1926 года отразила наличие в Смоленской губернии национальных меньшинств: 78703 человека, или 3,5 процента от общего населения губернии.

Переписи различных лет показывают, что в 1920—30-е годы евреев в рассматриваемом регионе проживало от 33 до 108 тысяч.

«Западная область имеет в своем составе до 15 национальностей, ее территория самая значительная по компактному проживанию евреев, которые в силу исторических причин составляют основную массу местечкового населения и значительный процент городского» (9) — говорится в документе 1932 года.

2. Культура и образование

В Российской империи, в ряде мест Смоленской, Брянской, Тверской губернии, еврейский язык, идиш, был вторым разговорным языком, который знало почти все местное население.

В столицах и губерниях издавались на идиш и иврите религиозные книги, газеты, журналы, книги еврейских поэтов, писателей, среди которых можно отметить классиков — Шолом-Алейхема, Менделя, Переца. Работали еврейские хедеры, ишиве, ешиботы (общеобразовательные и религиозные школы).

В первые годы Советской власти в партийных, советских органах, отделах народного образования действовали специальные секции, бюро, цель которых была наладить работу среди представителей различных национальностей в Смоленском крае, защищать их интересы, в первую очередь в сфере культуры и образования. В числе главных мероприятий еврейской секции при подотделе национальных меньшинств ОНО (отдел народного образования) была организация совета народного образования евреев. Во главу угла работы совета поставлена подготовка учителей для еврейских школ, других еврейских специалистов в области просвещения: образования, культуры.

В пояснительной записке к смете на оборудование и содержание еврейского клуба в Смоленске читаем следующее: «В последнее время благодаря беженству и эвакуации еврейских рабочих из Литвы и Белоруссии, число их в Смоленске возросло на 2000 человек.»

Все они воспитывались еврейским словом, думали и говорили на еврейском языке. Будучи рассеяны по всем фабрикам и советским учреждениям г. Смоленска, они лишены возможности принимать участие в культурно-просветительном строительстве, места, где бы они могли прочесть книгу, обменяться мыслями на родном языке.

Необходимость организации рабочего дома обусловлена также отсутствием даже буржуазных еврейских культурно-просветительных организаций. Усилиями рабочих дом открылся и имеет своей целью, кроме устройств чтения лекций, концертов для широких масс, открытия музыкальной, драматической и литературной студий. Для приведения в порядок занятого помещения требуется 10000 рублей.

Еврейский клуб за полгода провел 16 лекций политического содержания и 2 литературных вечера, где распространялась различная литература. На еврейских общеобразовательных курсах, в которых сразу же обнаружилась большая потребность, особенный интерес проявился к «естествознанию и изучению еврейской литературы. Там же действовал и еврейский детский клуб» (10).

Развертыванию работы среди еврейского населения препятствовало тяжелое экономическое положение страны, различные организационные неурядицы, что видно из отчета о деятельности еврейской секции ГубОНО за 1919 год: «Причины, препятствовавшие еврейской секции развернуть деятельность, остаются в силе и поныне. Мы испытываем острую нужду в школьных работниках, что мешает нам открыть целый ряд новых школ в местах, где еврейское население настойчиво просит об этом. Нет учебников и пособий (эта проблема остается и в 1930-е годы). Нет керосина, и поэтому вечерние курсы не могут функционировать. На всю губернию только один инструктор. Ему приходится работать в Мстиславльском уезде, где подавляющее большинство еврейского населения губернии живет более компактными массами. Мстиславльский уездный отдел народного образования всячески мешает развитию просветительской деятельности национальных меньшинств, например, не удовлетворена просьба ста тридцати учащихся второй ступени ввести для них преподавание еврейского языка, отказано в ходатайстве граждан местечка Монастырщины вести занятия в детском саду на еврейском языке. Отдел отказался платить режиссеру еврейского драмкружка в Мстиславле и т. п.

За отчетные месяцы открылась еврейская секция в Дорогобуже. В Духовщине еврейское население обращалось с просьбой об открытии еврейской школы, но за отсутствием подходящих школьных работников их просьба не удовлетворена. Секция развила большую работу по ликвидации безграмотности среди еврейского населения Смоленска. Была организована комиссия, выработавшая форму анкеты для безграмотных евреев, и устроен субботник для регистрации и опроса еврейского населения. Уже открыты 2 школы грамоты.

В городе Смоленске еврейская секция открыла в 1919 году следующие учреждения: еврейский рабочий дом, детский сад, 2 детских дома, еврейскую советскую школу. Приняты меры к открытию клуба еврейской молодежи от 13 до 17 лет.

В трех смоленских еврейских школах учится около 550 человек. Занятия шли не совсем нормально из-за ремонта и отсутствия топлива. В двух детских домах живет 48 детей — жертв контрреволюции.

Интенсивную деятельность развил еврейский рабочий дом, ставший притягательным центром для еврейских масс всех партий. За отчетный период количество членов дома возросло с 150 до 250. В рабочем доме часто устраиваются лекции и митинги. При нем работает драматический кружок.

Сначала в правлении преобладали мелкобуржуазные элементы, вроде партии «Поалей-Цион» (еврейская национальная организация, пытавшаяся соединить социализм с сионизмом. Возникла в начале XX века, в 1920-е годы запрещена Советской властью); еврейская секция, согласно желанию еврейской коммунистической фракции, назначила перевыборы правления.

За отчетный период секция получила 250 еврейских книг из Москвы (беллетристика и научно-политические). Книги распределены между культпросветучреждениями Смоленской губернии. Еврейские библиотеки, существовавшие в целом ряде пунктов, объединились с русскими, образовав еврейские отделы.

Список культурно-просветительных учреждений, состоящих в ведении еврейской секции:

Школы I ступени: в Смоленске, Рудне, Любавичах, Мстиславле, Хиславичах, Монастырщине, Татарске, Кадине, Шамове, Захарине, Рославле, Стодолище.

Школы II ступени: в Рудне, Монастырщине и Смоленске.

Детские сады: в Рославле, Рудне, Любавичах, Кадине, Татарске.

Вечерние курсы: в Рудне, Любавичах, Кадине, Захарине.

Драматические кружки: в Смоленске, Рудне, Мстиславле, Хиславичах, Монастырщине, Кадине, Захарине.

Библиотеки: в Смоленске и Монастырщине.

Еврейские отделы при общих библиотеках: в Рудне, Любавичах, Хиславичах, Шамове, Кадине» (10а).

«Для устранения недостатков «были организованы еврейские комиссии народного образования в Рославле, Дорогобуже и Кадине, а также в Мстиславльском уезде, куда посланы Малкина, Горловский, Ботвинник. В Москву за еврейской литературой отправлены: сотрудник секции М. Харит и руководитель еврейской площадки Карно» (11).

Тяжелейшая ситуация с помещениями для еврейских организаций являлась постоянной головной болью руководителей. «Положение со школьными занятиями для нацменов катастрофическое» (12) — эта констатация характерна и для 1930-х годов.

С трудом в Смоленске было найдено помещение для еврейского народного дома в бывшем кинотеатре «Модерн». Еврейскую библиотеку постоянно выселяли, вечерние курсы из-за отсутствия помещения велись нерегулярно и, в конце концов, закрылись.

Состояние в еврейских клубах характеризовалось следующим образом: «Книги в библиотеке при клубе выдаются нерегулярно, т. к. из-за отсутствия шкафа их приходится держать сваленными в кучу, читальня не функционирует из-за отсутствия стола, в клубе почти нет газет и журналов по причине отсутствия денег на их выписку. В клубе холодно — нет средств, чтобы вставить 10 разбитых стекол, сотрудникам не уплачено за 2 месяца» (13).

Не лучше обстояло дело и с детскими садами. В Любавичах еврейский детский сад имел только голые стены. Довольно трудно представить состояние руднянского сада, если в отчете говорится, что дело там еще хуже. О втором руднянском детсаде говорится следующее: «Из-за отсутствия питания сокращены прогулки: усталые дети, поев свои скудные завтраки еще по дороге, дойдя до места отдыха голодными, возвращались в детсад, откуда расходились по домам» (14).

Постепенно, очень медленно, положение с еврейскими культурно-просветительными организациями, учебными заведениями улучшалось, однако, ни в 1920-е, ни в 1930-е годы блестящим его назвать нельзя, как впрочем, и положение других национальных учреждений. Следует сказать, что намного лучшим было состояние еврейских школ, которым материальное содействие оказывало общество «Джойнт». Интересно отметить, что власти в тяжелые годы относились к этому факту вполне терпимо, во второй же половине 1920-х годов и позже документы отражают все более негативное отношение к подобной помощи со стороны «буржуазной сионистской организации».

В 1921 году создаются подотделы нацменьшинств и национальные секции при агитационно-пропагандистских отделах парткомов. Работа их строго регламентировалась и контролировалась многоступенчатой вертикалью. В положении говорилось, что «нацсекции организуются губкомом и утверждаются ЦК РКП. Вся переписка, в том числе и на национальном языке, ведется через общую регистратуру парткомов. При поступлении бумаг нацменьшинств в случае необходимости в секции устанавливается внутренняя регистратура» (15). Как видим, контроль строгий и всеобъемлющий. Ничто не должно было исказить идейной классовой линии.

Показательно в этом смысле указание еврейского бюро губкома РКП(б) о запрещении регистрации еврейского кружка: «Евбюро полагает, что возникший в м. Рудня еврейский кружок им. Борухова регистрировать нецелесообразно, о чем необходимо дать соответствующую директиву. Однако отказ в регистрации должен быть сделан только по формальным причинам, как отсутствие устава, зарегистрированного в административном отделе губисполкома и т. д. На этом основании ВИК (волостной исполнительный комитет) должен воспретить кружку всякую деятельность до утверждения его названия отделом. Легализация руднянского кружка явится прецедентом для оформления таких же кружков по всей губернии… 20 июня 1925 г. Секретно» (15а).

В документах разных лет красной нитью проходит задача национального просвещения: «…выдержанное коммунистическое воспитание пополнения, способного окончательно установить коммунизм и решительное усиление борьбы против всяких попыток привить детям национальной политехнической школы элементы антипролетарской идеологии. Органы народного образования и национальной школы должны проводить систематично и неуклонно борьбу против оппортунизма, антиленинских извращений политики партии» (16).

Затем, уже на втором плане задачи собственно просвещения, образования, воспитания.

Еврейский «Фолкстеатр», по мнению местных руководителей, не только и даже не столько фактор культурный, но, главным образом, «имеет политическую важность». Национальной книге — источнику знаний, в первую очередь «придавалось огромное политическое значение».

В различных анкетах для еврейских работников просвещения сведения об образовании, стаже, степени владения родным языком, т. е. о профессиональной состоятельности строителя новой личности, как правило, не на первом и даже не на втором месте. В начале идут данные о социальном происхождении, партийной принадлежности и стаже, участии в революционной деятельности и т. п. В одной из немногих еврейских ФЗС (фабрично-заводская семилетка) — невельской, в списке-анкете еврейских учителей даже нет графы об образовании. То же — в Монастырщинской ШКМ (школа колхозной молодежи) и других национальных школах. Большое недовольство местных властей вызвал лозунг местечковых жителей: «Все евреи братья!»

В глубокое заблуждение впадает тот человек, у которого при слове изба-читальня возникнут ассоциации с книгами, газетами, громкими читками и прочим. Конечно, и этим занимались еврейские избачи, но главной их задачей было проводить правильную политическую линию среди евреев, участвовать самому и поднимать массы на хозяйственно-политические кампании. Зачастую в документах встречаются следующие оценки работы еврейских избачей: «Избы-читальни работают замкнуто, культурничают, не являются центрами организации масс в политических и хозяйственных задачах» (17).

Но особенно ярко проявлялось вышесказанное на примере еврейского педагогического техникума, который был основан в 1922 году в Гомеле и в 1929 году переведен в Смоленск. «Имеет отделения: школьное (68 человек), дошкольное (54 человека), политпросвет отделение (26 человек), подготовительное (77 человек).

Техникум готовит работников для Западного района, преимущественно для еврейских местечек, для Крыма и в перспективе, для Биробиджана. Уклон — агро-индустриальный» (18). Далее подробно описывается социальный, затем партийный состав учащихся, благополучное положение, которое отнесено за счет определенной работы администрации техникума. При характеристике преподавателей отмечено: «Социальный состав удовлетворительный, партийная прослойка недостаточна… Производственная и общественная квалификация большинства основных педагогов довольно высока. Идеологическое состояние устойчивое.» Последним в этом списке поставлено — чувство ответственности и заинтересованность в рационализации педпроцесса и улучшении всего учебно-воспитательного дела» (19).

Для того, чтобы добиться столь «благополучного» положения дел в техникуме, были мобилизованы партийные, общественные, советские, облоновские силы.

Из записки заведующего Смоленским евпедтехникумом т. Фарбера видно, что больше всего руководство заботила малочисленность партячейки, которая, впрочем, «не только оправдывала себя, но и вполне овладела всеми областями работы техникума» (20). Дальше в записке говорится: «…Семилетки, из которых комплектуются учащиеся техникумов, могут дать в лучшем случае комсомольцев. Нам же нужны члены партии. Надо принять меры, чтобы из новых курсантов было несколько человек-партийцев. Пусть они будут немного менее подготовлены, техникум примет всяческие меры для облегчения им работы» (!) (21).

В числе мер, разработанных для приема в техникум и учрежденных на совещании партийных, советских, просветительных органов, следующие: «обеспечить новый набор комсомольцами в количестве примерно 50 процентов, обеспечить приемную комиссию партвлиянием» (!) (22).

В постановлении коллегии Западного отдела народного образования в разделе о задачах говорится: «Всем заведующим РОНО дать указания о необходимости усиления внимания национальным учреждениям, как в части укрепления материально-хозяйственной базы, так особенно в отношении классовой направленности и идеологической выдержанности учебно-воспитательной работы, пронизать всю нацменработу пролетарски-классовым боевым большевистским интернациональным содержанием» (23).

А между тем, в том же евпедтехникуме на Кадетской улице, рядом с хоральной синагогой, чрезвычайно тяжелым было положение с общежитиями, имелись и другие материальные организационные трудности, которые мешали работе учреждения, имевшего всесоюзное значение. В постоянных тревогах работали новый заведующий техникумом Тропп и завхоз Хоня Ратнер.

Подобный идеологический перекос, сам по себе не способствовавший правильной постановке национального образования, имел и, так сказать, материальное выражение.

Если сравнить рост ассигнований на просвещение нацменов, то получим следующие цифры: 1925/26 гг. — 80000 рублей, 1926/27 гг. — 133160 рублей, 1927/28 гг. — 243278 рублей, 1928/29 гг. — 296298 рублей. Казалось бы, ежегодный рост очевиден. Однако если сравнить эти цифры со средствами, отпускаемыми по бюджету на политпросветительную работу, то, как робко заметил автор одного из документов, «при существующих условиях, в которых работают национальные просветительные и образовательные учреждения, возникает сомнение в целесообразности расходования 800000 рублей на политпросветработу» (24). Но, что самое главное, подобный перекос имел негативные результаты, о чем документ говорит следующее: «К сожалению, в самых тяжелых условиях очутились национальные учреждения: еврейская и латышская школы. Они не отремонтированы и не снабжены топливом. Работа происходит в совершенно холодных помещениях. Вообще нет самого необходимого.

При наличии внимания населения к нуждам школы ВИК (волостной исполнительный комитет) совершенно не позаботился, чтобы просветительные учреждения были снабжены некоторыми суммами» (25).

Наглядным тому примером служит положение дел в Краснинском районе, отраженное в отчете о состоянии национальных учреждений Областному штабу смотра культпросветучреждений, который проводился в 1931 году: «РИК (районный исполнительный комитет) не имеет точных сведений о национальностях в Краснинском районе. По имеющимся данным, евреев всего 235, а только по Гусинскому сельсовету их около 600. РИКом выделен уполномоченный по национальной работе, но работа не ведется. Еврейская детплощадка работает только летом. Еврейская школа в неудовлетворительном состоянии, невероятно тяжелое положение с кубатурой. Помещение рассчитано на 30 человек, а обслуживает 60. Со второго урока дети жалуются на головную боль и общую усталость. Комнату канцелярии на ночь занимает техническая служащая с грудным ребенком. Во время работы она уходит к соседям или на улицу.

Ликбез в Краснинском районе не проводится ни на еврейском, ни на русском» (26).

Подобное состояние дел отражено в отчетах по многим другим школам, например, Монастырщинской еврейской ШКМ: «материальное положение учителей улучшиться не может, поскольку сельпо ничем их не снабжает, кроме хлеба, и все приходится покупать на частном рынке. К будущему году учителя решили засеять участок земли и этим улучшить положение. Задолженность по зарплате еще не получили. Вся школа, в целом, в плохом положении. Остаток бюджета за 1933 год сельсовет прикарманил, за первый квартал 1934 года не получено ни копейки, так что приходится существовать без средств. Приобрести самое необходимое невозможно. Вообще, местные органы отрицательно относятся к этой школе» (27).

Несмотря на подобные пороки, сеть культурно-образовательных нацменучреждений развивалась. Причем, надо отметить наибольшую заинтересованность в этом вопросе еврейского населения, по сравнению с другими национальными меньшинствами. В 1919 году в школах второй ступени г. Смоленска училось 17 латышей, 129 поляков и 573 еврея.

Из 520 нацменов Западной области, учившихся в 1931 году в промышленных учебных заведениях (ВТУЗы, техникумы, ФЗУ, ШУМП), 324 были евреи. Общая грамотность по Западной области составляла 77 %. Среди национальностей: белорусов — 38 %, украинцев — 40 %, поляков — 68 %, немцев — 57 %, эстонцев — 72 %, евреев — 81 %. Национальных работников в партийных, советских и других органах насчитывалось в Западной области примерно 50 человек, из которых — 28 евреев.

Сеть национальных еврейских школ I ступени была второй по численности после белорусских, зато повышенных еврейских школ (семилеток, ФЭС, ШКМ) было больше, чем белорусских: 63 и 58 соответственно. Дошкольные учреждения в первый год пятилетки были развернуты главным образом среди еврейского населения (28). Постоянно росло количество учащихся евреев на родном языке: в 1929/30 учебном году: по начальной школе — 2030 человек, по средней школе — 650 человек. Процент охвата на родном языке — 16.

В 1932/33 учебном году: по начальной школе — 3086 человек, по средней — 1514. Процент охвата — 23,7. Процент роста 52 и 233 (!) (29).

Подобные показатели с другими национальностями, проживавшими на Смоленщине, несопоставимы.

Организуя в Смоленской губернии культурно-просветительную работу, власти исходили из того, что «еврейское население губернии может быть разделено на 3 района: 1) местечки Смоленского и Рославльского уездов в 12000 человек, у которых разговорным языком считается исключительно еврейский. На родном языке здесь говорят 83 % детей, или 1151 человек. Всего детей 1387; 2) ко 2-му району могут быть отнесены Смоленск, Рославль, Починок, Стадолище, где имеется 17000 человек. Население данного района говорит на двух языках. Общее количество детей школьного возраста 1694, детей, разговаривающих на родном языке — 1408 или 83 %; 3) к 3-му району могут быть отнесены города других уездов (7000 евреев), у которых разговорным и родным языком считается русский и еврейский. В этих районах дети в большинстве говорят по-русски. На еврейском говорят 257 детей. В этом районе не ведется никакой работы. Необходимо иметь 8 комплектов (школ), имеется ноль комплектов.

Нашими задачами являются: 1) ориентировка главным образом на первый район с обслуживанием населения на 100 %, популяризация еврейских культурных учреждений; 2) усиление политпросветработы во втором районе; 3) борьба с тенденциями искусственного насаждения еврейского языка, а также борьба против удерживания административными мерами еврейских детей, не владеющих языком в еврейских школах» (30). Здесь следует добавить, что документы содержат сведения о далеко не единичных подобных случаях. Были и случаи, когда, например, «у еврейского населения Смоленска еще и поныне существует мысль, что незачем посылать своих детей в еврейскую школу, что, мол, еврейский язык не культурный язык, а какой-то «жаргон», на котором нельзя выразить свои мысли и чувства. Поэтому большинство родителей еще предпочитают отдавать своих детей, владеющих еврейским языком, в русскую школу» (31). Это объяснялось не только вышеизложенными, но и другими причинами: недостатком школ второй ступени на еврейском языке, лучшим состоянием русских школ и некоторыми другими: «Квалификация работников просвещения, обслуживающих нацмен, очень низка, гораздо ниже, чем по великорусской линии, — говорится в протоколе об обследовании национальных школ, — материальное состояние нацменучреждений скверное» (32).

В Великолукском округе грамотность евреев на русском языке составляла — 78 %, на еврейском — 44 %.

Постоянная нехватка материальных средств провоцировала, подпитывала и другие недостатки в работе еврейских учреждений, срывала многие планы: «На 1931 год предполагается большой рост национальных учреждений (изб-читален — до 81, клубов — до 12 и т. д.), но ввиду финансовых затруднений особого роста нет» (33). О недостатке школ уже упоминалось. Недостаток учителей на еврейском языке, а также учебников и учебных пособий приводил к тому, что «еврейские дети зачастую были переводчиками на уроках» (34). «Месячные курсы и конференции по повышению квалификации дают мало, также кафедры при вузах, к тому же курсы недоукомплектованы…, что следует отнести за счет невнимания местных властей» (35).

3. Кое-что о еврейских местечках

Невнимательным было отношение местных властей не только к вопросам просвещения еврейского населения, но и к своеобычности всего жизненного уклада еврейских местечек: профессиональной деятельности, хозяйственной жизни, способах заработка, бытовым особенностям. Порой местные власти не могли или не хотели вникать в суть сложных и многообразных проблем межнациональных отношений, зачастую же мешал работе низкий политический, профессиональный, наконец, общеобразовательный уровень исполнителей.

Одной из основных задач местной власти был раскол местечковой массы. Сплошь и рядом, не прикладывая усилий к улучшению жизни местечек, они, тем не менее, строго следили за чистотой классовой линии: «К делу благоустройства местечек привлекаются пожарные дружины, располагающие живым и мертвым инвентарем. В одном местечке пожарной дружиной поставлено 12 электрических фонарей, исправлены некоторые улицы. Надо сказать, что в исполнительных органах и на командных постах пожарных дружин слишком много торговцев, порой крупных, играющих большую роль в еврейских религиозных общинах. Через пожарные общества торговый элемент себя легализует и проводит свое влияние» (36). Вывод из сказанного сделан весьма «разумный», хотя вполне логичный с точки зрения чистоты классовой линии: «…Участие пожарных дружин в работах по благоустройству, в особенности, где это проводится без руководства и инициативы со стороны сельсоветов, безусловно, нежелательно и вредно. Нужно изгнать торговцев из исполнительных органов и командных постов пожарных дружин» (37). Даже благоустройство местечек власти старались «пронизать пролетарски-классовым боевым большевистским интернациональным содержанием.»

Еврейское население было разделено в соответствии с разработанной большевистской теорией классов, которая довольно полно отражена в отчете о работе среди национальных меньшинств Смоленской губернии за 1928 год: кустарей — 11325 (31,6 %); торговцев — 6500 (18 %); служащих — 6000 (17 %); рабочих — 3300 (9,5 %); землевладельцев — 2800 (8;5 %); без определенных занятий — 3200 (9,5 %); духовного звания — 0,02 %, прочих — 2200 (6 %). Некоторые цифры округлены. Стоит добавить, что в документах, характеризующих состав еврейского населения, встречаются и такие названия: «нэпман», «деклассированный элемент», «лишенец». Обычно им сопутствуют определения из садоводческого лексикона: «очистить», «засоренность», «сорняк», «выполоть» (38) и т. п.

В связи с этим очень важно отметить, что «при определении социального положения того или иного человека пользовались не одной меркой» (39). Это означало на практике, что представитель местной власти по своему произволу мог решить судьбу любого человека.

В акте комиссии по обследованию местечкового еврейского населения отражено громадное количество жалоб и заявлений жителей Хиславичей, Захарино, Монастырщины, Дудино и др. Картина довольно показательна для жизни местечкового населения Смоленщины середины 1920-х годов и весьма тягостна.

Хиславичи. Сравнение с дореволюционной жизнью явно не в пользу Советской власти. В населенном пункте с числом жителей более 3000 человек (60 % евреев) отсутствует общественная баня. (Из документов видно, что баня не была построена и в 1932 году). Различные решения о земле принимаются в угоду русским мещанам. На местечко было наложено нечто вроде контрибуции в 1500 рублей. Граждане вызваны среди ночи в синагогу и им было заявлено: «Гони монету». Более состоятельные должны были купить флаг за 20 рублей, а менее зажиточные уплатить по 50–25 копеек. На собрании хиславичских земледельцев уездный агроном заявил, что единственный выход проведения правильного землеустройства — отнять у евреев землю, мотивируя это «весьма вескими аргументами»: во-первых, евреи могут обойтись без земледелия, во-вторых, они обрабатывают землю на грабительских началах, в-третьих, в ближайшее время приедет из уезда комиссия, которая все равно отнимет у евреев землю… Уже 5 лет евреи этого местечка страдают из-за отсутствия пастбища. Штрафы за неосвещение улиц и антисанитарное состояние накладываются исключительно на евреев. Много жалоб на произвол заведующего финчастью ВИКа. Были неоднократные случаи описи имущества и продажи их с торгов, угроз и арестов.

Татарск. Жалобы на тяжесть налогов весьма часты. Особенно тяжел налог на строения и коров. Форма взимания его исключительно резкая. Применялись массовые аресты, содержание в холодном амбаре. Имеется факт связывания старика (не уплатил налог), не желающего отдавать последнюю мебель, отобрания самовара, носильного платья. Жестокость приемов обусловлена необходимостью во что бы то ни стало собрать налог, без которого обеспечение зарплатой работников волостного аппарата невозможно. Такая директива дана уездным финотделом. Имеются жалобы на явно антисемитские выходки. В 12 часов ночи по распоряжению уполномоченного из Смоленска собирают всех граждан в синагогу для «агитации за уплату налога». Дело, оказалось, было в том, что где-то наверху поменяли статус местечка, соответственно возрос и налог, и так уже непосильный для жителей.

По сведению ВИКа, население местечка Любавичи состоит из 1931 души, в т. ч. евреев — 967. Если сравнить эти цифры с цифрами демографической переписи 1921 года, то сразу бросается в глаза, что нееврейское население постоянно увеличивается (20 человек), а еврейское наоборот резко уменьшается (на 350 душ). Это можно объяснить тяжелым экономическим состоянием еврейского населения.

До революции экономика его зиждилась на двух китах: лен и «Ребэ». Здесь был значительный центр по заготовке льна. В являвшееся резиденцией «Ребэ Шнеерсона» и центром хасидизма (хасидизм — одно из направлений иудаизма) местечко Любавичи стекались со всех концов хасиды, в том числе немало купцов, которые обслуживались местным населением. Кустарничество, ремесло, постоялые дворы процветали и были наряду с земледелием и животноводством — источником существования местных евреев. Например, бабушка жены И. Цынмана, Рубиновой Нины Боржовны, Роза Рубина, имевшая 8 детей и умершая в 1931 году в возрасте 81 года, имела в Любавичах лучший постоялый двор для купцов и хасидов. Сын Розы — Гирша, внук Абрам и их семьи, всю жизнь прожившие в Любавичах, погибли в годы оккупации.

Империалистическая и гражданская войны подорвали экономические устои местечка. Лен на базах не появлялся. Дворец Ребэ и хасидское гнездо были разрушены. Большинство населения лишилось прежних источников существования. Началось обнищание. Значительную помощь, как всему местечку, так и отдельным гражданам оказывало американское землячество (эмигрировавшие жители Любавичей). В настоящее время в местечке насчитывается 205 еврейских семей. Из них: земледельцев — 43, кустарей — 80, торговцев — 27, остальные — лица без определенных занятий.

По имущественному положению они распределяются так: зажиточных — 8, середняцких — 57, бедняцких — 134 и шесть содержатся за общий счет.

Вышеприведенными цифрами и мотивами объясняется понижение количества еврейского населения и появление новой социальной группы — евреев-земледельцев.

Наблюдается постоянная тяжба евреев с русским населением за землю. Сельхозколлективу «Пахарь», состоящему из 43 семейств (260 душ) приходилось силой отстаивать землю, которую захватывали русские крестьяне. Уездное земельное управление под напором крестьян передавало землю последним, причем, абсолютно не учитывая значения земледелия для еврейского населения данного местечка. В настоящее время (1925 год) из 400 десятин, которыми владели евреи, в 1918 году за еврейской артелью осталось всего 160 десятин, что создало малоземелье. В результате коллектив распался.

Вопрос о налогах стоял очень остро. Они не только не давали развернуться кустарному производству, но и подорвали его. Население роптало. При налогообложении не учитывалась экономическая мощь. Методы взыскания не только негодные, но и вредные. Финагент Никитенко является самым грозным лицом для населения. Факты знаменуют (так в тексте) методы «военного коммунизма». (Примечательно, что в одном из документов они метко были охарактеризованы административным бандитизмом). У часовщика Голубкина пытались забрать перину из-под больной подагрой жены. Забраны чужие часы, оставленные в починку. У заготовщика пытались отобрать орудия производства. Его беременная жена не давала, тогда ее схватили и толкали. Кузницу артели «Молот» запечатали, так как один ее член имел недоимку. У сапожника Рахлина взята в счет уплаты недоимки пара чужих недошитых сапог. У портного Родкина забрали корову за неуплату налогов. Среди еврейского населения был сбор в пользу Родкина. Финагент Никитенко заставлял беспатентного портного кустаря обшивать его даром. Он же обещал сапожнику Метрикину снизить налоги за пошив двух пар обуви.

Положение с культурой в местечке очень печальное. Здание еврейской школы, где учатся 120 учащихся, сгорело еще 2 года назад. С тех пор она ютится в помещении сторожа. Убожество поразительное. Был клуб для еврейского населения им. Воровского, но по инициативе волкома его закрыли ради осуществления лозунга «Лицом к деревне» (?!). Национальная политика нашей партии коммунистам Любавичской волости не знакома. Волком (волостной комитет партии) не пользуется авторитетом среди еврейского трудящегося населения, как и ВИКи. Евреи боятся власти и коммунистов тоже (!). О недостатках советской власти вслух не говорят, а только между собой. Милиционера боятся, как бывшего стражника или городового, которые дерутся. Партийные и советские работники не старались работать в области сближения русского и еврейского населения и воспитания интернационализма. Наоборот, имеются противоположные факты. Член РКП(б) Зданович сказал русским крестьянам: «У вас ведь не берут, а за евреев чего заступаетесь».

Обработка земли евреями по интенсивности превосходит окрестных крестьян, а также по внесению удобрений. Как следствие — выше урожайность. Кустарь скрывается от бдительного глаза финагента (40).

Такова панорама местечковой жизни 20-х. О том, что изменилось в еврейских местечках, можно судить из докладной записки инструктора Западного облисполкома в обком ВКП(б) о проверке обслуживания кустарей нацменов Хиславичского района. Проверка проводилась по 6 пунктам.

1. Медицинское обслуживание. В Хиславичах работают 2 врача, прикрепленных к закрытому распределителю райактива, пользуются закрытой столовой (!).

Квартиры врачам не предоставлены. Среднему персоналу не выдана спецодежда: халаты, косынки, обувь. До сих пор район не имеет зубного врача.

2. Меры по улучшению снабжения хлебом.

20 августа отпущено кустарям Хиславичей РИКом 2 тонны ржаной муки, по 6 кг на рабочего и 3 кг на члена семьи, причем в июле и августе хлеб не выдавался. В связи с плохим снабжением есть текучесть рабочей силы, в чулочной артели «Стандарт» убыло 16 человек за месяц, а некоторые стали разъезжать по деревням «в болонки» (вставлять стекла), что дает, по их словам, возможность приобретать хлеб.

Товары ширпотреба не изготовляются. Выдача хлеба сохранила от развала крупную артель «Стандарт» в количестве 300 рабочих. Розданные 2 тонны ржи получены взаимообратно в местном совхозе. Райком и РИК обещали на днях выдать кустарям Хиславичей еще 2 тонны. Это не выход из положения, нужно взять этих кустарей на централизованное снабжение, так как они сельским хозяйством не занимаются. Их заработок 50–80 рублей, а сапожная артель вовсе не имеет работы, и покупать хлеб по рыночным ценам их заработок не позволяет. В дальнейшем этим артелям нужно развернуть производство ширпотреба, но ни в коем случае не через товарообмен, а такие тенденции имеются.

Особенно выделяется Хиславичская сапожная артель, которая из-за отсутствия сырья сидит без работы, в то время в «Союзкоже» лежат без движения 2000 пар подметок, которые кустарям не даются. «Союзкож» не учитывает обстановку и положение хиславичских кустарей. Такое же положение в Монастырщине, Шумячах и т. д.

Столовая для кустарей Хиславичей функционирует. Облпромсоюз столовую продуктами не снабжает, она ведет самозаготовки. Качество питания — ниже среднего.

3. Строительство бани. К строительству еще не приступили, но райком обеспечил строительство кирпичом, известью, рабочей силой, однако до сих пор не заключен договор в Облпотребсоюзе. До сих пор районным организациям не удается получить отпущенные средства из-за волокиты в Облпромсоюзе.

4. Обеспечение кустарей нормальными условиями.

Амбулатория для кустарей имеется, но врача нет. Амбулаторных больных принимает местный фельдшер. В приемной раздевались мужчины и женщины, тут же их осматривали, в то время, когда условия позволяли это устранить. Со стороны женщин-кустарок — недовольство.

5. Ускорить запуск электростанции.

Электростанция чулочной артели еще не работает. Качество цемента низкое, что не дало возможность установить двигатель, так как кирпичи фундамента разъехались, ремни для станции не отпущены облпромсоюзом. Кроме того, для электростанции недостающие стройматериалы покупались на частном рынке. Товарищ Невелев и другие обманули обком, заявив, что обеспечили станцию стройматериалами.

Игл для машин чулочной артели имеется на 3 дня работы. Ими снабжает Текстильсоюз облпромсоюза. Таким образом, задержки со стороны облпромсоюза не изживаются.

6. Культмассовое обслуживание кустарей.

Кадры для культучреждений имеются. Работа по переведению обслуживания артелей на еврейский язык не проведена» (41).

Как видим, почти за десять лет положение в местечках не слишком изменилось.

4. Трудоустройство евреев

Из архивных документов следует, что большинство еврейского населения занималось кустарными промыслами, различными видами ремесел, земледелием и торговлей: «До революции процент торговцев евреев по Смоленскому и Рославльскому уездам доходил до 75» (41 а). Это определило структуру занятости, высокий уровень безработицы, особенно среди еврейской молодежи, усилившийся со второй половины 1920-х годов. «Безработица в местечках остро ощущается» — такие сигналы шли из многих районов Смоленщины. С целью рассасывания избыточного населения местечек и «вовлечения еврейской бедноты и деклассированного элемента в производительный труд (в пятилетку на 100 %)» (41 б) был разработан комплекс мер, рассчитанных на длительную перспективу, куда вошли: «перевод трудящихся евреев на земледелие путем сельхозкооперации, втягивание в кустарно-промысловое производство, переселение в Крым и Биробиджан» (42).

В стране было создано ОЗЕТ (общество по землеустройству трудящихся евреев), которое разрабатывало планы, систему мероприятий, осуществляло общее руководство по решению вышеозначенной задачи. Практические меры на местах должны были осуществлять КОМЗЕТы (комиссии по трудоустройству трудящихся евреев при Президиуме Совета Национальностей ЦИК СССР) разных уровней, которые утверждались «…при исполнительных комитетах в составе представителей: от облисполкома, областного земельного отдела, областного совета народного хозяйства и лиц, из числа местных работников, знакомых с условиями жизни и быта еврейского населения по усмотрению облисполкома» (43). За 10 лет в Крым из Смоленщины и Западной области планировалось переселить 20000 душ евреев. С переселением евреев была связана также более масштабная и сложная задача — «создание в Биробиджане к концу 1933 года еврейской национальной единицы» (44).

Следует заметить, что хотя евреи занимались земледелием и прежде, основным их занятием оно не стало. Самое раннее упоминание о еврейских земледельцах относится к 1881 году.

Колонии земледельцев-евреев существовали в первые годы Советской власти. Например, местечко Напрасновка, в 25 верстах от г. Горок (35 семей), Верещаки (30 семей). В 1920-е годы в шести километрах от Стародуба находилась еврейская коммуна «Красная звезда», куда от беспросветной нужды из местечек и заштатных городов бежали евреи. «Вначале окружающие крестьяне с недоверием и затаенной усмешкой смотрели на городских людей, не державших и топора в руках. Коммуна выдержала экзамен. Десятки экскурсий из дальних районов приезжали смотреть на жизнь еврейских коммунаров и перенимать их опыт» (45).

Озеренский еврейских коллектив «Заря» — один из лучших в 20-е годы по Ельнинскому уезду. «В коллективе введен 10-польный оборот (трехполка еще была не редкостью в окружающих хозяйствах), он принимал участие в сельхозвыставках, где получал премии по полеводству, огородничеству, молочному хозяйству. Коллектив часто посещается экскурсиями» (46). В конце 20-х в Смоленской губернии действовало 17 еврейских колхозов, а в начале 30-х по Западной области их уже насчитывалось 45 (47). Серьезным экономическим фактором еврейские колхозы все же не стали, как, впрочем, и другие национальные хозяйства.

В конце 1920-х годов на национальный коллектив приходилось 10,5 хозяйств и 152 га. «В начале 30-х — 35 и 385 га. При этом отмечались недостатки: нет специализации, засоренность чуждым элементом, преобладание национального момента над классовым (!). В еврейском колхозе «Новый путь» Ельнинского района из 30 хозяйств — 13 лишенцы» (48).

Невысокий удельный вес, экономическая слабость карликовых национальных колхозов, случаи, когда колхоз числился только на бумаге — подобные явления характерны для коллективных хозяйств национальных меньшинств. Колхозы-гиганты были редкостью.

Есть сведения о зачастую враждебном отношении не только русского, но и литовского и латышского крестьянства к землеустройству евреев, что, возможно, стимулировало переселение последних за пределы Смоленщины и Западной области.

Работа по переселению в Крым и Биробиджан отражена в документах достаточно полно, но оценка ее различными инстанциями дается разная. О сложности работы говорит, например, заметка «Рабочего пути»: «Весной 1928 года местный КОМЗЕТ отправил в Биробиджанский район свыше 30 семейств бедняцкого еврейского населения нашей губернии. Каждая семья получила по 5 га земли. Евреи-переселенцы объединились в колхозы и приступили к обработке земли» (49). В письме, которое сопутствовало заметке, говорилось, что условия для переселенцев были многотрудными: неподготовленность к приему переселенцев, мошкара и др. В заключение, говорилось о возврате 2 человек назад и выражалась уверенность, что смоленские евреи, в большинстве своем, останутся.

В ноябре 1928 года губкомом ВЛКСМ совместно с губернским правлением ОЗЕТ была создана комиссия по проведению месячника ОЗЕТ по Смоленску, постановившая следующее: «Подготовить на собрании ячеек доклады о значении ОЗЕТ, провести запись в члены ОЗЕТа, устроить общегородской вечер вовлечения молодежи в члены ОЗЕТ. В Доме Культуры организовать выставку еврейского землеустройства Смоленской губернии. В школах, детдомах и т. д. должны быть проведены беседы, где необходимо приступить к созданию детских групп «Друзей ОЗЕТ» (50).

«За 3 года (1927–1929) на Крым и в Биробиджан было переселено 281 семейство, за 5 лет — 741 семья. Тяга на землю еврейских трудящихся велика, но и доступ туда затруднен из-за национал-шовинизма», — говорится в отчете Запоблисполкома о состоянии обслуживания национальностей на 1 апреля 1931 года. «В 1931 году с переселением особенно туго», — говорится далее. «По наряду в Крым из 300 семей отправлено только 34. При выполнении разнарядки будет выполнено всего 42 %. Причины слабого переселения: Райкомзеты, несмотря на ряд категорических директив Облика не организованы, где это нужно, а где организованы — работают архискверно. Вокруг переселения не ведется массовой работы и активной вербовки» (51).

В 1933 году в Крым и Биробиджан ОЗЕТ переселил 115 семей. В 1934 году — в Крым — 150 семей (500 человек) и в Биробиджан — 186 семей (457 человек) (51 а). В русле кампании по переселению проводились различные мероприятия: ОЗЕТ-лотерея, месячники помощи, соцсоревнования на лучшую ОЗЕТ-ячейку. Организовывалась денежная помощь: «В порядке шефства рабочие заводов, фабрик и кустари Смоленска, Брянска, Бежецы, Клинцов, Невеля и других районов отчисляли в фонд Биробиджану однодневный заработок, что составляет 60000 рублей» (52). 21 октября 1931 года в Западной области был «объявлен декадник штурма по оживлению работы ОЗЕТ и проведения полной реализации ОЗЕТ-лотереи» (53).

Евреи по разнарядке КОМЗЕТа отправлялись в далекие края. С этим делом торопились все. Однако, судя по документам, ни текущая работа КОМЗЕТов и ОЗЕТа, ни результаты работы общества не удовлетворяли руководство. В отчетах по переселению и землеустройству евреев в районах отражено не очень благополучное положение дел. Стародубский РИК рапортовал, что «рабочей силы в еврейских колхозах не хватает 50 и больше процентов.

Переселение в Крым проходит неудовлетворительно. Из 15 нарядов выполнено 6. Евреи говорят: «Пока можно и здесь жить». Имеются провокации, которые исходят от враждебных элементов: «В Крыму голод» (54). По Ярцевскому району отчеты еще менее утешительные: «О работе КОМЗЕТа районная организация не знает. Массовой разъяснительной работы среди трудящихся евреев по переселению в Биробиджан и Крым не проводилось» (55). То же отмечалось в Руднянском районе: «Слабое руководство еврейскими колхозами по линии Райколхозсоюза, отсутствует всякая работа ОЗЕТ: не выполнены наряды по переселению в Крым и Биробиджан, консервируется безработица в местечках» (56).

В Стодолищенском районе «перед еврейским трудящимся населением не освещены даже решения Первого областного съезда национальных меньшинств, который состоялся в августе 1932 года, еврейской газеты «Дер Эмес» выписывается только 3 экземпляра, дети из еврейского колхоза «Факел революции» посещают русскую школу, хотя есть возможность посещать еврейскую, РОНО на это не реагирует. Работа общественных организаций не развернута, отсутствует даже ОЗЕТ» (57). Эти результаты обследования национальных организаций инструктором облисполкома подтверждаются и другими инстанциями, например, областной РКИ (рабоче-крестьянская инспекция): «Клетнянский район… Не было обращено внимание на организацию в нацколхозах детплощадок, ясель, в силу чего женщины не могли принимать участия в жизни колхозов».

Полное отсутствие работы КОМЗЕТа, ОЗЕТа, не было разъяснения среди трудящихся евреев по переселению их в Биробиджан, Крым, не развернута работа ОЗЕТ-лотереи» (58). В 1933 году ревизионная комиссия так оценила положение в областном правлении ОЗЕТ: 1) ненормальное положение со штатами правления ОЗЕТ: вместо четырех — два работника. Текучесть привела к некоторым срывам намеченных планов и постановлений Президиума. Так, например, совершенно провалилась кампания по сбору средств на Дом Культуры в Биробиджане, почти отсутствовало руководство районными организациями. Отсутствовали контроль и проверка исполнения. Все эти недостатки привели к срыву ОЗЕТ-лотереи: из 250000 билетов реализовано 217000. Особенно плохо обстоит дело с взысканием членских взносов (намечено 17600, выполнено 7675) — это достаточно ярко иллюстрирует, насколько организационно слабы ячейки ОЗЕТ. Более благополучно обстоит дело с выполнением плана переселения в Биробиджан и Крым (90 и 100 %)» (59).

Расширенное заседание нацменработников при Запоблисполкоме отметило следующее: «отсутствие работы по подготовке нацменкадров колхозного строительства, недостаточное агрономическое их обслуживание, затяжку землеуказания, недостаточное снабжение нацколхозов минеральными удобрениями, тракторами, отсутствие работы окружных КОМЗЕТов, слабую работу по переселению еврейских трудящихся за пределы области. Серьезные нарушения были отмечены в Смоленском, Погорельском, Стародубском, Монастырщинском районах, где в самом крупном еврейском колхозе председателем является русский, а не еврей.

Со стороны районных работников нет чуткого отношения к национальным колхозам» (60). Есть основания предполагать, что сведения о возвращении переселенцев местные власти старались в отчетах не указывать, как, впрочем, и другие негативные сведения. Из сказанного можно сделать вывод, что работа по землеустройству евреев и других нацменов была сложна и отношение к ней вряд ли может быть однозначным.

Это же с полным основанием следует сказать и о деятельности евреев в промышленности, кустарном производстве, ремесленном промысле.

Даже нестарые люди еще помнят «гицелей», отлавливающих бродячих собак, старьевщиков, собиравших тряпки, кости, металлолом, стеклобой и прочий утиль, лудильщиков и паяльщиков посуды, точильщиков ножей. Как правило, это были евреи, зарабатывавшие таким образом свой скромный хлеб.

Занятия эти были характерны для евреев еще до революции. После революции «начался процесс коренной переделки экономики». Документы отражают этот процесс и содержат разнообразную информацию: от деклараций и призывов до планов, приказов, инструкций и разработок по вовлечению евреев в производительный труд. Многие публикации в прессе отражали как действительно нужные и полезные меры, так и чисто пропагандистские, идеологические пассажи, далекие от реальных нужд тех же кустарей. В газете «Рабочий путь», в статье, напечатанной в 1930 году под названием: «Беспощадно разоблачать великодержавных и местных шовинистов», читаем: «Январский пленум комитета нацменьшинств и коллегия Наркомпроса дали директиву всем областным и краевым ОНО о составлении пятилетки по национальной работе» (61). Далее говорится: «Возьмем евреев. Здесь идет процесс коренной переделки экономики и культуры. Царизм в России пользовался погромами и ограничением для евреев как орудием отвлечения великорусских крестьян и рабочих от классовой борьбы. Евреям была отведена черта оседлости и мелкая торговля… Теперь деклассированное еврейское население вовлекается в сельское хозяйство, в крупную промышленность, в кустарно-промысловую деятельность. Но этот процесс мучительный, он требует внимания советской общественности и пролетарской бдительности. Здесь необходимы средства и энергия, люди и самоотверженность.

Партийные и советские органы только совместно с массой трудящихся смогут справиться с громаднейшими задачами перевода евреев на земледелие, коллективизировать сельское хозяйство и вовлекать бедноту в индустрию. Особенно здесь приходится преодолевать направления антисемитизма и национал-шовинизма, а также проникновение еврейского нэпмана и кулака в колхоз и артель» (62).

Преувеличенное внимание к вопросам идеологии имело место и в этой сфере работы среди евреев, хотя другие вопросы требовали безотлагательного решения: «Вопрос об учете еврейского населения, занятого в промышленности и безработных, был поставлен достаточно давно перед соответствующими учреждениями, но никаких результатов пока добиться не удалось» (63) — эти и многие другие начинания наталкивались на нерасторопность, а часто и нежелание заниматься национальной работой.

На первой губконференции евреев-трудящихся, проходившей в Смоленске в октябре 1927 года, одной из основных проблем для ее устроителей был социальный и партийный состав делегатов «который оставлял желать много лучшего, особенно у местечек» (64).

В статье, посвященной этому событию, вполне разумно отмечено, что новые процессы в жизни евреев «вызывают боязнь, нежелание лишиться скудного, но привычного места в жизни» (65).

А вот следующий пассаж вызывает сомнение: «Эту боязнь всячески раздувают кулаки и нэпманы, от которых не отстают «деятели» религиозных общин. Раввин, резник, кантор, сионист, проповедник раздувают мнимый и фактический антисемитизм, пробираются в правления пожарных дружин, стараются усилить свое влияние в кооперативных органах, кустарных организациях.

Конференция показала слабость участия еврейских рабочих в борьбе с классово-чуждыми элементами» (66).

В основном статья состояла из благодарности Советской власти, общих рассуждений об экономике, призывов хранить все ту же пресловутую чистоту классовой линии и бороться за нее. Только на 5—10 % статья отразила насущные вопросы, которые интересовали трудящихся евреев.

Вопросов этих было предостаточно и в 1919 и 1930 годах. В связи с мировой и гражданской войной из западных районов в Смоленск прибыло много еврейских рабочих, которых надо было трудоустроить, снабдить всем необходимым. Для обеспечения «возможности нетрудовому элементу приспособиться к продуктивной работе» было намечено открыть краткосрочные профессиональнотехнические курсы для взрослых. Этим занимался Смоленский комитет «Сетмасса» (Союз еврейских трудящихся масс). Для начала предполагалось открыть курсы по двум близким еврейским кустарным специальностям: сапожному и портняжному, дабы заинтересовать людей. В высокие инстанции была послана просьба о предоставлении посещающим курсы льгот курсантов или, в крайнем случае, преимуществ трудового элемента. Эта сговоренность была неслучайной, поскольку органы местной власти механически причисляли кустарей-одиночек к нетрудовому элементу, ущемляя в избирательных правах и снабжении, в отношении налогов, воспитания детей, коммунальном и медицинском обслуживании (67).

В Смоленске евреев-кустарей по официальным документам в 20-е годы насчитывалось около 1000 человек. Они составляли 80 % всех кустарей города. По другим местам эти цифры больше. Наиболее развиты были: портняжное, сапожное, кузнечное, слесарное, жестяное, чулочное, кустарные производства. По губернии насчитывалось около 80 кустарно-промышленных артелей, существовало общество кустарей-одиночек (68). Но приоритет отдавался кооперированным кустарям, и это постоянно подчеркивалось: «усилить работу по вовлечению населения нацмен как в сельхозкооперацию, так и в промысловую. Для оказания максимальной помощи кустарям в области снабжения сырьем и сбыта вырабатываемой продукции, приступить к организации союза кредитно-промысловой кооперации» (69) — говорится в резолюции по докладу уполномоченного ГИКа (губернский исполнительный комитет) о работе среди национальных меньшинств.

В местечках организации, объединяющие кустарей, не будучи чисто национальными, на 80–90 % были еврейские. В Смоленской губернии на 1 октября 1927 года имелось 17 обществ кустарей, объединяющих 1225 человек. Эти общества призваны были защищать интересы своих членов. Среди евреев-кустарей пропагандировались ссудосберегательные кассы, которые в 1920-е годы объединяли кустарей-одиночек, кооперированных, и даже применяющих наемный труд кустарей. Кустарные артели объединились в общую сеть промысловой кооперации. Всего промысловых организаций кустарей в губернии насчитывалось около 100 с количеством 4500 членов. Губернский промысловый кооператив объединил почти все кредитно-промысловые товарищества и ряд артелей.

В различных банках кустарям были открыты кредиты. В течение 6 месяцев они получили 46000 рублей. Паевой капитал в отдельных местечковых товариществах за 11 месяцев 1927 года увеличился на сотни процентов, а количество выданных ссуд возросло, чуть ли не на 1000 % (70).

Это сказалось в определенной мере на улучшении экономического состояния, но, конечно, не решило всех задач развития различных видов и форм кустарного производства. Для развития кустарных промыслов необходимо было решить еще много проблем: организационного, образовательного, хозяйственного, того же экономического порядка. И они решались иногда активно и заинтересованно. Но часто работа велась вяло и безответственно. Способствовали тому и объективные и субъективные причины: «Общества кустарей-одиночек имеются в данный момент в городах Смоленске, Вязьме, Гжатске, Рославле. Кооперирование еврейской бедноты в области промыслов, работающих на местном сырье, тормозится нежеланием их идти по этой специальности и идет стихийно, помимо союза. Так, в сентябре возникло 6 организаций по портняжному, сапожному и металлическому промыслам, которым мы отказали в приеме и снабжении за отсутствием сырья. Они влачат жалкое существование, работая исключительно на частных заказах. Большинство новых артелей работает с нагрузкой в 60–70 % потребного им сырья. Вопрос поставлен остро о переквалификации их в другие специальности в области строительных материалов, деревоотделочной, минералодобывающей, сбора утильсырья» (71). Из этого документа, показывающего желание все держать под контролем, также видно тяжелое экономическое положение кустарей и проблемы, которые приходилось решать, чтобы прокормить свои семьи.

В 1930 году в подотдел национальностей пришло письмо с жалобой на неправильное использование национального работника. Вместо еврейской кустарной артели или другой национальной работы он был назначен, ни больше, ни меньше инспектором здравоохранения (!), на что жалобщик резонно возразил: «Я в медицине, как свинья в апельсинах» (71 а). В том же году Президиум облисполкома Западной области продублировал уже ранее вышедшее постановление, в котором говорилось о том, что «недостаточно выполняется директива по организации среди трудящихся национальных кустарных артелей. Вопрос этот продолжает прорабатываться и согласовываться, хотя по плану СНХ (совет народного хозяйства) необходимо вовлечь в истекшем году в разные отрасли кустарной промышленности 3780 человек из среды еврейской бедноты» (72).

Одной из острейших проблем еврейских кустарей была необеспеченность сырьем. Как уже говорилось, значительная их часть работала на дефицитном привозном сырье и не всегда хотела переходить на местное. Сведения облисполкому о занятости еврейского населения по Западной области дают следующую картину: «Население местечек в основном занято было кустарным промыслом на дефицитном сырье (швейные, трикотажные, кожевенно-обувные и т. д.).

В местечках кооперировано на 1 октября 1931 года 5277 человек, из них: на недефицитном сырье 2554, или 40 %, а на дефицитном сырье 3723, т. е. 59 %.

Наряду с объединением кустарей нацменов в производственные артели имеются специальные нацменовские промысловые колхозы (местечко Захарино).

Следует отметить, кооперирование нацменов недостаточно. Это объясняется следующим: в нашей области проводилась большая работа по переселению евреев и переводу их на земледелие; организовано значительное количество нацменовских колхозов.

На дальнейшем кооперировании нацменов также отразилось недоснабжение дефицитным сырьем. В итоге закрыт ряд производств, где было занято значительное количество нацменов (ткацкие, частично трикотажные), в ряде местечек отсеялась часть кустарей из сапожных артелей в связи со снятием области с пошивки новой обуви.

Сейчас мы стоим перед угрозой сокращения в швейном промысле. В Климове (теперь Ярцевский район) имеется шапочная артель, состоящая исключительно из евреев, которая уже несколько месяцев не работает из-за отсутствия сырья.

Проведена большая работа по переводу нацменов на недефицитное сырье, но в связи с ликвидацией безработицы и лучшими условиями на госпредприятиях, многие уходят на госфабрики» (73). Эти обобщенные данные можно дополнить описанием ситуации в Руднянской швейной артели «Энергия» в 1934 году: «Артель охватывает 80 человек, из которых 35 евреев. Загруженность работой за последние 10 месяцев на 50 %. Причина необеспеченности сырьем в том, что планово отпускавшегося сырья всего 30 %, а остальное, отпускавшееся по самозаготовкам, обеспечивается на 10 %. Артель могла бы работать с полной нагрузкой при условии получения утиль отходов. Но несмотря на имеющиеся на этот счет правительственные указания, Смоленская фабрика им. Румянцева и другие утиль артели отходы не дают. В связи с этим артелью принят ряд мер к переквалифицированию ее членов на шитье брюк, телогреек и др. Слабым местом по всем артелям является неудовлетворительное снабжение продуктами питания» (74).

Отток из кустарных промыслов на государственные предприятия, переквалификация в другие специальности коснулись в первую очередь еврейской молодежи, что отмечено было в отчете облисполкома: «Вопрос о вовлечении националов в промышленность связан исключительно с еврейской бедняцкой массой, деклассированными элементами и кустарями» (75).

На предприятиях города Смоленска на 1 января 1929 года работало евреев: «Красный швейник» — 230 человек (45 %), литейномеханический завод им. Калинина — 32 (14 %), спиртзавод — 19 (15,5 %), пивзавод — 4 (1 %), кожзавод им. Томского — 39 (21 %) (76 а).

В акте проверки состава еврейских рабочих на предприятиях Смоленска, в частности, говорится: «На заводе им. Калинина при наборе в жестяной цех были приняты 17 евреев, т. е. более половины поступивших.

Еврейские рабочие в большинстве своем бывшие кустари из местечек, которые переселились в город после Октябрьской революции. Разговорный язык, как в семье, так и между собой на предприятии в основном еврейский» (76 б).

Естественным следствием вовлечения евреев в промышленность стала проблема профессиональной подготовки. В начале тридцатых вышел ряд постановлений, общий смысл которых был следующий: «В связи с развивающейся на местах промышленностью, принять меры к вовлечению молодежи национальных меньшинств в фабзавучи и профессиональные школы, а также на работу в самих промышленных предприятиях. При этом необходимо следить за тем, чтобы подростки из нацменьшинств были включены в броню, представляемую в производстве» (76 в). Одно из постановлений так и называлось: «О вовлечении еврейской местечковой и бедняцкой молодежи в школы ФЗУ и ШУМПы (фабрично-заводские училища, школы ученичества Массовым профессиям). В ФЗУ и ШУМПах училось 272 еврея из 520 учащихся нацменов. Кроме того, во ВТУЗах и техникумах из 100 нерусских студентов половина была евреев (77 а). Еврейской молодежи среди кустарей было от 30 до 100 %: в Рудне — из 69 кустарей было 67 евреев, в Татарске — 28 из 34, в Любавичах — все 36, в Шумячах — 150 из 250, в Починке — 7 из 22, в Монастырщине — все 85, в Рославле — все 115 человек.

Профессионально-технические школы работали в Смоленске, Ржеве, Великих Луках, Вязьме, Клинцах, Дядькове, Осташкове, Брянске, Новозыбкове, Кондрове. В них бронировались места для еврейской молодежи. Для нее же организовывались специальные курсы трактористов, переселяющихся в Крым. В Рославле работал учебный комбинат при железной дороге. Клинцовское ФЗУ при текстильтресте сообщало, что «с сентября 1931 года объявляется набор: 27 евреев, 1 немец, 1 латыш» (77 б). В Западной области было одно специальное еврейское ФЗУ в Стародубе. Целое архивное дело посвящено бесконечным мытарствам этой школы. Отсутствие производственной базы, средств, организационные неурядицы привели, в конце концов, к ее закрытию (77 в). В материалах для газеты «Эмес» так описана деятельность одной из школ: «…Губоно вместе с евсекцией при губкоме решили открыть еврейское отделение при профтехшколе. На эту цель было ассигновано 15000 рублей.

Учащимся обещали выдавать 10 рублей стипендии, хороший интернат и другое.

Когда учащиеся приехали, им велели вернуться обратно, т. к. мастерские еще не были готовы. Учащиеся вынуждены были ехать домой… Когда они второй раз приехали, им дали маленькую комнатку на 20 человек. Было страшно тесно, но позже и эту комнату забрали, а учащихся поместили в 3-х верстах, и им приходилось почти босыми бегать так далеко. Кроме того, комната очень плохая — течет с потолка и т. д. Двое уже заболели и уехали домой, остальные — накануне болезни. Стипендии от 1 до 5 рублей.

Губоно не интересуется жизнью учащихся. Интернат уже обследовало много организаций, но никаких мер не принято» (78).

Из вышесказанного следует, что еврейские жители достаточно активно включались в производительный труд на селе, в местечках, в городе, участвуя наряду с представителями других национальностей Смоленского края, Западного края в индустриализации, коллективизации и других «масштабных эпохальных» кампаниях Советской власти, но какой ценой все это достигалось?

5. Взаимоотношения с окружающими

После Октябрьской революции произошли изменения в веками формировавшемся и достаточно прочно установившемся укладе жизни еврейского населения.

Процесс изменения этого уклада был длительным, непростым, болезненным, зачастую и трагичным.

И здесь, в этой деликатной, сложной проблеме, свое слово должны были сказать местные власти. Документы говорят, что они, к сожалению, оказались не на высоте поставленной задачи. В научной литературе, публицистике межнациональные отношения трактовались в основном как беспроблемные. В бесчисленном множестве монографий, сборников, пропагандистских статей утверждалось, что вопрос этот решен окончательно (остались лишь некоторые пережитки капитализма, великодержавного и местного национализма, да некоторое экономическое отставание нацменов).

В них отражен, как правило, упрощенный взгляд на проблему. Жизнь показала многосложность, противоречивость и деликатность межнациональных отношений.

Взаимоотношения евреев с местной властью, коренным населением Смоленщины и представителями других национальностей были отнюдь не безоблачными и простыми. Трения на национальной почве, случаи антисемитизма обозначались, как правило, универсальной фразой «искажение ленинской национальной политики». Таких случаев зафиксировано в документах огромное множество. Причем явления эти происходили не только на бытовом уровне, но и в цехах, сельских коллективах. Совершенно определенно можно сказать, что порой инициаторами их были местные органы власти, представители различных организаций. Было бы поспешным возводить такое положение дел в ранг политики местной власти, но и считать многочисленные факты национальных трений случайными, тем более игнорировать их, нет оснований. Осложнял жизнь еврейского меньшинства разрыв, образовавшийся между законодательством по национальному вопросу и воплощением его на местах. Отдаленность от центра, слабая материальная база, недостатки общей и политической культуры, низкий уровень профессионализма часто приводили к тому, что директивные документы, содержательные и рациональные по сути, доходили до мест в искаженном виде. Порой трудно определить, что же явилось первопричиной тех или иных недостатков в национальной работе, политика центра или ошибки и искажения ее на местах, неумение или нежелание представителей местных органов тщательно вникать в суть сложных проблем, связанных с решением национального вопроса.

Выше рассматривалось положение дел в еврейских местечках, взаимоотношения местной власти и евреев. Факты дискриминации представителей разных национальностей (в том числе и евреев) проявлялись в различных формах: насмешки в быту, травля на предприятиях, посылка в места, тяжелые для проживания, — Биробиджан с мошкарой и безводные районы Крыма, например, район Джанкоя; урезание средств, выделенных специально для нацменов, расходование их на другие нужды, чрезвычайно скудное жалованье национальным работникам, к тому же постоянно выдаваемое с задержками, притом что работники образования вообще влачили жалкое существование, несмотря на известный призыв Ленина. Выделенные для национальной работы люди часто использовались не по назначению. Многие вопросы, связанные с национальной работой, решались годами, в то же время нацменам навязывались кампании, далекие от нужд евреев, латышей, поляков, белорусов и др., например, сборы средств на самолеты и дирижабли («Латышский стрелок», «Биробиджан» и т. д.). Нежелающие платить попадали в черные списки (79).

Как правило, чем ниже был статус совета, тем меньше усилий прилагали его сотрудники и тем больше нареканий было со стороны трудящихся различных национальностей.

Выработанная годами градация в системе отчетности искажала положение дел, тем самым мешая исправлять недочеты и злоупотребления.

Зачастую документы отражали удивительную трансформацию, когда «недопустимое положение дел» каким-то непостижимым образом превращалось в «значительные достижения». Порой отношение к отчетности было, мягко говоря, не очень строгим. «…При составлении отчетов места не располагают соответствующим материалом…, возникающие вопросы решаются наспех, в большинстве неверно… Сводки составляются в последнюю минуту… данные УИКа не соответствуют действительности… Отчеты по национальной работе в высшей степени небрежны, много общих фраз. Учет неполный, хотя является единственный зеркалом избирательной кампании, но и это зеркало кривое, куда вносятся самовольные поправки, искажающие статотчетность» (80) — из доклада облисполкома о предвыборной деятельности округов за 1930 год.

Вопиющие несоответствия резолюций и истинного положения дел в нацменработе не могли не насторожить здравомыслящих людей, которые, однако, помалкивали из-за боязни лишиться права голоса или быть обвиненными в каком-либо уклоне, что грозило немалыми бедствиями. Марксистская теория по национальному вопросу, составной частью которого был чеканный лозунг основоположника: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», на первый взгляд не содержала ничего антигуманного и антидемократичного. Однако возникает вопрос: куда же девать оставшуюся часть, непролетарское население «Всемирной республики», которая виделась теоретикам? Предполагалось перевоспитание так называемого нетрудового элемента, которого, по их мнению, особенно много было среди евреев. Как нередко говорилось в документах 1930-х годов: «все латыши — кулаки, все евреи — нэпманы» (81).

Если мы вспомним, как решалась эта задача в СССР, то всплывает муть «трудовых армий», лагерей, «концентрационных лагерей», наконец ГУЛАГов, призванных перевоспитывать инакомыслящих и нетрудовой элемент, приобщая их к классу-гегемону. И тогда более понятным становится зловещий смысл теоретических выкладок кремлевских мечтателей, устлавших костями «классовых врагов» бескрайние просторы Сибири, других необжитых районов страны, безымянных лагерных и тюремных «Бабьих Яров».

Документы показывают, что основополагающий принцип национальной политики — национальное самоопределение — вошел в противоречие с действительностью, ибо национальное самоопределение без свободы распоряжаться собственной судьбой для любой национальности является фикцией. Курс на коренизацию нацменов, выработанный и взятый на вооружение в начале двадцатых годов, в тридцатые годы исчерпал себя, показав национальной интеллигенции, насколько та заблуждалась, считая коренизацию стратегией, а не тактикой партии.

Начиная с 1930-х годов, очень часто в документах положение национальных учреждений (в том числе еврейских) характеризовалось как «исключительно неблагоприятное». Меры и методы, с помощью которых местные власти намеревались исправить такое положение дел, были недейственными, сроки — нереальными, формулировки выражены махрово-бюрократическим языком.

Неистребимый, живущий веками антисемитизм, считавшийся атрибутом царизма, благополучно уживался с «ленинской национальной политикой», несмотря на многочисленные решения съездов, постановления, распоряжения и т. п. Это явление трансформировалось, приспосабливалось, эволюционировало, оставаясь живучим и дееспособным и в первые годы Советской власти, и в двадцатые и тридцатые, имея, как отмечалось в документе, «открытую и скрытую формы» (82).

Еврейское население города Невеля сигнализировало в 1929 году: «Мы сформулировали, что в Невеле антисемитизм принял характер течения, но райком не согласился с этой формулировкой» (83).

В докладе Западного обкома ВКП(б) об очередных задачах работы среди нацменов Западной области состояние национальной работы характеризуется следующим образом: «Активность в национальной работе проявляется исключительно среди евреев и латышей… Как правило, для национальной работы мы имеем возможность найти лишь посредственных работников, которые к тому же перегружены до отказа, т. к. национальная работа, к сожалению, не считается партнагрузкой, ячейки и парткомы с нею не считаются… По всей области раскрывается масса случаев антисемитизма. Бывают случаи, когда члены партии повинны в этом» (84). Документы зафиксировали случаи антисемитизма по многим районам Смоленской губернии и Западной области: «В Смоленской школе кройки и шитья евреи и русские между собой не ладят, очень часто слышно слово «жидовка». «Ваша жидовская сплоченность влияет в плохую сторону» (86), — слова секретаря Бохотского Волкома (волостной комитет партии).

В Клинцовском районе антисемитизм зафиксирован на фабриках: в Зубовке, Глуховке, Ленинской, на заводе, в школе. Рабочие высмеивали евреев, тормозили квалификацию еврейской молодежи. В деревне Рожны издевались над акушеркой еврейкой, вызывая на ложные роды» (87). Угрозы евреям подобного рода зафиксированы документами: «Ну, жиды, скоро на вас погибель придет, вспомнят вам 1905 год» (88). Бывают случаи вины в антисемитизме членов партии. В протоколе первого партийного совещания по работе нацменов в Западной области прямо говорится: «Райисполкомы и сельсоветы не уделяют должного внимания работе среди нацменов. Это привело к тому, что в школах Себежа развит антисемитизм и национал-шовинизм» (89).

Антисемитизм проявлялся по-разному. В Невеле отмечено избиение двух евреев, воспитанников детдома, а горсовет не допустил обсуждения случившегося, хотя, кроме этого, подобные случаи произошли в пекарне, школах, педтехникуме, в торговых предприятиях, на щетинной фабрике, на стройке, где в столовой евреи и русские не садились за один стол. Тем же документом факты антисемитизма зафиксированы в Локнянском, Великолукском районах, в Западной Двине, Усвятах, Адрианополе. На Ярцевской фабрике в 1929 году отмечено 16 обвинений в антисемитизме, что нашло отражение в статье «Антисемитизм на советской фабрике». В ней, в частности, говорится: «Всего несколько дней тому назад мы отмечали отвратительнейший разгул антисемитов в Струговой Буде Клинцовского округа. Попустительство местных организаций и властей привело… к зверскому убийству еврейки Быховской. Сегодня мы печатаем материалы о систематической травле евреев и шовинистическом отношении к полякам… на одном из крупнейших предприятий области, на Ярцевской фабрике. В антисемитских выходках здесь обличаются не деревенские хулиганы, кулаки и подкулачники, а рабочие и работницы, в том числе комсомольцы и члены партии» (90).

В циркуляре, разосланном в областные отделы народного образования со схемой основных вопросов строительства национального просвещения, как обычно, во главу угла поставлена проверка «классовой выдержанности планов и их выполнения» (91). Дальше там говорилось: «…мало освещается такое болезненное явление, как антисемитизм, имеющий довольно широкое распространение во многих районах» (92)..

Вопиющий случай был отмечен в Руднянском белорусском педтехникуме, где все преподаватели (!) сняты с работы за антисемитизм (93).

Было и стремление «замазать» некоторые случаи, смягчить их в отчете: «В Вяземской еврейской сельхозкоммуне «Франдшафт» есть и русские. Антисемитизма нет, но есть толки, что евреи вытесняли русских (раньше коммуна была русской). Есть сионизм» (94).

Трения происходили не только между евреями и русскими. «Факты антисемитизма очень часты. Высмеивают евреев в связи с какой-нибудь кампанией, литовцы говорят: «…евреи захватили власть и командуют всеми…, нам не дают свободно молиться и арестовывают ксендзов, а евреям ничего не делают» (95). В этом небольшом, но емком документе дальше говорится о том, что тяга литовцев к исторической родине истолковывается властями как национал-шовинизм, а также прослеживается неприязнь к русским.

Нельзя сказать, что местные власти не вели борьбы с антисемитизмом. Организовывались уголовные и общественные суды, особо безобразные проявления юдофобства освещались в печати. Работа велась в основном от случая к случаю, компанейски и результаты ее практически были ничтожными: «Приняты меры к искоренению антисемитизма, но они, как видно, дали мало результатов» (96).

Компанейщина — родовой признак командно-административной системы, установившейся с конца 1920-х годов. Этот порок отмечался в национальной работе наряду со многими другими недостатками и являлся доминирующим.

Если проанализировать планы, программы развития национальной работы, составленные высокими инстанциями, то без всякой натяжки можно сказать, что они являлись всеохватывающими и исчерпывающими. Буквально, все стороны жизни нацменов и евреев, в том числе, были отражены в месячных, квартальных, полугодовых, годовых, пятилетних и десятилетних планах. Но если рассмотреть их воплощение в жизнь, то разрыв будет просто вопиющим. Формализм, кавалерийские наскоки, кампанейщина — вот, в основном, способы и методы работы местных органов в конце 1920-х годов: «…Национальным сельсоветам со стороны РИКа не уделено должного внимания. Приезжающие товарищи занимались вопросами кампанейски. Помощи со стороны РИКа не было. Инструктор был в сельсовете один раз. Окружные организации своих представителей высылали довольно часто, но не всегда их работа оправдывала себя. Организация национальной коммуны проходила под руководством двух представителей Окружкома, которые допустили ряд ошибок.

Работа среди членов еврейской артели кустарей проводится кампанейски, во время праздников и антирелигиозных дней!» (97).

И еще один принцип деятельности — стремление указывать сверху и держать все под контролем — отражен в протоколе 2-й сессии Смоленского губисполкома 18-го созыва: «В текущую кампанию выполнена директива об организации национальных советов» (98). Ни в коем случае ни латыши, ни поляки, ни евреи не могли организовать кружок, ячейку, колхоз, сельсовет, самостоятельно переселиться в Крым, Биробиджан и другие места, без одобрения или разрешения органов власти, которым иногда было не до этого из-за большого количества забот, а иногда они были просто некомпетентными: «Работа по культурному обслуживанию нацменьшинств часто встречает скептическое отношение со стороны советских работников. Ряд районных организаций не только не работает среди нацменов, но и не считает нужным иметь их учета… Следует отметить также, что назначаемые нацменработники не всегда используются по прямому назначению… Так, вместо заведующей Петровичской еврейской библиотекой… был назначен товарищ, не знакомый с еврейским языком. Губком партии вынужден вмешаться, т. к. на местах на это не обращают внимания» (99). Подобные случаи наблюдались во многих районах.

Разумеется, данные материалы не являются вполне исчерпывающими. Они не отразили и не могли отразить все стороны такого многосложного явления. За пределами рассмотрения остались многие стороны жизни и деятельности еврейского населения на Смоленщине, например, организация юридической помощи евреям на родном языке, деятельность еврейских национальных советов, политпросвет учреждений, газет и радиогазет.

И еще одна весьма важная и деликатная сфера национальной работы оказалась нерассмотренной: антирелигиозная работа среди евреев. Вернее сказать, она должна была быть таковой при соответствующем отношении органов, занимавшихся ею.

В жизни местечковых евреев религия занимала существенное, особое место, по традиции, сложившейся еще в дореволюционное время. Оставался высоким признанный авторитет раввинов, меламедов и других, игравших большую роль в деятельности еврейских религиозных школ: хедеров, ешиботов.

Жесткая, основанная на лжи антирелигиозная пропаганда, проводимая опять-таки кампанейскими методами, неуместный антирелигиозный раж, проявляемый наспех сколоченными ячейками ОВБ (общество воинствующих безбожников), антихедерные мероприятия и кампании по закрытию синагог — все это предмет отдельного и обстоятельного разговора.

В заключение следует сказать о местных органах власти, людях, которые осуществляли национальную политику на местах. Для районных органов власти была характерна незначительность бюджетов, невозможность самостоятельного планирования, ограниченные возможности в том же школьном деле… Только 10 % сельских советов имели самостоятельные бюджеты, да и то главным образом на основе не собственных финансовых источников, а штрафов населения. Если к этому добавить плохо развитую сеть дорог и связь, а также низкий культурный и управленческий уровень районных работников, то получим картину, на фоне которой происходила национальная работа. Экономическое и правовое обеспечение национальных культработников зачастую перекладывалось на руководство местного уровня, от которого одновременно требовали первоначального выполнения планов хозяйственного, а не культурного развития (100). С конца 1920-х годов абсолютный приоритет в работе местных органов отдавался заготовкам хлеба и других продуктов для великих строек. Работа членов исполкомов разных уровней оценивалась в основном по этому показателю. И если за недочеты в национальной работе партийный или советский служащий того или иного ранга мог отделаться выговором, то за срыв хлебозаготовки мог лишиться своей работы или отправиться в места, не столь отдаленные. Нижеприведенные документы только частично отражают ужас тех времен: «Работа партийных и советских организаций будет оцениваться по результатам хлебозаготовок» (101). «Твердое задание», «красные обозы» являлись формой крепостничества в деревне среди русских, польских, латышских, еврейских крестьян. Пожалуй, процент твердозаданцев среди евреев был даже большим, чем среди коренного населения, причем, к твердому заданию могли привлечь за что угодно: нищих еврейских мелких торговцев и кустарей-одиночек, представителей других слоев за агитацию против колхоза, «как выделяющегося мнением от остальных граждан в деле социального строительства» (102).

Сейчас уже ни для кого не секрет, какой была участь, так называемых, твердозаданцев и лишенцев, которые практически вычеркивались властями из жизни. «Мы не заинтересованы в том, чтобы вообще росло количество продуктов в сельском хозяйстве, мы заинтересованы в том, чтобы количество продуктов росло у бедняцко-середняцкой массы деревни…, если они (твердозаданцы) умирают, туда им и дорога» (103). Надо сказать, что и сами представители местной власти находились в незавидном положении: «Мы — члены сельсовета, а не знаем, кому угодить. Если не выполнишь распоряжение власти — не хорош, выполнишь — населению не уладишь. И кому тут молиться — сам не знаешь» (104).

А высокое начальство отнюдь не шутило, посылая грозные повеления: «…обком постановил, что «перелом» в колхозном движении должен быть создан немедленно» (105).

Цинизм, жестокость и в то же время абсурдность подобных высказываний далеко не в полной мере отражают обстановку 1930-х годов, когда национальная работа начала сворачиваться.

Вплоть до 1934 года действовала государственная система мер по защите прав нерусского населения в области образования на родном языке. В это время происходит отход от ленинских принципов национальной школы. Теоретической основой новой политики была сталинская идея форсированной «интернационализации» всех народов СССР, в интересах создания национально-однородного общества. Механизмом такой «интернационализации» должны были стать школы. В 1934 году происходит упразднение специальных национальных органов просвещения (совнацменов-комнацев), в 1937 году ликвидируются национальные районы и сельсоветы, другие организации (106). То тихой сапой, то откровенным насилием разгромлены национальные колхозы, центры культурной жизни — нацмен-клубы и театры (107). Многочисленные национальные анклавы (латышские, литовские колонии, еврейские местечки) на Смоленщине теряют звено в государственной структуре, обеспечивавшее им организацию школьного дела. Национальные школы преобразовываются в школы обычного типа (108). Под флагом борьбы с «национал-уклонизмом» идет разгром национальной, в том числе еврейской интеллигенции. Национальное преследуется как националистическое (109). В Смоленском областном архиве не встречаются материалы о репрессиях, которым в послеоктябрьский период подвергалась значительная часть населения, в том числе зажиточные, служители культа, деклассированные и даже беднота — требовалось по разнарядкам постоянное пополнение лагерей, где заключенные возводили «Великие стройки»: каналы, гидростанции, гигантские предприятия, проектировали самолеты.

Пристанищем для «врагов народа», избежавших расстрелов, были лагеря ГУЛАГа. Исчезали целые группы населения — бывшие белогвардейцы, казаки, капиталисты, помещики, купцы, «вредители», политически неблагонадежные. Кулачество ликвидировали как класс. Людей сажали за сокрытие драгоценных металлов, шли кампании арестов укрывателей разменной монеты, даже за сбор колосков на убранном поле, «по закону от 7 августа» давали большой срок (по библейским законам хозяевам-евреям предписывалось оставлять колоски на поле для бедняков и птиц). Немалый срок давали даже за порчу портрета вождя.

Судьбу людей решали не только суды, но и «особые совещания», приговоры были суровыми, «10 лет без права переписки» — означало фактический расстрел. В стране, «где так вольно дышит человек», в «лагерную пыль» превращали миллионы людей разной национальности. И после войны 1941—45 годов продолжались репрессии. Дело врачей-убийц, Ленинградское дело, когда погиб цвет еврейской культуры: писатели, поэты, артисты, но репрессии — не тема этой статьи.

В национальной политике победила линия Сталина по созданию «советского народа».

6. Примечания

В архивных документах встречаются сложные и стилистически неправильные обороты, разного рода ошибки, описки, по стилю текст некоторых документов близок к разговорной речи, местами читается трудно, но оставлен без изменений.

Документы содержат всевозможные сокращения, характерные для первых десятилетий советской истории.

Контрольно-справочные сведения для каждого документа даны под номерами от 1 до 109. Названия архива, номера фонда, описи, единицы хранения.

Также даны ссылки на другие источники.

1. Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций, пленумов ЦК. 1898–1970. М., т. 3, с. 107.

2. Там же, с. 441.

3. Государственный архив Смоленской области (ГАСО), ф. 1, оп. 1, д. 337, л. 1.

4. Первая всеобщая перепись Российской империи, 1897 г., т. 40 — С.-П, с. 3.

5. Географо-статический словарь Российской империи, т. 3. — Сиб., 1866, с. 119, 236, 304.

6. Государственный архив Смоленской области (ГАСО), ф. Р-19, оп. 1, д. 447, л. 175.

7. Весь Смоленск и губерния на 1925—26 год. Смоленск, с. 39.

8. ГАСО, ф. Р-19, оп. 1, д. 4746, л. 67.

9. На культурном посту, № 1. 1933, с. 29.

10. ГАСО. ф. Р-19, оп. 1, д. 447, л. 127.

11. Там же, л. 127 об.

12. ЦДНИСО (Центр документации новейшей истории Смоленской области), ф. 5, оп. 1, д. 1217, л. 9.

13. ГАСО. ф. Р-19, оп. 1, д. 477, л. 78.

14. Там же, д. 1247, л. 10.

15. ЦДНИСО, ф. 3, оп. 1, д. 1162, л. 1.

15а. Там же, д. 2934, л. 5–6.

16. ГАСО, Р-2350, оп. 3, д. 139, л. 15.

17. Там же, оп. 2, д. 237, л. 338.

18. Там же, ф. Р-2360, оп. 1, д. 2037, л. 49.

19. Там же, л. 49 об.

20. Там же, д. 45, л. 38.

21. Там же, л. 13.

22. Там же, л. 7.

23. Там же, Р-2360, оп. 1, д. 1480, л. 297.

24. Там же, ф. Р-19, оп. 1, д. 4746, л. 82.

25. Там же, л. 82 об.

26. Там же, ф. Р-2360, оп. 1, д. 1478, л. 84.

27. Там же, ф. Р-2350, оп. 4, д. 90, л. 208.

28. Там же, ф. Р-19, оп. 1, д. 4746, л. 67.

29. Там же, л. 73.

30. Там же, л. 76.

31. Рабочий путь, 1928. 23 мая, № 118.

32. ГАСО, ф. Р-19, оп. 1, д. 4281, л. 21.

33. ГАСО, ф. Р-2350, оп. 2, д. 237, л. 338.

34. Там же, л. 332.

35. Рабочий путь, 23 июля, № 180,

36. ГАСО, ф. Р-2360, оп. 1, д. 1480, л. 297.

37. Там же.

38. Там же, д. 194, л. 19.

39. ГАСО, ф. Р-2350, оп. 2, д. 48, л. 117.

40. ГАСО, ф. Р-2360, оп. 1, д. 2073, л. 5–7.

41. Там же, ф. Р-2360, оп. 1, д. 817, л. 25.

41а. Там же, ф. Р-19, оп. 1, д. 4841а, л. 139.

41б. Там же, ф. Р-2360, оп. 1, д. 194, л. 21 об.

42. Там же, ф. Р-2360, оп. 1, д. 194, л. 21.

43. Там же, д. 195, л. 27.

44. ЦДНИСО, ф. Р-3, оп.1, д. 2936, л. 133.

45. Рабочий путь. 2 февраля, 1930 г. № 48.

46. Ленинский путь, № 8, 1927 г., с. 72.

47. ГАСО, ф. Р-2395, оп. 1, д. 1663, л. 19.

48. Там же, ф. Р-2360, оп. 1, д. 815, л. 61.

49. Рабочий путь. 12 августа. № 186.

50. ГАСО, ф. Р-2360, оп. 1, д. 813, л. 176.

51. ГАСО, ф. Р-2360, оп. 1, д. 818, л. 86.

51а. Там же, л. 87.

52. Рабочий путь, 4 октября 1930. № 232.

53. ЦДНИСО, ф. 3, оп. 1, д. 2936, л. 133.

54. ГАСО, ф. Р-54, оп. 1, д. 817, л. 48.

55. Там же, д. 2099, л. 7.

56. Там же, д. 818, л. 123.

57. Там же, д. 2073, л, 26.

58. Там же, ф. Р-2395, оп. 1, д. 1572, л. 134.

59. Там же, д. 2596, л. 5.

60. Там же, ф. Р-2360, оп. 1, д. 817, л. 15.

61. Рабочий путь. 1930. 29 июня. № 180.

62. Там же.

63. ГАСО, ф. Р-19, оп. 1, д. 4515, л. 167.

64. Ленинский путь № 10, 1927, с. 36.

65. Там же.

66. Там же, с. 37.

67. ЦДНИСО, ф. 5, оп. 1, д. 304, л. 212.

68. Ленинский путь, № 10. 1927, с. 38.

69. ГАСО, ф. Р-19, оп. 1, д. 4515, л. 88.

70. Ленинский путь… с. 35.

71. ГАСО, ф. Р-2360, оп. 1, д. 195, л. 70,

71а. ГАСО. ф. Р-2360, оп. 1. д. 815, л. 67.

72. ЦДНИСО, ф. 5, оп. 1, д. 304, л. 214.

73. ГАСО. ф. Р-2380, оп. 1, д. 2705, л. 85.

74. Там же, оп. 4, д. 90, л. 692.

75. ЦДНИСО, ф. 3, оп. 1, д. 2936, л. 21.

76а. ЦДНИСО, ф. 5, оп. 1, д. 308, л. 128.

76б. Там же, л. 128 об.

76в. ГАСО. ф. Р-2360, оп. 1, д. 1484, л. 10.

77а. Там же, л. 11,

77б. ГАСО, ф. Р-19, оп. 1, д. 4743, л. 45.

77в. Там же, ф. Р-2360, оп. 1, д. 183.

78. Там же, д. 4748, л. 37,

79. ГАСО, ф. Р-2360, оп. 1, д. 818, л. 23.

80. ГАСО, ф. Р-78, оп. 6, д. 115, л. 21.

81. ГАСО, ф. Р-2360, оп. 1, д. 812, л. 19.

82. ЦДНИСО, ф. 5, оп. 1, д. 308, л. 118.

83. Там же, д. 308, л. 86.

84. Там же, д. 304, л. 52.

85. ГАСО, ф. Р-2350, оп. 2, д. 45, л. 188.

86. ГАСО, ф. Р-19, оп. 1, д. 4743, л. 181.

87. ГАСО, ф. Р-2360, оп. 1, д. 812, л. 103.

88. Там же.

89. ЦДНИСО, ф. 5, д. 304, л. 34.

90. Рабочий путь, 1929, 23 октября, № 245.

91. ГАСО, ф. Р-19, оп. 1, д. 4746, л. 229.

92. Там же.

93. Там же, ф. 2360, оп. 1480, л. 233.

94. ЦДНИСО, ф. 5, оп. 1, д. 306, л. 11.

95. ГАСО. ф. Р-2360, оп. 1, д. 814, л. 2.

96. Там же, л. 146.

97. Там же, л. 144.

98. Материалы Второй сессии Смоленского губисполкома 18-го созыва. Смоленск, 1927, с. 5.

99. ГАСО, ф. Р-19, оп. 1, д. 4746, л. 69.

100. ЦДНИСО, ф. 65, оп. 1, д. 4, л. 61.

101. ГАСО. ф. 2360, оп. 1, д. 384, д. 156.

102. Там же, д. 25, л. 210.

103. Там же, ф. Р-13, оп. 2, д. 746, л. 9.

104. ЦДНИСО, ф. 5, оп. 1, д. 337, л. 189.

105. Там же, д. 381, л. 14.

106. Судьбы национальных меньшинств на Смоленщине, 1918–1938 годы. Документы и материалы. Смоленск, 1994 г., с. 305.

107. Там же, с. 304–305.

108. Там же, с. 305, 307.

109. Проблемы национальной школы СССР: история и современность. М., 1989 г.

 

И только страх и зло повсюду (1937–1938 годы)

И. Илькевич

Это имя хорошо известно в Смоленске его старожилам, журналистам-«старейшинам», тем смолянам, кого задел своим черным крылом 37-й год: Сарра Израилевна Шейдлина. Журналист. Редактор, более четырех лет руководившая журналистским коллективом «Рабочего пути».

Она была арестована сотрудниками управления государственной безопасности УНКВД Западной области 23 июня 1937 года, на рассвете, в 4 часа 30 минут, на даче в Красном бору. В этот же день Сарра Израилевна решением Сталинского РК ВКП(б) была исключена из партии как враг народа. На ее даче и в квартире в Смоленске (ул. К. Маркса, д. 18, кв, 6) были произведены обыски, после которых, например, пропали гранки поэмы А. Т. Твардовского и многие записи, письма, заметки.

Долгие годы смоляне, знавшие Сарру Израилевну, считали, что она наложила на себя руки, повесилась в тюремной камере. И только недавно, после открытия архивов стала известна правда об этой мужественной женщине.

Судьбу Сарры Шейдлиной рядовой никак не назовешь. Она родилась в 1898 году в семье мелкого торговца. Тот факт, что девочка из подобной семьи не только успешно закончила гимназию, но и поступила на историко-философское отделение Московских высших женских курсов, свидетельствует о том, что у нее были неординарные способности. Увлечение революционными идеями привело ее к участию в студенческом движении, а с июля 1917 — к активной партийной деятельности.

В 1918 г. Шейдлиной всего 20 лет, но она уже занимается созданием Витебской организации большевиков и избирается секретарем губернского комитета ВКП(б). На партийном учете здесь состоит Н. И. Ежов, в составе Центральной комиссии он принимает участие в переговорах об обмене военнопленными. Летом 1919 Сарра Шейдлина добровольно едет на фронт. Там она последовательно занимает должности комиссара санчасти дивизии, редактора армейских газет. После гражданской войны ее карьера успешна: партийный работник, редактор многих изданий. Шейдлина учится в Институте Красной Профессуры. По просьбе Л. Кагановича в 1929 г. она участвует в подготовке ноябрьского Пленума ЦК ВКП(б). Непосредственные руководители Шейдлиной, ее знакомые, друзья — люди известные: С. Гусев, Я. Драбкин, И. Скворцов-Степанов и даже Н. Ежов и Л. Мехлис.

Ровная восходящая нить судьбы в 1932 г. неожиданно делает виток. Из Москвы Шейдлину переводят в Западную область.

После должности ученого секретаря председателя Совнаркома РСФСР, на которую она была назначена по указанию Н. Ежова, этот перевод кажется довольно странным. Но в коммунистическом бытии жизнь, деятельность и смерть любого человека зависят от прихоти важного должностного лица, его телефонного звонка, личной неприязни. Однако жизнь продолжается… В считанные месяцы Шейдлина становится ответственным редактором «Рабочего пути», ее избирают делегатом XVII съезда ВКП(б). В августе 1936 г. «Рабочий путь», как и другие газеты страны, пестрит заголовками, клеймящими «врагов народа». Публикуется много материалов по «объединенному контрреволюционно-террористическому центру троцкистско-зиновьевского блока».

В двух заметках «Рабочего пути» от 17 и 18 августа по вине наборщиков или корректоров были допущены чисто технические ошибки, исказившие текст и смысл корреспонденций. Так, в заметке об артели «Металлист» был опубликован такой абзац: «Мы требуем применения высшей меры социальной защиты — расстрела ни Калинина, когода ни слушали сообкам.»

Обычный газетный ляп…

А уже через несколько дней в статье «Политическая слепота» «Правда» указывает на «недостаточную активность «РП» в разоблачении замаскированных врагов партии», на то, что «РП» допустил в своих статьях контрреволюционные ошибки и в специальных поправках сводит дело к «маленьким недоразумениям», не пытаясь даже сказать читателям о принятых мерах по искоренению безответственности, свившей себе гнездо в редакции и типографии».

Затем последовало освобождение редактора от работы и вскоре арест… Сарру Израилевну Шейдлину обвинили в связи с И. П. Румянцевым — руководителем право-троцкистской организации в области, И. А. Шильманом, разделявшим его взгляды, в знакомстве с комкором В. К. Путной… Все они впоследствии были расстреляны.

Сохранились протоколы допросов Сарры Шейдлиной. Она была допрошена семь раз — 23, 26, 28, 30 июня, 3 июля, 28 сентября и 5 октября 1937 года. Вопросы из протоколов говорят о том, как настоятельно допрашивающий толкал ее на оговор других, на признание своей вины.

«ВОПРОС: На предыдущих допросах вы отрицали вашу принадлежность к контрреволюционной право-троцкистской организации в Западной области. Намерены ли вы в дальнейшем настаивать на этих ложных показаниях?

ОТВЕТ: Категорически отрицаю свою принадлежность к контрреволюционной право-троцкистской организации и даже осведомленность о существовании таковой.

ВОПРОС: Вы напрасно настаиваете на этом. Скрыть вам вашу принадлежность к контрреволюционной право-троцкистской деятельности не удастся. Следствие располагает точными данными как о вашей принадлежности к организации, так и о практической контрреволюционной работе. Перестаньте упорствовать и дайте правдивые показания по существу.

ОТВЕТ: К ответу, данному мной на первый вопрос, мне добавить нечего. Участником контрреволюционной право-троцкистской организации я не была и контрреволюционной работы по заданиям организации я не проводила. За время моей работы в Смоленске у меня могли быть ошибки, но не сознательная контрреволюционная работа.

ВОПРОС:…Вы не учитываете, что следствием арестованы ваши соучастники по контрреволюционной организации и антисоветской деятельности, что арестованные дали правдивые показания как о своей, так и о вашей преступной работе.

Предупреждаю вас, что показаниями арестованных участников и имеющимися документами в деле вы полностью разоблачены. Поэтому еще раз предлагаю рассказать следствию правду по существу предъявленного вам обвинения.

ОТВЕТ: Я могу только повторить свои ответы, данные на предыдущие два вопроса о том, что я участником организации не была и никакой контрреволюционной работы не проводила.

ВОПРОС: Вы говорите явную неправду…

Больная, измотанная допросным конвейером тридцати девятилетняя женщина в суде без участия защиты, обвинения, свидетелей не пошла на поводу у следователя…

Приговор был вынесен.

Приговор

Именем Союза Социалистических республик выездная сессия военной коллегии Верховного суда Союза ССР в составе:

Председательствующего. Корвоенюриста И. Матулевич.

Членов: Диввоенюриста Миляновского и Бригвоенюриста Ждан.

При секретаре Военкомюристе 1 ранга Костюшко.

В закрытом судебном заседании в городе Смоленске 22 ноября 1937 года, рассмотрела дело по обвинению: Шейдлиной Сарры Израилевны, 1898 года рождения, быв. зав. школьным отделом Запобкома ВКП(б) в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 58-8 и 58–11 УК РСФСР.

Предварительным и судебным следствием установлено, что обвиняемая Шейдлина с 1932 г. являлась активным участником объединенной право-троцкистской к/p организации, проводившей диверсионно-вредительскую, террористическую и шпионскую работу в Западной области.

С 1932 г. была организационно связана с руководителем к/р. организации Румянцевым. Работая редактором газеты, подчинила областную газету интересам право-троцкистской организации, способствовала проведению в жизнь контр.-рев. установок врага народа Румянцева. В 1936 г., во время процесса над троцкистско-зиновьевским центром, умышленно допустила в газете троцкистские извращения.

В 1928 г., будучи на учебе в И.К.П., принимала активное участие в контр.-революционной деятельности группы «леваков».

— Таким образом, обвиняемая Шейдлина совершила преступления, предусмотренные 58/8 и 58/11 ст. ст. РСФСР.

— На основании изложенного и руководствуясь 319 и 320 ст. ст. УПК РСФСР — Военная Коллегия Верховного Суда СССР

Приговорила:

Шейдлину Сарру Израилевну к высшей мере уголовного наказания — РАССТРЕЛУ с конфискацией всего лично ей принадлежащего имущества.

— Приговор окончательный и в силу — Постановления Ц.И.К. СССР от 1 декабря 1934 г. подлежит немедленному исполнению…

Председательствующий

Корвоенюрист подпись

Члены:

Диввоенюрист подпись

Бригвоенюрист подпись».

Сразу же по окончании судебного заседания приговор был приведен в исполнение…

Своей вины Сарра Шейдлина не признала. Слухи о том, что Шейдлина повесилась в тюремной камере, чей-то недобрый вымысел.

Шейдлиной вменяется в вину активное участие в контрреволюционной организации. То, что такой организации в действительности не было, а существовала она только в больном воображении сотрудников УГБ УНКВД Западной области, известно давно. Тем не менее, необходимо подчеркнуть, что самооговоры, сделанные многими арестованными после осуществления на них давления, а возможно, и применения мер физического воздействия позволили следователям расширить круг обвиняемых по этому делу. И как результат — разоблачение объединенной право-троцкистской организации в Западной области, громкое дело, о котором известно в Москве, арест десятков партийных, советских и комсомольских работников. Архивные материалы позволили нам выяснить фамилии многих, хотя и не всех людей, на которых выбивались показания.

Среди сотен безвинно репрессированных, погибших и захороненных в безвестных ярах, назовем следующие имена: Каган Л. Г. — зав. отделом пропаганды обкома ВКП(б), Коган З. — секретарь Смоленского обкома ВЛКСМ, Лурье — зав. облздравотделом, Румянцев Иван Петрович — секретарь Западного обкома ВКП(б), Ракитов Григорий Давыдович — председатель Западного облисполкома, Резников Н. — зав. облоно, Сосин И. А. — секретарь облисполкома, Хавкин М. П. — секретарь Смоленского горкома партии, затем первый секретарь обкома ВКП(б) в Биробиджане, осужден на 15 лет, реабилитирован в 1956 году, умер в 1981 году, Чурилин А. М. — зав. отделом обкома и председатель облпрофсовета, отбывший срок и по его просьбе, будучи больным, поселился в родном Починке, где и похоронен в 1950 году, Шильман А. Л. — второй секретарь обкома, Шелехес Илья Савельевич из Смоленска, сосланный на Украину первым заместителем председателя Совнаркома УССР, Дубровский Арон Соломонович — председатель Облпотребсоюза, Аптекин Лев Борисович — директор дачеуправления «Красный Бор», Пригожин Абрам Григорьевич — директор МИФЛИ и многие другие.

Наряду с русскими, белорусами, украинцами в довоенном Смоленске жили десятки тысяч евреев, тысячи поляков, литовцев, латышей, немцев. Очень многие из них погибли.

Каких-либо задокументированных фактов диверсионной, террористической и шпионской работы этих людей в тех делах, с которыми мне удалось ознакомиться, я не нашел. А обвинение во вредительской деятельности? Они нелепы до смешного. Приведу два примера из протоколов допросов.

«Вредительски строится Смоленский гортеатр. Театр заведомо запроектирован большой на 1550 мест, не будет заполнен зрителем и будет убыточен. При проектировке были допущены большие излишества (отделка гранитом, мрамором, картины и т. д.). Сейчас, по указанию центра, излишества устранены, уменьшили первоначальную стоимость больше чем на 3 млн. рублей, а театр будет отделан хорошо. Эти вредительские мероприятия провели по указаниям Румянцева…»

И еще пример: «Несмотря на то, что Смоленск, где находится штаб БВО (Белорусского Военного Округа — ред.), при наличии войны с фашистской Германией в первую очередь будет подвергнут воздушному нападению и химической атаке, — в городе нет ни одного газоубежища и город с железнодорожной станцией соединен одним виадуком, при разрушении которого никаких подъездных путей к станции нет…

Вредительскую работу по сельскому хозяйству проводили под руководством Румянцева и Ракитова участники организации Лучанинов и Матеранский.

Вредительство здесь было в первую очередь в планировании, которое было умышленно запутано так, что привело к срыву правильных севооборотов. Колхозам давались нереальные преувеличенные планы сева, в особенности льна. Вытеснялись зерновые посевы и клеверосеяние, как предшественник льна и кормовая база для развития животноводства».

В приговоре упоминается об участии Шейдлиной в группе «леваков». Речь идет о так называемом «письме «86», направленном группой студентов Института Красной Профессуры на имя Сталина И. В. В этом письме, которое подписала и Шейдлина, выражалось несогласие с партийным руководством ИКП по внутриинститутским вопросам и делам. Инициатором подготовки и направления письма был муж Шейдлиной — С. Крылов. Тогда, т. е. в 1928 г., письмо «86» не было квалифицировано ЦК ВКП(б) как антипартийное, во всяком случае, прибывший в институт для выступления перед студентами и преподавателями секретарь ЦК ВКП(б) Молотов так его не расценил, а большинство подписавших это письмо удачно для себя прошли партийную чистку 1929 года.

Показательна судьба следователей и оперативных работников УНКВД Смоленской области, которые вели уголовные дела по обвинению Шейдлиной и других. Четверо из них были приговорены в 1938–1940 годах за фальсификацию уголовных дел к высшей мере наказания и расстреляны. А вдохновитель арестов и расстрелов по объединенной правотроцкистской контрреволюционной организации в Западной области был выдвинут на повышение в Москву и там 12 мая 1938 года за несколько дней до своего ареста застрелился.

Кстати, должен заметить, что из редакции «Рабочего пути» была расстреляна не одна Шейдлина. Такая же учесть постигла Г. Н. Брагинского, ответственного редактора газеты в 1937 г., С. Т. Хадкевича-Курдова, сотрудника газеты, поэта и писателя. Многие подверглись другим репрессиям. Удалось установить судьбу дочери Шейдлиной — Галины. Об этом поведал смолянин Г. А. Богданов, который учился с Галиной в 7-й школе г. Смоленска. После ареста матери Галина была направлена органами НКВД в дом-интернат. В 1943 году Галина Семеновна — медицинский работник одной из частей действующий армии. Она погибла на фронте от прямого попадания снаряда в машину-летучку…

Жить С. Шейдлиной после приговора оставалось всего 16 суток, а место в камере № 46 Смоленской тюрьмы уже занял другой ответственный редактор «Рабочего пути» — Григорий Наумович Брагинский. Он был газетчиком с восемнадцатилетним редакторским стажем. Но в отличие от своей предшественницы Брагинский оказался в 1937 году в Смоленске случайно. Тогдашний секретарь Запобкома ВКП(б) И. П. Румянцев долго вел переписку с ЦК и лично звонил секретарю ЦК А. А. Андрееву, добиваясь направления в «Рабочий путь» вместо снятой Шейдлиной нового редактора. Брагинский возглавил газету 1 января 1937 года, но работал недолго.

Что же удалось о нем выяснить?

Григорий Наумович Брагинский родился 17 июля 1889 года в г. Стародубе Орловской губернии. С шестнадцатилетнего возраста он поддерживал связь с РСДРП. В 1906 г. примкнул к эсерам-максималистам. В 1907 г. Брагинский приговаривается военно-полевым судом к 10 годам каторги. Свыше семи лет он отбывал наказание в Смоленской каторжной тюрьме. В конце 1916 г. Брагинский отправляется властями на поселение в Сибирь, бежит из-под надзора, снова арестовывается и заключается в Иркутскую тюрьму. Во время Февральской революции 1917 года он выходит из тюрьмы по амнистии и возвращается на родину.

Брагинский ведет революционную работу в Стародубе, Гомеле, Клинцах, Могилеве, Брянске, Донбассе, Харькове, Тамбове, Туркмении, Минске. Оттуда его отправляют в Узбекистан руководителем газеты «Правда Востока».

Распоряжением ЦК ВКП(б) Григорий Наумович получает назначение в Смоленск на должность редактора «Рабочего пути». В Смоленске он проживал по Мало-Штабному переулку, д. 9/30, кв. 19 вместе с женой Диной Самуйловной (1898 г.р.), дочерью Элеонорой (1922 г. р.) и сыном Михаилом (1933 г.р.).

Делегат X и XV съездов ВКП(б). С 1926 года — член Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев (всего в тюрьме провел 9 лет и 6 месяцев, в ссылке полтора месяца). В октябре 1935 г. Брагинскому Г. Н. была назначена пожизненно персональная пенсия республиканского значения за личные заслуги и по инвалидности (2-я группа) в сумме 250 рублей ежемесячно.

В апреле 1937 года на имя секретаря Запобкома ВКП(б) И. П. Румянцева поступило официальное письмо от секретаря Октябрьского райкома партии г. Ташкента Велуева. В этом письме «бдительный» Велуев сообщает своему коллеге в Смоленск об аресте органами НКВД в аппарате редакции «Правда Востока» контрреволюционной троцкистской группы в составе ответственного секретаря редакции, зав. отделом советского строительства и зав. отделом международной информации, «которая на протяжении ряда лет орудовала в редакции и занималась вредительской подрывной работой». Далее Велуев пишет: «…эта группа контрреволюционеров, вредителей пользовалась у Брагинского особым расположением… Все эти факты свидетельствуют, по меньшей мере, о том, что т. Брагинский проявил притупление классовой, большевистской бдительности и гнилой либерализм по отношению к врагам народа и за это он должен нести ответственность перед партией <…> Сообщая Вам об изложенном, просим Вас обсудить вопрос о т. Брагинском и о результатах нам сообщить».

В мае 1937 г. на 9-й Смоленской горпартконференции обсуждались кандидатуры делегатов на областную партийную конференцию. В связи с тем, что на этом заседании присутствовали И. П. Румянцев и начальник УНКВД СССР по Западной области В. А. Каруцкий, обсуждение кандидатуры Брагинского заняло больше часа. Григорий Наумович довольно откровенно ответил на заданные ему вопросы и, более того, зачем-то рассказал о своем родном брате, который, будучи военкомом 11-й Ленинградской дивизии и членом Ленинградского губкома, на XIV съезде ВКП(б) активно поддерживал платформу Зиновьева. По предложению делегатов 9-й партийной конференции И. П. Румянцева, Горностаева и Конюхова кандидатура Брагинского путем голосования была отведена от включения в список (272 — за, против — 0).

Расстрелянные в 1937–1938 гг. редакторы газеты «Рабочий путь» — «враги народа» С. И. Шейдлина и Г. Н. Брагинский (фото из судебного дела)

В июне — июле 1937 года «за связь с активными троцкистами и покровительство их» Брагинского исключили из партии, а «за связь с врагами народа» сняли с должности редактора «Рабочего пути». Недавние коллеги вдруг вспоминают, что в газете «Звезда» также была разоблачена контрреволюционная троцкистская группа, к которой, по их мнению, Брагинский был причастен и которую, несомненно, защищал от разоблачения.

Июль и август Брагинский нигде не работает, а затем устраивается на должность секретаря облпищепромсоюза.

6 ноября 1937 г. он арестован 4-м отделом УГБ УНКВД Смоленской области и заключен под стражу в смоленскую тюрьму. Именно в ту тюрьму, где отбывал свой срок до революции. Изъятые во время обыска в квартире блокноты, тетради, рукописи статей, черновые записи и письма на его имя не сохранились. В архивном уголовном деле подшиты пять протоколов допросов Брагинского (ноябрь 1937, февраль и март 1938 г.). Ни в одном из них не зафиксировано каких-либо признаний о конкретной контрреволюционной деятельности Брагинского. Тем не менее, в утвержденном обвинительном заключении такие факты фигурируют. Это, прежде всего — принадлежность Брагинского к группе эсеров-максималистов, покровительство троцкистам в г. Ташкенте, связь с контрреволюционной организацией еврейских религиозников в Смоленске (фантазия следователей), активная контрреволюционная агитация среди заключенных в тюрьме.

На заседании Тройки УНКВД Смоленской области 25 марта 1938 года Брагинский Григорий Наумович был приговорен к расстрелу с конфискацией лично ему принадлежащего имущества. Приговор был приведен в исполнение 4 апреля 1938 года в 18 часов.

В ноябре 1956 года прокуратура Московского военного округа вынесла протест, в порядке надзора, в необоснованности осуждения Брагинского Г. Н. 29 ноября 1956 года Военный трибунал МВО Определением № 5172/ос отменил постановление Тройки УНКВД Смоленской области в отношении Брагинского Григория Наумовича и дело о нем производством прекратил за отсутствием состава преступления.

Знают ли обо всем этом его родственники? Живы ли они? Где похоронены С. Шейдлина, Г. Брагинский, другие жертвы репрессий?