Дерьмовый меч

Ципоркина Инесса

Браславская Анна

Клюев Кирилл

Повесть о том, как тефтелькоподавательница королевой стала. Ну, разумеется, сначала она была Избранной. Потом принцессой. Потом сиротой. Потом возлюбленной эльфа. Потом воительницей, убивательницей, истребительницей и грозой с осадками. А потом она вышла замуж и все кончилось, славатебебоже. И не надо говорить, что это спойлер, потому что сюжет вы и так знали, он всегда одинаков. Но разумеется, эта история не могла закончиться свадьбой. Мужа похитили с ложа, жена поперлась его спасать, бросив трон на произвол временщиков… Все по законам жанра. А вы чего хотели?

 

Потуга первая

Мир жесток к сиротам. Особенно к таким, как я — ничем не примечательным, серым, заурядным, бездарным, безродным, беспомощным и бесполезным. Я — обычная девушка, работающая в заводской столовой младшей накладывальщицей тефтелек. Да, мне светит карьера старшей подавальщицы люляк-и-бабов, замужество за хорошим человеком — пятидесятивосьмилетним мастером Герпесилычем, житье своим домком с девятью его детишками от первых пяти браков с предыдущими накладывательщицами и подавальщицами… Но мне, восемнадцатилетней сироте без определенных способностей, хочется другого, поймите!

Так твердила я свою ежеутреннюю мантру, собираясь на работу. Обводя по периметру свои льдисто-александритовые глаза асфальтово-серой подводкой и небрежно собирая в хвост на левом виске водопад золотисто-авантюриновых волос, я мысленно видела, как бреду в бесприютной мороси через заводскую проходную — вперед, по лужам и колдобинам, к бараку под ржавой крышей, воняющему чесноком и машинным маслом. И вскоре еще один мой день пожирает молох тефтелькоподавательства.

В коридоре на полу возле позапрошлогодней модели Manolo Blahnik на восемнадцатисантиметровых шпильках, инкрустированных стразами, уныло скособочилась потертая Birkin. Кое-где стразы выпали, а кое-где поцарапались о конвейер подачи тефтелек. При виде этой жалкой парочки у меня поневоле вырвался печальный вздох. Не будет у меня яркой жизни в этом унылом, гадком, противном, вечно осеннем мире. Никто меня не ценит и не понимает. И жить мне осталось недолго, я прям чувствую, как в моей тушке селится грусть. И в нутрии у меня зародилось ощущение, что что-то меняется и вот-вот изменится нипадеццки.

Глаза накрасила, мантру прочитала, на лучшее понадеялась — вот, кажется, и все. Пора идти на работу. Не забыть заправить мой старенький бентли, а то вечером в нашем городе ни один фонарь не горит и заправку хрен найдешь.

Я спустилась вниз на лифте, обитом пурпурным шелком, метко плюнула в соседкиного кота, замершего от ужаса при виде меня, фыркнула в лицо охраннику в ответ на развязное приветствие «Исполать вам, барыня!» и остро ощутила свою молодость, беззащитность и забитость. Уныло-серенькое манто из шиншиллы билось на промозглом ветру вылинявшим флагом. Еще один, мать его, трудовыебудень из тысяч и тысяч трудовыебуден, предстоящих мне, бесперспективной сироте, выросшей без мами, без папи в детприемнике города Мудротеево Седоковыльской области.

Мудротеево — городок маленький, тихий, косный. Мудротеевцы — мещане, зомбированные идеей стабильности. Их контакт с внешним миром сводится к смотрению тупых шоу и примитивных сериалов, а также к выносу мозга в этих ваших интернетах. Самые продвинутые читают горы книжек в уродских обложках, на каждой из которых загорелый амбал слюнявит бабу, которая мне, обычной серой мышке, в подметки не годится.

Чтобы не стать похожей на своих земляков, я выбросила из окна плазменную панель и ультратонкий ноутбук, а шкаф красного дерева со всем содержимым спустила по лестнице, метко пнув его в резной бок крепкой алой подошвой туфли от Christian Louboutin. Я оставила себе только собрания сочинений Мэри Шелли и Джейн Остин. Незачем забивать голову ерундой, если у меня есть чем заняться — сидеть и день за днем раскладывать пасьянс, допытываясь: что было, что будет, чем сердце успокоится.

Может быть, если бы я не была так погружена в себя… или у меня имелся интернет… или я читала все эти нелепые книжонки в сусальных обложках, рано или поздно в мою голову закрался бы вопрос: кто я? Откуда пришла? Откуда у меня взялись все эти биркины-бентли-лабутены? Почему я, проживая в пентхаусе единственного небоскреба на все Мудротеево, работаю на единственном заводе, сохранившемся в городе с царских времен? И что, наконец, производят на нашем заводе, в цехах, откуда идет и идет по тефтельки черная, пропахшая гарью толпа неприятных на вид мужчин с отпечатками белой длани на лицах?

Но меня это никогда не интересовало. И поэтому я шла по жизни, уверенно печатая шаг. Вот как сейчас, идючи вдоль включенного вхолостую тефтелечного конвейера, разогревающегося к обеденному перерыву. Я почти дошла до своего рабочего места, как вдруг что-то схватило меня за шиншилловую полу манто и потащило. В отчаянии я забилась, словно золотая рыбка в артритном кулаке. Я пыталась выпутаться из шубы, но пальцы тряслись, пуговицы не пролезали в петли, а колеса под конвейером крутились все ближе и ближе, зажевывая шкурки на удивление прочных пушных зверьков. Боже, почему я не ношу на себе гнилой мех собак и белок, как все безвкусные мещанки Мудротеево!

Но что удивительнее всего — никто не спешил мне на помощь! Никто не выключил рубильник, не протянул руку, не ужаснулся моей страшной участи — все только показывали пальцем и хохотали утробным басом! А я-то думала, что работаю среди нормальных людей… Вы не люди! Вы звери, господа! Вы орки!!!

Последним усилием я схватилась за бурую железяку, всегда торчавшую из каменного пола рядом с конвейером. Сколько пар обуви я об нее сбила, сколько костюмов от Armani порвала — выручай же, проклятая раскоряка!

Не выручила.

Со скрежетом выворотившись из пола, огромный бугристый дрын вместе со мной втянулся в пасть Молоха, разверстую под тефтельным конвейером. Так закончилась моя земная жизнь в городе Мудротеево. В мое тускнеющее от ужаса и боли сознание ударил луч света — он шел из дыры в каменном полу, оставшейся на месте вырванной хреновины. А потом голос, исходящий, как мне показалось, непосредственно от самой хреновины, спросил: «Ну что, коза избранная, достукалась? Идем со мной, я покажу тебе небо в Bvlgari!»

 

Потуга вторая

Я летела в темноте этой черной дыры, подсвеченной по краям редкими рубиновыми звездочками, замирая от ужаса. Мои авантюриновые волосы растрепались и встали дыбом, а в глазах застыли льдистые слезы, и тушь наверняка потекла как удав по стекловате.

— ААААА!!!! — кричала я, незаметно для себя поднимаясь на восемь октав и спускаясь обратно.

Рядом со мной, кувыркаясь в пустоте, летела бурая железяка, вывороченная мной из пола в тщетной попытке спастись. Периодически она била меня по голове и отлетала в сторону.

— Что ты орешь? — вдруг услышала я скрипучий голос. — Разоралась тут… Избранная, панимаешь.

— Кто здесь? Спасите! Помогите! — закричала я, но вокруг не было ни души, только эта чертова железка.

— Я здесь, глаза разуй. Ты что — меч не видишь? Ну тупаааая…

Я так удивилась, что даже перестала на некоторое время орать. Железяка снова треснула меня по макушке и ехидно улыбнулась.

— То-то же, ваше высочество, то-то же. Лети молча.

В моей голове что-то с хрустом щелкнуло (возможно, позвонки или копчик, никогда не разбиралась в анатомии).

— Какой ты меч? Ты ржавая железка! Вдобавок круглая! И закрученная штопором. Мечи такими не бывают, я что, по-твоему, совсем дура? И конец у тебя не острый!

Меч тяжело вздохнул и пожал плечами.

— Вот вечно с вами, Избранными, так — ничему сразу верить не хотите, все вам разжуй и в рот положи. Ты кино про короля Артура смотрела? Помнишь, как он меч из камня выворачивал?

— Ну, — сказала я. — Помню.

— Алебарды гну! Одной левой! Не снимая пиджака! — разошелся меч. — Где твои манеры, принцесса фигова? Я тебя им учить должен? Помнит она… а это мой дядя был! Родной!

— Артур?

— Нет, дура, какой еще Артур? Меч! Мы, волшебные мечи, ведем свой род испокон времен. И делают нас из частей дракона, чтоб ты знала. Вот дядю моего сделали из ключицы и левого глаза дракона Шилобрюха, моя кузина сделана из его хвоста, папаша — из позвоночника и украшен чешуей, о маме лучше всего говорит ее прозвище — Драконий Клык…

Меня вдруг заинтересовала эта семейная история мечей из драконов и я спросила:

— А ты из чего сделан?

Меч вдруг засветился неистовым коричневым светом.

— Не твоего принцессиного ума дело, из чего, — буркнул он и отлетел на метр в сторону.

Полет продолжался молча в темноте. Только изредка вспыхивали изумрудные огни и тут же таяли в далеке. Я забеспокоилась.

— А куда мы летим? — спросила я у меча. Больше-то никого вокруг не было.

— На Кудыкину гору. Получить по прибору, — заворчал меч. И добавил: — Вас, принцесс, лапшой не корми — дай глупые вопросы позадавать.

— А почему ты называешь меня принцессой? — удивилась я.

— А что, сама дотумкать не можешь? — огрызнулся меч. — А если мозг напрячь, или что там тебе его заменяет?

Я глубоко задумалась. Меч был прав — я слишком сильно отличалась от жителей Мудротеево. Можно сказать, я сверкала среди этой серой массы как кристалл жемчуга — таким же аквамариновым блеском. Моя необычная, практически неземная красота слепила глаза местных гопников до такой степени, что они даже боялись приближаться ко мне. А ведь я считала себя одинокой и несчастной, и ночами орошала шелковые наволочки горькими слезами. На самом деле они просто спинным мозгом понимали то, что я упорно не замечала — что я принцесса и им до меня как до звезды.

Конечно, мне приходилось сталкиваться и с человеческой завистью, и даже с подлостью, но, как ни странно, я завоевывала сердца одним движением пальца, и даже суровые продавщицы из колбасных отделов склонялись передо мной. И все равно в атмосфере всеобщего поклонения я чувствовала себя неизмеримо одинокой, даже тефтельки не могли утешить меня. Как будто в глубине своей души я знала, что самой судьбой предназначена для иной жизни, в которой будет все совершенно по-другому.

— Я правда принцесса? — спросила я у волшебного меча.

— Ну наконец-то доперло! — с облегчением выдохнул меч. — Не просто принцесса, а — Избранная! Такие, как ты, являются раз в тысячелетие. А ты — вообще дитя пророчества, рожденная при свете шаровой молнии. Ты изначально наделена великими силами, осталось их только раскрыть, и тогда имя Мурмундии Ипритской, дочери Фенозепама, властительницы гор, полей, лесов и участка в Шесть Соток, повелительницы эльфов, гномов, пигмеев и мерчандайзеров — будет греметь в веках! — торжественно произнес он.

— Мурмундия Ипритская? Я помню это имя… — со слезами на прекрасных глазах произнесла я. — А мама звала меня Муркой…

— Внимание! — вдруг рявкнул меч и вытянулся по стойке смирно. — Производится посадка в волшебном портале королевского замка. Всем приготовиться!

Не успел он это сказать, как темнота резко сменилась сиянием факелов, и я со всего размаха приложилась своей полудохлой тушкой прямо в центр пентаграммы. Подобрав под себя мослы, я кое-как встала на шпильки, оперлась на меч и огляделась вокруг.

Прямо передо мной стоял пожилой человек в камзоле и штанах с фиолетовыми волосами, заправленными в ярко-оранжевые сапоги.

— Добро пожаловать домой, Ваше высочество — сказал он мне и сделал глубокий книксен.

 

Потуга третья

Я только ошалело покрутила головой. Потом, кряхтя, собрала глаза в кучку и сделала шаг навстречу чудику в фиолетоволосых штанах… Ой, нет, мне показалось. Волосы были не штанов, а самого чудика. Из прорези на заднице торчал лиловый конский хвост, заправленный в сапоги. Ну и мода у этих… моих подданных.

Выставив впереди себя меч, я двинулась к человеку с конским хвостом, понимая, что сейчас не время для книксенов. И вообще, принцесса не должна выглядеть рохлей! И мямлей.

Припомнив выражение лица, появлявшееся на лице моей царственной мамочки, когда она лицом к лицу сталкивалась с нелицеприятным проявлением бунтарства (например, когда наш кот, потерявшийся в прошлом году, гадил в стопку свежевыглаженного белья), я постаралась выглядеть так же. Мужик с хвостом уставился на меня во все глаза, хотя, кажется, без всякого страха и почтения. Скорее уж с недоумением. Но у меня не было времени потакать подданническим глупостям!

— Мы, дочь этого… как его… — я с шуршанием почесала в затылке. Надо помыть голову. Негоже садиться на трон с немытой головой. Интересно, а шампунь тут уже изобрели? — Галоперидола…

— Ва-ва-ва-ваше вы-вы-вы-высочество! — залепетал мужик, зажимая одной рукой нос, а второй отмахиваясь от меня изо всех сил — наверное, это у них такой способ отгонять нечистый дух. Типа христианского крестного знамения. Хвост тоже вылез из сапог и заколотил мужика по крупу… то есть по заду. — Ка-ак вы могли догада… подумать, что ваша высокородная матушка бл… имела дело с этим злодеем, с этим некромантом и некрофилом, людофагом и мурколаком! Надеюсь, вы откроете мне имя того лжеца, который…

— Слышь, мужик, — утонченно прервала я его разглагольствования, — разговаривать после будем. Сперва я коронуюсь, потом будем разговаривать.

— Только вы, с вашей великой проницательностью, — радостно взвыл мужик, — могли понять, что наш славный король Фенозепам, коему вы приходитесь дочерью, скоропостижно опочил смертью героя в славном бою с третьей добавкой баран… под барабанный бой и боевые песни! И теперь вас ждет трон, как вы верно изволили заметить! Но сначала вам необходимо кое-что узнать и кое-кого победить. Мерзостный Галоперидол затуманил умы ваших подданных. Он растлевал их годами и недавно дорастлевался до того, что они пожелали отмены права первой ночи, снижения налогов и выплаты задолженностей по пенсиям и зарплатам! Королевство на грани ипритского бунта, бессмысленного и беспощадного! Мы уповаем…

— Знаю я, на кого вы уповаете! — встрял меч. — Вы уповаете на то, что я, гхм, не без помощи принцессы…

— А ты вообще молчи, Дерьмовый меч! — вызверился мужик. — Тебе права голоса не давали! Ты сам напросился караулить приход Избранной в параллельном мире, потому что в родной реальности тебе все, видите ли, стало параллельно! Ты не исполнил священной обязанности охраны своего повелителя Фенозепама от всякой опасности, буде такая случится на его пути!

— Дерьмовый? — переспросила я, выронила меч, который ойкнул, ударившись об пол всем телом. Я вытерла руку об остатки своего шиншиллового манто и поморщилась. — Так вот почему ты не сказал мне, из чего тебя сделали!

— Ну да! — с вызовом рявкнул меч. — Из прямой кишки дракона со всем ее содержимым. Ибо это самый крепкий орган в драконьем теле! А ну бери меня в руки, убогая! Без меня тебе песец — и не в виде новой шубы, а совсем наоборот!

Я, преодолев возмущение, подняла нахала и побрела прочь из пентаграммы. Мне требовалось принять ванну, принять трон, принять послов доброй воли и принять двести грамм чего-нибудь горячительного. Я чувствовала себя разбитой.

Мужик с хвостом оказался представителем древнего рода Цефалоаналов. Цефалоаналы всегда поддерживали нашу династию, а в свободное время еще немножечко колдовали. Пока я тащилась в отведенные мне покои по темным, промозглым коридорам, увешанным гобеленами с изображением великих битв прошлого, Цефалоанал мне все рассказал. Или почти все. В любом случае, я почти ничего не поняла, а что поняла — сразу же забыла. Зачем мне это помнить? Вон, у меча шишка на ручке большая — пусть он и помнит.

Ясно было одно: нам с мечом предстояло победить орды Галоперидола, осадившие столицу. Причем войско Фенозепама сейчас как раз думало над тем, как бы сдать город Галоперидолу на выгодных условиях. Все оттого, что в столицу понаехало слишком много мерчандайзеров, а их хлебом не корми, только дай что-нибудь кому-нибудь сдать на выгодных условиях.

— Сын Галоперидола, принц Финлепсин, — доверительно сообщил мне Цефалоанал. — В прошлом году был украден заезжими разбойникомагами, каждый из которых был на треть пигмей, на треть эльф, на шестую гном и на шестую мерчандайзер. Рожденные от противоестественного соития, представители клана разбойникомагов занимаются тем, что сеют смуту везде, где появятся. Поскольку они ведут свой род от наций, населяющих нашу страну, Галоперидол, естественно, озверел и потребовал, чтобы мы отыскали похитителей и похищенного. Мы сделали все возможное, но увы, логова разбойникомагов не нашел никто. И никто больше не видел бедного юноши, да и раньше-то его никто не видел. Ходят слухи, что Галоперидол его выдумал, чтобы иметь повод для нападения на наше бедное отечество…

— Пшел вон! — царственно бросила я. — Еще курс истории мне тут читать будет. Жопоголовый лизоблюд!

Цефалоанал расцвел от счастья. Наконец-то отечество обрело достойную правительницу, дочь своего отца! Или дочь своей матери-то — уж это наверняка…

— Ты не думай, — забубнил меч, как только Цефалоанал вышел из апартаментов, неслышно притворив дверь, — я твоего отца не бросал. Он сам меня отправил с тайной миссией, потому что я — лучший. Тебе грозила большая опасность — стать такой же, как все мудротеевцы.

Я только фыркнула. Нашли чего бояться! Лучше бы интернациональные связи крепили. И иммиграционную политику вели с умом. А то понаехали в столицу всякие… А она, между прочим, не резиновая!

Приняв ванну, я вылезла из розовой пены, благоухающей асафетидой, и подошла к зеркалу, в чем мать родила. Меч запнулся на полуслове, но я не обратила на него ни капли своего царственного внимания. Не стесняться же мне, принцессе, какой-то железяки?

Поглядев в зеркало, я в очередной раз отметила александритовость своих глаз и авантюриновость волос, но меня отвлекло неясное отражение, шмыгающее туда-сюда вдоль стены ванной комнаты. Ванна была отделана авантюриновыми пластинами под цвет моих волос. И шмыгающее существо тоже было цвета моих волос. Такой цвет волос был только у моей мамы и у нашего кота.

— Лассаль! — вскрикнула я, поворачиваясь в сторону внезапно нашедшегося кошака. — Лассаль! Откуда ты здесь?

— Откуда-откуда… — проворчал кот. — Я твой фамилиар, дура!

Действительно, это животное всегда было фамильярным — чего стоили его пристрастия к отправлению естественных потребностей в самых непотребных местах. А теперь он еще и обзывается.

— Будешь мне хамить — кастрирую! — пригрозила я. Лассаль надулся и умолк. Умный фамилиарчик. А зачем мне фаллоими… фамилиар, кстати? — Что ты умеешь делать, пушистик? На крышах орать?

— То, чего ты не умеешь, — не удержался кот. — Еду готовить. Магию колдовать. Переговоры переговаривать.

— Переговоры вести буду я, — снова влез меч. — Это моя миссия!

— Твоя миссия?!! — у Лассаля аж хвост встал дыбом. — Твоя миссия! Ах ты миссионер дерьмовый! — кот метнулся к мечу, хотел было схватить его зубами, но скривился и отпрянул. После чего взял меч передними лапами и, переступая задними, отнес меч в ванну и швырнул мое заколдованное оружие в еще теплую воду.

— А-а-а-а-а-а!!! — заорал меч. — Вода-а-а-а!!! Не хочу мыться, а-а-а-а!!! Выньте меня-а-а-а-а!!!

— Правильно, правильно, — кивнула я. — Полежишь, освежишься. А то тебя в руки брать противно, даже не зная, из чего ты сделан.

Меч забулькал под водой, как гейзер. В воздухе остро запахло сероводородом. Мы с Лассалем дружно рванули вон из ванной, хохоча во все горло. В первый раз за много лет мне было так весело.

 

Потуга четвертая

Но делу — время, потехе — час, а мне пора было короноваться. Иначе в стаде моих подданных последуют разброд, шатание и демократические мечтания о мощении дорог дураками.

Я взяла Лассаля под мышку, и, в чем была, сияя царственной неземной красотой проследовала в свою комнату. А меч пусть отмокает, нефиг ему!

Я шла ко коридору, любуясь на гобелены Третьей эпохи, изображающие битву под предводительством Великой Кузькиной Матери, и вдруг услышала характерный звук, как будто что-то бздякнулось, большое такое и насквозь железное. Через пару шагов звук повторился. Я оглянулась вокруг себя и сразу поняла, в чем тут дело — рыцари, которые несли стражу в коридоре, падали в обморок, сраженные моей красотой. И уже в бессознательном состоянии норовили сползтись и уложиться в штабеля. Я легко пожала плечами, перешагнула эти железные бесчувственные тела и пошла дальше.

Миновав семь переходов, нафаршированных смертельно опасными ловушками и волчьими ямами, я поднялась в свои королевские апартаменты, выходящие окнами на восток, где как раз заходило солнце. Там меня уже ждали придворные дамы, приготовившие в качестве коронационного одеяния муаровый пеньюар, расшитый страусиными перьями и усыпанный бриллиантами, стоившими по триста карат.

Я возмутилась:

— За кого вы меня принимаете? Я — королева и героиня, и я эти ваши тряпки не надену! Где мои парадный бронелифчик???? Головы посрубаю!

Одна из дам метнулась в кладовку и принесла драгоценные гидроперитовые доспехи, украшенные ортоклазами и рубинами размером с голову пионера. Лассаль закатил глаза, ослепленный сиянием и блеском ортоклазов, и шмыгнул за дверь. Вернулся он уже с Дерьмовым мечом под мышкой. Мокрый меч тихо обтекал и в разговоры вступать не хотел. Ну не больно-то и просили.

— Ваше величество! — В дверь, не спрося на то разрешения, ввалился какой-то хмырь в придворной одежде. — Ваше величество! Войско Галоперидола уже под стенами! Они осадили город!

В этот момент хмырь забулькал, захрипел и повалился на пол.

— Мертв! — сказала я, глядя на торчащую из его афедрона черную стрелу. — Мы в осаде. Нам срочно нужен дракон. Лассаль!

Лассаль оторвался от сосредоточенного вылизывания хвоста и крепко задумался.

— Что ты думаешь? — возмутилась я. — Все просто, как ситцевые трусы. Берем лошадь, выезжаем из города, огнем и мечом прорубаем дорогу, находим дракона, скармливаем ему лошадь, летим обратно, выжигаем войско сверху драконьим огнем — и дело в шлеме!

— Я одобряю! — подорвался Дерьмовый меч.

Лассаль махнул лапой, что тоже согласен. Я щелкнула пальцами в знак своего главенства, и по воздуху неторопливо поплыл файербол. Мы зачарованно следили за ним до тех пор, пока не вспыхнула занавеска.

— Бежим! — крикнул Лассаль и мы рванули на конюшню на четыре метра впереди собственного визга.

На конюшне мне сразу приглянулся черный как смоль конь, хрипящий яблоками глаз. Я потрепала его по холке, и он сразу признал во мне королеву. Искать седло было уже некогда, поэтому, схватив меч, я взмыла в седло, а Лассаль уцепился за меня сзади.

— Слышь, ты! Величество! — услышала я скрипящий голос Дерьмового меча. — Ты выбираться-то как думаешь? Головой или чем обычно? Там за воротами войска — как блох на Тузике, ты че думаешь — они при виде твоего бронелифчика все в обморок шмякнутся? Это у нас только рыцари непуганые…

Но ответить ему я не успела. Конь, сделав три круга по конюшне, внезапно развернул черные кожистые крылья, взмахнул ими и вылетел в окно. Я завизжала от восторга.

Пролетая над стенами замка, конь дернул копытом, и огромный кусок стены откололся и рухнул прямо в центр войска Галоперидола. Эти мерзавцы пустились наутек, а я демонически захохотала сверху.

— Мурмундия! Это Мурмундия! Спасайся кто может! — орали внизу.

Увы, их было слишком много, и уничтожить их без помощи дракона я никак не могла. В тот момент, когда мы пролетали над шатром предводителя войска, конь облегченно облегчился и ехидно заржал. Меч и Лассаль зажмурились.

Полет на крылатом коне был невыразимо прекрасен, но на конец мы высадились в лесу.

— Дракон должен быть где-то рядом, — сказал меч.

— С фига ли? — заворчал Лассаль, которому совершенно не хотелось вести переговоры с каким-то огнедышащим гадом.

— Да я тебе говорю! — сказал меч и в качестве аргумента добавил. — Я его чую.

— Жопой, что ли? — Лассаль после полета был гневен и неприветлив.

— Да заткнитесь вы уже! — Мне их ссоры стали порядком надоедать. — Надо искать дракона. Вон и пещера какая-то рядом.

— Это — НЕ ПЕЩЕРА! — раздался вдруг голос с небес. Мы в ужасе присели. — Это — СОВСЕМ не пещера!

Ломая деревья, перед нами опустилась голова огромного дракона.

— Я счастлив служить тебе, моя королева, — сказал он. — Но сначала докажи, что ты — Избранная.

— Я — Мурмундия Ипритская! — сказала я, выставив вперед Дерьмовый меч. — Я пришла победить Зло и Галоперидола.

Дракон закрыл свои мудрые зеленые глаза, покачал головой, украшенной змеиным гребнем… и захрапел…

 

Потуга пятая

Опа! То есть упс! Или, может, вау? Дракон, который засыпает при виде воина… вояки… воительницы! Воительницы со сверкающим мечом! Я посмотрела на данный мне судьбой артефакт и поморщилась. Не очень-то он сверкал, несмотря на несколько часов отмокания в ванне. Больше всего Дерьмовый меч напоминал ржавый прут, вывороченный из ограды — с поперечным обломком ограды в качестве гарды и со скособоченной шишкой в качестве навершия. Название мечу очень шло.

Не очень уверенно я подняла Дерьмовый меч и собралась ткнуть дракона в нос. Не рассказывать же этой храпящей туше свою историю? В конце концов, я принцесса! Я не привыкла к подобному пренебрежению! Где-то на задворках сознания прошкандыбала мысль: «В прошлой жизни ты и не такое терпела!» — но мое эго замахнулось на мысль пудовым кулаком и та испарилась.

— Не поможет, — заявил меч, выворачиваясь из моей руки. — Ты хоть знаешь, кто перед тобой?

— И кто же? — поинтересовалась я.

— Самый последний и самый выродившийся дракон современности! — гордо сообщил меч. — Когда в древности случилось нашествие избранных на нашу страну, они переловили всех драконов и наделали мечей из чего ни попадя… то есть из всех частей побежденных драконов. В результате выжила только одна семья — пожилая пара драконов с сыном Каином и дочкой Авель. Так что детки вынуждены были пожениться и дать начало новому клану драконов. Естественно, потомство Каина и Авель было не так чтоб очень здоровеньким. Некоторые вообще состояли из одних гнилых зубов и кривой прямой кишки. Большинство драконьих младенцев помирали от ужаса, глянув на собственное отражение в луже. Поэтому драконы с нарколепсией считались здоровяками.

— С нарко-чем? — не поняла я.

— С нарколепсией, — терпеливо объяснил меч. — Болезнью, из-за которой вырубаешься в любой момент в любом месте — на охоте, на работе, в полете… Вот и он, — Дерьмовый меч кивнул в сторону мирно сопящей ноздри, — чуть что брык! — и дрыхнет. Часов десять, а то и дольше. Поэтому и в небесах не летает, и в битвах не участвует, и на зверье не охотится. Твой папаша ему пенсию назначил — по теленку в день. Раритет все-таки. Зоологический раритет. Придворные большие деньги платят за свой портрет в виде победителя дракона. Четверть суммы — живописцу, три четверти — налог в казну. Задохлик спит — процент идет!

— Кто?

— Задохлик наш, — умильно проворковал меч. — Муха наша осенняя. Сурок наш беспробудный. Утипутеньки!

Мой блистательный ум привычно отмахнулся от кучи вываленных на меня ненужных сведений, отметив главное: не летает и не участвует. Значит, зря я сюда тащилась. Что толку будить дурацкую ящерицу, даже такую огромную, если она не будет жечь галоперидольцев струей огня? Ах ты паразит чешуйчатый! В раздражении я махнула на Задохлика рукой, указательный палец нечаянно щелкнул по большому… Гигантский кислотно-розовый файербол со свистом сорвался с моей руки и врезался в складчатый лоб Задохлика. Какое-то время морщины на лбу дракона сияли, словно облака на рассвете, потом погасли. Зато загорелись глаза дракона — нехорошим красным цветом, ну вылитые подфарники моего бентли.

— Разбудила? Ты меня РАЗБУДИЛА?!! — взвыл Задохлик. Теперь его, пожалуй, придется переименовать. Например, в Громудилу. — Арррргггххх!!! — И дракон протянул ко мне когтистую лапу.

Я попятилась. Мы все попятились, даже меч в моей руке искривился в сторону, не решаясь скрестить свое лезвие с драконьими когтями. Но дракон опустил лапу на траву ладонью вверх и… улыбнулся. В непостижимой проницательности своей я поняла, что ужасный оскал шириной во всю поляну таит не угрозу, а радость.

— Первый раз в жизни меня разбудили. Кажется, ты действительно Избранная, если вылечила меня! — и бывший Задохлик, а теперь полноценный Громудила растроганно всхлипнул. — Отныне я твой верный слуга! Повелевай мной, моя госпожа!

Храбро и гордо вступила я во владение личным драконом. Пришлось, цепляясь руками, матерясь, поскальзываясь и буравя драконью чешую каблуками, лезть наверх. Несколько раз моя тушка едва не рухнула обратно на травку, но через пару часов я вскарабкалась на Зад… Громудилу. И только тут поняла, что могла бы взлететь сюда на своем крылатом коне. Все-таки иногда мой острый ум прокалывается.

— Тьфу, черт! — мрачно ругнулась я, обнаружив два сломанных ногтя. — Где я тут типсы возьму? И такой лак? А, ладно! Слушай, дракон. Я назову тебя Громудилой и вместе мы совершим невиданные подвиги. Мы непременно продолжим драконий род и род Ипритских. Стране нужны правители и драконы!

Дракону новое имя понравилось. И мысль продолжить свой род тоже понравилась. Хотя… попробовал бы он возражать своей повелительнице!

— Вперед, на Галоперидола! — прозвучал мой боевой клич. Громудила расправил гигантские крылья и с ревом взмыл в воздух.

— Ты че? — неожиданно завизжал меч. — Спятила? Какое «на Галоперидола»? Вертай назад!

— Это еще почему?

— А потому! Пусть сперва коронуют! Если ты его некоронованной победишь, в стране сразу воцарится мир и спокойствие! Нафига мирной-спокойной стране Избранные дур… Мурмундии с их монстрами и артефактами?

Ну что за пессимист! Но в чем-то он прав, мой Дерьмовый меч. Люди — сволочи и требуют, чтобы к ним относились по-сволочному.

— Что же тогда делать? — спросила я.

— Я знаю, я! — выкрикнул Лассаль, порхающий вокруг на волшебном коне. — Быстро переносим столицу в другой город и коронуемся там! Я знаю отличный приморский городишко. Какие там отели! А какая рыба!

— Рыбки я бы поел, — пробормотал дракон. — Мне как-то привозили… просроченную. Пикантно! — и от глубины чувств дракон выдохнул струю огня, поджегшую чьи-то озимые. А может, яровые.

— А как же дворец? — удивилась я. — Там же нас ждут!

— Да он давно сгорел! — махнул лапой кот. — Ты же сама его подожгла. Неужели не помнишь?

— Оно и к лучшему, — философски заметила я. — Нет дворца — нет проблемы.

Так я начала мыслить государственно…

 

Потуга шестая

Государственные мысли со скрипом приходили в мою красивую голову. В конце концов, я рождена царствовать, а не думать! Пусть вон Задохлик думает, у него голова как барбакан. Хотя интересно, а море у них тут в какой стороне? и есть ли там пляж? Неужели во всем королевстве не найдется ни одного пятизвездочного отеля? Нет, как только коронуюсь — велю немедленно построить. Для себя любимой. Должен же у меня быть отдых от государственных дел.

Я поудобнее устроилась на жесткой шкуре дракона:

— Ну так мы летим или где? Пристегните ремни!

— Не так быстро, принцесса, — произнес за моей спиной бархатистый хриплый голос.

Скосив глаза, я увидела, как к моей спине прижался длинный закругленный нож.

— Эльф Розамунд! — пискнул Лассаль и спрыгнул со спины коня в ближайший терновый куст.

— Собственной персоной, — подтвердили за спиной.

Я отпрыгнула, сделала кувырок через голову, переходящий в боевую стойку «Летящая гусеница» и наконец увидела своего противника. Он был нечеловечески красив. Может, именно потому, что он был эльф, чистокровный эльф без всяких посторонних примесей. Его острые уши с зелеными продолговатыми глазами выдавали в нем наличие древней крови.

— Тебе никто не говорил, принцесса, что этот лес — мой? Надо соблюдать технику безопасности, если хочешь остаться в живых. — Эльф улыбнулся и крутанул своим длинным мечом. Да он надо мной издевается, поняла я! К счастью, я знала, чем ответить на его наглость.

— А ты че борзый такой? — спросила я сквозь зубы. — Ты с какова раена?

— О, ваше высочество… Или величество? — красавец небрежно поклонился. — Не желаете ли сразиться на мечах?

Его насмешливые жесты вывели меня из себя, и, кипя негодованием, как гейзер, я ринулась вперед. Мозг отключился совсем, и внезапно я почувствовала себя совершенно другим человеком. У меня как будто выросли еще девять рук, так быстро я вертела перед собой Дерьмовым мечом. Меч светился коричневым светом и орал:

— Давай-давай, жми, принцесса, туды его в качель!

— Бей в глаз, не порти шкуру! — поддерживал меня Лассаль, благоразумно не показывавшийся из кустов. Дракон в этот момент меланхолично объедал верхушки деревьев.

Эльф отбивался как мог, но мы с мечом были намного проворней. Мы кружили вокруг дракона, размахивая мечами как поварешками. Наконец я особо изящным ударом ноги выбила железяку у него из рук и приставила к его горлу Дерьмовый меч. Эльф поморщился и сказал:

— Ладно, сдаюсь. Я пошутил, принцесса.

— Для тебя — ваше величество Мурмундия Ипритская! — гордо сказала я. — Ты ваще за кого: за меня или за Галоперидола? Отвечай, пока не отрезала тебе ухо.

Эльф улыбнулся чарующей улыбкой:

— Ты прекрасна даже в гневе, Избранная. Разве я могу променять такую королеву на этого Галоперидола?

— То-то же, — буркнула я, убирая Дерьмовый меч в ножны.

Эльф Розамунд встал передо мной на одно колено:

— Знай, принцесса, — тихо сказал он, — мы, эльфы, бессмертны, но теперь я насмерть сражен твоей красотой. Наша земля не видела королевы прекрасней и доблестней тебя, это так же верно, как то, что меня зовут Розамундом. Ты — та, что была предсказана пророчеством. Отныне и навеки я буду служить только тебе. О твоей красоте будут петь менестрели, и этим песням научу их я.

С этими словами он вынул из кармана мандолину и запел глубоким сопрано. Впервые в жизни я пожалела, что ни слова не понимаю по-эльфийски. «Бона сэра, кретино бамбино» — пел Розамунд, и это было так возвышенно и печально, что даже Лассаль утирал слезы пушистой лапой. Допев, Розамунд обратился ко мне:

— Я знаю, что ты никогда не ответишь на мои чувства, и я буду носить тебя как занозу в сердце — вечно. Но я буду терзать себя надеждой, что когда-нибудь моя любовь и преданность спасут тебе жизнь. Запомни: сигнал для вызова — три зеленых свистка. Если тебе понадобится моя помощь — только свистни.

Он протянул мне хрустальный свисток, небрежно бросил мандолину в карман, и, завернувшись в плащ, исчез в ближайших кустах.

Потрясенный Лассаль так и сидел под кустом.

— Не может быть… — прошептал он. — Это же Розамунд. От него никто живым не уходил.

— А вот она не ушла, че она — колобок, что ли? — проскрипел меч. — Он нас сам покинул. Но как трогательно пел, я чуть не заржавел!

Я встряхнула авантюриновыми волосами, вытряхивая из головы грустные глаза эльфа. Время не ждет, надо ехать к морю, основывать новую столицу (раз старая сгорела в драбадан), короноваться и принимать командование. Тяжелая у нас, Избранных жизнь.

— Задохлик! — скомандовала я. — Мы летим к морю.

— Ты летишь, — отозвался дракон. — А я — иду. Я уже старый, из меня при полете песок сыплется.

— И что ты мне прикажешь делать? В гололед пускать тебя над столицей полетать? — возмутилась я. — Ах ты, ящерица-переросток! Я тебе приказываю — летим!

— Кажется, мы здесь не одни… — пробормотал меч.

Из кустов тихим строевым шагом выходили гвардейцы Галоперидола.

В этот момент конь, утробно визжа, ринулся с небес, подхватил меня и забросил на спину дракону. Лассаль вцепился в мой бронелифчик, да так и не хотел его отпускать.

— От винта!!! — заорала я боевой клич.

Дракон Задохлик потоптался по гвардейцам, разбежался и взлетел свечкой ввысь.

 

Потуга седьмая

— А куда лететь-то? — внезапное гениальное озарение озарило меня своей гениальной зарницей. Внезапно. — Не, куда лететь-то? На юг, на север? Где тут море-то?

— Ни зззнайуууу… — прошипел Лассаль, пытаясь умостить свой филей на змеином гребне, украшающем драконью голову. Дракон тоже шипел и топорщил костяные шипы и кожаные складки, исцарапанные Лассалевыми когтями. — Ай! Ой! Сво… га… бля… Ща укушу!

— Эй, Зад… Громудила! Ты помнишь, где тут море?

— Ты в своем уме, величество? — прогнусил дракон. — Я и где земля-то не знаю! В жизни своей так не залетал — по состоянию здоровья не получалось. Так что в данный момент, Мурмундия отборная… э-э-э… избранная, я того… пребываю в глубокой растерянности.

Чтобы показать, где именно он пребывает, Громудила растопырил крылья гербовым орлом, когти — второй балетной позицией и провалился метров на сто вниз. Мы с Лассалем и Дерьмовым мечом взвыли хором, как на американских горках. Далеко-далеко вверху метался мой героический бессловесный конь. Надо же было из двух ездовых монстров, имеющихся в нашем королевском распоряжении, выбрать самого неуклюжего!

Я прищелкнула пальцами, чтобы очередным файерболом вразумить дракона, потерявшего не то ориентацию, не то совесть, не то последние мозги. Но тут нас с котом основательно тряхнуло и файербол со свистом вонзился в тучи. Оттуда послышалось:

— Ббббллллииинннн! — и прямо на мою голову спикировал мужчина самой разгламурной внешности. Его бронзовая от загара кожа светилась ярче моих ортоклазов, маховые перья каштановых крыльев были длиннее Дерьмового меча, а в руке был зажат бокал с коктейлем «Манхэттен», который я никогда не только не пробовала, но и не видела. Вот кто точно знает путь к морю!

— Извините, — вежливо сказала я, наблюдая, как незнакомец осторожно просовывает кулак в дыру в крыле, прожженную файерболом. — Я нечаянно. Я не знала, что вы там живете. Вы тоже эльф?

— Какой я, на хрен, эльф? — возмутился мужчина, залез в дыру уже по локоть и принялся увлеченно копаться в перьях. — Меня зовут Чкал. В свое время добрый король Фенозепам конфисковал у моей семьи родовые земли за неуплату налогов с девственных лесов. Хотя не такие уж они были девственные, за семь-то веков пользования правом первой ночи… Но зато добрый государь подарил нашему роду воздушное пространство над всем королевством. Мои предки были великие механики, потомки легендарного Икариота, сына Дедалиота. Они наделали много детей и много крыльев всем детям. И теперь мы контролируем любые перемещения по воздуху. Так контролируем, что никто сюда и не суется, даже магоразбойники, а уж они-то, казалось бы, ребята не робкого десятка… Ну а ты кто такая, цыпочка?

Если мои летающие олухи на что и способны, то в первую очередь — на хоровой посыл наглеца, не узнавшего свою королеву по высоте полета, фасону бронелифчика и широте взглядов. Чкала Икариота аж об тучу шарахнуло. Потирая ушибленную спину, он преклонил колено прямо в воздухе.

— Вот что, идио… Икариот, — деловито предложила я, прерывая цветистые извинения своего подданного. — Покажи, где здесь море и город… Лассаль, как называется тот город, где теперь будет моя столица?

— Дольчевитенбург! — бойко отрапортовал кот.

— Ну вот, проводи меня и мою свиту в Дольчевитенбург… Ты чего затрясся-то, чего затрясся?

— Мне туда нельзя, моя королева… — с трудом выдавил из себя Чкал. — Там сердце мое разбилось на тысячу мелких валентинок. И я поклялся никогда не ступать на землю Дольчевитенбурга!

— И кто же так поступил с твоим сердцем? — осведомилась я. Не слишком-то это было интересно, но монархи должны быть внимательны даже к низшим слоям населения (я все еще мыслила государственно).

Низшие слои населения насупились и безмолвствовали. Я внушительно помахала Дерьмовым мечом, а Лассаль нехорошо оскалился. Конечно, если бы оскалился Громудила, то представитель рода Икариотов не только сию секунду проводил бы нас хоть в преисподнюю, а заодно выболтал бы по дороге все свои секреты. Но Громудила, похоже, спал, планируя в небесах, подложив чешуйчатую лапу под щеку и храпя на всю стратосферу. Конечно, одним файерболом от тысячелетней нарколепсии не лечат. Тут нужно файерболов пять, как минимум.

Я совсем было собралась поджечь упрямому Икариоту крылышки, а сонливому дракону — кончик носа, как сверху, ржа и лягаясь, рухнул мой верный конь, едва не позабытый фиг знает где в кучевых облаках. За ним с воем на метлах неслись ужасные существа — с зеленой кожей, острыми ушами, кожаными куртками, обезьяньими лапами и оценивающим взглядом. Они явно собирались угнать моего коня! А заодно ограбить меня, Мурмундию Ипритскую! Да кто они такие, эти уроды?

— Разбойникомаги! — придушенно взвизгнул Чкал и выхватил откуда-то из-под перьев большой магический лук, украшенный человеческими черепами с черными бриллиантами вместо глаз. — Я буду драться за тебя, моя королева! Я докажу, что верен вассальной клятве!

— Верен он, — заворчала я, привычно выделывая Дерьмовым мечом фигуры высшего фехтования, — а проводить свою королеву в ее новую столицу, небось, не желает. Сердце ему, видите ли, там разбили. И кто разбил, не скажет, хотя не больно-то и интересно, подумаешь…

Пары выпадов Дерьмовым мечом и десятка выстрелов из Чкалова лука хватило, чтобы разбойникомаги, занятые и на небе, и на земле своим главным интернациональным делом — разбоем — поняли: красивую коняшку им никто не подарит, гидроперитовых доспехов с ортоклазами тоже, не говоря уже о смирном ездовом драконе, на котором так удобно возить награбленное в тайную пещеру в горах под названием Оффшоры.

— Бей их! Мочи-и-и-и!!! — завывал перевозбудившийся Лассаль. Меч ругался на семи древних языках и на трех мертвых. Дракон лишь изредка всхрапывал, пуская дым из ноздрей, но и этого хватало, чтобы замаскировать нас под мирное серое облако.

— Я тучка, тучка, тучка, а вовсе не ваша смерть, — благодушно мурлыкала я, высовываясь из дымовой завесы и рубя подвернувшиеся мне головы. Головы, ойкнув, слетали с плеч и растворялись в тумане. В конце концов меч, опьянев от крови, пьяно икнул и захрапел — точно так же, как Задохлик.

К тому моменту от банды остался один-единственный сопляк, в самом начале боя ушибленный копытом моего коня и потерявший метлу. Теперь он висел, вцепившись в конский хвост, обморочно закатив глазные яблоки под глазные дуги.

— Не убивай его! — взмолился Чкал. — Я знаю этого мальчика! Его зовут Поппи Гаттер, он юный магический гений, а не бандит. Наверняка разбойникомаги заставили его напасть на тебя. Смилуйся над ним, прошу!

— А в Дольчевитенбург он нас проводит? — поинтересовалась я, разглядывая мальчишку. Ничего примечательного в нем не было, кроме шрама на лбу в форме могендовида.

— Не знаю… — вздохнул Чкал. — Он ведь совсем еще ребенок. Что ему делать в таком ужасном городе, где нет ни одной магической школы?

— Я бывал в Дольчевитенбурге! — выпалил юный гений, переползая с хвоста на круп коня. — Когда мы собирались похитить жену Галоперидола!

— Как? И жену тоже? — удивилась я. — Мало вам было его сына, вам еще и жену подавай? Жадным быть нехорошо.

— Наша банда специализируется… специализировалась на похищениях членов правящих семей, — пояснил Поппи. — Молодая жена Галоперидола должна была стать украшением коллекции, собранной нашим крестным отцом Аль Пустяконе. Обычно похищения проходят без накладок. И тот день обещал быть удачным: мы погрузили в гипнотический сон стражу, обезвредили штатных магов, ворвались в спальню госпожи Галоперидол — и увидели, что спальня пуста. Где в этот момент была Галоперидолша, узнать не удалось.

— Она была со мной! — рявкнул Чкал. — Мы хотели бежать вдвоем. Но из-за вашего паршивого налета в городе объявили чрезвычайное положение и ни одно судно не смогло покинуть порт, ни одна лошадь — свою конюшню, ни один рикша — свой велотренажерный зал. А высоты она боится. И не захотела, чтобы я перенес ее по воздуху в крохотную двадцатикомнатную хижину на обрыве утеса — последнее прибежище Икариотов.

— А мы-то решили, что она пряталась в шкафу… — сокрушенно пробормотал Поппи, наморщив свой могендовид. — Впрочем, все к лучшему. Теперь ты можешь похитить ее еще раз, намного успешнее.

— Тебе, видать, все равно, на кого работать, а, юный Гаттер? — ласково спросила я. — Ты настоящий разбойникомаг!

— Зато с этого момента я работаю на вас! — ничуть не смущаясь, заявил этот паршивец. — Со мной воровать намного легче. И перевороты устраивать легче. А уж насколько легче воевать! Я не только колдовать могу, я еще могу быть советником по политическим вопросам.

— Да иди ты… — сонно пробормотал Дерьмовый меч во сне. Кажется, даже беспробудно пьяном состоянии старый артефакт ревновал к молодым выскочкам.

Но Поппи не обратил на брюзжание мечи ни малейшего внимания. Он увлеченно пялился вдаль и механически заплетал в косички гриву моего коня. Конь косил огненным глазом, храпел рылом и прядал ухом — в общем, был в полном кайфе. Видимо, в начале пребывания в банде юный Гаттер исполнял обязанности конюха. А сейчас он мечтал стать первым королевским советником.

— Вот если украсть у Галоперидола жену — ему сразу станет не до войны.

— Ему станет не до войны, если вернуть ему сына! — буркнул конь.

Мы с Лассалем подпрыгнули.

— Так ты говорящий? — изумилась я.

— Да. Но это не значит «болтающий без умолку», — церемонно ответил конь.

— А он дело сказал, — кивнул Поппи. — Если отыскать сына Галоперидола, то это будет круто.

— Разве он не у вас? — изумилась я вторично.

— Он у другой банды, — с сожалением вздохнул Гаттер. — Мы назывались «Летучее ворье», а они — «Грибы-незабудки». И знаешь, что, твое величество? Штаб-квартира у них как раз в Дольчевитенбурге!

 

Потуга восьмая

Мать моя королева, мы когда-нибудь доберемся до этого… как его?.. Дольчевиттенбурга? Или я тут так и сдохну в облаках? От скуки. Моя безмозглая команда нагло дрыхла, не обращая на свою королеву никакого внимания. Меч похрапывал, Лассаль посвистывал, юный Гаттер похрюкивал, Громудила храпел на лету — аж уши закладывало, конь молча обернулся крыльями что твоя летучая мышь, не поймешь, спит или придуривается. И только Чкал обернул меня крыльями, чтоб не замерзла, и тяжело вздыхал, глядя в звездное небо. То ли мечтал о Галоперидольше, то ли маялся желудком. Нет, решила я, так дело не пойдет. И заорала:

— ПАДЪЕ-Е-Е-ЕМ!!!

Все вскочили как ужаленные. Кроме коня. Тот приоткрыл один глаз и сказал:

— Подлетаем к Дольчевиттенбургу. Через сто метров поверните направо, прямо, налево, вокруг себя и на три километра вниз. Поздравляю, вы успешно прибыли.

Назвать его Навигатором, что ли? Хоть кто-то в команде должен знать дорогу.

Дольчевиттенбург был хорошо укрепленным городом. На крепостных стенах были установлены катапульты, гизармы, капеллины и бригантины. Эти дебилы из городской стражи были настолько тупы, что сразу не признали свою законную королеву, зарядили тяжелый монсеррат пулярками и выстрелили в белый свет как в копеечку. Пришлось дать дракону шпоры, подлететь и настучать похмельным мечом по бестолковым головам. Помогло. Даже ворота открыли, правда, дракон в них все равно не поместился. Ну и ладно, пусть погуляет, надо будет — свистнем.

— Ну и куда мы теперь? — спросила я Чкала.

Мы стояли на базарной площади, отчаянно принюхиваясь к райскому запаху шаурмы. Вокруг торговали всякой всячиной, от сосисок в тесте до доспехов недорого.

— Не знаю, моя королева, — растерянно сказал Чкал. — Я хочу вернуть свою любовь и отвоевать твой трон.

— Я! я знаю! — влез юный Гаттер. — У святилища Ибены-Матери живет старый Идик, так он таки нечеловеческий мудак… в смысле, мудрец. Если кто и знает, где искать сына Галоперидола, святой Грааль, часы, трусы, ключи и галстук — так это только он. Он все знает, зуб даю!

— Ну тогда идем уже к этому Идику, — решила я. — Раз он такой умный. И мне еще к ювелиру надо, а то чем я буду короноваться — горшком?

Я повернулась к коню Навигатору:

— Че встал? Кого ждем?

— Через триста метров поверните налево, — ответил тот.

Пока мы шли через базар, юный маговоришка Гаттер в очередной раз подтвердил свою квалификацию, незаметно стырив десять порций шаурмы, бочку пива, песцовую шубу, ночную вазу, украшенную золотыми розами, три магофона импортных, три доспеха червленых, сапоги без подметок, от дохлого осла уши и бриллиантовую диадему для меня лично. Очень красивую, из цельного алмаза с узорами и всполохами. Диадему я тут же нацепила себе на голову, пусть видят, что я не кто-нибудь, а королева Мурмундия.

— Через десять метров сделайте ход конем, — диктовал Навигатор.

— Без сопливых скользко, — бурчала я, утомленная дальней дорогой.

Вообще надо будет приструнить эту бестолковую команду. Лассаль позволяет себе гхыр знает что, а остальные еще хуже. Взять того же Гаттера — талантливый парнишка, но такой вороватый, на ходу просто подметки режет. А Чкал? Весь в мечтах о своей Галоперидольше (и что он в ней нашел, когда рядом — Я, королева!), даже коктейль пьет без удовольствия и с таким видом, как будто у него зубы болят. Я не выдержала и спросила:

— Зачем ты с нами увязался?

Чкал закрылся крыльями и глубоко задумался. Когда у меня уже стало лопаться терпение, он наконец соизволил открыть рот и произнести:

— Сам не знаю.

— Что??? То есть тебе все пофиг, так надо понимать? — вскипела я. — А мой трон? А справедливое возмездие? А эта твоя Галоперидольша?

Чкал тяжело вздохнул:

— Я боюсь, что она забыла меня. Мы не виделись так давно, что теперь я могу не узнать ее лица, а она — моего. Ну если только по крыльям определит. И то не факт. Да и то непременно будет упрекать, что я ее поматросил и бросил, а ведь мы вольный народ и нам никто не указ, кроме доброго короля Фенозепама. Сложно это все, моя королева. Иногда я думаю, что моя жизнь не имеет смысла, и надо не медля ни секунды отдать ее за что-нибудь полезное, ну, например, за военно-воздушный Ипритский флот. Как тебе идея? Только представь, моя королева, какое будущее у ковровых бомбардировок! Берем заряды, грузим на ковер (он прочный, он выдержит), взлетаем и сбрасываем на голову вероятного противника! Враг повержен, враг расколот, враг бежит-бежит-бежит.

Я задумалась, вертя в руках краденую диадему. Действительно, в этом есть рациональное зерно, и не одно.

Я бы непременно ответила что-нибудь умное, но тут Лассаль окончательно потерял голову от городской жизни и погнался за крысой. Тоже мне, жывотное. Мы заколебались бегать кругами: Лассаль за крысой, я за Лассалем, остальные за мной, конь еще нудит, в конце концов я поймала за шкирку и крысу, и Лассаля и грозно рявкнула:

— Ты что себе позволяешь? Мне плевать, кто из вас на кого охотился, и без вас дел по уши!

Лассаль зажмурился и прикрылся хвостом, а крысу я выбросила в канаву. Тьфу, пакость какая.

На конец мы дошли до какой-то полудохлой каморки. Навигатор встал передо мной как лист перед травой и молчал, намекая, что все, абзац, приехали.

Я постучала Дерьмовым мечом в окошко. Ну подумаешь, немножко не рассчитала.

Оно еще и зазвенеть не успело, как на порог выскочил какой-то бородатый дед в заштопанной кипе на голое тело и недовольно заорал:

— Шо ви ходите? Старый Идик желает кушать куру, которая умерла на своем насесте от старости, чтоб я столько прожил, но кто мне даст, кроме как в долг? Или ви пришли предложить мне выгодный гешефт, за немножко тургиков? Щоб мине да так и нет!

Ззздрассстьте, я ваша тетя. Приехала из Киева, буду у вас жить и питаться тоже.

 

Потуга девятая

Конечно, я могла пообещать этому Цадику, то есть Идику все, что в голову взбрело — и в любых количествах. Благо королевская семья не бедствует и в случае чего может позволить себе подкуп интересующих нас лиц и выкуп интересующих нас сведений… или наоборот? Но у старого хрыча был такой азартный вид, что я подумала: ми монархиня или где? ви на базаре или кто? Этим идикам-цадикам только дай то, на что они нахально претендуют — на одних погромах разоришься! Мыслящая государственно государыня должна экономить государственные ресурсы.

— Слышь, избранный представитель избранного народа! — воззвала я. — Вот тебе навар с одного базара, — кивок в сторону добычи Поппи, — и мы в расчете. Э-э, нет, корону не мацать. Будет с тебя доспехов с шаурмой. А за это ты нам скажешь, где сейчас находится Галоперидолов сын, Прозак.

— Принц Прозак на данный момент получает образование в лучшей магоакадемии мира, Хогвартсорбонне! — радостно затараторил Идик, волоча к себе тюк с хабаром. — Уж такой умный мальчик, такой умный! Умеет считать до десяти, заколдовал папину карету против угона, в свободное время немножечко шьет и держит подпольный абортарий, дай бог ему здоровья!

— Нам не Прозак нужен, а Финлепсин! — взвыл юный Гаттер, вцепившись в свое добро и отпихивая цепкие пальцы ушлого мудреца.

— Поздно, молодой человек! — шипел мудрец, облепив узел с обещанной платой. — Ви уже получили немножечко информации по своему запросу. Следующий запрос будет стоить новых тугриков!

— А ну говори, где Финлепсин! — топнула ногой я и приставила к горлу Идика Дерьмовый меч. Старикашка надулся, как Лассаль на вискас и замолчал.

Я отвела меч для удара, размышляя о том, что великие цели требуют великих жертв. Пожертвовала же я своей столицей? Глупо останавливаться на полпути. Будем последовательны в судьбоносных деяниях.

Идик зажмурился (и не он один), но конечностей, обнимавших ворованный скарб, не разжал. Что ж, старый пень, ты сам выбрал свою смерть — безвременную, но величественную. И да похоронят тебя за королевский счет!

— Оставь в покое моего папашу! — рявкнул голос за моей спиной. Чкал Икариот распахнул зажмуренные глаза и пулей-мухой метнулся на звук. Я обернулась.

Огромное мышценосное существо с зеленой кожей и клыками, торчащими не только изо рта, приняло боевую стойку в стиле борьбы уго-ча-вес аккурат напротив моего крылатого спутника. Но дурной на всю голову Икариот, вместо того, чтоб врезать уродине по кумполу, оглушительно цокал языком, разглядывая черепа на оплечье.

— Какие классные, — бормотал он в экстазе. — Череп натурального хоббита! А это мокомокаи, да? Сушеные головы?

— У меня еще сушеные головы в технике хиваро имеются! — похвасталось зеленое чучело. — А ты че, в этом понимаешь?

— А то! — кивнул Чкал, вытаскивая лук и показывая гроздья черепов, облепившие оружие со всех сторон. — Вот тут, видишь, мне самого маленького размера не хватило, типа сушеных голов христианских младенцев, я уж и на аукционы ходил, и к ведьмам обращался, говорят, к ним не поступало…

— Надо на Карибы слетать, — деловито посоветовало страшилище. — Папаня! Ви мене представите молодому человеку или ми так и будем беседовать беспредметно? Ах, да оставьте ви их вещички в покое! Сколько раз вам читать лекции по основам мерчандайзинга? Когда ви себе усвоите, что мертвому прибыль не нужна, а постоянный клиент дороже единичного поступления?

— Э-это дочка моя, — смущенно забормотал Идик, наконец-то отклеившись от узла. — От первого брака. Мерчандайзер по матушке. Очень способная девочка. Все семейное дело на ней. Наш клиент от нее без ума, гм, иной раз уходит. Не зря же эльфы ее боевым искусствам учили, как родную. А уж как готовит…

— Ша, папаня, не открывайте прикуп до ставки! — оборвала сентиментального отца дочура. — Ви таки надолго в город, господа приезжие?

— Ми таки навсегда! — отрезала я. — Ми таки ваша королева и надеемся ею остаться, шоб наш род был здоров. И тут будет наша новая столица, шоб вам так налоги платить, как ви приезжих встречаете…

— Ахуи… высокорентабельная идея! — закивала мерчандайзиха. — Мене Текел-Фарес зовут. А прозвище у мене…

— Мене-Текел-Фарес, — вздохнул юный Гаттер. — Привет, МТФ. Мы тут, собственно, грибов ищем…

— Грибов? Псилоцибы, мухоморы, навозники?

— Не надо мухоморов с навозниками! — рявкнула я. — Нам нужна банда «Грибов-незабудок», похитившая принца Финлепсина. И если вы окажете действенную помощь, то получите в свое распоряжение столько черепов, сколько у вас в сушильню поместится!

— Это надо обмозгова-а-ать, — протянула дочка Идика, обладательница жутко сложного имени, постукивая зелеными пальцами с пятисантиметровым маникюром по нижней челюсти. — Так дела не делаются. Ви мене извините, но ежели бы ви согласились у нас отобедать и дали бы мене немножечко времени на размышления…

— Только никаких грибов! — предупредила я, проходя к дверям жалкой идиковой хибары.

Обед, впрочем, и без грибов был такой обед… Покончив с третьей добавкой фаршированного уробороса, я отвалилась на спинку стула, расстегнув шнуровку гидроперитового доспеха. Ортоклазы давили мне на селезенку.

— Ви мене поймите, — вздохнула Мене-Текел-Фарес, подливая нам кошерного бургундского, — я не прочь получить свой маленький профит на вашем великом гешефте, но эти «Грибы-незабудки» управляются таким большим человеком… Он вхож в такие сферы…

— О чем вы, милочка? — сонно пробормотала я. — Какие сферы могут быть недоступны мне, Мурмундии Ипритской, ик?! Да еще после коронации, ик?!

— Икриминальные, — мрачно буркнул Поппи. — Твое высочество, поставь кубок, тебе уже хватит. Если твоя особа попадет в эти сферы, ее разорвут на тысячу маленьких мурмундий. В такие места вхожи только свои. А те, кто вращается в твоих сферах, прикрывают их делишки за нехилые баблишки. Дон Пустяконе, конечно, важная птица, но Аль Гапоне, крестный отец приморского региона, дверь в его резиденцию ногой открывал.

— И к-как же нам проникнуть к этому Гапону? — пригорюнилась я. Очевидно, уроборос в сочетании с бургундским ослабил мой истинно королевский дух.

— Не тушуйтесь, ваше будущее величество, — ласково улыбнулась мне идикова дочь, — наше слово маленькое, но твердое. И им тоже можно засношать людЯм мозг.

— И не только людям! — гордо провозгласил Идик, отрывая лицо от картофельного цимеса, который он использовал в качестве подушки. Изюм украсил его щеку дополнительной порцией бородавок. — Мы ведь можем поговорить и с нелюдями, дочечка.

— Спасибо вашему уму, папаня, спите себе дальше! — отмахнулась Мене-Текел-Фарес. — Для начала надо уговорить родную расу, неродные подтянутся сами.

— А вы, мерчандайзеры, тоже представители человеческой расы? — спьяну брякнула я. — Ой, извини, Менька, я не то хотела сказать.

— Да шо такоэ? — пожала плечами наша зеленая подруга. — По моей роже, конечно, не скажешь, что гуманоид имеет право на столь альтернативную внешность, но это таки так. Мы, мерчандайзеры, древнее племя, которое проклял волшебник, с которого спросили алиментов за те полгода, которые он скрывался в гареме Бейвбубен-паши от преследования Ковена магов. Женщины других народностей скромно себе молчали о последствиях того инциндента, но мерчандайзерские женщины, обнаружив на своих дочечках врожденные седые бороды, были таки не очень в восторге. Они устроили такой хипеш, шо ковен показался волшебнику кружком макраме. Он заплатил, но наложил проклятие на весь народ мерчандайзеров. И до того дня, как мерчандайзер по доброй воле откажется от своей части прибыли, конкурсы красоты мы будем проводить отдельно от человеческих.

— И что? Никто-никто так и не согласился снять заклятие? — изумилась я.

— А оно нам надо? — опять пожала плечами Мене-Текел-Фарес. — Жену-мерчандайзера, чай, не за внешность любят. Мерчандайзер в дом — прибыль в дом.

Намек понят. За умеренную плату вы можете иметь все самое лучшее, пока мерчандайзер не удрал в Оффшоры с вашим пакетом акций.

— Проблема ваша в том, куда идти на поиски Великого Артефакта Депутатской Неприкасаемости, на который любой крестный отец обменяет свой перстень вместе с пальцем, — продолжала бубнить идикова дочь. — Эта штучка была утеряна тысячу лет назад Демоном Бухгалтерского Недоучета. Кто говорит, что артефакт засосало в черную дыру, кто — в белую, а кто считает, шо он провалился в городскую канализацию…

Тут уже пригорюнились все. В канализацию лезть — это вам не в облаках рассекать. Ситуация переходила, интеллигентно выражаясь, в цумцванг.

— И где ж он теперь, артефакт этот? — безнадежно вздохнул Лассаль, ковыряя лапой остатки уробороса.

— Двести пятьдесят метров по прямой… — неожиданно заржал Навигатор, до сих пор молчаливо жевавший сено на конюшне, совмещенной со столовой в этом скромном, но рационально спланированном жилище. — Пятьсот метров влево, пять метров вниз, десять метров прямо, четыре направо, три вверх, два вглубь…

Мы прямо подпрыгнули от неожиданности. Чертов конь, похоже, знал все и обо всем, но информацию выдавал только в момент полной жопы. То есть цумцванга.

 

Потуга десятая

Я глубоко задумалась. Утомленный усилием мозг выдал единственно правильную реакцию:

— А вы не охренели ли??? — грозно спросила я, поведя пьяными королевскими очами. — Щас я все брошу и побегу отдавать этому Гапону такой сильно могучий артефакт? А губа у него не треснет? Нам, может, Депутатская Неприкасаемость самим пригодится, и нефиг разбрасываться королевским добром, не вами нажито!

— А шо, Мурка дело говорит, — поддержала меня Мене-Текел-Фарес и замурлыкала сквозь клыки:

Прибыла к ипритам Банда Иномирья. Не вставай у банды на пути. Банда собиралась Грохнуть Аль Гапоне, Из тюряги Финика спасти… Верх держала баба, Звали ее Мурка…

Я благосклонно внимала. Пожалуй, хороший мотив, слова подправить — и готов новый ипритский гимн.

— Короче! — стукнула я кружкой по столу. — Идем на дело. Чкал, Лассаль и Навигатор лезут в канализацию за артефактом, а я, Менька и Гаттер атакуем резиденцию этого вашего крестного отца. Посмотрим, так ли он крут.

Все хором заорали.

— А ЧЕ СРАЗУ Я??? — Это Лассаль, ну конечно же.

— У меня крылья! И плоскостопие!!! И язва сердечного клапана!!! — Чкал паникует, приехали. Не хочет в канализацию лезть. Мне может, тоже много чего не хочется, и что теперь?

— Игого!!! — отгадайте кто.

— Хрррррррр… — Мудрец он на то и мудрец, чтоб знать свою норму.

Менька дождалась, когда основной крик утихнет, после чего деловито уточнила:

— Я стою на стреме и торгую краденым. И моя доля 130 процентов, и это только из уважения к твоему величеству.

От такого даже Чкал заткнулся. По-моему, он к ней неравнодушен, но это даже к лучшему. Зачем мне еще один покойник, тьфу ты, поклонник.

От этих воплей у меня ум зашел за разум, да так там и остался.

— Поппи! А ты чего молчишь, раз уж все высказались?

Гаттер перестал тянуть из-под Идика мешок с базарной добычей и сел на пол.

— А что я? — спросил он после недолгого раздумья. — Все побежали, и я побежал.

— Значит, будет так, как я сказала, — подытожила я.

К вечеру все были готовы. Лица раскрасили сажей, Гаттер нацепил чулки (старая воровская традиция, тут уж никуда не попрешь), Навигатора красить было не надо, он и так черный, а вот Лассаль и Чкал были сильно недовольны. Наконец, пинком ноги под зад я выпроводила их в канализацию, наказав без артефакта не возвращаться. Нас ждало серьезное дело.

— Говорят, — шептал Гаттер, — что резиденцию Аль Гапоне сторожат Дети Данунах, лучшие наемные убийцы, каких только можно придумать. Они убивают щелчком по лбу, а еще они мастера боя на стельках…

— Ша, малый, не паникуй, тетя Меня сделает им такое предложение, от которого они не смогут отказаться, даже если очень захотят, кто же отказывается от честно заработанных процентов, — гудела Менька.

Хорошо хоть Гаттер знал дорогу к резиденции этого местного авторитета, а то прохожие шарахались от нас, как от чумы. Поблуждав по всем переулкам, мы добрались до его дачки.

— А заборчик-то слабенький! — сказала я. — Прямо скажем, хлипковатый заборчик. А ну-ка, подсадите меня кто-нибудь…

Не успела я это сказать, как уже перелетела через забор, пущенная в воздух меткой рукой Текел-Фарес. Ну хоть сила ее пригодится…

Я приземлилась прямо в бассейн!!! С визгом и криком. Хорошо, что я плаваю, как рыба, и не утону даже в пятнадцатибальный шторм. Элегантными взмахами я подплыла к краю бортика. Сверху на меня с большим интересом смотрело чье-то лицо, одетое в плавки.

— Вот это сюрприз, — произнесло оно. — Королева Мурмундия в моей резиденции… Белое? Красное? Ликеры? Да вы не стесняйтесь, ваше мокрое величество, здесь все свои.

Я вылезла из бассейна, отряхнула волосы, рассыпавшиеся солнечными всплесками по моим точеным плечам и гордо села в гамак.

— Где Финлепсин? — Переговоры надо начинать с главного, пока противник не очухался.

— Увы, моя королева. — Толстый мафиози лениво потягивал коктейль «Горный песец на пляже». — Он покинул мою виллу и ушел в неизвестном направлении. Увидите — передайте, что я скучаю, такого партнера по покеру днем с огнем не сыскать.

— Врешь, хомяк-переросток, — прищурилась я. — Финлепсин точно у тебя, больше ему быть негде.

— Ах, моя королева, — картинно всплеснул руками толстяк. — Вы мне не верите, какая трагедия. Я вынужден вас задержать, чтобы вы своими глазами смогли убедиться, что принца Финлепсина здесь нет. Он исчез, забрав с собой даже свои любимые духи.

Я выставила перед собой меч, пропадать — так с музыкой, они еще узнают, на что способна Мурмундия! В этот напряженный момент за моей спиной выросли Дети Данунах, а за спиной Аль Гапоне — Менька, и это было гораздо страшнее.

— Не так быстро, маладой человек, шоб ви уже пили за свое здоровье сладкое вино из благословенной Израиловки. Вай-мэй, мне таки скорбно смотреть, как вы ведете то, шо ви называете переговоры, а ведь ми с вами родственники, моя тетя Сара приходится троюродной сватьей вашему дяде Жорику, так шо ви думаете, неужели бы они одобрили размахивание железом вместо полноценного питания? Шо ви себе думаете, Гапа, шо ви видите перед собой мокрую крысу? Ну так ви ее видите, но позвольте уточнить, шо когда эта крыса станет нашей королевой, ви таки придете еще утверждать ввозные пошлины на оружие и наркотики, процветания вашему бизнесу. И каким глазом она будет на вас смотреть? Ой, что-то мне кажется, что неодобрительно. Шо ви ломаетесь как первокурсница, ви таки понюхайте меч и скажите, чем пахнет? Да не надо морщиться, фамильное оружие королей Ипритских — от него завсегда не розами несет, зато мадам королеву узнают в толпе безошибочно.

Глаза у Аль Гапоне съехали к переносице. Дети Данунах тихо осели в кусты.

В этот момент с неба раздалось победное ржание.

— ИГОГО!!!!

— Мы добыли!!!

— Мы несем! ой! бля… уронили…

Мне на голову шмякнулся сначала Лассаль, потом Чкал, а уж ему по макушке звездануло Депутатской Неприкасаемостью, тяжелая она, зар-раза..

— Да чтоб вас приподняло и пришлепнуло! — в сердцах пожелала я, выбравшись из этой кучи-малы.

— Уже, — пискнул Лассаль. — Того. Пришлепнуло.

Менька, как истинный мерчандайзер, с удобством устроившись в гамаке, полностью контролировала ситуацию, гоняя Детей Данунах за коктейлями.

Чкал собрал крылья в кучку и наконец-то озаботился доложить:

— Мы все нашли.

— Благодарю за службу! — рявкнула я. — А пораньше не могли заявиться, а то у меня от Менькиных речей мозги в трубочку завернулись.

— Королева, мы старались как могли, там, прикинь, пули, пули летели над головой…

— А мечи над головой не летели? — ехидно осведомилась я, вытаскивая верный ржавый клинок.

— Эта… — подал голос мафиози. — Я расскажу, куда сбежал Финлепсин. У меня его и правда нет. Я просто работал на Галоперидола, о, ничего личного, только бизнес, так он попросил принять его отпрыска на передержку, мало ли, что там, я кормил и стерег. Но юноша не оценил моей доброты и сбежал, и даже догадываюсь, куда, потому что в его пятикомнатной камере мы нашли пилку для ногтей и адрес отшельника на Кудыкиной горе. Вот он: 358 долгота, 983 широта.

— А телефон есть? И кого спросить? — мрачно поинтересовалась я, помахивая Депутатской Неприкасаемостью (кстати, сильномогучий артефакт при ближайшем рассмотрении походил на кирпич красный обыкновенный, уж мне эти маги-затейники).

— Отшельника зовут Полотенций, говорят, он полуэльф, полувампир и живет три тысячи лет. Если мальчик до него таки добрался, то я никому не завидую, — признался Аль Гапоне.

— Кстати, о мальчиках! — внезапно вспомнила я. — А куда делся Гаттер?

 

Потуга одиннадцатая

Действительно, Гаттер не был схвачен Детьми Данунах, но и под забором не валялся. Мене-Текел-Фарес, защищая свои законные сто с гаком процентов, не подумала о маговоришке, когда, подтянувшись на клыках, влезла на стену и пятерным сальто преодолела расстояние до Аль Гапоне. Я бы тоже не думала о такой малости, как вороватый шмук с магическими наклонностями, но что-то в этом было… настораживающее. И особенно настораживало, что, несмотря на успешно выполненное задание, моя команда вела себя без должного самодовольства.

Чкал голодными глазами пялился не то на Меньку, не то на двухлитровый хайбол у нее в руках, до краев полный «Кровавой Хуанитой». Но при этом не делал никакой попытки пойти потрепаться с девушкой, а заодно смешать и себе что-нибудь кровавое. Лассаль, как всегда в затруднительным положениях, ковырял лапой в ближайшей миске — причем с такой рожей, точно в лотке какашку закапывает. Вот только в миске была мраморная фуа-гра в мадере — впрочем, после двух особенно энергичных гребков разница между фуа-гра и этим, что в лотке, исчезла. А Навигатор потупился, да так, что на ум поневоле приходило «Что ты ржешь, мой конь ретивый, что ты шею опустил, та-та-та, ля-ля-ля, кожей он твоей покроет мне вспотевшие бока». Хреново.

— И кого из вас мне допросить с пристрастием, чтобы получить ответ на четко поставленный вопрос? — ядовито осведомилась я. — Или мне дают информацию, или я всем даю в пятак!

— Мы, кххха, в общем, туда пришли… — завел бодягу Чкал. — А там темно и воняет, как… ну как там и должно вонять. И Навигатор еще бубнит: вправо-влево, вправо-влево, а в этой темноте и не разберешь, где право, где лево. И вот доходим мы до той дыры, в которую этот артефакт тыщу лет назад зафигачили…

— А лезть, между прочим, опять мне! — нажаловался мой фамилиар, облизывая жирную до локтя лапу. Тарелка из-под фуа-гра уже была вылизана. До блеска. Кот икнул мадерой. — Чуть что, так сразу Лассаль! Ах, там решетка, ах, не протиснешься ли ты, ах, ты такой компактный… Компактный! — Шерсть на его загривке встала дыбом.

— Ну кто ж знал, что она там? Кто ж знал, что она вообще существует? — заволновался Чкал. — Я вот никогда в нее не верил!

— Да в кого не верил-то? Кто существует-то? Кто «она»?! — взъярилась я. — Если мне не ответят внятно, я сама не знаю, что с вами сделаю!

— Мордевольта нашла то, что искала тринадцать лет… — внезапно проныл Дерьмовый меч, до того спавший мертвецким сном.

Кто такая эта Мордевольта, я не знала, но по тому, как остолбенели все окружающие, включая Детей Данунах, мой острый ум сверкнул ассоциацией: это «ж-ж-ж» неспроста!

— Ну-ка, ну-ка, поподробней! — потребовала я, встряхивая Дерьмовый меч, словно шейкер с Пина-Коладой.

— Мордевольта — самая могущественная чорная колдунья в нашем мире, — почтительно содрогаясь, дребезжал этот пьяница. — Она всегда была злой, и еще недавно имела с этого неплохие деньги. Ай! Уй! Ты что, угробить меня решила? Что ты делаешь, Мурка, у меня и так похмелье, я не пил крови целую вечность, а тут ударная доза, да на голодный желудок, не тряси меня, нинада-а-а-а-а…

— Ой, да отцепись ты от этой железяки! — не выдержал кот. — Любой из нас может часами трепаться про Мордевольту, да какой в этих сказках прок? Никто не знает, кто она, никто ее никогда не видел, но все боятся-боятся-боятся!

— Я ее видел. И знаю, кто она. — Голос у Аль Гапоне был… романтический. А по этому бычаре и не скажешь, что он вообще знает, что такое романтизм. — Ее охранное агентство «Авада кадавра» и банк «Готтсгрин» прославились в высших кругах. В ее сейфах хранили свои драгоценности, драгметаллы и драгкомпромат государственные мужи и их гражданские жены. Ее ребятишки чистили рыло нам и нашим конкурентам, не делая никаких различий. Это было время почти абсолютного зла! — Аль Гапоне вздохнул с благоговением. — И вот Мордевольте Винторогой — так ее прозвали за крутость нрава и за фасон любимой шляпки — сообщают, что однажды ее обворует до нитки какой-то маговоришка из мелких. Полное ничтожество, не совершившее ни одного выдающегося ограбления!

Мордевольта была умной женщиной. И решила, что демон-херомант, вызванный ею со дна Адского Коллектора, не станет вместо качественных пророчеств выдавать какую-то херовину. Она узнала особую примету, по которой сможет найти своего будущего грабителя: шрам в виде могендовида на лбу! Когда-то этот сопляк учился в ушиботе, где в головы нерадивых учеников знания буквально вколачивают. Так что шрамы такого рода в некоторых, гм, регионах не редкость. И тогда Мордевольта сузила круг подозреваемых, узнав, что ее будущий обидчик будет связан с артефактом Депутатской Неприкасаемости. Это великая, великая женщина выяснила местонахождение артефакта и устроила там засаду! Когда она перестала появляться на балах крестных отцов и матерей преступного мира и даже на конкурсах темных магов, все решили, что она в… э-э-э… короче, утопилась с горя. Но Мордевольта слишком сильна, чтобы поддаться отчаянью.

Ну конечно же, мои дураки влезли всеми копытами в западню.

— Что вы ей рассказали? — рявкнула я.

— Что мы ничего не расскажем! — хором отрапортовали Лассаль, Чкал и Навигатор. — Мы хапнули артефакт и рванули оттуда, как сверхскоростная ракета. Как три сверхскоростных ракеты!

— В нас стреляли… — захныкал Чкал. — А потом перестали. И мы подумали, что оторвались от погони.

— Гениальная женщина, гениальная, — потирал ручки Аль Гапоне. — Достаточно было перестать стрелять, чтобы вы двинули сюда и привели ее прямо к мальчишке! И Мордевольта его заполучила. А вы заполучили свой артефакт. Кстати… нельзя ли посмотреть на него поближе? — И он состроил мне глазки. Нигадяй.

Проигнорировав и глазки, и вопрос, я царственно проследовала к выходу. Координаты Финлепсина (наконец-то я запомнила, как его зовут!) у меня (хотя нафига они мне? на моем коне и так пора вешать табличку «Спроси меня, где»). Депутатская Неприкасаемость тоже. Не знаю, как она работает, но пусть будет. Осталось только отыскать дурацкого отшельника, дурацкого маговоришку, дурацкого принца и дурацкую королеву. А потом я им устрою пожар в борделе! Распустились, понимаешь, из-под носа моего высочества штатных грабителей воруют. Дай им волю — и корону украдут. А кстати, где моя корона?

Бросив взгляд на дно бассейна, я обнаружила свою замечательную корону из цельного алмаза. Разбитую вдребезги. Когда я в конце траектории полета вписалась в дно бассейна, бедное украшение развалилось на сто кусков. Наверное, это был не совсем алмаз. Это плохо. Или моя голова оказалась крепче алмаза. Это хорошо.

— Ну что, сообщнички, — обратилась я к посмурневшей команде, — поздравляю! В первом же деле вы сдали товарища чорной колдунье. Что ж дальше-то будет, а? Кого вы продадите в рабство завтра? Лассаля? Чкала? Меня? И пусть Навигатор с Менькой правят государством: кляча и кухарка, кхм, конь и мерчандайзер — как раз то, что требуется стране в трудную годину! Что сопите?

— Ваше бесценное высочество изволит преувеличивать, — с небывалой церемонностью произнесла Мене-Текел-Фарес. — Ми таки не стремимся никого продавать в рабство, поскольку мене требуются только мои проценты, а Навигатора вообще интересуют только лошадиные задницы. Не ругайте своих верных слуг. Они сделали что могли, но столкнулись с высшим разумом, с которым можете тягаться только ви, шоб ваше правление было прибыльным.

Это была грубая лесть — безотказное средство для релаксации королевских особ. Я выдохнула и смилостивилась.

— Если кого-нибудь интересует мое скромное мнение, — звякнул Дерьмовый меч, — то этой Мордевольте надо начистить… факсимиле. Сколь непочтительное отношению к своей королеве! Ладно, будущей королеве. Даже криминальные авторитеты не позволили себе подобных вольностей. Они поили нас коктейлями и занимали светской беседой. А в это время у нас воровали ценного сотрудника. Я считаю, нам бросили вызов!

Действительно. Сука эта Мордевольта. Стырила юного Гаттера… Кто украдет для меня новую корону? Кто обеспечит нас шаурмой в путешествиях? А я-то собиралась сделать Поппи своим министром финансов…

Я понемногу начинала сожалеть о том, что поддалась на провокации Дерьмового меча и не спалила Галоперидола со всем его войском под стенами бывшей столицы. Ну сгорел замок — и что? Построили бы новый, лучше прежнего. Ну не захотел бы народ меня короновать — а дракон-то на что? Чихнул бы лавой на народное недовольство — и короновали бы как миленькие! Нет, я послушала Дерьмового меча, приперлась в заштатный приморский городишко, славный своими отелями и блюдами из морепродуктов! Поела уробороса, приобрела и тут же потеряла будущего министра финансов, узнала, что жена моего врага потаскушка и что Галоперидол сам сдал сынулю на передержку, будто непривитого песика. Только что это дает? Все новые и новые проблемы.

Сколько еще я буду бегать по всей стране и искать на свои королевские ягодицы приключений? Стопицот моих придворных сидят с комфортом на пепелище королевского дворца, пока я мотаюсь по небу и земле в поисках галоперидоловой родни. Не лучше ли было короноваться и разослать во все концы сыщиков и киллеров, чтобы те пронеслись всадниками апокалипсиса по трупам правых и виноватых?

Я набрала в грудь воздуха и сосчитала до одиннадцати. Мне надо было успокоиться. Или приготовиться к новому потоку ругани в адрес моих нерасторопных соратников.

— Навигатор!!! — взвыла я пожарной сиреной. Мои спутники, притихшие в ожидании истинно королевской истерики, подпрыгнули на месте. — Где эта чертова колдунья? Говори!

— Пять километров на юго-юго-север, пятнадцать на востоко-востоко-запад, сто метров вверх, три вниз, от трюмо два метро влево, — взял под козырек наш безотказный конь-GPS.

— И что это за место? — с тоской спросила я. — Замок с заколдованной башней? Замшелая развалина с винтовыми лестницами без единого лифта? Как я буду туда карабкаться на шпильках?

— Ваше глубокомысленное величество… — томно вздохнул Лассаль, — у нас же дракон имеется. Помнишь? Вон башка над воротами торчит. И лошадь у тебя с крыльями. Отнесут куда скажешь, хоть на башню, хоть на небеса.

— Тем более, что это отель с посадочной площадкой на крыше — для драконов и крылатых монстров помельче. «Ритц-Карлсон» называется, — проворчала Мене-Текел-Фарес. — Там проходит конкурс темных магов, злых волшебников и чорных колдунов на самое экологически вредное заклинание. Приз — миллион среброзлатов. Мордевольта пропустила дюжину таких конкурсов, а ведь у нее был реальный шанс! Думаете, она таки откажется от него в тринадцатый раз? Вот скажите, — и Менька обвела глазами всю нашу гоп-компанию, — ви бы отказались? А?

Мхатовская пауза. Не знаю, каков тутошний курс среброзлата к доллару, но по всему видать: сумма крупная. Решено: проявим благородство и спасем юного Гаттера из лап Мордевольты. А заодно поможем ему спи… секуляризировать ее приз. Миллион чего бы то ни было нам в любом случае не помешает.

Ну и дураки же эти темно-чорные маго-колдуны! Сколько их ни учи, что пророчество исполняется, только если ему препятствовать — нифига не понимают. Вот если бы пророчество касалось меня — села бы на попу ровно и рукой бы не шевельнула, чтобы ему помешать. Гм… Кажется, есть такое пророчество. Дерьмовый меч о нем говорил, да только я плохо слушала. Впрочем, у меня и сейчас нет времени на эти глупости. Вперед, за миллионом! То есть за моим будущим министром финансов.

 

Потуга двенадцатая

— Не, твае величество, ты забурела как свекла. — Ежкин корень, Дерьмовый меч включился, а я уж переживать стала. — Ты чем ваще думаешь — идти на эту М-Морду-вольту… тьфу ты, Мордевольту без группы поддержки? Ангидрид твою перекись марганца через медный купорос! — и меч витиевато выругался.

Все задумались, не заметив, как вышли за ворота Аль Гапоновой дачки. Я не выдержала первой:

— И что ты предлагаешь?

Меч нахально звякнул (протрезвел, видать):

— А я че? Я ваще оружие, железяка гнутая, у меня, небось, на шее свисток для вызова эльфов не висит. А самый последний дурак в королевстве знает, что где эльфы — там и магия, а без магии эту твою Мордевольту не одолеть, ты вон горазда только замки поджигать, а больше с тебя проку никакого!

— Хватит, разорался, — недовольно буркнула я. — Ишь ты, мышь почтовая, эльфов ему подавай.

— Ой, ну надо же, наше величество стало такое крутое, как хвост у поросенка. Я фигею, дорогая редакция, пишет нам семилетняя Леночка. Пра-авильно, у нашего величества нос до небес, до которых семь верст — и все лесом, нашему величеству никто не указ, оно неграмотное и указы читать не могет. Нашему величеству и слова не скажи, оно такое вумное, как утка, только что отруби не клюет. Да оно, величество наше, энту злобную колдунью прям щас к ногтю прижмет, только дайте позавтракать и ногти накрасить, а что колдунья не вчера с горы упала — так на это нашему величеству, я извиняюсь, насрать и заморозить!

— А ну прекрати истерику! — возмутилась я. — Говори толком, чего ты там хочешь.

— Чего-чего, чавочка с молочком! — взвизгнул меч. — Эльфу звони давай, пусть высылает батальон, а то я никуда не поеду!!!!

Компания закивала головами, явно соглашаясь с мечом. Лезть Мордевольте в пасть, пусть даже за миллионом, никому не хотелось. Я тяжело вздохнула всем подбрюшьем и взялась за зеленый свисток. Не успела я свистнуть три раза, как к моей спине опять прижался нож и бархатистый голос прошептал мне на ухо:

— Что прикажет моя королева?

Я посмотрела на свою свиту, валявшуюся в глубоком обмороке от красоты и наглости раскосоухого Розамунда и возмутилась:

— Что ты себе позволяешь? Мы так не договаривались.

Эльф притянул меня к себе за уши и страстно поцеловал в губы. Под моими ногами закружилась вся вселенная, вместе с черными дырами. Одной рукой он обнимал меня за плечи, другой — гладил по волосам, не выпуская из рук ножа, лука и двуручного эльфийского клинка, выпуклого в середине и впуклого по краям. Его губы были жесткими и мягкими одновременно, наш поцелуй мог длиться вечно, но Дерьмовый меч вечно молчать не мог, а жаль:

— Явился-не запылился, мы тут, панимаешь, на Мордевольту собираемся, а эльфийское ополчение опоссумов по лесам ловит!

Розамунд с сожалением оторвался от моих губ (и всего остального) и вытащил карманный палантир:

— Ольха, Ольха, прием, я Дубина, прием, боевая готовность номер один, пароль «Мурмундия», как слышно, прием…

Эльфы возникали ниоткуда, спрыгивали с крыш, поправляли свои зеленые капюшоны и вставали в строй, запевая походную эльфийскую песню. Что-то про орков, которым они непременно натянут глаз на афедрон, не могу перевести точнее, потому как не сильна в эльфийском.

Ровной колонной мы двинулись в лес, где спокойно дрых дракон Громудила, от храпа которого гнулись вековые деревья. Эльфы развели костер и собрали военный совет. Первым высказался Розамунд:

— Высокие эльфы! Мы собрались здесь, потому что нас призвала королева Мурмундия. Нашей королеве показали фигу, похитив ее министра финансов и лишив причитающихся ей доходов — так не простим же обиды! Доколе злобная ведьма Мордевольта будет губить наши озимые и яровых коней? Доколе ее слуги будут присылать нам, звездноглазым эльфам, налоговые декларации? Пусть она подавится этой данью за двенадцать лет, у нас есть заботы поважнее. Умрем все до последнего, но не дадим королеву в обиду!

Эльфы откликнулись воинственными криками и песнями все про тех же орков. Розамунд щелкнул пальцами и костер зажегся зеленым светом. Повернувшись ко мне, он сказал:

— Вот так действует эльфийская магия. Мы научим тебя ей за три дня.

— Ты кто такой? — прошептала я потрясенно.

— Я — Розамунд, — грустно ответил он. — Принц эльфов, изгнанник и безнадежно влюбленный. — С этими словами он вспрыгнул на ветку чертополоха и исчез в кустах.

Дерьмовый меч подозрительно зашмыгал носом, но, хвала Аллаху, промолчал. Моя команда тоже распустилась вконец: Лассаль, Менька и Чкал затеяли игру в очко, причем Лассаль проигрывал и недовольно шипел, а Навигатор ушел в спящий режим, под крыло к дракону. Ничего не поделаешь, придется учиться этой эльфийской магии, без нее Мордевольту не одолеть.

Хорошо, что обучение магии мне дается легко, все-таки королевская кровь — великое дело! За три дня я усвоила все знания, которые эльфы копили тысячелетиями: я научилась останавливать взглядом летящие стрелы, бешеных собак и такси, раскладывать пасьянс «Косынка» и размазывать противника тонким слоем по стекловате (основная трудность тут — это найти приличное количество стекловаты), я узнала, чем отличается Винда от Линукса и каким Антивирусом надо бить в лоб, а каким — по лбу. Ну и еще они подкачали мне физподготовку и размер груди, но это уже мелочи.

Дивные эльфы показали мне, как открывать порталы, форумы и аккаунты, и подарили мне свиток с паролями от всего на свете, зная эти пароли, я могу повелевать миром. Свиток оказался зверски тяжелый, пришлось пока заткнуть его дракону за гребень, взлетать будем — найду.

Еще мне подарили сапоги-самоклюи, ожерелье из эдельвейсов (ручной работы), большой мешок с магическими артефактами (дело нужное, в походе пригодится), эльфийскую веревку, эльфийское мыло (придает волосам нежность и шелковистость), эльфийскую табуретку (при необходимости легко трансформирующуюся в походный трон), эльфийскую трехкомнатную палатку (а вдруг дождь), котелок-самовар (а то эту компанию попробуй прокорми, опять я обо всем заботиться должна), но самое главное — новую корону, откованную эльфийскими кузнецами из цельного имбецила. Этот редкостный камень сиял всеми цветами радуги, переливаясь на моих авантюриновых волосах.

— Ты прекрасна, моя королева, — Розамунд тихо появился из кустов, и я подпрыгнула на три метра от неожиданности. — Теперь ты полностью готова к встрече с Мордевольтой. Твое предназначение зовет тебя вперед, но помни — я и мои лесные братья всегда тебе поможем.

— А как я вас найду? — спросила я.

— Свисток у тебя, — усмехнулся Розамунд. — Ты столько сделала для эльфийского народа, что поддержать тебя — наш долг. А для меня ты всегда была и будешь недосягаемой звездой.

С этими словами он снова прильнул к моим губам…

И за моей спиной раздалось недовольное покашливание Мене-Текел-Фарес.

— Ну так ми летим или где? — поджав клыки, спросила она. — Я-то что, ростовщик спит, а денежки идут, но там уже дракон бьет копытом.

Розамунд с огромным сожалением оторвался от моих алых, сладких, невероятно прекрасных губ… и опять исчез. Все в тех же кустах. Ну настоящий эльф!

Собрав все подарки в кучу, провожаемые благодарными эльфийскими подданными, мы загрузились на ездового дракона и пристегнули ремни. Вытянув меч вперед, я скомандовала:

— Вперед, на Мордевольту!

— УРАААА!!! — заорали Лассаль, Менька и Чкал, а Навигатор заржал во все лошадиное горло.

Впереди нас ждали великие подвиги.

 

Потуга тринадцатая

Ждали-ждали, пока не дождались. Чтоб не лететь до «Карлсона» (который к тому же «Ритц») своим ходом (от сырых облаков у меня вся укладка обвиснет!), я напоследок повелела: пусть эльфы откроют нам портал до самого окна Мордевольты! Да побольше, побольше! Определенно, даже умной, знатной, прекрасной, гиперобразованной и пуперталантливой мне не мешает поучиться скромности.

Потому что, двигаясь своим ходом, мы бы уже влетали в это окно! Не в добрый час накануне нашего отлета Менька в порядке культурного обмена вздумала реализовать бутылку кошерного мерчандайзерского шнапса по курсу «Это пойло — чистое золото». Теперь она пыталась пристроить в кошель слиток эльфийского золота размером с кирпи… с Артефакт Депутатской Неприкасаемости. Сам Артефакт мирно лежал среди прочих в мешке, а мешок хлопал по спине Навигатора и выглядел так, будто его отобрали у Супердеда Супермороза, дарящего подарки супергероям. Только хорошим супергероям, разумеется, а не таким, как эта зараза Мордевольта.

Мордевольта, до которой нам было, по уверению Навигатора, уже не двадцать километров, а ваще неизвестно сколько. Именно из-за Мене-Текел-Фарес, Громудиле в зубы ее мерчандайзерский национальный характер!

Эльфийские производители выпивки, как выяснилось, традиционно полагаются на мухомор махрокрапчатый и сулему посконную. Из них они варят и настаивают все, что урожденный эльф способен пить в минуту отдыха или горя, чтобы пережить эту минуту без воспоминаний. От человеческого самогона эльф может умереть или стать лауреатом Букера, что, по мнению эльфов, позор для всего эльфийского рода, клана, дома и за околицей тоже позор. Но мерчандайзерский шнапс они все-таки употребляют, хоть это отрава похуже сулемы и оставляет жуткое похмелье эльфийской головушке.

Ну, поняли?

Не думая ни о чем, кроме собственной выгоды, наша зеленая лахудра споила пол-отряда одной бутылкой! «По стопочке, по рюмашечке, по граммулечке…» А поутру они проснулись — кругом примятая трава и нужно открывать портал! Вот эльфы-алкоголики и открыли портал… до ближайшей пивной. Как говорится, у кого чего болит.

Пивная, впрочем, была отличная. Все похмелились от эльфийской сулемы и третий час полета тихо-мирно размышляли, где нам доведется похмеляться после местного пива. Громудила, похоже, в очередной раз пытался заснуть без отрыва от летного коридора, Менька возилась со своей наличностью, не влезающей в кошель, Чкал насвистывал услышанный вчера мотивчик… и вдруг выдал такой молодецкий посвист, что Навигатора снесло вбок воздушной волной. Перед нами открылся город, в центре которого гнилым зубом торчал отель с проживающей в нем Мордевольтой. Город стоял у реки. На реке стоял мост. А на мосту стояла… Нет, на мосту лежала в развратной позе огромная драконячья туша в вечернем платье и вызывающем макияже.

До чего у меня глупая команда. Ну до чего у меня глупая команда. До. Чего. У меня. Глупая. Команда!!!

Если бы этот кретин не засвистел, как свиристель, Задохлик бы не проснулся. Так бы и пролетел мимо на крыльях грез. А тут он открыл, мать его чешуйчату, глаза и увидел то, чего не существует в природе — второго дракона! Да еще противоположного от себя пола.

Задохлик мигом преобразился в Громудилу. Громудила мигом сделал стойку прямо в небесах, не обращая внимания на хоровой вопль ужаса, изданный Лассалем, Менькой, мной и вообще всеми нелетающими членами команды. А этот олух, трепеща крыльями наподобие колибри, завис в воздухе перед самым носом драконши и спросил:

— Не скажете, который час?

Идиот. Ну кто так клеит? Кто так клеит? Сейчас она его отошьет и мы полетим дальше.

— Афедрония, — басом пророкотала драконша.

— Че? — опешил Громудила, на глазах становясь Задохликом.

— Меня зовут Афедрония, — выдохнула пасть размером с автобус. Пасть, накрашенная помадой цвета «Малина-ягода-атас». Лопатой она ее, что ли, накладывает?

— А меня… гм… Ггг… — мой бестолковый нарколептик все еще боролся со смущением.

— Ггг? Ггг-что? Гггарри? Ггготлиб? Гггустав? — фиолетовые веки хлопнули, как двери отъезжающего лифта.

— Громудилой его звать! — рявкнул Лассаль. — Девушка, выключите свое обаяние, а то он нас в реку сра… сры… сронит!

— Ой, ну вы скажете тоже! — захихикала «девушка». Громудилу явственно повело налево. Прямо на опору моста. — Какое мужественное имя! Гро-му-ди-л-л-ла-а-а… Почти Годзилла… — Она мечтательно вздохнула и опора моста придвинулась к нам еще на пять метров.

— А вы сегодня вечером заняты? — продолжал Лассаль. — Скажите «нет» и назначьте ему свидание на восемь на крыше «Ритца-Карлсона», а то мы уже опаздываем!

— Ну-у-у… — Афедрония со скрежетом почесала гребень. — Пожалуй-й-й… В восемь… на крыше… А вы не потеряетесь в городе? Вообще-то до пятницы я совершенно свободна. И могу вас проводить.

Вот только отвлекающего фактора, по чьей милости наш дракон лишился мозга, голоса и свободы воли, нам как раз и не хватало!

— Проводите!!! — вдруг прорезался голос у Громудилы. Странный такой голос. Дискантофальцет. — Кххххааа!!! Проводите меня, пожалуйста, — уже нормальным инфразвукобасом попросил он. — А то я совершенно не ориентируюсь в городской топографии.

Ишь, какие умные слова припомнил! Бабник.

Афедронша снялась с места и взмыла в воздух вместе с нами. С облегчением разжав окостеневшие от напряжения пальцы, мы поерзали, устраиваясь. И тут Менька подозрительно поинтересовалась:

— Скажите, пожалуйста, вы кого-то ждали там, на мосту?

— А! Мелочи, — отмахнулась крылом драконша. — Какую-то Избранную. Моя компаньонка велела ее испепелить. Вместе с сопровождающими.

— Упс… — тихим хором ответили мы.

— А кто у нас компаньонка? — севшим голосом спросил Чкал.

— Мордевольта Винторогая… — кокетливо облизнулась драконша. Язык у нее был зеленый и длинный. На такой язык можно всю мою команду посадить, вместе с Навигатором. И еще для юного Гаттера место останется.

— Как же это вы с ней свя… вля… в общем, скорешились? — подхватила увядающую светскую беседу Менька.

— Когда я была совсем ребенком… — закатила глаза Афедрония, — мне напророчил один пророк, что я отменю действие древнего пророчества, пророчествующего о прорицании свыше. В общем, здесь все от меня зависит! — И драконша сделала кульбит в воздухе. От избытка чувств, вероятно. — Но для исполнения своей миссии я должна была работать на самого могущественного мага на свете. Мои родители решили, что самый могущественный маг — это, наверное, Мордевольта-из-за-Гор-Показавшая-Топор. Так ее зовут в моем родном краю глубоких газированных озер и мясистых тонкорунных овец. И меня отдали в магическое услужение, когда я подросла и стала… — Афедронша демонстративно засмущалась. — В общем, когда подросла.

— Ошиблись родители, ошиблись… — как бы про себя заметила Мене-Текел-Фарес. Почему «как бы»? Да потому, что про себя не замечают истошным воплем, приложив руки рупором ко рту.

— Это почему еще? — затормозила в полете драконша.

— Потому что самый могущественный маг — это Полотенций! — взвизгнула Менька. — Мы точно знаем, что Полотенций. У вас ему надо было работать… девушка.

— И что же теперь делать? — драконша снова захлопала глазами. Ресницы так и свистели в воздухе, точно метлы разбойникомагов.

— Лететь с нами! Нам как раз нужно к Полотенцию! — беспрекословно рявкнула Менька, пытаясь ущипнуть меня, чтоб я не ляпнула лишнего.

— Мы же направлялись к Морде… — затянул Чкал.

Не того щиплешь, дура! Щас он нас спалит, как файербол столицу! Файербол! И прежде чем я успела понять, что делаю, розовый шарик опалил Икариоту задницу.

— Уййя-а-а! Ну ты че, моя королева, совсем наглость потеряла, в натуре? Я только спросить хотел!

— Некогда вопросы задавать! Мы торопимся к Полотенцию. К. Полотенцию, — произнесла я с нажимом.

И только тут Чкал понял свою оплошность, в ужасе округлил глаза и беззвучно кивнул. Все-таки он и есть наше слабое звено.

— Так это вам не в «Ритц», а в горы, — печально вздохнула Афедрония. — А мне, наверное, обратно, на мост…

— На какой мост, зачем?! — От волнения я дала петуха. — Вам с нами по пути. Полетите к Полотенцию, наниматься к нему в ученицы.

— Он не согласится, — помотала башкой Афедрония. — У него, говорят, учебный план на два века вперед расписан. И вообще он не берет учеников.

— Договоримся, — ухмыльнулась Менька и погладила торбу с наличностью, разбухшую до размеров чемодана. — Чтоб мы, да не договорились? Айда с нами, детка!

— Ну, надо же предупредить компаньонку, — заметалась Афедрония.

— Кого-кого? — удивилась Мене-Текел-Фарес. — Когда речь о ТАКЕННОЙ ставке, предупреждать не только не надо — предупреждать есть идиотизм! Шо ты себе думаешь, вдруг она тебя заколдует, Мордевольта эта рогатая? Не каждый босс готов отпустить ТАКОГО работника и вместо нехилого дракона поиметь себе нехилый геморрой. Или она тебе за последний месяц задолжала? Тогда, конечно…

— Не задолжала, — буркнула Афедрония. — Она всегда считала, что я у нее работаю за престиж и за пожрать.

— И ты еще разводишь цирлих-манирлих? — изумилась Менька. — Да ну ее к Детям Данунах! Лети с нами и нашим, гм, годзиллой, вольная как ветер. А стадо тонкорунных овечек на пожрать мы везде найдем.

Афедронша от избытка чувств описала вокруг нас мертвую петлю. Навигатор покосился лиловым глазом на мешок с артефактами и сделал намекающее движение хвостом. Я едва заметно покачала головой. Кто знает, есть ли там верный антидот против драконов? А даже если есть, то против нас будет сразу ДВА дракона. Нет уж. Эгалите, фратерните, уважите. Равенство, братство, подхалимаж. Как только доберусь до ближайшего летописца, велю ему заложить эти три слова в идеологическую платформу золотого века. Моего золотого века. Мыслим государственно, на рожон не лезем, плюшки зазря не расходуем.

Так наши планы снова изменились. Прости нас, юный Гаттер, мы оставляем тебя в лапах чорной-пречорной колдуньи и вернемся при первой же возможности, дабы освободить тебя… или похоронить с честью за королевский счет.

 

Потуга четырнадцатая

До Полотенция мы добирались три дня и три ночи. Я все прокляла. Пока наши летучие влюбленные придурки осваивали высший пилотаж, все эти бочки-бабочки, даже Менька позеленела. Хотя казалось, куда уж больше-то…

Но мы долетели. Долина была ровной, выпукло-вогнутой, округлой и додекаэдрической. А посередке долины стоял туман, донжон и принц Финлепсин.

Принц оказался прекрасен. У него были высокие элегантные скулы, ослепительный улыбающийся рот, два каштановых глаза и волосы цвета блэкгламы, заплетенные в косу и падавшие значительно ниже, чем мы могли рассмотреть. Принц был полон оптимизма, который заменял ему успех в жизни. В данный момент он убирал вилами навоз. А отшельник Полотенций ругался на него из окна донжона, свесив с пятого этажа до самой земли мудрую седую бороду.

— Почто, чадо отдоенное, вилами пренебрежно туды-сюды мотыляешься? Разве ж можно над хозяйственным инвентарем так бесоватися? Коли ручку ты отломишь срамно, так в афедрон тебе ее впячу, чтоб знал, как духовного наставника свово в расход вводить! Вельми ты сущеглупый молодец, даром что два аршина на два аршина бодибилдя отрастил!

Так. Все ясно. Принц за что боролся, на то и напоролся — вот она, свобода самовыражения и бесплатного обучения. Братец его Прозак, значит, в Хогвартсорбонне мучается, а старший принц жирует, изучая мертвые языки и сельское хозяйство.

— Исполать тебе, Полотенций! — рявкнула я, закладывая вираж одвудраконь прямо над башкой отшельника. — Паки-паки тебе и вельми понеже в той же препорцыи! Выходи, поговорить надо! А то ведь мы сами зайдем, всей честной кумпанией!

Полотенций, узря мя, трижды икнух, очеса выпучих и смылся от греха подальше. Понял, старый шампиньон, что мы с ним шутки шутить не намерены.

Драконов мы, конечно, оставили загорать с наружи, а сами прошли в нутрь и принца с собой прихватили. Принц, как увидел меня, так ногами ослабел и кабы не Чкал с Менькой, осел бы прямо в недоубранный навоз в апокалипсисе любви с первого здрасьти. Но мои соратники подхватили его под белы рученьки, поставили на накачанны ноженьки и как следует встряхнули. Принц Финлепсин сфокусировал взгляд на моем прекрасном лице и так больше и не расфокусировывался.

— И часто он тебя так достает? — поинтересовалась я.

— К-к-ка-а-а… К-к-кт-то-о…

— Кто-кто! Дед Пихто! — рявкнула я вторично. — Сориентируйтесь, ваше высочество! Этот магический кладезь — он что, всегда такой?

— Полотенций-то? — расплылся в улыбке принц, показав несколько десятков перламутрово-белых зубов. — Да, Полотенций такой Полотенций… Он вообще-то добрый, но суровы-ы-ый…

— А зачем ты вообще к нему поперся? — продолжала расспрашивать я, разнося в щепу дверь башни ударами ног, рук, файерболов и мешка с артефактами.

— Хотел узнать смысл жизни, — вздохнул Финлепсин. — Когда сакура в цвету, а за поясом длинный меч, смутен путь передо мной и гора не идет к Магомету.

Вся моя мини-орда только головой покачала. Принц был последним романтиком этого безнадежно грешного мира. Неудивительно, что папаня отдал сыночка от греха подальше синьору Аль Гапоне. С таким потомком одно из двух: либо государства соседние завоевывать, либо во все глаза за принцем следить, чтоб глупостей не наделал. Не повезло Галоперидолу с семейством. Я бы ему посочувствовала, да только опция «возлюби врага своего» у меня с детства отключена по умолчанию.

Не успели мы войти под крышу донжона, как нам навстречу вышла борода. Сначала сверху обрушились лианы седых волос, а следом за ними по шесту в центре зала, точно пожарник по тревоге, съехал и сам мудрый Полотенций.

— Ты, отроковица благолепная, чьих родителей будешь? — деловито обратился он ко мне, с неизъяснимой мудростью поняв, что я тут самая главная.

— Королевских, — с изысканной любезностью буркнула я. — Ты что же, бородавочник доисторический, принца опустил? Учеников, значитца, не берешь, скотника нанять жидишься, а свиней держишь? Ловко!

— Ну надо же как-то жить, королева! Это мой маленький бизнес, — неожиданно вспомнил современный язык Полотенций.

— Бизнес твой, дедуля, мы разъясним, — выступила вперед Мене-Текел-Фарес. — Как есть разъясним. Когда в последний раз заполняли налоговую декларацию?

Полотенций оцепенел.

За полчаса дотошного опроса выяснилось, что налоги на землю не плочены за две с половиной тыщи лет, на сельскохозяйственную деятельность — за тыщу восемьсот, а с начала царствования моего покойного папаши и за коммуналку квитков не наблюдается.

— Ну что ви, как ребенок, на склероз ссылаетесь! — изгалялась Менька. — Давайте уже переходить к делу. Если налоговые органы… — Мене-Текел-Фарес многозначительно глянула себе в вырез, — …обратят на вас свое пристальное внимание, ви, уважаемый, вилетити в трубу своей недвижимости даже без метлы. И шобы ничего такого не случилось, послушайте мене на обморок грядущий — возьмите ученика на бюджетном основании!

— Не можно отрока сего обучати премудрости волхвования! — занудил Полотенций. — Ибо зело нескладен и пустоголов. Руками украдом помавает, словеса магические несмысленно болтает, а потом по всей околице лисы девятихвостые скачут али барсуки с яйцами по два пуда. Я, грит, хотел узреть воочию монстров-оборотней заморских, кицунэ да тануки! Тьфу!

— Принца мы заберем, — махнула рукой Мене-Текел-Фарес. — Речь вообще не о нем. Берешь ли ты в же… в ученицы драконницу нашу велелепую, Афедронией прозываемую, что на заднем дворе твоем блудит, то есть блуждает?

— Драконницу? Гм, — Полотенций огладил бороду. — Интересная задача. Так шо ви говорите, на бюджетных основаниях?

— На бюджетных, на бюджетных. Харч ей будет поставлять глава региона, а ваша задача — обучить ее помаленьку всяким полезным кунштюкам, да не обижать, как прошлая хозяйка обижала.

— А кто у нас прошлая хозяйка? — осторожно поинтересовался отшельник.

— Мордевольта! — включилась в разговор я, выбрав самый драматический момент.

— Ах она ссучка крашеная! — рыкнул Полотенций. — Извините, ваше королевское… Я эту шарлатанку давно-о-о знаю. Ишь, драконом обзавелась! Не по чину ей будет!

— Вот и мы того же мнения, — величаво произнесла я. — Мы доверяем вам, отшельник Полотенций, нашу самую ценную подданную и надеемся, что вы оцените оказанное доверие.

Полотенций, кажется, не слушал. Он потирал ручки и явно производил в уме подсчеты моральных и материальных дивидендов от обучения Афедронии.

— Дед, а дед! — подергал его за мантию Лассаль. — А что ты там говорил насчет Мордевольты? Ну, что она шарлатанка?

— Шарлатанка и есть, — фыркнул отшельник. — Наговоры древние, диавольские, в женском суемудрии своем использует, побочных эффектов не страшася. За короля Галоперидола тайно замуж выйти возмечтала. С женой-то у него давно эмоциональный диссонанс. На грани развода семья королевская. А все Мордевольта!

— Почему Мордевольта? — ляпнул Чкал, все это время тихо-мирно стоявший в углу, маскируясь под мебель с крылышками. — Разве жена Галоперидола не мечтала с самого начала уйти от мужа?

— Это все отворотное зелье, кое ей Мордевольта на свадьбе в шампанское подсыпала! — рубанул Полотенций. — Снадобье это, аки пестицид, из организма не выводится. Вот и порушила проклятая крепкую королевскую семью, ячейку общества!

— Выходит, не меня она любила, а просто от мужа решила сбежать, — горько прошептал Икариот, собрав лоб гневными и скорбными складками.

— А нет ли от снадобья отворотного антидоту какого? — невинным голосом поинтересовалась я.

— Есть, как не бысть! — засуетился отшельник. — Где-то тут была у меня ампулка внутривенного…

Улетая от Полотенция с принцем Финлепсином, антидотом для Галоперидоловой жены, компроматом на Мордевольту и с печальным осиротевшим Громудилой, я только диву давалась: до чего ж интрига офигительно закручена! Галоперидол, оказывается, в руках Мордевольты, его семейное счастье у меня в руках, а моя столица — в руках Галоперидола.

И что теперь, спрашивается, делать?

Как что? То, что ты и собиралась, Мурмундия Неистовая! Идти на Мордевольту и побеждать.

 

Потуга пятнадцатая

Финлепсин пялился на меня так, что только слюни не пускал. Не, ну он, конечно, красавчик и ваще, но я же все-таки королева, поэтому приходилось держать его в ежовых рукавицах. Иногда мне даже надоедает, что в меня все влюбляются с первого взгляда, но, видимо, ничего не поделаешь. Такой красоты они отродясь не видели. Дикий народ.

Я пнула ногой Навигатора, чтоб он уже выходил из спящего режима и говорил, куда ехать. А то Мордевольта, небось, все глаза проплакала, пока нас дожидалась! Навигатор встряхнулся, пробубнил дракону маршрут и опять отрубился.

Лететь было недалеко, башня отеля «Ритц» уже показалась на горизонте. Приземлились мы на крышу, благо там была взлетно-посадочная полоса, специально для драконов. И никакой охраны, тоже мне, великие маги! Ха! Да я их одной левой, не снимая бронелифчика!

Дракона решили оставить на крыше в засаде, все равно внутри от него толку никакого, всю посуду побьет. Пересчитала отряд: вроде все в сборе, Чкал, Лассаль, Финлепсин (со своей белозубой дебильной улыбочкой), Менька остается в засаде, меч на поясе — можно выступать.

Мы нырнули в чердачный люк, прошли через вентиляцию и вышли прямо к двери, на которой висела табличка «Мордевольта Винторогая». Пониже висела еще одна табличка «Ипритским студентам срочно сдать хвосты!». Она меня слегка насторожила, но только слегка, а в следующую секунду я с криком «кий-я» ударом ноги вышибла дверь.

У меня было такое ощущение, что мы ввалились в библиотеку. Кругом стеллажи с книгами, реторты, модели чего попало… и что, здесь живет волшебница? Что за бред! Не успела я это сказать, как увидела прямо перед нашей разношерстной компанией… черный трон. А на нем — Мордевольту, такое фиг перепутаешь: в черно-сером платье и замысловатой шляпке, худая как вобла и с жутко высокомерным, я извиняюсь, мордом. Сидит и смотрит на всех нас, как на какашку.

Увидев меня, она поджала тонкие губы и подняла одну бровь:

— Какая прелесть. А главное — как неожиданно. И точно по графику.

Я разозлилась:

— Ты че, не видишь, кто перед тобой? Я — Мурмундия! И я пришла за Гаттером, отдавай его и точка!

Мордевольта приподняла вторую бровь:

— Очаровательно. Фамильная олигофрения королей Ипритских дает достойные плоды. Девушка, вас никто не учил приличным манерам? Нет? Я так и думала. Короли Ипритские всегда пренебрегали не только образованием, но и банальной логикой.

— Где Гаттер? — Я не была настроена на длительные переговоры.

— Гаттер? Ах, этот милый юноша… Да вон он, в углу. Сдает экзамены.

Я обернулась и с ужасом увидела юного Поппи, уткнувшегося в толстую книжку.

— Е равно эмцэ квадрат, е равно… — бубнил он, не замечая ничего кругом.

Я бросилась к нему и стала его тормошить.

— Поппи! Это же я! Это же мы!

— Е равно… — бормотал он.

Я в гневе обернулась к Мордевольте:

— Подлая дрянь! Что ты с ним сделала?

Мордевольта смотрела на меня с полным равнодушием:

— Всего-навсего подарила учебник физики, деточка. И пару методичек.

Я решила бить с козырей:

— А зато мы отняли у тебя Афедронию! Она сейчас у Полотенция, и она тебе неподвластна.

— Правда? — Мордевольта слегка зевнула. — Что ж, я рада, что старый шарлатан пригреет абсолютно бесперспективную абитуриентку. Ему даже полезно. По крайней мере, перестанет подсовывать всем подряд настойку мухоморов. Деточка, не орите так, я все прекрасно слышу.

Тут в недобрый час выступили Чкал с Финлепсином (раздирало их, да еще и хором):

— Ты посмела обидеть нашу королеву, так умри же!

Мордевольта даже головы не повернула:

— Юноши, я ценю ваши прекрасные порывы, но напоминаю, что весенний призыв — не за горами.

С этими словами она щелкнула пальцами, и перед Чкалом возникла черная доска, на которой он с бешеной скоростью стал писать непонятные мне значки, а перед Финлепсином прямо в воздухе развернулся огромный чертеж, по которому он, мыча, стал водить указкой.

— Видите ли, девушка, — продолжала Мордевольта как ни в чем не бывало, — в этом мире слишком много глупости и слишком мало науки. Моя цель благородна — поменять это местами. Пусть даже придется пойти на некоторые жертвы. То, что вы в силу своей природной тупости считаете магией, подчиняется элементарным законам, и образованный человек с хорошей эрудицией с легкостью оперирует этим множеством…

Я так поняла, что эта винторогая коза образованность свою показать хочет, оттого и говорит о непонятном. Но как она смеет!

— Чей-то я тупая? — возмутилась я. — Я — королева!

— Одно другому не мешает, — голосом Мордевольты можно было заморозить рефрижератор с бройлерами. — К сожалению, короли Ипритские не имеют ни малейшего понятия даже об арифметике, я уж не говорю о более сложных материях. Разговаривать с вами о современных разработках высокомолекулярного атомного синтеза — бессмысленное времяпровождение. При таком уровне подготовки экзамены вам не сдать. Но если вы настаиваете… К примеру, что вы знаете об эволюции эльфов?

Я молча сделала шаг вперед. Как зачарованная.

— Прекрасно. Ничего не знаете. Самоуверенности через край, а реальных знаний — увы. Что вы можете сказать о влиянии фаз Луны на свойства миллениума? Как рассчитать диаметр магического круга? Ну хоть пять королей Ипритской династии вы можете перечислить?

— Да она над нами издевается! — в один голос взвизгнули Дерьмовый меч и Лассаль.

Мордевольта слегка отвлеклась:

— Вот как? Да будет вам известно, что мечи и животные не разговаривают. Продолжим.

— Мя?

— Дзынь?

Меч и Лассаль в ужасе уставились друг на друга. Я похолодела.

— Итак. — Мордевольта небрежно повела рукой и перед ней возникла трехмерная модель вселенной. — Начнем с астрономии. Приготовьте тетрадь, и имейте в виду — завтра коллоквиум… Не отвлекайтесь, юноши, я все вижу.

Внезапно я вспомнила про мешок с артефактами. Эх, жалко, они остались на крыше, вместе с драконом и Менькой… Ну да ладно, придется рассчитывать только на себя. А точнее — на фамильную твердолобость!

Надо было спасаться самой и спасать свою команду. Я прыгнула как тигр, выхватила учебник физики у Гаттера и со всей силы швырнула его в чертеж, возле которого маялся двоечник-Финлепсин. Чертеж исчез с громким хлопком. А я закрыла глаза, наклонила голову и бросилась вперед, прямо на трехмерную модель. Раздался жуткий треск, в высь полетели осколки и щепки, и Мордевольта в ярости заорала:

— ВОН ОТСЮДА!!!! Придете на пересдачу!!!

Поднялся разноцветный вихрь, нас всех подхватило, закружило и понесло. А дальше я ничего не помню…

Очнулась я в пустыне возле какого-то города. Возле меня сидели и грустили мои верные друзья. Я с трудом приподняла голову:

— Мы где?

— Она очнулась!!! — заорал Лассаль. — Ура! Мурмундия очнулась!

Я огляделась:

— А где Громудила? И где Менька? Куда мы попали и где наши вещи?

— А холера нас знает, куда нас выкинуло, — довольно прозвякал Дерьмовый меч. — Оно как все бздякнулось, а потом засверкало — ууу… а они там на крыше сидели. Прилетят, не маленькие. Зато все остальные тут, ощипанные, но непобежденные.

Меч был прав. На песке рядом сидели Гаттер, Чкал (с опаленными перьями) и красавчик-Финлепсин. Навигатору было жарко и он обмахивался крыльями.

— Так что же получается — мы победили? — спросила я.

— Боюсь, твое величество, — ответил внезапно посерьезневший меч, — мы вышли в полуфинал…

 

Потуга шестнадцатая

— И-и-и-и-и-и!!!!! Улю-лю-лю-лю-лю!!! — раздалось над нашими головами. Как будто целый миллион обезьян болеют за любимую команду. За команду, вышедшую в полуфинал.

Прямо на нас в вихре песчаной бури неслись какие-то бурнусы на колесах, свиристя и свирепея. Я, не задумываясь, поднесла к губам свисток Розамунда… и ничего. Ни звука. Я снова надула щеки и собралась выпустить пар в свисток, как Финлепсин, вообразив себя Джеки Чаном и Александром Матросовым в одном флаконе, с радостным воплем вскочил на ноги и побежал навстречу всадникам.

— Уй-й-й… — сказала моя команда, зажмуриваясь и отворачиваясь. Смотреть, как из принца делают салатик «Монархический», никому не хотелось. За нашими спинами раздавались неприятные хлюпающие звуки.

Через некоторое время Навигатор осторожно тронул меня копытом и указал мордой в безопасные небеса, где с ураганной силой задувал самум, хамсин, хабуб и шайтан. К счастью, у нас еще достаточно крыльев, чтобы смыться, оставив Финлепсина самому расхлебывать последствия своего героического позыва. Я бросила прощальный взгляд на останки бедного галоперидолова сына.

Останки были живехоньки. И купались в лучах славы, что немало меня возмутило: как это, рядом стою я, Мурмундия Ипритская собственной персоной, а дурацкие кочевники валяются в ногах у дурацкого принца вражеской державы! Моя рука непроизвольно взялась за меч. А вторая — отыскала на земле засохшую лепешку самого подозрительного вида и метнула в Финлепсина. Чтоб не задавался!

— Ой! — очнулся принц, получив от меня информационное сообщение прямо по темечку. — Ваше королевское! Знакомьтесь — мои предки!

— Это что, и есть Галоперидол с семейством? — изумилась я.

Честно говоря, больше всего шарага напоминала отряд гастарбайтеров, отбившихся от подрядчика лет сорок назад.

— Да нет же! — радостно верещал… то есть вещал Финлепсин. — Это племя пустынных бабуинов, кочевников, рожденных в седле восьминогого верблюдка Аль Абу Ибна в час полной луны на восьмом месяце от ежегодного бегства пророка. От них произошел наш род в год тыща незабвенный до окончательного бегства пророка!

— Ну и чего им надо, этим бабуинам? — прокряхтела я, поднимаясь с песка. — Бусы нам продать или на экскурсию сводить?

— Они ищут своего пророка! Говорят, я очень на него похож!

— Он же сбежал, пророк ваш, в тыща лохмато-незабвенном? — удивилась я. — Они че, так с тех пор его и ищут? Похоже, ты умом в предков пошел, Финлепсинчик. Умом и крепостью духа.

— Нет, они говорят, пророк не исчез пока. То есть его каждый год ловят, а он опять убегает. Значит, — посерьезнел Финлепсин, — тыща незабвенный год еще не настал.

— Мама дорохая, так это нас в прошлое зафигачило? — безнадежно пробормотал Чкал. — Говорили мне умные люди: не связывайся с королевскими особами, от них если не геморрой, то сифилис…

— В ка-а-а-акое такое прошлое?!! — взвилась я. — Я такого приказа не давала!

— А Мордевольта тебя и не спрашивала… — уныло брякнул Дерьмовый меч. — Ты ей учебные пособия поломала, экзамен сорвала, вот она тебя на пересдачу и отправила. На пересдачу истории в режиме он-лайн, в век фиг знает какой до вашей эры. Которая, может, вообще никогда не наступит.

— Ничего-ничего! — Я судорожно цеплялась за расползающуюся действительность. — Вот сейчас дозвонюсь… досвищусь до Розамунда…

— Нету тут никакого Розамунда, — печально вздохнул Лассаль. — Не родился ишшо.

— А Полотенций? — отчаянно выкрикнула я. — Полотенций-то уже родился? Может, к нему?

— И что? — наморщил нос мой фамилиар. — Полотенций еще молодой, неопытный, вьюнош лет трехсот, не больше. Самое время поэкспериментировать с веществами, с заклятьями, с демонами и демоницами. Он тебя, твое величество, за неупокоенный дух блудницы примет, в бутылку посадит, печатью запечатает и в море закинет. Да хорошо, если в море, а то ведь в кладовку сунет, пылись там двадцать пять веков кряду…

Это нечестно! Не по правилам! Из любого тупика должен быть выход! И на выход мне должны указать в течение пяти минут! Я не умею ждать! Я королева! Ну, почти королева.

Хмурая, как предэкзаменационное утро, я обернулась к пустынным бабуинам, радостно ухватившим Финлепсина за руки и даже, кажется, за ноги — очевидно, чтоб не сбежал, как этот их… ежегодный пророк.

— Ну а у них, у предков твоих есть мало-мальски приличные колдуны? Шаманы там всякие, нагвали?

— У них есть кое-что получше, — радостно заявил Финлепсин. Он вообще все делал радостно. Позитивная личность. — Они отведут нас к своему достойному господину, чье имя Салям-Алейкум-Кебаб. И исполнят все наши желания в обмен на маленькое одолжение!

— Если маленькое, то пущай, — проворчала я и со стоном взгромоздилась на Навигатора. — Ведите!

Салям-Алейкум-Кебаб проживал в пятизведочном дворце со всеми удобствами. И сам он был мужчина видный — с агатовыми глазами, гагатовыми усами и халатом из сплошного люрекса со стразами. При виде меня он повел себя совершенно нормально: сперва побагровел, потом лишился дара речи, а когда снова его обрел, то проорал что-то на восточном языке. Из всей фразы я поняла только одно слово — «гарем». Ну, Поппи Гаттер, конечно, зелен для этого дела, но вообще да. Это мой гарем. И я кивнула. После чего ко мне сразу подскочили стражники и попытались куда-то утащить!

— Дура! — взвыл Дерьмовый меч. — Чего ты башкой мотаешь? Он же тебя спросил, пойдешь ли ты к нему в гарем!

— Ах он сексист! — возмутилась я, отмахиваясь от стражников мечом, ногами и файерболами. — Да я щас его самого в гарем запишу! На должность евнуха! Быстррра руки убрали! Быстррра, я сказала!!!

Салям удивленно пожал плечами, достал откуда-то из-под седалища трона странную штуку вроде медного соусника и потер ее рукавом. Из носика соусника выполз здоровенный клуб дыма. Из дыма вышел голубой мужик (по цвету голубой, а не по ориентации) и со всей дури отвесил шейху подзатыльник. И к чему такие сложности? Любой из нас справился бы с этим не хуже дымного гостя. Салям-Алейкум-Кебаб передернулся и на чистейшем русском (или на каком мы тут говорим?) произнес:

— Блин! И чего соглашалась, раз такая фифа?

— Полегче чего спроси, — посоветовал ему меч. — Их величество сначала делает, потом рубит, а потом только думает. Так что ты не их спрашивай, ты меня спрашивай.

— О достославный говорящий девайс, за каким ифритом вас сюда занесло? — изысканно осведомился шейх, приняв всерьез вечные хохмочки моего боевого соратника.

— Э! — дипломатично прервала я Саляма и, сделав пальцы буквой «V», показала на свои глаза. — Сюда говоры, а?

— А че он… — начал было шейх, но я его перебила:

— Шютка. Эта хрень постоянно шутит, когда не спит. Слушай, Салямка, у тебя колдун ученый в царстве имеется?

— У меня джинн ученый имеется, — недовольно буркнул Салям, недовольный, видимо, моим королевским амикошонством. Ниче, пусть привыкает. — А чего тебе хочется, о цветок моей печени?

— В будущее вернуться, о дуб моего мозга!

— Зачем тебе туда? — масляно улыбнулся всеми глазами и усами шейх. — Будущее полно скверны. Приличной девушке там не место.

— Тебя забыла спросить! — огрызнулась я. — Это тут я приличная девушка. А там я королева. И в родном королевстве мне таких, как ты, восемь штук на завтрак надо, чтоб согреться!

Салям-Алейкум-Кебаб от подобной откровенности инда взопрел. Обвел глазами мою свиту, мысленно пересчитал и сочувственно покачал головой:

— Понимаю, о нежный лотос разврата. У нас тоже ночи холодные. Только крепким кофе и спасаемся.

Кофе! Я хищно облизнулась.

— Хочешь кофе? — обрадовался шейх. — Эспрессо, настоящий майлд, арабика, с перчиком? Щас велю подать.

— Вели! — сдалась я. — Кофейку выпью — и домой.

Салям кивнул мужику у дверей и гостеприимно осклабился.

— Не нравится мне его улыбочка, — пробурчал Лассаль. — Улыбается-то он улыбается, а сколько зубов у него…

— Цыц, фамильяр! — отмахнулась я. — У меня еще с того пива изжога.

Кофе был отличный. Только какой-то не очень бодрящий. Даже наоборот: не успела я выпить чашечку, как в голове у меня запели все соловьи Персии, сколько их есть. И я решила немножечко поспать, прямо тут, не отходя от столика. Буквально минуточку… Тем более, что все мои спутники уже давно спали в разнообразных и не совсем естественных позах. Мягкие восточные подушки окружили меня со всех сторон, будто волны шелковой реки — и вот я уже куда-то уплываю, мягко покачиваясь…

 

Потуга семнадцатая

Ну все, поняла я. Опоили. Как есть опоили. Слабеющими руками я подтянула поближе Дерьмовый меч и Навигатора (случись чего, даст копытом в лоб покусившемуся на мое величество, это он может и в бессознательном состоянии) — и только я приготовилась сладко захрапеть в пол глаза, как дверь растворилась и на пороге нарисовался этот… как его… Салям-Алейкум. В прозрачном пеньюаре с усами. Но хорош, подлец, в этом ему не откажешь.

Широкими шагами он пересек комнату и наклонился надо мной.

— Вах, какой персик, прямо анчоус моего сердца! — прошептал он, протянул ко мне руки и обнял ими меня всю. Бронелифчик со звоном расстегнулся и упал Саляму на ногу. А тот даже не поморщился, такая неземная страсть пылала в его маслянистых фиолетовых глазах.

Он поднял меня на руки и понес на балкон.

— Звезда моя, — шептал он, щекоча своими усами мою лебединую шею, — хочешь, я подарю тебе белого как снег верблюда? Только скажи одно слово — и все сокровища Сезама станут твоими, я осыплю тебя рубинами, диамантами, яхонтами, бирюзой, сурьмой и кораллами.

Лунная ночь над оазисом была такая красивая, стояла тишина, изредка прерываемая звоном звезд, которые с тихим шуршанием падали с неба. Салям-Алейкум горел от любви, а я, обессиленная напитком, могла только хлопать глазами на вид с балкона, под которым раскинулся шумный восточный базар, поразивший меня своими благовониями и благолепиями. Черкинзон и рядом не валялся.

Салям-Алейкум сбросил тюрбан со своего мужественного торса и стал целовать мои руки и ноги, не пропуская ни одного сантиметра моей божественно-гладкой кожи. Он так хотел, чтобы в его сильных руках я почувствовала себя слабой и нежной, чтобы я растаяла как мороженое и доверилась ему полностью. Мое сердце задрожало и забилось, ухая о грудную клетку и отдавая толчками в печень. На груди Саляма-Алейкума бугрились мышцы, треглавые и пятиглавые, они налезали друг на друга, перекатываясь под кожей и периодически встречаясь с моими встрепанными сосками. Я вся задрожала и покрылась капельками медоносной росы.

— О, моя прекрасная Гюльчатай, чья дивная красота повергает вселенную в глубочайшую скорбь от собственного несовершенства, глубину твоих глаз не измерить логарифмами и ярдами, губы твои как сладкий персик в садах шейха Совхоза, волосы твои подобны струям песка, стан твой подобен виноградной лозе, груди твои как вымя лучшей из верблюдиц, о, украшение моего стада, я сделаю тебя любимой женой, семисотой, юбилейной…

Тут до меня дошло, что к чему, я встряхнула с себя сонную одурь и заорала громовым голосом:

— ЧТОООООО????

Салям обалдел от неожиданности и сел на пол, тихо икая.

— Ах ты, мужской шовинист! — закипела я. — Семисотой женой, значит! В гарем? Меня, Мурмундию? Каз-зел озабоченный, ну я тебе покажу, почем ведро верблюжьего дерьма в неурожайный год!

Я одной левой вырвалась из его жарких объятий (сердце предательски заныло, но я властно наступила ему на хвост) и метнулась в комнату, где с быстротой молнии принялась раздавать пинки своим соратникам.

— Гады!!! — бушевала я. — Просрали полимеры! Тут вашу королеву чуть в гарем не забрал первый попавшийся козел, а вы…

— Козел — нечистое животное, не надо так ругаться, о колючка моего сердца, — робко вставил Салям, но ему в голову тут же полетела ваза, набитая фруктами и овощами. Он метнулся в сторону, и ваза впечаталась в стену, но я тоже не теряла времени даром, поэтому швырнула в его сторону кальян — и попала. Голова у Саляма оказалась покрепче, чем я думала, кальян разлетелся на куски, а Салям сполз по стеночке и притворился ветошью.

Где же тут мой верный меч? Ах, вот он, под Навигатором. Я пихнула не в меру бестолковое животное, схватила радостно заверещавший меч и выставила его перед собой:

— Только попробуй подойди — и самым крупным куском от тебя останутся уши. — Салям решил не проверять. — Сейчас я забираю свою команду и мы уходим огородами к Котовскому.

— Но, бастурма моей печени, ты не знаешь этого мира, куда же ты пойдешь? — заныл этот брутальный красавец восточной наружности. — Твое королевство далеко, вокруг пески, пророк опять сбежал, а здесь, в моем оазисе тебя ждет роскошная жизнь по системе «все включено», бассейн, пальмы, любые напитки и шитые золотом тапочки, я уж не говорю про СПА-процедуры, турецкую баню и аниматоров…

— Ненавижу аниматоров! — отрезала я и снова пнула Чкала. — Просыпайтесь, бестолочи!

Чкал и Гаттер, стеная, покряхтывая и держась за поясницу, кое-как вставали на ноги. Один уцепился за гриву Навигатора, второй за хвост, а Лассаля, перебравшего слишком сладкого кофе (ууу, жадное животное, и не лопнет ведь) я бросила коню на спину. Тот повис мешком, не шевеля лапами.

Гордо стиснув зубы, провожаемые горестными вздохами Саляма-этого Алейкума (так ему и надо!) мы покинули дворец.

— Ну, и куда теперь пойдем? — кисло спросил меч.

— Вперед, — ответила я. — Только вперед.

— Началось в колхозе утро… — завел меч свое нытье. — И не жилось тебе во дворце под фонтанами. У Саляма войско, догонят как сидорову козу, куда мы денемся посередь пустыни, Навигатор больше одного пассажира не увезет, это твоя дубовая башка соображает или нет? Или ты собралась этих дебилов в песке закопать? Ну так можешь сразу начинать, че тянуть-то?

— Цыц. — Я была не в настроении. — Подумаешь, войско, выроем в песке окоп и спрячемся. А сверху песком укроемся, они нас и не найдут. Или придумаем чего, где наша не пропадала.

И мы пошли прямым ходом в пустыню. Жарко было, как в аду, я даже подумывала снять бронелифчик ради красивого загара, но не успела. На третьем от начала пустыни бархане кто-то сидел. Я уже чисто инстиктивно взмахнула мечом:

— Кто идет?

Незнакомец встал во весь рост. Он был в черном плаще с кровавым подбоем, бледен как моль с похмелья, а его прилизанные черные волосы стояли дыбом. Когда мы подошли поближе, я увидела выпирающие из тонких изогнутых косинусом губ клыки.

— Ты вампир, что ли? — спросила я напрямую. — Ходят тут всякие…

Вампир улыбнулся во всю пасть. Поппи спрятался за коня, а у Чкала встали дыбом крылья, и он рванулся вперед, готовый защитить мое величество, а хоть бы и от вампира.

— Ты че тут в пустыне делаешь? — спросила я. — Тебе вроде положено лежать и видеть всех в гробу, а не загорать на солнцепеке.

Вампир не стал вдаваться в подробности своей жароустойчивости, а просто спросил:

— Ты хочешь вернуться домой?

— Не задавай глупых вопросов! — гаркнула я. — Мне этот дешевый солярий уже осточертел.

Этот незаконный предок Дракулы взмахнул черным плащом.

— Я могу научить тебя, если ты возьмешь меня с собой, — сказал он и обжег меня взглядом своих ледяных глаз. Ч-черт, и этот влюбился! Мое обаяние действует даже на вампиров, как это порой утомляет.

— Ну?

— Вилки гну. Взглядом, — огрызнулся бледнолицый красавчик. — Открой портал.

— Ты сдурел? — поинтересовалась я. — Портал — это тебе не консервная банка, чтоб взять и открыть.

Вампир кубарем скатился с бархана и встал рядом со мной.

— Собери всех в кучу… — сказал он.

Это-то как раз было просто, после встречи с Салямом мои соратники и так были разбиты всмятку, а тут еще и жара…

— А теперь очерти мечом круг вокруг себя и призови Великую силу.

Ну правильно, опять я работай на благо королевства, и хоть бы раз хоть кто-нибудь ударил бы ради меня пальцем о палец… только и знают, что в гарем волочь… вспомнив Саляма, я скрипнула зубами от злости и потащила Дерьмовый меч по песку. Меч грязно ругался и отплевывался.

Замкнув круг, я встала в середине и уставилась на вампира.

Тот пожал плечами:

— Закрой глаза и разбуди спящую в тебе силу.

Легко сказать. Я честно зажмурилась и попыталась представить, как мы стоим… нет, летим… и возвращаемся домой, меня, может, королевство ждет-не дождется… внезапно полыхнуло сине-зеленым огнем и мы провалились в темноту.

 

Потуга восемнадцатая

И очнулась я… в пирамиде. Ну что я, пирамидных интерьеров не знаю? Темно, тесно, душно и на стенах все картинки в профиль. А еще забинтованные анорексики по углам. И повсюду ловушки, проклятья фараонов и… вау!!! Етитская сила! Следующий шаг был лишним. Коридор заканчивался трубой, ведущей вниз, точно в аквапарке. И все мы кучей полетели по этой трубе — люди, звери, орлы, куропатки, мамадорохая, помогите кто-нибудь своей королеве, а то щас как файерболом шарахну!

Мы вывалились на пол какой-то здоровенной залы, будто чипсы из пакета. Я выпуталась из нескольких километров конины, кошатины и вампирятины, выковыряла оттуда меч и совсем было собралась бросаться файерболами во тьму, как вампир схватил меня за руку:

— Не светись! Это опасно!

— Вот уж чьих советов мне как раз и не хватало! — с неподражаемым ехидством ответила я и сложила пальцы для щелчка. Вампир вцепился мне в локоть:

— Тс-с-с, тихо! Они тут…

— Кто они-то? — пробормотал, отплевываясь от собственных перьев, Чкал.

— Темные силы!

— Которые злобно гнетут? — попытался перещеголять меня в ехидстве Лассаль.

— Да, именно! — не понял юмора вампир. — Они перехватили твой портал, развернули его на стопицот градусов и упихали другим концом в эту дыру. Они заманили нас в ловушку. Теперь они ждут исполнения обещания!

— Я никому ничего не обещала! — твердым голосом заявила я. При таких намеках первое дело все отрицать. И в глаза глядеть, в глаза. Ясным взором.

Темнота, конечно, сильно усложняла задачу, зато я обнаружила, что глаза нашего нового знакомого светятся, точно электронные часы — красная радужка, черный зрачок. Мне даже показалось, что сейчас он моргнет и два красных нолика сменятся на нолик и единицу.

— Сейчас я воззову к Старшим! — лихорадочно зашептал вампир (мне показалось, что угрожающе). — Посмотрим, что тогда!

— Слушай, — похлопал его по плечу Чкал, — парень… Как, кстати, тебя зовут? И вообще, ты кто такой?

— Имя мое Цуккинус фон Патиссон, я Младший Приспешник Чорной Тьмы, — важно произнес вампир (и как только некоторые ухитряются произносить слова с большой буквы?). — Не мешай, ангельская морда. Сейчас все решают минуты!

Потом они еще часа полтора ругались, выясняя, кто здесь чья морда. Мы с Лассалем, Гаттером, Финлепсином и Навигатором сперва азартно делали ставки, но вскоре заскучали. И когда нам стало казаться, что эти двое никогда не закончат, вампир Кабачок, то есть Патиссон вырвался вперед и сокрушительным шлепком запечатал Чкалу рот, а сам взвыл, словно дисковая пила. То есть не взвыл, а воззвал. К Старшим.

Мы думали, на нас тут же выскочит толпа старперов в плащах с кровавым подбоем, а вместо этого Цуккинус склонил голову, приложил руку к правому уху, как будто у него там наушник, покивал и обратился ко мне:

— Все очень плохо. Старшие говорят: надо срочно провести инициацию и отдать себя под защиту Взрослых. Темные силы боятся Взрослых. Как только мы тебя инициируем, они отступят, а твоя магическая сила утроится — да что там, удесятерится!

— И что такое эта инициация? Кусать будешь, да? — занервничала я.

— Не без этого, — сознался Цуккинус фон Патиссон. — Но ты же храбрая девочка? То есть королева…

Что-то мне эта мысль не понравилась. Больно и негигиенично. Но мне, и без того такой могущественной, что прям великолепной, не помешает удесятерить свои выдающиеся способности. Со вздохом я собралась было повернуться к инициатору яремной веной и сонной артерией одновременно. И тут зала наполнилась какими-то огромными пузатыми мужиками! Словно конкурс красоты среди сумоистов начался.

Цуккинус подпрыгнул на месте прыжком Нео — взлетел на пару метров вверх и завис в перевороте. А мои крылатые соратники просто улетели.

— Это кто такие, ваще?! — заорала я, растерянно отмахиваясь… то есть бесстрашно разя Дерьмовым мечом.

— Мы подразделение боевых евнухов Великого Саляма-Алейкума-Кебаба! — проорал в ответ один из толстяков, метя саблей в Цуккинуса, который все еще вращался на уровне вытянутой руки, точно дурацкий дискотечный шар.

— А ну не трожь наших, импотент! — ринулся на него безоружный Финлепсин. Ну до чего ж этот принц тупой — даже я удивляюсь! Щас он его шашкой, щас…

Но боевой евнух почему-то покорно отступил и повалился галоперидолову сыну в ноги:

— О великий бегучий пророк, воля твоя священна, подвиг твой бессмертен. Оправданием мне служит лишь желание спасти клубничину страсти господина нашего Саляма. Велел он охранять ее от врагов явных и тайных, от катаклизмов природных и андрогенных, от глаза дурного и нескромного, от…

— Ясно, ясно, — перебила я. — Значит, Салям бодигардов прислал. Кастрированных. Предусмотрительно, ничего не скажешь. Только вампир этот не катаклизм, а вполне себе инициатор. Мы тут тоже не плюшками балуемся!

— Да вы послушайте, что шаманы пустынных бабуинов в разведенных верблюдковых лепешках узрели, аки в бронзовом зеркале! — заволновался евнух. — Было им явление верховного адского нефрита, окруженного низшими мадридами, и сказал он следующее: едва лишь выйдет дева магическая за пределы дворца властителя, будет ее поджидать посланец бабы рогатой, в злонравии искушенной, и зохавает он душу ее единым глотком…

— Неправда ваша! — заныл сверху фон Патиссон. — Врут все ваши нефриты с мадридами. Они-то и есть темные силы и сами хавать горазды. Ну скажи им, Мурмундия!

— Стоп! Чую я — это ж-ж-ж неспроста! — внезапно влез Финлепсин (не иначе как поверил, что он и правда пророк). — Ну-ка, спускайся, зубочист! Будешь ответ держать!

Ишь, раскомандовался. Я оперлась на трусливо помалкивающий меч и устало вздохнула. Прыжки из столицы на взморье, из настоящего в прошлое, из сераля в катакомбы вызвали желание сохраниться, выйти и сделать себе яишенку.

— Итак, — затеял дознание принц. — Что ты там говорил про обещание, данное нашей лучезарной пресветлой венценосной?

Я приосанилась, чтобы никто не спутал, к кому все перечисленное относится.

— А кто сказал, что ты, Финлепсинчик, окажешь одолжение бабуинам и Саляму? — ехидно поинтересовался вампир. — Лучезарная пресветлая венценосная сказала! Ты, небось, и не заметил, как без тебя тебя женили!

— То есть как это — женили? — сник и залепетал принц, на глазах из дознавателя превращаясь в тварь дрожащую. — На ком?

— На старейшине бабуинов! — покачал головой Цуккинус. — Старейшине тыща девятьсот тринадцатый годок пошел, пора бы браком сочетаться!

— Я н-не п-по э-эт-той части, — ухватив обеими руками желудок и непроизвольно икая, выдавил Финлепсин. — Я с-со с-ст-тарейш-шинами не с-сочет-таюсь, ик-к-к!

— Обещал — сочтись! — сурово потребовал Цуккинус. — Бабуины — верные рабы Саляма и главные поставщики избранной молодежи в подразделение боевых евнухов. Либо женись, либо — в армию! Ну че, будешь косить?

— Откошу, пожалуй, — с тоской выдохнул принц. — Все равно недолго старой рухляди осталось.

— Не скажи, — ерничал вампир. — Ее папенька три тыщи лет прожил, дочуре аж надоело. Вот она его настоем корня шаурмы и освободила от должности пожизненного верховного старейшины!

— Хорошо… — выдохнул Финлепсин.

— Что хорошо? — обалдели присутствующие.

— Хорошо, что старейшина — она, а не он… — обреченно пояснил принц.

Ну, хватит, бляха-муха патлатая, решила я. Мне галоперидолов сынуля еще в будущем пригодится, я его никаким дряхлым поедательницам шаурмы сбагривать не намерена.

— Ша! — заявила я, воздевая меч. — Цуккинус, кончай базар. Кастраты, кончайте чукалово. Финлепсин, кончай тормозить. Все быстро поняли, быстро кончили и быстро слушают сюда: я слово дала, я его и заберу. Че хочу, то и ворочу. Правила устанавливаю я и переустанавливаю тоже я. Да здравствует перегрузка мозгов между странами и народами, а кто недоволен — как дам по башке и в углу под саркофагом прикопаю. Вопросы есть?

Публика опасливо молчала.

— Если нет, то телемост окончен. Будем выбираться из этой гранитной жопы. Цуккинус, отодвинься, а то зубной камень сниму. Вот этим самым мечом, — я поднесла Дерьмовый меч к носу вампира. Меч налился коричневым светом и запах особенно отчетливо. Шарахнулись все, не только фон Патиссон. — А ну говорите, боевые скопцы, где здесь выход!

— Не скажем, — сделал последнюю попытку тонкого шантажа ближний к нам жирдяй. — Раз вы так, то и мы так. Наш народ верой-правдой служил пророку и правителю, а вы жениться не хотите!

— Найдем мы вашей вековухе мужика, найдем! — отмахнулась я. — Салямку охомутаем, если что. Будет ему семисотой женой, юбилейной.

— Гм… — заинтересованно протянул евнух. — Мысль, конечно, интересная… А документик не подпишете? Где-то у меня тут пергамент был и чернильница. Ой, да где ж они? Надо же, посеял!

Я скосила глаза на юного Гаттера. Юный Гаттер стоял, заложив руки за спину, возил ножкой по полу, пялился в потолок и насвистывал. Я показала ему большой палец. Правильно мы парнишку спасли. Перспективный кадр.

 

Потуга девятнадцатая

Не найдя никакого средства отбояриться от роли проводников, евнухи со вздохом побрели к выходу из зала — к дыре в углу, которую мы бы и сами заметили, оглядевшись вокруг при свете факела или файербола. Но все ж привыкли, что выход из пирамиды фиг найдешь — вот и нанимают местных жуликов в качестве гидов. Это древняя глупая традиция и нарушать ее туристам не положено.

Мы, сгрудившись, направились следом — и тут одна из забинтованных топ-моделей, торчащая в нише, ожила. Тощая дылда с кряхтением сползла с пьедестала и двинулась ко мне, раскинув руки. За ней другая, третья… Двигались они медленно и вяло, но почему-то оказались возле нас быстрее, чем я успела изругать черными словами все темные силы этого мира. Когда забинтованные дистрофики окружили нас со всех сторон, с потолка в пол ударила золотая молния и рассыпалась золотыми искрами, подняв золотое облако, сгустившееся в золотой силуэт.

В кокетливой позе перед нами на задних лапах стояла кошка в босоножках и с такими сиськами, что даже я, Мурмундия Богато Одаренная, на секунду задумалась: не обделила ли меня природа? а то вон у некоторых какие… дары!

— Стой, человеческая мелочь! — прошипела кошара, поднимая зажатый в лапе (а может, в руке? черт, да включите уже кто-нибудь свет!) посох. — Мы не дадим тебе уйти!

— Мы — это кто? — сухо осведомилась я. — А то в последние пару суток, киса, вокруг столько желающих побыть в моем обществе, что я собираюсь завести секретаря-референта. Чтоб записывал всех на прием и визировал списки раз в неделю. Вам повезло — попали без очереди. Так что вам, милочка?

— Как ты смеешь разговаривать в таком тоне с богиней Сухимнет, покровительницей пивоварения и винопития, насылающей и излечивающей аццкое похмелье одним движением руки! — заорала грудастая кошатина и щелкнула пальцами — совсем как я. Только из моей ладони вылетел файербол, а из ее ладони ничего не вылетело. Зато все находящиеся в пещере вдруг взвыли, схватившись за головы, и осели на пол, как подкошенные. Одна я ничего не почувствовала.

Сухимнет недоуменно осматривала свою руку (теперь было видно, что это не лапа, а рука — зато с когтями, которые бы сделали честь саблезубому тигру), когда в нее врезалась сотворенная мной шаровая молния. Богиня винопития и похмелья зашипела, отплевываясь, по телу ее побежали голубые трескучие разряды. С огромным усилием она снова щелкнула пальцами. Некоторые из присутствующих лишились чувств. Один из евнухов достал откуда-то преогромный мех, в котором что-то булькало и теперь все — даже мумии — по очереди пили оттуда, жадно глотая и отдуваясь.

Я снова запулила в гламурную кису файерболом и, когда она отвлеклась, хлопая себя по бокам с оскорбленным мявом, одним прыжком сократила расстояние между нами и занесла над головой Сухимнет Дерьмовый меч.

— А ну говори! — рявкнула я, пытаясь сформулировать вопрос, который почему-то полагается задавать в таких случаях.

Вроде бы следует спросить «Кто тебя послал?» — разве нет? С другой стороны, мне пофигу, кто ее послал. Меня саму сюда послала Мордевольта, которая далеко и которую отсюда ни вострым мечом, ни добрым словом не достать. А разбираться в местной магической фауне я уже задолбалась. Только божественных домашних животных мне и не хватало, в пару к Лассалю.

— У тебя что, совсем нет мозга? — с удивлением спросила Сухимнет, глядя на меня снизу вверх. Уловив нотку ужаса в ее голосе, я приосанилась.

— А я предупреждал тебя, о когтеносная, — послышался отовсюду голос, сладкий, как хурма в рахат-лукуме. — Самый могучий противник — тот, кто неуязвим для твоего оружия. Ты вышла на бой и проиграла. Брысь! — И Сухимнет с истошным «мрррряяя!» растворилась в воздухе.

Вместо нее на том же месте образовался голый мужчина. То есть не совсем голый — на пришельце была кокетливая полосатая юбочка-клеш и бандана в тон. А на лбу — клевая фенечка в виде загнутого вверх ужика.

— О моя прекрасная принцесса… — улыбнулся он, светясь зубами даже в темноте.

— Между прочим, почти королева! — буркнула я, из последних сил сопротивляясь сочащемуся из незнакомца обаянию.

«Розамунд, Розамунд, Розамунд!» — повторяла я про себя, понимая, что в этих треклятых песках ни одному мужику доверять нельзя и лучше держаться старых проверенных отношений.

— Неважно! — отмахнулся соблазнитель в юбке. — Вот мы и встретились вновь, самая прекрасная из дев подлунного мира. Тысячи раз в тысячах реинкарнаций наши души тянулись друг к другу — но безжалостная судьба разлучает нас, губит наши тела и развеивает с песчаной бурей, мешая воссоединиться в загробных кущах и пущах. И все-таки я вновь и вновь прихожу в бесприютный людской мир, дабы узреть твое бесконечно любимое лицо, о прин… да понял, понял уже!.. о королева моя. И вот — мы снова вместе и снова у тебя не то склероз, не то амнезия. О луноликая, ты должна меня вспомнить, должна!

Его мерцающие зубы приблизились к самому моему лицу. Я ощутила волшебный аромат нагретых солнцем камней, мускуса, шашлыка и коньяка. Сильные, жаркие, приятно-бугристые руки охватили меня с головы до ног и бронелифчик (вот предатель!) в который раз за последние двадцать четыре часа ухнул куда-то вниз, мгновенно пропав из поля зрения. Сияющая пелена отделила нас от прибалдевшей толпы евнухов, мумий и моих горе-вояк. Я ощутила себя в жадной власти непреодолимой силы. Мое категорическое «Не дамся! Отвали!» было прервано пылким поцелуем, плавно стекшим с губ на шею и ниже.

И тут на спину моему кавалеру с ревом прыгнула кошка. То есть не кошка, а целая пантера. Сухимнет с урчанием вгрызлась во вспучившиеся мышцы, одновременно молотя когтями по чему попало. По мне тоже попало — да так, что очарование момента бесследно улетучилось. Ругаясь на чем свет стоит, мы с таинственным незнакомцем отлепились друг от друга. Пользуясь моментом, я подхватила свой доспех и змеей проползла под занавесками, оставив этих двоих разбираться между собой.

Снаружи кипела битва. Евнухи и мумии, опустошив все отрядные запасы спиртного, устроили пьяное махалово, а моя команда теснила их к стенам, прорываясь к выходу. Я тоже рванула вон из гробницы, не тратя времени на одевание и оправдания. Сливаться в экстазе со случайными партнерами мне резко расхотелось. Почему-то.

Мы летели сквозь пирамидальную пыль и тьму, как на крыльях, мечтая поскорее выбраться назад, в пески, казавшиеся смертельно опасными совсем недавно. М-да. Все на свете относительно. Это говорю вам я, Мурмундия Многоопытная.

Оказавшись с наружи пирамиды, оглядела я эту наружу и вздохнула: да что ж такое, куда ни кинь, всюду клин! Опять мы влипли всем кагалом и опять непонятно, куда бежать. Попытаться создать портал? Так его снова перехватят. Вернуться к Саляму? У Саляма я с голоду помру, боясь отведать очередное блюдо — как бы в нем сонного порошка с приворотными зельями не оказалось. К пустынным бабуинам? У них верховная старейшина без мужика сидит, кукует, за две тыщи лет девственности еще не так остервенеешь… А главное, никто, никто из местных не в силах исполнить мое желание, мое самое большое желание!

Я и не заметила, как произнесла последнюю фразу вслух.

— Почему никто? — заметил философский голос за моей спиной. — Через тысячи лет мудрецы, сведущие в бизнес-тренингах, изрекут: учитесь озвучивать свои желания в правильное время правильным людям — и дастся вам.

Я оглянулась, судорожно сжимая Дерьмовый меч. За моей спиной витал в раскаленном воздухе голубой полупрозрачный мужик, которого я видела во дворце Саляма-Алейкума-Кебаба.

— Джи-и-инн! — завопил Финлепсин, знакомый со здешней обстановкой больше других. — Джинн, исполняющий желания! Слушай, забери нас отсюда, а? Верни нас домой!

— Я выполняю не все заказы подряд, а лишь пожелания женщины, уязвившей сердце господина моего, — обломил его мужик. — Мне было велено зачитать прощальное послание солнцеликого, предназначенного для ушей луноликой. О аспарагус моей нервной системы! — забубнил он, закатив глаза. — Вижу я непреклонную чистоту твою и скорбь моя столь глубока, что любовь шестиста девяноста девяти нежных серн моего сераля не в силах меня утешить. Но я благородный человек и понимаю, что запад есть запад, восток есть восток и вместе им не сойтись, как сказал поэт. Роза твоего лица плывет в моем зрачке, как в роднике, потому что наблюдаю я злоключения твои посредством волшебной оптики и вижу, что хрен ты выберешься без моей помощи, куда бы тебя ни занесло. Есть у тебя дивное свойство — навлекать на голову свою полчища люлей (и откуда что берется?). Поэтому опасаюсь я за государство свое и за здоровье свое психическое и физическое, если столь неординарное существо будет ошиваться где-нибудь поблизости. Оттого, безмерно печалясь, посылаю тебе штатного джинна моего, именуемого Рой-Аль-Вкустах, дабы исполнил он самое заветное желание твое — покинуть вверенную мне территорию незамедлительно. Прощай и помни обо мне, о лилия невезучести, покрытая росой тщетных усилий.

Тут джинн перевел дух, скрутил замысловатую фигу и помахал ею у меня перед носом.

— Иннах! — раскатилось в знойном воздухе. И пустыня пропала с глаз моих, будто и не было ее.

 

Потуга двадцатая

Пустыни не было. Совсем. Вместо раскаленных песков был лес, а вместо сказочного дворца (или хотя бы пирамиды) на горизонте ошивался замок очень романтичной наружности — с флюгерами на башнях и лафетами на крыше.

Кряхтя и охая, я поднялась на ноги и крепко встала на титановые каблуки. На зеленой полянке без памяти валялись мои верные спутники: Чкал с крыльями, покрытыми бронзовым загаром, красавчик Финлепсин в одной набедренной повязке, Гаттер, крепко прижимающий к себе мешок с чем-то тяжелым и явно свежескраденным, а также Лассаль и Навигатор — изрядно ощипанные, но непобежденные. Вдруг откуда-то раздался приглушенный стон. Я пошевелила коня ногой, и из-под него выполз крепко стукнутый вампир Цуккинус. Увидев меня, он радостно заулыбался щербатой улыбкой — во время всей этой катавасии кто-то (боюсь, что именно я) выбил ему кусательные клыки. Не вампир теперь, а недоразумение.

— Тебя мне тут только и не хватало, — хмуро проворчала я, пытаясь отыскать в траве Дерьмовый меч.

— Не фони меня, я тебе пфыгошусь, — прошепелявил он и выплюнул еще пару зубов.

— Да чтоб мне морским узлом завязаться! — Дерьмовый меч вечно выступает, когда все опасности миновали, зато как нужен дельный совет — это ржавая сволочь молчит в ножны. — Беззубый вампир — это даже смешней, чем безногий таракан. Тебе теперь только томатный сок через соломинку пить.

Вампир совсем сник.

— А, вот ты где! — Я выудила меч из ручья. — Кончай над Кабачком издеваться. Говори давай, куда мы опять вляпались и когда все это кончится?

— Никогда! — бодро откликнулся меч и тут же уточнил: — А что ты имела в виду?

— Что имею — то и введу! — Я стала терять терпение: пройти столько приключений и опасностей, закалиться как дамоклова сталь — а собственный меч как хамил, так и продолжает хамить, и нет на него никакой управы. — Мы вернулись в наше время или все еще в прошлом?

— Я те че — Предсказамус? — возмутился он. — Надо поймать аборигена и спросить у него. Ну, или опять Полотенция искать…

— Не надо к Полотенцию. — О, Финлепсинчик очнулся. — Не хочу учиться, хочу жениться! — сказал он и бросил на меня страстный взгляд.

— Не шали, парниша, — прикрикнула я. — Мы тебя от старейшины бабуинов не для того отмазывали, чтоб ты тут нам подляны на поляне кидал. Говори давай: узнаешь местность или как?

— Или как, — Финлепсин потер бестолковую голову. — Тут помню, тут не помню, а тут — то ли селедку заворачивали, то ли стенограмма совета в Филях, или это уже из другой оперы?

Я вздохнула и поняла, что придется действовать самой. Как обычно. Для начала я дала пинка Чкалу и потребовала, чтоб тот поднял свою крылатую задницу и слетал к замку — вдруг там кто-то есть? Потом дошла очередь до остальных. Навигатор мычал, щелкал челюстью и категорически отказывался сообщать, где мы находимся. «Завис», — поняла я. Зато Гаттер резво вскочил, закинул за плечи мешок с награбленным (шустрый парнишка, и когда только умудряется?) и выразил желание немедленно идти туда, черт знает куда, но нас там, может, даже покормят. Кстати, о кормежке — со всеми этими передрягами я совершенно забыла про завтрак, обед и ужин, но, как подсказало мое отражение в ручье, моей неземной красоте такая диета только пошла на пользу. Пока я рассматривала себя на предмет похорошения, вернулся Чкал.

— Там замок, — доложил он. — Только там… ну… сами увидите. И рыцарь. В гости зовет.

— Не пофду! — заплевался Цуккинус. — У фыцафей колья, они офтрые!

— Ну и сиди под кустом, кабачок недорезанный! — обозлилась я. — Тебя никто и не звал!

Цуккинус заткнулся как выключили и поковылял следом за остальными.

Хорошо хоть, идти было недалеко — всего-то пять морских миль.

Вблизи замок, казавшийся таким красивым издалека, производил впечатление полной развалюхи, которая пережила не одну Столетнюю войну и визит Мордевольты до кучи. Забор возле этого, я извиняюсь, замка был примерно как зубы у Цуккинуса — то есть кривой и местами. А на пороге нас встретил тощий рыцарь в драной кольчуге и давно не стиранных подштаниках:

— Добро пожаловать в Камзолот, — церемонно произнес он. — Сэр Перживаль, Рыцарь Печального Образа Жизни — к вашим услугам, миледи.

Ну, если этот унылый хмырь — рыцарь, то я не королева Ипритская, а последняя из тефтелькоподавательниц!

— Слышь, рыцарь! — занудел меч, пока я ставила отвисшую челюсть на место. — Перед тобой не кто-нибудь там, а сама Мурмундия Ипритская в парадном бронелифчике, так что принимай гостей, млеко там, курки-яйки, мы с дороги уставши!

Рыцарь тяжело вздохнул:

— Увы, миледи, мой замок разорен черной ведьмой Мордевольтой…

Мы аж подпрыгнули от радости! Мордевольта! Значит, мы попали куда надо и в когда надо. Блин, никогда бы не подумала, что так обрадуюсь, услышав про эту ученую воблу.

— Дай пройти, что ли. — Я властной рукой отодвинула рыцаря вместе с его скорбными вздохами с дороги, а то стоит, как пост ГАИ в кустах, королеве и присесть негде.

Наверно, это у него считается тронной залой, вон и табуретка какая-то в углу стоит. Я величаво села на это колченогое изделие местного папы Карло, Финлепсин тут же шлепнулся у моих ног, уставясь на меня с обожанием, а рыцарь, натянувший между делом свои железные штаны, встал с мечом наперевес, изображая стражу возле мавзолея. Хватило его минут на пять, после чего этот Перживаль согнулся в жестоком приступе ревматизма, совмещенного с остерохандритом — и опять застонал.

Как мне все это надоело и как я уже хочу спокойно царствовать, подумала я и задала единственно правильный вопрос:

— Че делать-то будем?

Лассаль пожал пушистым хвостом и ушел на кухню — инспектировать кастрюли и сковородки. Перживаль проводил его скорбными глазами. Вскоре на кухне что-то зазвенело и грохнулось. Убить проклятую тварь! Мешает мыслить государственно, панимаешь.

— Надо это… Мордевольту победить, — Чкал поскреб в макушке и добавил. — Только мы с ней без дракона — ну никак не справимся. Да и с драконом…

— Двакон? — ничего не понял Цуккинус, да и где ему, он ваще не отсюда. — Я так не играю, вефните меня к Штарфым! Я буду слуфаться.

Гаттер увлеченно покопался в своем мешке и вытащил наружу… золотую пирамидку. Я подскочила. Это было именно то, что надо! Ведь все знают, что драконы обожают золото, осталось только прикрепить пирамидку на крышу — и Громудила сам нас найдет, а если повезет, то и Менька подтянется, она в грядущей битве точно не помешает. Все-таки какая я молодец — оторвать себе такого министра финансов (пусть и будущего!)

Прилепить пирамидку к крыше замка было поручено Чкалу, ему долететь несложно… ну, это я сначала так думала. А когда он грохнулся с крыши в пятый раз, теряя перья, то поняла, что крепить там, собственно, не к чему. Она, крыша эта, держится исключительно на соплях и вере в светлое будущее.

— Ты что, не мог к флюгеру присандалить? — орала я, доведенная до нервного срыва.

— Я не виноват, что оно все трухлявое! — Чкал защищался как Мог, а Мог был крепким и настойчивым парнем.

— Увы, моя королева, это все проклятая Мордевольта…

— Перживаль, не нуди под руку! — рявкнули мы хором.

И в разгар этого скандала с неба раздалось характерное:

— Я таки всегда говорила, что если стоит гвалт на все наше скромное королевство размером с носовой платок, то надо обглядеть вокруг себя внимательно, не явилась ли наша королева, задолжавшая проценты со скромного тетимениного гешефта? И если хорошенько понюхать, то ее дерьмомеченосное величество непременно окажется поблизости.

— Менька! Громудила!!! — изо всех сил заорала я. — Мы здесь!

— Слышу, слышу, мы таки идем на посадку, — протрубила Менька, и в этот момент крыша обрушилась окончательно.

 

Потуга двадцать первая

Какое там «проклятая Мордевольта», «проклятая Мордевольта»! В замке, в котором ремонта не было со времен драконьей сладкой парочки Каина и Авель, винторогая зануда попросту не могла ничего разорить. Некоторое время хозяин этой кучи заплесневелого камня и сгнивших балок, по недоразумению названных замком, глядел на приземлившегося посреди тронной залы Задохлика. Наш недолеченный нарколептик, разумеется, уже спал глубоким нездоровым сном, храпя во всю камзолотовскую. И вдруг Перживаль, как оглашенный, бросился вперед, путаясь в ножнах и норовя достать оттуда меч, по части дерьмовости превосходящий мой собственный.

— Остынь! — Менька, небрежно ткнув рыцаря в лоб, перевела его из активного режима в режим гибернации, осмотрела вновь обретенных друзей и завела свою шарманку: — Ну что, как у нас дела, все ли живы, все ли здоровы, все ли готовы оплатить наши услуги, помните, ваше величество, дело стоит, а проценты идут, мерчандайзер спит, а капитал округляется, привет, малыш Поппи, что это у тебя за мешочек, есть там еще что-нибудь интересненькое из дальних краев, из прошлым времен?

— Привет, мы тоже рады тебя видеть! — помахала я своему личному мерчандайзеру. Но он, то есть она не заметила, с головой уйдя в мешок юного Гаттера. Поппи гордо тыкал пальцем в недра мешка и приговаривал:

— Вон, вон еще штука такая, с камушками! Прикинь, они ее курят! Прям как бонг! Сверху засыпают, снизу наливают… А вот это на тетке было, то есть на кошке… На кошкотетке, в общем. Болталось там сзади, фактически под хвостом. Я и взял: такой хороший камушек — и коту под хвост! То есть кошке. Диадема с ужиком — та вообще бесхозная валялась, так что не считается. Мужик ее бросил, когда пошел нашу королеву тра… одолевать в поединке. А я что, дурак рядом стоять, свечку держать? Я все собрал, чего нашел, сложил аккуратненько…

— Сложил он, — слышалось из мешка. — Кто тебя учил сра… с раритетами обращаться? Свалил все кучей, не разбери поймешь, где что!

Раскрасневшаяся Мене-Текел-Фарес вынырнула из глубин безразмерной холщовой емкости для награбленного, держа в руках какой-то изрядно пожеванный манускипт.

— Кто их теперь разберет, эти протоколы Шмонских мудрецов? Цена вдвое упадет из-за сохранности! Вот это эн? А это ша? Какое это ша, а тем более эн? Кто это прочесть сможет?

— Дай сюда, — Гаттер вырвал протокол. — Я прочту! Хабары пополам хазары по домам хибары по регламентам, сук-ёк имеко-сам, мир нам, война дворцам!

И не успели мы сказать юному Поппи «Ну ты и Поппи!», как все вокруг озарилось нестерпимым брильянтовым блеском. Развалюха Перживаля стала прозрачной насквозь, мы словно повисли в воздухе на высоте третьего этажа. Даже табуретка, на которой я по-прежнему сидела нога на ногу, казалась высеченной если не из цельного алмаза, то по крайней мере из цельного хрусталя.

— Утерянное заклинание строительного подряда! Йо-о-опт! — только и успела сказать Менька, как всё погасло.

Только это всё было не тем, что прежде. Проломленная крыша починилась сама собой и украсилась горгульями в натуральную величину. Колонны зазмеились змеевиком в золоте и зазолотились золотом в змеевике. Стены зазеркалились полированными серебряными зеркалами в резных рамах. Окна завитражились художественно изображенными сценами битв и прелюбодеяний. Полы опаркетились ценными породами дерева. Табуретка подо мной рванула вверх спинкой в два человеческих роста и подлокотниками, инкрустированными морионом и оливином. А под спиной у меня сама собой образовалась бархатная подушечка с вышитым девизом «Живи красиво».

— Где я? — послышался слабый голос из-под скромного, но антикварного пазырыкского ковра площадью двадцать на пятнадцать метров. — Почему так темно? Я ослеп? Я умер? Где все?

Чкал с Финлепсином (на которых сами собой образовались ливреи от Армани) в четыре руки сдвинули образец древнего ковроткачества и вытащили хозяина неожиданного великолепия, всего в пыли и строительном мусоре. Видимо, заклинание строительного подряда не включало в себя подзаклинания генеральной уборки. Ничто в этом мире не совершенно. Кроме меня, разумеется.

— Принимай работу, хозяин! — хихикнул Гаттер и немедленно получил подзатыльник от Меньки, явно собиравшейся предъявить хозяину счет в полмили длиной.

— Боже мой… — ошарашенно выдохнул Перживаль. — Не может быть! Это же Камзолот! Древний Камзолот эпохи короля Артура Шикадам! Я и не думал, что когда-нибудь снова его увижу…

— И не увидел бы, — буркнула Мене-Текел-Фарес, — кабы не наш, кхм, Гаттер Торопливый.

— О сэр Гаттер Торопливый, — рыцарь молитвенно возвел очи на обалдевшего Поппи. — Вы великий волшебник. Древняя столица королей Ипритских и я, ее скромный местоблюститель, в долгу перед вами…

— Стоп-стоп-стоп! — рявкнула Менька. — А вот с этого места поподробнее, пожалста. Кто кому блюститель и кто перед кем в долгу?

— Сей замок, — начал Перживаль, с кряхтением поднимаясь с колен, — есть наследие, оставленное предком нынешней царствующей династии Артуром Шикадам на попечение моего предка, Приживала Перживальского. Мой род обязался хранить замок до той минуты, как на его трон воссядет Избранный и восстановит королевство свое до самой Последней Тютельки. И когда это случится, последний в роду Перживальских должен передать ключи сюзерену своему и отправиться в поход за Святым Грюневалем. Мои предки, — Перживаль поник главой, — будучи Рыцарями Печального Образа Жизни, беспутно расточали вверенные им богатства, надеясь остаться единоличными владельцами королевской резиденции. Они собрали вокруг себя самых отъявленных мотальщиков фамильных достояний и назвали эту гоп-компанию Орденом Рыцарей Стола Полной Чаши. Пиры и гулянья длились много веков подряд, пока даже самый наивный из кредиторов не отказался поставлять ко двору Перживальских продукты, напитки и предметы первой необходимости. Но заклинание, наложенное на мой род, заставило распутников сберечь главное — Последнюю Тютельку. Когда в замок ворвалась Мордевольта, она довершила разруху, пытаясь найти наше последнее сокровище. Но не преуспела.

— Ну и где она, эта тютелька? — как бы ненароком поинтересовалась я.

— Не знаю, моя королева! — вздохнул Перживаль. — Мой отец, отходя в мир иной, забыл мне сообщить, где она и что это такое, вообще. Склероз.

— Блин! — вырвалось у меня. — И как нам теперь узнать, где искать чертово доказательство моего права на замок королей Ипритских?

Менька картинно завела глаза, после чего указала могучим ногтем на Навигатора.

— Семьдесят сантиметров вниз, — бесстрастно сообщил конь, глядя мне в переносицу. Я приподнялась с трона и тупо уставилась на подушечку, которую сама же и упихала под седалище, чтоб морионы с оливинами не царапали мой царственный афедрон. — Эта фигня, что ли, Последняя Тютелька?

— Она самая, — кивнул Финлепсин. — Отец всегда надеялся ее найти. Для того и столицу осадил — думал, что захватит эту… э-э-э… вещь — и превратит род Ипритских в бомжей, лишенных права на царство.

— А вот фиг папаше твоему! — мстительно скрутила кукиш я. — Тютелька у нас! Значит, замок Артура Шикадам мой. А Галоперидолу по усам текло, да в рот не попало, извините за народную мудрость!

Финлепсин поднял на меня беспомощные глаза. Мне стало неловко: и с чего я на парня взъелась? Сын за отца не отвечает. И вообще он свой, верный паладин меня, можно сказать.

— Ты, Финлепсинчик, не расстраивайся, — улыбнулась я и погладила принца по голове. — Придумаем что-нибудь, харю… хартию напишем. Примиренческую хартию народов мира. Все останутся довольны. Я хоть и Избранная, но не Мордевольта какая, чтоб над народами изгаляться.

— Пойду собирать вещи, — вздохнул Перживаль, наглядевшись на воцарившуюся идиллию. — Моя великая миссия здесь окончена.

— Вот еще! — фыркнула Менька. — Честными управляющими не разбрасываемся. Не всякий местоблюститель бы сознался, что замок не его, а временно вверенный. Сидите уж дома, сэр Перживаль, в картишки на досуге играйте, за замком присматривайте, какого вам еще Грюневаля надо. Я вам в помощники папашу своего выпишу, он вам не даст скучать. А нам с винторогой стервой разобраться надо. Наш священный квест пока не оплачен. То есть не окончен.

И все, кроме Перживаля, посмотрели на моего будущего министра финансов с омерзением.

 

Потуга двадцать вторая

— Ша! — сказала я и для верности треснула кулаком по седалищу трона. — Усе будет как я сказала! Перживаль — ты остаешься. Кончится война — медальку дам. За особые заслуги.

А хорошо все-таки быть Издранной… Изданной… тьфу ты, Избранной. Все тебя слушаются и мудрыми решениями восхищаются. Вон и Финлепсин заулыбался во всю свою голливудскую харю, а сэр Перживаль выволок откуда-то хрустальное ведро, щедро бахнул туда «Комета» и пошел протирать колонны и витражи — чтоб сияли нестерпимым сиянием, как то и положено в королевской резиденции.

— Слышь, твое величество, — это Лассаль вернулся с кухни и посмотрел на изменившийся дворец с полным наличием отсутствия интереса, — когда на Мордевольту пойдем? А то у меня то лапы ломит, то хвост отваливается, и вообще скоро март.

— О, кстати! — встрепенулась Менька, оторвавшись от гаттерова мешка. — Я таки настаиваю на скорейшем утверждении плана кампании, и даже готова взять на себя все подряды, поставки и закупки: стрелы, щиты, мечи, копья, сухари и портянки, оптом и в розницу, а о цене мы договоримся, мы же таки ее величеству не чужие.

Чкал совсем сник. Ну еще бы, рядом с деловой до зубовного скрежета Менькой он не орел в поднебесье, а так, мокрая курица, которая даже яйца не несет, оттого никакой пользы от нее в хозяйстве не наблюдается.

— Я тут вот нашел… — Юный Поппи выудил из мешка какой-то древний листочек с каракулями. — Написано чей-то, может, важное? Оно у того мужика из пирамиды в нательной ладанке лежало, ну я подумал — нам тоже пригодится, и взял, а медальон ему на память оставил…

— Ну-ка, ну-ка, — Менька, не церемонясь, выдернула листочек и стала, нахмурившись, разбирать каракули. — «Сде-лай сам». Блин, ну и почерк. Если вы хотите победить сильномогучего мага, а у вас нет под рукой никакого артефакта, то можно попробовать сделать очень сильномогучий артефакт своими руками. Оч-чень интересно. Возьмите у вампира зуб мудрости — да где ж мы вампира найдем, сдурели? — или левый задний клык дракона — ну, это еще можно, Задохлик один черт не проснется, зубом больше, зубом меньше — смажьте его девственной кровью, — фигня вопрос — и наточите на токарном станке до бритвенной остроты. Потом заверните его в крылья вампира, достигшего совершеннолетия — совсем охренели, дался им этот вампир — чтобы клык дозрел — тоже мне, ананас — дождитесь финальной битвы и в решающий момент пронзите вашего врага этим совершенным оружием. Бред какой-то, а почему просто мечом нельзя?

— Мечом эту Мордевольту, небось, не взять, даже таким Дерьмовым — она же магиня. — Гаттер в отмычках разбирается, как настоящий профессионал, я прямо даже прослезилась.

— Да и все равно нам такой артефакт самим смастрячить не под силу — где мы вампира найдем? — вздохнув, сказал Чкал и осекся.

Мы все в ужасе посмотрели друг на друга.

ВАМПИР!!!!

Цуккинус этот, Кабачок недорезанный! Он же тут крутился, пока замок восстанавливали, а потом? Кто его видел потом? Команда заметалась по замку, как вошь по бане, заглядывая под ковры и тумбочки. Вампира не было нигде, и по моей царственной спине пополз предательский холодок. Сбежал. Как есть сбежал, и хорошо если ничего не спер… Я привычно протянула руку за мечом и схватила пальцами пустоту.

От моего вопля вздрогнули стены замка Артура Шикадам.

— Меч!!! Где мой меч??? Он вот тут лежал, дерьмовый такой!

Соратники просто остолбенели, точно соляные столбы.

Я вскочила в лютом гневе и сделала три круга по алмазному потолку.

— Это был мой меч! Фамильное оружие королей Ипритских! Как же это? Что же теперь? Я — королева…

Финлепсин даже обрадовался и попробовал заключить меня в объятия, мер-рзавец!

— Ну вот и хорошо, ты выйдешь за меня и все равно будешь королевой, а с папой я договорюсь…

— ЧТОООО???

Одним толчком я отправила этого красавца-недоумка в глубокий нокаут.

— Королева здесь я! Я разорву этого Патиссона на ленточки и сошью из него варежки! Обокрасть меня, МЕНЯ!!!! Что вы стоите? В погоню, он не успел далеко уйти!

— Триста миль на юго-восток, — успел сообщить Навигатор, прежде чем я дала ему шпоры своими острыми шпильками.

Уже взлетая, я швырнула файерболом в Громудилу-Задохлика, который безмятежно дрых на полу. Пока они погрузятся, пока они взлетят — вампир уйдет и запутает следы, а ну как он рванет к Мордевольте? Или к Галоперидолу — тоже мало приятного. Нет, настоящая государыня сначала действует, потом думает (если будет чем). Но действовать надо быстро, потому что именно это — залог успеха.

Навигатор несся, как молния, взмахами крыльев нарезая облака на ломтики. Я кипела праведным гневом. Да, это был Дерьмовый (да и чего там, на редкость склочный и хамский) меч, а уж как от него воняло в момент опасности — хоть уши зажимай, но владеть этим мечом может только королева Ипритская, а не какие-то самозванцы, которых я сюда даже и не звала. Подумать только, я спасла этому вампиру жизнь, я, можно сказать, вытащила его из заварухи на своем горбу — и чем мне отплатил этот беззубый хмырь? Черным предательством моих интересов.

— Ну, дайте мне его только догнать, — решила я. — Выбью последние зубы, и будет всю оставшуюся ему вечность манную кашу через тряпочку сосать.

— Эгегей, королева-ааа! — заорали сзади.

Ну конечно, черт возьми, соратнички взлетели. Нет чтоб меч вовремя постеречь, зато хоть какая-то от них польза будет, кроме вреда.

— Двести миль на северо-запад, — бесстрастно сообщил Навигатор.

— Тваю королевскую мать! — ругнулась я. Проклятый вампир путал следы, прибегая к телепортации.

В этот момент в облаках раздалось тяжелое хлопанье крыльев, и испуганный Навигатор заржал и встал на дыбы.

Прямо передо мной спикировала толпа крылатых мужиков в летных шлемах, как две капли воды похожих на нашего Чкала (только он, несмотря на все наши приключения, все же посимпатичней будет, а эти не в моем вкусе). А тут и сам Чкал рванул на хорошей скорости навстречу своим соплеменникам, выстроил их в звено, и, выпятив грудь колесом, гордо рявкнул:

— Моя королева, эскадрилья «Небесные Опоссумы» в твоем распоряжении!

Я сориентировалась в ситуации мигом — это моя отличительная особенность:

— Приказываю: найти и обезвредить особо опасного государственного преступника — вампира по кличке Кабачок!

Крылатые мужики вытянулись по струнке:

— Есть найти и обезвредить!

И штопором ушли в облака.

 

Потуга двадцать третья

Когда вся эта байда кончится, я больше никогда в жизни не поднимусь в воздух, думала я, прижавшись щекой к шелковистой гриве Навигатора. Ни для чего — ни по работе, ни по охоте… Самое скучное место на свете — небо. Сперва туман, сыро и холодно, потом солнце над белыми-белыми облаками и очень холодно. Можно, конечно, спуститься ниже облачности — там все по-другому, там ветрено и холодно. Вот пусть за меня, когда я стану полноправной королевой, летает крылатый флот адмирала Чкала. Дам ему фуражку с аксельбантами, китель с позументами, орден с лентами… А сама буду только ногами ходить и в карете ездить. В золотой карете с вензелями на рессорах, чтоб не укачивало, в длинном шелковом платье с турнюром, который становится подушкой, когда садишься на попу. И сидеть буду на мягких-премягких диванах, ножки на пуфике, на плечах шаль, в руке чашечка чаю, рядом на одном колене ливер… ливрё… ливрейный лакей, в руке у него блюдце с печеньками, в другой руке круг колбасы копченой: хочешь — сию минуту нарежет, а хочешь — так кусай, и подушки кругом, подушки, всех размеров, атласные, бархатные, меховые, перьевые, пухлые, как туман, через который я лечу быстро-быстро, вниз, вниз…

— А-а-а-а!!! Королева-а-а-а-а!!! Мурка-а-а-а!!! Величества-а-а-а!!! А-а-а-а!!! — звенело со всех сторон. Рядом, растопырив копыта, беспомощно падал конь. А проклятого Задохлика нигде не было. Понятно, он опять уснул в полете. И я тоже уснула. Это все смена часовых, тьфу, тысячелетних поясов. Когда скачешь из эпохи в эпоху…

Не о том я думаю, свалившись с коня, совсем не о том. Надо вот о чем: коню меня ловить нечем — он же не Чкал, который улетел со своими карлсонами… то есть опоссумами. Остальные летать не умеют, только верхом на Громудиле, а он храпит так, что крики из поднебесья заглушает. Значит, придется справляться без помощи друзей, одним конем. Посмотрим государственным оком, что может сделать конь. Ну, лягнуть, пожалуй, может, но это нашей династической проблемы не решает. За хвост я схватиться не могу и вообще ни за что не могу схватиться, потому что вошла в пике. И земля уже близко-близко. Прощайте, родные, прощайте, друзья, Гренада, Гренада, Гренада моя! И опоссумы в летных шлемах склонятся молча на-до мно-о-ой! Я летела и пела все подряд, и все не спетые в жизни песни тянулись за мной, точно хвост за кометой.

И тут меня схватили за шкирку. Как кошку. И точно так же подтянули повыше, чтобы рассмотреть, своя кошка или соседская.

Я возмущенно глянула в ответ — и поняла, что Чкал далеко не самый красивый представитель своего рода-племени. Этот был намного, намного сексапильней: даже не золотистый, а золотой блондин, на котором не было ничего, кроме джинсов на бедрах, татуировок на груди и кубиков на животе. Он парил в воздухе, расправив могучие нефритовые крылья, глядя на меня холодными опаловыми глазами и держа мою жизнь в своих руках. В общем, нашему величеству он сразу не понравился.

— Чего орешь? — лениво поинтересовался мой спаситель. — Шумовое загрязнение воздуха возле берлоги рейнджера Каньона карается штрафом в пять тысяч среброзлатов. Ты не знала? Теперь будешь знать.

— И кто этот штраф назначил?

— Я и назначил, — ухмыльнулся блондин, перекатывая сигарету из одного угла рта в другой, чтобы дым относило прямо мне в лицо. — Рейнджер Каньон, разрешите представиться.

«Разрешите представиться» он произнес таким тоном, каким произносят «ходят тут всякие».

— Тогда уж и я представлюсь! — рявкнула я. — Королева Мурмундия Ипритская! Своей королевской волей я отменяю этот штраф и назначаю новый — десять тысяч! Если посадишь меня на Навигатора, плачу наличными.

— Это на него, что ли? — Каньон показал большим пальцем через плечо. Там в отдалении, неумело притворяясь пасущейся клячей, порхал мой конь. Находчивый парнишка! Сразу понял кто есть кто.

Ощутив под собой надоевшее до мозолей на ягодицах седло, я облегченно выдохнула, а Навигатор так просто облегчился, как он это умеет.

— Еще один штраф! — светло улыбнулся Каньон. — За нешумовое зарязнение.

— Больше пяти штук не дам, — отрезала я. — Слушай, а ты не состоишь в «Небесных Опоссумах»?

— Не-а, — покачал головой блондин. — У меня работа. Я вампироборец. У меня как раз один в подвале кукует. Вооруженный. Я бы сказал, до зубов, но он беззубый, придурок. И меч у него придурочный какой-то. Два муд… — рейнджер покосился на меня и неохотно исправился: — …Два мудреца пара.

Вот те на! Мы тут всем кагалом облака дырявим, а Кабачок-то уже того! В овощехранилище.

— А я сказала, никаких выборов регента, пока тело не найдено! — донеслось сверху. — Гаттер, спрячь кости, это несерьезно — играть твоими костями. Да про них знают во всех трактирах города! Лучше сыграем моими. Не хочешь? Хорошо, тогда все на розыски тела. Финлепсин, хватит рыдать, а если рыдаешь, не утирайся моими доспехами — или я их тебе продам!

И тут полог туч разорвало надвое, словно дряхлый театральный занавес. На нас с вытаращенными глазами падал расцарапанный, точно тигр его терзал, дракон и пятеро ссорящихся потенциальных регентов.

— Ха! — Менька, наконец, увидела, что розыски тела и игра в кости на регентство отменяется. — Ну что я говорила? Наше величество в огне не горят, в воде не тонут и в мужчинах не разбираются! Здравствуйте, молодой человек. Ми с вами не знакомы, но это таки наше, — и Мене-Текел-Фарес обличающе ткнула в меня пальцем. — Ваше сомнамбулическое! Когда в следующий раз ви будете в настроении использовать лошадку как кроватку, предупреждайте своих подданных!

Ну вот, опять я во всем виновата.

— Каньон, — задушевно поинтересовалась я. — А у тебя есть… кровать?

— И даже двуспальная, — ухмыльнулся ничему не удивляющийся рейнджер.

— Но-но! Только без двуспа… двусмысленностей, — заступился за мою честь ревнивец Финлепсин.

— Очень надо… — проворчал Каньон, скользнув взглядом по моим продрогшим, запыленным и усталым формам. А у меня не хватило сил даже ответить едко, но метко. Я только рукой махнула.

Следующее утро было самым прекрасным утром за все время моего пребывания в своей чертовой стране. Лассаль выдал мне кружку кофе (без сонного порошка или приворотного зелья), яичницу с беконом (холестерин переливался через край тарелки и капал на пол), ломоть хлеба (обычного деревенского хлеба, а не какого-нибудь там эльфийского лембаса) и кусок вчерашнего пирога с бузиной. В бытность мою простой накладывальщицей тефтелек я бы брезгливо отодвинула и тарелку, и кружку, и ломоть с куском, но сейчас, на пути к коронации, я вцепилась в халявную пищу, словно крыса в тефтельку.

— Ну что, выспались, ваше величество? — позевывая, поинтересовался Каньон. — Мне ваши сопровождающие, пока вы дрыхли, пол-ночи мозги канифолили, особенно ваш зеленый министр финансов расстарался. То есть расстаралась. Вы в курсе, что я налогов не плачу? Так я и не буду, хоть она удавись у меня в огороде. Вампироборцы — потомки рода Ла Фрилансера, они ни за что не платят и виртуозно уходят от налогов. Это у нас в крови. Кстати, насчет интересующей вас темы. Это вроде бы ваше? — И Каньон достал из-под стула Дерьмовый меч.

Мое проклятое оружие опять дрыхло пьяным сном. Видать, им снова кого-то рубили в капусту, меч налимонился, то есть накровянился в полный гематоген. И теперь, пока не проспится, ни слова не скажет.

— Видать, Цуккинус, потеряв клыки, решил им кого-то вскрыть, — глубокомысленно заметил рейнджер. — Уж и не знаю, смог ли он пить из такой, гм, антисанитарной раны. Больно ослабел к моменту поимки. Как бы не помер к моменту продажи…

— И кому ты его продать собираешься… собирался? — веско поинтересовалась я, болтая в кружке черную жижу.

— Полотенцию, — развел руками Каньон. — Старый пень давно-о-о мне его заказал. Отомстить, видно, решил.

— Кабачку? — удивилась я.

Мысль о том, что древний маг станет мстить какой-то вампирской мелочи, которая до сих пор в Младших ходит, казалась нелепой. Все, на что мог сгодиться Цуккинус в хозяйстве Полотенция — это на запчасти для ритуалов. Хоть я и обещала пустить вампира на варежки-ленточки, но представлять, как Полотенций разбирает его, еще живого, на кусочки, было неприятно.

— Да нет, мамаше его! — отмахнулся рейнджер. — Мордевольте фон Патиссон.

Это было уже второе «вот те на» за время нашего знакомства с Каньоном.

— Он спятил! Спятил! — В комнату, вереща, ворвался юный Гаттер. — Ему пустынные бабуины мозги промыли! Он выпустил вампира!

— Блин!!! — сказали мы хором с рейнджером. И только вбежавшая следом Менька поинтересовалась:

— Кто «он»-то?

— Финлепсин!

— Да, выпустил! — послышалось со двора. Мы ордой рванули ко входу в подвал. На камнях сидел, сжимая в могучих руках обрывки серебряных цепей, принц-отступник. Я бы даже сказала, ронин. И явно собирался делать себе харакири. Я бы даже сказала, сеппуку. — Моя королева, прости меня. Но этот несчастный… Я узнал его… Он… Он мой брат! Сводный. По отцу.

«Вот те на» номер три. У Галоперидола, оказывается, было три сына. Как в сказке.

 

Потуга двадцать четвертая

А Финепсин продолжал страдать:

— Его потеряли в младенчестве, потому что он был незаконным сыном, и у папы отшибло память от горя, потому что его первая жена родила ребенка, но не того, на которого все подумали, а троюродная тетя по папиной линии сказала, что всех сыновей можно узнать по родинке в виде кукиша на правом полужопии… и у меня такая тоже есть…

Тут этот идиот стал стягивать с себя штаны, чтобы показать мне свою фамильную родинку, но хороший пендель от рейнджера быстро привел страдальца в чувство. Финлепсин всхлипнул и посмотрел на меня как маленький веслоухий ослик:

— Не бейте меня, я хороший.

Я осела на пол как мешок с картошкой, и тут такое началось…

— Финлепсин, ты кретин! — хорошо поставленным сексуальным контральтоном начал Чкал (тоже мне, адмирал моего величества).

— Дебила кусок, — подвякнул из-под его руки Гаттер.

— Ну и шо ты теперь будешь иметь со своего новообретенного родственничка, кроме как геморрой оптом и в розницу? — пожала могучими плечами Менька.

И так далее, и в том же текстовом режиме. Не затыкаясь. Часа на три. У меня уши завяли слушать и на четвертом часу я с ужасом поняла, что меня окружают сплошные идиоты. И ворье вроде Гаттера. И меркантильные личности, вроде Меньки, которые за медянку кого хочешь удавят, а за две медянки — сами удавятся. И наглые твари вроде этого рейнджера, который смотрит на меня несытыми сальными глазами и облизывается, предвкушая немедленное затаскивание моего королевского величества на свою двухуровневую перину…

Осознав все это, я ударилась в пичальку и решила устроить скандал, чтобы хоть чуть-чуть встряхнуться. А лучше — два скандала, ну чисто чтоб лишний раз не вставать.

В этот момент Финлепсин не нашел ничего лучше, как на очередное обвинение в государственной измене, пособничестве, шпионаже и краже моей собственности заостриться лицом от страдания и удариться в амбицию:

— Я докажу… — промямлил он.

— Что ты докажешь, обалдуй бесколесный??? — не выдержала я. — По твоей милости Кабачок удрал, и наверняка выдаст нас своей мамаше, а у меня и так коронация уже недели две как откладывается, если так дальше пойдет, то придется искать себе другое королевство! Я, панимаешь, тружусь как пчелка, не снимая бронелифчика…

Почему-то тут все сразу покраснели.

— … а ты мне подкладываешь свиней и даже несъедобных!

— Аааа, а че тут за крик? О, магущество наше раздирается… в смысле, величество которое… — раздался такой знакомый наглый скрежет. Только этого мне и не хватало!

Меч кашлянул, хрюкнул, вздрогнул и малясь пришел в себя.

— И-иииккк… А мы эт-та, гемоглобином тута балуемся… величество, будь спок, усе под контролем.

Дожили. Меч мало того что Дерьмовый (и отчетливо пахнущий), так еще и пьяный в дугу. Но мое терпение было на исходе. Всегда говорила — не будите во мне зверя, это будет не хомячок. Поэтому на пьяное бормотание меча мне было насрать и розами засыпать.

— Значит, так! — рявкнула я. — Всем слушать мою команду и не говорить потом, что не слышали, на маразм и склероз тоже не ссылаться. Я — Истинная королева Ипритская и я не потерплю, чтоб всякие мне тут! Ибо нефиг, вот! Совсем страх потеряли!

Все сразу заткнулись и уставились на меня во все глаза. Надеюсь, то, что у них в глазах мелькало — это восхищение, потому что в противном случае я им не завидую.

— Где моя корона???? — с настоящим величием я перешла на ультразвук.

Гаттер вздрогнул, порылся в мешке и протянул мне корону, кованную из редкого самоцветного камня эльфийскими кузнецами. Взглянув на нее, я уронила скупой поток слез. Боги, как я тогда была молода, прекрасна и наивна… (Сейчас-то я просто молода и прекрасна.) Ах, где он, далекий Розамунд с раскосыми глазами цвета малахита и хризолита? Увидимся ли мы еще? Как нелегка доля королев Ипритских…

Справившись с собой, я заорала как сорок тысяч сержантов:

— Хрен ли стоять столбом, соратники, вша вас всех заешь? Собираем все силы в могучую кучку и выступаем на рассвете!

Соратники, вытянувшись в струнку, щелкнули каблуками, крыльями и мозолями и отдали моему величеству честь.

— УРА! — рявкнули они во все глотки.

Я продолжала командовать, явно входя во вкус (а что б и не войти, надо привыкать к трону, в конце концов я тут главная и все мне в рот смотрят… просто обязаны смотреть!):

— Умные все, блин. Крыльями машут (косой взгляд в сторону рейнджера, а то че он?), врагов короны на волю отпускают (Финлепсин сдулся, как воздушный шарик), мелочь по карманам тырят (гляди-ка, а Гаттер даже и не покраснел!) и ваще… А собственная королева ходит некоронованная. Приказываю — мобилизовать драконов и всех, до кого дотянемся. Гаттер и Менька отвечают за снабжение войск. Чкал — на тебе артиллерия и авиация, ты там еще что-то говорил про ковровые бомбардировки? Я не возражаю, можешь закидывать противника ковриками для ванны. Каньон…

— Я — пас, — заявил этот наглец, жуя свою вонючую сигару. — Когда совсем будет туго — сами позовете. Но ты учти, детка, мои услуги стоят дорого. — И он обжег меня жгучим взглядом своих знойных глаз.

Я пожала плечами:

— Ну и холера с тобой. На чем я остановилась? Ах, да. Где Лассаль? Что значит — на подушке дрыхнет? Разбудить и представить! Он у нас будет ночная разведка боем… или воем, тут я не сильна, но хоть какая-то польза от этого мехового бурдюка уже должна быть, а не то уволю.

— Ибена-мать, кого я тута слышу! Наше величество играют в Наполеона и его команду. Офигеть, дайте два, — раздалось такое знакомое до слез и очень наглое скрежетание. Ну конечно, без Дерьмового меча мы тут все пропадем.

— Что-то умное сказать хочешь, или так — поздороваться хавальник открыл? — хмуро поинтересовалась я. Нет, ну есть справедливость на свете? Я ночей не сплю, спасая эту ржавую пьяную железяку, а он, не проспавшись толком, хамит и претензии высказывает.

— А ты на кого ваще идти-то собралась?

— Ты мне не тычь! — оскорбилась я. — Мы с тобой на брудершафт не пили.

— А мне пить с тобой без надобности, чтоб понять, что конкретно ты из себя представляешь. — Меч наглел чем дальше, тем больше. — Кто у нас тут Главный Враг? Или определиться недосуг было — все порхаешь как мотылек?

Я поскребла в затылке острыми ногтями (не забыть сделать маникюр!):

— Ну-у… У моего величества врагов, как у кота Матроскина гуталина. Галоперидол столицу осаждает, Морду… Мордевольта козни строит, а я отдувайся…

— Ну? — по острому ехидству меч мог переплюнуть лезвия Жиллет. — Кого первым бить будешь?

— Папу не тронь! — Финлепсин бросился на меня, словно на амбразуру, Чкал еле успел перехватить его по дороге.

— Он хороший! — орал Финлепсин, пока мы его заворачивали в пожертвованную рейнджером единственную простыню. — Он все поймет!

Пришлось заткнуть ему рот удачно найденной репкой. Как раз по размеру подошло.

Я села на сверток из простыни и Финлепсина и глубоко задумалась. Мозг вскипел от непривычного усилия. А кто такой этот Галоперидол и что ему вообще надо? Может, ему предложить пост канцлера при моей особе и он успокоится? Или подкупить его и двинуть объединенными силами на Мордевольту? Но чем его подкупить?

Пока я думала, соратники увлеченно копались в мешке с эльфийскими артефактами. Удивительно — каждый раз находят там что-то новое, как дети, прямо. Никаких государственных забот, даже завидно. Ах, если бы к каждому артефакту, который мне подарили дивные эльфы, прилагалась инструкция, я бы уже была не то что королевой, а Владычицей Морскою. Но инструкции эльфы не дали, приходилось до всего доходить своим умом. Вот, например, кубик-рубик. Говорили, что он может искривлять пространство и мысли — но Менька вертела его и так, и сяк, а ровным счетом ничего не происходило.

Вдруг Гаттер издал приглушенный вскрик:

— Нашел!

И торжествующе показал мне склянку темного стекла из-под выпитого пива.

— Нам же это Полотенций дал, для Галоперидола, и сказал, что пригодится!

Я наморщила свое венценосное чело.

— И правда. Вспомнить бы еще, что это такое… и кто это должен выпить…

— Так пойдем к Галоперидолу и спросим! — жизнерадостно предложил Чкал, после погони за Кабачком излечившийся от своей меланхолии и на всех посматривающий орлом (искоса и свысока). — Делов-то. Тем более что до твоей бывшей столицы — два лаптя по карте, а прямым летом и того меньше.

Щас. Все брошу и пойду дракона запрягать.

 

Потуга двадцать пятая

В моей душе зарождается смутное подозрение, что моя команда меня дурит, ой дурит. Я же вроде командовала собрать войска, построиться, пройти парадом и отправляться под руководством этих поганцев в эпицентр опасных событий, где бы он ни находился, эпицентр этот. И не собиралась отправляться туда самолично! Я хотела готовиться к коронации: маникюр-педикюр, грязевые ванны, шоколадное обертывание, огуречная маска… Но вместо этого с облупившимися ногтями опять лечу туда, где только меня и не хватало — на штаб-квариру Галоперидола. И главное, понятия не имею, как так вышло!

Я же вроде всех построила, раздала индивидуальные задания, добрым словом вдохновила и крепким словом послала. А они со мной так обращаются, точно я им Суворов — вместе с кем ни попадя на сырой земле спать, из походного котелка хлебать и с горных вершин на попе съезжать. Никакого пиетета, никакой дистанции между собой и власть предержащими. Пока я раздаю БЦУ (Безусловно Ценные Указания), мои жулики и невротики, то есть мои орлы и соколы еще кое-как держат носы, то есть клювы до… то есть по ветру, демонстрируют верноподданность, а едва БЦУ окончены — всё, буквально всё делают наоборот. То ли приказы у меня неубедительные, то ли подданные некондиционные… Но как бы то ни было, опять мы летим туда, где ни маникюр, ни педикюр мне, сироте, не светят!

Пока сирота горестно размышляла над своей печальной долей, ее сиротское войско опустилось среди каких-то снегов и валунов, которые всеведущий Финлепсин назвал Хнычущими Горами. Их, дескать, назвали по имени могучего короля Хныча Альпиниста, каковой Альпинист Хныч провел здесь большую часть жизни, ища прямую дорогу в соседние царства, чтоб все их разом завоевать. Но мне краеведение было до лампочки, я красиво стояла на камне, опираясь на похмельный меч и приложив ладонь козырьком ко лбу. В низине, в самом стратегически опасном и болотисто-сыром месте, стоял бывший мой замок. Теперь это был замок Галоперидола, моего злейшего врага. В прошлый раз мне было некогда его разглядывать, так хоть теперь полюбуюсь.

Призвав на помощь свой могучий интеллект, я вспомнила, что замки традиционно ставили на скале. Видимо, чтобы сброшенные со стены неверные жены красиво летели в глубокую пропасть и крики их уносило бы ветром. А тут что? Только заведет неверная жена свое «А-а-а-а!», падая с башни, как тут же ей и «хлюп». Никакой романтики.

Не к добру, определенно не к добру припомнила я про неверных жен. Что-то такое брезжило на периферии моей памяти… Может, Полотенций говорил, что родовое имя Галоперидола — Синяя Борода? У сынули, что ль, спросить? Нет, вроде как-то неудобно подходить и интересоваться: скажи, Финлепсинчик, мама у тебя шлюха была, поэтому папаша ее убил? Еще возмущаться начнет. Опять вяжи его, кляп из подручных материалов сооружай… Хлопотно.

А еще очень хлопотно пешком в долину спускаться! Они совсем обалдели, соратнички, приземляться за окружной, когда нам надо в центр? У таксистов, что ли, научились?

— Твое величество, не бузи! — предупредил Лассаль, увидев проблеск гнева в моих широко распахнутых глазах. — На стенах замка установлены противодраконячьи зенитки «Сполох», наше эксклюзивное оружие. А у зениток дежурят Галоперидоловы зенитчики. Щас ка-ак даст — от летающей мишени любого калибра только сполох и остается. Так что мы в замок не полетим, а пойдем. Своим ходом, подземным, секрет которого только шпионам Галоперидола и известен. Нам Финлепсин дорогу покажет, хороший мальчик. Очень хочет, чтоб ты с его папой поговорила не с позиции силы, а с позиции перезагрузки этих, как их… международных отношений.

— Сперва я в его новый замок дракона и батальон опоссумов летучих загружу, а там поговорим, — ласково пообещала я, взмахивая мечом. Меч икнул, застонал и как-то жалобно скривился. Но я была непреклонна. Пить меньше надо. Кровоголик.

Под горой было сыро, грязно, холодно, липко, склизко, темно, уныло, гулко и мрачно. До чего надо было довести меня, Мурмундию Ипритскую, чтобы я согласилась путешествовать в таких условиях! Ну, Галоперидол, ты у меня поплатишься! Поплатишься и наплачешься!

Гнев кипел в моей крови и лопался на дне зрачков огненными пузырями. Мне казалось, что глаза у меня светятся в темноте и бросают отсветы на бесконечные стены. И в этих отсветах мы увидели, как Финлепсин, кравшийся впереди всех (почему-то по подземным ходам никто нормально не ходит — все всегда крадутся), кинулся вперед. А Чкал, наоборот, кинулся назад, да так быстро, как будто за ним гнались… гигантские пауки. Собственно, они за ним и гнались. В количестве один штука. Эта огромная штука стояла посреди прохода и отмахивалась от Финлепсина, путавшегося у нее под ногами и норовившего поцарапать хитин. Передняя половина тела у паука была человеческой. Человеческой и женской.

— Опять ты возле папы околачиваешься! — кричал Финлепсин нечто несуразное. — Опять караулишь! Я отцу скажу! А ну брысь! А ну пошла отсюда! Я папе пожалуюсь!

— Па-а-апе он пожалуется, — передразнивала паучиха. — Па-а-апе… Ябеда-карябеда, турецкий барабан. Прекрати, я сказала! Немедленно прекрати! Ты меня проткнешь!

— И проткну! — Принц шипел и плевался, словно бекон на сковороде. — Ты у меня получишь, развратница! Я тебе покажу, разлучница!

На этом месте я перестала вообще что-либо понимать, потому что воображение отказало: я не могла представить себе, каково оно — заниматься развратом с такой восьминогой фигурой, покрытой таким волосатым хитином. Оставалось лишь стоять и смотреть на злое танго принца с паучихой под аккомпанемент Чкала, которого громко тошнило в углу.

Наконец, Финлепсин загнал свою противницу за Можай, то есть в какой-то уж совершенно непроглядный боковой тоннель, куда она, недовольно бурча, втянулась всеми своими членистоногостями. Принц раздраженно тряхнул косой, сделал вслед своей противнице неприличный жест и уже другим жестом показал нам, что можно идти дальше.

— Это кто был-то? — обрела голос я.

— Ну-у-у… — принц пожевал нижнюю губу и окончательно скуксился. — Можно я не буду тебе врать, моя королева? Мы когда-то договорились с этим… существом, что я храню ее тайну, а она охраняет отца… Я тогда еще не знал, что это отца от нее охранять надо, заразы такой.

— А других Шелоб у вас… у нас тут не водится? — это был самый насущный вопрос из той тысячи, что мне хотелось задать.

— Кто такие шелоб? Вид пауков? — хмуро поинтересовался Финлепсин.

— Ну да. Особо крупный, — кивнула я, не желая вдаваться в подробности. По крайней мере не сейчас и не здесь.

— Она одна на весь свет, эта проклятая, — уверенно заявил принц.

Что ж, это обнадеживает. Не хотела бы я оказаться по колено в гигантских пауках и одновременно обнаружить, что моя команда состоит из сплошных арахнофобов вроде Чкала.

— Кого-то мне эта паучина напомнила… — задумчиво хмыкнул Гаттер. — Вот смотрел я ей в личико, смотрел и думал: где-то я тебя видел, тетя?

Конечно, в такой темноте фиг что увидишь, но я была совершенно согласна с юным Поппи: и я когда-то встречалась с восьминогой «тетей». Причем совсем недавно. Но где?

— Иди-о-ты… — проскрежетал Дерьмовый меч таким голосом, точно заржавел и рассыпался столетие тому назад. — Это же Мордевольта. Что вы думаете, она будет сидеть на гузне ровно, пока вы вокруг Галоперидола хороводы водите? Какового Галоперидола она, между прочим, надеется на себе женить?

— Мордевольта-а-а-а! — хором сказали мы с Гаттером и закатили глаза.

Так вот почему она здесь! Так вот для чего мы здесь! Полотенций дал нам ту самую бутылочку с тем самым составчиком именно из-за матримониальных намерений Мордевольты. Кажется, это отворотное зелье. Значит, Мордевольта должна его выпить и отстать, наконец, от Финлепсинова папаши! Теперь-то мы точно знаем, что нам делать!

 

Потуга двадцать шестая

И опять все я — принимай решение и ищи исполнителя. Совсем мои соратнички обнаглели, хочу сказать.

Я взяла у Гаттера эту склянку, открыла ее и понюхала снадобье.

— Фууу, — сказала я, скривившись как последняя квазиморда. — Да такое никто и под наркозом пить не станет. Оно, часом, не протухло? А то мало ли, просроченное, как Полотенций, он тоже не мальчик, возьмет да и не подействует. И кстати, где эта зараза-Мордевольта, которой надо влить в пасть эту помесь касторки и уксуса?

В боковом коридоре раздался дробный цокот ста сорока пар женских одиннадцатисантиметровых каблуков.

— Слиняла, — обреченно произнес Финлепсин.

— Веди тогда, Сусанин-герой, к папаше, что ли. А то мы до ужина тут проваландаемся, а у меня коронация на носу.

— А вот в Вилларибе сейчас ужин… — влез Лассаль, ууу, прожорливая скотина.

— Макароны дают. С рыбой-фиш и анчоусами в томате, — прогудела Менька.

Чкал высунулся из-за угла и посмотрел на нее голодными глазами. Менька кокетливо повела зелеными плечами и сдвинула набок ожерелье из черепов. Ну конечно, путь к сердцу Чкала лежит через холодильник. Все бы им пожрать.

— А в Виллабаджо все еще празднуют… — продолжал ныть Лассаль.

— Что именно? — Я была аллегорически раздосадована.

— Воцарение твое, — буркнул он и, демонстративно отвернувшись, стал вылизываться. Ссссс-кот. Говорящий.

Определенно настал момент для патетической речи. Да и обстановочка самая та: темно, тихо, сыро, под шпильками кто-то все время всхрустывает и взвизгивает (кто бы это мог быть?). Я вытянула руку с зажатым в ней мечом куда-то вперед и вверх, подражая древнему герою Коттону, и проникновенным голосом начала:

— Мои боевые друзья. — Все подняли головы и прислушались. — Мы прошли много дорог и преодолели множество препятствий. Я уж не говорю про врагов, головы которых летели пачками, направо-налево и по диагонали. Мы стоим сейчас на пороге решения последней задачи этого безумного квеста. Все, что нам нужно сделать — это победить злую ведьму Мордевольту и не менее злобного Чорного Пластилина… эээ… Властилина Галоперидола. И вот тогда темницы рухнут и свобода нас примет радостно у входа. Как только я сяду на законный трон моих предков, в Ипритском королевстве сразу же наступит Золотой век. Эльф и гоблин встанут в одном торговом ряду — и не обсчитают друг друга, драконы перейдут на вегетарианское питание, мерчендайзеры откажутся от процентов по кредиту и платы за ведение счета…

— Шо я такое слышу от твоего величества! — Менька отшвырнула с дороги невесть как оказавшегося на ее пути Гаттера и уставилась на меня своими красными глазами и белыми клыками. — Шо-то я не поняла — за шо крррровь проливали?

— Ну… это образное выражение, — вывернулась я, поставив себе зарубку на будущее — не отдавать Меньке подряды на ямочный ремонт дорог. Ирригации фонтанов с нее вполне хватит. И таможни. — Вперед, дорогие соратники! Перекуем Галоперидолу орало на хлеборезку!

Моя команда дружно заорала «УРА!» и подбросила мое величество в воздух. Хорошо, я об свод этого подвального тоннеля не ударилась, кому нужна стукнутая королева. Даже Финлепсин как-то оживился, перестал кукситься и заразился всеобщим энтузиазмом.

— Натянем Галоперидолу глаз на афедрон! — выкаблучивался похмельный меч, который всегда отличался богатым словарным запасом.

В самый кульминационный момент нашего митинга открылась потайная калитка, и чья-то подозрительно знакомая морда спросила:

— Че разорались?

Морду я не узнала. А вот фиолетовые волосы, торчащие из штанов — запросто. Ну, здравствуй, Цефалоанал.

— Предатель! — взвизгнул Лассаль и с утробным рычанием впился чуваку пониже спины (выше прыгнуть не смог, я всегда говорила, что жрать надо меньше).

— Я не виноват! — верещал подлый хмырь, отдирая от себя взбесившуюся мохнатую молнию. — Меня заставили! Меня принудили! Меня шантажировали! Но я клянусь, моя королева, больно же, блин, я встану на путь исправления!!!

— Прекращай орать. — Как настоящая королева, я должна была прекратить безобразия перед моими королевскими прекрасными очами. — Веди нас к Галоперидолу. Разговор есть.

И я, широко ухмыляясь, приставила к его горлу Дерьмовый меч, наточенный до бритвенной остроты:

— Давай-давай, шевели ложноножками.

— А что тут идти? — засеменил предатель. — Вот она, калиточка-то, прямо в Тронный зал.

Дверь я распахнула пинком ноги, королева я тут или кто? Моя команда ввалилась следом и тут же начала обмениваться впечатлениями о галоперидолом вкусе.

— Простору маловато, развернуться негде, — заявил Чкал, топорща перья.

— Ни кормушки, ни лотка, совершенно о коте не заботятся, — это Лассаль, ясное дело.

— И стражников ни одного, а у меня как раз похмелье… — лязгнул меч.

— И стырить-то нечего, ни лепнины, ни золота, хоть бы каких завалящих три ковра импортных… — разочарованно протянул Гаттер.

Финлепсин заныкался за колонну и сделал вид, что он вообще не с нашей группой.

— Чистенько, конечно, но бедненько, — постановила Менька. — Прямо даже неудобно, твое величество, как будто не трон предков возвращаем, а сиротский приют грабим.

— Ша! — рявкнула я. — Всем заткнуться и слушать сюда. Если есть Тронный зал, то в нем однозначно есть трон. Не лезьте на него — он мой! В смысле, трон мой, а с Галоперидолом делайте че хотите.

— Неужели ты убьешь меня, о прекрасная Мурмундия? — раздался вдруг голос.

Приглядевшись, я обнаружила трон, а на нем — ну кто бы мог подумать — Галоперидола. Так вот ты какой, северный олень, в смысле, злобный потрох. А че глаза свои бесстыжие под черным капюшоном прячешь, или боишься чего? Ага, вижу, боишься, вон и ручки бледные задрожали, и медальон на груди запрыгал попугайчиком.

Свистя Дерьмовым мечом над головой, я прыгнула к узурпатору как японский нинзя.

— Я убью тебя! — крикнула я.

— А мотив? — поинтересовался мерзавец.

— Зачем тебе еще мотив? Не Кобзон, умрешь молча! Ты вверг мое королевство в хаос!

— Ничего подобного, — стойко оборонялся Галоперидол, не открывая своего лица. — Это были демократические реформы.

— Ты сжег мою столицу!

— Но, дорогая Мурмундия, это же был несчастный случай, и потом, столица была застрахована…

— Ах ты подлец! Ты смеешь мне возражать! Ты… ты УБИЛ МОЕГО ОТЦА!!!!!

— Мурмундия. — Галоперидол поднялся с трона и распахнул объятия. — Я и есть ТВОЙ ОТЕЦ!

Ууупсссс… приехали….

Но не успела я ничего сказать, как с неба на нас обрушилась верещащая черная молния с паучьими лапами. Эта гарпия выхватила у меня склянку с приворотным зельем и взвилась под потолок. Оттуда хлестнуло ультразвуком, да так, что мы все пригнулись. А потом Мордевольта выпустила склянку с приворотным зельем из своих мерзких лап. Как зачарованные, мы следили за ее полетом… вот она все ближе к мраморному полу, ближе… и тут грянул взрыв.

— Отступаем! — заорала я оглохшим соратникам.

— Чаво? — не поняли те, вытряхивая из ушей строительный мусор.

— БЕЖИМ!!!

И мы побежали, а за нашими спинами взрывались мраморные колонны, начиненные динамитом. Одна из них, как ядерная ракета, летела прямо на меня. …Последнее, что я помню — это морда горгульи на ее капители.

Я очнулась в тесном и темном подземелье.

— Где я? — простонала я. — Кто здесь? Что все это значит?

— Тише, твое величество, — отозвался Лассаль, менявший тряпку с уксусом на моем бледном челе. — Мы в тюрьме.

Я застонала.

— Это была ловушка, — отозвался тонким голоском пришибленный Гаттер.

— Попались как последние поцы, — констатировала Менька, сидевшая на кипе гнилой соломы.

— А где Чкал? — Я села рывком и обвела всех глазами. — Что с ним?

— Улетел, — вздохнула Менька. — Но обещал вернуться. С помощью и огневой поддержкой.

— А Финлеписин? — Жалко будет, если с ним что-нибудь случится, я уже привыкла к этому красавчику с вечно обожающим взглядом.

— Не знаем, — вразнобой и довольно уныло откликнулись соратники.

— Помочь нам может только великий герой, без него мы отсюда хрен выберемся, — проскрежетал меч. — Мордевольта все продумала. Прямо не баба, а цельный Пентагон.

Я села, держась за голову. Второй рукой я нащупала между своих прекрасных грудей хрустальный свисток. И как я могла забыть?

В моем взоре снова зажглась надежда! Я схватила свисток, трижды дунула, и…

— Вот мы и встретились, моя королева. — К моей стройной спине прижался такой знакомый, такой родной длинный нож из филистимлянской стали.

— Розамунд!!! — не удержалась я от крика, кидаясь ему на шею. — Ты скучал по мне?

— Я выплакал свои глаза, — поклонился прекрасный эльф, обнимая руками меня всю.

И я пала в его объятья.

 

Потуга двадцать седьмая

И тут же выпала из них.

— А почему ты один? Где все?

— Разве тебе мало меня, моя королева? — изумился Розамунд. — Боже мой, вот это аппетиты!

— Но ты же обещал… по свистку весь твой народ… как только, так сразу… — жалко залепетала я, как последняя тефтелькоподавательница.

— Ах, э-э-это… — протянул Розамунд и даже вроде бы покраснел. Или мне только показалось, что покраснел? В темноте темницы и не такое примерещится. — Да, ты же не в курсе МОИХ дел. — Он произнес «МОИХ» с такой обидой, словно мы с ним уже лет двадцать как женаты и я ни разу не дослушала его рассказ о последнем футбольном матче. — У нас гражданская война.

— Знаю! — рявкнула я. — Именно поэтому мне и нужна подмога!

— Да не у вас, а у нас! — рявкнул мой герой в ответ. — У нас, у эльфов!

— Что, опять король Ахрендир разводится с королевой Ахрениэлью? — тоскливо заныла Менька. — И шо вы таки не успокоитесь никак? Каждые сто лет — опочки! — опять Ахрениэль застукала Ахрендира во время очередной межрасовой оргии и уехала к мамочке, в Земли Первозданных Переизбранных. И вот ви снова делите свое имущество, теряя тридцать процентов казны на выплатах адвокатам и десять процентов на растаможке при перевозке грузов. Потом миритесь и женитесь уж не помню по какому разу — и вертай все взад, с растаможкой же…

— Ибо сказано в великой книге Исход-из-спальни: «Эльф да прилепится к жене своей навечно и да пребудет прилепленным и прискорбным во тьме веков», — как-то без энтузиазма поддакнул Розамунд. — Мене-Текел-Фарес, родная, ты же понимаешь, не от хорошей жизни я в леса подался. Надоело по судам таскаться, пока решают, с кем дети останутся.

— Дети? — изумилась я. — Какие дети? У тебя что, есть…

Темница покачнулась и раздвоилась. При мысли о толпе малолетних розамундиков и прелестной белокурой жене-эльфийке глаза мои непроизвольно съехались к носу.

— Да нет, нет! — досадливо отмахнулся Розамунд, по-прежнему обнимая меня обеими руками. — Дети — это я и мои братья-сестры. Мы числимся детьми до трехтысячелетнего возраста. Я по эльфийским меркам — недееспособный подросток.

Ничего себе! То есть я сейчас занимаюсь растлением малолетних? Я осторожно высвободилась из подростковых объятий. Мало ли что… Доказывай потом… эльфийскому суду.

— Значит, никаких эльфийских отрядов на подмогу не придет? — с тоской спросил Лассаль.

— Не-а! — беспечно покачал головой могучий малолетка. — Все сейчас за королевской четой следят, кто за папеньку болеет, кто за маменьку. Ставки делают, группы поддержки тренируют, шарфы болельщицкие вяжут. Развлечений у эльфов немного, каждый развод, каждая смута — праздник.

— А нас, значитца, побоку? — хмуро вопросил Гаттер.

— Ну я ж пришел! — недоуменно развел руками принц.

— Тьфубля! — только и ответили мы нестройным хором.

— Ребята, ну что вы как эти… — принялся канючить Розамунд. — Щас что-нибудь придумаем, вытащим вас отсюда, к нам в леса отведем, покормим.

— Не хочу!!! — взвыла я. — Не хочу больше ни в леса, ни в пустыню, ни в горы, ни в пещеры! Ты хоть понимаешь, обалдуй остроухий, чего девушке надо? Я знаешь, когда в последний раз ванну принимала? Знаешь, когда ела по-человечески? Как у меня жо… мышцы от верховой езды болят? Я в мире людей лучше жила! У меня была своя квартира! А в квартире — два сортира! А тут… то кусты, то пески, то будочка на заднем дворе! Я насквозь провоняла этим вашим… артефактом!!! — и я с силой шарахнула об стену Дерьмовым мечом. Меч заорал, а стена расступилась. За нею открылся потайной проход, уводящий куда-то в уже знакомую душную темноту.

Не смотря на мой вопль «Нипайду-нипайду-нипайдушеньки!!!» меня на руках вынесли из темницы и потащили вглубь пещер.

«Если на гномов каких наткнемся, точно сдохну!» — пообещала я себе и оскорбленно сложила руки на груди. Вот пусть несут, пусть. А сама я больше шагу не сделаю, гори оно все синим пламенем. У меня, итить их всех факом, собственная гордость имеется. Королевская. Хотите, чтоб я вас завоевала и на троне воцарилась — создайте условия. А то ортоклазами тушку облепили, вонючку гнутую в руки дали — и готово дело, можно мной из города в город, из эпохи в эпоху в боулинг играть. Не-е-ет, товарищи дорогия, так не пойдет. Не пойдет так!

И тут моя тушка со всего размаху пропахала ортоклазами потолок. Хорошо, что мой выдающийся, защищенный бронелифчиком бюст оказался самой высокой точкой периметра меня. Иначе подданные, несущие меня на вытянутых вверх руках, вынуждены были бы в дальнейшем довольствоваться безносой королевой.

— Стой! Стой, кому говорю! Я слезу! — завизжала я, забыв о намерении больше не ходить своими ногами никуда, если там для меня не приготовлено достаточное количество сортиров, ванных, душевых и столовых.

Менька и Розамунд обменялись хитрыми взглядами и тайным рукопожатием. Но я демонстративно сделала вид, что не заметила. Спрыгнув на пол и оглядевшись, вздохнула. Потом закрыла глаза. Потом открыла. Мало что изменилось. Если не считать фосфоресцирующих глаз Мене-Текел-Фарес и Розамунда, да отблесков на моих ортоклазах, источников света было… не было. Говорят, под горой надо ориентироваться по движениям воздуха. То есть идти в сторону сквозняка. Тут сквозило отовсюду. И идти, соответственно, можно было во все стороны. А потом вернуться обратно в камеру. Авось перед казнью покормят и обмылок дадут. С веревкой в комплекте.

— Сейчас-сейчас! — деловито заявил Розамунд и потащил к себе мешок, с которым Гаттер не расставался с момента выхода из эльфийского леса. Гаттер сопел, пинался и мешок не отпускал. — Дай, а то как дам! — Эльф наконец-то выдрал емкость с артефактами из ручонок юного Поппи и с головой погрузился в недра мешка. — Все тебе будет, любимая…

Он назвал меня «любимой», я не ослышалась? И это после того, как рухнула моя надежда на то, что его войско освободит мою столицу и возведет меня на престол предков? Да как он смел? Нахал! Я довольно улыбнулась.

— Ага, Исказитель Мыслей и Пространства, На-ходу-подметкоотрыватель, неисправный, Восстановитель Девственности, кхм, помыслов, Депутатская Неприкасаемость, неработающий…

— Как неработающий? — жалобно взвизгнул Лассаль. — Я ж его на себе… через три решетки… Миииааауууоооййй! То есть йооопт!

— Драконий манок, под горой не ловит, — продолжал Розамунд, не обращая внимание на кошачий мяв, — отворотное зелье, срок годности на исходе…

— Блин, а что ж мы тогда из мешка выудили? — забормотал Гаттер.

— Взрыватель Тронных залов, — мрачно пробурчала Менька.

— А-а-а, вот он! — Розамунд вынырнул, встрепанный, но довольный, держа в руке что-то сильно напоминающее еловую шишку.

— И на что она? — кисло поинтересовалась я. — Разве что Галоперидолу в задницу засунуть?

— Откуда ты знаешь? — восхитился эльф. Я поморщилась. Еще и насмехается. — Это Детектор Врагов. Он сам ведет тебя кратчайшей дорогой к тайному убежищу врага и там с первой космической ввинчивается в… ну, в общем, куда ты сказала.

— Ну и куда он указывает? — кисло поинтересовалась я.

Розамунд, прошептав по-эльфийски древнее заклинание «Покажи мне задницу врага моего» со всей дури запулил шишкой в темноту. В темноте ойкнуло. Мы, не сговариваясь, на рысях кинулись на звук. Первым поспел Лассаль, видящий в темноте как… кот. Мы подбежали к распростертому телу, на котором мой котяра танцевал лезгинку на цыпочках… то есть на когтях. Тело повизгивало и подергивалось.

— Опять ты, Цефалоанал, — вздохнула я. — Ну что, снова будешь врать, что тебя принудили, шантажировали и использовали? Сейчас тебя Детектором Врагов, гм, используют, если ты нас в тайное убежище Галоперидола не отведешь.

— А я что, я разве возражал? — заныл мой бывший царедворец. — Я и так шел вам на помощь, ваше величество, ось заплутал трошки.

Вот предатель! Предал меня, предал Галоперидола, потом опять меня, потом опять Галоперидола… И прервать эту цепь предательств может только Дерьмовый меч! Заодно и похмелится.

Видимо, Цефалоанал прочел неотвратимую судьбу свою в моем истинно королевском взоре и тоскливо свесил голову почти до самого хвоста.

— Не надо гневаться, ваше величество. Я просто иду по стопам своих предков. Вы следуете по стопам своих, я — своих. Цефалоаналы — род придворных предателей. Всем королевским семьям известна такса, по которой мы продаемся и перепродаемся. Всегда так было и всегда будет. Ваш отец — не первый король, которому я служил и которого предал.

— Ну ты урод! Я восхищаюсь тобой! — брякнул Розамунд голосом Джонни Деппа.

А Цефалоанал лишь вяло махнул рукой и потрусил куда-то в боковой тоннель. Мы, естественно, побрели следом. Без всякого, надо сказать, удовольствия.

Снова дверка. Практически такая же, как в прошлый раз. Полутемная комната и в темноте — железная койка самого спартанского вида. Тумбочка, лампа с зеленым абажуром, стакан воды, накрытый солдатским сухарем. Ты куда нас привел, предатель?!! Обратно в темницу, в камеру к еще одному несчастному? Но человек, лежащий на койке лицом к стене, обернулся и сел рывком, щурясь от света лампы.

— Ты? Ты жива?

Голос Галоперидола. А лицо… мое. Ну вылитая я! Только с бородой и усами. Что же это получается… получается, что он мне не врал? Я, значит, его дочь? Зачем тогда он ходил войной на мою страну, осаждал мою столицу, гонял мою команду по земле и по небу, будто стаю ворон, взрывал при встрече, точно… точно я уж и не знаю что?

— Мурмундия! — осторожно произнесла Мене-Текел-Фарес, впервые назвав меня по имени. От этой непривычной серьезности кожа моя покрылась мурашками. — А ведь это не Галоперидол тебя взорвал. Тебя взорвала Мордевольта.

Мой блудный папаша сидел, разглядывая собственные руки и жевал собственную бороду, явно не зная, что сказать. Ну да. Тронный зал взорвала Мордевольта. И меня с папочкой заодно. Выходит, что Галоперидол мне не враг? Или не совсем враг? Или совсем не враг? А может, все-таки враг, но частично? Процентов, скажем, на десять? В этих чертовых высших кругах всякое случается.

 

Потуга двадцать восьмая

— Я знаю, о чем ты думаешь, — печально вздохнул Галоперидол. — Зачем он воюет со мной, если он мой отец, так? К сожалению, мои дети умом в матерей пошли — что ты, что Финлепсин, что Прозак, что, гм, всякие разные прочие. Вы хорошие ребята, но не видите дальше собственного носа. Ну подумай сама: на твоей коронации, в присутствии королей окрестных стран наше с тобой сходство не заметил бы только слепой. Но и ему рядом стоящие все бы доходчиво объяснили. Так что тебя могли объявить бастардом и узурпаторшей трона буквально в момент возложения короны на твою бедовую голову. И чтобы этого не случилось, мне до зарезу нужно было завоевать ипритскую территорию. А там бы я мог сам тебя короновать и торжественно отбыть восвояси.

— А что, объяснить по-хорошему было нельзя? — возмутилась я.

— Да как бы я тебе объяснил, если ты чуть что — прыг на коня или на дракона — да только тебя и видели? С тобой тяжелее, чем с Финлепсином — он хотя бы тормоз, а ты еще и шустрая… не по-детски.

— Кстати! Где мой… брат? — поинтересовалась я, запнувшись на последнем слове. Не зря, конечно, у меня было такое… родственное чувство к этому красавчику с косой, но что он мой брат, до сих пор не верилось.

— Где-то в парке бродит, страдает. Похоже, не зная о вашем родстве, он позволил себе несколько, гм, увлечься. Надеюсь, ты не… — и Галоперидол уставился на меня с беспокойством во взоре.

— Не, — категорически заявила я. — Папочка, позволь тебе представить моего официального ухаже… хаха… поклонника — принца эльфов Розамунда.

— Да знаю я этого хаха, — буркнул папочка. — Он еще у моего отца девушек отбивал. Ненадежный парень. Если этого древнего Мафусаила вообще можно назвать парнем. Хотя не мое это дело — тебе в любовных делах советовать. Сам-то я… — и Галоперидол опять пригорюнился.

— Вот-вот! — буркнул ненадежный Мафусаил Розамунд. — Что, опять твои женщины воду мутят? Я хотя бы с подругами своих баб романов не завожу, а ты только этим и занимаешься. Знал ведь, что Мордевольта подруга Инсолемнии, а Инсолемния — подруга Макадамии. Женился на Инсолемнии, а с остальными двумя шахер-махерами заниматься вздумал? Наклепал незаконнорожденных, теперь расхлебывай.

— Ну, с Инсолемнией у нас сразу как-то не заладилось… — вздохнул мой непутевый папахен. — А с Макадамией…

— А с Макадамией, женой ипритского короля, заладилось, — скучающе подытожил Розамунд. — И с Мордевольтой, их дорогой наставницей, тоже заладилось. Давай, колись, с кем у тебя еще заладилось, чтоб нам знать, кто твою дочку следующим взрывать станет.

— Больше ни с кем, клянусь! — испуганно вскинулся Галоперидол. — Я и с этими тремя не знал, как разобраться!

— А что тут разбираться? Тут не разбираться, а выбирать надо. Одну из нас выбрать, а вторую казнить, как королям и положено, — прозвучал ядовитый голос из темного угла.

В круге света неожиданно возникло странное существо: женщина в костюме придворного шута. Колпак с бубенчиками, лосины, туфли с загнутыми носами, а на физиономии — выражение глубокого презрения ко всему миру.

— Дорогая, ты опять за ролевые игры принялась? — с тоской вопросил Галоперидол. — Ну сколько можно? Монашка, поселянка, озорная медсестра — это я еще понимаю, но какие чувства я могу испытывать к шуту? Тебе не кажется, что твое мнение о моей, гм, всеядности несколько преувеличено?

— Молчи, болван! — отрезала костюмированная особа. — Я пробралась во дворец не для того, чтобы слушать насмешки!

— Тогда надо было одеться по-другому, — ехидно парировала я.

— Деточка, — с ядом в голосе произнесла наряженная шутом тетка, — помолчи, пока старшие разговаривают. Я двадцать лет терпела интрижку своего мужа с моей подружкой и твоей маменькой, гадюкой Макадамией. Неужели мне еще столько же терпеть, пока ты не подрастешь и не поумнеешь?

— А ты ва-аще кто така-ая? — Я пустила в ход тяжелую артиллерию. И услышала хоровой вздох: кажется, до остальных уже дошло, кто перед нами. Тетка поглядела на меня, иронически выгнув бровь. А-а, понятно. Это Инсолемния, законная супруга моего незаконного папаши.

— И что тебе удалось узнать, трансвеститка фигова? — переключилась я на еще более тяжелую артиллерию.

— Что Мордевольта нацелилась на твой трон! — съехидничала Инсолемния. — Стоит тебе отдать концы, как на очереди наш сын — Финлепсин! А там и до Прозака дойдет. И путь к трону для зубастого придурка Патиссона открыт. К двум тронам — ипритскому и нашему. Я Мордевольту давно знаю, она полумерами не довольствуется!

Я надулась и замолчала. Есть же такие противные бабы, которым кажется, что они самые умные. Ну поняла она, чего Мордевольта добивается, ну и что? Я бы тоже поняла. Попозже.

— Правда, у моей дорогой Мордевольты серьезная проблема… — продолжила Инсолемния, задумчиво потирая подбородок. — Кто-то украл ее амулет обратной трансформации. С его помощью она превращалась в человека после того, как примет звериный облик. К несчастью, она не сразу хватилась пропажи. Сперва перекинулась в черную вдову, а потом хвать! — а амулетик-то тю-тю. Вот и бегает по свету на восьми ногах, сама себя пугается. В таком виде ей, конечно, регентшей не бывать. Народ не захочет, чтобы им руководил регент, на котором кринолин плохо сидит.

Развернувшись, словно целый отряд флюгеров, мы все посмотрели на юного Поппи. Тот польщенно зарумянился и вытащил из своего заветного мешка фитюльку самого невзрачного вида.

— Да оно прям на столике лежало — приходи кто хочет, бери что хочешь. Я и взял!

Ай да Гаттер, ай да сукин сын! Значит, он все-таки исполнил предсказание — ограбил саму Мордевольту. Впрочем, фиг бы он ее ограбил, не вздумай Мордевольта препятствовать исполнению пророчества. Всегда так бывает: как начнешь с будущим бороться, так оно сразу и настает.

Инсолемния хмыкнула и протянула руку за фитюлькой — якобы рассмотреть поближе, но Поппи проворно сжал кулак.

— А сами-то вы на кого работаете? — выкрикнул он звенящим от напряжения голосом.

— Ну разумеется, на Мордевольту! — скривилась королева. — Прямо мечтаю, чтобы моих сыновей покоцали в борьбе за трон и страной начал править самый тупой из вампиров, какого я знаю!

— И многих вы вампиров знаете? — продолжала я демонстрировать недобрые чувства по отношению к своей мачехе. — Откуда такой изысканный круг общения?

— Из детства! — отозвалась Инсолемния. — Мордевольта — потомок могущественного клана вампиров. В детстве мы часто бывали у нее дома — и я, и мамочка твоя. Так что не у меня одной столь изысканные знакомые.

— Ша! Хватит пикироваться! — рявкнула Менька. — Вы, ваши величества, отложите разборки на мирное время. Сейчас народу в нашем лице таки очень интересно, как из этой жо… политической интриги выпутываться. Есть средство победить эту вашу вампиро-паучиху, кроме дихлофоса?

— Есть, — пробудился к жизни Дерьмовый меч. — Я.

Все обомлели.

— Ни сталь, ни серебро, ни осина не одолеют повелительницу тьмы, но только плоть дракона, превращенная в оружие, пресечет нить ее жизни, — заученно бормотал меч. — Поелику драконы есть свет материализованный и помещенный в тело, несущее в себе… несущее в себе…

— Прямую кишку, склонную к недержанию чего попало, в том числе и речи, — завершила я нехитрую мысль Дерьмового меча. — Хватит болтать, о мудрейшее из кишечных изделий, переходи к сути. Прежде чем ты пресечешь нить жизни Мордевольты, надо еще до шпульки добраться. Где эта нить, то есть Мордевольта, прячется?

— Этого никто не знает, — покачала головой Инсоленмия. — При ее способности создавать порталы во времени и пространстве Мордевольта может оказаться где угодно и когда угодно. То есть в любом месте и в любом времени.

— А вернуться в прошлое, убить там меня и отобрать у Гаттера свой амулет она может? — с трепетом в голосе спросила я.

Инсолемния впервые посмотрела на меня с уважением. Мелочь, а приятно.

— Не знаю, — покачала головой королева. — Почему-то она никогда не делала таких вещей — не возвращалась во времени назад и не меняла ситуацию на корню. А ведь могла бы… — Инсолемния призадумалась. — Может, на этот счет есть какой-нибудь запрет? Вроде расщепления пространственно-временного контиинума?

Ой, вот чего не люблю, так это длинных слов, за которые мало платят.

— Ну, раз не может, значит, и нечего над этим голову ломать. Может, у нее комплекс. Психологический, — важно объявила я и все снова посмотрели на меня с уважением.

То-то же. А то распустились, понимаешь, махровыми лопухами на пустыре.

— И все-таки как нам ее искать? — беспомощно пробормотал кто-то. Кажется, я и пробормотала.

— Вот смотрю я на вас, смотрю и думаю: ну и дураки же вы все! — хрюкнуло у нас под ногами.

Все опустили глаза. У ножки кровати, аккуратно обвив лапы хвостом, сидел скептически настроенный Лассаль. У кошачьих вообще вид довольно презрительный, но Лассаль являл собой олицетворенное кошачье презрение, наделенное правом насмешливого голоса.

— А конь-то вам на что?

Галоперидол с Инсолемнией переглянулись, король недоуменно покрутил пальцем у виска. А мы, не сговариваясь, хором взвыли:

— На-ви-га-тор!!!

 

Потуга двадцать девятая

Надо немедленно найти моего коня, а заодно дракона, Кабачка фон Патиссона, Полотенция, Афедронию, сорок тысяч боевых эльфов и всех-всех-всех! Зачем? Затем, что мне очень хочется отсрочить момент моей схватки с Мордевольтой. Собственно, я настраивалась на эпик баттл с Галоперидоловской армадой, чтоб можно было красиво стоять на холме, поставив обутую в ботфорт ногу на полковой барабан и смотреть в подзорную трубу, как полководцам и полагается. А эти… соратники и союзники чтоб представляли на театре военных действий что-нибудь новенькое. Или что-нибудь старенькое, из классики. И что вместо этого? Вместо этого я должна разыскивать Мордевольту по каким-то стремным подвалам и один на один вонзать в нее меч, который в принципе немордевольтовонзаем.

Я с сомнением посмотрела на свой позорный, вечно пьяный от крови, несмешно шутящий артефакт избранности. Меч ответил мне таким же сомневающимся взглядом. Вот нахал! Сомневаться в своей королеве, в своей Избранной! Гнев разрастался у меня в груди, сердце облилось кровавым кипятком, а печень — черной желчью… В общем, обидели меня, Мурмундию Ипритскую. Хотя теперь уж и не знаю, Ипритская я или непонятно чья, раз папа у меня Галоперидол.

Глядя на мое тонкое, озаренное печалью лицо, наш маленький отряд, не раз глядевший смерти в лицо, приуныл и рассопливился. Мы все как-то и понурились, пожухли и поутихли. И тут дверь в камеру распахнулась под мощным ударом кулака, колена, полена и выпуклого лба. По звуку было понятно, что это принц Финлепсин, опомнившись от ужасного разочарования, отныне и навек разделившего его жизнь на две половины, вернулся в строй.

— Отец! — вскричал он во всю силу своих легких. — Любимая… сестра! И все-все-все! Вы слышите? Я не зря ходил в народ! По ходу я поднял восстание!

— Кого ты поднял? — переспросил Галоперидол, болезненно скривившись.

— Восстание! Против Мордевольты! Народ спешно вооружился и вышел на улицы, чтобы спасти свою королеву от злой колдуньи! Пусть у нас нет собственного мага…

— Есть. Полотенций, — мрачно перебил воодушевленного принца Лассаль.

— …и нет своей армии…

— Есть. Армия Галоперидола, — Лассаль был неумолим, как все коты.

— …и нет поддержки со стороны дружественных рас…

— Есть. Эльфы сделают ставки на развод королевской четы и поддержат, — Лассаль продемонстрировал нам выражение максимально доступного кошачьим отвращения.

— …мы будем биться до последней капли крови!

— Не будем! — хором сказали все-все-все. — Остынь, Финлепсинчик. Нафига нам биться и брызгать кровью, когда надо просто найти Мордевольту и всу… вонзить в нее меч?

— А как же восстание? И воевать по-честному не будем? — огорчился принц. На него было жалко смотреть.

— Знаешь что, сынок? — осторожно произнес Галоперидол. — Давай-ка ты выполнишь крайне важную миссию. Слетаешь до Полотенция, позовешь его на выручку и пулей-мухой обратно, а? А мы тем временем тут всё организуем, поисковые работы под горой, народный фронт, фан-клуб, ансамбль песни и пляски, походный госпиталь и полевую кухню…

Не успел он договорить, как Финлепсин уже исчез в темноте подземного хода.

— А все твое воспитание! — хором сказали друг другу Галоперидол и Инсолемния.

— Ша! — оборвала начинающийся эль шкандаль Мене-Текел-Фарес. — Величества, ша. Все строем вон из этой кладовки — и на конюшню. Тоже строем.

— Зачем это? — ядовито поинтересовалась Инсолемния. — Решила, что мы с мужем конюхами станем у твоей недо-королевы?

Менька красноречиво постучала могучим кулаком по лбу, не менее могучему.

— Сориентируйтесь, мамаша всенародная! Навигатор, вот кто нас всех интересует!

— Да кто такой этот навигатор? — опять-таки хором поинтересовались отец и мачеха. Определенно, взаимопонимание у этих двоих на высоте. Мне бы так понимать Розамунда, а ему — меня.

— Конь, — не стала вдаваться в подробности я. — Мой волшебный крылатый конь вороной масти, с чудесной способностью узнавать координаты всего и вся, говорящий, но исключительно по делу, разумный, но не разумнее меня, конечно, преданный мне, как никто другой, сопровождавший меня повсюду в этом негостеприимном мире… и вообще, почему мы еще здесь?!

И мы бросились на конюшню, но добежали только до выхода из подвалов. А здесь нас уже ждали.

Огромная толпа запрудила замковый двор, блокировала ворота, влезла на стены и скандировала нестройным хором что-то, как мне сперва показалось — ура-патриотическое. Я было собралась приветственно сделать ручкой, но Мене-Текел-Фарес прислушалась и… побагровела. Это было так же удивительно, как цветение сакуры там, где никакой сакуры отродясь не росло. Я тоже навострила уши.

— По-да-ти от-ме-нить! По-ни-зить кварт-пла-ту! Бан-ков-ский кре-дит всем! Бес-про-цент-ный! Хле-ба! Зре-лищ! Спар-так чем-пи-он!

— Что он им наобещал, ваш сынок? — пролепетала Менька-сакура. — Как он мог? Как он мог?! — и Мене-Текел-Фарес потянула из-за плеча пудовую секиру. — Ну, ваши величества, ну знаете…

— Сейчас я все гениально отменю! — испуганно замахал руками Галоперидол.

И я поняла: вот он — мой звездный час. Слишком долго я была марионеткой в руках людей… и нелюдей, всегда все знавших лучше меня, дергавших за ниточки в каждую секунду моей жизни, не дававших мне шагу ступить по собственной воле. Довольно! Настала моя очередь раскрыть свою харизму!

— НАРОД!!! Слушай свою королеву!!! — взвыла я на инфразвуковой ноте. — Я, Мурмундия Ипритская, своей королевской волей отменяю, понижаю, даю и разрешаю всем и все! — Я сделала эффектную паузу. — После моей коронации! А чтобы доказать вам свою любовь… — я сделала еще более эффектную паузу, — …я отдаю вам имущество, движимое и недвижимое…

— Что ж ты творишь, паскуда… кретинка… сволочь… доченька… — послышалось у меня за спиной.

— …имущество…

— …убью… порву… зарежу… и нож оближу…

— …Мордевольты фон Патиссон, главной притеснительницы моего народа!!!

— Бляха-муха! Мать-перемать! Королева! Истинная королева! — взревели за спиной.

— А вы думали, ексель-моксель, — ухмыльнулась я. — Пусть теперь эта сколопендра попрыгает на своих каблуках — они ей ноги поотрывают. Обувка-то тоже денег стоит! — И я обернулась к своим родным и близким. Меня встретило множество влажных от умиления глаз. А вы думали, я только мечом махать умею? Наивны-ы-ые! Зря, что ли, я выросла там, где имущество врага — это государственное имущество?

 

Потуга тридцатая

Толпа просто взвыла от восторга. За мое величество эти славные, милые селяне готовы были погибнуть тридцать раз и еще три раза. Как все-таки приятно быть королевой! Я взмахнула над головой Дерьмовым мечом и скомандовала:

— А ну выходи строиться! Победа будет за нами!

Цокая каблуками и гордой прямой спиной, я королевской походкой направилась в конюшню, оседлала Навигатора и приготовилась возглавить свое доблестное войско. Если Мордевольта хочет войны, то я ей обеспечу боевые действия… со счетом 3:0 в мою пользу.

— Знаешь, твое величество, — внезапно сказал висевший у меня на агасферовом поясе меч. — Не нравится мне эта тишина…

Действительно, даже птицы притихли… и дворники… Я ткнула Навигатора каблуками в бок и вылетела в окно конюшни. Надо самой разведать обстановку, хватит полагаться на соратников.

Ма-а-ма дорогая! Мое вышедшее из замка войско сгрудилось возле какого-то вшивого холмика, а вокруг напирали и напирали вражеские войска. Судя по знамени (паук в короне), Мордевольта решила покончить со всеми своими врагами одним ударом.

На всех парусах я рванула к холмику, где растерянно топтались мой блудный папаша со своей стервозной супругой, озадаченная Менька, позеленевший Финлепсин и мрачновато-спокойный Розамунд. Этот привычный ко всему эльф полировал свой двуручник шелковым платочком. Довершал картину Гаттер, застывший с открытым ртом.

Видимо, мне все-таки придется взвалить на себя труд полководца. Фигня вопрос, умение ввязаться в безнадежную драку (и быстро оттуда выпутаться) — это у нас семейное. Я схватила подвздорную трубу и стала рассматривать арьергард несметного войска.

А вражеские рати все напирали и напирали. Прямо на нас маршировали рыцари, закованные в металл по самое забрало и ведущие на створках боевых крокодилов. Если они до нас доберутся — нашим задницам придется туго. Слева на оборотнях-берсерках скакали тролли, суккубы и инкунабулы. Вампиры, вооруженные стальными зубами, периодически взмывали в небо, навроде черных простыней и угрожающе сверкали своими красными глазами (интересно, для такой подсветки у них аккумулятор стоит?). И это я еще не стала считать мелкие отряды орков (по 2–3 миллиона рыл). Они вообще воюют не вытьем, так катаньем. В смысле, катаются по полю битвы и кусают противников за ноги. Дикари. О, кстати, а вот и немытые варвары на боевых верблюдах. Эти особенно страшны в ближнем бою, потому что верблюды плюются со скоростью 300 км в час и метят строго в глаз.

Осмотрев окрестности, я мрачно, как настоящий Наполеон (не который торт, а который в треуголке) констатировала:

— Мы окружены, — и повернулась к блудному папаше. — Что ты там говорил про свою армию?

— Я ее в замке забыл, — покаянно опустил голову Галоперидол, тиран, самозванец и Казанова местного разлива.

— Бери Навигатора, одна нога здесь, другая там, но чтоб через пять минут бой уже кипел как котелок на огне, — приказала я. Галоперидол развернулся по-военному четко и бросил ногу в стремя Навигатора. Инсолемния, с душераздирающим криком «Не пущу!!!» вцепилась ему в плащ. Они стартанули на малой космической и скрылись за поворотом.

— Нас мало, но мы в тельняшках, — гордо сказала я. — Вперед, мое доблестное войско.

И войско, состоящее из меня (как главной боевой единицы), а также моих друзей и подданных, храбро двинулось вперед, медленно спускаясь с горочки. Один черт терять нам было нечего.

Но в этот момент… О, этот прекрасный внезапный момент, когда кажется, что все потеряно, и надежды нет совсем. И вдруг, откуда ни возьмись… Короче, затрубили рога, и в левый фланг противника ударили красавцы-варвары, очень кстати подошедшие на выручку. Их вождь Пук Краснорожий отсалютовал мне дубиной и тут же опустил ее на шею какого-то особо тупого орка.

— Здравствуй, моя Мурка!!! — орал он старинный боевой клич, круша и топча всех, кто были перед ним. Варвары (которые наши) подстегивали своих боевых верблюдов, одновременно раскручивая над головой дротики с привязанными к ним скунсами. С диким визгом они швыряли это жуткое оружие, сея панику в рядах противника. Вампиры, непривычные к такой вони, падали в обморок повзводно. Варвары легко прорубились через соплеменников Патиссона, но их было слишком мало, и орочьи ряды сомкнулись за ними.

Вся надежда у меня была только на эльфов. Ведь они — великие воины, и они непременно должны прийти, не могут же они пропустить Битву Добра и Зла.

— Что я вижу! — заорал Финлепсин, махая руками. — Боевая дружина гномского короля Дарлинга! Они точно за нас!

Я обернулась и увидела, как из ближайших кустов весенним половодьем разливаются колоны гномов. Они подбрасывали на руках двуручные топоры и пели походную песню, состоящую в основном из нецензурной брани. Но как складно пели! Гномы рванули на правый фланг и устроили там настоящую потасовку. Смешались в кучу кони, люди, гномы, орки и боевые крокодилы, и началось настоящее мочилово, рубилово и ухайдокивание.

Я выхватила у Меньки подвздорную трубу, навела окуляры и с ужасом поняла, что мы стоим прямо перед бронированными рыцарями — личной гвардией Мордевольты.

— Это Черные Ассенизаторы, — в ужасе пробормотал Финлепсин. — Они непобедимы.

— Ну это еще как посмотреть, — усмехнулся Розамунд и вышел вперед. — Ну, кто тут хочет гроб в розочках? Настоящий эльфийский дизайн.

У меня предательски заныло сердце, а он обернулся и поцеловал меня одними глазами.

— Жди меня, любимая. И я вернусь, — сказал прекрасный эльф и взмахнул своим серебристым мечом.

Он был один, один против всех Черных Ассенизаторов, он дрался за меня, убивая противников пачками, а я могла только смотреть на него, холодея от страха. Розамунд был прекрасен и непобедим. Меч плясал в его руках как тростинка, он одной левой срубал рыцарям головы вместе с забралами, выполняя сложнейшие фехтовальные финты и перевороты, он то и дело наклонялся, чтобы подрубить окружавшим его мерзавцам сухожилия, и тут же выпрямлялся, чтобы прикончить не глядя кого-то еще. Настоящий эльф, великий герой и мой вечный возлюбленный. Я, не удержавшись, смахнула набежавшую слезу.

Глядя на Розамунда, крестьянское войско осмелело и кинулось в драку, держа навозные вилы наперевес. Громкий шум и матерные крики висели над полем брани, не умолкая. Громче всех орал Финлепсин, надеюсь, его не очень задели за живое.

Черные Ассенизаторы дрогнули под нашим напором, но тут в воздухе раздалось хлопанье сотен крыльев.

— Ложись!!! — не своим голосом заорал Гаттер и бросился в траву. Мы все тут же последовали его примеру и правильно сделали. Над нами на бреющем полете пронеслась стая огромных черных ворон, которые выдали по нашему войску залп помета. Все побросали оружие и тут же стали яростно отчищаться. Не задет был один Розамунд (к эльфам не прилипает), который очертил мечом вокруг себя круг, прогоняя окруживших его врагов. Всего на одну секунду он обернулся ко мне… и некому было прикрыть его с тыла…

В воздухе просвистел одинокий дротик, вонзаясь Розамунду в спину (или ниже, я не рассмотрела). Эльф упал.

— Неееееет! — заорала я и ринулась к нему, ломая каблуки.

И тут запели эльфийские стрелы и волынки. Светлый Эльфийский союз все-таки пришел.

 

Потуга тридцать первая

Я стояла на коленях на мокрой от крови траве и держала голову Розамунда. Он открыл раскосые глаза и еле слышно прошептал:

— Любимая…

— Тебе вредно разговаривать, — прорыдала я.

Жизнь рушилась прямо на глазах. Плевать на трон, от эльфийских лучников еще никто не уходил, так что королевство мне почти обеспечено, но как я буду жить без Розамунда?

На меня упала густая черная тень. Я подняла глаза к небу — в воздухе кружили драконы. Громудила и Афедрония. Они все-таки нашли нас, отстраненно подумала я. Не будь у меня такого горя, я бы обрадовалась.

Со спины Афедронии упала длинная седая борода и по ней как по канату ловко спустился отшельник Полотенций. Ну здравствуй, хитрый маг, вот и свиделись.

Глядя на меня, склоненную над Розамундом, он только присвистнул:

— Опять? Ну сколько можно, Розик, мальчик мой? Я ведь не в лучшей форме, чтобы тебя каждый раз лечить. Но на пару фокусов меня хватит.

С этими словами он вытащил из кармана своей тоги какой-то пузырек и ловко влил содержимое в Розамунда. Тот проглотил, поморщился, но открыл глаза. Смотрел он только на меня, и больше ни на кого. Мы были одни среди шумной битвы, кровь прихлынула к моим щекам и я ощутила, как сам собой стал расстегиваться мой бронелифчик.

— Сынок!!! — заорали над ухом, и мы все дружно вздрогнули.

— Папа! Мама! Но… а как же ваш развод? — поинтересовался стремительно выздоравливающий эльф, переводя глаза с меня на родителей. Так вот они какие, король и королева светлых эльфов.

— А мы уже помирились, — проворковали они в один голос.

— Теперь можно и развлечься, — добавил Ахрендир, со свистом вытягивая лук из ножен. — Эх, давненько я не участвовал в ролевых играх.

С этими словами он прыгнул ласточкой в разгоравшуюся рядом драку. Королева Ахрениэль улыбнулась мне самой обворожительной из своих улыбок.

— Розамунд, сыночек, я в кои-то веки одобряю твой выбор. Настоящая королева Ипритская, в ней чувствуется порода, родословная прекрасная, да и эльфийская кровь не подкачала, это сразу видно по авантюриновым волосам. Кстати, дорогая Мурочка (я могу называть тебя именно так, ведь мы скоро станем родственниками?), известно ли тебе, что ты как две капли воды похожа на мою троюродную племянницу Афигинду, которая доводится тебе прапрапрапрапрабабкой по побочной материнской лини? Кровь — великое дело, я всегда это говорила….

— Мам, не начинай, — предупредил Розамунд, вставая с моих колен. Удивительный народ эти эльфы — на нем не было ни царапины. Вот что значит своевременное магическое вмешательство!

Королева Ахрениэль пожала плечами, подмигнула мне, и, схватив лук из коры железного дуба, ушла показывать оркам кузькину мать без макияжа. До чего же мне нравятся эльфийские развлечения! Особенно для моей пользы.

А развлечений, если можно так выразиться, было вагон и маленькая тележка. Эльфы, успевшие на битву, мгновенно сцепились с орками, наваливая вокруг себя горы трупов. Черные Ассенизаторы, покрошенные Розамундом на ленточки, отошли на перегруппирование. И все же до победы было очень далеко. Сил Зла было так много, что все эти оборотни, вампиры, крысолаки, зомби и прочие твари наступали друг другу на мозоли, пытаясь до нас добраться. Небо потемнело от стрел. Где-то слышались гномьи песни и раздавались удары их боевых топоров. Мытые варвары в шкурах яростно били немытых, попутно сводя какие-то личные счеты. Крокодилы орали и кусали всех подряд, верблюды выли и плевались, драконы кружили над полем битвы, примериваясь, куда бы плюнуть огнем и напалмом, чтобы не задеть никого из своих.

Внезапно я очутилась в самом эпицентре схватки и принялась отмахиваться от наседающих врагов Дерьмовым мечом. Рядом со мной, спина к спине, сражалась Менька, вбивая обухом боевого топора головы противников куда-то ближе к копчику.

— А что это там за палатки справа? — спросила я, улучив минуту передышки. — Свои или чужие?

— Свои, — ответила Менька. — Это мерчандайзеры подошли.

— Пусть вступают в битву, раз свои! — распорядилась я. — Нефиг в палатках прохлаждаться.

Менька сделала удивленное лицо.

— Они не могут. Если в лавке никого не останется, то все сувениры сопрут.

— Какие еще сувениры? — обалдела от неожиданности я.

— Обыкновенные. На каждой Великой Битве — самый ходовой товар. Магнитики там, брелки, календарики. Ордена еще хорошо идут, Светлые или Темные, в зависимости от того, чья берет. Ну и оружие, стрелы по 5 золотников расхватывают как горячие пирожки тети Цили.

Нет, я подумаю об этом потом, решила я. Мерчандайзеры — загадочный народ, мне их никогда не понять. Но министры финансов они прирожденные… а вот орденов неплохо бы и прикупить. Оптом. И магнитик. Менька явно поняла, что у меня на уме, потому что кивнула своей зеленой головой и быстро направилась к ярким палаткам.

Передышка кончилась так же внезапно, как и началась, и заваруха пошла по новому кругу. Разница теперь была только в том, что вместо Черных Ассенизаторов нас атаковали Волки Позорные — оборотни в камуфлоне, вооруженные хвостоперами. Мой Розамунд уже бился в первых рядах, сдерживая натиск как Мог, а Мог был величайшим из героев древности. До самого горизонта от мордевольтовых войск было черным-черно, но мы не сдавались. Лучше умереть королевой, чем жить не пойми кем. Я засмеялась и подбросила меч на восемь фунтов вверх. Мое уставшее войско откликнулось воодушевленным ревом и с удвоенной энергией взялось за оружие.

— Ааааа, во поле эльфы во-от такой ширины! — заголосил меч и я поняла, что эта железяка окончательно и бесповоротно пьяна. Ну и пусть, я сама была пьяна от усталости и крови.

— Вжжжик! — просвистело мимо меня что-то большое и опасное. Я обернулась и увидела Полотенция, который, стоя на пригорке с хитрой усмешкой, швырял в Волков Позорных огненные шары. Выходило у него не хуже катапульты, правда, некоторые из шаров оборачивались мыльными пузырями и никакого урона противнику нанести при всем желании не могли. Но ведь магия — такая непредсказуемая штука.

Пока я отвлеклась на Полотенция, один из Волков ткнул меня хвостопером. Я привычно увернулась, простонав:

— Да сколько ж вас, таких некрасивых!

И правда, такое ощущение, что войска Мордевольты все прибывали и прибывали. Или она оживляет магией убитых нами тварей? Блин, добраться бы до этой гадины, столько проблем бы сразу исчезло!

— УРА!!!! — заорали в глубине сражения.

И тут прямо с неба посыпались дротики, гранаты ударно-нажимного действия и прочие боеприпасы.

«Чкал и «Небесные Опоссумы»! — поняла я. — Он все-таки наладил ковровую бомбардировку!»

Крылатые воины летели попарно, неся в руках ковер, доверху нагруженный взрывчаткой, которую они сваливали на головы силам Зла. В первых рядах я увидела не только Чкала (это как раз неудивительно), но и вампироборца Каньона, который ухитрялся не только курить сигару, но и стряхивать пепел прямо за шиворот особо наглым тварям.

Поле битвы покрылось вспухавшими тут и там взрывами и затянулось дымом. Блин, у меня уже рука Волков колоть устала, сколько можно! Вампиры тут еще, тоже мне драчуны, только и могут, что кусаться. Я отмахнулась мечом от какого-то красноглазого хмыря и вдруг почувствовала, что явно что-то не так. Моим отточенным движениям мешала сеть, которую эти мерзавцы набросили на меня сзади! Сволочи! Я рванулась, но только еще больше запуталась. Дюжина вампиров, не теряя ни минуты, обернулись в больших летучих мышей, схватили сеть (вместе со мной) и взлетели в воздух, держа курс на зюйд-зюйд-ост.

— Гады! — орала я и билась в этой авоське, тщетно пытаясь освободиться. — Убью! Помогите! Розамунд! Спаси меня! Кто-нибудь!!!!

Но никто ничего в этом шуме и треске просто не заметил. Хотя это со стороны моих подданных — просто хамство! Среди бела дня у них королеву украли, а они и ухом не повели. Ох, вся надежда на Розамунда, он-то обо мне вспомнит. После битвы.

Уже с воздуха я видела, как в тыл Волкам Позорным ударила армия Галоперидола. Ну наконец-то!

Полет был недолгим. Меня сбросили с трехметровой высоты прямо перед черным троном, на котором сидела полуженщина-полупаук, с отмороженным выражением на бледном лице. Мордевольта, кто ж еще на такое способен.

Я приняла боевую стойку и меч полыхнул неистовым коричневым светом, окружая меня защитным коконом. Ну, мы еще посмотрим, кто кого! Держись, дрянь, твоя погибель ближе, чем ты думаешь.

 

Потуга тридцать вторая

— Ах-ха-а-а! — зевнула Мордевольта во весь рот. — Ка-ак мило! Опять эта детская самонадеянность. Студентка Эм Ипритская, вам никто не говорил, что устаревшие пророчества, исходящие из сомнительных источников, необходимо верифицировать?

— Я щас тебя так отверифицирую, что потом будет нечего бальзамировать! — выкрикнула я, дивясь собственной дикции.

— Надеетесь на свой экскрементальный меч? На плоть дракона, превращенную в оружие, что пресечет нить и эт цетера, эт цетера? Учащаяся Ипритская, вы лекции по диагностике магических аддикций посещали? Перечислите симптомы кровоголизма!

— А-а-а… э-э-э… — заблеяла я. — Ну там, опьянение в бою… долгий сон… утреннее похмелье… шутки идиотские… Да не буду я тебе ничего перечислять, чулок ты синий, восьминогий! Если ты черная властелинша, то бейся честно, нечего авторитетом давить!

— Поражаюсь я некоторым прогульщикам, — пропела Мордевольта, растопырив ноги транспортиром. — Им же даешь подсказку, буквально ночей не спишь, вкладывая знания в эти неповоротливые мозги! А между тем некоторым разгильдяям лень лишний раз в инкунабулу заглянуть. Дорогая моя! Если бы вы хоть раз в жизни посетили библиотеку, вам непременно попалось бы на глаза пособие о драконогенном вооружении и противодраконной защите. Вместо того, чтобы верить на слово своему беспробудному артефакту, вы могли бы во второй главе пособия узнать, что против мечей, сделанных из дракона, отлично действует… — и мерзкая паучиха выхватила откуда-то из-за головогруди круглую бурую штуковину, похожую на крышку от столовской кастрюли, в которую складывали тефтельки. Очень долго складывали.

Штуковина была вся в потеках и воняла так, что даже Дерьмовый меч перекосило.

— Щит! — звенящим от торжества голосом выкрикнула Мордевольта. — Буллщит, последний образец.

— Тва-аю мама-ан, — глубокомысленно заметили мы с мечом.

Проклятая крышка от кастрюльки горела не менее неистовым светом, чем мой дерьмовый артефакт. Только цвет у сияния был еще более гадостный и вдобавок Буллщит так развонялся, что мой защитный кокон опал, словно ромашка от пестицидов, а Дерьмовый меч протрезвел. В надежде на пророчество (а на что еще, спрашивается, надеяться Избранной в моем положении?), воздела я свой клинок… И опустила его немедленно. После чего согнулась пополам и совершила то, чего не должна делать ни одна Избранная, если рядом нет близкой подруги, чтобы подержать ей волосы.

Оказывается, от жуткой силы Буллщита мой доблестный артефакт оборонялся в основном с помощью амбре. Так они и пахли друг на друга, дрожа в наших обессилевших руках. К слову сказать, на момент схватки мы с Мордевольтой остались в зале совершенно одни. Ее гнусные приспешники бежали, роняя ботильоны и зажимая шлемы, а моя героическая гвардия по-прежнему увлеченно играла в войнушку где-то вдали от своей брошенной на произвол судьбы королевы.

Так мы и стояли друг против друга, стараясь не дышать, и сопели от натуги.

Но тут из смотрового окна, вращаясь и сверкая солнечной искрой в сгустившейся коричневой мгле, упал медальон, который я сразу узнала, хоть никогда его не видела. Это был медальон моей дорогой мамочки, подаренный Галоперидолу в дни их тайной любви! Только моя мамочка с ее тонким вкусом могла подарить мужчине медальон размером с суповую тарелку, в обрамлении цельноалмазных лучей, режущих стекло, с собственным профилем, выточенным из розового бравоита, в самом центре. Медальон, пущенный умелой рукой, просвистел в воздухе и клюнул Мордевольту прямо в глаз нашим фамильным ипритским носом истинно бравоитовой крепости!

Колдунья завыла и схватилась за лицо. Но медальон прилип намертво. Врешь, не уйдешь! Моя покойная мамочка кого хочешь может достать, даже из могилы! Из-под потолка к Буллщиту, откатившемуся за колонну, метнулась крылатая тень, а из угла — хвостатая. Пока Мордевольта прыгала то на правых четырех ногах, то на левых, а я пыталась отрубить ей все, ненароком мелькнувшее в пределах досягаемости Дерьмового меча, за колонной явно шел бой. Мой верный бомбардировщик Чкал выдирал хвост моему неверному царедворцу Цефалоаналу. И судя по шипению последнего, успешно.

Наконец, паучьей ведьме удалось отлепить нос моей мамули от своего глаза. Розовый нос медальона нанес физиономии Мордевольты капитальный ущерб — теперь ее миндалевидные, жгучие, волнующие и пьянящие очи не будут так волновать мужчин. Потому что одного не хватает. Спасибо, мама, спасибо, папа, ведь это ты пожертвовал последней памятью о вашей любви в миг, когда меня могли убить? Я, ваша дочь, избавлю мир от этой заразы с преподавательски-вампирическими наклонностями!

— Сдавайся, колдунья, или умри! — звонко крикнула я, хотя на практике получилось только глухо прошипеть — уж очень испарения, распространяемые Буллщитом и моим артефактом, загрязняли воздух.

— Паршшшивая двоечччница! — просипела в ответ Мордевольта. — Думаешшшь, мне требуются какие-то артефакты, чтобы убить тебя? Думаешшшь, я боюсссь этой кривой прямой кишки у тебя в руках?

Я уж совсем было собралась гневно выругаться в ответ, но странное, неведомое доселе чувство холодной змеей проползло по моему позвоночнику и забралось прямиком в голову. Это была МЫСЛЬ.

— Думаю, что боишься, — с изумлением услышала я свой собственный вдумчивый ответ. — И думаю, что тебе требуются артефакты, поскольку применение этой неэкологичной древней конструкции сродни газовой атаке первой мировой войны. Типичный запах горчичного газа и горохового супа, с ноткой зарина и замана приводят нас к предположению, что аналогичный принцип использован и…

— Студентка Эм Ипритская! — радостно воскликнула Мордевольта. — До вас, кажется, начал доходить свет учения, который я несу в ваши темные массы. А что вы можете сказать по поводу своего артефакта? Насколько он действенный?

— Насколько я могу судить по многократным апробациям, ни на что он не годится! — четко отрапортовала я. — Многолетний или даже многовековой кровоголизм, как вы уже заметили, профессор, подкосил волшебные способности артефактам настолько, что соображает он медленнее, чем действует, а действует медленнее, чем пьянеет…

— Знаешь, что? — взбеленился Дерьмовый меч. — Не буду я тебе больше помогать, неблагодарная ты личность. Вот как хочешь, так и убивай свою противницу, а я ради этого больше и гардой не шевельну!

— Прекрасссно, — удовлетворенно хмыкнула Мордевольта и вознесла надо мной страшные передние конечности, которые оказались огромными жвалами, истекающими черным смертоносным ядом.

А потом ее жвалы, словно пара черных отравленных клинков, рухнули прямо на меня… и вонзились в Буллщит, который с двух сторон, изнемогая от омерзения, держали Чкал и Менька. Один из жвалов сломался, второй Мордевольта с трудом выворотила из Буллщита и с визгом упрыгала куда-то в темноту, благо темноты кругом было хоть армией ешь.

— Икариот! Мене-Текел-Фарес! Друзья мои! — воскликнула растроганная я. — За этот подвиг я удвою вам жалованье, когда одержу блистательную победу над мерзкой ведьмой!

— Ладно, можешь не удваивать, только одерживай уже поскорей, а? — взмолилась Менька, отворачивая лицо от спасительного артефакта, чья сила от близости Дерьмового меча возрастала в геометрической прогрессии.

— А-а-а-а!!! — вдруг завопил Чкал и уронил Буллщит себе на ногу.

Заклятье мерчандайзеров пало. Мене-Текел-Фарес, отказавшись от повышения своего дохода, на наших глазах преобразовалась в аппетитную смуглую брюнетку с конским хвостом на макушке, татуировками на бицепсах, третьим размером этого, которого… В общем, не будь я прекрасней своей прапрапра… и фиг знает сколько раз еще пра… бабки Афигинды, я бы даже позавидовала такой великолепной, э-э-э-э, спортивной форме.

— Эх, мама моя Рабинович, — пробормотала Менька, оглядывая новую себя. — Что я людям скажу? Они же не поверят, что я хороший делец, увидев такие сиськи!

— Ничего! Увидев такие сиськи, они и сами перестанут быть хорошими дельцами! — глубокомысленно заметила я. — Ребята, как вы тут оказались?

— Величество, ну когда ты уже запомнишь, что у тебя есть конь по имени Навигатор и отряд, хорошо различающий звук твоего визга и твои излюбленные выражения даже в громе битвы? — устало вздохнула Мене-Текел-Фарес. — А что мы таки имеем в лице нашего заскорузлого врага? Он таки сдается или мы таки ломим дальше, оставив здесь этих бесполезных вонючек? — и Менька с омерзением покосилась на Буллщит и Дерьмовый меч.

— Вы с ума сошли, заколдованное оружие во дворце темных властелинов бросать! — возмущенно набросилась на нас Галоперидолова жена, со свистом спустившись сверху по веревке, словно какая-нибудь Лара Крофт. — Нам нужен Ароматизатурус, волшебный нейтрализатор силы дерьмового оружия. Раньше в оружейной ими все было увешано. Такие уродливые штучки, на маленькую елочку похожие…

— Такие? — бодро поинтересовался юный Гаттер, выныривая из угла со своим неизменным мешком в одной руке и с елкой-освежителем воздуха в другой.

И о чудо! Мой новейший защитно-ударный арсенал перестал отравлять атмосферу в зале. И даже бурая мгла как-то рассосалась. Тут я увидела, что Мордевольта, конечно же, слиняла. Но даже себе не смогла признаться, расстроило меня это или обрадовало. Последнее проникновение просвещающего колдовства в мой нечувствительный ипритский мозг напугало меня ужасно. Впрочем, чтобы не заражать своим страхом соратников, я никому ничего не сказала. Хоть, по законам жанра, это и должно было мне пу… аукнуться в самый отчаянный момент.

— А где Розамунд? — нервно озираясь, спросила я. — Надеюсь, он не ранен… вторично? А то Полотенций сказал, что на второй фокус его не хватит!

— Полотенций его куда-то и увел, твоего хаха, — кивнул мне Галоперидол, вырастая из-за спины своей супруги. — Куда-то в направлении винных погребов замка Мордевольты. Кстати! Ты не заметила тут одной вещицы, похожей не то на открывашку для бутылок, не то на орден с лентами?

— Э-э-э, нет, а что? — с невинным видом ответила я и засунула отброшенный колдуньей медальон под Буллщит, чтобы не отсвечивал.

Незачем больше покойной маменьке встревать между моим отцом и его законной супругой. Пусть наконец помирятся и создадут крепкую, надежную ячейку общества. Такую же, как мы с Розамундом, только дайте мне до этого раскосоухого искателя приключений добраться!

Я оглядела свою команду. Практически все в сборе, не хватает только Лассаля, драконов, Полотенция, Розамунда с родителями, Финлепсина и коня. Можем двигаться на поиски Мордевольты, одноглазой, одножвалой и дезавуированной (что бы это ни значило). Смерть избавит ее от мучений!

 

Потуга тридцать третья

Интересно, и куда рванула эта недобитая ведьма? И сколько мне еще придется с ней возиться? Ну почему королевская жизнь такая сложная? Почему я не могу спокойно сидеть на троне в свое удовольствие?

Откуда-то снизу послышались нестройные вопли:

— Во-о поле Мурмундия стоя-яла! В-выпила сто грамм и у-па-ла!

— Ураааа! Ура королеве!

— Да здравствует Дерьмовая Мурка!

Я нахмурила свои антрацитовые брови:

— Это как понимать?

— А, твое величество, не обращай внимания, — отмахнулась Менька, занятая перемигиванием с военно-воздушными силами. — Это наш сильномогучий маг Полотенций раздобыл ключи от винного погреба. И всех угощает. Ну и до кучи войско папаши Галоперидола братается с эльфами и варварами.

— Упьются же, — простонала я, представив эту дивную картину.

— Эльфы — ни в жисть, — ответила Менька. — У них врожденный иммунитет. А вот за остальных не поручусь.

Дверь распахнулась и на пороге показался Розамунд. Вернее, самого эльфа не было видно из-за миллиона (не меньше) фиолетовых эльфийских роз. Я ахнула и зарделась. Эльф бросил розы к моим ногам и упал на одно из колен.

— Моя королева, — бархатным голосом произнес он и небо померкло в моих авантюриновых глазах. — Мои чувства к тебе неизменны и вечны, как алмазы твоей короны. Я прошу, нет, я — умоляю… ты — та, кого я искал всю свою долгую эльфийскую вечность. Дай же мне руку, и будем вместе, вместе навсегда.

Я пала в его объятья и прильнула к мужественным губам, ощущая позвоночником подозрительное ерзание застежки бронелифчика. Менька с Чкалом деликатно отвернулись, а мы целовались страстно и самозабвенно. До тех пор, пока не приперлась эта зануда Инсолемния. И где, мне интересно, были глаза и уши моего папочки, когда он женился на этой стерве? На афедроне, что ли?

— Все это очень мило, — скуксившись, произнесла она. — Но Мордевольта по-прежнему жива, королевство (я уж не говорю о моих детях!) в опасности, и на твоем месте я бы отложила личную жизнь на потом.

— Кстати, о детях. — На пороге появился папа Галоперидол в расстегнутом мундире и штанах навыпуск. — А что это за милая девушка, с которой прогуливается Финлепсин?

— Это моя сестра Синдарелла, — ответил Розамунд.

— Что-о-о? — взвизгнула Инсолемния. — Мне только эльфийки в родню не хватало! Я не потерплю, чтобы моя невестка была красивее меня! Стервецы остроухие. — Кинув убийственный взгляд на моего возлюбленного, она, цокая каблуками, унеслась спасать дорогого сыночка из когтей порока. Розамунд хмыкнул и снова сгреб меня в объятия.

— А ведь она права, дочурка, — произнес посерьезневший папаша. — Пока Мордевольта жива, ты не будешь в безопасности.

— А убить ее может только Избранная! — Полотенций, если и был пьян в зюзю, то на нем это никак не отразилось. Ни в бороде, ни в словах не путался. — Черная ведьма сбежала, и я знаю куда. Это ее последнее пристанище — Чорный Диканат. Ты должна настигнуть и убить ее.

Опять я. Все время я. Да что ж такое, покоя ни минуты. Как только воцарюсь — тут же издам указ, чтоб не мешали целоваться.

— Ну и долго тащиться до этого Чорного Диканата? — хмуро поинтересовалась я.

— Да вон он, в окошко виден, — ответил Полотенций. И при этом махнул рукой куда-то в сторону двери.

— Мы все пойдем, ее величество без нас как без мозгов, — заявила Менька, но Полотенций нахмурился и отрицательно покачал головой.

— Нет, дети мои. Не спорю, вы храбрые воины и верные друзья, но колдунью может убить только Избранная. А всем остальным лучше отойти в укрытие. У меня богатый опыт общения с Избранными, уж поверьте — ваша помощь только повредит.

— Я не оставлю ее, — Розамунд поиграл мускулами и кинжалом с луком, сунул двуручный меч за пояс и повернулся ко мне: — Идем, любимая? Покажем Мордевольте, почем розы на болоте.

— Нет. — Видит Ибена-мать, мне было так тяжело принять это решение, что я чуть не разрыдалась. — Это касается только меня. Королева Ипритская должна остаться только одна.

— Прощайте все. — Я обвела взглядом соратников и подошла к Гаттеру, державшему поводья моего боевого коня Навигатора. — Если я погибну — считайте меня королевой.

Я схватила Дерьмовый меч, ласточкой взлетала в седло и пнула Навигатора боевыми шпильками со встроенными стилетами.

— Курс на Диканат! — крикнула я и вылетела в окно.

Навигатор летел вверх, как ракета. Этот самый Диканат находился на вершине горы, пешком я бы до него три дня шла, а с таким конем — как на скоростном лифте. Уже подлетая к Диканату, я пожалела, что не захватила Буллщит, но, подумав, решила, что так даже лучше. Вони меньше. Кстати, о вонючем оружии.

— Меч! Ты что молчишь? Опять упился?

Меч звякнул, но отвечать не пожелал.

— Я твоя королева, ты, вонючка гнутая! А ну говори давай, как мне победить, если не хочешь, чтобы я тебя вышвырнула!

— А я откуда знаю? — огрызнулся меч, явно пребывающий в состоянии агрессивного похмелья. — Я инструктаж не проходил. Ты у нас Избранная, вот и вперед с песней. В пропасть только не загреми, а то таких Избранных в Мариинской впадине валяется — село косторезов можно на три года вперед работой обеспечить. Мне-то что, я-то вечный.

— Ах ты мерзавец! — дошло до меня. — Втравил меня в такую авантюру, а помогать отказываешься? Ну держись. Если что — в той впадине вместе будем валяться, и не надейся, что кто-то тебя подберет.

Мы приземлились на маленькую утоптанную площадку рядом с Чорным Диканатом. Замок как замок, подумаешь, черный. И только присмотревшись, я поняла, что стены сложены… из черепов. Мне стало страшно и жутко, но свою злость на меч я не забыла и мстительно привязала его вожжами к руке. Так-то лучше. Осталось только найти логово Мордевольты.

Долго искать не пришлось.

— Студенка Эм Ипритская-я-я, — пропел паскудный голосок. — Пришли на пересдачу?

Полуженщина-полупаук стояла прямо на краю пропасти, завернувшись в черный плащ.

— Обратите внимание, студентка Ипритская, как много здесь отчисленных. Увы, они были безнадежно тупы. Даже шпаргалки в виде волшебного оружия их не спасли.

Она обернулась и обожгла меня взглядом своих колючих глаз. Одного. Из-под очка, иронически сдвинутого на нос.

— Сдавайся! — ничего умнее мне в голову не пришло. Мордевольта наморщила нос.

— Ипритская! Читайте мою методичку № 313, там все написано. Разве так должен вести себя Избранный, когда приходит осуществлять пророчество? А где прочувствованный монолог? Где перечисление моих истинных и мнимых преступлений? Где безнадежный бой со Злом? Опять вы плохо подготовились, Ипритская. Придется вас… отчислить.

Она распахнула черный плащ и я с ужасом увидела, что ее тело заковано в доспехи по самую чешую. В мою голову снова предательски закралась мысль, что мое дело безнадежно, но, тряхнув головой, я вышибла ее из мозгов.

Мордевольта бросилась на меня, скрежеща всеми оставшимися жвалами и клыками. Я увернулась, сделав финт и полуповорот. Отбила мечом замах ее щупальца, снова увернулась, снова взмахнула мечом уже вслепую… и внезапно осознала, что стою на самом краю пропасти.

«А ведь до земли 3660 ярдов!» — подумала я. «Это на порядок больше…»

— Не думай!!! — заорал меч. — Не смей напрягать извилины! Она только того и ждет! Убей ее, Избранная!

Мордовольта, усмехаясь, щелкнула жвалами, но промахнулась. Я сделала кувырок вперед всей тушкой и чудом ушла от нового удара. Теперь мы стояли напротив друг друга, лицом к лицу, а сзади нас была глубокая Мариинская впадина.

Глаз Мордевольты загорелся красным цветом, она выбросила вперед свою ступенчатую ногу, и та внезапно ощетинилась кинжалами. Похоже, шансов на победу у меня маловато, если только… дайте подумать… Мордевольта двинулась на меня, я почти почувствовала ее смрадное дыхание, как вдруг все посторонние мысли испарились из моей головы. Как будто никогда там и не ночевали.

— Мочи стерву!!! — заорал Дерьмовый меч, когда я могучим броском швырнула его прямо в голову Мордевольты. И попала.

Колдунья-паучиха, не веря сама себе, покачалась на краю пропасти, но не удержавшись, оступилась и с жутким криком:

— А-А-А-А-А!!! — полетела вниз.

— Я всегда говорила, что надо носить каблуки и не задумываться по всяким пустякам, — устало буркнула я, подтягивая к себе меч и вытирая его о камни.

Зло было повержено.

 

Потуга тридцать четвертая — и последняя

Следующая неделя ознаменовалась непрерывной руганью. Ругались наши с Розамундом родители из-за списка персон грата и нон-грата: Инсолемния, перенявшая от своих друзей-вампиров множество дурных привычек, литрами пила кровь из бедного Финлепсинчика, раскрывшего свое нежное сердце Синдарелле, сестрице Розамунда. Ругались Розамунд с Синдареллой: сестрица моего суженого норовила опробовать на мачехе заклятье «Молчисукасвекровь», а Розамунд запрещал, заявляя, что это приведет к сложностям геополитического плана. Ругались Галоперидол с Менькой из-за попыток папаши сэкономить на коронационных торжествах, объединив их со свадебными: Менька замучилась объяснять, что на одних только магнитиках государство отобьет все затраты. А календарики, флажки, бейсболки, футболки, переднички и слюнявчики с портретами королевской четы и коронационными символами пойдут в зачет не только казне, но и всем неузнаваемо похорошевшим мерчандайзерам мира! И, наконец, ругались мы с Розамундом.

Только наследственно-ангельский характер помогал мне терпеть полную индифферентность этого маменькиного сынка, забившего на самые важные вопросы. Ему было плевать, что невеста заказала платье цвета «белые пляжи Бали», а ей — то есть мне — пошили наряд из тряпки «белые берега Лупьи», как будто вокруг — республика Тыва, блин! Разве можно выходить замуж в платье цвета Тывы? Оно же полнит! Но Розамунд, с его мужским эгоизмом, только и делал, что страдал фигней. И в частности, налаживал взаимопонимание между народами — ипритским и галоперидольским. Как будто этого не могло сделать свадебное платье правильного цвета!

В конце концов, досуха отжатая в соковыжималке коронационных торжеств и венчания в Зюйдминстерском аббатстве, я пришла в себя в узком кругу семьи — за пиршественным столом на три тысячи персон грата, среди людей (и нелюдей) доверенных, проверенных и приближенных.

— Сто шийсят дивятый тост по регламенту принадлежит гномам! — бурлил коротышка с четырьмя косами и бородой, заменявшей ему салфетку.

— Нет, эльфам! — шипел в ответ красавчик, чьи острые уши копьями торчали из шевелюры.

— Вам, эльфам, и так уже все принадлежит — и королева, и Мухобойский лес, и горы Оффшоры… — мстительно щурился бородач. — Но вам все мало! Вы нас еще и голоса лишить хотите!

Розамунд, конечно, слышал, что среди гостей начинается скандал — и всем своим видом демонстрировал: нам, эльфам, как татарам, все равно. Мы заняты более важными вещами. Например, скорбим по утраченной холостяцкой свободе. И лепим из хлебного мякиша статую Свободы с кубком эльфийского выдержанного бурдо 1113 года в качестве факела. И на лице у нас написано: не бродить уж нам ночами, хоть душа любви полна. Думать такое на собственной свадьбе — да еще напоказ гостям… Ну я тебе покажу, котяра, дай только до брачных покоев добраться. Узнаешь, что такое счастливая семейная жизнь. Узнаешь — и альтернатив не захочешь!

Только отчего же мой взгляд все чаще останавливается на Дерьмовом мече? Начищенный практически до блеска, с подновленной рукоятью и выровненной гардой, щедро политый дезодорантом, увешанный магическими артефактами, он лежал на видном месте, по соседству с моим боевым бронелифчиком. И взор мой туманился при виде них. Оружие и доспехи героя. Героини. Мурмундии Неистребимой. Под таким именем я войду в историю. Мой бурный квест окончен. Отныне и навсегда — в каждой спальне замка по сортиру и джакузи, в кажном углу золочена кровать, массажистка и маникюрша дежурят круглосуточно, в конюшне тридцать восемь карет для поездок на любую дальность расстояния — каждая на рессорах и у каждой на сиденьях подушки, подушки, подушки. Разве не об этом я мечтала, неделями не слезая с конской и драконьей спины? Конечно, об этом!

Поманив к себе Гаттера (вовсю занятого демонстрацией ловкости рук ипритскому кабинету министров), я шепнула своему верному воришке пару слов. Новый министр финансов понимающе кивнул, сбегал и принес Дерьмовый меч. Я поставила добрый старый артефакт рядом с троном. Ладно, пусть бронелифчик, символ моего легкомыслия, останется лежать где лежал. А меч пусть будет под рукой, а то мало ли что…

— Ваше величество! — по-семейному, несмотря на царящий в зале официоз, обратился ко мне папенька. — Мы же с вами среди друзей! Злоключения позади, верные люди сплотились вокруг трона, а когда вокруг столько бдительной стражи…

— …опасность сверху! — раздался вопль премьер-министра, достопочтенной госпожи Текел-Фарес.

Не тратя время на то, чтобы таращиться вверх и выяснять, кому еще приспичило доставить мне проблемы, я вслепую схватила меч и не глядя выбросила вверх — с силой Свободы, рекламирующей мороженое в рожке. Оказавшись там, где ему и следовало быть, Дерьмовый меч со скрежетом и тихим удовлетворенным «йессс!» что-то пронзил над самой моей головой. И целый душ крови пролился на высокую прическу от ведущего стилиста, на платье, таки сшитое из ткани нужного оттенка, на туфли из скорлупы жемчужной птицы с пряжками из ценного камня разочароита… Вся в кровище, стояла ее королевское величество Мурмундия Неистребимая, высоко и гордо держа свой волшебный меч. А на лезвии бессильно обмякла мертвая Мордевольта Винторогая. Совершившая последнее покушение на своего врага, спустившись с потолка на паутине, незаметной среди тысяч праздничных гирлянд.

Именно так и спаслась ненавистная паучиха, падая в глубочайшую пропасть с высочайшей вершины ипритского королевства — своевременно зацепившись паутиной за выступ скалы и провисев без единого звука достаточно долго, все время моего триумфального спуска в долину. Потом в душе Мордевольты, похоже, не осталось ничего, кроме жажды мести. Потеряв возможность околдовать меня или моего отца, заполучить ипритский трон для своего недоноска, она решила по крайней мере испортить свадьбу, убив невесту. Ха!

— Ах, ваше величество, какой ужас! Ваше прекрасное платье испорчено! Кошмар! Вам надо сейчас же принять душ, переодеться, причесаться, накраситься! — заквохтали фрейлины.

— Ша! — оборвал их Розамунд. — Моя героическая супруга сама знает, что и когда ей делать!

— Наша Мурка сама знает! — поддержал его хор голосов, в котором я различила баритон Меньки, дискант Гаттера, тенор Чкала, пьяное бульканье Дерьмового меча, мяв Лассаля, ржание Навигатора, вопль Финлепсина, сдвоенный рык драконов и всех-всех-всех моих друзей и соратников.

Я счастливо улыбнулась. В багрянце крови и сиянии славы я принимала поздравления и чествования от моей страны, которой нечего бояться, пока во главе государства стою я — МУРМУНДИЯ НЕИСТРЕБИМАЯ!

Содержание