Котловина Камбо состояла из двух просторных долин. Стартовая площадка занимала малую часть этого пространства, которая было в поперечнике полтора километра. На расположенной спереди самой большой равнине находились административные здания, жилые помещения, ремонтные мастерские, подземные склады топлива и Центр управления полетами. Вся долина была окружена отвесными выпирающими скалами, которые были хорошей защитой от нежелательный воздействий погоды. Стартовая площадка находилась на высоте тысяча семьсот метров над уровнем моря. Отсюда в воздух поднялся «Чарльз Дарвин. Недалеко от этой стартовой площадки также находился обелиск, который напоминал о трагедии «Дарвина».

Антенные мачты и краны возвышались в безоблачном небе, автоцистерны катались по местности, и рабочие в светлой одежде деятельно сновали туда-сюда между кранами. В середине стартовой площадки находилась платформа. Две стройные башни поддерживали цилиндрический корпус, который был заострен сверху словно карандаш и возвышался над всем. Этот гигантский карандаш был «Йоханнес Кеплер».

Немногие избранные, которым было позволено взглянуть на космический корабль с соответствующего расстояния, пользовались полевыми биноклями, чтобы рассмотреть детали. Они видели, что могучий металлический корпус в верхней трети был закрыт лепестками величиной с ладонь, которые блестели в солнечном свете словно зеркальная поверхность. Функция этих подвижных жалюзи была ясна зрителям, а тот, кто еще не знал о ней, узнавал ее из уст главного инженера, который обращал внимание на то, что теперь лепестки медленно раскрывались. Эффект был ошеломляющим. Зеркальная поверхность пропала, остался только темно-синий слой, который покрывал весь корабль. Этой простой механической манипуляцией можно было по необходимости отражать солнечный свет, и это позволяло достичь определенной теплорегуляции снаружи.

Инженер объяснил: «Общая длина космического корабля составляет восемнадцать метров, диаметр — пять с половиной. «Йоханнес Кеплер» как своими размерами, так и техническими особенностям, размерами превосходит своего собрата «Чарльза Дарвина» и более модифицирован. Пожалуйста, проследите за процессом, которой происходит примерно так, когда космический корабль находится на заданной орбите.

Он произнес несколько слов в микрофон.

Через несколько секунд произошло что-то невероятное. Космический корабль, казалось вдруг начал парить в воздухе. Цилиндр широко расставился на три части. Было похоже на то, как открывается зонтик. Равномерно выделялись три спицы, пока они не образовали по отношению к центральной оси прямой угол.

— Теперь вам нужно только представить, что эти три спицы совершают один оборот вокруг своей оси в восемь секунд — продолжил инженер, — вследствие этого во внешних каютах возникает центробежная сила, которая возвращает предметам вес, который примерно соответствует их весу на Земле. Только в оставшихся неподвижных частях космического корабля продолжает действовать невесомость. Там находятся лаборатория, система управления и сигнальное устройство, командная рубка и позднее после завершения сборки на орбите двигатель ядерного и теплового обмена.

Три спицы снова опустились. Через несколько секунд корпус закрылся и снова приобрел, как и до этого, цилиндрическую форму. Среди слушателей находились также Седрик и Анне. Они держались немного в стороне. Седрик, которому космические корабли не были в диковинку, проявлял немного интереса демонстрации. Он множество раз видел «Дарвин», который в принципе ничем не отличался от этого «Йоханнеса Кеплера», который был лишь немного больше в размерах. Анне тем более находилась под впечатлением.

— Это потрясающе, — восхищенно сказала она, — невозможно даже представить, что этот колосс поднимется в воздух.

Седрик вздохнул.

— На любом фото ты увидишь больше, — проворчал он. — Теперь еще не хватало того, чтобы из «Кеплера» кто-нибудь вылез и поклонился нам.

Анне внимательно прислушивалась к словам инженера, который рассказывал о научной программе и предполагаемой траектории полета в направлении Марса.

— В среднем все семьсот восемьдесят дней дают возможность для такого полета, объяснял он в этот момент. — При этом космический корабль приблизится к Марсу касательным эллипсом и пролетит мимо планеты на расстоянии примерно в триста пятьдесят километров. Это примерно соответствует расстоянию между Землей и Луной.

— Если бы он знал, — пробормотал Седрик. — Сейчас они совещаются по поводу тезиса Шагана. Старик удивится. Нанга могла бы воздержаться от путешествия.

Он отделился от группы.

— Пойдем, Анне, больше они все равно не покажут, а мне недостает покоя для такой экскурсии.

Когда они хотели уйти, к ним подошел человек, и по его мимике они поняли, что он что-то хотел от них. Он был полноват, лет около сорока, и его лицо обрамляли темные бакенбарды. Они уже встречали его раньше среди посетителей, когда он усердно делал пометки. Он шел к ним неспеша, засунув правую руку в карман пиджака, доверительно улыбнулся и сказал: «Вы очевидно чувствуете себя так же, как я, мне тоже не нравятся подобные публичные экскурсии. Чувствуешь себя как в музее…

Он начал тихо подражать голосу главного инженера: «А здесь, дамы и господа, вы видите портрет Архимеда. Он сидит в палисаднике своего дома и интенсивно думает о том, как можно вычислить квадратуру эллипса[8]знаменитая задача древности о построении квадрата, равновеликого данному кругу. Попытки решить квадратуру круга с помощью циркуля и линейки (односторонней, без делений) успеха не имели, так как задача сводится к построению отрезка, что, как было доказано в 19 в., невозможно. Задача становится разрешимой, если для построения привлечь другие средства.) (прим. пер.)
. Ха-ха! Вы уже смотреть на это не можете, как я вижу?

— Да, — сказал Седрик. — Вы представитель прессы?

— Нет.

— Но Вы точно из газеты, — сказала Анне.

— Нечто подобное, — ответил Бородатый, — я занимаюсь литературой. Я пишу книгу об этой проблеме. Конечно же, не о «Кеплере». Я осматриваюсь здесь лишь для того, чтобы получить определенные впечатления — вы понимаете. Нет, моя тема затрагивает в какой-то мере внуков команды «Кеплера».

— Значит утопический роман, — сказала Анне.

Тот повесил голову.

— Ну да, это можно и так назвать, но что в наши дни еще является утопией? «Кеплер» летит к Марсу; пройдет немного времени, затем на очереди Альфа Центавра, а затем путешествие к туманности Андромеды или к другие галактикам — прогресс быстрее нашей фантазии.

— Мы никогда не долетим до другой солнечной системы, — сказал Седрик.

— Откуда Вы можете это знать, молодой человек? — спросил Бородатый.

— Потому что есть границы, и эти границы проведены уже сегодня. Значительно больше, чем «Кеплер» будущее не принесет.

— Это я называю скромностью. — Бородатый слегка поклонился. — Меня, кстати, зовут Гонорè Р. Я написал несколько книг, ничего такого, что потрясло бы мир — ну, да, это не упущение, если кто-то не читал мои труды.

Ни Седрик ни Анне не могли вспомнить, слышали ли они когда-нибудь это имя, но Седрику теперь вынужден был заметить, что тот тоже начал бормотать его имя. У него не было ни малейшего желания болтать с этим литератором. Тем более, Гонорè Р заторжествовал.

— Какой счастливый случай! — радостно воскликнул он, — Стюарт, Роджер Стюарт, Ваш отец был первым или вторым бортинженером «Дарвина» — я прав?

Когда Седрик молча кивнул, тот продолжал распинаться: «Знаете, эта катастрофа меня тогда страшно взволновала. Я очень долго думал о том, не могла бы эта катастрофа послужить предметом для моего романа. Но я оставил ее в покое. Мне не удаются трагедии. Ну, другие попытались и потерпели при этом неудачу. Вы знаете, наверное, книгу Анфониуса дель Мерлина „Они не вернулись обратно“. Как Вы ее находите?»

Идиотской, — сказал Седрик и подумал: Что он от меня хочет? Он говорит, словно водопад. Ему было неприятно, что именно сейчас ему напомнили о катастрофе. Он хотел было вернуться обратно, но Гонорè Р было не остановить. Он невозмутимо продолжал.

— В принципе космонавтика мало интересна современности. Приключенской она становится только в том случае, если заглянешь на несколько тысячелетий вперед. Представьте себе, нам вдруг нанесут визит другие существа. Но они такие огромные, что могут увидеть нас только через увеличительное стекло. Это было бы крайне неприятно. Они вероятно приняли бы нас за возбудителей инфекции и прежде продезинфицировали бы Землю. Ха-ха-ха! Впрочем также интересно, если вернешься во времени на две с половиной тысячи лет. Вы внимательно прочли Иезекиля[9]Иезекиль, еврейский пророк, жил в эпоху вавилонского пленения. Его пророчества и проповедь чистой веры изложены в книге его имени.
?

— Я не знаю никакого Иезекиля, — недовольно проворчал Седрик.

— Вам следует прочесть его! — с пафосом воскликнул Гонорè Р. и процитировал: «И я видел, и вот, бурный ветер шел от севера, великое облако и клубящийся огонь, и сияние вокруг него, а из средины его как бы свет пламени из средины огня…» Замечаете что-нибудь? И из средины его видно было подобие четырех животных, и таков был вид их: облик их был, как у человека. и крылья их сверху были разделены… А теперь сам свидетель: «И когда они шли, я слышал шум крыльев их, как бы шум многих вод. Когда они останавливались, опускали крылья свои…» Ну, послушайте, если это не описание вертолетов, тогда я ничего не знаю. Здесь идет речь о колесах, которые назывались “круговоротом“, о прожекторах и что-то в этом роде. Вы должны прочесть Иезекиля, я уверен, что нашей Земля однажды нанесли визит.

Седрик нетерпеливо посмотрел на часы. Черт побери его с его Иезекилем. Может быть Нанга уже вернулась. Гонорè Р. непоколебимо продолжил: «Кстати, Вы можете найти подтверждение показаний Иезекиля так у Иесайи и Иоганна. Если существа с других планет могут прилететь к нам, то и с нашей стороны тоже возможно проникнуть в глубины космоса. Меня бы интересовали ваше мнение по поводу этих проблем. Разве Вы не верите в то, что мы однажды сможем путешествовать со скоростью света? Вы же были в космосе. Как там в действительности обстоит дело с одиночеством? Об много чешут языки, а официальные отчеты малоинтересны. Как можно вынести одиночество? Какими чувствами движимы космонавты, когда они забираются в эти консервные банки?»

Седрик огляделся в поисках подмоги, но Анне эти вопросы казались совершенно естественными. Против воли он ответил: «В специальной литературе Вы найдете ответы на такие вопросы. Я уже дал понять Вам, что думаю на сей счет. Немыслимо даже то, что мы будем двигаться со скоростью, близкой к скорости света — это можно доказать математически —, это как если бы Вы заранее отправили подметально-уборочная технику во Вселенную. Что касается одиночества, то оно являет собой проблему. Я ничего не могу сказать об этом, потому что у меня еще нет продолжительной практики. Что еще? Чувства космонавтов? В любом случае, у них нет страха. Ими движет любопытство, это все».

Он почувствовал, что готов попросту убежать отсюда.

Гонорè Р. сомнительно повесил голову.

— Ну да, точно, это, пожалуй, больше вопрос взглядов, — пробормотал он, — но что Вы думаете об обоих спутниках Марса — Фобосе и Деймосе? Предстоящая экспедиция окончательно раскроет загадку…

— Какую загадку? — осведомилась Анне.

— Спутник Фобос скорее всего небесное тело искусственного происхождения, — объяснил Гонорè Р.

— Это недоказуемо — по крайней мере до сегодняшнего дня еще нет, — возразил Седрик.

— Я Вас умоляю! — воскликнул Гонорè Р., - в этом вообще не может быть никакого сомнения. Этот мнимый спутник шестнадцать километров в диаметре, и обращается вокруг Марса на расстоянии почти в десять тысяч километров от его поверхности. Как Вы объясните то, что его скорость возрастает?

— Этого я не знаю, — ответил Седрик.

— Этого Вы не знаете? Нет, нет, Вам прекрасно известно, что Фобос тормозится атмосферой Марса. Это никогда не было бы возможно с цельным небесным телом при такой массе. Следовательно, мы имеем дело с телом, пустым внутри. Я даже предполагаю, что здесь мы имеем дело с космическим кораблем из чужой галактики. По всей видимости, система управления отказала при попытке совершить посадку. Вспомните Иезекиля и Иесайю. Возможно же то, что это те же существа, которые посетили Землю. Или считаете все это неумерной фантазией?

— Да, — сказал Седрик.

— Ученые выдвигали похожие теории. Видите ли, милочка, — обратился Гонорè Р. к Анне, — это проблемы, которые меня волнуют. Писать об этом будет входить в задачи литературы.

Анне была рада тому, что этот сын музы так беспардонно навязывался и вовлекал Седрика в эту беседу. Когда она увидела, когда Седрик начал предпринимать меры к завершению разговора, она сама задала несколько вопросов и хотела знать, над какой темой тот работает и есть ли еще у людей в его произведениях земные ощущения.

— Абсолютно нет, — ответил Гонорè Р. — Под земными ощущениями Вы очевидно подразумеваете такие устаревшие рудименты как ненависть или любовь или что-то в этом роде. Но что это? Что такое любовь? Наука объясняет данный феномен очень точными формулами. Людей создали при помощи искусственного оплодотворения в пробирке, совершенно без любви. Биофизики разложили все человеческое тело, включая головной мозг, на составляющие его элементы. Вы можете передать Вашу философию чувств на триста двадцати страницах словарной бумаги, исписанной математическими уравнениями. Мы знаем, как ведут себя атомы и молекулы, когда на них действуют определенные возбудители, точнейшие биотоки. Эти токи можно измерить также во время процесса спаривания, который Вам угодно называть любовью. Он начинается с глаз и проходит затем через мозг к гениталиям — это все. Все, милочка, известно. Аминокислоты зарегистрированы, структуру ДНК можно увидеть, и каждый кандидат биохимических науки в наши дни в состоянии изменить в Вас структуру нуклеопротеидов так, что Вы произведете на свет вместо рыжеволосого малыша блондина или даже черного кудряша. Итак, если вы хотите прочесть что-нибудь о любви, тогда Вам лучше всего заглянуть в отдел прикладной химии в специализированном книжном магазине.

— Это ужасно, — рассерженно сказала Анне, — как Вы можете писать с таким отношением, к тому же еще художественные книги?

— Ах ты, боже мой, — сказал Гонорè Р. и провел рукой по своим бакенбардам. — В моих книгах больше нет никакой любовных проблем. Все мои герои химически чисты и немного пахнут карболом. Они больше не едят пищу, а снабжают себя энергией в форме концентратов. Впрочем, такое есть уже сегодня — еще несколько несовершенно, но человек изобретателен. Он однажды с содроганием будет вспоминать о своих предках, которые приносили источник белка из лавки мясника и могли с наслаждением вгрызаться в свиную ножку и поглощать квашеную капусту. Люди, которых я изображаю, покоряют Вселенную — это одиссея нашего времени. Прошли времена душевных романов у камина, балом правит электрон.

Седрик подумал о «Дарвине», и хотел было сказать бородатому грубость. С падающим тоном уважения он ответил: «Мы уже долго ждем нового Гомера. Когда „Кеплер“ стартует через восемь-двенадцать недель, в нем будут находиться пара умственно отсталых существ, которые еще находятся во власти примитивных чувственных раздражителей. Вам принесет чувство удовлетворения то, что этот жестяной ящик будет даже подчиняться законам небесной механики и то, что на нем можно будет обращаться только непосредственно вокруг Земли. Будьте спокойны: эти недоразвитые существа в „Кеплере“ уже достаточно наказаны, потому что им в течение долгого путешествия придется отказаться от увлекательного чтива о Ваших героях, пахнущих карболом».

Седрик повернулся и ушел по-английски. Анне присоединилась к нему.

— Это было правильно, Седрик, он заслужил и более резкого ответа.

Он ничего не ответил. Он хотел забыть об этой болтовне, но этот Гонорè Р. сбил его с толку, и его мысли то и дело возвращались к этому фантасту. Когда они сидели в машине, он сказал: «Конечно же, он сумасшедший. Видит бог, я не сегодня, завтра полечу к границам нашей Солнечной системы. Но как можно анализировать человека с тысячей его ощущений как кусок мыла?»

— Действительно, наступит ли когда-нибудь такое время? — спросила она.

— Возможно — даже если не так, как он себе думает. Перевести все чувства в математические уравнения — не значит уничтожить их. Напротив: люди, которые придут после нас, будут чувствовать глубже — возможно так, как предчувствовали некоторые великие люди в музыке. Порой я думаю, что эта музыка единственное, что перетечет с нами в далекое будущее — возможно даже, что она кусочек этой эпохи, которую мы еще не можем охватить разумом целиком.

Она сказала: «Когда он так хладнокровно говорил о своих биотоках, я подумала о тех шестерых и о женщине, которая с ними».

— Я тоже, — сказал Седрик. Он посмотрел на нее и засмеялся. — Ты не должна думать, что я забыл все, что было между нами. Просто все так, я … — как можно это объяснить?

Он вдруг запнулся и не знал, что сказать.

— Это нельзя объяснить, Седрик, потому что это прозвучит банально, если захочешь объяснить это. И ты даже не должен мне говорить это.

Он пожал ее руку.

— Хочешь, чтобы я еще осталась — по крайней мере до тех пор, пока все не прояснится и ты снова не пойдешь в эту чертову камеру?

— Да, останься, — сказал он.

Сообщение об открытии обоих астронавтов Дэвида Хантера и Роберта Эрдсли удивило ученых Высшего космического агентства в процессе обработки таинственных радиосигналов. Прибыли трое ученых из США; они захватили с собой копию пленки. «Darling of Stars» еще находился на окружной орбите вокруг Земли; Хантер и Эрдсли должны были совершить посадку через двадцать четыре часа. С этой находкой тезис Шагана получал свое подтверждение. Приведенные данные орбиты были переданы в Зему, крупнейший вычислительный центр. Здесь должны были рассчитать оптимальный момент для старта «Йоханнеса Кеплера», и здесь были также запрограммированы будущая траектория космического корабля и его скорость. Числовые данные, приведенные шестью пострадавшими были ясны недвусмысленны. Все же только четверо подписались и наговорили на пленку. Двоих недоставало. Почему? Двое всего лишь заболели? Было бы очень важно узнать это, потому что «Кеплер» должен был взять с собой точно рассчитанное количество продуктов питания, медикаментов и запасов кислорода. Это неведение привело к заключению, сократить будущую команду «Кеплера» с шести до четырех участников.

В этой ситуации доктор Коупер сделал неожиданное предложение. Он попросил об участии американского астронавта в миссии спасения. Его предложение было единодушно принято. Теперь было необходимо назвать еще трех космонавтов — трех из тысяч… Седрик ни о чем не подозревал, когда он встретился с Вулько. Пришли к выводу, что ему следует прослушать шокирующую пленку только после старта «Кеплера». Это было бы сейчас для него слишком большой нагрузкой. Но и рукописный признак жизни был достаточно шокирующим. Он снова и снова прочел отрывок и не мог несколько минут не мог произнести ни слова. Когда он, наконец, собрался, прозвучал его первый вопрос: «Когда мы стартуем?»

— Я этого не знаю, — ответил Вулько, — возможно через восемь дней, возможно также даже только через несколько дней или месяцев. Через сорок восемь часов мы будем иметь электронные расчеты. Но я должен сказать тебе еще кое-что, Седрик…

Вулько медлил. Он знал, что разочарует его тем, что тот должен сейчас от него узнать. Седрик не мог принять участие в экспедиции. Проводились долгие дебаты на эту тему, многое говорило за его участие, но тут были и проваленный тест и небольшой опыт. Таким образом пришли к компромиссу и предложили Седрика на роль первого дублера.

Седрик воспринял эту новость более спокойно, чем ожидал Вулько.

— И кто те четверо, которые полетят на «Кеплере»? — спокойно осведомился он.

— Имена еще неизвестны, есть еще полдюжины кандидатов, — объяснил Вулько, — но в одном можно быть уверенным: участие американца придает миссии спасения особый вес. До этого проводились совместные конференции и исследования, теперь мы вместе летим в космос. Этот полет мог бы стать демонстрацией. Когда-нибудь мы поймем, что мы не можем вечно противостоять друг другу с атомными бомбами.

Седрик скептически ответил: «Полетит один из их или нет — социальные проблемы таким образом не решатся».

— Конечно, нет, — признался Вилько, — но однажды необходимо начать идти на поводу у разума.

Седрик рассеянно кивнул. Он сейчас совсем не был расположен обсуждать такие проблемы. Он подумал о «Йоханнесе Кеплере», мысленно увидел, как он поднимается в воздух, выше и выше, пока светящаяся точка не потерялась в голубизне неба. Еще сорок восемь часов до того, как будет определены день старта и траектория, два дня — Седрику казалось, что эти дни будут самыми длинными в его жизни.