В 409 г. в Испанию вторглись германские племена вандалов и свевов и иранское племя аланов. Позже на Пиренейском полуострове появились вестготы. С этого времени германцы станут активным компонентом жизни Испании. Чтобы понять их роль в крушении античного общества и становлении общества средневекового, надо кратко рассмотреть социально-политическую структуру германских племен до их вторжения в Испанию.

 

НАЧАЛО ИСТОРИИ

Прародиной германцев была Южная Скандинавия и северная часть современной Германии между устьями Рейна и Одера. Говорить о германцах в этом регионе можно приблизительно с середины I тыс. до н. э. Рост численности населения в условиях развития подсечного земледелия и крупного скотоводства в зоне лиственных лесов довольно рано принудил значительную часть германцев покинуть свою первоначальную родину. В результате миграций германцы сначала разделились на три большие ветви: северных (как правило, это те, кто остался на старом месте), восточных и западных германцев. Последние тоже разделились на три группы: ингвеоны, обитавшие от устья Рейна до Балтики, гермионы, жившие в центре Европы к северу от Дуная, и иствеоны, населявшие правобережье Рейна (Тас. Germ. 2). Эти группы были скорее лингвистическими, чем этническими единицами, и каждая состояла из ряда племен и племенных объединений, которые то объединялись, то распадались. Поэтому Плиний (п. h. IV, 99-101) в свое время говорил не о трех, а о пяти группах германцев. Во время своих миграций германцы столкнулись с другими народами, в том числе кельтами, которых они вытеснили из-за Рейна. В конце II в. до н. э. германские племена тевтонов и кимвров перешли Рейн и, опустошая Галлию, вторглись в римскую провинцию Трансальпийскую Галлию. Лишь с большим трудом римляне отбили это нашествие, уничтожив большую часть вторгнувшихся. В 60-х гг. I в. до н. э. германские племена гарудов, маркоманов, трибоков, вангионов, неметов, седусиев и свевов объединились под руководством свева Ариовиста, которого Цезарь называет «царем германцев», и, перейдя Рейн, заняли часть земли галльского племени секванов и поставили в зависимость от себя эдуев, т. е. наиболее сильные племена восточной части Галлии. Позже Цезарь вмешался в галльско-германские отношения, разбил Ариовиста и заставил его снова уйти за Рейн. Сам Цезарь дважды переходил эту реку, но на завоевание зарейнских земель не решился.

Приемный сын Цезаря, первый римский император Август, замыслил в духе обычных римских представлений о праве Рима господствовать над всем миром завоевать и Германию, тем более что полагал, как и все люди того времени, что где-то очень близко за известной частью Германии находится край света, океан, обтекающий землю, заливом которого считалось Каспийское море, так что подчинение Германии рассматривалось почти как завершение захвата всего земного круга. В 12 г. до н. э. Август послал сильное римское войско во главе со своим пасынком Друзом в первый германский поход. Друз перешел Рейн. Чтобы дать возможность свободно действовать флоту, он приказал построить канал в устье Рейна, и флот действительно принял активное участие в военных операциях. Действуя на суше и на море, Друз успешно воевал против ряда германских племен и дошел до реки Визургис (Везер). В следующем году Друз повторил свой поход, подчинив все территорию между Рейном и Визургисом. В 9 г. до н. э. Друз дошел до Альбиса (Эльбы), но на обратном пути упал с лошади и разбился. Походы Друза продолжил второй пасынок Августа, Тиберий. В течение нескольких лет до 6 г. до н. э. Тиберий подчинил земли до Альбиса и создал здесь провинцию Германия. Однако в 9 г. германцы во главе с херуском Арминием восстали. Они полностью уничтожили римскую армию в Тевтобургском лесу. В результате Германия была потеряна, Август вынужден отказаться от честолюбивых планов покорения всей вселенной, и Рейн стал границей Римской империи.

После смерти Августа по приказу ставшего императором Тиберия сын Друза, Германик, в 14—16 гг. совершил походы за Рейн, дойдя в одном из них до Тевтобургского леса и торжественно захоронив там останки римских воинов. Но эти походы остались карательными экспедициями и не привели к восстановлению римского господства. Лишь много позже, уже в 70—80-х гг. I в., римляне захватили треугольник между верховьями Рейна и Дуная, образовав там так называемые Десятинные, или Декуматские, поля. Вновь завоеванные земли были ограждены особой системой укреплений, валов, бастионов— лимесом. На левом берегу Рейна и на Десятинных полях были образованы две римские провинции — Верхняя Германия и Нижняя. Жившие там германцы переживали отныне свою историю в рамках Римской империи. Германия же к востоку от Рейна, северо-востоку от лимеса и северу от Дуная оставалась независимой, и социальные и этнические процессы проходили в ней самостоятельно, хотя и не без римского влияния.

 

СОЦИАЛЬНОЕ РАЗВИТИЕ ГЕРМАНИИ

Основной рамкой жизни германцев было племя. Племен было много, и они были различны по своему размеру, влиянию, могуществу. Племена делились на паги, а те — на деревни. Городов в Германии не было (Тас. Germ. 16). То, что иногда в источниках называется городом (oppidum), было, вероятно, как и в Британии, укрепленное место в лесу, служившее убежищем в случае необходимости. Уже достаточно рано, по крайней мере в I в. до н. э., некоторые германцы, возможно более видные, селились и отдельно от деревень в своих «дворах» (aedificia). В экономике германцев большую роль играло животноводство, хотя породы скота были здесь более мелкие и менее продуктивные, чем в Средиземноморье (Тас. Germ. 5). Земледелие тоже существовало, но играло второстепенную роль в их хозяйстве. Германские ремесленники создавали и оружие, и предметы мирного быта, и украшения, во многом под влиянием кельтского, а затем римского ремесла. Торговля в Германии сначала была развита дбвольно слабо. По словам Цезаря (В. G. IV, 2), германцы допускали к себе купцов только для продажи военной добычи. Но уже в следующем столетии они активно торговали с римлянами, особенно с приграничными районами Римской империи. Характерно, что относящиеся к торговле термины в германских языках происходят не просто из латинского языка, но именно из гарнизонной латыни. Вещи, изготовленные в Римской империи, стали пользоваться большим спросом у германцев, особенно у тех, кто имел возможность приобретать их. В обмен германцы продавали римлянам захваченных ими рабов, а также столь ценимый в Средиземноморье янтарь, который добывался на берегах Балтийского моря, а затем по речным дорогам достигал Дуная. Римское влияние способствовало убыстрению социального развития германских племен, особенно, конечно, утех, что были расположены ближе к имперской границе.

Германцы обычно делились на свободных, полусвободных, называемых летами, и рабов. Рабами были военнопленные, которые использовались преимущественно в домашнем хозяйстве и в земледелии, не очень-то любимом свободными людьми. Рабы получали участок, который и обрабатывали, отдавая часть урожая хозяину (Тас. Germ. 25). Можно говорить, что рабство носило патриархальный характер, и о противопоставлении рабовладельцев и рабов не было и речи. Это даже подчеркивалось их совместным воспитанием вплоть до определенного возраста. Часть рабов рано или поздно освобождали, и они пополняли число летов. Кроме отпущенников, леты рекрутировались и из разорившихся свободных. Леты, по-видимому, тоже выполняли подсобные хозяйственные функции. Во всяком случае они занимали и в доме патрона, и в племени приниженное положение.

Леты, по-видимому, не входили в родоплеменную организацию. Это было уделом только свободных людей. Лингвисты отмечают, что само слово «свободный» в германских языках тесно связано со словом «друг», и это подразумевало существование сравнительно замкнутой группировки «друзей», под которыми могли пониматься члены данной родовой общины. Среди свободных уже выделилась знать. Из ее среды, вероятно, выходили старейшины (maiores natu), руководившие делами на родовом уровне. Под их руководством, в частности, происходил ежегодный передел земли, основанный на равномерном распределении участков, так что и люди и из знати, и из простого народа принципиально не различались в имущественном отношении. Конкретными пользователями участков были, однако, не отдельные лица, а роды или объединения родственников, т. е., вероятнее всего, большие семьи. Главы таких семей и могли, вероятно, составлять родоплеменную знать. Они отвечали за свои семьи, за их безопасность и за их благополучие. Недаром в германских языках понятие «знатный» происходит от «отец-кормилец». Так было во времена Цезаря, в I в. до н. э.

Это относительное равенство среди свободного населения проявлялось и в военном деле. Сравнительная скудость окружающей среды и в еще большей степени низкая техническая вооруженность и организация хозяйствования толкали германцев на многочисленные войны как с соседними, германскими же, племенами, так и с другими народами. В этих условиях военная доблесть становилась высшей ценностью, а военные подвиги — основанием для претензий тех или иных честолюбцев на власть. Так было с Арминием, который после своей победы в Тевтобургском лесу пытался установить свою тираническую власть над херусками и другими германцами. Но характерно, что против него выступила значительная часть собственного племени и даже его дядя Ингвиомер, и в конце концов Арминий был убит своими свободолюбивыми соплеменниками (Тас. Ann. II, 45; 88).

В военных действиях обычно участвовали все свободные, способные носить оружие. Недалеко от военного строя они располагали женщин, детей, стариков, чтобы яростнее сражаться, сознавая свою ответственность за их свободу и даже жизнь. Собирались и воевали германцы родами и семьями (Тас. Germ. 7). Если военные действия затягивались на несколько лет, каждый паг выставлял половину своих воинов с тем, чтобы вторая половина обеспечивала сражающихся необходимыми припасами, а на следующий год эти половины менялись местами. Уже во времена Цезаря у некоторых вождей появились собственные дружины, но они в случае общеплеменной войны еще не противопоставлялись общему строю, и Ариовист в сражении против Цезаря строил свое разноплеменное войско по племенам. Положение изменилось в I в. н. э. Археология показывает, что в это время знать не только начала селиться в более обширных и лучше обустроенных домах, но и располагать эти дома на некотором отдалении от основного поселения. Это выделение знати сохранялось и после смерти. Знатных людей хоронили вне общего кладбища в могилах под погребальными холмами с применением трупоположения и разнообразным инвентарем, включая оружие и импортные драгоценные изделия, в то время как остальные люди довольствовались кремацией, и пепел хоронился в сравнительно неглубоких ямах. Около домов аристократов начали концентрироваться и ремесленники.

Все свободные вооруженные мужчины участвовали в собраниях, на которых и решались основные дела. Но реально роль собраний была невелика. Воины могли только бряцанием оружия выражать свое согласие или несогласие с предложением властей. Менее же важные дела вообще решались только властями (Тас. Germ. 11). В I в. до н. э. реальной общей власти в племени не было, и основной единицей был паг. В следующем веке такая власть уже появилась. Реальную власть в паге осуществляли избираемые principes (Tac. Germ 13), но чем дальше, тем более выборность становилась формальностью.

Главой племени считался король. Он также избирался, но с учетом знатности рода (Tac. Germ. 7). Стечением времени эта привилегия могла закрепиться за каким-либо конкретным родом, как за родом Амалов у восточных готов. Власть короля, однако, была не очень-то значительна. Видимо, он в большей мере осуществлял сакральные функции, выступая в этом вместе с жрецами. Последние играли у германцев значительную роль и не только в чисто религиозных делах, но и в судопроизводстве. Короли же являлись в большей мере сакрально-декоративными фигурами, претендуя на божественное происхождение. И эту их претензию явно принимали и рядовые германцы. Само слово «король» филологи производят от корня, означающего «рождать». Король — это тот, кто хорошо рожден, благороден. Столь незначительная реальная роль королей особенно ясно выступает у западных германцев. У восточных, в частности у готов, она была более значительной. В Скандинавии же сохранялась настоящая монархия с подлинной довольно сильной королевской властью.

Все больше выступает на первый план роль военного вождя (dux). Считалось, что его тоже избирают на народном собрании (Tac. Germ. 7). Но так как избирали его из-за его доблести (ex virtute), т. е. прежде всего военных подвигов, то ясно, что именно эти подвиги были решающими, а избрание в лучшем случае фиксировало реальное положение. Вокруг такого вождя собиралась его дружина (comitatus) (Tac. Germ. 13). Дружинники становились клиентами вождя. Именно с помощью таких клиентов Арминий пытался установить свою единоличную власть. Вождь предоставлял своим клиентам-дружинникам ежедневное питание, подарки и долю в добыче, а те были обязаны ему верностью. Доходность германского хозяйства была относительно низкой, так что содержать дружину мог только достаточно состоятельный человек, который имел возможность часть своего имущества тратить не только на собственную семью, но и на дружину. Поэтому естественно, что роль дружины, сравнительно небольшая во времена экономического равенства соплеменников, резко возрастает с ростом отмеченной выше имущественной дифференциации. В еще большей степени доходы дружинников складывались из военной добычи, так что за особо удачливым вождем могла идти и большая дружина, что, в свою очередь, увеличивало значение такого вождя внутри племени.

Вождь и его дружина были связаны личными, а не родовыми узами. Вокруг удачливого и прославленного вождя собирались не только его соплеменники. Дружины особо известных предводителей были разноплеменными. Это делало дружину институтом, противопоставленным родовым установлениям.

Такое противопоставление в I в. н. э. проявилось и в военном деле. Хотя и в это время значительной силой было общеплеменное ополчение, дружина, собираясь вокруг вождя, не считалась с семейно-родовыми отрядами. Основная масса германцев сражалась пешими, но вождь и его дружинники воевали на конях. Из общей массы пехотинцев они выбирали наиболее, на их взгляд, молодых, умелых и храбрых воинов, которых ставили в авангард. И этот отбор тоже не считался с семейно-родовой принадлежностью. Таким образом, в германском обществе появляется институт, не связанный с племенно-родовым строем и даже в определенной степени противопоставленный ему. Он основан на принципах личной верности и взаимных обязательств. Взрывая четкость родового строя, он в то же время был совершенно чужд и античному режиму с его политической связью между управляющими и управляемыми.

Германцы не были кочевниками. Их миграции чередовались с периодами довольно длительной стабильности. Такая стабильность характерна для западногерманских племен в I—II вв. Во многом именно с этим связано прекращение германского натиска на рейнскую и дунайскую границу Римской империи. Римляне воспользовались этим. Не имея ни сил, ни желания (германский синдром после Тевтобургского леса оставался у них чрезвычайно живым) вновь завоевывать Германию, они стремились создать вдоль своих границ клиентские государства.

Одно такое государство (может быть, самое первое среди германцев) создали не без римской помощи маркоманы. В свое время они активно участвовали в войнах с Римом, но, потерпев поражение, отступили. Часть их осталась на Рейне, а часть во главе с Марободом ушла на восток и вытеснила или подчинила кельтское племя бойев, чье имя сохранилось в немецком названии Чехии Богемия. Маробод заключил с римлянами союз и отказался участвовать в восстании Арминия, а затем вообще резко выступил против него. Не без римской поддержки Маробод подчинил племя квадов и некоторые другие племена и создал довольно обширное государство, охватывавшее современные Чехию, Моравию и Силезию. Маробод действовал в русле римской политики и покровительствовал римской торговле, которая его и его приближенных весьма обогащала. Откровенно проримская позиция Маробода вызвала недовольство многих германцев, чем воспользовался враг Маробода Катуальда. Он сверг Маробода и заставил того бежать к римлянам. Вскоре римская дипломатия натравила на Катуальду племя гермундуров во главе с Вибеллием, и Катуальда, как и его предшественник, бежал в пределы империи (Тас. Ann. 11,44-46; 61-63). В 19 г. римляне посадили здесь в качестве царя квада Ванния, правление которого продолжалось 30 лет (Тас. Ann. XII, 29-30). Так было создано клиентское Маркоманское государство, надежно прикрывшее среднедунайскую границу империи. И хотя порой маркоманы и квады нарушали свои клиентские обязательства и даже вторгались в пределы империи, в целом это государство сохранялось во многом с помощью Рима.

Положение изменилось во второй половине II в. К этому времени период стабильности завершился, и началась новая полоса передвижений. В ходе этих передвижений многие прежние племена и союзы племен распадались и формировались новые. Так, на Рейне появились аламаны («все люди») и франки («свободные»). Завершение периода стабильности привело и к возобновлению германского натиска на Рейне и Дунае. В 166 г. маркоманы, разорвав старый клиентский договор, вторглись в римскую провинцию Паннонию. Они были отбиты, и вскоре император Марк Аврелий сам начал наступление на маркоманские земли. Война была для римлян успешной, но в ходе ее Марк умер, а его сын Коммод отказался от всех завоеваний отца. Эта маркоманская война стала началом новой полосы римско-германских войн.

Резкое обострение римско-германских отношений пришлось на время кризиса III в. Аламаны и франки, пользуясь слабостью империи и почти постоянной гражданской войной, не раз нападали на имперские границы. В середине III в. аламаны, аза ними и франки прорвались через Рейн, опустошили Галлию и Испанию, добрались до Африки, а затем благополучно вернулись на родину. В конце концов римляне сумели отбить эти нападения, но были вынуждены оставить лимес и уйти за Рейн. Десятинные поля были заняты аламанами. Эти походы западногерманских племен были преимущественно грабительскими и не ставили целью захват римских территорий (кроме Десятинных полей, оставленных самими римлянами).

Ожесточенно сражаясь с германцами, императоры в то же время стали принимать их на свою службу. Так действовали и Аврелиан, и Константин, и другие императоры III—V вв. В результате целые германские контингента во главе со своими вождями служили в римской армии. Постепенно к концу IV в. армия Римской империи, особенно ее западной части, стала фактически варварской, преимущественно германской. Германские предводители вошли в высшие классы империи. Это, однако, не остановило натиск германцев на имперские границы.

Войны с Римом повлияли на социальное развитие германцев. Резко повысилась роль военных вождей. Дружины таких вождей стали играть первенствующую роль в войнах, хотя и не вытеснили окончательно племенное ополчение. Из этих вождей выходили короли нового времени. Происходит как бы реставрация монархии, но на совершенно новых основах. Эти короли могли быть связаны с древними королевскими родами божественного происхождения, как Амалы у восточных готов, или нет. Вокруг таких королей (риксов, конунгов) группировалась военная знать, связанная с королями узами личной верности. Такие люди становились «первенствующими» (primates), из их числа выходили «вожди» (duces) и «судьи» (iudices), которые могли возглавлять народ или часть его в случае отсутствия королей или по их поручению. Из этих людей практически начинает формироваться государственный аппарат нового типа, основанный на личной связи короля и его доверенных лиц.

 

СВЕВЫ И ВАНДАЛЫ

Первыми германцами, вторгшимися в Испанию, были свевы и вандалы.

Свевы принадлежали к западногерманским гермионам (Plin. IV, 100). Как указывает Тацит (Germ. 38), это была группа племен, объединенных общим названием, некоторыми обычаями и культом. Центром этого культа была священная рощица, находившаяся в земле племени семнонов, которые и считали себя главнейшими среди свевов (Тас. Germ. 39). Наряду с семнонами, свевами были также маркоманы, квады, гермундуры, ланогбарды и другие племена (Тас. Germ. 41—43). Если судить по сообщениям Тацита, то не существовало племени, которое в то время, т. е. в I в. н. э., называлось бы именно «свевы».

Между тем в предыдущем столетии Цезарь говорит просто о свевах, и по его словам не видно, какое свевское племя он имеет в виду. Цезарь (В. G. IV, 1) говорит о свевах, что это самый большой и воинственный народ во всей Германии. Их страна состоит из 100 пагов, каждый из которых выставляет по 1000 вооруженных людей, причем такая же тысяча остается дома для снабжения воюющих, а через год они меняются местами. Так что если судить поданным Цезаря, численность взрослых мужчин достигала у свевов 200000, что давало общее количество населения около 1 миллиона человек. Страбон (IV, 3,4) также отмечает, что свевы превосходят силой и численностью все остальные народы Германии. И Страбон, и Цезарь говорят о свевах вообще.

В то же время наряду со свевами Цезарь (G. В. I, 51) называет мар-команов, которые, по Тациту (Germ. 42), относятся к свевам. Возможно, что частью свевов были и трибоки. С другой стороны, часть свевов явно не входила в войско Ариовиста, с которым сражался Цезарь. По Цезарю (В. G. I, 37), на германском берегу Рейна расположились 100 свевских пагов, возглавляемых братьями Насуей и Кимберием, так что римский полководец боялся, как бы они не соединились с армией Ариовиста.

Это, конечно, не означает, что эти свевы не входили в созданный Ариовистом военный союз; они могли быть определенным резервом, оставленным им в Германии. И все же ясно, что свевы, возглавляемые Насуей и Кимберием, не те, которые участвовали в битве между Цезарем и Ариовистом. Так что в любом случае свевы, входившие в войско «царя германцев», как называет Цезарь Ариовиста, это не все свевы.

Предполагают, что свевы Ариовиста — квады. Но это предположение ни на чем не основано, кроме того, что цезаревские свевы в войске Ариовиста названы наряду с маркоманами, а Тацит (Germ. 42—43) и Птолемей (II, 11, 11) называют эти два свевских племени рядом друг с другом. Но эти сведения относятся уже к следующему столетию, когда и маркоманы, и квады переселились на восток. Оба автора просто упоминают квадов, что они живут за маркоманами. Тацит говорит о маркоманах с почтением и упоминает об их славе среди германцев, так как они доблестью захватили землю, в которой живут. Ни о славном прошлом, ни о доблестном настоящем квадов римский историк не упоминает. Поэтому кажется все же более привлекательной гипотеза, что свевами Ариовиста могли быть семноны. Они считали себя древнейшим свевским племенем и главой (caput) этого народа (Тас. Germ. 39). Последнее утверждение могло быть отзвуком их недавнего положения во главе державы Ариовиста.

В качестве осторожной гипотезы можно предположить, что сведения Цезаря относятся ко времени распада свевского единства: к середине I в. до н. э. от свевов отделились маркоманы, названные Цезарем отдельно, и, может быть, трибоки, а остальные еще составляли единое племя свевов. Окончательный же распад приходится на вторую половину I в. до н. э. — первую половину I в. н. э.

Характерно, что Цезарь, говоря о свевах вообще и свевах Насуй и Кимберия (В. G. I, 37; IV, 1), и Тацит, сообщающий о семнонах (Germ. 39), отмечают наличие у каждого из них 100 пагов. Возможно, что каждое свевское племя делилось именно на такое количество пагов, подобно тому, как ионийцы, независимо от области и государства, в котором жили, делились на 4 филы, а дорийцы — на 3. Паги были не столько территориальными, сколько родовыми подразделениями племени. Это ясно видно из сообщения Цезаря о свевских пагах Насуй и Кимберия, расположившихся на берегу Рейна и готовых, по его мнению, перейти реку, чтобы соединиться с армией Ариовиста. Учитывая, что именно паги называются Цезарем как войско Насуй и Кимберия, можно говорить, что они являлись и основными воинскими единицами, т. е. племенное ополчение собиралось именно по пагам, что совпадет с приведенным выше сообщением Цезаря о том, что именно паги выступали в его время и как основные единицы управления.

Война Ариовиста с Цезарем явилась первым, но не последним столкновением свевов и римлян. Именно против свевов направился Цезарь, перейдя вторично Рейн в 53 г. до н. э., но свевы, по-видимому, не получив нужных подкреплений от своих союзников, отступили (Caes. B. G. VI, 10). Позже свевы были подчинены Друзом (Flor. II, 30, 24-25), но освободились от римского господства после сражения в Тевтобургском лесу, в котором они, как кажется, не участвовали. Затем свевы переселились к востоку и другим Друзом, сыном Тиберия, были поселены на Дунае в 19 г. (Cas. Dio LXVII, 5). В целом свевы в течение долгого времени оставались относительно дружественны римлянам, но во второй половине II в. вместе с другими варварами стали нападать на римские провинции. Именно эти дунайские свевы и участвовали вместе с вандалами и аланами в переселении сначала на запад к Рейну, а затем во вторжении в Галлию и, наконец, в Испанию.

Встает вопрос, какие свевы участвовали во всех этих событиях, приведших в конечном счете к созданию их королевства на Пиренейском полуострове? Обычно эту роль приписывают опять же квадам. Однако доводы в пользу этого предположения весьма слабые. Практически единственным основанием для этого является одно место из письма Иеронима (СХХXIII, 15, 2), в котором он перечисляет вторгнувшихся варваров и вместо свевов вместе с аланами и вандалами называет квадов. Но Иероним находился в это время далеко от мест событий, в Палестине, и хотя он в результате своей обширной переписки был в курсе происходящего, отдаленность могла привести к смешению различных племен, что в принципе было не таким уж редким в древности, тем более что квады действительно были частью свевов. Григорий Турский (Hist. Fr. II, 2) называет аламанов, которые тоже принадлежали к свевам (их племенной союз возник на основе семнонов). Правда, Григорий в отличие от Иеронима не был современником событий, но зато он жил в самой Галлии и мог сохранить местные предания.

Впрочем, вероятнее всего, что оба они ошибаются, приписывая роль в столь важных событиях племенам, по тем или иным причинам им более известным. Иероним родился в Стридоне на границе Паннонии и Далмации, а Паннония была ареной вторжений именно квадов. Частые же вторжения аламанов в Галлию привели к тому, что и современные французы называют всех немцев «алеманами», а Германию — «Алема-нией».

Когда Тацит в повествовании о событиях I в. упоминает свевов, то речь идет о различных свевских племенах, в том числе маркоманах и квадах. Это видно из его рассказов о царстве Маробода и его преемников, когда в подробном изложении положения в Германии Маробод назван царем маркоманов (42), а в «Анналах» он постоянно связывается со свевами (II, 26,44).

Но положение меняется, когда мы обращаемся к событиям более позднего времени. Во времена Марка Аврелия образовалась обширная антиримская коалиция германских народов, в которую, в частности, входили маркоманы, варисты, гермундуры, квады, свевы и другие (SHA, Маге. XXII, 1; Cas. Dio LXXI, 3, I). Первые четыре Тацитом причисляются к свевам (правда, вместо варистов он говорит о наристах, но это явно то же племя). И наряду с ними теперь появляются собственно свевы. И они не смешиваются с квадами. Позже Аммиан Марцеллин рассказывает о набегах свевов на Рецию, а квадов — на Валерию, т. е. на восточную часть Паннонии, выделенную Диоклецианом в отдельную провинцию. Так что во II—IVвв. свевы и квады — разные племена. И поэтому нет никакой необходимости в предположении, что квады, переселяясь на запад, изменили свое название, приняв старинный этноним «свевы». Свевы как таковые появились задолго до этого переселения.

Тацит в «Германии» о свевах говорит только как об общем названии различных племен, хотя и связанных общим происхождением, культом и некоторыми обычаями (например, носить особую прическу). Птолемей (II, 11, 11) тоже упоминает свевов только как общее наименование, а когда речь идет о конкретных племенах, то греческий географ уточняет, какие это свевы, — лангобарды, или тевтоноарии, или вируны, или тевтоны, которых он тоже причисляет к свевам и которых Тацит в подробном описании Германии вовсе не упоминает. Следовательно, надо либо приписать это наименование какому-либо свевскому племени, о котором говорят Тацит или Птолемей, и считать, что оно по каким-то причинам приняло старое родовое имя, либо полагать, что речь идет о новом племени, не известном ни Тациту, ни Птолемею. Последнее представляется более вероятным.

Думается, что при переселении свевов на восток, как это порой бывает, произошла перегруппировка различных этнических групп, в результате чего и возникла новая этническая единица, принявшая имя, бывшее ранее общим для ряда племен. Известно, что порой племена, располагающиеся преимущественно по краям того или иного этнического массива, принимают имя всего этого массива. Достаточно вспомнить об ильменских славянах, словаках и словенах. Таковы могли быть и свевы. Если это так (а это нам кажется наиболее вероятным), то образование этих дунайских свевов надо отнести к концу I — первой половине II в. Во второй половине II в. они уже выступают как самостоятельное племя.

Об общественном строе свевов накануне их вторжения в пределы империи практически ничего не известно. В более поздних рассказах о действиях свевов в Испании совершенно не упоминаются паги. По-видимому, как основные единицы гражданского и военного деления они к этому времени исчезли. Постоянно говорится о королях и свевах вообще. Видимо, в V в. основную роль уже играли королевские дружины и военное ополчение, роль которого, однако, все более снижалась.

Западные германцы, к которым относились свевы, естественно, были наиболее знакомы римлянам, так как именно в основном с ними тем приходилось иметь дело. О восточных германцах до поры до времени доходили до римлян только неясные слухи, что и привело к значительной неопределенности и наших знаний об этих племенах. Среди восточногерманских племен сейчас нас более всего интересуют вандалы.

Плиний (IV, 99), говоря о пяти группах германцев, одну из них называет вандилиями, т. е. вандалами. У Плиния, таким образом, вандалы-вандилии выступают как обобщенное название восточных германцев вообще. Недаром частью вандалов римский энциклопедист считал бургодионов (бургундов), варинов, харинов и гутонов (готов). У Тацита (Germ. 43—44) самым значительным восточногерманским народом названы лугии. Как и свевы, тацитовские лугии — не единое племя, а объединение нескольких племен. Поэтому было высказано мнение, что либо лугии — другое название вандалов, либо, вероятнее, вандалы были частью лугского объединения, подобно тому как семноны или маркоманы — частью свевского. Правда, Тацит среди лугских племен вандалов не называет; по его мнению, наиболее значительные civitates лугиев— гарии, гельвеконы, манимы, гелизии и наганарвалы. С другой стороны, Тацит вандалов-вандилиев все же знает: он называет их среди таких германских племен, как свевы, марсы, гамбривии, которые носят древние и подлинные имена (Germ. 2). При этом историк ссылается на древние германские песнопения, так что можно думать, что сами вандалы возводили свое происхождение непосредственно к детям бога-прародителя Манна. Птолемей (IV, 11, 10) тоже упоминает лугиев, а одновременно с ними силингов, которые в позднейших источниках выступают как вандальское племя.

Все это не позволяет сказать практически ничего о ранней истории вандалов. Можно только предположить, что они были частью какого-то племенного объединения восточных германцев, в которое, возможно, входили и племена лугиев, так что для далекого римского наблюдателя это объединение могло выступать под именем и лугиев, и вандалов. Возможно, что вандалы были частью лугского объединения, но не казались информатору Тацита столь значительными, чтобы их упоминать: ведь Тацит ясно говорит, что он называет только наиболее значительные племена лугиев.

В то время, когда писали Плиний и Тацит, вандалы и лугии жили между Вислой и Одером. Предполагают, хотя это и спорно, что туда они переселились из Скандинавии после некоторого времени пребывания на южном берегу Балтийского моря. Свое передвижение от этого берега вандалы совершали, может быть, вместе с готами (Iord. Get. 26). Уже до времени Птолемея или, точнее, его источника вандалы разделились, и на старом месте остались силинги, от имени которых много позже эта область получила название Силезия. Да и позже современные Судеты назывались Вандальскими горами (Cas. Dio LV, 11, 3). Другая их часть переселилась к югу, хотя первоначально эта часть какое-то время еще жила на побережье Балтики.

Эти переселившиеся к югу вандалы позже именуются асдингами (Cas. Dio LXXI, 11-12). В то же время известно, что асдингами именовался королевский род (regiastirps), считавшийся среди вандалов выдающимся и наиболее воинственным, из которого, в частности, вышел король Вазимар, воевавший с готами (Iord. Get. 113). Поэтому можно думать, что переселенцы приняли имя своего королевского рода. В первой половине IV в. вандалы-асдинги жили между маркоманами и готами. Потерпев поражение от последних, часть вандалов перебралась на римскую сторону Дуная, поселившись там, возможно, на правах федератов (Iord. Get. 115). Основная же их часть оставалась жить в районе верхнего и среднего течения Тисы.

Вскоре после 400 г. вандалы-асдинги, теснимые гуннами и страдающие от усиливающегося голода, объединились с аланами и, продвигаясь вдоль Дуная, двинулись на запад. Аланы были не германцами, а иранцами и были, видимо, частью сарматских племен. Они также приняли участие в переселениях, и часть их к концу IV в. поселилась в районе Паннонии в непосредственной близости от вандалов, так что их союз был вполне естествен. Вскоре к их союзу присоединились свевы и вандалы-силинги. В последний день 406 г. эти массы варваров перешли Рейн и обрушились на Галлию, а в 409 г. в обстоятельствах, о которых речь пойдет ниже, вторглись в Испанию.

Аланы населяли Северный Кавказ и район Меотиды (Азовского моря) и Придонья, а в середине IV в. под натиском гуннов их значительная часть передвинулась далее на запад. Они были кочевниками (Атт. XXXI, 2, 17—19) и представляли собой по существу союз различных ираноязычных племен, связанных с сарматским миром (или, может быть, бывших его частью), расселившихся от Дуная до Кавказа, время от времени совершая рейды на Балканский полуостров. Уровень их социального развития в IV в. был еще довольно низок: у них совершенно не было рабства, все они считали себя благородными, а своими предводителями, которых римский автор называет iudices (буквально «судьи»), они избирали отличившихся в битве (Атт. XXXI, 2, 13—25). На Северном Кавказе у алан уже были протогорода, но они служили лишь защитой в случае опасности. Однако когда гунны обрушились на них, эти укрепления алан не спасли. Жизнь в аланских поселениях Северного Кавказа либо вовсе прекратилась, либо резко сократилась, что говорит об уходе значительной массы алан из этого региона. После образования мощной гуннской державы часть алан, видимо, подчинилась гуннам, войдя в состав этой державы. Впрочем, еще в конце III в. некоторые племена алан, отделившись от основной массы, переселилась в район Дуная. Эти аланы, судя по пока еще очень скромным археологическим данным, потеряли связь с кавказскими соплеменниками, которые в их движениях на запад не участвовали. И видимо, именно эти аланы, разделившиеся на две группы во главе с Респендиалом и Гоаром, соединились с вандалами и свевами и двинулись к Рейну.

Не надо себе представлять, что все вандалы, аланы, свевы снялись со своих мест и переместились на запад. Много позже, когда вандалы-асдинги уже владычествовали над Африкой, их король получил весточку от своих соплеменников, оставшихся в районе Тисы и Дуная. Также осталась на своих местах часть силингов, которые, как об этом уже кратко упоминалось, после их ассимиляции славянами передали тем название страны — Силезия. В Восточной и Центральной Европе, особенно в Предкавказье и горах Северного Кавказа, осталась значительная часть алан, потомки которых живут там и до сих пор. Во второй половине Vb. свевы отмечены на Дунае, где они грабили Далмацию и воевали с остготами (Iord. Get. 273—276).

Испанские авторы, повествующие о вторжениях варваров, говорят об аланах, вандалах и свевах (Hydat. 42; Isid. Hist. Sueb. 85; Chron. Maior 373), в то время как писатели, жившие в Италии или других странах, говорят либо об аланах и вандалах, либо только об одних вандалах (Cass. Chron. a. 406, 409; Salv. Gub. Dei VII, 26-27; Prosp. Tir. 1237; lord. Get. 153). Видимо те, кто непосредственно не соприкасался с испанскими событиями или черпал свои сведения не от испанцев и поэтому имел лишь самое общее представление о том, что происходило в этой стране, не очень-то различали состав варваров, вторгнувшихся на Пиренейский полуостров, и воспринимали их как более или менее единое целое. Интересно, что Иордан приписывает императору Гонорию предложение вестготам занять Галлию и Испанию, почти потерянные из-за нашествия вандалов. По-видимому, даже при императорском дворе в Равенне не очень-то знали о реальном положении в далеких провинциях.

То, что называются обычно вандалы или в крайнем случае еще и аланы, но не свевы, говорит о том, что именно вандалы, объединившиеся с аланами еще в Паннонии, возглавляли этот союз. Нам известно имя вандальского короля, начавшего поход на запад: Гондигисел, правивший около 400 г. Он возглавлял вандалов-асдингов. Остальные составные части союза также имели своих королей. Так, вандалов-силингов возглавлял Хрок (Gregor. Tur. Hist. Fr. II, 60). Своих королей имели аланы и свевы. Но, по-видимому, они все признавали авторитет Гондигисела. Когда варварская орда уже подошла ближе к Рейну, на вандалов напали франки. Они уничтожили 20 тысяч вандалов, и в ожесточенном сражении пал сам король Гондигисел. Но уже вышедшие на берег Рейна аланы во главе со своим королем Респендиалом вернулись и, разгромив франков, обеспечили объединенным силам свободный переход через Рейн (Oros. VII, 40, 3; Gregor. Tur. II, 9). Наследником Гондигисела стал его сын Гундерих. Прокопий (Bel. Vand. I, 3, 23), говоря об этом, подчеркивает, что Гундерих был сыном законной жены своего отца. Возможно, это имело для вандалов определенное значение. Каким образом Гундерих встал во главе вандалов-асдингов, неизвестно. Прокопий отмечает только наследование им власти (diedexato de ten archen). Вполне возможно, что к этому времени королевская власть у вандалов была уже наследственной. Под руководством Гундериха 31 декабря 406 г. вандалы, аланы и свевы перешли Рейн и вторглись в пределы империи. Они грабили и опустошали восточную часть Галлии. Константин сумел отрезать их от Рейна и оттеснить в Аквитанию. Оттуда они в 409 г. вторглись в Испанию.

 

ГОТЫ. ВЕСТГОТЫ

Все же основным германским народом, овладевшим Испанией, были готы, точнее — их ветвь — вестготы, или визиготы.

Готы происходили из Скандинавии. Позже они перебрались на южное побережье Балтийского моря и, по-видимому, в районе нижней Вислы жили во времена Тацита и Плиния. Иордан (Get. 25-26), рассказывая о самом раннем переселении готов, говорит, что вышли они с острова Скандзы, т. е. из Скандинавии, которую в древности представляли островом, на трех кораблях. Если принять это сообщение на веру, то речь явно не может идти о целом племени. Поэтому было высказано предположение, что в действительности переправилась на южное побережье Балтики только сравнительно небольшая группа готской аристократии или вообще лишь королевский род Амалов (что нам кажется все же невероятным, о чем будет говориться ниже), которые подчинили местные племена, передав им племенное название готов.

Плиний (IV, 99) называет готов (гутонов) частью вандалов, т. е. восточногерманских племен. Тацит (Germ. 44), говоря о готах (готонах), отмечает, что ими правят короли и что эти короли правят жестче, чем у других народов Германии (regnantur paulo iam adductius), хотя и не вполне самовластно. Готское предание сохранило имена многих королей. Так, переселение из Скандинавии на противоположный берег Балтики возглавлял Бериг. Четвертым его преемником был Гадарих, которого Иордан (Get. 121) называет Великим (magnus). Подвиги этого короля, которые оправдывали бы такое прозвание, неизвестны. Его же сын Филимер возглавил переселение готов еще дальше к югу, в Северное Причерноморье, где готы и появились в III в. Сведения Тацита и Иордана показывают, что готская монархия не была лишь сакральным или чисто почетным институтом, но вполне реальным. В этом отношении интересно сообщение Иордана (Get. 26) о начале переселения готов на юг. Филимер принял решение (consilio sedit), чтобы готы двинулись к Скифии. В другом месте (121) указывается, что Филимер имел власть (principatum tenens). To, что писатель подчеркивает, что Филимер был сыном Гадариха, может говорить о том, что уже до переселения в скифские степи короли у готов наследовали власть, а не избирались «по знатности», как у западных германцев. Из этого же пассажа видно, что готское племя состояло как бы из двух частей — войска (exercitus) и семей (familiae). Так что все готы-мужчины, способные держать оружие, составляли войско. Ни о каких дружинах нет речи. Готский король, таким образом, выступает как глава народа и как командующий его ополчением. Конечно, надо иметь в виду, что Иордан писал в то время, когда готы уже переселились на земли Римской империи и королевская власть резко усилилась. Но сам Иордан пишет, что обо всем «вспоминают» (memorantur), т. е. существуют какие-то предания. Это были явно готские предания, так что сами готы были уверены в таком наследовании власти.

В конце II или в начале III в. готы под руководством Филимера, двигаясь вдоль рек, переселились в Северное Причерноморье и приблизительно в середине III в. оказались у римских границ. Переселение, зачастую сопровождавшееся столкновениями с различными племенами, а затем многочисленные контакты с Римом, как военные, так и мирные, привели к значительным изменениям в готском обществе. Военная добыча, в том числе появление относительно большого количества пленных, обращаемых в рабов, знакомство с более высокими по качеству и внешнему виду римскими изделиями, торговля с римским миром — все это усиливало имущественную и социальную дифференциацию готского общества. Уже в самом начале готского пребывания в Северном Причерноморье в их среде отмечены не только короли (reges), но меньшие люди (mediocres), а также «благороднейшие и благоразумнейшие мужи» (nobilissimi prudentioresque viri), из числа которых выходили жрецы (Iord. Get. 71-72). Последнее, вероятно, может говорить о выделении знати, как светской, так и жреческой. Тацит (Germ. 7) пишет, что германцы выбирают королей из знати (ex nobilitate). У готов, по-видимому, королевская власть уже отделилась от знати.

В связи с этим встает вопрос об Амалах и Балтах, двух королевских родах, которые после распада готов на две ветви — остготов и вестготов — оказались связанными с этими ветвями (Iord. Get. 41). Иордан (Get. 79—81) сообщает генеалогию Амалов. Интересно, что родоначальник носил имя не Амала, как это можно было ожидать, а Гапта, а Амал появляется лишь в четвертом поколении как правнук Гапта. Прежде всего надо отметить, что в этой генеалогии нет места ни Беригу, ни Филимеру. Уже поэтому нельзя считать, что переселение из Скандинавии на южное побережье Балтийского моря было делом рода Амалов. Имя Гапт филологи возводят к более древней форме Гаут. Он — лицо явно неисторическое. Может быть, его можно связать с таинственным народом гаутов англо-саксонского эпоса, явно сохранившего воспоминания о континентальной родине англо-саксов, об их жизни сравнительно недалеко от данов. В эпосе гауты отделены от данов морем, и это может напомнить указание Иордана на остров Скандзу, прародину готов. В готландской легенде три брата, из которых двое возглавили выселение с острова и которые были внуками фактического прародителя готландцев Тьялвара, звали Гуте, Грайп и Гуннфьян, и их тоже можно связать с Гаптом-Гаутом. Сыном Гапта был Хулмул, чье имя сопоставляется с именем Хумли, предка англов и данов, и он тоже без всякого сомнения относится к мифологии. Возможно, что и в англосаксонском эпосе, и в готландской легенде, и в готских рассказах отразились, хотя и в искаженном виде, какие-то сказания, частично предшествующие, частично современные переселению готов на юг Балтики, и отзвуки этих сказаний сохранились в преданиях готского королевского рода Амалов. В таком случае Гапт-Гаут может восприниматься как мифический родоначальник готов, а помещение родоначальника Амалов в положение его правнука отражает стремление Амалов связать свое происхождение непосредственно с первопредками.

Внука Амала звали Острогота (Ostrogotha). Иордан (Get. 82), ссылаясь на Аблавия, говорит, что Острогота правил над восточными готами, и что либо от его имени, либо от места, которое они занимали, эти восточные готы и получили наименование остроготы (остготы, как это принято в отечественной историографии). Само по себе наименование народа или его части по имени предводителя или правящего рода встречается в истории. Уже говорилось о вандалах-асдингах, получивших, вероятно, свое название от имени правящего рода Асдингов. Много позже турки, подобно германцам обрушившиеся на более культурные области Среднего и Ближнего Востока, получили название сельджуков, а часть их еще позже — османов именно по именам их первых властителей. Если это так, то разделение готов на две ветви одного народа (utrmque eiusdem gentes populi), как пишет Иордан (Get. 98), можно отнести приблизительно к правлению Остроготы, т. е., по расчетам Т. Моммзена, в 218—250 гг. Впрочем, если Острогота какое-то время правил только восточными готами, то затем он возглавил весь готский народ (Iord. Get. 98). С Остроготой связаны и первые войны готов с римлянами, и небезуспешные попытки подчинить себе соседние германские племена, хотя это подчинение явно не было прочным и едва ли пережило правление Остроготы.

После смерти Остроготы в рассказе Иордана (Get. 101) появляется Книва, в то время как сыном Остроготы был Хунуил. Книва никак не вписывается в генеалогию Амалов. По словам Иордана, он разделил готское войско на две части и обе их направил на Балканский полуостров. Это позволяет говорить, что под властью Книвы находились только вестготы.

Можно было бы думать, что единая готская держава после смерти Отстроготы распалась и под властью Амалов остались только остготы. Но и у остготов больше не отмечается королей из рода Амалов. Иордан и Кассиодор, из которого Иордан, как считается, черпал многие сведения, в том числе о генеалогии Амалов, ставили своей целью прославить не только готский народ, но и в особенности этот королевский род. Недаром уже в начале своего труда Иордан (Get. 42) называет Амалов преславными (praeclares), и из этого небольшого пассажа создается впечатление, что остготы всегда служили Амалам, как и вестготы — Балтам. Но в изложении событий, последовавших за смертью Остроготы, Амалы появляются только с приходом к власти Эрменариха (Get. 116), названного историком знатнейшим (nobilissimus) из Амалов. В генеалогии же Амалов Эрменарих — праправнук Остроготы (между ними стоят его прадед Хунуил, дед Атал, отец Агиульф и дядя Одвульф). Трудно себе представить, что если бы в промежутке между Остроготой и Эрманарихом кто-либо из Амалов обладал реальной королевской властью, Иордан упустил бы эти сведения. Более того, рассказывая о морских походах остготов, Иордан (Get. 107), называет не принадлежавших к Амалам Респу, Ведука и Тарвара, которых он, впрочем, именует не королями, а вождями готов (duces Gotorum).

В 332 г. королями (reges) готов были Ариарих и Аорих, которые заключили с императором Константином союз, на основании которого 40 тысяч готов стали федератами империи и участвовали в гражданских войнах внутри нее, а также и во внешних войнах. (Iord. Get. 111 — 112). То, что они не были Амалами, ясно, но были ли они Балтами? К сожалению ответить на этот вопрос невозможно, хотя это и предполагают. Мы также не знаем, идет ли речь о всех готах или о части их. Судя по тому, что эти готы участвовали в войнах на Балканском полуострове, а также каким-то образом принимали участие в основании Константинополя, речь, видимо, шла о готах, живших в районе Дуная в непосредственной близости от имперской границы, т. е. о вестготах. Если речь идет о договоре, о котором сообщают и другие авторы, в котором, в частности, готам разрешалось торговать на Дунае, а это наиболее вероятно, то можно почти с уверенностью говорить, что готы Ариариха и Аориха — вестготы. По условиям договора (Anon. Vales. Pars prior, VI, 31) сын короля Ариариха был послан заложником в Константинополь, и предполагают, что это был Аорих. Текст Иордана не дает возможности установить отношения между Ариарихом и Аорихом, но предположение о том, что они были отцом и сыном, не лишено смысла. В то же время сообщение Иордана позволяет думать об одновременном правлении этих королей, ибо, говоря об их преемнике Геберихе, историк отмечает, что тот встал у власти после их кончины (post quorum decessum).

Геберих назван преемником (successor) Ариариха и Аориха. Поэтому едва ли надо полагать, что он возглавлял другую группу готов, нежели те. Также едва ли основательна мысль, что Геберих был остготом (если Ариариха и Аориха считать королями вестготов). По словам Иордана (Get. 112), Геберих отличался доблестью и знатностью (Virtutis et nobilitatis eximius). В связи с этим вспоминается Тацит (Germ 8), писавший, что германцы избирали своих королей по знатности (ex nobilitate), а вождей — по доблести (ex virtute). Геберих, таким образом, объединял в своей фигуре оба требования — знатность и доблесть. Не говорит ли это о том, что перед нами один из первых примеров объединения в одном лице функций старого короля и военного вождя, что дало новое качество монарху?

Геберих принадлежал к роду, уже прославленному (Iord. Get. 113), и блеском своих деяний приравнялся к этой славе. Был ли этот род Балтами? Иордан (Get. 113) приводит генеалогию Гебериха: его отец Хильдерит, дед — Овида, прадед — Нидада. Указание на генеалогию явно свидетельствует о высоком происхождении Гебериха. С другой стороны, Иордан (Get. 146) говорит о Балтах как о роде, втором по знатности (secunda nobilitas) после Амалов, отличающимся отвагой и доблестью (audacia virtutis), почему и получил название Балта, т. е. смелого. И это отличает Балтов от Амалов, которые возводили свое название к мифическому предку, как это было обычно у многих народов. Это может означать, что Балты относились к более позднему слою готской аристократии, не принадлежавшему к прямым потомкам выходцев из Скандинавии, и выделились после разделения вестготов и остготов, так что первым прославленным Балтом был прадед Гебериха Нидада. Его сына Овиду часто считают той же фигурой, что и Книва, возглавивший вестготов после смерти Острогота. Это не невозможно, хотя реальных оснований для такой гипотезы нет. Сейчас важно подчеркнуть, что прямым родственником Ариариха и Аориха Геберих не был. Так что о наследственной монархии у вестготов пока говорить не приходится.

Как обстояли дела у остготов, сказать трудно. Вскоре после смерти Гебериха королем становится Эрманарих (Iord. Get. 116). Из слов Иордана как будто можно вывести, что он был наследником Гебериха. Но это едва ли так. Геберих, вероятнее всего, был вестготом и едва ли правил всеми готами, а Эрманарих — остготом. Указание Иордана надо понимать как чисто хронологическое. Эрманарих принадлежал к Амалам (Iord. Get. 79) и по существу являлся первым Амалом после Остроготы, недвусмысленно засвидетельствованным в качестве короля. Иордан пишет, что Эрманарих наследовал королевство (in regno successit). Это вполне может означать, что его отец Агиульф тоже был королем. Но странно, что Иордан, столь преклоняющийся перед Амалами, об этом молчит. После смерти Эрманариха королевское достоинство действительно удерживалось в роде Амалов (напр., Iord. Get. 246). Но было ли так до прихода к власти этого короля, мы не знаем. Думается все же, что Иордан не преминул бы отметить королевскую власть Амалов, если бы она существовала между Остроготой и Эрманарихом.

Некоторые выводы можно сделать из титулатуры готских королей. Старым названием короля в готском языке было thiudans, т. е. глава народа (от thiuda — народ). Этот титул сохранился в готском языке и в IV в., как свидетельствует перевод Библии, сделанный Ульфилой и его учениками в этом веке. Но относится он к римским императорам и эллинистическим царям Евангелий, к Христу как царю иудейскому, а также к Богу. Титулом же готских королей в это время является reiks — рикс. Это свидетельствует о том, что сами готы в это время понимали разницу между эллинистическо-римскими государями и своими королями. Старое слово thiudans закрепилось за сакральной сферой и, может быть, сферой отношений с императором, в то время как реальная власть в готском мире принадлежит риксу. Это может говорить об изменении самого содержания готской монархии, выросшей, видимо, не из власти старых королей. В этом отношении важно, что, как уже говорилось, первые известные короли готов, в том числе руководившие их переселениями сначала из Скандинавии, а затем с балтийского побережья и долины Вислы на юг, были не Амалами.

Эрманарих, правивший приблизительно с 350 г., создал огромную державу, охватившую чуть ли не всю Восточную Европу (Iord. Get. 116— 120). Разумеется, ее нельзя представлять как какое-то более или менее централизованное государство. Хотя Иордан и пишет, что готский король навязал подчиненным свои законы (sui parere legibus fecit), речь в то время не могла идти о создании какого-то единого законодательства для всех самых разных племен этого огромного пространства. Видимо, власть Эрманариха, как это было при создании подобных держав, хотя и в меньшем масштабе, у германцев, например, у Ариовиста в I в. до н. э., состояла в навязывании уплаты дани и требовании военной помощи в случае необходимости (Caes. В. G. I, 36; 51). И если Ариовист отнимал у побежденных часть земель для поселения там германцев, то у Эрманариха такой необходимости не было, да и подчиненные им племена занимали такие территории, которые готов совершенно не привлекали. Реально власть Эрманариха распространялась, по-видимому, на районы речных долин. Несмотря на скептицизм некоторых ученых, едва ли можно сомневаться в реальности этой державы, подтвержденной археологическими данными, но нельзя и преувеличивать ее мощь, которая в конечном итоге не выдержала гуннского натиска в 70-х гг. IV в. и распалась.

На основании сообщений Иордана можно уверенно говорить, что именно с правления Эрманариха королевская власть у остготов прочно принадлежала роду Амалов. Иордан перечисляет непрерывный ряд королей вплоть до Теодориха и его внука, и все они были Амалами. Правда, относились они не только к ветви Эрманариха, но и к ветви его двоюродного брата Валаварата (хотя сам Валаварат королем не был). Так, после смерти Эрманариха власть перешла к сыну Валаварата Винитарию (Iord. Get. 246). Более того, по словам Аммиана Марцеллина (XXXI, 3, 3), когда после гибели короля Витимира (его нет в списке Иордана, и ученые спорят о его идентичности с королем, упомянутым Иорданом) реальная власть оказалась в руках двух регентов Алатея и Сафрака, которые управляли от имени малолетнего короля. Иордан (Get. 134) также пишет об Алатее и Сафраке, а также о вестготском вожде Фритигерне, о котором пойдет речь ниже, что они были приматами и вождями (primates et duces), которые осуществляли власть вместо (vice) королей. Ясно, что у остготов королевское достоинство закрепилось только за Амалами.

Конечно, говорить о наследственной монархии еще не приходится. Само чередование (далеко не регулярное) представителей двух ветвей этого рода у власти говорит об отсутствии наследственного принципа. Только для гораздо более позднего времени, для 475 г., Иордан (Get. 288) приводит сведения, что король Тиудимер назначил наследником своей власти сына Теодориха (Theodoricum filium regni sui designat heredem). И хотя в достоверности этого сообщения сомневаются, полагая, что историк перенес на 475 г. обстоятельства еще более позднего времени (уже после обоснования остготов в Италии), для сомнений нет достаточных оснований, ибо установление наследственной монархии является вполне логичным продолжением создания монархии родовой, и это укрепление королевской власти вполне могло относиться еще ко времени до переселения в Италию.

Надо, однако, отметить, что явно не все остготы стали подданными Амалов. Известна группа остготов во главе с Теодорихом Страбоном, не относившихся к роду Амалов, которая перешла на римскую службу и достигла под властью восточных императоров значительного благополучия, вызвавшего зависть их независимых соплеменников (Iord. Get. 270). Но ее можно рассматривать как некую маргинальную группу, не оказавшую большого влияния на историю всего этого племени.

Несколько иное положение сложилось у вестготов. Вестготы (по-видимому, правильнее «везиготы») выделились в самостоятельную группу, вероятно, в середине III в. Иордан (Get. 82) связывает разделения готов на две ветви с поселением в Северном Причерноморье и с правлением Острогота. После смерти последнего вестготы действовали уже самостоятельно, возглавляемые Книвой (Get. 101). Для обозначения остготов и вестготов Иордан (Get. 98) употребляет термин gens, а для всей совокупности готов — populus. Исследование применяемой этим историком терминологии, показывает, что он хотя и непоследовательно, использует термин natio для обозначения наиболее мелкой группы, nationes объединяются в gens, agentes — в populus. Таким образом, вестготы предстают как объединение отдельных небольших племен или родовых групп, являясь в то же время частью более высокого этнического сообщества, которое тот же Иордан (Get. 130) называет societas. События показывают, что вестготы могли действовать самостоятельно, в частности воюя с римлянами, или заключая с ними договоры, или поддерживая торговлю с римским миром, но могли участвовать и в общих готских мероприятиях. В источниках часты упоминания тервингов, визов, везиготов, которые, возможно, какое-то время были отдельными этно-политическими группами, но которые в конце концов отождествляются с вестготами, как этот народ традиционно называется в отечественной историографии.

Каковы были отношения между двумя gentes одного готского народа? Иордан (Get. 98) специально подчеркивает, что Остроготе подчинялись обе ветви готов. Видимо, в обычное время такого не было. Недаром после смерти Острогота вестготы уже выступают самостоятельно (Iord. Get. 101). Рассказывая о конце Эрманариха, Иордан (Get. 130) говорит, что вестготы еще до кончины этого государя и даже еще до основного удара гуннов по какому-то своему намерению (quadam inter se intentione) отделились от societate готов и ушли на запад. Из этого видно, что, с одной стороны, до своего ухода вестготы были частью готского «сообщества», возглавляемого Эрманарихом, а с другой — что Эрманарих даже в апогее своего могущества никак не мог помешать вестготам отделиться от его державы. Видимо, подчинение вестготов сводилось к простому признанию ими верховной власти Эрманариха без всяких других последствий.

В 364—365 гг. вестготы нападали на Фракию (Amm. XXVI, 4,4; 6, 11), а в 365—366 гг. оказали помощь узурпатору Прокопию (Amm. XXVI, 10, 3), что и послужило для восточного императора Валента поводом к началу войны против вестготов (Amm. XXVII, 5, 1—2). Трехлетняя война (366—369 гг.) закончилась восстановлением старого договора 332 г. (Amm. XXVII, 5, 9), хотя, как кажется, и на более жестких условиях. Встает вопрос, происходили ли все эти события после отделения вестготов от державы Эрманариха или же до этого. В первом случае отделение надо отнести, по-видимому, ко времени незадолго до 364 г., во втором же случае надо признать, что подчиненные верховной власти Эрманариха вестготы не только сохраняли свою социально-политическую структуру, но и практически свободно проводили свою внешнюю и военную политику.

В войне с Валентом вестготов возглавлял Атанарих, которого Аммиан (XXVI, 5,6) называет могущественнейшим судьей (iudex potentissimus). То, что титул «судья» не оговорка Аммиана, свидетельствует факт, что греческий оратор Фемистий (X, 132) тоже называет Атанариха «судьей» (dikastes). Более того, он сообщает, что сам Атанарих отклонил наименование себя rex (точнее — basileus), когда это слово по отношению к нему пытались употребить римляне. Очень важно, что и Аммиан, и Фемистий были современниками событий. Сократ в своей «Церковной истории» (V, 10) называет Атанариха «предводителем (archegos) готов, а Зосим (IV, 10, 1) упоминает, не называя имени, вождя (hegoumenos), пославшего помощь Прокопию. Судя потому, что главным противником Валента в войне с готами был Атанарих, можно полагать, что этот вождь был именно Атанарихом. В другом месте (IV, 34, 3) тот же Зосим прямо называет Атанариха архонтом. О самой этой власти можно судить по сообщениям древних авторов, особенно Аммиана Марцеллина. Будучи могущественнейшим судьей, Атанарих возглавлял войско (XXVII, 5, 6), а позже именно он заключил мир с Валентом (XXVII, 5, 9). Когда на вестготов напали гунны, то Атанарих попытался организовать оборону против гуннского нашествия, а после поражения ушел в горы (XXXI, 3, 4-8). В то же время Атанарих был организатором антихристианского гонения (Socr. IV, 35; Epith. Panar. Наег. 70). Таким образом, он выступает и как военный предводитель, и как руководитель внешней политики, и как человек, осуществляющий внутреннюю политику. Перед нами лицо, облеченное практически полнотой власти.

Известно, что еще в 347—348 гг. у вестготов происходило антихристианское гонение, возглавляемое «безбожным и клятвопреступным судьей готов» (Auxentius 72, 21). Вновь перед нами «судья», возглавляющий очень важное внутреннее дело. Это не мог быть тот же Атанарих, так как Атанарих, как будет сказано ниже, пришел к власти много позже. Во всяком случае ясно, что вестготов, по крайней мере после 347 г., возглавлял «судья» (kindins), а не король (reiks).

Аммиан Марцеллин (XXXI, 3, 8) пишет, что когда Атанарих после поражения от гуннов ушел в горы, большая часть готских племен отказалась следовать за ним. После долгого совещания они обратились к Валенту с просьбой разрешить перейти на римскую сторону Дуная. Недовольных Атанарихом возглавил Фритигерн, так что вестготы распались на подвластных Фритигерну и Атанариху (Socr. IV, 33). Следовательно, власть вестготского «судьи» была не столь прочной, чтобы он мог навязать свою волю всему народу. Позже Атанарих был изгнан в результате заговора близких (factione proximorum) и бежал в Константинополь к правившему в то время Феодосию (Атт. XXVII, 5,10). Иордан (Get. 145) говорит о войске Атанариха, перешедшего вместе со своим предводителем на службу императору. По-видимому, это была его дружина, оставшаяся ему верной и после его изгнания.

Все это свидетельствует о том, что практически власть Атанариха не отличалась от власти любого другого варварского короля этого времени. И все же королем он не был. Готским словом, которое античные писатели переводили как «судья», могло быть kindins. По поводу готского «судьи» высказываются самые различные гипотезы. Попробуем высказать еще одну. Анонимный «судья» действовал в 347—348 гг., т. е., вероятно, еще тогда, когда вестготами правил король Геберих. Каково было соотношение власти короля и «судьи», неясно. Может быть, за последним было оставлено ведение внутренних дел и особенно тех, что связаны с духовной жизнью племени и судом. Исидор Севильский (Hist. 65) писал, что от начала правления Атанариха до пятого года правления Свинтилы прошло 256 лет, что дает 360 (или 361) г. Близкую дату дает и «Хроника вестготских королей» (1) — 363 или 364 г. Следовательно, Атанарих возглавил свой народ еще в правление Эрманариха и, может быть, представлял собой автономную власть вестготов под верховенством общего короля. После отделения от державы в его руках сосредоточилась высшая власть. Но поскольку он не был правильным образом избран или, как полагают, не имел сакральной легитимации, то он остался «судьей», что практически его власть не ограничивало. На Востоке издавна известен этот титул для обозначения высшего магистрата государства (Карфаген), или его части (Мари), или союза племен (евреи до создания монархии), не являвшегося коронованным монархом. Возможно, что восточноримские писатели использовали этот титул и для обозначения власти Атанариха, найдя в ней нечто подобное. Все это не мешает тому, что должность «судьи» могла принадлежать одному роду.

Интересен эпизод, рассказанный Иорданом (Get. 174—175) о Беремуде, правнуке Эрманариха, который в начале V в. перебрался к вестготам, к тому времени обосновавшимся в Юго-Западной Галлии. Этот Беремуд скрыл свое происхождение из рода Амалов, так как боялся, что его из-за знатности сочтет опасным соперником вестготский король Теодерид (или Теодорих), ибо, как пишет Иордан, кто бы мог колебаться относительно Амала, если бы был волен избирать? Возможно, что не только остготы, но еще долго и вестготы были уверены, что подлинные короли могут выходить только из рода Амалов. И лишь резкое разделение двух ветвей одного народа (как пишет тот же Иордан) заставило позже вестготов облекать своих предводителей и королевским званием.

В то же время надо отметить, что сами вестготские короли в более позднюю эпоху вели свое начало именно от Атанариха. До исчезновения династии Балтов королевское достоинство у вестготов принадлежало преимущественно (хотя и не всегда) этому роду. Это отразилось и в предании, что вестготы служили Балтам с момента их поселения в Причерноморье (Iord. Get. 42). Учитывая стремление вестготских королей возвести начало своей власти именно к Атанариху, можно полагать, что тот принадлежал к этому правящему роду. Орозий (VII, 32, 9; 34, 6) называет Атанариха королем (гех). Он писал на Западе в 10—20 гг. V в., когда вестготы уже обосновались в Юго-Западной Галлии и вторгались в Испанию. Он имел сведения об обстановке при дворе короля Атаульфа из рода Балтов. Видимо, к этому времени представление об Атанарихе как о первом короле вестготов уже утвердилось. В сравнительно поздней (VII в.) «Хронике вестготских королей» Атанарих возглавляет список. Как уже говорилось, власть Атанариха все же не была достаточно сильной. Он явно не был самодержавным государем. Наряду с ним в вестготском обществе существовали аристократы (primates) и вожди (duces), каковым был Фритигерн (Iord. Get. 134). Аммиан Марцеллин (XXXI, 3, 8) пишет, что вестготы, отколовшиеся от Атанариха, после продолжительных совещаний (diu deliberans) решили переселиться в римскую Фракию. Иордан (Get. 134), говоря, правда, о несколько более позднем времени, уже после переселения на римскую территорию, сообщает, что к римским властям обратились primates и вожди. Видимо, и решение о переселении принимали они же. Так что, как кажется, реальная власть у вестготов в 70-х гг. IV в. принадлежала не всей совокупности вооруженного народа (хотя его собрания происходили и много позже), а верхушке общества в лице аристократов и вождей или судей. Вокруг глав вестготского общества группировались «близкие» (proximi), явившиеся зародышем будущей придворной аристократии.

В IV в. готы, в том числе вестготы, жили общинами, которые в готском переводе Библии именовались haims или weihs. Местожительством такой общины была слабо укрепленная деревня, окруженная только частоколом. Хотя на готской территории, в том числе в бывшей римской Дакии, сохранились некоторые города, они явно принадлежали не вестготам. Еще долго вестготы, как и другие германцы, будут бояться городов и предпочитать жить вне их. Готские поселения были довольно большими и состояли из отдельных «сельскохозяйственных единиц», каждая из которых была резиденцией большой патриархальной семьи. Общинники обладали чувством определенной солидарности не только перед лицом врага, но и перед лицом властей, как это видно из «Мученичества св. Саввы». Из него же видно, что имущественного и социального единства в вестготской общине уже не существовало. В ней выделялись богатые и бедные, и первым практически принадлежала местная власть. Их совет решал основные вопросы жизни общины.

На развитие вестготов огромное влияние оказали римляне. Этому способствовали долгие контакты с римским миром, как военные, так и мирные. Римляне способствовали развитию торговли, и вскоре готы стали так активно торговать на Дунае, что вызвали недовольство их римских конкурентов: недаром Фемистий (Or. 10, 132) так радовался ограничению готской торговли только двумя местами, как это было установлено договором 369 г. (вместо неограниченной торговли, предусмотренной договором 332 г.). Римская блокада во время войны 366— 369 гг. поставила вестготов на грань голода и заставила их просить мира (Атт. XXVII, 5, 7). Это не означает отсутствия у вестготов земледелия, животноводства, ремесла (все это у них существовало), но подчеркивает их вовлеченность в экономическую систему позднеримского Средиземноморья.

Ярким проявлением римского влияния является распространение христианства. Разумеется, само распространение отвечало внутреннему развитию вестготского общества, как социальному, так и духовному, но толчок к нему дали контакты с Римской империей, и само христианство долго рассматривалось как проявление «романства». Когда после войны с Валентом Атанарих развернул антихристианские гонения, причиной их была, по Эвнапию (fr. 70), его ненависть ко всему римскому. Следствием и непосредственной причиной гонений явилось, по-видимому, стремление Атанариха и стоявших за ним правивших кругов готского общества восстановить внутреннее единство вестготов после поражения от римлян. Но распространяться христианство стало много раньше. Уже в ходе готских набегов на римские земли у них стали появляться христианские пленники, которые могли начать свою проповедь. В Никейском соборе 325 г. участвовал готский епископ Теофил, но его подопечными были, видимо, те готы, которые служили в римской армии или, в крайнем случае, жили на самой дунайской границе. В 341 г. специально для этого был поставлен епископом Ульфила, который родился в стране готов севернее Дуная и хорошо знал готский язык. Его деятельность была довольно успешна. Для облегчения христианизации готов Ульфила начал переводить Библию на готский язык, для чего он изобрел специальные буквы, взяв в качестве образца греческие. И в конце 40-х гг. в Готии развернулось первое антихристианское гонение, вынудившее Ульфилу вместе со своими последователями бежать на римскую территорию, где возникла община «малых готов», существовавшая еще в VI в. и отличавшаяся верностью императорам. Это преследование не остановило христианизацию вестготов, и к 70-м гг. того же IV в. их было уже довольно много, хотя ни абсолютное, ни относительное число их установить невозможно. Можно лишь заметить, что верхний слой готского общества оставался языческим, видимо, дольше, чем его низшие слои.

В это время христианство становится уже политической проблемой. Отношение к религии стало и отношением к империи. Атанарих развернул антихристианское гонение, а его противники во главе с Фритигерном, даже если они еще были язычниками, согласились стать христианами и одновременно просили разрешения переселиться на земли империи (Iord. Get. 131—132). Ульфила был арианином, арианином был и император Валент. Это способствовало распространению христианства у вестготов, а от них и у остготов, в арианской форме. Становившаяся вестготская христианская церковь была арианской и использовала в богослужении готский язык.

После неудачи защиты от гуннов меньшая часть вестготов во главе с Атанарихом пыталась укрыться в горах, вытеснив оттуда сарматов. Остальные же во главе с Фритигерном и Алавивом с согласия императора осенью 376 г. перешли Дунай (Атт. XXXI, 4, 8—9; Iord. Get. 133). Позже изгнанный своими proximi Атанарих тоже был вынужден со своей дружиной уйти на римскую территорию и прибыть в Константинополь, где очень скоро умер. Еще до прибытия Атанариха к вестготам присоединилась и часть остготов, которая во главе с Алатеем и Сафаком тоже отказалась подчиниться гуннам и переселилась вместе с вестготами на римский берег Дуная. Но уже в начале 377 г. готы восстали против произвола римских властей. К ним присоединились рабы, которые, вероятно, сами были по своему происхождению германцами, а также часть крестьян и горняков из соседних рудников, и все они грабили Фракию. 9 августа 378 г. около Адрианополя вестготы разгромили римскую армию и убили самого императора Валента. Впервые после гражданских войн III в. римский император был убит в бою. Хотя попытки вестготов захватить Адрианополь и даже Константинополь не удались, они чувствовали себя победителями и опустошали почти весь Балканский полуостров. Наконец, 3 октября 382 г. новый восточный император Феодосии, используя и силу оружия, и хитроумную дипломатию, и искусное противопоставление одних готов другим, заключил с вестготами договор, по условиям которого те были поселены во Фракии и на правобережье нижнего Дуная в качестве федератов, причем по форме это было представлено как возобновление старого договора, заключенного с готами еще Константином. В реальности договоры между готами и империей, заключаемые в 375—382 гг., стали новым этапом в развитии договорных отношений между этими силами и стали в значительной степени прообразами последующих подобных соглашений, в том числе и с вестготами. С того времени, как пишет Иордан (Get. 138), вестготы владели этими странами, как собственной землей (tamquam solum genitalem).

Обстоятельства заключения этого договора и его детали очень неясны. Орозий (VII, 34,6) пишет, что договор был заключен с вестготским королем Атанарихом, а после смерти короля все племена готов (universa Gothorum gentes) признали власть императора Феодосия. Орозий писал это на Западе и многих деталей восточных событий не знал. Он называет Атанариха королем (rex), в то время как тот им не был. К тому же к моменту заключения договора Атанариха уже не было в живых. Фритигерн к этому времени тоже сошел со сцены, он более совсем не упоминается. Иордан (142), который тоже называет Атанариха королем, говорит, что он наследовал Фритигерну. Может быть, после смерти Фритигерна все вестготы, вновь объединившись, признали власть Атанариха? Но в любом случае договор был заключен уже после смерти последнего. По словами Иордана (145), только войско Атанариха осталось на службе императора, возобновив войско федератов (militia… foederatorum renovata), и именно с этого времени сами готы стали называться федератами.

Если верить Исидору Севильскому (Hist. Goth. 12) и официозной «Хронике вестготских королей» (2), непосредственным преемником Атанариха был Аларих. Следовательно, партнером Феодосия по договору должен был быть именно он. Однако принято, что Аларих был избран главой вестготов около 390 или 391 г., т. е. приблизительно через девять или десять лет после смерти Атанариха. Одним словом, источники не дают нам возможности установить детали политической истории вестготов между смертью Атанариха в 381 г. и избранием Алариха в 390. Можно лишь говорить, что последующая вестготская традиция устанавливала прямую связь между Атанарихом и Аларихом, что, вероятнее всего, можно объяснить принадлежностью обоих к роду Балтов и стремлением утвердить мысль о связи королевского достоинства с этим родом. Впрочем, стоит еще вопрос и в том, был ли Аларих королем.

Титул короля в связи с Аларихом появляется у римских авторов, писавших уже после обоснования вестготов в Галлии и созданием там своего государства. Те же авторы, которые имели дело с вестготами в восточной части империи, избегают так именовать Алариха. У них он выступает или как филарх, т. е. глава племени (Olymp. fr. 3), или как вождь — hegoumenos, dux (Sozom. VIII, 25; Ruf. Hist. eccl. praef.).

Вероятнее всего, королем (по крайней мере, с самого начала) он все же не был и оставался лишь военным предводителем. Во всяком случае принимать важнейшие решения самостоятельно он не мог. Как рассказывает Иордан (Get. 147), Аларих вскоре после своего прихода к власти держал совет со своими (cum suis deliberans), прежде чем принять важное решение о новом выступлении против римлян. Кто такие эти sui? Учитывая, что и раньше важнейшие решения принимали primates и duces, можно полагать, что и в данном случае речь идет о высшем слое вестготского общества. По-видимому, это все же произошло не в 390 г., когда Аларих стал во главе вестготов, а позже, ибо еще в 394 г. вестготы помогли Феодосию разгромить западного императора Евгения (Iord. Get. 145). Но после смерти Феодосия, когда между правителями западной и восточной частей империи Стилихоном и Руфином началась вражда, приведшая в конечном итоге к полному расколу государства на две части, Аларих и его советники решили, что наступил час решительного выступления. Их целью было приобрести достаточно продовольствия, а главное — подходящую, как им представлялось, землю для окончательного поселения.

Вестготы, к которым присоединились и некоторые другие враги римлян, восстали против константинопольского правительства. Они вновь опустошили Фракию и двинулись на Константинополь. В его окрестностях вестготы сожгли имения, принадлежавшие Руфину. И тогда фактический правитель Восточной Римской империи пошел на переговоры с варварами. Он сам явился в их лагерь и подкупил Алариха, уговорив его при этом двинуться в Грецию (Iord. Rom. 319). И Аларих увел своих воинов на юг, опустошая Грецию, Македонию, Фессалию, разрушая афинскую гавань Пирей (сами Афины Аларих, по-видимому, взять не смог), Коринф, Аргос. Возможно, Аларих хотел поселить свой народ в благодатной Греции. Стилихон, фактически правивший Западной Римской империей, собрал армию, чтобы выступить против Алариха и даже как будто бы разбил войско вестготов. Но тут в дело вмешалась константинопольская дипломатия, которой был невыгоден успех Стилихона. Евтропий, который к тому времени сменил Руфина в качестве наиболее влиятельного восточноримского политика, убедил императора Аркадия приказать Стилихону вернуться. В Константинополе в это время находились жена и ребенок Стилихона, поэтому тот не решился противоречить восточному императору. Он от имени западного императора Гонория заключил с Аларихом договор, по которому тот обязался не переходить границы территории, подвластной Гонорию. А Аркадий в 397 г. пожаловал Алариху титул командующего войсками в Иллирии на восточном побережье Адриатического моря (magister militum in Illiricum) (Claud. Bel. Got. 535—539). Аларих с удовольствием принял этот титул, который давал ему легальное право властвовать над частью римской территории, в также возвышал его и в глазах соплеменников, и вестготы осели в Иллирике. Здесь явно обосновались не только воины, которые отныне получали и жалование, и обмундирование от восточноримского правительства, но и все племя. Поселение в Иллирике и получение вестготским предводителем официального имперского титула стало чрезвычайно важным этапом формирования вестготской монархии.

В 401 г. группа различных варварских племен под командованием Радагайса, к которому присоединилась и часть вестготов, видимо, недовольных Аларихом (Isid. Hist. 15), вторглась в альпийские провинции Норик и Рецию. Стилихону пришлось собрать все силы, чтобы отбить это нападение. Этим воспользовался Аларих, чтобы в том же году вторгнуться непосредственно в Италию. Взяв несколько городов, жители которых часто сами открывали ворота, вестготы двинулись к Милану, где тогда находились западноримский император, двор и правительство. Взять Милан Аларих не смог и начал осаду. Стилихон, сражавшийся в это время с Радагайсом, часть своего войска направил все же против

Алариха и заставил того в феврале 402 г. снять осаду с Милана. А вскоре в жестокой битве вся армия Стилихона одержала победу, и Аларих через некоторое время был вынужден уйти из Италии. Входе этой битвы римляне захватили вестготский лагерь, и среди пленных оказалась семья Алариха. Это явно свидетельствует о том, что во вторжении принимали участие не только воины, но и все племя. В следующем году Аларих попытался повторить вторжение в Италию, но был разбит и снова ушел в Иллирик. В это время под страхом готского нашествия правительство и двор Западной Римской империи переехали из Милана в более защищенную Равенну.

Новое нашествие вестготов на Италию произошло в 408 г. Аларих потребовал от западноримского правительства 4000 фунтов золота. Стилихон, не имея сил для надлежащего отпора, пошел на это. Кроме того, Аларих был официально принят на службу к императору Гонорию, и вестготы, таким образом, стали федератами Западной империи. В качестве таковых они теперь не ушли в Иллирик, а поселились к северу от Италии, в Норике, откуда было легко угрожать самой Италии. И скоро для этого нашелся повод. В том же 408 г. Стилихон был свергнут и казнен. А после этого начались массовые убийства варваров, находившихся на римской службе, которых подозревали в тайном сговоре с нападающими германцами. И многие варварские воины в страхе бежали к Алариху (Zos. V, 35,6). Аларих же, боясь, что после казни Стилихона равеннское правительство не будет выполнять условия недавно заключенного договора, возобновил военные действия.

Вестготы под руководством Алариха двинулись непосредственно на Рим. Хотя этот город реально уже не был столицей, его психологическое значение было велико. Взять город штурмом вестготы не могли, и Аларих начал осаду Рима. Измученные голодом римляне пошли на переговоры. Получив большой выкуп, в том числе 5000 фунтов золота и 30000 фунтов серебра, Аларих увел вестготов несколько к северу, где к нему присоединились некоторые рабы из числе германцев, бежавшие от своих господ. Это увеличило войско Алариха до 40 тысяч воинов. Видимо, общее число вестготов в это время превышало 100 тысяч.

Еще до своего нападения на Рим Аларих призвал себе на помощь своего шурина, Атаульфа, который в то время находился в Паннонии. Это говорит о том, что не все вестготы находились под непосредственной властью Алариха. Кроме того, существовала группа вестготов, которыми командовал Сар, враг и соперник Алариха. В то время как Аларих с переменным успехом воевал с римлянами, Сар верно служил им. Но большинство вестготов все же признавало своим вождем именно Алариха. Аларих, с которым начали переговоры, сначала потребовал несколько провинций, но затем согласился только на Норик. Кроме того, его и армию должны были вновь признать федератами и оплачивать эту службу деньгами и зерном. Говоря о переговорах Алариха с западноримским правительством, Орозий (VII, 38, 2) говорит не только об Аларихе, но и обо всем племени готов (Alaricum cunctamque Gothorum gentem). Это может означать, что по крайней мере официальными партнерами римлян считались весь народ и его предводитель. Видимо, заключать подобные договоры один Аларих не мог, даже если участие народа было всего лишь данью традиции, а не реальным. Забегая вперед, можно сказать, что когда тот же Орозий (VII, 43, 12) говорит о заключении мира с вестготским королем Валией в 418 г., он уже племя готов не упоминает. Если верить Иордану (Get. 152), Аларих просил Гонория позволить готам поселиться в Италии, чтобы они жили вместе с римским народом и жили так, чтобы можно было поверить, что они составляют одно целое (cum Romanorum populo vivere, ut una gens utraque credere possit). Известно, что подобную программу слияния, насколько возможно, готов и римлян выдвинул остготский король Теодорих после захвата Италии. Иордан преклонялся перед этим королем, так что возможно, что он перенес программу Теодориха на Алариха. Но нельзя исключить, что уже вестготский вождь каким-то образом планировал сосуществование с побежденными римлянами.

Переговоры все же, как кажется, ничем не кончились, и в конце 409 г. Аларих снова пошел на Рим. После очередной осады римляне направили к нему послов для переговоров. Аларих предложил им избрать нового императора вместо Гонория и, видимо, сам предложил кандидатуру — префекта города Аттала Приска, который и стал императором. Аттал же тотчас объявил Алариха командующим всеми пехотными силами империи (magiser peditum), что делало Алариха почти полновластным распорядителем государства. Но равеннское правительство не признало этого выбора, и в следующем году Аттал Приск был свергнут. Узнав об этом, Аларих в третий раз оказался под стенами Рима. И 24 августа 410 г. ему были открыты городские ворота (Soz. IX, 6; 9-10; Oros. VII, 39-40). Впервые за последние 800 лет внешние враги победоносно вошли в Рим. Психологическое значение этого события было огромно. И победителями оказались вестготы.

Как уже говорилось, вестготы не любили городов и не знали, что в них делать. Поэтому после трехдневного грабежа они оставили Рим. Сам Аларих решил двинуться на юг и переправиться оттуда на Сицилию, а затем в Африку, чтобы поселиться в более благодатных, как ему казалось, местах. С собой вестготы везли награбленные богатства и вели множество пленных, среди которых были неудачливый император Аттал Приск и сестра Гонория Галла Плацидия. Но планам Алариха было не суждено сбыться. Попытка переправиться на Сицилию кончилась катастрофой, и потрясенный этой неудачей Аларих умер (Iord. Get. 157). Он был торжественно похоронен на дне реки Бузент, причем все пленники, копавшие эту могилу, были уничтожены.

Преемником Алариха стал его шурин Атаульф. Иордан (Get. 158) говорит, что ему передали королевство вестготов (regnum Vesegothorum… tradent). Орозий (VII, 43,2) просто упоминает, что во время вторжения в Галлию во главе вестготов стоял король Атаульф. Известно, что Аларих имел внука Теодориха, который позже стал королем вестготов (Sidon. Сагт. VII, 505). Возможно, что твердый наследственный принцип все-таки у вестготов еще не существовал. По Иордану, власть передали Атаульфу, поскольку он, будучи кровным родственником (consanguineus) Алариха, он был еще и человеком, выдающимся телом и умом (conspicuus forma mentemque), да к тому же похожим на покойного вождя красотой тела и благообразием лица. Характерен и глагол trado — передавать. Атаульф не наследовал власть Алариха, эта власть ему была передана. К сожалению, готский историк не говорит, кто передал власть Атаульфу, и поэтому мы не знаем, какова была роль совета аристократов или всего вооруженного народа в этом акте. Но даже если официально народ и играл какую-либо роль, фактически она была очень небольшой.

Атаульф изменил планы Алариха. Он провернул вестготов на север, вновь взял Рим и основательно пограбил его, а затем двинулся к Альпам. В это время в Южной Галлии создалась довольно сложная обстановка. В этой стране боролись варвары, узурпаторы, войска и командиры, оставшиеся верными Гонорию (Zos. VI, 2—3; Olymp. fr. 12). Атаульф решил воспользоваться всеми этими сложностями и обосноваться в этой богатой стране. Возможно, что и Гонорий надеялся использовать вестготов как своих союзников в борьбе против врагов в Галлии. Вестготы перешли Альпы и вскоре заняли южную часть Галлии. К этому времени, как об этом будет сказано в следующей главе, полководец Гонория Констанций разгромил Константина и восстановил власть Равенны в Галлии. Но вскоре в восточной части этой страны при активной поддержке бургундов, которые вслед за вандалами, свевами и аланами перешли Рейн, и части аланов императором был провозглашен знатный галло-римлянин Иовин. Атаульф сначала решил оказать поддержку Иовину, явно надеясь получить от него столь желанное официальное разрешение поселиться вестготам в Галлии, причем инициатором такого решения Атаульфа стал недавний неудачливый император Аттал, который так и остался среди вестготов. Довольно скоро Атаульф, однако, разочаровался в своем решении. Бургунды и аланы явно видели в вестготах своих соперников. Возможно, под их влиянием Иовин назначил соправителем своего брата Себастиана, и это ясно показало Атаульфу тщетность его надежд на помощь Иовина. Он выступил против узурпатора. Иовин и Себастиан были им убиты (Olymp. fr. 17-19). Это укрепило положение Атаульфа и его воинов в Южной Галлии. Там в доме знатного римлянина Ингения в Нарбонне 1 января 414 г. состоялась свадьба Атаульфа и Галлы Плацидии. Жених был одет в римские одежды, а невеста — в одеяние императрицы. Активную роль в свадебной церемонии играл все тот же Аттал (Oimp. fr. 24). И это было очень важным знаком.

Со слов нарбоннца, очень близкого к Атаульфу (вероятнее всего, того же Ингения), Орозий (VII, 43,4—7) говорит, что Атаульф хотел полностью уничтожить римский народ и его власть (oblitterato Romano nomine), чтобы на всей римской территории существовала только Готская империя (Romanum omne solum Gothorum imperium), дабы то, что было Романией, стало называться Готией (Gothia quod Romanis fuisset), а сам Атаульф стал бы тем, кем прежде был Цезарь Август (fieret nunc Athaul-fus quod quondam Caesar Augustus). Но, продолжает нарбоннец передавать слова Атаульфа, поскольку он на большом опыте убедился, что готы из-за своего необузданного варварства никаким образом не способны подчиняться законам (multa experientia probavisset neque Gothos ullo modo parere legibus posse), а без законов государство — не государство, он, Атаульф, стал искать себе славу не в уничтожении, а в восстановлении и увеличении римского народа (или римского могущества — Romano nomine) силами готов, чтобы у потомков он стал создателем римского возрождения (Romanae restitutionis auctor); и он стал воздерживаться от войны и стремиться к миру. Далее Орозий говорит о влиянии на Атаульфа его жены Галлы Плацидии. Такое продолжение изложения мыслей Атаульфа вполне может говорить о возникновении самих этих мыслей под воздействием его римской супруги.

Перед нами целая программа действий Атаульфа. Он ясно понял, что создать Готию, которая заменила бы Римскую империю, в условиях распада готского народа на две, по крайней мере, группы практически невозможно. И это требует изменения вектора политики готского короля. Вражда к Риму сменяется честолюбивым стремлением восстановить былое величие Рима, но уже под своей властью. И его переодевание в римскую одежду во время свадьбы является видимым знаком этого стремления. Характерно, что Атаульф при этом желает сравниться с Августом, явившись, таким образом, основателем новой империи. Можно, следовательно, говорить, что при Атаульфе произошел переворот в готско-римских отношениях — от конфронтации к сотрудничеству, но при первенстве именно готов, так как Атаульф собирается восстановить былое величие Рима именно готскими силами. Однако при этом новая империя должна все же базироваться на римской правовой основе, ибо у готов, как полагает Атаульф, вовсе нет законов. Это, разумеется, не означает отсутствия у вестготов всякого правового регулирования. Но это было обычное право, отличающееся от римского и соответствующее родоплеменному, а не государственному состоянию общества. Оно не было никак зафиксировано, хотя, судя по переводу Библии Ульфилой, грамотность среди готов уже была распространена. Именно отсутствие писанных законов, как кажется, и было причиной варварства готов, по мысли Атаульфа. Новая империя должна, таким образом, основываться на римских законах, но власть в ней принадлежать готам, ибо их силами эта империя будет восстановлена. По существу, это программа готско-римского политико-юридического синтеза, позже действительно осуществленного, хотя путь к этому синтезу оказался много дольше, чем мог предполагать Атаульф.

Вестготы, поселившиеся в Галлии, встали перед проблемой взаимоотношений с местным населением, которое много превосходило его и по численности, и по образованности, и по социальному развитию. Необходимо было выработать определенные нормы этих взаимоотношений. Сначала Атаульф склонился к уже опробованному варианту: снова объявил императором Аттала (Oros. VII, 42, 7), который, в свою очередь, «назначил» Атаульфа командующим армией (magistermilitum). Этот пост давал Атаульфу юридически безупречное право распоряжаться в Галлии. Трудно сказать, воздействовал ли как-либо этот акт на местное население. Но во всяком случае он осложнял отношения Атаульфа и вестготов с Равенной. А положение было таково, что сотрудничество с ней становилось для Атаульфа все более необходимым, ибо вестготы во все большей степени испытывали затруднения с продовольствием. И главной задачей Атаульфа стала необходимость добиться поставок продовольствия от императорского правительства в Равенне. В конце концов он был готов даже вернуть в Равенну Плацидию в обмен на определенное количество хлеба (это предложение было сделано еще до свадьбы), но мятеж римского наместника Африки Гераклиана не давал Гонорию возможности (если он действительно хотел добиться соглашения с Атаульфом) выполнить это требование. И тогда Атаульф перешел к более решительным действиям. Он попытался захватить Массалию (Марсель), но был отбит. Зато вестготы захватили некоторые другие города Южной Галлии. После этого, видимо, и была сыграна свадьба Атаульфа с Плацидией. И тогда перед готским предводителем прежде всего встал вопрос о его собственной роли. Поскольку вестготы уже дважды захватывали «главу мира» (caput mundi) Рим, то Атаульф мог законно, с его точки зрения, считать себя наследником римских императоров. Правда, в Равенне сидел на троне Гонорий, а в Константинополе — его племянник Феодосии II, но после его свадьбы с Галлой Плацидией они становились его родственниками, так что в мысли варварского вождя вполне мог возникнуть план своеобразного властного триумвирата при решающей роли его самого. В таком случае перед местным галло-римским населением Атаульф представал бы как законный правитель, равный, по меньше мере, правящим императорам. И когда Плацидия родила сына, он назвал его гордым именем Феодосии.

Но как быть с готами? Хотя готы, как уже говорилось, понимали разницу между императором (thiudans) и своим королем (риксом), по мере своих побед они могли все более уменьшать в собственном сознании эту разницу и воспринимать своего короля если и не полностью равным императору по положению, то вполне равным, если не превосходящим, по реальной власти. Правда, королевское достоинство было закреплено за остготским родом Амалов, но, как пишет Иордан, резкое разделение двух ветвей некогда единого народа заставило вестготов и своих вождей облекать королевским достоинством. Такое резкое разделение можно отнести именно ко времени Атаульфа. Остготы, к тому же подчиненные гуннам, остались далеко на востоке, а вестготы поселились почти на самом западе римского мира. Это все, как кажется, и стало основанием принятия Атаульфом титула короля. И решающим шагом в этом направлении явилась его свадьба с Галлой Плацидией; недаром она была одета в одежды императрицы. Произошло ли это в новогодний день 415 г., или несколько раньше, неизвестно. Можно только говорить, что именно с 413—414 гг. ведет свое начало вестготская монархия.

Женитьба Атаульфа на Галле Плацидии показала Гонорию, что вестготский король решил любыми средствами добиться своей цели. С другой стороны, Гонорий решил, что его положение настолько укрепилось, что он может силой справиться с вестготами. И он направил против вестготов армию во главе с тем же Констанцием, который недавно, разгромив Константина, восстановил власть Равенны в Галлии, чтобы вновь вернуть себе Галлию, теперь уже отняв ее южную часть от вестготов. Римляне даже сумели отбить у них некоторые города, включая Нарбонн. А главное, в результате морской блокады, навязанной Констанцием, вестготы были отрезанны от поставок продовольствия. И тогда Атаульф решил покинуть Галлию и перейти в Испанию (Oros. VII, 43, 1). Аттал, ставший теперь ему не нужным, был вновь лишен пурпура. Сначала он вместе с вестготами оказался в Испании, но вскоре, брошенный ими на произвол судьбы, попытался было бежать в Африку, однако его корабль был перехвачен, и он был пленником привезен в Равенну (Oros. VII, 42, 9). А вестготы впервые оказались на испанской земле.