На этот раз к Мексиканцу Джо и Герберту Третьему присоединилась Кобра. По воскресеньям она не любила оставаться дома. Ее мать работала на рыбоконсервной фабрике и так уставала, что после работы ни о чем другом не мечтала, кроме как о чашке горячего чая и о постели. А первую половину субботы она предпочитала проводить в бане и у парикмахерши, затем тщательно переделывала и утюжила выбранное к вечеру выходное платье и отправлялась куда-нибудь в клуб или в парк на танцы. И оттуда уж никогда не приходила домой одна.

С тех пор, как Райта стала спать в комнате покойной бабушки, ночные гости ее не слишком беспокоили. Мать больше не пыталась заговаривать ей зубы сказками про «нового папу» или оставшегося без крова дядю. Дочка уже выросла, и отчего же двум разумным женщинам не поладить без лицемерия и фальши? Больше всего Райту раздражали похмельные завтраки, когда ей, как правило, приходилось бегать за поллитром или четвертинкой — в зависимости от того, сколько было выпито накануне вечером; противны были неубранная постель, свалявшиеся волосы матери и ее развязный смех, сальные взгляды гостя, с каждой выпитой рюмкой все чаще переползавшие с матери на дочь. Поэтому по выходным дням Кобра старалась вставать раньше обычного и исчезать из дому до позднего вечера, когда в доме снова воцарялся порядок и мать варила суп на предстоящие два рабочих дня.

Кобра никогда не рассказывала друзьям, как ей живется дома. Каждый сам мыкает свое горе. Поэтому ребята и старались держаться вместе и суховатой дружбой подростков компенсировать отсутствие тепла и сердечности в семье.

Вот и сегодня они говорили не о своих будничных невзгодах; куда интересней было обсудить результаты поиска преступников.

— Надо было сразу брать ее, а они расселись кофе распивать.

— Милиционер он и есть милиционер! — презрительно махнув рукой, высказался Мексиканец Джо.

— Рудис ведь хотел остаться на кухне и там проверить «Сикуру», — все никак не мог успокоиться Герберт. — По крайней мере хоть что-то было бы выяснено.

— И все-таки Яункалн мне нравится, — твердо заявила Кобра.

— Как он не понимает, что у этой дамочки все козыри на руках. Видали, как разодета! Думаете, иностранные моряки ходят в клуб на танцы или на лекции? Им охота выпить настоящей советской водяры, черной икорки рубануть!

— Ты там когда-нибудь был?

— Мне братан рассказывал. Он там в оркестре на гитаре бренчит... А денег им жалко. Двадцать западногерманских марок едва хватает на пол-литра. Значит, им намного выгодней платить товаром.

— И ты своим умом допер, что они могут привозить пустые корпуса от транзисторов? — Мексиканец Джо аж присвистнул: вот это голова!

— Почему я? Бывшая Микельсониха доперла. Иностранцы тоже ходят в регулярные рейсы. Они запросто могут привозить, что угодно. На худой конец у нее самой муж моряк, поди, докажи, кто что привез. А завинтить пару винтиков любой дурак может, не обязательно быть радиотехником.

Догадливость Герберта Третьего привела Кобру в восторг, но зато Мексиканец Джо начал терять интерес к делу.

— Знаете, чего я скажу? Пускай мелюзга играет себе в эти игрушки. Как в театре: тут тебе и чудачка-тетка, тут тебе и фальшивые близнецы. А нам надо делать деньги!..

 

Чип чувствовал себя гораздо лучше, больше не говорил ни о добровольной ссылке, ни о близкой кончине. Но эта вспышка энергии тоже носила скорей всего болезненный характер.

— Вы, ребята, поймите: эпоха самодеятельности давно прошла. Сегодня необходимо объединяться, кооперировать, — Вы что — газет не читаете? Сколько вы можете заработать в школе на сигаретах и жвачке? За неделю по пятерке на рыло. А попытаетесь торговать в другом месте, быстро накроют. И это потому, что нельзя все загребать только себе. Надо делиться с другими, а они тоже чем-то помогут, дадут дельный совет. Взаимная экономическая помощь или раздел сфер влияния — может, вам в школе говорили, что это означает. Никакой эксплуатации, каждому по заслугам.

— Ты много говоришь, белый человек, скажи же, наконец, что-нибудь! — перебил его Мексиканец Джо.

— Ты прав, вождь краснокожих. — Чип ничуть не обиделся. — Каждое мгновение — это деньги! В особенности сейчас, когда надо использовать киноконъюнктуру. Три часа я дрог на том чертовом колесе, и за это мне отслюнявили жалкую пятерку. Зато за те же три часа я им всучил весь запас жвачки и заколотил на этом еще пару красненьких. А это только начало... Двое актеров интересовались открытками; обещал сегодня подослать с вами.

Вообще-то Мексиканцу Джо было безразлично, чем торговать, однако в присутствии Кобры он постеснялся связываться с бизнесом этого сорта.

— Обещать легко. А я не стану пачкать руки об эти картинки.

— Помилуй, о чем ты говоришь, друг мой? Я честный спекулянт. Никогда не иду на противозаконные махинации — ни с оружием, ни с наркотиками, ни с порнографией. Если хочешь со мной работать, заруби себе это на носу! — Чип перешел почти на патетический тон. — Обыкновенные японские открытки, надежность — сто процентов! Просто девочка подмигивает, улыбается, ну, скидывает кимонишко. Можно продавать хоть на церковной паперти после молебна... По рублю за штуку, и ни копейки дешевле, имейте в виду! А тебе, Кобра, дам полдюжины зонтиков — карликовых и на пружине, один ассистент оператора просил.

Он взволнованно ходил по комнате, прикидывая в уме, какой еще товар можно сразу же сбыть через агентов только что возникшей торговой фирмы.

— Я бы и сам отправился в это Эльдорадо, но доктор строго-настрого приказал не выходить из дому... Да, прихватите еще парочку часов «Атлантик». Дрянь, конечно, но в Риге они в большой цене. Одним словом, мой товар, ваша работа, доходы пополам. Но — по-честному! Еще никому не принесло выгоды меня надувать.

Сложив «товар» в сумку, ребята взяли свертки и собрались идти. Всех троих радовала перспектива легко и быстро разбогатеть. Только у одного Герберта не выходила из головы мысль о злополучном транзисторе. То, что Яункалну удастся арестовать банду мошенников, весьма сомнительно, хотя деньги за приемник им, конечно, отдадут — уж этого-то инспектор добьется. А дальше? Вернуть старухе ее пай и успокоиться на «Дзинтаре», столь наглядно доказавшем свое отличное качество? Опять связаться с Жандармамой и раздобыть настоящую «Сикуру»? А может, сколотить собственный капитал и купить приемник, который будет безраздельно принадлежать ему одному? Можно будет послушать дома, взять на пляж, включать и выключать когда вздумается, слушать хоть футбольный матч, хоть трансляцию оперы! Ради этого стоило запродать душу самому дьяволу, не только Чипу...

Мексиканец Джо не строил никаких конкретных планов. Ему страшно понравилась где-то услышанная фраза: «Жизнь это вечное, непрерывное движение». Куда и ради чего — не так уж важно. Главное — двигаться, действовать! Знать, что в кармане у тебя всегда водятся деньги, что сегодня ты можешь купить водолазные часы, завтра их загнать, чтобы купить джинсы, можешь сидеть в первом ряду балкона в кинотеатре, можешь кататься на такси, чувствовать себя свободным и независимым.

Кобра редко затрудняла себя мыслями о собственной выгоде; ее расположение духа, как правило, зависело от настроения других. Но как раз сейчас ей не нравилось настроение друзей. Где-то, в чем-то обозначилась крохотная трещинка, грозившая раздаться вширь. Кобра не понимала, где зарыта собака, но чувствовала, что обычного единодушия нету. Еще позавчера «бизнесмены» хоть и спорили из-за пустяков, хоть и поддевали друг дружку при всяком удобном случае, но то, что взрослые суть инородные тела в окружающей среде, что, по возможности, следует избегать с ними соприкосновения, было непреложной истиной для всех. Теперь в их среду ворвалось несколько подобных инородных тел, которые завладевали все большим и большим местом в жизни их компании. Во-первых, это была старуха Зандбург с ее внезапной и щедрой доброжелательностью; затем откуда ни возьмись выплыл этот довольно-таки симпатичный милиционер и сразу стал всем распоряжаться; теперь же у них на шее оказался еще и Чип, с которым раньше никто не желал знаться; он рассыпался в двусмысленной лести и сулил за красивые глаза, можно сказать, златые горы... Нет, надо держаться вместе и не допускать раскола на группы вокруг Яункална и Чипа. Она была единственной девочкой в этой бражке, и она должна добиться, чтобы дух дружбы был возрожден! Кобре казалось, что она нащупала самый верный путь к этой цели, — мужчины, они ведь как дети: подари им новую игрушку, и они позабудут обо всем... Только бы удалось подзаработать достаточно деньжат, и она сегодня же купила бы у одного парня с ее улицы подержанный, но еще почти новый мопед, и тогда, наконец, у «бизнесменов» появился бы свой собственный настоящий транспорт...

— Ну, счастливо! — сказал на прощанье Чип. — Жду вас вечером с мешком денег. Да! Заодно прислушайтесь, может, кто из рижан жаждет заполучить «Сикуру».

Герберт Третий повернулся на каблуках и ломающимся от волнения голосом спросил:

— Ты и японскими приемниками торгуешь? Оптом?

— Все начинается с малости, — уклончиво ответил Чип. — В комиссионке, говорят, сейчас нету. Если выложат на бочку приличную сумму, отдам свой ящик. А там видно будет.

* * *

Да, у Герберта Кагайниса были уже две, и как будто вполне надежные, версии, в то время как у Тедиса Яункална не сложилось еще ни одной. Теоретически, как продавщица комиссионного магазина, так и приемщик могли быть замешаны в этой афере, потому что опытный мошенник, пускаясь в столь рискованный путь, наверняка подмазал колеса своей телеги, выровнял себе дорогу взятками. Но доказательства? В университете никто не отрицал важности знания человеческой натуры, психологии, роли воображения и интуиции, однако на первое место неизменно ставили презумпцию невиновности. Всякий, против кого не свидетельствуют неопровержимые факты, — не виновен; даже признание обвиняемого требуется подкрепить вещественными доказательствами. Если дать волю фантазии, с тем же успехом можно было заподозрить и тетушку Зандбург. У нее-то были все возможности вытащить японские детали из приемника и продать их... До какой чуши не додумаешься, когда мучит бессонница!

Следовательно, надо придерживаться фактов. Не исключено, что одним из таких фактов можно посчитать необъяснимое с логической точки зрения совпадение: как у Румбиниека, так и у Микельсоне-Лукстынь паспорта исчезли при довольно-таки загадочных обстоятельствах. Быть может, они были заранее намечены в качестве объектов? Но с тем же успехом... Нить Яункалновых рассуждений оборвалась... Если бы вчера так некстати не вошла свекровь, Ева, наверно, смогла бы связно рассказать, как все произошло. Надо сходить к ней в Интерклуб и продолжить прерванный разговор. Надо проверить и путаницу с датой хоккейного матча. Жаль, что у тетушки Зандбург нет телефона, а то он прямо сейчас позвонил бы в Ригу, во Дворец спорта. Ах да, сегодня воскресенье — в канцелярии никого не будет...

На дворе светило солнце. Свежий ветер за окном встряхивал листву на яблонях, в море, наверно, была изрядная волна — прямо как по заказу режиссера Крейцманиса. В дверь настойчиво скребся Томик, уже научившийся залезать на второй этаж. Ничего не попишешь, придется встать.

* * *

...Директор комиссионного магазина принял Яункална вежливо, но подчеркнуто официально. Впоследствии Тедису бесчисленное множество раз придется убедиться, что милицейское служебное удостоверение, к сожалению, ни в коей мере не является волшебной палочкой, вызывающей людей на откровенность и готовность пойти навстречу. Лишь в конце разговора Тедис понял, что сдержанность — черта характера директора, выражающаяся как в поведении, так и в манере одеваться. Казалось, этот, в общем, молодой еще человек — по-видимому, ему едва перевалило за тридцать — облачен в полиэтиленовую, застегнутую доверху накидку, защищавшую его от страстей других людей и не позволявшую вырваться наружу его собственным эмоциям. Тщательно причесанные волосы были разделены прямым пробором, щеки и подбородок гладко выбриты и слегка припудрены, черные глаза равнодушно взирали на посетителя.

— Мне уже докладывали о неприятности с вами, товарищ инспектор. Не волнуйтесь, мы все уладим. Напишите заявление, оставьте приемник, и завтра мы выплатим деньги.

— Деньги не главное. Мне хотелось бы понять, каким образом могло произойти такое неприятное недоразумение.

Директор пожал плечами.

— В нашем обществе любой может допустить оплошность. Запланируют экономисты завод, построят, а потом видят, что тут он ни к чему. Нет ни сырья, ни рабочей силы, ни транспортной сети. Фабрикам даже процент брака планируют. Но стоит совершить ошибку работнику торговли, сразу же бьют в набат. На него вешают все смертные грехи... Мы, разумеется, сделаем все, чтобы подобные случаи не повторялись. Впредь я буду лично проверять каждую «Сикуру».

— Вам не кажется странным, что эти приемники поступают в магазин исключительно по понедельникам? — спросил Яункалн, вопреки намекам директора, всячески показывавшего, что он занят и разговор окончен.

— Да, заметил, но не считаю нужным придавать этому особое значение. Именно по понедельникам у нас наибольший наплыв. Зачастую я и сам выхожу помочь с приемкой.

— Тогда, значит, вы видели тех, кто приносит «Сикуры»...

— Разумеется.

— И вы можете их описать?

— У меня плохая зрительная память. Румбиниека на улице ни за что не узнал бы. Но мимо Евы Микельсоне ни один мужчина не пройдет равнодушно. Исключительно привлекательная особа. Капельку полновата, но в остальном — как из модного журнала. Блондинка, голубые глаза и все такое прочее.

Подобная оценка внешности могла бы соответствовать Еве Лукстынь, но только стопроцентный дальтоник мог увидеть блондинку в этой жгучей брюнетке.

— Простите, у меня к вам еще вопрос, — Яункалну не хотелось уходить не солоно хлебавши, поэтому он спросил без обиняков. — А за приемщика вы можете поручиться?

— В противном случае он не работал бы моим заместителем!

Продолжать расспросы далее было бессмысленно. Яункалн отставил стул.

— Ваше заявление, — напомнил директор.

— Я не захватил с собой приемник, зайду во вторник, — соврал Яункалн. — Завтра у меня нет ни минуты свободного времени.

Директор вежливо проводил его до двери и бесшумно прикрыл ее за посетителем.

Продавщица улыбнулась Яункалну, как старому знакомому.

— Чем вас порадовал наш Имант Гринцитис? Успел прочесть лекцию о том, что служащие магазина должны приобретать вещи только отечественного производства, что надо быть взаимно вежливыми? Не завидую женщине, которую он когда-либо осчастливит и приведет в свою ледяную крепость...

— Быть может, он только на работе такой сухарь?

Продавщица с недоверием покачала головой.

— Ни разу не видала, чтобы сюда заглянул хоть кто-то из его знакомых. Скажем, попросить, чтобы отложили какую-нибудь вещицу из ходовых, назначить на нее цену повыгодней. Даже по понедельникам, когда он сам принимает вещи на комиссию.

— Вместе с Мендерисом?

— Нет, что вы! Эмиль выклянчил себе дополнительный выходной и по понедельникам подрабатывает тайком от жены. Разъезжает по району и проводит ревизии в обществах потребсоюза. Он у нас дипломированный бухгалтер.

— Но на товарном ярлыке «Сикуры» стоит его подпись. А приемник принят в понедельник, — заметил Яункалн.

— Все может быть... Я уж и так слишком много вам наболтала. — Продавщица слащаво улыбнулась и, колыхая бедрами в замшевой мини-юбочке, отправилась обслуживать какого-то особо нетерпеливого покупателя.

* * *

Место, где происходила киносъемка, Яункалн заметил издали. Тут околачивались все, кого северный ветер прогнал с пляжа. Пришлось дважды предъявлять милицейское удостоверение, чтобы прорваться к веревкам, отгораживавшим съемочную площадку от любопытных и служившим своего рода границей между временами минувшими и днем сегодняшним. На этом подобии боксерского ринга стоял музейный дом зажиточного рыбака, вокруг были понастроены, декорации: фасады других домиков селения.

— Да скорее же, скорей! — возбужденно кричал Крейцманис, показывая соломенной шляпой на проглянувшее из туч солнце.

— Мотор!

Щелкнула деревянная хлопушка.

Катясь на тележке, которую везли четыре ассистента, Лилия Дунце снимала молодую пару, сидевшую в обнимку на садовой скамейке. Будущая учительница была в платьице из бумажного жоржета и в белых полотняных туфлях на высоком каблуке. Зато жених был расфуфырен по всем правилам довоенного шика. Лишь некоторое время спустя Яункалн вспомнил, где он уже видел эти фланелевые брюки и пиджак. Приблизительно такой костюм был на этом хлыще Чипе, в прошлый раз говорившем с Мексиканцем Джо.

Он огляделся по сторонам. Похоже было, тут собралось полгорода. По-воскресному принарядившиеся вентспилсцы с детьми и без оных, стайки молодежи, среди которых мелькали темные формы воспитанников профтехучилищ. Велосипеды, мотоциклы, «Жигули». Всеобщее внимание было приковано к поцелую на скамейке, а также к тетушке Зандбург, следившей за юной парой из окна соседнего дома. Внимание к ним ослабло лишь тогда, когда раздались выкрики: «Мороженое! Пломбир с изюмом! Приготовьте мелочь!» — и продавщица остановила голубую тележку в самой гуще публики.

Кинооператор успела заснять всего лишь несколько метров, поскольку солнце как назло вовсе скрылось за тучами.

— Это не солнце, а какой-то дефицитный промтовар! — сетовал режиссер и дал директору картины несколько монет. — Будьте добры, Янсон, купите мне две порции.

Убедившись, что облачность наползла довольно-таки обширная, другие члены съемочной группы оставили площадку и смешались с толпой горожан. Особенную торопливость проявил исполнитель главной роли, побежавший в лощинку между двумя дюнами, где Яункалн еще раньше видел рыжую шевелюру Кобры. Заметив, что такой же притягательной силой обладает Мексиканец Джо с Гербертом Третьим, он пришел к выводу, что его добровольные помощники могут успешно совмещать свои общественно полезные действия с коммерческими для личной выгоды.

«Надо внимательней следить за ними, — решил для себя Яункалн. — Нельзя забывать, что я имею дело с трудновоспитуемыми».

Однако в данный момент ему не удалось уточнить, чем заняты эти шалопаи, поскольку у тетушки Зандбург были куда более важные заботы.

— Ты видал? — фамильярно спросила она. — Ведь никто не скажет, что я там балансировала, как курица на жердочке! Играла совершенно естественно, верно? Как будто позади меня была уютная меблированная квартира. Вот только мужа в ней нету, потому и такая зависть к чужому счастью... Эту сверхзадачу мне поставил режиссер...

Наконец она успокоилась. Однако, услышав последние новости, тотчас оживилась вновь:

— А знаешь, эта история начинает мне нравиться — чем дальше в лес, тем больше дров! Надеюсь, ты не забыл предупредить директора, чтобы позвонил в милицию, если завтра заявится кто-либо из этих типов?

— Чуть было не сотворил такую глупость.

Тетушка Зандбург, юные «бизнесмены» да и все прочее действовало ему сегодня на нервы, но больше всего — его собственная внутренняя неуверенность. Вроде бы почва под ногами еще прощупывалась, но сумерки сгущались и, того гляди, он потеряет верное направление. Тогда будет поздно спрашивать совета.

Перед тем, как отправиться сюда, Яункалн зашел в отдел милиции. В дежурной части у телефонов и радиоаппаратуры сидел довольно угрюмого вида капитан и читал «Охоту и рыболовство». Рядом молоденький старшина сонно двигал по доске шашки, сам с собой разыгрывая партию. Как видно, городские пьянчужки еще не проснулись. Не отличавшийся связностью рассказ Яункална дежурный выслушал с вежливым любопытством, как, скажем, радиопередачу о потрясающих событиях в некоем невеликом африканском государстве.

— Жаль, что майор Блумберг уехал в Ригу, — посетовал капитан. — Уголовные дела, вроде этого, он обычно берет под свой личный надзор... Ну, ничего, завтра поговорите с Селецкисом; если не ошибаюсь, комиссионный магазин — в его епархии. А сведения из Риги я запрошу сегодня же... — И он предложил Яункалну сигарету...

Тетушке Зандбург ничего не было известно о безрезультатных шагах, предпринятых нынешним утром, и потому она уже изготовилась огрызнуться, но, поглядев в глаза Яункалну, проглотила ехидное замечание о цыплятах-зазнайках и умудренной жизненным опытом курице. Этот паренек, который годился ей во внуки, нуждается в умной поддержке, а не в критике. Интуиция подсказывала тетушке Зандбург, что Тедис сам знает, что делать не следовало бы, но он никак не может придумать, что же в конце концов сделать необходимо.

— По-твоему, директор тоже замешан? — догадалась она о сомнениях Яункална.

— Не думаю. Но там не все чисто. Почему Мендерис не сказал, что по понедельникам он, как правило, не работает, и словесный портрет Румбиниека оттараторил так, будто вызубрил заранее? Почему директор умолчал о том, что эти «Сикуры» принимал самолично? И с чего вдруг продавщица такая разговорчивая, кому и за что она хочет насолить?.. Я вот боюсь, не слишком ли запугал их, не вышел ли из роли потерпевшего покупателя? Когда угрожают серьезные неприятности, даже последний скупердяй готов раскошелиться, лишь бы никто посторонний не совал носа в его лавочку.

Наверно, впервые в жизни тетушка Зандбург кому-то позволила высказаться столь пространно. Ей было от души жаль несообразительного молодого человека, мучительно пытавшегося открыть америку. Для нее дальнейший план действий был давно ясен.

— Ладно, велю своим покараулить у дверей магазина и дать знать, как только появятся деляги.

— А как они их узнают? Может, словесный портрет высосан из пальца? Даже я не мог бы так подробно описать облик человека, которого видел мимоходом... Нет, эту жертву придется принести вам самой. Завтра, поскольку по воскресеньям там нет приема вещей. Директор вас не знает, продавщица видела лишь мельком. Возьмите с собой книжку и посидите с ожидающими за дверью приемочной, понаблюдайте за людьми. «Сикура» ведь не спичечный коробок, за пазухой или в чулке не спрятать. Если начнут приставать с расспросами, скажите, что заняли очередь для родственника.

— Хорошо, что завтра нету съемок, — Зандбург выразила свое согласие в несколько завуалированной форме: было бы ниже ее достоинства позволить распоряжаться собой как подчиненной. — Кинопленку повезут в Ригу проявлять. А то вдруг — брак.

— Товарищи, по местам! — послышался усиленный мегафоном голос помрежа.

* * *

Семейство Морозовых проживало в одном из первых домов, выстроенных в районе порта. Вход был не со стороны улицы, а со двора, где развевалось на ветру развешанное для просушки белье, заменявшее сейчас ребятам сетку для бадминтона. Правда, противники друг друга не видели, но от этого игра была только интересней и шумнее.

Славика и Владика на дворе не было.

Яункалн поднялся на третий этаж и нажал кнопку звонка. «Будто районный врач, целый день стучусь в чужие двери», — подумал он и на всякий случай подергал дверную ручку.

Дверь открылась.

— Есть кто дома?

— Заходи! — отозвался глуховатый голос.

На кухне у газовой плиты хлопотал высокий мужчина в трусиках и в майке.

— Извините, что я так к вам ворвался... Теодор Яункалн... — представился Тедис.

— Новый инспектор милиции? Ребята рассказывали. — Морозов снял с огня сковородку с жареной картошкой. — Прошу к столу!

Приглашение прозвучало столь искренне и радушно, что Яункалн не заставил повторять его дважды.

— Кефир достаньте из холодильника. Мне через полчаса надо быть уже на работе, поэтому ничего более крепкого не предлагаю.

— Это хорошо...

— Откровенно говоря, в воскресный вечер мне более по душе был бы глоточек спиртного.

— ...хорошо, что ребята вам все рассказывают, — досказал Яункалн начатую фразу.

— Стало быть, они рассказали не все. Иначе вы бы сюда не пришли. Давайте, выкладывайте!

Яункалн не жалел, что пришел. На лестнице он еще колебался — оправдан ли логически его визит или он его предпринял со скуки и от незнания, как действовать дальше. Теперь же можно было надеяться, что тут удастся выяснить, каким образом пустые ящики «Сикур» могли приплывать из-за границы. Но сперва надо успокоить отца.

— Вы ошибаетесь, жаловаться я не собираюсь. Они у вас мальцы отличные.

— Приятно слышать, конечно. Ведь я и на берег списался только ради них. Которые в машинном работают, тем намного проще: механиков и слесарей повсюду берут с распростертыми объятиями. А кому нужен штурман? Хорошо еще, что удалось устроиться диспетчером, и для жены подыскал место продавщицы. Она совсем уже не справлялась с мальчишками. Балует, балует, а потом вдруг из-за пустяка устроит в доме гибель Помпеи.

— А вы?

— Стараюсь ошибок не допускать. — Морозов улыбнулся и встал. — Хотя надо признаться, мой сменный график не очень удобен. Трудновато заниматься воспитанием. Ничего, пускай летом ребята порезвятся на воле, а в сентябре натяну вожжи покрепче... Я теперь буду одеваться, по дороге расскажете, что там у вас.

...Вооруженная пистолетом женщина в проходной с любопытством поглядела на Яункална и долго изучала его удостоверение. Затем обратила вопросительный взгляд на Морозова: оно надежней — поверить человеку, а не бумагам. Диспетчер подбодрил ее кивком, и охранница, отодвинув решетчатую створку, открыла им путь в порт.

— Сперва поднимемся ко мне в клетку, — пригласил Морозов и показал на мансарду здания управления: ее сплошь застекленная стена придавала диспетчерской сходство с мастерской художника. — Предупрежу своего напарника и отведу вас к капитану «Булдури»... Не уверен, что он будет в восторге.

Морозов вдруг остановился.

— Честно говоря, мне тоже не очень нравится ваше предприятие. За то, что отваживаете ребят от улицы и вовлекаете в общественную работу — спасибо! Но неужели нельзя было придумать что-нибудь еще? Пусть таможня занимается контрабандистами, это ее задача. С какой стати детям надо шпионить за моряками, привозящими домой подарки, купленные на честно заработанные деньги? Да и в конце-то концов — почему моряку не продать что-нибудь лишнее из вещей? На что тратить валюту, которую нам выплачивает государство? Пропивать в заграничных кабаках? Смешно!.. Человек на многие месяцы оторван от семьи, ему ни в театр сходить, ни за город на прогулку, ишачит день и ночь без выходных — должен же он иметь для себя за это какую-то выгоду. Если б не так, то разве нам спустили бы инструкцию о том, что можно и чего нельзя провозить через границу? Насчет транзисторов там нет ни полслова.

— Я вам всего не сказал, — оправдывался Яункалн. — Пока не имею права. Но мы должны найти след шайки аферистов.

— Ах, вон что?

В возгласе Морозова не было ни тени любопытства или удивления. Он достал из кармана пачку «Элиты», разминая, нервно покрутил сигарету, хотел было зажечь, но вспомнил о запрете и в сердцах выплюнул ее.

— Что, близко взрывчатка?

Вопрос свидетельствовал о незаурядных способностях Яункална к дедукции, а также о незнании английского языка, так как надпись, под которой они стояли, призывала не бросать здесь якорь.

— Поклялся доктору не курить, пока не зарубцуется язва желудка. Сувенир от экваториальных рейсов... А здесь, — он кивнул в сторону штабеля желтых полиэтиленовых мешков, — наш собственный чернозем в смеси с разными удобрениями. Экспортируем в Скандинавские страны для домашних огородиков на скалах. Представляете, во что им обходится килограмм клубники?

Топливная гавань находилась на морском берегу, далеко за рыбокомбинатом. Два огромных танкера ошвартовались по обе стороны длинной эстакады и перекачивали нефть к себе в танки.

— Капитан на берегу, — сказал вахтенный у трапа, — сейчас вызову помполита.

Яункалн впервые в жизни стоял на палубе океанского судна. Даже на речном трамвайчике он ни разу не катался. Но напрасно он прислушивался к себе — сердце билось в обычном ритме, в голове не возникало никаких патетических мыслей. Примерно так же он себя чувствовал, когда после вступительных экзаменов вошел в здание университета, и оказалось, что тут его ожидает не празднество по случаю одержанной победы, а трудовые будни.

В двери надстройки показался средних лет мужчина в форменной блузе офицера торгфлота.

— Желаю удачи! — Морозов повернулся и сбежал по крутому трапу на пирс.

Яункалн проводил диспетчера огорченным взглядом. Он никак не предполагал, что в ходе расследования наткнется не только на конспирацию преступников, но и на ошибочно понимаемую солидарность моряков. Холодно, почти с неприязнью выслушав несколько туманные рассуждения Яункална, первый помощник капитана сухо сообщил:

— Ничего не понимаю! У вас нет ни конкретных подозрений, ни ордера на обыск. А для экскурсии вы выбрали самый неподходящий момент, у меня сейчас гости, поэтому могу вас пригласить только в кают-компанию, если не возражаете.

Это было уютное помещение с несколькими столиками и вращающимися креслами, с пианино, с акварелями на стенах. Лишь круглые иллюминаторы и мебель, привинченная к полу, напоминали, что комната эта в плавучем доме.

— Даже закурить не смею вам предложить. Слышите — работают помпы.

В самом деле непрерывный гул наполнял и даже слегка сотрясал салон.

— К делу или, как говорили древние римляне, ad rem! Вас интересует, возможно ли нелегально провезти из заграницы коробки размером двадцать сантиметров на тридцать? Конечно! Наш боцман однажды побился об заклад с таможенниками, что незаметно приволочет в город живого слона. И проспорил только потому, что ему нигде не удалось раздобыть такого зверя...

— А где можно припрятать такой «corpus delicti»? — Яункалну тоже захотелось блеснуть эрудицией.

Помполит добродушно улыбнулся.

— Способности народа к творчеству безграничны. Есть, например, несколько уже обнаруженных тайников. Видите плафоны на потолке? В пространство между панелью и следующей палубой можно запрятать автомобиль в разобранном виде, если только электрику вздумается возить контрабанду. А вот другой способ. Положите ваши коробки в полиэтиленовый мешочек и опустите на нитке в любую бочку с водой. Не могут же пограничники отвинчивать каждую лампу, подбирать каждую плавающую спичку... Но все это осталось в далеком прошлом, на сегодняшний день нет надобности заниматься обманом. На проходных не заставляют раскрывать чемоданы, вполне достаточно записки капитана или стармеха о том, что член команды несет личные вещи.

— Еще один вопрос. Вы не замечали, что кто-то из вашей команды в последнее время стал жить не по средствам? Скажем, покупать за границей больше, чем остальные?

— Я секретарь первичной парторганизации, товарищ инспектор. Меня интересует, что у человека на уме, в душе, а не в кармане. Хоть я и не отрицаю некоторой связи. Можете не сомневаться: если бы я заметил, что на судне что-то неладно, давно поднял бы тревогу... Но, быть может, вас не устраивают мои объяснения? Поднимитесь на борт к концу дня, тогда будет настоящий капитан, мы тут всего лишь подсменная команда.

— А обычно на этом танкере плавают другие?

— Угадали. Мы подменяли булдурцев, которые сегодня возвращаются после сорокасуточного отпуска. Но я посоветовал бы вам отложить этот разговор до следующего воскресенья, навряд ли сегодня вам удастся что-либо выяснить.

Стало быть, зря он отвлек помполита от его гостей. Настоящая команда «Булдури» уже полтора месяца жила неведомо где. А Яункалн прекрасно помнил, что и в минувший понедельник в комиссионный магазин приносили на продажу «Сикуры». Только неизвестно: настоящие или подделки?..

 

Чип был далеко не таким больным, как прикидывался, но в последнее время ему все чаще бывало лень заниматься мелкими сделками. Однако не поднять деньги, валявшиеся прямо под ногами, было бы с его стороны непростительной глупостью и даже преступной халатностью! Надо только найти подручных, которые были бы готовы гнуть на него спину, и кинуть им за усердие несколько рублей. До недавнего времени он и сам был бы счастлив так легко заработать — товар с доставкой на дом, клиентов хоть пруд пруди, никакого риска.

Чип вспоминал свои первые самостоятельные шаги. Сколько ему было, когда он, после седьмого класса, приехал в Вентспилс, чтобы пристроиться на какое-нибудь судно? Не больше пятнадцати. В море он так и не ушел, в колхоз возвращаться не хотелось, и он поступил в профтехучилище. Другим ученикам из дому присылали посылки с продуктами, а родители Чипа понадеялись на проживавшего в Вентспилсе родственника. Он никогда не отказывал мальчику в тарелке похлебки, но, как бы невзначай, в доме дяди Чипа всегда поджидала какая-нибудь работенка — то надо наколоть и натаскать дров, то тротуар расчистить от снега, то помочь починить крышу. Дядя посылал его даже сдавать пустые бутылки, а потом дотошно пересчитывал мелочь. Стибрить у дяди права на управление мотоциклом Чипа заставила в первую очередь жажда мести. Написать анонимное письмо и потребовать выкуп он додумался уже потом. Эта затея сошла ему с рук чисто случайно — милиция действовала еще более неумело, чем юный начинающий аферист. Свой следующий «бизнес» Чип проворачивал куда осмотрительней. Стащив в мастерской, где работал, два бидона свинцовых белил, сам же заявил в милицию о пропаже. Потом разлил краску по небольшим банкам и торговал ею из-под полы на рынке в пору весенней малярной лихорадки. Кто-то ему предложил за краску вместо денег американские сигареты. Чип тогда еще курил, но ради наживы отказал себе в удовольствии и выгодно перепродал их мастеру школьной мастерской, а тот еще рассыпался в благодарностях за доставленное наслаждение. С тех пор Чип в своих спекулянтских махинациях неуклонно следовал золотому правилу торговли: покупатель должен быть доволен! Чип никогда не считался с затратами и хлопотами, по этой причине вот уже целый час, если не дольше, он изнывал на солнцепеке в ожидании такси.

Чип редко пользовался такси. Не из экономии, нет: в последнее время он прямо-таки не знал, куда девать деньги, покупал всякие никчемные вещи вроде электрических зубных щеток, кофеварок различных систем, бензиновых и газовых зажигалок, купил даже шашлычницу, работающую на инфракрасных лучах. Его предубеждение против такси носило чисто моральный характер: угнетало ощущение несвободы, полной зависимости от незнакомого шофера. Сейчас Чип тоже предпочел бы идти пешком, но на этот раз такси было целью, а не средством достижения цели.

Никто не в состоянии понять, что определяет движение таксомоторов по городу, почему машины с зеленым огоньком мчатся мимо человека с просительно поднятой рукой, в то время, как занятая машина подъезжает и гостеприимно распахивает дверцу, предлагая занять свободное место, если направление поездки хоть отдаленно совпадает с маршрутом, по которому едет пассажир.

Как видно, вентспилсские таксисты не слишком высоко оценивали платежеспособность Чипа, потому что лишь третья машина остановилась, и шофер, высунув в окно голову, спросил:

— Куда, шеф?

Чип пробормотал что-то невразумительное и сел рядом с водителем.

— Ага, порт, — понимающе кивнул шофер и включил скорость.

«Скоро иностранцев от советских людей будут отличать только по выражению лица», — подумал шофер. Во мнении, что его пассажир — иностранец, таксиста укрепила дружелюбно протянутая коричневая пластиковая пачка американских сигарет «Филипп Моррис».

— Вы не знаете, как сейчас идет западногерманская марка? — заговорил вдруг пассажир на чистом латышском языке.

Чип успел заметить у шофера на руке швейцарские часы. Такие могут быть только у человека с деньгами, это не японский ширпотреб. Разумеется, деньги можно заработать и честным путем, но этот таксист, похоже, был не из тех, кто экономит резину, щадит мотор и получает премиальные за работу в счет следующей пятилетки. Поэтому говорить можно было без обиняков.

— Газету еще не поглядел. Смена только началась.

— А вчера?

— Смотря как — покупаешь или продаешь.

— На этот раз покупаю. Мильён мне не нужен. Всего две сотни.

— Твоя коробка во сколько отдает концы?

— Через четыре часа. Но охота еще с братвой попрощаться.

— Посиди в сквере. Поговорю с коллегами, может, сообща и наскребем.

— Задаток дать?

Шофер отрицательно покачал головой и уехал.

«А если он придет с двумя милиционерами, — прикинул в уме Чип и, на всякий случай, зашел в парадное ближайшего дома. — Профессиональный риск, ничего не поделать».

Шофер приехал один и привез валюту. В приливе благодарности Чип не торговался, подарил початую пачку сигарет и записал номер телефона таксиста. За два рубля он вкусно пообедал и на автовокзал прибыл заблаговременно, чтобы успеть подремать на солнышке, покуда придет рижский автобус. Из автобуса выходили преимущественно мужчины с объемистыми, но непонятно легкими чемоданами, которые тотчас грузили в такси, неожиданно нахлынувшие на площадь. В этой кутерьме Чип приглядел самого ладного моряка, подкрался и запустил руку в незастегнутый карман его кителя. С виду моряк был изрядно навеселе и даже вроде бы ничего не заметил. Лишь спустя некоторое время, он переложил доставленную Чипом валюту в бумажник.

...Когда Мексиканец Джо и Герберт Третий пришли к Чипу домой, он опять валялся в своем турецком халате и прикидывался хворым.

— Чем порадуете своего больного благодетеля?

Вопрос прозвучал не иронически, а вполне торжественно — очевидно, Чипу очень понравилась сочиненная им фраза.

— Мы и Кобрину долю принесли, сама она вдруг по дому заскучала, — рассказывал Мексиканец Джо, вытаскивая из карманов скомканные банкноты и мелочь.

— Не торопись, приятель! Ты не на барахолке, здесь солидная фирма, где без расчета не положено. Давай по порядку!

— Курево и жвачку сбыли подчистую, картинки взяли только двое актеров. Остальные сказали: «Дорого!» Часы тоже принесли назад, но вот зонтиков можно было толкнуть вдвое больше.

Чип рассортировал деньги по пачкам, монеты сложил столбиками и отсчитал посредникам их долю.

— Ну, а как на следующей неделе? Будем продолжать сотрудничать?

Герберт Третий рассудил, что теперь самое время ставить капкан:

— Если можешь достать радиоприемники. Один бледнолицый затребовал четыре «Сикуры», ему в Риге знакомые заказали.

Чип задумался.

— У меня не оптовая контора. Можно, конечно, поговорить кое с кем, но сколько они тут будут снимать? Неделю... Игра не стоит свеч.

* * *

Неужели он всего лишь третий день в Вентспилсе? Кажется, вдоль и поперек уже исходил весь город и перезнакомился чуть ли не со всеми вентспилсцами. И какая уйма проблем, над которыми никогда раньше не приходилось ломать голову!.. Главным же из нерешенных оставался вопрос — правильно ли он поступил, позволив себе идти на поводу у старухи Зандбург? Тедис чувствовал себя канатоходцем, который после четырех лет теоретического обучения впервые оказался на арене и позабыл пристегнуть лонжу... А какие еще идеи вынашивает неутомимая вдова лоцмана? Чтобы в предстоящей схватке умов сражаться на равных, необходимо было освободиться от своих сомнений и в конце концов решить: обращаться за подмогой к более опытным товарищам или в одиночку продолжать эту битву с ветряными мельницами. Что он мог противопоставить самоуверенности тетушки Зандбург?

Доказательств, которые можно было выложить на судейский стол, увы, было совсем мало. Он даже не мог доказать, что в продажу поступила хотя бы еще одна ненастоящая «Сикура», хотя готов был дать голову на отсечение, что это случай не единичный. Иначе вся афера была лишена смысла. Впрочем... а что, собственно говоря, вообще говорило за то, что перед ним крупное мошенничество? Неуклюжее вранье приемщика вещей? Виляние директора комиссионки? Двусмысленные намеки продавщицы? Подозрения, одни подозрения... Наверно, и забывчивость Румбиниека, и скрытность Евы Лукстынь, и тот факт, что «Сикуры» сдают на комиссию почти исключительно по понедельникам, можно объяснить объективными причинами, если как следует поискать их. После тщательного просеивания на дне решета осталась лишь махинация преступников с паспортами. Но нельзя же утверждать, что честный человек с честными намерениями, сдавая вещи на комиссию, предъявит краденый или найденный паспорт! Одного этого обстоятельства было вполне достаточно для возбуждения уголовного дела. Только имел ли он право предпринимать все это на свой страх и риск? Как ни кинь — все клин...

Вопреки ею же самой заведенному распорядку, тетушка Зандбург накрыла стол к ужину, даже поставила рядом с тарелками два наперсточка.

— Надо бы принять глоток моей настоечки, — извиняющимся тоном предложила она. — Так сегодня убегалась, что без нее кусок в горло не полезет. Прозит!.. Я ведь еще и к Матису сбегала.

Еще раз тетушка Зандбург, не мудрствуя лукаво, предприняла верный шаг, теперь завтрашняя явка к начальнику пройдет глаже.

— И что же он? Наверно, ругал меня за самодеятельность? — спросил Яункалн, пытаясь выловить из банки коричневый боровичок.

— Нравятся? В следующее воскресенье поедем вместе, я знаю местечко... — похвасталась тетушка Зандбург. — Давай примем на вторую ногу — и слава богу... А этот лодырь Блумберг улизнул в Ригу, повез полугодовой отчет, будто знал, что тут предстоит серьезная работа...

Алкоголь легонько стукнул в голову, однако у тетушки Зандбург хватило твердости характера встать и запереть графинчик в буфет.

— Вот хотя бы ты, Теодор. Три дня назад мы едва были знакомы. То, что мы раза два виделись в Юрмале, не в счет. Теперь ты мне как сын родной. Не скули, Томик, ты тоже умница... Чего я хотела сказать? Да, я чувствовала себя больной и одинокой, никому не нужной. А теперь гляди — ноги гудят, а присесть некогда. И на завтра ты опять придумал мне хлопоты, бежать надо в комиссионный. Я надраила свой старый медный таз, рижане, говорят, с ума по таким сходят. Из Мендериса я уж нашла бы способ выжать денежку. И где его, обормота, только носит?

— Да, неплохо бы узнать, чем он занимается по понедельникам, когда в магазине больше всего работы. Но мне же никто не позволит пристегнуть ему тайный хвост. Мало обоснованных подозрений.

— Тогда мобилизуем красных разведчиков! Мексиканца и Третьего нельзя, этих он уже видел. Знаешь, напущу-ка я на него Кобру, у этой девочки хватка есть, а адъютантами к ней приставим Рудиса с Янкой.

— Согласен! Но потом надо будет подумать, кто сможет обработать собранные нами данные.

— Тут и думать нечего! Конечно же, Кашис!

Видя, что квартирант до сих пор ничего еще не понимает, тетушка Зандбург решилась открыть карты:

— Ты думаешь, я не чувствую, что мы, того гляди, заедем в канаву? Я была на почте и отстукала любимому зятю телеграмму о том, что его теща захворала, лежит почти на смертном одре, и он должен срочно приехать, если хочет застать ее в живых. Мы его впряжем в работу, не то он там, в своей рижской конторе, вовсе заржавеет. Я только не хочу, чтобы он прилетел завтра днем, покуда меня не будет дома. С Кашисом шутки плохи, с него станется даже арестовать меня и посадить в каталажку...