На Ганибу-дамбис было полно народу. Нескончаемым потоком шли люди, возвращавшиеся домой с работы. Только в этот час оживлялись тесные переулочки, образованные ветхими деревянными лачугами. Большинство рабочих не сразу расходилось по домам. Они собирались кучками и обсуждали события дня. Их жены, экономя дорогостоящий керосин, выбирались со своим шитьем на крылечки и сидели на улице до темноты. Некоторые, присев на ступеньках, чистили картошку.

Ничего этого Атаман не замечал. Вокруг была пустота. Отколовшийся от товарищей, один — что может быть тяжелее? Он перебирал в памяти все, что сегодня произошло. Нет, себя упрекнуть он ни в чем не мог. Мучило одно — от него отошел Робис. Почему-то в памяти ожили картины детства, день, когда он впервые по-настоящему узнал своего отца. До сих пор Атаман считал этот день самым тяжким в своей жизни, но то, что произошло сегодня, было вдвое тяжелее. Потерять друга!.. Друга? Настоящий друг не поступил бы, как Робис. У настоящего друга была бы только одна забота — как освободить Дину. А разве Робис думал об этом?

Долго бродил Атаман по улицам. Ему казалось, что именно теперь он прозрел. Теперь он наконец понял то, о чем раньше только смутно догадывался. Робис любит Дину и не хочет, чтобы она принадлежала другому. Он нарочно дал ей самое опасное задание при экспроприации банка. А теперь, когда Робис добился своего, он, конечно, и пальцем не пошевельнет, чтобы ее освободить.

Хорошо же!.. Не на одном Робисе свет клином сошелся. Атаман обойдется и без него, и без Федеративного комитета. Черт с ними! У него настоящие товарищи — Брачка, Лихач, десятки других, которые не оставят друзей в беде.

У фабрики Кузнецовых патрулировал городовой, через щель в воротах виднелась толпа рабочих, окруживших какого-то господина, судя по одежде — директора. Атаман завернул в узкий переулок. Тут в заборе где-то должна быть дыра, но у Атамана не хватило терпения ее разыскивать. Разбежавшись, он перемахнул через дощатую изгородь и очутился на фабричном дворе. До цеха, где работал Брачка, пришлось пробираться по кучам мусора и хлама.

Атаман встретил Брачку, когда тот, окруженный товарищами, направлялся к воротам. Увидев друга, Брачка бегом бросился к нему.

— Ну, брат, знаешь, и нюх же у тебя! Откуда ты узнал, что мы только что объявили забастовку? Выкладывай, что у тебя, и шпарим!

Атаман наклонился к уху Брачки:

— Надо освободить из тюрьмы Дину и остальных. Согласен?

— Нашел кого спрашивать! Давно пора!

Готовность Брачки растрогала Атамана, и он, охваченный бурной радостью, схватил руку Брачки и потряс ее:

— Брачка, братишка, ты настоящий мужчина!

Брачка вообще любил похвалы, а услышать такое от Атамана и подавно было лестно.

— Можешь на меня положиться, — сказал он. — Ну, а как с планом боевых действий? Робис уже разработал?

— Робис — баба, пошел он к черту! — выругался Атаман.

Брачка даже приостановился:

— Ну, знаешь… Тут что-то не так…

— В этом-то и вся беда! — заговорил Атаман. — Я один сегодня схватился со всем Федеративным комитетом, а Робис еще на меня же и набросился.

— Выходит, значит, — все против. Только мы с тобой — за, — сказал Брачка уже без всякого пыла.

— Ну и что из того? — вспылил Атаман. — Обойдемся без них! Если решаешься — хорошо, если нет — говори прямо! — И он ускорил шаг.

Брачка поплелся было за ним, однако, не дойдя до ворот, остановился.

— Слышь, Атаман, мне это дело не по вкусу, — сказал он. — Робис у нас за главного. Как же действовать без него? Он знает, что делает. Пускай скажет, тогда я первый пойду! Атаман, ты не злись… — Он догнал Атамана и схватил его за локоть.

— Проваливай, а то по зубам съезжу! — огрызнулся Атаман.

Брачка опешил.

Атаман быстро зашагал вперед. Ощущение собственной правоты у него было поколеблено, но он упрям, он очень упрям. Пусть его покинули Робис и Брачка. Он всем утрет нос и сам освободит Дину, даже если никто не станет ему помогать.