Красивые, темно–вишнёвые глаза девушки ярко блестели, как тогда, в ночном парке, она говорила без пауз… Когда Марина обняла Александру за талию, та уже не смутилась, как недавно в ванной…
Добавив в кофе две чайные ложечки ликера, Александра с удовольствием сделала первый глоток.
Щеки Марины порозовели, взгляд Александры ей вдруг показался странным, не женским… Она попыталась понять страшную тайну её прямого взгляда, так не похожего на женский, и оттого мучительно притягательного. В ней вдруг открылось шестое чувство в отношении Александры, во всем, что доступно ощущениям. Теперь ничто физическое в ней не ускользало от ее внимания. Но внутренний мир подруги ей не был доступен, и это печалило.
Они сидели на мягкой софе, колени их иногда соприкасались. Александра могла поклясться, что хозяйка квартиры испытывает сейчас то же самое, что и она… Глаза ее меж четко обрамленными веками вновь сделались непроницаемыми. Марина бессознательно чуть–чуть наклонилась над ней, приблизилась к ней, приблизилась к пределам тайны — но уже в растерянности, без порыва…
— Может, Кьянти? — этими словами Марина попыталась снять возникшее меж ними напряжение. Из бара она достала длинную, тёмную бутылку.
— Расскажи о себе, хоть немного? — хозяйка просительно заглянула в глаза Александры. — Ведь я теперь перед тобой до смерти в долгу!
— Зачем столько патетики! — снисходительно усмехнулась гостья, поймав себя на остром желании передёрнуть плечами: показалось, что сполз лифчик.
— Нет! Нет! — возразила немного захмелевшая Марина. — Может, одежда, деньги, украшения?
Александра, рассеянно улыбаясь, погладила девушку по щеке. Не удержавшись, пальцем провела по верхней губе, с неожиданным волнением ощутив восхитительный пушок. Марина, точно ребенок, ласкаясь, щекой прижалась к руке подруги. Александра, смеясь, взъерошила ее мягкие, темные волосы, уложенные в прическу «каре».
Струимый от Александры запах вдруг лишил хозяйку желания разгадывать ее загадку. Марина смотрела на нее, как на бесценное сокровище, к которому проделан бесконечный путь. Она рассматривала каждую ее черту в каком–то особенном свете, будто через дымку времен…
— За деньги дружбу и любовь не купишь, она строится лишь на доверии… — Александра отпила вина из бокала. — Вот если б у тебя машина была…
— Есть! Есть! — радостно подпрыгнула на софе девушка. — Стоит в гараже, а я вожу плохо, не люблю садиться за руль.
Александра хищно напряглась:
— Марка?
— Шестисотый «Мерседес».
— О–о–о! Здорово живёшь, подруга.
— Да нет, не моя, а папы! — серебристо рассмеялась девушка. — Но у меня есть доверенность на право вождения.
Александра с неудовольствием отметила, что с собой придется взять подругу. Гаишники могут прицепиться…
После третьей рюмки ликера горячее бедро Марины прильнуло к бедру Александры. Хозяйка из пачки с верблюдом вытащила сигарету. Не терпевшая табачного дыма, Александра поморщилась. Уловив недовольство на лице подруги, девушка вернула сигарету обратно в пачку.
— Ты спортсменка? Дзюдо? Самбо? Каратэ? Я угадала? — ее рука обвила плечи гостьи, кисть свесилась на грудь. — У тебя голос восхитительный! — хрипловато, с придыханием продолжила Марина. — Он может волновать не только мужчин, но и женщин…
Александра искоса поглядывала на томно улыбавшуюся подругу. На экране телевизора, обнявшись, по аллее парка медленно шли темноволосая и белокурая девушки. У Марины взгляд затуманился.
— Можно просматривать 84 программы, ночью бывают западные эротические фильмы, я знаю английский, немного немецкий, там такое…
— А у тебя парень есть, был?
Томная улыбка исчезла с лица Марины, оно неожиданно стало жестким, непримиримым. Александра не ожидала такой реакции на в общем–то безобидный вопрос. За скопленьем заурядных фактов вился некий темный путь, которым дух ее проходил прежде и смутно теперь узнавал знакомые ориентиры. И оттого, что он вёл так глубоко, ее страшило это погруженье, приближенье к настоящей себе, которая бы не робела и не сделала ложный шаг перед лицом того, что зарождалось, готовилось явиться.
— После того случая не могу спать без ноксирона, всё мерещатся их рыла и волосатые лапы!
— А раньше? — «волосатые лапы» вызвали у Александры усмешку.
— И раньше… они никогда мне не нравились, вечно в прыщах с потными ладонями и похотливыми взглядами!
— Значит, ты девственница! — весело рассмеялась Александра. Ей было хорошо, но не от выпитого вина (пила она всегда очень мало), а оттого, что у этой смуглой милашки никогда не было парня. Она вдруг отметила в себе перемену, жесты ее, движения, каждое слово исполнились какого–то таинственного значения, как в присутствии любимого человека. Игривая подвижность ее губ плохо сочеталась со скульптурной неподвижностью лица, со страшной тайной прямого взгляда. Свежая помада, нанесенная торопливой рукой, где ярче, где бледнее, кое–где выступала за контуры губ, этому придавая ещё больше прелести. Крепкие зубы покрывала глубокая, чистая эмаль. Она играла интонацией, округляя упругий рот.
— Ну ладно, не красней, это даже плюс, ведь сейчас невинность в твоем возрасте всё равно как стотысячный валютный вклад в Беларусбанке…
Александре не хочется вставать с мягкой, уютной софы. Пушистый ворс ковра сквозь чулки приятно щекотал подошвы ступней. Полы шелкового алого мини–халатика распахнулись, высоко оголив бедра Марины, где уже исчезли пятна кровоподтеков.
— Ты никогда не носила серьги! — удивилась хозяйка, коснувшись пальцем уха подруги. — Мочки не проколоты. Хочешь я проколю, и свои повешу, у меня большой выбор. Это я умею, мочки у тебя в норме, можно не одну дырку проделать. Только проколотые места надо почаще спиртом смазывать, пока не заживут, прикладывать кубики льда, чтоб не было инфекции. Выбирай, — она откинула крышку красивой шкатулки, — вот клаузоны, сережки из французской эмали, трефы, усыпанные блестящими хрусталиками, бубны из золотой проволоки, черви, вставные сережки. Но лучше дырявить мочки из гидравлического пистолета.
— Ты видела меня в парке в деле? — усмехнулась Александра, равнодушно разглядывая мишуру. — Наш брат не носит сережек, могут с ухом оторвать…
— Значит, ты и в самом деле каратистка, я правильно угадала! Тогда я тебе подарю крестообразный золотой кулон на кордовой цепочке, и перстень к нему, и серьги, их когда–нибудь повесишь.
Перед зеркалом Марина восхищенно поцокала языком:
— Как кулон тебе идет! И камни гармонируют с цветом глаз, это лазуриты. Моя мама часто говорила, наверно, имея в виду себя или моего будущего жениха. «Всегда думай о вкусах дамы, когда даришь подарки. Если имеешь дело со скромной, образованной женщиной, подари ей что–нибудь из роскоши. Брошки, кольца, серьги подбирай под цвет глаз, а платья, шубки, манто, шарфы под цвет волос. Женщин с одним тоном глаз и волос одевать проще и к тому же дешевле».
* * *
Кирпичный гараж на окраине города, на железной двери замок с секретом. Как только Александра прикоснулась к красавцу «мерсу», как тут же сработало противоугонное устройство, про которое Марина забыла. Завыла сирена, в салоне всполошенно заполыхала мигалка. В проеме двери возник запыхавшийся толстый мужик в панаме, но узнав хозяйку, приветственно помахал ручищей.
Сжав руль, широко раздутыми ноздрями Александра жадно втянула аромат салона, пахнувшего кожей обивки кресел. Марина радостно улыбалась: ей так повезло, новая подруга классно водит машину, и дерётся, как чемпион! На ней тугие белые джинсы, ярко–красная майка на бретельках, в вырезе виднелось начало груди, в ушах большие бронзовые серьги. Ее красная майка и темные пушистые волосы точно светились. Обтекаемый черный «мерс» шел плавно, повинуясь малейшему движению руки. Александра вдруг вспомнила актрису, и сразу защемило в груди.
Обгоняя тяжелые грузовики и легковушки, они вырвались за пределы города. Если б не плохая дорога, можно было выжать и двести км. На спинку кресла откинув голову, матовыми веками прикрыв глаза, Марина наслаждалась поездкой. Когда замелькали колхозные постройки, она спросила:
— А куда мы едем?
— Так, в одно место… я там шесть лет не была, хотелось бы взглянуть.
— У тебя там родственники?
— Почти!..
Марину поразил мгновенный белый, хищный оскал, моментально изменивший выражение лица подруги. Но она уже любила её… Незнакомая серьёзность легла на её губы. Инстинктивно Марина чуяла, какие разрушительные силы таились в глубине натуры подруги, и это больше всего притягивало, как всякая страшная тайна. Уединенные места — не в лесу, и не где ещё, а там, где душа встречается с судьбой, и несколько мгновений дышит воздухом, которым дышать не смог никто другой… Александра же смотрела на Марину с небрежной жестокостью. Так смотрит мужчина, проникая взглядом в душу другого в поисках поддержки, мужественного участья…
Вскоре они влетели в зеленый городок, промчались под железнодорожным мостом–переходом, с коим у Александры связаны самые страшные, мучительные воспоминания. На ее выпуклом лбу выступили капельки пота, неожиданно заныл позвоночник.
Возле магазина несколько мужиков из горлышек тянули бормотуху. Александра приказала подруге не выходить из машины. Такие роскошные легковушки в этих местах редкость, соберутся зеваки, начнут приставать.
…Вот тот дом, куда непременно скоро прибудет враг, если только уже не появился! Все оставалось таким же, как и шесть лет назад. Три высоких тополя, рядом сарай, крытый шифером, забор, огород. Чтоб не привлекать лишнего внимания, Александра быстро прошла мимо, отмечая каждую деталь, чтоб в темноте действовать наверняка…
* * *
Александра рисковала, оставшись ночевать у Марины. Но бабка, если ничего не случится, должна вернуться к вечеру следующего дня.
Поджав по себя ноги, хозяйка сидела на софе. Александра только что приняла ванну. Марина скреблась в дверь, просила впустить, чтоб потереть спинку, но Александра осталась непреклонной. Она без чулок, в длинном халате марининой матери.
Далеко заполночь шёл германский эротический фильм, балансирующий на грани порнографии. Марина переводила с немецкого. Александра с бокалом Кьянти лениво смотрела на экран. Белокурая и темноволосая девушки занимались любовью. И, как ни странно, это не казалось отталкивающим.
Глаза Марины разгорелись, грудь вздымалась, её очень занимали двое на экране, которые неплохо обходились без мужчин. Александра видела её взгляд, не искаженный притворством, будто в нём дышала её судьба. Она ощущала в себе рождение чувства, которое могло управлять темнейшим из сил инстинкта и подняться выше сладострастия. Для этого не требуется милосердия и справедливости. В физической привлекательности нет категорий. Здесь всё чисто субъективно. Любовь может быть вызвана какой–нибудь особенностью произношения, ямочкой на щеке, поворотом головы, жестом.
— Ты можешь меня поцеловать, как те… — вдруг шепотом попросила хозяйка, в глазах её ожидание и страх. Казалось, даже квартира приготовилась, утратив скромность помыслов. Расположенные в ней предметы вслушивались в то, что близилось извне…
Александра не удивилась этому, она начала догадываться, актриса тоже любила смотреть такие фильмы. К тому же в городе у неё была молоденькая подружка, которую Александра видела мельком. Ей самой захотелось ощутить полные губы Марины.
Александра погладила круглое, теплое колено подруги, кончиками пальцев провела по обнаженному бедру, с волнением ощутив шелковистость кожи. Марина ещё никого не любила, но это рано или поздно должно случиться. После случая в парке, её избранником уже не мог быть мужчина… В ней что–то, может быть уже навсегда, бесповоротно надломилось.
В полной власти Александры Марина лежала на животе, от затылка вниз по линии позвоночника сбегал темный пушок. Созерцая его, Александра вычленяла свои ощущения, оценивая их быстротечность, соизмеряя их очарование. Но в то же время она понимала, нельзя стремиться к цели с помощью второстепенных средств. Лаская Марину, она думала: почему их инаковость не охлаждает её, а, наоборот, возбуждает, может, она чует иной запах, пробивающийся из складок одежды…
— Какие у тебя сильные руки, но в то же время женственно красивые! — девушка один за другим брала в рот пальцы Александры и обсасывала их, как эскимо. — Почему ты не разденешься, я тоже хочу ощущать тебя всю, это несправедливо.
— Мне не хочется.
— Ты раздеваешься только перед мужчинами? — голос Марины дрожал, она страшилась услышать слово «да».
— Но это вполне естественно…
Александра намеренно говорила жестоко, чтоб в дальнейшем не было непредсказуемого в поведении подруги. Она понимала, как сейчас подруге больно. Такая любовь тяготила, Но в то же время приятно было видеть страдание красивой, богатой и образованной девушки. Из колонок музыкального цента лилась тихая, нежная мелодия, от музыки и прекрасного вина на душе Александры легко и свободно. Но в то же время она испытывала щемящее, немного грустное чувство, помешанное на вожделении. Рука её скользила по упругой груди девушки, спускаясь на плоский живот, пальцы зарывались в жесткие завитки, пахнувшие шампунем. Она знала то тайное место, от ласки которого когда–то дугой выгибалась актриса.
Нос у Марины вспотел, веки плотно сжаты, зубы стиснуты, щеки разрумянились… Вдруг, впервые за последние шесть лет, Александра почувствовала горячую тяжесть внизу живота, потрясшее давно забытым ощущением. Но вместе с всеобъемлющей радостью пришла горечь: только в таком состоянии, только в таком обличии и только с нравящейся ей женщиной, это может вновь повториться…
— Милая! — Марина губами прижалась к щеке подруги. — Я даже и не предполагала, что всё это может быть так необыкновенно хорошо. У тебя было много женщин, ты такая опытная? — Голос её дрожал, она не могла притворяться. Существование её, наконец, обрело смысл, а, значит, и счастье, найдя своё истинное призвание. С помощью самопожертвования она решила посвятить себя Александре, которую полюбила. Они были совершенные противоположности. Александра черства, жестока, уверена в себе, цинична. Она же сама нежность, слабость, легко поддающаяся влияниям. В Александре Марина нашло то, что ей всегда недоставало — уверенности. И изо всех сил цеплялась за неё. Или это запах мужественности, кою не могли заглушить французские духи.
— Была одна, — Александра сделала глоток вина из бокала, — но ведь она была ещё до тебя.
— Всё равно! — зло прикусила губу девушка. — Я её ненавижу!
— Да ладно, — помрачнела Александра, — ее теперь нет в живых. — Она широко зевнула, прикрыв рот ладонью. — Пора спать, мне рано вставать.
— Спать будем вместе! — радостно встрепенулась Марина.
— Нет! — слова прозвучали жестко, веско, и хозяйка поняла, бесполезно прекословить. Переполненная впечатлениями, теперь она долго не сомкнет глаз. Сейчас она точно знала, чего смутно хотела всё это время, как только начали вспухать колпачки грудей.
…Александра, как волчица, спала сторожко. Открыв глаза, в темноте она увидела лицо подруги, наклонившейся над ней. Громко прозвучала пощечина.
— Больше этого никогда не делай! — голос Александры точно хлыст.
Держась за горящую щеку, сгорбившись, Марина побрела к своей постели. Эту пощечину она приняла, как должное, как ещё одну ласку, пусть и жестокую… Теперь она в полной власти голубоглазой красавицы. Марина инстинктивно чуяла, что Александра не различает, где добро или зло. Сначала скажет что–то ласковое, потом сгибает ее точно доску…