1. Эскиз к портрету привидения
Бурлящий современный мир равнодушен к тем из них, кто уже околел в изгнании и кто еще доскрипывает костями под заборами чужих поместий. Никто не ведет гражданского учета злобных изгнанников, давно проклятых своими народами. Только, пожалуй, повара шпионских харчевен прикидывают на глазок, для какого табуна предателей им закладывать похлебку в ржавые чугуны. И титулы клиентов меньше всего интересуют кормильцев. Им абсолютно безразлично, кто в этом табуне претендует на скипетр монарха «неньки Украины», кто объявится на какой-то миг премьером несуществующего правительства, кому повезет пролезть в «наследники» гетмана без булавы, на чьей голове сидит митра духовного пастыря без паствы. Единственное, чего требуют от подопечных выродков на тех заокеанских и западноевропейских кухнях, — черной ненависти к своим народам. А отсутствие или уход в вечное небытие кого- то из постояльцев там определяется очень просто — по лишним ложкам.
Не так давно в Нью-Йорке осталась без употребления одна такая ложка. Как уточнила желто-голубая пресса, это почил в бозе один из последних могикан… «великого взрыва». Кто бы вы думали? Не более и не менее, как «президент Украинской народной республики в экзиле» Степан Витвицкий.
Те, кто знал когда-то пана Витвицкого в Галичине, давно с облегчением позабыли этого внебрачного сына «Ундони». Во всей Украине о нем, тем паче, и мысли не было. Но все же писарчуки из «оффиса» марионеточного президента в своих слезливых некрологах грезят о том времени, когда «тленные останки покойного перекочуют в Киевский пантеон…».
Не беремся пересказывать по этим некрологам жизнеописание пана Витвицкого. Слишком уж непривлекательная это история измен и перепродажи души всем дьяволам по очереди. Значит, промолчим, опасаясь, что всевышний откажется принять на небо эту грязную душу, и лишится покойничек приюта даже в потустороннем мире. Ведь и земля украинская никогда не примет его тленных останков.
На этом «панихиду» можно бы закончить, но вокруг смерти его эчеленции не затихает скулеж скоморохов в чужих краях. Занудливые плакальщики — герры и мистеры редакторы националистических листков и журналов, истощенные бродячие пииты и юродивые от беллетристики, самозванные магистры и доктора псевдонаук — выжимают из себя крокодиловы слезы, лишь бы использовать эту траурную оказию для завоевания сочувствия среди обманутых земляков в эмиграции.
А так как престарелые «кормчие» гибнут, словно мухи в заморозки, скулеж почти не утихает. Вот и справляется шутовской реквием над могилой украинского буржуазного национализма.
Предвидим, как завизжат расистские ошметки, читая эти строки. Не торопитесь, будут угрожать они, хоронить нас, — мы еще покажем, на что способны. Но что же другое напишешь о вас, господа предатели, если вы давно уже своим теоретическим «постулатом», а тем более кровавыми «акциями» обрекли сами себя на неминуемую погибель, всенародное проклятие и вечное забвение!
Это же вашему предтече М. Михновскому принадлежат слова саморазоблачения, полные ненависти ко всему живому и человечному: «Над нами реет черный стяг, на котором написано: „Смерть!“…»
Возможно, возразите., что давно это написано и не вам адресовано, а народу, отказавшемуся идти за националистическими лозунгами. Но тот, кто пророчит гибель своему народу, подписывает смертный приговор самому себе.
О, вы не только «пророчествовали», вы и действовали, как могли, чтобы обездолить свой «непослушный» народ, отомстить ему за «национальную несознательность».
Вероятно, нет нужды снова вспоминать, как вы точили свои янычарские ятаганы в оружейных завзятейших врагов Украины. Противно воссоздавать и кровавую хронику ваших дел, когда в обозах захватчиков вы врывались на нашу землю с петлей и виселицей.
На нашей украинской земле рода у вас нет. Собственно, убеждать вас в этом нет нужды. Сами отрекаетесь от святейших традиций народных. Видимо, всем вам в угоду какой-то И. Лучишин в нью-йоркской «Вольной Украине» заявил: «Мы должны также отбросить навязанные нам чужие обычаи называть себя „по отчеству“».
Зато с каким старанием, с какой тщательностью вы следите, как бы не лопнула веревка, связывающая вас с порождением изуверов всех времен и народов — от Макиавелли и Лойолы до Гитлера, Маккарена и Фервурда. Припомните хотя бы, как предупредительно подтягивали вы свою «доктрину» до тех регистров, которые взял в начале двадцатых годов автор евангелия погромщиков — «Майн кампф». В вашем «теоретическом» органе «Создание нации» вскоре после того появилась конденсированная вытяжка гитлеровского бреда, которую вы хлебали, как сивуху, и подпаивали ею стаи украинских «пруссаков Востока» перед нападением на мирные кордоны нашей страны. Вот о чем писал этот журнальчик: «Украинский национализм не считается ни с какими общечеловеческими нормами солидарности, милосердия, гуманности… Каждый путь, ведущий к высшей цели, есть наш путь, независимо от того, будет ли он у других называться геройством или подлостью».
Когда под сапогами вермахта захлюпали ручьи «инонациональной» крови, вы трескались от натуги, силясь перекричать барабаны Геббельса и Розенберга. В «Боевом инстинкте» от имени так называемой УНО ваши витии так согласовывали свою «философию» с теорией и практикой вдохновителей Третьего рейха: «…поступь человечества требует использования или эвентуального уничтожения более слабого рода или народа. Каждый народ должен или „есть жаркое“, или быть „жарким“. Среднего пути нет».
Людоедские намерения гитлеровских вандалов, стремившихся уничтожить на своем пути все живое и сущее, у вас вызывали верноподданнический экстаз, разжигали жажду крови. «Программа воспитания в ОУН» стелила националистическим штурмовикам дорогу на Украину, обещала приход к власти «только по трупам ныне еще живого народа».
Нет данных, свидетельствующих о том, что вы не старались осуществить эту «программу». Но наш народ, которому вы причинили столько горя, все же не лег трупом к ногам ваших псарей, а поднялся в гневе во весь рост и так тряхнул могучими плечами, что вы разлетелись во все стороны и до сих пор чешете побитые бока.
Как ни удивительно, но спустя столько лет после позорной катастрофы в ваших мозгах все еще бродят «интервенционно-освободительные» идейки, заквашенные на новейшем атомном ферменте. Что из этого получится, поведают потомкам кладбища, которые останутся от националистического «политикума в экзиле».
Вот так мимоходом пришлось набросать эскиз к портрету чудища, называющегося украинским буржуазным национализмом. Ниже — силуэты нескольких носителей желто-голубой холеры, настолько жалких и смешных типов, что им можно бы было даже посочувствовать, сохранись у них хотя бы наименьшие признаки человечности и порядочности.
2. «Ксндицио синэ ква нон» и… бычьи головы
Когда удирает перепуганный и битый злодей, он не способен выбирать тропку. Просто чешет, как сумасшедший, в безвестие, сослепу, не разбирая, что у него впереди. Вспомните же, господа «желтоблакитники», разве не так происходили ваши недоброй памяти «экспатриации» из Украины в начале двадцатых и в середине сороковых годов? Только уж позже, немного опомнившись, вы начали называть свои кровавые следы не иначе, как «шляхами». Вот, скажем, после разгрома Директории стадо петлюровцев дернуло во всю прыть туда, где Макар и телят не пасет, — в Западную Канаду. Когда немного улеглась пыль, взбитая босоногими беглецами, некий «пророк» назвал этот змеевидный бесконечный драп «новым шляхом». Через какое-то время это откровение отыскало свое «увековечение» в названии профашистской газетенки, ставшей органом так называемого УНО.
Подобная история повторилась в появлении на свет уже в Мюнхене бандеровского листка «Шлях перемоги», насквозь пропитанного ядовитой фашистской желчью. Но, по-видимому, наиболее комедийным из этих «шляхов» стал лондонский журнал, вокруг которого толкутся со своими воспоминаниями, записками, опусами обанкротившиеся политиканы и бездарные литераторы всех мастей и поколений. Исступленно пытаясь быть серьезным, этот журнальчик с паукообразным трезубцем на обложке вызывает иронически-презрительную улыбку уже своим названием «Визвольний шлях». Куда же он ведет, этот «шлях», через Британские острова? Только до крутых океанских берегов, откуда открывается единственная перспектива дальнейшей «экспатриации» — непосредственно в океан.
Однако по этому «Визвольному шляху» протискиваются в историю различные коммивояжеры. О двух таких хлестких «вызволителях» и пойдет речь ниже.
…Его ударили по темени почти пятьдесят лет тому назад. С тех пор и поныне он никак не сообразит, что же с ним стряслось. Как ни напрягает память, сколько ни роется в документах и свидетельствах, а скандальная история бегства с Украины не перестает быть скандальной. Вот ему и приходится фальсифицировать события, выдумывать факты, изворачиваться и лгать. Но мы убеждены, что все, чем он, «доктор» Дмитро Куликовский, набивает страницы «Визвольного шляху», не приносит утешения ни читателям, ни автору. Самообличающего и самоубийственного юмора во всей своей писанине мистеру Куликовскому избежать никак не удается.
Ситуация, о которой он вспоминает, была довольно грустная и совершенно трагическая. Банды Петлюры и Тютюнника, побитые оружием и гневом народа, удирали под крыло Речи Посполитой. Пан Юзеф Пилсудский, оклемавшись после похода на Восток, обещал приют всем, кому посчастливится «эвакуировать» свою черную душу из Советской Украины. Когда запыхавшихся, изнеможенных беглецов остановила пограничная стража уже на «той» стороне границы, никто из них, голодных и злых, не мог промолвить слова. А требовалось что-то хотя бы брякнуть не по-нашему, так как Европа неравнодушна к ученым словечкам. Тут-то и пригодилось Дмитру Куликовскому кое-какое знание латыни.
— Сэрвус, Панове! — поклонился он напыщенному шляхтичу.
— Пшепрашам, цо ест паньству потшебнэ?
— Кондицио синэ ква нон, — выдавил из уст Куликовский, пошатываясь на ногах.
— Не разумем, — сознались стражи.
— Е-э-эсть хотим… — простонал Куликовский. Вероятно, никогда так упрощенно и так точно не приходилось ему раньше переводить известную латинскую фразу. В самом деле, для каждого из еле живых бродяг даже необгрызенная кость была «кондицио синэ ква нон», то есть необходимым условием существования.
Через некоторое время хозяева весьма красноречиво намекнули, что между официальным гостеприимством, декларированным Пилсудским, и фактическим приемом недобитых уэнэровцев будет существенная разница. К полевым кухням, окруженным «храбрым желто-голубым» воинством, польские интенданты подвезли… пять бычьих голов.
Не знаем, протестовал ли тогда Куликовский против столь унизительной выдумки союзников, но ныне в своих воспоминаниях, опубликованных журналом «Визвольний шлях», престарелый вояка не сдерживает возмущения: «Это было откровенное издевательство над человеческим достоинством и разумом, какое могли учинить только поляки».
Впрочем, это возмущение кажется лишь каплей в сравнении с той лужей непроглядной, тягучей и густой ненависти к собственному народу, какую носит в себе пан Куликовский всю жизнь. Да и не удивительно. С какой стороны ни подступись, а анализ причин поражения однозначен — украинский народ «повинен» в том, что тысячи куликовских дотлевают от злости и безнадежности на зарубежных свалках мусора. В «Социологической студии», которой «Визвольний шлях» мордовал своих читателей несколько месяцев подряд, пан доктор, словно тонущий за соломинку, схватился было… за казацкий «оселедець» в надежде переплыть бездонное отчаяние и прибиться к берегу пусть призрачных надежд. На миг горе-социологу показалось, что народ не отвернулся бы от националистических проповедников, если бы некоторые неосторожные политики не лишили его древней мистики, атрибутов старинного казачества, хотя бы вот этого «оселедця». Тут он откровенно материт своего бывшего идейного наставника В. Винниченко, который несколькими заходами (ко всему, — на всеукраинских войсковых съездах) говорил: «Зачем нам игра в эти „оселедци“?!» Дальше и себя, некогда очарованного В. Винниченко, автор «студии» огрел таким укором: «Почему никто не сообразил прогнать со съезда этого примитивного „лидера-поводыря“? Вот в этом-то и есть наша тогдашняя трагедия!»
Вот, оказывается, в чем дело. Теперь нынешний самозванный доктор раскумекал, почему он вместе с генералом Омельяновичем-Павленко не смог провести на Подолии ни единой мобилизации в отряды УНР. Кому же нужно такое войско, где вояке запрещают носить «оселедець»? Лишенные этого клочка нестриженых волос на бритой голове, вспоминает Куликовский, «… мобилизованные, получив кое-что из военного обмундирования, на второй или третий день бесследно исчезали из своих частей, сбежав, очевидно, домой». «Ведь не является тайной, — свидетельствует дальше Куликовский, — что в ноябре 1920 года… реку Збруч перешли максимально 25 тысяч украинских вояк, и то вместе со всеми учреждениями и чиновниками. Это составляет 0,05 процента от всего украинского народа».
Но и эта иллюзия, которой пан доктор собирался пояснить тогдашнюю ситуацию, развеялась прочь от дыхания песни, внезапно долетевшей до него через десятилетия на чужбину. «Ой, наступала та чорна хмара…» — отчетливо послышалось ему, и он ужаснулся от воспоминания. В самом деле, с ним было все точно так, как поется в этой песне: «Ой, берут дуку за чуб, за руку, третий в шею бьет…» Точно так же врезали между ушей и ему, дуке-кровопийце в начале революции, и отшибли разум.
Сперва завзятый «исследователь» бросается очертя голову в глубину веков, чтобы нащупать родники, из которых вытекает эта песня.
«Должно было что-то в лесу издохнуть, — готовится он к путешествию сквозь тысячелетия, — чтобы в нас зародилась мысль, будто корни наших теперешних несчастий тянутся со времен (а может, и еще дальше), когда Геродот без штанишек бегал в своей Элладе (или Карийском Галликарнасе)».
Далее социолог с похвальной тщательностью объясняет, что дука, или дукач, — это человек, имеющий много дукатов, иначе говоря, денег. Слово же «дукач», — с ученым видом толкует он, — латинского происхождения (дукач — вождь, предводитель). Деньги, называвшиеся «дукатами», выпускала держава — на одной стороне барельеф главы государства, на второй — государственный герб.
Наконец, «доктор» Куликовский докапывается до того, за чем рылся: «Как видим, в песне проводится не только игра слов „дукач — богач“, но и явно протаскивается антидуковская интенция».
Испытав эту «интенцию» на собственной шкуре, он воспылал неистовым гневом. Как осмелилась эта «голота» так отвалтузить собственных «дук», навсегда лишить их власти и вымести прочь из Украины? Понимает ли он, народ, что «испокон веков человечество детерминирует происхождение единоличной монаршьей власти непосредственно от бога — „мы, божию милостию…“» Это же «установление полностью распространяется и в отношении многопредставительной власти всей руководящей прослойки (дук)»?!
В частности, пана Куликовского до бешенства раздражает любовь нашего народа и к этой милозвучной песне: «Ой, наступала та чорна хмара…». Да разве можно такой народ уважать? Более того, разве нет оснований подозревать такой народ в непорядочности, в отсутствии разума? Вот так он и пишет черным по белому, захлебываясь от ярости и презрения: «…если сам народ, то есть полноценная национально-социологическая формация… любуется ненавистью к одному или нескольким своим же ведущим и пропагандирует активное их уничтожение, стало быть, такой народ не может являться ответственным за свое поведение и его голос в подобных случаях уже не является голосом божьим. Наоборот, его голос есть горячечный бред, и он сам рано или поздно потребует опеки над собой и лечения».
Опуская все прежние «кривды», пан Куликовский не прочь предложить свою «опеку над хворым народом», хотя и озлоблен на него до крайности. Как средство быстрой помощи он предлагает некую таблеточку. Верно, к ее употреблению нужно соответственно подготовиться — процедить мировоззрение, лишить его материализма и диалектики. Это учение, как утверждает недобитый изувер, построено на… зависти бедных к богатым.
Таблетка же пана Куликовского смахивает на плесневелую сентенцию, которую хочется выплюнуть не разжевывая. Вот содержание этого поучения: если свободный украинский народ хочет возвратиться «к полнокровному и полноценному национальному обществу», он обязан запомнить, что такое общество во всем мире и во всех временах имело, имеет и будет иметь единственную социологическую структуру: национальное руководство (дуки!) плюс национальная и послушная масса.
Вот какую «студию» врезал доктор Куликовский. Она еще раз подтверждает, что не ошибся старый националистический вепрь Дмитро Донцов, «утешая» себя и своих приспешников вынужденным признанием: «Нашей болячкой было и есть безголовье».
3. «Раскованное» слово ренегата
Магистр от интриганства Владимир Шаян был известен в кругах галицийской интеллигенции в тридцатых годах. Скажем сразу, репутацию имел весьма незавидную, прямо говоря — паршивенькую. В революционной среде ему не верили. Слишком уж крикливо он клялся в верности марксизму, а одновременно нападал на подлинных революционеров с позиций анархизма. Так в статье «Взломаем действительность» он яростно набросился на Степана Тудора, обвинив его в ревизионизме. Троцкист по поведению и иезуит по убеждениям, он все ближе сходился в действиях с польской охранкой — «дефензивой» и с националистами. Именно эти черные силы в союзе с ренегатами типа В. Шаяна, К. Ярана и иже с ними нанесли в 1932 году удар из-за угла по прогрессивным организациям. Были разгромлены редакции народных изданий, а в том числе журнал «Окна». Но даже после этого янычару удавалось некоторое время маскировать свое нутро.
Освобождение Западной Украины Красной Армией оглушило ренегата. Казалось, он потерял дар речи и на веки веков останется заикой, не осмелится больше «ломиться» в литературу и политику. Но это был лишь маневр, маскировка.
Едва во Львов ворвались гитлеровские штурмовики и «соловьи» из «Нахтигаля», Владимир Шаян поспешно выскочил на «плац» предательского политиканства. Его не смутило то, что Львов немедленно перекрестили в Лемберг, что на уличных табличках появились дьявольские названия «Гитлерштрассе», «Герингштрассе», а из Янова по утрам и по вечерам доносились раскатистые очереди автоматов, вопли обреченных и зловещий скрежет «индустрии смерти» фашистских душегубов — костедробилки.
Прибавив к званию магистра «почетный» титул «ответственного» секретаря объективно не существующей организации украинских писателей во Львове, преданный ландскнехт во всю глотку выкрикивал «хайль» и «новому порядку» и всем фюрерам, от рядового эсэсовца, опекавшего «союз» графоманов, до верховного маньяка, «освободившего» всех своих приспешников от «ненужной химеры — совести». Руки коллаборационистов нестерпимо потянулись к перу, мучительно захотелось выплеснуть на бумагу все, что болталось в душе.
Уже 28 сентября 1941 года В. Шаян печатает в «Львовских вестях» статью, немедленно замеченную ведомством «Остпропаганде» как «образец правильного восприятия и толкования „идей века“». В этой статье новоявленный певец «дистрикта Галициен» обливал помоями советских писателей, жаловался, что до прихода гитлеровцев ему не писалось, восторгался, что теперь его «раскованное слово» взовьется орлом «под буйный ветер столетий к высокому полету полными крыльями».
Так магистр Владимир Шаян стал под знамена гитлеровских покорителей и истребителей славянства. Единственным, что мешало ему выскакивать впереди вернейших псов гитлеризма, была его врожденная трусость. Едва Восточный фронт откатился с Дона до Днепра, голос львовского оборотня утонул в испуганном визге нацистской сволочи, хлынувшей в западные зоны Германии в надежде отыскать пристанище под «опекой» американских «освободителей».
…И вот сейчас, спустя десятилетия, замечаем, как Владимир Шаян, величающий себя уже мистером профессором, управляется на страницах «Визвольного шляха». Доминирующий мотив всех его статей и «исследований» — лютая ненависть ко всему связанному с Советской Украиной, боязнь даже мысли о том, что идеи коммунизма ширятся на всех континентах.
Но получается так, что писанина ренегата оборачивается против него же, словно бумеранг, ему же разящий череп. Проанализируем хотя бы такое «умозаключение» этого так называемого «профессора»: «янычаром называется тот, кто полностью и безоговорочно принял веру или идеологию врага, как свою собственную». Вот уж самокритично высказался хамелеон, давно перекрестившийся в антикоммуниста перед образом доллара и фунта стерлингов! Подтверждая собственное признание, В. Шаян становится в позу защитника неожиданных «литературоведческих» контрверсий и «человеколюбивых идей» генерала Эйзенхауэра, осквернившего своей скандальной речью открытый в Вашингтоне памятник Т. Г. Шевченко.
Особенно беспокоит В. Шаяна то, что чем дальше, тем больше обманутых националистами эмигрантов начинают положительно относиться к Советской Украине, ждут от нее вестей, одобряют и приветствуют культурный обмен между Востоком и Западом. На тех, кто ищет контактов с советскими туристами, он, по существу, официально доносит полицейским властям, заявляя: «Организация контактов с представителями чужих стран — это в нормальном обществе прерогатива правительства или соответственно уполномоченных учреждений». Об этом, дескать, должны хорошо помнить те, кто еще называет себя «единомышленниками националистов».
Игнорируя факты живого литературного процесса, В. Шаян отчаянно пытается доказать, что метод социалистического реализма запрещает (!) «психологическое углубление персонажей произведения», не разрешает «индивидуализацию характеров», лишает автора права «проекции своего мировоззрения или взглядов». Единственный пример, приведенный В. Шаяном, вдребезги разбивает его фальсификаторскую болтовню. Кто мог додуматься до В. Шаяна, что большому мастеру кино Александру Довженко тему и героев фильма «Щорс» подсказала не верность исторической правде, а только насильно от этой правды оторванный метод социалистического реализма. Слишком уж допек оборотня там где-то над Темзой крепкий монолог Чижа: «Бедные были, скажу, и очень сердиты, так как зло набиралось на наши головы многими сотнями лет… Один Петлюра, гад, чего стоит! А тут еще разные эти… гетман, и прочие мелкие банды… Ух, гады!»
В надежде найти единомышленников В. Шаян иронически выкрикивает: «Это уже подлинный, гениальный апогей соцреализма!» Но, чтобы никто не подумал о фильме иначе, он не советует обращаться к советским исследованиям творчества великого мастера, в которых фильм «Щорс» трактуется как один из счастливейших взлетов довженковского творчества.
Не под силу оказалась В. Шаяну стычка с социалистическим реализмом.
Такова горькая правда, которой боится заглянуть в глаза Владимир Шаян. Впрочем, он лишь притворяется, будто не замечает неоспоримой истины. На деле же он, как и прочие подобные ему янычары, давно разделил с Евгеном Маланюком его строки безысходности и самоуничижения: «Проиграли мы жизнь сатане, черный грех нас навеки опутал».