Виктор Цой еще при жизни вошел в число так называемых малых богов русского национального пантеона. Наравне с Цветаевой, Пастернаком, Высоцким. Он встал в ряд людей, создавших идеальную версию русской культуры. Это путь поэта, певца. Путь чести.
В книге собраны все основные тексты песен Виктора Цоя, а также его совершенно неизвестные произведения, включая черновики и наброски последних песен, написанных в Латвии в августе 1990 года.
Серия «Поэзия легенд»
Фотографии на обложке и обороте авантитула: Виктор Цой. Ленинград, ЛДМ, «На новой волне», май 1987 года. Елена Константинова
В книге представлены фотографии: А. Азанова, В. Быстрова, Д. Защеринского, Е. Константиновой, С. Котегова, А. Кулева, К. Куликова, Г. Молитвина, В. Немтинова, Н. Разлоговой, О. Толмачева, Е. Фалеева, А. Федорова, Л. Фирсовой, О. Флянгольца, Ю. Холмогорского, А. Чугуя, А. Щербатых.
Предисловие составителя
Со дня смерти Виктора Цоя прошло 28 лет. Сегодня Цой — достояние нашей культуры. Наше всеобщее сокровище. И только это дает право на какие-либо публикации.
Если принимать во внимание все проблемы, которые тормозили выход книги порой совершенно невероятными способами, — я готов поверить в то, что Виктор до сих пор не желает публикации собственных песен и черновиков. Однако тот факт, что вы, дорогие читатели, сегодня держите в руках эту книгу, говорит о том, что Цой все-таки дал добро…
Питерский культуролог Андрей Хлобыстин в одном из своих интервью выразил яркую мысль о том, что Цой еще при жизни вошел в число так называемых малых богов русского национального пантеона. Он стал в ряд людей, выдавших идеальную версию русской культуры. Пушкин, Гагарин, Хармс, Пастернак, Цветаева, Высоцкий и многие другие. И в этом ряду — Цой, выдавший гармоничную, идеальную российскую версию культуры, ориентированную и направленную не на какого-то религиозного деятеля, начальника или философа. Версия Цоя ориентирована на поэта. На певца. При этом нужно помнить и, безусловно, отмечать то, что Цой всегда повторял, что «КИНО» — это поп-группа. По сути, это торжество Цоя, его победа, торжество медиа, что всегда и поражало, раздражало всех тех, кто не принимал, не понимал и был против. Это был его путь. Путь чести. Основной путь, который сегодня, увы, утерян.
С этим очень хочется согласиться. Действительно, Цой вошел в канон светлых богов и ориентиров и, несомненно, будет жить если не в веках, то, по крайней мере, живет сейчас… Сегодня Цой — это гармоничная личность, которую слушает и гопник, и бизнесмен, и интеллектуал, и каждый находит в его творчестве свое. Хотят ли они этого или нет. И совершенно неважно, кто сегодня хранит черновики, картины, поделки Виктора. У творчества таких людей, как Цой, Пушкин, Пастернак или Высоцкий, нет хозяев. И быть не может. И мне кажется, что Цой бы согласился с этим утверждением.
В этой книге собраны все основные, известные тексты песен Виктора Цоя, а также его совершенно неизвестные произведения, включая черновики и наброски последних песен, написанных в Латвии, в августе 1990 года…
Всем известно, сколько лет поклонники «КИНО» ждали обнародования в той или иной форме черновиков Виктора. Неизвестно, как бы отреагировал на это сам Цой, ведь по многочисленным воспоминаниям Виктор не одобрял подобных публикаций и вряд ли бы допустил такое. Все это понятно. Его воля священна. Любой поэт, пока жив, не публикует свои черновики. Это интересно уже после смерти гения, интересно потомкам. Это история. Это интересно и важно для тех, кто хочет его понять. Воля живого человека — это один вопрос. А память об умершем — совсем другое…
Публикация неизвестных черновиков стала возможной благодаря Наталии Разлоговой, матери Марьяны Цой — Инне Николаевне Голубевой и сыну Виктора — Александру Цою, сохранившим и предоставившим в свое время в мое распоряжение основной архив: черновики, тексты, блокноты с рукописями, графическими и текстовыми зарисовками Виктора… Спасибо им за это.
Многие из приведенных в этой книге строк должны были лечь в будущие песни Виктора Цоя. Строки, так и не ставшие песнями…
Как известно, Цой часто подчеркивал в интервью, что пишет не стихи, а лишь тексты песен. Большинство его текстов именно так и воспринимаются. Без мелодии они смотрятся сиротливо и даже немного неуклюже. Но есть в творчестве Виктора и несколько стихотворений. Именно стихотворений. Самодостаточных, полноценных и легко воспринимаемых без музыкального сопровождения. Наверняка они тоже задумывались Виктором как песенные тексты. Но по каким-то неизвестным для нас причинам не стали ими.
Вряд ли в подобном случае уместно сослагательное наклонение: а что было бы, если бы… Можно долго гадать, какой бы вид приобрели в окончательном варианте все эти наброски, сделанные на скорую руку, когда нет времени даже на запятые, но доподлинно узнать нам это уже не суждено. Поэтому примем все так, как это оставил нам Виктор.
Я старался приводить черновики так, как они есть, ничего не меняя, лишь квадратными скобками выделял зачеркнутые Виктором слова. Некоторые песни, входящие в состав ранних альбомов и дублирующиеся в последующих, указываются лишь формально. Надеюсь, это не вызовет читательского непонимания.
Если у кого-либо из читающих сохранились еще какие-нибудь строки произведений Виктора Цоя, доселе не известные общественности, — огромная просьба связаться со мной, автором этой книги, чтобы совместными усилиями пополнить данную работу.
Спасибо всем тем, кто читает эту книгу. Спасибо всем тем, кто любит и помнит Виктора Цоя и группу «КИНО».
Первые песни
Каждому солнце светит
Серая тень, обручи-мысли давят мозг
Каждый день, и я не знаю, как мне быть.
Сижу целый вечер дома.
На улице — дождь. Мой телефон молчит, как труп.
Словно пень, тихо сижу, готов завыть.
И кажется день огромным, кажется день огромным,
кажется день огромным.
Ты получил липкий стакан и поцелуй,
и затих, и не желаешь ничего,
Бросаешь слова на ветер.
Сколько таких, сколько таких, как ты,
Сидят по углам, и каждый занят ерундой.
Но каждому солнце светит, каждому солнце светит,
каждому солнце светит.
Словно тень бегу куда-то я, как тень
Словно тень бегу куда-то я, как тень,
Тороплюсь, опаздываю, падаю.
До отказа ерундой набит мой день,
Давит вечер черною громадою.
Проходит день за днем,
Дождь за дождем,
Снег за снегом.
А я в который раз
Иду по мокрым улицам домой.
Календарный лист оборван — день долой.
Я усну, проснусь и буду в новом дне.
День прошедший остается за спиной,
Пробиваю брешь я в новых дней стене.
Осень
(Песня для БГ)
Последнее время я редко был дома,
Так что даже отвыкли звонить мне друзья.
В разъездах, разгулах конца лета симптомы
Совсем перестали вдруг мучить меня.
И я подумал, что осень — это тоже неплохо,
И что осенью слякоть и сер первый снег,
И что холод ветров я буду чувствовать боком,
Опьяненный сознаньем того, что я человек.
И этой осенью много дней чьих-то рождений,
И уж я постараюсь на них побывать,
А потом, игнорируя лужи и слякоть,
Я приду домой пьяный и мешком повалюсь на кровать.
Утром рано я встану и отправлюсь учиться,
И с похмелья я буду смеяться над всем.
Скоро будет зима, чтоб в весне раствориться,
А потом будет лето неизвестно зачем.
И я начал за здравие, а кончу я плохо,
Написав наш порядковый номер шестьсот.
С чьих-то старых столов подбираю я крохи
И не в силах понять, что принес этот год.
Уезжаю
Уезжаю куда-то, не знаю куда,
И не знаю зачем, и не знаю когда.
Мой билет никуда, поезд мой никуда,
Но я все-таки еду один, как всегда.
Вот дорога моя — ей не видно конца.
Ей не видно конца; я не помню лица
Той, что смотрит откуда-то сверху лица.
Под дождем из свинца мне не видно конца.
Папа, твой сын никем не хочет быть
Мне все равно, работать где и кем,
Мне все равно, когда и что я ем,
Мне все равно, проснуться или нет,
А мне еще только двадцать лет.
Папа, твой сын никем не хочет быть…
Папа, твой сын никем не хочет быть…
Папа, твой сын никем не хочет быть…
Папа, твой сын никем не хочет быть…
Папа, твой сын никем не хочет быть…
Папа, твой сын никем не хочет быть…
Мне не нравится город Москва
А мне не нравится город Москва,
Мне нравится Ленинград.
Мы рано созревшие фрукты,
А значит, нас раньше съедят.
Я люблю, когда есть чего пить.
Я люблю, когда есть чего есть.
Я налит своим собственным соком —
Не хочешь ли ты меня съесть?
Я доволен, если мне хорошо,
И я зол, если плохо мне.
Я блюю, если я перепью.
Я лет десять живу во сне.
Я упал, подбирайте меня,
Я уже начинаю гнить.
Я дам смерть тем, кто хочет смерть.
Я дам жизнь тем, кто хочет жить.
Песня-посвящение Марку Болану
Я иду, куда глаза мои глядят,
И, если хочешь, пойдем со мной.
Я срубил под корень свой цветущий сад,
И то же будет с тобой.
Не закрывай на грязь и на боль глаза,
И на цветы с усмешкой ты посмотри.
Сломай свои раз навсегда тормоза,
Глаза пока не поздно протри.
Пойдем со мной и выпьем пива в ларьке,
Пойдем хоть на этот раз.
Потом пойдем купаться в грязной реке,
Только не закрывай глаз.
Не надейся, что тебе будет навсегда
Всего четырнадцать лет.
Очень быстро летят твои года,
А ты все в розовом сне.
Дождь
(Ты есть)
Я смотрю в окно — мне дождь помыл стекло,
И это очень мило со стороны дождя.
Я проснулся утром, мне было тяжело,
Но дождь поможет мне, — я думал, уходя
к тебе.
Вчерашний день был весел.
Я был в гостях, мы пили с утра.
Часы пробили полночь, и я сказал: «Пора спать.
Можно я останусь у вас?»
Я постелил пальто на пол,
Лег, уснул в тот час,
увидев тебя.
А ночью я пил воду и очень плохо спал,
Искал окурки, наверно, всех достал.
Но как был прекрасен этот рассвет,
Но тебя со мной нет, и тебя во мне нет.
Но ты есть, ты есть…
Виктор Цой. Квартирник у Владимира Сорокина.
Ленинград, проспект Славы, 6 апреля 1984 года.
Фото — Владимир Быстров
Мое настроение
Я на запотевшем стекле трамвая
Пальцем рисую плохие слова.
Кругом водосточные трубы играют,
И мокра от дождя, как на клумбе трава, голова.
Мое настроение зависит от количества выпитого пива.
Я никому не нужен, и никто не нужен мне.
И город вдруг сразу стал серым и мокрым.
Я шагаю, не прячась под сенью зонтов.
И блестят от дождя, словно зеркальца, стекла.
Я готов зайти в гости в любой из ближайших домов.
Поколение икс, поколение ноль.
Мы странны — нас узнать можно с первого взгляда.
Мы забыли про боль, перекатная голь.
Я не знаю, кому из нас здесь еще что-нибудь надо.
Уже капает с крыш, и прошел первый дождь,
И на улицах плюс, и весна так близка.
Все не так будет плохо, если ты улыбнешься
И мы вместе посмотрим на мир сквозь стакан сушняка.
Мое настроение зависит от количества выпитого пива.
Я никому не нужен, и никто не нужен мне.
Ночной грабитель холодильников
Он ночью выходит из дома,
Забирается в чужие квартиры,
Ищет, где стоит холодильник,
И ест.
Люди холодеют от страха.
Шорох раздается в квартире.
Он открывает их холодильник
И ест.
Люди крепко запирают квартиры,
Покупают пулеметы и гранаты.
Он приходит и проходит сквозь стену,
И ест.
Никто никогда его не видел.
Стоят холодильники пустые.
Люди болеют, люди умирают.
Он ест.
«Сорок пять»
1982 год
1. Время есть, а денег нет
2. Просто хочешь ты знать
3. Алюминевые огурцы
4. Солнечные дни
5. Бездельник 1
6. Бездельник 2
7. Электричка
8. Восьмиклассница
9. Мои друзья
10. Ситар играл
11. Дерево
12. Когда-то ты был битником
13. На кухне
Время есть, а денег нет
Дождь идет с утра — будет, был и есть.
И карман мой пуст, на часах — шесть.
Папирос нет, и огня нет,
И в окне знакомом не горит свет.
Время есть, а денег нет
И в гости некуда пойти.
И куда-то все подевались вдруг.
Я попал в какой-то не такой круг.
Я хочу пить, я хочу есть,
Я хочу просто где-нибудь сесть.
Время есть, а денег нет
И в гости некуда пойти.
Просто хочешь ты знать
Идешь по улице один,
Идешь к кому-то из друзей,
Заходишь в гости без причин
И просишь свежих новостей.
Просто хочешь ты знать,
Где и что происходит.
Просто хочешь ты знать,
Где и что происходит.
Звонишь по телефону всем —
Кого-то нет, а кто-то здесь.
Для разговоров много тем,
Для разговоров время есть.
Узнал, что где-то пьют вино,
А где-то музыка слышна.
Тебя зовут туда, где пьют,
И ты берешь еще вина.
Там кто-то спор ведет крутой,
А кто-то просто спит давно.
И с кем-то рядом ты сидишь,
И с кем-то вместе пьешь вино.
Алюминиевые огурцы
Здравствуйте, девочки,
Здравствуйте, мальчики.
Смотрите на меня в окно
И мне кидайте свои пальчики, да-а,
Ведь я…
Сажаю алюминиевые огурцы, а-а,
На брезентовом поле.
Сажаю алюминиевые огурцы, а-а,
На брезентовом поле.
Три чукотских мудреца
Твердят, твердят мне без конца:
Металл не принесет плода,
Игра не стоит свеч, а результат труда,
Но я…
Сажаю алюминиевые огурцы, а-а,
На брезентовом поле.
Злое белое колено
Пытается меня достать.
Колом колено колет вены
В надежде тайну разгадать,
Зачем я…
Сажаю алюминиевые огурцы, а-а,
На брезентовом поле.
Кнопки, скрепки, клепки,
Дырки, булки, вилки…
Здесь тракторы пройдут мои
И упадут в копилку, упадут туда,
Где я…
Сажаю алюминиевые огурцы, а-а,
На брезентовом поле.
Солнечные дни
Белая гадость лежит под окном.
Я ношу шапку и шерстяные носки.
Мне везде неуютно, неуютен мой дом.
Как мне избавиться от этой тоски
По вам,
Солнечные дни?
Мерзнут руки и ноги, и негде сесть.
Это время похоже на сплошную ночь.
Хочется в теплую ванну залезть —
Может быть, это избавит меня от тоски
По вам,
Солнечные дни.
Я раздавлен зимой, я болею и сплю.
И порой я уверен, что зима навсегда.
Еще так долго до лета, а я еле терплю…
Но, может быть, эта песня избавит меня от тоски
По вам,
Солнечные дни.
Бездельник 1
Гуляю,
Я один гуляю.
Что дальше делать — я не знаю.
Нет дома,
Никого нет дома.
Я лишний, словно куча лома, у-у.
Я бездельник, о-о, мама, мама.
Я бездельник, у-у.
Я бездельник, о-о, мама, мама.
В толпе я
Как иголка в сене.
Я снова человек без цели:
Болтаюсь,
Целый день гуляю…
Не знаю, я ничего не знаю, у-у.
Бездельник 2
Нет меня дома целыми днями:
Занят бездельем, играю словами,
Каждое утро снова жизнь свою начинаю
И ни черта ни в чем не понимаю.
Я, лишь начнется новый день,
Хожу, отбрасываю тень
С лицом нахала.
Наступит вечер — я опять
Отправлюсь спать, чтоб завтра встать —
И все сначала.
Ноги уносят мои руки и туловище,
И голова отправляется следом.
Словно с похмелья шагаю по улице я,
Мозг переполнен сумбуром и бредом.
Все говорят, что надо кем-то мне становиться,
А я хотел бы остаться собой.
Мне стало трудно теперь просто разозлиться,
И я иду, поглощенный толпой.
Электричка
Я вчера слишком поздно лег, сегодня рано встал.
Я вчера слишком поздно лег, я почти не спал.
Мне, наверно, с утра нужно было пойти к врачу…
А теперь электричка везет меня туда, куда я не хочу.
Электричка везет меня туда, куда я не хочу.
В тамбуре холодно и в то же время как-то тепло,
В тамбуре накурено и в то же время как-то свежо,
Почему я молчу, почему не кричу — молчу?
Электричка везет меня туда, куда я не хочу.
Восьмиклассница
Пустынной улицей вдвоем
С тобой куда-то мы идем,
И я курю, а ты конфеты ешь.
И светят фонари давно,
Ты говоришь: «Пойдем в кино!»,
А я тебя зову в кабак, конечно.
У-у, восьмиклассница…
Ты говоришь, что у тебя по географии трояк,
А мне на это просто наплевать.
Ты говоришь, из-за тебя там кто-то получил синяк, —
Многозначительно молчу, и дальше мы идем гулять.
У-у, восьмиклассница…
Мамина помада, сапоги старшей сестры…
Мне легко с тобой, а ты гордишься мной.
Ты любишь своих кукол и воздушные шары,
Hо в десять ровно мама ждет тебя домой.
У-у, восьмиклассница…
Мои друзья
Пришел домой —
И, как всегда, опять один.
Мой дом пустой,
Но зазвонит вдруг телефон — и
Будут в дверь стучать и
С улицы кричать, что хватит спать, и пьяный голос скажет:
«Дай пожрать!»
Мои друзья всегда идут по жизни маршем,
И остановки — только у пивных ларьков.
Мой дом был пуст, теперь народу там полно.
В который раз мои друзья там пьют вино,
И кто-то занял туалет, уже давно разбив окно,
А мне уже, признаться, все равно.
Мои друзья всегда идут по жизни маршем,
И остановки — только у пивных ларьков.
А я смеюсь, хоть мне и не всегда смешно,
И очень злюсь, когда мне говорят,
Что жить вот так, как я сейчас, нельзя.
Но почему? Ведь я живу…
На это не ответить никому.
Мои друзья всегда идут по жизни маршем,
И остановки — только у пивных ларьков.
Ситар играл
Джордж Харрисон, который очень любит деньги,
Послушал мантры и заторчал,
Купил билет на пароход и уехал в Дели,
И в ушах его все время
Ситар играл.
Кто на нем играл? Чей это ситар?
На ситаре играл сам Рави Шанкар.
Он сидел в позе лотоса на спине у слона
С ситаром в руках.
Джордж Харрисон купил пар двенадцать бус.
Джордж Харрисон сказал: «Я буду жить любя!»
А потом он сказал: «Гуд бай!» — и ушел в себя.
Ситар играл…