Группа крови. Мне приснилось, миром правит любовь

Цой Виктор Робертович

Калгин Виталий Николаевич

Первые песни

 

 

 

Каждому солнце светит

Серая тень, обручи-мысли давят мозг

Каждый день, и я не знаю, как мне быть.

Сижу целый вечер дома.

На улице — дождь. Мой телефон молчит, как труп.

Словно пень, тихо сижу, готов завыть.

И кажется день огромным, кажется день огромным,

кажется день огромным.

Ты получил липкий стакан и поцелуй,

и затих, и не желаешь ничего,

Бросаешь слова на ветер.

Сколько таких, сколько таких, как ты,

Сидят по углам, и каждый занят ерундой.

Но каждому солнце светит, каждому солнце светит,

каждому солнце светит.

 

Словно тень бегу куда-то я, как тень

Словно тень бегу куда-то я, как тень,

Тороплюсь, опаздываю, падаю.

До отказа ерундой набит мой день,

Давит вечер черною громадою.

Проходит день за днем,

Дождь за дождем,

Снег за снегом.

А я в который раз

Иду по мокрым улицам домой.

Календарный лист оборван — день долой.

Я усну, проснусь и буду в новом дне.

День прошедший остается за спиной,

Пробиваю брешь я в новых дней стене.

 

Осень

(Песня для БГ)

Последнее время я редко был дома,

Так что даже отвыкли звонить мне друзья.

В разъездах, разгулах конца лета симптомы

Совсем перестали вдруг мучить меня.

И я подумал, что осень — это тоже неплохо,

И что осенью слякоть и сер первый снег,

И что холод ветров я буду чувствовать боком,

Опьяненный сознаньем того, что я человек.

И этой осенью много дней чьих-то рождений,

И уж я постараюсь на них побывать,

А потом, игнорируя лужи и слякоть,

Я приду домой пьяный и мешком повалюсь на кровать.

Утром рано я встану и отправлюсь учиться,

И с похмелья я буду смеяться над всем.

Скоро будет зима, чтоб в весне раствориться,

А потом будет лето неизвестно зачем.

И я начал за здравие, а кончу я плохо,

Написав наш порядковый номер шестьсот.

С чьих-то старых столов подбираю я крохи

И не в силах понять, что принес этот год.

 

Уезжаю

Уезжаю куда-то, не знаю куда,

И не знаю зачем, и не знаю когда.

Мой билет никуда, поезд мой никуда,

Но я все-таки еду один, как всегда.

Вот дорога моя — ей не видно конца.

Ей не видно конца; я не помню лица

Той, что смотрит откуда-то сверху лица.

Под дождем из свинца мне не видно конца.

 

Папа, твой сын никем не хочет быть

Мне все равно, работать где и кем,

Мне все равно, когда и что я ем,

Мне все равно, проснуться или нет,

А мне еще только двадцать лет.

Папа, твой сын никем не хочет быть…

Папа, твой сын никем не хочет быть…

Папа, твой сын никем не хочет быть…

Папа, твой сын никем не хочет быть…

Папа, твой сын никем не хочет быть…

Папа, твой сын никем не хочет быть…

 

Мне не нравится город Москва

А мне не нравится город Москва,

Мне нравится Ленинград.

Мы рано созревшие фрукты,

А значит, нас раньше съедят.

Я люблю, когда есть чего пить.

Я люблю, когда есть чего есть.

Я налит своим собственным соком —

Не хочешь ли ты меня съесть?

Я доволен, если мне хорошо,

И я зол, если плохо мне.

Я блюю, если я перепью.

Я лет десять живу во сне.

Я упал, подбирайте меня,

Я уже начинаю гнить.

Я дам смерть тем, кто хочет смерть.

Я дам жизнь тем, кто хочет жить.

 

Песня-посвящение Марку Болану

Я иду, куда глаза мои глядят,

И, если хочешь, пойдем со мной.

Я срубил под корень свой цветущий сад,

И то же будет с тобой.

Не закрывай на грязь и на боль глаза,

И на цветы с усмешкой ты посмотри.

Сломай свои раз навсегда тормоза,

Глаза пока не поздно протри.

Пойдем со мной и выпьем пива в ларьке,

Пойдем хоть на этот раз.

Потом пойдем купаться в грязной реке,

Только не закрывай глаз.

Не надейся, что тебе будет навсегда

Всего четырнадцать лет.

Очень быстро летят твои года,

А ты все в розовом сне.

 

Дождь

(Ты есть)

Я смотрю в окно — мне дождь помыл стекло,

И это очень мило со стороны дождя.

Я проснулся утром, мне было тяжело,

Но дождь поможет мне, — я думал, уходя

к тебе.

Вчерашний день был весел.

Я был в гостях, мы пили с утра.

Часы пробили полночь, и я сказал: «Пора спать.

Можно я останусь у вас?»

Я постелил пальто на пол,

Лег, уснул в тот час,

увидев тебя.

А ночью я пил воду и очень плохо спал,

Искал окурки, наверно, всех достал.

Но как был прекрасен этот рассвет,

Но тебя со мной нет, и тебя во мне нет.

Но ты есть, ты есть…

Виктор Цой. Квартирник у Владимира Сорокина.

Ленинград, проспект Славы, 6 апреля 1984 года.

Фото — Владимир Быстров

 

Мое настроение

Я на запотевшем стекле трамвая

Пальцем рисую плохие слова.

Кругом водосточные трубы играют,

И мокра от дождя, как на клумбе трава, голова.

Мое настроение зависит от количества выпитого пива.

Я никому не нужен, и никто не нужен мне.

И город вдруг сразу стал серым и мокрым.

Я шагаю, не прячась под сенью зонтов.

И блестят от дождя, словно зеркальца, стекла.

Я готов зайти в гости в любой из ближайших домов.

Поколение икс, поколение ноль.

Мы странны — нас узнать можно с первого взгляда.

Мы забыли про боль, перекатная голь.

Я не знаю, кому из нас здесь еще что-нибудь надо.

Уже капает с крыш, и прошел первый дождь,

И на улицах плюс, и весна так близка.

Все не так будет плохо, если ты улыбнешься

И мы вместе посмотрим на мир сквозь стакан сушняка.

Мое настроение зависит от количества выпитого пива.

Я никому не нужен, и никто не нужен мне.

 

Ночной грабитель холодильников

Он ночью выходит из дома,

Забирается в чужие квартиры,

Ищет, где стоит холодильник,

И ест.

Люди холодеют от страха.

Шорох раздается в квартире.

Он открывает их холодильник

И ест.

Люди крепко запирают квартиры,

Покупают пулеметы и гранаты.

Он приходит и проходит сквозь стену,

И ест.

Никто никогда его не видел.

Стоят холодильники пустые.

Люди болеют, люди умирают.

Он ест.