…Они стремительно неслись над землей на высоте птичьего полета. Ветер, настоящий ветер свежей упругой струёй бил ему в лицо, теребил ворот рубахи, ерошил волосы, и Роберто то и дело откидывал их со лба привычным движением руки.

Внизу, под ними, цвели сады. Они протянулись огромным массивом от горизонта к горизонту с запада на восток и с севера на юг, отражаясь неповторимой, чуть голубоватой белизной снежных равнин, розовея багрянцем заката, или тонули в нежных изумрудно золотистых переливах долин, а то и просто взметались пестрой радугой на холмы и горные кряжи.

Роберто нисколько не удивляло ни обилие ярких красок, ни сам бесконечный и сказочно прекрасный этот сад, свежую зелень и красочное разноцветье которого то и дело прорезали широкие, серебрящиеся на солнце каналы, причудливые изгибы речушек, озер и искусственных водоемов. Роберто уже ЗНАЛ, что летит над зоной садов и отдыха, что так и должно быть, что зона эта простирается огромной заповедной полосой, на сотни километров, к югу и северу, вдоль всего экватора опоясывая планету.

В той зоне не было ни одного города. Земляне жили здесь, как правило, семьями, выбрав на время отдыха уединенный домик, либо поселившись в просторной секции одного из оазисов здоровья, изумительные дворцы которых высились в самых чудесных уголках зоны.

Особенно много было их на океанских и морских побережьях. В одночасье здесь могло разместиться все население планеты, хотя до этого, конечно, никогда не доходило.

Разработанный и утвержденный Советом Земли еще много веков назад, Регламент предусматривал ежегодную свободу выбора времени и продолжительности отдыха только для девяти из каждого десятка работоспособных. Один из них в этот год не имел права на отдых. Случалось такое не чаще пяти-шести раз в жизни, продолжительность которой достигала, как правило, ста двадцати лет. И все были согласны с мудростью тех, кто много веков назад разрабатывал и утверждал Регламент Справедливости Землян. Десять процентов трудового населения (возраст до двадцати пяти и после восьмидесяти лет не брался в расчет) на теперешнем этапе экономического развития разумной цивилизации, населяющей планету, вполне могли обеспечить жизненное и культурное благосостояние всех остальных. Но следует сказать, что за многие века и даже тысячелетия не было случая, чтобы число работающих даже в самые благоприятные для отдыха месяцы составляло менее пятидесяти процентов. Роберто ЗНАЛ, что для всех без исключения землян труд был не только осознанной необходимостью. Он стал их насущной потребностью, их счастьем, их наслаждением, делом их жизни.

В большинстве своем они не были однолюбами, на всю жизнь привязанными незримыми нитями к какой-либо одной работе, хотя первые свои двадцать пять лет готовили себя именно к ней, выбранной из многих еще в годы детских грез и надежд. Но, освоив ее в совершенстве, отдавая ей свое время, накопленный опыт и приобретенные знания, каждый из землян уже в более зрелые годы мог в силу общественной необходимости, в результате новых научных открытий и технических достижений, развития культуры и искусства увлечься и овладеть второй, третьей и даже четвертой профессией, постичь ее в совершенстве и затем отдавать всего себя безраздельно там, где это было наиболее нужно обществу, где его знания и устремления могли проявить себя наилучшим образом.

Логически Роберто уже хорошо ОСОЗНАЛ всю радость трудового порыва, притягательную силу творчества, огромную гордость от сознания достигнутой в результате упорной работы цели. Но до конца осмыслить величие тех далеких землян, наделенных невиданной им раньше способностью любить труд во всех его проявлениях, ему помогла случайно подслушанная беседа. И хотя Роберто ЗНАЛ, что видит сейчас Землю и ее хозяев, какими они были почти несколько миллионов лет назад, он прекрасно ПОНИМАЛ мелодично-певучий язык этой пары, что сидела под тентом просторной террасы за соседним столиком справа от него.

Внизу под ними ласково плескалось море. Широкая светлая полоса песчаного берега до самой террасы была заполнена загорелыми землянами. Но еще больше их было в море, откуда доносились звонкий смех, разноголосый щебет ребятишек, затеявших очередную возню с добродушными дельфинами.

Однако Вион не замечал окружающего веселья, приподнято-радостной обстановки отдыха и покоя. Мысли его, видимо, блуждали где-то далеко, большие глаза заволокла фиолетовая дымка печали и беспокойства. Он почти не притрагивался к еде, вяло ковырял двузубой вилкой в широкой хрустальной чаше, бока которой напоминали усеченный конус.

Вот он легонько отодвинул чашу, соединил вилку и округлый нож в испугавшее когда-то Роберто подобие предупреждающей молнии, положил сверху на чашу и виновато посмотрел в глаза жене.

Анона приподняла веки, и в глубине ее глаз вспыхнул оранжевый огонек недоумения и легкой растерянности.

— Тебе нездоровится, милый?

В голосе ее звучала тревога.

— Что ты, родная, я совершенно здоров. Пойду принесу тебе сок манго. Или ты хочешь что-нибудь другое?

— Нет, дорогой, манго вполне подойдет. Только, пожалуйста, холодный. А ребятам принеси мороженого. С подслащенным соком граната и лесными орешками. Я им еще утром обещала.

Вион кивнул головой и, взяв со стола все четыре чаши, — дети давно уже поели и убежали к воде смотреть на возню старших ребятишек с дельфинами, пошел в глубь террасы к белоснежной стене пищевого дозатора.

Анона проводила его долгим внимательным взглядом. Огромные, будто бездонные озера, глаза ее светились нежностью и покоем. И пока она, выгнув лебединую шею, смотрела вслед мужу, Роберто украдкой любовался молодой землянкой.

Стройная, грациозная, элегантная в своем серебристо-белом хитоне, украшенном на высокой груди двумя гроздьями сверкающих рубинов (Знаки Материнства) и затянутом в тонкой талии вместо привычного повседневного рабочего пояса нитью розового жемчуга, она была очень женственна и красива. Смуглая кожа лица и наполовину оголенных рук выдавала в ней южанку, а тонкие золотистые перья, уложенные в замысловатый убор над высоким лбом, красноречиво говорили, что генетическая ветвь одного из ее родителей берет начало от родовых общин севера.

Это вовсе не было модой — жениться или выходить замуж за друга с иного континента или полушария.

Это было Законом Согласия, священные строки которого появились на Земле задолго до принятия Регламента Справедливости. Может быть, именно этот священный закон больше всего способствовал тому, что та, далекая Земля не знала разрушительных войн и кровавых междуусобиц. Никогда.

Впрочем, кто может нынче со всей достоверностью и полной уверенностью ответить на этот вопрос.

Обоснованно за это можно поручиться только о периоде, охватывающем последние триста веков — тридцать тысяч лет, что минули после принятия Регламента Справедливости землян. Но ведь перед этим были страшные годы Всеобщего пожара и скорби, а еще задолго до них земляне подошли к высшей цивилизации. Еще тогда они создали машины, способные летать над Землей и бороздить просторы и глубины Океана, исследовать соседние планеты, прокладывать глубокие трансконтинентальные тоннели. Они научились синтезировать белок, расщеплять атом, получать искусственные продукты питания, усваиваемость организмом, калорийность и вкусовые качества которых не уступали натуральным.

Обо всем этом последующие поколения узнали из торопливых записей умирающих в медленной, но неотвратимой агонии сведущих в науке и технике соплеменников, а также из тех немногих микрограмм, которые случайно уцелели в карманах, папках и дорожных саквояжах оставшихся в живых землян.

Катастрофа разразилась неожиданно. Причины ее достоверно неизвестны и поныне. Одна из научных гипотез, которую принято считать наиболее правдоподобной, предполагает, что тогда на Солнце произошел небывалой мощности взрыв, протуберанцы которого своим чудовищно вытянутым крылом «лизнули» околоземное пространство в непосредственной близости от атмосферной оболочки.

Другая гипотеза предполагала возможность мощной атаки планеты внеземными варварами. Третья концентрировала внимание на том, что очагов взрывов и Всеобщего пожара было несколько, и по этой гипотезе не исключался случайный мощный взрыв одной из главных баз ядерного оружия с последующей за ним мгновенной цепной реакцией на других его базах и складах. Именно этим объяснялась высокая радиоактивность почти во всех точках планеты.

Впрочем, об этой, последней, гипотезе знали очень немногие из землян. Те, кто создавал и возглавлял затем Совет Земли, делали все возможное, чтобы в новом возрожденном мире, гармония которого восстанавливалась с огромными трудностями, чтобы в этом, восставшем из пепла и мук, мире, не существовало даже понятия о возможности войн или междуусобиц, о необходимости защищаться или нападать, производить или хранить, накапливая какое бы то ни было оружие для уничтожения себе подобных.

Свидетелей катастрофы, то есть тех, кто непосредственно видел ее источник, не осталось. Они погибли сразу. Мужчины, женщины, старики, дети. Без малого все, кто был на поверхности планеты. Даже за тысячи километров от эпицентров невиданной мощности взрывов, прогремевших почти одновременно в семи местах — на территории Северной Америки, Африки, Азии и Европы. Из десятимиллиардного населения Земли уцелело не больше двадцати миллионов. Из каждой тысячи — только двое. Но и эти, оставшиеся в живых, в подавляющем большинстве своем были обречены. Катастрофа застала их на работе — в шахтах и рудниках, на строительстве подземных и подводных сооружений, в поездах и подземных вокзалах трансконтинентальных тоннелей и городского подземного транспорта, на подводных кораблях и в других местах, куда не прорвался испепеляющий жар. Но большинство из тех, кто даже глубоко под землей спасся от взрывной волны и огня, подверглись смертельному облучению.

Радиация была всесильной. Она проникла под землю и под воду, за толщу бетонных и стальных перекрытий. Смертоносные невидимые лучи в зависимости от расстояния до их источника в момент взрывов пронзили землю на глубину от пятидесяти до тысячи метров. Вот почему практически здоровых, не зараженных лучевой болезнью, на планете после трагедии оказалось только около двухсот семидесяти тысяч в основном шахтеры Австралии и Южной. Америки, а также пассажиры и персонал межконтинентальных и далеко удаленных от взрывов городских подземных дорог. Остальные, пожилые и совсем молодые, умерли — кто раньше, кто позже — в течение двух десятилетий после катастрофы. Но все они, особенно ученые и специалисты, проявили недюжинное мужество, отдавая последние силы огромной, воистину титанической работе по восстановлению и упорядочению веками накопленных знаний, их систематизации, а также по обучению тех немногих, кто должен был продолжать, развивать и совершенствовать жизнь на земле. И не просто жизнь, а жизнь Разума.

Часть научных работников и астронавтов во время катастрофы находилась на Луне, Марсе, Изиде. Эта последняя планета вращалась вокруг солнца почти на той же орбите, что и Земля. Но находилась она с противоположной стороны светила, земляне никогда не видели ее на небосводе. Обнаружена она была путем математических расчетов, подтвержденных визуальными наблюдениями первых астронавтов, ступивших на поверхность Марса.

Все восемь межпланетных кораблей, на борту которых было около тысячи двухсот землян, через пять месяцев после катастрофы вернулись на Землю. Все они — астронавты, физики, биологи и другие специалисты, составлявшие колонии землян на Луне и ближайших планетах, были очень встревожены внезапным грозным молчанием станций связи и наведения, а также непонятными багряными вспышками, охватывавшими оболочку голубой их родины в течение восьми дней и ночей.

Но уже в верхних слоях атмосферы и при посадке на Землю все они получили такую дозу облучения, что не смогли даже открыть люки своих космических кораблей, которые стоят теперь на бывших космодромах гигантскими памятниками мужества, верности долгу, беспредельной преданности своему народу.

То были трудные годы. Тысячи, миллионы квадратных километров пустыни. Высохшие реки и озера. Пронизанная на сотни метров смертоносными лучами безжизненная и опасная поверхность морей и океанов.

Пепел и черная пыль на месте городов и селений. Оплавленный базальт и гранит горных вершин. Даже в Южной Америке и Австралии, которые находились далеко от эпицентров катастрофы, начала чахнуть растительность, массами гибли животные. Долгих двенадцать лет земля не хотела родить, а засеваемые в нее весною зерна и высаженные овощи, с огромным трудом выкроенные из все больше скудеющих пригодных армейских и государственных стратегических аварийных и неприкосновенных запасов, сохранившихся местами в подземных хранилищах, чернели, превращаясь в труху. На учете была каждая банка консервов, каждый грамм муки и риса, каждая луковица и вобла, каждый глоток чистой воды.

Чудо спасло тогда от голодной смерти оставшихся живыми землян. Чудо в виде трех подземных экспериментальных заводов по производству искусственных продуктов питания, волею случая смонтированных Институтом синтеза в старой, давно не эксплуатируемой подземке одного из бурно развивающихся городов южноамериканского континента. Здесь же, в глубоко заложенных когда-то тоннелях и бывших подземных депо были сконцентрированы значительные запасы угля, сланцев, торфа, нефти, древесины, сена, хлопка и другого исходного сырья для получения синтетических жиров, сахара, клетчатки, различных витаминов, глюкозы, гемоглобина и производных от них продуктов питания.

В это тяжелое время особо привилегированное положение занимали женщины, способные дать здоровое потомство. К ним относились бережней и внимательней, чем к больным и даже к новорожденным. Им запрещалось только одно — произвольно выбирать отцов для своих детей.

Ученые установили уже давно, что новорожденные крепче, выносливее, восприимчивей к умственному развитию тем больше, чем дальше кровная близость их родителей. Вот тогда-то и появился на свет Закон Согласия. Подразумевалось согласие на брак здоровой пары Совета Земли.

Однако в само понятие согласия вкладывался и другой смысл: оно служило залогом укрепления взаимопонимания и дружбы между землянами разных материков, роднило и сближало их, устраняя тем самым в основе своей взаимную неприязнь, вражду, недоверие. Земляне всех племен, народов и континентов становились братьями не только по духу и разуму, но и по крови.

С тех пор минуло триста веков. Из нескольких Десятков тысяч уцелевших выросла новая могучая общеземная цивилизация — гармоничное общество братьев и сестер по разуму и духу. Но традиции времен Закона Согласия остались, и, следуя старому обычаю, а возможно — и просто инстинкту материнства, современные девушки снова и снова искали себе друга жизни в той точке планеты, которая была далека от места их собственного рождения.

…Вион возвратился к столу с подносом, на котором стояли две узорчатые хрустальные колбы со светлым пахучим соком манго и два запотевших серебряных стаканчика с высокими пирамидками мороженого.

Тотчас прибежали дети — мальчик и девочка — шумные, подвижные, веселые, мокрые, перепачканные песком.

Мать заставила их пойти сполоснуться под душем, и пока они с наслаждением ели мороженое, пирамидки которого были щедро сдобрены орешками, засахаренным миндалем и цукатами, пока возбужденно, перебивая друг друга, рассказывали родителям о забавных проделках хитренького и миленького дельфина, Вион с улыбкой поглядывал на них и по глоточку тянул свой манго. Однако по краям глаз его все еще не разошлись фиолетовые блики печали, а может быть, даже тревоги.

Когда дети снова убежали к морю, Анона пересела в свободное кресло поближе к мужу.

— Тебя все-таки что-то гнетет, дорогой? — ласково провела она ладонью по его затылку, покрытому шелковистыми волосами.

У мужской половины землян не было, как у женщин, тонких красочных перьев на голове. Их широкий и высокий лоб с гладкой, словно отполированной кожей — светлой, темной, желтой или красноватой — был совершенно лишен растительности. Только затылок и виски прикрывали плотные светло-серые шелковистые пряди, да и они с годами редели, обнажая угловатый череп.

— Должен тебе признаться, Анона, — медленно, с явным усилием заговорил он, пряча за нарочитой медлительностью свое смущение, — должен сказать… Я сегодня после второго завтрака одевал обитон…

Роберто отлично ЗНАЛ, что обитон — это широкий браслет, который земляне в период работы днем и ночью, не снимая, носят на правой руке. Усиленные в миллионы раз концентратом энергии, находящейся в небольшой ампуле браслета, биотоки головного мозга его владельца через направленную антенну рабочего пояса передаются в Центр Разума планеты, откуда его хозяин может получить практически любую информацию.

Энергии обитона вполне хватало для приема мощных радиоволн информационных ретрансляторов Центра Разума, однако для передачи своих собственных мыслей и вопросов владельцам обитонов нужно было использовать энергию и направляющую антенну своего рабочего пояса.

Как правило, обитон обеспечивал постоянную связь землянина с его наставником, членами Совета Земли, группой товарищей по работе, занятых вместе с ним решением какой-либо очередной глобальной проблемы развития, а также с членами его семьи, друзьями, родными и близкими. Поле антенны рабочего пояса было настолько мощным, что давало возможность обмениваться мыслями с коллегами и родными на огромном расстоянии в пределах Земли и освоенных секторов солнечной системы.

Однако в период отдыха, который всегда проходил в кругу семьи, рабочий пояс и обитон полагалось по Регламенту снимать, оставляя в одном из своих служебных кабинетов или в специально отведенных для этого помещениях. Вион, естественно, снял хоть и не громоздкий, но все же несколько стесняющий рабочий пояс, а про обитон в хлопотливые часы сдачи дел и подготовки к отъезду просто забыл. В регистрационном пункте перед зоной отдыха ему указали на эту оплошность. Он тогда извинился, вполне искренне сославшись на усталость и занятость. Сразу же сняв браслет, спрятал его в дорожный саквояж, почти неделю не вспоминал о нем, и вот сегодня утром…

— Понимаешь, мне вдруг очень захотелось узнать, как продвигаются у нас дела с направленной мегаантенной… Сейчас это, пожалуй, самая важная проблема нашего бюро. И не только нашего. Ее решения ждут астрофизики, астронавты и многие другие ведущие службы Земли. Не случайно уже третий год над ней работают вместе со своими группами четырнадцать только моих ведущих конструкторов — самые грамотные и опытные специалисты.

Судя по тонкой платиновой пластинке на груди Виона, украшенной двумя Большими Алмазами и крупным нежно-розовым воробьевитом, он был одним из главных конструкторов планеты. А Большая Голубая Корундовая Звезда на темной муаровой ленте, сверкавшая над пластинкой, говорила, что Вион сподвижник Совета Земли. В тот период ему исполнилось только сорок два года — возраст бурного расцвета и подъема всех творческих сил. Причем Совету Земли, как и многим землянам вообще, было хорошо известно, что по степени умственного и духовного развития Вион во многом значительно опередил своих сверстников.

— И ты, конечно, решил, что они без тебя не справятся? — с ноткой едва уловимой иронии спросила она. — А ведь именно ты где-то писал, что недоверие к товарищам — самая большая обида для них.

Она замолчала, словно подыскивая нужные, более убедительные слова, пряча в уголках губ не то печальную, не то лукавую улыбку. Вион тоже молчал. Глаза его были почти закрыты, и трудно было понять сейчас его эмоциональное состояние.

Роберто в эту минуту показалось, что он давно, очень давно знает этого мудрого землянина, что уже встречался с ним в той, другой жизни… Он невольно оглянулся назад и сквозь прозрачные стены машины снова увидел знакомый тоннель и белоснежную нишу. Видение было мгновенным, потому что нежный голос Аноны звал его назад, на террасу.

На этот раз она подошла к волнующему их обоих вопросу с другой стороны.

— Вот уже два года, как мы с тобой не отдыхали. Дети так соскучились по морю… И даже не в них дело. Они свое наверстают. Отдых в первую очередь необходим тебе, о чем принято специальное решение Совета Земли… И потом, я ведь отвечаю перед Советом за твое здоровье!

Это была не фраза. Ее устами говорила женщина-мать, жена, подруга, отвечающая за здоровье и условия жизни своего избранника перед обществом и перед собственным любящим сердцем.

— Но я не могу спокойно отдыхать, когда у товарищей не ладится работа, — мягко возразил он. — А без рабочего пояса, ты это хорошо знаешь, у меня нет возможности передать им отсюда свои соображения. Я же их слышу отлично. Все они чем-то встревожены. Именно поэтому я должен вернуться. Я нужен там… И это очень важно не столько для меня и даже не для моих коллег, сколько для всех нас, землян.

Он помолчал немного, опустив веки, мучительно думая: сказать ей все или не сказать. Потом тяжело вздохнул и, не вдаваясь в подробности, закончил:

— Трижды за эту неделю пытались мои ребята получить отраженный сигнал от созвездий Дельфин, Пегас, Лира, Кассиопея, Дева, Персей, Геркулес, Дракон, Лебедь — наиболее видимых круглый год даже невооруженным глазом. Два года назад экспериментально нам это удавалось. Но отраженный луч был очень слабым, едва уловимым. Тогда мы сконструировали мегаантенну, площадь направляющего и принимающего радиоэллипса которой превышает триста тысяч квадратных километров. Это позволяет нам, используя антиэнергию пропорциональной обратимости, направить радиолазерный луч с большой точностью практически в любую точку метагалактики и почти мгновенно получить его отражение во всех спектрах.

Но эксперимент уже трижды не удался. Все теоретические расчеты сомнения не вызывают. Товарищи искали ошибку в конструкции, но глобальная проверка показала абсолютную точность всех параметров эллиптического центра поля мегаантенны, создаваемого на основе сотен автономных взаимосвязанных магнитно-силовых полей. Метод же использования антиэнергии пропорциональной обратимости, увеличивающий мощность и скорость посылаемого импульса или даже какой-либо массы в миллиарды раз, вообще не подлежит сомнению. Мы пользуемся им уже больше пятидесяти лет. На его принципе действуют все наши рабочие пояса, сотни и тысячи различных агрегатов, машин, механизмов, космические корабли, энергоплазменные каналы. Даже школьники здесь не допускают ошибок. Следовательно, причина в другом. И мне кажется… я нашел эту причину.

— И она требует твоего немедленного возвращения?

Глаза ее стали строги и внимательны.

— Да, — кивнул он головой. — Дело в том, что лучу новой мегаантенны, как видно, мешает пробиться к созвездиям противостоящее поле огромной мощности. Вероятно, это какой-то барьер, в котором наш луч просто гаснет, вязнет. Там, в далеких глубинах метагалактики, совсем иные представления о времени и расстояниях… И вот мне вдруг подумалось сегодня утром, ты пойми, другого объяснения пока я просто не нахожу, мне подумалось… А что, если где-то в средине этого светового пути или даже значительно ближе к нашей планете встала какая-то неизвестная нам преграда? Два года назад ее не было. Сейчас она существует.

Не исключено, что свет далеких созвездий идет к нам уже отрезанным, отсеченным от своих источников. Пройдет какое-то время, и он иссякнет вовсе. Небо станет черным, пустым, беззвездным. Но это не самое худшее… Хорошо, если эта преграда — тело, облако, газовая туманность или еще неведомо что. Хорошо, если оно просто пройдет между нами и другими звездными мирами, промелькнет как эпизод, как затмение Солнца или Луны. А если оно движется прямо на нас? Тогда землянам не избежать новой трагедии.

Он спокойно посмотрел на нее глазами синими, словно весеннее море. И, наверное, только сам он знал, чего стоило ему это показное спокойствие.

— Пусть я ошибаюсь. Пусть гипотеза моя, основанная пока только на логических домыслах, окажется несостоятельной. Я буду очень рад этому. Но в конструкторских расчетах мегаантенны мы ошибиться не могли. Удача, нет, я не так выразился, расчетное завершение эксперимента позволило бы нам завершить важнейшую работу — осуществить наконец телеобзор не только созвездий любой из галактик, но и их отдельных планет, обеспечить практически полную безопасность дальних космических полетов, невообразимо сократить их время, добиться практически мгновенного обмена информацией не только с нашими посланцами, но и со всеми разумными цивилизациями вселенной.

Он долго молчал, потрясенный собственными логическими выводами. Потом поднялся. Глаза его, выражая решимость, вдруг посуровели.

— Я должен немедленно поделиться своими размышлениями с астрофизиками, сподвижниками Совета Земли. Ну и, конечно же, обязан еще раз лично проверить состояние конструкций, размещение силовых линий и полей мегаантенны.

— Ты с детьми оставайся здесь, — повернулся он к жене после некоторого раздумья, и Роберто заметил, что лицо его стало совсем другим — просветлевшим и одухотворенным. — Да, да, вы должны остаться здесь. Наши малыши ничем не провинились, чтобы лишать их моря и садов. Да и тебе…

Анона приподнялась с кресла. Глаза ее расширились.

— Ты хочешь поехать один? — с легкой дрожью в голосе спросила она. — А кто же будет ухаживать за тобой? Кто станет следить за твоим Регламентом? Я ведь знаю тебя: уже завтра ты забудешь про сон и пищу… И потом, кто проследит за режимом работы «Аэпика»? Разве Совет Земли уже отстранил меня от этих обязанностей? Вы слышите, дети, — повернулась она к подбежавшим в ту минуту ребятам, — папа хочет уехать работать без нас.

Мальчик проворно взобрался на колени Виона.

— Этого не может быть, — с детской непосредственностью уверенно молвил он. — Кто же будет подавать ему бумагу, карандаш, линейки, чертежные перья? Ему ведь их целая пропасть нужна каждый день.

— И цветочки свежие в водичку каждый день нужно ставить, — поддержала брата девочка.

— Без нас он просто не сможет работать. Ведь его робот Вион-ду пока только учится, — подытожил сын.

— Значит, возвращаемся все вместе? Я тоже так подумала. Но как же тогда море и отдых? — с подчеркнутой серьезностью в голосе и лукавыми золотистыми искринками в глазах спросила мать.

— Возвращаемся все вместе! Работа всегда важнее, — рассудительно сказал мальчик. — А море? Так вы нам выпросите дельфиненка для домашнего бассейна. Вот и будет почти совсем как на море! Хорошо?

— Непременно выпросим, — усмехнулся Вион, и большие глаза засветились от радости.

…Полет продолжался. Полоса зоны садов и отдыха сменилась тысячекилометровым поясом зоны плодородия и заповедников. Они облетели сначала с запада на восток ее северный участок, а затем, воспользовавшись трансконтинентальным тоннелем, прорезающим на многокилометровой глубине толщу Земли и соединяющим Северную Америку с Южной, двинулись в обратном направлении. Их прозрачная авиетка неслышно парила в воздухе, давая возможность осмотреть каждую мелочь, а потом вдруг стремительно уносилась вперед.

Под ними были то сверкающий простор океана, то необозримые даже с высоты поля пшеницы и ржи, плантации риса, кукурузы, сахарной свеклы и сахарного тростника, бахчевых и картофеля, овощных и технических культур.

В многокилометровых загонах паслись стада домашних животных, в огромных по площади вольерах-заповедниках вольготно чувствовали себя дикие звери и птицы.

Больше всего Роберто поражала культура земледелия и животноводства. На полях и фермах почти не было видно землян. Зато повсюду высились башни автоматических поливальных установок, птицефабрики, животноводческие фермы с бесконечными рядами коровников, свинарников, конюшен, кошар, крытых загонов и помещений для многих других животных и домашних птиц.

Каждые несколько километров земельные массивы рассекал широкий полноводный канал, от которого в разные стороны густо ветвились рукава и рукавчики. Вся работа по выращиванию урожая, который тут, как правило, собирали два-три раза в год, по откорму скота, переработке пищевого и технического, растительного и животного сырья выполнялась машинами с радиопрограммным управлением. Считанные работники со специальных пунктов, оборудованных быстродействующими телерадиоэлектронными контрольно-советующими машинами лишь проверяли параметры работ и модуль отклонения от заданной программы посевных и уборочных агрегатов, саморегулирующихся элеваторов, откормочных автоматов и заводских комплексов.

Кроме них, на каждом региональном участке зоны работали комплексные бригады специалистов — агрономов, ветеринарных врачей и зоотехников, механиков, наладчиков оборудования и сельхозтехники, ремонтников, метеорологов. Как понял Роберто, функции этих и других специалистов были иными, чем в наши дни. Метеоролог, к примеру, не «предсказывал» погоду, а с помощью техники создавал необходимые погодные условия на данный момент обработки почвы или роста урожая.

Работающие в зоне плодородия и заповедников, а их насчитывалось, и это тоже ЗНАЛ Роберто, около одного процента от общего количества населения планеты, жили либо здесь же, в комфортабельных виллах вместе со своими родными и близкими, либо в городах, куда они добирались в считанные минуты после дежурства в своих авиетках или капсулах.

Все оценивается и познается в сравнении. Уже первые шаги по зоне труда позволили Роберто прийти к заключению, что виденное ими до сих пор в двух предыдущих зонах всего-навсего подсобный двор огромного современного рудника, не больше, не меньше, как утлая халупа бедняка-арендатора рядом с величественно помпезным дворцом богатого ранчеро.

Не успели они и на сотню километров отдалиться от зоны плодородия и заповедников, как в воздухе стало тесно из-за сотен летательных аппаратов самых разнообразных конструкций и назначения. Прозрачные двухместные авиетки, тяжелые грузовые летающие поезда, легкие быстрокрылые дальеты, созданные специально для перевозки детей, молниеносные рабочие капсулы…

С большим трудом укладывалось в сознание Роберто, что капсула — не что иное, как тончайший слой спрессованного… воздуха, получаемый с помощью двух противоположных силовых полей огромной мощности. Образовать вокруг себя такой защитный барьер простым нажатием кнопок мог любой землянин, носящий рабочий пояс. Капсуле можно было придать форму невидимого облегающего скафандра, способного повторять малейшие движения землянина. Ей можно было придать любой цвет, сделать ее жесткой и просторной шарообразной, каплевидной, кубической, цилиндрической или любой другой формы. Это позволяло в случае необходимости взять с собой не только многотонный груз, но и других землян, не имеющих рабочего пояса.

Основное место в широкой задней части рабочего пояса занимал микродвигатель, развивающий скорость полета землянина до 7,9 километра в секунду, что позволяло выходить на околоземную орбиту. Рабочие пояса высшей категории — их носили сподвижники Совета Земли и астронавты — позволяли в короткое время довести скорость полета до шестидесяти километров в секунду. Этого требовали условия работы на дальних планетах солнечной системы. Ведь оторваться от орбиты Юпитера, к примеру, из-за огромной массы можно только достигнув скорости 59,7 километра в секунду.

Роберто ЗНАЛ, что астронавты для работы в космосе и на соседних планетах солнечной системы отправляются в огромных ракетах-лабораториях, где условия жизни были не хуже, чем в дворцах оазисов здоровья. ЗНАЛ он и то, что к услугам других работающих землян есть десятки и даже сотни различных транспортных средств, мощных и надежных машин. Но каждый из них всегда носил рабочий пояс, гарантирующий полную безопасность труженика в любых рабочих ситуациях.

В компактных газырях пояса помещались голубые искрящиеся шарики концентрированной антиэнергии пропорциональной обратимости, обеспечивающие не только работу двигателя практически на весь период трудовой жизни его владельца; но и при необходимости стимулирующие возрастание силы и энергии самого землянина.

Небольшое искривление структуры воздуха между силовыми полями капсулы-скафандра делало невидимым в ней и землянина, и все находящееся рядом с ним. Посредством энергии рабочего пояса внутри капсулы поддерживалось нормальное земное давление и углекисло-кислородный обмен. Она ограждала от лютого космического холода и сверхвысоких температур, при которых мгновенно превращались в пар многие земные элементы. Она надежно защищала от радиации и довольно крупных метеоритов, от случайного взрыва, шахтного обвала, горных лавин и извержений вулканов. Энергия пояса питала, обитон, обеспечивая надежную прямую звуковую и мысленную связь с родными, близкими, товарищами по работе. А хранящиеся в газырях рабочего пояса запасы таблеток пищевого стимулятора гарантировали длительное жизнеобеспечение клеток организма без обычного потребления пищи и воды.

В газырях пояса хранилось несколько весьма полезных вещей, выполненных в миниатюрном варианте портативный «Аэпик», речевой дешифратор, набор микропластинок Великой Энциклопедии Землян, баллончик с запасом жидкой голубой плазмы (что это такое, читатель узнает чуть позже), различные инструменты. В рабочих поясах высшей категории — у членов дальних космических экспедиций, сподвижников Совета Земли, астронавтов, шахтеров, строителей к передней части пояса крепился небольшой прожектор, луч которого, используя все тот же концентрат антиэнергии пропорциональной обратимости, мог высечь, а точнее — выпарить довольно широкий проход-тоннель в скальном грунте любой толщины и прочности, мог разрезать самый крепкий металл…

Нужно ли говорить, что каждому землянину с детства внушалось, что к рабочему поясу следует относиться очень бережно, аккуратно и экономно расходовать драгоценное содержимое газырей, не злоупотреблять без особой надобности его титанической мощью.

Многое уже знал и понимал Роберто. Одновременно со зрительным изображением исторического прошлого планеты, эволюции одной из первых ее развитых цивилизаций округлый экран малой сферы «ремонтной» машины, которую по теперешним понятиям и представлениям, скорее можно, было бы назвать машиной времени или машиной познания, — этот экран излучал биотоки. Особенность их состояла в том, что они закреплялись в свободных клетках головного мозга, материализуясь в память и знания.

Не удивительно, что Роберто ЗНАЛ больше, чем видел на сферическом экране. Он понимал звонкий певучий язык тех далеких землян, свободно разбирался в их взаимоотношениях, истории, законах и эволюции общественного развития. И все же его изумляли, а иногда и просто потрясали своей необычайностью, неправдоподобностью, сказочностью детали увиденного. Роберто все больше поражал созидательный размах творчества землян, которые своим упорным трудом преображали планету, делали условия жизни на ней день ото дня краше.

Его восхищали и рациональный, основанный на взаимной любви и духовной близости образ жизни миллионов семей, и огромная широта и глубина знаний каждого землянина, исключительная забота о физическом и нравственном воспитании подрастающего поколения, и общественное устройство, ведущая роль в котором принадлежала Совету Земли.

Тысяча его сподвижников, каждый из которых-знающий в совершенстве свое дело, опытный специалист в одной из важнейших областей знаний, избирались всеобщим референдумом планеты сроком на восемь лет. Причем Регламент предусматривал, что быть избранным в Совет вторично можно было лишь пропустив один срок избрания.

Больше всего волновали и восхищали воображение Роберто конкретные технические достижения, материальное воплощение гениальных теоретических разработок и научных открытий того времени. И это вполне естественно, так как по сути Роберто был еще ребенок — юноша, для которого гораздо важнее всяких теоретических знаний было непосредственное видение практического воплощения теории — чтобы руками потрогать можно было — в удивительные вещи, сооружения, машины.

Вот и сейчас с нескрываемым восторгом смотрел он туда, вниз, где под ними в сотне метров от земли мощные тягачи-аэробусы везли бесконечные составы огромных, тяжело груженных рудой платформ.

Невидимыми рельсами для них служили направленные силовые лучи, по которым тонкими журчащими струйками (это их звуки ввели не так давно в заблуждение Роберто и Фредерико) переливались каскады материализованной антиэнергии пропорциональной обратимости.

Вокруг ее потоков создавались невидимые силовые поля огромной мощности. Их толщина была ничтожно мала, а плоскости могли быть любых размеров и геометрических построений — от высоких стен и куполов, ограждающих заповедники диких животных и птиц, до различной формы тоннелей. Один из них и был проложен над землей. Он начинался у крупного месторождения циркония где-то на юго-востоке Европы и, пересекая по прямой материк и просторы Атлантики, упирался в центр металлургии у отрогов Кордильер на североамериканском континенте, так богатых железной рудой и другими металлами. Этот огромный тоннель-мост крутой дугой поднимался над Землей на многие десятки километров, а потом так же круто опускался к Земле и последние километры в непосредственной близости от заводов шел над ней почти горизонтально.

Нет, аварии и столкновения были здесь исключены. Действие силовых линий такого поля, особенно в качестве транспортной артерии грузов особо важного назначения, заблаговременно предупреждало и предотвращало малейшую возможность столкновения с ним. Его силы не только мягко отталкивали летящие, двигающиеся и падающие предметы любой массы, не только гасили их скорость, но и изменяли направление их движения. Внешний — барьерный мениск как бы подхватывал инородный предмет — будь то авиетка, обломок падающей скалы или стремительная ракета, заставлял обойти стороной невидимую силовую конструкцию или вовсе уйти от нее.

Подобные силовые тоннели, стены, купола и другие конструкции можно было с помощью установочного регулятора возводить сплошными, совершенно непроницаемыми для дождя, мелкой измороси, пыли и даже потоков воздуха или же — решетчатыми, как поддерживающие строительные леса, или сетчатыми открытыми для циркуляции воздушных потоков, но недоступными для проникновения самых мелких насекомых. Такими же свойствами обладали капсулы-скафандры землян, в которые они облачались в сложных или особо опасных условиях труда.

Источником образования силовых полей служила постоянно активная, или концентрированная антиэнергия пропорциональной обратимости. Получали ее преобразуя энергию ядерного распада, прямо использовать которую земляне так и не научились.

Первый этап преобразования давал сжиженные потоки антиэнергии. Циркулируя в тончайших трубках-капиллярах, оставленных при искусственном наплаве в серых корундовых либо полупрозрачных рубиновых и сапфировых блоках, которые имели огромную стойкость к воздействию самых агрессивных элементов и их соединений, жидкая антиэнергия под воздействием импульсной бомбардировки ядрами кислорода выделяла полученную энергию. Она, в свою очередь, преобразовывалась с помощью специальных направляющих устройств в силовые поля и бесперебойно питала роторные и другие, в основном стационарные двигатели.

Однако циркуляция потока жидкой антиэнергии предусматривала полный законченный кругооборот со всем набором коммуникационной аппаратуры и несущих ее конструкций. От источника, представлявшего собой резервуар тем большей емкости, чем длиннее протяженность коммуникаций, антиэнергия поступала по замкнутому кругу капилляров обратно к источнику. Отсюда возникло и название — «антиэнергия обратимости».

Израсходованная жидкая антиэнергия должна была все время пополняться из резервуара, емкость которого вместе со всем необходимым оборудованием и сапфировыми блоками были мало транспортабельны из-за своей громоздкости и немалого веса.

Тем не менее, в условиях стационарного использования — на шахтах, железных дорогах, подземных и наземных трассах, на заводах и фабриках, в жилых домах и административных зданиях, на улицах городов, в оазисах здоровья и во многих других местах новый вид энергии получил самое широкое применение.

Именно на ее основе было организовано энергетическое обеспечение тоннеля, в который попали Роберто и Фредерико. Каналы обратного потока антиэнергии здесь были выполнены в виде светильников, укрепленных в центре свода тоннеля. Обушок Роберто, отброшенный потоком высвобожденных энергочастиц из настила, невольно разрушенного юношей, совершенно случайно попал в один из очень немногих стыков сияющих, словно солнце, сапфировых блоков.

И все же для самостоятельно перемещающихся в условиях бездорожья машин и агрегатов, для летательных аппаратов большинства систем, а тем более для работы в космосе и на других планетах эта схема энергообеспечения не подходила. Нужно было искать какой-то выход из положения. И его в конце концов нашли…

Новую, концентрированную антиэнергию пропорциональной обратимости открыли значительно позднее, всего за семьдесят лет до увиденных Роберто событий. Изготовление ее обходилось в сотни раз дороже, но зато она была очень надежна и удобна в эксплуатации, хорошо консервировалась и, что самое главное, ее можно было отделить от источника образования.

Как пакет с завтраком, как бутылку с водой, концентрат антиэнергии можно было носить или возить с собой в газырях рабочих поясов, а также в более крупных контейнерах как своеобразные и очень мощные аккумуляторы.

Получали его из жидкой антиэнергии обратимости в специальных реакторах-преобразователях под давлением в несколько миллионов атмосфер. Получались почти невесомые и сравнительно небольшие — три-четыре сантиметра в диаметре — голубые шарики, искрящиеся на воздухе, свободно плавающие в нем, напоминающие шаровые молнии, однако более темные по цвету, с хорошо просматривающейся переливающейся массой.

В вакууме, упакованные в газыри рабочих поясов или более объемные герметичные контейнеры машин и агрегатов, они не искрились. На воздухе же происходило окисление, при котором как бы испарялся продукт окисления-так называемые «безвольные» или «инертные» антиэнергочастицы. Однако те же частицы, импульсивно направленные в пучок лучей рабочего лазера с помощью обычного микромагнетопульсатора, мгновенно «оживали». Они обретали невиданной мощности ускорение и передавали его светопотокам лазера, скорость которых, в свою очередь, мгновенно возрастала до сказочной величины в тридцать один триллион километров в секунду, то есть в один парсек . Причем частоту импульсов можно было при желании или необходимости увеличить и уменьшить в несколько раз.

И все-таки основное достоинство нового источника энергии заключалось в том, что выпущенная в пространство лазерным потоком антиэнергия не исчезала полностью, а достигнув определенной точки на заданном расстоянии (что делалось посредством специального ограничителя) или отразившись от массы какого-либо космического объекта, возвращалась в том же луче обратно с пропорционально удвоенной скоростью. Этому своему свойству она обязана и названием — «пропорционально обратимая». Расход концентрата в силу пропорционального возврата частиц антиэнергии был сравнительно небольшим. Достаточно сказать, что один голубой шарик обеспечивал годовую потребность в энергии всех потребляющих ее приборов, приспособлений, двигателя, абитона, инструментов и систем жизнеобеспечения рабочего пояса при их одновременной максимальной нагрузке. А в его газырях хранилось два десятка голубых шариков — количество вполне достаточное на всю активную трудовую жизнь землянина.

Создаваемое вокруг луча энергетическое силовое поле было исключительно мощным и устойчивым. Именно оно — плоское, выпуклое, вогнутое, квадратное либо искривленное в любую другую геометрическую фигуру, служило невидимым, но надежным покрытием тысячекилометровых дорог поднебесья, а в данном случае прочным воздушным мостом-тоннелем, по которому так легко и быстро двигались составы с РУДОЙ.

Силовые линии поля позволяли после несложных расчетов на быстром и точном миниатюрном «географическом» блоке «Аэпика» размером со спичечную коробку рассчитать кратчайшую орбитальную траекторию между двумя заданными точками Земли или околоземного космического пространства. Ориентируясь по этим линиям, могли передвигаться автомобили и воздушные поезда, межконтинентальные ракеты и другие летательные аппараты, а также сами земляне, облаченные в свои замечательные скафандры-капсулы.

…Роберто не мог оторвать взгляд от проносящихся под ними воздушных составов, от широчайших автострад, по которым мчались удивительной формы и расцветки энергомобили.

Под авиеткой снова сверкнуло море, а потом… Потом у парня просто дух захватило от восторга.

У самого моря ярким неповторимым цветком открывался огромный город-утопающий в зелени парков, с широкими улицами и величественными площадями, с устремленными к солнцу, неповторимыми по своим очертаниям зданиями, напоминающими фантастические дворцы из сказок такого далекого теперь детства.

Взаимосвязь и взаимообусловленность его архитектурных решений и окружающего ландшафта, искусство построения каждого здания и их комплексов, их архитектура и архитектоника были настолько совершенными и гармоничными, что впервые за время своего зрительного и эмоционального пребывания здесь, в этом бесконечно далеком мире, Роберто охватило чувство доброй зависти к тем далеким землянам. Он мысленно сожалел, что не родился, не жил в этом сказочно прекрасном городе.

…Вот он уже сам идет по широким проспектам, пересекает площадь, обрамленную ансамблем неповторимых в изумительном своеобразии зданий-дворцов, украшенных ажурными башнями и шпилями, каждый из которых увенчан дивным цветком, сверкающими звездами, макетами ракет и космических кораблей, удивительными птицами и драконами.

В центре площади — самое величественное здание Совета Земли. Его высокая полусфера, опирающаяся на триста шестьдесят сорокаметровых бериллиевых колонн, облицованных нежно-изумрудным малахитом и синим, словно бескрайнее небо лазуритом, выполнена из сверкающего белого нефрита.

В дни заседаний Совета Земли в огромном круглом зале, расположенном на трехсотметровой высоте в верхней части полусферы, свободно размещается двести тысяч землян. Здесь же, в подземных этажах, за многометровой толщей базальтовых скал и специальных железобетонных перекрытий, усиленных тройными силовыми оградительными полями постоянного действия, находится Цент Разума планеты.

От главного его входа к морю, пересекая величественную площадь, тянется километровая Аллея Сподвижников Труда. Справа и слева от нее среди вечнозеленых деревьев и пирамидального лавра на высоких постаментах, облицованных светло-розовой парчовой яшмой, навечно застыли скульптурные изображения тех, кто за последние триста веков внес особый вклад в развитие науки и техники, культуры и искусства землян. И каждая из тысяч установленных здесь скульптур — беломраморная, отлитая из бронзы, стали, ситала, бериллия, золота, серебра или платины, наплавленная из сапфира или выплавленная лазером из огромного, синтетически выращенного кристалла алмаза, сама по себе была произведением искусства в высшем его проявлении, отражала достижения науки и культуры своего века.

В задней части каждого постамента вмонтирован экран. Включив его и усевшись на скамеечку, можно посмотреть объемно-стереоскопический кинофильм о Сподвижнике Труда, понять суть подвига, совершенного им, увидеть героя в подлинных условиях его времени, если его жизнь прошла даже очень давно.

Не все Сподвижники Труда, памятники которым здесь установлены, ушли из жизни. Возвышались в этой аллее величественные монументы и тем, кто почти полвека назад отправился на первых межзвездных кораблях, в пустоту вселенной на поиски братьев по разуму, и некоторым другим ученым, инженерам, конструкторам, физикам, художникам слова, изумительным актерам, певцам, музыкантам, мастерам кисти и резца…

У самого моря — Пантеон Великих, над строгим черно-белым прямоугольником которого в глубокой скорби застыла огромная статуя Матери-Земли, отлитая из белоснежного сверхтвердого пластика. Руки ее воздеты к небу. В правой на ладони — десятиметровая алмазная звезда. Днем она сверкает, словно второе солнце. Ночью освещает весь город спокойным лунным светом.

И звезда, и сама статуя скорбящей Матери-Земли — память о жертвах Великого пожара.

А в Пантеоне спят вечным сном в хрустальных саркофагах девять самых достойных из землян. Трое из них — сподвижники первого Совета Земли, авторы Регламента Справедливости Землян. Остальные шесть — ученые.

Могучий разум одного из них укротил энергию ядерного распада и раскрыл тайну лазерного луча. Второй — впервые практически осуществил синтез белка и проник в самое сокровенное его взаимодействие с нуклеиновыми кислотами, что позволило в последние годы начать работу над созданием биологических роботов. Третий первым в истории землян проложил дорогу в космос. Четвертый открыл жидкую антиэнергию обратимости. Пятый создал стимулятор здоровья — вакцину, которая прививается теперь каждому новорожденному и на протяжении всей жизни охраняет клетки организма от проникновения болезненных микробов. Гений и упорство шестого дали землянам все сильный голубой шарик — концентрат антиэнергии пропорциональной обратимости, а потом с его помощью несколько антиэлементов и их соединений…

Здесь же, в специальных залах Пантеона, в анабиозных ваннах крепко спят родные и близкие тех, кто пять десятилетий назад улетел на разведку далеких галактик в поисках братьев по разуму. Ритм жизнедеятельности их организмов замедлен ровно в тысячу раз. За сто двадцать пять лет сна в анабиозных ваннах они «постареют» всего на сорок пять дней. Сделано это было для того, чтобы вернувшиеся на Землю астронавты не почувствовали себя полностью одинокими, чтобы в трудном, своем пути они знали и верили, что их ждут, очень ждут на Земле. И не просто земляне, а их родные и близкие родители, мужья и жены, дети, друзья. Ведь до ближайшей к солнечной системе звезды альфы Центавра — четыре с лишним световых года.

Даже за такое «короткое» время полета космического корабля, развивающего скорость, почти равную скорости света, — а именно на таких кораблях и отправилась в глубины космоса первая звездная эскадра землян, даже за этот срок на Земле пройдет несколько десятилетий… А ведь нужно еще время на исследование планет, на общение с возможными внеземными цивилизациями, на возвращение…

Спящие в анабиозных ваннах Пантеона Великих не должны были отстать от научно-технического прогресса и развития уровня культуры своего века. Каждые пять лет их пробуждают на неделю-другую, знакомят с главными земными новостями. Они встречаются с близкими, в быстрых авиетках облетают планету.

Роберто и Фредерико побывали во многих музеях города. С изумлением рассматривал молодой аймара искусно воссозданных в натуральную величину гигантских черепах и архозавров, ихтиозавров и динозавров — рогатых и панцирных, травоядных и хищных, исчезнувших с лица Земли одни двадцать пять, другие — более ста миллионов лет назад. Но еще больше поразили Роберто музеи науки, техники и технологии производства. Здесь были собраны и демонстрировались в действии образцы машин, станков, механизмов, инструментов, агрегатов, служивших до сих пор землянам. От простейших ветровых, паровых и турбинных двигателей, от первого термоядерного реактора, работающего на смеси дейтерия с тритием, от громоздких рудоплавильных печей и разнообразных механических станков до современных универсальных автоматических заводов и фабрик, всех видов рабочих поясов, приемников и передатчиков биотоков мозга. Здесь были установки по производству антиэнергии и образцы систем получения из нее энергии и силовых полей, совершенные радиотелескопы, с помощью которых можно решать сложнейшие задачи радиоастрономии — исследовать ядра галактик, улавливать волны реликтового излучения, открывать новые формы проявления энергии. И первые космические корабли, промышленные комплексы по изготовлению антиэлементов, их соединений и удивительных изделий из них.

Эти новые соединения земных элементов, обладающие невиданными доселе свойствами, земляне научились получать совсем недавно — лет шестьдесят-семьдесят назад. Первым этапом их создания было преодоление барьера несовместимости — разработка промышленной технологии, позволяющей смешивать и соединять в любой пропорции все известные в природе металлы и другие элементы. Достигалось это, как понял Роберто, с помощью электронного луча, который превращал предварительно нагретый до кипения металл или другой элемент в облако пара.

Направленные потоки пара различных элементов — так называемые молекулярные или атомарные их пучки — соединились в определенной заданной пропорции, образуя новые вещества — сплавы и соединения. Они были не в десятки — в сотни и тысячу раз тверже и пластичнее обычных металлов. Не боялись сверхвысоких и сверхнизких температур, механического, силового, кислотного, щелочного и любого другого воздействия.

Полученным паром, смешанным в определенной пропорции, сперва обволакивали различные готовые детали и конструкции. В результате на них образовывалась защитная пленка нового соединения толщиной не более сотни ангстрем, то есть в несколько атомов. Но это был только первый шаг.

Вторым этапом стал процесс воздействия на пленку, а точнее — на смешанное в нужной пропорции облако паров составляющих его элементов направленным потоком частиц антиэнергии, в результате чего новое вещество получало химические и физические свойства, которые не укладывались ни в какие ранее известные характеристики, параметры, технические понятия к представления. Пары широко распространенного на Земле кремния, к примеру, смешанные с парами корунда, золота, титана и циркония в определенной пропорции давали непрозрачный, сплав ярко-желтого цвета с легким зеленоватым отливом. Тонкая пленка из этого сплава, затвердев, выдерживала температуру во много тысяч градусов и обладала прочностью, которую невозможно было определить имеющимися приборами и другими средствами.

Первоначальный удельный вес нового сплава составлял 15,6 грамма. Сто квадратных метров его толщиной в сто ангстрем в цельном монолитном виде заняли бы объем в один кубический сантиметр и весили бы, таким образом, именно 15,6 грамма. Но под воздействием потока антиэнергии пропорциональной обратимости смешанные пары элементов резко меняли свои свойства. Удельный вес нового соединения становился во столько же раз меньше веса воды, во сколько в обычных условиях он был больше его. Иаденно поэтому земляне стали называть такие соединения или отдельные элементы антисоединениями и антиэлементами.

Промышленная установка по производству антиэлементов и их соединений давала возможность за одни сутки превратить в пар и обработать до тонны металла и других элементов. Этого было вполне достаточно для всей планеты, хотя на один квадратный километр пленки из антисоединений расходовалось как максимум всего 226 килограммов металла, а с примесью других элементов и того меньше. На квадратный километр пленки из известного уже Роберто соединения расходовалось всего 156 килограммов составляющих его металлов и элементов.

В этот миг юношу озарила догадка и он с глубоким уважением взглянул на золотистую пирамидку, которую все еще держал в руке. Посмотрел и встретился глазами с… Вионом! Да, да! С тем самым человеком, а вернее — с несколько похожим на человека существом с огромными глазами, которое в последние два дня все чаще улыбалось ему с маленького голубого экрана в торце пирамидки. Удивительно, что он не узнал его сразу.

Странная мысль мелькнула у него: «Как мог попасть Вион замечательный, чудесный, но такой далекий Вион на этот, сегодняшний, экран?»

Естественный и простой этот вопрос на несколько мгновений озадачил парня, но, подняв голову, он как-то сразу забыл о сути вопроса. События на экране малой сферы требовали внимания и сосредоточенности.

И он снова углубился в восприятие рассказа о том, как протекает третий-последний этап изготовления деталей из новых антисоединений. Вначале Роберто казалось, что он вряд ли поймет всю сложность этого процесса, но оказалось, что процесс этот, как и все гениальное, совершенно прост.

До сих пор земляне покрывали пленкой из антисоединений готовые металлические детали. Теперь же, образовав на детали пленку, они выплавляли из нее металл через специально оставленные отверстия. С помощью электродов. Весь до последней капли. В результате получались необыкновенно легкие полые детали, формы, конструкции. Отверстия потом заделывали и обдавали теми же парами. Именно из этого сплава были сделаны огромные сегменты обшивки, сваренные потом в единое целое с помощью жидкой антиэнергетической плазмы, а также детали двигателей, реакторов и других узлов звездных космических кораблей. Все больше изделий из различных соединений антиэлементов с каждым годом находили применение в промышленности, строительстве, авиации и приборостроении, радиотехнике, астронавтике, физике, химии и, конечно, в быту.

Здесь же, в одном из музеев современной техники, Роберто увидел такую же машину, в какой они сидели теперь с дедом. Сидели и смотрели этот удивительный, фантастический фильм. Правда, смотрел только Роберто, а дед его Фредерико, видимо, переутомившийся от всего пережитого, от всех потрясений последних дней, спокойно спал в своем кресле.

До чего же проста была эта машина в управлении! Легким переводом вперед большой синей рукоятки включались насосы воздушной подушки. А когда машина слегка приподнималась над корундовым настилом и черным направляющим выступом, отлитым из прочного пластика, издавая при этом характерный шипящий звук, нужно было нажать ногой педаль. Она постепенно включала в работу роторный индикаторный двигатель, работающий за счет энергии, которая исходила от потоков жидкой антиэнергии обратимости. Каскады последней пульсировали в капиллярах тонкого корундового настила и в сапфировых светильниках тоннеля. Все остальные тумблеры и кнопки, расположенные на пульте, были чисто вспомогательного назначения — для включения в действие инструмента, различных агрегатов и механизмов, приборов, необходимых при выполнении ремонтных и целого ряда других работ, связанных с обеспечением оптимального режима функционирования многочисленных служб головного тоннеля и его вспомогательных помещений. Многогранным этим оборудованием машины можно было управлять как непосредственно в рубке, то есть в одной из двух сфер, так и дистанционно — на расстоянии, с какого-либо узла связи, наблюдая за состоянием тоннеля и работой механических рук машины через телеэкраны широкого обзора, вмонтированные в лобовой части обеих сфер.

«Но кто же тогда так быстро, точно и уверенно управлял работой этой замечательной машины всего несколько часов назад?» — недоуменно спрашивал у себя Роберто, стараясь всеми силами сконцентрировать эту свою мысль на чем-то очень важном для него и Фредерико.

— Где же он, добрый гений, спасший их от неминуемой смерти, почему он не показывается?

И опять — в который уже раз! — события на экране малой сферы отвлекли его внимание от собственных раздумий и вопросов. А там, у далеких землян, в их удивительно гармоничном и прекрасном мире, произошли разительные перемены. В поведении и поступках землян, даже в выражении их лиц появилась затаенная тревога, бросающаяся в глаза скованность и даже растерянность. То в том, то в другом месте слышал Роберто одну и ту же настораживающую фразу, произносимую шепотом, с затаенной дрожью в голосе: «Логическая гипотеза Виона…» После нее на лицах землян появлялись жесткие складки тревоги и озабоченности, а огромные их глаза заполнялись фиолетовым цветом печали и беспокойства. Казалось, что-то роковое, страшное и неотвратимое застывает в этих глазах.