1

Светло-зеленый цвет стен, глазурованная плитка, покрашенные эмалью швы. Шуршание кондиционера, ультрафиолетовый свет бактерицидных облучателей над дверными проемами и большим столом для стерильных инструментов. Анестезиологи выкатывают из наркозной комнаты тележку с телом Артура, кладут его на операционный стол. Медсестра включает оба светильника – и стационарный и передвижной, последний пододвигает так, чтобы свет от него падал на побритую голову мальчика, которому сейчас будут делать трепанацию черепа.

Оперирующий хирург закрепляет голову Артура в металлической скобе в форме подковы с тремя шипами на винтовой резьбе по краям: он вкручивает штифты с заостренными наконечниками до тех пор, пока они не пронзят кожу и не упрутся в кость черепа, сдавливая ее с двух сторон, словно в тисках. Его ассистент соединяет массивное основание фиксатора с рамой в основании стола, регулирует высоту и наклон головы, смотрит на хирурга и, получив от него кивок, покрепче затягивает винты сочленений. Потом он вводит под скальп местное обезболивающее, прокалывая кожу шприцем в нескольких точках и заставляя ее пузыриться. Маркером рисует линию разреза почти по передней границе волосистой части головы, отступая от нее на сантиметр, наносит поперечные риски. Сестра оборачивает пациента бельем, закрывая лицо Артура с торчащими изо рта и носа трубками, обрабатывает операционное поле бактерицидным раствором.

Ассистент придавливает кожу кончиками пальцев с двух сторон от нарисованной линии. Хирург выкраивает кожный лоскут, ведя скальпелем по дуге – от уха до уха. Кровь брызгает на простыню, ручейком течет из разреза. Когда хирург откидывает лоскут на затылок пациента, сестра накладывает кожные клипсы по краям раны, но кровь продолжает струиться. Ассистент использует зажим, чтобы сильнее сдавить разрезанный кровеносный сосуд. Это помогает, и они продолжают операцию.

Подцепляя долотом надкостницу, хирург соскабливает ее, отделяет от черепа пинцетом и отводит вслед за кожей. Сестра берет со стола один из двух коловоротов, похожих на ручные механические дрели прошлых эпох, вставляет в его наконечник копье нужного диаметра и фиксирует его с помощью винта. Хирург протягивает к ней левую руку ладонью вверх, и она вкладывает в нее готовый к работе инструмент. Взяв коловорот обеими руками и приставив его к нужной точке оголенного черепа, хирург надавливает на него сверху правой ладонью, а левой начинает вращать его ручку. Кровь сочится из дыр в костной ткани, смешиваясь с ее стружкой. Просверлив несколько отверстий нужной глубины по периметру выпиливаемого куска, хирург возвращает коловорот сестре, чтобы та заменила копье фрезой, с помощью которой он сможет расширить отверстия в черепе. Потом он отделяет тупой стороной ложки твердую мозговую оболочку от внутренней костной пластинки и, используя металлический проводник, продевает в два ближайших отверстия проволочную пилу. Его ассистент зацепляет крючки ручек за обе петли проволоки, передает их ему.

Хирург натягивает пилу, покрепче схватившись за ручки, начинает водить ее туда-сюда: «вжик-вжик, вжик-вжик». Медсестра собирает костную стружку, оставшуюся на поверхности черепа и на дне дыр от коловорота, промывает их раствором натрия хлорида из резиновой груши. Закончив распиливать первый промежуток, хирург осторожно достает проводник, дает ассистенту вновь закрепит на нем пилу, берет их обратно и вводит в следующий – так ему придется делать пять раз. Когда он пилит третий отрезок, проволока пилы рвется, заставив резко дернуться его руки вверх, и ее приходится заменять. Хирург матерится, вспоминает, что еще недавно у них был пневматический трепан, которым распиливать кость намного удобнее, но он сломался, и теперь неизвестно, купят ли им новый.

Последний, шестой отрезок хирург не выпиливает, а выкусывает щипцами-кусачками. Открывает полость мозга, отделив и убрав кусок черепа на поддон. Медсестра кладет ватные тампоны по краям кровоточивого кратера. Хирург вскрывает твердую мозговую оболочку, надрезая ее скальпелем. Ассистент промывает рану водой, а сетра одновременно убирает отсосом жидкость.

Хирург вычерпывает ложкой желеобразную железистую часть опухоли с черными прожилками. Потом берет щипцы, чтобы удалить плотную ее часть – темные сгустки, похожие на слизней или пиявок. Это какая-то редкая форма, такого он еще не видел. Его рука едва заметно вздрагивает, сквозь марлевую повязку слышно, как он выплевывает очередное ругательство. Из одного из сосудов мозга, скрытого до этого опухолью, прыскает струя крови, напор которой постепенно усиливается. Его ассистенты, еще менее опытные, чем он, переглядываются. Дернувшись за коагулятором, чтобы хирург смог прижечь им сосуд и остановить кровотечение, медсестра роняет стерильный поддон с выпиленным куском черепа Артура на пол. Хирург еле сдерживает нервный смех, изо всех сил старается взять себя в руки и довести начатое до конца – он закупоривает дыру в сосуде, смотрит в виноватые глаза медсестры.

Закончив ковыряться с опухолью, они устанавливают дренаж, ушивают твердую мозговую оболочку, кладут выпиленный кусок черепа на место, скрепляют его несколькими титановыми скобками, накрывают сверху кожным лоскутом, зашивают разрез, накладывают повязку. «Я сделал все, что мог», говорит себе хирург.

 

2

Нужно еще столько всего успеть, а усталость уже навалилась всем своим весом. Апатия, депрессия, уныние, какие еще есть слова для этого состояния? Хочется воздеть руки к небу, проклясть все это, и уйти прочь, вырваться на свободу, но усилием воли Вера смиряет свой мятежный дух. По коридору из операционной в реанимацию везут мальчика-подростка с перевязанной головой. Вера смотрит на него, думая не как о человеке, а как о дополнительном объеме работы, которую, возможно, придется делать ей. Вздохнув, она заходит в первую палату. Парень с ожогами от удара током пришел в себя и смотрит на нее с немой мольбой – в его глазах жажда жизни, ускользнувшей у него прямо из-под носа. Доктор сказал, что у него нет шансов. Сегодня или завтра поутру он отправится в морг.

– Так не хочется умирать, – говорит он и в интонациях его голоса слышно, что он уже догадался, что скорая смерть неизбежна – его тело истлеет в ближайшие часы, свет боли, всё нарастая, поглотит его целиком: никаких больше попоек с друзьями, никакого секса с малолетними дурочками, ничего, только чавкающая дыра в пустоту и забвение.

Полная девочка, чья шея утыкана дренажными трубками с гноем, жестом просит у Веры воды. Делает три жадных глотка, косится на своего соседа, штора над койкой которого теперь раздернута – он стонал всю ночь и ей интересно узнать, что с ним. Ей хватает одного взгляда, чтобы понять, что все плохо, и она быстро отводит глаза, отворачивается. Его тело начало раздуваться еще вчера, но теперь оно выглядит просто ужасно. Омертвение внутренних тканей перешло в гангрену, сепсис, из-за инфекции стали отказывать почки. Странно, что он еще может говорить.

Вера вспоминает, как увидела этого пациента впервые, когда его только привезли – это был симпатичный парень, типичный дворовый хулиган, но с умными, живыми глазами. Вере всегда нравились такие – задиристые, нахальные, смелые. Но теперь от него мало что осталось и все, чем она может ему помочь – это ввести обезболивающее.

 

3

Уже поздно, но Джохар уходит, чтобы встретиться с друзьями, выпить пива и посмотреть с ними футбол в баре неподалёку. Оставшись одна, Марина чувствует себя слабой и ненужной, каждый раз, когда они оказываются врозь, ее страхи воскресают – она уверена, что однажды, машинально поцеловав ее, Джохар уйдет и уже больше никогда к ней не вернется. Возможно, он сделает так даже в этот раз. Её захлестывает отчаяние, слезы капают из глаз. Чтобы отвлечься, она включает телевизор, перебирает несколько каналов, останавливаясь на каком-то пошлом сериале без начала и конца, где сейчас разыгрывается сцена ревности: актеры фальшивят, их мимика, их интонации неестественны, но Марина не замечает этого, она смотрит на экран с благоговейным ужасом – так, словно в этой дурно снятой сцене хитрые боги изобразили предсказание ее собственной судьбы.

 

4

Сильное молодое тело Джохара, предвкушая флирт и возможный секс с незнакомками, само несет его к бару, заставляя идти быстро, порывисто. У него прекрасное настроение, он чувствует себя так, как будто весь мир вертится вокруг него, предлагая на выбор самые интенсивные удовольствия – чувство физического превосходства над остальными мужчинами, возможность завоевать, сломив робкое неумелое сопротивление, практически любую женщину, не прибегая при этом к фокусам с деньгами и пусканием пыли в глаза. Что еще нужно для счастья?

– Эй, черножопый! Куда спешишь? – хриплый голос лысого мужичка со скамейки, его осклабившаяся рожа: верхних резцов нет, вместо нескольких других зубов – металлические протезы.

– Еще вякнешь, я тебя остатки зубов заставлю проглотить! – резко остановившись, процеживает Джохар: в его голосе вдруг вновь появляется акцент, от которого он давным-давно избавился. «Тупой долбоеб! Решил доебаться до меня!».

– Изобьешь беспомощного старика? – улыбка становится еще шире, но в глазах – только холодный интерес, он словно ставит опыт и ему нравится реакция, вызванная его словами.

Джохару не хочется пачкаться кровью, он в новой белой футболке, да и мужичок этот действительно тщедушный, хотя и не старик – ему лет сорок пять, максимум пятьдесят. Ввалившиеся щеки, седая щетина, покрытые татуировками руки. Джохар, бросив презрительный взгляд, просто посылает его на хер и идет дальше, говоря себе, что не стоит обращать внимание на таких людей, но его настрой меняется, он испытывает злость, желание кого-нибудь избить.

 

5

Зеленое поле во весь экран телевизора, футболисты, их маленькие фигурки в движении, причудливые траектории мяча. Равный счет. Джохар не болеет ни за одну из команд, для него, в отличие от его коллег-друзей из госпиталя, футбол – это хороший повод уйти из дома и порезвиться на свободе, но не замена религии, – он никогда не был истым футбольным фанатом, хотя в детстве почти всю весну и лето он и другие дети проводили в игре – не всегда удавалось найти хороший мяч, но им это не мешало. Он делает глоток холодного пива из литровой заиндевевшей кружки. Самому играть намного интереснее, думает он, чем смотреть со стороны, пусть и на профессионалов.

Допивая первую кружку, он чувствует, что злость уходит, по телу бегут волны тепла, напряжение снижается. Отвлекшись от игры, он оглядывает зал, замечая одинокую молодую блондинку за одним из столиков. Он обратил внимание на ее стройные ноги и симпатичное лицо еще тогда, когда она только входила в бар. Теперь же, увидев, что она сидит одна, Джохар решает проверить свое везение. Поймав официанта, спешащего к ней, чтобы принять заказ, Джохар говорит ему, что тот должен сделать. Через минуту официант возвращается, чтобы передать ответ блондинки: «Дама не против – вы можете присоединиться к ней и угостить ее шампанским». Хлопнув официанта по плечу, сказав пару фраз своим друзьям за барной стойкой и получив в напутствие шутливо-грубые пожелания добиться своего, Джохар встает и идет к цели, иронично улыбаясь и как бы заранее извиняясь, что приходится действовать так шаблонно.

Когда он подсаживается к ней, блондинка опускает взгляд, ее щеки розовеют – кажется, она испытывает робость. Джохар спрашивает, как так получилось, что такая красивая молодая женщина сидит одна в баре в такой поздний час, и она отвечает, что поругалась со своим парнем, вырвалась из его квартиры, но теперь не знает, куда пойти. Закончив этот рассказ, она наконец позволяет себе встретиться глазами с Джохаром и тот понимает, что физически привлекателен для нее (отсюда и робость) и что, если он сможет найти место, то проблем с ней не будет – она с готовностью отдастся ему после двух или трех бокалов шампанского. Она молода, но уже достаточно опытна и знает, как отличить хорошего любовника от тех, кто только пытается играть эту роль. Где-то в глубине, за внешней стыдливостью и воспитанностью, в ней есть смелость, необходимая для таких авантюр и именно эта смелость позволит им получить сильное удовольствие от секса, на время убежав от повседневной рутины, забыв о своих обязательствах, которые, словно оковы, так часто сдерживают искренние порывы человеческого естества.

 

6

Проговорив с ней почти час, доказав, что гармонично развито не только его тело, но и внутренний мир, он спрашивает, не против ли она пойти вместе с ним к его другу – его холостяцкая квартира совсем рядом. У девочки во взгляде мелькает замешательство, потом ирония, улыбкой она показывает, что понимает истинный смысл этого вопроса и дает своё согласие в ответ. С тем же успехом она могла сказать вслух: «Да, я хочу, чтобы ты взял меня, мне неважно где, хоть в грязной подворотне. Главное, заставь меня забыть обо всей этой суете, от которой я так устала». Эта мелочная возня – изо дня в день. Она изматывает, заставляя идти на риск.

Друзья Джохара, не столь удачливые в любовных делах, остаются еще посидеть – скорее всего, они напьются и так никого и не снимут. Джохар берет ключи, выслушивает шутливый вопрос, не готова ли его дама попробовать с двумя парнями по очереди, отвечает, что после секса с ним она будет без сил и вряд ли захочет продолжения с другим, намного менее одаренным и не таким изобретательным самцом.

Когда они выходят на улицу, он приобнимает ее за талию, проведя ладонью по большим упругим ягодицам, едва прикрытым шелковым платьем, легким и гладким, слегка прохладным. Кажется, сама ситуация – то, что она почти без колебаний решилась на секс с незнакомцем, с кавказцем к тому же, и идет сейчас с ним по темным дворам, чувствуя его горячую ладонь на своем теле, – заводит ее всё сильнее по мере того, как она осознает, что их соитие уже совсем близко и оно будет особенным, живым, а не механическим и рутинным, каким был секс с ее парнем в последнее время. Она переступила некую грань и чувствует себя отлично, несмотря на волнение, из-за которого не может произнести и слова, зная, что дрогнувший голос выдаст ее состояние и заставит Джохара наброситься на нее с поцелуями прямо здесь, – возможно, если она не скроет своего возбуждения, – он возьмет ее раком прямо на газоне или детской площадке. От этих мыслей ее вульва увлажняется, а по животу пробегают мурашки. Он задирает ей платье, залезает в трусы, массируя указательным и средним пальцами её промежность, заставляя ее дрожать от удовольствия, – ее рот приоткрывается, она втягивает в себя воздух сквозь зубы.

 

7

В два часа из бара возвращается Николай, друг Джохара и хозяин этой квартиры. Он сильно пьян, но всё равно замечает, что лицо блондинки сияет изнутри – она оживленно рассказывает что-то Джохару, наливает ему чай, смеется в ответ на его редкие ироничные фразы. Судя по всему, они недавно вышли из душа, их волосы еще не до конца высохли.

– Ну что, кто выиграл? – Спрашивает у своего друга Джохар.

– Ничья… Ты нас не познакомишь?

– Конечно. Николай, это Даша, самая очаровательная и смелая женщина из тех, что я встречал! – Джохар произносит комплимент как нечто само собой разумеющееся, но ловит взгляд блондинки, чтобы проверить, как он на нее подействует – та краснеет, опускает глаза, улыбается, чувствуя себя неловко, видимо, не смотря на ее эффектную внешность, ей не так часто делают комплименты. – Даша, это Николай, познакомься.

Николай протягивает руку блондинке, шутливо пожимает ее. Джохар видит, что его друг впечатлен красотой этой женщины, и многое бы отдал, чтобы она стала его спутницей, но у нее уже есть такой парень, он сейчас, наверное, ворочается в кровати, терзаемый ревностью, представляя, как легко она может уйти от него к другому. Вряд ли она захочет менять шило на мыло, хотя, возможно, Николаю и стоит попробовать – после того, как ее бросит Джохар, а это произойдет скоро. Прелесть таких интрижек в их мимолетности, две-три встречи в самый раз: ощущения предельно обострены, тела, предчувствуя разлуку, подолгу не могут насытиться друг другом, отчаянно совокупляясь по нескольку раз за ночь.

Они допивают чай, Даша моет посуду. Обменявшись несколькими дежурными фразами со своим другом, Джохар говорит, что им пора идти – тот предлагает остаться, у него есть бутылка виски, но Джохар отказывается – ему завтра на работу и он решил, что остаток ночи будет спать у Марины. Они прощаются, выходят на улицу, Джохар спрашивает у Даши, где она живет, оказывается, совсем рядом. Они прогуливаются по ночному городу – машин и прохожих почти совсем нет, жара спала и воздух посвежел. Даше эта прогулка кажется романтичной, Джохар же испытывает не свойственное ему чувство тоски, словно он совсем недавно приехал сюда, в этот чужой город, и еще скучает по родным местам.

 

8

Проводив Дашу до подъезда дома, в котором живет ее парень, обняв и поцеловав ее на прощанье, Джохар идет обратно, к освещенной фонарями улице, через темные дворы, плотно заставленные припаркованными авто, раздумывая по пути, почему ему хочется вернуться к Марине – неужели потому, что он привык к ней, к её доброте? Жизнь с ней кажется размеренной, слегка монотонной, но, может быть, это именно то, что ему нужно сейчас – так ему проще будет разобраться с собой, найти внутреннее равновесие, не наделать ошибок.

Наконец, срезав путь по призрачной детской площадке и обогнув серый кристалл здания с отраженным в стеклах лунным небом, он оказывается на знакомой улице – широкая автомобильная дорога пуста, высаженные по краям тополи почти беззвучно трепещут на теплом летнем ветру, все залито электрическим светом фонарей, неестественно-оранжевым, мертвенным. Он идет по тротуару, разглядывая подвижные узоры теней под ногами – его собственный темный силуэт то и дело сливается на неровном асфальте с проекциями листвы и ветвей. Он слышит смех с другой стороны улицы – там стоит несколько парней, он не видит, сколько именно, так как большая часть их компании скрыта мраком, на виду, спиной к Джохару, стоят лишь двое – их головы обриты, один из них лопоух настолько, что это бросается в глаза даже с такого расстояния. Он идет дальше, слегка ускоряя шаг – ввязываться в драку ему сейчас совсем не хочется. Он проходит еще метров двести, прежде чем свет фонарей гаснет – их отключают в три часа ночи, чтобы сэкономить энергию. При слабом лунном свете все кажется еще менее реальным – тени отвоевывают территорию, сгущаются, разливаются густым потоком из-под кустов. Он уже близко, осталось пройти совсем немного, потом свернуть во двор – он нащупывает в кармане ключи от подъезда и от квартиры, представляет заспанное лицо Марины, проснувшейся из-за стука железной двери.

Тихие шаги сзади, совсем рядом, он не успевает повернуться, подпустив к себе чужака слишком близко. Тяжелый стальной прут с размаху опускается ему на голову, он дергается в сторону, стараясь избежать прямого удара – ребристый кусок арматуры обдирает ухо и кожу с головы, но не раскалывает череп. Джохар успевает ударить кулаком в челюсть напавшего на него парня, заставив его отступить назад на шаг и прижать ладонь к губам, но через миг видит, что тот не один – из темноты за его спиной появляются еще трое, все со стальными прутьями в руках. Кровь струится по шее Джохара, пропитывает футболку. «Бежать», мелькает в его сознании одно из последних слов, потом лопоухий делает выпад и ударом сбивает его с ног. Он закрывает голову руками, стараясь ее защитить и чувствуя, как на ставшее чужим тело ритмично опускаются прутья, ломая кости, разрывая сухожилия и мышцы.

– Погодь, Шайтан хотел позырить, как он сдохнет, он должен сказать ему напутственное слово! – Чей-то дебильный голос останавливает удары, затем они волокут его изломанное тело по асфальту, и Джохару кажется, что проходит целая вечность – он смотрит на верхушки тополей, на бесконечное пространство над ними, на далекие звезды, чьё розовое мерцание совпадает с пульсацией его боли. Наконец, его сломанные руки отпускают и они падают, словно плети, он ударяется затылком о бордюр. Звезды горят все ярче, соединяясь друг с другом нитями света и словно образуя паутину, которая вот-вот должна накрыть землю своим коконом целиком. Потом свет закрывает нависшее над Джохаром лицо – впалые морщинистые щеки, поросшие седой щетиной, зловонное дыхание.

– Узнал меня, сука? – голос с хрипотцой, уродливый оскал. – Чё ты там мне говорил? Зубы мне выбьешь и заставишь ими подавиться? Так давай, че лежишь-то?

Лопоухий начинает ржать, к нему присоединяются и другие.

– Эй, пацан, дай-ка мне свою палку. Я этой черножопой мрази преподам урок, как нужно со старшими говорить.

Лысый мужичок берет стальной ржавый прут, подходит сбоку к голове Джохара и опускает его несколько раз на его сжатые челюсти: первый удар разрывает губы и забивает осколками зубов, смешанными с липкой кровью, его горло; второй выламывает нижнюю челюсть так, что она отделяется от головы и повисает на лоскутьях где-то рядом с кадыком; третий, четвертый и пятый удары превращают всю нижнюю половину лица в сплошное месиво. Мужичок распрямляется, втягивает в себя сопли из носа и отхаркивает их на уже мертвого Джохара, вызывая этим восторг у своих ребят, тупых, но зато послушных, физически сильных, готовых на все, чтобы отстоять авторитет своего вожака.

 

9

Вспышки радужного света, благоговение, блаженство. Чистая энергия его души несется в разноцветном потоке частиц, она с легкостью переносится из одного мира в другой, для нее нет границ, все для нее проницаемо, его тело словно взорвалось в оргазме. Чтобы обрести форму, он должен проникнуть в плоть пространства и времени, должен оплодотворить мир своим присутствием, словно сперматозоид яйцеклетку.

Какие-то воспоминания мелькают напоследок в его растворенном настежь сознании, рисунок его жизни становится завершенным, он впервые смотрит на него со стороны, испытывая при этом восторг. Пульсация капилляров, наполненных кровью, слипшаяся плоть. Он хочет возвращаться туда еще и еще, хочет сыграть все роли, какие только можно вообразить, но мост из света начинает распадаться перед ним, и он понимает, что путь назад закрыт – его личность перестает существовать, теперь он просто яркий свет, которым озарено все вокруг.

 

10

Старая женщина с животом, с отвисшей грудью, с выкрашенными в каштановый цвет волосами заходит в класс. На ней растянутая бесформенная кофта, заправленная в серую, изношенную юбку, разошедшиеся швы которой заштопаны в нескольких местах. На ногах – толстые чулки и кондовые туфли-башмаки. Галдеж детей раздражает ее, и она непроизвольно морщится: тонкие седые волоски усов на сморщенной верхней губе, похожие на нити паутины; красный от лопнувших капилляров нос. Подойдя к своему столу, она поворачивается лицом к ученикам: они не замечают её, продолжают кричать, смеяться, она для них словно призрак. Опершись рукой на край столешницы, она готовится произнести какую-нибудь из заготовленных заранее фраз, чтобы привлечь их внимание и заставить замолчать, но никак не может найти подходящую и около минуты просто стоит и смотрит на каждого из них по очереди своими мутными, словно у выброшенной на берег рыбы, глазами. Её губы беззвучно шевелятся, то смыкаясь, то размыкаясь так, как будто она шепчет проклятья себе под нос. Хорошо воспитанные дети, в основном девочки, заметив это, перестают говорить, поворачиваются лицом к доске и открывают тетради с домашним заданием, выказывая прилежание, но большая часть класса продолжает игнорировать её. Она вспоминает про зажатую в кулаке связку ключей, перехватывает их шишковатыми пальцами так, чтобы один из них торчал наружу и начинает стучать им по столешнице, покрытой оргстеклом. Резкий звук ударов заставляет стихнуть шум детских голосов.

 

11

Каменные ворота, словно иллюстрация к сказке, обильно инкрустированы драгоценными камнями: в нежных лучах сверкают огранкой топазы, аметисты, ониксы. Арка ворот похожа на растянутую в стороны вульву, влажную, готовую принять в себя член. Джохар входит внутрь, чувствуя босыми ногами тепло от вымощенной розовыми кирпичами дороги. Все как во сне, ярко раскрашено, глянцевито сияет и одновременно подернуто белесой дымкой. Он идет по персиковой аллее, оглядываясь по сторонам: за рядами деревьев раскинулись роскошные луга, дикие экзотические растения с большими крепкими бутонами благоухают, общаясь друг с другом на расстоянии.

Он проходит метров двести, дыша полной грудью, с каждым шагом лучше чувствуя свою новую плоть, свою силу, свою устремленность к цели и оказывается рядом с бунгало: двери на веранду открыты, муслиновые занавеси то и дело надуваются на сквозняке. Тень от платанов падает на пустые шезлонги, запачканные белесыми брызгами. Невысокая, с бледной кожей, с большой, торчащей конусами грудью, с симпатичным лицом, робкими и одновременно озорными глазами молодая женщина сидит на краю бассейна, наполненного парным молоком. Джохар с опозданием осознает, что он – как и она – совсем без одежды, его член встает, заставляя девушку улыбнуться, покраснеть, опустить взгляд на сложенные на бедрах кисти рук. Увидев краем глаза, что Джохар идет к ней, она соскальзывает с гладкого, обшитого кафелем края бассейна в бежево-белую влагу, отплывает к противоположному концу, смеется так, словно обвела его вокруг пальца, оборачивается, смотрит на него с вызовом. Не мешкая, он ныряет вслед за ней и, сделав четыре гребка, оказывается вплотную к ее груди: ее скрытые под поверхностью белой влаги соски упираются в его волосатый торс, край его головки касается ее пупка. Их глаза встречаются, и он видит в ней неподдельное волнение и желание отдаться. Он пытается плотнее привлечь ее к себе, но она выскальзывает из его рук, ныряет с головой и исчезает из виду на несколько мучительно долгих мгновений, прежде чем вынырнуть в десяти метрах от него, рядом со стальной лестницей: она заводит руки назад, повисает на поручнях, зацепившись за них полусогнутыми локтями. Там им, действительно, будет удобнее.

Джохар смеется, плывет к ней, встает на дно, прижимаясь к ее раздвинутым бедрам. Она обхватывает его талию ногами, насаживаясь на торчком стоящий член. Капли густого, жирного молока текут по ее шее, плечам, груди, ее кожа лоснится, все ее тело – такое скользкое, гладкое, податливое. Схватив ее за пышные ягодицы, Джохар заставляет ее ритмично двигаться вверх и вниз, так, чтобы ее узкая вульва скользила по разбухшей чувствительной плоти его головки, то принимая ее в себя, то почти выпуская на волю. Терпкий пот выступает из пор их кожи, каплями стекает вниз, смешиваясь с молоком. Она шепчет ему на ухо непристойности, поощряя его быть грубее, безжалостнее с ее молодым чувствительным телом.

Здесь нет ощущения времени, их соитие продолжается очень долго, но они не чувствуют усталости, наоборот, энергия растет в них, постепенно заполняя собой каждую клетку их тел наслаждением. Они выбираются на берег, продолжают свою случку на бархатистом газоне, словно дворовые собаки. Она громко стонет, поскуливает, ее бедра напрягаются и начинают подрагивать, словно их свела судорога, он ускоряет ритм своих движений настолько, насколько это возможно. Влажные хлюпы, хлопки соударяющихся тел, учащенное дыхание – все это звучит гармонично, словно музыка, где есть и ритм и мелодия. Каданс оргазма, пик напряжения мышц, кристаллы удовольствия. Кончив, Джохар ложится на спину: розовато жемчужное небо, ровное, однотонное, словно внутренняя поверхность плафона – кажется, что свет на него падает не снаружи, а изнутри. Отдышавшись, они идут внутрь бунгало.

Пальмы в кадках по углам просторной комнаты. Пышные кожаные диваны, белоснежные, невесомые на вид, парят в нескольких сантиметрах над полом, словно сгустки облаков или взбитые сливки. Тут и там сидят полуголые молодые женщины, которые смотрят на нового гостя с искренним интересом. Их ноги затянуты в черные чулки с подвязками, ступни обуты в туфли, но промежности открыты взору. Некоторые из них ласкают свои набухшие половые губы, заставляя клитор выглядывать из-под капюшона. Они уже готовы принять в себя мужчину.

Так он представлял Рай, когда был подростком.

 

12

– Ты должен хорошо понять, что не важно, сколько лет тебе будет, когда ты умрешь. Смерть это освобождение, она даруется свыше, ее не нужно бояться. Если ты умираешь, значит, ты отыграл свою роль. Твой внутренний демон, этот вектор развития, приведет тебя к тому концу, который ты действительно заслуживаешь, но рисунок твоей судьбы тебе не доступен, его видит только Всевышний. Доверься своему внутреннему порыву, куда бы он тебя не влек. Сопротивляйся или нет, но все будет так, как изначально предрешено, ибо Бог по ту сторону времени и пространства, а ты – по эту сторону. У Бога нет цели опекать тебя, его инструменты воздействия это боль и отчаяние и они универсальны в своей изощренности. Ты должен пройти свой путь, испить чашу до дна. И ты его пройдёшь. Хочешь ты этого или нет. Тебя по нему проведут за руку. Ты можешь пытаться вырваться, можешь падать и бить землю ногами, но освободить руку ты не сможешь. И даже самоубийство – это только иллюзия свободного выбора и повод сослать твою душу в еще более удушливую тесную тюрьму реальности, одну из тех, которые Создатель может множить до бесконечности. Нет Рая и Ада, нет Чистилища, есть мириады миров, в которых твой дух будет закаляться, но лишь для того, чтобы быть, в конце концов, сломленным окончательно.

 

13

Джохар сидит за обеденным столом, лицом к окну. Он поставил локти на стол и положил голову на ладони так, что основания больших пальцев закрывают его глазницы. Слабая головная боль, ее мерная пульсация, звук трамвая, проехавшего под окном: лязг колес в мокром воздухе, жужжание двигателя. Он чувствует нависшие в небе тучи, их рыхлую тяжесть, в которую упирается любая его мысль. Эти тучи одновременно снаружи и внутри него, от них не избавиться, они вездесущи, неизбывны. Лето кончается, осенняя слякоть и серость ждут, когда его тело окажется в их владении: вязкая земля, рассеченные лопатой черви, жирная глина. Старая женщина бросает горсть земли на его гроб.

Он трет веки, проводит ладонями по лицу, словно совершая омовение, складывает кисти рук лодочкой, словно в молитве, скользит большими и указательными пальцами вдоль носа, губ, подбородка. Слышит тихие шаги Марины сзади, чувствует, как она обвивает его шею своими руками, целует его в щеку. Джохар оборачивается, чтобы встретиться с ней взглядом, но все исчезает в белом свете до того, как он успевает это сделать.