1

В этот раз Виктор, решив вести своё высокотехнологичное авто вручную, сидит за рулем, барабаня пальцами по обтянутому кожей обручу. От недостатка сна и избытка наркотиков в крови он выглядит болезненно: бледное лицо с заострившимися чертами, ввалившиеся воспаленные глаза, пересохшие, но сохранившие цепкость. Артур садится на переднее пассажирское место, чувствуя всем телом его мягкость и податливость – оно быстро подстраивается под анатомические особенности его мышц и скелета. Они пожимают друг другу руки, Виктор улыбается, растягивая потрескавшиеся обветренные губы в своей фирменной манере – смесь скепсиса и тихого безумного веселья. Наверное, думает Артур, такая улыбка бывает у приговоренных к смертной казни.

– Нам многое нужно обсудить, Артур, – говорит он так, словно цитирует реплику какого-то персонажа из популярного кино, с иронией, но слегка заискивая, потом замолкает, отвлекшись на управление машиной. Артур пытается представить, что они могут обсуждать и зачем, ведь они едва друг друга знают.

– Давай метнемся в центр, там, на площади, сейчас такой бедлам, хочу посмотреть!

– Я не против, мне сейчас все равно некуда идти, – отвечает ему Артур, перед глазами которого стоит пустая, ставшая чужой квартира, наполненная трупным запахом, – А что там в центре?

– Ты же хотел пойти домой, успокоить свою мать… – Виктор сам не помнит, когда в последний раз видел своих родителей, с тех пор могла пройти неделя или год, но его мозг иногда пытается работать так, как будто ничего не изменилось, – И ты не смотришь новости? Мирная демонстрация перешла в ожесточенные сражения, неожиданно на улице появились бойцы из Фронта радикального сопротивления. Так они говорят, есть убитые с обеих сторон, куча перевернутых машин, некоторые очень красиво полыхают, я смотрел репортаж Global News Company.

– Я был дома, но с ней разминулся, – отвечает ему Артур, – Новости не видел, – он выдерживает паузу, потом добавляет, пересказывая мысли одного из своих друзей из клуба Катулл: – Я думал, телевидению нельзя доверять, они же подделывают реальность…

Виктор на пару мгновений отвлекается от дороги и пристально смотрит на Артура, но тот отводит взгляд.

– Да ради бога! Это же GNC! У них крутые 3D камеры со сверхразрешением, их репортажи лучше, чем любой блокбастер!

– Да я не спорю, просто так сказал…

– Ну окей, сейчас увидим все своими глазами! – говорит Виктор и разгоняется на полупустой улице, лихо объезжая редкие машины, нервозно перестраиваясь для этого то влево то вправо.

 

2

Они подъезжают к месту событий настолько близко, насколько это позволяет толпа, которая постепенно, по мере приближения к площади, становится все плотнее. Люди с битами, палками, булавами, некоторые с огнестрельным оружием, в том числе с автоматами, косятся на большой дорогой автомобиль Виктора, но проходят мимо, не трогая его – для них он словно призрак. Виктор тормозит у обочины, рядом с баррикадами из мешков с песком, нажимает пару клавиш панели управления и на лобовом стекле появляется четкое контрастное изображение, транслируемое глобальным новостным каналом GNC – это позволяет Виктору и Артуру дополнить общую картину происходящего, сверить то, что им видно с их позиции, с видеорядом.

– Видишь, это всё-таки происходит на самом деле! – по голосу Виктора и по его внешнему виду заметно, что он взбудоражен и испытывает прилив жизненной энергии. Артур тоже чувствует возбуждение, его пульс и дыхание ускоряют свой ритм, восприятие обостряется.

Здание правительства оцепил спецназ в черной форме и странных шлемах: их забрала из непроницаемо черного стекла наводят на мысль, что это не люди, а новое поколение роботов, хотя их движения довольно грациозны – то один, то другой из них делает выпад вперед, чтобы с размаху опустить стальную дубинку на череп зазевавшегося демонстранта, тогда как сослуживцы придерживают его сзади, не давая разъяренной толпе выдернуть его из цепочки и утащить в свое нутро – многие хотят растерзать их на части хотя бы для того, чтобы узнать, что польется из разорванных суставов – кровь или технические жидкости. Над домами барражируют вертолеты и беспилотники-дроны, рассекая ночное небо светом прожекторов. Иногда они снижаются, рискуя задеть паутину из проводов, видимо, им это нужно, чтобы сделать снайперский выстрел или чтобы удаленный оператор мог снять происходящее внизу с нового ракурса. Виктор пристальнее приглядывается к спецназовцам, к их обмундированию.

– Помнишь, лет десять назад стали появляться все эти уродливые шлемы виртуальной реальности, потом они становились все миниатюрнее, а потом вдруг резко пропали из продажи? Они ведь были довольно популярны, я себе покупал новую модель почти каждый раз, как они обновляли железо и заявляли о новом поколении…

Виктор достает из кармана пакетик с белым порошком, зачерпывает из него немного миниатюрным половником из белого золота, подносит порцию к носу, зажимает левую ноздрю, правой втягивая в себя воздух вместе с наркотической пылью, морщится, смеется, трет нос, затем опять наполняет половник, чтобы нюхнуть левой ноздрей – для симметрии. Закончив с этим ритуалом, Виктор благодушно предлагает Артуру присоединиться к нему и тоже отведать высококачественного кокса, но тот отказывается.

– Да, было что-то такое… – говорит Артур, пытаясь не обращать внимание на гримасы Виктора, – Но у меня всегда не хватало денег на эти девайсы. Я пару раз играл у друга, превращался в какого-то хитрожопого лиса, который носится по лесу и жрет огромные ягоды и грибы. Еще там была игра про эльфов…

– Да, да, точно! Но это самое первое поколение, с примитивным миром в духе мультиков, твой друг, видать, получил эти игры в наследство от своей бабки! Потом все усложнялось!

– Ну, у него были только такие, простые игры. Он еще шутил, что однажды мы оденем эти шлемы и просто забудем, что их можно снять.

– Нет, черт, он размышлял по-детски! Как можно забыть, что у тебя на голове такая херня! – Виктор трет пересохшие губы, вспоминая, как что-то заставило его признаться за обедом, что он не чувствует себя живым, – Посмотри на эти шлемы у спецназа! Я впервые такие вижу.

– Ты хочешь сказать, что это шлемы виртуальной реальности? – шутит Артур.

– Да нет, не знаю, – смеется Виктор в ответ, и в этот момент они видят, как на снятой с вертолета площади, в самом центре толпы расцветает гигантская огненная роза, разбрасывая ошметки тел по сторонам. Взрывная волна прокатывается по улицам, стекло в некоторых окнах не выдерживает и разбивается вдребезги.

Виктор бросает многозначительный взгляд на Артура, потом запускает двигатель, разворачивается, чуть не сбив человека, и мчится прочь. Артур замечает в экране заднего вида несущихся с площади людей – их лица безумны, из ушей льется кровь, глаза выпучены из орбит.

Когда они оказываются на безопасном расстоянии, Виктор опять начинает с возбуждением говорить:

– Да уж, черт, не верится, что все это случилось в самом деле, – по его лицу не понятно, то ли он готов захихикать, то ли действительно расстроен, – Может это всё-таки спецэффекты?

– Не знаю, ты же видел взрывную волну. – Артуру раньше не доводилось общаться с таким заядлым кокаинистом, поэтому он слегка напрягается каждый раз, когда Виктор смеется или повышает голос, хотя, кажется, он начинает к этому привыкать и уже не испытывает страх, как в самом начале, когда они встретились у заброшенного торгового центра. Артур пытается сосредоточить свои мысли на взрыве, на погибших в огне и мучениях людях, пытается наделить их индивидуальными чертами, но даже это не помогает – он практически ничего не чувствует, кроме легкого возбуждения и радости, что он сам не оказался в эпицентре смерти.

– Да я шучу. Но теперь точно федералы введут войска в наш город. – Виктор замолкает ненадолго, обдумывая, как это изменит его жизнь, потом, решив, что никак, он добавляет: – Поехали к мэру, у него сегодня ночью вечеринка.

 

3

Вечеринка проходит в загородной резиденции мэра, к которой ведет идеальное широкополосное шоссе. Они долетают вмиг, у огромных кованых ворот их встречает охрана, – в этот раз, из-за волнений в городе, она многочисленнее, чем обычно, и Виктор даже замечает начальника службы безопасности – беднягу отправили сюда посреди ночи, а ведь он мог пить и веселиться с остальными, если бы не эти засранцы из ФРС. Опустив тонированное стекло, Виктор кивает ему и тот машет рукой своим подчиненным, чтобы они убрали торчащие из отверстий в асфальте шипы и открыли вторые – внутренние – ворота. Все это делается с панели управления в бронированной будке: привратник щелкает тумблерами и преграды на пути их авто исчезают. Они проезжают блок-пост и, попетляв между бетонными блоками, наконец оказываются на подъездной дороге и медленно катятся к фасаду гигантского замка, подсвеченного снизу разноцветными прожекторами. Огромная парковка перед зданием забита итальянскими спорт-карами, английскими бентли и роллс-ройсами с аристократическим дизайном, немецкими майбахами и бмв. Припарковав кадиллак на отшибе, Виктор и Артур выходят наружу. Идеально ровная трава газонов, шорох разбрызгиваемой воды. Артур смотрит на звезды, с трудом различимые за засвеченным экраном неба: повисшие обрывки облаков, легкий ветер, запах влажной земли. Из здания доносятся глухие низкочастотные удары, но с улицы сложно разобрать, что это за музыка – африканские барабаны, минимал-техно или что-то ещё. Они поднимаются по пологой лестнице из белого мрамора, украшенной примостившимися на тумбах балюстрады ангелами с большими роскошными крыльями – можно разглядеть текстуру каждого пера, каждую напряженную мышцу их стройных балансирующих на краю тел. Швейцар в ливрее с галунами и аксельбантами распахивает перед Виктором и идущим чуть позади него Артуром тяжелые двери и они оказываются в залитом светом аванзале дворца.

Торжественно одетые люди стоят небольшими группами тут и там, большинство мужчин – в смокингах, некоторые – во фраках, женщины похожи на диковинных птиц из экзотических стран – их платья, словно оперенье, столь разнообразны и по форме и по окрасу, столь искусно играют с границей наготы, будоража воображение, что Артуру кажется, что он оказался вне времени – стили разных эпох органично сочетаются в этом пестром разнообразии, люди немного похожи на оживших манекенов из музея, музыка слышна отчетливее – это что-то первобытное, простое, ритмичное и Артур отмечает про себя, что в этом есть некая непоследовательность – весь этот маскарад смотрелся бы естественнее под классические произведения композиторов XVIII или XIX века.

Из аванзала можно пройти по анфиладе вглубь дворца: в пиршественный зал, с накрытыми столами и целой армией официантов, готовых подать почти любое блюдо, и удовлетворить самый взыскательный вкус; далее – в бальный зал, где царит полумрак и играет живая африканская музыка, заставляющая проснуться племенные инстинкты; и еще далее – в зал оргий, где гости, наконец, сбрасывают с себя тесную одежду и остатки приличий. Завершает анфиладу зал для аудиенций, вход в который охраняется стражей.

– Пойдем пожрем, я голоден, – оглядев скучающим взглядом собравшихся, говорит Виктор и Артур послушно следует за ним в первый, пиршественный, зал.

 

4

Уже довольно поздно и людей за столом становится все меньше – большинство гостей уже наполнили свое чрево и отправились дальше – кто-то возлежал в сауне, расслабляясь, очищая свое тело и давая слугам-массажистам его разминать, кто-то, сбросив с себя лишнюю одежду, танцевал, словно одержимый, под ритмичные барабаны и завывания африканских женщин, кто-то пытался вести деловые переговоры в комнате для курения, радуясь, что ему удалось поймать крупную рыбу – высокопоставленного представителя администрации, человека из ближнего круга мэра или губернатора – и поделиться своими гениальными идеями по оптимизации схем. Но, несмотря на позднее время, официанты следят, чтобы на столах были только свежие, наполненные до краев блюда, мгновенно реагируя на появление тарелок с объедками. Более того, они будут принимать заказы от гостей до самого утра – дюжина поваров, асов в приготовлении яств разных национальных кухонь, смогут приготовить любые кушанья и удивить даже самых избалованных чревоугодников и гедонистов.

Пиршественный зал поистине большой, в его центре стоит длинный главный стол, во главе которого еще недавно сидел сам мэр и за которым сейчас осталось только несколько мужчин во фраках, некоторые – со своими прелестными спутницами. По краям зала, ближе к стенам, увешанным портретами правителей прошедших и нынешних времен, расставлены небольшие одиночные столы для тех, кто не настолько близок к мэру, чтобы сидеть с ним рядом и делить трапезу. Виктор и Артур садятся за один из них и через мгновение рядом с ними появляется официант, молодой мулат, похожий на мула – он застилает стол свежей белоснежной скатертью с ароматом жасминового масла.

Обтерев руки теплым влажным полотенцем из махровой ткани, Виктор делает заказ, потом переводит взгляд с официанта на Артура – тот растерян, так как не знает названия блюд, а меню здесь не дают, только винную карту, и Виктор понимает, что его другу нужна помощь. Спросив у Артура, не против ли он белужьей икры, малосольной сёмги и жульена из дичи, и получив в ответ кивок, Виктор говорит официанту, чтобы тот просто принес им одинаковую еду. Артур тоже вытирает руки и официант, одарив их белоснежной улыбкой, уносит использованные полотенца с собой. Виктор видит, что Артур с непривычки чувствует себя здесь неловко, и, чтобы снять напряжение, повисшее за их столиком, он начинает рассказывать Артуру о попадающихся им на глаза гостях мэра.

– Видишь вон того улыбчивого толстяка в очках? Стоит рядом с женщиной в красном платье, – спрашивает Виктор и, получив очередной кивок в ответ, продолжает: – Так вот, он зарабатывает тем, что продает высокопоставленным чиновникам и крупным бизнесменам несовершеннолетних девочек и мальчиков для сексуальных утех. А эта женщина ему в этом помогает, она ездит по детским домам и отбирает самые красивые экземпляры, прикинь? Говорят, у нее прекрасный вкус. Они гарантируют свежесть товара и за соответствующую плату могут удовлетворить любую потребность, каким бы взыскательным не был клиент.

Толстяк разражается громким утробным смехом, он явно в хорошем настроении и бурно реагирует на шутки своей знакомой, чьи глаза поблескивают, словно стекло, когда она крутит головой. Появляется официант с подносом, раскладывает столовые приборы и тарелки. Затем ставит на стол две серебряные икорницы в виде открытых морских раковин, наполненных льдом, в который погружены хрустальные розетки с крупными глянцевыми зернами темно-серого цвета. Следом за ними – большое блюдо с тонко нарезанной малосольной сёмгой, украшенной лимоном и петрушкой. Закончив, он спрашивает, что господа будут пить – Виктор отвечает ему что-то на французском и официант уходит.

– А вон там, видишь, высохший долговязый старик? – Артур смотрит на лысого мужчину во фраке, лицо которого иссечено морщинами. Виктор делает небольшую паузу и отправляет себе в рот пару ложек икры, жует и проглатывает ее, потом продолжает рассказ: – Очень опасный человек! Серый кардинал президента. Проработал в Главном разведывательном управлении и других подразделениях спецслужб больше сорока лет. По слухам, именно через его агентуру контролируются дагестанцы и чеченцы. Он может щелкнуть пальцами и человек исчезнет, прикинь? И я не о простом человеке говорю, а об уважаемых людях, об элите. Все его боятся, даже губернатор.

Официант приносит вино и жульен из дичи в мельхиоровых кокотницах с обернутыми в бумажные салфетки ручками. Виктор замолкает, на время полностью отдав себя наслаждению от еды: упругие сочные куски грибов так приятно зажимать между зубами, не сразу раскусывая, что Виктор даже прикрывает глаза от удовольствия.

 

5

Мимо их столика проносят кипящие колбаски на серебряной жаровне, но Виктор с Артуром уже наелись и дразнящий аромат оставляет их равнодушными: они лишь изредка протягивают руку к огромному, в несколько ярусов, блюду с фруктами – сирийскими сливами, танжеринами, сочными киви, гроздьями винограда, гранатовыми зернами и многим другим – и берут какой-нибудь плод, чтобы освежить свой рот его влажной сладкой мякотью. Артур вспоминает запах тела Киры, цвет ее кожи, ее упругую грудь.

– А где сейчас остальные? Где Кира? – спрашивает он у Виктора и тот пожимает плечами в ответ.

– Не знаю, Кира вроде собиралась улететь куда-то к друзьям. Она тебе понравилась?

Артур кивает, с трудом скрывая свое смущение, но Виктор не смотрит на него, он пытается разглядеть силуэт в глубине зала. Это мужчина во фраке, голова обрита наголо, нижняя часть лица скрыта окладистой бородой, стеклышки очков то и дело ловят яркий свет.

– О! Ничего себе, он тут, собственной персоной! – говорит он, обращаясь сам к себе или к воображаемой публике, затем добавляет, уже для Артура, – Сиди здесь, я скоро вернусь.

Виктор встает, вытирает матерчатой салфеткой рот и руки, идет к бородачу в очках. Барабанные удары становятся все плотнее, громче – скоро музыка в очередной раз достигнет своей кульминации, она почти вводит в транс. Лицо мужчины кажется Артуру знакомым, он очень похож на человека, с которым они выбирались из метро, но тот был одет и выглядел как нищий, этот же скорее похож на миллиардера. Виктор здоровается, перекидывается с ним парой фраз, при этом в его поведении заметно подобострастие, потом они вдвоем возвращаются к столику, за которым продолжает сидеть Артур.

– Артур, может быть ты встанешь и поздороваешься со своим другом? – говорит Виктор и Артур сразу вскакивает и протягивает руку мужчине, чувствуя в себе не свойственное ему обычно подобострастие. Тот со снисходительной улыбкой жмет ее, слегка кивает. Его увеличенные очками глаза пристально следят за реакцией Артура, за каждой черточкой его лица. Виктор пододвигает для бородача третий стул, и они садятся, образуя вершины равностороннего треугольника со вписанной в него окружностью стола. Последние сомнения в том, что это Хасан, рассеиваются, когда он начинает говорить:

– Ну что, молодые люди, я смотрю, вы хорошо проводите свое время. Для меня большая удача, что я встретил вас обоих, да еще и в такой торжественной обстановке. – Стиль его речи отличается от того, как он говорил в метро и в баре «Штаб», но тембр и интонации Артур бы не спутал ни с чьими другими. И эти глаза… Виктор расплывается в улыбке, всячески стараясь показать, что и ему очень приятно, что такой влиятельный человек сел с ним за один стол. Хасан отправляет к себе в рот пару крупных виноградин, чтобы они смочили ему горло, пересохшее из-за принятого недавно лекарства, потом обращается к Артуру:

– Вы так молоды, в прошлую нашу встречу вы выглядели совсем потерянным, но сейчас, как я вижу, вы начинаете осваиваться, привыкать.

Не понимая, куда клонит его собеседник, Артур просто пожимает плечами в ответ.

– Я дал вам тогда две капсулы, помните? Надеюсь, вы не потеряли их, ведь совсем скоро они вам пригодятся, молодой человек, совсем скоро, поверьте. – Улыбка Хасана и его велеречивые слова заставляют Артура поёжиться: холодные мурашки пробегают по его позвоночнику снизу вверх, кружат по его макушке, попадают внутрь головы.

– Виктор, я только что общался с мэром, и он мне дал понять, что распоряжение сверху уже пришло и по его каналам. Я же аналогичную информацию получил еще на прошлой неделе, так что все сходится. Нам нужно действовать, операция должна перейти на новый уровень. У нас все готово, можешь передать это своему отцу.

Виктор кивает с очень серьезным видом, потом косится на Артура.

– А вы, молодой человек, должны понимать, что иногда лучше ярко вспыхнуть и быстро сгореть, чем тлеть на протяжении многих лет, заживо разлагаясь, словно тот безногий бомж на свалке. Плоть это ведь всего лишь временное топливо для духа, иногда ее не стоит беречь.

 

6

– Он что, хочет меня сжечь заживо!? – по-детски кипятится Артур, – О какой жертве, он, блин, говорил? Что значит вся эта религиозная херня про плоть и дух?

– Успокойся, Артур, – смеется в ответ Виктор, – Если бы он действительно хотел убить тебя из-за каких-то внешних причин, он бы не стал тебе об этом говорить. Ты просто оказался бы в нужном месте в нужное время и сгорел бы как спичка! Ему же нужно, чтобы ты добровольно пошел на это, понимаешь, это совсем другое дело. Я думаю, у него большие планы на тебя.

– Большие планы? Заставить меня сжечь самого себя? – собственный голос кажется Артуру писклявым, он словно комар, которого вот-вот прихлопнет невидимая ему длань.

– Как ты думаешь, зачем я привез тебя сюда? Зачем мы ездили в бордель? Почему я вообще оказался рядом с тем болотом? – Виктор задает эти вопросы с раздражением, он начинает злиться из-за неспособности Артура понять очевидное, и Артур ничего не говорит в ответ, он только показывает своим взглядом, своими еще сохранившими детскость глазами, что готов выслушать ответы.

– Ты должен был увидеть, как устроен этот мир! Это должно было помочь отказаться от него! Ты же видишь, что Божок, который построил все это, чертов псих! Неужели ты хочешь играть по его правилам?

Где-то в глубине, в самом ядре своей сущности, Артур чувствует, что спорить не о чем, – и Хасан, и послушный ему Виктор правы: этот мир, в котором он оказался, насквозь искусствен, фальшив. Люди, которые его населяют, давно мертвы, продали свои души почти даром, и теперь влачат призрачное существование, стараясь урвать хоть что-то, получить хоть какое-то удовлетворение, но не наркотики, ни секс не способны им его дать, – это заставляет их стервенеть от отчаяния, их жажда неутолима, чувствительность их тел снижается, а потребность в острых ощущениях растет. Полусгнивший бомж на свалке, который никак не может умереть, слезы на его глазах. Тайские танцовщицы, прострелянный дротиком воздушный шар. Выломанная дверь, трупный запах, комки перьев в его подушке, мягкий пластик трубок.

 

7

– Я вижу, в глубине души ты согласен со мной, но тебя останавливает страх. Ты боишься боли, ты боишься запаха своей обуглившейся плоти. – Виктор говорит так, как будто вводит его в гипноз, гнусавость почти пропадает из его голоса, он звучит внушительнее, ниже и Артур перестает сопротивляться, хотя и понимает, какую цель преследует его собеседник. По проходам между столами снуют официанты, из соседнего зала то и дело появляются взопревшие от первобытных танцев люди – мужчины в мокрых от пота рубашках, женщины, скинувшие с себя платья и оставшиеся в причудливом нижнем белье, сшитом в африканском стиле, некоторые – даже с обнаженной грудью.

– Но это напрасный страх, твоя душа бессмертна, а боль – это всего лишь уловка, с помощью которой тебя пытаются удержать в этой клетке, постоянно пеленая во все новые и новые коконы лжи. Если ты прорвешься сквозь эту последнюю паутину, паутину страха боли, ты обретешь свободу.

Артур вглядывается в лицо Виктора и понимает, что его устами сейчас говорит кто-то другой, какой-то джин, взявший его оболочку напрокат: его голос, его мимика – все деформировано изнутри некой потусторонней силой, которая заставляет его слова звучать убедительно, настолько, что Артур начинает кивать, соглашаясь с каждым прозвучавшим пунктом этой дружелюбной речи. Удары барабанов разрежаются, женщина начинает петь на одном из африканских языков и в её пронзительной песне Артуру слышатся все перегоревшие людские страсти и все перенесенные страдания, как будто певица знает не только истоки человеческой истории, но и ее конец. Он так юн и большую часть искушений еще не изведал, но в этот момент, момент вдохновения, он чувствует себя умудренным и эта песня доносится и из полумрака в соседнем зале, и, что важнее, изнутри него – его душа вибрирует в унисон. На глаза Артура наворачиваются слезы, и он продолжает кивать, соглашаясь с приготовленной ему ролью.

Словно во сне они встают из-за стола и идут в бальный зал, чтобы посмотреть на респектабельных людей, добившихся всего в этом мире. В приглушенном свете свечей, под оглушительно громкие барабаны около сотни мужчин и женщин содрогаются в причудливом бесстыдном танце, словно доисторическое племя во время ритуальной оргии плодородия. Почти все женщины обнажены, кто-то полностью, кто-то еще сохранил на себе нижнее белье, на лицах мужчин застыли гримасы похоти, которые делают их похожими на старых сатиров. Когда возбуждение достигает пика, мужчины уводят своих спутниц в следующий зал, где вечеринка достигает своей кульминации – там еще меньше свечей и в густом, пропитанном потом воздухе висит многоголосие стонов и криков, протяжных, истошных, вызванных мучительным удовольствием.

На четырех небольших сценах, расставленных по краям зала, света больше – на них, чтобы разжечь остальных, совокупляются профессиональные аниматоры, похожие на греческих богов и богинь: идеальные, спортивные тела, хорошо развитые половые признаки. Стройные молодые нимфы настолько совершенны, что кажутся искусственно созданными с помощью новейших технологий биоинженерии: гладко выбритые лобки и промежности, украшенные пирсингом капюшоны клитора и большие половые губы, ягодицы и бедра идеальных пропорций, длинные ноги, гладкая кожа и, главное, их лица – такие бывают только у ангелов или у персонажей аниме. Артур подходит ближе к одной из сцен, где подвешенная на ремнях брюнетка отдается выстроившимся в очередь парням: Артуру удается рассмотреть румянец на ее щеках, поймать ее взгляд, полный мольбы, почувствовать, насколько сильно она возбуждена. Перетянутые ремнями грудь, плечи, бедра, ее тело, раскачиваемое мужчинами так, чтобы стимулировать их вздыбленные члены в нужном ритме. Когда брюнетка испытывает оргазм, Артур отворачивается от сцены: обычные участники оргии, хоть и скрыты полумраком, вызывают совсем другие чувства – мужчины похожи скорее на козлов, хряков, баранов, кое-как взобравшихся на своих распутных спутниц, их дряблые, заплывшие жиром, волосатые тела контрастируют с телами аниматоров. Женщинам же не хватает грации, хотя они столь же молоды, как и актрисы на сцене. На лицах многих из них – скорее скука и усталость, а не эротическое исступление, они просто отрабатывают полученные за эскорт-услуги деньги, не особо заботясь об актерском мастерстве, уступая во всем нимфам со сцены, кроме реализма.

 

8

Потеряв Виктора из вида, Артур блуждает, словно неприкаянный призрак, по большому темному залу, рассматривая то одну конфигурацию тел, то другую, останавливаясь напротив сцен и сравнивая творимое на них искусство соития с приземленной, скотской реальностью, зловонной, погруженной во мрак. Наконец, спустя почти час, его любопытство начинает спадать, удовлетворившись увиденным, и он решает вернуться в пиршественный зал. На пороге, у высоких резных дверей, за которыми в ярком свете видны накрытые яствами столы, он сталкивается с девочкой, своей ровесницей: испуганное личико, широко открытые глаза, короткая стрижка. Встретившись взглядом, они долго не могут оторваться друг от друга, их души трепещут, словно они встретились лицом к лицу со своей судьбой.

– Привет, – хмыкнув, произносит девочка, и по спине Артура пробегает холодок, – Ты что здесь делаешь?

– Я… Так, смотрел. А ты?

– Я искала свою мать. Она вон там, на сцене. – Девочка показывает рукой в сторону брюнетки, которая, чтобы сменить позу, с помощью парней освобождается от кожаных пут. – Тебя как зовут?

Познакомившись, они решают скоротать время вместе. Для начала они заказывают по бокалу вина (Яна говорит, что оно очень дорогое и грех отказываться, когда есть возможность выпить на халяву). Потом как-то само собой, после нескольких косых взглядов, брошенных на них официантами, им приходит в голову отправиться в одну из комнат для прислуги – ту, в которой Яна должна была спать после позднего ужина, ради которого ее мать и притащила ее сюда, в этот вертеп. Оказавшись наедине, они по очереди рассказывают друг другу всякую всячину из своей жизни – где они бывали, что пробовали, какие фильмы недавно посмотрели, какую музыку любят, – вино развязало их языки, они не чувствуют стеснения, их переполняет желание быть откровенными, естественными, настоящими.

Смешно ебутся эти старики, да? – говорит Яна.

Артур улыбается, кивает.

– А знаешь, где проводят время их жёны? – Многие из них сейчас в каком-нибудь клубе типа Big Bananas, резвятся со своими секс рабами из Африки. Ты замечал, как много стало мулатов?

Их восприятие предельно обострено – из-за необычной обстановки, из-за взаимной симпатии, из-за мерцания звезд за окном. Проболтав почти час, ловя каждый перебой в ритме речи, каждый сдвиг интонации, каждую черточку в лице друг друга, они все сильнее осознают свою близость, и Яна предлагает Артуру сесть рядом, чтобы вместе послушать музыку в наушниках. Их руки соприкасаются, тонкий проводок от наушников идет от правого уха Артура и левого Яны к зажатому в ее руках смартфону – несколькими взмахами указательного пальца она находит свою любимую песню и включает ее. Это что-то в стиле инди-рок: депрессивный голос молодого певца, ритм-гитара с эффектом дистошн. Грустная мелодия, тоска, бисексуальный эротизм.

Артур только сейчас обращает внимание на то, как одета Яна: джинсы в обтяжку, бирюзовые кеды, черно-белые полосатые носки. Хлопковая рубашка в клетку плотно обтягивает ее худенький торс, ее совсем маленькие груди. Набравшись смелости, он целует ее в щеку, потом в уголок рта и только потом, убедившись, что она не против, – взасос.

 

9

Попив из лужи, облизнув свою заостренную лисью морду на удивление длинным языком, подтянув набедренную повязку, Артур идет дальше, навстречу приключениям. Под кронами деревьев, прямо в воздухе, никак не соприкасаясь с толстыми ветвями, висят гигантские, размером с арбуз, ягоды клубники, ежевики, брусники, малины. Продолжая бежать по тропе, Артур то и дело подпрыгивает на ходу, – высоко, метра на полтора – и сбивает их своей когтистой кистью: в сопровождении райских трелей их сочная мякоть рассеивается ароматным облаком, окутывая своей пеленой его голову и он чувствует удовлетворение. Он заработал несколько очков, приблизился к очередному рекорду. Правда, чувство сытости и удовольствия быстро проходят, и он вынужден прыгать за ягодами вновь и вновь – благо, он молод, здоров и не чувствует усталости: эти прыжки приятно разнообразят его досуг, пока он движется к своей главной цели, которая, впрочем, представляется ему не совсем отчетливо: борьба каких-то мутных сил, в которой он должен сыграть ключевую роль, мифический мост – переправа в другой мир. Добежав до развилки тропы, Артур останавливается. Солнце клонится к западу, тени приобретают какую-то неприятную резкость. Он замечает над собой повисший шар, идеально гладкий, черный, размером чуть больше стандартных ягод. Артур подпрыгивает с места, но не достает, тогда он отходит на несколько метров назад, разбегается и прыгает еще раз, вложив в этот прыжок все свои силы: он почти задевает шар когтем среднего пальца, но шар в последний момент сдвигается на пару сантиметров вбок и вверх и изумленный Артур промахивается и летит в заросли колючего кустарника. Успев крепко выругаться и зажмурить глаза, он падает плашмя на землю, ломая грудью переплетенные хрупкие ветви. Чувствуя острую боль своим брюхом, Артур приподнимается на руках. Кусок арматуры – стальной ребристый прут, торчит из земли под углом, капли алой крови стекают по его ржавой поверхности, словно подтаявшее мороженное. При падении Артур напоролся на него животом. Вырванные клоки шерсти, рассеченная остриём шкура. Он садится, приглядывается к рваной ране: сквозь отверстие видны изгибы кишок. Шок постепенно проходит и боль усиливается. Артур хлопает своими большими голубыми глазами, не веря в ту картинку, которую они передают в его мозг и до последнего надеясь, что это какой-то сбой в программе, не выловленный во время баг. Эта рана не вписывается в общий стиль игры, она выглядит слишком натуралистично. Посидев минут пять и осознав, что это не глюк и игра на этом не заканчивается, он выползает обратно на тропу, обливаясь холодным потом и постанывая от приступов острой боли.

 

10

Перестук колес, старый вагон с плохой звукоизоляцией, металлический скрип и скрежет: они несутся сквозь тоннель под землей, свет в поезде иногда моргает, другие пассажиры выглядят старыми, уставшими, хотя сегодня выходной день. Яна и Артур сидят рядом, их руки соприкасаются: тут прохладно и мельчайшие волоски их кожи встают дыбом – предплечья, плечи, шея покрываются мурашками. Уже полдень, но они недавно встали, и их молодые лица спросонок выглядят забавно. Артур достал из кармана свой смартфон и играет в какую-то детскую игру: то ли эльф, то ли антропоморфный лис бегает по лесу, постоянно подпрыгивая за подвешенными в воздухе призами.

– Хватит играть в это говно! – Говорит заскучавшая Яна. Она недовольна, что внимание Артура переключилось с нее на эту ерунду и даже испытывает некое подобие ревности, – Давай лучше послушаем музыку.

Артур смотрит на Яну с удивлением и наигранной опаской, потом улыбается и кивает. У нее такой взрывной характер, в ней столько экспрессии. Несколько станций они проносятся под песни отчаявшейся поп-звезды, которой даже кокаин перестал приносить удовлетворение. Впрочем, голос певицы-подростка плохо слышно из-за шума поезда и ее отчаянные завывания то и дело тонут в громком скрежете, так, словно они сведены звукорежиссером в один трек, и должны рано или поздно зазвучать в унисон. Артур обнимает свою подружку за талию, целует ее в щеку.

Стук колес на стыках рельсов, скрип, скрежет, лязг деталей поезда на повороте. Старик в плаще напротив прочищает горло и отхаркивает слизь в гигантский платок, который он достал из кармана, потом впивается своим тусклым взглядом в Артура: тот отводит взгляд, встает, за ним следует Яна. Перекинувшись парой фраз и хихикнув, они идут к выходу. Это их остановка, они добрались до центра города.

 

11

Когда они оказываются на залитой солнцем поверхности, с небольшой площади, окаймленной тополями, до них долетают песнопения и ритмичные барабанные удары. И Яне и Артуру вспоминаются несколько сценок той ночи, когда они случайно встретились в резиденции мэра. Те порно-сценки контрастируют с тем, что открылось их глазам сейчас: там был полумрак и красноватый огонь свечей, тут все заполнено солнечным светом, там женщины и мужчины безудержно отдавались своим жизненным инстинктам, искусственно преувеличенным у большинства, тут и те другие, кажется, напрочь лишены сексуальности, там была оргия плоти в африканском стиле, устроенная богачами, тут религиозный ритуал бедняков, участников одной из сект индуизма. Но все-таки, на том глубинном уровне, где зарождаются ритмы реальности, эти праздничные события связаны, и Артур и Яна чувствуют эту связь, хотя только интуитивно и только пару мгновений.

Когда они проходят наискосок через площадь, внимание Артура невольно концентрируется на происходящем, его шаги замедляются. Выстроившиеся в цепочку люди в ярких одеждах совершают ритуальное шествие, пританцовывая при каждом шаге и напевая мантру божественных имен:

Харе Кришна Харе Кришна

Кришна Кришна Харе Харе

Харе Рама Харе Рама

Рама Рама Харе Харе

Невысокий, толстый мужчина с круглым брюхом полностью слился с музыкальным ритмом, он идет вприпрыжку, в его движениях есть легкость, он вот-вот начнет парить в воздухе. Несмотря на полноту своего тела и нелепость исполняемого им танца, а может быть и благодаря им, толстяк кажется Артуру важной деталью этого мира, он словно концентрирует в себе весь его смысл: во время прыжка, еще до того, как обе ступни вновь коснутся асфальта, он успевает сделать пару ударов по подвешенному на нем барабану – на его лице играет блаженная добродушная улыбка, он не выглядит уставшим, хотя его обритую наголо голову покрывает испарина. Цепочка людей с каждым своим синхронным шагом, с каждым порывом вперед и вверх все больше завораживает Артура: шафрановые платья, удары ладоней по натянутой коже барабанов, низкочастотные вибрации. Он переводит взгляд на других, не участвующих в танце людей – кто-то держит самодельные транспаранты с надписями: «Кришнаиты пьют коровью мочу», «Всепожирающая смерть», кто-то просто стоит и смотрит, расплывшись в улыбке. Артур тоже останавливается, его губы непроизвольно растягиваются в улыбке, но Яна тянет его за руку, прочь с этой заполненной странными людьми площади.

 

12

Тревога начинает расти внутри Артура, расцветая кристаллами горькой соли. Он смотрит на Яну, на других подростков, собравшихся на кухне, пытается следить за их речами, но горечь отравляет все – он не чувствует себя частью этой компании. Закопченная ложка, пара зажигалок, шприцы, еще влажные комки ваты. Цветастая клеенка, истертая по углам стола до дыр. Виктор рассказывает анекдот, все смеются, потом он бросает взгляд на Артура, как бы спрашивая его: «Хотел спрятаться от меня? Думал, мы с Хасаном не сможем тебя найти?».

В основном тут собрались друзья Яны и друзья ее друзей – Артур знает только Виктора и еще одного парня, с которым пересекался в клубе «Катулл», остальных видит впервые. Те, кто уже поставил себе дозу, замолкают, погружаются в себя, обрывая нити восприятия – их зрачки сужаются, кожа немеет. Большая часть собравшихся на кухне подростков уже плотно подсела на героин, многие обречены с течением времени умереть от передозировки, кто-то сможет бросить и перейти на более безопасные наркотики.

– Ты разве не присоединишься к остальным? – спрашивает Виктор Артура, подкалывая его, – Там, в сумке есть чистый шприц для тебя.

На лицах только что вмазавшихся появляется едва заметная улыбка, хотя их глаза остаются наполовину прикрытыми.

– Нет, спасибо, – отвечает после небольшой паузы Артур, он говорит тихо и растягивает слова, стараясь войти в роль, хотя ему это тяжело дается: – Ты тоже, я смотрю, не торопишься переходить на герыч? Здоровье бережешь?

– Ну, да, я предпочитаю кокс, ты же в курсе, – смеется Виктор, – но для твоей тонкой натуры, думаю, героин был бы в самый раз! Ты хоть попробуй, а то не знаешь, от чего отказываешься.

Один из подростков, только что поставивший себе укол, начинает втыкать, клевать носом и, в конце концов, падает лицом в стол. Яна издает короткий смешок, потом хмыкает. Артур косится на словившего кайф парня, потом встречается глазами с Яной, улыбается.

– Как-нибудь в другой раз, Виктор, как-нибудь в другой раз, хорошо? – Артур цитирует фразу из какого-то фильма, и некоторые, узнав её, хихикают.

– Не знаю, ребята, вся эта наркота не доведет вас ни до чего хорошего, – решает высказаться Яна, – Я на вашем месте предпочла бы здоровый образ жизни, ну, вы знаете – секс и спорт, секс и спорт. Это ведь столпы нашего общества!

– Те, кто за здоровый образ, сидят в гостиной за стеной и смотрят порно, можешь присоединиться к ним! Предложить им свои услуги.

Улыбка резко сползает с ее лица, этот намек Виктора, что она проститутка, также как и ее мать, задевает ее за живое.

– Тупой урод! – говорит она, встает и уходит из кухни. Артур, чуть погодя, идет за ней.

 

13

Он находит Яну в ванной, она стоит перед зеркалом и вытирает смоченным водой тампоном размазанную тушь. Артур мямлит ей что-то в утешение, пытается приобнять, но она грубо отталкивает его от себя. Он стоит, ошарашенный ее поведением, и размышляет, чем оно может быть вызвано. Она опять начинает плакать, почти рыдать, потом уходит из ванной, с яростью бросив напоследок: «Какого хрена!» и хлопнув дверью перед его носом. В голову к Артуру закрадывается подозрение, что Яна неравнодушна к Виктору и именно поэтому так болезненно реагирует на его шутки. Он открывает кран, смотрит на свое отражение, ополаскивает прохладной водой лицо. С большим трудом он заставляет себя оставаться на месте – его уязвленная душа стремится последовать за Яной, он хочет догнать ее, задать ей кучу вопросов, но умом понимает, что все это бессмысленно. Ему хочется стать похожим на Виктора, таким же опытным, циничным, но для этого нужно проделать длинный путь.

Он плетется обратно на кухню, замечая по пути, что обуви Яны, белых босоножек с золотистыми пряжками, больше нет в коридоре, – следовательно, она ушла. Пол завален потертыми кроссовками, шлепанцами, сандалиями. Артур достает из холодильника бутылку пива, подсаживается к столу: целлофановые фантики от леденцов, ватки, шприцы. Виктора тут нет, наверное, он в соседней комнате, смотрит телевизор. Оставшиеся на кухне подростки ведут какую-то абсурдную беседу, обсуждая вероятность того, что человечество уже погрузилось в виртуальный мир, и что все, что их окружает – нереально. Парень лет 17, который до этого упал мордой в стол, хочет поведать остальным об энергии Майи, о генераторе разнообразия, но когда он пытается говорить, слова с трудом срываются у него с губ, он едва может ворочать языком: «Ма… Ма-ай-йа… это всё по-ток… про-яв… яв… лений». Никто не обращает на него внимания, все предпочитают обсуждать графику в современных видеоиграх.

Слушая все это вполуха, но не принимая участия в разговоре, Артур продолжает думать о Яне: легкое опьянение скорее усиливает его внутреннюю боль, а не притупляет, как он надеялся. Он встает, допивает бутылку залпом, берет еще одну и идет в гостиную, чтобы посмотреть, там ли Виктор. На обитых войлоком креслах и диване, на покрытом ворсистым ковром полу валяются гости, в основном совсем молодые парни, некоторые со своими подружками. Парочки сидят в разных причудливых позах, переплетая руки и ноги, они выглядят расслабленно, на их лицах – покой и нега. Парни-одиночки же, наоборот, напряжены, их внимание устремлено на экран, они сконцентрированы, собраны, вот-вот готовы пойти на улицу, чтобы встретиться с кем-нибудь из еще свободных девочек и попробовать уболтать их на секс. Хотя и тут есть исключения – пара парней уже настолько пьяны или обкурились, что даже порно-ролики по телевизору не воодушевляют их, не подталкивают к активным действиям.

Найдя островок свободного пространства на полу, Артур садится у самой стены, продолжая рассматривать собравшихся – Виктора нет и здесь, скорее всего, он ушел вместе с Яной. На экране телевизора один порно-ролик сменяет другой.