— Это она? — Вячеслав пристально смотрел вперед, на пустынный, покрытый снегом холмистый мир впереди.

Оставалась какая-то пара-тройка сотен метров. Он остановил луноход и нервно теребил пальцами руль штурвального типа.

— Это она, — кивнул Варяг. — Аляска.

— Неужели дошли, братцы, — вздохнул Сквернослов. — Неужто мы здесь? Андрей… Юра… — Он еще раз вздохнул. На сей раз очень тяжело. — Илья… Не зря они пожертвовали собой… А мы дошли. Дошли, мать ее…

— Да нет, Славик. Впереди еще десяток сотен километров. До ХАРПа еще очень далеко. И черт его знает, что там еще впереди.

Сквернослов взглянул на сидящего справа от него Яхонтова. Затем повернул голову и посмотрел на Николая, который наблюдал в перископ замерзший мир североамериканского континента.

— Варяг, мы ведь дойдем? Все вместе… Мы ведь больше не понесем потерь? — с тоской и одновременно с надеждой в голосе проговорил Вячеслав.

Яхонтов задумчиво смотрел вперед, жуя кончик соломенного уса. Хмурился и едва заметно покачивал головой, о чем-то сосредоточенно размышляя.

— Поехали, — произнес он наконец. — Вперед.

И машина двинулась дальше. Вскарабкалась на пологий берег. Начинался словно совершенно другой мир. Да, такой же холодный и покрытый снегом. Шлифуемый ледяными ветрами и забывший о солнечной ласке. И все-таки этот мир был другой. Чужбина. Мысль о том, что тут едва ли можно встретить дружелюбно настроенных людей, леденила душу. Даже там, где была своя страна когда-то и жили те, кто остался из соотечественников, — даже там всюду была смерть. Угроза. Враги. А что здесь? В мире, где даже язык другой… И логично было желание того, чтобы им не встретились на пути люди. Пусть не будет постоя. Пусть негде будет помыться. Пополнить припасы. Пообщаться с кем-то. Пусть. Лишь бы больше никого не встречать. Только не людей.

Вездеход двигался уже по ровной поверхности. Вокруг не было ничего. Никаких ориентиров. Ни зданий или их остатков. Ни деревьев. Ни гор. Ничего. Пустота. Словно они дошли до края земли. До края мира. И, переступив этот край, оказались в бесконечной вечности, где нет ни времени, ни расстояний, ни жизни, ни смерти. Не к чему больше стремиться. Некуда дальше идти. Одна лишь вечность и пустота. Бездна. Страшно и одиноко. Именно поэтому Николай ощутил радость оттого, что где-то в неясной пелене возмущаемого ветром снега он разглядел торчащий из сугроба предмет. Он, данный предмет, вносил в гнетущее однообразие что-то мирское. Реальное. Делающее этот потусторонний мир обычным. Был в этом нарушающем белую гладь предмете какой-то элемент хаоса. Того самого, о котором говорил Илья. Нашим миром правит хаос. Он первопричина и реальность. А мир идеальный, симметричный и четко выстроенный — он потусторонний. Загробный. Наверное, так… Хотя кто его знает…

— Варяг, посмотри слева. Похоже на крыло самолета. — Николай нарушил затянувшуюся тишину.

— Где? — Яхонтов повернул голову.

— Слева… Хотя… Ты так не увидишь. Я в перископ-то его еле разглядел.

— Ладно. Славик, ну-ка давай поворачивай в ту сторону.

— Зачем? — проворчал Сквернослов. — Ну вот на кой черт, а? Нам надо к ХАРПу или всякий хлам по пути разглядывать да неприятности искать? Сами же зенитчиков тех ловить не желали!

— Всякий хлам по пути о многом рассказать может. Но это по пути. А не обратно топать, как ты предлагал. Так что давай. Мы ведь искатели как-никак.

— Значит, мы все-таки искатели? — усмехнулся Вячеслав. — А я-то думал, что ты у нас один такой.

— Да нет. — Варяг вздохнул. — И вы уже тоже. Заслужили это почетное звание.

Николай не ошибся. Это действительно было крылом небольшого самолета. Варяг, покинувший луноход, как только они достигли этого обломка, долго бродил вокруг, ковыряясь в снегу и кутаясь одновременно в свой тулуп от ледяного ветра. Затем он наконец вернулся в машину. Его борода и усы покрылись льдом, и он принялся дышать на ладони, создавая перед лицом тепло.

— Чего это было? Самолет? — Сквернослов взглянул на старшего товарища.

— Да. — Варяг часто закивал головой, еще не согревшись. — «Гольфстрим», наверное.

— Что?

— «Гольфстрим». Ну, были такие самолеты. Бизнес-класса. Маленькие. Это вроде от него крыло.

— Его сбили, что ли?

— Нет. Не похоже. Скорее, он тут стоял просто. Потом на бок завалился, и крыло торчит. Если мне память не изменяет…

Варяг не договорил и стал изучать карты, полученные от рейдеров в Аркаиме.

— Ну да, — пробормотал он позже. — Так и есть. Тут у них аэродром был вроде. На побережье.

— Точно, — пробормотал Сквернослов, глядя в лобовое стекло куда-то в сторону. — Посмотри.

Ветер сменил направление, и в тумане гоняемой вьюгой снежной взвеси стал смутно очерчиваться силуэт чего-то похожего на другой самолет. Но размеры его, если это действительно была крылатая машина, казались нереально огромными.

— Вроде далеко. — Васнецов повернул в ту сторону перископ. — Но тогда каких он размеров?

— Черт, да это не может быть то, что я подумал, — мотнул головой Яхонтов, вглядываясь в даль.

— А что ты подумал? — Вячеслав уставился на него.

— Поехали. Поехали туда.

Луноход покрыл расстояние еще в несколько сотен метров, и сомнения рассеялись. Серый самолет-гигант стоял в снегу, зарывшись носом в сугроб, очевидно из-за поломки носовой стойки шасси. Его киль торчал высоко, и ветер с трудом, но все-таки заставлял вертикальное хвостовое перо колыхаться. Там, где должны были быть крылья, но, видимо, давно слились со слоем снега, торчали из сугроба лопасти двойных винтов четырех двигателей. По два на крыло. Знак на хвосте красноречиво говорил о принадлежности самолета. Огромная красная звезда.

— Я что-то не понял. Это русский самолет? — Сквернослов снова уставился на Варяга.

— Не может быть, — выдохнул Яхонтов. — Это же «Медведь».

— Чего? — поморщился Славик. — Ты о чем сейчас?

— Это Ту-девяносто пять. Стратегический бомбардировщик. Давай ближе подкати.

Луноход остановился у корпуса самолета. Варяг снова выбрался наружу. На сей раз Николай последовал за ним. Так холодно, как сейчас на Аляске, казалось, еще не было ему никогда. И увеличивал этот холод во сто крат пронзительный ветер. Хвостовое перо заурчало, снова сдвинувшись с места. Самолет, словно огромный умирающий дракон, издавал предсмертные стоны. Варяг поковырялся в снегу в районе сочленения корпуса с правым крылом. Крыло было неглубоко. Сантиметрах в сорока под снегом. И кромка крыла была обложена вертикально стоящими толстыми досками. Покопавшись еще, Яхонтов обнаружил занесенный снегом лаз.

— Пошли поглядим, — воскликнул Варяг, перекрикивая ветер. Он включил фонарь и стал спускаться вниз. Васнецов последовал за ним.

Поначалу было совершенно непонятно, зачем кромки крыла обложили досками, плотно подогнанными друг к другу. Но когда Варяг и Николай оказались внизу, пройдя по старому лазу, стало все предельно ясно. Кто-то давным-давно оборудовал здесь жилище. Крыло было крышей. Доски — стенами. Вопрос, где эти люди взяли доски, отпадал сам собой, если тут был аэродром. Вероятно, разобрали какое-то местное строение. А вот вопрос, почему в качестве жилища не использовали это самое строение, оставался без ответа.

Внутри давно покинутого жилища стояли ящики, игравшие, видимо, роль мебели. Три лежбища из парашютов, набитых соломой и мхом. Обгоревшая бочка, приспособленная под печку. Опустошенные консервы и куски зеленого пластика от упаковок сухпайка пилотов.

— Трое? — Варяг почесал бороду. — Экипаж вроде человек семь, если тут, конечно, жили они. Судя по сухпаям, это они и были. Я вот не пойму, откуда они тут взялись. Ближе всего, по-моему, была авиабаза «Украинка», где такие драконы базировались. Но она в Приамурье где-то. Тоже свет не ближний. Хотя, может, это с Северного флота через полюс… — Он скорее говорил сам с собой, чем с Николаем. — Да нет, — буркнул Яхонтов. — Все-таки с «Украинки». Наверное, патрулировал район в тот день, когда все началось. Полетел работать по целям, а на обратную дорогу топлива не хватило. Или поломка, или еще что. Сел тут, а аэродром для таких самолетов не приспособлен. Носовую стойку сломал. Посадка жесткая была, но уцелели.

— Может, это не стратег, а противолодочник? — предположил Васнецов.

Варяг уставился на Николая.

— Соображаешь, однако. Я как-то об этом даже и не подумал. Если это морской, то другое дело. — Яхонтов углубился в недра убежища и зашел под фюзеляж. — О! Тут трап в кабину. Коля. Жди. Я сейчас. — И Варяг исчез во тьме вместе со светом своего фонаря.

— Здорово, — пробормотал Николай. — А я тут в темноте и без фонарика… Отлично придумал…

В корпусе самолета вскоре послышались глухие стуки. Шаги Варяга. Скрип и скрежет металла, который он отодвигал, чтобы пройти куда-то. Словно редкие урчания исполинского голодного зверя из его жаждущей пищи утробы. Через некоторое время к этим звукам добавился шорох из лаза, ведущего на поверхность. Затем свет фонаря.

— Эй, — тихо позвал голос. — Мужики. Вы где?

Это был Вячеслав.

— Я тут, — отозвался Николай. — А Варяг в самолет полез.

— А чего он туда полез? — Сквернослов наконец вошел в это брошенное убежище и усмехнулся. — Думает, полетит?

— Не знаю. — Васнецов устало пожал плечами.

Наверху что-то загрохотало. Потом снова глухие шаги.

— Братишка, а ты чего смурной такой? Чего случилось?

— Да ничего нового, — отмахнулся Николай. — Просто погано на душе. Может, оттого, что меня больше блаженным никто не называет.

— Хочешь, я назову? — Вячеслав присел на соседний ящик.

— Не надо. Ты не Людоед.

— Н-да. — Сквернослов вздохнул и покачал головой. — Слушай. Я вот тут подумал… Он же не хотел в Америку. Я вот уверен в этом отчего-то. Илья в любом случае с нами не пошел бы.

— Почему так считаешь? — Васнецов уставился на Сквернослова.

— Ну как. Он же ракеты пускал. Это у нас он герой. И то далеко не для всех. А тут? Как бы он в глаза смотрел людям? Да и своим присутствием нас бы под удар ставил.

— Да как бы тут узнали, что он их города сжигал? Да и по ним ли ракеты пускал? Кто знает, какие цели там, в головках, были запрограммированы?

— Приоритетные, Коля. Приоритетные цели. Да и все тайное рано или поздно становится явным. Как-нибудь да и узнали бы. По глазам его прочитали бы. Ты вспомни метро московское и Титоса этого. Какая чудная встреча вышла… Как все наружу всплыло…

— Ну ладно. Допустим. Пусть он не хотел идти в Америку. Пусть бы он развернулся на Чукотке и пошел бы обратно к своей Нордике или Лене из Новой Республики. Но пусть бы он жив был…

— Эх… Да ведь он же сам знал, на что шел. Он ведь всегда смерть искал, да только она его боялась. Вспомни Нижний Аркаим. Когда он остался молохов задержать. Вспомни Екатеринбург. Как он хотел прикрыть наш отход и связать боем отряд старшего Чернова. Это же самоубийство верное. Если бы не рейдеры, он бы еще там погиб.

— Мы все умрем, вопрос лишь в том, как встретим свою смерть. Упавши на колени иль гордо будем ей в глаза смотреть, — пробормотал Николай, и наступила гнетущая тишина.

Оба молодых человека смотрели задумчиво перед собой, пока из темноты не вынырнул луч фонаря Варяга.

— Коля, это все-таки стратег, — произнес искатель. — О, и Славик уже тут. Ты чего машину бросил?

— Да нет тут никого на сто верст, — пожал плечами Вячеслав. — Чего ты про стратега говорил?

— Это стратегический ракетоносец. Там в брюхе барабанная установка револьверного типа. Там шесть ракет Х-пятьдесят пять было. Ни одной на месте нет. Отстрелялся «Медведь».

— Может, растащили? — предположил Вячеслав.

— Нет. Бомболюк закрыт, и его заклинило при ударе во время посадки. А дыр в корпусе нет таких, чтобы ракеты вытащить. Значит, он уже пустой садился. Брякнулись здорово. Нос разворочен. Кабина в хлам. Там нога оторванная. Крови много засохшей. Бинты, аптечки разбросаны. Кстати, стропами парашютными разжился. — Он показал моток белой веревки. — И вот это нашел. Не могу понять… — Яхонтов разжал ладонь и посветил фонарем на какие-то небольшие капсулы в руке. — Вроде тоже из аптечки…

Он вдруг нахмурился, что-то вспоминая, и через несколько секунд отбросил капсулы и принялся шарить освободившейся рукой за пазухой тулупа.

— Твою мать, — озабоченно пробормотал он.

— Ты чего, Варяг? — Николай уставился на старшего товарища.

— Это, кажется, противорадиационные препараты были, — торопливо проговорил Варяг и извлек наконец дозиметр.

Еще через полминуты он крикнул:

— Валите отсюда! Живо!

* * *

Николай бросил в перископ прощальный взгляд на удаляющийся, исчезающий постепенно в метели огромный самолет с красной звездой на хвосте.

— Ну, если в двенадцать раз выше нормы, то чего панику было поднимать? — Вячеслав недовольно посмотрел на Варяга, который теперь вел двигающийся дальше луноход.

— А зачем нам хапать лишний раз все эти радионуклиды? Хватило и Кирова нам.

— Но там зашкаливало. А тут только в двенадцать раз выше нормы. Подумаешь.

— Когда причиндалы отвалятся, тогда и подумаешь, — резко ответил Варяг.

— Тогда чего ты веревку эту не выкинул, если она из радиоактивного самолета?

— Это парашютные стропы, кулема ты необученная. — Яхонтов продолжал говорить с агрессией в голосе. — Я бухту снаружи повесил, на корпусе. Если и фонит, то нам не страшно.

— Не один ли хрен? Веревка, стропы, — пожал плечами Сквернослов. — Зачем они?

— А ты забыл, что мы нашу веревку похерили в аркаимской вентиляционной трубе, когда молохи всполошились? А?

— И что?

— А то. Мой опыт искателя не позволяет мне идти в рейд без самых необходимых вещей. А веревка — очень необходимая вещь в походе. Может и пригодиться.

— Почему они там жили? И почему самолет радиоактивен? — спросил Николай.

— Почему они там жили, это уже, наверное, никто не узнает. А радиация… Самолет, скорее всего, через облако радиоактивное прошел. В самом начале он, видимо, вообще фонил по-страшному. Может, потому они в итоге и ушли оттуда. Но прожили они после этого очень мало, я думаю.

— Слушай, Варяг. Вот Илья тогда запустил ракеты. Этот самолет тоже все ракеты выпустил. А лодка ихняя оружие не применила…

— Коля, ты к чему вообще клонишь? Одна лодка не выпустила ракеты. Дальше что? Вспомни метро в Москве. Вспомни дневник дядьки своего. Вспомни все наши города, стертые с лица земли. Они что, сами по себе взорвались? Не строй иллюзий. Лодок и стратегических бомбардировщиков у них больше было. И били они — будь здоров. Да и не по нам одним.

Дальше ехали практически молча. Уже начинало темнеть. Местность давно стала холмистой, но до сих пор никаких деревьев или следов разрушенной цивилизации им так и не попалось. Холмы становились все выше. И ветер все не стихал.

— Слушай, Варяг, тут, похоже, вообще жизни никакой нет. Даже следов звериных нет, — произнес Сквернослов.

— Может, это и хорошо, — буркнул Яхонтов. — Но я тебе вот что скажу. В этих краях выжить трудно. А следы могло и замести. Если такая погода, как сейчас, тут преобладает, то это дело получаса. Животные, скорее всего, подались в горы. Там и укрыться есть где, и пищу найти легче, и ветра не такие сильные. Ну и само собой, люди подались за ними по тем же причинам. Или… Может, наоборот. Люди подались в горы, а звери последовали за ними…

Они двигались еще час, пока наконец ночная мгла не поглотила мир окончательно.

— Все. Привал, — вздохнул Варяг.

— Так может, ты отдохнешь, а дальше я поведу? Чего время терять? — спросил Сквернослов.

— Буря какая, посмотри. Еще шваркнемся в какую-нибудь расщелину. В ПНВ их не так хорошо видно. А фарами светить не хочется. Если кто-то попадется нам на пути, желательно нам их заметить первыми. — Варяг остановил машину и добавил: — Все. Ночлег. Пошли в заднюю кабину. Перекусим — и спать.

— Черт. Это мясо, кажется, пропало, — буркнул жующий вареный картофель Яхонтов, ковыряясь в вещмешке с провиантом. — У нас припасов не так много, как хотелось бы.

Сквернослов отпил из кружки кипятку и ухмыльнулся.

— Конечно. Мы на каждом постое только свое и ели. К местной жрачке не притрагивались почти нигде.

— Ну и правильно делали. Откуда знать, чем там накормят.

— А печенья у рейдеров вкусные были. И чай тоже. — Вячеслав вздохнул и, сделав еще глоток горячей воды, уставился в потолок.

Николай молча посмотрел на своих товарищей. Не говоря ни слова, отодвинул от себя опустевшую миску и, повернувшись лицом к стенке, укрылся второй оставшейся шинелью Людоеда. Сон настиг его практически сразу…

А снаружи бушевал ураган. Ледяной ветер бесновался, не зная пощады и усталости, ударяясь в корпус крохотного лунохода, затерявшегося на бескрайней белой пустоши, накрытой ночной мглой, которую прессовали свинцовые тучи ядерной зимы… Еще одна ночь этого мира…

* * *

Он промок до нитки. И это было самое страшное. Ледяная вода и сильный мороз скоро прикончат его. Мокрая одежда ускоряла процесс замерзания тела в двадцать раз. Одежду надо сбросить. Раздеться догола в этот страшный мороз.

А потом… Потом голышом упасть на снег… Побарахтаться в нем… Снег поможет телу просохнуть… Надо растирать снег по телу… Теперь надо приседать… Отжиматься… А теперь надо срочно развести костер… Голым оставаться нельзя… И надо быстрее просушить одежду… Олень! Надо убить его… Вспороть брюхо… Вывалить кишки и прочее и залезть в тело мертвого оленя… погреться… А потом его жир можно пустить на растопку… А чем огонь-то разжечь?.. Автомат! Надо открутить у ствола пламегаситель! Нужно хвою набрать и раскопать сухую траву… а еще олений мех… Огонь — это спасение. Огонь — это жизнь!..

— Ты чего бормочешь там? — сонно проворчал Сквернослов.

— А… что… — икнул проснувшийся Николай, вытирая ладонью со щеки вытекшую во сне слюну.

— Ты чего там считаешь?

— Я считаю? — Васнецов не понимал.

— Ну да… Ты что-то считал во сне…

— Я, кажется, отжимался… Наверное, это и считал…

— Отжимался? А она симпатичная хоть была?

— Кто?

— Да ладно. — Вячеслав тихо засмеялся. — Проехали.

— Что за херню ты опять городишь, Славик? Я во сне, кажется, в прорубь упал и отжимался, чтоб согреться.

— Ну ладно-ладно… Чего заводишься.

Варяг, находившийся уже в водительской кабине, обернулся и посмотрел через внутреннее окно на них.

— Что, гаврики, проснулись уже? Гляньте на улицу. Вы такого еще не видали…

Как оказалось, уже давно рассвело. Буря утихла. Ветра теперь совсем не было. И с серого неба падал почти черный снег. Невероятно крупные хлопья. Не снежинки, а именно безобразные хлопья. И все пространство вокруг почернело, покрывшись этими жуткими хлопьями. Только в некоторых местах еще белел залежавшийся снег. Но и он быстро исчезал под падающей с неба грязью.

— Что это такое, Варяг? — Васнецов посмотрел на старшего товарища.

— Вулканический пепел. Где-то в этих краях извержение произошло ночью. Или вечером. Теперь сыпет. На улицу лучше не выходить. Вдохнешь такую снежинку, и ее микрокристаллы тебе все легкие изрежут. А если в респираторе, то фильтры моментом забьются.

— Н-да, — покачал головой Сквернослов. — Дружелюбно нас Аляска встретила. Нечего сказать.

— А ты чего ждал? — хмыкнул Варяг. — Хлеб-соль и баньку с бабами?

— Было бы неплохо… И можно без хлеба.

Яхонтов вернулся к приборам на панели.

— Хочу попробовать связаться с тем космическим кораблем. Может, какие новые данные передаст, и про вулкан, может, чего узнаем.

— А ты знаешь, как с кораблем связаться? — спросил Николай.

— Понятия не имею. — Варяг включил рацию. — Антенны-то я выдвинуть смог. А вот что дальше делать? Ладно. Проедем еще немного. Надеюсь, подальше от вулкана, может, и связь будет. Тут, наверное, пепельное облако мешает.

И луноход снова двинулся в путь. Ехали они долго, однако пепел продолжал сыпаться с неба. Уже казалось, что они колесят по кругу. Рация равномерно шипела и потрескивала, говоря о том, что надеяться им не на что. Но через несколько часов бесплодных мытарств рация вдруг на миг взвизгнула.

— Это что?! — воскликнул Вячеслав. — Это оно?

— Нет. — Варяг остановил луноход и озадаченно почесал бороду. — Связи с орбитой нет. Это что-то земное.

Он повозился немного с настройкой. Рация все шумела и трещала, но теперь казалось, что за этим треском и шипением есть что-то еще. И точно так же, как из-за падающего пепла не видно облаков, так из-за радиопомех невозможно разобрать, что же там кроется. Яхонтов направил машину на ближайший высокий холм.

Как только луноход оказался на вершине, рация снова взвизгнула и стала гудеть, будто какой-то звук пытался разорвать шипение и треск, мешающие вещанию. Варяг снова стал возиться с настройкой, и вдруг шипение и треск резко отступили и из динамика полилась музыка. Все раскрыли рты, вслушиваясь в медленную и красивую мелодию, под которую хотелось томно раскачиваться и, прикрыв глаза, улыбаться. И теперь к музыке присоединился голос. Странный. Хриплый. Но удивительно добрый. Он пел что-то на английском языке, и чувствовалось, что поющий упивался своей песней, получая радость от того, о чем поет. И он будто улыбался каждому произнесенному слову…

Яхонтов обернулся к своим товарищам, и на лице его была улыбка.

— Хлопцы, это же Луи Армстронг, — прошептал он, боясь нарушить это пение.

— Тот, который на Луне первый побывал? — прошептал в ответ Сквернослов.

— Не… — Яхонтов медленно мотнул головой. — То был Нил Армстронг. А это Луи… Великий чернокожий американский певец. Какая песня чудесная, да?

Песня стихла и умолкла. Затем из динамика послышался другой голос и без мелодии. Голос был старческий и какой-то обреченный… Совсем не тот жизнерадостный Луи Армстронг… Голос человека, живущего в мрачном настоящем:

— This is the radio of Hope City. We hope that you have survived. This concludes our today's broadcast. God bless.

И наступила тишина. Все сидели молча, пытаясь прийти в себя от произошедшего. От того контраста между такой красивой песней, вселяющей надежду и желание жить, хоть и наполненной непонятными словами, и странным обреченным голосом в конце.

— Варяг, скажи, о чем пел этот Армстронг? — выдавил наконец Васнецов.

— Он пел о том, какой замечательный мир, в котором мы живем… — Затем вздохнул и покачал головой: — Жили, вернее.

— А потом, в конце, что там говорили?

— Похоже, они ищут выживших. Братцы, вы хоть понимаете, что это значит? Тут есть жизнь! Люди! И нормальные вроде люди! Ведь такая песня!..

— Варяг! — перебил его нахмурившийся Сквернослов. — Эти нормальные люди сделали атомную бомбу и ХАРП! И применили все это, между прочим!

Варяг молчал какое-то время. Затем обернулся и одарил Вячеслава снисходительной улыбкой.

— Только не те, чья душа умела так петь. Не все так скверно, Славик… Едем дальше…

И луноход снова тронулся с места.