Группа вооруженных рейнджеров выскочила из уже знакомого большого подвала, в котором за ними по-прежнему была закреплена комната. В дальнем конце снова сидели дети на своих местах. Они были напуганы. Их успокаивали женщины и старик с повязкой на глазах. Все посты по дороге в зону ответственности Рэймена были усилены. Уже каждый человек знал, что в Хоуп-Сити начались вооруженные столкновения между сторонниками Линча и Хорнета. Рэймен держал пока нейтралитет, хотя не делал секрета из того, что любой боевик Линча будет на его территории арестован, а вот солдаты Хорнета имеют относительную свободу передвижения по данной территории. Симпатии чернокожего лидера были очевидны и никого, собственно, не удивляли.

Варяг помог Вячеславу зайти в комнату. Следом шел Николай. Лазар крикнул: «Я скоро!» — и побежал в апартаменты Рэймена. Не отошедший от шока после экскурса в воспоминания хуманимала, который погиб, спасая их, Васнецов не заметил, как возле него возникла коляска с Табитой. Девочка схватила его за руку и радостно воскликнула:

— Nicolay! Nicky! Savior!

Она прикрыла веки, и казалось, что вот она сейчас распахнет очи и у нее будут здоровые глаза…

— Да… Привет, Воунди…

Васнецов улыбнулся и почувствовал, как подкатывают слезы, настолько трогательной была эта девочка в своей радости оттого, что он жив и он здесь.

— Privet!

Ему стало больно. Так больно, что ноги подкосились. Они присел перед ней и пристально посмотрел в ее слепые глаза. Но казалось, что она видела без них гораздо лучше зрячих людей. Николай почувствовал пустоту и одиночество. Он вспомнил Славика и его погибшую во время землетрясения Аленку с улицы Советской. Славик порвал с ней, потому что боялся рождения ребенка, который мог быть уродливым… И вот сейчас Николай вдруг понял, что он бы на его месте не стал бояться. Как бы он сейчас хотел, чтобы рядом с ним была спутница. Супруга. И очень хотел, чтобы она подарила ему ребенка. Страшно? Конечно страшно. Но это жизнь. И дети… Вот что самое главное. Вот ради чего стоит спасти этот мир. Взрослые… Да черт с ними. Они убивают друг друга… Но дети… Даже такие… И пусть бы у него был ребенок. И пусть бы он стал по вине людей таким, как Табита… Родился бы с массой изъянов… Как у Артема-Ветра из Вавилона… Как у китайца Дракона из Екатеринбурга… Это больно. Это мучительно больно. Но жизнь не может топтаться на месте и вымирать, потому что человек боится и не хочет испытывать боль, брать на себя ответственность и мучиться с больным ребенком… Нет. Жизнь должна продолжаться. И дети должны рождаться. Дети — это и есть сама жизнь. И либо они будут рождаться, несмотря ни на что, либо люди вымрут, и их место займут другие. Те, кто думает о детях. Даже крысы думают о своих крысятах. Даже волки любят своих волчат. А если на это неспособны люди, то пусть будут крысы и волки… Со своими детками… Жизнь должна продолжаться…

Какая-то женщина подбежала к Табите и стала увозить ее к основной группе детей, что-то приговаривая. Табита махала Николаю ладошкой и улыбалась.

Он тоже махнул ей рукой, не будучи уверенным, увидит она это или почувствует, и улыбнулся. Войдя в комнату, он увидел, что на лице Варяга странная ухмылка и он смотрит в низкий потолок. А вот Сквернослов совсем угрюмый и смотрит на Варяга с каким-то укором.

— Вы чего тут? — спросил Николай.

— А ты этого старого дурака послушай. Совсем борода из ума выжил, — громко проворчал Славик.

— Варяг, чего такое?

Яхонтов повернул голову и как-то снисходительно улыбнулся.

— Неужели не понятно, Коля?

— Что? Что именно не понятно?

— А то, что больше летчиков в обозримом мире нет. Только я.

— И что?

— Как что? — Варяг тихо засмеялся. — От судьбы не уйдешь. Мне лететь.

— Нет, Колян, ты слыхал? — воскликнул Сквернослов. — Дядька, видно, много раз по голове получал. Вот и аукнулось! Симптом налицо!

— Тише ты, Славик, — досадливо поморщился Варяг. — Я ведь так врежу на прощание…

— Погоди, Варяг. — Васнецов развел руками. — Но ведь это же билет в один конец. Все так решили, что это миссия самоубийцы!

— А я разве спорю?

— Но ведь ты погибнешь! Самолет тихоходный! Шансов уйти от взрыва нет!

— А кто просчитывал шансы? Это так, навскидку. Ну а если даже и нет… Не о шансах того, кто сбросит бомбу, речь.

Мы говорим о втором шансе для всего человечества. Для всей земли. Мы ведь за этим шансом сюда шли. Да и не второй это шанс. Первый и единственный. Второго шанса уж точно не будет. А вот этот единственный… Мы за ценой не постоим. На это жизни свои положили ребята из конфедерации. Гвардейцы Старшины. Андрей и Юра. Ильюшка Крест… Судьба просит нового поступка… И я на него пойду…

— Варяг, нет!

— Угомонись, Коля. Я стареющий одинокий мужчина. Я пожил свое. А вот у вас, ребятки, должно быть будущее. Оно не будет легким и безоблачным. Но я знаю, что вы справитесь и пройдете свой путь достойно. Главное, чтобы у вас этот путь был. И для этого надо полететь и сбросить бомбу.

— А по-другому никак?! — крикнул Вячеслав.

Николай с изумлением заметил, что Славик плачет.

— По-другому? Ты посмотри на людей. Если бы они думали об этом… Но они сейчас заняты взаимным истреблением. Все на волоске повисло. Я сам не в восторге именно от такого решения. И дело не в том, что я не хочу умирать. Это даже как-то дико, умирать в ядерном взрыве, — и это через двадцать-то лет после ядерной войны. Меня гложет, что мне придется привести в действие эту адскую машину. Что никакие другие варианты сами люди, которых спасать надо, задействовать не дадут. Из-за глупости своей, жадности, злобы, недальновидности… Просто нам не надо спрашивать у людей, какой вариант для них предпочтительнее. Они утопят все в болоте своей низости. В спорах ненужных. Надо просто ухватиться за ту возможность, которая есть, и сделать свое дело. Если ты тонешь, то, видя ядовитую змею, ухватишься даже за нее, чтобы не пойти на дно. И сказать по чести, я более не желаю видеть братоубийства. Как они мочат друг друга. Я не желаю видеть, как они схватятся со стражами и кто одержит верх. Я видел столько крови, что иногда мне даже странно, что весь наш мир серо-белый, а не багряно-красный. И ведь ничего не изменится. Люди, получив этот свой шанс, продолжат воевать. Это правильно Славик сказал. Сейчас людей снег и холод заставляют по норам сидеть в основном. А потом? Потом начнутся походы завоевательные. Нет уж. Хватит с меня. Да и вам советую постараться не ввязываться. Это их война. Не наша. Это не Москва. Это не Вавилон. Это не Новая Республика. Пусть сами разбираются. Вам выжить надо. И нелегкий путь домой…

В комнату вошли Лазар и Рэймен.

— Рад, что вы в порядке, — кивнул Морган. — Однако мы оплакиваем наших братьев. Си Джея. Томаса. Джона Тиббетса. И какое это было варварство со стороны Линча — добить несчастного Филиппа Даладье. Мистер Лазар поведал мне о том, как все было там, на рубеже стражей. Я знаю, что вины вашей в том нет, что произошло. Напротив. Вы спасали наших людей. Это благородно.

Васнецов взглянул на переводчика. Что он мог видеть, прячась за тем камнем? Джон и Томас уже были мертвы, когда только остальные спохватились. И ведь Лазар знал, что так, скорее всего, и будет, иначе не спрятался бы заблаговременно за камнем. Однако он рассказал какую-то приукрашенную историю и добавил им уважения Рэймена.

— Что у вас сейчас творится? — спросил Варяг.

— Гражданская война. Я бы сказал, что мы не знали ее со времен Авраама Линкольна, но это не так, конечно. Как только в одночасье не стало институтов власти после массированного ядерного удара, эта самая война началась. И вот она через столько лет докатилась до нашего Хоуп-Сити. Это скверно…

— Еще бы. Ну а каков теперь расклад?

— Дональд борется за власть без Линча. Соответственно, за свою единоличную власть. Или за власть совета, в котором будут лояльные ему люди вроде меня. Должен признаться, что Хорнет давно вынашивал такие планы. И конфликт имел место быть в латентной фазе. Но ваше появление стало тем недостающим звеном его плана, которого не хватало для воплощения.

— Здорово, — поморщился Яхонтов. — Так значит, мы спровоцировали у вас гражданскую войну? Он что, ждал нас?

— Я ведь не это сказал. Так обыграл ваше появление здесь Дональд. Ему нужен был удобный повод. Любой. Им оказались вы. Не вы виноваты в том, что сейчас происходит. Это логическое продолжение многолетнего политического противоборства. На данный момент обе группировки сильны. Сейчас они занимают разные районы убежищ города. Может случиться так, что Линч продержится до прихода сюда стражей. Тогда будет совсем плохо. Особенно вам.

— И это положит конец нашим надеждам на избавление от ХАРПа, — покачал головой Варяг.

— Совершенно верно, — ответил Рэймен.

— Ну а каков ваш план?

— На самом деле я не желаю потворствовать кровопролитию и ввязываться в начавшуюся гражданскую войну в городе. Это мерзко. Но может статься так, что мне и моим людям придется это сделать. Ведь если придут стражи, то в городе не должно быть их союзников. Иначе нам всем конец, кроме горстки приспешников Линча, которые связаны со стражами. Однако это наши, внутренние дела. А вот что касается ХАРПа… Обстановка очень сложная и медлить нельзя. Джон был готов сделать этот шаг в преисподнюю, который покончит с ХАРПом. Но Джон, к несчастью, мертв. А вы летчик. Я не знаю, что у вас на уме. Но хочу сказать, что другого выхода, кроме применения вашей бомбы на нашем самолете, не вижу. В сложившейся ситуации уже нет места терзаниям по поводу того, кто взорвет на территории Америки эту бомбу, русский или американец. Сейчас все будущее мира на волоске повисло.

— Если вы, дорогой Морган, пришли уговаривать меня сделать это, то напрасно. — Варяг улыбнулся. — Я уже и так понял, что, кроме меня, здесь некому пойти на такой шаг, и я готов поступить именно так. Я полечу на вашем самолете и взорву нашу бомбу.

Рэймен вздохнул и повесил голову.

— Я мог бы сказать, что рад такому вашему решению. Но едва ли это будет уместно. Вы же понимаете, чем это грозит?

— Конечно. — Яхонтов кивнул.

— И я скажу вам честно, — продолжал Морган. — Я не могу обещать вам славу и вечную память. Не могу обещать вам добрую память…

— Не для этого все, — махнул рукой Варяг. — Для того, чтобы у этих парней было будущее.

— А ты нас спросил, а?! — рявкнул Вячеслав.

— Да зачем мне у вас спрашивать? — Яхонтов усмехнулся. — Я и так знаю, что скажете. — Затем он повернулся снова к Моргану. — Послушайте, мистер Рэймен. У меня к вам одна лишь просьба.

— Да. Я слушаю вас.

— О парнях моих позаботьтесь. Хотя бы пока они здесь. Защитите их. Дайте им подлечиться и спокойно уйти. Им нелегкий путь домой предстоит.

— Я даю вам слово, что все, что лично от меня зависит для защиты их жизней, я сделаю. И если надо будет, то защищу их ценой своей жизни.

Варяг задумчиво покачал головой.

— Знаете, — сказал наконец он, — для меня большая честь встретить такого человека, как вы.

— Как и для меня честь быть вашим другом, — кивнул Морган, улыбнувшись.

— Ну что ж. Дело наше не терпит отлагательств. Мне надо отправиться за бомбой. Вы знаете, где нас ваши люди арестовали в первый раз? Какое расстояние отсюда до того места?

— Разумеется. Около двадцати миль, — ответил Рэймен.

— Около двадцати миль. — Яхонтов задумчиво почесал бороду. — Дайте мне снегоход и оружие.

— Конечно. Однако вынужден сказать, что сложно будет с сопровождением. В данной обстановке мне нужны люди на своих местах. И сейчас жесткая экономия горючего. Максимум могу выделить двух человек…

— Я один пойду, — категорично заявил Варяг.

— Ты чего? — нахмурился Николай.

— Тише, Коля, — поморщился Яхонтов.

— Вы уверены? — Рэймен с сомнением посмотрел на искателя.

— Конечно уверен. Двадцать миль — это не много для меня. Только верните мне мой передатчик.

— Хорошо. — Морган поднялся. — Я пойду отдам соответствующие распоряжения.

Он и Лазар удалились.

— Варяг, да ты совсем, я смотрю, рехнулся, — строго произнес Николай.

— Полегче, парень. — Яхонтов показал ему кулак.

— Погоди, но как это ты один пойдешь? Я с тобой иду.

— Нет, Коля. Пойду один. Быстрее будет.

— Да ты хоть понимаешь, как это опасно?

— Я в рейды на сотни километров ходил. В одиночные причем тоже. А двадцать миль — это легкая и короткая прогулка.

— Но это было там! В России! А тут совсем другой мир!

— Коля, у нас у всех один мир…

— Но почему я не могу с тобой пойти?

— Да потому что тебе со Славкой надо остаться. Он ранен и еще слаб. Тут черт знает что происходит у них. Ты хоть какое-то подспорье для него. Тем более с твоими-то способностями…

— Да с какими способностями?!

— Все, я сказал! — отрезал Варяг. Затем чуть мягче добавил: — Не дрейфь. Я мигом обернусь.

Васнецов удрученно вздохнул и повесил голову. Он был недоволен таким решением. Не говоря уже о том, что Варяг вызвался сам взорвать бомбу, и это было равносильно смертному приговору для него. Но как ни старался Николай придумать другое решение, ничего у него не получалось. Ничего, кроме подрыва ХАРПа ядерным зарядом, он сейчас не видел. А это означало смерть подрывника.

— Послушай, Варяг… Там, в луноходе, под сиденьем… Там плюшевый медведь… и дневник дяди… Привези их…

— Конечно. — Яхонтов улыбнулся и вздохнул. — Не вопрос.

Дверь приоткрылась, и показалось лицо Роберта.

— Варяг, пойдемте, — сказал он.

— Иду…

И Яхонтов вышел.

Николай поднялся со своей койки и стал медленно расхаживать по комнате.

— Чего мельтешишь. — Проворчал Сквернослов.

— Не знаю, Славик. Все как-то неправильно…

— Ты вообще в своей жизни много правильного видел? Черт подери… Ну неужели мы и Варяга теперь потеряем, а?

— Я не знаю… Мне никакие идеи в голову не идут…

— Вот в том-то и дело! Но это ведь не значит, что он там поджариться должен?

— Не значит… Но его не отговоришь… Ты же знаешь Варяга…

— Баран упрямый, — зло процедил Вячеслав. — Коля, ну сядь ты уже наконец! В глазах рябит!

Васнецов сел на койку, уронив голову на ладони и тяжело вздохнув.

Голова пульсировала от бесплодных попыток его разума найти альтернативное решение главной проблемы. Он улегся на звериную шкуру и прикрыл глаза ладонью. Вспомнилась гибель капитана Гуслякова. Космонавтов Андрея Макарова и Юры Алексеева. Людоеда… Он проматывал в голове стычку со снежным червем. Убийство дочерью отца. Самоубийство Юры. Отчаянный поступок Ильи. Неужели теперь и Варяг?..

Он и не заметил, как в своих размышлениях оказался в каком-то лесу и брел вдоль берега замерзшей реки. Лед почему-то был совсем свежий и невероятно скользкий. Идти приходилось по кромке, где был снег. Уже светало, и он услышал странный гул в небе. Поднял голову. В облака рвался огромный самолет… Самолет… Самолет?

— Пропади он пропадом, этот мир, если, спасая его, надо заплатить такую цену, — услышал Николай сквозь сон бормотания Сквернослова. — У нас никого не осталось, Коля, кроме Варяга. Тогда зачем нам этот мир и без него тоже?

— Самолет… — пробормотал Николай, выходя из полудремы. — Самолет…

— Да, Коля. Самолет. И только Варяг может им управлять.

— Только Варяг может им управлять, — повторил как заклинание Васнецов и вспомнил, как помогал Варягу вести Ил-76. Вспомнил все, что тот рассказал ему об управлении самолетом. О том, что это легко, как на велосипеде…

Николай поднялся и сел на край койки как раз в тот момент, когда в комнату вошли Лазар и Хорнет.

— А этот какого хрена приперся? — зло проворчал Сквернослов.

— Погоди, Славик…

— Господа. — Лазар, по своему обыкновению, кашлянул в кулак и поправил очки. — Дональд Хорнет испросил разрешения у Моргана переговорить с вами. Морган рассчитывает на вашу последовательность и преданность вашей цели. Однако надеется на вашу терпимость, дипломатичность и дальновидность в данном диалоге с господином Хорнетом.

— Ну что ж. Мы готовы выслушать Дональда. — Николай кивнул.

— Мистер Васнецов. Мистер Сквернослов. Сожалею, что здесь нет вашего старшего товарища. Однако Морган сказал мне, что вы, мистер Васнецов, уполномочены говорить от его имени.

— Ишь ты, — хмыкнул Славик.

— Я представляю себе причину его отсутствия. — Дональд покачал головой. — Я ведь знаю, какова ваша цель. Но спешу прийти к вам с деловым предложением. Мистер Рэймен мой старый друг, и наше единство — дело времени, так как в вопросе выживания нашей общины Хоуп-Сити не может быть противоречий и нет места торгу. Однако Линч и его банда поставили выживание общины под удар. И должен напомнить вам, что Линч — ваш злейший враг здесь.

— Мы этого и не забывали, — кивнул Николай.

— Хорошо. Я предлагаю вам присоединиться к нам. К моей фракции. Вместе мы положим конец заговору Линча и защитим город от стражей. А наша победа над стражами даст нам неограниченные возможности и ресурсы. И, опираясь на эти ресурсы, мы сможем наконец заняться возрождением человеческой цивилизации.

— Немыслимое количество оружия и боеприпасов. Вот ваша опора в построении цивилизации? Огнем и мечом, значит?

— Разве есть выбор? Мир еще полон враждебных элементов…

— Ну конечно. — Васнецов улыбнулся. — Люди ведь еще не все вымерли.

— Вы не понимаете. Дело ведь не только в людях. Есть еще хуманималы…

— Я понимаю. Есть масса живых существ. И конечно, нужно оружие для возрождения цивилизации. Ну какая же цивилизация может вырасти, если она растет не на костях? Только нужно ли возрождение той цивилизации? Может, надо создать новую?

— Отчего нет. С учетом старых ошибок. Конечно. В свое время мы можем обсудить и это. Но сейчас нам надо выжить в предстоящей схватке. И только объединив усилия…

— В свое время? — Николай нахмурился. — Нет ни у нас, ни у вас этого времени. Я понимаю вашу цель. Наше согласие на сотрудничество автоматически снимает с повестки дня вопрос о ХАРПе. Ведь так?

— Не снимает вопрос, а переносит его. Вы поймите, ХАРП на данном этапе очень нужен. Общество не готово…

— Какой этап тогда вы ждете? Может, уже через день будет поздно. Может, стало поздно неделю назад.

— Послушайте. Подумайте о перспективах. Мы начнем наше шествие здесь, из крохотного мира Хоуп-Сити. Мы возродим нашу страну. Потом мы поможем вам возродить вашу страну. И покончим с ХАРПом мы уже после того, как возьмем под контроль все ресурсы стражей.

— Они нам помогут Россию возродить, ты слыхал?! — воскликнул Сквернослов. — Чтоб она их колонией стала!

— Славик. Погоди…

— Зачем колонией? Мы с вашей страной объединимся.

— Против кого?! — зарычал Вячеслав. — Против кого мы объединимся?! Все! Все люди должны объединиться. И не против кого-то, а жизни ради! И не под одним властелином, а каждый со своими традициями, но объединенные общей целью созидания и развития, а не войны!

— Но это же утопия, — развел руками Хорнет.

— Лучше жить в антиутопии? — усмехнулся Сквернослов.

— Реальность. Реальность, господа. — Дональд невесело улыбнулся.

— А что потом? — Вячеслав привстал на своей койке. — Вы возродите цивилизацию, и кончится все тем, что вы вживите всем идентификационные чипы?

— Не надо передергивать, молодой человек. Нельзя строить сразу все планы и заглядывать так далеко в будущее. Сейчас главное — выжить.

— Ну что ж, — сказал вдруг Николай, поднявшись с койки. — В ваших словах есть резон. Но наши сомнения и вы поймите правильно. Хотя, возможно, при определенном стечении обстоятельств ваш план не лишен смысла и нам было бы лучше воспользоваться вашим предложением. Но нам надо подумать.

— Подумать? — Дональд прищурился и покачал головой. — Вы же тянете время.

— Время — это как раз то, чего у нас нет. Какой нам резон его тянуть? Но мы не можем принять окончательное решение без нашего старшего товарища.

— Он ведь за бомбой отправился? — усмехнулся Хорнет. — Я же знаю о бомбе.

Николай бросил недобрый взгляд на Роберта и ответил:

— С чего вы взяли, что он отправился за ней?

— Это же очевидно. Послушайте. Я бы мог отправить на перехват вашего товарища своих людей. Но я этого не сделал. Я не хочу с вами враждовать…

— Это тоже очевидно. Вам каждый человек нужен здесь и при оружии, в ожидании решающей схватки. — Теперь усмехнулся Николай.

— И ваша бомба могла бы нам помочь. Мы бы могли спасти много жизней наших людей, ударив по стражам. И в борьбе со стражами нам нужны вы. Вы их не испугались и одолели, там, во время вашей неудачной встречи с ними. А у нас многие испытывают к ним мистический страх. Вы же массу людей вдохновить сможете…

— Резонно. Но это мы можем решить только втроем.

— Я надеюсь, опрометчивых решений вы не примете? Когда мне ждать результата?

— Не раньше возвращения нашего друга.

— Да. Но когда он…

— Вам ведь оперативно сообщат о том, когда он вернется? — усмехнулся Николай, бросив на Лазара мимолетный взгляд.

— Вы очень проницательный молодой человек, — покачал головой улыбающийся Хорнет. — Вы бы заняли достойное место в нашем обществе. И я был бы этому безмерно рад.

— Благодарю вас.

— Ну что ж. Надеюсь, до скорой встречи.

Хорнет кивнул и вышел. Лазар последовал за ним.

— Коля, что ты, на хрен, задумал? — недовольно произнес Вячеслав.

— Как он и сказал. Я тяну время. А он не хочет конфликта с нами. Подозреваю, что он хочет наладить через нас контакт с сильными группировками в России.

— Зачем?

— Обезопасить себя с востока и заручиться определенными союзническими обязательствами. Похоже, у него далеко идущие планы. И не только на этом континенте.

— Ты… это у него мысли прочел?.. — тихо спросил Вячеслав, пристально глядя на Васнецова.

— Нет. Зачем же. Просто он человек, и этим все сказано.

Николай снова улегся на свою койку и прикрыл ладонью глаза. Он думал о том, сколько он пробыл в полудреме и сколько уже отсутствовал Варяг. Конечно, путь неблизкий в современных условиях. И Яхонтов еще, скорее всего, на пути к луноходу. Но очень хотелось, чтобы он поскорее вернулся. С другой стороны, чем скорее он вернется, тем меньше ему жить… Вот ведь дилемма…

* * *

Спал он на удивление спокойным и крепким сном. Сны оставили его, дав насладиться тишиной, одиночеством и пустотой. Да и что еще ему могло присниться? Он понял главное. Он понял, почему он шел по кромке реки со свежим льдом от того места, где согревался у костра, обтирался пеплом и прогонял волков, привлеченных убитым оленем. Он понял, что все это значило. Понял, почему в небо рвался самолет и он, задрав голову, смотрел на него и улыбался. Он понял, кто это был. Ему стало легче от этого. И, испытав это самое облегчение, он спал спокойным сном, без сновидений и тревог. Проснувшись, он на какое-то мгновение почувствовал, что беспокойство возвращается к нему, однако, поняв, что Варяг здесь, с ними, Васнецов окончательно успокоился.

Яхонтов ковырялся в каком-то черном предмете, из которого лилась музыка. Пел Луи Армстронг свою трогательную песню о прекрасном мире. Николай вспомнил, что это. Это магнитофон. Вспомнилась Лера, которая чинила их и торговала ими в Вавилоне…

— Я тебя разбудил? — тихо спросил Варяг, обернувшись.

В дальнем углу безмятежно сопел спящий Вячеслав. Он был еще слаб после ранения и спал много и часто.

— Да нет. Я сам. Как съездил?

— Ты знаешь, как ни странно, спокойно и без приключений. Я же говорил, что одному мне будет легче.

— Ты взял, что я просил?

— Да. Вон, рядом с тобой лежит.

Николай взглянул на дневник и плюшевого медведя. Они лежали у него в ногах.

— Бомбу забрал?

— Ну конечно, — усмехнулся Яхонтов. — За каким чертом я тогда туда вообще перся?

— И где она?

— В самолете уже. Все в принципе готово. На рассвете полечу. Сейчас вьюга стихает. Как раз погода впору будет. — Он уселся на свою койку и сделал звук магнитофона чуть тише. — Я вот подумал, на что потратить последние часы своей жизни? — Варяг невесело улыбнулся. — На сон их тратить глупо перед смертью. Вот попросил у Рэймена магнитофон. Решил музыку послушать. Как у нас говорят: помирать, так с музыкой. Морган так и не понял смысла этой русской поговорки. — Яхонтов негромко засмеялся. — Но магнитофон дал. Это Тиббетса магнитофон.

Николай тяжело вздохнул. Он посмотрел на Яхонтова. Тот прислонился спиной к стене, сидя на своей койке, и смотрел в потолок, улыбаясь. Когда Луи Армстронг перестал петь, зазвучала другая музыка. Варяг взглянул на коробку от диска. На этикетке ровным почерком от руки был написан список композиций, хранящихся на диске.

— Бетховен. Седьмая симфония. Алегретто, — тихо произнес Яхонтов. — Красиво.

— Красиво, — задумчиво повторил Николай, вслушиваясь в мелодию.

Странно было как-то все это для слуха. Не хруст снега или треск горящих в печке дров. Не завывания вьюги и автоматная стрельба. Просто музыка. И странно было сознавать, что создана она человеком. Им написана. Им исполнена. Им записана на этот диск. В мелодии было столько гармонии, смысла и законченности, что казалось, она создана, как и все, к чему ни притрагивалась рука человека, некой высшей силой. Но это не так. Даже если эта сила просто вела волей композитора, то это уже значит, что в человеке есть то, ради чего ему стоит дать этот самый шанс. Но только жизнь Варяга — чрезмерно дорогая цена… Впрочем, разве можно оценивать жизни людей? Ведь отданы были во имя спасения людей жизни многих. И не только Андрей, Юра и Илья, если, конечно, он… Отчего же Варяг решил пойти на такой отчаянный поступок? Отчего он смиренно приготовился к смерти и улыбается сейчас, предвкушая ее? Его ведь не глушили души миллионов испепеленных существ, как это было с Тиббетсом или Людоедом… Хотя не особо что-то было заметно, чтобы Илья как-то сокрушался по этому поводу…

— Реквием… — мрачно вдруг произнес Варяг, когда зазвучала следующая композиция. — Моцарт… Реквием… Как в тему… Только не по человечеству бы этому реквиему звучать. Знаешь, Коля, о чем я подумал…

— О чем?

— О шедеврах. О музыке. О произведениях искусства. О том наследии, которое лучшая половина человеческого естества творила и накапливала веками для грядущих поколений. Пройдут еще годы, и уже не останется никаких магнитофонов, МРЗ-плееров. Дисков, кассет, пластинок, нотных тетрадей, картин, книг. Все это не вечно, но если раньше люди множили и распространяли в своем обществе все это, то теперь такой возможности нет. И все. Все пропадет. Бесценное наследие былого исчезнет. Лучшее, что было в людях, пропадет. Останутся лишь обыденные вещи. Мысли о жрачке, случке, спячке. И убийства ради достижения этих трех вещей… Вот мне за это обидно больше, чем за вымирание людей. За Бетховена обидно. За Моцарта. За многих других. За все, что они творили. Они вот старались, запуская в вечность свои творения, чтобы те сопровождали будущие поколения людей. А эти поколения все профукали. Обидно, Коля. — Он извлек из внутреннего кармана своего бушлата сверток портяночной ткани. Развернул его. Там был тот самый предохранитель атомной бомбы. — И теперь еще вдобавок придется снова взрывать… Выпускать чудовищного джинна из глубин атома…

Он повертел в руках предохранитель, вздохнул, затем обратил внимание на стеклянный флакон в складках свертка.

— А это что такое? — произнес Яхонтов.

Васнецов узнал пузырек с прозрачной жидкостью. Он вспомнил, как они ехали на инженерной машине БАТ-2 среди руин Екатеринбурга. Он, Крест и Дитрих. Рейдер отдал тогда это пузырек Илье. «Может пригодиться», — сказал тогда он.

Николай прикрыл глаза, сосредоточенно думая о сильнодействующем эфирном снотворном, что было в пузырьке. И реквием Моцарта стал острее-врезаться в его разум.

— Может пригодиться… — тихо прошептал он.

— Чего? — Варяг взглянул на него.

— Я говорю, это Ильи. Понятия не имею, что это, но это Ильи.

— Понятно, — кивнул Яхонтов, кладя пузырек в протянутую Николаем ладонь.

Варяг потерял всякий интерес к этому предмету. Впрочем, интереса и не было. Просто этот флакон лежал рядом с предохранителем ядерного заряда, и теперь, узнав, что эти предметы никоим образом не связаны, кроме того факта, что оба принадлежали погибшему Людоеду, он тут же о нем забыл. А вот Николай, напротив, думал теперь только об этой склянке. Вернее, о ее содержимом. И думать ему помогала музыка.