Смутное, еще не до конца сформировавшееся ощущение разочарования уже протоптало дорожку, чтобы поселиться в душе. Каждый раз убеждаться, что всюду и все, в общем-то, одинаково, — значит разочаровываться снова и снова. И Николай это чувствовал. И эта база, и эти люди исключением не стали. И тут вражда, амбиции, ненависть и какая-то политико-идеологическая подоплека, за которой не видно было ценности простых человеческих жизней. Вся действительность била по рукам, заставляя все время думать о целесообразности их миссии. И Васнецов чувствовал постоянное смятение оттого, что он был полон решимости уничтожить ХАРП и не сомневался в том, что это сделать необходимо. Но при этом он то и дело задавался вопросом — зачем? И теперь к прежним разочарованиям добавилось и разочарование в рейдерах. Он, когда еще только услышал о них, чувствовал, что они приблизились к какой-то великой тайне, и, столкнувшись с ними, облаченными в эти диковинные костюмы и обладающими луноходами, ощутил, что это какая-то великая и могучая сила. Возможно, так на него подействовало их облачение, из-за которого он стал их идеализировать, спроецировав образ отца. Но они оказались обычными людьми, причем, судя по реакции и поведению Варяга и Людоеда, не самыми лучшими из тех, кого они могли встретить на своем пути. Его чутье, на которое он последние дни всецело полагался, опять подвело? Просто он, наверное, еще не может контролировать свои способности, в наличии которых не желал сомневаться. Во всяком случае, рейдеры и не самые плохие из людей, что им попадались. Они ведь обещали помочь. Более того, готовы даровать им самый настоящий самолет. И теперь Варяг, сидя на своей койке, перебирал разложенную на столике внушительную кипу технической документации и учебных пособий, которые ему дали рейдеры. Вся эта литература касалась исключительно летного дела и самолета Ил-76, о котором сам Николай не имел ни малейшего представления.

Сквернослов нервно перелистывал страницы одного лежащего на тумбе журнала за другим, совсем не вникая в содержание. Что-то злило его, и резкое перелистывание страниц помогало ему либо держать себя в руках, либо переадресовать свою агрессию на бумагу.

— Ну где этот Крест опять? Его уже часа два нет! — воскликнул наконец он.

— Угомонись, — пробормотал Варяг, задумчиво глядя на очередную страницу изучаемой им технической литературы. — Дела у них артельские. Обсуждают, наверное. Есть о чем поговорить. Ложись спать. Когда еще будет такая постель и чистое белье…

— Варяг! — продолжал свои восклицания Вячеслав. — Почему вы от дополнительных бомб отказались, а?!

— Слушай, не мешай мне. Я занят, — зло пробубнил Яхонтов, пытаясь сосредоточиться.

— Колян, а ты чего молчишь?! — Сквернослов обратился к Васнецову.

— А что мне, как ты орать? — равнодушно произнес лежавший на кровати Николай, задумчиво глядя в белый потолок.

В помещение кто-то вошел. Все, кроме Яхонтова, посмотрели в его сторону. Это был Людоед. Его спортивный костюм, который выдали рейдеры всем после задержания, сменился на новый черный мундир, точно такой, как у хозяев этого убежища.

— Поздравьте меня с обновкой, — ухмыльнулся он. — Морпеховский ПШ мне больше нравился, конечно. Но он уже свое отжил. Особенно после радушной встречи молохитов. А этот с иголочки совсем.

— Я надеюсь, ты не решил остаться со своими коллегами? В братство ихнее не обратился за такой щедрый подарок? — Варяг наконец посмотрел на него.

— Нет, конечно. Я с вами, не волнуйся, — вздохнул Крест, садясь на стул. Затем он приложил к губам палец и молча указал на висевший радиоприемник.

Яхонтов поднял бровь, покрутил ладонью возле уха и тоже кивнул на радио. Людоед в ответ молча качнул головой. Эти жесты, видимо, значили, что рейдеры постоянно прослушивают помещение.

— Ты почему от бомб отказался, что они предложили? — резко спросил Вячеслав.

Крест внимательно посмотрел на Сквернослова, затем хмыкнул, покачав головой, и ответил:

— По той же самой причине, по которой в группе не должно быть женщины.

— Я не понял?!

— Вот в этом твоя беда, Славик.

— Да ты толком объясни, черт тебя дери!

— Соблазн, — сказал Людоед. — Что такое соблазн в таком деле? Ну, у нас не одна атомная бомба, а две. Три. И что тогда? В пути встретим еще утырков разных типа людоедов, бандитов, молохитов, вандалов… И к каждому придет соблазн. Ведь так легко и просто избавиться от врага, превратив его в пепел. Не напрягаясь. Не тратя сил и патронов. Надо только отойти подальше и взорвать. Разве нет?

— А если для дела надо? Ну, мало ли какие обстоятельства?! А?! — Вячеслав не унимался и продолжал наседать на Людоеда.

— Для дела надо? — Илья медленно поднялся и сделал два шага к Сквернослову. — Для дела, говоришь, надо? — Он схватил Славика за ворот и заорал: — Ты забыл, в каком мире живешь?! Ты забыл, что этот мир сделало таким?! Соблазн, мать твою! Такие вот бомбы! Дурные головы!

— И ты! — Вячеслав оскалился, обличающе глядя в глаза Илье. — Ты! Ты ведь жал на кнопку! Ты и такие, как ты…

Получив головой в переносицу, Сквернослов рухнул на кровать и схватился руками за лицо.

— Сука…

— Да, — спокойно произнес Крест. — Я нажал на кнопку. Не первый. Но это уже роли не играет. Я нажал на кнопку. И именно поэтому я говорю, что больше никаких бомб. Я ведь знаю, каково это. Это ведь я чувствую, как вокруг меня, словно смерч, кружатся души невинных жертв всего того безумия, которое подвело меня к такому выбору. И я о своей ответственности не забывал ни на секунду. И это бремя мне нести, не тебе, сосунок. Именно поэтому я имею право говорить. Больше никаких бомб. Только одна, как неизбежное зло. И то на случай, если иного способа ликвидировать ХАРП не будет. Не во имя истребления, а ради жизни. Только одна бомба, и никакого выбора. Никакого соблазна. Никаких взрывов, ни в моей стране, ни в другой, быть больше не должно. Потому что все это — наша планета. И другой не будет и быть не может. И шанс у нас только один. Поэтому не надо искушать судьбу. Оппенгеймер сказал уже после того, как ядерное оружие испытали на мирных людях: «Мы сделали работу за дьявола». И надо было видеть его глаза, которые сохранила кинохроника, чтобы понять, какую жуткую истину он осознал. Заигрались интеллигентные ученые. Разве только Нильс Бор и Клаус Фукс чувствовали ответственность и отдаленно понимали, к чему все идет, и хотели что-то сделать наперекор. Да тебе эти имена ничего не скажут. Но смысл, что заигрались люди. И в этом тот самый соблазн. И не надо испытывать себя такими соблазнами. И таких обстоятельств, в которых без ядерного оружия не обойтись, просто не может быть. Все, что противоречит этому утверждению, лишь следствие человеческой слабости и глупости. А слабым быть нельзя. И надо умнеть.

— Ты ему так нос сломать мог, — вздохнул Варяг.

— Я знаю, как бить. Не волнуйся. Но если по-другому разум в человеческую голову не вбить, то приходится так. — Он снова сел на стул. — Кстати, Варяг, поздравь меня. Я теперь полковник. Капитан первого ранга.

— Поздравляю. — Яхонтов улыбнулся. — За какие заслуги?

— За то, что выжил. За то, как подкорректировал за эти годы черный список, что в моем красном блокноте. За то, во что ввязался с вами.

— А чего не генерал? — спросил Николай.

— Тут уже есть генерал. Зачем еще один, хоть и на временном постое? Я и так своенравный очень. — Людоед устало оперся о стену и вздохнул. — Я спросил у них насчет администратора Вавилона. Знают ли они, что он в черном списке. Да и не могут они этого не знать. Блокноты с черным списком есть ведь у каждого.

— И что?

— Знают. Объяснили мне, почему его никто не убивает. Его в список кураторы наши тогда внесли не по политическим и идеологическим соображениям. И не из соображений правосудия. Просто тот, кто составлял список, имел к этому человеку личные счеты. Администратор, будучи весьма преуспевающим и зажиточным человеком в те времена, с легкостью увел у него жену. Вот и вся подоплека. Нет у нас веских оснований его убивать. Вот уж действительно, если красота спасет мир, то погубит мир брючный интерес… Ладно. Лирика все это. Сейчас надо отдохнуть хорошенько. Такого комфорта может уже не предвидеться больше. Так что надо воспользоваться. Завтра выдвигаемся к Катину городу. Они формируют конвой. До самолета с нами пойдет группа на двух луноходах. Покажут место. У нас есть… — Он посмотрел на наручные часы и лениво улыбнулся. — Слушай, Варяг, это напоминает старые добрые времена, да? Когда наша жизнь во многом зависела от времени. Помнишь? Без часов никуда. Время, время, время. Рабочий день. Редкие выходные. Все куда-то спешат. Чего-то хотят успеть. Сам торопишь календарь, чтоб скорее отпуск настал. Думаешь: ух сколько дел за отпуск сделаю. А потом с ужасом замечаешь, что в отпуске время уходит, как вода сквозь пальцы. С дикой скоростью. И вот осталось пять дней. Два дня. И завтра на службу. И понимаешь, что столько не успел. И снова ждешь год. И снова время, время, время… Часы тикают. Жизнь проходит. А потом все кончилось. И у тех, кто выжил, времени стало бесконечно много. И часы не нужны. Не надо спешить. Только найди теплый ночлег и чем прокормиться. Найди оружие, и все. Время остановилось. Только ночь и сумеречный день. А в метро, когда я там жил, не было и этого. Но мы-то теперь понимаем, что фактор времени никуда не делся. Мало его. Очень мало. Верно?

Яхонтов задумчиво закивал головой.

— Н-да. Все так. Только ведь это для тех, кто сам себе предоставлен, времени нет. У нас в Надеждинске, например, существует трудовая повинность. Надо работать, чтобы выживать. День расписан по часам. Да и в конфедерации вашей тоже так. Но знаешь, для меня было наоборот. Выходные, отпуск тянулись так долго. Я всегда торопил время, чтоб поскорее вернуться на службу. На родной аэродром. К своему МиГу. С нетерпением ждал той минуты, когда взмою к облакам. В небо. — Он слегка запрокинул голову и мечтательно уставился в потолок. — Это не передать, Илья. Это такое счастье. Я очень любил свою службу. Ты не представляешь, что такое для летчика разлука с небом. Что такое видеть, как гниет на стоянке твой самолет.

— Да, Варяг, ты был одним из немногих, кому посчастливилось иметь работу по своему естеству. Это здорово, когда любишь свое ремесло. Тогда и жизнь полнее и дольше. Всегда завидовал летчикам и космонавтам… Н-да… Бедные Юра и Андрей… — Людоед вздохнул. — А ведь физики тоже свое ремесло любили. Все время тратили на познания тайн атома. Смастерили урановую бомбу. Потом плутониевую. Потом им вздумалось поджечь дейтерий. Никак остановиться не могли… И Ферми сказал после первого взрыва: «Какая интересная физика». Что бы он сейчас ляпнул, интересно? Ну да ладно. Чего уж теперь… Ну что, Варяг. Теперь ты готов тряхнуть стариной и воспользоваться своим ремеслом?

— Слушай, Илья. Неужели правда? Неужели действительно самолет? — спросил взволнованно Яхонтов.

— Ну, вроде как правда. — Крест улыбнулся. — Мы беседовали на эту тему. Вроде никакого подвоха. У них и вертушка есть. Ка-пятьдесят. Где-то тут, в горе. В ангаре. Только с летчиками проблема. Было трое. Один вертушник. Но он покалеченный был. Разбился на Ми-двадцать четыре. Умер давно. Два военных пилота. Один слепой. Вспышкой взрыва его… Тоже давно умер. И еще один погиб десять лет назад в рейде. Техников у них хватает. А вот пилотов… Дефицит, что и говорить. Кто в первые дни не погиб, был растерзан толпой по разным причинам. Одних за то, что они якобы виновны во всем. Палачи будто бы. Других за то, что не успели разбомбить врага и предотвратить воздушные и ракетные удары. Короче, в связи с наличием вертолета нужны им летчики. Они так и сказали: если бы не ХАРП, то приняли бы тебя в братство.

— Зачем мне это? У них высшая ценность — идеалы братства. А для меня — мой городок Надеждинск. И эти два оболтуса. Отец их неизвестно где. Гусляков, который им отца замещал, погиб. Никого, кроме меня, у них не осталось.

— Чай не маленькие. Сами справимся, — недовольно проворчал Сквернослов.

— Да я ведь тебя не вербую, Варяг, — усмехнулся Людоед. — Чего ты, в самом деле. Лучше скажи, что думаешь о самолете. Осилишь?

Яхонтов вздохнул и почесал бороду.

— Слушай, я ведь на таком не летал никогда. Ну, летал, конечно. И в кабине во время полета был не раз. Но не управлял. Как это делается, видел. Но сам… И я за штурвалом столько лет уже не был…

— Не понял. — Людоед нахмурился. — Как же так, Варяг? А как же велосипед? Ты что им тогда говорил?

— Тогда говорил, а сейчас подумал. — Яхонтов вздохнул. — Вообще я волнуюсь, как мальчишка перед первым свиданием. Да как лететь без компаса?

— Слушай, ну гироскопы всякие там, горизонтомеры, или как там их… Да ты же летчик, Варяг, черт подери! — Крест развел руками.

— Ну, ладно. Это решаемо. Можно и по расположению солнца, сверяя его с текущим временем суток. Правда, я не знаю, какая теперь разреженность атмосферы на высоте. Может быть помпаж, если двигателям воздуха хватать не будет. А это хреновая штука. Последние годы ведь деревья замерзшие, и кислород практически не производится в природе. Короче, лететь надо низко, чтоб не рисковать. А это дополнительный расход топлива.

— Да все нормально с кислородом. Деревья не сразу замерзли. Хвойные многие еще стоят живые. Да и люди с того дня уже атмосферу не травят и кислород не съедают так, как раньше, — махнул рукой Илья.

— Зато за один день изгадили и сожгли его так, что на тысячу лет хватит, — буркнул Вячеслав.

— Вот как? И кто только что хотел атомными бомбами дорогу прокладывать? А? — усмехнулся Людоед.

— Что у них с топливом, кстати? — Яхонтов взглянул на Илью.

— Говорят, есть. С чего им нам пустой самолет давать?

— И докуда дотянем? — Варяг достал из стопки документации атлас и стал его листать.

Людоед присел рядом.

— Они говорили, что на четыре тысячи километров хватить должно. До Аляски не дотянем, но сэкономим месяцы пути и всего остального. Вот, смотри. — Он ткнул пальцем в карту. — До Якутии долетим точно.

— И что потом? Прыгать, что ли?

— А сесть не судьба? — съязвил Людоед.

— Да куда тут садиться, Илья? Это же не дельтаплан! Это Ил-семьдесят шесть. Ты хоть представляешь, что за бандура?

— Видал на картинке, — мрачно пробормотал Крест и задумчиво уставился в карту. — Лена, — буркнул он после минутной паузы.

— И кто такая Лена? — Яхонтов взглянул на Людоеда и прищурился.

— Да река Лена. Вот. Ее не заметить трудно. На нее сядем. Лед крепкий в наше время даже на Лимпопо. А уж в Якутии… Ил-семьдесят шесть и в Арктику, и в Антарктику летал. А там условия похожие. Лед да снег. Это тебе тоже не Шереметьево, не Пулково, не Чкаловск и не Елизово.

— А дальше как? — спросил Николай, внимательно слушавший этот разговор.

— Дальше как обычно. Луноходом. Или уже все забыли, что когда началась экспедиция, то о самолете никто и не помышлял?

— А что, луноход в этот Ил-семьдесят шесть поместится? — недовольно проворчал Сквернослов.

— В Ил-семьдесят шесть и вся Луна поместится, если киркой немного поработать, — засмеялся Людоед. — Ну что, Варяг Елисеевич, осилим? — Он обнял Яхонтова за плечо.

— Да не будь я, черт возьми, русский летчик, если не осилю. Наши люди на жестяном хренолете челюскинцев спасали. Да я что, хуже?

Варяг засмеялся, и Крест поддержал его смех. И вдруг, не сговариваясь, они дуэтом запели, раскачиваясь, как на хмельном банкете:

Васнецов, глядя на это мальчишеское веселье двух взрослых мужиков, почувствовал изумление и непривычное чувство оптимизма. И еще его лик посетила такая редкая для него улыбка.

Сквернослов тоже смотрел на поющих Варяга и Людоеда, затем повернулся к Николаю и покрутил пальцем у виска.

* * *

Расставаться с комфортом было действительно грустно. После стольких лет житья в мрачных подвалах и сна на пропитанных старостью матрацах, под свербящими нос пыльными солдатскими одеялами и звериными шкурами, после долгих дней пути и сна в трясущемся по снежным барханам луноходе, когда и мрачные подвалы вспоминались как уютное гнездышко, покидать светлую теплую комнату с большими мягкими кроватями и чистым бельем, пахнущим свежестью, было тоскливо. Может, именно поэтому рейдеры стали такими инертными? Их растлили комфорт и уют? Поразительной ухоженностью отличалась не только комната, в которой они провели почти сутки, но и остальные места в Верхнем Аркаиме, в коих им удалось побывать. И та столовая, где была беседа с генералом. И этот коридор, по которому они теперь шли. Освещение хорошее. Стены не обшарпанные. То и дело различные двери в хорошем состоянии. Когда некоторые из них открывались, то они не издавали скрипа, что было непривычно. И люди им встречались достаточно опрятно одетые.

Миновав коридор и большие железные двери, они оказались в большом ангаре, где кипела работа. Сверкали всполохи сварки в дальнем углу. Шумели инструменты. Тут было примерно пятнадцать человек, занятых ремонтом какого-то огромного вездехода. Он был раза в три больше лунохода и очень на него похож своими формами. Только гусеницы еще шире относительно корпуса, и цвета он был оранжевого.

— Что это? — спросил Варяг у провожавшего их Пересвета.

— Вездеход арктический. Его, кстати, те же люди и то же конструкторское бюро проектировали, что и луноход. Когда спор международный зашел о разделе арктического шельфа и претензии к нам на территории посыпались, стали срочно проектировать такую технику для освоения. Все никак с силовой установкой не справимся. Там вроде планировался мини-реактор.

Они двинулись дальше. За большим корпусом вездехода виднелись ряды полуразобранных снегоходов, над которыми тоже трудились ремонтники. В следующем ангаре тоже кипела работа. Двое мужчин и две женщины стояли у сваленных в гору книг и журналов и сортировали их. Одни складывали рядом с собой в аккуратные стопки, другие небрежно швыряли в кузов грузовой вагонетки, стоящей на уходящих в темный тоннель узких рельсах. В стороне стояли станки. Некоторые уже были смонтированы. Другие ремонтировались и собирались. В третьем ангаре стоял выкрашенный на манер зебры, в черно-белые полосы, вертолет Ка-50 с демонтированными лопастями винтов. Позади груда деталей от других вертолетов. Также в ангаре стояли два танка. Рабочие в перемазанных известью робах макали паклю на длинных палках в железную бочку и хлестали по танку, оставляя на нем большие белые разводы. Видимо, таким образом они наводили на машинах зимний камуфляж. Все бы ничего в этой картине, но рабочие эти, как оказалось, были в сковывающих ноги железных кандалах, цепи которых были прицеплены замками к гусеницам танка. И за ними присматривали четверо автоматчиков.

— Что это значит? — Яхонтов нахмурился.

— Это пленные. А что, работа несложная, творческая. — Пересвет усмехнулся.

— Это и есть те счастливчики, которым большинство вольных позавидует?

— Они в тепле. Хорошо питаются. Такое пропитание, как здесь, просто больше негде добыть. Им ничего тут не угрожает. Чем плохо?

— Они в кандалах! Им ничего не угрожает? А эти парни с автоматами для душевной беседы тут? Чему здесь завидовать? Вы же рабовладельцы!

— Послушай, Варяг. — Теперь нахмурился Пересвет. — Я, конечно, понимаю твою позицию. Но не надо переходить границ.

— Да это вы тут все границы переходите…

— Ты не знаешь, что это за люди и почему тут очутились в таком качестве. Для большинства из них такая участь — проявление великодушия с нашей стороны. Так что оставим этот разговор.

— Что лучше — сытое рабство или голодная свобода, — хмыкнул Людоед. — Брось, Варяг, порядок вещей ты тут своим негодованием не изменишь.

В очередном ангаре стояли луноходы. У массивных железных ворот находилась их машина и еще две, с гудящими двигателями. Возле них стояла группа из десяти рейдеров в своем облачении. Только масок на лицах пока не было. Возглавлял отряд уже знакомый Дитрих с одной бровью.

— Значит, так, — начал говорить он. — Ваша машина готова. Список боеприпасов и снаряжения, которое запросил Ахиллес, мы погрузили. Также еда и медикаменты. Ваш ядерный заряд мы протестировали. Вероятность осечки была, по данным наших ученых, около сорока процентов. Большой риск. Но они сумели довести его до боевого состояния. Кое-какие блоки заменили на более надежные из наших запасов. Теперь мы вам всем, в том числе и полковнику Ахиллесу, завяжем глаза. Вашу машину поведут на первом этапе мои люди. До определенного момента повязки снимать запрещается. С вами будут два рейдера, которые проследят…

— Может, кандалы еще нацепите? — зло процедил сквозь зубы Яхонтов.

— Перестаньте, Варяг. Это необходимая мера. О входе в наше убежище никто не должен знать. И о дороге к нему тоже. Если вы потом попадете к кому-нибудь в плен, то под пытками сможете выдать наше местоположение. Но если ваши глаза будут завязаны, то и выдавать вам нечего.

— Спасибо за заботу. — Яхонтов поморщился. — И давайте прелюдию затягивать не будем. Мне не терпится убраться отсюда.

* * *

Путешествовать с повязкой на глазах было унизительно. И пусть это временная и вынужденная мера, но ни у кого из группы не возникало желания общаться с двумя рейдерами, что сидели вместе с ними в пассажирском отсеке. Николай решил пропустить этот неприятный период, полный дискомфорта и досады, заняв все это время сном. Хотя, конечно, это вызвало некое эмоциональное напряжение. Каждый раз, перед тем как отойти ко сну, Васнецов нервничал от тяжких раздумий над тем, что ему приснится в этот раз. Как ни странно, сон был пустым и спокойным. А проснулся он оттого, что кто-то стянул с его глаз повязку. И от холода, который ворвался в открытую аппарель. Васнецов открыл глаза. Над ним склонился рейдер, который освободил его лицо от черной материи. Рейдер уже был облачен в свою пугающую маску. Он по-дружески похлопал проснувшегося Васнецова по плечу и вышел из лунохода. Николай осмотрелся. Варяг и Славик уже перебрались в переднюю кабину. На противоположном сиденье дремал Людоед. В кабине стало теснее из-за нескольких больших ящиков со всем тем имуществом, что загрузили люди из этого братства.

Аппарель закрылась, и луноход тронулся с места. Николай взглянул в перископ. Три машины двигались след в след. Впереди луноход рейдеров. И позади тоже. Странная процессия двигалась по холмистой заснеженной местности среди замерзших деревьев в утреннем полумраке.

Он сел на свое место и вздохнул. Затем поднял секцию сиденья справа от себя. Там были его вещи. Плюшевый мишка лежал на месте, на записной книжке дяди. Николай достал ее и стал перелистывать. Что же с ним стало? Выжил он или нет? Встретил его отец или нашел только останки родного брата?..

…Оставаться тут нет никакого смысла. Я один. Весь бункер поделен давно на сектора, где все отгородились друг от друга. И живы они либо нет, я уже не знаю. У меня есть еще кое-какие припасы. Но надо делать что-то дальше. Либо добровольно умереть, как многие. Либо сойти с ума, как другие. Либо искать какой-то другой путь. А другой путь лежит за пределами «Субботнего вечера». Ребята с «Януса» сказали, что всю землю постепенно затягивают облака, которые и не собираются рассасываться. А что будет дальше? По их словам, я единственный на всей планете, с кем им удалось связаться. Неужели все настолько плохо? Неужели все кончено? Может, в метро кто-то остался в живых? Надо пробиться сквозь завал в подземку. Проход я почти расчистил. И мне кажется, что с другой стороны тоже кто-то пытался его расчистить. Но в последние недели с той стороны тишина. Ушли? Умерли? Не знаю. И не узнаю ничего и никогда, если так и останусь тут. Другого решения я не вижу. Найду этот тайник, про который говорил старший контролер, а дальше как судьба сложится. Этот дневник я оставлю тут. В бункере. Может, кто-то когда-то его найдет. Если будет кому найти. И будет кому читать. Надеюсь, что ты, читатель, не последний человек на земле. Прощай, неизвестный мне читатель. Я ухожу в метро…

* * *

Николай снова откинулся на спинку и вздохнул, прикрыв глаза.

— Прощай, дядя Володя. Будь проклята война.

Он вспомнил перепалку Людоеда и Сквернослова. Вспомнил, что Илья говорил о физиках. Да нет. Вина не только на них, тех, кто создал такое оружие. Вина на всех. В разной степени, но на всех. Одни создали оружие. Другие решили его применить. А третьи просто потворствовали этому своим бездействием и молчанием. Будь проклята эта война. Будь проклято это оружие.

Васнецов взглянул еще раз на Людоеда. Спит. Тогда он осторожно приблизился к его железному ящику. Замка нет. Наверное, рейдеры во время обыска срезали его. Николай осторожно приоткрыл крышку. В ящике оружие. Патроны. Вещмешок. Маленькие коробки. И одна большая. Из какого-то тяжелого металла. Ее тяжесть можно оценить только по одной крышке, которую он приоткрыл. Весила она внушительно. Внутри какое-то оцинкованное устройство в глухом рифленом корпусе темного защитного цвета. В устройстве закрытая крышка с замком. Ключ лежал тут же. На дне ящика. Васнецов протянул к нему руку и коснулся устройства. Он отпрянул от жгучего холода этого предмета.

— Это она, — прошептал Николай с дрожью в голосе. — Бомба.

Он осторожно опустил на нее ладони и закрыл глаза. Дрожь прошла через все тело, когда в его воображение ворвалось осознание того, что скрыто в этом небольшом устройстве. Вот яркая вспышка на горизонте освещает все вокруг светом тысячи солнц. Вот поднимается клокочущее огненное облако, которое выталкивает в небо столб адского огня. У основания бурлит земля. Неукротимая сила ударной волны стеной из пыли, пепла и огня сносит занявшиеся от теплового излучения дымом деревья и дома. Перемалывает в своих сатанинских жерновах все живое и несется на тебя. Страшный грохот сотрясает землю. Огненное облако уже разогнало ровным кругом тучи и закипает в поднебесье…

Николай резко открыл глаза и, торопливо захлопнув крышку свинцовой коробки, отпрянул.

— Ну и как ощущения? — тихо спросил Людоед.

Васнецов обернулся. Крест не спал. Он внимательно наблюдал за ним и ухмылялся.

— Илья, извини… — пробормотал Васнецов.

Людоед поднялся и присел рядом. Николай уже думал, что сейчас последуют оплеуха и ругань. Но нет. Илья открыл свинцовую крышку.

— Вот об этом соблазне я и говорил. Эта малышка завораживает и возбуждает, да? Какая тут спрятана сила и энергия. И какой ужас. — Людоед задумчиво потер пальцем кончик носа. — Сначала физики нашли решение в кусках урана. Они смастерили устройство, где два куска одновременно выстреливались друг в друга. При столкновении возникало давление и начиналась реакция. Как итог — атомный взрыв. Потом они решили, что эффективнее будет получить из урана плутоний. Получили. Сделали плутониевую сферу. Инициировать в этом случае реакцию надо было тротилом. Метод имплозии. Направленный внутрь взрыв. Тротиловые шашки, плотно окружавшие плутониевый шар, должны были взорваться одновременно. Получилось. И нет Хиросимы. Нет Нагасаки. На этом останавливаться не стали. Решили использовать взрыв плутониевого заряда для воспламенения дейтерия. Термоядерный синтез. С этим сложнее. Нужен жидкий дейтерий, но он может быть жидким только при минус двести с хвостиком градусов. Тогда умные головы придумали смешать дейтерий с литием. Получили твердое топливо для термоядерной бомбы. Дейтрит лития. Взорвали. Обрадовались. Вышло. Еще мощнее. Все это было на заре ядерной эры. А по какому принципу сделана эта крошка, я уже не знаю. Очень секретные технологии. Ясно, что все эти годы, от Хиросимы и до всеобщего конца, ученые на достигнутом не останавливались. Делали мощнее и компактнее. Легче и смертоноснее. И нет целого мира. Очень интересная физика. Мы сделали работу за дьявола.

Людоед вздохнул и, покопавшись в своем ящике, извлек оттуда сверток из мешковины. Внутри, завернутый в полиэтилен, лежал металлический цилиндр с резьбой и странными контактами на одном конце.

— Это предохранитель инициирующего заряда.

Илья извлек ключ и открыл крышку. Под ней скрывались шахта для вкручивания предохранителя, несколько тумблеров и три щели с ползунками.

— Так, блаженный, запоминай. Все очень просто. После того как вкрутишь детонатор, последует щелчок. Значит, он зафиксирован. В течение пятнадцати минут происходит химическая реакция вот этих контактов с контактами внутри устройства. Через пятнадцать минут предохранитель детонатора выкрутить уже нельзя. Он спаивается вследствие реакции. Так что есть пятнадцать минут подумать. Запомни, без предохранителя бомба не взорвется. Хоть стреляй из пушки по ней. Как только ты вкрутил предохранитель, то можно выбрать режим работы вот этим тумблером. Режим подрыва через установленное время. Режим подрыва высотомером. Режим подрыва глубиномером. Ударный режим. Ударный режим можно активировать только после того, как предохранитель прикипит. Вообще, ударный режим активировать нежелательно. Теперь. Если выбираем подрыв по времени, то толкаем этот ползунок. Тут шкала. Минимальное время — тридцать минут, максимальное — двое суток. Вот на шкале, видишь? Если выбираем подрыв по высотомеру, например сбрасываем с самолета или минируем самолет, то сработает он только при понижении высоты. Если мы хотим выбрать работу на повышение высоты, допустим, запускаем заряд с земли, то тумблер ставим в положение «ноль». Оптимальная высота для работы по наземным целям — сто пятьдесят метров, учитывая мощность заряда. Подрыв на такой высоте дает предварительную ударную волну, это усиливает разрушения. Теперь глубина. Глубина работает только в воде и действует от давления. Заряд выдерживает до семидесяти метров. Глубже его раздавит и взрыва не произойдет. Но нам это не нужно. ХАРП ведь не в море. После того как ты приведешь и тумблер, и ползунок в нужные режимы, у тебя будет пятнадцать минут. После этого произойдет спайка, и программирование заряда будет необратимо. Но это только в том случае, если установлен предохранитель. Без него можешь щелкать сколько угодно. Ничего не случится. Есть экстренное разминирование. Сзади такая же крышка, но больше размером. Открываешь этим же ключом. Там пластина. Восемь болтов. Откручиваешь и извлекаешь колбу. Не ошибешься. Она там одна. Тогда взрыва не будет. Но дозу схлопочешь. Если заряд поставлен на удар, то при попытке разминировать таким образом произойдет взрыв. Третьим ползунком можно поставить заряд на неразминирование. Им надо набрать комбинацию из пяти цифр. Наводишь на нужную цифру и, после щелчка, на следующую. Комбинацию не скажу. Ни к чему это. Заряд можно подорвать по радиосигналу. Но для этого нужны другой предохранитель и специальный передатчик. Этого у меня нет. Все понял?

Николай с изумлением смотрел на Людоеда.

— Зачем ты мне все это рассказываешь?

— На всякий случай. Варягу я уже объяснил, как это работает. Славику не хочу рассказывать. А ты запомни. И запомни еще раз. Надо тысячу раз подумать и постараться найти другой способ. Эта штука — сверхкрайняя мера. Понял?

Васнецов растерянно кивнул.

— Да…

На улице уже настал новый день. Погода была спокойная. Даже слабые порывы ветра отсутствовали. Окоченевший мир словно замер в ожидании. Будет приведен этот прибор в режим своего прямого назначения или нет? Неужели это опять случится?..