— Лесник, я Рыбак. Как слышно меня? Прием.

Голос был знакомым, но позывные — другими. Как только в поле зрения дальнего дозора попадал военный конвой неприятельских сил, позывные наблюдателей и командира Соловья Черного тут же менялись из-за возможности радиоперехвата. И теперь командир получил первый сигнал о приближении врага.

— Рыбак, хорошо тебя слышу. Лесник на связи.

— Вышли на опушку. Здесь очень много ягод. И ореховое дерево. Как понял меня?

Так и есть. Вышли на опушку. Из этой фразы следовало, что неприятель уже в пределах прямой видимости. Очень много ягод — стало быть, больше сотни человек. Ореховое дерево — как минимум один бронетранспортер. Сообщи Рыбак о яблоках или грушах, это бы означало, что у врага есть тяжелая бронетехника.

— Понял тебя. Ореховое дерево и много ягод.

— Очень много ягод.

— Да. Понял. Это хорошо. Поищи там грибы и доложи, если будут, — ответил Черный.

Дальний дозор знал, что предложение поискать грибы служило командой пропустить конвой неприятеля и подождать, не потянется ли «шлейф». Конвои корпоративных армий часто сопровождались замыкающими отрядами, которые шли на расстоянии километра, максимум двух, от основных сил — на засады и нападения с тыла. Тогда «шлейф» оказывался неприятным сюрпризом для атакующих. Итак, Соловей отдал приказ пропустить основные силы и проверить, не идет ли следом отряд.

— Лесник, понял тебя хорошо. Буду искать грибы. До связи.

— Добро. До связи.

— Сынки, уразумели? — Теперь Соловей обращался к командирам групп.

Понеслись подтверждения. Один из командиров осведомился:

— Варенье будем делать из ягод?

— Нет, — ответил Соловей. — В свежих ягодах витаминов больше.

Это означало: пленных не брать.

* * *

— Ох, накличет Черный беду на наш ареал этой резней, — проворчал Мустафа.

Они торопливо, но с осторожностью продвигались к самолету.

— Напрасные страхи, — отозвался Малон Тахо. — У любой военной операции есть бюджет. Норма денежных расходов на ее проведение. И такая операция подразумевает определенные дивиденды.

— Блин, ты по-русски умеешь? — поморщился Засоль, который не до конца разобрал, что именно хотел сказать их странный попутчик.

— Постараюсь. Корпорация, которая отправляет войска в некий район, должна все просчитать. И она так и поступает: высчитывает затраты на боеприпасы, человеко-часы. На моторесурс техники и топливо, на пропитание и воду. И конечно, прикидывает потери. Людские и материальные.

— Это понятно…

— Так вот: если расчетная выгода от операции перекроет на определенный экономически обусловленный порядок и расходы, и стоимость потерь, то корпорация на это пойдет. Если выгода равна по цене расходам и предполагаемым потерям или недостаточно перекрывает максимально возможные траты, то такую операцию никто проводить не будет. Предположим, что ваши люди уничтожат этот конвой. Пойдет ли корпорация на операцию возмездия? Берем потенциальные выгоды: что эта акция дает помимо дополнительных расходов? Никаких серьезных стратегических ресурсов в вашей резервации нет. Ценных архивов и артефактов тоже нет. Следовательно, операция возмездия не приносит ничего, кроме затрат и самого возмездия, а это уже экономически нецелесообразно. Поверьте, никто не считает деньги так, как это умеют главы корпораций. Если говорить о расчете, то вы с вашей жадностью до сорока золотых не тянете даже на их блеклую тень.

— Какого же хрена они войска отправили сюда? — встрял Ходокири.

— Ради самолета. Им нужен этот самолет. Точнее, одна его часть. И это стоит дороже, чем жизни тех, кого они сюда послали. Более того: скорее всего, мы имеем дело не с регулярным формированием, а с наемниками из пустошей. Может быть, среди них есть несколько кадровых профессионалов — и только. Остальные — дикари и варвары, которые худо-бедно владеют оружием. Скорее всего, с Кавказа, это ближе и удобнее. Поэтому главы Оазиса, отправившие сюда конвой, могут не волноваться насчет общественного негодования. Никто не потребует разбираться в гибели наемников и отвечать за нее. А чтобы у всяческих корпораций пропал интерес к вашей резервации, я должен как можно скорее добраться до самолета. Чем быстрее я сделаю свое дело и покину вашу территорию, тем быстрее перестанут вами интересоваться.

Павел осклабился:

— И ты, твою мать, потащишь самолет на горбу или полететь на нем собрался?

— Послушайте, у вас странная манера изображать из себя идиота.

— Что ты сказал?!

— Почему вы все время несете абсолютную чепуху? Мне не нужен весь самолет. Мне нужны его бортовые самописцы. Они стоят больше, чем все эти тонны металлолома. И «Ататюрку» тоже нужны эти самописцы, за ними и выслан конвой. И чем скорее я заберу эти приборы и доставлю куда следует, тем скорее все это перестанет быть вашей проблемой, и никто не сунется в ваш ареал.

— Мустафа, ты слышал? — усмехнулся Ходокири. — С Кавказа разбойники-наемники. А вдруг там твоя родня объявится?

— Паша, знаешь слово на букву «ч»? — зло ответил Засоль.

— Какое?

— Чинипошелбытынах!..

— Ноль девять зиверта! — громко сказал Тахо.

— Стоять! — Артем, шедший первым, поднял руку. — Ноль девять зиверта?! Черт возьми, а мы еще до самолета не дошли!

— Дошли… — Засоль указал на свежие руины. Над ними возвышался вертикальный хвостовой обтекатель — серебристый, с закругленным верхом. До него оставалось каких-то полсотни шагов. Высота его поражала: около четырнадцати метров.

— Херасе, — выдохнул в маску Павел. — Это что за летающее чудище, Тахо? Может, объяснишь наконец?

— Большой самолет, — ответил Малон.

— Сучий ты потрох, это я вижу! Почему он такой?! Зачем он тебе? Откуда? Артем, ну вели же ему выложить все!

— Мы потеряем время, — невозмутимо отозвался Тахо. — А его у нас не так много. Отложим этот разговор и займемся делом…

— Ну не урод? — подбоченился Ходокири.

Артем хотел что-то сказать, но зашипела рация.

— Пол, ответь Леснику.

— Слышу тебя, Лесник.

— Мои орлы обнаружили на западной окраине следы широкого протектора. Похоже, что КамАЗ. Дождем подразмыло, но, судя по примятой траве и вторичным признакам, следу не больше недели. Ведет в вашу сторону. Возможно, это наши охотники за птичкой. Как понял?

— Понял все хорошо, Лесник. Спасибо.

— Незачтошеньки.

Полукров повернулся к Ходокири.

— Паша, ну-ка давай вспоминай, бывают ли зенитные комплексы на колесном шасси?

— Ну, если это КамАЗ. — Павел потер лоб. — Может быть, «Панцирь-С1».

— Характеристики не припомнишь? Какой у него расчет? Сколько человек можем встретить?

— Экипаж вроде три человека. Однако не факт, что их не больше.

— Это верно. А как по характеристикам? На какой дистанции и высоте он мог поразить цель?

— Если им управляли не полные жопошники, то могли поразить дозвуковую цель на дальности около двадцати километров и по высоте до пятнадцати.

— Судя по хвосту, самолет дозвуковой. Так? — Артем взглянул на Тахо.

— Аффёрматив, — кивнул Тахо и сразу же раздосадованно перевел: — Именно так. И его практический потолок находится в пределах поражения этим вашим «Панцирем».

— Значит, скорее всего, «Панцирь» и есть, хотя не факт. — Артем задумчиво поправил маску. — У кого в регионе может быть такая машина, а?

— Да хрен его знает, — развел руками Ходокири. — Я и про танк, что у Шелкопряда стоит под навесом, до сегодняшнего утра ни черта не знал. Что будем делать?

— Надо идти к самолету, — произнес Малон.

— А радиация? У него, небось, еще больше, — возразил Засоль.

— Больше. — Тахо не спорил. — Поэтому придется действовать очень быстро. Не лезьте в траву и глубокие лужи. Дождь многое смыл, но все же. Сейчас он нам в подмогу. В самолет полезу я. Вам это делать не обязательно, будете охранять снаружи.

— Спасибо — утешил, твою мать, — буркнул Павел.

* * *

Дальний дозор на БРДМ и вооруженном пикапе продолжал наблюдать за трассой, прячась в густой «зеленке» за пару сотен метров до единственной дороги, уводившей на север, к Острогожску, и пригодной для перемещения крупного воинского формирования. В колонне насчитывалось свыше ста человек на квадроциклах, мотоциклах с колясками, в двух грузовиках и десятке пикапов, оснащенных станковыми пулеметами и ПТУРами. В центре колонны мрачно рычала тяжелая гусеничная боевая машина пехоты «акинчи» турецкого производства. Ожидание «шлейфа» затянулось надолго. Дозор, равняясь на скорость медлительной БМП, навскидку определил по времени, как далеко ушла колонна: более чем на два километра. Пора уже было докладывать Юрьичу, что «шлейфа» нет, но вот из-за пригорка донесся гул, отчетливо слышный сквозь дождь.

— Внимание, справа, — шепнул корректировщик старшему дозора.

Все вперили взгляды в пригорок, по которому проходила дорога. Гул нарастал. Показался четырехколесный бронеавтомобиль «кобра» с корпусом, угловатым от наклонных бронелистов. На крыше — пулеметная турель, стрелок за рабочим местом. Снайпер дозора мгновенно взял его на мушку. Однако шумела не «кобра» — за ней появилась еще одна такая же бронемашина темно-зеленого цвета. И третья. А дальше… Выползла грохочущая громадина: танк «алтай». Турецкий, внешне очень напоминавший германский «Леопард-2» последней предвоенной модификации с характерным заостренным лбом массивной продолговатой башни. За ним на вершину пригорка выползли еще два таких же, и замыкали эту группу усиления две «кобры».

— Вот же мать их так, — прорычал старший дозора. — Лесник. Я Рыбак. На связь.

— На связи Лесник. Что с грибами?

— Есть грибы, Лесник. Под яблоней и орехами.

— Та-а-ак. А сколько яблок?

— Вилы.

Поскольку числа в эфире произносить было нельзя, приходилось пользоваться шифром. Вилы означали «три».

— А орехов?

— Сучка. — Цифра «пять» заменялась словом «сучка» по его созвучности с более непристойным наименованием сучек. — Но молодые.

Молодыми орехами называлась совсем легкая бронетехника, к которой относились «кобры».

— Понял тебя, Рыбак. Два локтя и в колхоз. — Эта команда означала, что следовало пропустить неприятеля на пару километров вперед и вернуться к основным силам батальона.

— Есть два локтя и в колхоз. Конец связи…

— Бляхамушечка, — проскрежетал Соловей, убирая рацию в карман разгрузочного жилета. — Федор. Подь сюды. — Он подозвал своего зама.

— Да, Соловей.

Тот находился поблизости и наблюдал за рассредоточением первой линии засады на подступах к Острогожску.

— Сделай-ка мне навесичек.

Заместитель без лишних вопросов развел руки, вздымая свою плащ-палатку, и склонился рядом с командиром. Соловей присел, доставая из планшета карту и разворачивая ее под импровизированным навесом, защищавшим от дождя.

— Смотри сюда. Есть «шлейф». Причем, мамочку его по-всякому, довольно крепкий. Три танка и пять бронемашин. Давай вот тут, — он поводил карандашом, — выстави линию засады, усиленную гранатометчиками. Они должны пропустить основные силы и принять на себя танки. Главное — рассечь эти две группировки и не дать им слиться. Танки без пехоты — это просто много неповоротливого металлического говна, сам понимаешь. Вот тут посадим снайперов. Если пехота главной колонны попробует пробиться к танкам — валить на хер. Минометы тоже пустим в дело. Поставить вот сюда и крыть пехоту в этом секторе, не жалея пирожков. Если в прицеле у наших броневиков не будет ничего, кроме танков, один хрен лупить по танкам. Хотя бы покрошим смотровые приборы, если повезет. Но приоритетом является легкая техника. Не пехота, а именно техника. Людскую силу берут на себя стрелки, минометчики и агээсники. Один АГС поставить вот тут. Я так понимаю, «чинуки» эти кого-то подвезли к месту, где скапливались и формировались все их силы. Видно, в самолете что-то серьезное. Хреново, что не прознали о таком ударном кулаке раньше, могли бы загодя вкопать на дороге фугасы.

— Командир, два фугаса мы только что поставили.

— Два не десять, Федя. И могли присмотреть место поудобнее, а теперь у нас сплошная импровизация. Ладно, хоть внезапность на нашей стороне. Все, времени в обрез. Действуй.

— Есть, командир.

Черный быстро сложил карту и убрал в планшет, угрюмо взирая на приготовления своих бойцов. А с чего, собственно, хмуриться? Такая работа у Черного и его батальона. Да, они рассчитывали, что враг заявится налегке, но никто не отменял правила быть готовыми к неожиданностям. Теперь было очевидно, что в конвое присутствуют профессионалы. Из этого исходили с самого начала, но сохранялась вероятность, что к самолету пошлют лишь наемников, завербованных в пустошах среди поселений дикарей. Однако наличие БМП и танков ясно указывало на участие специалистов, пусть и немногочисленных. Никто не доверит наемникам дорогостоящие танки — корпорации, как показывал опыт, не очень любили препоручать наймитам даже легкие бронемашины, разве что на кону стояло нечто ценное. А состав нынешнего конвоя говорил о том, что этот самолет не просто самолет. На борту находилось что-то очень важное. Более того: похоже было, что из-за него столкнулись интересы не одного Оазиса и, возможно, не двух. Скорее всего, Малон Тахо, так ратующий за успех этой операции и не жалеющий золота на ее проведение, отряжен не родовым кланом из некой резервации. Он человек Оазиса, но явно другого…

* * *

Они наконец обогнули череду развалин, из-за которых виднелся лишь хвост исполинской стальной птицы. Теперь удавалось полнее оценить последствия крушения. Радиационный фон повысился еще на несколько десятых долей, но что-то подсказывало рейтарам, что это не предел.

Обломки самолета лежали довольно кучно. Летающая машина развалилась не в воздухе, а здесь, при ударе о землю. Следовательно, ракеты комплекса «Панцирь-C1» (если это работал он) оказались недостаточно мощными, чтобы выпотрошить этого левиафана в небе. Быть может, ракета и не попала в цель, а разорвалась рядом, поразив осколками двигатель и тяги рулей да элеронов, что и привело к падению. Впрочем, складывалось впечатление, что экипаж до последнего момента старался сохранить управление и хотел совершить аварийную посадку. Об этом опять-таки свидетельствовала картина крушения: крупные обломки, не все было разорвано в мелкие клочья, и основные фрагменты самолета сосредоточились в радиусе трех сотен метров, что было сущей ерундой для монстра таких размеров. Наверное, они все-таки тянули до ровного участка и хотели посадить машину, но что-то помешало.

— Он что, винтовой?! — изумился Павел, глядя на огромные погнутые лопасти, торчавшие из перемолотого крушением сарая. — Я что-то не понял…

— Похоже, что так, — кивнул Артем. — Посмотри, вон крыло.

Метрах в восьмидесяти действительно лежало надломленное крыло. Оно было огромным — больше сорока метров в длину. Таким образом, весь самолет имел в ширину метров семьдесят, если не больше.

Самолеты не были частыми гостями в резервациях, но Артему случалось их видеть. Следуя одному из правил рейтаров, он всяко должен был иметь хотя бы поверхностное представление о летающих машинах, а потому понимал, что такое аэродинамический профиль крыла. Однако сейчас, глядя на это крыло, Полукров сознавал: что-то не так. Крыло самолета в передней кромке должно быть толще, чем в задней, иначе воздушный поток не создаст подъемную силу, без которой любой самолет, любых размеров и назначения, останется бесполезной хренью. Но здесь-то все было наоборот! Вот двигатели на крыле — целых три! Вот на одном сохранились обрубки огромных лопастей. Следовательно, это передняя кромка, но она тонкая! И профиль крыла хорошо заметен по ровному надлому того места, где, видимо, находился лонжерон, или что там в крыльях… По нему и разломилось. И толщина кромок соблюдена по принципу «наоборот». Как же он вообще летал?

— Эй, слышь, Малон, — шепнул Павел, словно самолет мог его услышать и голос Ходокири потревожил бы чудовище. — У него что, шесть моторов? Вон, по три на крыло. Да?

— У него десять двигателей, — мотнул головой Тахо.

— Десять?! — сдавленно переспросил Павел.

Малон молча указал куда-то рукой. Рейтары взглянули и увидели в поломанном кустарнике искореженную мотогондолу, которая, очевидно, крепилась к крылу и представляла собой спарку двух турбореактивных двигателей.

— Это еще два, — пояснил Тахо. — И на другом крыле пара. Всего десять.

— Шесть винтовых моторов и четыре реактивных? — Артем уставился на спутника. — Ну не бред ли это?

— Вы же видите, что не бред.

— А как он летал? Ты посмотри, где винты на крыле.

— А что не так?

— Аэродинамический профиль. Против физики не попрешь.

Тахо хмыкнул и покачал головой.

— Не думал я, что вы настолько разбираетесь в технике и физике.

— А ты рассчитывал, что мы тут бегаем в набедренных повязках, с копьями и трахаем овец? — зло проговорил Ходокири и, тронув плечо Мустафы, тихо добавил: — Без обид, брат.

— Чего? — скривился Засоль, пытаясь уловить подтекст.

— Ну, не только, — засмеялся Малон.

— А в грызло не хочешь?

Тот пропустил угрозу мимо ушей и обратился к Артему:

— Вы все верно подметили насчет аэродинамики, но неправильно поняли принцип винтовых двигателей. Это не передняя часть крыла, а задняя. Винты располагались позади крыла и толкали самолет, а не тянули, как это обычно бывает.

— Ах, вот оно что…

— Идемте к той стене. Ждите меня там, пока я буду забирать самописцы. Только ни в коем случае не приближайтесь к двигателям.

— А ты знаешь, где эти самописцы? — спросил Засоль.

— Знаю, — кивнул Тахо. — Они в хвосте. Это место обычно меньше всего подвержено перегрузкам и разрушениям при падении.

Они снова двинулись к обломкам, осторожно поглядывая по сторонам. Отсутствие неизвестных, которые сбили самолет, весьма напрягало. Зачем-то же они прервали этот полет, потратив ракету, а то и не одну? Может быть, они уже взяли самописцы и убрались восвояси? И где экипаж? Погиб или нет?

— А разве самолеты при падении не взрываются? — не понимал Артем. — Такой громадине, да еще с десятком моторов, нужно просто море топлива. И при ударе был бы такой взрыв, что весь город мог сгореть.

— Это верно, — согласился Малон. — Но я склонен думать, что пилоты, понимая, что они падают, произвели аварийный слив топлива еще в воздухе, чтобы уменьшить ущерб при ударе и повысить свои шансы на выживание. И в этом самолете было не так много топлива, как вы думаете.

Они достигли очередной кирпичной стены. Возможно, что некогда она вместе с предыдущей образовывала одно строение. Сейчас уже было трудно в этом разобраться, да и ни к чему. Важно было, что здесь, в непосредственной близости от самолета, дозиметр показывал один зиверт. А это весьма скверно.

— Ждите меня здесь. Я быстро.

— Ты уж постарайся, — проворчал Артем. — Тут радиация еще выше.

— Да, конечно. Поэтому не прислоняйтесь к стене и вообще старайтесь ни к чему не прикасаться.

— Да знаем, знаем, вали уже, — пробурчал Ходокири.

Малон Тахо ловко перемахнул через низкий участок обрушенной стены и заспешил к хвосту самолета.

— Пол. Как слышно, ответь.

— Слышу хорошо, Бул.

— Мы у птички. Тут фон очень высокий.

— Ясно. У меня пока новостей нет.

— Ты слышал о птичках с шестью поршневыми и четырьмя реактивными двигунами одновременно?

— Как-как? — Судя по тону, Булава сильно удивился.

— Десять двигунов. Шесть винтов и четыре реактива.

Наступило долгое молчание. Затем голос Ивана все же прорезался:

— Я что-то ничего такого не припомню. Хотя… Нет, Пол. Пока не могу сказать ничего вразумительного.

— Ладно. До связи.

Со стороны самолета что-то загрохотало. Артем осторожно выглянул. Очевидно, Тахо уже орудовал внутри раскуроченного фюзеляжа.

— Как бы он там на аномалию не нарвался, — пробормотал Полукров.

— Тёма! — сдавленно воскликнул Ходокири.

— Чего?! — Артем резко обернулся.

— Я вон там сейчас, кажись, енота видел!

— Твою мать, Ходок, какой енот на хрен?! Соберись!

Снова зашипела рация.

— Пол, на связь, — послышался голос Ивана.

— На связи.

— Слушай, у него винты сзади крыла?

— Да. Именно так. А что?

— Я, кажется, вспомнил. Был такой — Б-36, но сто лет назад.

— Сто лет назад? — изумился Полукров. — Ты ничего не путаешь?

— Нет. Я хорошо помню книги, что мой наставник собирал по Чертогам и еще с довоенной поры хранил. Там этому бомберу был посвящен целый том, с фотографиями и схемами. И как раз такой огромный, и с таким количеством двигателей, и расположение то же…

— Погоди. Бомбер? Это бомбовоз?

— Носитель гидрогена. Североамериканский. Он самый.

— О чем он говорит? — спросил Засоль.

Артем хмуро взглянул на обломки крушения. Все эти куски крыльев, обшивки фюзеляжа, огромный хвост и лопасти предстали в совершенно другом свете. Перед ним не просто огромный самолет. Это средство доставки сверхмощных водородных бомб, которые должны были стереть цивилизацию в пыль еще столетие назад.

— Он говорит, Мустафа, что это термоядерный бомбардировщик, — хрипло ответил Полукров. — Ладно, Бул, я тебя понял. До связи.

— Погоди. — Булава не спешил отключаться.

— Что такое?

— Метров пятьсот прямо. Вам еще одна пятиэтажка видна?

— Да, — ответил Артем. — Но только два верхних этажа. Что там?

— Машина показалась. Проулок миновала и скрылась за развалинами.

— Что за машина? — насторожился Полукров.

— Похожа на КамАЗ. Четырехосная с большим кунгом и какой-то здоровенной башней на нем. Цвет как будто песочный.

— Так и есть, — пробормотал стоявший рядом Ходокири, который услышал слова и был неплохим специалистом не только по падшим женщинам, но и по наземной боевой технике. — Это «Панцирь».

Артем хмуро кивнул, взялся за респиратор, подвигал — почесал подбородок.

— Бул, куда он шел?

— В вашу сторону. Но очень медленно. Хотя в этом Острогожске особо не разогнаться.

— Все понял. Следи.

— Да, Пол.

— Лесник. Лесник, ответь.

— Я все слышал, — отозвался из рации Соловей. — У нас тут скоро тоже начнется потеха, так что пока никакой подмоги.

— И не надо, брат, твои орлы не сильны в передвижениях по Чертогам. Просто будь в курсе. И меня смущает, что он появился, как только мы вышли к цели.

— У вас есть чем? — спросил Черный, имея в виду средства поражения машины.

— Найдется. Отбой.

Артем убрал рацию в карман и снова потер маской лицо, чувствуя, что от растущего напряжения нервничает все сильнее. Завел руку за спину и дотронулся до тубуса одноразового гранатомета, прикрепленного лямками к рюкзаку. На месте, куда ему деться. Прав был Булава, когда говорил, что задрябли, радуясь предстоящему делу. Давно они ничем похожим не занимались, и вот результат. Нервишки стали шалить — аж физиономия зачесалась, и все время хотелось ощупывать оружие, дабы увериться, что оно не испарилось.

Итак, информация о ЗРК подтвердилась. В полукилометре от них находится и, возможно, движется сюда боевая машина с разведенной в стороны спаркой тридцатимиллиметровых автоматических пушек, способных за минуту нафаршировать цель пятью тысячами снарядов. Почему именно сейчас, когда Тахо полез в самолет и в поисках самописцев шуршит внутри фюзеляжа обломками и проводами и хрен знает чем еще?

Полукров снова выдернул рацию.

— Бул, ответь.

— На связи.

— Ищите наблюдателя. Они видели, как мы подошли к птичке, и засуетились.

— Я тоже об этом подумал. Подозреваю, что у них тоже кто-то засел в той пятиэтажке. Но дождь мешает присмотреться.

Из хвоста разбившегося самолета донесся стук.

— Черт, да что этот нерусский там делает? — проворчал Павел и в очередной раз похлопал Мустафу по плечу. — Без обид, брат.

— Отвали уже.

Артем продолжал раздумывать над ситуацией. Что, если эти зенитчики боялись радиации и не совались в самолет, а сейчас увидели смельчака, решили перехватить и отобрать добычу? Бред, конечно. Они что, несколько суток ждали, пока кто-то появится и достанет для них то, что им нужно? Чушь. Скорее всего, они представляют те же силы, что и направляющиеся сюда люди, которым Соловей сейчас готовит горячий прием.

Полукров внимательно осмотрелся.

— Ходок, Засоль, видите автобус? — Он указал налево. Там, метрах в шестидесяти, действительно находилось нечто, похожее на большой автобус. От него остался ржавый каркас корпуса, который словно вырос из безобразного сухого кустарника.

— И что? — осведомился Павел.

Артем снял с себя гранатомет РПГ-18 и протянул его Мустафе.

— Идите туда, только старайтесь не палиться. Займите там позицию. Если до возвращения нашего спутника вдруг появится «Панцирь», я попробую порисоваться перед ним. Начнет стрелять — жгите его прямо в башню. Двигайтесь так, чтобы с той пятиэтажки вас не было видно. Возможно, там у них наблюдатель. Или снайпер. Или и то и другое, как у нас.

Павел и Мустафа кивнули, пригнулись и побежали, хоронясь за обломками зданий, сокрушенных падением гигантского самолета.

Артем приглядывал за их движением, одновременно косясь и на дальнюю пятиэтажку, и на вероятные места появления машины — старые проулки, захваченные кустами, молодыми деревьями и высокой травой.

Когда два его товарища заняли указанную позицию, хвост самолета взорвался. Полукров вздрогнул и резко присел, осторожно выглядывая из-за фрагмента стены. Узкая хвостовая часть фюзеляжа, где должен был сейчас находиться Малон Тахо, оказалась разворочена, и из рваного отверстия валил густой дым и пар.

— Черт! — прорычал Артем. — Тахо! Тахо!!!

Ответа не последовало. Полукров панически огляделся и взглянул на своих товарищей, прятавшихся за ржавым остовом автобуса. Те недоуменно смотрели в его сторону. Артем махнул им рукой — стойте, мол, на месте. Перепрыгнув через низкий участок стены, он бросился к хвосту самолета, раскуроченному взрывом.

— Тахо! — повторил он, чуть оттянув от лица респиратор, чтобы крик был громче. Снова никакого ответа. Зато по левому элементу горизонтального хвостового оперения самолета, которое было оторвано и по которому он ступал, что-то лязгнуло и выбило тусклые искры. Артему не пришлось гадать, что это было. Он хорошо знал, как действуют пули. Сразу же донесся глухой звук выстрела — хорошо, конечно, что снайпер промахнулся, но плохо, что он вообще есть. Артем нырнул под громадный киль самолета и замер, осторожно вынимая дозиметр из нагрудного кармана разгрузки.

Один и три десятых зиверта!

Да, снайпер всего лишь человек. Возможно, он долго уже сидел в засаде и просто устал. Да еще дождь. Зато радиация не устает. Она не перезаряжается и не выцеливает сызнова жертву после промаха. Она неутомима и не совершает ошибок. Дозиметр в руке Артема быстро сменился рацией.

— Бул, ищите снайпера. По мне валят уже. И я в серьезный фон угодил. Мне тут долго нельзя.

— Понял. Что там грохнуло?

— Кажись, наш новый друг накрылся медным тазом. Я пока толком не разобрался.