Пролог после эпилога…

«Странное существо человек. Вроде разумное. Как будто бы. А что на поверку оказалось? Ведь сколько книжек было написано. Сколько фильмов снято. Тут вам и апокалиптические картинки будущего. Вот вам, дескать, люди. Внемлите предупреждениям. И вроде понимали все. Знали, что угрожает цивилизации. И снова спрашиваю сам себя — „а как так вышло?“. Разве не знали мы, к чему приведут всякие эксперименты с силами природы? Разве не знали мы, что такое атомная бомба? Разве не видели мы, что делали с экологией? Мы с удовольствием покупали билет в кино, отпечатанный на яркой глянцевой бумаге. И сидя в кинотеатре жрали попкорн в огромных картонных ведрах или чипсы из пакетиков, которые двести лет будут лежать в земле и не сгниют. А потом выходили из кинотеатра, бурно обсуждая всю актуальность этого фильма о последних днях мира, и швыряли в урну, а то и мимо нее, эти самые пакетики от чипсов, от этих сушеных соплей называемых кальмарами. Кто считал, сколько пластика и полиэтилена мы выбрасывали? Кто считал, сколько леса ушло на всякие никому не нужные рекламные проспектики, которые нам всовывали в руки на тротуарах молодые подрабатывающие студенты в ярких майках? Мы потребляли бензин и пресную воду в непомерных количествах. Жрали, пили, курили, гадили, жгли костры в лесу и смывали в унитаз презервативы. Сливали отработанное масло из своих легковушек прямо в канаву. Равнодушно смотрели на жирные пятна мазута в наших портах, реках, морях. Разве никто ни помнил тогда слова из фильма „Через тернии к звездам“, которые произнес Ракан?

„Сегодня еще шумят наши леса, и смеются наши дети. Сегодня еще богаты наши недра и поют птицы. На наш век хватит, говорили мы. А вот не хватило!!!“

Я эти слова помню очень хорошо. И больно мне. Нам было мало предупреждений от самих себя. От тех из нас, кто писал об этом. Кто снимал об этом. Нам было мало зловещих предвестников апокалипсиса. Нам было мало Хиросимы. Было мало Нагасаки. Нам оказалось мало Чернобыля. Мы отмахивались от все чаще случающихся природных катастроф и от все реже выпадающего снега. Нам всего этого оказалось мало, и мы получили все сразу. Скопом!!!

Так разве можно после всего этого сказать, что это странное существо человек, было разумным? Или самоуничтожение и разрушение собственной среды обитания, и есть квинтесенция разума?

Ведь все шло по логической цепочке. Мы угробили экологию и истощили ресурсы земли. А за этим неминуема война.

Да, человек живет, как ему хочется и получает в итоге то, что заслуживает. На наш век хватит, думали мы… А вот не хватило…

Получили то, что заслужили».

Из найденного в уральских горах дневника неизвестного искателя…

 

1. Снег

— Ну, вставай уже! Хватит дрыхнуть! — Слава Сквернослов еще раз толкнул спящего Николая. — Подъем!

— Да встаю уже, — раздраженно пробормотал Николай. — В чем дело?

— Как это? — усмехнулся Слава. — Наша смена. Пора на пост. — Он похлопал по прикладу своего Калашникова, который висел у него на шее. — Забыл что ли?

— Ах да. Конечно. — Николай Васнецов стал растирать заспанное лицо холодными ладонями. — Иду.

Они жили в одном подвале и делили это жилище еще с двумя десятками человек. Это были довольно комфортные условия для жизни. Хотя и ближе к окраине Надеждинска. Подвал обширный. Достаточно глубокий и в нем можно было выживать многие годы, что и старались делать люди последние двадцать лет, с тех пор, как случилось то, что положило конец всему. По странному и счастливому стечению обстоятельств, во время всеобщего конца, сам городок Надеждинск не пострадал. Ближайший ядерный удар пришелся по Калуге. А это почти сорок километров западнее. И бомба там была слабая. Во всяком случае, по сравнению с той, что рванула много севернее, в Москве. Николай практически ничего не помнил о том времени. Когда все началось, ему было три года. Сквернослову было девять и он, бывший воспитанник детского дома, иногда начинал рассказывать своему соседу, двадцатитрехлетнему Коле Васнецову, разные истории о жизни «до того как» и о том что происходило, когда все началось. Славик был тот еще баламут и всерьез его рассказы Николай не воспринимал, однако всегда слушал с интересом и гордился тем, что он и этот молодой человек, помнивший совершенно другую эпоху, закадычные друзья. Коля часто спрашивал у друга, как вышло, что Надеждинск, в котором располагалась воздушно-десантная дивизия, военный аэродром и уйма военных складов, не пострадал от воздушного удара. У Вячеслава было три варианта ответа, которые зависели от его настроения. Когда у Сквернослова настроение было плохое, он говорил — «просто нашего городка ни на одной карте не было». Если он был чем-то озабочен и обеспокоен, то говорил — «радуйся, дурак, что не ударили». Если Сквернослову было весело, а это бывало довольно часто, то он хлопал друга по плечу и отвечал — «так не успели они, мы по ним тоже шмальнули будь здоров!». Такие ответы, впрочем, давал любой житель Надеждинска. И каждый понимал, что истинная причина, наверное, совеем иная. Или просто счастливая случайность. Во всяком случае, когда начался эпилог человечества, город уцелел. И по этой причине уцелели и его жители. Около девяти тысяч человек. И детдомовец Слава Сквернослов уцелел. В тот день приехала экскурсия с детьми из Калужского детского дома. Их привезли на большом желтом автобусе на экскурсию в ту самую дивизию ВДВ, где служил отец Коли. Было лето. Очень жаркое лето. Тогда все говорили о глобальном потеплении. И Николай из всех своих детских воспоминаний хорошо помнил только снег, который выпал на новый год. И все этому снегу очень радовались. То был последний новогодний праздник человечества. Снега тогда было мало. Нетипично для России и для этих краев мало. А лето потом, было нетипично жарким. После полудня весь городок заполонил шум самолетов с расположенного рядом военного аэродрома. По городу носились уазики, собирая всех военных, кто по разным причинам был не на службе. В Надеждинске, который по сути своей был военной базой и чье население так или иначе было связано с военной службой и деятельностью базы, поползли тревожные слухи. В Москве какой-то мощный взрыв. Террористы? Авария? Никто толком ничего не знал. Военные тщетно пытались связаться с генштабом. Но телевещание, радио, сотовая и всякая другая связь в одночасье перестали работать. Потом на аэродром вернулся первый самолет. Истребитель. Его выбросило с полосы на большой скорости. Тяжелораненого пилота сумели достать из горящей боевой машины. Когда скорая везла его в госпиталь, он повторял одно и тоже:

«Москвы нет больше! Там только огонь! В Обнинске огненный смерч! Калуги нет! Я видел гриб! Я его видел! Это конец!!!»

Когда скорая приехала в госпиталь, то на носилках, которые достали из машины, лежал уже мертвый пилот.

Николай все это знал из рассказов представителей более старшего поколения. Знал он, что в тот день вернулось еще несколько самолетов. Два разбилось при посадке. Люди потом поняли почему. От того, что пилотам довелось увидеть своими глазами, от того, что они осознали как страшную истину, они буквально сходили с ума. Те, кто все же благополучно приземлился, говорили одно и тоже. Началась тотальная ядерная война.

* * *

Слава и Николай прошли мимо огороженных досками, кирпичом, или железными листами, кабинок, являвшихся квартирами людей. Молодые люди старались не шуметь. Была глубокая ночь, и жители подвала отдыхали. У входа в подвал их ждали три вооруженных автоматами человека. Вахтер, пожилой Игорь Леонидович. Бывший летчик. Один из тех немногих, кто видел своими глазами ядерный взрыв. Он охранял вход в это жилище. В каждом подвале Надеждинска были вахтеры. Двое других, это Эмиль Казанов и капитан Гусляков. Обоим было уже за сорок и оба из бывших десантников. С ними Николаю и Вячеславу выходить сегодня в дозор.

— Вы чего так долго, салаги? — хмуро произнес капитан, натягивая на лысую голову обшитый волчьим мехом капюшон своего бушлата. — Коля, ты что ли опять никак не проснешься?

— Проснулся уже, — проворчал Васнецов.

— Готовы? — в тоне капитана продолжало сквозить недовольство.

— Всегда готовы, — кивнул Сквернослов. Уже никто и не помнил, было это фамилией светловолосого и высокого Славы или прозвищем. Но его манера выражать свои эмоции нецензурной бранью объясняла все.

Они двинулись по прорытой в земле траншее, застланной сверху досками и вообще, чем попадется. Большинство домов Надеждинска соединялись между собой такими ходами, чтобы людям без особой нужды не приходилось перемещаться по улицам. В мире царила вечная зима и жгучий холод. Иногда выпадали химические или радиоактивные осадки. Ураганы были в порядке вещей. В такой обстановке, выходить на улицу, было очень опасно. Но людям приходилось делать и это. Нужно было охотиться. Добывать древесину для отопления. Искать всякие иные полезные вещи. Ходить к реке за рыбой. Ремонтировать ветряной генератор, дававший электричество. Иногда воевать…

Земляная траншея кончилась. Вернее она сворачивала к центру города. Дальнейший путь к блокпосту шел сквозь прорытый в покрывавшем землю трехметровом слое снега тоннеле. Капитан приказал остановиться и, поднявшись из траншеи, заглянул в снежный тоннель. Посветив в него фонариком, он махнул подчиненным рукой и пошел вперед. Остальные двинулись следом. В снежных тоннелях необходимо было соблюдать меры предосторожности. И дело тут не только в возможных обвалах. От них бывали пострадавшие, но никто еще не погиб. Была и другая опасность. Несколько лет назад к дозору с улицы Артиллерийской шла смена. Тоже четыре человека. Они двигались по такому же прорытому в снеге коридору, когда увидели, что в нем появилось ответвление. Их командир, взял с собой одного бойца и двинулся в этот новый, идеально ровный тоннель, приказав остальным идти на пост и ждать их там. Тех, кто пошел на разведку, больше никто не видел. И само ответвление исчезло, будто и не было его никогда. Поиски людей и неизвестного коридора не дали никаких результатов. Никто так и не узнал, что стало с двумя дозорными, и кем был вырыт этот странно исчезнувший ход. Больше такого не повторялось, но память об том случае пугала людей…

— Пароль! — послышался окрик из глубин снежного тоннеля.

— Курение вредит вашему здоровью! — ответил командир. — Отзыв?

— Прилежный ученик! Опаздываете, ребята!

Капитан Василий Гусляков со своими дозорными вошел в собранный из бетонных плит и отделанный изнутри звериными шкурами блокпост. Там, в тусклом свете горящей лучины их ждали четыре человека из предыдущей смены.

— Молодежь опять проспала, — махнул рукой начальник новой смены.

— Да ладно, не кусайте мне промежности, всего на пару минут задержались! — воскликнул Слава.

Все засмеялись. Только Эмиль поморщился и легонько толкнул Сквернослова ладонью по затылку.

— Ну, как обстановка? — спросил Гусляков у сменяющихся дозорных.

— Все спокойно. За шесть часов ничего не произошло. На том берегу видели стаю волков. Шесть особей. Не похоже было, что они охотились. Скорее всего, опять мигрируют из леса ближе к нам.

Капитан нахмурился.

— Что же в лесу происходит, если все звери в город бегут? Не нравится мне все это.

— Через пару дней искатели должны вернуться из рейда, — пожал плечам командир предыдущей смены. — Спросим у них, что там происходит.

— Если вернутся, — покачал головой самый молодой из меняющихся дозорных. Это был его первый дозор, поскольку ему только исполнилось шестнадцать лет.

— Сплюнь ушлепок! — рявкнул на него Сквернослов. — Еще беду накликаешь своим говнистым языком.

— Тихо! — повысил голос капитан. — Угомонись Слава. А ты, салага, мотай на ус, нельзя так говорить об искателях, когда они в рейде. Ясно? Вообще не говори так никогда.

— Ясно, — сконфуженно кивнул подросток.

Дозорные сдали Гуслякову, как и было положено, большой военный бинокль, ящик с гранатами и рацию. Бинокль был цел, гранаты на месте, рация исправна. Смена произошла.

— Тоннель чист, — сказал на прощание капитан уходящим дозорным.

— Спокойной вам смены, — ответили они и ушли.

Николай уселся на большой деревянный ящик и посмотрел сквозь узкую щель бойницы на внешний мир. Город накрывали сумерки. Но самого Надеждинска из этого блокпоста видно не было. Это был самый южный блокпост. По крайней мере до того как все случилось, эта сторона была югом. А сейчас такие понятия как стороны света растворились в непонимании того, что случилось с магнитным полем планеты, если все имеющиеся у людей компасы показывали совершенно разные направления. Два компаса никогда не покажут в одну и туже сторону, это люди знали. Но направление они называли по старинке южным, потому что были еще люди, которые помнили, где когда-то был юг, где север, где восток, а где запад.

Прямо за бетонной стеной начинался пологий берег замерзшей реки Оки. На другом берегу начинался лес. Небо было затянуто темно-серыми тучами. Так было всегда. Прошло совсем немного времени, после ядерного погрома и, наверное, весь земной шар был затянут в свинцовую мантию вечной и низкой облачности. Люди уже забыли, как светит солнце, как выглядят звезды и луна. Были только эти мрачные тучи над мрачным постапокалиптическом миром. С неба посыпались крупные снежинки. Сначала редкие, потом их стало больше. В отсутствие ветра, они падали медленно и эта картина умиротворяла. Снег был совершенно белый. Без оттенков. Это значило, что в нем не было токсинов и радиации. Хотя проверить, конечно, надо. Благодаря обилию снега, нехваткой пресной воды люди не страдали.

Николай снял с головы старую военную ушанку и почесал свои темные волосы. Надо после дозора ванную принять. Благо снег свежий и чистый падает. Совсем голова грязная. Чешется постоянно.

— Может, в картишки перекинемся? — Спросил Слава, достав из своего бушлата колоду потрепанных карт с голыми девицами.

— По шее получишь, — тихо ответил Гусляков, прильнувший к биноклю. — На посту или где находишься?

— Да ладно. Скукотища. — Вячеслав стал перебирать в руках карты и хмыкать над каждой картинкой. — Слышь, Колян, после вахты давай махнем в центр?

Васнецов понимал, к чему клонит его друг. В центре города жили старики женщины и дети. Там было более безопасно, чем на окраинах. Конечно, многие семьи жили и у границ этой маленькой цивилизации, но больше всего шансов найти себе какое-нибудь романтическое приключение было именно в центре. Там, где была наиболее высокая плотность населения. Где были большие подземные оранжереи, куриные и кроличьи фермы, где трудились женщины и девушки.

— Выйди на мороз на пару минут. Сразу дурные мысли из головы улетучатся, — пошутил капитан.

— Михалыч, а ты всегда так делаешь? — спросил у него засмеявшийся Сквернослов.

Казанов снова отвесил ему отеческий подзатыльник.

— Сейчас точно по шее получишь, — обернулся капитан.

— Уже получил, — вздохнул Слава, взглянув на Эмиля.

Николай почувствовал, что засыпает и, поднявшись, стал ходить по тесному помещению.

— Коль, ты чего?

— Да ноги затекли.

Васнецов не любил дозоры. Это действительно было скучно. Хотя это был редкий случай, когда ничего не надо было делать. Все остальное время совершеннолетних жителей Надеждинска было расписано нормами трудовой повинности. Работать должны были все, начиная с шестнадцати лет. А до того надо было усердно учится и ограничиваться работами в своем подвале. От работ освобождались женщины с грудными детьми, которые должны были растить здоровое потомство. Николая угнетала рутина. Но и редкое безделье ему не нравилось. Он мечтал стать искателем. Как его отец. Необходимость в таком ремесле назрела почти сразу после катастрофы. Кто-то должен был отправляться в далекие рейды, исследовать то, что стало с миром, налаживать контакты с подобными оставшимися островками жизни и цивилизации. Выяснять, какие потенциальные опасности могут грозить общине. Его отец, майор ВДВ, был одним из первых искателей. Он уходил со своей группой в долгие рейды. Возвращаясь, он мало что рассказывал своему сыну. Коля только замечал, что с каждым разом в глазах отца появлялось все больше обреченности. Что такое обреченность во взгляде, Николай понял очень рано, когда после радиоактивного дождя, еще до начала вечной зимы, заболела его мать. Мальчика всегда интересовало, что же видел его отец в мире, что он все больше и больше замыкался? Когда он решался спросить, то отец всегда отвечал одно и тоже — «ты, сынок, живешь в раю, и это главное». А потом он не вернулся. Не вернулся никто из его отряда. И даже сейчас, по прошествии семи лет, Коля надеялся, что отец его жив. Может он просто в далекой колонии нашел себе женщину, завел семью и остался там? Ведь его сын жил в райском месте и заботился о нем детдомовец Слава, которого приютили после того страшного дня Колины родители и который стал ему старшим братом. Нет. Не мог он так поступить. Но он жив. Все равно жив. Просто он ушел в далекий рейд. Ему, наверное, Совет поручил очень важную и секретную миссию. И он все еще в процессе ее выполнения. Он вернется! Однако тот же самый разум говорил ему, что он сирота. И никого кроме Славика у него больше нет. Девушками он особо не интересовался, считая все это ненужными глупостями. Тогда что его держит в городе? Он очень хотел стать искателем. Это была работа для настоящих мужчин. Но Совет очень строго подходил к вопросу формирования искательских групп, и стать искателем было не просто. А если кто-то самовольно пытался покинуть город, то его могли наказать. Во-первых, за дезертирство. А во-вторых, за попытку вынести из общины оружие и снаряжение. Ведь никто в здравом уме не покинет общину без оружия…

— Стой, кто идет! Пароль! — Крикнул Эмиль, целясь автоматом в снежный тоннель, из которого они сюда пришли.

— А я пароля не знаю! Это я, Третьяков! Голос мой, не узнаете что ли? — послышался из коридора голос.

— Имя отчество назовите свое, — сказал Гусляков.

— Михаил Вениаминович. Адрес говорить?

— Заходите, профессор, — вздохнул капитан.

В помещение вошел пожилой и седой человек в очках и старой, бывшей когда-то весьма солидной, заячьей шубе. На голове вязаная шапочка. На ногах валенки в колошах.

— Михаил Вениаминович, — Гусляков покачал головой. — Опять вы режим нарушаете? Вам же Совет запретил покидать центр, тем более в ночное время.

— Ну, пока еще не ночь, а вечер. Да и сколько можно под домашним арестом находиться? — профессор присел на пустующий ящик.

— Ну, какой домашний арест, что вы говорите ей богу. Это же для вашей безопасности. Вы носитель стольких знаний и обладатель такого ума. На вас вся наша общеобразовательная система держится. Совет за вас беспокоится и правильно делает. Ваша жизнь и здоровье, очень важны для нашей общины.

— Каждый человек важен, — вздохнул старик. — Разве ты, Василий Михалыч, менее важен с твоей военной подготовкой? Или ребята вон? Они разве не важны? Я кстати, котлет вам горячих принес и чай в термосе.

Он достал из-за пазухи пакет и емкость с чаем.

— Спасибо, конечно, вам большое, — улыбнулся капитан. — Но и мы не с пустыми руками тут. Однако вы не просто покормить нас пришли?

— Да нет, конечно, — хмыкнул старик. — Я слышал, ваши предшественники засекли группу волков, шедших из леса.

— Однако быстро слухи распространяются. — Гусляков покачал головой. — Действительно были волки. Они вышли к реке, и пошли по тому берегу на запад.

— Вот то-то и оно. — Профессор оживился, — миграцию мы уже третий год наблюдаем. Сначала, как вы помните, единичные особи из леса в город приходили. Потом многие лоси да кабаны обосновались в пустынных районах города. Поначалу мы радовались. Дескать, на охоту далеко ходить не надо. Но охота на животных не отпугнула их из города. Они почему-то предпочитают соседствовать с людьми, но леса избегают. И миграция нарастает, сами знаете. А теперь еще и хищники.

— Ну, так они за добычей следуют. Это логично. — Пожал плечами Эмиль.

— Логично, конечно. Но в чем первопричина? Я очень хочу поглядеть на этих волков, если они появятся. Или на других. Мне интересно заметить что-то в их поведении. Почему звери уходят из леса? Что может заставить животных идти к самому страшному существу в природе?

— Что еще за страшное существо? — Сквернослов удивленно посмотрел на профессора.

— Человек, разумеется.

После этих слов все молча, взглянули на старика.

— Кто-то возразить хочет? — вздохнул профессор. — Разве я сказал неправду? Или кто-то забыл, что произошло на планете, населенной людьми, двадцать лет назад? — Старик говорил с горечью в голосе. — Мы, самые страшные чудовища, в природе. И это факт. Мы планомерно шли к той развязке, которая в итоге и случилась. Теперь конечно мы ближе к природе стали. Женщины уже не борются с целюлитом, — он усмехнулся. — Вспомнили, что это вовсе не болезнь или дефект, а защитная система для выживания в суровых климатических условиях. Природа берет свое. Делает так, как ею было задумано. Включает защитные механизмы человеческого организма. Словно второй шанс на выживание дает. Больше полагаться на инстинкты стали люди. Хватаются за тонкую соломинку выживания. Да только кто виноват в том, что стало с миром? Конечно, человек и есть самое страшное существо. А теперь выходит, что там, — он кивнул в сторону леса, — появился кто-то пострашней. Нашей хищнической монополии кто-то теперь угрожает. И я если честно, удивлен, что так долго этот кто-то не появлялся.

— Вы сгущаете краски, профессор. И пугаете молодежь. Я, как офицер, вынужден вам напомнить, что паникерство очень даже не поощряется в нашей общине.

— Сгущаю краски? — глаза старика расширились. Он снял очки и протер их мятым носовым платком. Затем снова одел и, подойдя к щели бойницы, посмотрел на падающий снаружи снег. — Что может быть гуще этого холода. Этих бесконечных туч. И той безысходности, в которой мы живем. Существуем вернее. Подумайте. Первое время на нас чаще нападали бандиты. Потом на нас чаще нападали людоеды. Потом мутировавшие крысы и прочие твари. Последняя война у нас была три года назад. Вам не кажется, что мирная пауза затянулась? Вопрос только в том, чьего нападения нам теперь ждать?

Снаружи стал дуть ветер. Как это обычно случалось, резко и с все нарастающей силой. Как будто совсем рядом включили огромную реактивную турбину и постепенно увеличивали ее тягу. Снег перестал падать вертикально и завертелся в вихре, не в силах достичь поверхности. Он залетал в бойницы и хлестал сидящих там людей по лицам. Капитан опустил стеклянные заслонки. Видимость стала практически нулевой и эффективность наблюдения с блокпоста сошла на нет. Однако можно было быть точно уверенным, что в такую погоду никто на город не нападет. Во всяком случае, никто из людей. А если и нападет кто-то, то это будет… Все сейчас думали о словах Третьякова. Чего боятся животные, бегущие из леса? И бежали ли от этого нечто, прошедшие днем волки, или они просто расширяли свой охотничий ареал? Было очевидно, что под воздействием радиации и климатического хаоса, должны появиться новые виды. Люди в Надеждинске уже сталкивались с крысами-мутантами. Крысы быстро двигаются, быстро живут, быстро размножаются. Естественно, что за прошедшие со времени того рокового дня годы, уже сменилось множество поколений этих грызунов. И естественно, что они по этой причине лучше приспосабливаются, так как быстрее эволюционируют. Новые крысы были крупнее. Шерсть у них была гуще. Хвосты короче и толще, для экономии тепла. Носы шире, для согрева вдыхаемого воздуха. Они нападали на одиноких людей, бродячих собак и даже на лосят. Они селились в снегу, выкапывая разветвленную сеть нор и галерей. Но едва ли они могли стать причиной все нарастающей миграции животных. Люди уже сталкивались и с новым видом волков. С широкими лапами для лучшего передвижения по снегу. С большими ноздрями и укороченными мордами. Они потеряли свой стайный инстинкт и по повадкам больше походили на росомах. Это были свирепые звери, но тоже не могли глобально влиять на расстановку сил в пищевой пирамиде обширных лесов вокруг Надеждинска.

— В такую погоду, профессор, волков вы не увидите, даже если они пройдут в паре метров от нас. — Сказал, наконец, Гусляков.

Все были рады, что хоть кто-то заговорил. Воющий снаружи ветер подавлял людей, словно напевая им жутким басом песню о том, что человек ничтожен пред силами природы и отжил уже давно свое на этой планете. Ветер затягивал в сумасшедший вихрь не только снежинки, но и мысли о том, что действительно нет ничего гуще этого холода, отчаяния и безысходности. Но слова капитана подействовали на замолчавших людей немного ободряюще.

— Так что зря вы пришли, Михаил Вениаминович. Но и уходить теперь вам не желательно. Дождитесь, пока непогода утихнет. Либо когда смена наша кончится. Одного я вас не отпущу.

— А я и не спешу никуда, — устало вздохнул старик.

Лучина догорела, и в бункере стало совсем темно. Завывания урагана продолжали усиливаться, словно настаивая на апатии и страхе людей слышавших его. И теперь к ним прибавился еще и рев.

— Что это было? — встревоженным голосом спросил Николай.

— Да это ветер, — послышался ответ Эмиля.

— Черта с два это ветер, — возразил Слава.

Рев повторился совсем рядом. Это был жуткий клич должно быть очень большого зверя. Все прильнули к стеклам, но они уже были залеплены снегом. Капитан осторожно поднял одно стекло. По лицам как плетка хлестнул ледяной ветер с острыми как осколки хрусталя снежинками. В безумном хаосе кружащего снега, прямо перед блокпостом, виднелась огромная белая фигура. Может это кучу снега просто намело? Нет. Фигура двигалась. И тут в ней разверзлась огромная черная бездна раскрытой пасти, и снова раздался рев. Даже такой бывалый и видавший виды человек, как капитан Гусляков, испуганно отпрянул от бойницы, отпустив стеклянную заслонку. Она хлопнула по смотровой щели, и только волчий мех, которым было отделано помещение, не дал стеклу разбиться от удара.

 

2. Пришельцы

— Кордон девять! Я Кордон восемь! Как слышно меня, прием! Кордон девять! Я Кордон восемь! Как слышно меня, прием!

— Кордон девять на связи, — ответил капитан, потянув на себя микрофон старой полевой рации.

— Вы видели эту хреновину?

— Какую хреновину мы должны были увидеть? — Гусляков взглянул в сторону смотровых щелей.

— Медведя. Белого медведя. Он должен был в вашу сторону пойти. Огромный такой.

— Так это белый медведь был? — облегченно вздохнул Слава.

— Ты уверен, что это белый медведь? — настороженно спросил капитан.

— Ну, точно не панда, — засмеялся восьмой. — Мы час наблюдали за ним. Он из лесу приперся. Со стороны Висляево. Спину чесал об дерево долго. Как снег повалил, поперся сначала к реке, а потом вроде в вашу сторону завернул.

— Откуда здесь белый медведь вообще взялся?

— Так, ледниковый период, однако. Я и мамонтам не удивлюсь. Так видели или нет?

— Ну, метрах в пяти от нас беснуется какая-то тварь. Из-за метели не поймем, что это.

— Да мишка это, хе. Может это он разогнал всю живность в лесу? Ладно. Смотрите, чтоб он в город не полез. Конец связи.

— Ursus Maritimus, — тихо пробормотал Третьяков.

— Чего? — Николай попытался в темноте разглядеть профессора.

— Это по латыни. Морской медведь. Ну, или белый, как нам привычнее. Действительно, как он сюда попал? И он ли это за окном.

Прямо перед фронтальной смотровой щелью снова замаячила большая, рычащая туша.

Теперь, когда разуму людей было от чего отталкиваться в восприятии этого нечеткого, тонущего в вихрях пурги силуэта, он уже не казался им неописуемым монстром. Он действительно очень сильно напоминал белого медведя. И, похоже, им и являлся.

— Центральный пост! Я Кордон девять, прошу на связь! — крикнул в рацию капитан.

— На связи центральный пост.

— Вы мои переговоры с восьмым слышали?

— Про медведя? Слышал.

— Дай свет перед моим постом.

— Хорошо. Сейчас.

На одном из зданий позади блокпоста вспыхнул прожектор. Его мощный свет сильно ослаб, пробиваясь сквозь завесу кружащего снега, но все-таки осветил фигуру полярного медведя. Его устрашающий рев сменился недовольным ворчанием, и животное попятилось в темноту, в сторону Оки.

— Его вальнуть надо! — воскликнул Слава.

— Зачем? Он уходит. — Возразил Казанов.

— Да представьте, какая у него теплая шкура! Не то, что эти волчьи, кроличьи и кабаньи ошметки. Нельзя его упускать!

— Вот же люди. — Вздохнул Третьяков. — Все меняется, но только не люди.

— Вы, конечно, извините, Михаил Вениаминович, я понял, к чему вы сейчас клоните, — говорил Сквернослов. — Но вот совершенно не к месту. Мне не для того, чтобы эту шкуру у камина бросить для красоты, пришла в голову такая мысль. Людям выживать надо. И нам нужны звериные шкуры. И лучше всего шкуры полярных животных.

— Да об этом и не думал никто, пока белого медведя не увидели. Но стоило ему появиться, как человеку сразу вздумалось его убить, и при этом мотивировка нашлась моментально. — Старик сердился. Это явно слышалось в его голосе.

— Михаил Вениаминович, все-таки Слава прав. Хотя конечно ваши доводы я тоже могу понять. — Сказал Гусляков, продолжавший наблюдать в смотровую щель. — Да и спорить не о чем. Зверь ушел.

— В какую сторону? — послышался голос Эмиля.

— В сторону Висляево.

В Надеждинске хорошо знали это название. Небольшой поселок Висляево находился километрах в семи за Окой. На юго-востоке. Сейчас он был совершенно безжизненным. Но раньше там обитали людоеды. Они постоянно устраивали засады на группы искателей, охотников и древозаготовщиков из Надеждинска. Бывало, что и устраивали атаки на сам город, в надежде добыть оружие и людей для пищи. А еще им нужны были женщины. Каннибализм превратил этих тварей в настоящих сексуальных маньяков. Гормональная активность и уровень тестостерона у людоедов были небывало высоки. Так не могло долго продолжаться, и военная дружина Надеждинска устроила крупномасштабную военную операцию. Применили даже тяжелую артиллерию и бронетехнику, несмотря на жесткую экономию топлива. Но это был именно тот случай, для каких и берегли горючее. Это была единственная, не оборонительная, а наступательная акция общины. В Висляево устроили настоящую бойню и избавили Надеждинск от такого жуткого соседства. Военные мало говорили о подробностях той операции. Но ходили слухи, что им было приказано истребить всех до единого. В том числе и каннибальских детей, что и было сделано.

— Ты, что, Эмиль, догнать его решил? — Спросил Сквернослов.

— Я что, на ненормального похож?

— Ну, если честно, то есть немного, — хихикнул Слава, после чего снова послышался звук подзатыльника.

— Что за молодежь пошла. Совсем старших не уважают, — вздохнул Казанов.

— Мне тридцатник скоро, — возразил Слава.

— Годов у тебя, как у взрослого, а ума как у семилетнего.

— Кордон девять! Я центральный пост! Ну что там у вас? Прожектор нужен? — заговорила рация.

— Нет. Зверь ушел. Выключайте. — Ответил капитан.

— Понял. Выключаю. Конец связи.

Свет снаружи погас. Гусляков достал из ящика, на котором сидел, лучину и зажег, заменив ею давно догоревшую. В помещении снова воцарилось тусклое освещение. Оно хоть немного растворяло подавленность людей от шума вьюги снаружи.

Вячеслав снова вытащил карты.

— Кому фокус показать?

— Ты достал уже, — сурово ответил капитан.

Профессор стал откручивать крышку термоса.

— Кружки есть? Давайте чай пить.

Казанов достал из ящика, на котором сидел, алюминиевые кружки.

— Только четыре, — сказал он.

— Ничего, — махнул рукой Третьяков, — я из крышки попью.

Он стал разливать напиток, который только условно можно было назвать чаем. Это была заваренная кора дуба, подслащенная заменителем сахара, который в изобилии имелся на продовольственных складах военного гарнизона. Однако и этот напиток дозорные пили с удовольствием. Горячий отвар хорошо согревал.

— Могу предположить, — начал говорить профессор, смакуя так называемый чай. — Что скорее всего миграция северных животных расшатала и без того нестабильную местную экосистему. Если все дело в белых медведях, то все еще не так плохо. Я вообще полагаю, что за прошедшие годы, должны были появиться совершенно новые виды животных. Но до сих пор мы сталкивались только с крысами-мутантами и люпусами. То есть мутировавшей разновидностью волков.

— А люди? — спросил вдруг Николай, — разве людоеды, не есть мутанты.

— Не обязательно. Это продукт глубокой деградации социума. Определенные личности, или даже слои населения, в обычное время склонные к девиантному поведению и сколачиванию маргинальных группировок, в той обстановке, какая сложилась на земле, являют собой именно такие явления, как людоедские общины. В прошлом, это, как правило, малообразованные люди, слабо приспособленные к жизни в связанном рамками законов и определенных экономических условий обществе. В прошлой эпохе из них получались маньяки, насильники, убийцы, наркоманы, и прочее. Не все из них способны стать людоедами. И не все из них стали. Но, как правило, именно из таких и получилось то, что получилось. Глобальная катастрофа возвела их на качественно новый уровень жизнедеятельности. Организовало, заставив создавать свой мир подчиняющийся их законам. И кстати, само общество во многом виновато в том, что после краха этого общества, на высшую ступень поднимаются именно такие массы. Ведь сколько людей в свое время были выброшены на обочину жизни экономическим беспределом, отсутствием или крахом системы социальной защищенности. Разложившейся шкалой моральных ценностей. Сколько беспризорников и бомжей оказались никому не нужными в свое время. И теперь они оказались более приспособленными. Ведь еще до всеобщего краха они жили в подвалах. В руинах. На свалках. Питались, чем попало. Боролись за жизнь и ненавидели всех, кто жил лучше. Но и мы их слепо ненавидим, даже не понимая, что мы, как часть того общества, повинны в случившемся. А они все больше подчиняют себе окружающий мир.

— Но ведь мы победили людоедов в Висляево, — возразил Эмиль.

— Мы победили определенную банду в определенном месте. Мы победили благодаря обилию оружия и людей с военной подготовкой в нашем городе. Но двадцать лет назад, здесь обитало девять с лишним тысяч человек. Сейчас семьсот пять. А свирепые банды и людоедские племена встречаются все чаще. Так кто проигрывает эту гонку за выживание?

— Опять вы читаете пораженческие прокламации, — недовольно фыркнул Гусляков.

— Я объясняю суть вещей. Вся проблема человечества в том, что никто не хочет понимать природы и причин происходящего. Раньше от проблем просто отмахивались. Сейчас отстреливаются.

— Так что же, вы предлагаете заключить всех этих отморозков в крепкие объятия человеколюбия? — капитан усмехнулся.

— Нет. Это, увы, невозможно. Но если каким-то фантастическим способом, человечеству удастся возродиться из пепла и воссоздать цивилизованное общество, то оно должно помнить об ошибках прошлого, дабы не пережить это прошлое вновь. Хотя, лично я все меньше верю в возрождение. Нам был уже дарован шанс жить на этой планете. Мы этот шанс проворонили самым диким способом. А второго шанса природа, как правило, не дает. Эволюция идет вперед несмотря ни на что. А мы отброшены назад. Назад и в сторону. Едва ли догоним.

— При всем моем уважении, Михаил Вениаминович, — строго сказал Гусляков. — Я никак не могу согласиться с вами. Вон, сидит девиантный маргинал с низким уровнем образования, — капитан кивнул на Сквернослова.

— Спасибо, блин, — огрызнулся тот в ответ, но как-то без злобы и без тени обиды.

— Ну так он не бандит какой. Не людоед. — Продолжал капитан.

— Во-первых, он уже достаточно образован. Он с Николаем, одни из самых способных учеников у меня были. Хотя у Вячеслава всегда хромало поведение, и дисциплина была никакой. Во-вторых. Я ведь не навешиваю ярлыков. Я говорю о предпосылках.

— Так он мог стать людоедом?

— Мог и я стать. Поймите, есть незримая грань, которую трудно уловить самому. Это на простом языке называется — куда лукавый поведет. Но если в социуме еще и четкие границы между определенными социальными группами, то при первой возможности любые противоречия выльются в кровавую непримиримость. В страшные искривления норм поведения. — Профессор тяжело вздохнул, глядя в наполненную горячим напитком крышку от термоса, которую сжимал ладонями. — Никто не знает, кем он может стать при определенных обстоятельствах. А если попадет в эти обстоятельства, то и не задумается над тем, кем он стал. Думаете, людоеды считают себя отморозками? Они просто жить хотят. Как и мы.

— Прекратите сейчас же! — капитан разозлился. — Ваши симпатии каждой живой твари и сочувствие любому кто хочет жить разлагают мозги!

— Эх, Василий Михайлович, не хочешь ты меня слышать. Ты не задумывался над тем, кем бы ты стал, нанеси они удар и по Надеждинску?

— Если бы бомба упала и сюда, я бы уже не думал.

— Не факт, Михалыч. Не факт. Ты мог выжить. Но во что ты превратился бы?

— Я никогда не стал бы мразью! — Гусляков стал кричать на старика, что никто себе не позволял. — При такой альтернативе лучше пустить себе пулю в висок! Я Русский офицер, черт вас возьми!

Профессор закивал головой. Его руки, сжимающие крышку от термоса, задрожали.

— А вот мой младший… Тоже офицер… Сошел с ума и умер от того, что увидел… А старший, с детьми… Я надеюсь, что они сразу сгорели тогда, в Калуге… Сразу сгорели, чем… Чем… — он выронил чай и закрыв лицо ладонями заплакал.

Всем стало не по себе. Профессора еще никто не видел таким. Хотя все знали, что бывший лектор Калужского государственного педагогического университета имени К.Э.Циолковского потерял всех родных в результате нанесенного по Калуге удара. А сам он выжил благодаря тому, что приехал в Надеждинск погостить к младшему сыну. Тот самый пилот, первым вернувшийся в тот далекий жаркий день, разбившийся при посадке и скончавшийся по дороге в госпиталь, и был его младшим сыном.

— Михаил Вениаминович, — Гусляков подошел к старику. — Успокойтесь, прошу вас. Вы уж извините, что я голос повысил. Это я дурканул что-то. Я сейчас патруль вызову, вас домой проводят.

— Капитан! — крикнул Эмиль.

Дозорные резко уставились на Казанова. Тот пристально смотрел в щель, приподняв стекло. Буря ослабла и в помещение, уже не с такой яростью врывался ветер. Хотя лучину он все-таки задул.

— Что там? — Гусляков сразу понял, что к чему и прильнул к смотровой щели рядом со своим товарищем.

— Свет. Видишь, там, среди деревьев за рекой? Движется. Две точки света. Видишь?

— Фонарики?

— Движутся совершенно синхронно. И очень ярко светят. Сдается мне, что это фары одной машины.

Василий Михайлович уставился на товарища.

— Не может быть такого. Да на сто километров ни у кого кроме нас ходовой техники не осталось.

— Да я не спорю. Но только это явно какая-то машина. Причем, фары ксеноновые, таких и у нас нет.

— С чего ты взял что ксеноновые?

— Помню, — вздохнул Эмиль. — У отца на джипе ксеноновые стояли. Я хорошо это помню. Он очень хвастался, когда я в отпуск приезжал домой в Чистополь.

Эмиль, последний раз в родном Татарстане был еще до катастрофы. Ему воспоминания об отце дались очень тяжело.

Ярко-голубой свет фар хаотично гулял среди черных силуэтов деревьев. Лучи били то в небо. То в сторону, то вниз, то один становился выше другого, то они били прямо в глаза дозорных, заставляя жмуриться. Из этого хаоса четко явствовало, что это действительно машина, которая движется по очень пересеченной местности. И движется прямиком в их сторону.

— На чем могут стоять ксеноновые прожектора? — спросил Николай.

— На бронетехнике, — мрачно ответил Гусляков. — Ничто другое по этому лесу двигаться не сможет. — Он снова потянул на себя микрофон рации. — Центральный пост! Я Кордон девять! Срочно прошу на связь!

— Я центральный пост. Что случилось опять?

— Общая тревога!

* * *

Странного вида вездеход вырвался, наконец, из лабиринта деревьев и медленно стал спускаться по пологому склону берега закованной в лед и покрытой снегом реки. У вездехода были очень широкие гусеницы и легкие, ажурные опорные катки, совсем не похожие на колеса от бронетехники. Размером машина была почти с БМП. Однако никаких признаков вооружения на ней не было видно. Остатки давно облезшей краски на корпусе говорили о том, что когда-то он был покрыт хромом. Сам корпус имел угловатую трапециевидную форму, чья ровная крыша представляла собой разделенную на одинаковые квадратные секции матовую поверхность какого-то черного материала. С обоих бортов корпуса имелись два странных цилиндра, направленных вверх. В передней части виднелись прикрытые защитными козырьками смотровые щели из черного непроницаемого стекла. Машина двигалась практически бесшумно. Хруст снега под широкими траками гусениц был громче, чем тихое монотонное урчание силовой установки. Вездеход остановился у реки. Его фары стали поворачиваться в своих глазницах, прощупывая темноту снежной ночи. Затем снова начал движение. Удельное давление машины было очень не велико. Она буквально скользила по снегу, совсем не проваливаясь в него своими широкими гусеницами.

Вездеход быстро пересек Оку и стал подниматься по склону противоположного берега. Далеко впереди, свет фар выхватил из темноты призрачные силуэты строений. На пути явно был город. Можно было подумать, что он заброшенный, но когда машина выбралась на ровную поверхность, то в свежевыпавшем снегу отчетливо виднелись следы проваливающихся ног и лыжная колея. Кто-то совсем недавно тут прошел. Причем не один. Но, по крайней мере, один из них был на лыжах. Вездеход снова остановился и стал шарить фарами. Ярко-голубой свет выхватил из темноты большой фанерный щит, воткнутый в снег. На щите красовалась наспех сделанная охрой надпись: «ЕСЛИ ТЫ ПРИШЕЛ С МИРОМ, ОСТАНОВИСЬ И ПОГАСИ СВЕТ».

Вездеход перестал гудеть двигателем. Фары погасли. Внезапно, со стороны призрачного города вспыхнуло несколько прожекторов, чьи лучи были направлены прямо на машину.

* * *

Гранатометчик Степан подпер фанерный щит своими лыжами, которые не давали ему упасть от ветра. Гусляков, Васнецов, Слава Сквернослов и трое патрульных, включая Степана, прятались за надписью на фанерном щите.

— Я никогда ничего подобного не видел, — произнес сквозь защищающую, в том числе и от холода ватно-марлевую повязку Слава, который глядел на странную машину через дырку, вокруг которой была намалевана последняя в надписи буква «О».

— Я тоже, — кивнул капитан. У него было свое смотровое отверстие.

Николаю было очень любопытно тоже посмотреть, но больше отверстий в щите не было. Он поднял воротник своего бушлата, и стер рукавицей налипший на пластмассовое стекло защитных очков снег.

Когда машина погасила фары, и поднятые по тревоге дружинники на боевых постах включили прожектора, капитан обратился к прятавшимся за щитом людям:

— Я выхожу. Степан, бери его на прицел. Остальным оставаться на месте и быть готовыми ко всему.

Гусляков вышел из укрытия, держа автомат наготове, но направив ствол вниз. Он встал перед странной машиной и, медленно подняв одну руку, помахал ею. В корпусе вездехода отварилась дверь, и оттуда стал выбираться человек в странном белом облачении.

— Ядрить твою… — Воскликнул Слава, толкая Николая. — Это же скафандр! Падлой буду! Натуральный скафандр!

Человек действительно был облачен в белый пухлый скафандр. На голове был шлем. Человек вдруг быстро двинулся в сторону капитана. Тот машинально схватился рукой, которой только что приветливо махал, за цевье Калашникова. Человек в скафандре понял свою оплошность и остановился, подняв руки. Затем судорожно стал что-то нащупывать у себя на шее и наконец, снял с себя шлем, открыв взору людей уже не молодое, заросшее бородой лицо. Глаза у него слезились. Толи от света прожекторов, то ли по какой-то другой причине.

— Это Россия?! Вы русский?! Это Калужская область?! — воскликнул он.

— Да, — капитан кивнул.

С правой стороны вездехода вышел еще один человек в скафандре. Он подошел к своему товарищу.

— Юра! Мы дошли! Ты понимаешь! Мы дошли! Мы нашли их, Юра!!! — вопил он возбужденный от радости и тряс своего напарника за плечи. Теперь было ясно, от чего он плакал.

Николай не стал дожидаться приказов командира и вышел из укрытия. Он подошел к капитану и с любопытством разглядывал эту странную пару.

Второй человек из вездехода тоже снял шлем. Он был ровесником первого и тоже очень давно не брился. Человек как-то смущенно посмотрел на стоявших перед ним вооруженных людей и, кивнув, сказал:

— Здравствуйте.

— Откуда вы? — спросил Капитан.

— Из космоса, — ответил Юрий.

— Откуда?!

— Из космоса, — повторил тот. — Мы российские космонавты.

 

3. Всеми забытые

За поворотом освещенной гирляндой тускло светящих ламп траншеи что-то загрохотало.

— Какой мутант кастрюлю в проходе поставил а?! — раздался возглас.

— Кто там орет? — другой голос.

Молодой худющий часовой, чей пост был в траншее, ведущей в подземелье гарнизонного дома офицеров, встрепенулся и вскочил с ящика, поправляя висящий на плече карабин. Траншея сворачивала к казармам дружинников, и что происходило в пяти метрах от него, часовой видеть не мог. Правда, он должен был ходить по этим поворотам от одного поста к другому, но после двух часов у него заболели застуженные ноги.

— Нахрена кастрюлю поставили тут, спрашиваю?! И что за дерьмо в ней?!

— Да кто разорался там? Славик, это ты что ли мать твою?!

— Да нет родной, это твою мать! Что это за баррикады?!

— Щас уберу, не кипиши!

— Фу! А вонизма какая! Вы в нее гадите что ли?

— Дайте поспать уроды!!! — раздался бас откуда-то из глубины.

В траншее, наконец, показалось два одетых в камуфляжи молодых человека. Высокий блондин с улыбчивым и обветренным лицом и среднего роста брюнет помоложе, с большими и вечно задумчивыми черными глазами и щетиной на лице.

— Опа! — воскликнул блондин, глядя на юного часового. — Слышь Колян, а тут засада поджидает!

— Прохода нет! — деловито заявил юноша с карабином.

— Погляди, Колян, еще одна кастрюля на дороге. На сей раз говорящая и с пушкой.

Часовой снял с плеча карабин.

— Валите отсюда.

— Ты чего, салабон, вообще рамцы попутал? Перед тобой сам Славик Сквернослов и Коля Васнецов.

— Да мне параллельно, — с вызовом бросил юнец.

— Щас будет перпендикулярно. Уйди с дороги, — нахмурился Сквернослов.

— Запрещено! Карантин! Я при исполнении! Я стрелять буду!

— Да в голову себе выстрели! Какой к лешему карантин?!

— Инопланетян поймали! Секретно! Валите отсюда!

Молодые люди, какое-то время, молча и с изумлением, смотрели на часового, пока, наконец, Слава не схватил Николая за плечо и, согнувшись, стал громко хохотать.

— Нет, ты слышал это Колян?! А-ха-ха! Инопланетян поймали! Ой нимагуу!!! Ой я щас обделаюсь от смеха!!! Ой, блин, Петренко, тащи сюда свою кастрюлю, я в нее навалю щас!!!

— Да ладно тебе, Славик, — вздохнул Николай. Ему было неловко за своего названного брата. Юнец с карабином был одним из немногочисленного поколения людей, родившихся после катастрофы. Николай всегда сочувствовал им. Они не знали солнца. Не знали весны. Не знали купания в реке. Они не знали ничего кроме жгучего холода, подвалов и этих накрытых досками траншей. Новое поколение рождалось с множеством врожденных болезней. Многие рождались мертвыми. Многие умирали в ближайшее время. Николай знал, что и до катастрофы, проблемы с окружающей средой и некачественными продуктами, привели к тому, что большинство новорожденных имели те или иные патологии, но это ни шло ни в какое сравнение с тем, что ждало рожденных в новой эре. Но иногда Николай завидовал им. Они знали только один мир. И им не о чем было тосковать, так как им не с чем было сравнить окружающую действительность. И хотя Васнецов очень смутно помнил прошлое, в силу своего малого возраста тогда, он всегда ощущал непрекращающуюся тоску по утерянному безвозвратно.

— Это не инопланетяне. Это космонавты. — Пояснил Николай бледному и худому часовому. — Мы их задержали сегодня. Хотели поговорить с ними. А то их сразу увели.

Раздраженный юнец, после того как с ним стали нормально разговаривать, немного смягчился и снова повесил карабин на плечо.

— Ну, я, в самом деле, не имею права. Там дальше вообще спецназ охраняет. Говорю же, карантин. Запрещено до выяснения.

— Что тут у вас, ребята? — за спиной часового появился профессор Третьяков, сразу удалившийся с блокпоста вместе с космонавтами, которых дружинники повели прямиком в штаб.

— Да мы с задержанными пообщаться хотели, — сказал Сквернослов.

— Нельзя, ребята. Они в карантине.

— Я же говорил! — воскликнул юнец.

— Сейчас их моют, бреют, кормят. В общем, в порядок приводят. Потом их врачи осматривать будут. Мало ли что. Ну и до выяснения личностей, никаких контактов. Сами понимаете, они лазутчиками чьими-нибудь могут вполне оказаться.

— А скафандры где они взяли? — скептически покачал головой Слава.

— Пойдемте ко мне. Там поговорим, — махнул морщинистой рукой Третьяков. В другой руке он держал какой-то бумажный пакет.

* * *

Профессор жил в подвале городской библиотеки. Здесь обитала вся, так называемая интеллигенция Надеждинска. Те, кто обучал молодежь, не давая в этом крохотном мирке прорости зернам безграмотности и невежества. Старались они на совесть, насколько это было возможно в сложившихся условиях. Учебные классы были для удобства организованы рядом. Комната профессора оказалась довольно большой. Здесь было хорошее освещение. Много книг на деревянных стеллажах. На столе тоже были книги и, в центре стоял большой, побледневший от времени глобус. Под армейской железной кроватью проходила труба с водой. Она опоясывала весь подвал, проходя по жилищам людей, и у входа прогревалась печкой, возле которой находился внутренний пост охраны.

— Вы чего после вахты не отдыхаете? — спросил профессор, вешая пальто на ржавый гвоздь у двери. — Вам же с утра в лес идти на заготовку дров.

— Так, любопытство, — улыбнулся Николай. — Такое событие все-таки. Космонавты. А мы как-никак к этому событию причастны.

— Понятно, — хмыкнул старик. — Ну, присаживайтесь. Есть не хотите?

— Нет, спасибо, — молодые люди замотали головой. — А вы разговаривали с космонавтами? Вы же у нас главный по науке. Вам сам Бог велел.

— Разумеется, — улыбнулся профессор. — Есть у меня такие полномочия. И я с ними немного пообщался. Предварительная беседа, так сказать.

— Ну, и! — глаза молодых людей заблестели от нетерпения.

— Давайте по порядку. Мы ведь совсем забыли, что незадолго до войны, буквально за считанные дни, отправили в космос специальную экспедицию для подготовки освоения Луны. Уже в начале нашего трагического века, стало ясно, что за Луну предстоит нешуточная гонка. Китай, США и Россия объявили о своих интересах на этом небесном теле. И тут дело уже не просто в простом соревновательном духе, который царил во времена Сергея Павловича Королева, Юрия Гагарина или Нила Армстронга. Тут уже стратегия и долгосрочная перспектива. И хотя СССР и США в свое время объявили космос мирной зоной, на практике каждый думал о военном потенциале космоса. Все запускали спутники двойного назначения. А то и сугубо для военных целей. Американцы готовили программу звездных войн. Разрабатывали орбитальные электромагнитные пушки и боевее лазеры космического назначения. Мы запускали вооруженный орудием пилотируемый корабль. Позже в гонку вступил Китай. В 2007 году они провели успешное испытание по уничтожению спецсредством орбитального спутника. Космос был не просто сферой интересов науки. Это был военный приоритет. Кто имеет инфраструктуру в космосе, тот владеет всем миром. — Профессор с грустью взглянул на глобус. — Всем миром, — повторил он вздохнув.

— Так они на Луну летали? — спросил Слава.

— Не совсем. И да и нет. Сначала на Луну отправили грузовой корабль. Там было много оборудования. Даже специальный луноход для передвижения в нем людей. Это было сделано для того, чтобы облегчить предстоящий пилотируемый полет космонавтов и не перегружать корабль. Все оборудование ждало на Луне в посадочном модуле, который мог взлететь и доставить грузы на орбиту Луны. Потом был запущен специальный автоматический грузовой корабль. Это своего рода грузовой лифт между Землей и Луной. Он летел по орбите Земли, потом по баллистической траектории, — Третьяков провел рукой вокруг глобуса, — улетал к Луне, сбрасывал туда необходимый груз или пристыковывал к себе грузы с Луны, снова летел к Земле, огибая ее спутник, сбрасывал грузы на нашу планету и пристыковывал к себе модуль с грузами для Луны. Он, наверное, так и летает, описывая восьмерку вокруг наших небесных тел. Никому не нужный и всеми забытый. Сейчас все это звучит как-то дико и фантастически. Неужели когда-то все было по-другому? Неужели мы когда-то летали в космос и даже замахнулись на Луну? А сейчас выйти в ближайший лес, невероятный подвиг…

— М-да, — задумчиво кивнул Николай. Как раз поход до окраины леса ему скоро и предстоял.

— Потом, наконец, отправили на Луну людей. Взлетали с космодрома в Индии. Проект у нас был совместный. Да и взлетать оттуда дешевле и легче. Ближе к экватору все-таки. Летели три космонавта. Один из них индус. На следующий день случился в индийском океане сильнейший цунами. Еще более мощный, чем в 2004 году. Это была небывалая катастрофа, после которой случилось то, по сравнению с чем, этот цунами просто недоразумение. Все кончилось. И эти люди видели все из космоса. Как это, наверное, ужасно. Что хуже, находиться в рушащемся доме, или смотреть, как твой дом со всеми близкими тебе людьми рушиться, а ты ничего с этим не можешь поделать? Не можешь помочь. И тебе некуда больше идти. Они провели в космосе больше года. Наблюдали за тем, что стало с их миром. Смотрели, как планету затянуло бесконечной пеленой облаков. На Луну они, разумеется, не полетели. Не до этого. Но выбор был невелик. Доживать свои дни на орбите или вернуться на Землю. Они выбрали второе. Вызвали при помощи курсировавшего вокруг Земли и Луны грузового корабля модуль с луноходом. Сбросили его на Землю и сами оправились вниз. Приземлились они где-то в Индии. Им повезло, они наткнулись на группу выживших местных жителей. Те, узнав, что среди трех пришельцев их национальный герой, выходили отвыкших от земной гравитации людей. Потом они долго искали место посадки грузового модуля с луноходом. Потом индус остался на родине, а наши отправились в Россию. Это невероятно, но они добирались сюда почти пятнадцать лет!

— Так это они на луноходе приехали?! — воскликнул Слава.

— Совершенно верно. Я всех остальных подробностей не знаю пока. Это просто предварительная беседа была. Все подробности они поведают нам завтра, точнее сегодня вечером, на экстренном заседании совета.

— А нам можно будет на этом заседании присутствовать? — спросил вдруг Сквернослов.

— Даже не знаю, — профессор потер подбородок. — Я поговорю с командующим. Думаю, моего авторитета хватит, чтобы его убедить, — он улыбнулся.

— А это вам они дали? — Николай кивнул на бумажный пакет, который профессор принес с собой и положил на стол возле глобуса.

— Ты как всегда, очень наблюдателен, — кивнул Третьяков и извлек из пакета пачку каких-то снимков. — Вот, взгляни. Это снимки, которые они делали из космоса, на полпути к Луне. Снимали дневную сторону. Эволюция конца цивилизации.

Николай осторожно взял в руки снимки. На первом была прекрасная планета, покрытая синевой океанов, сочными и живыми, зелеными и желтыми оттенками континентов. Бархатными лоскутками белых облаков. Это был еще тот мир. Конечно, он уже имел массу проблем с экологией. В нем уже царила политическая нестабильность и экономические проблемы. Но он еще не сорвался в пропасть. У мира еще был шанс найти путь для решения всех этих проблем. Этот мир еще был живым. На следующем снимке была та же благодать живых цветов обитаемой планеты. Но было одно, бросающееся в глаза несколькими яркими пятнами, отличие.

— Это…

— Ядерные взрывы, — подтвердил догадку Николая профессор.

В нескольких уголках планеты, замерли яркие вспышки, словно пытавшиеся прожечь бумагу снимков. Камера запечатлела на века мгновение, поглотившее в ядерном огне миллионы душ. Снимок завибрировал. Васнецов понял, что это дрожат его руки. Следующий лист явил взору Землю, где светились вспышки взрывов в три раза больше чем на предыдущем фото. Еще одно фото показывало не меньшее количество взрывов в других местах. А там где были нанесены удары раньше, виднелись облака черной копоти. Картинка поплыла. Наворачивались слезы. Однако Николай продолжал перебирать снимки. Очередное фото было серым с черными разводами над Землей.

— Это цветное фото, — вздохнул профессор, — просто мир покрыт сажей и пеплом.

Черные разводы заставили думать Николая о миллионах и даже миллиардах жизней, превращенных в пепел и развеянных над родным, погрязшим в апокаллиптическое безумие миром. Это фото было самой красноречивой иллюстрацией самого страшного кошмара, до которого только мог дойти человек.

На остальных снимках была уже покрытая сплошной серой облачностью планета. На нескольких было видно странное красноватое пятно на севере.

— А это что? Тоже взрыв?

— Это какая-то аномалия в ионосфере, я полагаю. У меня есть кое-какие догадки, на сей счет. Но я пока оставлю их при себе, — ответил Третьяков. — Завтра на совете, я думаю это проясниться. И еще. Вот два снимка. На них весь земной шар не охвачен, так как снимали с близкой орбиты. Их корабль до сих пор там летает. Несколько недель назад они смогли наладить с ним связь и получить эти снимки. Как видите, ребята, наши надежды на то, что где-то бывают просветы в облаках, не оправдались. Сплошная серая завеса. И вот. Опять это овальное красное пятно. Напоминаю, что этим двум снимкам не годы, а всего несколько недель. Пятно не изменилось. И координаты у него одни и те же.

Он задумчиво взглянул на эти фотографии и, перевернув их, тихо произнес:

— Как странно, очень похоже на Юпитер.

— Так что это? И над каким местом, если одни и те же координаты? — произнес Слава.

— Если мои догадки верны, — старик провернул глобус и ткнул куда-то пальцем, — то это наверняка здесь.

Молодые люди взглянули на едва читаемую надпись там, куда указал профессор.

— Ал… Але… Аляска?

— Аляска, — кивнул Третьяков. — Но это пока только мои предположения. Завтра, думаю, многое проясниться.

* * *

Они шли домой совершенно подавленные. Просмотр этих фотографий заставил их пережить тот далекий и страшный день снова. Но тогда они не видели взрывов. Тогда они столкнулись только с последствиями случившегося. А сейчас они увидели все со стороны. Как на ладони. Вячеслав и Николай шли молча, обращая в никуда вопрос — «ЗАЧЕМ?»

Зачем это нужно было? Неужели человек настолько глуп и недальновиден? Во имя чего? И где сейчас те, кто все это заварил? Хотя степень ответственности, наверное, надо разделить между всеми. Люди жили на планете, потребляли ее, как вздумается, и угробили безвозвратно. Одни люди планомерно ковали катастрофу, другие были к этому равнодушны, третьи не были достаточно настойчивы и сильны, чтобы это предотвратить…

— И получили все, по самые помидоры, — продолжил вслух Вячеслав.

Николай остановился в темном, вырытом в земле коридоре. В дальнем конце уже виднелась, обитая звериной шкурой дверь их подвала. «Как странно», — подумал он, — «Мы думаем об одном и том же. Даже мою мысль он высказал».

— Слава.

— Чего?

— Неужели все действительно кончено? Все двадцать лет я думал, что все-таки для чего-то мы живем. Что еще что-то может быть в будущем. Но сегодня, я вдруг осознал, что все это пустое. Что мы лишь глупо цепляемся за давно закончившуюся жизнь, но лишь продолжаем болезненную агонию. А зачем?

— Ты охренел? Еще раз такое от тебя услышу…

— А разве ты так не думаешь? Ведь все твое постоянное веселье… Все твое чувство юмора, это лишь маска! Ты отгораживаешься от своих страхов, потому что боишься признаться самому себе, что думаешь точно так же!

— Сейчас врежу…

— Да оглянись вокруг!

— Оглянулся! Я оглянулся, истеричка ты эдакая! И знаешь, что я увидел?! Я увидел двух людей, на глазах у которых весь мир канул в бездну! Но они спустились в этот серый мир из безмятежного космоса и за каким-то хреном двадцать лет искали дорогу к нам! Потому что они не потеряли в себе человеческое! Потому что они не размазывают сопли по собственной морде, а верят в жизнь. Верят в то, что пока они живут, жизнь продолжается! Черт тебя подери, Коля! Человечество уже пережило один ледниковый период! И тогда люди даже писать не умели. У них автоматов не было! Охотились с палками на мамонтов и жили. И верили в жизнь! Рисовали кабанчиков в пещерах какими-то какашками и построили цивилизацию!

— И что с ней стало?! Тот холод был естественным! Он наступал тысячелетия! Люди не замечали его, успевая привыкнуть! Это не их рук дело было! А сейчас? Да люди должны исчезнуть с земли, за то, что они с ней сделали! — Николай вдруг зарыдал. Совсем по детски. Отчаянно.

— Коль. Колька. — Вячеслав с сочувствием посмотрел на давно ставшего ему младшим братом человека. — Братишка, успокойся. Я бы обнял тебя, но если кто увидит, подумают, что мы эти…

— Иди ты к черту! — дернул плечом Васнецов. Ему просто захотелось оказаться в далекой и безлюдной глуши, чтобы никто не видел происходящего с ним. Было очень стыдно. Было безнадежно больно.

Дверь подвала приоткрылась, и оттуда показался часовой из внутреннего поста охраны.

— Ребята, ну имейте совесть, сами не спите и другим не даете! — недовольно произнес он. — Люди уже жалуются.

— Калитку закрой! — огрызнулся Сквернослов.

Часовой запер дверь, что-то бормоча в адрес Вячеслава.

— Коля. Я кое-что странное заметил во взгляде профессора.

— Чего, — всхлипнул, утирая слезы, Николай.

— Какой-то живой огонек. Я не помню его таким. И я это заметил, когда мы у него сидели.

— К чему ты клонишь, не пойму.

— В его взгляде я прочитал НАДЕЖДУ! Понимаешь! И сдается мне, что это как-то связано с тем красным пятном над Аляской! Он ведь очень умный человек! И просто так у него надежда во взгляде не появится! И космонавты не зря сюда ехали! Они что-то знают!

— Что тут знать? Планету ядерными ракетами разутюжили. Какая к чертям собачьим надежда?

— Пока мы живем, жизнь продолжается. А если есть жизнь, есть и надежда. Пошли. Скоро подъем, а мы еще не спали.

Они тихо прошли в свое жилище, стараясь не обращать внимания на злобное ворчание часового, обещавшего доложить коменданту о нарушении режима и об оскорблении при исполнении. Из некоторых «квартир» тоже доносилось недовольное ворчание. Молодые люди вошли в свое жилище и как есть, в одежде, улеглись на свои койки. Не прошло и пяти минут, как Сквернослов захрапел. Коля уснуть не мог. Он ворочался некоторое время на предательски скрипящей койке и затем сел, уткнувшись лицом в ладони. Он понимал, что не уснет. Его съедала депрессия. Тревожные мысли рвали душу. Да и храп этот доканывал. Васнецов вышел из своего жилища и направился к выходу из подвала.

— Ты куда? — спросил часовой внутреннего поста.

— Я на блокпост. Я там рукавицы сегодня забыл.

— Ты спятил? Нельзя одному через снежный тоннель. Потерпи до утра.

— Руки мерзнут.

— Я сейчас дров подкину в печку. Иди спать.

— Я схожу. — Настаивал Николай тоном, не терпящим возражений.

— Эх, влетит мне за это, — недовольно вздохнул часовой и, поднявшись, зазвенел связкой ключей. Он открыл стоявший рядом оружейный шкаф и достал оттуда автомат. — Это твой?

— Мой, — кивнул Васнецов.

— Держи. И давай осторожней там.

— Спасибо.

Васнецов двинулся по привычной траншее в сторону блокпоста. Освещение в переходах было практически все погашено ночью. Горела лишь каждая десятая лампа в вереницах гирлянд. Однако Николая знал этот коридор наизусть и в темноте ориентировался неплохо, как и должен ориентироваться человек, всегда живший в полумраке подвалов, лишь изредка выходящий на сумеречную поверхность, спрятанную навеки от яркого солнца тяжелой и непроницаемой завесой свинцовых туч. Он шел довольно уверенно, пока не достиг резкого поворота траншеи, уходящей к центру города. В сторону блокпоста уходил резкий подъем с обложенными досками земляными ступенями, которые вели в снежный коридор. Там не было даже этих редких и тусклых ламп. И стало страшно. Он вспомнил историю с пропавшими дозорными. Теми, что пошли в странным образом появившийся снежный коридор. Николай медленно поднялся по ступенькам и в нерешительности смотрел в чернеющую пустоту перед собой. Фонаря у него не было. Это была непозволительная роскошь в их мире. Фонарями обладали только искатели и старшие офицеры. Еще патруль и командиры дозоров. Можно было пойти с лучиной, но прихватить ее дома Коля не догадался. А идти в темный коридор было страшно. Что если вдруг, там появилось загадочное ответвление? В темноте он запросто может его не заметить и войти в него машинально.

Некоторое время колебавшись, он все же двинулся в темноту. Он вдруг ощутил удовольствие от собственного страха. И еще большее удовольствие ему дарило то, что вопреки страху он идет вперед. Однако эта эйфория резко закончилась, когда он почувствовал острый холод справа. Оттуда тянуло слабым ветром. Николай медленно вытянул в ту сторону руку и ощутил пустоту. Стенки снежного тоннеля не было. Теперь страх на дарил удовольствия выбросом адреналина. Теперь страх бил по коленям и неприятно щекотал спину. И словно ведомый некой гипнотической силой, он шагнул в темноту. Он не понимал, что заставляет его идти вперед, в неизвестный тоннель, но он шел, пока не услышал какие-то звуки. Кто-то шепчется? Николай передернул затвором автомата.

— Стоять! Пароль! — раздался крик откуда-то из глубины.

Васнецов опешил. Люди? И голос знакомый.

— Я не знаю нового пароля! — не своим голосом воскликнул Николай.

— Тогда лови гранату!

— Стойте! Это я, Васнецов!

В лицо ударил яркий свет фонаря.

— Черт! Колька! Ты какого рожна тут бродишь?

— Бессонница замучила, — ответил Николай. Оказывается, не было никакого загадочного ответвления. Он все это время шел на блокпост, а все эти фокусы с ощущениями над ним провела его собственная психика.

— Заходи.

Николай вошел в знакомое помещение и споткнулся о гитару. Та вздрогнула характерным звуком.

— Осторожнее.

— Ладно. — Васнецов сел на свободный ящик и вздохнул с облегчением. Все лица, которые можно было разглядеть в свете горящей лучины, были знакомыми и, совсем родными.

— Ну что, Колька, думаешь, еще космонавты прилетят? — Засмеялся начальник смены.

Николай лишь улыбнулся в ответ.

— А вы серьезно, белого медведя видели?

— Да, — Васнецов кивнул.

— Вот чудеса. А у нас все спокойно. Даже вьюга стихла.

— Это хорошо. Нам сегодня за дровами идти, — вздохнул Николай и взял в руки гитару.

Это была видавшая виды семиструнка, уже очень давно потерявшая свой лакированный лоск. Из семи струн, настоящими были только две. Вместо остальных были натянуты жилы из полевки и лески разной толщины. Николай провел по струнам. Гитара жутко расстроенная.

— А ну, сбацай чего-нибудь, раз уж пришел. Ты же умеешь.

— Сейчас, настрою только. — Николай принялся терпеливо настраивать гитару, думая тем временем о тех космонавтах. Всеми забытые люди. Какой неведомы путь прошли они от этой далекой Индии? Что довелось им увидеть за время их странствий. И что странно, они ведь будто целенаправленно двигались сюда, в бывшую калужскую область. Один из них ведь так и сказал: — «Это калужская область?». Каким образом они дорогу нашли? Ведь в новом мире компасы показывали куда попало. А два компаса никогда не покажут одно и то же направление. Что-то странное во всем этом. Что двигало этими людьми? Отчаяние? Надежда? Какая-то важная миссия? Какие знания они принесли? Что поведают?

Он еще раз провел по струнам рукой. Теперь гораздо лучше. Душевное состояние Николая напомнило ему только одну песню, и он неторопливо затянул:

Он играл на гитаре с каким-то ожесточением, стараясь делать упор на басах. В итоге лопнула струна. Но песня уже закончилась.

Все дозорные молча смотрели на Николая какими-то пустыми глазами. Наконец старший тихо заговорил:

— Знаешь, Николай, если бы не уважение к тебе, и к памяти твоего отца, то дал бы тебе по башке сейчас этой гитарой.

— За что?

— За эту хрень. И так на душе всю жизнь такое, что хоть вешайся, еще и ты тут эту гадость поешь. Иди-ка ты домой, спать…

 

4. Новый день

— Вы, конечно, выходите на древозаготовку не в первый раз и должны основные правила знать как собственное имя. Но устав нашей общины предписывает проводить инструктаж всегда и со всеми, невзирая на опыт. И я вам в очередной раз повторяю. — Гусляков ходил перед строем из восьми человек. Сам он был одет в ватники и теплый бушлат. На голове меховая шапка. Защитные спортивные очки. Шерстяной шарф. На ногах валенки. Рядом, в снегу торчали укороченные широкие лыжи и пара лыжных палок. За спиной автомат. Все эти люди, в том числе капитан и Николай Васнецов, жили в одном подвале. И именно для своего подвала они сегодня должны были заготавливать дрова. Все были одеты подобно Гуслякову.

— Итак, — продолжал капитан. — В первую очередь мы собираем валежник. Во вторую очередь, сухие и мертвые деревья. Живые деревья рубить запрещено. Хвойные деревья рубить запрещено. Сухие деревья, на которых есть гнезда птиц, рубить запрещено…

Сквернослов, стоявший в общем строю, усмехнулся. Последний раз люди видели живых птиц лет десять назад. Но инструкции были написаны гораздо раньше.

— Дерево, даже сухое, в котором есть большое дупло, может быть домом для рыси. Такие деревья рубить запрещено. Стрелять животных, кроме случаев неизбежного нападения со стороны зверей, запрещено. Можно стрелять только крыс и люпусов. Других животных можно убивать только в городской черте и на территории бывшего аэродрома. Дразнить и провоцировать животных в лесу запрещено. Собирая деревья, внимательно смотрите на срубы и спилы. Если годовые кольца имеют оранжевые или красные прослойки, и при этом очень неровные и с внутренними язвами — такие деревья брать запрещено. В них концентрация радионуклидов. Их нельзя жечь. Их нельзя использовать. Их кора не годится для отваров, так как опасна для человека. Вопросы есть? Вопросов нет. Вперед.

Капитан надел лыжи и двинулся впереди процессии. Семь человек двинулись следом, таща за собой большие сани, чьи полозья предварительно смазали воском. Эмиль Казанов был замыкающим. У него на шее висел АКСУ и на портупее болтались пять ручных гранат. В лесу могло произойти всякое.

— А если мы того белого медведя встретим? — спросил Слава у впереди идущего командира.

— Нам его шкура пригодится, — этот ответ был исчерпывающим.

Погода была спокойная. Без ветра. Небо был привычно серым. Пейзаж был как всегда белым. Свежий снег хрустел под ногами и не давал своей белизной быть дню совсем темным. Николай оглянулся назад. Из снежного покрова торчали серые дома с пустыми глазницами окон. Некоторые здания были частично разрушены. Последствия боев с теми, кто нападал на общину. Последствия того, что никто больше дома не ремонтировал. Ветра подтачивали их, и здания неминуемо уступали силам природы. Сейчас этот пейзаж был каким-то неестественным. Торчащие из снега дома казались совсем лишними и никак не гармонировали со скупым на цвета миром вечной зимы. Только вращающиеся лопасти ветряного генератора в центре, напоминали о том, что в этом мертвом городе есть какая-то жизнь. Он видел свою пятиэтажку. Там когда-то жил он. Там когда-то жили его родители. Теперь остался только он и его названный брат Слава. И все что они могли себе позволить, это темный подвал, где хоть как-то можно было не замерзнуть.

Николай вздохнул, продолжая идти и тащить сани. Ему было трудно думать о чем либо. Сейчас он очень хотел спать. Он ругал себя за то, что не отдохнул после дозора на блокпосту. Славик выглядел бодрее. Он хоть пару часов поспал. А вот Николаю было совсем тяжело. Он чувствовал непреодолимое желание упасть в снег и уснуть. Сняв рукавицу, зачерпнув ладонью свежий снег и растерев его по лицу, он почувствовал некоторое облегчение. Однако длилось это чуть больше минуты, и он снова потянулся за снегом.

— Что, братишка, колбасит? — ухмыльнулся Сквернослов.

— Спать хочу, — простонал Николай.

— На том свете выспимся.

— А мы, на каком свете?

— Ты опять за свое, нытик?

— Иди к черту.

— Да ладно, Колян. Сейчас дровишек соберем. Вернемся и спи. До завтра у нас работы не будет. — Вячеслав хлопнул Васнецова по плечу и тот едва удержался на ногах. — Э брат, совсем плохо дело. А ну полезай в сани. Ребята не против? — он обратился к остальным древозаготовщикам, которые тянули сани. Те замотали головами.

— Пусть ложится в сани и поспит. Дорога немного вниз уходит. Тащить не тяжело пока. — Сказал кто-то. Николай даже голоса не различал.

— Я в порядке, — пробормотал он.

— Как какашка в кофеварке, — срифмовал Сквернослов. — Ложись в сани и спи!

— Отвали. Сказал я в норме. — Николай не хотел мириться со своей слабостью. И если он поддастся уговорам брата и своему непреодолимому желанию поспать, то никогда он себе этого не простит.

Васнецов еще раз посмотрел назад. Оказывается, они прошли уже приличное расстояние. Виднелись темные точки идущих от города групп древозаготовщиков с других домов. Это немного скрасило гнетущее ощущение того что во всей вселенной, он и несколько человек идущих рядом, единственные живые существа.

Он снова вздохнул, растер по лицу снег и опустил голову. Какое-то время Николай смотрел, как его лыжи обгоняют друг друга. Он не заметил, когда все остановились и стукнулся головой о спину впереди идущего.

Оказывается, они уже были на окраине леса. Впереди было много валежника, после ночной бури.

— Так, — сказал Гусляков. — Берем инструменты и начинаем работу. Далеко не расходиться. Всем быть на виду друг у друга. Славик. Присматривай за братом. Он вообще что-то никакой.

— Я в порядке, — буркнул Васнецов.

Все принялись разбирать лежащие в санях инструменты. Началась работа. Тихий и неуютный лес наполнился звуком топоров и взвизгиванием ручных пил. Вооружившийся топором Николай бессмысленно бродил между поваленными деревьями, не зная с чего начать. Тогда он решил собирать Ветки поменьше, которые не надо рубить или пилить. Собрав одну вязанку, он свалил ее в сани.

— Коля! Да ты даже на годовые кольца не посмотрел! — окрикнул его Вячеслав.

Николай молча вернулся и, принялся перебирать собранные им ветки. Следов радионуклидов не было. Он побрел за следующей партией. Теперь он был более внимательным. Свалив вторую вязанку, он отправился за третьей. Пришлось отойти подальше. Николай собирал ветки, отходя все дальше и дальше, делая свою работу без всякого энтузиазма, автоматически, как сомнамбула. Он даже не заметил, как оказался в небольшой ложбине. И некоторое несоответствие царившей в окружающем мире цветовой гамме он тоже не сразу заметил. Очень много красного цвета было в этой ложбине. Николай снова растер снегом лицо. Ветки посыпались под ноги. Из глотки накатил рвотный спазм. Вокруг был окрашенный кровью снег. Чуть подтопив теплом снежный покров, лежали куски разорванной плоти. Местами виднелись клочья густого меха, бывшего, видимо, еще недавно белым. Прямо на Николая смотрела окровавленная голова могучего полярного медведя. Только одна голова. Все туловище зверя было разорвано в клочья. Пасть животного была распахнута в последнем предсмертном агонизирующем реве. Глаза, полные животного страха, не свойственного такому зверю, были широко открыты.

— Ничего себе! — Сквернослов, заметив что Николай пропал из поля зрения, бросился его искать. И нашел. Теперь он стоял позади Васнецова. — Уж не наш ли это медведь?

Николай ничего не ответил. Только сделал шаг назад.

— Михалыч! — крикнул Вячеслав.

Капитан не заставил себя долго ждать. Следом за ним шел Эмиль.

— Кто такое мог сделать с медведем? — испуганно заговорил Николай.

— Может люпусы? — предположил Казанов.

— Люпусы вроде поодиночке охотятся, — мотнул головой капитан. — В стае они друг друга жрать начинают. А один не в силах справится с таким зверем. Мне так кажется.

Гусляков принялся медленно ходить между останками белого медведя, озадаченно глядя на кровавый снег.

— Да тут даже следов никаких! Он будто просто взорвался изнутри! — Капитан стал тыкать в снег лыжной палкой. — Чертовщина какая-то!

Внезапно, в одном месте, после удара палкой снежный наст осыпался, открыв широкую и глубокую нору. Все сразу вспомнили об истории с загадочном туннелем, в котором пропали дозорные несколько лет назад.

— Эмиль, остаешься со мной. Ребята, быстро возвращайтесь к саням, собирайте остальных и в город. Немедленно! Сообщите первому дозору. Пусть сразу сюда вышлют штурмовой отряд! Живее! И Сани с собой прихватите!

— Но Михалыч! А как же вы тут… — возразил, было, Вячеслав.

— Я два раза повторять не буду! Это приказ! — рявкнул капитан.

Васнецов и Сквернослов бросились прочь из ложбины.

— Думаешь, это, то самое? — спросил Казанов у Гуслякова. Он явно имел ввиду эту историю с загадочным снежным тоннелем.

— А черт его знает, — капитан осторожно заглянул внутрь. Нора была такая, что в нее мог свободно войти человек. И конца ее видно не было.

Вдруг, снег за спиной Гуслякова брызнул фонтаном в разные стороны и в спину ему вонзился длинный и острый клюв какого-то лоснящегося, желтоватого червя небывалых размеров.

— Михалыч! — Эмиль бросился к товарищу, пытаясь снять его с этой пики. Он взял капитана за руки и потянул на себя, но в этот момент, разрывая живот, из Гуслякова показался этот чудовищный клюв, который стал раскрываться тремя челюстями. Сейчас он разорвет капитана на части. Эмиль это понял.

Превозмогая невероятную боль, Гусляков схватил обеими руками, висящими на портупее Казанова две гранаты, и, прохрипев: — БЕГИ, — рванул их на себя.

Эмиль не мог бросить друга, с которым был все эти годы, с которым они служили в одной роте еще до катастрофы. Но он понимал, что сейчас произойдет взрыв. Он отпрыгнул в сторону и взрыв произошел. Казанов почувствовал, как обожгло осколками ноги и как увлажняются в том месте его ватники от крови.

Капитана разорвала на части взрывом. Но он, пронзенный страшным жалом, был уже обречен. Червь дергал своей узкой головой и уже полностью вылез из снежного укрытия. Он был колоссальных размеров. Около шести метров в длину. Неприятного желчного цвета, покрытого какой-то полупрозрачной слизью. Взрыв все-таки ранил его. У основания клюва зияло несколько рваных ран, откуда сочилась густая светло-оранжевая субстанция. Существо рванулось к Эмилю. Он перекатился и принялся стрелять из автомата по твари. Червь не издавал никаких звуков. Только снег шуршал от его судорожных движений, вызванных новыми ранами.

Рядом загрохотали еще два автомата. Николай и Вячеслав вернулись. Существо то сворачивалось кольцом, то выпрямлялось как пружина. Подоспели остальные члены группы и открыли огонь…

* * *

— Две гранаты РГД-5. Пять полных рожков. Четыре из них калибра 5.45, один 7.62. Только тогда эта тварь издохла. — У Сквернослова был совсем мрачный вид. Перед глазами все еще стояла картина, с растерзанным телом командира. — Капитан Гусляков погиб. Эмиль Казанов ранен.

Председатель совета, командующий гарнизоном общины, генерал Басов слушал молча. Ему было уже под шестьдесят. Черная повязка скрывала правый глаз. Он был когда-то летчиком. Он пролетал возле Обнинска, когда справа сверкнула вспышка взрыва, выжегшая ему глаз и превратившая всю правую сторону лица в сплошной ожог.

Вышло так, что профессору не пришлось просить совет о присутствии Николая и Владислава на экстренном заседании совета. Руководство общины само настояло на этом, ввиду последних событий в лесу сегодня. Когда Сквернослов закончил свой доклад, генерал кивнул ему, дав понять, что он может садиться.

Заседания совета проходили в бомбоубежище, расположенном под гарнизонным домом офицеров в центре города. Здесь был просторный и хорошо освещенный зал и все условия для деятельности командования в случае большой войны. Правда, никто тогда не пытался предсказать, сколько этот период будет длиться.

— Что скажет ученый совет? Вы уже провели осмотр существа? — Басов ходил из стороны в сторону между массивным столом и стеной, на которой висела большая карта мира. Того мира, который был когда-то.

С места поднялся профессор Третьяков, который возглавлял ученый совет общины. У него была наиболее высокая ученая степень из всех ныне живущих людей в городе.

— Не вставайте, Михаил Вениаминович. Говорите с места, пожалуйста, — попросил генерал.

— Хорошо, — Третьяков сел на свой стул. — Мы провели тщательный внешний осмотр и препарирование этого червя.

— И с чем мы имеем дело?

— Точного ответа мы не можем дать. Если с эволюционным предшественником крыс-мутантов и люпусов все ясно, то это существо полная загадка. Мы знаем только, что он передвигается под снегом. Причем делает очень хитрые ловушки. Полагаем, что к исчезновению дозорных несколько лет назад причастно подобное существо. Его кровь весьма токсична. А сам червь очень живуч. Что подтверждают слова Вячеслава и Николая. В этой связи вспоминаются рассказы искателей, которые встречали кочевников на востоке, рассказывающих о странных и больших снежных червях в районе Новомосковска. Раньше этим байкам никто не верил, поскольку никто этих червей не встречал. Но сейчас следует воспринимать эти истории иначе. Давайте вспомним, что было в Новомосковске до войны. Это многое может объяснить.

— И что там было? — Спросил один из членов военного совета общины, облаченный в старую полковничью парадную форму.

— Огромный химический комбинат. Вспомните предприятие «А-Зот». Там производились минеральные удобрения, аммиак, продукты органического синтеза, хлор, каустическая сода, азотная кислота, метанол и еще много чего. А еще «Новомоскбытхим», «Органиксинтез», «Полимер-Ко», и это только то, что я могу сейчас вспомнить. В районе города имеются карстовые пещеры, в которых, под воздействием не только радиации, но и обилия химических выбросов, вполне могла зародиться эта новая форма жизни.

— Что вы можете предложить? — Басов остановился и взглянул на профессора.

— Определить вероятные пути проникновения червя в город, и установить с равным интервалом частокол. Нужны длинные ровные палки, которые можно воткнуть в снег до самого грунта. Осмотр тела существа позволяет нам предполагать, что в твердом грунте черви передвигаться не могут. Частокол должен торчать из снега на метр. Чтобы легче было заметить, если какие-то прутья исчезли или погнуты. Двигаясь в снегу, черви непременно наткнутся на эти палки, что будет заметно. По крайне мере можно хоть как-то узнать, если такая тварь проникнет город. В лес теперь следует ходить с тяжелым вооружением. Думаю, древозаготовщики, во время работы в лесу, должны расстилать вокруг себя листы железа.

— Вы представляете, какой это объем работы, установить частокол? — взмахнул руками полковник.

— А у вас есть лучше предложения?

Полковник ничего не ответил.

— Михаил Вениаминович, у вас есть, что добавить по этому вопросу? — спросил генерал.

— Пока нет, — мотнул головой профессор.

— Хорошо. Частоколом займемся завтра же. Думаю, целесообразно будет отправить людей для разбора полуразрушенных зданий. Там много арматуры и старых прохудившихся труб. Железные листы можно взять с самолетов на аэродроме. Теперь перейдем к следующему вопросу на повестке дня. Старшина, — генерал обратился к охраннику, сидящему у входа в зал, — пригласите наших гостей.

— Есть! — старшина резко поднялся и исчез за дверью. Через несколько секунд он появился в сопровождении двух космонавтов. Им дали самую распространенную в Надеждинске одежду. Солдатский камуфляж. Теперь, после того как их подстригли, побрили и дали возможность принять ванну, их было практически не узнать. Николай с интересом взглянул в их сторону. Оба были невысокого роста, что и понятно, поскольку в космических кораблях острый дефицит свободного места.

— Прошу, присаживайтесь, — Басов указал на два, приготовленных для гостей стула.

Космонавты кивнули и сели на свои места.

— Пожалуйста, представьтесь. Я и профессор Третьяков уже знакомы с вами. А вот остальная аудитория нет.

— Юрий Алексеев, — встал круглолицый человек, с седыми волосами. Он кивнул всем присутствующим и сел.

— Андрей Макаров, — второй был, совеем лысым, с вытянутым скуластым лицом. Он повторил жест своего товарища.

— Вчера мы просили у вас подготовить подробный доклад для нашего совета. Вы говорили, что имеете очень важную информацию. Пожалуйста, мы готовы вас выслушать, но в процессе вашего доклада, у нас возникнут к вам некоторые вопросы. Надеюсь на ваше понимание и искренность. Прошу, начинайте. — Генерал, наконец, присел на свой стул.

Начал говорить Макаров.

— Вчера мы сказали вам, кто мы. Рассказали о своей незаконченной экспедиции на Луну. Я думаю, повторяться, смысла нет. Вы, товарищ генерал, настаивали, чтоб мы рассказали вам все от начала нашей посадки. Мы так и сделаем. Итак, мы приземлились в районе города Бхиванди на западе Индии. У самого побережья. Нам повезло, в городке было много людей, которые после случившегося цунами и последовавшей за этим войны нашли в себе силы не скатиться в варварство. Они помогли нам, поскольку мы перед этим полтора года были в космосе и наши мышцы сильно атрофировались. В корабле у нас были специальные тренажеры для поддержания себя в норме, но невесомость есть невесомость. В общем, провели мы там три с лишним года. Попутно искали наш груз, где был луноход. Когда нашли, мы с Юрием решили отправиться на родину.

— А где вы жили до катастрофы? — спросил Басов.

— В Москве. Мы не коренные москвичи конечно. Но после зачисления в отряд космонавтов нам предоставили жилье в столице.

— Вы направлялись в Москву?

— Да. Но по пути мы хотели найти этот уцелевший от воздушных ударов город.

— Как вы узнали о Надеждинске? Его даже на картах нет.

— Мы, еще на орбите когда были, получили сигнал. Это была секретная частота по системе ГЛОНАСС. У Российских космонавтов есть возможность по ней работать. Вернее была. Для докладов на Землю по военному ведомству или в случае фиксирования НЛО и прочей чертовщины. Сообщение нам слал какой-то сверхсекретный объект системы противоракетной обороны Москвы. Вы же знаете, что по еще советскому договору с США, мы и они могли оснастить только один объект системой ПРО. Они защитили какую-то базу НОРАД, мы Москву. Этот секретный объект назывался как-то… «Тихий вечер»… Как-то так…

— «Субботний вечер», — поправил Юрий.

— Да! Именно так. Они слали послание не именно нам. Думаю, они сообщали это всем стратегическим объектам России. Но откликнулись только мы. Они говорили, что защитить Москву не смогли, поскольку удар был нанесен оттуда, откуда никто не ждал. Но спасли от воздушного удара какой-то небольшой городок Надеждинск недалеко от Калуги. Сказали что там военные. Элита. Авиаторы и десантники. Надеялись, что они, то есть вы, смогут сохранить государственность.

— Что значит, удар нанесли не оттуда?

— Ни одна ракета не ударила по столице. Противник знал о сильнейшем ПРО в регионе.

— И что это было тогда? Ведь мы точно знаем, что ядерный удар по Москве был нанесен. И не один.

— Совершенно верно. Но это были заложенные в городе фугасы.

— Что? Фугасы? — военные в зале оживились и принялись перешептываться.

— Тише! — Басов поднял руку. — Тишина!

Все притихли.

— Мы не знаем подробностей. — Продолжал Макаров. — Даже «Субботний вечер» подробностей не знал. Это потом по Москве запустили ракету, но система ПРО смогла ее отклонить и она ударила по Калуге. Потом они засекли четыре бомбардировщика. Они сначала ударили по Обнинску, Туле и какому-то химическому объекту в Тульской области. А, еще по Рязани кажется. И вроде собирались бить по Москве, или ее стратегическим объектам. Но два самолета сбили защитники столицы, а два летчики недалеко от Обнинска.

— А зачем им бомбардировщики, если они все ракетами сожгли? — не удержался от вопроса Николай.

— Ракеты делают грубую работу, бомбардировщики ювелирную, — пояснил генерал. — И, пожалуйста, молодой человек, не перебивайте. Продолжайте, товарищ Макаров.

Николай виновато посмотрел на генерала. Его вдруг охватили эмоции в связи с тем, о чем сейчас говорилось. Значит, не было никакой счастливой случайности, что город оказался невредим во время катастрофы. Значит, его защитили. Хоть кого-то они хотели защитить. Ему вдруг очень захотелось найти этих безымянных героев противоракетной обороны. Но где они сейчас, живы ли? Может они, так и живут в своем секретном бункере? И без лишних слов Николай понял, что значит грубая и ювелирная работа. Ракеты бьют по площадям. Уничтожают аэродромы, военные базы, системы ПВО, промышленные центры. Бьют по густонаселенным районам. Подавляют людскую волю, низводя все способности человека к деструктивной панике и безумию. А потом гордо, без всякого противодействия летят огромные крылатые монстры и добивают то, что осталось. Ювелирная работа…

— Сигналы от «Субботнего вечера» перестали идти примерно за два месяца до нашей посадки.

— А почему вы все-таки приземлиться решили?

— А как иначе? Наши тюбики с пищей уже кончались. Конечно, рециркуляция воды еще работала, но с воздухом проблемы начались. Регенерация сбои давать стала, туалет из строя вот-вот выйдет, — усмехнулся Макаров. — Да и другие причины. Просто представьте, каково болтаться над мертвым миром. Это не орбиту безжизненной Луны облетать, зная, что позади свой обитаемый дом. Это Земля, которая превратилась в ад. И все что мы имели от прошлого, это этот призрачный голос на секретной радиочастоте. И если помирать, то дома, а не там в пустоте. Да и не просто так мы в космосе кружили. Изучали, что с землей происходит. Надо было хоть кому-то эту информацию донести. А человек, что слал по закрытой связи сообщения, говорил, что они выйти на поверхность не могут. Снаружи все заражено. Да и аварийные выходы завалены снаружи. А главный путь на их базу лежал через московское метро. Но как я понял из его слов, в метро вообще какая-то чертовщина твориться. Те, кто в бункере остался, держали какое-то время оборону. На них именно из метро нападали. Потом, у них боеприпасы кончаться стали, и они взорвали тоннель, замуровав себя.

— А кто нападал?

— Да мы не поняли толком. Он только и говорил «мрази». Вообще, насколько можно было судить, люди в бункере не совсем вменяемые были. Причем с каждым сеансом связи это чувствовалось все больше. У многих наверху семьи остались. Кто-то вообще двинулся умом оттого, что произошло. Кто-то из-за того, что, отвернув ракеты от уже пылающей Москвы, они сожгли еще невредимую Калугу. У меня такое ощущение возникло, что они там боялись всех, кто не в бункере. Кто снаружи. Считали их мутантами или еще чем-то. Или что им отомстить хотели за то, что Москву проворонили и Калугу сами уничтожили. И, насколько мы могли судить по голосу, они очень много пили. Да еще с какими-то препаратами сильнодействующими из военных аптечек, я полагаю, алкоголь мешал. Иногда на этой частоте мы молитвы слышали. Кто-то мольбы господу обращал. Видимо думали, что по спецсвязи, всевышний их лучше расслышит. Кто начинал говорить что-то и тут же срывался на истерический плачь. Бывало, что кто-то включал рацию и начинал хохотать в нее. Мы только с одним человеком могли общаться. Остальные нас просто пугали своим безумием…

Николай слушал, и его разум стал менять образы героев противоракетчиков, спасших Надеждинск, на потерявших человеческий облик спившихся субъектов, которые в безумии метались по своему замкнутому пространству, боясь каждой тени, и только у одного хватило рассудка, чтобы выйти в эфир и случайно связаться с космонавтами. Идеалистические образы исчезли, и осталась горькая и страшная правда.

— А как связь прекратилась? — спросил генерал после некоторой паузы. Он и сам видимо, прокручивал в сознании то, что могло твориться в том бункере.

— Во-первых, с каждым разом все больше атмосферных помех было в связи. А потом, однажды в эфире воцарилась тишина и все. Мы ждали пару недель и поняли что с этими людьми все кончено. Однажды, правда, мы поймали какой-то сигнал. Но он был кодированный. И причем код совершенно незнакомый. Мы думаем, это вообще не наши были. Сигнал был один раз и тоже потом тишина. Ну, потом мы долго возились с нашим грузом на Луне. В итоге отправили его на Землю. Кое-какие технические проблемы возникли, и груз упал куда-то в Индию. Мы-то хотели сразу в Россию, но так вышло. Решили и сами в Индию садиться. Тем более что у нас такая орбита была. Короче тут много технических тонкостей.

— А вот скажите, — поднял руку тот самый полковник в старом мундире. — У нашей службы безопасности много вопросов к вам. Сами понимаете. История ваша несколько фантастическая, особенно та ее часть, которая касается вашего путешествия из Индии в Россию. Как так вышло, что вы целых пятнадцать лет ехали сюда? Да еще ваш луноход сейчас в исправном состоянии. Как такое может быть? На чем работает ваш луноход?

— Понятно, — покачал головой Юрий Алексеев, — подозреваете, что мы вражеские шпионы значит?

— А как бы вы на нашем месте поступили? Вы же сами офицеры, если вы те, за кого себя выдаете.

— Офицеры, — вздохнул Алексеев, — подполковники. Только вот разве ваши инженеры не осмотрели за сутки нашу машину?

— Ну, это внешний осмотр так сказать был. В ходовую часть и в силовую установку никто не лез. Ждем ваших пояснений.

— Так вы что, думаете, мы все пятнадцать лет ехали в луноходе? Да бывало, что мы после пары суток пути, потом по восемь месяцев искали дорогу, пряча нашу машину в каком-нибудь укромном месте. Мы в Гималаях года два провели. Если не больше. Сдуру думали напрямик прорваться. А там не просто горы высоченные. Половина из них вдруг вулканами стала. Потом четыре года в рабстве у «Священного Джихада» были. Год с лишним думали, как Черное море обойти, там вообще ужас что твориться.

— Давайте по порядку. — Нахмурил единственную бровь генерал. — Что за джихад?

— На ближнем востоке нарвались на какое-то племя радикалов. Точнее нет. Это, кажется, бывший Пакистан был. Да. Пакистан. Они там воевали со всеми. Даже со своими. Их главными врагами было «Мусульманское братство». Выжившие беженцы из Ирана. Те нормальные. Традиционные. Они воевали между собой. «Джихад» хотел захватить весь мир и оставшихся в живых на колени поставить. «Мусульманское братство» хотели возродить цивилизацию и проповедовали человеколюбие и философский образ жизни в традициях ислама. А еще там «Шайтан-легион» орудовал. «Джихады» нас пленили. Мы думали все. Конец. Но нет. Они, узнав, что мы космонавты, видимо обменять нас, хотели на что-то. Все искали, кому нас сплавить. А мы все это время батрачили на них. Землянки рыли. Траншеи. Дрова собирали и прочее. Снег чистили. А потом «Мусульмане» и «Шайтан-легион» объединились и побили хозяев наших, — Юрий усмехнулся. — Это мы потом узнали, что за легион такой в тех краях ужас на всех наводил. Это вообще анекдот. Смех сквозь слезы.

— И что за легион?

— Это были экипажи нашей атомной подлодки и американского авианосца. Разбойничали они там на совесть. Робин Гуд просто отдыхает.

Офицеры в недоумении стали переглядываться. Даже на изуродованном лице генерала застыла гримаса удивления.

— Как так? — Спросил он.

— Да, в общем, история на грани фарса. Где-то в тех морях, то ли в районе Красного моря, то ли в Аравийском море была уцелевшая авианосная группа США. Однажды они засекли какую-то неизвестную лодку поблизости. По шуму винтов установили, что это ударный атомный ракетоносец Российского флота. Эскорт тут же бросил авианосца своего. По идее в ядерной войне лодка должна ударить именно по авианосцу и именно торпедой с ядерной боевой частью. Ну, они испугались и ушли на всех парах. Авианосец сначала за ними плыть пытался, но те тогда веером разошлись. С авианосца отправили самолеты вдогонку. Так один из эсминцев сбил один такой самолет. Вы можете себе такое представить? Своего же. Братья по оружию называется. Потом они, то есть авианосец, за лодкой начал охоту. Бомбили. Лодка получила повреждения, но пустила торпеду. Однако с простой боевой частью. Тротиловой. А рядом отмели были. Лодка на одну ушла, чтоб не утонуть. Авианосец на другую. Установили радиосвязь между собой. Начали ругаться. Угрожать друг другу. Потом решили перемирие заключить и провести переговоры. Наши поплыли на моторной лодке к их бандуре. Перед этим поддали для смелости. Боялись, что американцы обманут. Убьют или в плен возьмут. Потом во время переговоров на авианосце вообще пьянка вышла грандиозная. Брататься стали. Дескать, если сволочные политики кашу такую заварили, то чего им убивать друг друга. Вспомнили про морское братство. Решили, что делить им нечего. Лодка ведь ударная была, а не стратег. У нее не баллистические ракеты, а крылатые. То есть по территории она не работала. Геноцидом не занималась. Ну и авианосец к тому, что в России творилось, причастен не был. Ну и объединились в целях выживания. Занялись откровенным пиратством. Ходили по тем землям. Находили выживших. Одних под опеку брали, за плату естественно. Других, кто им казался отмороженными врагами, крушили. Так и в нашем случае. Договорились они с «Мусульманским братством» и разбили этот «Джихад», который всем вменяемым выжившим в регионе покоя не давал. И нас из долгого плена освободили. — Юрий улыбнулся. — Вот такая невероятная история.

— Знаете, Алексеев. То, о чем вы сейчас с таким умилением рассказывали, иначе как измена не назовешь. — Сурово заметил генерал, поднявшись со стула. Он снова принялся ходить, скрестив на груди руки.

— Какая измена? — удивленно посмотрел на него космонавт.

— Измена присяге, долгу и Родине! А что это, по-вашему? Целый экипаж, и не БТРа какого-нибудь, а ядерного ракетоносца! Брататься с врагом!!!

— Да что вы говорите такое? Война весь божий мир сожгла! Нет победителей! Нет проигравших! Точнее все проиграли! И что теперь, последние горстки выживших должны рвать друг другу глотки? Это и так продолжается! Но эти моряки не стали оглядываться назад! Они подумали о будущем! А взгляд в прошлое лишь укрепляет в очевидном факте! Факт в том, что мы были варварами!

— Мы, значит, были варварами?! Мы, а не они?! — Басов кивнул куда-то в сторону.

— Мы — это все человечество!!!

Наступила тишина. Два человека сверлили друг друга взглядами. Николаю казалось, что они сейчас с кулаками кинуться друг на друга. Но он сам не мог решить, кто из них прав. Он понимал генерала, но он и космонавта понимал. А может быть, что оба правы?…

— Ладно, оставим этот спор. — Вздохнул генерал. — Но не дай вам бог подумать, что я оправдываю поступок тех подводников.

— Это ваше право.

— Что было после освобождения?

— Где-то год мы провели с легионом. Луноход потом искали. Мы же его перед пленом в ущелье одном оставили. А потом снега стали сыпать. Долго искали то место. Нашли. Сказали командирам легиона о нашем плане прорваться в Россию. Они вроде и хотели, но видимо боялись, что тут их именно как предателей встретят. Да и нереальным они такой путь считали. Лодка их едва ли могла поход выдержать, после полученных повреждений. Авианосец вообще дырявый, на мели стоял. Снарядили они нас оружием и провизией и перекрестили на дорогу. С нами только особист подался с подводной лодки. Кречетов Борис.

— А что с ним стало?

— Погиб. На Балканах уже. Там на людоедов мы напоролись в горах. Он их вместе с собой похоронил. Лавину вызвал гранатами.

— Что еще у вас в пути было?

— Да много чего. Например, обширные участки на ближнем востоке просто провалились. Целые плато. Непролазные места совершенно. Мы думаем, что под этими территориями пустоты от выкачанной нефти. После катастрофы в тех краях очень частыми сильные землетрясения стали. Вот и начались обвалы грунта. В иных местах зоны сплошных пожаров. Нефтяные вышки годами там горят. В Турции вообще огромный разлом в земной коре. Мы в этот разлом камни кидали и так и не услышали, как они упали. Глубина невероятная.

— А с Черным морем что, вы говорили?

— Там очень дела плохи. Когда война началась, в пролив Босфор кто-то бросил водородную бомбу. Мы полагаем, что это наши, чтоб обеспечить беспрепятственный вывод черноморского флота на позиции. Но вышел обратный эффект. Пролив закупорился. Потом, когда ледниковый период этот начался, мировой океан, моря, озера, мельчать стали. А ведь в черном море на глубине сероводород. Когда уровень моря резко упал, начались выбросы сероводорода. Там вообще ничего живого не осталось. Все ядовитое. Там мы тоже застряли надолго. С одной стороны разлом, дальше на севере Черное море. Мы ушли на запад и несколько лет жили там. Пока Мраморное море не замерзло наглухо. Потом двинулись дальше. В Европе много радиации. Досталось ей сильно. Мы выживших встретили, только на Балканах. И те совсем дикие были. Потом по ошибке чуть на Кавказ забрели. Потом в России оказались. Думали что Россия. А там, на юге нам и сказали, — «Нет больше вашей немощной России! Теперь тут великое княжество Инфернис!»

— Что еще за Инфернис?

— Царство антихриста, — пояснил Макаров. — Один чудак так и спросил у нас, — «Вы не антихристы?». Видите ли, они его ждут, так как царствие его давно воцарилось, а он все никак их не почтит своим присутствием. А я возьми да ляпни, что мы с небес спустились, а антихрист должен из недр земных появиться. Пошутил, блин. Еле ноги унесли. Они ведь своих врагов собакам скармливают. Очень много у них собак. И инвалидов и больных тоже скармливают. У них и девиз такой, — «Немощные и убогие, и да стерты будут с лица Земли!». Жуткое место. Потому я и спросил у вас первое — это Россия или нет? Мало ли в какой психушке окажемся на этот раз. А дорогу искать действительно трудно. Компас правильного направления не показывает. Вот и вышло, что мы пятнадцать лет добирались. Но с очень долгими остановками. Дошли. До сих пор не верится.

— А насчет лунохода. Не правы вы. — Продолжил Юрий. — Ломался он. Дважды. Но поломки были незначительные. Устранимые. Благо комплект запчастей из грузового модуля мы прихватили. Вот «Вояджер» уже, сколько лет летит в космосе и работает, наверное. Во всяком случае, на момент всеобщего конца он еще сигналы на Землю слал. И ведь никто в нем несколько десятилетий ничего не чинил. А станция «Мир» сколько летала?

— Но ее эксплуатировали. Следили за ней. Ремонтировали.

— Да я не спорю. Но и технологии те были старее. Но насколько она свой ресурс переработала? А машина наша для экстремальных условий предназначена. На Луне сильные перепады температур. Скалы и пыль. А мы большую часть пути по снегу. Снег, более щадящий для ходовой части. Но вот ее и чинили в основном. А силовая установка там двойная. Солнечная панель на крыше, с высокой светочувствительностью. И бетагальванический аккумулятор. Работает на изотопе водорода. Тритий. Ресурс батареи тридцать лет. Тогда это была новинка наших нанотехнологий. Первыми подобный аккумулятор сделали американцы еще в 2007 году. Вот и думайте, фантастическим было наше путешествие или чем-то реальным.

В зале воцарилась гробовая тишина. Два десятилетия люди жили в этой общине, имея смутное представление о том, что происходит в мире, за пределами окружающего их леса. Все, что им удавалось узнать, приносили в своих впечатлениях группы искателей. Весь мир, даже вся вселенная сузилась до рамок этого крохотного городка и видимого в щели блокпостов горизонта. Но теперь на этих людей свалился небывалый поток информации и все словно околдованные, молча сидели на своих местах. Кто-то смотрел на висящую карту, рисуя в воображении этот невероятный путь, который проделали космонавты.

— Кто нанес первый удар? — спросил вдруг генерал.

— Что?

— Вы все видели из космоса. Кто нанес первый удар?

— Мы не знаем, — развел руками космонавт.

— То есть?

— Сначала был цунами. Потом мировой скандал в связи с тем, что он, вероятно, был вызван испытанием некой державой климатического оружия. Потом серия терактов в мире. И началось. А кто первый… Я не знаю. Цепочка событий и все…

— Хорошо. Но мы нанесли равноценный удар по врагу?

— Вы о чем?! — воскликнул Юрий.

— Я об ответном ударе, черт побери! Я хочу знать, мы выпотрошили наших врагов так же, как они нашу страну?! Я говорю о той добродетели, в которую свято верю! Я говорю о добродетели отмщения!

— Да вы в своем уме?! Какой мести вы жаждите?! За лежащую в руинах Родину? За близких? Или за изуродованное лицо?!

Всем показалось, что генерал изготовился для звериного прыжка через стол на этого дерзкого человека.

— Мы нанесли равноценный урон?!?!?! — заорал он. — Отвечай!!!

Космонавт, вдруг выхватил из-за пазухи пачку фотографий, которые накануне показывал Николаю и Вячеславу профессор и швырнул их на стол.

— На, генерал!!! Любуйся!!! Весь мир в огне!!! ВЕСЬ!!! Вот твоя добродетель!!! Нет никакого равноценного удара!!! Нет никакого возмездия!!! Только самоистребление!!! Посади кучку психов, которые прячут за пазухой пистолет в одну комнату и скажи им, что каждый из них друг другу враг!!! И что будет?! Если человек прячет за пазухой заряженный пистолет, он рано или поздно выстрелит по дурости или по необходимости! Руки то чешутся!!! Весь наш мир этой комнатой с психами был!!! Ядерный пистолет за пазухой прятали МЫ, Америка, Англия, Франция, Китай, Израиль, Индия, Пакистан, Северная Корея, Иран, ЮАР и еще бог знает кто!!! И все друг другу отомстили!!! Рад?!?!?!

Никто не помнил генерала таким. Его кулаки, которыми он оперся на стол, побелели. Ожог на лице стал бордовым. Из-под повязки потекла струйка крови. Он вдруг зажмурился. Сделал глубокий вдох и, достав платок, вытер кровь.

— Давай по фотографиям рассказывай. Что это за красная область? Вы вчера говорили, что это очень важная информация. — Он вдруг смягчился.

— Пожалуй, я расскажу. — Сказал Макаров, который хлопком по плечу своего товарища предложил ему присесть и успокоиться. — Когда мы покинули Землю, то на следующий день наша аппаратура зафиксировала сильнейшую ионизацию в атмосфере. И странные возмущения в магнитном поле. Через пару часов случился цунами. Источник ионных и магнитных аномалий находился где-то в северном полушарии. В районе Аляски. Когда над Аляской была ночь, мы наблюдали странное электрическое свечение над той областью. Потом война. Свечение продолжалось и после нее. Потом в том районе начали формироваться сильные циклоны. Началась конденсация облаков по всему миру. Но наиболее интенсивно это происходило опять над Аляской. И мы заметили, что это свечение в атмосфере из голубоватого приобретает красный оттенок. Мы долго наблюдали, пока были в космосе. Это звучит невероятно, но движение материковых плит Земли изменилось, и они стали все двигаться к Аляске. А возмущения в магнитном поле вообще приобрели характер настоящего магнитосферного хаоса.

— ХАРП! — воскликнул вдруг профессор Третьяков. — Это ведь ХАРП?!

— Мы тоже об этом подумали. — Кивнул космонавт. — Других вариантов нет. Это ХАРП.

— Это еще что такое? — Басов устало потер лоб кончиками пальцев.

— High Frequency Active Auroral Research Program, — пояснил профессор, явно довольный подтверждением своей догадки. Проект «Аврора».

— Проект «Аврора», это разработка стратосферного гиперзвукового бомбардировщика, — мотнул головой генерал.

— Не совсем. Это скорее дезинформация для масс и иностранных разведок. — Возразил Макаров.

— Допустим. И чем это грозит? И что это вообще?

— Это испытательный стенд для отработки возможностей перспективного геофизического оружия, которое основано на использовании средств воздействия в военных целях на процессы, происходящие в твердой, жидкой и газообразной оболочках Земли. — Сказал Юрий. — В свое время много публикаций в прессе было по этому поводу. Много, ученые по этому поводу выступали. Особенно после цунами 2004 года.

— Ну а чем грозит это?

— Континенты продолжают двигаться в одном направлении. Это может привести к критическому нарушению центра масс планеты. Тогда, как вариант, она сходит с орбиты. Это конец. Конец даже бактериям. Другой вариант. На оголенных участках происходят гигантские выбросы магмы. Мы уже говорили, что кое-где началась вулканическая активность и, участились сильные землетрясения. Под действием собственных центробежных сил, Земля разваливается на части и в Солнечной системе появляется второй пояс астероидов. Это тоже конец всем формам жизни. Конечно, может это и не произойдет. Может ХАРП сам выйдет из строя. Все может быть. Но на данный момент ситуация неутешительная. Может, наши данные не точны. Ведь наша информация это мизер. Но надеяться на авось больше нельзя.

— И что вы предлагаете?

— Выключить ХАРП.

Генерал усмехнулся.

— Ну и где этот долбаный рубильник?

— На Аляске, разумеется.

— Еще лет сорок ехать будете? — Басов уже еле сдерживал смех.

— Не обязательно, — мрачно произнес Алексеев. — У вас ядерное оружие осталось?

— Чего?

— Нам нужно ядерное оружие.

— Эка ты заговорил как, пацифист ты наш, — съязвил Басов. — Только что мне эти фотки в морду тыкал. А что теперь? У нас нет ядерного оружия. Но если бы и было. Как его туда доставить? На самолете, который почти двадцать лет в сугробах гнил? У которого топлива нет? Дальность полета, которого, много меньше чем Аляска? Как? Да еще в неблагоприятных метеоусловиях и бардаке в магнитном поле!

— Можем отправиться в Москву.

— Ее тоже взорвать? — хихикнул генерал.

— Да не паясничайте вы, — досадливо поморщился Юрий. — Там бункеры генштабовские. Там кто-то должен был выжить. Мы не все ракеты использовали. При всем том кошмаре, в который превратили землю, главные участники ядерного клуба использовали не весь свой арсенал.

— Во-первых, Москвы нет больше. Только мертвые руины. Я в этом уверен. Во-вторых, как вы собираетесь искать там бункеры?

— Там надо искать выживших. А выжить могли только в бункерах. Следовательно, найти кого-то из генштаба не так сложно, как кажется.

— Ну, допустим. Нашли вы там некого старого одичавшего человека в маршальском мундире, жрущего чей-то труп. Допустим, он в полубреду расскажет вам о какой-то ракете, которая тоже гнила двадцать лет в шахте. И из этой шахты давно все, что можно утащили выжившие ракетчики. У ракеты топливо протухло давно. Как вы запустите ее? Как нацелите на Аляску?

— Мы все это понимаем. Но мы не знаем, что под этой завесой красного сияния. Нам необходим ядерный заряд. Мы отправимся на Аляску.

— Да вы психи. Как вы туда доберетесь? Вы пятнадцать лет сюда ехали. А туда как?

— У нас впереди Уральские горы. А это совсем не Гималаи. А там Сибирь. Это много проще. Мы думали над этим годы. Но снимки, которые мы смогли недавно получить с нашего покинутого корабля на орбите, нас окончательно поставили перед фактом. ХАРП до сих пор активен. Значит, разрушительные процессы продолжаются. Что-то все равно надо делать. А никаких вариантов, кроме путешествия на Аляску, нет. Это единственный шанс для выживания того, что осталось, понимаете? Пусть призрачный, но шанс. И он всего один! Поймите! Второго шанса не будет! Дайте нам оружие. Дайте нам пару-тройку смельчаков-добровольцев. Мы все сделаем! Второго шанса не будет! — повторил Юрий.

Генерал вздохнул. Лицо его снова стало суровым и мрачным. Он поднялся со стула и опять стал ходить по залу. Смотрел на карту. Затем на фотографии.

— Что скажет совет? — произнес, наконец, он.

— Надо обдумать все. Сейчас никто, наверное, ничего не скажет. Очень много информации. — Сказал один из членов совета.

— Понятно. Тогда решим так. Ученый совет проработает этот план. Через двое суток мы должны принять окончательное решение.

— Значит, как мир уничтожать, так военные тут как тут, а как его спасать, должны ученые голову ломать? — сказал вдруг один из сидящих рядом с Третьяковым пожилых людей.

— Разумеется, — усмехнулся генерал. — На том и держалась наша цивилизация. Лучшего так никто и не придумал. Только на этот раз, — Басов окинул взором единственного глаза всех присутствующих. — На этот раз военные все-таки прислушаются к мнению ученых. Заседание совета окончено.

 

5. Варяг

Николай и Вячеслав молча приближались к своему жилищу. Состояние, в котором они возвращались накануне от профессора, повторилось, но оно было гораздо сильнее. Шок и потрясение были глубже. Раньше казалось, что все просто кончилось. Люди испепелили свой мир и заковали его в лед. Но нет. Оказывается, планету еще и какой-то ХАРП разрывал на части. Все эти бандиты, людоеды, люпусы и даже этот жуткий червь, убивший капитана, были такими несерьезными и мелкими проблемами, что было тошно оттого, что еще пару часов назад люди не знали других страхов. Все оказалось гораздо хуже. Николай угрюмо смотрел на бурый грунт траншеи. На доски и бетонные блоки, которыми она была накрыта. Сколько их в свое время вырыли, чтоб соединить все обитаемые подвалы города? И зачем?

— Завтра Михалыча хоронят, — тихо произнес Вячеслав.

— Надо проводить его, — кивнул Николай, — какие у нас завтра наряды на работу?

— До обеда по дому работы. Шкуры снимать со стен и вытряхивать на улице. Вон, в подвале одном на улице Некрасова в шкурах вши завелись. После обеда идем на реку лед долбить да ловушки от пойманной рыбы освобождать. Ничего серьезного короче. Ночью опять в дозор.

— С кем мы теперь в дозор пойдем? — вздохнул Васнецов.

— С Седым и Бесовским.

— Терпеть не могу Седого.

— Да ладно. Баклан он, конечно, тот еще. Просто поменьше на его тупой треп обращай внимания.

— Что ты думаешь по поводу рассказа космонавтов?

— Да голова пухнет, — махнул рукой Вячеслав. — Столько информации. Я понял, что счастье, это когда ничего этого не знаешь. Вот жили мы, нетужили. Выращивали морковку, свеколку да кортофан в оранжереях. Кроликов да кабанчиков с курями разводили. Охотились помалу. А теперь все как-то мелко. Противно. Неестественно. Безнадежно все как-то.

— А если все-таки решат экспедицию отправить? — Николай взглянул на Сквернослова.

— Куда, на Аляску?

— Да. Я хочу с ними. А ты?

Сквернослов остановился.

— Не знаю я. Безнадежно все это.

— Но представь, если это действительно единственный шанс на спасение? Что мы теряем, в любом случае?

— Теряем возможность дожить наши дни в этих теплых подвалах. А в пути такого комфорта не будет. А тут…

— Как крысы? Мы должны прожить наши жизни как крысы? Ты же сам говорил прошлой ночью, что пока мы живем, жизнь продолжается. И надежда остается. А выключить этот шарп…

— ХАРП…

— Ну, ХАРП. Выключить этот ХАРП, быть может, наша единственная надежда. Так что же ты? Ты и в глазах профессора надежду какую-то увидел. Чего с тобой теперь стало?

— Я не думал, что все так плохо. Я думал, что где-то в мире все в порядке. А оказывается везде так, как у нас. Все разрушено. Весь мир. А профессор… Теперь я его не понимаю. Темнит он что-то. Откуда он-то про этот ХАРП знает? Или просто умом старик тронулся. Так ведь бывает. И очень часто.

— Может, спросим, сходим? — предложил Николай.

— Да у них там сейчас дел столько. Генерал же сказал, проработать этот вопрос. Сейчас не до нас ему будет.

Молодые люди вошли в свой подвал. У входа, как обычно, сидел вахтер внутреннего поста. На такую вахту обычно назначали людей больных и старых, чтоб не вынуждать их выходить в холодный блокпост или патрулировать траншеи. Он тоскливо смотрел в горящий в большой печке-буржуйке огонь греющий помещение и трубу, этот подвал опоясывающую. Иногда вахтеру приходилось проворачивать рукоятку ручной помпы, разгоняющей воду по трубе для распределения тепла.

Вахтер ничего не сказал молодым людям. Только посмотрел в их сторону и принялся крутить помпу. Казалось, что он совсем не хочет разговаривать.

Время было еще не позднее и двери, либо заменяющие их шкуры, в жилища людей, были открыты. Однако дверь в квартиру капитана была заперта и оттуда доносился женский плачь. Еще несколько голосов женщин, пытающихся успокоить овдовевшую Гуслякову.

За большим столом в центре подвала никто не играл в домино или нарды, как это иногда случается по вечерам. Шума детей, а их в этом подвале было трое, тоже слышно не было. Сегодня тут была одна скорбь. И слышался только плачь.

Николай взглянул на дверь в квартиру капитана и вдруг выскочил из подвала обратно в земляной коридор. Сквернослов рванул следом.

— Я не могу! Я виноватым себя чувствую! — прохрипел Николай на догнавшего его Вячеслава.

Тот что-то хотел сказать, но поджав губу и прикрыв глаза, молча, закивал головой. Он чувствовал тоже самое.

Васнецова охватила горечь от бессмысленной гибели Михалыча. Но еще больше горечи было в том, что и жизнь-то вся их была, оказывается бессмысленной. Пустой и бессмысленной. Впереди ничего. Либо медленное вымирание. Либо скорая, а может и не очень, но гибель планеты. Но главное-то он понял. Незачем жить. Люди умирают. А тех, кто родился после войны, можно по пальцам пересчитать. И это за двадцать лет! Да кому захочется выпускать свое чадо в этот одичавший и безнадежный мир? Это ведь преступление перед маленьким ребенком, родить его на свет в таких условиях. А если он и вырастет, то непременно проклянет родителей своих, осознав, что жить незачем. Васнецов быстро брел по траншее, пока не наткнулся на постового, стоявшего у массивной деревянной двери, обитой кабаньими шкурами. Эта дверь вела на поверхность. Сквернослов, молча, следовал за ним.

— Парни, вы чего? — спросил охранявший дверь постовой.

— На воздух охота чего-то, — задыхаясь, пробормотал Николай. — Выпусти.

— Так, не положено ведь! Темнеет уже! И там мороз за тридцать!

— Пусти, как человека прошу. Мы только подышим и назад. Мы тут. У входа будем.

— Ну ладно. Только не долго, — вздохнул молодой постовой и, загремев ключами, снял с засова большой амбарный замок.

Васнецов бросился по земляным, а чуть выше и по снежным ступенькам наверх. На их мир опустились черные сумерки. Во мраке виднелись мрачные силуэты необитаемых зданий, так противоестественно торчащих из снега. Он упал на колени и, зарывшись лицом в холодный снег, зарыдал.

— Не могу я так больше Славик! Не могу! Жить не хочу! Зачем жить?! Мы же вымираем! А кто последним подохнет, того и похоронить некому! Закопать, как Михалыча завтра закопают! Нахрена Славик!

— Кончай, Коля. Говорят же, что радиации меньше становится. Годы идут. Перестань, — как-то неуверенно бормотал Вячеслав.

— Да потому что все! Радиация не нужна больше! Она свое дело сделала! Мы, люди, свое дело сделали на этой земле! Все!!! И хватит себя всякими сказками утешать!!!

— Коля, хватит, — прошептал сквозь слезы Вячеслав. Затем схватил Николая за грудки и стал трясти его: — Хватит Коля!!! — заорал он. — Ну не рви ты душу мне!!! Всем тяжело!!! Не тебе одному!!! А мне каково?! А?! Что ж ты делаешь, скотина!!! Мне же тоже!!! Погано!!! Ты же знаешь Аленку с подвала на Советской!!! Знаешь, что любовь у нас была!!! И знаешь, что я отвадил ее от себя!!! Я боюсь, понимаешь!!! А если она родит!!! Как я ребеночку своему в глаза смотреть буду?! Что за землю я ему унаследую?! Что я ему скажу?! Вот сынок, посмотри, как мы тут все обосрали!!! А Аленке каково?! Ей двадцать пять уже, а она все куклу украдкой пеленает, поет колыбельные и плачет!!! Плачет, плачет, плачет!!! — Он с силой окунул Николая лицом в снег. — Вот как ты сейчас плачешь!!! Что же ты делаешь гад!!! Что же ты душу и себе и мне рвешь!!!

Васнецов вырвался и врезал Вячеславу кулаком по лицу. Ответный удар последовал незамедлительно. Они сцепились в какой-то сумасшедшей дикой ярости и, катаясь по снегу, колотили друг друга.

— Нихрена себе они воздухом дышат! — закричал выбравшийся на шум постовой. — А ну разойдись!!!

— Пошел ты… — прорычал кто-то из дерущихся.

— Я сейчас патруль вызову! Месяц потом говно из уборных в оранжереи таскать будете! — Постовой скомкал крепкий снежный ком и метнул в дерущихся. Попал Сквернослову в ухо.

Николай вырвался и кинулся на постового.

— Караул! — завопил тот, прыгая обратно в подземелье, — нападение на часового!

Сквернослов успел схватить Васнецова за ноги и тот снова рухнул в снег.

— Колян! Угомонись! Мы уже по пятнадцать суток таскания говна заработали!

Васнецов перевернулся на спину и уставился на затянутое тучами небо.

— Ты помнишь, как выглядят звезды? — спросил он, тяжело дыша.

— Нет уже. Не помню. Их последними эти космонавты и видели. Да и те наверняка позабыли.

— Прости меня брат, — вздохнул Николай.

— То, что ты мне врезал, я прощаю. А вот то что нам теперь две недели какашки из уборных таскать, да смешивать их с золой, землей и снегом… Этого тебе я никогда не прощу. Придурок.

— Вот эти ненормальные! — из снега показалось голова постового. Следом трое патрульных.

— Вы чего тут творите, а? — сурово заговорил пожилой начальник патруля.

— Тихо! — поднял руку Сквернослов.

— Чего тихо! А ну встать!

— Да тихо вы! Слышите? Собаки! Собаки лают!

Собаки в Надеждинске были редкостью. Бродячие давно стали пищей для более свирепых хищников. А прирученные были настоящей роскошью. Люди не сразу поняли, как могут быть полезны собаки в таком мире. Сейчас собак держали в специальных питомниках возле подвалов, в которых жили искатели. Сами искатели использовали этих животных в качестве тяговой силы для своих саней. И в качестве надежного союзника и опасного оружия. Сейчас все отчетливей слышался собачий лай. Причем не со стороны городских подвалов, а со стороны леса. Это был не лай одной собаки. Голосила целая дюжина. Или больше. Затем послышался разнесшийся эхом свист, и лай стих. Но зато до ушей находившихся на поверхности людей донесся отчетливый человеческий крик: «Полундра! Волки!». И тут же крику вторила автоматная очередь. Затем пронзительный вой.

— Левченя, — обратился патрульный к молодому постовому. — Давай бегом вниз и объявляй общую тревогу. А вы двое быстро за оружием…

* * *

— Славик, сколько у тебя патронов? — спросил бегущий в траншее Николай.

Бегущий впереди него Сквернослов ответил:

— Половина рожка еще где-то. А у тебя?

— Я вообще пустой! У меня всего один рожок был! Я его сегодня в червя весь выпустил!

Они ворвались в родной подвал.

— Петро! Автоматы наши, срочно! — крикнул Сквернослов вахтенному.

— Чего там случилось? — спросил вахтенный, торопливо открывая оружейный шкафчик.

— Кажись, волки напали! Петро! Дай еще один рожок!

— Без добра коменданта не имею права! — возразил старик.

— Да как так?! — раздраженно бросил Николай.

— А чего, правил не знаете? Патроны не снег! С неба не сыплются! Обоснуй рапортом, куда свои патроны дел! Комендант ознакомится и решение примет!

— Да знаю я! Но времени сейчас нет!

— Да не имею права! Вы не состоите в военной дружине. И в дозоре не находитесь! Не могу!

— Волки, понимаешь! — заорал Вячеслав.

На их крики и доносившийся из траншеи тревожный звук ударов железной трубой по пустой артиллерийской гильзе, из своих жилищ стали выскакивать перепуганные жители. К молодым людям вдруг подбежала заплаканная вдова Гуслякова и протянула им два рожка от Калашникова.

— Мальчики, вот! От Васьки остались! Берите!

— Спасибо вам, — кивнул Николай и бросился на выход.

Оказавшись снова на поверхности, они обнаружили там уже три десятка вооруженных людей, которые лежали на снегу, приготовившись к стрельбе. Братья быстро заняли позиции.

Уже отчетливо было видно три собачьи упряжки, которые неслись к Надеждинску. Они были уже близко. В каждой из саней сидел человек и, развернувшись назад, вел огонь. С домов ударил свет прожекторов и в поле, позади собачьих упряжек стали видны серые силуэты волков, которые неслись следом.

— Группа Варяга вернулась! — крикнул кто-то из занявших оборону людей. — Наконец-то!

Варяг Яхонтов был одним из самых опытных и авторитетных искателей Надеждинска. Он несколько раз ходил в рейды вместе с отцом Николая. Они как никак были старыми друзьями. Две недели назад он отправился с двумя своими товарищами в очередной рейд. И вот теперь он возвращался, преследуемый стаей волков.

— Черт! Сколько их! Да больше полусотни! — воскликнул Сквернослов, пытаясь сосчитать маячившие в лучах прожекторов серые силуэты. — Таких стай не бывает!

Собачьи упряжки, наконец, пересекли линию обороны.

— Распрягите собак и уводите их в укрытие! — закричал, спрыгивая на ходу с саней Варяг, своим людям. Это был невысокий, крепко сложенный человек сорока восьми лет. Его старила густая борода, торчащая на длину ладони из капюшона его белого маскхалата. — И зовите еще стрелков! Там этих тварей просто море! — Он прыгнул в снег и принялся стрелять.

Николай посмотрел на этого человека с нескрываемым восхищением и стал выбирать себе цель среди упорно приближающихся волков.

«Это патроны Михалыча», — думал он, — «Бережнее с ними надо». Он отчетливо видел в прицел свирепого хищника, бегущего прямо на него. Он ясно видел блеск его желтых глаз. Вокруг уже вовсю шла стрельба. Кто-то стрелял длинными очередями, кто-то короткими. Николай же отчего-то зациклился на мысли, что надо беречь патроны.

— Я не боюсь тебя, — прошептал Васнецов и стал ползти вперед.

— Куда! — послышался крик Вячеслава.

Преодолев несколько метров, он снова прицелился. Казалось, что до этого упрямого волка можно дотянуться рукой.

— Я не боюсь тебя. — Не менее упрямо бормотал Николай. — Я буду сильным, как мой отец. Я буду сильным как Михалыч. Я буду сильным, как Варяг. Я — человек! — он отпустил курок и переключил автомат на одиночный выстрел.

— Коля! Стреляй!

Он выстрелил. Пуля пробила лобную кость волка и, тот взвизгнул, перекувыркнулся и рухнул перед Васнецовым. Николай подполз к нему и стал использовать мертвого зверя как бруствер. Еще выстрел. И снова попадание. Очередной зверь упал и задергал лапами.

Теперь на Николая, который был ближе других к волкам, несся большой хищник с крупными клыками и взъерошенной холкой. Он начал петлять. Умный зверь. Остальные, стали повторять его маневры. Вожак!

Выстрел. Мимо! Николай ругал себя за промах и впустую потраченную пулю.

Пусть подойдет ближе. Пусть! Тогда наверняка…

Он подпустил зверя непростительно близко. Николай уже видел, как волк прыгнул на него. Все вокруг померкло. Время стало невероятно долго тянуться, превращая этот наблюдаемый Колей прыжок в какое-то нереальное действо, как во сне. Вдруг, что-то отбросило волка в сторону. Зверь упал на снег и стал хрипеть и биться в судорогах, окрашивая под собой снег в красный цвет.

Теперь перед глазами Николая промелькнула белая фигура. Это был Варяг. Это он метнул в волка огромный охотничий нож, проткнувший глотку зверя. Искатель сделал движение рукой, которой схватился за рукоятку своего ножа и ловко отрезал хищнику голову. Затем схватил ее и туловище и, размахнувшись, кинул в сторону смертоносной стаи. Среди волков, увидевших мертвое тело своего вожака, началось смятение. Их упорядоченная и организованная атака, превратилась в хаотичная метание под ураганным огнем людей. Волки стали поворачивать обратно в сторону леса. Уже через пару минут стало ясно, что атака отбита. Николай встал и осмотрел поле битвы. Свет прожекторов позволял отчетливо разглядеть десятки звериных туш на красном снегу. Среди людей жертв не было.

— Колька, ну ты и псих! — воскликнул улыбающийся Яхонтов. — Ты чего вперед полез? А?

Он подошел к Васнецову и обнял его.

— Ну, здравствуй, Коля.

— Здарова, борода! — Хлопнул Варяга по плечу подошедший к ним Вячеслав. — Ну и подарочек ты нам приволок!

— Привет, матершинник. — Усмехнулся Яхонтов и пожал Вячеславу руку.

— Сквернослов, — поправил тот.

— Да не один ли черт?! — рассмеялся искатель. — А где Михалыч? Он же с вами возится постоянно.

Братья, молча, переглянулись. Улыбки исчезли с их лиц.

— Нет больше Михалыча, — вздохнул Вячеслав.

 

6. Решение

«Спать как убитый», — это про Николая. Он всегда спал крепко, вымотанный постоянными и тревожными мыслями, которые были его неизменными спутниками. Вчерашние сутки были одними из самых эмоциональных за последнее время. Во всяком случае, для него. Цепочка странных, трагических и трудно поддающихся осмыслению событий вымотали его как никогда. Однако крепкий и долгий сон позволил ему немного прийти в себя и успокоиться. Хотя тяжесть потери Гуслякова сдавливала сердце.

Провожать капитана в последний путь вышло около полусотни человек. После того, как черная ночь сменилась серым рассветом, за которым наступил серый сумеречный день, люди вышли хоронить Василия Михайловича Гуслякова. Траурная процессия медленно двигалась по закатанным в трехметровый слой снега улицам Надеждинска. Они шли к городскому стадиону, на котором было организовано кладбище. Четыре бойца военной дружины несли носилки, на которых покоился сшитый из парашюта мешок. Это и был гроб, в коем и покоились останки капитана.

Всем, кто вышел на похороны, было приказано взять с собой оружие. Ведь они находились на поверхности. А на поверхности могло всякое случиться. Впереди похоронной колонны двигался усиленный до пяти человек патруль. Они осматривали перекрестки и дома, мимо которых должны были пройти хоронившие. Все было спокойно. Только пару раз они спугнули несколько кабанов, нашедших убежища в заброшенных домах. И встретили молодого лося, который объедал труп волка на центральной улице. Это было жуткое и противоестественное зрелище, видеть, как травоядный лось поедает плотоядного волка. Однако зрелище уже не новое. Копать снег в поисках растительной пищи, травоядным бывало очень непросто, и они все чаще не брезговали и падалью. Патрульные прогнали лося и закидали изуродованный труп волка снегом.

Надетые на обувь людей снегоступы оставляли причудливые овальные следы. Следы от похорон, бывших на прошлой неделе, давно уже погребены прошедшими снегопадами и заметены метелями. Николай и Вячеслав шли позади процессии. Васнецов сквозь маячившие спины других людей смотрел на идущую за носилками с капитаном вдову. Она плакала. Ее поддерживали другие женщины, подвывавшие ей своим плачем, который должен был хоть немного утешить несчастную женщину, дав понять ей, что она в своем горе осталась не одна.

Варяг шел впереди братьев. Теперь на нем не было военного ватника с бушлатом, обтянутых поверх белым маскхалатом. На сей раз, на нем был спортивный и теплый комбинезон альпиниста, темно-синего цвета. Шапку он не одел. Как не натянул и капюшон. Слабый ветер, гуляющий между давно покинутых домов, лениво шевелил его давно не стриженные соломенные волосы. Обычно искатели очень редко стриглись и почти не брились, только иногда подправляя прическу и придавая бороде более эстетический вид. В рейдах такая растительность была необходима, поскольку не всегда удавалось найти или организовать место, где можно переждать ночь, погреться или укрыться от бури. Волосы были дополнительной защитой от стужи. Людям же, которые постоянно находились в общине, наоборот предписывалось оставлять поменьше шансов для появления вшей на их телах.

— Эх, Михалыч. Ну, как же ты так… — тяжело вздохнул Яхонтов.

— А ты разве не знаешь, что произошло? — тихо спросил его Сквернослов.

— Да знаю, конечно. — Искатель обернулся, не прекращая движения. — Просто в голове не укладывается. До сих пор поверить не могу, что его нет. А про все ваши последние истории, я уже в курсе.

— Про космонавтов слыхал?

— Конечно. И, чую, дело мне серьезное предстоит скоро.

— Какое дело? — спросил Николай.

— Загранкомандировка, — совсем невесело улыбнулся Варяг. Он чуть замедлил шаг и двигался теперь вровень с молодыми людьми.

— Уж, не на Аляску ли? — Сквернослов вопросительно уставился на искателя.

— Как догадался?

— Да мы были на совещании, когда этот вопрос подняли. Мы с Колей тоже в экспедицию хотим.

Николай удивился. Накануне Славик еще не горел желанием поддержать его затею. Но теперь он говорил с твердой уверенностью в своем решении. Васнецову это было приятно.

— Значит, решение нашлось само собой. — Кивнул Яхонтов.

— Какое решение? — Поинтересовался Васнецов.

— Понимайте это как хотите, но Басов мне сказал, что община не может себе позволить растрачивать профессионалов. Поэтому если экспедицию все-таки отправят, то с ней пойдет только один искатель, а не группа. И этот искатель, коим я и вызвался, кстати, может взять с собой двух толковых парней, но, только, не из числа военной дружины или моих коллег. Понимаете? А тут вы сами напрашиваетесь. Мне и агитировать никого не пришлось. Сегодня вечером, приходите ко мне в берлогу. Все обсудим.

— Нам в дозор сегодня с вечера в ночь, — вздохнул Сквернослов.

— Если вы твердо решились на участие в экспедиции, то я этот вопрос улажу с комендантом. В дозор вы не пойдете. Но если это пустой треп…

— Мы твердо решили, — перебил его Николай. Он почувствовал, что это единственный шанс найти себя в этой жизни. И им необходимо воспользоваться. Такой шанс бывает наверное только раз в жизни. И когда жизнь вся видится лишь в явных признаках своей бессмысленности, то за такой шанс надо хвататься обеими руками. Он почувствовал, что его мечты стать искателем, как отец, наконец, могут воплотиться в жизнь. И с первого своего рейда он должен будет не опустошать безжизненные здания ближайших городов, а отправиться на, быть может, самую важную миссию из всех возможных.

— Везет нам, братец, — Вячеслав толкнул его локтем в бок. — Про нашу драку все забыли из-за волков. А теперь и от дозора откосим…

Процессия пришла на стадион. Снег был расчищен на небольшом участке и вырыта неглубокая яма в грунте. Люди уже давно не делали гробы для покойных. Останки капитана так и опустили в окровавленном мешке из парашютной ткани. Вместо надгробия или креста, в могилы усопших клали гильзы, в которые запаивали написанные на клочке бумаги данные об усопшем и обстоятельства смерти. Быть может, случится невероятное и человечество когда-нибудь возродится. Тогда люди найдут эти могилы и достойно перезахоронят их. Тех, кто умер от жутких болезней. От радиации. От голода. От страшных морозов или нападения зверей либо подобных зверям людей. Достойно придадут земле тех, кто жил и боролся с последствиями недальновидности, беспечности и преступности своего утерянного мира, превратившегося в руины и мрак.

Провожавшие капитана люди обступили могилу. Среди них был и командующий, который всегда присутствовал на похоронах своих солдат.

— Друзья, — начал говорить он своим громовым басом. — Сегодня мы провожаем в последний путь, нашего надежного и смелого товарища, павшего в бою с чудовищем, которое породило в нашем израненном мире былая катастрофа. Он был настоящим офицером во времена мира. Никогда не сетовал на все тяжести и лишения военной службы. Он служил во имя Родины и нас с вами, друзья. Когда весь наш мир провалился в бездну, он оставался настоящим мужчиной, и верным присяге воином. Он не бросил свое подразделение. Не стал искать убежища, или возможности создания банды, как это делали многие в те трагические дни. Он стоял у истоков создания в нашем городе неприступной твердыни, защищающей, быть может, последний и единственный островок цивилизации и законности на нашей земле. Он всегда смело шел в бой, кто бы ни был врагом по ту сторону нашего вечного фронта в войне за жизнь. Но такова наша реальность. Мы боремся, и многие из нас гибнут. Погиб и наш товарищ, Василий Михайлович Гусляков. Верю я, что есть по ту сторону смерти рай для лучших из людей. Рай, который он заслужил по праву. И пусть эта холодная земля будет ему пухом. Пусть его прах обретет вечный мир. А душа отправится в царствие небесное. Спи спокойно дорогой Василий. Твоя жизнь продолжается в наших сердцах. — Генерал закончил говорить и бросил в яму горсть земли перемешанной со снегом. Один за другим, люди пришедшие провожать капитана, кидали в могилу эти горсти. Вдова медленно села на снег и пустыми, ничего не выражающими глазами смотрела на заполняющуюся яму. Потом она запрокинула голову и закричала. Другие женщины бросились к ней, пытаясь успокоить. Но она стала рваться к могиле.

— Пустите! Пустите меня к нему!!! Не хочу!!! Похороните меня с ним!!! Я не хочу больше оставаться в этом проклятом мире!!!

Ее муж был единственной ниточкой, связывающей всю ее жизнь, состоящую из жизни «до» и жизни «после». Он грел ей душу, напоминая о теплом весеннем дне, когда они познакомились. О солнечном летнем дне, когда они сыграли свадьбу. Когда свадебный кортеж мчался в Калугу по дороге, вокруг которой были чудесные зеленые леса. Она помнила запах полевых цветов, которые он всегда привозил ей, возвращаясь с учений. И теперь эта ниточка оборвалась. Никакого прошлого словно и не было. А будущего не будет никогда. Все что было, теперь лежало в ледяной яме, в которую ей хотелось прыгнуть. Даже когда много лет назад умер от болезней их ребенок, она находила в себе силы жить дальше. Но сейчас ее единственной опоры нестало. Все вокруг ощущалось таким кошмаром, что быть зарытой в ледяной земле с разорванным на части мужем, было самым лучшим выходом.

— Пустите меня!!!

Сослуживцы капитана крепко держали вдову. Женщины успокаивали. Кто-то дал ей выпить заранее приготовленное успокоительное. Через несколько минут она перестала кричать, но продолжала плакать.

Николаю было не по себе. Нет, это не первые похороны, на которых он присутствовал. Первые похороны он помнил хорошо. Тогда еще не было столько снега. Тогда еще люди не перебрались окончательно в подвалы. В тот день хоронили его мать, умершую от черного дождя, состоящего из воды и радиоактивного пепла. Тот дождь погубил тогда полторы тысячи человек. Их всех хоронили вместе с его матерью. В одной глубокой яме, далеко в лесу. И все кто провожали их в последний путь, лили слезы в маски противогазов, без которых нельзя было хоронить убитых радиацией. Потом прошло много времени и радиоактивные, и токсичные осадки стали выпадать все реже. Но и мир стал мертвым и закованным в холод. И только копошащиеся как муравьи люди в своих подвалах и норах, да бродячие банды отморозков и людоедов напоминали о том, что на этой планете была когда-то разумная жизнь.

Разумная?

Николай никогда не мог понять, почему человечеству надо было сотворить такое с собственным миром. Сейчас он снова почувствовал остро пульсирующий в голове вопрос «ПОЧЕМУ?». Но вопрос этот всегда оставался без ответа, насаждая в душе только неописуемую горечь.

Нет, конечно, люди умирали и гибли всегда. Но сейчас, люди и не жили вовсе. И особо остро он это ощущал на похоронах.

* * *

Места, где были установлены ловушки, были отмечены флажками. Кусок тряпки на длинном шесте, с написанной на ней цифрой девять означал девятый кордон. Место, где жил Николай. Ловушки с другими номерами они не имели права очищать. Метрах в ста работали двое с пятого кордона. Еще дальше группа из центра. Васнецов и Сквернослов принялись разгребать снег лопатами, то и дело, поглядывая по сторонам. В носу все еще чувствовалась пыль, которую они выбивали до обеда из звериных шкур, после того как вернулись домой с похорон капитана. Николай морщился от неприятных ощущений, но продолжал убирать снег. Щелчок затвора автомата заставил его оторваться от работы. Он взглянул на Вячеслава. Тот смотрел в сторону леса, начинавшегося на том берегу Оки и держал свой Калашников наготове.

— Ты чего?

— Рысь, — коротко ответил Сквернослов.

Николай проследил за его взглядом и увидел вдалеке это животное. Совет общины строго настрого запрещал убивать этих хищников. Даже в случае нападения, предписывалось делать выстрел не по зверю, а рядом, чтоб отпугнуть. Только в крайнем случае человек мог покончить с рысью. Эти хищники успешно охотились на крыс, даже на крыс-мутантов. Бывало, что разоряли берлогу люпуса, похищая его детенышей. В сложившихся условиях рысь оказалась союзником человека, уничтожая злейших его врагов в животном царстве. В Надеждинске даже практиковался уход за найденными в лесу раненными рысями. Тоже самое относилось и к лисицам.

— Не вздумай стрелять. — Предупредил брата Николай.

— Да знаю я. Мало ли что.

Рысь некоторое время внимательно смотрела в их сторону. Затем понюхала снег вокруг себя и, развернувшись, медленно побрела в сторону леса. Эти дикие кошки с годами все больше чувствовали особое отношение людей к себе. Двуногие, оказавшись по собственной вине на грани вымирания, вдруг стали проявлять небывалую заботу о существах, которых когда-то бездумно истребляли. И животные словно понимали это. Бывали случаи, когда рыси приходили к древозаготовщикам и демонстративно наваливали прямо перед ними кучу. Или мочились на их сани. А потом так же медленно как сейчас, с гордо поднятой головой убирались восвояси. Но стоило человеку появиться одному и рысь непременно нападет. Природа никогда не упускала возможности нанести удар по человеку, словно мстила, за все проступки его вида против окружающей среды.

Проводив хищника взглядом, молодые люди продолжили откапывать ловушку. Это была обычная железная бочка с приваренными тремя ножками. Люди продалбливали в полуметровом слое льда полыньи и опускали туда эти бочки, которые наполовину уходили в лед, до воды, а другая половина торчала на поверхности, опираясь на ножки. Потом их обкладывали мешками с древесными опилками и золой и засыпали снегом. Такая защита позволяла несильно промерзнуть сетчатому чехлу, который крепился внутри бочки и уходил под воду. Чехол был около пяти метров в длину, и через каждые полметра его опоясывало стальное кольцо. Во многих местах к ячейкам сетки были привязаны крючки с наживкой в виде крохотных кусков мяса. В чехле имелось отверстие, и ловушку устанавливали этим отверстием против течения. Аккуратно очистив внутренность бочки ото льда, Вячеслав опустил в полынью багор. Нащупал первое кольцо и стал тянуть. Вторым багром Николай подхватил это кольцо и, втянув его в бочку, они насадили кольцо на специальные крюки, приваренные внутри бочки. Теперь надо было вынимать из ловушки рыбу и потом вытягивать следующую секцию.

— Коля, вылезь из ямы и смотри, чтобы зверье не набежало. А я рыбу буду тебе кидать.

— Погоди Слава, надо эколога позвать. Вдруг радиация.

— Да, блин, ну в прошлый раз ведь не было. И в позапрошлый раз тоже не было.

— Славик, ты же знаешь правила. Тем более что река-то течет подо льдом. Мало ли какую гадость течением принесет.

— Ладно. Зови. Но это пустая трата времени.

Николай выбрался из снежной ямы, подошел к их саням для рыбы, которые имели вид таза на лыжах, достал из кармана пустую автоматную гильзу и, прижав ее к нижней губе, со всей силы дунул. Раздался пронзительный и громкий свист.

Теперь стало видно, что под одиноким деревом на берегу реки сидел человек. Он медленно поднялся на ноги и побрел в их сторону. Это был эколог Матвеев. Когда-то он работал в местном лесничестве и, когда все началось, он на свое счастье решил перебраться в Надеждинск. Он был совсем старым и единственной обязанностью его, было проверять своим дозиметром добычу из реки и то, что привезут в общину древозаготовщики, охотники и искатели. Хотя у искателей были свои дозиметры, но дополнительная проверка уже в самой общине была обязательна. Когда-то на военных складах было море таких приборов, но в первые годы после катастрофы многие из них пришли в негодность. А многие были негодными еще задолго до войны. Еще, однажды, большую партию дозиметров похитила группа офицеров и прапорщиков и обменяла бандитам на еду и драгоценности. Очевидно, они полагали, что сложный послевоенный период быстро пройдет, и они окажутся на вершине своего благосостояния со своим никому теперь не нужным золотом серебром и драгоценными камнями. Их ожидания не оправдались. И еда оказалась не пригодной для пищи. Некоторые из этой преступной группы отравились и умерли. Погибли и некоторые члены их семей. Когда началось разбирательство, то их кража всплыла наружу. Зачинщиков преступления совет общины приговорил к смерти, по законам военного времени. И с тех пор, дозиметры стали оборудованием строгой отчетности. Их доверяли только командирам подразделений. Постам радиационного наблюдения. Искателям и экологической службе.

— Чего ребятки, откопали уже ловушку? — прокряхтел облаченный в армейский караульный тулуп, валенки со снегоступами и распущенную ушанку на голове старик. — Ну, давайте проверим.

Он положил возле большого овального таза с приделанными к нему лыжами небольшой чемоданчик и достал из кармана продолговатый стальной предмет, похожий на толстую авторучку. К предмету была привязана бечевка. Он снял теплую рукавицу с правой руки и, достав из чемоданчика резиновую перчатку от комплекта химзащиты, одел ее. Затем спустился к ловушке и рукой в резиновой перчатке опустил прибор в воду, придерживая за бечевку.

Поболтав ею несколько секунд в воде, он вернулся к своему чемоданчику и снова открыл его. Внутри лежал небольшой прибор зеленого цвета. Матвеев стряхнул с левой руки варежку и щелкнул парой переключателей. Тонкая стрелка на шкале прибора дернулась. После этого он вставил побывавший в воде предмет в специальное отверстие. Стрелка чуть качнулась.

— Норма, — удовлетворенно кивнул Матвеев.

— Точно? — переспросил Николай.

— Да точно я говорю. Норма. — Старик присел на край ямы. — Можете доставать.

Сквернослов натянул на руки резиновые перчатки и принялся опустошать ловушку. К Николаю падала брошенная Вячеславом рыба. Васнецов внимательно осматривал ее и кидал в таз. Вот эта без чешуи. Мутант какой-то скользкий. Не годится. Эта нормальная с виду. Пойдет. Эту с двумя хвостами долой. Опять нормальная. И эта нормальная. Эта без глаз…

— Безглазые рыбы бывают? — спросил Николай у эколога.

— Теперь бывают, — вздохнул Матвеев. — Выкинь ее от греха подальше.

— А это что за тварь? — Сквернослов вытянул что-то лохматое и бурое с длинным и узким носом.

— На выхухоль похоже. — Крякнул старик щурясь.

— Ее едят?

— Да выкинь ее к черту. Как она подо льдом теперь дышит непонятно? Тоже мутант, небось. Выкинь.

Вячеслав отшвырнул существо в сторону.

— Ну, вроде пока все. Колян, иди, помоги второе кольцо вытянуть.

Васнецов спустился, и они насадили на внутренние крюки второе кольцо. Затем Николай снова вернулся к саням. Полетела очередная партия рыбы. Еще в ловушке оказался кирзовый сапог и безголовая кукла.

— А это что такое? — Вячеслав показал что-то длинное и полупрозрачное.

Старик пригляделся и вдруг залился кашляющим смехом.

— Выкинь сейчас же! — прокашлял он сквозь смех.

— Да что это? — нахмурился Славик.

— Презерватив это!

Сквернослов резко отбросил его в сторону.

— Тьфу, зараза. Коля. Давай теперь я покараулю, а ты повытаскиваешь. У меня руки уже задубели.

Николай улыбнулся, что, кстати, бывало с ним не часто.

— Ладно. Если руки задубели, то так и быть. — Кивнул он. Братья поменялись местами.

— Вот ведь, штука, какая. Когда еще использовали, а до сих пор плавает, — хмыкнул Матвеев успокоившись. — И сколько еще дерьма там, в реке, — это он произнес уже невесело. — Эх, парни, какая тут рыбалка раньше была. Просто сказка. Любил я это дело. Очень радовался, когда в лесничество работать пошел. Я ведь как с авгана вернулся, так нигде работать не мог. То брать не хотели, то возьмут, а я ужиться в коллективе не мог. Ну и подался сюда, в леса эти, подальше от людей. И чую, мое это. Природа. Река. Вот сядешь с удочкой на прогретый солнцем камень и сидишь. Лес слушаешь. Реку. Как же раньше было здорово! А теперь вот. Лес молчит. Только мертвый треск деревьев. Бочки во льду. Дозиметр. И наследство нашего прошлого в сетях. Хреново-то как, — он вздохнул.

— А Авган, это далеко? — спросил Николай, вытаскивая очередную рыбину. — Ему было интересно слушать о прошлом. О какой-то совершенно другой жизни, которую он совсем не помнил. Но в последнее время такие разговоры почему-то навевали на него сильнейшую тоску и какую-то странную, почти детскую тревогу, от которой без конца хотелось плакать. А в этом самому себе признаться стыдно было. Он и так сквозь землю провалиться хотел из-за своих недавних истерик. Сейчас он слушать о мире солнца и зеленой листвы не хотел и решил перевести разговор в другое русло.

Старик неопределенно махнул рукой.

— Там. Далеко.

— И как там?

— А никак. Горы и дикари. Сейчас, небось, то же самое. Только холоднее. Эти духи, наверное, и не заметили, что цивилизация кончилась. Я когда там был, думал что это настоящий ад. Черта с два. Вот оглядываюсь сейчас на последние двадцать лет и понимаю, что пределы человеческих возможностей по созданию ада безграничны. — Старик вдруг замолчал и вопросительно уставился сначала на Сквернослова, затем на Николая. — Что это было?

— Вы тоже почувствовали? — Васнецов прекратил работу и взглянул на Матвеева.

Дрожание льда снова повторилось. На сей раз сильнее. И послышался какой-то жуткий гул, разнесшийся эхом над рекой. На секунду стихнув, все вокруг снова загудело с большей силой. К гулу прибавился звук трещащего льда. Николай выскочил из ямы, в которой находилась их ловушка. На снежной глади то тут, то там появлялись фонтанчики снега. Очевидно, там ломался лед.

— Быстро на берег! — Заорал Сквернослов. Он кричал это не своим спутникам, которые и так поняли, что назревает беда. Он кричал это другим людям, которые вдали очищали свои ловушки. Те уже быстро двигались в сторону города.

— Старый, давай в сани садись! — хлопнул Матвеева по плечу Вячеслав.

— Ты чего, парень, там рыба. Я же провоняю!

— Ты до берега до восьмой мировой войны ковылять будешь! Коля, хватай его!

Братья усадили негодующего эколога в таз, кинули ему его чемоданчик, свои автоматы и, схватив за привязанную к саням веревку, быстро двинулись в сторону Надеждинска. Впереди взметнулся снег и, разбрызгивая воду, встала на дыбы льдина.

— Правее! — крикнул Николай.

Они преодолели опасный участок. Сзади усиливался гул и треск. Теперь к ним присоединился шум освобождающейся от многолетнего льда Оки. Они выбрались из реки и обессиленные рухнули в сугроб.

— Что же это такое? — тяжело дыша, проговорил Сквернослов.

— Сдается мне, братцы, что это землетрясение, — ответил сидящий в тазу Матвеев.

Николай поднялся на ноги. Он взглянул на реку. Она изменилась до неузнаваемости. Огромные глыбы льда, толкаясь, вздымались ввысь и медленно ползли по течению. Вода, которую люди уже последние пятнадцать или даже больше лет видели только в маленьких лунках своих ловушек, бурлила. Было непонятно, трясется ли покрытый снегом грунт под ногами сам по себе или его сотрясает взбесившаяся Ока. Стихия снова показала человеку свою непреодолимую силу. Теперь Николай осознал, что у стихии было множество обличий. Что кроме привычных уже страшных метелей, бывает и такое. И если это действительно землетрясение, то это в какой-то степени подтверждает рассказ космонавтов о движении материковых плит к этому ХАРПу. Теперь Васнецова осенила совершенно логичная мысль. Если это землетрясение, нетипичное, кстати, для этих краев, то значит экспедиция, которая до сих пор была под вопросом, состоится. Ее отправят, поскольку медлить больше нельзя. Совет, скорее всего, примет решение незамедлительно. Вячеслав, похоже, думал о том же.

Позади послышался раскатистый грохот. Все обернулись. Среди зданий Надеждинска клубилось облако серой пыли.

— Твою мать! — Закричал Вячеслав. — Что это?! Что это такое еще?!

— Дома рушатся! — дрожащим голосом воскликнул Матвеев.

Клубы пыли заворачивались в вихрях, быстро расстилаясь среди строений города, словно костлявая смерть укутывала своим грязным плащом последний очаг жизни.

 

7. Перед рассветом

Все в общине сошлись на мнении, что это было землетрясение. Река освободилась ото льда, поглотив в бушующих водах ловушки. Кто-то видел, как в неспокойных бурунах перекатывался искореженный бензовоз, который унесло течением дальше.

Пострадал и Надеждинск. Полностью рухнуло два девятиэтажных здания, погребя под своими руинами тех, кто находился в подвалах. Много обвалов было в соединяющих общину в одно целое траншеях. Еще в двух подвалах были частичные обрушения. Один блокпост на втором кордоне сложился как карточный домик.

Подвал, где жили братья, не пострадал. Но сам дом над ними покрылся трещинами во многих местах. Николай и Вячеслав по возвращению в город сразу бросились на разбор завалов. Они проработали без передышки несколько часов, расчищая ведущие в их жилище траншеи, пока наконец их не нашел вестовой. Молодой парень постядерного года рождения.

— Еле вас нашел! — крикнул он, прибывая в явно возбужденном состоянии, и пытаясь перекричать шум ручных инструментов, которыми работали люди. — Хорошо, что живы! Вам обоим надлежит явиться к подполковнику Яхонтову!

— Ты сопляк, не видишь чем мы тут занимаемся? — Рявкнул на него Сквернослов, орудуя киркой. — Некогда нам!

— Это приказ коменданта. И самого Басова! — обиженно нахмурился вестовой. — Не пойдете сами, патруль за вами пришлю!..

Было очевидно, что им действительно надлежит поступить именно так. Видимо что-то важное предстояло, если власти Надеждинска отрывали их от восстановительных работ…

Все искатели жили обособленно. Они занимали подземные помещения бывшей гарнизонной комендатуры. Землетрясение пощадило эти бетонные стены. Либо они оказались ему не по зубам. Единственным искателем, который тут не жил, был когда-то отец Николая. Он был тогда одним единственным искателем с семьей. Сыном Колей и приемышем Славиком. Все остальные были одиночками. Большинство из них потому и занялось этим непростым ремеслом, что хотели проведать края, где когда-то проживали их родные и близкие. И когда кто-то из искателей не возвращался, то говорили о них, что они нашли свою родню и живут теперь с ними. Но, скорее всего так говорили оттого, что никто не хотел думать об их гибели. Искатели пользовались особым вниманием женщин, так как мужчины это были наиболее сильные, выносливые и, разумеется, мужественные. Однако семьи они не заводили, поскольку тогда их ремеслу придет конец. За все эти годы, только четыре искателя решили остепениться и жить как все в общине. Остальные расставаться с волей не спешили и пользовались своим магнетизмом по отношению к женскому полу, только для кратковременных связей. В связи с этим, от мужской половины общины они заработали недобрую репутацию, недоверие и зависть. Хотя, безусловно, мужчины искателей уважали, но пропитывая уважение завистью, ревностью и скрытой злобой. Однако если кто-то из искателей прелюбодействовал с замужней женщиной, то от него отворачивались все коллеги. Это было неписанным правилом. Но сомнительным утешением, для ревнивых мужей.

Вестовой провел молодых людей по мрачному бетонному коридору. Потом они оказались в просторном и хорошо освещенном помещении, заставленном какими-то ящиками, большим количеством сложенных у стен дров и с десятком дверей в стенах. Они вошли в одну из них, следуя за вестовым. Снова длинный темный коридор. Потом просторное помещение с аккуратно сложенными на полу частями саней для собачьих упряжек, сухими дровами и опять двери в стенах. На одной была приклеена уже растерявшая многие цвета картинка с изображением старого военного корабля. На ней, помимо корабля были надписи «Модель сборная. Масштаб 1:350. Крейсер ВАРЯГЪ». Видимо эта картонка была когда-то крышкой коробки с этой моделью.

— Вам сюда, — кивнул Вестовой на картинку и удалился.

Николай постучал в дверь.

— Да! — послышался легкоузнаваемый голос Яхонтова.

Когда они вошли в его жилище, то пришлось сразу же зажмуриться от непривычно яркого света в просторной комнате. Они давно привыкли к свету лучины в своем жилище. Но тут было электрическое освещение.

— Ну, наконец-то! — Воскликнул Варяг. — Я уж грешным делом подумал, случилось с вами чего.

Молодые люди осмотрели комнату. Это было по нынешним меркам роскошное жилище. Во-первых, большая комната. Примерно четыре на шесть метров. Потолок гораздо выше, чем в обитаемых подвалах некогда жилых домов, где таким высоким как, например Сквернослов, часто приходилось нагибаться. Привычных шкур на стенах и на полу не было. Бетон был выкрашен белой известью и на двух противоположных стенах висели большие ковры. Пол тоже был застелен коврами. Стена напротив входа была скрыта рядом шкафов. В их дверях уже не было стекол. В одном шкафу были заставленные книгами полки. Во втором, различная одежда и даже пилотский комбинезон. В третьем было оружие. Рядом стояла тумба без двери. Внутри посуда. На тумбе какой-то ящик. Николай не сразу узнал в нем давно забытый телевизор. Вернее пустой корпус без кинескопа. Внутри стоял макет того корабля, что был изображен на картинке приклеенной к двери. Слева стояла по-военному заправленная армейская кровать, под которой виднелись аккуратно сложенные дрова. У кровати, ближе к двери, была железная печка, на которой грелась кастрюля, источая аппетитный запах. Труба от печи уходила в одну из двух вентиляционных отдушин. У другой стены с ковром стоял большой стол, за которым сидел Варяг, а рядом с ним профессор Третьяков. Они пили чай.

— Вы чего не приходили? Мы же договаривались. Я и с комендантом вопрос о вашем дозоре давно решил. И чего вы такие чумазые и взъерошенные? — Варяг взглянул на молодых людей.

— Вообще-то беда в общине. — Угрюмо заметил Вячеслав. — Землетрясение. Мы завалы помогали разбирать. А вы тут чаи гоняете.

Яхонтов поднялся с места. Подошел к Сквернослову.

— Ты меня не стыди, Славик. — Сказал он, глядя снизу вверх. — Я знаю, что случилось. Но каждый должен делать то, что должен. На том наша община и держится.

— Вот именно, — Вячеслав продолжал выражать недовольство. — И именно поэтому мы помогали разбирать завалы. Потому что должны. Даже если никто нас и не просил об этом.

— С той самой минуты, как вы решили участвовать в экспедиции, вы должны были думать только о том, как ее успешно провести. Теперь ЭТО ваш долг. — Яхонтов взглянул на наручные часы. Еще одна сказочная роскошь. Со временем часы у людей выходили из строя. Чинить их возможности не было. Теперь этими бесценными счетчиками времени обладали лишь немногие. Старосты подвалов. Командиры. Искатели. — У нас очень мало времени, ребятки. Уже меньше восьми часов.

— Как это? Развел перепачканными руками Сквернослов. — Но ведь только послезавтра ученый совет…

— Сразу после землетрясения было решено, что медлить и взвешивать шансы более нельзя. Возможно, что уже давно все стало необратимо. Но полагаться на всякие «авось», «может быть» и «а что если» преступно. Это критерии мышления иной эпохи, непозволительные нам, живущим в настоящей действительности. Любой, даже призрачный шанс надо использовать. Мы уходим на рассвете. И за это время вам надо помыться, поспать и собрать вещи. Сейчас придут космонавты. Они занимались подготовкой своего вездехода. Каждый занимается своим делом, не смотря ни на что. Мне горько оттого, что произошло сегодня. Я тоже скорблю о жертвах бедствия. Но во имя живых и во имя памяти мертвых мы должны сделать нашу миссию выполнимой и продуктивной. Так что садитесь за стол.

Молодые люди сели. Варяг снял с печки кастрюлю и поставил на стол. Затем налил братьям чай из стоящего на полу чайника и положил пред ними две вилки.

— С тарелками у меня напряженка. Поэтому ешьте прямо из кастрюли.

Это была вареная картошка и тушеное кроличье мясо.

Николай только сейчас, вкушая аромат горячей пищи, понял, как он хочет есть. Он насадил на вилку большую дымящуюся картофелину, но, попытавшись откусить кусок, обжегся и уронил ее на стол.

— Не спеши, Коля, — улыбнулся Варяг.

— Но ты сам говорил, что времени мало.

— Покушать хватит. Поспать и в дороге сможете, надеюсь.

— Профессор, — Сквернослов подул на свою вилку с маленьким куском мяса и взглянул на Третьякова. — Вы что, тоже едете с нами?

— Нет, ребята, что вы. Боюсь, я такого путешествия не перенесу. Старый я для этого. Старый и больной.

В комнату вошли космонавты.

— Ну вот. Теперь все в сборе. — Яхонтов погладил свою бороду. — Садитесь. Поешьте. Вот вилки. Сейчас чай вам налью.

— Здравствуйте ребята, — кивнул братьям Макаров. Они сели рядом. — Беда-то, какая случилась, — продолжал космонавт Андрей. — Мы же говорили, что с геологической активностью земли вакханалия полная творится.

— Как вы думаете? — обратился Николай к космонавтам. — Может быть так, что уже поздно пытаться что-то исправить?

— Коля! — Яхонтов поставил пришедшим людям кружки с чаем, и строго посмотрел на Васнецова. — Я же сказал, что времена гадания на кофейной гуще и рассусоливания всяких альтернатив кончились двадцать лет назад. Сейчас надо только действовать. Сейчас у нас только два пути. Первый — это смерть. А второй надо искать. Мы нашли его с приходом наших новых друзей. Другой возможности не будет. Значит надо действовать. Оставь сомнения. Ты верить в нашу миссию должен. И ты Слава, тоже.

— Но как же больно будет, если она действительно окажется бесполезной, — пробормотал Сквернослов. — И в тысячу раз будет больно, если верить в нее безоговорочно.

— Если она будет бесполезной, то уже не будет важно, какую боль мы все испытаем. Тогда уже все будет не важно. Так что оставьте все ваши «если». Мы еще не начали нашу миссию, а вы ее хороните, пораженцы. Сейчас отправлю вас домой и дело с концом.

Николай ел молча. У него была еще тысяча вопросов, но он не решался их задать. Потому что в каждом из них сквозило сомнение и неуверенность. Он всегда считал себя человеком хладнокровным и серьезным. Но сейчас он понимал насколько он слабый. Нет не физически. Гораздо хуже быть слабым духом. И это он отчетливо в себе увидел. Было тяжело разочаровываться в жизни, с годами понимая, что в лучшую сторону ничего после катастрофы измениться не может. Но еще хуже было разочароваться в самом себе, вместо каких-то новых положительных качеств, открывая только слабость и безволие.

— Вы по-прежнему настаиваете на походе через Москву? — спросил Яхонтов у Юрия.

Тот как-то нервно дернул плечами, продолжая небольшими глотками пить горячий чай.

— Ну да. Мы вроде с этим вопросом определились окончательно. Вас смущает что-то?

— Крюк немалый получается. Это прямиком на север. Это, во-первых. Во-вторых, рейды в Москву я не совершал. На запад я до Великих Лук ходил. Но восток почти до Урала. На юге и севере, дела обстоят скверно, если верить тем, кого я встречал за все эти годы во время рейдов. По Москве, Обнинску, Серпухову здорово ударили. Конечно с востока в Туле и Новомосковске тоже страшные дела. Особенно в Новомосковске с его бывшими производствами. Но можно было пойти через… Минутку, — Варяг порылся в какой-то коробке под столом и достал оттуда кожаный офицерский планшет. Затем извлек из него потрепанную, перетянутую скотчем в нескольких местах карту с массой сделанных химическим карандашом пометок. — Вот. Смотрим. Можно пойти сначала на восток, потом на северо-восток…

— А как восток, да северо-восток определить, Варяг? — хмыкнул Сквернослов. — Компасы уже много лет глючат.

— А то я не знаю! У искателей свои хитрости. Надо знать ориентиры. И слухом хорошим обладать. И прибором нехитрым. Мы из пластиковых бутылок гудки делаем и вешаем на деревьях в определенных местах. Этого добра, в смысле бутылок, навалом повсюду. Если правильно смастерить и десяток высоко на дереве повесить, далеко слышно. А, скажем, до Борщевки и далее к Дугне или Алексину каждый искатель дорогу с закрытыми глазами найдет. А в Дугне сейчас язычники обосновались. Для нас они не опасные.

— Что за язычники? — Сквернослов взглянул на искателя.

— Да обыкновенные. Древнерусским богам покланяются. «Круг Сварога» у них община зовется. Мы когда туда сунулись, не знали, что там теперь живет кто-то. И перепугались, когда увидели что там кругом истуканы деревянные и полотнища со свастиками. Подумали что там фашисты какие-то, а это язычники. С северо-востока откуда-то пришли. Свастика у них, это знак солнца. Они все ждут, что оно появится. Короче странные они немного. Но для нас безобидные. Они вообще всех людей любят, кто к ним с миром и кто природу чтит. Но ежели что, подготовка у них боевая не хуже нашей. Сам видел, как они голые, в одних кальсонах, босиком на снегу учебные бои на мечах устраивают. И кстати они хорошие мечи и арбалеты из автомобильных рессор делают. Даже бумеранги. Мы могли бы у них разжиться таким добром.

— Ну, решили ведь, до Москвы идти, — недовольно проворчал Юрий. — И тем более у нас автоматы. Зачем архаизмы эти? И как вообще можно ловить железный бумеранг? Ну, ведь договорились же насчет Москвы! И генерал ваш одобрил!

— Ну, до Москвы, так до Москвы. Но мне эта идея не нравится. Ладно. — Яхонтов внимательно посмотрел на карту. — Значит, идем на север. Через Кольцово. Там пусто. Нет никого. С востока от нас Ферзиково будет. Туда лучше не соваться. Да и нам не надо туда.

— А что там? — Спросил Николай.

— Там люпусы. И не такие, как тут, в лесу. Там новые. Стайные. Дальше Аристово, Сугоново. Давно я там не был. Но вроде там сейчас спокойно. Безжизненно. Нет, с Аристово берем правее и идем на Барятино. До Сугоново мы не дойдем.

— А в Барятино что? — снова задал вопрос Николай.

— Там все вымерли еще после черных дождей, насколько я знаю. И дозиметры до сих пор зашкаливает. Много осадков туда выпало. Но если там не задерживаться, то не страшно. Одним словом путь нам не простой предстоит. И Москва добавит сложностей.

— После того, какой путь мы уже прошли, — многозначительно покачал головой Андрей Макаров. — Это не страшно. Теперь, хотя бы, мы на своей земле.

— Рамки понятия своей земли давно сузились до объема подвалов, — вздохнул профессор. — Не надо быть наивными в таких вещах.

— Мы это понимаем, — Юрий взглянул на Третьякова. — Мы это уже давно поняли. Чего мы только не видели по пути.

— Ладно, в сторону лирику, — вмешался в разговор Варяг. — Вы лучше скажите, сколько еще выдержит ваш луноход?

— Бетагальванический аккумулятор выработал свой ресурс на две трети примерно. Около десяти лет он может давать энергию. Солнечные панели еще работают. Системы ручного управления дублированы. Это очень надежная машина. Ходовая часть, самое уязвимое и подверженное износу место. Амортизаторы могут выйти из строя скоро. В запасе у нас еще пять штук имеется. Но в машине их двенадцать. Но можно и на сломанных идти. Только ход станет жестче и траки ломаться чаще станут. Жесткий ход мы переживем, конечно. Но вот траки. У нас их всего сорок штук осталось в ремкомплекте. Ваши техники, правда, обещали собрать траки от ваших БМДэшэк. У них как раз размеры… Только узкие они. Но можно два соединить валетом. Катки тоже от БМД по размеру подходят. Тоже уже, конечно. И тяжелее. Но это не страшно. Ходовые качества ухудшатся с ростом веса и потребление энергии возрастет. Даже с учетом того, что на Земле сила тяжести больше чем на Луне, тяговая сила у машины высокая. Дотянуть до Берингова пролива шансы есть. А там. До Аляски рукой подать. Пролив наверняка льдом скован. Перейдем его, и мы там. От мыса Дежнева до Северной Америки в узком месте всего 90 километров.

— Есть одна сложность, — Третьяков взглянул на космонавтов.

— Какая?

— Еще тысяча сто с лишним километров. — Нехотя произнес профессор. По всему было видно, что он не очень хотел делиться такой удручающей информацией. — Надеюсь, вы не думали, что ХАРП находиться сразу на том берегу? Он в укромном месте, неподалеку от городка Гакона к северу от Анкориджа. А это ближе к Канадской границе. Вам еще через всю Аляску идти. А там уже не наша земля. И очень много гор. И тысяча сто с лишним километров, это прямая линия на карте от Берингова пролива до объекта. На деле путь окажется еще дольше, длиннее и сложнее. Вы уж простите. Не очень мне хочется вас пугать. Но и скрыть от вас права не имею.

Алексеев провел по седым волосам растопыренной пятерней и вздохнул.

— Мы, конечно, понимали, что объект, в глубине штата. Но не думали что такое расстояние. Н-да. Плохо дело.

— А чего панику поднимать раньше времени? — встрепенулся вдруг Николай. — Это если мы такое расстояние пройдем до Аляски, неужто какие-то одиннадцать сотен километров помехой окажутся? Вы чего?

— Орел, — усмехнулся Варяг.

— Да при чем тут орел? — Васнецов разозлился. — Что я не так сказал? Вот ты, Варяг, сколько в своих походах километров намотал? А вы? — он обратился к космонавтам. — Чего вы проблему делаете из этой тысячи километров?

— Мы будем за полярным кругом. Понимаешь, насколько упадут наши и без того небольшие шансы? — Покачал головой Андрей Макаров.

— И понимать не хочу! Дойдем!

— Хороший настрой, — хмыкнул профессор. — Но только если это просто бравада, то это хуже всего.

Николай чувствовал, что это именно бравада, но она была ему необходима, чтоб придавить вылезающего из подсознания голодного и всепожирающего червя сомнения. Васнецов боялся. И страх его злил. Он хотел отправиться в это путешествие, но когда он понял, что именно он и отправится, то стало страшно. Стали появляться мысли о том, что, быть может, лучше остаться в своем теплом подвале и смиренно проживать свой век там, выполняя рутинную работу до конца своих дней. Он понял, что он не герой. И отец не стал бы им гордиться. А такой крах своего «Я», был похож на мучительную смерть.

— Мы дойдем. — Сказал он снова. И, похоже, он говорил это не окружающим, а самому себе.

— Правильно, — кивнул Третьяков. — Дойдете. И не только потому, что выбора у нас нет. Просто… Если надо… Русский человек и своего коня на плечах через Альпы пронесет, и до Берлина дойдет, и в космос полетит, и аварийный реактор голыми руками заглушит, и ХАРП конечно же вырубит. — Профессор улыбнулся. — И если не вы, то кто тогда?

— Скажите, Михаил Вениаминович, — Сквернослов произнес это, глядя на опустевшую кружку, которую вертел в руках. — А откуда вы столько об этом ХАРПе знаете? — в голосе молодого человека сквозило что-то странное, похожее на подозрительность. Ему действительно казалось подозрительным то, каков уровень осведомленности был у профессора на счет объекта. Он даже точное местонахождение знал.

— А я работал на таком объекте. — Невозмутимо ответил профессор.

Вячеслав удивленно уставился на старика.

— Как это? На ХАРПе?

— Да нет. — Третьяков мотнул головой. — Таких установок в мире было три. Собственно сам ХАРП, потом одна в Скандинавии, в Норвегии, около Тромса. Это объект ЕИСКАТ. Но он не был доведен до нужных мощностей. Ну и конечно был такой объект и у нас. Первый наш объект был в Капачах, под Чернобылем, но после Чернобыльской катастрофы ее ликвидировали. Потом соорудили в Нижегородской области, в глухом лесу. Объект «Сура», по названию реки, которая неподалеку протекает. Вот на «Суре» я несколько месяцев и проработал. Даже подписку о неразглашении давал. Только что толку сейчас…

— И что вы делали там?

— Да расчеты в основном. Измерения. Наблюдения. Все что с физикой связано. Да объект-то этот в полузаброшенном состоянии был. После развала Союза, у нас и наука и подобные исследовательские центры тоже развалились. Там мародеры, искатели цветных металлов, сильно потрудились. Это потом, в начале века, когда мы узнали, что ХАРП у американцев вовсю функционирует, решили вести параллельные исследования. Кое-как у властей крохи выбивали. Пытались объяснить этим мудрым государственным мужам, что нам надо вести работы, чтобы понимать возможности ХАРПа и чего от него можно ждать. Работали, как могли. А могли немногое. То кабель где-нибудь украдут. То электрогенератор скрутят. То еще что. Бардак, одним словом. Но поняли, конечно, кое-что.

— Например? — спросил Варяг, — неужели действительно куча железок может так влиять на планету?

— Ну, в теории. В расчетах. Да. Влиять на магнитное поле и ионосферу. Причем как локально, так и глобально. Мы, например, вызывали полярные сияния над объектом. Aurora borealis, как говорят на латыни. А в расчетах перспективы были ошеломительные. Этим ведь еще Никола Тесла занимался в свое время. Вы, молодые, и не знаете кто это. А ведь был такой великий человек. Американец сербского происхождения. Он понимал, что у земли колоссальный потенциал, который можно использовать. Брать, например немыслимые количества электроэнергии просто, грубо говоря, из воздуха. Но он понял, к чему могут привести эти игры с такими силами. Он свернул свои работы. Но жил то он в Америке. Видимо что-то из его записей осталось. Одним словом у американцев было больше знаний и денег, для реализации этого проекта. Вот они его и реализовали. А мы на своих ржавых арматуринах в лесу только понять пытались, чем это чревато.

— А суть в чем? — Варяг развел руками. — Для чего эта установка вообще могла пригодиться?

— Если перед человеком возникает новое, революционное открытие, то он непременно думает о его военном использовании. — Профессор невесело улыбнулся. — Как вы думаете, для чего какой-нибудь питекантроп поднял с земли камень? Чтобы дом себе построить? Полюбоваться на камешек этот? Нет, конечно. Чтобы долбануть им по башке другой такой обезьяне. А с ХАРПом… Представьте, что вы можете наслать на территорию противника ураган, цунами, землетрясение. Сбить с толку его запущенные ракеты. Уничтожить летящие самолеты. Атомная бомба, это варварский архаизм. Тут перспективы могущества самого господа бога! И дешевле. И никто не догадается. Не будет ответного удара. Ведь ответить не на что. Землетрясения и ураганы, обычное явление. Даже если оно случилось там, где и не бывает, как правило. Мало ли что там, в недрах земных твориться. А не была ли Чернобыльская авария, следствием неудачного эксперимента на нашей установке в Капачах? Кто теперь разберет? Был когда-то западный рубеж России. Калининградская область. Это бывшая Восточная Пруссия. Так вот в 2004 году там случилось землетрясение. И это в центре Европы! В глубине континентальной плиты. И это было не эхо землетрясения в районе трения континентов. Эпицентр находился там же! Откуда? Как? А может это рукотворное? Это было в сентябре 2004-го. В конце того же года в юго-восточной Азии случился страшный цунами, унесший жизни сотен тысяч человек. Он обрушился на берега множества стран. Что это было? Ни у кого не могло возникнуть и мысли что это дело рук человека. Ведь все возможности подобных установок были только фантастической теорией. И мы так считали. Ведь по нашим расчетам, для реализации проекта нужно невероятное количество энергии. Такую, все атомные станции земли не могли дать. Но в том то и вся соль, что источником энергии ХАРПа и является сам ХАРП! И это я понял только теперь. Ему не нужна электростанция. Ему нужен только стартер. Как в автомобиле. Только запустить стенд и все. Дальше он будет черпать энергию из атмосферы планеты, как и задумывал Тесла! И объемы этой энергии будут только расти. Теперь весь земной шар — это гигантская динамо-машина, питающая монстра!

— Охренеть, — вздохнул Сквернослов. — Ну, неужели люди не понимали, что творят?

— Думаю, нет, — профессор пожал плечами. — Часто бывало так, что человек поздно спохватывается. Недаром пословица гласит, что пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Оппенгеймер сотворил атомную бомбу, а потом была Хиросима. Нагасаки. Он и сказал, дескать, мы сделали работу за дьявола. Но даже если и понимают люди, что творят, то, что толку? Отцы атомной бомбы всерьез полагали, что ее взрыв приведет к цепной реакции и уничтожит Землю, но, тем не менее, из-за собственного тщеславия рискнули провести свой чертов «Тринити тест». А разве они не понимали, чем они рискуют? Да таков человек. Все понимали, что сбрасывают отходы в моря, коптят трубами небо, вырубают леса, выкачивают недра. Только все думали, что на их век хватит. Ведь пока гром не грянет… А вот не хватило ничего… Все кончилось…

— Еще шумят наши леса, и смеются наши дети. Сегодня еще богаты наши недра и поют птицы. На наш век хватит, говорили мы. А вот не хватило… — задумчиво покачал головой Николай. — Я эти слова хорошо помню. Их отец говорил. Причем он сказал, что произнес эти слова кто-то еще в те времена, когда действительно были богаты недра и шумели леса… И никто не прислушался…

— Я не пойму что-то! — нахмурился Вячеслав. — А причем тут трубы коптящие, недра и этот ХАРП? Ведь была ядерная война. Она всему конец положила! Чего я не догоняю, а?

— А ты причинно-следственной связи не видишь? — профессор уставился на него.

— Ну, вот не вижу, хоть убейте!

— Слава, ты знаешь, что такое пищевая пирамида?

— Ну, это нам хорошо объяснили, — хмыкнул Сквернослов.

— Ну, так вот было нечто подобное в общечеловеческом социуме. Сильными в мире были те, кто владел нефтью, газом, недрами. Те, кто владел всеми этими ресурсами и мог диктовать свою волю. В этих условиях, даже при понимании того, что ресурсы иссякнут скоро, те, кто были на вершине данной пирамиды, не позволяли производить исследования в тех областях, которые могли позволить избавиться человеку от нефтяной и прочей зависимости. Это ведь удар по их могуществу. Потеря прибыли. Крах устоявшегося мироустройства, где они правили всем. И естественно шло оскудение недр. Ведь с каждым годом потребление человеком ресурсов росло в прогрессии. И те, кто сильнее в военном и экономическом плане, должны были расширять свое влияние на ресурсоемкие территории. А ведь это другие, суверенные страны. В совокупности росло не только военно-политическое напряжение в мире. Росли социальные проблемы повсюду из-за экономических потрясений. А все потребление человечеством Земных богатств и следующие за этим отходы, привели к резкому изменению климата. Вернее к первым его тревожным признакам. Надо было что-то делать. А ХАРП, мог не только быть боевым средством, им можно было влиять и на климат. Быть может и хотели остановить глобальное потепление или еще бог знает что. Вот вся эта совокупность факторов, похожих на какой-то сюрреалистический сумбур, привела, на мой взгляд, к тому, что кто-то из этих психов в комнате, про которую так метко заметили наши друзья-космонавты на заседании совета, и нажал первым на курок. Тотальная война, была логическим следствием того, что творило человечество. Не берусь утверждать, что все мною сказанное, есть истина в первой инстанции, но за годы раздумий над тем, что случилось, я сделал именно такие выводы, которые мне кажутся наиболее логически обоснованными. Одним словом, доигрались.

— Да чего уж тут гадать теперь, — произнес Яхонтов. — Нам теперь, только и остается, что ХАРП этот вырубить.

— Надо попытаться разобраться в причинах, — снова вздохнул профессор. — Вот вчера я узнал, что мою Калугу уничтожили наши противоракетчики. Не враг. А НАШИ! Убили, — у старика задрожал голос, — убили мою семью, моих студентов, коллег, тысячи людей. Просто взяли и отвели ракету от Москвы… А какой тут может быть выбор?… Я… Я давно ни на кого не держу зла… Я только… Мне… Горько мне… И все, чего я хочу, чтоб у оставшегося человечества был шанс. Но если человек не извлечет уроков… Не разберется в причинах всего… То пропади оно все пропадом, человечество это…

* * *

Дежуривший на внутреннем посту одноногий старик Кучеренко, по прозвищу Пират, сурово посмотрел на молодых людей. Он не потерял ногу в бою. Не подвергся нападению хищника. Он просто отморозил ногу, и ее пришлось отпилить.

— Это кто явиться соизволил? А? Все вкалывали, завалы разбирали, а вас где черт носил? Мало того, что от дозора откосили, так еще и забили болт на все остальное!

— Приказ коменданта был. Не рычи. — Оскалился Сквернослов. — Люди спят уже, а ты орешь.

— Да люди так навкалывались, что хоть из пушки стреляй. А вот вы, бездельники, прохлаждались где-то.

— Да завали ты хайло свое! — Рявкнул Вячеслав. — И без твоей словесной дристни тошно! Автоматы наши давай!

— А вот иди на хрен, откуда пришел, ублюдок!

Последнее слово, обращенное к детдомовцу, было произнесено опрометчиво. Удар был совершенно неожиданным и Кучеренко повалился на пол, опрокинув свой вахтерский стол.

— Я тебя сейчас урою, огрызок человеческий, — зашипел Сквернослов.

Николай, как обычно погруженный в свои мысли даже не заметил, как завязалась драка. Он попытался разнять Славика и Пирата, но тут кто-то схватил его за ворот бушлата и с неимоверной легкостью выкинул из подвала в ведущий в их жилище коридор траншеи. Васнецов в недоумении взглянул в дверной проем и следом вылетел Вячеслав. Затем появилась голова невесть откуда взявшегося Яхонтова.

— Стойте тут и ждите меня, бакланы! — Массивная и утепленная шкурами дверь в подвал захлопнулась. Ждать пришлось несколько минут. Наконец Варяг вышел из их подвала и швырнул братьям их автоматы и подсумки с оставшимися патронами.

— Оружие на плечо! Живо! Вы что там, сучата, устроили, а? — он угрожающе посмотрел на молодых людей.

— Да он за базаром своим не следит, хрыч старый! — огрызнулся Славик. — И вообще, Варяг, ты сам виноват. Не надо было нас от работ на завалах отрывать. Теперь всякая мразь на нас как на крыс шхерных смотрит!

— Ну-ка пасть закрой! — рявкнул искатель. — Еще такое устроите, башку отвинчу! Шагом марш за мной!

— Но мы не все вещи забрали! — возразил Николай.

— Все что вы должны были взять, вы взяли. Это ваши стволы. Шмотки специальные, для вас я давно приготовил и они уже в луноходе.

— А проститься с соседями?

— Спят все давно. И запомните, искатели никогда перед рейдом не прощаются. Это плохая примета. Вы вон, уже с Кучеренко простились, идиоты. За мной я сказал!

Яхонтов двинулся по траншее. Братья пошли следом. Николай украдкой улыбнулся. Варяг назвал их искателями. И это ничего, что при этом он назвал их еще и бакланами, сучатами и идиотами. Главное — они теперь искатели! Это было в высшей степень лестно. Искатели — элита. Искателей любили женщины, уважали мужчины и боялись даже медведи.

— Слышал, как он нас назвал? — шепнул Николай, толкая локтем Сквернослова.

— За сучат обидно конечно, — буркнул в ответ тот.

— Да нет. Искатели!

— Да из вас искатели, как из поноса вертолет. Ишь, губу раскатали. — Сказал, не оборачиваясь Яхонтов.

Это была неприятная оплеуха.

Они шли долго. Луноход находился в ангарах ремонтной базы для обслуживания боевой техники десантников. Три ангара были единственными надземными строениями, кроме блокпостов, которыми постоянно пользовались люди. С наступлением холодов, эти полукруглые здания из рифленого железа были утеплены мешками с песком и шкурами. Однако все равно в них было довольно холодно. Поэтому и саму технику накрывали несколькими слоями брезента и звериных шкур.

В ста метрах от рембазы траншея была обрушена. Ее еще не расчистили, и пришлось дальше идти, выбравшись на поверхность. Братья были одеты недостаточно тепло для улицы, и их мгновенно пробрал озноб. Радовало лишь то, что не было ветра. Ночную темноту и безветренную тишь разрубал скрип снега под ногами, которые без снегоступов проваливались по самые бедра. Эту короткую дистанцию преодолеть пришлось с большим трудом, чем утомительная ходьба по километровыми траншеям. Николай, преодолевая последние метры, подумал от тех одиннадцати сотнях километров, которые им предстояло пройти по чужой Аляске. Быть может, они без особых усилий пересекут всю Россию с запада на восток, но чего им будет стоить оставшийся путь до ХАРПа?

Перед входом в ангар на уложенных железных листах лежали какие-то большие продолговатые свертки. Их охраняли два укутанных в тулупы бойца. Свертки очень походили на тот, что в первой половине дня братьям довелось провожать до стадиона.

— Что это? — спросил Николай у Варяга. Однако он догадывался, что за ответ последует.

— Это те, кто погиб от землетрясения. — Ответил Яхонтов. — Сегодня днем хоронить их будут.

— Мужики, вы идите, я сейчас, — сказал вдруг Сквернослов и направился к охранникам.

— Две минуты тебе, — коротко отрезал искатель. — Скоро рассвет. Нам пора.

Николай очень замерз и спешил в помещение. Он не стал оборачиваться и ждать Вячеслава. Поэтому он не увидел, как тот что-то спросил у людей в тулупах. И не видел, как он, услышав какой-то ответ, бросился к этим мертвым сверткам и попытался обнять один из них. Но замотанные в материю трупы смерзлись между собой, и это ему не удалось…

В ангаре находилось несколько техников, вооруженный патруль, оба космонавта, снова облачившиеся в свои потрепанные скафандры, но пока без шлемов. Тут же стоял профессор Третьяков и генерал Басов. Над солнечной батареей лунохода были подвешены дефицитные лампы дневного света, которые не только хорошо освещали ангар, но и подпитывали машину энергией.

— Все готово? — спросил Яхонтов у Алексеева.

— Да, — космонавт кивнул. — Вас ждем.

— Товарищ генерал, — теперь Варяг обратился к Басову. — Я же просил без церемоний и проводов. Не принято это у искателей, вы же знаете.

— Да ладно, брат, не будет никаких церемоний, — махнул рукой Басов. — У меня только просьба к вам одна. Вон, видишь будку от кунга? Зацепите ее на буксир и вытащите на улицу. Мы туда тела погибших сложим. Люди долго не смогут их охранять. А оставить на улице нельзя. Зверье набежит. И в помещение тоже нельзя. Сам понимаешь.

— Да я не против. А что космонавты скажут? Потянет луноход?

— Потянет, конечно, — ответил Андрей.

— Ну, тогда сделаем дело, и в путь.

 

8. В путь

Где-то там, за непроницаемым сводом свинцовых облаков наступил рассвет. Лучи Солнца безуспешно пытались пронзить плотный серый саван, в который укутали Землю много лет назад. Светило, словно плачущая мать, лила яркие слезы на свое безжизненное чадо, которое впало в кому от чьих-то преступных действий. Чадо умирало. А тучи морщились от яркого света, но у них хватало силы этот свет растворять в себе и посылать к поверхности планеты только мертвый сумеречный блик, словно надсмехаясь над теми, кто еще был жив там, внизу. Как ни странно, утро с рассветом становилось самым холодным временем суток. За пределами лунохода, температура опустилась до минус сорока пяти градусов. Однако термоизоляционный корпус машины, предназначенный для экстремальных температур Луны, надежно защищал своих пассажиров. Тихо урча двигателем, луноход удалялся от Надеждинска.

В машине было две кабины. Кабина управления, где расположились оба космонавта и грузопассажирский отсек, в котором находились Васнецов, Сквернослов и Яхонтов. Здесь было довольно просторно. Один из двух компрессоров техники удалили, поскольку он давно вышел из строя. Два из четырех баллонов для сжатого воздуха также были удалены. Во всю длину отсека, по обоим бортам находились сидения, на которых можно было спать. Под сидениями, в ящиках, размещался ремкомплект, провизия, боеприпасы, дополнительное оружие, мешки с различным инвентарем искателей и еще один скафандр. Тот, что остался от индийского космонавта. На стенках висели различные приборы, три аптечки с различным содержимым, переговорное устройство для связи с кабиной управления, которая была изолирована от грузопассажирского отсека. Дополнительная радиостанция, дублирующая ту, что была у пилотов. Кормовая аппарель была снабжена выдвижным шлюзовым отсеком телескопического типа. Через шлюз можно было выходить по одному, предварительно выкачивая оттуда компрессором воздух в специальные резервуары. Если же за бортом была пригодная для дыхания среда, то шлюз можно было не выдвигать, а просто опустить аппарель и выйти всем вместе. По бортам имелись узкие смотровые иллюминаторы со светофильтрами. Большое герметичное окно выходило в кабину управления. При необходимости его можно было открыть и общаться с пилотами без помощи переговорного устройства. Если надо было посмотреть назад, то можно воспользоваться панорамным перископом с шестнадцатикратным зумом.

Сквернослов сидел какой-то подавленный, с отрешенным выражением лица. Погруженный в собственные мысли Николай не обращал на это внимание. Тем более, что тусклый красноватый свет внутри отсека не позволял оценить душевное состояние человека только по выражению лица. Сам Васнецов чувствовал озноб. Он впервые покидал Надеждинск. Хотя, вроде бы, в другой жизни и в другом мире он ездил с родителями в Калугу. Но он был тогда настолько мал, что этого и не было для него никогда. Теперь он сирота. А Калуга была испепелена. Николай прильнул к перископу и смотрел на удаляющиеся строения родного городка. Это совсем не то ощущение, когда смотришь на удаляющийся дом, идя в лес за дровами. Сейчас он был весь переполнен сильными и противоречивыми эмоциями. Его охватывало и волнение, от предвкушения предстоящего им путешествия. Но его и наполнял страх перед неизвестностью. Мысли о том, что еще не поздно выбраться из этого лунохода и броситься обратно, в родной и теплый подвал, злили его.

Варяг тоже смотрел на улицу. Он взирал на внешний мир сквозь смотровую щель в правом борту. Луноход добрался до аэродрома. Вернее, когда-то это был аэродром. Сейчас это было большое, покрытое снегом поле. Только очень правильной формы холмы, выдавали ангары и капониры. Вышка с давно исчезнувшим остеклением, в помещениях которой только гулял ледяной ветер. Теперь стали видны запорошенные многолетним снегом боевые машины. Вот стоит пять двадцать первых МиГов. Были видны фонари кабин и вертикальное хвостовое оперение с красными звездами. Следом стояли двухкилевые «Наташки». Двадцать девятые МиГи, которым летчики полка дали такое ласковое прозвище за женский голос бортового компьютера, снабжающего пилотов необходимой информацией. Все это было когда-то. Когда-то они разговаривали. Когда-то они летали. Когда-то было небо…

— Привет родная, — тихо шепнул Варяг, обращаясь к седьмому по счету МиГ-29 с бортовым номером 52. Это был его самолет. Ведь Варяг Елисеевич Яхонтов в прошлой жизни был пилотом…

… Гнездо-гнездо! Я полста второй! Гнездо-гнездо! Ответьте! — связи не было. В динамиках стоял только какой-то шум. — Я полста второй! Кто меня слышит! Наблюдаю грибовидное облако! Квадрат 33–16! Это Калуга! Гнездо-гнездо!

Черный султан взрыва завораживал. Варяг не сразу понял, что он видит. Вспышки он не наблюдал. Огня тоже. Только выйдя из облачности и снизившись, он увидел на горизонте это странное явление. Но что это? Единственное приходящее на ум объяснение было слишком невероятным и страшным. Это остатки ядерного взрыва?

— Внимание! Критический угол атаки. Критический угол атаки. — Ласково пропел голос бортового компьютера. Варяг и не заметил, что, заглядевшись на это чудовищное облако, справа по борту, он потянул штурвал на себя почти до отказа. Еще немного и воздушный поток сорвется с крыла боевой машины и самолет начнет падать. Варяг выровнял самолет и перешел на бреющий полет. Летного опыта у него было еще мало. В шуме динамиков послышался голос.

— … шесть… кто ни…ть… я… Ответьте…

На радаре показалась быстро приближающаяся воздушная цель. Система «свой-чужой» мгновенно идентифицировала его как МиГ-29 номер 56. Однополчанин.

Когда они оказались всего в десятке километров друг от друга, то его стало слышно отчетливо.

— Варяг! Это ты?!

— Да! — ответил Яхонтов. — Что происходит, я не пойму?

— Это конец, Варя! Это все! По нам нанесли ядерный удар!..

…Яхонтов открыл прикрытые глаза и бросил прощальный взгляд на свой, заваленный снегом самолет. Воспоминания о том дне кольнули сердце. Его однополчанин, полста шестой, погиб при посадке, вернувшись в Надеждинск. Что он увидел тогда из своего МиГа? Что чувствовал в последние мгновения своей жизни? Может, ему повезло, что он погиб? Где-то на окраине леса до сих пор, похороненные в снегу лежат обломки его самолета. И его прах. Варяг пытался вспомнить его имя, но к своему стыду сделать этого не смог.

— Твой дом сгорел, твой мир истлел, но ты на праздник смерти не успел. Твой дом могила, твой мир лишь тьма, но ты, отчитывая годы, плетешься прямо в никуда, — пробормотал Сквернослов, пусто глядя перед собой.

— Славик, ты чего? — Яхонтов взглянул на молодого человека.

— Да так, — пожал он плечами в ответ. — Стишок на ум пришел. — Он достал из кармана бушлата колоду все тех же потрепанных карт с голыми девицами. — Может, сыграем?

— Да иди ты, — усмехнулся искатель. — Вся община знает, что ты шельмуешь.

— Брешут, — он вздохнул и принялся снова разглядывать девиц. Но на сей раз, его взгляд не был ехидным и презрительно-высокомерным. Теперь он на этих красоток смотрел с какой-то грустью и сочувствием.

— Ребята, держитесь там! — послышался из кабины голос Юрия Алексеева. — Сейчас крутой спуск будет!

Луноход клюнул носом и резко заскользил вниз. Это был действительно крутой спуск и очень хорошо, что космонавт предупредил о нем. Получить увечья в этот момент было делом пустяковым. Когда машина, наконец, снова приняла горизонтальное положение, Яхонтов взглянул через открытое окно в кабину на лобовое стекло. Впереди маячил склон холма, который до самой вершины был густо утыкан мертвыми деревьями. Васнецов снова прильнул к перископу и взглянул назад, но увидел только белый склон, с которого они сейчас спустились и свежие следы лунохода на снегу. Город исчез из видимости. Быть может, навсегда…

— Жуть, сколько снега, — заговорил Андрей Макаров. — Но, с другой стороны это хорошо. По снегу машинка наша идет лучше и гусеницы целее будут.

— Н-да, и не только гусеницы снежок бережет. — Хмыкнул Яхонтов.

— А что еще?

— Психику…

— В каком смысле? — Васнецов взглянул на искателя.

— А ты представь только, что снег скрывает от твоих взоров. Особенно в вымерших населенных пунктах. Я хорошо помню свой первый рейд. Мы с твоим отцом тогда ходили. Снега тогда было еще мало. Что за город был… Не помню… Тула кажется. Или под Тулой что-то. Дома. Сотни домов. Их будто из песка построили. С такой легкостью их смахнуло ударной волной в каменную пыль. А там ведь люди жили. Старушка, сидя в кресле перед телевизором вязала внуку носочки шерстяные. В другой квартире пятиклассник сидел и торопливо делал уроки, заданные на лето, чтоб успеть выскочить во двор к друзьям. Где-то слышен звук дрели. Это один из жильцов дырки в стене сверлил для плазменного телевизора, на который черт знает сколько копил. В другой квартире молодые супруги любовью занимаются. Еще в одной уже позанимались и теперь с ребеночком нянчатся. Женщина вышла на балкон и зовет прыгающую во дворе со скакалкой дочку к обеду. В подъезде пожилой близорукий пенсионер перебирает связку ключей, чтоб открыть свой почтовый ящик. Во дворе скрипят качели. Шумит детвора. На скамейке бабки сидят и ругают власти за очередное повышение цен на коммунальные услуги и хвалят президента, за то, что он не пьет. А потом дружно заключают, что сильной руки на них на всех нет. Работяга ковыряется под капотом своей старенькой «копейки» и с завистью поглядывает на стоящую рядом новенькую аудюху соседа-коммерсанта. У аудюхи завыла сирена от того, что пара дворняг загнала под машину рыжего кота. Коммерсант нервно выскакивает во двор и начинает кричать на детей, думая, что пацанва залепила мячом по сокровенной машине. Бабульки говорят, что и на него, окаянного, сильной руки не хватает. Начинают перечислять, где и сколько этот коммерсант украл, и женщины из каких квартир являются его любовницами. А на березовых ветках рядом щебечут птицы, которым радостно, что этого гадкого кота загнали под машину… И тут рррррраз!!! Яркий свет! Даже вообразить такой невозможно! Люди жмурятся, но не успевают прикрыть глаза рукой. Бабульки, коммерсант, девочка со скакалкой, пацаны с мячом, которые ждут своего друга пятиклассника, женщина на балконе, Ауди и Жигули, работяга с накидным гаечным ключом в руке, береза и щебечущие птицы, собаки и перепуганный ими рыжий кот… Все превращается в пепел! Грохот! Страшный удар сотрясает землю, и сокрушительная волна сметает занявшиеся черным дымом здания в мелкую крошку!

А потом в этот город пришли мы. Мы видели руины. В ветвях обгоревшего, но устоявшего могучего дуба, застряла искореженная детская коляска и велосипед. Проезжая часть, заставленная машинами. Дальше от эпицентра, многие из них вроде не сгорели. Кто-то из водителей мгновенно ослеп во время вспышки и столкнулся с другими. Многие машины просто встали из-за электромагнитного импульса, но потом некоторые из них перевернула или врезало друг в друга ударной волной. Вокруг много изъеденных зверями и насекомыми трупов. Кости. Уже и не разобрать, человеческие или животные. Взъерошенный пес со следами ожогов тащит в зубах детскую ручонку. Где-то слышен жуткий вой и чьи-то крики. Ближе к эпицентру много обгоревших машин. Дома подверглись большему разрушению. На перекрестке лежит на боку смятый выгоревший автобус. Внутри какая-то черная труха. Это пассажиры, их скарб и сидения, сгоревшие в мгновение ока и перемешавшиеся в один прах. На тротуарах тени. Людей нет, а их тени прикипели навеки. Вот это мама с дочкой шла куда-то. Человек с тростью. Вот еще тень. Кто это был, непонятно, но судя по тени, он поднял руки. Почему? Его уже не спросишь. Все что от него осталась, эта тень на асфальте, как пятно на испорченной фотобумаге. Но теперь все это под снегом. Этот кошмар там, скрыт от наших глаз. Мы не видим теперь всего этого. Мы не видим эти тени, детские скелетики, труху, в которую превратились все эти здания и их жильцы. Бомба ведь не разбирает, кто ты, работяга, который не может купить себе новый карбюратор на старый жигуль или богатый коммерсант. Бомбе все равно, кто ты, невинный ребенок или вредная бабка, разносящая про всех подряд всякие сплетни. Ей все равно, старик ты с клюкой, которому давно жизнь не мила или молодой парень, спешащий на крыльях любви на свидание с самой красивой и самой замечательной девушкой на земле…

— Варяг! Прекрати! — крикнул Сквернослов. — Тебе это удовольствие доставляет что ли?!

— Мне это удовольствие снится постоянно, — мрачно заметил Яхонтов. — И никак отделаться не могу. А вам это предупреждение. Чтоб голова не поехала, ежели, что подобное увидите. А увидеть нам всякое доведется, я думаю. Так что будьте морально и психологически готовы.

Луноход, наконец, взобрался на поросший мертвым лесом холм.

— Там дома какие-то! — послышался голос Андрея Макарова.

— Кольцово проезжаем, — кивнул искатель.

— Что-то быстро очень.

— А до него километра три, не больше.

Справа от машины виднелись крыши засыпанных снегом домов, виднеющиеся за деревьями. Показался указательный столб с деревянной стрелкой, на которой были видны буквы «М…СКВ…». Над стрелкой щиток, на которой была цифра 7. Еще одной цифры не хватало. Луноход приближался к свободному от растительности участку, пересекающему путь машины.

— Это дорога на районный центр. Ферзиково. Поворачивайте направо и едем по трассе, чтоб между деревьями не петлять. Перед Ферзиково возьмем левее. — Пояснил Варяг.

— Неужели тут никто не живет? Что с людьми стало?

— Многие в Надеждинск подались. Многие остались и с наступлением холодов ушли в катакомбы. Тут много катакомб. Только не знали они, что после черных дождей там скопилось много радиоактивной воды. У нас, в Надеждинске, ведь тоже мысль была уйти в пещеры. Там, на Оке возле нас раньше пристань была, так и называлась, «Кольцовские пещеры». Там и вход был в подземелье. Но, слава богу, мы догадались, что это может оказаться природной ловушкой. Вот и остались в городе. А тех кольцовцев, кто на поверхности жить пытался, бандиты в рабство угнали или поели людоеды. Маленькие поселки не подвергались ударам, но если там было мало людей с военной подготовкой, то у них судьба, как правило, одна была.

— А что теперь в этих пещерах твориться интересно? — спросил Николай, глядя в перископ на мертвый поселок.

— Да кто его знает. Они под землей, а теперь и под снегом.

Луноход стал ехать быстрее. Деревьев на дороге не было. Только один раз машине пришлось объехать сгнившую фуру, стоявшую возле автобусной остановки. Дальше миновали поворот на турбазу, где из снега торчала хвостовая балка разбившегося вертолета, и поехали прямо.

— Следы какие-то справа от нас, — подал голос Юрий.

Варяг взглянул в смотровую щель.

— Не человеческие. — Сказал он. — Вроде зверь какой-то. Только понять не могу, какой.

Следы пересекали дорогу и резко обрывались в гладком снежном покрове слева от движения лунохода.

— Чертовщина какая-то, — нахмурился Яхонтов.

Дальше двигались спокойно. Странных следов видно не было. Пару раз натыкались на перебегавших дорогу кабанов.

За несколько километров до Ферзиково, Яхонтов приказал повернуть налево и ехать через лес.

— Чего нам этих люпусов боятся? Мы же в машине. — Спросил Вячеслав у Варяга, вспомнив его предостережения о люпусах, обосновавшихся в Ферзиково.

— Ну, вот тебе встречный вопрос, чего нам ехать через город, если мы можем его миновать? И еще подумай, вот полетел трак на гусенице в городе. Там, на фонарный столб наткнулись под снегом или машину, какую. Ну, всякое может быть. Только выйди из нашего вездехода и поминай, как звали. Говорят, эти новые люпусы, гипнотизировать умеют.

— И ты в это веришь?

— Я это учитываю.

Васнецов продолжал наблюдать в перископ за панорамой их пути. Он отчетливо видел мертвый город Ферзиково. И когда он увидел, что где-то из центра поднимался столб серого дыма, то очень удивился. Что могло быть источником? Ведь не люпусы же разожгли там огонь?

— Варяг, ты уверен, что там никто из людей не живет? — Николай на секунду оторвался от смотрового прибора и взглянул на Яхонтова.

— Там орды стайных люпусов. Какие уж тут люди?

— Я дым вижу. Будто из трубы валит. Что это значит? Звери костры жгут что ли?

— А ну-ка дай гляну, — Варяг прильнул к перископу. — Н-да. Действительно. Дым. И вроде не от пожарища. Будто, в самом деле, там за домами труба какая-то чадит. — Бормотал он.

— И как такое может быть, если там людей нет?

— Понятия не имею. Да ты голову не забивай. У нас миссия на Аляску, а не в Ферзиково. Любопытно конечно до чертиков. Но не до этого нам. Загадка века, блин. О! А вот и наши милые зверушки!

Метрах в трехстах от лунохода шел огромный волк-мутант с желтоватой и пышной шерстью. Он пристально смотрел в сторону путешественников, словно чувствовал взгляд человека на себе. Из сухих кустарников один за другим показывались люпусы поменьше и с белой шкурой, расчерченной черными тонкими полосами. Они все, как один смотрели на луноход.

— Чуют, сукины отродья, мясо свежее. — Яхонтов зло улыбнулся.

Хищники некоторое время провожали луноход, затем повернули обратно к городу.

Передав, так понравившейся ему перископ, Варягу, Николай заскучал. Наблюдать в смотровые щели было не так интересно. Пейзаж был неизменно одинаков. Снег. Деревья. Плотный покров туч. Он не думал, что путешествие будет таким банально-скучным. И странные, обрывающиеся следы на дороге, и непонятный дым в Ферзиково, не делали их путь каким-то особенным. Хотя чего он собственно мог ожидать? Да и путешествие только началось. Он еще думал какое-то время, пока напряжение и недосыпание последних дней не погрузили его в глубокий сон…

…когти и клыки мутантов разрывали машину, словно армейский штык-нож старую консерву. Рычание люпусов оглушало. Николай не мог понять, куда делись его товарищи. Вокруг только буйство мутантов, скрежет разрываемого металла, сквозь который в салон пробивается невероятно яркий свет, вслед за которым тянутся мохнатые и когтистые лапы. Николай хочет закричать, но не может. Что-то давит на грудь, сминая легкие. В большую пробоину просовывается огромная голова вожака стайных люпусов. Тварь всего в паре сантиметров от лица Николая. Она источает смрадное дыхание и смотрит на жертву оранжевыми глазными яблоками с узкими черными зрачками.

— Ваше время на Земле давно вышло! Теперь миром правим мы! — заорал люпус страшным раскатистым и хрипящим басом.

Они умеют говорить? Нет! Это он передал свои мысли прямо в мозг!

Васнецов все-таки сумел вырваться из машины и оказался на заснеженном пустыре среди гор бетонных обломков, которые когда-то были домами. На пустыре было тихо. Только от ветра скрипели, раскачиваясь, ржавые качели. Рядом маленькая девочка пыталась прыгать со скакалкой, но все время проваливалась в снег.

— Мама, — жалобно плакала она. — Мама! — и снова проваливалась в снег.

Вдруг из сугроба рванулась узкая голова снежного червя и проткнула ребенка своим трехчелюстным клювом.

— Мама!!! — закричала девочка от ужаса и боли.

Николай бросился бежать по рыхлому снегу и провалился в подземную катакомбу. Он перекувыркнулся несколько раз и с шумом рухнул в густую черную воду на дне узкой и тесной пещеры. Из глубины прямо на него брели, расплескивая изъеденными язвами голыми ногами радиоактивную воду, мертвые люди.

— Коля, холодно, — бормотали они, перебивая друг друга. — Коля холодно!..

— Коля проснись!

Васнецов, наконец, открыл глаза и почувствовал холод от собственного остывшего пота. Над ним склонился Славик.

— Ну, ты даешь, братишка! Весь день проспал! — Усмехнулся Сквернослов. — Давай, приготовь оружие.

— А что случилось? Где мы? — прохрипел осипшим голосом Николай.

— Вроде пока ничего не случилось, — ответил Варяг, глядя в перископ. — Но впереди, на дороге какая-то застава. Примерно в километре от нас.

— А где мы? — снова спросил Николай.

— В ближнем Подмосковье где-то. Может около Климовска. Не уверен пока.

— Где-где?! — воскликнул Васнецов.

— Коль, ты не проснулся что ли? — Улыбнулся Сквернослов.

— Это сколько же я спал?!

— Говорю же тебе, весь день. Вечереет уже.

— Значит так, космонавты, приготовьте автоматы. Но останетесь в машине. Вам бы переодеть скафандры свои неуклюжие… — Сказал Яхонтов.

— Но в них тепло, — возразил Андрей.

— В наших комбезах тоже неплохо. Ну да ладно. Коля, Славик, надевайте снегоступы и маскхалаты. На заставу пойдем пешком. Надо выяснить, что это такое. Не исключено, что бандитская засада. Хотя, я не припомню, чтобы бандиты делали заставы и блокпосты. Они предпочитают засады и ловушки.

— А может это такая хитрая засада и ловушка, которая выглядит как застава? — предположил Сквернослов.

— Согласен. Для этого нам и надо разведать. Короче. Идем уступом вправо. Я направляющий, Славик, ты замыкающий. Я говорю, вы молчите. Если придется стрелять, то вы открываете огонь только после меня. — Варяг достал из-под сидения широкий меч метровой длины.

— Что это? — Николай с удивлением взглянул на холодное оружие.

— Подарок от язычников из Дугны. Иногда, бывает, надо кого-нибудь грохнуть, а патронов жалко. Можно вот этим рубануть. — Яхонтов улыбнулся и погладил свою соломенную бороду. — У меня в вещмешке еще арбалет и бумеранг имеются.

 

9. Граница сумасшествия

— Если они дружелюбные, то можно тут и ночь переждать. Темнеет уже. — Яхонтов смотрел в бинокль, стоя за сухим кустарником.

— А чего время тратить? Луноход ведь и ночью ехать может. Он к нам ночью ведь приехал. А поспать и внутри можно. Вон Колян сколько дрых. — Возразил Сквернослов.

— А космонавты, по-твоему, железные? Им тоже отдых нужен. Кто еще кроме них может вести эту машину? И еще неизвестно, реально тут проехать или нет. Вон перегорожено все.

Широкую просеку перечеркивала грубая изгородь из деревянных кольев разной длины и толщины. На колья как попало была намотана ржавая колючая проволока с висящими на ней консервными и пивными банками. В лесу вообще царил бурелом, и пройти там, а тем более проехать, не представлялось возможным. Единственный путь был через деревянный шлагбаум возле железнодорожного вагона, обложенного, судя по всему перемешанной с соломой глиной. С двух концов вагона торчали дымящие железные трубы. Внимательнее приглядевшись, Варяг заметил за этим своеобразным рубежом еще с десяток труб, торчащих прямо из снега. Видимо там были обитаемые землянки. Вдали виднелась еще линия частокола и будка со шлагбаумом. Между двумя этими изгородями и были расположены землянки.

Из леса показалась группа людей. Их было около дюжины. В основном женщины. Они тащили дрова. Несколько подростков шли, рядом держа на поводках собак.

— Сейчас они пройдут и двинем. С собаками связываться неохота. — Покачал головой Яхонтов. — Это явно не бандиты. Какая-то община небольшая.

Группа древозаготовщиков исчезла, зайдя за железнодорожный вагон. Видимо там был вход в их жилища.

— За мной, — махнул рукой Варяг.

Пройти несколько сотен метров было не просто. Снег был липкий и быстро облеплял снегоступы и ноги. Постоянно приходилось отряхиваться. Когда они добрались до вагона, стало уже совсем темно.

— Стоять! — крикнул кто-то из темноты. Голос был словно через рупор.

— Стоим! — ответил Варяг.

Из вагона вышел пожилой бородатый человек в старом, много раз заштопанном пальто и вязаной шапке. В одной руке он держал горящий факел, в другой обрез охотничьего ружья. На шее у него, привязанная пеньковой веревкой, висела обрезанная пластиковая канистра, которая, видимо, и являлась рупором. Человек приподнял факел и прищурился, разглядывая незваных гостей. Он с некоторой озабоченностью посмотрел на автоматы в их руках.

— И кто вы такие? — осторожно спросил он.

— Мы искатели. — Ответил Яхонтов.

— И чего ищите?

— Уважаемый, вы не совсем поняли. Искатели мы. Ну, исследователи… Как еще понятней объяснить? У вас искателей, что ли нет? Которые ходят в рейды, полезные вещи достают всякие, окружающий мир разведывают… Ну, так понятней?

Человек вдруг попятился.

— С…с…сталкеры? — выдавил он из себя вопросительным тоном странное слово.

— Какие еще сталкеры? Искатели мы, говорю. — Нахмурился Яхонтов.

— Вы откуда? — человек снова озабоченно взглянул на автоматы. — И куда? А?

— Мы с Калужской области. Нам в сторону Москвы надо.

Человек вдруг отбросил факел и, вскинув обрез, заорал:

— Тревога! Сталкеры из Москвы!

— В стороны, — тихо сказал Яхонтов и отпрыгнул влево. Вячеслав последовал его примеру и, увлекая за собой Николая, нырнул в темноту справа.

— Падлы! — заорал странный человек и раздался выстрел обреза.

Николаю показалось, что он услышал свист пролетающей рядом картечи и прижался к снегу.

— Чего Варяг не стреляет? — спросил он у Славика. — Чего он медлит? Может, мы его снимем? — Васнецов почувствовал жгучее желание применить свое оружие.

— Он же велел не стрелять пока он не начнет, — шепнул в ответ Сквернослов.

— А если он убит…

— Ты чего мелешь идиот? Как он убит? Этот придурок один раз только пальнул и то в нашу сторону!

— Мужик! Ты вообще на голову больной?! — послышался крик Яхонтова из темноты. — Я же русским языком тебе говорю, мы из Калужской области, в сторону Москвы идем.

— Дыбецкий, в чем дело? — послышался строгий голос со стороны вагона.

— Там сталкеры! — возбужденно проговорил человек с обрезом.

— Где?

— В снегу. Рядом. Трое их. С автоматами!

— Я что-то не слышал, чтоб кто-то из автоматов стрелял.

— Дык… Я их…

— Дыбецкий, ты дурак! — снова послышался голос Яхонтова.

— А вот иди сюда, падла!

— Угомонись! — снова строгий голос в темноте. — Кто там прячется в снегу?

— Искатели мы!

— Какие еще искатели?

— Твою мать, — устало проговорил Варяг. — Я уже одному объяснил, кто такие искатели, так он нас подстрелить теперь хочет. Теперь эту бодягу по второму кругу запустим?

— Так вы не сталкеры?

— Тьфу. Сказал же нет!

— А откуда вы?

— Ой блин… Как легка и беззаботна, жизнь простого идиота… — вздохнул Яхонтов.

— Чего? Откуда?

— С юга мы! В сторону Москвы идем!

— Зачем вам в Москву?

— Я не сказал что нам в Москву. Нам в ту сторону надо.

— Зачем?

— Да какая разница?

— А то не знаешь? — усмехнулся строгий голос.

— Вот представь себе, понятия не имею.

— А обратно как?

— Что значит как? Как туда, так и обратно.

— Ишь ты, шустрый какой. В ту сторону мы может, и пропустим, а вот обратно хода нет.

— Почему? — поинтересовался Варяг.

— Вы что, в самом деле, не знаете? Откуда вы такие странные взялись? Нельзя никого из Москвы выпускать.

— Да почему?

— Потому, что они там в своей дыре должны сдохнуть. Внешний мир не для них!

— Слышь, как тебя…

— Тимофей Бражник.

— Слышь, Тимофей, может, усмиришь своего лихого Дыбецкого, да я выйду, нормально поговорим?

— Ну, выходи, — согласился Бражник.

— Только имейте в виду. Мы пришли с миром. Но ежели что, там, в темноте мои ребята вас на мушке держат.

— Да ладно. Нормально все. Недоразумение вышло. Дыба, факел принеси.

Дыбецкий что-то недовольно проворчал и, подняв свой первый факел, который потух, упав в снег, скрылся в вагоне. Он снова появился как раз тогда, когда Варяг подошел к Бражнику. Теперь, при свете факела можно было разглядеть этого человека. Одет он был в телогрейку и ватники, которые бесчисленное количество, раз были заштопаны нитками разных цветов. На голове серая ушанка с опущенными козырьком и ушами. Неухоженная жидкая борода до груди, черного цвета с двумя седыми полосками, делающими ее вид еще более неприятным. Красный нос был свернут и перебит. На ногах кирзовые сапоги, обмотанные скотчем и тряпками. В руках Тимофей держал охотничье ружье, к стволу которого была приделана заточка из трехгранного напильника, видимо играющая роль штыка. При малейшем движении Бражник и Дыбецкий издавали характерный хруст и шорох, по которым Варяг сделал вывод, что они запихивали под одежду или в подкладки скомканную бумагу или древесную бересту, помогающую спасаться от холода.

— Тебя как звать, искатель? — спросил, ухмыльнувшись, Тимофей.

— Варяг.

— Кликуха что ли?

— Это имя. У меня отец морским офицером был. — Ответил Яхонтов.

— Военный, — Бражник как-то презрительно поморщился.

— А что, проблемы с военными?

— Мы их не любим. Так же как и москвичей. Ладно. Пошли в хижину. Погутарим за жизнь.

— Ну, пошли. Всяко лучше, чем на холоде.

— А твои архаровцы где? Замерзнут ведь.

— Парни! — крикнул Яхонтов в темноту. — Пошли, погреемся.

Бывший когда-то плацкартным, вагон разделяла кирпичная стена с фанерной дверью на две части. Пройдя через тамбур, люди оказались в первой ее части. Внутри воняло грязными ногами и плохо выделанной звериной шкурой. Еще стойкий запах гари от стоявшей в центре печки. Снаружи вагон действительно был обложен глиной с соломой и для окон оставались только узкие щели. Внутри стены были завешены разным тряпьем и шкурами. Стояли две койки, сделанные из шлакоблоков и досок. Гнилые матрасы на койках. Вместо подушек свернутые телогрейки. Куда подевались сидения вагона, было непонятно. Купейные перегородки тоже отсутствовали. Большой стол возле печки был сделан из одной из таких пластиковых перегородок. Всюду стояли различные ящики и мешки. Вместо стульев, все те же шлакоблоки и пара перевернутых ведер. Скудный свет в помещении давали три лучины на столе. Возле входа, в дырявом ведре находилось несколько палок с тряпичными обмотками на конце, измазанными хвойной смолой. Факелы. На полу без всякого порядка валялись дрова.

Бражник с Дыбецким, Яхонтов со своими спутниками, расселись вокруг стола. Тимофей поднял с пола какую-то обгоревшую кастрюлю и ударил ей несколько раз по своему, так называемому стулу. После этого, дверь, ведущая во вторую часть вагона, приоткрылась.

— Поесть принеси. И сэма пузырь. — Сказал Бражник, затем обратился к гостям: — Ну что, потрапезничаем?

— А что у вас из еды? — поинтересовался Варяг.

— Да рыба в основном. Сушеная, вяленая и копченая. Немного мяса.

Дверь снова открылась. Из нее вышла молодая девушка в каком-то подобии платья из мешковины, поверх шерстяных чулок и толстого свитера. Обута она была в обрезанные валенки. Левая ладонь перемотана грязной тряпкой и было видно, что у нее не хватает пары пальцев на руке. Когда она склонилась над столом, чтобы поставить на него большую алюминиевую кастрюлю и литровую бутылку с мутной жидкостью, то путешественники разглядели ее лицо. Оно было все в оспинах и морщинах. Как у старухи. Николай и Вячеслав украдкой переглянулись.

Варяг взглянул на хозяина, коим очевидно и был Бражник. Однако задавать вопросы по поводу этой женщины он посчитал невежливым. Когда она ушла в свою часть вагона, Тимофей сам заговорил.

— Дочка. Я ее Раной назвал. Видно сильно жену мою покойную облучило. Она тогда на сносях была. Умерла рожая… Пока ребенка из нее доставали… Подумали сначала, что ребенок мертвый. Даже пуповину отрезать на стали. Бросили в яму и начали закапывать. А она как заорет… Это единственный звук, который она издала в своей жизни. С тех пор молчит. — Тимофей устало глянул на свою бутылку. — Вот такие дела, — вздохнул он.

— А что у нее с рукой? — Варяг сочувственно покачал головой.

— Крысы два пальца отгрызли, пока она спала. Но это давно было. Просто у нее свертываемость крови плохая. Раны часто открываются. — Бражник как-то потерянно уставился на гостей. — А когда у нее месячные… это просто ужас…

— Тимофей! Какого хрена! — поморщился Дыбецкий. — Ну не к столу же!

— Заткнись. — Бражник открыл кастрюлю. Там было навалено сухое мясо вперемешку с копченой рыбой. — Мужики. Вы это, не берите в голову. Угощайтесь. Так на вкус не очень, но под самогон…

Николаю не совсем хотелось это есть. И по взгляду сидящего напротив Яхонтова он понял, что их командир настроен также. Люди здесь жили в дичайших условиях, и неизвестно, какое качество было у местной еды. В Надеждинске контроль качества был очень строгий и люди, привыкшие к относительно здоровой пище, могли за чужим столом просто отравиться. Хотя, конечно, искатели были приучены, есть в случае острой необходимости все что угодно. Такая необходимость бывала в рейдах. Равно как и десантников, раньше обучали буквально добывать подножный корм, и эти навыки очень пригодились после катастрофы. Но тут другое дело. Это мясо могло принадлежать ядовитому животному со скрытыми формами мутации или просто пораженному радиацией или бактериологическим оружием. Хотя никто точно не знал, применяли такое оружие или нет. Все это смущало гостей, но еще больше смущала бутылка самогона. Конечно, в Надеждинске не было полного сухого закона. Те, кто был старше тридцати, могли употреблять алкоголь в умеренных количествах и не очень часто. Иногда это бывало полезно. Чаще, просто необходимо. Но в первые годы, отчаявшиеся люди искали спасение именно в этом зелье, которое и унесло сотни жизней. Многие замерзли по пьяни. Многие травились. Умирали во сне, захлебываясь собственной блевотиной. Погибали от поножовщины в пьяных драках. Умирали от болезней, вызванных алкоголизмом. Сводили счеты с жизнью, когда пьянство усугубляло ощущение безнадежности. Потом употребление и производство самогона в общине было взято на особый контроль, ибо алкоголизм уносил больше жизней, чем нападения бандитов, людоедов и зверей. По законам общины, ни Васнецов, ни Сквернослов не имели право употреблять алкоголь. Им не было еще тридцати лет. Но сейчас они не в общине. Что скажет Варяг по этому поводу? Лично Николай чувствовал, что не против залить в себя немного зелья. Он помнил, как однажды, когда отец был в очередном рейде, он и Славик нашли в отцовских вещах старую армейскую флягу, в которой бы спирт. Конечно, спирт от времени подрастерял свои градусы, но когда они выпили по стакану… Сколько ему было тогда лет? Кажется двенадцать. И он был пьяный. Славик тогда просто вырубился и уснул. А Николай, без верхней одежды пытался выйти в пургу и доказать природе, что ему на ее буйство наплевать. Сейчас-то он понимал, что тогда он остался в живых по чистой случайности. Была ночь, но по тому земляному тоннелю, где он карабкался наверх, шла какая-то девушка. Он даже лица ее не запомнил. Просто не смог разглядеть мутными глазами. Она пыталась отвести его в родной подвал, но он вырывался. Ругал ее. Угрожал. Тогда она на ушко шепнула ему, что если он подчиниться ей и позволит отвести себя домой, то она покажет ему свою грудь. Это он хорошо запомнил. Настолько неожиданным и завораживающим было это обещание. Он подчинился. Но когда оказался в своей каморке, то его в тепле стало рвать, и он описался. Конечно, она ничего ему не показала. Он не помнил той ночи с той минуты, как ощутил, что моча сама растекается по его штанам. Но был совершенно уверен, что девушка его просто «купила». И ему было горько не за ее обман, а за то, что в тот миг, когда он услышал от нее это обещание, у него наверняка был самый жалкий и беспомощно покорный вид ничтожества. И он еще и опозорился перед ней таким постыдным образом. Утром он обнаружил, что возле его и Славика коек всю ночь дежурил вернувшийся из дозора Василий Гусляков, который не давал им захлебнуться собственной рвотой, постоянно переворачивая на бок. Когда они немного пришли в себя, капитан устроил им то, что называл «прокачкой». Он выгнал неразумных отроков на улицу и заставил бегать, отжиматься и ходить «гуськом», выветривая из организма всю эту дурь. Гусляков тогда никому ничего не рассказал, ведь за оставленную в комнате с детьми флягу со спиртным, могли наказать и отца. Он и отцу ничего не рассказал. Заполнил флягу до прежнего уровня спиртом из своих запасов и пригрозил молодым людям, что если они опять возьмутся за нее, то их ничто уже не спасет. С тех пор Николай сторонился девушек, видя в каждой из них ту, что поймала его пьяным и стала свидетельницей его позора и глупости. Он всегда, в присутствии девушек, ощущал присутствие той неизвестной, что заманила его таким интригующим обещанием и потом, наверняка презрительно смотрела на него, когда изо рта у него рвалась вонючая масса и когда увлажнялись его штаны.

Тогда он поклялся себе, что никогда не притронется к алкоголю. Но сейчас он хотел выпить. Просто чтобы помянуть Гуслякова, отца и ту жизнь. Теперь ведь он никогда не будет чувствовать присутствие той девушки. Он покинул родной дом и теперь, наверняка ему предстоит видеть только девушек со старческими лицами и отгрызенными крысами пальцами.

— Ты, хозяин, не серчай. И пойми меня правильно. Мы со своей едой. И бухло у нас свое. Давай лучше мы вас угостим. — Сказал Яхонтов.

Бражник нахмурился и недобро посмотрел на Варяга. Дыбецкий наклонился и что-то шепнул ему на ухо. Однако Яхонтов отчетливо расслышал снова произнесенное слово сталкер.

— Больше двух говорят вслух, — проворчал Сквернослов.

Варяг взглядом дал ему понять, чтобы тот молчал.

— Сталкеры всегда едят только свою еду. Никогда не берут чужую. Или проверяют ее по всякому, — угрожающе произнес Тимофей. — Кто вы нахрен такие?

— Я же уже объяснил.

— Но вы ведете себя как треклятые сталкеры!

— Ты, сначала объясни нам, кто это такие, — теперь нахмурился Варяг.

— А вы точно не они? — в тоне Бражника слышалась угроза.

— Ну, как нам тебе это доказать?

— Вы одеты по военному, у вас автоматы, своя еда и пойло. Может и дозиметр у вас есть?

— Конечно, — Яхонтов кивнул. — Есть. А это что, преступление?

— Да нет. Но это указывает на то, что вы сталкеры. Они, правда, носят еще и бронежилеты. И безбородые они, в отличие от нас или конкретно тебя. Так как постоянно ходят в дыхательных масках или намордниках от этой игры… Ну, когда краской друг в друга стреляли… Была такая забава, может помнишь?

— Помню. Пейнтбол. И что дальше? У меня, как видишь, борода такая, что в ней медведь заблудится. Броников мы не носим. И без них тяжело. Масок тоже нет. Только очки лыжные.

— Ну да, — хмыкнул Тимофей. — И вы с юга пришли. А эти гады с севера прут. Из Москвы.

— Ну, вот видишь. Не сталкеры мы. Осторожничаем просто. Да вы ешьте, пейте. И зла не держите. Уж мы вашим гостеприимством не брезгуем. Наоборот.

— Ладно. Как хотите. Наше дело предложить… — Бражник поставил на стол железную кружку и фарфоровую чашку с отколотой ручкой и трещиной. — Наливай Дыбецкий.

Тот кивнул и разлил по полной. Николай почувствовал резкий и неприятный запах. Может оно и хорошо, что эту гадость пить не придется.

Хозяева залпом выпили и перекосились. Затем, кряхтя, принялись, есть руками мясо из кастрюли. Глядя на выражения их лиц, Васнецов задался вопросом, ну зачем это пить, если настолько противно?

— А чего, архаровцы твои молчат? — неприлично чавкая, спросил Тимофей.

— А все что они могут сказать, я скажу понятней и короче, — усмехнулся Варяг. — Так что за чудища, эти ваши сталкеры?

— Да мрази. Одно слово. Москвичи. Просто в отличие от других, у этих с боевой подготовкой все на высшем уровне. Что и говорить. Мастера они на засады и убийства. Тоже все ищут чего-то. Разведывают. Грабят. Сволочи, одним словом.

— Так они из Москвы?

— Ну, ясное дело. — Кивнул Бражник. — Наливай Дыба. Между первой и второй…

— Неужто в Москве еще кто-то живет? — Яхонтов с сомнением посмотрел на хозяина вагона.

— Хе! — Тимофей мотнул головой. — Ну ты чудак, однако! Да их там хренова прорва!

— А почему вы так Москвичей не любите?

Бражник вдруг замер и уставился на гостя.

— А у вас, откуда вы там, что, как-то по-другому к ним относятся?

— Да мы, если честно, только от вас узнали, что в столице выжившие есть.

— Ну, разумеется… — он и Дыбецкий снова выпили залпом, не чокаясь и без всяких тостов. Снова перекошенные лица, оханье и кряхтение. Затем чавканье. — Разумеется, есть. Эти твари живучие. Только вот скажи мне, мил человек, с какого перепугу мы к ним нормально относиться должны? А? Ну, вспомни, как жилось раньше? Хорошо? Они же всю страну грабили и строили на народные деньги себе особняки и аквапарки. Назначали себе, какие угодно зарплаты. Все лучшее для Москвы! А мы, простой люд, кого они обирали, приезжая туда были чмом без регистрации. Они жировали, как хотели, а мы нищенствовали. Вся страна. Но как вдарили по ним, так они с перепугу бросились из Москвы. А только нахрена они нам нужны? Их ведь и раньше не любили. Ну а после… Тащились колоннами на шикарных тачках с барахлом своим. — Тимофей усмехнулся. — Знаешь, сколько их там, под снегом? Мы, простой люд, что для них быдлом был, как поняли, что кончилась в стране власть Московская, такие налеты на эти колонны беженцев устраивали, эх! До сих пор на десятки верст каждое шоссе усыпано трупами и сожженными машинами. Убивали их пачками. Семьями. Грабили, кто, сколько унести мог.

Варяг вытаращил на Бражника глаза.

— То есть как? Вы убивали безоружных людей?

— А как ты думал? Справедливость ведь должна восторжествовать. Все им воздалось. А то, что мы у них отбирали, так это возмещения векового грабежа всей страны одним городом. Так они, суки, «Градами» или что там у них было, два поселка сожгли. Военные падлы. Свою страну защитить не смогли, твари краснозвездные, так по нам бить начали. Дыба! Не спи, мать твою, наливай!

Налил. Новый залп. Жуткие физиономии. Кряхтения. Закуска…

— Мрази они. Всех этих гадов надо свиньям скормить. У нас, кстати, свиньи живут… — Тимофей икнул.

— Да, я это заметил, — как-то странно произнес Яхонтов.

— Откуда?

— У тебя свинина в кастрюле.

— Глаз алмаз, хе-хе! — он снова икнул и почесал бороду. — Тут ферма была. Ну и ветка железнодорожная. Мы поезд тормознули, что из Москвы шел. И загнали сюда. Вагоны с насыпи опустили. Обложили глиной. Они сейчас под снегом. Там и живем. И свиней разводим. Нормально живем. Только вот сталкеры эти. Сссуки. Месяц назад из миномета по нам стреляли. Ну, мы их собаками затравили. Порвали в клочья. Хе-хе. И бронежилеты им не помогли. Тяжело в них убегать от голодных псов.

— Вот значит как тут, — вздохнул Варяг. — А военных вы, почему не любите?

— Я же сказал. Они ведь нас атаковали…

— Но вы убивали и грабили беженцев…

Бражник стукнул кулаком по столу.

— Ты мне это брось! Нам их с хлебом солью надо было встречать? Кончилось то время, что они на нашем горбу сидели! Все! Это ведь они нас втянули в эту заваруху! Кому нахрен эта война нужна была? А? Тебе? Мне? Им она нужна была! Думали, попускают ракетки и все по старому будет! Думали, что им не перепадет! Они же еще черти когда, при коммуняках, системой противоракетной свой поганый город защитили! А вся остальная страна по боку! Они с нас только последние крохи снимали! И думали они, что бомбить только нас будут. Но не Москву! А вот хрена!

— Но это политики. Причем тут простые люди?

— А политики где?! В Сыктывкаре? Да в Москве все эти скоты обитали! И нет в Москве простых людей! Одни хозяева жизни, мать их! Не будет пощады!!! Дыба наливай!!!

Дыбецкий разлил остатки самогона. Они снова выпили без всяких церемоний. Николай знал, что обычно люди чокались и пили за что-то. За здоровье там, например. Хотя это казалось абсурдом, желать здоровья, вливая в себя то, что это здоровье уничтожает. Но эти двое пили так, словно хотели как можно скорее довести себя до животного, или хуже того, состояния. И, показавшийся в начале вменяемым Бражник, теперь откровенно пугал своим поведением, блеском шальных и свирепых глаз, скрипением зубов и бескомпромиссной верой в то, что он говорил. Особенно страшно становилось оттого, что все его рассказы о налетах на беженцев из Москвы были очевидной правдой. А ведь там, в лесу, стоял луноход с их товарищами, которые являлись жителями этого ненавистного местной общине города. Как эти люди отреагирую на то, что с ними два москвича? Что будет с космонавтами, когда они узнают, что эти люди делали с беженцами, среди которых могли оказаться их родные, близкие и друзья?

— А эти долбанные квадратноголовые и толстобрюхие военные… — Продолжал Бражник, — они ведь ничерта не умели. Им каждый месяц зарплату повышали, квартиры давали на халяву. А они, пуза понаотращивали. Армию всю разворовали. Зато рапортовали, какие они подготовленные и профессиональные. Страна может спать спокойно. И все. Привет. Обгадились как щенки. Только на кой черт нам надо было ввязываться в войну с голой задницей и такой армией? Да было бы лучше, если бы нас оккупировали.

— Что? — Яхонтов уже с трудом терпел все то, что говорил Тимофей.

— А что? Не так? Ну, пусть нас оккупировали бы немцы, французы, американцы. Ну и что? Мы под пятой Москвы жили и что? Ну, жили бы мы с немцами, французами, англосаксами и америкосами всякими, что тут такого? Ведь со всякими чурками жили и нормально. А эти чем хуже? Зато жрали б мы нормальную хавку, пили нормальную водку. Снега бы этого не было. Телевизоры бы смотрели, попивая пиво на диване после работы. Чем плохо?

Варяг смотрел на собеседника из-под бровей. Не надо было быть тонким знатоком человеческой души, чтобы понять очевидный факт. И факт этот был в том, что Яхонтов всем своим существом ненавидел Бражника и его безумный образ мыслей.

— Послушай, Тимофей, — начал говорить он. — Я жил в маленьком городке. В провинции. Мне неторопливым шагом надо было пройти минут пятнадцать до реки. Там можно было загорать, купаться или рыбу ловить. Рядом с городком шикарный лес. Хочешь, грибы собирай. Хочешь в поход с друзьями сходи. Воздух чистый. Птички поют. А в Москве, люди жили в каменной ловушке. В угаре выхлопных газов. В шуме, пыли и в автомобильных пробках. Когда до работы приходилось по два часа добираться. И с работы не меньше. Я никогда не завидовал москвичам. Я сочувствовал им. У нас у кого-нибудь во дворе ночью зеркала с машины украдут, так это жуткое преступление. А в Москве на каждом шагу человек рисковал нарваться на приезжих робингудов с пистолетами и ножами. За мобильник порезать готовы были. А ты мне, про что тут рассказываешь? Вы же своих соотечественников убивали! Мы ведь одна страна! Один народ! И Москва лишь один из сотен городов, куда пришла беда. Так чем они хуже нас с тобой, что вы так к ним отнеслись?

— Ты что, — зашипел Бражник. — Ты что мелешь! Ты что глухой! Ты не слышал, что я тебе сейчас рассказывал?! Ты почему защищаешь их?!

— Да потому, что так нельзя!

— Нельзя?! Это ты МНЕ говоришь?! — Тимофей облокотился на стол, засунув одну руку за пазуху. — Слушай, Варяг. Бери своих шавок и вали отсюда в свою Москву. Только обратной дороги тут вам не будет. Ясно?

— Вот как значит, — вздохнул Яхонтов, поднимаясь со своего стула. — Ну пусть так. Однако ты не понял меня, Тимофей. Совсем не понял. Бог тебе судья.

— Погоди, родной, — ухмыльнулся Бражник, показывая зажатый в руке пистолет. — За проход по нашей территории, платить надо. Мы ведь, кордон на границе между внешним миром и Московской нечистью. Мы защищаем весь внешний мир от этой падали. И тебя, и таких как ты, между прочим, защищаем. У нас очень мало автоматов. Так что оставляйте свое оружие тут. И проваливайте. И дозиметр, которым ты тут хвалился, тоже отдай.

— Ты уверен в своих силах? — Варяг прищурился и посмотрел сверху вниз на пьяного Бражника.

— Слушай, мил человек, у нас на кордоне сотня злых мужиков и полсотни голодных собак, которые порвут любого, кто пахнет не так как мы. Так что подумай лучше о своих силах.

— Ладно. Забирайте. Только пистолет убери. — Варяг как-то сразу согласился с таким заявлением. Николай напряженно посмотрел на Вячеслава и Яхонтова. Вячеслав выглядел тоже растерянным и озабоченным, но искатель был самой невозмутимостью. Однако отдавать с такой невозмутимостью оружие, было чем-то из ряда вон выходящим для того Варяга, которого они знали.

— Автоматы на стол, — скомандовал Бражник.

Варяг медленно положил свое оружие и кивнул двум своим спутникам, чтобы они последовали его примеру. Когда все три Калашникова оказались на столе, Тимофей убрал пистолет и потянул руки к трофеям.

— А дозитемер? — хрюкнул пьяный Дыбецкий.

— Дозиметр? Сейчас, — Яхонтов стал расстегивать бушлат и запустил руку за пазуху.

Николаю показалось, что Бражник хотел что-то сказать, но с изумлением обнаружил, что в этот момент взмах руки Варяга раскроил Тимофею череп. Короткий языческий меч разрубил голову, дойдя до переносицы. Левый глаз Тимофея выпал. На стол брызнула густая кровь. Дыбецкий попытался вскочить, но Варяг быстро высвободил свой меч из головы мертвого Бражника и воткнул Дыбецкому в горло.

— Берите автоматы и бегом к луноходу! — Скомандовал Варяг, вынимая окровавленный меч из шеи второй жертвы. — Славик, бери кастрюлю с мясом!

— А зачем? — Сквернослов растерянно посмотрел на командира.

— Быстро! — зло прорычал Яхонтов. Он схватил свой автомат и достал пистолет Бражника, который тот перед своей смертью убрал обратно за пазуху. — Ну, живей, чего вы копаетесь!

Они выскочили на улицу. В темноту. Быстрее всех сориентировался с направлением Варяг, указав рукой, куда бежать. Братья наспех надели снегоступы и бросились в указанном направлении. Яхонтов следом. Он несколько раз воткнул меч в снег, смывая с оружия кровь и, вернул его в кожаные ножны, припрятанные под бушлатом.

С неба начали падать первые снежинки грядущего снегопада. Несмотря на царивший, на улице холод, Николай чувствовал жар. Он был в шоке оттого, что произошло. Человек, которого он знал с детства как веселого и доброго дядьку Варяга, на его глазах хладнокровно убил двух людей, пригласивших их в свой дом. Конечно, это были странные люди. Страшные люди. Судя по рассказам об участи несчастных беженцев и судя по попытке их ограбить. Но ведь эти люди были пьяны и не вполне владели своим разумом. Неужели нельзя было обойтись без кровопролития? Васнецов даже забыл, что совсем недавно сам хотел применить оружие, когда перепуганный Дыбецкий стрелял в их сторону. Все происшедшее не укладывалось в голове молодого человека, который был уже уверен, что они почти договорились с этими людьми о проходе. В голове постоянно крутилась мысль о том, что оставшиеся в мире крохи выживших, продолжают убивать друг друга. Эти убивали москвичей. Сталкеры убивали этих. Варяг зарезал двух человек… Почему? Неужели нельзя, наконец, понять, что эта человеческая тяга к вражде, непримиримости и применению оружия, довела весь мир до того ада, что сейчас их окружает. Какой еще урок нужен людям, чтобы опомниться? Но с другой стороны, был ли у них выход в этой ситуации, когда человек наставил на них пистолет и требовал разоружиться?

Яхонтов вырвался вперед.

— Коля, не отставай! — бросил он.

Он не мог двигаться быстрее. Один снегоступ слетел с ноги и был потерян. Теперь он проваливался в сугроб одной ногой. Позади послышался какой-то звук. Это было похоже на мычание. Словно человек с заклеенным ртом пытался что-то сказать. Оглядываться нет времени. Николай попытался ускориться, но это у него не получалось. Мычание повторилось. Кто-то преследовал их и был довольно близко. Васнецов хотел, было уже обернуться и попытаться разглядеть в темноте преследователя, но тут грянул выстрел. Что-то одернуло его левое плечо. Николай упал и, наконец, повернулся в сторону преследователя. Вскинул свой автомат. Мыслей о том, что кровопролитие и убийство друг друга людей должно прекратиться, словно и не было только что. Васнецов нажал на курок, целясь в призрачный силуэт, маячивший перед ним и быстро сокращающий дистанцию. Раздался всхлип, потом хрип и кто-то рухнул замертво рядом с ним. Внезапно возникший рядом с ним луч света фонаря, едва не заставил Николая дать вторую очередь. Но Варяг вовремя произнес:

— Спокойно сынок, это я. — Он осветил того, кого поразили пули Васнецова. В ногах молодого человека лежала мертвая Рана. Немая дочь Бражника, которая пыталась настичь убийц своего отца, прихватив его ружье.

— Господи! — закричал Николай. — Господи!!! — он ожидал увидеть кого угодно, но только не эту несчастную девушку. Он не хотел верить в то, что убил ее и сейчас, в панике перебирая ногами, отползал от своей жертвы.

— Вставай! Вставай живо!!! — закричал Яхонтов. — После будешь причитать! А сейчас беги!

— Господи! — повторял Васнецов. — Я не хотел!

— Заткнись и беги! — командир толкнул его.

До их слуха донесся лай множества собак.

— Черт, я так и думал, — вздохнул Варяг. — Славка! Давай разбрасывай мясо и рыбу из кастрюли! Кидай в стороны, подальше! Это должно ненадолго отвлечь и задержать собак! Давай! Только все вместе не бросай!

Сквернослов принялся бросать куски еды вправо и влево от себя, при этом продолжая двигаться к спасительной машине. Когда кастрюля опустела, он зашвырнул ее в кусты. Лай собак неумолимо приближался. Оставалось надеяться, что разбросанная пища хоть немного отвлечет псов. Пусть не всех, но хоть какую-то их часть. Спасительный корпус лунохода, наконец, показался.

— Давайте назад по нашему следу! Только фары не включайте! — крикнул космонавтам Яхонтов, забравшись внутрь.

— А как машину вести! Не зги невидно! — возмутился Алексеев.

Варяг порылся в своем вещмешке и протянул ему, через внутреннее окно какой-то предмет.

— Это прибор ночного видения! Одевай! И давайте поскорее!

Луноход тронулся в обратном направлении. Падающий снег еще не припорошил оставшиеся следы.

— Что там случилось у вас? — спросил Андрей.

— После расскажу! — махнул рукой Яхонтов. Затем он взглянул на забившегося в угол Николая. Он был потрясен. Он не просто впервые лишил человека жизни. Он убил несчастную больную девушку. Это сводило его с ума. Больше всего его мучило то, что вероятно, такого поворота событий можно было избежать.

— Коля! Смотри на меня! На меня смотри!!! — крикнул на него Варяг.

Молодой человек поднял на него полные слез глаза.

— Что, — прохрипел он.

— Слушай меня внимательно. Береги свой рассудок. У нас очень важная миссия. Я сожалею, что так вышло. Я сожалею, что мы лишили жизни этих людей. Но у нас выбора не было!

— Разве…

— Не перебивай! Если бы я знал, как все обернется, то мы сделали бы большой крюк и ни при каких обстоятельствах не сунулись бы на этот кордон. Но так уж вышло! Мы не можем предвидеть всего. И нам еще не раз придется во время нашего путешествия убивать. Но нам надо выполнить нашу миссию!

— Для кого мы будем спасать землю? Для трупов, которые оставляем после себя? — пробормотал Васнецов.

— Коля, тебе еще многое предстоит понять. И для этого ты должен обладать здравым и холодным рассудком. Эти люди убивали ни в чем не повинных беженцев. Они преступники. И мы не можем раздавать свое оружие первым встречным. Отдай мы им автоматы, сколько еще москвичей они убьют из них? Сколько наших соотечественников?

— А разве они не правы были насчет Москвы? — подал голос Сквернослов. — Ведь даже Калугу сожгли из-за Москвы!

— Слава! Калугу сожгли не из-за Москвы! А из-за того, что весь мир сошел с ума! Из-за чего сожгли саму Москву? Рязань? Омск? Тулу? Калининград? Питер? Париж? Лондон? Вашингтон? Тегеран? Весь мир! Но сейчас надо спасти все что осталось! На кону последняя наша надежда на выживание! Но никто не поймет нашей миссии! Особенно те, кто живут приземленными мерками сиюминутности! Большинству людей важно их мнимое благополучие здесь и сейчас. Им важно, что в данный момент есть что пожрать, выпить и где поспать. Это те ценностные ориентации, которыми живет большинство выживших. Не ждите благодарности и помощи ото всех в нашей миссии. Никто не поймет нас. Никому не нужны наши благие намерения! Поэтому нас будут пытаться убить, ограбить, поработить! Мы будем огрызаться и стрелять! Это неизбежное зло! И мы не можем сторониться населенных пунктов, ведь нет компасов, чтобы показать направление. Мы не можем все время двигаться в глухом лесу. Нам надо знать, где мы и куда следовать дальше. Нам надо знать, что происходит в тех уголках, где еще есть люди. Но люди таковы, что стреляют друг в друга. Поэтому нам никак не обойтись без применения оружия, поймите!

— Я по-другому себе представлял нашу миссию, — мотнул головой Васнецов.

— Будь реалистом. Ты уже взрослый, Коля. Такова человеческая суть.

— Тогда зачем нам спасать остатки человечества?

— Да потому, что если мы даже всего одного хорошего человека встретим на нашем пути, то этот мир надо спасти. Даже ради одного человека!

Николай взглянул на свое плечо. Оказывается, выстрел Раны разорвал ему бушлат. Но к счастью он не был ранен. Хотя сам Васнецов думал сейчас о том, что было бы неплохо, если бы она попала ему в сердце. Он совсем не хотел мириться с необходимостью убивать. Он не хотел думать о той моральной проблеме выбора, которая ему предстоит в их долгом путешествии. Они только начали свой путь и в первом же поселении пролили кровь. А что же будет дальше?

— Юра! Сколько мы проехали? — спросил Яхонтов у водителя лунохода.

— Пять километров.

— Сворачивай в лес, найди заросли погуще и паркуйся среди них. До утра надо передохнуть. Только сильно глубоко в лес не заезжай. Иначе мы заблудимся.

— Хорошо.

Машина плутала около получаса, пока, наконец, не нашлось подходящее и укромное место в лесной ложбине.

— Все ребята, — вздохнул Яхонтов. — Постарайтесь поспать. Я в дозоре побуду. Через три часа ты, Славик, меня сменишь. Я тебя разбужу. Коля, ты как?

— Я в порядке, — кивнул Николай.

— Точно?

— Да. Я все понимаю. Просто… Жаль ее…

— Это правильно, Коля. Это хорошо, что ты способен на такие чувства. И я сожалею. Но есть вещи, которые мы не в силах исправить. А то, что исправить можем, мы просто обязаны использовать такую возможность. Так что будь молодцом. Договорились?

— Конечно… — Васнецову было трудно говорить, но чувство долга перед своими товарищами и перед своим покинутым домом заставило его взять себя в руки.

— Вот и хорошо. А сейчас спи. Через шесть часов ты сменишь Славика. И утром будем искать безопасную дорогу на Москву. Все. Отбой.

 

10. Зона поражения

Вокруг царил кромешный мрак. Можно было поднести ладонь к лицу и ничего не увидеть. Где он? В вездеходе? Похоже на то. Снаружи выл ветер. Хотя не только. Скрипели ржавые качели. Еще завывания человека. Николай даже и не понял, как он очутился на улице. Как ни странно, там было светло. Хотя он был точно уверен, что сейчас ночь. На свободной от снега детской площадке скрипели те самые качели. Рядом стояла девушка с морщинистым лицом и без двух пальцев на руке. Рана. Та, которую он убил. Целой, но сильно исхудавшей бледной ладонью она сжимала скакалку.

— Ты жива? — вздохнул он.

— Нет, — услышал он в ответ печальный голос. Хотя Рана не разжимала губ.

— Но ведь ты…

— Я родилась мертвой.

— Как такое может быть?

— В нашем мире может быть все. Мы все рождаемся мертвыми. Ведь мы не живем уже потому, что кто-то далеко может решить положить конец жизни. Мы все мертвы, потому что наши жизни нам не принадлежат. За нас решали и решают они.

— Кто?

— Кеволеч!

— Кто это?

— Это человек. Только наоборот. — Девушка продолжала говорить, не раскрывая рта. — Ты когда-нибудь видел зеркало?

— Да, — Николай кивнул.

— Я ненавижу зеркало. Я вижу в нем правду. То, какая я есть. И каждый, кто смотрит в зеркало, видит античеловека. Себя! Каждый… Абсолютно каждый считает себя лучше, умнее, красивее, благороднее, достойнее других. Но если посмотреть в зеркало. Если приглядеться… Это кеволеч! Истина! Урод! Тот что хуже, тупее, уродливее, примитивнее и жаднее… Каждый… Только мир таких существ мог превратиться в могилу для всех. Мы родились мертвыми. Мы — кеволеч… Смерть, это отражение жизни. И только в отражении, взглянув на себя со стороны, можно увидеть правду… Кеволеч…

— Но я… Я стрелял в тебя… Ты не держишь на меня зла?

— Моя смерть во время жизни закончилась. Настала очередь жизни после смерти. — Она протянула к нему обезображенную руку. — Пойдем со мной.

Он испуганно попятился.

— Нет! Я не могу!

Она опустила руку и грустно на него посмотрела.

— Я некрасивая. Да? Ты не думал, что встретишь такую уродину? А в нашем мире возможно все. Все! Только не чудеса…

…Николай вздрогнул и резко вскочил со своего сидения, на котором спал. Тронувший его за плечо Сквернослов отпрянул.

— Колян, ты чего?! — спросил он.

Васнецов сидел и тяжело дышал, держась руками за голову.

— Что-то в последнее время мне снится всякое… Хоть вообще не спи…

— Ну да, — усмехнулся Вячеслав. — Это чтоб ты да не спал! Ладно, братишка, забудь. Это всего лишь сон. Взбодрись. Твоя очередь вахтить.

Васнецов кивнул и принялся одевать бушлат. Он с удивлением заметил новую заплатку на том месте, где одежда была разорвана недавним выстрелом Раны.

— Делать нечего было, вот я и заштопал. — Подмигнул Сквернослов. — С тебя причитается.

— Спасибо Славик.

— Да ладно. Должен будешь. Спокойной вахты тебе. Кстати, — Вячеслав как-то замялся и пристально посмотрел на Николая. — Мне Варяг рассказал про пистолет Бражника.

— И что?

— Это ненастоящий ПМ. Травматический.

— То есть?

— Ну, ствол у него ужатый. Только для стрельбы резиновыми шариками. Да и патронов в нем не было.

— То есть, ты хочешь сказать, мы убили безоружных людей?

— Ну, какие же они безоружные. Да и кто знать то мог, что Бражник блефует? Ладно. Не бери в голову. Просто… Ну просто… Такие вот дела. — Вячеслав вздохнул, явно жалея, что сказал об этом Николаю. — Спокойной вахты. — Он улегся на место Васнецова, положив под голову шапку и подняв воротник бушлата.

* * *

Тишина и ленивые минуты, которые тянулись как густая липкая вязь, не желая давать времени, течь как ей положено, угнетали, превратившись в настоящую пытку. Это оказалось еще хуже, чем так нелюбимые им дозоры в общине. Там хоть их было четверо бодрствующих. И было с кем поговорить. Николай вообще любил одиночество и тишину. Но только не сейчас. Сейчас одиночество стало для него медвежьим капканом. Той ловушкой, которую поставил страх. Причем страх этот, казалось, охотился именно на него. Ворох нехороших мыслей будоражил его, обрекая на постоянное смятение. Чтоб хоть как-то отвлечься, он стал тихо напевать:

Однако подобная примитивная песня делала еще хуже, но другой он сейчас вспомнить не мог. Он снова и снова прокручивал то, что случилось в том вагоне. И убийство девушки. Он все больше склонялся к мысли, что такой исход действительно был неизбежен. И это могло послужить хоть слабым, но утешением. Но были и другие мысли. А не делает ли он выводы о неизбежности такого исхода, лишь для собственного утешения? Не занимается ли он самообманом? Ведь когда-то, кто-то, принял решения нажать на пресловутую красную кнопку, с мыслью, что это единственный и неизбежный выход. Какой выход? Куда? Что бы было, если бы люди не спешили бросаться своим страшным аргументом — оружием? Мир был бы жив. И эта девочка родилась бы наверняка нормальной. И он не отправился бы на Аляску. И не встретил бы ее. Такие, как ее отец, не убивали бы жителей Москвы. Варяг не убил бы его. Коля не убил бы Рану. Да и звали бы ее по-другому. Если бы… Так может и он поступил так, как те, что погубили мир? Хотя… Люди завидовали, убивали и воевали и без атомной бомбы. Всегда. Как это слово во сне… Кеволеч…

Николай снова взглянул в смотровую щель. На улице тьма. Падали редкие снежинки. Ему вдруг захотелось, чтобы что-то произошло. Что угодно. Но то, что отвлечет от увлекающих за собой крутящихся в ледяном вихре мыслей. Он посмотрел в перископ. В него вообще ничего не было видно. Очевидно, снаружи он уже был заляпан снегом. В конце концов, на Луне никакого снега не существовало. И ни у кого из тех, кто сконструировал эту машину, не могло возникнуть и мысли, что перископ надо снабдить каким-то обогревом или иной системой защиты от снега. Васнецов твердо решил выйти из лунохода и очистить смотровой прибор. Он застегнул свой бушлат на все пуговицы, посильнее натянул на голову шапку и опустил на глаза пластмассовые очки. Взяв в руки свой автомат, он медленно, стараясь никого не разбудить, двинулся к кормовой двери. Аппарель открывать нельзя, иначе от нахлынувшего с улицы холода его товарищи проснуться и будут весьма недовольны. Поэтому он осторожно открыл в аппарели дверь и, потянув за ней рукоятку, заставил телескопический шлюз выдвинуться наружу. Затем он перешагнул в образовавшееся пространство шлюзовой камеры и закрыл за собой внутреннюю дверь. Теперь можно выходить. Приоткрыв наружную дверь, он почувствовал, как морозный воздух мгновенно заключил его в цепкие объятия. Николай выбрался наружу и стал осматривать луноход. Как ни странно, он так и не успел толком разглядеть эту машину. Ни в тот раз, когда она появилась впервые перед их блокпостом, ни тогда, когда они пришли в ангар, ни во время вылазки к тому поселку, в котором им довелось пролить кровь. Теперь он внимательно осматривал этот вездеход, желая найти легкий путь на его крышу. Это оказалось не так сложно. Васнецов закинул одну ногу на верхнюю ветку гусеницы и ухватился за один из двух цилиндров, что находились по оба борта машины. В этих цилиндрах располагались выдвижные антенны для связи с Землей или космосом. Теперь он ступил на выступ левого борта и по двум поручням на цилиндре с легкостью взобрался на черную клетчатую крышу лунохода. В центре крыши был небольшой белый шар с круглым глазом перископа. Он действительно залеплен снегом. Николай очистил смотровой прибор и, рассевшись на крыше поудобнее принялся осматриваться. Все-таки это гораздо интереснее и продуктивнее, нежели смотреть через узкие щели машины. Луноход стоял в узкой и довольно глубокой лощине, хорошо скрывающей его. По склонам лощины из снега торчал кустарник. Чуть выше росли деревья. И вокруг густой лес. А на вершине правого склона…

Васнецов резко вскинул автомат и прицелился. На вершине правого склона кто-то стоял. Белый, как этот снег, силуэт в черноте ночи. Что, или вернее, кто это? Человек? Определенно, что-то похожее на человека. Сколько до него? Метров пятьдесят. Или меньше? Наверное, меньше. Ведь в темноте ночи далеко не разглядеть. И видно только в случае резкого цветового контраста. А этот призрачный силуэт вовсе не причудился. Вон он. Стоит. Не двигается. Наблюдает. Холод пронзил тело Николая тысячей ледяных клинков. Нет, это не от мороза. Это тот холод, что леденит душу и разум. Это страх.

— Эээээй… — попытался окрикнуть силуэт Николай, но услышал лишь собственный хрип, от которого сам испугался… — Ээээээй! — повторил он громче, проглотив нервный ком, застрявший в горле. Силуэт не реагировал. Может выстрелить? Силуэт на мушке. Но не торопиться ли он с принятием решения? Ведь он недавно применил оружие и теперь горько сожалел об этом. А что на этот раз? Может это вовсе не человек? В том смысле, что это вообще не живое существо… Просто коряга… Будить товарищей? Если это действительно коряга, то его засмеют, кроме того, что будут недовольны тем, что он всех перебудил из-за ложной тревоги. Васнецов почувствовал, как его страх стал завлекать. Манить сделать шаг в сторону этого нечто. Как тогда, в снежном тоннеле, когда страх заставил его идти в неизвестность и в итоге он просто вышел на свой блокпост. Адреналин наполнил кровь и сменил холодящий страх, согревающим безрассудством, заставляющим спрыгнуть с машины и быстро направиться к этому силуэту, чтобы настичь его и спросить, какого хрена он там стоит и смотрит. Васнецов двигался, держа автомат наготове. Он проваливался в снег и жалел, что не прихватил снегоступы. Но возвращаться сейчас глупо. Эти меньше чем пятьдесят метров дались не просто. Вверх по склону, да по рыхлому снегу…

Коряга. Николай нервно хихикнул и смахнул с нее снег. Обрубок ствола березы с человеческий рост, с обломанными ветками, свисающими подобно человеческим рукам. Это всего лишь коряга.

— Вот зараза, страху нагнала, — засмеялся Николай, почувствовав невероятное облегчение. Он похлопал облаченной в трехпалую рукавицу ладонью по коряге и покачал головой, вспоминая свои ощущения, несколько минут назад, когда он дрожащими руками целился в это дерево.

Внезапно что-то ударилось ему в ноги и внизу, разбрасывая хлопья снега, промелькнула тень. Васнецов испуганно отпрыгнул, распластавшись на свежем слое снега. Быстро нащупав оброненный автомат, он вскочил на ноги и стал оглядываться. Там где он секунду назад находился, возле этой коряги, была видна вереница следов. Осторожно подойдя ближе, он присмотрелся. Похоже, что это была лисица. Вполне возможно, что под этой корягой у нее гнездо. Николай растер ладонью снег по лицу и снова усмехнулся. То, что кажется пугающим и опасным в своей неизвестности, оказывается чем-то банальным и безобидным на поверку. Неизвестное, похожее на человека существо оказалось корягой. Что-то ударившееся по ногам оказалось лисицей. Или нет? Он снова взглянул на следы. Все-таки, похоже, что это лисица. Но очень захотелось удостовериться в этом, чтобы окончательно подтвердить свою теорию о том, что все страхи пустые и беспочвенные. И тогда он вообще перестанет чего-либо бояться, что, кстати, очень пригодиться в их непростом походе на Аляску.

«Единственная вещь, которую надо бояться, это сам страх», — говорил когда-то его отец, — «Страх разрушает человека и тогда человек разрушает все, что окружает его. От страха теряется разум. От страха человек стреляет, запускает ракету и гибнет».

Да, с собственными фобиями надо бороться. Это Николай понимал. Ведь он постоянно ощущал переизбыток страха в своем разуме. И сейчас, идя по следу предполагаемой лисицы, он рассчитывал именно на такой тренинг по борьбе с фобиями. Идти одному, ночью в лесу. В мире ядерной зимы, люпусов, крыс-мутантов и снежных червей. По соседству с кордоном безумных людей, ненавидящих бывших жителей бывшей столицы бывшей страны. Это ли не проверка для наличия мужества? И он не опасался заблудиться, так оставлял за собой глубокие следы от проваливающихся в снег ног.

Николай шел долго. Следы все не кончались. Когда лес превратился в бурелом, то следы зверя уходили под поваленные деревья.

— Ну вот, — вздохнул Васнецов. — Приплыли.

Он заглянул под бревна, но разглядеть что-то в темноте было нереально, даже с учетом того, что его глаза уже привыкли к мраку. Оставалось только жалеть, что он не прихватил с собой фонаря и идти обратно к машине. Николай уже повернул было назад, но вдруг заметил вдалеке какой-то отблеск. Фонарь? Он снова его заметил. Крохотная точка света двигалась в поваленном лесу, постоянно вздрагивая и дергаясь. Это определенно фонарь в руках идущего человека. Николая распирало любопытство. В конце концов, для того он и в дозоре, чтобы выяснить, кто там бродит. Васнецов понимал свое преимущество. Сейчас он лучше ориентируется в темноте, чем человек с фонарем. И он меньше заметен, чем тот, кого из-за света видно на несколько сотен метров. Николай двинулся напрямик, через поваленные деревья, то взбираясь на могучие стволы то пролезая под ними. Это оказалось совсем непросто. Ему казалось, что он прошел по этим сваленным деревьям километр, но на самом деле это едва ли была сотня метров. Сосредоточенный на преодолении бесконечных препятствий, он бросал в сторону фонаря лишь редкие взгляды. И в очередной раз, взглянув туда, он ничего не обнаружил. Свет загадочного фонарика исчез.

— Зараза, — прорычал Николай, озадаченно вглядываясь в темноту леса. Никаких признаков света он не обнаружил. Идти обратно через эту непролазную свалку совсем не хотелось. Николай решил поискать путь полегче. Только продвинувшись вперед еще на две сотни метров и оказавшись на местности свободной от бурелома, он с ужасом осознал, что обратную дорогу найти не сможет. Ведь более трехсот метров он двигался по сваленным стволам деревьев, на многих из которых даже снега не было, чтобы оставить там свои следы. Остро захотелось паниковать. Васнецов нервно замотал головой. Куда идти? Справа лес был реже, и там не видно было завалов. Возможно, там удастся обойти бурелом. Главное помнить то направление, откуда он пришел. Николай старался двигаться как можно быстрее, чувствуя, что начинает замерзать. От усталости и тревоги видеть он стал хуже и поэтому резкий обрыв стал для него полной неожиданностью. Он кубарем покатился вниз, успев только крепко прижать к себе автомат. Хуже всего в данной ситуации было потерять свое оружие. Николай катился вниз целую вечность, моля лишь об одном, чтобы на пути не было дерева, удар об которое мог переломать ему кости. При такой крутизне обрыва, контролировать падение было практически невозможно. Наконец все прекратилось. Он благополучно достиг низины. Васнецов поднялся на ноги, отдышался и стал отряхиваться. Теперь надо осмотреться. Вокруг снег с какими-то длинными бугорками. Возможно это опять бурелом, но уже старый, давно покрытый толстым слоем снега. Он подошел к ближайшему бугру и стал разметать прикладом автомата снег. Так и есть. Это дерево. Только какое-то странное. Внимательно приглядевшись, Васнецов понял, что это дерево было сильно обуглившимся. Подойдя к следующему бугру, он стал расчищать и его. Тоже дерево. И тоже совершенно обуглившееся. Причем было ясно, что оба ствола подверглись на короткий момент очень высокой температуре, и потом их горение резко прекратилось. Вернее самого горения наверняка и не было. А вот термическое воздействие… Он точно знал, что лежащие в костре толстые бревна выглядят по-другому. Может, когда-то тут был лесной пожар, но потом резко пошел дождь? Николай расчистил третье дерево, и оно оказалось идентично первым двум. Примечательным оказалось еще и то, что стволы были повалены в одном направлении. Беглый взгляд на другие снежные бугры, скрывающие деревья, подтвердил, что стволы падали в одном направлении. Это не бурелом, вызванный ураганным ветром. Это что-то иное. Какая сила могла так ровно их повалить и обжечь?

— Господи, — пробормотал Николай и зажал ладонью рот. Ему вдруг стало страшно даже дышать в этом месте. Жуткая догадка осенила его. Эти деревья были свалены ядерным взрывом. Где-то недалеко эпицентр. И он сейчас находится в зоне поражения.

Николаю снова стало неописуемо страшно. Он не знал, какой тут радиационный фон. Он знал лишь одно — радиацию нельзя увидеть, почувствовать или понюхать. И когда человек узнает, что подвергся ее воздействию, то становится уже поздно. Он вспомнил погибшую от радиации мать. И сотни других жертв этого страшного последствия ядерного безумия. Николай боялся сделать даже вдох, думая о том, какие последствия это может принести. Его охватила паника, и он бросился к обрыву. Однако он был настолько крутым, что все его попытки взобраться обратно наверх привели только к тому, что его стало заваливать падающими пластами снега. Васнецов яростно отмахивался от снега руками, словно на него напал рой ядовитых насекомых. Поняв тщетность своих попыток, Николай бросился прочь. Он проваливался в снег по пояс, но ему казалось, что он удаляется очень быстро, однако, обернувшись, каждый раз замечал, что эти страшные следы ядерного поражения, в виде обуглившихся деревьев все еще рядом. Он рычал от ярости и ощущения собственного бессилия против невидимой радиоактивной смерти. Начав задыхаться, он подумал уже, что это радиация его убивает. Однако это сказывалась нехватка воздуха ввиду того, что он старался реже дышать и при этом выжимал из себя все силы в попытке убраться отсюда прочь. На его пути показались новые снежные бугры, явно скрывающие под собой пораженные деревья. Николай попытался их обогнуть, но внезапно перед ним разверзлась черная бездна, в которую он и полетел, увлекая за собой хлопья снега. Хруст ломающихся досок, грохот листового железа, шорох, звон в ушах… Все сознание Николая сжалось в крохотный окруженный хаосом комок, который не мог даже понять, где его руки и ноги…

— Медведь! — заорал вдруг кто-то совсем рядом в темноте.

— Валите его! — вторил ему другой голос.

— Я не медведь! — истошно завопил Васнецов.

— Говорящий! — нервно хихикнул кто-то.

— Убери руку, это я…

— Да включите фонарь, черт вас возьми!

— Барс, урод, ты мне на руку наступил!

— Это не я!

— А кто?

— Медведь!

— Я не медведь!

— А кто ты тогда?!

— Черт, где мой автомат?…

— Лапы убери, это мой!

— Кто тут?

— Да включите фонарь, бараны!

— Сам баран!

— Я не медведь! — в третий раз повторил Николай, не понимая, где находится и кто это рядом кричит.

В лицо ему ударил яркий свет. После того, как он давно привык к сумеречному дню и черной ночи, Васнецову показалось, что свет фонаря выжег ему не только глаза, но и мозг.

— Уберите! — крикнул он, закрывая лицо руками. — Вы кто такие?!

— Что это за отрок свалился к нам на голову? — произнес тот, кто настойчиво требовал включить фонарь. — Ты кто такой?

— Я первый спросил. — Васнецов продолжал прикрывать глаза руками.

— Ишь ты, — хмыкнул кто-то. — Наглый.

— Мы сталкеры, а вот ты что за хрен с бугра?

— Сталкеры? — испуганно произнес Николай, вспоминая рассказ покойного Бражника.

— Ну. А ты кто? На медведя точно не похож…

— Я… Я искатель.

— Мужики, я же говорил, что за мной кто-то шел в лесу. — Послышался другой голос.

— А ты поменьше фонариком свети, Армаген. — Ответил первый.

— И что, на ощупь идти? — хмыкнул сталкер со странным прозвищем Армаген.

— А если он следил, то поучись у него. Пацан срисовал нас без всякого фонаря.

— Он наверняка из гадовника. Мочкануть его надо. — Третий голос.

— Да не похож он на людей с гадовника. Вон выбрит как. И с автоматом.

— Может это он пальбу в гадовнике вечером устроил? Слышь, искатель, это твой танк в лесу стоит? — Голос принадлежал Армагену.

— Какой еще танк? Уберите фонарь! — огрызнулся Николай.

Фонарь, наконец, убрали, повесив его на какую-то арматуру. Немного помассировав лицо, Васнецов смог осмотреться. Это было подвальное помещение со следами разрушений. Наверху, в гнилом дощатом потолке зияла дыра, в которую он провалился. Николай сидел на поломанных досках, какой-то трухе и упавшем сверху сугробе. Перед ним стояло четыре человека. Все они были облачены в военные комбинезоны. На шеях висели черные дыхательные маски с большими стеклами. Головы сталкеров венчали шлемы. У двоих шлемы типа «Сфера». У одного стальной шлем, но явно не Российского производства. Где-то он такой видел. Еще у одного отечественный стальной шлем с лисьими хвостами на затылке. Всем четверым было примерно по сорок лет. Вооружены они были неплохо. У двоих АКМы с подствольниками. У одного ВСС и еще у одного, самого здорового из этой компании, пулемет «Печенег». На всех легкие бронежилеты. Еще Николай заметил, что у каждого был портупейный ремень с кобурой на одной стороне и штык-ножом на другой. Хотя нет. У пулеметчика не штык-нож, а морской офицерский кортик. Примечательными были и нашивки на их рукавах. Черные круги с характерным и до боли знакомым желтым трилистником знака радиоактивности.

Вперед вышел человек с ВССом и глубоким шрамом на правой скуле.

— Я Аксай. Это Барс, — он кивнул на стоящего слева от него человека с калашом и тонкими светлыми усами. — Это Сабзиро. Но мы его называем иногда Ниже-нуля, чего тебе, парень, не советую.

На угрюмом лице здоровяка с пулеметом появилась угрожающая ухмылка.

— А ты значит, Армаген? — Николай обратился ко второму человеку с калашом и вытянутым большеносым лицом. Именно у него была эта странная, но знакомая нерусская каска.

— Ага, — тот кивнул.

— Можешь называть его Хачиком, — ухмылка здоровяка выдавила громовой бас.

— Слышь, Ниже-нуля, я тебя сейчас опущу ниже плинтуса. — Огрызнулся Армаген.

— Да у тебя ж фамилия, Хачикян…

— Зато у тебя фамилия Заткнись…

— Ну, тихо вы, — досадливо поморщился Аксай, который, очевидно, был главным.

— И что, в самом деле, такая фамилия? — Васнецов уставился на Сабзиро.

— А по шее не хочешь? Сабитов я.

— Ну а ты кто есть такой? — Аксай снисходительно улыбнулся.

— Я Николай Васнецов. — Он покосился на лежавший рядом собственный автомат, который как ни странно сталкеры не подобрали. Может потому, что их оружие смотрело холодными стволами на него и эти люди не чувствовали опасности?

— Откуда? Куда?

— Оттуда. Туда. — Николай ухмыльнулся, подражая амбалу с пулеметом.

— Не хами парень, — Аксай нахмурился.

— Слушайте ребята. В последний раз, когда мы сказали, куда путь держим, на нас сильно окрысились. Пришлось поубивать кое-кого. Так что я не знаю, как и сказать. — Николай даже сам удивлялся тому, как он держался, разговаривая с вооруженными людьми. Бражник сильно напугал своими рассказами о сталкерах, но перед Васнецовым стояли сейчас вовсе не безжалостные и кровожадные монстры, а вполне нормальные с виду люди. Они явно ухаживали за собой и за своим обмундированием, что напомнило Николаю своих более взрослых товарищей из родного Надеждинска. Это успокаивало и позволяло сделать вывод, что люди эти вполне лояльны и вреда ему не причинят.

— Мы? Так ты не один? — спросил Аксай.

— Да их целая банда, — махнул рукой Армаген. — Говорю, это они резню в гадомнике устроили.

— Это правда? — старший с интересом смотрел на молодого человека.

— Что за гадомник? — поинтересовался Васнецов, усевшись поудобнее и растирая ушибленную ногу.

— Ну, поселение с кордоном на железной дороге. Там раньше зверосовхоз был. Свиноферма и кроличий питомник. После ядрены там эти гады падальщики поселились. Мы и зовем эту клоаку гадомником.

— Понятно. Да. Наша работа, — Николай, вздохнув, кивнул.

— Молодцы, — Аксай одобрительно хлопнул его по плечу.

— Я так не считаю, — мотнул головой Васнецов.

— Это почему?

— Плохо, когда приходится убивать.

— Толково, — хмыкнул Барс.

— А почему убили? — Снова спросил Аксай.

— Мы в сторону Москвы пройти хотели. А они за это на нас обозлились. Москву они, оказывается, не любят. Оружие отнять хотели.

— А зачем вам в сторону Москвы?

— Надо.

— Ну, мы тоже завтра, точнее сегодня утром в Москву уходим. Можем объединиться. Так зачем вам туда?

— Это вы с командиром нашим поговорите. Я не уполномочен.

— Да? А головорезы твои стрелять по нам не начнут? Армаген говорит, у вас целый танк.

— Так я же с вами. Дорогу к танку только покажите. Заплутал я малость. Вы нам путь на Москву покажете, мы вас на транспорте подвезем.

— Толково, — снова хмыкнул Барс.

— Ну, ладно, пошли. — Пожал плечами Аксай. — Ты только автоматик свой прибери, не забудь.

— Я думал, вы его забрать хотите. — Николай потянул к себе за ремень свой Калашников, который лежал в метре от него.

— Да на кой? Ты же не пленник. Гадов стрелял в гадомнике. Союзник значит, — Аксай подмигнул. — Но если шалить вздумаешь, он тебя не спасет, усекаешь?

— Само собой. Только это… Я на улице видел деревья обугленные. Чем это их?

— Атомным взрывом конечно. Метрах в трехстах отсюда рванула.

— Так тут радиация! — Николая снова охватило забытое на время беспокойство.

— Да брось ты. Двадцать лет уже прошло. После гороха из сухпайка радиации больше. Ты главное деревья местные в костер не кидай и снег не жри, тот, что на глубине. А так в допустимых пределах. Мы же не самоубийцы.

— Правда? — Васнецов вздохнул с облегчением.

— Конечно, нет, мы радиоактивные мутанты, — зловеще прохрипел Арммаген и разразился нездоровым смехом.

— Не слушай его, — старший махнул рукой. — Это он мутант. Мы нормальные.

Сталкеры рассмеялись.

— Шутки у вас, — покачал головой Николай. — А сами вы кстати откуда?

— Из Москвы конечно, — пожал плечами Армаген. — Сталкеров больше нигде вроде нет. Это явление наше, столичное.

* * *

Этот странный подвал в лесу оказался куда больше, чем подумал сначала Николай. Он состоял из нескольких помещений. В одном были какие-то странные железные шкафы до потолка. У двух или трех были открыты двери и внутри виднелись ряды ламп, тумблеров и каких-то приборов. Лестница из подвала выходила прямо в пространство между поваленными взрывом деревьями.

— А что тут было? — поинтересовался Идущий между сталкерами Николай.

— Метеостанция. Это наверху, — пояснил Аксай. — А в подвале узел связи. Военный объект короче. Там ложная стена есть. Это вход в бункер секретный. Вскрыть не можем. Взрывчатка нужна. Вот обратно в Москву и собираемся за этим добром.

— Ясно, — Васнецов кивнул. — А я думал, с чего это ядерный удар по лесу наносить? Вон оно оказывается что.

В сотне шагов крутой склон обрыва стал пологим и тут они без особого труда взобрались наверх. Процессию возглавил Армаген, который вел всех по своим старым следам.

— Так это ты бродил с фонарем по лесу? — Васнецов обратился к сталкеру в странном шлеме.

— Ага, — Хачикян кивнул. — Я ведь чувствовал, что кто-то следит за мной. Пошел ребят поднимать. А тут ты как снег на голову. — Он засмеялся.

— А что это за слово такое, сталкеры? Что обозначает?

— Ну, разведчики типа. Это из английского языка. А что, красивое слово. В книжках да в кино такие были. Это ведь, брат, Москва. Там у нас кого только нет. И сталкеры, и тамплиеры всякие. Орки даже имеются. Это из толкинистов. Всякие фашисты, масоны, мормоны, диггеры, сатанисты, горцы, амазонки, отморозки ссудного дня…

— Адвентисты, — поправил Хачикяна Аксай.

— Ну да. Я и говорю. Еще самураи, псы-волки…

— Пси-волки.

— Да. Вот, даже терминаторы есть! — Армаген засмеялся. — Вообще клоуны, блин!

— Эти клоуны на той неделе сорок человек положили на Каширке. — Мрачно заметил Барс.

— Да у вас там, я смотрю, вообще весело, — вздохнул Николай.

— Весьма, — Барс кивнул.

— А откуда все это? Это, я так понял, группировки у вас там такие?

— Кроме пси-волков, да. — Сказал Аксай.

— А пси-волки, это что?

— Это волки. Мутанты. Подавляют волю ультразвуковым воем. Большие твари. Безлюдные районы города заселили. В зонах поражения.

— Люпусы?

— Что за люпусы?

— Ну, у нас, на Оке, тоже волки-мутанты имеются. Мы их люпусами зовем.

— Ну, может такие. Может другие. — Аксай пожал плечами.

— А все остальные? Все эти орки, амазонки, терминаторы?

— Это люди. Что-то вроде этого. Понимаешь, каждый с ума по-своему сходит. После ядрены такой хаос был…

— А что такое ядрена?

— Ядерная война. Ну вот. После войны ведь все разом рухнуло. Обмен ударами продолжался всего несколько дней, но рухнуло все, что складывалось столетиями. Общество, экономика, моральные общественные устои. Градация слоев населения. Отношения между отдельными людьми и отдельными группами. Самое страшное воплощение полной свободы, являвшееся апофеозом хаоса и безумия. Сначала всеобщая паника. Истерия. Потом надо было как-то выживать. Люди сколачивать группировки стали. А обычно группы сколачиваются по интересам. По образу мышления. По складу ума и мировоззрения. Так легче взаимодействовать, понимаешь? Ну а рулить стали в основном молодые и сильные. Склонность к сколачиванию групп у молодых обычно сильнее. И пошли эти названия из книг, фильмов и игр, на которых выросли. Кто во что горазд. Кому что больше нравится. И подражают своим рисованным кумирам. Кто-то больше по религиозной линии идеологию строил. Кто-то по политическим взглядам. Сейчас в Москве хозяйничают те, кому на момент начала войны было по восемнадцать, по двадцать лет. Старики там не в почете. Многие считают старшее поколение виновным во всем, что случилось.

— Так вы тоже, подражаете?

— Да нет. У нас образ жизни такой. А потом как-то пошло, что нас сталкерами называть стали. Ну, понравилось. Прижилось. Нас таких много. Вообще, самые нормальные в Москве, это сталкеры.

— А фашисты тоже себя нормальными считают, — усмехнулся Армаген.

— Да ты сам фашист. Каску немецкую напялил и ходишь как этот, — буркнул Сабзиро.

Армаген похлопал рукавицей по своему шлему:

— Крупская сталь! Круповская точнее…

— Да иди ты. Склад мосфильмоский бомбанул и радуется.

— Пришли. Вон этот танк стоит внизу. — Армаген махнул рукой.

Николай только теперь заметил луноход. Странно, как быстро они дошли. Васнецову казалось, что путь до сталкеров у него занял больше времени и расстояния раз в десять. Однако заботило его другое. Его товарищи спят, ничего не подозревая, рассчитывая на бдительность дозорного Николая. Однако он мало того, что покинул свой пост, но еще и привел к ним четверых вооруженных до зубов людей. Да, настроены они были дружелюбно. Но может они на самом деле пускают пыль в глаза? Дыбецкий и Бражник тоже приветливыми казались. Едой и выпивкой угостить пытались. Но чем это обернулось?

— Мужики, постойте тут, на склоне. Я сейчас. — Попросил Николай.

— Только без глупостей. Мы не простаки, если даже такими кажемся, — предупредил его Сабитов.

— Конечно, — Васнецов кивнул и двинулся к луноходу.

На удары кулаком по водительской двери никто не откликнулся. Тогда Николай как можно сильнее ударил прикладом автомата. Дверь приоткрылась, и оттуда показался ствол пистолета ТТ. Затем сонный голос Юрия Алексеева:

— Коля? Ты что ли?

— Я. Будите всех и пусть оружие приготовят.

— Что случилось?

— Я сталкеров привел.

— Кого-кого?

— Сталкеров. Они вооружены. Будите всех. Мало ли что.

 

11. Москва

Новый рассвет, как и просветлевший с рассветом свинцовый небосвод не принесли новых впечатлений. Все было как обычно. За бортом лунохода ниже тридцати по Цельсию. Ветер гонял снежную пыль над окрепшим настом. Косматые серые тучи совершали свой очередной виток над замерзшей и скрытой от солнечного света планетой. Новый день увеличивал расстояние от того страшного дня, когда миллионы душ взмыли в атмосферу черным пеплом, чтобы выпасть потом радиоактивным дождем, убив своими водами многих из тех немногих, что выжили в ядерном пожарище. Время шло неумолимо. Времени людские беды были нипочем. Оно шло вперед и тащило за собой остатки жизни в неизвестность беспросветного будущего. И только горстка людей знала причину, которая была весьма веской, чтобы бороться и надеяться. Экспедиция из Надеждинска продолжала свой путь с упрямством беспристрастного времени. В луноходе, который уже пересек погребенную под снегом московскую кольцевую автодорогу, было уже не пять, а девять человек. Машина теперь двигалась по территории бывшего Битцевского парка. Четверо сталкеров были жителями Москвы и раскинувшийся пейзаж, видимый сейчас в смотровые щели и перископ машины, был им знаком. Однако остальные люди затаили дыхание. Они были уже в Москве. Это не просто город. Да его ненавидели. Причем задолго до войны. И любили его. Это было и сердце России и вместилищем небывалой роскоши и безбедной жизни среди бедствующих регионов в лихие времена. Но если власть имущие своими деяниями обращали гневные взоры простого люда на Москву, то сам город, как дух былой истории и, вереницы ушедших эпох, был чем-то священным для русского человека. Здесь поднимали народ против захватчиков Минин и Пожарский. Об этом городе слагал строки в 1837 году воин и поэт Лермонтов. Отсюда парадным строем уходили на бой с агрессорами полки Красной армии в 1941. Город противоречий и контрастов, как сама многовековая Российская история, покоился в сугробах постядерного мира. Еще одно свидетельство тому, что все кончилось. Однако они были еще в парке, где из-за туманной взвеси снежной пыльцы на горизонте не было видно строений. Они находились на задворках бывшей столицы. Но тяжелые, горькие и в тоже время полные благоговения мысли уже овладели путешественниками. Особо болезненно воспринимали унылый пейзаж разоренного и заснеженного парка два космонавта, которые двадцать лет назад покинули цветущую и полную жизни столицу, отправившись в свой давно забытый полет на Луну.

Парк был опустошен ураганами, нещадно валившими деревья, и людьми, которые эти деревья растаскивали для отопления своих жилищ. По какому-то странному стечению обстоятельств, остался нетронутым большой славянский деревянный идол в виде мудрого старца из чьей бороды виднелся меч с широким лезвием. Очень похожий на тот, который применил прошлым вечером Варяг. Яхонтов взглянул на сталкера по кличке Барс. Из всей четверки он один бодрствовал. Остальные мирно спали, продолжая прерванный вторжением Николая ночной сон.

— Что это за истукан? — спросил искатель.

— Сварог, или Хорс, или что-то в этом роде, — ответил Барс, посмотрев в щель. — Тут часто язычники собираются перед походом. Это место «Лысая гора» зовется.

— Это они сделали?

— Да нет. Идол еще до войны был сделан. Декоративное украшение парка. Но после того как он уцелел, стали думать, что в нем какая-то сверхъестественная сила. Вот и поклоняются. Я лично не верю во все это.

Яхонтов кивнул и продолжил наблюдения. Они ночью довольно долго общались со сталкерами и, было ясно, что эти москвичи довольно дружелюбные и достаточно вменяемые люди. Объединение их групп оказалось весьма кстати сейчас. Сталкеры знали безопасную дорогу до Москвы, минуя поселения ненавидящих столицу мародеров. Варяг предполагал, что благодаря сталкерам они сэкономили как минимум день пути. Однако Яхонтов не говорил о цели их путешествия, считая, что такая информация будет лишней для ушей мало знакомых людей. Причина, которую он назвал, была достаточно правдоподобной для похода в Москву, они хотели найти там родственников. Точнее Алексеев и Макаров.

— А что за бункер там, в лесу был? — спросил Варяг у Барса.

— Где? Куда молодчик ваш пришел?

— Ну, — кивнул Яхонтов.

— Стратегический объект там был. Метеостанция. А под землей запасной командный пункт противоракетной обороны. Мы в прошлом году наткнулись в Мытищах на одного старого полковника. Он нам рассказал про некоторые такие объекты. Он уже при смерти был. Просил взять к себе сына в отряд. Вот и поделился информацией в качестве платы. Говорит, на таких объектах есть чем поживиться. Ну и отдал богу душу короче.

— Понятно. А что с сыном стало?

— Мы этот бункер долго искали. Во время очередного рейда напоролись на пси-волков. Двое наших погибли. Среди них и парень этот. Жаль, смышленый был… Ну да ладно. Возьмем динамит и вернемся. Дверь там, зараза, хитрая.

— А вы про объект «Субботний вечер» слышали? — спросил вдруг Сквернослов, вспомнивший рассказ космонавтов о их общении с землей на орбите.

Барс удивленно уставился на Вячеслава, затем на Николая и их командира.

— Откуда знаете про него? — спросил он, наконец.

— Да тоже военный один рассказывал, — пожал плечами Яхонтов и незаметно бросил злой взгляд на Вячеслава.

— Вообще-то это он и есть. «Субботний вечер».

Братья переглянулись.

— Вот уже мир тесен, — улыбнулся Варяг и снова зло посмотрел на Сквернослова. — Не думал я, что кто-то еще о нем слышал.

— Да, — кивнул Барс, явно чувствуя, что эти люди чего-то недоговаривают.

— Там вроде еще один ход из метро ведет. Нет? — произнес Яхонтов.

— Вы даже и это знаете? Да, полковник это тоже рассказывал. И что?

— Ну, чего через метро не попробуете?

Барс изумился и рассмеялся.

— Ну, вы даете ребята, вы что, с луны свалились?!

— В смысле?

— Да там, в метро ад настоящий. Вы не знали?

— Вообще-то нет, — Варяг мотнул головой.

— Ну, так знайте. Если есть на земле самое страшное место, то это именно московское метро.

— А что там случилось? — снова подал голос Сквернослов, считая, что этот вопрос не будет крамольным и Варяг не продолжит бросать на него злые взгляды.

— Ядерный удар по Москве нанесли из метро, — мрачным голосом ответил сталкер.

— Как это?

— Не знаю как. Но знаю, что в трех местах рвануло. Сначала один взрыв, люди подумали. Что воздушный удар. Паника. Неразбериха. Полгорода ломанулось в метро. И после этого еще два взрыва.

— Так зачем они в метро бежали все?! — воскликнул Николай, с интересом слушая сталкера.

— Как зачем? Я же говорю, после первого взрыва народ подумал, что это воздушный удар. А метро московское лучше всякого бомбоубежища было. — Барс задумчиво покачал головой и вздохнул. — Я помню, еще до ядрены, когда студентом был, книжку читал фантастическую. Про ядерную войну. Точнее про жизнь после нее. Там люди выжили только в московском метро. Очень модная книжка была. До дыр зачитывали. Если бы я тогда на даче загородной у родителей не отдыхал то, наверное, первым делом тоже в метро побежал бы. — На лице сталкера появилась горькая усмешка. — Знаете, где я эту книжку купил?

— Где? — спросил Варяг, с сочувствием глядя на Барса.

— В метро! — громко ответил сталкер и вдруг залился каким-то истерическим и нездоровым смехом.

— Черт! — спящий Аксай вскочил со своего места и схватил Барса за плечи. — Он про метро говорил? — спросил командир сталкеров у Яхонтова.

— Да, — Варяг кивнул. Было не понятно, что происходит с Барсом, который еще секунду назад казался вполне нормальным.

— Твою мать! Братишка, зачем ты! — закричал старший сталкер.

Остальные москвичи тоже проснулись.

— Что с ним? — тихо спросил Николай у Армагена, который спал на его сидении.

— Да когда речь про метро заходит, с ним всегда такое. — Хачикян протер глаза и уселся рядом с Николаем.

— А из-за чего?

— Да, в общем… Девушка у него там погибла. Он сам метро любил раньше. Это ведь целая субкультура подземных романтиков в Москве раньше была. И на факультете учился метростроевском. И познакомился он с ней там, в метро. Она тоже студенткой была и в книжном ларьке подрабатывала продавщицей на одной из станций. Охотный ряд кажется. Мы с ним тогда уже знакомы были. Помню, он полгода места себе не находил. Все время ездил на ту станцию и пытался заговорить с ней. Да только смущался, покупал книгу и обратно. А потом я помочь ему решил. Ну, физиономия у меня кавказская. И так люди косятся, так я еще пьяного из себя изобразил, и приставать к ней начал. А тут он. Как дал мне в морду. Герой, — Армаген грустно улыбнулся. — Вот и познакомились. И книжка у нее в продаже появилась про метро. Она сама ее, сидя в ларьке читала. Короче нашли они общий интерес. Она славная была девчонка. Не пила не курила. Не испорченная столичной жизнью, полной соблазнов. Она долго смеялась, когда выяснила, что мы все инсценировали. Катюшка. Я сам в нее тайно влюбился. Но они с Борькой, с Барсом, хорошей парой были. Красивой. А потом поссорились. Глупость какая-то. По мелочи. Он на загородную дачу к родителям уехал. Я к нему. Не дури мол, братец, вернись к ней. Он тогда собрал на даче самые красивые цветы, что мама его выращивала, и решил поехать к ней и сделать предложение. А на следующий день… Все кончено было… Тэр аствац, сколько же таких изорванных судеб…

Барс уже не смеялся. Истерика прекратилась. Он сидел на своем сидении и, повернув голову, тоскливо смотрел в смотровую щель. Аксай не убирал руку с его плеча и что-то тихо говорил товарищу. Барс в ответ лишь несколько раз кивнул. Затем повернул голову в сторону Николая и, вздохнув, сказал:

— Просто никогда не надо ссориться. Надо каждой секундой дорожить. Как последней. Я до сих пор простить себя не могу. И слезы ее забыть не могу в нашу последнюю встречу и первую ссору…

— С любимыми не расставайтесь. Всей кровью прорастайте в них. И каждый раз на век прощайтесь, когда уходите на миг, — сказал задумчиво Армаген.

Сквернослов сидел в каком-то напряжении и вдруг резко запустил руку в окно, соединяющее с кабиной водителя и, толкнув сидевшего за штурвалом лунохода космонавта, громко произнес:

— Андрей, останови, пожалуйста.

— Что? Зачем?

— Останови. Мне до ветру надо.

Вездеход остановился. Яхонтов осмотрел в перископ местность вокруг. Никаких признаков наличия людей или животных поблизости.

— Можно выходить, — сказал он. — Оружие не забудь. Я с тобой.

— Не надо, — бросил Вячеслав и, схватив свой автомат, ловко и быстро выбрался через шлюз.

Яхонтов посмотрел ему в след и хлопнул по плечу Васнецова.

— Коля, ну-ка за ним давай.

Выбравшись на улицу, Васнецов не увидел брата. Вокруг лежали поваленные деревья. Несколько ржавых остовов машин. Со стороны сгнившего грузовика с железным фургоном послышался всхлип. Осторожно зайдя за машину, Николай увидел Вячеслава. Он стоял, облокотившись на давно лишенный колес грузовик и, закрыв ладонями лицо, тихо плакал.

— Слава, что случилось? — с тревогой в голосе спросил Николай, подскочив к Сквернослову.

— Аленка, — мотнул тот головой.

— Что? Что Аленка? С улицы Советской?

— Да. Ее плитой бетонной раздавило во время землетрясения. А я не знал ничего, понимаешь? Мы когда к ангару подошли, я только тогда узнал. Помнишь трупы в мешках? Там она была. Спала со своей куклой после ночной смены в оранжерее и тут… Месиво… Ее вместе с этой куклой и похоронили, потому что там сплошное месиво… Все перемешалось… Господи, Коля, как же больно. Как больно-то! А тут эта история! Суки!!! Как так можно!!! Неужели они никогда никого не любили?! Сколько ненависти надо было, чтобы натворить такое с миром!!! С людьми!!! Суки!!!

— Славик, я…

— Коля уйди! Уйди, как брата прошу! Дай одному побыть хоть несколько минут! Уйди, пожалуйста!

— Ладно. Ты это. Ты…

— Брат, все нормально, — махнул рукой Вячеслав, продолжая лить слезы. — Только дай мне пять минут. А сейчас уйди.

Николай нехотя побрел в сторону лунохода. Затем остановился в нескольких метрах от машины. Шар перископа медленно вращался на крыше. Задержал свой стеклянный глаз на нем и снова стал медленно поворачиваться. Это, судя по всему, Варяг осматривал горизонт. Васнецов решил не возвращаться в луноход. Во-первых, оставлять Сквернослова одного на улице нельзя. Во-вторых, он вдруг сейчас, наконец, осознал, что находится в Москве. Он почувствовал какое-то непонятное чувство гордости. Однако вкусить в полной мере это ощущение не давала история Барса и горе Вячеслава. Николай не был близко знаком с той Аленой, но когда его названный брат с ней общался, он часто ее видел. Сейчас Васнецов пытался вспомнить лицо девушки, но не мог. Он помнил, что она была красивая. Но черты ее лица ускользали от воспоминаний. Николай много слышал о любви, но точно знал, что это чувство знает только понаслышке. Он сторонился девушек из-за той истории с пьянкой. Он чувствовал, что не интересен противоположному полу из-за своей молчаливости и неспособности быть грубым, безмерно веселым и общительным. Он иногда чувствовал, что какое-то странное наваждение влекло его к девушкам, но склонность его характера к отчужденности была гораздо сильнее инстинктивного влечения. Конечно, Николай часто чувствовал сильные душевные муки оттого, что был лишен женского внимания и так необходимых порою ласк, но сейчас он был рад тому, что любви он не знал, и ему не о ком было тосковать. Видя, как сейчас страдают Барс и Сквернослов он, ощущая сочувствие к ним, одновременно радовался тому, что его сия чаша миновала. Зачем нужна любовь, если она делает такое с людьми? На ум снова пришла та песня, про черных людей незнающих любовь, и ему сразу стало стыдно за то, что в той боли, которую сейчас испытывал его названный брат, он умудрился найти для себя удовлетворение. Васнецов стал ругать себя за этот цинизм. Захотелось вернуться к Славику и обнять его. Но вдруг он услышал странный и знакомый скрип. Что-то скрипнуло после порыва ледяного ветра, и звонкое эхо вспорхнуло над пустошью бывшего Битцевского парка. Еще порыв. Скрип повторился. Качели?!

Николай двинулся на звук. Обойдя луноход и толстый ствол поваленного и сгнившего дерева, он вдруг увидел, что это действительно качели. Как во сне. Только более ржавые и с погнутыми стойками. Метрах в пятидесяти от него. Здесь почему-то было немного снега. Вокруг виднелись остатки детских аттракционов. Лежащая на боку карусель. Во многих местах из клочков редкого снега торчали ржавые куски колясок и велосипедов. За скрипящими качелями виднелся остов повозки, в которую когда-то запрягали лошадей и они катали по парку детвору. Чуть дальше разбитая легковушка. Обгоревшие домики. Он сделал шаг вперед, и что-то хрустнуло. Николай опустил голову. Здесь много битого стекла и каких-то железок. Все это лежало на земле, и было странно, что тут практически нет снега. Были хорошо видны разбросанные предметы. Полуистлевшая корочка студенческого билета. Рваная милицейская фуражка. Пластиковая бутылочка с красочным узором из бабочек и соской на горлышке. Истрепанная кукла. Крохотный сандалик. Дамская сумочка. Связка ключей рядом. Разбитый мобильник. Кости. Человеческие? Разбитый игровой автомат и груда потерявших цвет плюшевых игрушек рядом. Большая детская коляска, видимо для двойняшек, придавленная какой-то трубой. Рваный рюкзак в виде кролика. Пластмассовый игрушечный автомат с торчащими из него проводами. Голова от большой куклы-младенца с пустыми глазницами. Велосипедное колесо. Кроссовок со следами крови и чьих-то клыков. Растоптанные очки. Большинство из этих предметов были давно забыты в мире подвалов Надеждинска, но Николай узнавал их. Он как завороженный смотрел на это немое свидетельство былой катастрофы и одинокий монотонный скрип качелей, казалось, сводил его с ума. Васнецов все больше погружался в гипноз этого звука. Какая-то лень и полная апатия охватила тело. Даже моргал он как-то медленно. И неторопливо подняв взгляд, совершенно автоматически и безразлично заметил, что качели не раскачиваются на ветру, так как порывы стихли уже. Но скрип продолжался, все больше сверля рассудок. Николай улыбнулся, чувствуя дурман в голове и отсутствие ощущения страха и холода. Тело все стало мягким и невесомым. Веки отяжелели и опустились, затягивая его в сон. Он так и уснул бы, стоя посреди этих разбросанных вещей и окутанный звуком, слышимым только им одним, но его в чувство привела автоматная очередь.

Николай упал наземь и часто моргая, стал озираться, с удивлением понимая, что какая-то сила его едва не утянула в неизвестность. Он успел заметить люпуса. Раненный автоматной очередью мутант взвизгнул и, прихрамывая, пытался убраться прочь.

— Аксай! Вали его! Не дай уйти! — послышался крик Барса позади.

— Армаген! Возьми пацана на прицел! Глянь что с ним! Он уже обращенный может быть! — услышал Николай голос Аксая. Снова раздалась автоматная очередь. Ей вторили глухие щелчки ВССа.

— На меня смотреть! — Над Васнецовым склонился Армаген. Он наступил на выроненный Николаем автомат, прижимая его ногой, и целился своим оружием Васнецову прямо в лицо. — На меня смотреть!

Николай совершенно не понимал, что происходит. Откуда взялся люпус и почему Армаген в него теперь целится?

— Убери валыну, чурка! — послышался яростный вопль Сквернослова, показавшегося за стволом поваленного дерева и взявшим на мушку Армагена.

— Ты не понимаешь… И не называй меня чуркой, баран!!!

— Не целься в Хачика, — за спиной Вячеслава показался Сабзиро, который ткнул свой пулемет Вячеславу в спину. — Я за него порву любого.

— Ниже-нуля, ты тоже баран, не называй меня Хачиком! Парень, а ты в глаза мне смотри!

Глухой удар приклада по затылку Сабзиро свалил его с ног. Варяг прижал ствол своего Калашникова к шее пулеметчика и рявкнул:

— Не дергайся!

В этот момент между сгоревшими остатками декоративных домиков появились гонявшиеся за люпусом Аксай и Барс.

— Мужики! Спокойно! — Крикнул командир сталкеров, поднимая свой ВСС стволом вверх.

— Какого хрена тут твориться? — Зло прокричал Яхонтов. — Почему ваш в нашего целится?

— Он обращенный может быть! — ответил Аксай.

— Что это значит?

— Армаген! Спроси его!

Хачикян, не сводивший ни взгляда, ни автомата с Николая кивнул и стал, четко проговаривая буквы, говорить:

— Парень, ты только не волнуйся. Просто ответь на мои вопросы. Ты понимаешь меня?

Недоумевающий Николай с удивлением обнаружил, что лежит на снегу. Вся эта детская площадка давно покрыта снегом и нет тут тех предметов, которые он так заворожено разглядывал. По крайней мере, на поверхности нет. Он уставился на Армагена и кивнул.

— Как тебя зовут? — спросил Хачикян.

— Что?

В глазах Армагена появился испуг, и он отступил на полшага.

— Как зовут тебя?!

— Николай… Васнецов…

— Как меня зовут?

— Армаген? Да что происходит?

— А брата твоего как зовут? — продолжал спрашивать сталкер.

— Славик… Что тут такое?

— Какой это город?

— Москва. — Васнецова уже стало злить неведение. Что могло послужить такому поведению сталкеров и куда подевалась площадка не запорошенная снегом?

Армаген взял автомат левой рукой за цевье и опустил его, протянув правую руку Васнецову.

— Прости брат. Проверить надо было.

— Что проверить? — Николай поднялся на ноги, приняв от сталкера помощь в виде протянутой руки.

— Аксай, вы его вальнули? — спросил Армаген, обращаясь к командиру.

— Да, — тот кивнул. — Добили.

Васнецов поднял свой автомат и толкнул прикладом Хачикяна.

— Я спрашиваю что проверить?! Какого хрена тут происходит?!

— Спокойно брат. — Армаген развел руки. — Это же пси-волк. Он тебя обратить мог.

— Куда обратить?!

— В свою веру, — хихикнул сталкер, но, поняв, что его шутка осталась непонятой, сделал снова серьезное лицо. — Ты что, про пси-волков не слыхал?

— Это люпус был!

— Люпус, мупус, какая разница? Пси-волк. Они ультразвуком волю человека подавляют и съедают его потом. Но иногда, они просто глушат разум и не трогают жертву. А человек забывает все. Не соображает ничего и убивает всех подряд. Человечину жрать начинает как волк. Зомби, понимаешь?

— Наши люпусы так не делали, верно, Варяг? — Николай взглянул в сторону Яхонтова.

Тот, наконец, убрал автомат от горла, лежащего на снегу Сабзиро, и ответил:

— Старые, да. Просто волки видоизмененные. Но другие, новые, про которых я слышал, вроде гипнотизировать умеют.

— Ну, вот видишь, — Армаген хлопнул Николая по плечу и повернулся в сторону Сабзиро. — Ниже-нуля, брат, как ты там, живой?

— Башка болит, и жрать охота, — проворчал, вставая, здоровяк.

— Значит все в порядке, — хмыкнул Хачикян.

К Васнецову подошел Аксай.

— Парень, тебе очень повезло. Лучше быть мертвым, чем обращенным.

— Я тут видел что-то. Снега не было. И все вещами всякими усыпано. И скрип постоянный такой и пронзительный. — Васнецов растерянно взглянул на командира сталкеров.

— Понимаю. Это все волчьи штучки. Ты на грани был. Смекаешь?

— Да тут все на грани были, — зло проговорил Варяг. — Предупреждать надо. Сейчас поубивали бы друг друга на радость волкам. Поехали дальше.

* * *

Луноход пересек кольцевую развязку, где сходились Севастопольский и Балаклавский проспекты и улица Обручева. Снежный покров здесь был грязного цвета и весь испещрен многочисленными вереницами следов. Тут были и снегоступы, и просто обутые ноги и звериные лапы и лыжи. Даже след от лыжно-гусеничного снегохода. Казалось, что тут бурлила жизнь, но кроме этих следов, никаких иных признаков видно не было. Видимо здесь давно не выпадал снег, и редкие путники оставляли следы, которые скапливаясь, создали иллюзию интенсивного движения. Облака плыли совсем низко. Казалось их рваные космы, вот-вот заденут крыши некогда жилых многоэтажек, растянувшихся вдоль проспекта и уходящих к туманному горизонту.

Николай еще толком не пришел в себя, вспоминая недавний инцидент с мутантом. Сам факт того, что зверь может проецировать в разум человека какие-то реальные образы и делать из него покорного зомби, не укладывался в голове. И с трудом верилось, что именно он едва не стал жертвой мутанта. Казалось, что что-то может произойти плохое с его спутниками, но только не с ним. Но именно с ним едва не случилось то, что было бы непросто смертью. Умер бы только его разум, но тело жило бы дикими волчьими инстинктами. Каково это? Чтобы он чувствовал, превратившись в зомби? Почему пси-волк внушал ему именно детскую площадку и откуда он знал о его снах со скрипящими качелями? Сталкеры сказали, что там была именно детская площадка и, возможно, он видел реальные вещи скрытые снегом. Только теперь, снова и снова переосмысливая то что с ним произошло, Николай стал отчетливо понимать насколько он был близок к смерти. И не абстрактной, которой он боялся, как и любое живое существо, а реальной, которой и испугаться можно не успеть.

— Я думал, что город весь в сплошных руинах, — разорвал тишину голос Яхонтова, смотрящего в перископ на уцелевшие здания.

— Руины есть. И немало. Но там где заряды взорвались. — Кивнул Аксай. — В других местах либо от времени, либо от боев разрушения. А по площадям только в зонах поражения. Самые страшные разрушения в районе Курчатовского института. Там вроде самый мощный заряд был. На станции метро «Щукинская». Видимо по институту и били. Там от парка Покровское-Стрешнево, до улицы Паршина и от улицы Зорге до Строгинской поймы все снесло.

— А первый заряд, где рванул?

— В Ботаническом саду. Ну, тоже в метро. Но заряд какой-то хитрый был. Он ближайшие станции только сжег, а все поражающие факторы в основном на поверхности были. Может он и не в метро был а в подвале каком. Вот тогда все и подумали, что ракету по Москве запустили. И весь город в метро бросился, искать спасения. И тогда одновременно рванули в глубине и на Щукинской станции и на станции Лубянка. Хотя я слышал, что не на Лубянке, а на станции «Охотный ряд» было. Сейчас и не разобрать. Говорят, на улицу из многих станций и колодцев огненные фонтаны били в сотни метров. Вообрази, что с людьми было.

Снова услышав о метро, Барс вздохнул и повесил голову.

— А сколько вообще людей выжило в Москве? — спросил Варяг.

— Да кто его знает. Только в первые три удара, наверное, миллиона четыре убило. Там ведь после Курчатовского взрыва пойма просела и Химкинское водохранилище цунамием прошлось по многим районам города. А это еще жертвы. Сотни или даже тысячи в давке от паники погибли. Потом в тот же день этнические чистки начались. Кто-то виноватых искал, кто-то город под контроль взять пытался. Всякие банды оживились. Черт, да тут такое творилось! Потом тысячи или сотни тысяч погибли во время исхода из Москвы. Короче никто не считал. Сейчас во всем городе сотня или две тысяч людей.

— Ого! — Сквернослов присвистнул.

— Чего ого? С тем рвением, с которым они друг друга продолжают убивать, это ненадолго.

— А как живете теперь? В подвалах?

— Ну да. В подвалах. В подземных переходах, подземных гаражах. Некоторые умудрились здания утеплить. Но там скорее что-то вроде военных баз. А жилые поселения, как правило, под землей. Но не в метро. Хоть многие станции и уцелели, их замуровали довольно быстро. Оттуда и радиация и еще черт знает что перло. Люди пораженные. В страшном сне такое не присниться. Сейчас, наверное, даже сам всевышний не знает, что в метро твориться. Дьявольщина одна. Морлоки.

— Морлоки? — переспросил Варяг.

— Ну «Машину времени» Герберта Уэлса читал?

— Фильм смотрел, кажется.

— Фильм ерунда. На книгу не похож был. А вот книга… Короче кто-то периодически через завалы на станциях выходит в город по ночам. Людей похищают. Мы их морлоками зовем. Как в книге. Там тоже твари лезли из-под земли и людей воровали для пищи.

— Н-да. Хреновато тут у вас, — вздохнул Яхонтов.

— А где хорошо? — Аксай усмехнулся.

Слушавший этот разговор Николай вдруг вспомнил слова отца: — «Ты, сынок, живешь в раю, и это главное». Что видел отец, что он называл унылый, холодный, загнанный в провонявшие спертым воздухом, звериными шкурами и копотью лучин подвалы Надеждинска раем? И что доведется увидеть ему, Николаю, покинувшему этот рай?

Луноход проехал по пустынному кварталу и двигался по сужению образованному дугами Херсонской улицы и Научного проезда. Справа высилась пустующая высотка жилого дома. Слева тоже высотка, но этот дом, кажется, не был жилым и мел другие функции. Здание было с закругленными углами. Многие стены местами были обрушены. Стекла отсутствовали. У подножия этого здания виднелась припорошенная снегом груда искореженного металла, в которой с трудом угадывались десятки автомобилей.

— А в этом районе вообще люди есть? — снова задал вопрос Варяг, который так и не увидел ни одного признака жизни, кроме следов на перекрестке.

— Да есть. По норам своим сидят. Вам же к Воробьевым горам надо, ты говорил?

— Да, — Яхонтов кивнул. Он помнил просьбу космонавтов попросить у сталкеров, чтоб те указали им путь до Воробьевых гор. На самом деле Алексееву и Макарову надо было в район Киевского вокзала, но от Воробьевых гор они дорогу, по их словам, могли найти с закрытыми глазами. Сам Варяг не совсем понимал, что космонавтам надо у Киевского вокзала, но просьбу их он исполнил.

— Ну, вот там народу побольше. Престижный район, так сказать. Там военных бывших много. Они стараются вместе держаться. Не любят их люди. Вот и кучкуются.

— И тут их не любят?

— Ну да. Не защитили ведь. Ну, мы, сталкеры, хорошо к военным относимся. Сотрудничаем с ними. А вот всякие там массы…

— В гадовнике их не любят, в Москве не любят. Ох, и тяжко военным. — Ухмыльнулся Варяг.

— Да кому сейчас легко? Тут, в столице, конечно, своя специфика. Многое поначалу непонятно будет. Но через пару тройку дней понимать многое начнете. Кто чем дышит, кому симпатизирует. С кем можно дело иметь, а кому без предупреждения лучше сразу пулю в череп вогнать. Короче нормальная цивилизованная жизнь кипит. — Аксай покачал головой и невесело улыбнулся. — Добро пожаловать в Москву.

 

12. Признаки жизни

Газпромовский комплекс высоток проплыл слева от лунохода торчащими в небо огрызками полуосыпавшихся зданий. Доехав до перекрестка, где сходились улицы Перекопская и Каховка, машина повернула налево, как и указали направление сталкеры, и двинулась по широкой улице в сторону улицы Наметкина. Справа снова тянулась вереница огромных жилых домов. Николай смотрел на них в смотровую щель. Пустые глазницы окон, давно лишенных остекления. Вроде туже картину он наблюдал и в Надеждинске, но здесь все было иначе. Мрачный лик родного города давно приелся. Стал обыденным. Но здесь что-то новое. И дома эти были несравнимо больше типовых панельных пятиэтажек Надеждинска. Огромные великаны, вмещавшие когда-то в своих чревах тысячи жильцов разных возрастов, профессий, национальностей, смотрели теперь на него мертвой пустотой. Когда-то в этих окнах горел свет. Кто-то на балкон покурить выходил. Каждая квартира свой обособленный мирок с горсткой людей называемой семьей. Там люди жили, влюблялись, женились, ссорились, разводились, смотрели телевизор, читали книги, пеленали детишек, устраивали застолья и умирали, конечно. Смерть была всегда. Но когда она являлась лишь неизбежностью жизненного пути человека, то это было горем для близких. А когда смерть стала единственным и окончательным решением чьих-то безумных голов, решивших погубить всех и вся, то как это назвать? Неожиданно. Массово. Глобально. В ясный летний день. Мир погрузился во мглу и холод. Мир погрузился в смерть. Как-то странно в этом мире выглядели они, выжившие. Странно и противоестественно. Как будто их жизнь была теперь чьей-то преступной халатностью. Производственным браком творцов апокалипсиса или бездарностью всего людского вида, который даже собственную гибель не смог окончательно довести до конца и сделать на совесть. И противоестественно смотрелся этот человек в окне. Человек в окне? Николай присмотрелся. Да, действительно в одно из окон на седьмом этаже смотрел человек. Может это обман зрения? Может, какой-то шутник поставил там чучело? Нет. Человек пристально смотрел на луноход. Затем отошел от окна и исчез во мраке квартиры.

— Там, кажется, есть кто-то, — сказал Николай. Ему пришлось заставить себя произнести это, так как сомнения еще были. А после галлюцинаций вызванных пси-волком он с трудом находил в себе силы верить своим глазам.

— Где? — Варяг оторвался от перископа.

— Там. В окно кто-то смотрел. Потом ушел.

— Мародеры, наверное. Или сталкеры. — Махнул рукой Аксай.

— А что, еще не все из квартир повытаскивали за столько лет? — Яхонтов взглянул на командира сталкеров.

— Да в первые годы все ютились на окраинах. Тут ведь и радиация и все радости жизни были. Это последнее десятилетие дальше в центр снова селиться стали. Когда ясно стало, что за пределами Москвы мы враги для всех. Да и попробуй, обшарь все квартиры в городе. Их же миллионы. Так что вполне может быть, что там был человек.

— А чем сталкер от мародера отличается? — усмехнулся Сквернослов.

— Да ничем, — засмеялся Сабзиро.

— А чем искатели от сталкеров отличаются? — направил Вячеславу встречный вопрос Аксай.

— Искатели ищут. — Сквернослов пожал плечами.

— Ну вот, искатели ищут, сталкеры берут, а мародеры воруют, — Аксай улыбнулся. — А если серьезно, то есть, конечно, разница. Мы ведь связи налаживаем между поселениями разными. Информацию собираем всякую и потом делимся с теми, кто этого достоин. С другими информацией торгуем. Людям помогаем. А мародеры чисто для себя живут.

Из переулка между двух многоэтажек выскочил снегоход и пересек проспект прямо перед луноходом. Облаченный в дубленку и меховую шапку человек, сидевший за рулем, уставился на диковинного вида машину и, едва не врезался в торчащий из сугроба фонарный столб. Он сделал резкий разворот на месте и, остановившись, принялся что-то кричать в адрес лунохода. Затем сделал неприличный жест двумя руками и помчался дальше своей дорогой.

— Какое движение тут у вас интенсивное, — хмыкнул Варяг. — А пробки автомобильные есть?

— Имеются, — Аксай как-то странно посмотрел на Яхонтова и кивнул. — На Садовом кольце ближайшая.

— То есть как? — Варяг удивился.

— Да очень просто. Как стояли в пробке машины в тот день, так и остались. Во многих даже останки людей найти можно.

— Слушайте, я не пойму, — из передней кабины послышался голос Юрия Алексеева. — А где этот человек топливо взял для своего снегоцикла?

— Да тут этого добра навалом. Просто надо знать, где искать. Бензин есть. Это транспорт ходовой, в большом дефиците. А горючее найти можно. У нас тут даже умельцы есть, которые мастерят что-то типа самогонных аппаратов и бензин в них улучшают. Октановое число увеличивают. Горючее со временем поплохело ведь. Но выход нашли.

Луноход пересек большой перекресток. На высоком столбе висел человек. Верхней одежды и обуви на нем не было. Морозный ветер раскачивал мертвое тело и висящую на его шее фанерную табличку со странной надписью: — «Я чурбан! Увидишь подобного мне, — удави!».

— Труп свежий, — покачал головой Аксай. — Видно где-то поблизости фашины орудуют.

— Кто? — переспросил Васнецов.

— Фашины или, как еще их называют, фаши. Ну, фашисты. Кажись, в древнем Риме связки прутьев такие были. Фашины. У легионов ихних. И у фашистов принцип такой. Один человек — ничто. Прутик, который легко ломается, но подчиненная высшей цели стая, это несгибаемая связка. Нация. Высшая раса. У них нет личного. Там, имущество или проблемы. Все подчинено общему духу. Все общее. Одна жизнь, мелочь, существование и процветание стаи, высшая цель. Холод собачий, а они один хрен бошки налысо бреют. Вот мозги и поотмораживали. Кавказцев и азиатов ненавидят.

— За что?

— Ну, за это и ненавидят. За то, что кавказцы и азиаты.

— Да чего греха таить. Не все так просто, — вздохнул Армаген. — Раньше, каких только этносов в Москве не было. Но только одни плитку тротуарную клали, работали, как могли, там, где Москвичам работать в заподло. Не от хорошей жизни приезжали ведь. А другие, этнические банды сколачивали. Страх на людей наводили, насаждая порядки свои бандитские. А что телевидение в былые времена творило! Вот в девяностые годы прошлого века, как баран приезжий что-нибудь натворит, так все, раз десять в криминальной сводке покажут. Будто десять таких десяток преступлений натворило. И акцент на этом делали. Дескать, вот сука какая, лицо кавказской национальности или залетный из средней Азии. И еще смаковали так. В людях русских злобу сеяли. А потом в начале века все перевернулось вдруг. Где-то нашли труп нерусского и стали со всех экранов орать, караул, русские фашисты! Даже не разобравшись, кто и по какой причине убил. Стали страх на инородцев наводить. И злобу конечно. Вот нахрена так делали? До того дошло, что если русский прилюдно скажет, что он русский, а не россиянин какой, то его сразу фашистом называли. Вот когда мы студентами были, случай с нами произошел. Несколько кавказцев сокурсницу нашу изнасиловали. Да так, что ей что-то удалить там пришлось в больнице. Бесплодной она стала. Она конечно тоже, дуреха. Они на тачке шикарной подъехали, подвезти предложили. Она и согласилась. Но разве это дает им право? Так мы с Сабитом и Аксаем гнид этих нашли и так отделали, что один подох в реанимации. Нас, слава богу, не поймали. Да и папа у Аксая шишка в ментовке был. Но вони по телевизору было! Русские фашисты! Караул! Демократия в опасности! Да какие русские фашисты, если я армянин, Сабзиро татарин, а этот из терских казаков? Хоть и русский, но злой как горец. И такое ощущение, что народы или специально стравливали или по тупости и недальновидности. Ну, если кто-то в чем-то виноват, то пусть его покарают, а зачем такой кишмиш разводить? А если в том мире все как-то худо-бедно держалось при помощи милиции, то когда ядрена началась, то и эта пороховая бочка рванула. В Москве этнические чистки начались. Кавказская мафия править пыталась в городе. Резню учинили. Славяне искали виноватых в закладке фугасов среди нерусских. Тоже резня пошла. Все старое дерьмо всплыло. Вот и этот, что на столбе висит, может и не виноват ни в чем. Но попал к фашинам, все, привет. Да что я вам объясняю тут? Неужто вы на другой планете жили? Да всюду так было. Просто у нас все как-то острее проявлялось. Москва это город денег и возможностей был. Посему сюда и стекались отовсюду приезжие. И намерения у них разные были. И такие вещи тут имели, да и сейчас имеют особый колорит. Каждый народ имеет свои особенности, менталитет и традиции, зачастую непонятные другим и большая ошибка ровнять всех одним цветом в наивных попытках тем самым предотвратить межнациональные противоречия. Но еще большей ошибкой является мнение, что народы с разными традициями и историей, должны непременно враждовать.

— А разве эти фашины, не являются теми самыми русскими фашистами? — спросил Яхонтов. — Ты говорил, что это все телевидение придумало.

— А ты, поди, разбери. Тут есть всякие фашисты. Да и раньше были. И славянские и кавказские и еврейские. Просто называются по-разному. Главное ненавидеть других. А кому подражать в этой ненависти, стараниями Гитлера, имеется. Ненависть, одно из устойчивых человеческих качеств. И в любом народе есть такие элементы. Но к счастью, есть и другие. Как мы. Как вы. Но вражда, является одним из ярчайших проявлений жизни во всей красе. В этом я давно убедился.

Юрий Алексеев повернулся и, глядя в кабину с пассажирами, слушал. Когда Армаген замолчал, он покачал головой.

— Давным-давно в Индии жил один мудрый человек. Махатма Ганди. Однажды он сказал одну умную вещь. Если следовать принципу око за око, то мир ослепнет. — Произнес космонавт. — Это к слову о вражде.

— А вот вышло так, что навраждовались. Ослепли, либо зрячими и не были. — Вздохнул Аксай. — Это в цивилизованном обществе мир прекрасен в своем разнообразии и многогранности. Но видимо наш погибший мир цивилизованным не был, ежели закидать его пришлось ядерными бомбами. Никто не хотел разнообразия и пестроты. Все хотели, чтобы все кругом было одинаково. По их разумению. Одни хотели, чтобы всюду царили законы их племени. Другие хотели, чтобы весь мир понимал демократию именно так, как они. Третьи хотели, чтобы их суверенитет никто не трогал, и во имя этого готовы были посягнуть на суверенитет всего мира. Каждый хотел мир окрасить в один, сугубо свой цвет, вот и окропили его кровью. Одним цветом.

— Может, снимем его, а? — Васнецов провожал взглядом раскачивающийся на ветру труп.

— Это может быть ловушка. Будем его снимать, и нас снайпер ихний сам снимет. Да и все равно ему уже. — Махнул рукой Сабзиро.

Луноход приближался к очередному большому перекрестку. Хорошо был виден черный дым, валивший из здания, находящегося на углу этого перекрестка слева от направления движения машины. Раньше это здание было явно не для жилых нужд. Об этом говорила и надпись из красных букв. Первое слово было очевидно «Фитнес». Хотя буква е отсутствовала, но другое слово подобрать было трудно. Буквы располагались вертикально. Сверху вниз. Из большинства окон вырывались языки пламени, которые венчал едкий дым, уходящий по наклонной вверх, к густым облакам.

— Я тут когда-то мойщиком стекол подрабатывал. — Кивнул на горящее здание Армаген. — Бывало, трешь щеткой стекло, и смотришь что внутри. А там такие девочки на велотренажерах! Аж дух захватывает! Вспотевшие от нагрузок. Сосочки торчком, казалось, что сейчас их спортивную одежду проткнут и наружу! А тренер, скотина такая, ходит и за ляжки их щупает. Мол, еще тренировать надо. А сам щупает и щупает, падлюга.

— Заткнись, — усмехнувшись, поморщился Сабитов. — Еще одно слово про девочек, и я сам тебя щупать начну. — Пойди, амазонкам эту историю расскажи.

— А почему горит? — спросил глядящий на дым Сквернослов.

— Да черт его знает, — Армаген пожал плечами. — Может там, кто привал устроил и костер разжег для согрева. Или бой там был. Причин уйма может быть. Стоит только за огнем недоглядеть и все. Пожарных ведь нет в наше замечательное время. Так и будет гореть. Тут много сгоревших зданий.

Луноход пересек Профсоюзную улицу и двигался по улице Наметкина. Справа виднелось очередное большое здание. Казалось, оно было полуразрушено, но два опрокинутых на это здание башенных крана говорили о том, что оно просто не достроено. Внутри лишенных внешних стен этажей в нескольких местах виднелись какие-то всполохи.

— Черт, да там, кажется, стреляют, — озабоченно проговорил Варяг, глядя на это строение в перископ.

Взглянув в смотровую щель в правом борту машины, Аксай кивнул.

— Да, перестрелка в здании.

— А кто с кем?

— А черт их знает. Этот район нейтральный. Его никто не контролирует. Кое-где в подвалах одиночки прячутся и все. Так что это могут быть кто угодно.

— Дальше еще пожар! — крикнул из передней кабины Андрей Макаров.

— Это супермаркет. — Акасай кивнул.

— Что-то жарковато тут у вас, — с тревогой в голосе произнес Яхонтов.

— Ну, ты ведь сам недавно жаловался, что никаких признаков жизни не видно. Вот, любуйся на здоровье.

Когда луноход миновал горящее здание супермаркета, то путешественники увидели лежащие в снегу шесть обезглавленных тел, которые объедали взъерошенные, дикие собаки.

— Господи! Им же бошки отрезали! — воскликнул Сквернослов. Чуть дальше виднелись торчащие из снега колья, на которые были насажены отделенные от тел головы.

— Кто такое мог сделать? — с дрожью в голосе пробормотал Николай. — Тоже фашины?

— Да нет, — вздохнул Барс. — У нас это дело любят совсем другие люди.

Возле кольев с головами, на белом снегу кровью была выведена надпись: «Смерть неверным».

Два пса стали тянуть одно из тел в сторону от остальной голодной стаи, и в этот момент грянул взрыв, разметавший и тело, и собак и большие комки грязного и кровавого снега.

— Дьявол, что за черт! — воскликнул Яхонтов.

— Они трупы убитых ими людей минировать любят. — Спокойно ответил Аксай и, тронув рукой спину водителя, добавил: — Эта штука быстрее ехать может? Эти головорезы запросто могут всадить по нам из гранатомета. Они могут быть еще поблизости.

Макаров не заставил повторять дважды. Луноход увеличил скорость почти вдвое. И хотя космонавты старались не выжимать максимум скорости из машины, чтобы не увеличивать ее износ, в этих обстоятельствах сокращение времени до следующего ремонта было меньшим из зол. И обезглавленные тела людей были самым красноречивым доказательством правильности увеличения скорости лунохода и желания поскорее убраться из этого жуткого района.

Машина быстро достигла Т-образного перекрестка, за которым виднелись остатки деревьев Воронцовского парка. В глубине парка была видна вереница медленно бредущих людей с большими вязанками дров за спиной. Николай вспомнил свой последний поход за дровами, окончившийся гибелью Гуслякова и ранением Казанова. Стало совсем тоскливо. Он тосковал по своей привычной жизни в подвале Надеждинска, которая кончилась с появлением этих странных и молчаливых космонавтов.

Потрясенный увиденным Сквернослов, медленно мотал головой.

— Зачем же головы резать, — бормотал он, обращая свой вопрос в никуда.

— Армаген говорил, что у каждого народа свои традиции, — усмехнулся Аксай, — вот вам, пожалуйста. У некоторых есть и такие. Там дальше, на улице Пилюгина притормозите, я покажу где. Там дозор у фашистов. Надо им сказать, что тут духи в районе. Пусть облаву устроят.

— Я не понял, вы с фашинами в союзе? — удивился Яхонтов.

— Общаемся. Мы со всеми общаемся. Мы же сталкеры. Подкину им информацию.

— Но вы же сами только что говорили о вражде. О том, что это плохо! — Варяг негодовал.

— А как ты хотел? С волками жить, по-волчьи выть. Ничего дурного в том, что мы руками фашистов подчистим Москву от всяких тварей, не вижу.

— И они, послушав тебя, пойдут устраивать облаву! Они же не будут разбирать, кто духи, а кто нет! Всех кто под руку попадет, на столбах развешают! А если бы им попал ваш товарищ Армаген? Вы что же это творите?

— А Армаген сам фашист, — засмеялся Сабзиро, — глянь на каску его.

— Чего ты ржешь, Сабитов? — Яхонтов уставился на сталкера. — Ты же татарин, они и тебя повесят за милую душу!

— А у меня внешность славянская. — Сабзиро невозмутимо пожал плечами. — Среди фашистов и татары есть.

— Слушай, мил человек, — Аксай приблизился к Яхонтову. — Ты чего это расшумелся? Предлагаешь все оставить как есть? Эти звери обезглавили людей и ладно? Пусть живут?

— Но ведь ты сам потакаешь той вражде, которую недавно проклинал. Хочешь избавиться от бандитов, давай развернемся и сами их поищем. Трупы свежие. Головорезы недалеко. Верно?

— Мы сталкеры, а не чистильщики. Это не наша работа. Я же говорил тебе. Наш столичный колорит будет вам поначалу непонятен. Потом многое поймете. А сейчас успокойся. Просто так надо.

Варяг зло посмотрел на командира сталкеров, затем обратился к Армагену:

— А ты чего молчишь, Хачикян?

— А я согласен с Аксаем. Надо дать фашам наводку на духов. Если хочешь знать, то среди кавказцев и азиатов в Москве есть отряд «Ирбис». Они ловят своих земляков за преступления перед местными и отдают их на расправу чистильщикам, казакам черносотенцам и даже фашинам. Сами очищают свои расы от всякого отребья.

— А братья славяне свою расу от отребья очищают? — язвительно заметил Варяг.

— Очищают, — кивнул Аксай. — Тут у нас чистильщики-истребители и казаки, что-то вроде полиции. Они и очищают. Тормози у этого дома! — сталкер хлопнул по плечу сидящего за рулем космонавта.

Высокое жилое строение стояло торцом к дороге. Барс и Аксай выбрались из лунохода через шлюз и отправились к этому дому.

— Неправильно это все, — вздохнул Яхонтов, глядя им в след. — Ой, как неправильно.

— Да ладно. Лучше всего со зверьем может справиться только зверье. Пусть фашисты порезвятся. — Махнул рукой Сабзиро.

— Знаешь, когда Гитлер напал на нашу страну, в Советском союзе были такие, кто был обижен на тогдашнюю власть. Они, наверное, тоже любили родину и свой народ, но грузина Сталина, мингрела Берию и евреев-комиссаров считали зверьем, и потому помогали оккупантам. А оккупанты жгли города и деревни. Убивали и насиловали. Всех. И женщин и детей и стариков и русских и нерусских. Но это все ерунда. Главное, пусть фашисты порезвятся. Так?

— Слушай, Варяг, я же говорил. Здесь есть и нерусские фашисты. Это в некотором роде баланс сил, — начал говорить Армаген.

— Баланс сил? Баланс сил говоришь? И этот баланс достигается взаимным истреблением? Давным-давно в мире существовал баланс сил. И этот баланс заключался в ядерных боеголовках ведущих держав мира. Ну и что вышло? Ты об этом балансе? А о каком балансе сил думали те, кто нажал на кнопку? А? Знаешь, Армаген, те отморозки, что режут головы, это волки. Фашины, тоже волки. А вы, все остальные, просто бараны.

— Ну а ты что предлагаешь?! — не выдержал Хачикян и тоже завелся.

— Я предлагал вернуться, найти и убить духов. А фашисты сейчас устроят просто охоту на ведьм.

— Да бред это, понял! Мир таков и мы должны поступить именно так как сказал Аксай! Так устроен мир, понимаешь?!

— Мир таков, каким мы его делаем. И только. А вы руки умываете. Один такой умный руки уже умыл. И Христа после этого распяли, между прочим.

— Я мусульманин, — равнодушно пожал плечами Сабитов.

— А ты Коран открой и почитай повнимательнее. Может, найдешь упоминание о пророке по имени Исса? Угадай кто это.

— Где я Коран найду? Я только про Мухаммеда слышал. А что за пророк Исса?

— Это и есть Иисус!

Николай слушал этот спор и чувствовал, как у него начинает болеть голова. Он не понимал сути этого спора. Не мог понять кто тут прав, хотя его знакомство с Варягом с самого детства, конечно, могло послужить принятию точки зрения Яхонтова, но Васнецов отчего-то не мог согласиться ни с кем из спорящих. Сейчас Варяг говорил как ярый противник убийств, но совсем недавно он хладнокровно расправился с людьми в старом вагоне, что в свою очередь привело к убийству невинной и больной девушки. И убил ее он, Николай. Тогда Яхонтов, успокаивая его, говорил что-то о необходимости. О грядущих жертвах на их пути, но почему сейчас ему не остаться при той точке зрения? Что если и тут у этих людей необходимость? Ведь они действительно ничего не знали о том, как живут люди в Москве. И идея вернуться и устроить охоту на головорезов была противоречивой. Васнецов хотел уже, было напомнить Яхонтову об их важной миссии, которая не позволяет отвлекаться на посторонние события. Однако он решил промолчать, помня наказ командира не упоминать о путешествии на Аляску и про их странный вездеход говорить, что это машина, сделанная еще до войны по заказу одной крупной нефтедобывающей компании для геологоразведчиков в Сибири, а не какой не луноход. Николай промолчал, но его непонимание мотивации сталкеров и Яхонтова только крепли.

— В Коране есть Иисус? — Сабитов удивленно посмотрел на Армагена. Тот в ответ улыбнулся.

— Конечно, есть. Только он там не сын божий, а пророк. Все религии имеют общие корни. Как и люди. Я же говорил, что все люди братья. — Хачикян похлопал Сабзиро по плечу.

— А фашисты и эти ваши духи, тоже братья? — мрачным голосом спросил Сквернослов.

— Само собой. Только они братья, как Каин и Авель. Да если посудить и те и другие живут стаей и ненавидят тех, кто на них не похож. Ну, чем не братья? Но, Как Каин и Авель, — повторил эти странные имена Армаген.

— А кто это, Каин и Авель? — поинтересовался Николай.

— Э брат, ты совсем необразованный. Это дети Адама и Евы. Один другого убил. Вот с тех пор и воюют люди.

Во дворе стоявшего к ним торцом здания показалась группа людей в белых маскхалатах с черными свастиками на рукавах. Их было девять человек. У всех оружие. Винтовки и автоматы с короткими стволами. И у каждого на поясе висела полуметровая пика, сделанная из прута стальной арматуры, один конец которой был заострен, а другой обмотан изолентой для удобства руке. Их лица скрывали черные вязаные маски с прорезями для глаз. Они прошли в ту сторону, откуда прибыли путешественники и, проходя мимо лунохода, бросали на него любопытные взгляды.

Вскоре появились и Аксай с Барсом. Варяг помог им пробраться через шлюз и те расселись на свои места.

— Армаген, тебе привет от фашистов, — усмехнулся командир сталкеров. — Они просили отдать им твою каску, когда тебя убьют.

— Пошли их в следующий раз нахрен.

* * *

Дальше долгое время ехали молча. Яхонтов продолжал злиться на сталкеров, за их, по его мнению, не правильное решение спровоцировать фашистский рейд в том районе. Сталкеры сосредоточенно смотрели на город, видимо ловя взглядом возможные изменения, произошедшие за время их недолгого отсутствия в Москве. Космонавты вообще всегда молчали. Видимо годы, что они были в пути, сказались на их общительности не лучшим образом. Вячеслав сидел, прикрыв глаза, то и дело, мотая головой. Вся его веселость куда-то пропала. Он, судя по всему, думал о погибшей Алене. Николай поочередно, то одним виском то другим прижимался к холодному стволу автомата, чувствуя, что это хоть немного помогает усмирить головную боль.

Луноход уже проехал по улице Вавилова, миновал улицы Панферова и Строителей, пересек Ломоносовский проспект, выйдя на Коперника и, по проспекту Вернадского подъехал к Лужнецкому мосту, проехав перед этим под мостом улицы Косыгина. Косыгинский мост был в плачевном состоянии. Сверху угрожающе свисали на деформированных арматурах огромные куски бетона. Вместе с этими кусками нависал разбитый бронетранспортер и несколько легковушек, которые когда-то провалились и так и висели, словно предупреждая о грозящей под этим мостом опасности. Путешественникам пришлось прибавить ход, чтобы миновать это опасное место. Всюду по пути они видели пустые дома, многие из которых уже подавали признаки скорого обрушения. Испещренные трещинами, со следами пожаров, грабежей и стрельбы, они будоражили и возбуждали самое пессимистическое настроение в смотрящих на них путешественниках. Кое-где среди домов были видны группы людей. Кто-то тянул куда-то сани, груженные дровами и различным имуществом. Кто-то, так же на санях или просто волоком, тащил в неизвестном направлении мертвые тела. Возможно, это были похороны. У Лужнецкого моста никого не было видно. В начале моста из снега торчал перевернутый автобус и уткнувшийся в парапет пожарный «Зил». Вдалеке, на льду Москвы-реки были видны проруби и много мусора вокруг.

— Воробьевы горы слева от нас. — Сказал Аксай.

Сидевший за рулем Макаров остановил машину и посмотрел в указанном направлении.

— А где университет? — спросил он.

— Нет его давно. Разрушен. — Ответил сталкер. — Ну что, куда вам дальше?

— А вам куда? — вопросом на вопрос ответил Андрей.

— Нам на стадион. Вон он за рекой, видите? Лужники. Неплохо сохранился. Там и живем. Там много сталкеров с семьями обитает.

— Мы вас подвезем, — ответил космонавт, и луноход снова тронулся с места. — Дальше дорогу знаем.

— Может, в гости к нам заскочите? — поинтересовался Армаген. — Будем рады. Погостите денек другой. Куда вам спешить?

— Так вы же обратно в лес собирались, — Яхонтов взглянул на Хачикяна.

— Ну, не сразу ведь.

— Погостим. Но потом. В другой раз. Спасибо что пригласили. — Варяг кивнул.

Луноход стал подниматься на мост. Он был целым, но годы подтачивали его и тяжелый пласт снега давил на его поверхность. Однако следы лыж и снегоходов говорили о том, что им пользуются до сих пор. И возможно он выдержит легкий, сделанный из передовых для своего времени композитных сплавов луноход. В некоторых местах край моста был обрушен. Николай смотрел на грязный лед Москвы-реки. Снега на нем было почему-то мало. Зато в изобилии хватало каких-то бурых мазков непонятной грязи. Много различного мусора. У набережной из речного льда вертикально торчал микроавтобус, наполовину скрытый в водах Москвы-реки. Возле прорубей копошилась группа каких-то людей. Возможно, они добывали рыбу. Во всяком случае, Николаю подумалось именно это. Вдруг люди уставились на мост и, Васнецову подумалось даже, что они смотрят именно на луноход. Однако через несколько секунд выяснилось, что это не совсем так. В районе очередного обрушения мостового полотна вырвалась странная черная туча. Люди у проруби бросились прочь, а черная туча, подобно огромному рою пчел стала клубиться у моста, все увеличиваясь в размерах и вытягивая невесомые черные щупальца в сторону убегающих людей.

— Что это? — Яхонтов взглянул на сталкеров.

— Выброс, — ответил Аксай. — Под нами второй ярус. Это метромост. Там стекла ударной волной повыбивало. А в метро говорят, иногда какие-то подземные ветры бушуют. Вот в такие моменты происходит выброс. Через такие пробоины выдувает радиоактивный пепел. Он до сих пор очень опасен. Там черти что намешано.

— Это точно, — вздохнул Барс. — Там и раньше проблемы были. В метро ведь воздушные фильтры должны быть. Они там и были. И в былые годы справлялись с потоком пассажиров. Но когда союз развалился, хлынули все и отовсюду в Москву. Пассажирские перевозки возросли с ростом населения и нелегалов. А фильтры все те же самые. Они были рассчитаны на людей в пять раз меньше. Вот и культивировались в трещинах и под всякими панно микробы. Там что хочешь. И туберкулезные палочки и дизентерийные микробы, вирусы разные. Все чем болел человек и что воздушно-капельным путем передается, копилось в укромных местах метро. А потом ядерная атака. Вот и выдувает периодически гремучую смесь из всяких дыр.

Туча отлетела от моста и стала медленно оседать на лед реки.

Машина, наконец, пошла на спуск. Слева проплывало огромное здание главного стадиона бывшего спорткомплекса Лужники. На спуске, было видно много крыш легковушек, торчащих из под покрывающего мост снега. Еще больше машин и автобусов было внизу. На стоянках возле длинных полуразрушенных рыночных павильонов. Многие были припорошены снегом. Другие нет. Видимо кто-то раскапывал их, в надежде чем-нибудь поживится. Во многих машинах зияли старые пулевые отверстия.

— Мы сюда, на рынок, с женами ходили перед отлетом, — сдавленным голосом проговорил космонавт Юрий. — Как ужасно…

— Тут в первые дни бойня была страшная, — вздохнул Армаген. — Это когда чистки этнические начались. Столько людей полегло. Трупы потом в реку сбрасывали. Чтоб эпидемия не началась. Лето. Жара. Черт, сейчас бы эту жару.

Луноход продолжил путь к стадиону через остовы ржавых транспортных средств, кучи какого-то хлама игравшего видимо роль баррикад и через аллею, где когда-то росли деревья, уже давно срубленные и сожженные для согрева жилищ.

— А Краснолужский мост цел? — спросил Андрей Макаров.

— А там их два, — ответил Армаген. — Тот, что большой, давно обрушен. Малый еще цел. Можете по нему ехать. Только там блокпост. Но это ничего. Это наши там. За пять патронов от калашника пропустят без вопросов. — Хачикян вынул из кармана горсть патронов и протянул их Яхонтову. — Держи.

— Да зачем? У нас есть.

— Бери-бери. Вы же подвезли нас. Мы бы трое суток, наверное, добирались. Бери. На блокпосту заплатишь за проезд. Но если успеем, то сообщим им по рации про вас, чтоб вообще без заморочек дорогу вам открыли.

— Спасибо, — Варяг кивнул.

— Ближе к стадиону подъезжать не надо. Панику своим танком наведете. Мы тут выйдем, — произнес Аксай. — Имейте в виду, придете в гости, будем рады. В этом районе нас все знают. У любого спросите.

— Был рад знакомству, — Армаген улыбнулся. — Вы уж не серчайте, ежели, что не так. И за ту историю, с пси-волком.

— Ну, вы ребята тоже, зла не держите, — кивнул Яхонтов, — особенно ты, Сабзиро. Прости, что я тебя прикладом…

— Да ничего. Я привык уже.

Они сухо, без лишних эмоций попрощались и сталкеры покинули луноход через аппарель.

— Даже жаль как-то расставаться, — вздохнул Сквернослов. — Хорошие ребята оказались.

Луноход стоял некоторое время, и путешественники провожали взглядами эту колоритную четверку, затем, наконец, машина тронулась с места.

— Что дальше? — спросил Яхонтов у космонавтов.

— Едем к Киевскому вокзалу. Недалеко уже. — Ответил Алексеев.

— А зачем нам туда, может, все-таки объясните?

— Надо, — угрюмо ответил Юрий.

Сталкеры не обманули. Они успели связаться с блокпостом. Подъехав к малому мосту, путешественники обнаружили, что шлагбаум там поднят и из бойницы выложенного мешками и накрытого бревнами блокпоста? луноходу только махнули рукой, давая понять, что они могут ехать без остановки. Луноход продолжил свой путь по моcту, обрамленному дугообразной поддерживающей конструкцией из покрытой ржавчиной стали.

 

13. Метрополитен

Вереницы железнодорожных вагонов и цистерн тянулись слева от лунохода. Унылое зрелище заброшенности и нелепые напоминания былой жизни. Вагоны, цистерны и локомотивы были утоплены в снегу. Многие из них, судя по сгнившим мешкам с песком и баррикадам из различного мусора, были когда-то превращены в опорные точки для обороны от кого-то. Некоторые такие опорные вагоны были сожжены или взорваны. На иных были видны отметины от выстрелов разных калибров. Ветер гонял среди этого мрачного пейзажа снежную пыль и обрывки бумаг да полиэтилена. Из дыры в крыше опрокинутого грузового вагона глядела взъерошенная голова большой собаки. Она смотрела безумными глазами на странную машину и едва заметно раскачивала головой, от чего длинная тягучая слюна, свисающая с челюсти зверя, колыхалась. Собака запрокинула вдруг голову и завыла. В луноходе этого слышно не было, но в смотровые щели, лобовые окна и перископ, это мог увидеть каждый. На звериный зов сбежалось несколько десятков диких собак различных пород и размеров. Они стали подбегать к луноходу и яростно лаять, показывая жуткие плотоядные оскалы. Звери сопровождали путников, изрыгая угрозы в адрес машины, на протяжении примерно трехсот метров, пока вдруг из очередного вагона не ударила яркая и горячая струя огнемета. Восемь псов было сожжено сразу же. Еще пять или шесть, объятые пламенем, бросились в разные стороны. Остальные кинулись к вагону, и их встретила еще одна струя. На крыше показалось два человека в теплых поношенных комбинезонах и масках от пожарных дыхательных аппаратов. Они накинули большую сеть на столпившихся у вагона выживших собак. Еще два человека выскочили из тамбура, откуда до этого бил огнемет. Один из них потянул специальные веревки и замкнул эту ловушку для зверей. Другой принялся яростно бить по этой живой и дикой массе, попавшей в сети, двухметровым обрезком ржавой и тонкой трубы. Грязный снег у вагона быстро окрашивался в алые тона. Люди не обращали никакого внимания на луноход. Машина удалялась от места бойни. Николай успел заметить, что люди стали собирать убитых собак в мешки. Это было несколько странно. Зачем собирать трупы собак? Хотя, Васнецов слышал раньше истории от вернувшихся из глубоких рейдов искателей о том, что во многих местах люди едят собачатину. Чему тут удивляться, если даже люди иногда едят и людей?

Машина приближалась к зданию Киевского вокзала. Путешественники не сразу поняли, что с этим зданием не так. То, что оно почти все разрушено, было очевидно, но что-то в виде этих разрушений очень сильно бросалось в глаза своей неуместностью.

— Да это же самолет! — Воскликнул Варяг. Он оказался прав. Огромный пассажирский лайнер упал когда-то, врезавшись прямо в здание вокзала. Теперь над руинами высился гигантский хвост самолета, и всюду были видны его обгоревшие обломки и среди руин виднелись кресла, куски фюзеляжа с дырами иллюминаторов и покореженная турбина.

— Почему он упал? — спросил Вячеслав.

— А кто его знает. Может, сбили. Может, электромагнитным импульсом приборы из строя вывело. — Яхонтов пожал плечами. Он внимательно посмотрел на вертикальное хвостовое перо, на котором еще можно было различить фрагменты какой-то эмблемы. — Авиакомпания кажется не наша.

— Да какая теперь разница, — угрюмо пробормотал ведущий машину Андрей.

— Слушайте, мужики, — Яхонтов обратился к космонавтам. — Вечереет уже. Может, расскажите, куда и сколько нам еще ехать?

— На Бородинскую улицу. Тут совсем рядом. Скоро, — как-то странно вздохнул Алексеев.

Васнецов посмотрел в их сторону. Он только сейчас стал понимать, что с тех пор как их команда оказалась в Москве, эти двое становятся все более и более странными. Раньше они были как-то более общительны. И между собой иногда переговаривались. Но теперь они все больше и больше уходят в себя, причем, когда Николай видел их лица, а не затылки, то он отчетливо читал на этих лицах растущее напряжение. Было очевидно, что и пытливый и натренированный в различных рейдах ум Яхонтова тоже уцепился за эту очевидную метаморфозу в этих людях. Конечно, космонавты были и без того нелюдимыми и мало эмоциональными людьми, чтобы заметить явные перемены в них, но только не тогда, когда они постоянно на виду.

Разрушенное здание Киевского вокзала, как и останки авиалайнера, проплыли справа от лунохода, и теперь, слева тянулись величественные руины бывшего торгового комплекса «Европейский». Возле покореженной сетчатой конструкции из металлических трубок из снега торчал огромный стенд для уличной рекламы. Естественно никакой рекламы на нем уже давно не было, зато красной краской, словно кровью, на стенде красовалась надпись: — «ВНИМАНИЕ! СТАНЦИЯ МЕТРО КИЕВСКАЯ! ОПАСНО!». Метрах в ста или более от этой надписи, в центре площади, из останков легковых автомобилей и автобусов было выстроено что-то вроде крепости. Крепость соорудили в кольце из погнутых ржавых флагштоков. На покрывающем площадь снегу было множество человеческих следов, однако самих людей нигде, даже у крепости, видно не было. Зато рядом с предупреждающей табличкой лежал обглоданный человеческий труп, вокруг которого копошились крысы.

Оказавшись на Бородинской улице, луноход двинулся к четырем высоткам, плотно примыкающим друг к другу диагоналями и стоящим в одну линию уступом. Во дворе когда-то был сквер и рядом, какое-то невысокое «П»-образное здание с расположенным перед ним футбольным полем, о котором говорили торчащие из неглубокого в этом районе снега ржавые ворота.

— Они уцелели, Юра! — дрожащим голосом воскликнул Макаров, глядя на четыре дома. — Они еще стоят!

Луноход остановился перед второй высоткой, и космонавты вдруг выскочили из машины.

— Мужики, вы чего! — воскликнул Яхонтов. — Куда!

Космонавты неуклюже семенили в своих скафандрах к чернеющей пасти лишенного двери подъезда дома.

— Варяг, да у них башню снесло! — крикнул Сквернослов.

— За ними! — скомандовал Яхонтов.

Аппарель откинулась, и путники бросились следом за космонавтами. Николай бежал последним. Он вдруг понял, что произошло с Алексеевым и Макаровым. Он понял, почему они бросились в это здание, забыв обо всем. Это был их дом. Оказавшись в подъезде, он некоторое время ничего не видел, пока глаза не привыкли к полумраку после белого снега. Он слышал только шуршание скафандров наверху и шаги своих товарищей на ступеньках. Васнецов сделал несколько неуверенных шагов, ища ногой ступеньки, пока, наконец, не стал различать детали в полумраке подъезда. На ступеньках было много пыли и различного мелкого мусора. Он неприятно хрустел под ногами. На втором этаже было светлее из-за выбитого окна. Можно было разглядеть различные надписи на пошарпанных стенах. «Света, я тебя люблю!». «Мариночка! Если ты жива, иди на Каховку к бабуле! Мы там!». «Борзов, ты чмом был чмом и подохнешь! Я тебя сука найду!». «Витя, Кольку убили! Мы уехали в Кубинку к деду. Там его похороним. Ждем тебя. Молимся за тебя!». «Сурен, боеприпасы к твоей шайтан-трубе в подвале Лехиного дома. Место отмечено знаком солнца. Отомсти за нас!». «Дмитрий! Ты был прав, но в одном ошибся. В метро никто не спасся. Артем». «Welcome to HELL!!!».

Отчитывая ногами ступени, Николай с каким-то благоговением читал эти надписи, нацарапанные острым предметом или написанные красками разных цветов. Короткие фразы, в которые умещались целые судьбы и жизни. Весь трагизм происшедшего много лет назад и призрачная, скупая надежда тех, кто это писал. Или ненависть. Николай бросал мимолетные взгляды и на дверные проемы квартир. У многих двери отсутствовали, или были распахнуты и трещали да поскрипывали, раскачиваясь от сквозняка. Васнецов старался не думать о людях, которые тут когда-то жили. Он знал, что эти мысли способны унести далеко от действительности, способны заставить забыть о таящихся вокруг опасностях и погрузить в безграничную боль за утраченную жизнь и безысходное будущее. Он знал об этом, ибо в детстве тайком выходил из своего подвала и часами бродил по заброшенным домам Надеждинска, не столько для того, чтобы найти там что-то стоящее, сколько ощутить это странное, ни с чем несравнимое чувство абсолютного одиночества, взирая на брошенные жилища и серое небо в окнах. В детстве такие ощущения будоражили разум, возбуждали фантазию, дарили неописуемую радость от возвращения в родной подвал к лицам знакомых людей. Но сейчас было все не так. Сейчас было страшно. По-настоящему страшно.

На четвертом этаже Николай, наконец, смог остановиться. Юрий Алексеев сидел на полу в прихожей полностью выгоревшей и лишенной двери квартиры. Он прикрыл глаза ладонью и, по вздрагиваниям его плеч можно было понять, что он плачет. У двери соседней квартиры стояли Сквернослов с Варягом и, молча смотрели, как внутри мечется в поисках неизвестно чего Андрей Макаров. В его квартире не было пожара. Там вообще ничего не было. Даже паркет и обои давно выдрали.

— Ольга!!! — заорал вдруг он отчаянно. — Ульяна!!! Ольга!!! Ульяна!!! — он вопил все сильнее и сильнее и, сжимая кулаки, в отчаянье бил себя ими по выбритой голове. — Оля!!! Оленька!!! Уля!!! Дочка!!!

— Андрей, — тихо проговорил Варяг. — Андрей! — повторил он громче, видя, что космонавт не обращает на него внимания. — Что вы ожидали тут увидеть? На что, извини, надеялись? Вы же сами говорили, что всюду так. Вы же полмира прошли и всюду так. Что вы хотели увидеть?

— Полмира! Полмира прошли! Ради этого!!! — Макаров упал на колени и стал в кровь разбивать свои кулаки об пол. — Ради этого!!! Полмира прошли!!! Ради вот этого!!! Оля!!! Ульяна!!! Девочки мои!!! Нет!!! Нееееееет!!! Ну почему!!! Почему-почему-почему!!!!!

Николай до боли прикусил губу, глядя на бившегося в страшной истерике Макарова и сдавливающего свои эмоции тихим плачем Алексеева. Двадцать лет они жили какой-то надеждой. Как их разум позволил этой надежде теплиться, после того, что они видели? Как в таких условиях можно было надеяться увидеть свои семьи? Да и вообще на что-то надеяться. И какая все-таки это страшная и беспощадная штука, надежда. Циничная и злая. А может надежда тут не причем? Может, надежда как раз помогла им выжить и пройти этот невероятный путь к дому? Но жестокая и циничная не она, а правда? Беспощадная действительность их мира?

Васнецов вздрогнул от собственного движения. Это было движения руки, приведшей флажок автомата в положение стрельбы короткими очередями и передернувшей затвор. Он сделал это машинально, как только до его слуха донесся звук медленных шагов. Кто-то неторопливо поднимался к ним.

Услышав щелчок, Варяг и Вячеслав уставились на Николая. Они вполне могли подумать, что ему взбрело в голову застрелить бившегося в агонии Макарова. Но это было бы полной дикостью, даже если такая идея могла прийти в голову из соображений милосердия. Поймав на себе взгляды товарищей, Николай, молча, указал пальцем вниз. Яхонтов и Сквернослов сразу все поняли и приготовили свое оружие. Варяг прикрыл металлическую дверь, чтоб хоть немного приглушить крики Макарова.

Шаги приближались раздражающе медленно. Кто-то совсем не торопился. Может это старый или уставший человек? Но зачем ему подниматься в разграбленный и пустующий дом? Секунды ожидания показались невероятно долгими, пока, наконец, Николай не увидел поднимающегося человека в серой, изъеденной молью шинели, кирзовых сапогах и серой форменной шапкой с вмятым следом от давно утерянной кокарды. Нижняя часть его лица была перемотана шерстяным шарфом и глаза спрятаны под круглыми сварочными очками, чьи черные стекла были подняты вверх. В скрытых шерстяными перчатками руках он держал АКСу с двумя, перемотанными белым пластырем рожками. Васнецов прицелился. Почувствовавший это человек остановился и медленно поднял голову. Теперь было видно, что из-под шарфа торчит седая неаккуратная борода старика. Он осторожно поднял одну руку, показывая жест дружелюбия, и оттянул ею шарф ото рта.

— Здрасьте, — хриплым и усталым голосом проговорил он. — Это ваша машина на улице?

— А ты кто? — Варяг спустился на пару ступенек и держал оружие наготове.

— Я? — незнакомец как-то по смешному пожал плечами и ответил. — Я милиционер.

— И что, ты нам штраф за неправильную парковку выписать решил? — Яхонтов усмехнулся.

— Ну, шутник, — незнакомец усмехнулся в ответ беззубой усмешкой. — Я говорю, чего вы ее без присмотра оставили?

— А что?

— Так это, украдут ведь. — Он снова пожал плечами.

— Кто? — поинтересовался Яхонтов.

— Да мало ли кто. Бандиты всякие. Но я там сынка оставил с парой овчарок. Они посторожат. Но вы это…

— А с чего ты взял, что мы не бандиты? — хмыкнул Вячеслав.

— Да брось. Какой уважающий себя бандит машину без присмотра оставит? Да и знают все, что в этих домах уже давно поживиться нечем. И, кстати, бандиты на луноходах не ездят.

Искатели с изумлением взглянули на незнакомца.

— Чего ты сказал? — переспросил Варяг.

— Я говорю, бандиты на луноходах не ездят.

— А с чего ты взял, что это луноход?

— Так это. Его по телику показывали незадолго до ядрены. Я помню. У меня на всякую технику память хорошая. Хобби это мое. Было. А, между прочим, в этом доме космонавты жили. Их аккурат перед войной в космос отправили. Так и болтаются, наверное, там, бедолаги.

— Что с их семьями стало? — из-за спины Сквернослова появился Юрий.

Незнакомец уставился на него, затем оттянул рукой очки и приладил их к козырьку шапки. Прищурившись, он еще раз внимательно посмотрел на лицо Алексеева и его скафандр.

— Чтоб я сдох! — воскликнул, наконец, он, и быстро стал подниматься по ступенькам к космонавту, которого видимо узнал.

— Это не обязательно, — усмехнулся Вячеслав, имея в виду последнюю фразу милиционера.

— Послушайте! Вы помните меня?! Я же участковый ваш! Дыбецкий Михаил! Старлей! — он схватил космонавта за руку и стал трясти.

— Дыбецкий? — Яхонтов нахмурился, вспомнив стычку в гадомнике. — У тебя часом родственников в Подмосковье нет?

— Нет. Только сестра в Барнауле была и все. А что?

— Да нет. Ничего. — Варяг махнул рукой.

— Простите, Михаил, я вас не помню что-то, — виновато проговорил Юрий, настойчиво пытаясь выдернуть ладонь из рук участкового. — Так что стало с семьями нашими?

Из квартиры вышел притихший Макаров и взглянул на Дыбецкого заплаканными глазами.

— Вы это, — милиционер сделал шаг назад и опустился на две ступеньки. — Тут такое дело.

— Что! — Алексеев повысил голос.

— Бойня тут была, вот что. Бандиты. Когда чистки были. Через несколько дней после атаки. Тут банда… Они женщин насиловали. Даже деток малых. А потом загнали всех на верхний этаж, подожгли всякое тряпье и покидали в шахту лифта. А потом туда стали людей бросать живьем. И сверху опять горящие тряпки. Одна старушка выжила. Ее не тронули. Только ноги ей прикладами автоматов перебили. А их потом солдат какой-то сжег из гранатомета. Бандитов этих. Они в джип свой сели. Большой такой. «Хаммер» типа. А он из палисадника как захерачил! Молодец парень. Только это. Он тоже потом в шахту бросился. Он бегал тут по квартирам. Любимую свою искал. А как узнал от бабки, что случилось, то в шахту бросился.

— А ты, мент, где был, когда наших жен насиловали!!! — заорал Алексеев.

— Вы это! Чего орешь-то! Мы, между прочим, в отделении четыре дня оборону держали! Носа высунуть не могли! Стреляли в нас почем зря! Это потом ОМОН к нам пробился с боем. Так я сразу сюда. А тут бабка эта. Все рассказала и отдала богу душу. А как солдатик тот бандитов поджарил, сынок мой видал. Он в подвале прятался. Десять годков ему было тогда. Чего, я виноват, что ли? Сынок мой, между прочим, машину вашу сейчас охраняет. Чего орать-то?! — Милиционер махнул рукой и стал спускаться вниз.

Варяг взглянул на раздавленных горем космонавтов.

— Мужики, я сочувствую. Но это всех коснулось. Весь мир. Идемте.

Яхонтов направился вниз, вслед за Дыбецким.

На улице стало заметно холодней, и начались сумерки. Снова падали редкие снежинки. Сын милиционера был одет в теплый костюм горнолыжника. Черная повязка на небритом и покрытом шрамами лице красноречиво свидетельствовала об отсутствии правого глаза. В руках он держал охотничью двустволку, а к железному карабину на пожарном ремне, которым он был опоясан, были прицеплены две цепи из нержавейки, которые кончались шипованными ошейниками, ограничивающими свободу пары немецких овчарок.

— Это Борька. Сын мой. — Сказал подошедший к нему милиционер. — Вы это. Трактор свой спрячьте там, между мусоровозом ржавым и стеной. Видите? У соседнего дома. Там в подвале мы и живем. Присоединяйтесь к нам. Вместе веселей. Безопасней, да теплей. Сейчас ужинать будем.

— Спасибо, — Варяг кивнул. — И за гостеприимство и за то, что машину посторожили. — Мы сейчас к вам присоединимся. Договорились?

— Лады, — махнул рукой участковый. — Ждем у себя дома. Пошли сынок.

Они двинулись к своему обжитому подвалу в соседней высотке, вход в которую был скрыт из поля зрения большим полусгнившим «КамАЗом» для перевозки мусора.

Яхонтов взглянул на дверной проем подъезда дома. Вячеслав и Николай уже были на улице, а вот космонавты совсем не торопились.

— Андрей! Юра! — окрикнул искатель своих товарищей. — Ну, где вы там?!

Первым вышел Макаров. Следом Алексеев.

— Послушай, Варяг, — начал говорить Андрей. — Мы покажем вам, как управлять машиной. С вами мы не поедем.

— То есть как? — Яхонтов ошарашено посмотрел на космонавтов.

— Мы в Москве останемся. Тут наш дом. Тут прах наших… наших… семей… Все. Мы только ради этого и ехали.

— То есть, ты хочешь сказать, вы нам все это время голову морочили? И про ХАРП и про все остальное? — нахмурился Варяг.

— Нам уже бороться не за что, пойми, — вздохнул Юрий.

— Не за что? А нам, зачем надо было сюда тащиться? Зачем?! Вы обманом вытащили нас из Надеждинска! А теперь умываете руки!

— ХАРП существует и действует. Мы не лгали.

— А зачем нам нужен был этот крюк?! Потеря драгоценного времени! — Яхонтов был в ярости.

— А как бы ты поступил? Мы все эти годы жили надеждой, что наши близкие спаслись. Теперь все. Теперь все равно. Вы делайте свое дело. Забирайте луноход. А мы останемся здесь.

— Да вы… — Варяг сделал шаг в сторону космонавтов и сжал кулаки, но Сквернослов перегородил ему дорогу.

— Перестань. — Сказал он. — Представь, каково им. Они жен своих потеряли. У Андрея еще и дочка была. У них же горе. Не дави на мужиков.

— Горе?! — воскликнул Яхонтов. — Сколько человек сгинуло?! Четыре, пять миллиардов?! Кто считал?! А горе только у них?! А как насчет оставшихся в живых?! Кто еще в состоянии дать им второй шанс, если не мы?! Но нам вместе надо быть! А эти двое, просто эгоисты! Всем плохо! Все кого-то потеряли! И что теперь, вешаться?! Надо дальше жить и жизни шанс дать! Черт вас всех подери!!!

Николай почувствовал, что у него снова начинает болеть голова и побрел в сторону подвала, в котором жил милиционер с сыном. Он снова поймал себя на мысли, что не знает кто в этом споре прав. Может опять и те и другие? Это неуютное состояние неопределенности давило на психику, и Васнецов просто захотел убраться от источника головной боли, коим и являлся этот спор.

* * *

Жилище участкового было просторным. Но только потому, что этот подвал он делил лишь со своим сыном и его двадцатилетней подругой Аминат, которую они пару лет назад отбили ночью у каких-то людоедов. Хотя сам Борис был убежден, что они спасли ее не просто от плохих людей, а от морлоков. Тех самых, что в метро живут. Однако Михаил относился к этому предположению скептически. То, что они и даже Аминат не разглядели тех троих существ, которые в темноте Московской ночи бросились прочь после первого выстрела из ружья, ни о чем еще не говорило. Да, это были три силуэта похожих на людей существ. Да, Аминат говорила, что они не проронили ни слова, когда похитили ее, вышедшую из своего подвала собирать свежевыпавший снег для заготовки питьевой воды. Но это не значит, что это были морлоки.

Жилище участкового не было утеплено шкурами, как у жителей Надеждинска. Тут в ход пошли паласы и мешки с тряпьем, песком и соломой. Освещение давал только огонь в самодельной каменной печи. Освещение и тепло, конечно. В подвале было отдельное помещение для собак. Эти овчарки были так сказать, супружеской парой. В их «комнате» был слышен писк новорожденных щенков. Пол в жилище был застлан двумя слоями из кусков линолеума и различных ковров. Так же тут было немного мебели, которую, эти люди, судя по всему, перенесли из опустевших квартир наверху. По крайней мере, хозяева и гости ели за нормальным столом, сидя на стульях, которые хоть и скрипели да шатались от старости, но были достаточно удобными. Еще в жилище было очень много сложенных стопками газет. Участковый пояснил, что любит их перечитывать. Читая старые статьи, он забывал, что произошло давным-давно. И последние два десятка лет тоже забывал на время.

— Всякие отморозки не достают? — спросил Варяг, доев приличный кусок вяленого мяса из своих запасов. Он больше не старался спорить или просто говорить с космонавтами. Те молча сидели на большом мешке с песком у печи и задумчиво глядели на огонь.

— А кому мы нужны? — пожал плечами милиционер. — Это где большие общины, там есть интерес у бандюг всяких разных. Это как политика, понимаешь. Там, союзы или вражда, наоборот. Распространение идеологии или влияния одного лидера. Борьба за территории. За трофеи. За женщин. А тут три человека всего. Мы погоды в большой политике не делаем. Да и район этот не очень-то. Раньше-то вроде как ничего был. Но сейчас тут никто особо жить не хочет.

— Почему? Чем тут плохо?

— Так это. Метро рядом. А это, знаешь ли. Та еще задница. И еще с двух сторон. Там, у площади, станция Киевская, а там, за домами нашими, тоннель в метромост переходит. Свободный выход. Приятного мало. Хотя мы вроде живем и ничего. Радиации вроде там уже мало. Но вот всякие твари, что там живут… Это если много народу тут поселится, то много сил и ресурсов уйдет на постройку обороны от метро. А мы тут прячемся и нормально. А так. Вон, на Киевской вход хоть и завалили, а один черт твари оттуда умудряются выходить по ночам. Там крепость была у вояк. Ну, чего-то недоглядели или тупо задремали. Все. Привет. Шесть человек было в крепости. Шесть человек оттуда пропали. А кто мог сделать такое? — Дыбецкий усмехнулся и сам ответил на свой вопрос. — Ясное дело, морковки эти.

— Морлоки? — поправил Николай.

— Ну, я их морковками зову. Из-под земли ведь лезут. А вояки их тупо мразями зовут. Они сейчас на север переселились. В «Белом доме» обитают и вокруг. Там конфедерация.

— Мрази в «Белом доме» обитают? — Варяг уставился на милиционера.

— Да нет. Вояки. А мрази в метро живут. Только никто что-то их не видел. Нет, ну люди пропадают, да. И байки всякие травят, только, поди, разбери.

— А что, в метро никто не спускался? — спросил Вячеслав.

— А нахрена? Чего там делать? Нет, были, конечно, смельчаки. Были да сплыли. Это билет в один конец. Льготы для проезда больше не действуют, — Дыбецкий засмеялся. — Хотя говорят, что есть один такой. Он постоянно в метро спускается. Но говорят, что он и не человек вроде. Ну, это, типа, урбанистический миф. Понимаешь? Сказки про оборотня. Днем он как человек. А ночью в метро уходит. Да ерунда это. Кто-то придумал страшилку, вот и ходят слухи.

— А что за конфедерация в «Белом доме»? — поинтересовался Варяг, забивая ароматным табаком трубку с длинным костяным мундштуком.

Аминат убрала со стола грязную посуду и, сложив ее в ведро с водой и собрав остатки еды, понесла объедки в жилище собак.

— А, так там эти. Военные, казаки и еще несколько малых группировок союз заключили. Красные там еще. Вместе держаться. Там они крепко обосновались. Контролируют территорию от Краснопресненской набережной до площади Восстания. Включая расстрельный стадион конечно.

— Что за стадион? — Яхонтов прикурил от зажженной в печи щепки и бросил ее в огонь.

— Слушай, а ты табачком не богат? — милиционер с завистью посмотрел на клуб дыма, выпорхнувший из трубки.

Искатель достал из кармана пластиковый пакет и высыпал половину на стол.

— Угощайся.

— Вот спасибо! Царский подарок! У нас туго с этим делом, а курить охота. — Дыбецкий оторвал кусок от газеты и принялся мастерить самокрутку. — Так ты что, про расстрельный стадион не знаешь? А помнишь, тут у нас война была в Москве в девяносто третьем году?

— Это когда парламент расстреляли?

— Вот-вот! Там стадион недалеко от «Белого дома». Вот там тогда две ночи защитников парламента расстреливали всякие наемники. Да и, чего греха таить, коллеги мои по линии МВД. Без суда и следствия. Там еще казачья застава была. Ее БТРами раскатали. Казаки стояли насмерть. А потом, когда ядрена случилась, они отомстили. Вот сколько лет прошло с тех событий, а нашлись те, кто словно ждал удобного часа для мести. Похватали всяких чиновников, согнали на тот стадион и в расход пустили. Правда, не думаю, что там кто-то в чем-то виноват был. Просто похватали, кого попало и в расход. Это ж мелкие клерки, которые, небось, никем были в девяносто третьем. Но злоба, знаешь, дело такое. А главные чинуши еще за неделю или за две в спецбункеры в метро подались.

— Я что-то не понял. Они за две недели до атаки в метро спрятались?

— Ну да.

— Погоди, — Яхонтов почесал бороду. — А с чего это они так?

— Как с чего? Чтоб уцелеть.

— Так все неожиданно случилось. Угрожаемого периода даже не было. Хлоп и все. Был мир, и нет. Им что гадалка нагадала?

— Наивный ты, Варяг, — усмехнулся Дыбецкий. — Дефолт тоже неожиданностью был, только не для тех, кто его сотворил, чтобы обогатиться. Это мы с тобой, простые смертные, ни черта не знаем. А они там, наверху все знали. Они в полной тайне все барахло свое ночами в метро, в спецбункеры, отправляли. Золотишко, семейки свои, даже собак своих породистых и любовниц сисястых. У кого-то скакуны арабские были, так он и их пристроить пытался. Слухи пошли после, когда всякие блатные и олигархи тоже самое делать начали. Половина Рублевки туда переехала. Некоторые даже свои крутые тачки туда спрятать до лучших времен хотели. А простой народ ничего не понимал. А эти, элита, мать их, все знали. Рай для избранных делали. Только обманулись они. Удар пришелся именно по ним. В метро. Грешно так говорить, конечно, но я даже рад, что в метро. Эти свиньи в свою ловушку и попались. Потом простые люди все поняли, и уже никого из метро старались не выпускать. Дескать, эти скоты нас бросить хотели, а теперь вот пусть в своих подземельях остаются навеки.

Ощущение дэ-жавю сдавило виски. Николай вспомнил рассказ мародеров в гадомнике. Тоже самое, примерно, говорили и они о москвичах. Так же ненавидели. А москвичи ненавидели тех, кто прятался в метро от апокалипсиса. Какой-то замкнутый, порочный круг. И тихая, молчаливая девушка. Где Аминат? Она в другой комнате. Сейчас Варяг достанет свой меч и убьет хозяев, а ему, Николаю, потом придется убить девушку? И что потом? Уже сейчас Николай боится спать, потому что уверен в том, что ему снова приснится несчастная Рана. И теперь ему будет сниться и Аминат? Он поднялся со своего скрипящего стула.

— Туалет в той стороне. Шагов двадцать за дверью. В углу большая бадья фанерой накрытая. — Показал ему рукой одноглазый Борис.

— Да нет, я машину пойти проверить хочу. — Мотнул головой Николай.

— Что с ней станется, — послышался угрюмый голос Алексеева. — Она закрыта. Ключ у нас. Никто его не откроет.

— Ну, так это, он и спрятан. Никто издали да в темноте не увидит за мусоркой. — Кивнул, соглашаясь Дыбецкий.

— Да мало ли что? — Васнецов пожал плечами. — Всякое может случиться. На снегу следы от лунохода. Вдруг кто выйдет по ним.

— Ночью мало кто бродит по Москве. Все по норам сидят, — махнул рукой Борис.

— Наверное, оттого, что ночью бродят те, кого все остальные боятся? — мрачно пошутил Николай и сам почувствовал холод страха на спине, от своих слов.

Жители подвала ничего на это не ответили.

— Значит так, — заявил Варяг. — В шесть утра выдвигаемся. Сейчас отдыхать. Если ты, Коля, так хочешь к луноходу, то сейчас ты в дозоре. Меня разбудишь через два часа. Я тебя сменю. В кабине машины есть часы на приборной панели. По ним сориентируешься. Только находись либо в машине, либо тут, в подвале. Никуда не уходи и по улице не болтайся. Ясно?

— Ясно, — Васнецов кивнул.

— Хорошо. Андрей, дай ему ключ.

Макаров молча протянул ключ от машины Николаю. На луноходе не было предусмотрено замков, только предохраняющие от случайного открытия устройства. Но замки космонавты приладили уже на Земле, во время своего многолетнего путешествия в Россию.

* * *

Угрожаемого периода не было. Но власть знала о том, что грядет. Это было жутким откровением, рушащим все былые представления о том страшном дне. Вероломство врагов выглядело теперь иначе. Но почему ничего не удалось предотвратить, если были те, кто знал что они у порога ядерной войны? Власть так была занята спасением своих жизней и ценностей, что им было некогда позаботиться о своем народе? Обо всем мире? Зная о надвигающееся катастрофе, никто не попытался это предотвратить. Даже военные были в неведении. Только стратегические силы, видимо, успели отреагировать и нанести ответный удар, умножая беду, объявшую всю планету. Выходит, эти люди, укрывшиеся в метро еще в дни безмятежности и мира, были теми самыми морлоками еще до взрывов в метрополитене. Как иначе назвать этих людей, что пожирали жизни своего народа, который в итоге бросили на произвол судьбы и собственной недальновидности? А может, ничего и нельзя было предотвратить? Или, может, пытались? До последней минуты пытались и верили в то, что это получится, но не смогли? Николай не знал, что и думать обо всем этом. Как относится к тому, что он узнавал. Их, только начавшееся путешествие дарило какие-то жуткие впечатления. Ощущение пропитанности земной атмосферы всепоглощающей ненавистью росло с каждым новым знакомством. Коля все больше не мог понять, для чего они спасают мир. Точнее пытаются это сделать. Варяг говорил ему, что если хоть одного хорошего человека они встретят, то мир стоит спасти. А кого они встретили? Мародеров. Сталкеров, которые при всей своей благопристойности, сами инициировали карательную операцию фашинов. Конфедерация с их расстрелами на стадионе. Теперь эти люди, которые ненавидели тех, кто ушел в метро. А они, спасители мира, хорошие? Кто способен судить о достойности жизни? Сам Николай лишил жизни несчастную девушку. Может, Рана и была той, единственно достойной? Единственным хорошим человеком? Она была несчастная и изуродованная, но сильная духом. Как иначе объяснить крик новорожденной девочки, которую, приняв за мертворожденную, бросили вместе с трупом матери в яму? Она тогда закричала, дав понять, что жива и хочет жить несмотря ни на что. А он, хороший человек Николай, ее убил.

Прошло уже полчаса дозора. Тяжкие мысли одолевали Николая, и он не в силах был сидеть на месте. Снова захотелось на улицу. Но там было ниже сорока градусов. Он натянул на себя, поверх бушлата и ватников, костюм химзащиты, спрятанный под сидением пассажирского отсека лунохода. На лицо надел респиратор, который защищал лицо от мороза лучше, чем марлевая повязка. Распустил свою ушанку и, прихватив прибор ночного видения, вышел из машины. В таком наряде было не так холодно. Включив ПНВ Николай осмотрелся. Силуэты пустых зданий в мерцающем зеленоватом свете выглядели еще более пугающе, чем обычно. Однако так можно было ориентироваться в кромешной тьме окружающего мира, погруженного в ночь. Васнецов стал медленно ходить по двору, стараясь отвлечься от тяжких мыслей лицезрением мрачного пейзажа. В столице было тихо. Только порывы ледяного ветра подвывали, проносясь между зданий и пронзая мертвые дома сквозь выбитые окна. Именно гнетущая тишина, разбавляемая лишь периодическими и монотонными подвываниями ветра, позволила отчетливо расслышать женский крик. Кричали явно не из подвала. Значит это не Аминат. Но откуда? Кто?

Крик повторился. Это явно за домом. Николай осторожно двинулся в ту сторону, неуклюже перебирая ногами. В костюме химзащиты было неудобно. И его резина взвизгивала от трения ног друг об друга. Но так было теплее и приходилось мириться с этими побочными эффектами.

Через тянущуюся вдоль улицы дорогу виднелась крыша туннеля, который уходил в сторону реки, к метромосту.

— Помогите! — снова послышался крик.

Глядя в надетый на глаза прибор ночного видения, Николай уловил какое-то призрачное движение. Прямо на крыше туннеля. Васнецов двинулся следом, осторожно протискивая палец одетой в трехпалую рукавицу ладони в предохранительную скобу автомата. Осторожно, чтоб не нажать на курок раньше времени.

Взобравшись на крышу и, пройдя по ней метров сто в направлении замерзшей реки, он обнаружил свежие следы на снегу. Кажется, двое или трое что-то или кого-то тащили. Теперь Васнецов двигался по следу. Крыша кончилась неожиданно. Кусок обрушенного метромоста торчал из под нее, нависая над набережной. Те, кто оставил следы, спрыгнули на полотно и направились в тоннель. Николай оценил высоту, присмотрел участок, где больше снега и прыгнул. Оказавшись на железнодорожном полотне метрополитена, он только сейчас подумал, что делает то, чего делать вовсе не надо. До него словно принесенный ветром крик донеслись слова сталкеров и милиционера о том, что из себя сейчас представляет Московское метро. Однако это был призрачный крик. Лишь следствие его мыслительного процесса. Но очередное «помогите!», донесшееся из черного туннеля метрополитена, было криком настоящим. Васнецова снова охватил тот самый возбуждающий страх, который тянул за собой, в свои объятия. Николай, словно наркоман, который знает, какое страшное это зелье, но все равно с жадностью впрыскивающий в себя очередную дозу, шагнул в туннель. Он искренне надеялся, что спасение этой неизвестной женщины, молящей о помощи, позволит ему реабилитироваться перед собственной совестью и перед мертвой Раной, за ее убийство.

* * *

Бесконечная вереница шпал и тянущиеся в неизвестность и тьму рельсы уходили влево. Ощущался уклон вниз. Под землю. Тут не было следов, так как отсутствовал снег. Только местами надолбы льда и длинные грязные сосульки, свисающие сверху. Казалось, что не он уходит дальше в черный зловещий тоннель, а наоборот. Метро надвигается на идущего человека всей своей чернотой и пугающей неизвестностью. Казалось, что даже если повернуть обратно, к разрушенному метромосту, к поверхности, то метрополитен уже его не выпустит, и будет продолжать глотать ничтожного и беспомощного человека. Может поэтому, не смотря на съедающий психику страх, поворачивать назад не хотелось? Ощущение тщетности попытки вернуться не давало пойти на попятную? Дальше льда и сосулек становилось меньше, но вместо них со стен и потолка тоннеля свисали обрывки кабельтрасс и трубопроводов. Поворот налево казался бесконечным. Но вот, наконец, тоннель стал ходить в черноту прямой линией рельс. Эта геометрически правильная прямая пугала еще больше. Пока пространство тьмы было ограничено для зрения, весь этот ужас казался локальным и зацикленным. Но теперь он стал бесконечным, как это нескончаемое жерло впереди. Здесь царила сплошная тьма и даже в приборе ночного видения все детали смешались в один черно-зеленый фон. Николай поднял ПНВ к козырьку своей шапки и включил пристегнутый к цевью автомата фонарь. Тьма впереди поглотила брошенный на растерзание ей беспомощный луч света. Васнецов опустил фонарь и стал светить на рельсы. Оказывается под ногами, все это время хрустели, разносясь в пустоте раскатистым эхом, кости. Здесь было много костей. И животных и, наверное, человеческих. Даже думать не хотелось, кто их сюда принес. Они были перемешаны с осыпавшимися кусками бетона. Обрывки обгоревшего кабеля тоже валялись повсюду.

АД УЖЕ ЗДЕСЬ!

Эта белая надпись с крупными подтеками на черной стене словно выскочила из пустоты, материализовавшись зловещим предупредительным сигналом.

Николай снова вспомнил слова отца:

«Ты, сынок, живешь в раю, и это главное».

Да, дома был рай. Теплый подвал. Ловушки на реке. Блокпост. Профессор Третьяков. Василий Гусляков…

Нет. Нет там уже рая. Капитан убит каким-то жутким червем. Землетрясение вскрыло реку, поглотив ловушки. Разрушения. Жертвы. Аленка с улицы Советской, которую уже похоронили, вместе с ее куклой. Нет нигде рая. Ад уже здесь. Ад уже повсюду. ХАРП активен. Его надо остановить. Он должен был отправиться в путь. Если не они, то кто остановит неизбежное? И сейчас, если не он, то кто спасет…

— Помогите! — снова раздался крик из немыслимых глубин метрополитена превратившего этот отчаянный вопль в уродливое и прошибающее в пот эхо.

Он ускорил шаг. Идти по шпалам было неудобно, и Васнецов принялся мерить шагами край полотна. Быстрее. Вперед! Монотонная неизменная тьма впереди стала иной. Что это? На рельсах что-то стояло. Только подойдя ближе, Васнецов понял, что это состав. Перед ним стоял обгоревший вагон. Следом еще один. Дальше еще. Он казался бесконечным, как сам тоннель. Все вагоны были сгоревшими. Николай осторожно приблизился и посветил внутрь. На сидениях сидели черные, обуглившиеся человеческие скелеты с останками сгоревшей плоти на костях. Запрокинутые черепа с широко раскрытыми челюстями, зафиксировавшими навечно мгновение страшной агонии. Один вагон за другим являл собой эту страшную картину, на которую как зачарованный взирал Николай. Скелеты, черепа. С другой стороны вагонов лишь призрачные силуэты, до которых фонарю не хватало сил дотянуться своим лучом. Вагоны, наконец, кончились. Впереди виднелся последний. Или головной? Васнецов посветил в него фонарем, как вдруг один из черных скелетов в темноте вскочил и, бросившись в окно, скрылся в глубинах тьмы.

Все тело Николая, вместе со всем его разумом, словно зажали в ледяные тиски. Он упал на колени и, прижавшись к стене тоннеля, выставил перед собой ствол автомата, который трясся так, словно из него стреляли длинными очередями. Но это дрожали руки.

— Этого не может быть, — шептал сам себе Васнецов. — Так не бывает. Это показалось. Этого не может быть. Игра света и тени. Игры разума. Злая шутка психики… Этого не может быть…

* * *

На перроне стояли десятки человек. Кто-то в нетерпении смотрел на наручные часы. Кто-то был более терпелив и стоял у края перрона, сосредоточенно глядя в книгу с мягкой черно-синей обложкой. Кто-то читал газету. В коляске, которую медленно качала молодая женщина, кряхтел младенец, пытаясь, дотянутся крохотными ладошками до разноцветных погремушек, висящих над ним. Странно одетый парень с цепями на широких штанах и кольцом в ноздре, ритмично дергал головой в такт никому не слышимой музыке, которая лилась из наушников его плеера. Два милиционера, медленно расхаживающие по перрону станции остановились и принялись вслушиваться в то, что слышалось из их рации. Но сообщение прервал наполнивший динамик треск и свист. Они торопливо зашагали к милицейскому посту, где был телефон. Старушка с большим пакетом, из которого торчали газеты, которыми она тут торговала, посмотрела им в след и двинулась своей дорогой. Люди были заняты ожиданием состава и погружены в свои мысли. Они, конечно, забыли, что несколько минут назад яркое освещение в этом подземелье как-то странно мерцало, словно готовясь потухнуть. Но никто не придал этому особого значения. И в этот момент, из черного тоннеля донеся долгожданный шум электровоза и, показался свет его фар. Нет. Не только фар. Свет был каким-то странным. И кроме гула состава слышался помноженный в десятки раз крик мужчин, женщин, стариков и детей. На перрон, не снижая скорости, выскочил объятый пламенем состав электровоза и умчался, прочь оглашая станцию истошным хором воплей горящих пассажиров и наполняя воздух едким дымом. Люди на перроне уставились в одну точку, словно их разум надолго завис, пытаясь осмыслить то, что они только что увидели. Но наконец, едкий дым привел их в чувство. Люди торопливо направились к ведущим на поверхность эскалаторам, но доносившийся оттуда нарастающий гул заставил их замедлить шаг. Словно вода из прорванной плотины, сверху хлынула лавина человеческой массы. Сотни людей, толкая друг друга, мчались по эскалаторам вниз. Под землю. Кто-то катился по перилам. Девушки на высоких каблуках неизбежно падали и здоровые мужики, которые при других обстоятельствах за этими девушками не прочь были приударить, сейчас в безумной панике втаптывали несчастных в ступеньки эскалаторов, ломая им кости, раздавливая черепа и не обращая никакого внимания на этот жуткий хруст и стоны под ногами. Падали старики. Кувыркались между ног обезумевших людей оступившиеся дети. Пытавшиеся куда-то дозвониться милиционеры выскочили из своей будки, непонимающе глядя на несущуюся массу.

— Война! — вопили десятки голосов. Кто-то вторил им отборной нецензурной бранью. Сумасшедшая лавина разлилась по перрону. Люди метались в поисках своих родных. Кто-то прижимался к стене, чтобы не быть сметенным неудержимой массой.

— Это конец! — закричала женщина в очках, схватившая милиционера за плечи. — Это конец!!!

Люди не обращали внимания на дым, оставленный тем страшным электропоездом. Человеческая масса все увеличивалась и, с эскалатора лились все новые волны живой лавины. Женщину, которая качала коляску, давно уже столкнули на пути вместе с ее младенцем. Никому сейчас и в голову не могло прийти, броситься ей на помощь. Да и таких как она, на путях, с каждой секундой становилось все больше.

— Это конец!!!

Мраморный пол под ногами задрожал. Может от топота безумной массы людей? Или…

Из тоннеля снова показался яркий свет. Тот, кто был ближе, бросил взгляд туда и в ужасе бросился назад. Мечущаяся толпа, пыталась теперь пробиться обратно к эскалатору, но оттуда по-прежнему рвались вниз сотни людей. Это была ловушка.

Заполнившая весь тоннель огненная струя ворвалась на перрон станции, превратив людей в тысячи живых свечей. Весь воздух превратился в раскаленную плазму. Отдельные крики слились в единую, страшную какофонию. Река огня мгновенно заполнила всю станцию, уносясь дальше по метро, в поисках новых жертв…

* * *

Николай тряс головой. Он не мог понять, откуда перед его глазами возникло подобное видение. Он никогда тут не был. Он вообще никогда в жизни не видел метро. Но на какие-то несколько минут он словно перенесся в прошлое. В тот страшный день, когда все началось, и закончилось. Что могло вызвать подобное видение? Может его снова взял в оборот люпус, пси-волк? Осмотревшись, Николай обнаружил, что поблизости нет никаких волков. Но свет фонаря вырывал из темноты детали того самого перрона. Все вокруг было черно не только от отсутствия света, но и от копоти. От бушующего здесь огня много лет назад. Васнецов поднялся и осторожно вышел на перрон станции. На эскалаторах виднелись жуткие завалы из человеческих костей и черепов. Весь пол был покрыт пеплом и какой-то странной трухой, где иногда встречались и кости. Однако дальше, в арках обгоревших стен, виднелись и не обгоревшие предметы. Мусор. Куски материи, бывшие когда-то элементами одежды. Обломки торговых лотков. Все это было привнесено сюда кем-то, видимо после удара и угасания бушующего огня. В темноте одной из арок Николай уловил какое-то движение. Осторожно посветив туда, он замер, объятый ужасом и чувствуя, как из горла накатывает рвотный спазм. На полу, среди мусора и клочков одежды лежала полуобнаженная девушка. Пять странных черных существ держали ее еще вздрагивающее тело и с жадностью откусывали куски плоти из кровоточащего живота и объедали сочащуюся перемешанным с кровью молоком грудь. Существа, заметив свет фонаря, уставились на непрошенного гостя. Возможно, когда-то они были людьми. В черных, пропитанных сажей, как и их кожа, обносках, с жидкими и очень длинными волосами на голове, которые почему-то не выпали от радиации, с огромными, привыкшими к тьме глазами и диким блеском крупных черных зрачков, словно нарисованных углем на желтых белках глаз. Они смотрели на Васнецова без всякого выражения, и даже не щурились от света. Но было заметно по раздутию их ноздрей, что они нюхают воздух.

«Да они слепые!» — осенила Николая догадка. Но в этот момент эта группа странных существ синхронно бросилась на непрошенного гостя. Васнецов с силой вдавил курок автомата. Время словно замело. Казалось, выстрела не произойдет никогда, но вдруг безотказный «Калашников» разорвал тишину грохотом выстрелов. Пули кромсали черные, засаленные тела существ и отбрасывали нападающих. Но, ликовать и праздновать свое спасение, было рано. Чернота и мусор в арках зашевелились. Теперь было очевидно, что вокруг затаились десятки, а может и сотни подобных существ. Такую атаку отразить ему не удастся, и Николай это понял. Он развернулся и бросился бежать. Однако всего через несколько шагов он оступился и упал, взметнув вокруг себя невесомую сажу. Подняв голову, в которой пульсировал гулом собственного сердцебиения всепожирающий страх, он увидел нечто невероятное. Прямо на него, медленными шагами, шло какое-то существо, показавшееся настоящим монстром. Но только на первый взгляд. Все-таки, было похоже, что это человек. Но сейчас он казался настоящим великаном. Огромного роста, облаченный в странные черные доспехи, покрытые рельефом и мерцанием стальных пластин. Голова была заточена в капюшон и черную маску с двумя большими и шипящими от дыхания фильтрами под скулами и парой больших круглых и выпуклых глаз черного матового стекла. Какой-то сложный механизм, приделанный к могучему торсу, поддерживал огромный шестиствольный пулемет, направленный в сторону шевелящихся и преследующих Николая тварей. Из большого ранца с твердым каркасом, на спине у великана, к пулемету тянулась лента блестящих, словно начищенных войлоком, патронов большого калибра.

Великан ничего не говорил. Только шипели и урчали его фильтры. Яркая вспышка осветила адскую станцию дьявольского метрополитена и грохот выстрелов, перемешанный с жужжанием и свистом от вращения стволов, привел Васнецова в чувство. ОНО стреляло не в него. Лавина пуль, подобно урагану обрушилась на тварей, разрывая их на части и перемалывая в кровавый фарш.

Васнецов спрыгнул с перрона на пути и бросился прочь, в ту сторону, откуда пришел. Мимо сожженного состава. Прочь! На поверхность!!! Мимо промелькнула белеющая надпись АД УЖЕ ЗДЕСЬ! Значит можно выбраться из этого проклятого, заколдованного места?! Скорее! Прочь! На поверхность! Вон из метро!

Еще долго его догоняли разносящиеся эхом выстрелы пулемета, пока впереди не замаячил чернеющая дыра, за которой была ночная скованная холодом Москва…

* * *

Николай сделал всего один единственный выстрел в воздух, и всего через дюжину секунд из подвала на улицу выскочили люди, целящиеся в него из оружия.

— Это я! Васнецов! — закричал Николай сквозь свой респиратор. Сердце его все еще бешено колотилось. А разум был в плену у страха. И страх этот был вызван не только тем, с чем он столкнулся в московской подземке…

— Ребята, не подходите! Я, наверное, радиоактивный! — едва сдерживая слезы, закричал он. — Варяг! У тебя дозиметр! Замерь меня!

— В чем дело! Коля! Что за вид у тебя! Что случилось?! Откуда радиация?! — воскликнул Яхонтов, опустив автомат.

— Я был в метро!

— Что-о?!

— Мужики! Я был там! Я спускался в метро!

— Да ты совсем с ума сошел?! — закричал Варяг.

Сквернослов хлопнул себя ладонью по лбу и обреченно покачал головой.

— Беда, — пробормотал участковый милиционер и взглянул на одноглазого сына.

Тот пожал плечами.

— Может, и нет, — тихо сказал он.

— Коля, ты дурак что ли?! Зачем ты полез туда?! Какого хрена?! — продолжал негодовать Яхонтов.

— Варяг, ради бога, достань, пожалуйста, дозиметр! — умоляющим тоном крикнул Васнецов.

Искатель, наконец, подошел к нему и стал водить рукой с дозиметром вокруг облаченного в костюм химзащиты тела. Затем взглянул на дозиметр и покачал головой.

— Сорок шесть бэр. Ты труп Коля.

— Что-о-о-о!!!

— Да ничего, — Яхонтов усмехнулся. — Еще столько же, и заработал бы себе лимфому. А так, считай, отделаешься легким мордобоем с моей тяжелой руки.

— Варяг, я не понял!..

— Чего ты не понял, дубина! Жить будешь, я сказал! — рявкнул искатель и повернулся к Сквернослову. — Славик, залезь в луноход. Там под сидением, в белом ящике найдешь большую жесткую щетку и в пакете белый порошок. Дыбецкий, принеси пожалуйста с сыном пару ведер воды. Надо отмыть этого идиота.

 

14. Плен?

Николай лежал на сидении внутри лунохода и тоскливо смотрел в потолок. В ушах еще звенели выстрелы огромного, вращающего стволами пулемета и женский крик, молящий о помощи. А перед глазами снова вставали образы безумной толпы, ринувшейся в ловушку метрополитена. И чумазые волосатые твари, которые, очевидно, и были теми самыми пресловутыми морлоками. Изуродованное и вздрагивающее тело девушки и, жуткий великан, отливающий блеском вороненой стали своей брони и разносящий по тоннелю громогласное шипение своего дыхания. А еще, бросившаяся из сожженного вагона тень, похожая на скелет. Что все это было? Может, весь поход в метро ему причудился?

— Так ты из-за бабы значит, туда полез? — хмыкнул расположившийся на другом сидении Вячеслав.

— Да. Хотел помочь. Но не смог. Не успел. Замешкался. А ведь я мог спасти. Но не успел. — Тихо говорил Николай.

— Думал, она в знак благодарности поможет тебе расстаться, наконец, с твоей невинностью? — Сквернослов усмехнулся.

Васнецов уставился на своего названного брата. Тот сидел рядом с милиционером Дыбецким, который с интересом рассматривал внутреннее убранство лунохода, и снова перебирал свою колоду карт.

— Славик, ты что, больной? — спросил, наконец, Николай.

— В чем дело? Ты шуток, что ли не понимаешь?

— А ты вернись в Надеждинск и пошути над могилкой своей Алены, — зло проговорил Васнецов.

— Что ты сказал? — Вячеслав вытаращил на него глаза, полные изумления, шока и злобы.

— А ты что, думаешь, ты один имеешь монополию на чувства и горе? Я видел, как эту несчастную рвали на части живьем. Ты бы хоть думал иногда, прежде чем отпускать свои тупые шутки!

— Заткнитесь оба, — проворчал Варяг, который смотрел в перископ. — И вообще, валите в подвал и спите. Сейчас моя вахта и мне совсем не улыбается слушать ваши пикировки.

— Послушай Варяг, — Николай обратился к искателю. — Объясни, что происходит. Я совсем запутался. Ну, сколько было шансов наткнуться в глухом лесу на сталкеров? А я наткнулся. А сколько было шансов наткнуться в метро на этого великана? Но я снова наткнулся. И это все случайности?

— Просто у тебя есть дурная привычка бросать пост и шляться где попало. — Ответил Яхонтов. — Уже не в первый раз за тобой такое.

— Но разве встреча со сталкерами не пошла нам на пользу? А то, что мне в метро встретился этот великан, спасло мне жизнь! Он, получается, спас меня! Так? Дыбецкий, ты всю жизнь тут живешь. Кто это мог быть?

— А черт его знает, — он снова смешно пожал плечами. — Может тот самый оборотень, про которого я говорил?

— Но ты говорил, что это миф. — Возразил Сквернослов.

— Правильно. Это каждый второй в Москве скажет. Но после того, что парень рассказал… Странно все это. И вот еще что. Такое дело, мужики, не очень хорошее…

— Что, — Яхонтов посмотрел на Дыбецкого.

— Ну, сталкеры там, еще, куда не шло. Конфедераты тоже, как-то так. А вот большинство других… Короче никто в Москве теперь за ваши жизни и мазка, извините, не даст. Вот такие дела.

— Это почему еще?

— Так это. Тех, кто в метро ходит, убивают. Ну, они, дескать, заразу разносят, да будят там всякое лихо, что после попыток людских залезть в метро, потом по ночам еще больше морковок лезет оттуда. Короче, не трепитесь, что один из вас в метро был. Но паренек ваш следы оставил. А они аккурат от метромоста сюда ведут.

— Весело, — вздохнул Яхонтов. — Ну, спасибо тебе, Коля, большое. Просто огромное, нечеловеческое спасибо. Чтоб тебя…

— Варяг, а ты как поступил бы? — Раздраженно ответил Николай. — Вот честно скажи. Как? Она на помощь звала, понимаешь? Я спасти ее хотел! — Васнецов вдруг замолчал. На лице его застыло выражение какого-то открытия. Что-то явно осенило его и встревожило еще больше. — Ребята, нам ехать надо. Прямо сейчас. — Сказал, наконец, он.

— Ты чего это? С чего вдруг?

— Это же знак! Предупреждение! Я не смог ее спасти. Не успел. Замешкался. И все. Ее растерзали, понимаешь. Так и наша миссия. Каждая минута задержки подобна смерти! Мы можем не успеть! Чуть замешкаемся и все! Это ведь сигнал нам поторапливаться! Мы сколько всего проехали? А до Аляски еще тысячи километров! Нам ехать надо, Варяг! Прямо сейчас! А мы в Москве торчим!

— А что за миссия у вас? Зачем вам на Аляску? — спросил Дыбецкий после некоторой паузы.

Варяг с укоризной посмотрел на Николая и покачал головой. Его наказ никому не говорить о их миссии все-таки нарушен.

* * *

Чтобы не возникло ситуации взаимной неприязни, как с их стороны, так и со стороны радушного хозяина, Яхонтов все-таки решил поведать Дыбецкому о цели их путешествия. Участковый слушал молча и как-то без особого интереса. Казалось, что он совсем не понимает, о чем ведется речь. Не представляет себе, что такое ХАРП и чем он чреват для остатков жизни на всей планете. Он так и не смог понять, зачем тащится в такую даль в попытке выключить установку, которая может, уже сама сломалась или уничтожит землю раньше, чем до нее смогут добраться. И не смог он понять, почему на всей планете из всех остатков человечество только пятерым людям пришла в голову мысль о ХАРПе и идея его уничтожить. Дыбецкий, несмотря на свое добродушие, гостеприимство и какую-то детскую непосредственность, был человеком приземленным. И очевидно, мыслить широко он был неспособен. Он был озабочен лишь тем, как продлить свое существование. Как дать возможность своему сыну и его подруге пожить подольше и быть может подарить ему внуков. И был озабочен благополучием своих собак и неприступностью своей берлоги. Все остальное как-то выпадало из узкой орбиты его интересов и хлопот. Он даже не отдавал себе отчета в том, что угроза нависла и над ним и его близкими, в том числе. Выслушав молча, он только пожал плечами и почесал свою бороду. Все поведанное ему, показалось всего-навсего каким-то бредом или навязчивой идеей людей, которым просто больше заняться было нечем. А вот он, человек хлопотливый и хозяйственный, был куда серьезней и солидней этих странных искателей непонятных и опасных приключений, которые вместо того чтобы добывать дрова, охотиться на животных, умножать свой арсенал оружия для выживания и обустраивать собственное жилище, занимаются совершеннейшей ерундой.

— Чудные вы, однако, — хмыкнул он. — Оно вам надо?

— То есть как? — изумился Варяг. — Ты же слышал, какая опасность над миром нависла.

— Да ну брось ты. Опасность. Вот раньше тоже говорили, опасность. Там, потепление глобальное, террористы, ядерное оружие. И чего? Ну обдермились все как эти… Ну жить то можно. Кто-то ведь живет. И я, и вы вон. А чего дергаться? У вас, дома хлопот мало, что ли?

— Да не будет никакого дома, понимаешь? Всему конец придет.

— Да, так или иначе, всему конец придет. Ну и так почти все похерили. А ты сейчас жив и радуйся. Есть пожрать что — радуйся. Нет, вы какую-то заботу себе придумали и на тебе. Оно вам надо? Чего вам, мир спасти что ли? Человечество оставшееся? Героями быть хотите? А нахрена? Ну, ведь все умрем, а после нас хоть потоп. Разве нет? Вот далось вам это человечество? Ты, Варяг, хоть представляешь, сколько людей из тех, кого ты так спасти хочешь, на вертел тебя насадят, и будут поджаривать на медленном огне? Вы задумывались, сколько людей, охотно ваши кишки на свои ножи намотают? Что вы дурью маетесь? Мне вон тоже, человечество это, по честному скажу, до одного места. Так что мне еще время свое драгоценное тратить, спасая кого-то? Да я что их знаю, что ли? Чужие проблемы, знаешь ли… Вот помню, раньше, после армии пошел в органы. Ну, там, туда сюда, участковым стал. Спокойно делал свое дело, а люди в спину мне смотрят зло. Детишки кричат — мусор, мент, легавый. За что? Я ходил на участке, спрашивал какие проблемы, а мне в ответ да иди ты ментяря в эту самую… Чего, мол, толку от вас нахлебников. А я думал дело нужное делаю. Взяток никаких не брал, да и какие взятки у участкового? И жена потому ушла от меня да сынишку бросила. Дескать, я такой честный, что со мной жить противно. На лексусах не езжу, как некоторые коллеги. Ну и кому нужны мои благие намерения и чистые помыслы? А вы со своей миссией кому нужны? Вот у сестры моей, в Барнауле, муж в пожарниках работал. По молодости поначалу гордился. Вот, мол, работа, какая благородная. Людей спасать. В огонь лезть. Но чем больше лет он служил на таком посту, тем больше злым становился. Вот иной раз приедут тушить, собирается толпа зевак, и понеслось! Эти пожарники мол нихрена не умеют, только спят да жрут! Да они все пьяные! Да они без воды приехали! Представляешь? Это баранье стадо думало, что у них в пожарной машине атлантический океан воды, не иначе. А в газетах борзописцы разные что писали?! Сами нихрена не разобравшись. Алкаши горят и с топором на пожарных кидаются, которые их должны спасти. Люди просто плюют в след. Иной раз кто-то бранзбойт отобрать пытается, мол, какого хрена тут тушите, там искры на мой гараж летят. Я гостил у них однажды в Барнауле. Тушили они особняк у крутых каких-то, а там шлюхи в дорогих нарядах бегают и матерят пожарных, пинки им дают. Самим лет по шестнадцать а изо ртов у них презиками воняет. Зато они, понимаешь, из элиты, высшая ступень общества! Как-никак подстилки коммерсантов да мафиозников. Это вам не хухры-мухры! И вот и позволяли себе такое в отношении огнеборцев. А те тушат и, наверное, думают, что было бы неплохо вместо пожарки сюда танк, а вместо бранзбойтов автоматы Калашникова. И вырезать нахрен ливер всему этому отребью! А случай был, тушили гаражи, а там, в одном из них баллоны ацетиленовые и бочки с бензином. Хозяин стоит рядом и не говорит ничего сука, что у него там. Двоих пожарных из отряда родственничка моего поубивало взрывом. Он мне однажды сказал такую вещ. Ну, понимаю, что со зла и под водочку. Но вот ты подумай, Варяг, над его словами. Сказал он, что спасание людей, это преступление над эволюцией и противоестественный отбор. Смог сам выжить и спастись, достоин жизни. А нет, так и делать ему на этой земле нечего. Все. Понимаешь? Я-то раньше не согласен был. Еще была вера в какие-то добродетели. В долг. Да только пустое все это. После ядрены я понял, случилось то, что должно было. И прав был родственник мой. Были и среди ментов и среди врачей и среди пожарных да военных некоторые, кто в такой момент свой долг исполнить пытались. Немногие, но были. И что? Да их первых толпа, одуревшая и обгадившаяся от страха, разорвала на куски.

— Ишь как подробно рассказываешь. Наболело, смотрю? А что, плохих и никудышных пожарных да нечестных ментов не бывало? — усмехнулся Варяг. — Ты сам говорил и про своих коллег, которые защитников дома советов расстреливали на стадионе и про тех, кто на лексусах ездил.

— Да везде тварей хватало. И врачи бывали, которые калечили и убивали своим непрофессионализмом. И такие, что на больного и не посмотрят, если он на стол пакет с шампанским и коробкой конфет не поставит как минимум. Только чего обобщать? Чего всех в одну кучу дерьма? Были благородные профессии. Конечно. Но и люди всякие были, которые эти должности занимали. Так что…

— А ты сам только что обобщал, говоря про человечество. Разве нет? Вот скажи, чего ради, ты тогда кинулся Аминат спасать тогда, если тебе пофиг на людей?

— Ну, по ситуации. Была возможность спасти. Вот и спасли. С нас не убудет. Да и девчонку жалко стало. Кричала. А это знаешь… Ну мужик по любому кинется девчонку спасать. Это как в подсознании что-то. Типа расчет на особую форму благодарности от спасенной. Ну, понимаешь, о чем я? Ну так и вышло. У сынка моего теперь спутница жизни. Чем плохо?

— Ах, вон оно как, — Яхонтов покачал головой. — Корыстный интерес значит?

— Да почему корыстный? Да хоть и корыстный? А в отношениях людских все на корысти, если так судить. И баба с мужиком живет тоже за интерес. И, знаешь, не только за брючный интерес, если ты понимаешь, о чем я. Ну, пожрать мужик добудет. Дров принесет. А если сам здоровый, да особо о проблемах своих не конопатит мозги бабе своей, то вообще замечательно. И потомство нормальное зачать сможет. А Борька мой вон амбал какой. Это ничего что глаз один потерял. Зато силища у него, будь здоров. Если захочет, трубу железную в узелок завяжет. И молчит много. И охотник хороший. И, между делом, прижмет бабу так, что ее радостные визги в метро слышно будет. А ежели что, и в морду даст. Хозяином себя завсегда покажет.

— Неужели все так примитивно? — Варяг пристально посмотрел на собеседника.

— А ты как думал? Ты о высоких матерях думал? — Дыбецкий засмеялся, — да где они, материи эти? Вон, собак моих видал? Знаешь, какая разница между человеком и собакой?

— И какая же между ними разница?

— От собак природа не страдала. И все.

— Слышь, старлей, — послышался голос Сквернослова, который давно махнул рукой на этот спор и смотрел в перископ, о котором на время забыл Варяг.

— Чего?

— А ну глянь, сюда, тут люди какие-то. Может, ты их знаешь?

Дыбецкий прильнул к смотровому прибору. На улице светало. Город еще был в одеянии сумерек, но трех вооруженных людей в перископ разглядеть было можно. Они были одеты в теплые спортивные костюмы. Лица их скрыты под поднятыми воротниками шерстяных свитеров. На головы натянуты капюшоны. В руках оружие. У одного «Калашников» с оторванным прикладом у других ружья. На одном ружье, кустарным способ приделанная оптика для пневматики. Снайперский эффект такой сомнительный прицел едва ли давал, но добавлял внушительности оружию. Троица стояла в десятке метров перед луноходом и с интересом смотрела на машину.

— Ох, мужики, недоброе чую, — пробормотал милиционер. — Бандиты.

— Ты уверен? — Нахмурился Варяг.

— Я же мент, — Дыбецкий усмехнулся. — Они себя кем угодно назовут. Но говорю вам, бандиты это. По следам пришли.

— Так, Славик, Коля, выходим через шлюз. Я первый. Если сзади кто-то есть и меня на выходе подстрелят, закрывайтесь наглухо. Если там нет никого, то я выхожу и становлюсь перед машиной. Буду говорить с ними. Вы носа не высовывайте. Как услышите выстрел, сразу выскакивайте и на поражение. Славик, твой борт правый. Коля, левый. Ясно?

Братья закивали.

Луноход был припаркован таким образом, что кормовую часть держать снаружи под прицелом было сложно. Машина была в хорошем укрытии между домом и старым мусоровозом. А сразу за кормовой аппарелью была стена соседней высотки, стоящей уступом, как и все четыре здания. Варяг выбрался на улицу и, повесив на плечо свой автомат, стволом вниз, вышел из укрытия и встал перед носом лунохода.

— Здорова братцы, — кивнул он непрошенным гостям.

Бандиты, увидев человека, приготовили свое оружие. Однако то, что у него автомат просто болтался на плече, немного их успокоило, и они опустили стволы.

— И тебе не хворать, — угрюмо буркнул тот, что стоял впереди остальных. Это у него было ружье с оптикой.

— Вам чего? — Варяг улыбался, изображая непосредственность и дружелюбие.

— От метромоста сюда следы ведут. Ты в метро ходил? — в голосе бандита слышались нотки угрозы.

— Нет, конечно, что я больной что ли.

— А следы чьи?

— Да кто его знает? Мало ли кто ночью бродит.

— Слышь фраерок, ты нам фуфло не гони тут. Следы здесь и заканчиваются. Ты про запрет на походы в метро не слыхал? Может популярно растолковать?

— Парни, я что-то не понимаю, в чем причина кипеша? А? Я в метро не ходил. Еще вопросы есть?

— А ты не напрягайся, мужик. Есть следы, есть кипешь. Понятно? А тех, кто в метро лазит, кончают, ежели ты запамятовал. Так что давай ты нам хамить не будешь, а мы вместе подумаем, как тебе геморроя избежать. А то ведь ты ломом не подпоясанный. Как с тобой поступим?

— И как?

— Мзду плати. Тогда мы глаза на твои проделки закроем. И, глядишь, следы твои затопчем, чтоб другие с глупостями не приставали. Уразумел?

— И чем платить?

— Автоматик у тебя хороший.

— Мне тоже нравится, — усмехнулся Яхонтов.

— Ты не выеживайся. Давай автомат. Два рожка к нему. И сорок литров соляры.

— А где я вам солярку возьму?

— Слышь, дядя, ты нас совсем за лохов держишь? Твой тарантас святым духом питается что ли? Если не соляра, то бензин. И давай, мозги не парь. Торопимся мы. Так что пока можем по-хорошему разойтись, давай так и поступим. А то просто завалим тут тебя, как и положено поступать со всякими метропроходцами. А если не сами завалим, то вертухаям шепнем. Закон блюсти надо.

— Ладно. По-хорошему, так по-хорошему. — Варяг вздохнул и, заложив большой палец правой руки за лямку автомата, стал медленно опускать плечо, на котором тот висел. Затем резко дернул рукой и оружие, кувыркнувшись в воздухе, точно легло ему в ладонь рукояткой как раз в том момент, когда Яхонтов стал падать на левый бок. Первые пули вырвались из ствола автомата еще до того, как Варяг упал. Он попал точно главарю в грудь. Другой бандит успел отреагировать и выстрелил, но Яхонтов не зря завалился на бок. Пуля врага лязгнула о корпус лунохода.

Сзади раздались характерные хлопки автоматных очередей. Николай и Вячеслав сделали все так, как и сказал им Варяг. Вражеский автоматчик рухнул в снег, разбрызгивая кровь из нескольких смертельных ран. Третий бандит успел перекувыркнуться через небольшую снежную дюну, нанесенную ветром, и скрылся в темноте.

— Черт! Убейте же его кто-нибудь! — Заорал Варяг и кинулся следом.

Братья бросились за скрывшимся в сумерках командиром. Впереди вспыхнули отсветы выстрелов и три раза грохнули выстрелы. Затем чертыханья Варяга.

— Пацаны! Ну, вашу мать! Чего вы упустили его?! Сейчас он сюда такую кодлу приведет! Будьте уверены! — сокрушался остановившийся Варяг. — Вы какого хрена вдвоем по одному били? Цели разделять между собой надо! А вы вдвоем по одному придурку лупили, а другой убежал!

— Да откуда я знал, что Колян в моего жмурика будет стрелять?! — огрызнулся Сквернослов.

— А на нем написано, что он твой?! — зло бросил в ответ Николай. — Новое убийство, совершенное Васнецовым не вызвало на этот раз в нем ровным счетом никаких эмоций. Просто пустота и легкое удовлетворение оттого, что его выстрел достиг цели. Казалось, стрельба в людей становится для него чем-то обыденным. Если учесть, что в метро он тоже стрелял в людей, пусть и бывших.

К ним подошел Дыбецкий.

— Ну, все ребята, сейчас начнется, — вздохнул он.

— Что? — Яхонтов уставился на него.

— Так это. Он сейчас всех своих поднимет. Облава начнется. Вам к конфедератам уходить надо. Они бандитов не любят. Воюют с ними. Так что вас примут. Уходите за Новоарбатский мост. За ним сразу «Белый дом». И поскорей сваливайте.

— А ты как же?

— А что я? Ежели вы уйдете сейчас, то нас беда минует. Они ведь по следу вашему пойдут. Не до обшариваний подвалов им будет. Отсидимся денек и нормально.

— Хорошо, — Варяг кивнул. — Мы сейчас уйдем. Только…

* * *

Как ни странно, космонавтов долго уговаривать не пришлось. Их вообще не пришлось уговаривать. Узнав, что произошло на улице и что им срочно надо ретироваться, Андрей и Юрий, молча вышли из подвала и уселись на свои места. Луноход снова тихо загудел своим двигателем и отправился в путь. Подавленные горем космонавты кинули прощальные взгляды на свой мертвый дом.

Новоарбатский мост оказался довольно близко. Они проехали еще несколько опустевших дворовых скверов, мимо жилых и длинных высоток, и оказались на широком проспекте, по ту сторону которого, виднелась полуразрушенное здание гостиницы «Украина». Выехав на заснеженный проспект, машина повернула направо. В сторону подъема на мост. Было очень хорошо видно знаменитый «Белый дом», который находился на том берегу, слева от моста. Пять верхних этажей в здании отсутствовали. Однако следов разрушений вокруг здания видно не было. Видимо обломки строения давно убрали. В самом доме советов мало что напоминало о той особенности, из-за которой его назвали «Белым домом». Сейчас он был больше черным. Из подавляющего числа окон вверх тянулись мазки сажи и копоти, от бушевавших тут некогда пожаров. Однако, как ни странно из верхнего этажа торчали длинные флагштоки, на которых развевались четыре знамени. Российский триколор, черно-желто-белый русский национальный флаг, красное советское полотнище с серпом и молотом и красное знамя Москвы со святым Георгием Победоносцем. Это было в некотором роде свидетельством наличия в данном районе хоть каких-то признаков активной жизни и элементов власти. Миновав самую высокую точку моста, путешественники увидели еще кое-что. На обширной бывшей автостоянке, перед изрядно обветшалым, но все еще целым зданием мэрии, стояло четыре танка и бронетранспортер, которые ощетинились стволами орудий и крупнокалиберного пулемета КПВТ в сторону моста. Боевая техника была аккуратно обложена кусками бетона, которые, видимо были обломками верхних этажей дома советов.

Николай пытался разглядеть то, что было впереди, включая эти танки, но ему мешали затылки космонавтов и широкая спина Сквернослова, который загородил собой все окно в переднюю кабину. Ему тоже было любопытно посмотреть, и он опередил Николая. Как впрочем и Варяг, который даже на время оставил перископ, присоединившись к Вячеславу в его созерцании через лобовое стекло. Воспользовавшись, случаем, Васнецов тут же прильнул к перископу и стал вертеть его, в поисках высоченного здания бывшей мэрии и танков перед ним. Линза перископа скользнула своим зорким глазом по замерзшей Москве-реке, над которой они сейчас проезжали. Николай продолжал вертеть перископом, как вдруг до его сознания, наконец, дошел тот зрительный образ, который показался настолько странным, что он даже не обратил на него никакого внимания. Снова поймав в объектив, панораму реки слева от моста, он увидел это. На большом участке льда, расчищенном от снега, в гордом одиночестве, рисовала коньками безупречно ровные круги на ледяном поле, молодая девушка в высоких, снабженных лезвиями белых сапожках, в которые были заправлены черные спортивные штаны. На девушке был бело-красный свитер в полоску и с высоким «горлом». Из-под белой вязаной шапки с пышным красным бубоном свисала длинная русая коса с голубым бантом, который, раскачиваясь от ее движений, игриво терся о низ ее спины. Девушка рисовала очередной круг, затем восьмерку. Затем делала спираль, приближаясь к центру ранее нарисованного коньками круга. Потом вертелась на месте, то гордо и статно заводя руки за спину, то разводя их в стороны. Снова круг. Восьмерка. Теперь она вертится на одной ноге, подхватив другую руками и выставив перед собой. Эта картина завораживала. Пьянили эти идеально отточенные движения красивого тела, чью грацию и привлекательность не могла скрыть теплая одежда. И все это было слишком невероятным, чтобы являться правдой. В жгучем холоде, на руинах цивилизации, разве может прийти кому-то в голову кататься на коньках по вечному льду, среди разрухи и смерти?

Девушка остановилась. Она стояла спиной к движущемуся по мосту луноходу. Николай стал крутить ручную рукоятку зума на перископе, максимально приближая девушку, которая была примерно в пятистах метрах от моста. Теперь она казалась совсем рядом. Даже было видно, как приподнимаются ее плечи. Тяжело дышит. Устала.

Она, вдруг, повернулась вполоборота, и посмотрела в сторону лунохода. Прямо ему, Николаю, в глаза. Бледное лицо, испещренное оспинами и морщинами. С большими черными глазами, как у морлоков в подземелье. С плотно сжатыми от постоянной боли губами…

— Рана! — воскликнул Николай и отпрянул от перископа.

— Ты чего, Коля? — Яхонтов уставился на молодого человека. — Ты ранен что ли?

— Да нет же! Там она! Которую мы в питомнике… Которую я застрелил тогда на кордоне! Рана!

Варяг прильнул к перископу и стал смотреть. Затем немного повернул вправо затем влево.

— Коля, тебе показалось.

Васнецов взглянул в смотровую щель. Там, где он увидел катающуюся на льду Рану, действительно ничего не было. Даже расчищенного от снега льда. Просто испещренные следами грязные сугробы.

— Но я же видел. Я своими глазами видел. — Пробормотал он.

Варяг снял с ладони перчатку и потрогал лоб Васнецова.

— Парень, да у тебя кажется жар.

— Я в порядке.

— Да где же в порядке, если тебе мерещится всякое?

Луноход внезапно остановился. Он уже почти пересек мост и уже должен был выехать на площадь свободной России.

— В чем дело? — искатель обратился к Юрию Алексееву, который управлял машиной.

— На танке прожектор три раза моргнул. Наверное, предупреждение нам. Что скажешь, ехать дальше?

— Нет. Погоди-ка. — Варяг принялся рыться в вещах, уложенных под сидением. Вскоре он извлек оттуда лыжную палку и чистую белую майку. Привязав ее к палке, он протянул этот белый флаг через окно Алексееву. — Приоткрой дверь и помаши этим.

Космонавт сделал так, как сказал Яхонтов. Прожектор на одном из танков зажегся и через несколько секунд потух. Затем его длинное орудие начало медленно опускаться вниз.

— Давай потихоньку езжай прямо и глаз с танка не своди, — Варяг хлопнул Юрия по плечу.

Тот убрал белый флаг и, закрыв дверь, стал двигать луноход на самом малом ходу. Когда машина пересекла площадь, танковый прожектор снова зажегся и, башня слегка повернулась, направив ствол прямо на луноход.

— Стой! — крикнул Яхонтов.

Машина остановилась. В снегу возле стоянки показался одетый в тулуп человек с красной повязкой на рукаве. На плечах тулупа, красной краской были намалеваны лейтенантские погоны. На распущенную военную ушанку была натянута вымазанная известью армейская каска. Лицо человека скрывал респиратор и очки стрелка переносного зенитно-ракетного комплекса. В руках он держал оснащенный гранатометом и невероятно большим оптическим прицелом автомат, похожий на «Калашников». Вероятно, это был «Абакан».

Человек подошел к луноходу и с интересом осмотрел машину. Затем хлопнул ладонью по водительской двери. Алексеев приоткрыл ее.

— Вы кто такие? Откуда и куда направляетесь? — спросил лейтенант, опустив респиратор.

Яхонтов просунул голову в соединяющее два отсека машины окошко и произнес:

— Мы искатели.

— Какие еще искатели?

— Ну, это типа сталкеров. Только неместные мы. Из Калужской области.

— Неместные? Ишь, понаехали тут, — недовольно проворчал лейтенант. — А что за машина у вас странная?

— Вездеход для геологоразведки вроде. Я сам толком не знаю. Вон в танках ваших разбираюсь. А в такой спецтехнике не очень. Ездит и ладно. Чего нам…

— Ну а в Москве чего вам надо, тем более на территории конфедеративного союза?

— Да мы проездом. И тут у нас стычка была у Киевского вокзала с бандитами. А мы слышали, что тут у вас военные. Ну, мы и решили к вам. Подумали, что безопаснее для нас будет. Мы трое, тоже военные. Летчики бывшие. А со мной еще сыновья моего пропавшего без вести друга. Майора десантника. Так что, вроде как свои.

— Вроде как говоришь? Какие же вы свои, если не из Москвы? Да тут и не каждый Москвич свой.

— Так мы же русские. Соотечественники.

— А какая разница, русские или нет? Нам эти соотечественнички, на подступах к Москве, хуже Гитлера с Мамаем. Небось, знаешь, как к Москвичам относятся за сто первым километром, а? — Человек зло посмотрел на Яхонтова.

— А мне что? Ты не думай что там все такие. Да и глупо это. Беда ведь общая.

— Все, не все. Глупо, не глупо. Беда не беда… Это еще разобраться надо. Давайте малым ходом за мной. И без глупостей. Ты сказал, что в танках разбираешься. Значит должен видеть, что тебя Т-90 на мушке держит. В момент от вас труху оставит.

— А он все равно выстрелит, даже если ты рядом с нами будешь? — Варяг улыбнулся.

Лейтенант, однако, таким чувством юмора не обладал. Он щелкнул затвором автомата и крикнул.

— Я сказал без глупостей!

— Эй, ладно. Пошутил я! — махнул рукой искатель.

— За мной следовать, — зло прорычал лейтенант и двинулся в сторону «Белого дома».

— Так ты садись, мы подвезем. Только скажи куда! — Крикнул вслед Яхонтов.

— Я сказал за мной! Вы задержанные теперь, до выяснения! Думаешь, шутки с вами шучу?! У нас законы военного времени действуют! За мной, вашу мать!

Луноход послушно покатил следом за проваливающимся в снег по колени лейтенантом.

* * *

Они долго плутали под конвоем с завязанными глазами. Пришлось починиться группе вооруженных до зубов военных, которые встретили луноход у самого парадного входа в дом советов. Было очевидно, что они внутри здания. Можно было понять по звукам шагов и разговорам, что тут весьма многолюдно. И казалось, что водить по коридорам подвала здания их будут бесконечно. Пока, наконец, их не завели в какое-то помещение и, усадив на диван, не сняли с них повязки.

Помещение было просторным. Без окон, что не удивительно, поскольку, скорее всего это был подвал. Внутри было электрическое освещение от ламп дневного света. Поначалу пришлось зажмуриться. Они сидели на старом кожаном диване перед длинным столом, за которым сидело три человека в военных мундирах без погон. Это были уже пожилые люди, в которых еще осталась былая армейская выправка. Позади них, в углу, сидел человек помоложе. Ему было около сорока пяти лет. Он сидел в кресле, закинув обутые в высокие армейские ботинки ноги на стул. И если тройка за столом ничем примечательным не выделялась, обладая обычными, незапоминающимися лицами и будучи похожими, друг на друга, то этот четвертый в углу имел более выразительную внешность. Он был одет в черный полушерстяной мундир морского пехотинца. Под стянутым на казачий манер портупеями кителем виднелась тельняшка. На рукаве самодельная нашивка с черепом и скрещенными за ним костями. На голове, натянутый на лоб черный берет, со знаком радиоактивности, вместо кокарды. Из под берета были видны темные, на удивление аккуратно стриженые волосы с седой челкой и седыми висками. Черные усы опускались к подбородку, а лицо его было покрыто темной щетиной. Он смотрел не так как эти трое. Не усталыми глазами, а каким-то недобрым взглядом карих глаз из-под густых бровей. Взглянув на него, Николай почувствовал исходящую от этого человека угрозу.

— Назовите себя. — Четко и властно произнес центральный из тройки в военных мундирах.

— Яхонтов Варяг. Это мои товарищи. Алексеев Юрий, Андрей Макаров, Вячеслав Сквернослов и Васнецов Николай.

— Кем были на момент катастрофы?

— Мы трое, военные летчики. А эти еще детьми были.

Сидевший справа, за столом молча, раскрыл какой-то планшет перед собой и стал проводить на нем какие-то манипуляции руками, издавая при этом ритмичные щелчки.

— Да это у вас не иначе компьютер?! — воскликнул удивленно Варяг. — Ноутбук?!

— Совершенно верно, — кивнул тот, что в центре.

— И что, рабочий?

— А как вы думаете?

— Так, — хмыкнул человек с ноутбуком. — Яхонтов. Назовите вашу часть и звание на момент катастрофы. И личный номер желательно.

Яхонтов назвал. Номер он тоже помнил.

Услышав это, человек с компьютером утвердительно кивнул своим товарищам, затем обратился к космонавтом.

— А вы двое служили в Энгельсе?

— Так точно, — угрюмо пробормотал Алексеев.

— И куда были переведены?

— Откуда вы все это знаете…

— Отвечайте, пожалуйста, на поставленный вопрос.

— В отряд космонавтов. Переподчинены в другое ведомство.

— Значит вы космонавты?

— Совершенно верно.

— У вас там что, база данных на всех военных? — поинтересовался Варяг.

— Есть такое дело, — натянуто улыбнулся центральный. — Сейчас вас проводят в карантинный блок. Вы пройдете медосмотр. После, возможно поговорим.

 

15. Квинтесенция войны

Пройдя медицинский осмотр, они оказались заперты в большой карантинной комнате, где не было ничего, кроме десятка деревянных шезлонгов и решетки, разделяющей эту комнату на две половины. Путешественников завели за решетку и предложили отдохнуть на шезлонгах. В другой части комнаты стоял стул с маленьким столиком и, на белой стене, висела какая-то картина. В комнате с потолка в двух местах свисало две лампочки, но только одна из них горела. И то очень тускло. Разглядеть картину было сложно. Николаю медосмотр показался довольно унизительной процедурой, однако она выявила у него повышенную температуру. Врачи конфедерации дали ему какой-то белый порошок, выпив который Васнецов почувствовал некоторое облегчение и сонливость. Он лежал на шезлонге в полудреме, однако слышал разговоры своих товарищей.

— Ну, попали мы, мужики, — вздохнул Сквернослов. — Чертов Дыбецкий насоветовал, к конфедератам податься. Теперь мы в плену, не иначе.

— Слышь, Славик, — послышался голос Яхонтова. — Ты чего раньше времени воздух напрягаешь? Это карантин. Нормальное дело. Ребята вон, из космоса к нам прилетели, и мы их тоже поначалу в карантин поместили. Забыл? И все это говорит о том, что тут серьезная сила и серьезные люди. Не одичавшие. Все правильно делают. Как у нас в Надеждинске. И электричество, вон. И ноутбук у них даже рабочий есть. Даже с базой данных на военнослужащих. Я лично не вижу причин для тревоги. Мы сможем с ними договориться.

— Ну-ну, — Сквернослов скептически хмыкнул. — Мне тот дядя в черном мундире совсем не понравился.

— И с чего? — спросил Варяг. — Он вообще молча сидел и вопросов не задавал.

— Зато смотрел как. Нет, Колян прав был. Надо было валить из Москвы. Сразу.

— А мы что делаем? А? Только надо полгорода пропилить. И через чью территорию нам ехать? Душманов? Фашинов? Еще каких-нибудь бандерлогов? А тут свои вроде. Так что успокойся.

— Сколько мы тут уже взаперти? — Тихо спросил Алексеев.

— Часа четыре, — ответил Яхонтов.

— И сколько еще торчать?

— Ну, кто ж знает. Вы у нас вроде почти сутки в карантине были. Так?

— Ну так.

Внезапно зажглась вторая лампа. Она оказалась гораздо ярче первой. В комнате стало совсем светло. Дверь открылась, и в комнату вошел тот самый человек в черном мундире и берете. Теперь было видно, что на ремне у него висели черные ножны, в которые был вложен самурайский меч. Он медленно прошел мимо решетки и сев на стул сурово взглянул на пятерку путешественников, развалившихся на шезлонгах.

— Какие новости, уважаемый? — спросил у него Яхонтов, поднявшись и сев на своем ложе.

Тот в ответ усмехнулся уголком рта и пощипал свой черный ус.

— Так это у вас геологический вездеход? — заговорил, наконец, он низким голосом.

— Ну да, — Варяг пожал плечами.

— На луне нефть добывать собирались? — в очередной усмешке человека теперь читалась издевка.

— Да луноход это, чего головы морочить друг другу. — Проворчал Макаров, который секунду назад казался спящим.

— Почему сразу не сказали? — зло спросил усатый.

— А ты сразу поверил бы? — теперь усмехнулся Варяг.

Человек в черном ничего не сказал в ответ, пока не достал из кармана мятую пачку сигарет и закурил.

— Ну, и что вы еще от нас утаили?

— Да ничего мы не утаиваем. Ты спрашивай, а мы ответим, — хмыкнул Яхонтов. — Хотя мне конечно интересно, что вы о нас еще узнали.

Усатый достал из кармана несколько сложенных листков пожелтевшей бумаги и развернув их хитро посмотрел на Яхонтова.

Николай медленно поднялся со своего ложа и взглянул на этого человека, затем на картину на стене за его спиной. Там была изображена островерхая гора из человеческих черепов, над которыми вилось черное воронье. Гора отбрасывала зловещую тень в сторону видневшегося на горизонте города, лежащего в руинах. Какой-то художник весьма красноречиво изобразил все то, что представлял из себя нынешний мир. Но ясный солнечный день на картине и сухая пустыня, были словно издевка над выжившими людьми, обитающими под серым и беспросветным сводом туч, среди холода и снега.

— А пока вы тут чалитесь, много чего интересного произошло. — Продолжал усатый. — Во-первых, со стороны Киевского вокзала к нам пришел парламентер от бандитов и передал нам их ультиматум. Отдавайте, дескать, нам тех рукопомойников, что наших братков завалили. И еще сказали, что вы ходили в метро. Это так?

— Я. Я ходил в метро, — устало произнес Николай.

— Вот как? А зачем?

— Какие-то твари захватили где-то девушку и тащили ее туда. В метро. Я пытался спасти ее. Она на помощь звала. — У Васнецова больно кольнуло сердце, когда он снова вспомнил ее крики и зрелище ее истерзанного тела.

— Спас?

— Нет…

— А ты знал, что в метро ходить нельзя? Ты знал, что если каким-то чудом выберешься оттуда, то можешь подвергнуть смертельной опасности людей на поверхности?

— Нет. Не знал.

— И как тебе удалось вернуться оттуда?

— Я не так уж глубоко и заходил. Когда понял, что девушку не спасти, то вернулся.

— А что с ней стало? — Усатый снова усмехнулся с издевкой.

— Ее какие-то людоеды загрызли.

— Ну ладно. Допустим. Однако этим дело не кончилось. Сразу после бандитов, со стороны Садового кольца приперлась делегация от душманов. И очень интересную вещ рассказали. И тоже с ультиматумом, кстати. Они сказали, что миссия по спасению земли, может быть возложена всевышним только на правоверных. А нечестивые неверные не имеют права брать на себя ответственность за судьбу выживших людей. Но и это еще не все. После духов пришли представители одной из фашистских группировок. Они сказали, что нынешний мир, есть чистилище для людей, которые, пройдя все эти испытания, должны очистится от слабых и немощных, унаследовав землю новому, совершенному и сильному человеку высшей расы. И поэтому нельзя допустить, чтобы вы выполнили свою миссию и прервали естественный отбор для сверхчеловеков. Потом пришли парламентеры от сектантов, которые потребовали вас казнить. Так как земной Армагеддон есть божий промысел, и вы не имеете права идти против воли бога, и посему они запросили ваши головы, как впрочем, и все остальные отморозки. Ну, и что вы скажите на это?

— А что сказать? — спросил в ответ Яхонтов.

— Что за миссия?

— Мы направляемся на Аляску. Там есть спецустановка ХАРП. Ее запустили еще до ядрены. Вероятно, что-то там не так пошло, но выключить ее уже никто не смог. Она продолжает работать. И она медленно, но верно уничтожает планету. И еще есть мнение, что облака сконденсированы ей. Пыль после ядерной войны давно должна была осесть. Но облака сковали всю землю и конца этому не видно. Мы решили уничтожить ХАРП и дать остаткам человечества еще один шанс. Во всяком случае, мы надеемся, что это поможет.

— Однако, — хмыкнул человек в черном. — Не перевелись еще на земле русской богатыри, да? Надо быть либо кончеными идиотами, либо настоящими героями, чтобы пойти на такое.

— А каков все-таки окончательный вердикт вашего руководства? — Варяг выжидательно посмотрел на него.

Человек бросил сигарету на пол и медленно растер ее каблуком ботинка.

— Мы можем вас отдать. И выполнить условия ультиматума, тем самым отведя от нашей конфедерации беду. Но ультиматум нам поставили четыре группировки. Отдав вас одним, мы, тем не менее, можем все равно вызвать гнев остальных. Однако есть кое-что, делающее этот первый вариант невозможным. Во-первых, мы постоянно в состоянии войны и с фашинами, которым не по нутру, что у нас в общине люди десятков национальностей проживавших когда-то в России и даже за ее пределами. Мы всегда в состоянии войны с духами, для которых мы все нечестивые кафиры и потенциальные рабы. Мы всегда воюем с сектантами, которые хотят насаждать среди всех людей какие-то дикие культы и стремление к ритуальным самоубийствам. Мы воюем с бандитами, просто потому, что они бандиты и ничем не лучше ни первых, ни вторых, ни третьих. Тем не менее, сейчас против нас выступить все четыре группировки. Это плохо. Но, будучи сами между собой непримиримыми врагами, они вполне могут вступить в бой и между собой. Такую возможность упускать нельзя. И наконец, здесь, в конфедеративном союзе есть еще люди, которые помнят что такое честь русского офицера. Так что никто вас просто так на растерзание зверью не отдаст. Тем более если учесть, что ваша миссия, правда.

— Откуда они все могли узнать о нашей миссии? — Варяг по очереди взглянул на своих товарищей.

— Дыбецкий, сука, слил! — Воскликнул Сквернослов. — Точно говорю. Мы только ему говорили! Вот падла!

— Тихо, Славик, — Николай мотнул головой. — Туда могли прийти бандиты, чьих людей мы убили. И эти бандиты могли сунуться в подвал. Милиционер мог не выдержать пыток или издевательств над своими близкими. Ведь может такое быть, а Варяг?

— Очень может быть, — кивнул Яхонтов. — В таком случае очень мы подвели людей.

— Атаку можно ожидать в ближайшие пару часов. — Заявил человек в черном. — Вы способны держать в руках оружие?

— С этим как раз проблем нет, — кивнул Варяг, затем указал рукой на картину. — Это ведь работа Верещагина, так?

Человек обернулся, взглянул на висящий холст, затем вернул свой суровый взгляд на искателя и кивнул.

— Да. Василий Верещагин. Апофеоз войны.

— А подлинник кажется, в Третьяковской галерее был. Верно?

— Подлинник перед тобой. От Третьяковки мало что осталось. Мы перетащили сюда все что смогли. Включая и это. Как-никак культурное наследие былого, — усатый опять усмехнулся, показывая крупный клык.

Яхонтов прислонился лбом к решетке и пристально посмотрел на гору черепов.

— Вы специально ее тут повесили? Для душевного смятения задержанных? — Варяг грустно улыбнулся. — Мне пятнадцать было, когда я побывал в Третьяковской галерее. Я помню ее. Я ее видел там. Странно. Мне почему-то казалось всегда, что она зовется «Квинтесенция войны». Разве нет?

— Апофеоз войны, — он мотнул головой и распахнул решетку, отперев ее большим флажковым ключом. — Идем. Вам вернут ваше оружие.

— Слушай, ты нам так и не представился. — Варяг внимательно посмотрел в черные глаза усатого человека в черном.

— Меня обычно называют Людоед. — Зло улыбнулся он и поправил свой берет, сместив его к затылку. — Да ты не очкуй, Яхонтов. Это меня не из-за гастрономических пристрастий так зовут. Просто характер у меня такой. А вообще я Илья. Фамилия Крест. Идем. Скоро время ультиматума выйдет.

* * *

— Эй! Ундерменьши! Ультиматум кончился, продавшиеся вы краснопузым и черномазым свиньи! Не слышим ответа! Недочеловеки хреновы! — Этот крик, усиленный рупором, донесся со стороны Рочдельской улицы и эхом пронесся над пустынной и широкой улицей с тыльной стороны «белого дома».

Не успели рассеяться в воздухе отголоски этого выкрика, как со стороны Садового кольца донесся другой возглас, адресованный так же тем, кто был в доме советов:

— Урус! Ванючька! Сейчас ми вам башька рэзат будем как баранам, иншалла! Каферы паганые!

Как и следовало ожидать, это была не последняя угроза.

— Овцы заблудшие! Да сметет вас пламя гнева Иеговы! Во грехе живете и подохните как собаки! Кто смеет усомниться в промысле божием?! Смерть еретикам! Смерть богоотступникам! Ваше время вышло!

И наконец, со стороны Новоарбатского моста:

— Эй, фраера! Вы че себе думаете там на! У нас перьев хватит всякому из вас под каждое ребро ввинтить! Отдавайте петухов! Или кончен базар да пошла мазня по стенам! Думаете, мы тут шуткуем, а?!

На улице усилился ветер, который гудел в пустых окнах и трепал знамена на крыше здания. Скрипели раскручиваемые ветром вертолетные лопасти четырех ветряных электрогенераторов, установленных на обоих крыльях здания. Николай поежился, прижимая к себе автомат. Они находились на втором этаже основания дома советов в длинном, тянущемся вдоль огромных окон помещении. Окна были от пола и поэтому их заложили на полтора метра бетонными блоками и мешками с песком. Кроме команды из Надеждинска тут было еще полсотни вооруженных бойцов. Это несколько успокаивало. Сложно было себе представить, какая сила сейчас кинется на них в атаку, но обилие изготовленных к шквальному огню стволов огнестрельного оружия вселяло уверенность в победе. Хотя воспоминания о висящей в карантинной комнате картине несколько отрезвляли бравадный и воинственный пыл. Все-таки война, это в первую очередь смерть, а уж потом, быть может, победа.

— Слышь Людоед, тебе не кажется, что эти отморозки действуют сообща? Может они союз заключили? Как такое может быть? — Варяг толкнул Илью в плечо.

— История знала и более противоречивые и неподдающиеся логике союзы. Я не исключаю, что они объединились. И ничего удивительного. Есть кое-что, роднящее их между собой. — Людоед все-таки отказался от своего берета, который с удовольствием носил в помещении. Теперь на нем была черная кожаная ушанка, какие носили на флоте. И черная шинель без погон и со странными вышитыми надписями на обшлагах — «Got mit uns». Поверх шинели снова казачья портупея, на которой болталась самурайская катана с одной стороны, и кобура с другой.

— И что их роднит?

— Они уроды все.

— Дела плохи, если они объединились. — Варяг почесал бороду и поправил на лице защитные очки.

— Да ерунда. Если они объединились, значит, нам придется убить больше народу. Вот и вся разница. — Илья оскалился недобро и сменил шапку на выкрашенную в черный цвет армейскую каску с белой надписью — «Я ЛЮДОЕД! ПОСОЛИ СЕБЯ САМ!».

Стоявший рядом молодой боец нервно засмеялся.

— Людоеду только одно в жизни надо. Чтоб на него бежало как можно больше врагов, — сказал он.

— Кончай базар, — рыкнул на него Илья и подошел к высокому офицеру со снайперской винтовкой в руках и одноразовым гранатометом за спиной. На плечах его тулупа были нарисованы двуглавые орлы. Видимо они говорили о генеральском звании. — Что там казаки? — спросил он у офицера.

— Сидят по точкам. Ждут атаки. Отправили пластунов к «Ирбису» и к сталкерам. Может подмога будет.

— Неплохо. Так, ну где там эти пионеры?! — крикнул Людоед в сторону ведущей к лестнице двери. Оттуда показались пятеро мальчишек лет десяти или двенадцати. Николай с удивлением взглянул на них. Зачем здесь дети? У троих были как-то странно скрючены руки, и они прихрамывали. Васнецов видел уже такие симптомы в Надеждинске. Эти трое были больны рахитом, что не удивительно в тех условиях, в которых жили теперь люди.

— Так, мелкие, помните чему я вас учил? Сейчас будет стрельба. Ползайте вдоль позиции и собирайте пустые магазины. Это будете делать вы трое. Вы все равно не сможете снаряжать их патронами. Подаете магазины и ленты этим двум. А вы быстро, как только возможно, снаряжаете их патронами. Вон ящики. На тренировках вы показали неплохие результаты. Сейчас надо сделать это еще лучше. Ясно?!

— Так точно, — пропели тонкие и хриплые голоса детей.

Взглянув в дальний конец этого длинного помещения (или коридора?), Николай увидел, что и там появилась группа детей, которых кто-то так же инструктировал.

— Эй! — Воскликнул Варяг. — Илья! В чем дело?! Зачем тут дети?!

— Это Гавроши. Слыхал про Гавроша во Французскую революцию? Они будут обеспечивать нас боеприпасами. А это будет поддерживать интенсивность и темп стрельбы.

— Да ты в своем уме? Это же дети! Да еще и больные! Отправь их в подвал! Они же погибнуть могут!

— В такое время мы живем, — Илья равнодушно махнул рукой.

— Ну ты натуральный людоед, мать твою!

Крест подошел к Варягу вплотную и пристально посмотрел своими злыми глазами в глаза искателя.

— Слышь, яхонтовый ты мой, ты кто вообще тут есть? Ты здесь никто и звать тебя никак. Понял? Сейчас будет бой во спасение ваших шкур, между прочим.

— Да я сейчас же пойду к тем уродам, что ультиматум вам ставили и сдамся. Нехрен меня тут попрекать. Уж лучше, наверное, с ними, чем с тобой тут!

— Ну, вали герой!

— Отставить! — рявкнул офицер со снайперской винтовкой. — Крест! Иди делом займись, чтоб тебя! Никто никуда не пойдет!

— Да не ори, генерал. Я доброволец. С меня взятки гладки. — Досадливо бросил Людоед и направился к одной из множества дверей в обшарпанной стене.

С левого фланга послышался сдавленный крик одного из бойцов:

— Снайпер!

Все пригнулись, прячась за баррикады.

— Началось, — вздохнул космонавт Алексеев.

Где-то рядом о бетон лязгнула очередная пуля снайпера.

— Черт! Кто там высовывается! — крикнул генерал.

— Так это! Павел Васильевич! Нам же надо дать нашим стрелкам обнаружить его позицию! Вот я и высунулся на секунду! — ответил кто-то в стороне.

— Совсем дурак?! Шапку на прикладе подними!

— Так ведь там тоже не лох сидит. Что он, голову от манка не отличит?

— Ну и получишь пулю в тыкву! Я сказал манками его дразнить!

Где-то со стороны расстрельного стадиона раздался хлопок, и стало слышно приближающееся с невероятной скоростью шипение. Затем грохот, который сотряс пол.

— Гранатомет, — сплюнул Варяг. — Как у них с оружием?

— Видно они где-то склад откопали, если лупят из гранатомета просто по стенам, — пожал плечами генерал. — Ну, ничего. Богаче нас на боеприпасы в Москве один хрен никого нет. — Он отодвинул мешок с песком, за которым была небольшая бойница в бетонных плитах, и стал наблюдать через оптический прицел своей винтовки.

Еще два гранатометных выстрела ударили рядом.

— Черт! Кто-нибудь что-нибудь видит?

— Нет пока. Прячутся суки!

— Связь! Связь, оглох что ли?!

— Я тут! — донеслось из ближайшего помещения.

— Что из здания мэрии докладывают?

— Наблюдают движение с четырех сторон. Это совместная атака. Движутся пока скрытно. Покуда позволяют сугробы, здания и прочий хлам. Их там очень много, товарищ генерал.

— Ничего. Потом все равно им почти сто метров по открытому пространству до здания. Тогда и накроем их. Попадут суки в клещи.

— Вижу шайтанщика с «Мухой»! — крикнули справа, и сразу раздался, словно удар плетки, одиночный выстрел из СВД. — Снял его!

— Меняй позицию! — скомандовал генерал.

Со стороны стадиона застрекотали автоматные очереди. Противник сильно обозлился после того, как снайпер конфедератов подстрелил их гранатометчика.

— Вижу пулеметчика! — крикнул генерал, глядя в прицел. — Работаю!

Еще один похожий на удар плетки выстрел унес еще одну жизнь.

— Есть!

— Генерал! «Браунинг» М2 у шестого ориентира! — закричали с радиопоста.

— Черт! Уйти от стены!

Бойцы прижались к полу и стали отползать. Где-то снаружи загрохотал крупнокалиберный пулемет. Пули стали крошить бетон и разрывать на части мешки с песком. Одна пуля прошла сквозь стык таких мешков и оторвала какому-то бойцу руку у плечевого сустава. Жуткий крик боли заглушил звуки пальбы.

— Медика сюда! Кто видит, где пулемет?! Я ничего у шестого ориентира не наблюдаю! Мешает самосвал! Связь! Скажи стрелкам в мэрии, чтоб работали по «Браунингу», если видят его! Людоед, черт, где ты есть!

— Да сейчас уже! Думаешь это так просто?!

С улицы послышался хор криков. Противник, закидав открытое пространство впереди себя дымовыми пакетами и шашками, ринулся в атаку. Расстояние между границей дымовой завесы и зданием дома советов было в среднем около сорока метров. Так близко подпускать врага нельзя и генерал отдал команду стрелять по дыму. Морозный воздух вокруг, рассекаемый до этого одиночными обменами выстрелов, наполнился звуками шквального огня. Полетели гранаты, многие из которых были самодельными.

Николай не торопился стрелять. Что-то заставило его смотреть на прижавшихся к своим укреплениям людей и с каким-то остервенением ведущих огонь. Почему они это делают? Ведь они, по сути, защищают пять незнакомых им человек из другого города с какой-то непонятной никому миссией. А ведь они просто могли отдать врагу и Николая и его товарищей. Может они рады возможности убивать, или просто выполняют приказ? Назад полетели первые опустевшие рожки от автоматов. Больные мальчуганы, как могли, быстро кинулись их собирать и подносить тем, кто тут же заполнял их патронами.

Сзади брызнула кровь, и Васнецов резко обернулся. По мешкам с песком медленно сползало тело, обезглавленное крупнокалиберным патроном «Браунинга», которому еще не заткнули «рот». Еще одна пуля, попавшая уже в мертвое тело, опрокинула его назад.

— Твою мать… — прошептал Николай.

— Коля! Сука! Стреляй же скотина! — кричал рядом Сквернослов, давивший на курок и комментирующий каждую очередь отборным матом. Со стороны помещений забряцало оружие. Николай дернул головой и увидел, как Людоед тащит огромный шестиствольный пулемет. Точь-в-точь как у великана, которого он встретил в метро. Пулемет был прикреплен к треногой станине. Илья установил ее перед бетонными блоками и нажал на гашетку. Доли секунд стволы раскручивались и наконец, изрыгнули фонтан пламени.

— Жрите падлы! — заорал Людоед. Лицо его перекосилось от какого-то дикого восторга, который дарила ему эта подчиненная его рукам смертоносная мощь.

Горячий ветер подул от крутящихся стволов. Николай прикрылся рукой от летящих в него раскаленных гильз и, совсем машинально подобрал одну из гильз и сунул в карман.

— Стреляй Васнецов! — заорал Андрей Макаров, чья позиция была рядом с Варягом.

Николай отодвинул мешок с песком и выставил в образовавшуюся щель свой автомат. Из начинающего рассеиваться дыма уже показались фигуры атакующих. Число их было гораздо больше, чем предполагал Васнецов. Их были не десятки и не сотня. Неслась лавина из многих сотен человек. И ведь это один рубеж. А еще атаковали с моста и с запада и с востока. Однако шквальный огонь защитников дома советов настигал противников одно за другим. Но враг был опасно близко. Ревущий огонь, изрыгаемый жутким пулеметом Людоеда, исполосовал группу нападавших, разрезав нескольких из них на части как огромная пила. Николай судорожно водил стволом то вправо, то влево и никак не мог сосредоточиться на одной цели. В кого стрелять? Стоило ему взять кого-то на мушку, как тот падал, сраженный чьим-то огнем. Один ловкач был довольно близко и уже занес руку для броска гранаты как раз в то место, где находился Васнецов. Николай дрожащим пальцем нажал на курок. Вокруг врага с гранатой заплясали фонтанчики снега однако Васнецов никак не мог попасть в противника, не в силах унять дрожь в руках. Наконец одна пуля попала неприятелю в ногу. Тот закричал и упал на колени, но гранату не выронил. Он снова замахнулся и тут рядом с Николаем снова раздался звук плетки. Пуля, пущенная из СВД генерала, пробила врагу лобную кость. Тот повалился на снег и разжал ладонь. Граната взорвалась, подбросив уже мертвое тело и разорвав его. Неистовый враг тоже вел огонь. Мимо свистели пули. Врезались в мешки с замерзшим песком. Откалывали крошки от бетонных плит. Врезались в стену позади. За спинами обороняющихся уже торопливо сновали женщины с большими сумками и оттаскивали во внутренние помещения убитых и раненых.

— Это санитарки? А чего они без красных крестов? — спросил Варяг, меняя пустой магазин на своем автомате.

— Ты что, Варяг, по санитарам в первую очередь стреляют! — крикнул в ответ генерал, ищущий новую жертву в перекрестии оптического прицела. Выстрел. — Готов сука!

— Шайтанщики! — закричал боец справа.

К дому бежало два десятка врагов, приготовивших к стрельбе гранатометы. Зашипели реактивные снаряды. Всего в десятке шагов от Николая раздался взрыв, разбросавший мешки и убивший несколько бойцов. Еще несколько человек отскочили от своих позиций, растирая глаза от попавшего в них песка.

— Очки всем одеть, черт подери! — рявкнул генерал.

Где-то справа разнеслись над улицей раскаты грома. Это заговорили танки, стоящие у здания бывшей мэрии. Они вели огонь по тем, кто атаковал со стороны горбатого моста.

— Ядрить твою, неужто эта орда только из-за нас приперлась, а? — воскликнул Вячеслав, отстегивая пустой рожок и кидая его детям.

— Не много ли чести? — засмеялся пригнувшийся Илья, заряжая в свою адскую машину новую ленту. — Такое случается всегда, когда эти сволочи, запасаются тоннами боеприпасов. Просто сейчас их во много раз больше! А значит, у нас есть шансы побольше этих скотов отправить в АД!!!

— Черт! — вскрикнул Алексеев и, распластавшись на полу, схватился за правое предплечье. По рукаву его комбинезона сочилась кровь. К нему подбежали две санитарки. Но в этот момент в бойницу, из которой вел огонь Алексеев, влетела еще одна пуля и пробила одной из женщин горло. Она захрипела и, упав на пол, задергалась в судорогах.

— Нннааа!!! — лицо Людоеда снова перекосилось от ярости и желания убивать, и его пулемет, заряженный новой смертью, продолжил свою работу. Он быстро очертил кривую полосу разлетающегося снежного наста и выпотрошил одного врага, затем другого, третьего. Николай дал очередь по какому-то боевику, но прежде чем его пули настигли врага, голова того, уже превратилась в кровавую взвесь от выстрелов Людоеда.

— Черт, да я впустую, патроны трачу, — пробормотал Васнецов.

Снег перед позициями все больше приобретал красный цвет и был перемолот разрывами гранат, смешивающими снег с человеческой плотью и тряпьем их одежды. Трупов становилось все больше. Но, казалось, врагов от этого меньше не становится. Вдруг где-то вдалеке, возле стадиона, со стороны расположенных там строений, засверкали всполохи автоматных очередей. И били они в спину нападавшим.

— Отлично! — радостно воскликнул генерал. — Казаки вышли из засады и захлопнули ловушку!

Ожесточение боя нарастало с каждой секундой. Враг, поняв, что оказался в котле, вел огонь во все стороны и искал укрытие. Со стороны опрокинутого самосвала, находящегося у часовни памяти жертв октября 93-го, снова загрохотал «Браунинг». Но на сей раз, он стрелял по нападавшим. Видимо, казаки захватили его. Однако радость от осознания скорой победы была недолгой. Вдали показалось движение и эхом разносящиеся хлопки выстрелов крупнокалиберного КПВТ. Глядя в прицел, генерал смог оценить, что за странное движение было за стадионом.

— Матерь божья. У них ходовые БТРы! Да сейчас казаков сметут. У них там только стрелковое оружие и подствольники! Связь! Связист, чтоб тебя!

— Я, товарищ генерал!

— Что с мэрии слышно?!

— Первую волну отбили благополучно. Сейчас наблюдают подготовку ко второй.

— Третий! Третий сектор запроси! Что в третьем секторе они видят? Я наблюдаю три БТРа! Мать твою! БМП! Еще один БМП!

— Товарищ генерал! Они там наблюдают четыре БТРа и два БМП! Один БМП без башни, но вместо нее какая-то будка. Там кажись они зенитную спарку «ЗУ-23» установили!

Задние сотряслось. Где-то наверху послышались взрывы.

— Это еще что такое?!

— Генерал! От гостиницы «Украина» минометы бьют!

— Да твою же мать! Теперь мы в клещах оказались! Связист! Давай вызывай тяжелый резерв! Артподготовка! Потом по моей команде атака по ориентирам семь, восемь и девять. Передай кордону у моста, чтоб работали навесом по позициям минометчиков!

— Есть! Резерв на связи!

— Огонь по координатам 205-62, 205-63, 206-31 и 300-70!

— Передаю!

— Внимание! — генерал сложил ладони рупором и закричал. — Всем открыть рты!

Николай не понял, что это значит, но увидел, что все беспрекословно выполнили приказ. Он последовал общему примеру. Пол задрожал и снизу послышался пугающий рев. Затем оглушительный грохот. Оказывается, на первом этаже, прямо под ними, были спрятаны два танка. Они открыли огонь по указанным координатам. Теперь Васнецову было ясно, что не открой он перед этим рот, то непременно оглох бы. Вдалеке взметнули ввысь взрывы. Еще один залп. Взмыл фонтан пламени. На сей раз выстрелы поразили одну вражескую БМП. Третий залп попал по БТРу.

— Все медлить нельзя! Казаков совсем зажали! — крикнул Людоед. Он был прав. Атаковавшие боевики не просто отступали от дома советов. Они теснили тех, кто ударил им в тыл. И казаки оказались между ордой пеших боевиков и их бронетехникой.

— Связь! Резерв в атаку! — крикнул генерал.

— Есть!

— Людоед! Первый взвод бери, и поддержите атаку танков!

— Сделаем.

— Мы тоже! — Крикнул вдруг Яхонтов.

— Не следует вам этого делать! — Генерал мотнул головой.

— Это почему?! Мы не хуже и не лучше других! Из-за нас тут каша такая заварилась!

— Ладно, Варяг, с богом. Тут под нами снег глубокий у стены. Можете прыгать прямо отсюда. Только когда танки пройдут. Ну и посмотрите куда прыгаете. Может там кирпич, какой.

— Хорошо!

Пол задрожал еще сильней. Снизу показались длинные стволы танков. Затем и медленно выползающие могучие корпуса бронированных машин. Это была пара Т-72. Они медленно, но верно поползли на выручку к казакам.

— Паша, присмотри за моим пулеметом! — Людоед хлопнул генерала по плечу, затем вскинул «Калашников» и во все горло закричал: — Эй, славяне! Первый взвод! За родину, за Сталина! Слава России, слава империи! За мной дармоеды! — Он ловко перепрыгнул через уложенные мешки с песком и полетел вниз.

— Маньяк, — хмыкнул Яхонтов и последовал его примеру, как и еще полтора десятка человек.

Николай немного замешкался. Ему показалось, что он слышит детский плачь. Обернувшись, он понял, что не ошибся. Один из больных рахитом мальчуганов лежал в луже собственной крови. Грудь его была пробита. Очевидно, вражеская пуля срикошетила от стены. Над ним склонились его маленькие друзья и плакали.

Николай встряхнул головой и прыгнул вниз.

* * *

Дым, крики, стрельба, вспышки, запах пороха, серы, крови и паленого мяса, карбида и танковых выхлопов. Все перемешалось со снегом холодом и страхом, дав Николаю понять, что такое есть этот самый апофеоз войны, или квинтесенция, или как там ее…

Это не просто гора черепов на старом холсте. Это что-то невидимое и пляшущее рядом. Одергивающее за рукав и бьющее током по оголенным струнам нервной системы. Вкручивающее в виски ржавые шурупы страха.

Спрыгнув со второго этажа, Васнецов ушел по пояс в снег. После танков из укрытия бросились в атаку несколько десятков вооруженных человек, которые должны были защищать бронетехнику от огня вражеских гранатометчиков, или как они говорили, шайтанщиков. Двое бойцов помогли ему выбраться и бросились догонять своих. Николай обнаружил, что его сапог остался в снегу. Пришлось повозиться, чтобы его достать и натянуть на ногу, ругая при этом себя за неуклюжесть. Обувшись, он подхватил свой автомат и бросился следом за ушедшими вперед товарищами.

Ему приходилось обходить множество валяющихся повсюду трупов и останков тел. Где-то стонали раненые. На одного такого он наткнулся. Судя по оранжевому шарфу, это был сектант. Враг. Кто-то перед боем объяснял, что они вяжут шарфы для избегания дружественного огня. У сектантов оранжевые. У душманов зеленые или черно-белые в клеточку платки. У фашинов черные, с белыми черепами. У бандитов белые шарфы с карточными мастями на концах.

Раненый кряхтел, выпуская изо рта кровавую пену и, дрожащими руками пытался запихнуть обратно в себя вывалившиеся из рассеченного живота внутренности. Николай наставил на него автомат, не зная, что делать дальше.

— Патроны! — крикнул кто-то в стороне. — Патроны не трать! Добивай ножом или прикладом!

Васнецов понял, что не сможет этого сделать. Не сможет добить раненного. К нему подошел пожилой боец с седой бородой, похожий на того эколога, которого они со Славиком тащили в санях наполненных рыбой по трещащей разрывающимся льдом Оке.

— Ты чего парень? — спросил он и, достав из ножен длинный заточенный напильник, вонзил его раненому в основание черепа. Затем выдернул и вытер орудие убийства об одежду жертвы. — Делов-то.

Пораженный увиденным, Николай еще некоторое время смотрел ему в след, затем двинулся дальше. Идя по оставленному танком следу, он быстро нагнал пустившуюся на выручку к казакам группу. Ревущие чадящими дизельными движками танки медленно двигались к часовне, иногда оглашая окрестности, и без того наполненные звуками войны, стрельбой из своих пулеметов и огнем орудий. Обе боевые машины были вымазаны известью и мелом для маскировки в снегу. На одном из них красной краской была выведена надпись — «За Русь». На втором, черной краской — «За Человечество». Обе надписи были исполнены на бортовых экранах из армированной резины, прикрывающих ходовую часть. В дымке пороховых газов и чада от пожарищ и взрывов были видны стреляющие из ручного оружия люди.

— Куда, куда лепите! Гранатометчиков первыми вышибайте! Они нам танки пожгут к чертям! — слышался знакомый низкий голос Людоеда. — Пленных не брать! Самим жрать нечего!

— Коля! — откуда-то из дыма появился Вячеслав. — Блин, я уж дурное подумал. Ты куда пропал вообще?

— Да так…

Пустырь вокруг часовни был буквально устлан телами. Трудно было разобрать у кого потери больше, у противника или казаков. Все они лежали вперемешку. Кажется, перед приходом танков здесь завязалась рукопашная. Танки остановились. Раздался выстрел. Потом взрыв в стороне. Было видно горящий БТР, который продолжал ехать. Через некоторое время он остановился. Николай увидел призрачный черный силуэт Людоеда. Тот, размахивая самурайским мечом, подбежал к горящей машине. Десантная дверь между колес открылась, и оттуда пытался выбраться раненый боевик. Взмах меча и его голова отделилась от туловища. Из-за БТРа показались еще боевики, которые спешили на выручку своим. Но они нарвались на шквальный огонь подчиненного Илье взвода. Сам Людоед, как одержимый, кинулся на врагов, совсем не думая, что их много, и что он может попасть под пули своих. От часовни бежали уцелевшие казаки, они завели автоматы за спины и размахивали саблями. Холодное оружие было и у врагов. Началась настоящая мясорубка. Со стороны мэрии послышался усиливающийся шум стрельбы. Николай обернулся. От дома советов к мэрии бежали десятки людей, среди которых было видно и генерала. Один человек от цитадели конфедератов подбежал к Николаю и Сквернослову.

— Мужики, с Лужников сталкеры пришли. Они резню бандитам на мосту устроили и сейчас дожимают тех, кто мэрию осадил! А вон с севера Салах-Атдин со своим «Ирбисом». Побеждаем! — радостный боец побежал дальше.

Когда теснимые батальоном «Ирбис» душманы и сектанты бросились бежать через большой снежный холм прямо на братьев, стало ясно, что повода для радости пока нет.

— Черт! Коля! Стреляй! — Сквернослов вскинул автомат и нажал на курок. Николай последовал его примеру. Срезаемые очередями боевики скатывались с холма.

— Я пустой! К танку, быстро! — крикнул Вячеслав и побежал за бронированную машину.

Т-72 разворачивал башню на бегущую лавину боевиков. Кто-то из них выстрелил из гранатомета. Реактивный снаряд ударил в коробку динамической защиты на башне. Динамит в коробке взорвался, рассеивая кумулятивную струю, не давая ей прожечь броню. Николай упал, прикрыв голову руками и, слушая, как вокруг забарабанили дробью мелкие осколки. Взглянув на холм, он увидел, как во фланг бегущим боевикам вклинилась толпа ведомая Людоедом и присоединившиеся к ним казаки. Началась рукопашная. Люди хлестали друг друга мечами, саблями, кусками арматуры. Вонзали друг в друга заточки. Сворачивали прикладами оружия челюсти и носы. Хватали друг друга руками. Выдавливали глаза. Проламывали черепа касками. Затаптывали тех, кто упал. И кричали, кричали, кричали. От этого шума у Николая зазвенело в ушах. Его стало тошнить от вида выплескивающихся из проломанных голов мозгов, вываливающих из распоротых животов кишок и от всего того, что он видел, но разумом не воспринимал. Ему тоже захотелось кричать. Кричать, чтоб люди прекратили это безумие. Кричать, чтоб люди остановили хлещущие потоки крови…

Он поднял автомат, который обронил. Стал искать цель, надеясь, что его выстрел станет последним в этой бойне. Палец потянулся к курку. Где-то в стороне хлестнула уже знакомая плетка СВД. Николай снова выронил автомат, потому что кто-то его толкнул. Но рядом никого нет. И вдруг Васнецов почувствовал, что в его теле появилось что-то постороннее, острое и горячее, от которого по всем клеткам его организма с безумной скоростью расходится ударная волна боли. Он медленно встал на колени и уставился на снег перед собою, окрашиваемый в красный цвет. Затем взглянул на свой бушлат, в котором зияла кровавая дырка, из которой шел дым, и лилась кровь.

— Это что такое, — прохрипел Николай. — Что это… Я не могу… Только не со мной…

Тьма сгустилась над разумом. Все что он видел перед своими глазами, померкло. Васнецов обмяк и уткнулся лицом в теплый от собственной крови снег.

 

16. Сон разума рождает чудовищ

— Осторожно. Двери закрываются. Следующая станция… — монотонный, ничего не выражающий женский голос послышался из динамиков и, хлопнув дверьми, состав тронулся с места, быстро набирая скорость. — Уважаемые пассажиры. Помните о случаях терроризма на транспорте… — Продолжал неживой голос.

Он, наконец, открыл глаза и осмотрелся. В вагоне горел яркий свет. За стеклами чернота тоннеля. На пассажирских местах сидят по-летнему одетые люди. Кто-то читает газету. Кто-то разгадывает сканворд. У кого-то в руках книга. Впереди на сидении в обнимку сидит молодая пара. Позади слышно как плачет младенец и его убаюкивает нежный голос молодой мамы. Рядом сидел человек лет двадцати пяти и дремал. В руках у него была книга с темной обложкой. На обложке название — «Второго шанса…». Окончание надписи было прикрыто рукой.

— Черт, да мне все это приснилось? — озадаченно пробормотал Николай. Он отчетливо понимал, что находится в вагоне электропоезда, мчащегося по Московскому метро. И вокруг сидели беззаботные люди в легкой одежде. Значит, нет никакой ядерной зимы? Значит, не было никакой войны? Нет Надеждинска, Славика, Варяга, космонавтов и их миссии? Не было никакой Раны, которую он убил? А родители? Что с ними. И что было год назад, месяц назад, вчера или… Как он очутился в метро? Он совершенно ничего не помнил, кроме того жуткого сна о постядерном мире, который ему приснился только что. И как это понимать? Что происходит с ним? Странное чувство охватило его. Или радоваться, тому, что не было никакой катастрофы и мир жив, или печалиться тому, что нет ни Славика ни Варяга ни их спасительной миссии и его, Николая, особого предназначения, связанного с этой миссией. Но почему он ничего не помнит о своей мирной жизни, если все иное ему, лишь приснилось за несколько минут что он дремал в вагоне метро?

— Простите. Простите уважаемый. — Васнецов легонько толкнул дремлющего соседа. Однако тот не отреагировал и продолжал спать.

Васнецов поднялся с места и пошел по вагону.

— Простите, извините… — Он обращался то к одному пассажиру, то к другому, но те оставались безучастны и не обращали на него никакого внимания. Каждый был погружен в себя. Николай махнул рукой и, отперев дверь, направился в следующий вагон. Там тоже сидели пассажиры. Живые. По-летнему одетые. С противоположной стороны двигалась группа смуглых мужчин в спортивных костюмах. Они громко разговаривали на непонятном языке. Смеялись, широко раскрывая рты и демонстративно показывая золотые зубы. Подойдя к скамейке, на которой сидели парень и миловидная девушка в короткой юбке, они остановились.

— Уйди баран, — один из смуглых, схватил парня за воротник его рубашки и буквально вышвырнул его со своего места. Они расселись вокруг напуганной девушки.

— Эй, красавица. Зачем тебе этот ищак, а? Ми настаящие мужчины, слушай. — Один из них запустил усеянную перстнями ладонь ей по юбку. Девушка закричала, сжимая колени и отталкивая смуглого.

— Чито ты орешь, сучка? Тэбе с нами карашо будет!

Молодой парень стоял в стороне и не решался вступиться за свою девушку.

— Отвалите от нее, уроды! — крикнул Николай, но те не обратили никакого внимания. Тогда он осмотрел пассажиров. Те сидели, уткнувшись в свои книги, газеты или просто повернули головы и смотрели в окна, за которыми была тьма. — Люди! Какого хрена вы сидите?! Вы что не видите?! Вас же больше чем их! Почему вы сидите молча?! Да кто-нибудь, отзовитесь! — Васнецов подбежал к этой группе, напавшей на девушку. — Отстаньте от нее!

Однако те продолжали к ней приставать и не обращали на него никакого внимания. Тогда Васнецов бросился в следующий вагон в надежде найти поддержку там, так как понимал, что с пятью крепкими бандитами не справиться в одиночку. В следующем вагоне снова сидели погруженные каждый в себя люди. По проходу шли пять молодых и крепких парней в черных штанах, заправленных в высокие ботинки. На них были белые или камуфлированные майки и черные подтяжки. Головы бритые наголо. Они остановились возле одно человека. Тот дремал на скамейке. Усталый, в рабочей одежде. Тоже смуглый и черноволосый, но с натруженными руками и без всяких дорогих перстней.

— Опа, чурбан! — хмыкнул один из бритоголовых крепышей и с размаху ударил спящего ногой по голове. Тот свалился со скамейки и закричал. Молодые люди принялись методично его избивать.

— Вы что делаете?! — закричал Николай. Однако на него снова не обратили никакого внимания. — Оставьте его! В том вагоне бандиты на девушку напали! Идите их бейте!

Никакой реакции. Пассажиры и здесь отвернулись от происходящего и делали вид, что ничего не происходит.

— Люди! Да что ж вы сидите?! Они его убьют сейчас!

Никакой реакции…

Николай метался по вагону и стал кричать на каждого пассажира персонально. Но они прятали глаза, отворачивались и молчали.

В следующем вагоне шел совершенно пьяный человек в военной форме и что-то бормотал нелицеприятное в адрес сидящих людей. Те лишь отворачивались и бросали на него презрительные взгляды, когда он отдалялся от них. В другом вагоне катил в инвалидной коляске молодой мужчина. Обе ноги у него отсутствовали. Часть лица со следами ожогов. На старой камуфлированной куртке орден мужества. В правой руке без указательного пальца он сжимал обрезанную пластиковую бутылку, на дне которой было немного монет.

— Я воевал, я был в плену, от меня отвернулось государство, меня бросила невеста, — бормотал он.

Люди морщились, глядя на него. Кто-то, однако, кидал ему в бутылку пригоршню монет, но только для того, чтобы он быстрее удалился от них. И вдруг его обступили с двух сторон. С одной стороны смуглые со странной речью, с другой стороны светлые с бритыми головами.

— Ти ваевал наша земльиа! Ты жег наши села, свинья! — рычали на него смуглые.

— Ты хреново воевал, каличный. Ты так хреново воевал, что эти черти еще больше расплодились! За что тебе милостыню подавать, чмо? — наседали на него с другой стороны бритоголовые.

И те и другие даже не смотрели друг на друга. Но с дикой злобой шипели на беззащитного инвалида, который смотрел в пустоту перед собой, стиснув зубы, и молчал. Только монеты слегка звенели в его бутылке, от дрожания руки и вздрагивания мчащегося состава.

— Идите между собой отношения выясняйте! — крикнул на них Васнецов. — Чего вы к нему пристали?!

Этот крик тоже ушел в никуда, не вызвав никакой реакции. Из соседнего вагона показался милиционер. Он взглянул на эти де группы воинственных людей и быстро ретировался, пока на него не обратили внимания.

Николая охватило отчаянье, и он бросился проч. Васнецов, наконец, достиг головного вагона. Он стоял в проходе совершенно растерянный, не зная, что делать и не понимая, что вокруг происходит. Состав стал быстро замедлять темп и вынырнул в яркий свет. Это была станция. Васнецов смотрел в окно на перрон и ощущал это жутковатое чувство дэ-жавю. Человек с книгой в мягкой темно-синей обложке. Женщина с коляской. Странно одетый парень в наушниках, дергающий головой. Два милиционера, медленно прохаживающих по перрону. Старушка с корзиной, в которой была кипа свежих газет. Он это уже видел. Он хорошо вспомнил. И что было сном? То видение, или сейчас он спит? Поезд тронулся с места, в очередной раз, хлопнув дверьми, о чем предупредил неживой женский голос в динамиках. Васнецов почувствовал тошноту и страх. Он почувствовал страшное прозрение. Сейчас это случится!

— Стойте! Кто-нибудь! Как остановить поезд?! — закричал Николай во все горло. — Да послушаете же меня! Надо остановить поезд! Надо срочно на поверхность!

И снова его будто не существовало. Никто на него даже не посмотрел. Только кто-то ухмыльнулся и мотнул головой.

— Сейчас в метро будет ядерный взрыв! Люди! Мать вашу! Почему вы меня не слышите?! Сволочи! Сволочи вы все! Мрази!!!

Он остервенело кричал на пассажиров, в надежде вызвать хоть какую-то реакцию, но и эта его попытка оказалась тщетной, усилив только отчаянье в нем самом.

— Лю-юди-и-и!!!

— Ну, что Коля, когда мир был хуже, до или после? — услышал он монотонный женский голос, который еще недавно вещал из динамиков о дверях, станциях и случаях терроризма, а теперь этот голос было слышно совсем рядом. За спиной. Васнецов резко обернулся. Оказывается, за его спиной стояла Рана. Молодая, но морщинистая, без двух пальцев на перемотанной грязной тряпкой руке. С какими-то бесцветными волосами, заплетенными в косу. В оспинах вместо веснушек и с большими черными глазами, полными боли и какой-то упрямой силы.

— Рана?! Это ты?! — с изумлением и испугом спросил Николай.

— Да. Это я. — Девушка кивнула. Она снова не шевелила губами, а голос ее звучал, словно в его голове.

— Что со мной? Что происходит?

— А ты как думаешь?

И после этих слов, превратившихся в зловещее эхо, свет погас, и воцарилась кромешная тьма.

— Рана! Что происходит?! Рана, где ты?!

— Я тут, Коля. Не бойся.

Электровоз проезжал очередную станцию. Оттуда бил свет в черный вагон. Теперь стало видно, что на обуглившихся скамейках вагона сидят скелеты.

— А они почти не изменились. — С каким-то едва уловимым сарказмом сказала Рана. — Такие же равнодушные и безучастные. Только немного мертвее, чем раньше. Но были ли они живее?

На перроне царило что-то ужасное, но уже виденное Николаем. Огромная толпа лилась потоками с эскалаторов и уже наводнила всю станцию. Люди не удерживались на краю перрона и падали прямо на мчащийся поезд с мертвецами. Кого-то утягивало под колеса, и вагон чуть вздрагивал, перепиливая тело человека. Кто-то ударялся о корпус состава и, его отбрасывало назад в толпу, с переломанными костями.

Поезд проехал станцию на полном ходу. Не останавливаясь.

— Рана, ну скажи мне, что происходит? — умоляющим тоном произнес Николай. — Я сплю?

— А может наоборот, Коля? Может, ты раньше спал, но сейчас проснулся и прозрел?

— Я не понимаю ничего. Я запутался. — Вздохнул он.

— И ты не знаешь, для чего вам спасать землю? Верно?

— Так это все, правда? И ХАРП, и Надеждинск, и ядерная война, и угроза остаткам цивилизации? Все правда? Я подумал, что мне все это приснилось.

— А я? Я, правда? — девушка улыбнулась, и это было видно в отсветах, пляшущих в тоннеле метро языков пламени.

— Я вижу тебя. Я слышу тебя. Я говорю с тобой. Но не знаю. Я не понимаю, Рана.

Она, улыбаясь, протянула к нему ладонь. Он отпрянул, увидев окровавленную повязку.

— Прости, — шепнула она и в этот раз, наконец, шевелила тонкими обесцвеченными губами. Рана убрала изувеченную руку и легонько провела по его щеке пальцами здоровой ладони.

Он не ощутил ее касания, но почувствовал какую-то легкость и покорность.

— А ты совсем не знаешь женской ласки. Да? Девичьей не знаешь. И материнскую едва ли помнишь. — Тихо говорила она. — Но я страшная. Я некрасивая. И я… мертвая…

— Прости. Ты такая хорошая. Добрая. А я убил тебя.

— Ты знаешь, сколько таких, хороших и добрых убили? А детишек безвинных? Скольких превратили в прах. Не дав, насладится жизнью. Не дав вкусить радости и одарить радостями других. Жаль их…

— Жаль. Но эти люди, что сидели и равнодушно отворачивались от чужой беды… Их мне не жаль. Тех, что затаптывали людей и сталкивали их с перрона в безумной панике, не жаль. Тех кто слушать меня не хотел. Тех кто… А кто тогда хороший?

— И все и никто. Самое страшное, лишить человека разума. Даже на миг. Даже если на мгновение разум уснет, из глубин человеческой души вырывается чудовище. Оно живет в каждом из людей. Каждый носит персонального монстра. Но он никогда не спит. Он сидит в клетке и ждет, когда часовые разума задремлют. И тогда… Тогда все! Необратимость! Зло! Чудище рвет на части и душу и сердце. А иногда и весь мир. Страх может затмить твой разум и выпустить кровожадного дракона. Ненависть может затмить твой разум и обратить твоего монстра против истины и добра. И против тебя самого!

— А любовь? — спросил вдруг он. Он и сам не знал почему. Но почувствовал, что этот вопрос важен для него.

— Любовь? Она как любая страсть. Любовь может посеять в твоей душе и страх и ненависть. А что из этого следует, я уже сказала. Берегись страстей, Коля. Береги свой разум.

— И любви беречься? — разочарованно произнес Васнецов.

Она снова провела кончиками худых пальцев по его щеке.

— Бедненький. Бедненький мой мальчик.

— Тогда ради чего спасать мир? Ради чего, если и любви надо беречься? Зачем тогда жить? Если бы люди больше любили, то и не произошло ничего такого со всем миром. Разве нет?

— А во имя любви, что может натворить человек? Но уже не разум. Ты ведь не знаешь, что сделал Людоед. Ты не ведаешь, что он натворил!

— Кто?

— Людоед. Твой новый друг. Который всегда одет в черное. Ты забыл его? Тебе не ведомо деяние, что он посвятил свое любви? Или то, во что его любовь превратила? Знаешь, был когда-то один художник. Гойя. Ему принадлежат слова — El sueсo de la razуn produce monstruos. Это означает — «Сон разума рождает чудовищ». Не люби, не бойся, не отдавайся в лапы гневу своему, Коля.

— И не жить, — покачал головой Николай. — Я ведь умер? Это ведь не сон, так? Это моя смерть? Ты моя смерть. В тот раз ты позвала меня за собой, но я отказался. То лишь был сон. Но в этот раз меня застрелили. Я помню. И ты утащила меня. Отомстила?

— Ты же сам не хотел жить. Вспомни. Зачем жить? Это ты постоянно вопрошал. Ну, вспомни.

— Откуда ты все это знаешь? Откуда? Ты всю жизнь провела на том кордоне в старом вагоне. Откуда ты знаешь про все? И про меня и про Людоеда и про художника этого и языком его владеешь?

— Если ты пойдешь со мной, я покажу тебе грудь, — она снова улыбнулась.

— Чего?

— Помнишь, как ты был маленьким и напился? Помнишь, как ты хотел выбраться на улицу, где мог погибнуть в считанные минуты на холоде? Но тебя заманила обещанием показать свою грудь девушка, чьего лица ты совсем не помнишь. Ты спасся.

Николай попятился.

— Кто ты?!

— Я, Рана. Больная несчастная девушка, которую ты убил. Но здесь устами моими говорит с тобою ваша матушка. Земля. Живая планета, которая дала вам всем жизнь. Она знает все о своих чадах.

Николай смотрел на нее с нескрываемым страхом. Но когда заглянул в бездну ее черных глаз, то понял одну очевидную и неоспоримую вещ:

— Я знаю ради кого надо выполнить нашу миссию. Я знаю ради кого надо жить.

— И? — она выжидающе на него посмотрела.

— Ради тебя! — воскликнул он.

— Да. — Шепнула она и вздрогнула. Затем зажмурила глаза и вздрогнула еще раз. — Да! — лицо ее вдруг перекосилось страшной гримасой. — Да-а-а!!! — Она схватила его своими руками и сильно их сжала, стараясь удержаться на ногах, найдя опору лишь в Николае. Но всю ее сводила судорога. Она дрожала и кричала от жуткой боли терзающей все ее тело и разум. — Да-а-а-а!!!

— Рана! Что с тобой! — он подхватил ее руками и испуганно смотрел на ее перекошенное лицо, ощущая ладонями дрожь и судороги ее тела. — Что случилось?

— Этот ХАРП! Это… Это огромный раскаленный член насильника, разрывающий тело невинной девы! Мое тело! Землю! Избавь меня от этой муки! От этой боли! Вынь из меня это ядовитое жало! Помоги мне! Спаси меня!!!

Мчащийся поезд, вдруг наполнился гулом и нарастающей вибрацией. Стал слышен скрип колес и в окнах были видны отсветы летящих искр. Затем страшный удар. Все сорвалось со своих мест и полетело вперед. В том числе и Николай. Вокруг трещали летящие и рассыпающиеся в прах человеческие скелеты, сидения, поручни, осколки стекол и пластика. Все вокруг загрохотало и казалось, наступил конец. Но поезд, наконец, остановился. Воцарилась гробовая тишина. Николай не чувствовал боли. Это странно. При таком ударе невозможно было избежать как минимум переломов.

— Рана, — тихо позвал он, но ответа не последовало. — Рана!

Тишина.

— Рана! — он вскочил на ноги и стал оглядываться. Странно. В подземелье метро, не знавшем солнечного света должно быть непроницаемо темно, но он различал детали этого потустороннего мира. Словно глаза его были способны видеть там, где это практически невозможно. Он видел покореженный вагон, в котором находился. Видел останки людей, вернее, их перемолотые кости. Видел жутковатые ребра тоннеля снаружи и рельсы впереди. Он видел все, но только не ее. — Рана!!!

Она бесследно исчезла.

Николай еще раз осмотрел вагон, затем выскочил из него и бросился вперед. Его шаги отдавались в пустоте тоннеля гулким и пугающим эхом. Но чем дальше он бежал, тем отчетливее ощущал, что к этому эхо добавляется еще какой-то звук.

Было сложно судить, как много проехал поезд. Но это место было мало похоже на обычное метро для обычных людей. Николай по-прежнему не мог понять, спит он или находится наяву. И ему было странно, что если он родом из Надеждинска, то и знать ничего о метрополитене не может. Однако он почему-то твердо был уверен, что сейчас он не просто в метро. Это какая-то никому не известная ветка вдали от основных пассажирских линий. Огромная, но аскетично оформленная темная станция, на которую он вышел, была тому подтверждением. Здесь не было мозаик и мрамора, балюстрад и художественной лепнины. Перрон был огорожен стальной сеткой, на которой висели таблички, предупреждающие о том, что она под высоким напряжением. На потолке горели в маленьких круглых плафонах лампы, чьего света явно не хватало для станции. Под сводом висела табличка с надписью «Д-6. ОБЪЕКТ МО РФ. ПОСТ-3». В электризованных сетках были видны двери с надписью — «Предъяви пропуск в развернутом виде». Никаких признаков жизни тут не было. Никаких, кроме разбросанных по путям предметов, которые обронили совсем недавно. Дамские сумочки. Туфелька. Телефон. Какие-то клочки бумаг и газет. Детская соска. Где-то впереди были слышны отголоски какого-то шума, источником коего могли быть люди. Васнецов направился вперед. Через сотню шагов тоннель раздваивался, как и сами пути. Над разветвлением висела еще одна табличка. «Д-6. ОБЪЕКТ МО РФ. ПОСТ-2». С двух сторон виднелись утопленные в стены тоннеля массивные двери с бойницами. Николай направился в левое жерло метро. Он почти сразу заметил там серый силуэт бронированного вагона. Пройдя еще вперед, Васнецов обнаружил, что там стоит целый бронепоезд, уходящий вереницей вагонов в недра подземелья. Выглядел он внушительно, несмотря на то, что он уже очень давно покоится тут в бездействии и пугающей тишине. Того гула больше слышно не было, что могло означать лишь одно, он слышался из правой ветки. Николай вернулся к разветвлению и пошел в правый тоннель. Так и есть. Гул снова стал нарастать. Да и свежий мусор в виде каких-то оброненных предметов снова стал встречаться на пути.

* * *

Черный тоннель оканчивался бьющим обратно во тьму светом. Место, над которым висела табличка «Д-6. ОБЪЕКТ МО РФ. ПОСТ-1», ощетинилось в черный метротоннель не только яркими лучами прожекторов, но и стволами оружия в руках военных, которые припали к баррикадам, собранным из наполненных песком мешков.

— Сюда нельзя! Это закрытая территория! — Кричал офицер в громкоговоритель, чью рукоятку так сильно сжал, что рука его побелела. — Назад! Осади назад!

Он кричал на обезумевшую толпу из десятков, а то и сотен гражданских. Они вопили и толкались. Продолжая медленно, но верно наседать на баррикады.

— Пустите нас! Пустите! — кричали люди.

— Назад!!! Я сказал назад!!!

Какой-то хорошо одетый мужчина растолкал женщину с двумя детьми и вырвался вперед.

— Вы знаете кто я такой?! А ну пустите, мать вашу! Или в двадцать четыре часа будете уволены!

— Плевать мне кто такой! Назад!

Кто-то схватил этого, хорошо одетого человека за воротник дорогого пиджака и повалил на шпалы. Женщина, с которой он так бесцеремонно обошелся, принялась бить его ногой по голове.

— Так ему! Так его! — кричали из толпы.

— Эй! — еще один крик. — Я криминальный авторитет! Я вор в законе! Меня вся Москва знает! Живо дорогу дайте!

— И на твой авторитет мне тоже плевать! Еще шаг и стреляю!

— Я заплачу, командир! — спортивного вида высокий мужчина размахивал толстой золотой цепью. — Пропусти меня! — Он выглядел достаточно сильным и весьма привлекательным для женщин. Но сейчас он был жалок. Испуг в глазах. Дрожащий рот, выкрикивающий предложения о взятке и готовность на все ради спасения в голосе. — Пусти, командир! Я заплачу!

— Мальчики! Вам же бабы нужны будут! Вы же долго сами не сможете! — завизжала вызывающе одетая девица в короткой юбке. — Пустите, я все что хотите для вас сделаю!

Какой-то мужчина в годах схватил ее за холку мелированных волос и ударил кулаком в затылок.

— Отвали, шлюха! Тут и подостойней тебя люди есть! Эй! Хоть детей с матерями заберите!

— Назад я сказал! Мы имеем право открыть огонь! Вы мешаете закрыть ворота! Мы должны закрыть ворота! Назад отойдите! Вас раздавит! Назад!

— Будьте вы людьми! Пустите! Там весь город в огне! Не бросайте нас!

— Назад! Нельзя сюда! Режимный объект! Запрещено сюда! Идите обратно! Там бомбоубежища есть!

— Какие еще к черту убежища! К себе пустите!

— Я сотрудник службы безопасности! Пропусти, полковник! — среди людей замаячила рука с красной корочкой удостоверения.

— А тебе тем более тут делать нечего! — крикнул военный. — Ты не хуже меня знаешь, что в особый период ты не шкуру спасать свою должен, а выполнять специальные предписания! Вали отсюда!

— Я ветеран! Пустите! — послышался еще крик.

— Да пошел ты! Вы свое уже прожили! Дайте нам! — завопила на него какая-то женщина.

Николай достиг наконец источника того шума, который слышал. Он с отрешенностью смотрел на эту шумящую толпу. Люди толкали друг друга. Били. Сбивали с ног и давили. Охваченные паникой и животным страхом, они старались устранить как можно больше конкурентов в вероятном спасении на секретном военном объекте. Военные за баррикадами водили стволами автоматов, готовые в любой момент открыть огонь. Однако обезумевшая толпа продвигалась к ним очень медленно и гораздо быстрее выбивала из своих рядов тех, кто был один, или кто был слаб. Среди толпы были и семьи и какие-то группы, которые держались вместе и атаковали тех, кто рядом. Крики, женские проклятья и мольба, матершинная брань, детский плачь, угрозы в адрес военных, все перемешалось в жуткий, сюрреалистический хор и, отдавалось в голове Николая пульсирующей болью и вызвало презрение. Он взглядом искал среди людей Рану, но не мог найти. Больше никто и ничто его не интересовало. Это равнодушие к людям продолжалось до тех пор. Пока взгляд не уцепился за семилетнюю девочку, стоящую среди беснующейся толпы. Она плакала и смотрела на обезумевших взрослых широко раскрытыми глазами. К себе она прижимала маленького и такого же напуганного щенка.

Девочка была похожа на ту, что прыгала на скакалке в его сне. Он хорошо вспомнил тот сон и убивающего ее червя.

— Мама, — шептала она. — Мамочка, мамочка. Тоби, не бойся, — она поцеловала дрожащую собачонку и снова стала тихо звать свою пропавшую мать.

Николай шагнул в ее сторону. Он захотел взять ее за руку и вывести из этой безумной массы, но в этот момент ему перегородили дорогу дерущиеся мужчины. Васнецов закричал, пытаясь прорваться сквозь них:

— Люди! Что вы творите! Прекратите сейчас же! Вы же с ума сошли все! Что вы делаете! Прекратите! Вы же разум потеряли! Сон разума рождает чудовищ, как вы не понимаете! Не надо! Не надо так! Ну что же вы делаете!

Никто и в этот раз его не слушал. Дерущиеся мужчины повалились на рельсы, и Николай увидел ту девочку. Она, раздавленная взрослыми, лежала на шпалах, придавив собой щенка, которого продолжала обнимать. И ребенок и ее собачонка были уже мертвы.

Николай схватился за голову и заплакал от отчаяния.

— Скоты! Скоты вы все! Чудовища! Мрази! Ненавижу!

Он не сразу услышал приближающийся из темноты тоннеля топот тяжелых ботинок.

— Террористы! — закричал кто-то из толпы.

Целый отряд экипированных на военный манер и вооруженных людей в черных масках выскочил из темноты и приготовился к стрельбе.

— Террористы! — подхватили остальные люди.

Толпа ринулась на баррикады военных. Кто схватился за ствол автомата, пытаясь его захватить. И вдруг все стало каким-то нереально медленным для взора Николая. Все движения окружающих его людей стали невероятно заторможенными. Словно кто-то схватил могучую цепь времени не менее могучими руками и задерживал ее естественную скорость движения. Офицер с рупором медленно отводил от своего рта громкоговоритель и поворачивал голову к своим бойцам. Закрыл глаза, из которых, казалось, потекли слезы.

— Огонь!

И тут, могучие руки, удерживающие цепь времени, разжались и, все рванулось с естественной скоростью. Загрохотали автоматы военных. С противоположной стороны от толпы загрохотали автоматы террористов. А между этих плюющихся смертью стволов оказались люди. И Васнецов. Пули рассекали воздух и кромсали людей. Пронизывали их, словно теплая игла прошивала кусок масла. Вопль ужаса слился воедино с автоматной стрельбой и предсмертными криками. Воздух вокруг наполнился кровавыми брызгами и хрипом людей. Николай как-то равнодушно отнесся к тому невероятному факту, что многие летящие с двух сторон пули проходили сквозь него, не причиняя ему никакого физического вреда. Словно здесь он вообще не находился. Только его нематериальное сознание, которое нельзя ничем убить. Однако что-то он все-таки чувствовал. Каждая пролетающая сквозь него пуля, словно тянула за собой вырванную из чьего-то тела душу, которая пыталась ворваться в его, Николая, неуязвимую для автоматного огня плоть, так, как люди пытались ворваться в этот секретный объект минуту назад. Души рвались в его тело, стараясь закрепиться там и выжить. Но презрение Васнецова к людям и их действиям, являлось непреодолимой монолитной стеной, разбивающей чужие души на атомы и брызги крови.

Террористы стали кидать в сторону военных гранаты. Загрохотали взрывы. Несколько бойцов упали замертво.

— Назад! — закричал офицер. — Отходим! Закрыть ставню!

Военные начали отступать.

Сверху раздался скрежет, и стала видна огромная створка метровой толщины, опускающаяся с потолка тоннеля и, разрезающая его как нож разрезает палку колбасы. Террористы бросились к ставне, двигаясь по трупам убитых людей. Многие из уцелевших штатских кинулись под этот многотонный опускающийся рубеж. Кто-то успел на ту сторону, и оттуда послышались выстрелы. Но это не остановило других. Десятки тел, и уже мертвых и живых, не успевших перебраться навстречу выстрелам военных, захрустели под тяжестью опустившейся ставни.

Террористы злобно забарабанили кулаками и прикладами по бронированной монолитной двери, перегородившей им путь к заветной цели секретного бункера, и кричали что-то непонятное. В этот момент произошел взрыв. Десятки заранее установленных на потолке тоннеля зарядов сдетонировали, выполнив команду военных, и обрушили на тех, кто остался снаружи, тонны бетона и грунта. Еще какое-то время сверху сыпались мелкие камни и наконец, воцарилась гробовая тишина в могиле множества людей.

Заполонившая тоннель пыль не стала препятствием для дыхания Николая. Он смотрел на останки людей и груды породы и бетона и жалел, что пули не смогли его убить. Что взрыв не причинил ему вреда, а пыль не заставила его задохнуться. Он сделал несколько шагов в направлении, откуда пришел и сел на рельсу. Осознание собственной неуязвимости и бессмертности напугало его так, как не пугало, наверное, еще ни что в его жизни. Он понял, что обречен жить среди смерти вечно, взирая на деяния людей и плоды этих действий. И каждый раз умирать от ощущения собственной беспомощности в попытке предотвратить что-либо. Умирать, оставаясь живым. Он чувствовал абсолютное бессилие и полную чашу безысходности, не оставляющей в душе места никаким другим чувствам.

Васнецов уткнулся лицом в сложенные на коленях руки и тяжело вздохнул. Что делать дальше? Куда идти? Где Рана и действительно ли он с ней говорил? Или его разум сыграл с ним злую шутку, и ему просто привиделась она лишь потому, что он очень хотел ее увидеть? Сон разума рождает чудовищ… Может, и она порождение того, что его разум отключился? Уснул. Она чудовище?

— Коля…

Этот шепот был невероятно громким. И звук, словно что-то материальное и осязаемое, пронесся по тоннелю, царапая рельсы и задевая ребра подземелья, выбивая дробь.

Васнецов подскочил и осмотрелся. Что это было? Он по-прежнему мог видеть в кромешной тьме и то, что открылось его взору сейчас, поражало.

Тоннель изменился. Он выглядел совсем ветхим. Стены и свод покрылись паутинами трещин. Кое-где тоннель осыпался. Рельсы ржавые. Между шпал грязные лужи. Казалось, что со времени произошедшей несколько минут назад бойни минули многие годы. Он взглянул в сторону образовавшегося в результате подрыва завала. Кто-то давно растащил обломки бетона и куски породы, освободив проход к монолитной ставне, в которой чернела пробитая дыра. Мертвых тел уже не было. Лишь изредка попадались среди куч старого мусора одиночные кости.

Изумленный Николай взглянул в другую сторону. Туда, откуда он пришел недавно… Или много лет назад?

В глубине тоннеля, там, где была граница видимого для него и скрытого от взора безжалостной тьмой, стоял он. Великан в черном панцире из темной вороненой стали и маске с шипящими от дыхания фильтрами под скулами. Он смотрел на Николая черными матовыми линзами свой маски и медленно раскачивал огромным шестиствольным пулеметом.

Они смотрели друг на друга, разделяемые расстоянием в полсотни шпал. Царившую тишину нарушал звук, вызванный загадочным подземным ветром, который скреб по трубам и рельсам метро, словно смычок по струнам скрипки, забираясь в самые высокие тона.

Каким-то особым, еще не понятным ему самому чувством, Николай понимал, что находится за пределами объективной реальности. Но разум его воспринимал все происходящее именно как действительность. И нельзя было позволить себе подумать, что все происходящее, лишь сон или галлюцинации. Страшно было даже подумать, что он не владеет своим разумом. Ведь сон разума…

Но чем тогда является здравый смысл? Ведь здравый смысл говорил о том, что за последний час, или даже меньше, Николай умудрился сделать несколько временных скачков охватывающих, судя по всему, два десятилетия. Уже не говоря о том, что он общался с девушкой, в гибели которой он не только мог убедиться, но и сам был повинен. Но она говорила с ним. Даже прикасалась… И пусть он не чувствовал ее касания на тактильном, физическом уровне, но он помнил ощущения, которые черпал из иных, не телесных сфер. Ощущения, вызванные ее прикосновением, были. Слоано подтверждение реальности. Но она мертва. И это было очевидно. Равно как и очевидно то, что в такие глубины метро он попасть, да еще на электричке, не мог. Что все-таки происходит? Где реальность? Что с разумом? Так значит это сон? Сон. И разум спит. И вот оно — чудовище.

Великан не двигался. Только шипение его фильтров было словно вокальным дополнением к пронзительному и протяжному скрипичному звуку подземного ветра.

— Кто ты?! Человек?! — крикнул Васнецов этому существу. Голос Николая врезался в свод тоннеля и, отразившись от него, ударился в железнодорожное полотно, снова взмыв к потолку. Это скачущее эхо заполнило все пространство, отчего, казалось, могло стать не по себе даже мертвым камням. В ответ Васнецов стал слышать раскатистый гул, как во время того землетрясения в Надеждинске. Гул усиливался, выталкивая из тоннеля эхо предыдущего крика. Размазывая искаженный голос Николая по стенам метро. Теперь, когда гул превратился в гром, стало ясно, что это невероятно замедленное слово:

— К Е В О Л Е Ч!!!

Внезапно обрушившийся страх и ужас ударили Николая жгучей плеткой. Он бросился бежать к расчищенному завалу, открывающему путь к дыре в опущенной когда-то военными ставне. Васнецов нырнул в пробоину, оказавшись там, попытка попасть куда, стоила жизни десяткам людей. Он даже не хотел думать о том, был ли этот страшный звук голосом великана, или же это всего лишь причудливая игра загадочного тоннеля с голосом самого Николая, вызвавшая отраженное эхо, ударившее по нервам того, кто крикнул слово «человек». Он не желал задумываться над этим. Ведь думать страшно. И он понимал, что в непонимании происходящего, его страх находит себе благодатную почву для роста. Но все-таки Васнецов нашел в себе силы задаться вопросом: — «а в чем причина этого страха?».

— Чего я боюсь? — бормотал он сам себе. — Я проехал в метро сквозь горящий тоннель и уцелел. Я уцелел при крушении электрички. Меня не убили сотни пролетевших пуль. Чего я тогда боюсь? Великан в прошлый раз не причинил мне зла. Он спас меня от морлоков. Наверное, это он расчистил завал и проделал отверстие в воротах… Чего же я боюсь? Это всего лишь страх перед неизвестностью. Перед незнакомым местом. Это лишь детские страхи перед темнотой и…

Он, пройдя через коридор, оказался в помещении, на стене которого висела таблица сигналов.

1. Сигнал — «Трезубец». Циркулярно. Контрольное оповещение и сбор личного состава базы в режиме «В».

2. Сигнал-«Мутный Вал». Циркулярно. Режим часовой готовности по отработке действий Особого Периода.

3. Сигнал-«Пасмурное настроение». Циркулярно. Режим «Б». Полная готовность личного состава к отработке действий Особого Периода, согласно табеля боевого расчета. Ожидание режима «А» в любой момент времени.

4. Сигнал-«Субботний вечер». Циркулярно. Режим «А». ВОЙНА!

Ледяная дрожь пронзила колени и прошлась неприятной волной по спине. Субботний вечер. Так это и есть тот самый бункер, с которым разговаривали космонавты? То самое местно, над которым, во время своей ночной вылазки, Николай столкнулся со сталкерами. Это была сеть коридоров с множеством дверей. Как и в метро, тут давно уже было темно. Но странная способность видеть в темноте не покидала Николая и сейчас. Он осмотрел помещение. Оно было сравнительно не большим. Два стола. Один рабочий. С десятком телефонов и большим коммутатором. Перед столом четыре давно потухших экрана. На другом столе находился электрический чайник. Микроволновая печь. Рядом небольшой холодильник и массивный сейф. На стене, возле таблицы с сигналами большой динамик и белый плафон с красной надписью «Тревога». Николай вышел из помещения и только сейчас обратил внимание на открытую дверь. На двери была табличка с надписью «Рубка дежурного. Пост № 1. Посторонним вход воспрещен». Васнецов двинулся дальше по коридору. Масса закрытых дверей. Практически на каждых таблички. «Караульное помещение № 1». «Караульное помещение№ 2». Оружейная комната. Спальное помещение № 1… № 2… Комната психологической разгрузки. Столовая. Душ. Комната дегазации. Комната дезактивации. Комната биологической защиты. Туалет. Лазарет. Операционная. Морг. Продовольственный склад. Вещевой склад. НЗ. Кладовая № 1…2…3…4… Оперативный дежурный. Агитационная комната. Радиоузел. Карцер. Техническое помещение. Фильтрационная. Электрощитовая. Агрегатная. АХЧ. Комната вспомогательного персонала. Резерв 1. Резерв 2. Жилой блок. Библиотека. Субботний вечер…

Николай остановился перед этой дверью. Он словно ее и искал. Массивная толстая дверь была приоткрыта. Он потянул ее на себя. Та, скрипя и нехотя поддалась. Васнецов вошел внутрь. Это был огромный зал с большим потухшим экраном на всю стену перед рядами пультов с массой кнопок и экранами мониторов. Очевидно, что это было помещение, где на десятках кресел перед пультами и сидел один из тех «оркестров», что играл реквием по жизни на земле, нажимая кнопки и щелкая переключателями. А на огромном экране наверняка светилась карта всего мира, где были указаны точки нанесенных ударов и траектории ракет, несущих удары грядущие. Что надо было сделать со своим разумом, чтобы беспристрастно смотреть на этот экран и делать свою работу за пультом? Что надо было сделать со своим разумом? Усыпить?

— Сон разума рождает чудовищ. — Раздался сзади знакомый голос.

Николай вздрогнул и обернулся. Конечно, это была Рана.

— Я испугался за тебя. Куда ты пропала? — спросил Васнецов, чувствуя какое-то странное волнение от того, что она снова рядом.

— Зачем за меня бояться? Я уже мертва. — Равнодушно произнесла девушка.

— Там, в тоннеле… Там кто-то есть. Огромный. С большим пулеметом. Кто это?

— Я не знаю. — Она пожала плечами. — Тут уже давно никого нет.

— Но я видел его!

— Или хотел увидеть?

— Я тебя хотел увидеть, — Николай мотнул головой.

— И вот я здесь, — она улыбнулась и протянула ему записную книжку с черной кожаной обложкой. — Возьми.

— Что это? — Васнецов принял этот предмет и провел кончиками пальцев по корешку.

— Это дневник одного из людей, что были здесь когда-то. Они уничтожили все вахтенные журналы и журналы событий, но один из них тайком вел дневник. Возьми. Может, найдешь там что-то для себя?

— Рана, ты так и не ответила, я умер? Скажи честно. Как я смогу помочь тебе, Земле, если я мертвый?

— Ты действительно хочешь помочь?

— Да. Хочу.

— Готов ли ты?

— Я буду стараться.

Она мотнула в ответ головой.

— Здесь мало попыток и предположений. Здесь мало просто желания. Это надо сделать, понимаешь? Во что бы то ни стало. Надо.

— Я сделаю это, Рана.

Девушка приблизилась к нему вплотную и, осторожно забрала дневник.

— Ты это не сможешь взять с собой. Но эти записи до сих пор лежат здесь.

— Ты читала их?

— Я не умею читать, — она снова улыбнулась. — В нашей общине грамотность, образование и знания считались злом. Люди веками развивались, накапливали знания, развивали науку, только для того, чтобы сделать оружие небывалой мощи, огромные промышленные производства, ХАРП и еще многое другое, что погубило все… Я не умею читать. Странно, правда?

— Нет. Не странно. Страшно.

— Не бойся. Ничего не бойся. Возвращайся, мой мальчик, — она провела ладонью по его щеке.

Яркий свет ударил в глаза. Трудно было разобрать, где он находится. Пришлось прищуриться. Ясно было только одно. Он лежит, а над ним склонилась темная фигура.

 

17. Возвращение

— Живой? — только теперь Николай разглядел в склонившейся над ним фигуре того самого Людоеда в черном берете и с опущенными к подбородку черными усами.

Васнецов с трудом разжал слипшиеся и пересохшие губы.

— А что… Был мертвый? — медленно и тихо проговорил он.

— Ну… Мертвый не мертвый, но в отключке третьи сутки уже. — Илья усмехнулся. — С возвращением.

Он достал что-то из кармана и занес над Николаем руку. Перед лицом повисла цепочка для солдатских жетонов, на которой висела немного деформированная, но отшлифованная до блеска пуля.

— Это тебе сувенир.

— Чего это? — Васнецов прищурился, глядя на пулю, которая висела над его лицом.

— Это то, что из тебя местные эскулапы вытащили. Калибра 7,62. Из СВД в тебя шмальнули. Повезло что не в голову. Считай, легким испугом отделался.

— Легким испугом?

— Ну да. Рана в принципе пустяковая. Просто ты часа два провалялся, пока тебя нашли. Крови много потерял. Да и переохладился сильно. Хотя, если бы не мороз, то может, и крови больше утекло. Так и помер бы. — Крест уселся на табуретку рядом с койкой и вложил свой подарок Николаю в руку.

— А мои… товарищи…

— Да живы они все. Космонавт один в руку ранен, но там тоже ерунда.

— А бой… чем все кончилось?…

— А все только начинается парень. Тот бой то мы выиграли. До следующего утра воевали. Потом устроили чистки по районам. Короче вся Москва на ушах. На моей памяти, это третья война таких масштабов в Москве после ядрены. Вот так вот.

— Почему на этот раз?…

— Из-за вас. Из-за миссии вашей. Я тут с пленными пообщался, — Людоед как-то злорадно усмехнулся. — Они говорят, как молва про вашу миссию по спасению Земли пошла, так все будто с цепи сорвались. Очень многие группировки помешать вам хотят. Во многих группировках раскол. Одни считают вашу миссию благой, другие опасной для их существования. Короче, растопили вы многолетний лед однообразия жизни.

— Да как они узнали все об этом?

— Сталкеры, которые к нам на помощь от Лужников пришли, рассказали, что когда они разбили бандитов в гостинице «Украина», то обнаружили там, в подвале трех мертвых пленных со следами пыток. Мужик в годах. Парень одноглазый и женщина. Этот ваш Варяг ходил туда и опознал их. Говорит, это семья, у которой вы заночевали перед визитом к нам. И они знали о вашей миссии. Видимо под пытками рассказали все что надо и не надо.

Васнецов закрыл глаза. Ему стало стыдно и больно. Ведь это по его следам, ведущим от метромоста, пришли к ним тогда бандиты.

— Мы подставили их, — прохрипел он. — А ваших сколько полегло. И тоже из-за нас. Как погано все… почему так, Илья? Почему они так отреагировали? Мы же благо для всех сделать хотим. Мы же всех спасаем. Почему они воспротивились?

— Ты понимаешь, Коля. Все выжившие последние двадцать лет живут в полном отсутствии какой-либо идеи. Ну не двадцать лет, а чуть поменьше. И я имею ввиду идею четкую и конкретизированную. Не аморфные идолы и утопичные мечты. Первые годы, хоть и считаются теперь самыми страшными из-за хаоса неопределенности, паники и неразберихи, но у большинства была надежда на то, что вскоре этот период пройдет. То есть была идея дождаться нормализации обстановки и возвращения к нормальной жизни. Четкая и ясная идея. Это потом стало ясно, что все. Конец и ледниковый мир, в котором только и остается, что выживать. И единственной идеей для людей стало добывать жратву и оружие. Согреваться и продлить свое существование как можно дольше, цепляясь за пребывание в этом разрушенном мире когтями и зубами. То есть жизнь вошла в такое вот русло, и продолжалось так годами. И вдруг! Оказывается! Что может что-то измениться! Представь себе, что люди почувствовали. Ведь этот мир уже стал привычным. Тот старый мир уже почти забыт и покрыт презрением оставшихся в живых, которые в этой связи считают себя лучше тех, кто выжить не сумел. Многие не хотят никаких перемен. Другие верны фанатично своим чудаковатым идеалам и считают, что эту миссию должны исполнить они, а не вы. Третьи боятся потерять свободу, и в этом смысле они солидарны с первыми. То бишь они не хотят перемен.

— Боятся потерять свободу? Да какая это свобода, жить в подвалах и всего бояться? — Николай повернул голову и удивленно уставился на Людоеда.

— Мы живем в царстве зла, парень. Вот если раньше была какая-то борьба добра и зла, то сейчас… А что такое зло? Все очень просто. Зло, это неправильно понятая свобода. Я лично не вижу ничего удивительного в том, что именно сейчас люди свободны. Нет рамок и ограничений. Нет уставов, законов, уголовного кодекса и конституции. Нет милиции и прокуратуры. Нет больше дорожных знаков и бюрократии. Только рамки личной совести у каждого. Это тебе может показаться невероятным, но многие, очень многие, категорически не хотят перемен. Прошло двадцать лет парень. Все вроде устаканилось. Мало кто захочет новых потрясений. Они из кожи вон полезут, чтобы вам помешать. Только редкие очаги остатков былой цивилизации могут согласиться с вами. Вроде этой конфедерации. Или вашего Надеждинска, который, судя по рассказам твоих товарищей на этот союз похож. Так что не удивляйся.

— Это просто бред какой-то, — поморщился Николай. — Мы же благо для всех хотим сделать.

— А кто сказал тебе, что это благо абсолютно для всех? Кто тебя просил за всех решать? — Людоед усмехнулся. — Наивный какой.

— Разве люди не понимают, что они погибнут иначе!

— А кто сказал, что это факт? Ну, даже если и факт… Человеку свойственно разрушение. И саморазрушение. Ты еще этого не понял? Если ты не понял этой очевидной истины, живя в мире, разрушенном ядерной войной, то почему они должны понимать твои доводы? — Крест достал из кармана смятую пачку от сигарет. — Вот. Полюбуйся. Крупным шрифтом написано: — «Курение вредит вашему здоровью». А на другой стороне: — «Курение — причина раковых заболеваний». Люди все равно курят. И я курю. И Варяг твой трубкой пыхтит. Или вот помню, сколько по телевизору показывали аварий. Машина ехала на большой скорости и врезалась куда-то. Морду водителя по лобовому стеклу как морковку на терке размазало. А люди один хрен носились и бились. Человек забивает гвоздь и вроде он понимает, что может долбануть себе по пальцу молотком. Но не думает об этом, пока не долбанет. А потом сразу кричит. Ненавидит и гвоздь, и молоток и эту деревяшку, в которую забивал гвоздь и эту суку жену, которая попросила его сей гвоздь забить. Но только не себя. Человеческое эго и его безмерная тупость, хуже атомного оружия. Само по себе изделие, будь то сигарета, автомобиль, молоток, или чертова ядерная бомба, совершенно ничерта не значат. Но вот в руках человечишки…

— Глупо. Как все мерзко и глупо. — Николай прикрыл глаза, вспоминая свое видение, в котором он ехал в поезде метро, где сидели равнодушные люди. Тоска сжала сердце. Стала болеть рана в боку. Рана… Он вдруг ощутил, как ему не хватает общения с этой девушкой. Снова захотелось уйти в небытие, где можно будет с ней пообщаться… Он тут же вспомнил великана и взглянул на Илью. — Послушай, ты слышал истории про оборотня, который днем в городе, а ночью в метро уходит?

— Да кто этих небылиц не слышал, — хмыкнул Людоед закуривая. — Конечно слыхал.

— У него пулемет как у тебя. — Произнес Васнецов обличающим тоном. — Я видел его. У него точно такое оружие.

Людоед медленно повернул голову. Посмотрел Николаю в глаза и вдруг недобро засмеялся.

— Ты что, думаешь, он это я? Ну чудак. Эта пушка весит полтора пуда. Как с ней таскаться? Да и ростом я пониже намного…

— Погоди, а я ведь не говорил, что он ходит с этим пулеметом. И откуда ты знаешь, что он очень высокий? Как…

— Да успокойся ты, — перебил его Илья. — Знаю, потому что я видел его в прошлом году на станции «Полянка».

— Но ты только что сказал, что это небылица!

— То, что о нем рассказывают. Просто какой-то амбал смастерил себе хитрый костюм. Или умыкнул из какого-нибудь военного НИИ. И бродит по метро, морлоков истребляет. Он, наверное, умом двинутый. Мстит им за что-то. А из него чуть ли не полубога-полудьявола сделала народная молва.

— А ты не разговаривал с ним?

Людоед снова засмеялся.

— Мы тогда от него еле ноги унесли. Я ведь в то время с черными сталкерами был. С мародерами. Мы напоролись на его тайник. Он из темноты появился, и очередь по нам дал. Может, упредить хотел просто. Но нам то… Кто гарантию даст, что следующая очередь не будет на поражение?

— Ну а пулемет этот? Откуда у тебя такой?

— Слушай, ты достал уже. Такое оружие было в оружейных тайниках посольств некоторых НАТОвских стран. И патронов в достатке. На всякий случай, как говорится. И в подвале, на складе центра Службы Внешней Разведки оружие всякое иностранное. В том числе и это. Там у них тир в подвале был оборудован. Короче кончай тут на меня ярлыки навешивать. А то я начну навешивать оплеухи.

— Извини. — Сконфуженно пробубнил Васнецов и умолк.

— На вот. Это тебе. — Людоед достал из висевшего у него на ремне планшета записную книжку с черной кожаной обложкой и положил ее на старое синее военное одеяло, которым был накрыт Николай.

Васнецов уставился на записную книжку и ощутил колики в животе. Это казалось невероятным, но перед ним лежало то, что пыталась дать ему Рана в последнем странном сне.

— Откуда… это?

— Вчера сталкеры приходили с Лужников. Армаген и Барс. Вы оказывается знакомы. Я-то их уже лет пять знаю. Они, между прочим, тебя проведать приходили. Это их группировка нам на помощи пришла во время обороны. Но их тогда не было. Они ходили за город в какой-то там военный бункер. Вернулись вчера утром и узнали, что случилось и из-за кого. Ну и пришли. Барс просил эту книжку тебе отдать, когда ты очухаешься. И просил пожелать тебе удачи в вашей миссии.

— Я видел эту записную книжку во сне! Как такое может быть?!

Людоед кашлянул и выпустил клуб сизого дыма.

— Да мы вчера тут возле твоей койки сидели и разговаривали, пока ты дрых. И про этот ежедневник в том числе. Вот тебе и приснилось.

— Но я видел его именно таким!

— Да брось. Это сейчас тебе так кажется. Сон, штука такая… Мне вот на той неделе приснилось, что я по луне хожу. Ищу там какой-то луноход. И после этого вы появились. На луноходе. Так что, ты сильно не заморачивайся на своих снах. Особенно после того, что с тобой приключилось в парке.

— В каком парке?

— В Битцевском. Сталкеры сказали, что тебя там чуть пси-волк не обратил. Было такое?

— Было.

— Ну, вот то-то же. Ты с мозгами своими осторожней теперь будь. А то сам с собою сделаешь то, что волк не успел.

— То есть? Что ты имеешь в виду?

— До сумасшествия себя доведешь. Вот что. Года четыре назад, когда я мародерил, был у нас в группе один. Тоже на пси-волка наткнулся. Но мы успели зверя убить. Не обратил он подельника нашего. Однако тот всякое видеть стал. Мы по квартирам ходили, а он людей там видел. Конечно, никаких людей там давно не было, а он видел какие-то фантомы жильцов, на момент когда вся котовасия началась. Истерики жуткие закатывал. То где-то в квартиру бандиты врываются и насиловать да грабить начинают, а он помешать пытается но естественно безрезультатно. Однажды он видел, как мамаша грудничка своего в ванной утопила и сама повесилась. Жуткое с ним после таких видений творилось. В один прекрасный день он увидел такое, что даже описать нам не смог, взял в той квартире, да не выдержал и сиганул из окна. А, между прочим, тринадцатый этаж был. Несчастливое, блин, число.

Васнецов смотрел на Илью со странной фамилией Крест и чувствовал полное разочарование. Теперь оказывается, его видения и общение с Раной и ее просьба помочь планете, лишь плод его воображения, порожденного какими-то сдвигами в психике, вызванными люпусом. И только… Только почему он видел во сне эту книжку именно такой, какая она есть? Если его подсознание слышало разговор Людоеда и сталкеров, которые принесли ежедневник, то видеть оно ничего не могло. Хотя может быть, ему действительно только кажется, что он видел записную книжку именно такой.

— А что там написано? — вздохнул Николай.

— Черт ее знает. Там страницы слиплись от времени, сырости и холодов.

— И что тогда с ней делать?

— Я бы попробовал паром. Постепенно ее отпаривать надо. Осторожно и неторопливо. По листочку. Тогда может и получится что-либо прочитать.

Николай вздохнул, глядя на потрескавшийся переплет ежедневника. Было конечно интересно, что там написано, но он вовсе не думал, что там может быть что-то важное и стоящее.

— Значит, я трое суток пролежал, — пробормотал он. — Скверно. Мы и так в Москве задержались. А тут я еще… Времени совсем мало.

— Да ты не торопись, парень. После той заварухи, что началась, было бы нереально проехать спокойно по городу. Наши сейчас заканчивают безопасный маршрут. Мы думали ночью уходить. А тебя тут, в конфедерации оставить. На излечении.

— Меня оставить?! И кто это мы?! — возмущенно воскликнул Николай.

— Я к вашей группе присоединяюсь. Вам человек с иммунитетом от пси-волков не помешает, — Людоед усмехнулся. — А я как раз такой.

— Но как можно меня оставить?! Кто так решил?! — Васнецов поднялся с постели, не смотря на боль в боку.

— Эй, осади. Ты же раненный…

— Ты сам сказал, что рана пустяковая. Я не могу остаться! Я должен до конца дойти!

— Да чего ты разорался? — Людоед с некоторой надменностью посмотрел на раненного. — Пойдешь, никуда не денешься. Только если командир твой так решит.

— Варяг?! А где он вообще?!

Яхонтов, словно ждал за дверью. Он вошел в комнату сразу после этого вопроса. Видимо он находился в соседнем помещении и, услышав возглас, решил узнать что происходит.

— Колька! Живой! — Радостно воскликнул он.

— А я и не был мертвым! — зло бросил Николай, съедаемый обидой и ревностью за то, что его хотят отлучить от такой важной миссии. И от выполнения просьбы Раны. Пусть и приснившейся просьбы. — Я не был мертвым! Ясно, черт возьми?! Только вот мне что-то не ясно, почему меня выкинули из нашей группы?!

— Да кто тебя выкинул? — опешил Яхонтов.

— Вы решили дальше идти без меня! Какого хрена?!

— Во-первых, не ори. Во-вторых, ты ранен. Тебе лечиться надо.

— Это ты решил или Людоед этот?!

— Слышь, тон свой поубавь! — рявкнул Крест.

— Да идите вы все в задницу! Надо будет, пешком пойду, без вас! Это предательство! Ясно вам?!

— Угомонись, — нахмурился Варяг.

— И не подумаю! Что нашли мне замену получше да?! Профессионала-воина?! А я теперь нахрен не нужен?!

— Ты ранен, чтоб тебя!

— Я здоров! Я в порядке! — Николай сжал кулаки.

— Голова у тебя точно не в порядке, — усмехнулся Людоед.

Васнецов посмотрел в его глаза и хотел что-то резкое ответить. Но взгляд Людоеда источал такую угрозу, злобу и презрение, что весь боевой пыл Васнецова сразу сошел на нет.

— Пойдешь, — зло процедил сквозь зубы Варяг. — Но если я, хоть один писк или жалобу на недомогание от тебя услышу, выкину к черту, где бы мы не находились!

— Не услышишь!

— Тогда иди манатки свои собирай!

* * *

В пассажирском отсеке лунохода стало намного тесней. И не только из-за нового пассажира, коим являлся Илья Крест по прозвищу Людоед. У кормовой аппарели лежал его огромный шестиствольный пулемет и сложенная станина к нему. Плюс большой ящик с пулеметной лентой к нему. Этот самый ящик Людоед использовал как персональную койку.

Никаких церемоний прощания не было. Машину загрузили боеприпасами, пищей, питьевой водой, медикаментами, дали несколько дополнительных фонарей, пару приборов ночного видения и несколько географических карт разных масштабов. Потом подошел тот самый генерал и несколькими короткими фразами пожелал группе удачи.

Было около трех часов ночи, когда луноход отправился в путь по широченной улице Новый Арбат в сторону, которая когда-то была востоком. На ночном переходе настоял Крест, поскольку в ночное время город был пуст. Люди, и друзья, и враги и те от которых вообще неизвестно что можно было ожидать, прятались по своим убежищам. Конечно, луноход оставлял характерный след гусениц на снегу, и кто-то мог пуститься в погоню, но это могло случиться не раньше рассвета. А за это время они должны были пройти приличное расстояние и вообще покинуть город.

Николай сидел в углу и молча, наблюдал за своими товарищами. Он не только не перестал злиться, но еще более накручивал в себе чувство обиды за то, что его едва не оставили в лазарете конфедератов. Как назло стала ныть еще не затянувшаяся рана в боку, словно проверяя его на верность данному слову — не жаловаться.

Людоед сидел на своем ящике и, разложив перед собой увесистый вещмешок с патронами от «Калашникова», откусывал им плоскогубцами кончики пуль.

— Ты зачем это делаешь? — полюбопытствовал Сквернослов.

— Не хочу оставлять второго шанса тем, в кого придется стрелять. Такая пуля войдет в плоть и розочкой раскроется. Даже если пройдет навылет, вырвет фунт плоти как в «Венецианском купце». — Илья снова улыбнулся своей фирменной циничной ухмылкой, предвкушающей чьи-то страдания.

— Это же изуверство, — поморщился Варяг.

— А я разве спорю? Как думаешь, за что меня Людоедом прозвали? — Крест засмеялся, продолжая свою работу.

— Так баллистика ни к черту? — Сквернослова не тронули слова об изуверских патронах, но интересовали их боевые качества, которые от такой процедуры как грубое откусывание кончиков, могут снизиться.

— Нахрена баллистика в бою на ближних и средних дистанциях? — Людоед пожал плечами и подбросил в ладони очередной патрон. — Там где будет важна баллистика, я использую «Винторез» или СВД. А когда враг на расстоянии вонючего дыхания изо рта, надо рвать его на куски. Автомат с такими малышками — самое то.

Николай, забившийся в неприступный мир своего крохотного уголка, прижавшись спиной к стенке, за которой находилась кабина космонавтов, пристально смотрел на Илью. Он завидовал его безупречной и какой-то первобытной злобе, делавшей его будто неуязвимым. Васнецов вспоминал бой у дома советов. Людоед там был воплощением смерти и уничтожения. И он, словно сам являлся смертью, а посему погибнуть не мог. Он появлялся в дыму разрывов и яростно кричал, размахивая острой катаной, отсекающей конечности и руки. Рубящий врагов от плеча и до живота. Он орал, поливая врагов свинцом из своего странного пулемета и этот дуэт его вопля и звука вращающихся и изрыгающих смерть стволов, словно были эхом прокатившейся много лет назад вокруг всей планеты стихии апокалипсиса. Во сне Рана почему-то упомянула о нем. Что таится в прошлом Людоеда? Что он натворил? Всегда ли он был таким зверем, смакующим рассказы о свойствах надкушенных пуль? Николай пристально посмотрел в лицо этого занятым своим делом человека. Что-то такое он уловил… Да, Николай был готов поклясться, что эти опускающиеся к подбородку черные усы были призваны скрыть смотрящие вверх уголки губ, говорящие о том, что когда-то это человек был улыбчивым, а не цинично ухмыляющимся. И глаза у него постоянно прятались в тени нависших и нахмуренных бровей лишь для того, чтобы скрыть затаившуюся во взгляде бесконечную грусть и тоску.

Николай был удивлен своим открытием и пытался понять, какая связь между сделанными им сейчас наблюдениями и тем, что говорила Рана во сне.

Луноход качнулся и отвлек от этих мыслей. Что-то заскрежетало под гусеницами.

— В чем дело? — спросил Варяг у космонавтов, сидящих впереди.

— Легковушки под снегом. Задел одну. Тут сугробы больше. Не видно, что под снегом. — Ответил сидящий за рулем Алексеев, облаченный в прибор ночного видения, поскольку решили ехать без фар и не привлекать к себе лишнего внимания.

Машина проезжала пересечение Нового Арбата и Садового кольца. Садовое кольцо ныряло в короткий тоннель, проходящий под этим большим перекрестком. Яхонтов взглянул в перископ. Район был покрыт маревом осветительной ракеты. Цитадель конфедератов была еще совсем недалеко, и тут орудовали усиленные патрули казаков, призванные обезопасить путь лунохода на протяжении ближайших нескольких километров. В свете ракеты были видны бесконечные вереницы автомобилей, оставшихся на Садовом кольце с незапамятных времен. Это была та самая пробка, о которой говорил Аксай. Многих машин не было видно из-за скрывающего их слоя снега. Но автомобили покрупнее и повыше можно было разглядеть. Иные автомобили кто-то раскапывал. То тут, то там зияли в снегу неровные ямы. Возможно, это были следы деятельности мародеров или искателей топлива. А может кто-то, просто искал останки родных. Луноход проехал пересечение, когда осветительная ракета стала уже затухать.

Луноход качнуло еще несколько раз.

— Эдак мы гусеницу повредим, — пробормотал Алексеев.

— Центра улицы держись, — посоветовал Людоед.

Где-то позади, на здании бывшей мэрии вспыхнул прожектор. Он светил в сторону, куда ехал луноход.

— Спасибо генералу, — хмыкнул Варяг.

Впереди замаячили огромные бесформенные груды. Руины зданий. Высотки были разрушены. Те, что были ниже, уцелели, но хранили следы сильных пожаров. На подступах к Арбатской площади свет прожектора совсем ослаб, однако было заметно, что здесь разрушения сильнее. Дорога сузилась. Теперь машина двигалась по Воздвиженке. Свет прожектора уже утонул во тьме. Вокруг белели покрытые снегом уже сплошные руины.

— Что тут было? — спросил Макаров.

— Как что? — хмыкнул Людоед. — Скоро Красная площадь, а за ней Лубянка. Эпицентр одного из четырех взрывов.

— Как это четырех? — Варяг уставился на Илью. — Три взрыва ведь было.

— А кто считал? — засмеялся Крест. — Мне вообще один старый сталкер рассказывал как-то, что взрывов было пять. Просто было три мощных заряда, а два, будто так себе. Кто его знает. Метро никто толком не изучал после ядрены. Может и больше.

— Как такое вообще может быть! — закричал вдруг Андрей и повернулся. — Как, Илья! Как можно было начинить столичный метрополитен ядерными зарядами?!

— А ты слыхал про ранцевые диверсионные фугасы? — ответил Людоед.

— Говорили же, что все это сказки, — возразил Яхонтов.

— Ну, выгляни в окошко и увидишь сказку.

— Кто мог их туда установить?! — продолжал нервно кричать Макаров.

— А ты, друг ты мой ситный, вспомни конец прошлого века, — Людоед протянул в соединяющее две кабины окно свою руку и хлопнул по плечу космонавта. — Ну, вспомни. Вспомни, что в матушке России творилось. Развал. Грабеж огромного государства. В правительстве люди с двойным и тройным гражданством. Президент тогда был вообще зомби. Война еще. Вспомни. Ты не помнишь, как на наших рейдах безнаказанно шныряли ихние подлодки? Как отрубали электричество нашим стратегическим объектам? И не батальон стройбата какой-нибудь. А именно стратегические объекты. Как танки расстреливали конституцию помнишь? Как бандиты наскоком город захватили на Ставрополье, и потом наша власть их торжественно проводила в их родовые аулы? Как школьников вчерашних отправили на отсечение голов под елочку новогоднюю, а потом кремлевские морлоки капитулировали тем головорезам? Твою мать, Андрей, ядерная держава капитулировала перед кучкой уголовников! Какого хрена ты удивляешься?! Кто мог это сделать говоришь?! Да каждый второй, мать его, опустившийся гражданин этой изнасилованной всеми кому не лень страны мог за вонючую пачку говеных зеленых бумажек спуститься в метро и оставить там эти заряды, которые годами могли там лежать и ждать своего часа! — Людоед вдруг вскочил со своего места и, казалось, что он совсем взбесился. — Чего уставились? Вы в какой стране жили вообще? В той, что во второй мировой выиграла? Нихрена, дорогие товарищи! В той, что проиграла третью мировую, мать ее, холодную войну! Так какого хрена вы тупые вопросы задаете такие?! Удивительно не то, что какая-то сука заминировала метро! Удивительно, что мы смогли в тот день запустить наши ракеты! Вот что удивительно! Удивительно, что у нас еще какие-то самолеты взлететь тогда смогли! Удивительно, что подлодки наши смогли отойти от пирсов своих! И это после перестройки и нашей славной демократии! После того дикого разгрома и повального предательства мы еще что-то смогли сделать! Вот что удивительно!

Он, наконец, уселся на свое место и затих, нервно перебирая в руке очередную горсть патронов от «Калашникова». Никто ничего не мог сказать. И если Сквернослов и Васнецов были представителями более молодого поколения, то и Варяг и космонавты помнили еще то, о чем так эмоционально только что говорил Крест. И видимо они понимали, что Людоед не так уж далек от истины.

Луноход остановился.

— Что там? — угрюмым голосом спросил Варяг у Юрия.

— Это… ведь… Красная площадь?… — сдавленно проговорил Алексеев.

Московский Кремль и его знаменитая Спасская башня, собор Василия Блаженного и мавзолей давно исчезли. Они теперь были лишь легендой и частью воспоминаний тех, кто помнил, что они когда-то находились здесь. Теперь это была холмистая снежная пустошь, накрывающая саваном смерти руины сердца страны. Кремль, не как символ власти, какой бы она не была, но как символ истории России и как сердце Родины, не существовал уже долгие годы. И это теперь было символом непоправимой катастрофы и невосполнимой утраты былого. Погибли ведь не только многие миллионы людей. Но и их достояние, неумолимо пересекающее границы эпох и делающее историю осязаемой и близкой. Но не теперь. В этой эпохе нет место связующим символам времен. Здесь лишь руины и призрачная надежда выжить.

— Туда, — указал рукой вздохнувший Илья. — Через Площадь революции и Лубянку. Потом курс на Измайловский парк. На этих территориях только пси-волки и крысы-мутанты.

— Мы что, должны ехать через территорию чудовищ? — Сквернослов удивленно посмотрел на Людоеда.

— Поверь мне, парень, это гораздо лучше, чем идти через территорию людей, — усмехнулся Людоед. — Поехали. До рассвета нам надо покинуть Москву.

 

18. Листопад

Скривившийся обломок стены с зияющей пустотой дверного проема торчал из снега. Очевидно, это был второй этаж. Чем было это здание еще в те времена, когда оно существовало не как одна потрескавшаяся стена, уже было не понять. Впрочем, огромному бородавочнику, который пролез в дверной проем и присев, стал тереться спиной о стену, было совершенно наплевать на то, что это было в иные времена. Почесавшись, животное стало усиленно нюхать холодный воздух, вглядываясь маленькими глазками в темноту ночи. Убегая от стаи диких собак, он отбился от своего семейства и теперь пытался уловить их запах. Но тщетно. Где-то рядом послышался шорох и писк. Кабан хрюкнул и затаился. Прямо перед ним появилась крыса. Она встала на задние лапы, уставилась на бородавочника и резко отпрыгнула назад. Затем снова встала на задние лапы и взглянула на огромного зверя. Кабану хотелось есть. В мире скудном на пропитание, все и всегда хотели есть. Бородавочник бросился на крысу, совершенно не понимая, что колония этих мутантов-грызунов, находившихся поблизости, отправила эту особь специально для того, чтобы заманить кабана в ловушку. Преследуя крысу, кабан почувствовал, как что-то ужалило его заднюю лапу чуть выше копыта. Зверь остановился и завертелся на месте в поисках обидчика. Теперь его ужалили в другую лапу. Кабан зло захрапел и снова повернулся. Крысы, сначала поодиночке, а затем чаще и группами, выскакивали из укрытий в грудах обломков и снеге и молниеносным выпадом прокусывали артерии над копытами бородавочника, а затем снова прятались в свои укрытия. Это была верная тактика победить большого и сильного противника путем его обескровливания. Свои выпады крысам-мутантам пришлось повторять много раз, поскольку на морозе кровотечение могло остановиться. Кабан яростно прыгал на месте, пытаясь отогнать от себя этих жалящих грызунов. Он сумел в своих хаотических движениях затоптать нескольких врагов. Обычное дело. Значит, они оказались недостаточно ловкими. Естественный отбор брал свое.

Крысы продолжали свои атаки. Большие самцы вели за собой молодняк, обучая их убивать большого зверя. Снег под кабаном окрасился алым, который в темноте казался черной бездной. Бородавочник упал. Он уже потерял много дающей жизнь алой субстанции и теперь лежал в собственной крови, тяжело дыша и жалобно повизгивая, предчувствия скорую смерть. Крысы поняли, что настало время. Огромная лавина безжалостных грызунов ринулась со всех сторон, облепив обреченного зверя. Они рвали его шкуру, вгрызаясь в плоть, а он еще дышал… Многие крысы проникли в брюшную полость и в глотку, поедая кабана изнутри. Зверь, наконец, перестал дышать и вздрагивал он только от движения рвущей его тело на части голодной массы.

В темноте раздался похожий на раскаты грома рык, переходящий в какую-то жуткую вибрацию воздуха и протяжный вой, уходящий в сверхвысокие тона и закончившийся громким, режущим слух щелчком.

Крысы как по команде бросились в рассыпную, оставляя свою недоеденную добычу на произвол судьбы. Возможно, они были способны обескровить и то существо, которое издало этот странный и жуткий звук, но в том то и дело, что этот широкодиапазонный рык подавлял их волю и способность к организованным действиям, оставляя лишь инстинктивное желание бежать подальше.

Медленно переступая массивными толстыми лапами и злобно фыркая, выпуская из широкого носа пар, на место кровавой бани вышел огромный пси-волк. Размером он был с бурого медведя. Сверкая в темноте оранжевым блеском глаз, он осмотрелся и, клацнув зубами, впился в недоеденную тушу кабана. Из тьмы близлежащих руин показалась еще дюжина люпусов. Они были несколько меньше первого. Собравшись вокруг вожака, они стали терпеливо ждать, пока он насытится. Проявляя заботу о своих собратьях, большой люпус вырвал из туши кусок грудины вместе с парой ребер и отойдя в сторону начал жадно его поедать, перемалывая могучими челюстями кости. Его сородичи накинулись, наконец, на вожделенную тушу. Заснеженный пустырь наполнился чавкающими и хрустящими звуками, рычанием и сопением. Что-то отвлекло вожака от пищи. Он поднял голову и уставился на большой заснеженный вал. Оттуда приближалось гудение. Пси-волк угрожающе зарычал, подняв свои треугольные уши, безупречно ловившие этот звук среди звуков возни его сородичей. Какая-то огромная масса выскочила с той стороны вала и, клюнув носом, устремилась прямо на волков, перемалывая под собой снежный наст. Вожак схватил свою пищу зубами и бросился в ту сторону, откуда пришел, пересекая путь этому странному механизму. Остальные звери бросились врассыпную. Однако машина все-таки задела люпуса. Он перекувыркнулся и заскулил. Затем посмотрел в след обидчику и издал протяжный, звенящий в воздухе кличь. Удирающие сородичи резко развернулись и бросились к нему. Пси-волк отряхнулся и бросился догонять обидевший его самоходный механизм. Стая последовала его примеру. Они довольно быстро нагнали машину и продолжали ее преследование, думая, наверное, над тем, как ее остановить и уничтожить. Машина повернула резко вправо, стараясь избежать соскальзывание в огромную яму, образовавшуюся из-за провала большого участка грунта. В другом конце ямы зияла большая черная дыра, открывающая вход в столичное подземелье. Вожак замедлил бег и уставился на странные черные холмики, которыми был усыпан пологий спуск к зияющей дыре. Возможно, инстинкт и характерный запах подсказал люпусу, что это возможно те существа, которые, несмотря на свою физическую недоразвитость были невосприимчивы к гипнотическому зову пси-волков. Которые оставались безучастными к их подавляющим волю и разум кличам. Это те самые существа, из-за которых люпусы боялись спускаться в обширные подземелья города. Поскольку там их были несчетные количества и они в ярости подавляли массой любое существо, не имеющего иного оружия кроме того, что было даровано природой.

Один черный холм резко распрямился, растопырив руки, и прыгнул на замешкавшегося люпуса. Волк раскрыл пасть и поймал врага в цепкие клешни своих челюстей. Заверещавший морлок обнял голову люпуса словно намордник. И в этот момент десятки холмиков кинулись на зверя. Пси-волк понял свою ошибку и стал трясти головой, но было уже поздно. Морлок-смертник, кинувшийся на него первым, пожертвовал собой и не дал зверю позвать своих сородичей, и теперь десятки рук и зубов рвали его, поваленного на бок непобедимого вожака, на части.

Остальные пси-волки продолжали преследовать машину, но ощутили, как ослабел запах их вожака. Значит, он по какой-то причине отстал. Волки остановились и бросились назад. Их незаменимое в ночи волчье зрение уловило как жуткие, чумазые до черноты существа рвут их непобедимого лидера. Люпусы кинулись на выручку, и тут из подземелья ринулась яростная толпа морлоков. Началась поистине эпическая битва между волками-мутантами и теми, кто когда-то были людьми. Голод гнал физически слабых морлоков на смертельно опасных и сильных зверей.

— Чтоб я сдох, если видел когда-нибудь что-то подобное! — воскликнул Яхонтов, глядя в перископ, к которому умельцы конфедератов приладили танковый прицел ночного видения.

— Ночь, дружище, время зверушек! — усмехнулся Людоед.

— И это безопасный маршрут?! — Варяг уставился на Илью.

— Ну да, — развел тот руками. — Людей тут точно нет. А они, поверь мне, хуже. Много хуже.

— А если луноход сломается? Застрянет? Вот в этом зверинце. Что тогда?

— Да не очкуй, Яхонтовый ты мой. Отстреляемся. Главное в ответ никто стрелять не будет.

Луноход вдруг дернулся и встал.

— Что случилось? — Крикнул сквернослов Алексееву.

— Что-то в ходовую попало. Маховик закусил. Или камень или бревно или еще что-то. — Ответил космонавт.

— И что? — поинтересовался Варяг.

— Двигаться дальше нельзя. Гусеницу порвем. Или звездочка раскрошится. Или трансмиссию пожжем к чертям, а это хуже всего.

— Варяг, ты накаркал. — Подмигнул Яхонтову Людоед.

— Да иди ты, Крест. Юра, чего делать то теперь?

— Надо выйти посмотреть. Может, чуток назад сдам, и вытащить эту хрень можно.

— Добровольцы есть? — хмыкнул Сквернослов.

Все взглянули на Людоеда.

— Что, крайнего нашли? — оскалился Крест.

— Ну, ты же нас сюда затащил. — Ехидно улыбнулся Варяг. — Иван Сусанин.

— Да вы радуйтесь, что это камень просто. Вы его в любом районе поймать могли. И выстрел от гранатомета могли поймать в любом районе. Только не в этом. Черт с вами. Пойду, выйду, если вы такие очковые.

В этот момент в крышу лунохода что-то ударилось, и послышался скрежет и царапания.

— Только немного погодя…, — пробормотал Людоед, уставившись в потолок.

— Что это еще такое? — Яхонтов нахмурился, прислушиваясь к возне на крыше.

— Морлок может? — предположил до этого молчавший Николай.

— Сходи, Васнецов, проверь. Ты же теперь спец по морлокам у нас, — засмеялся Крест.

На крышу еще что-то упало. Возня усилилась.

— Их уже двое. Они луноход раскачивают, уроды, — произнес Алексеев.

— А солнечную батарею не повредят? — спросил Вячеслав.

— Сомневаюсь. Там покрытие особое. Хоть стреляй по нему.

Яхонтов прильнул к перископу.

— Ни черта не видно. — Он стал вращать его и тут кто-то ударил сверху по сфере. Смотровой прибор дернулся влево. — Вот суки! — Яхонтов схватился за глаз. — Черт ну попали мы.

— А как луноход можно раскачивать? Он же на гусеницах? — Сквернослов чувствовал, что машина качается, и был, как впрочем, и все, этим сильно обеспокоен.

— Да очень просто, — угрюмо ответил Алексеев. — Мы еще вдобавок на краю оврага стоим какого-то. Они нас, похоже, столкнуть хотят. А справа какое-то строение полуразрушенное. Они нам на крышу с него, наверное, прыгают.

В корпус со всех сторон забарабанили множество конечностей. Скрежет и шорох стали совсем невыносимыми. Казалось, существа облепили всю машину, кроме передней части, где сквозь лобовые стекла хоть что-то можно было разглядеть. Однако все-таки кто-то кинул обломок кирпича в стекло. Стекло выдержало и даже не треснуло, но космонавты, тем не менее, поспешно опустили ставни.

— Черт, надо было сразу выходить. Пока он один на крыше был. — Вздохнул Крест.

Снаружи послышались хлопки. Что-то лязгнуло по корпусу. На луноходе вообще начало твориться что-то невообразимое.

— Погоди… Это же… Стреляют? Точно! «Калашников»! Нет, — Варяг прищурился, вслушиваясь в трескотню снаружи. — РПК! Точно! Пулемет! Слышь, Илья! И как это понимать? Ты же говорил что тут людей нет!

— Только не бейте меня все сразу, — огрызнулся Людоед. Вид у него был озадаченный.

Возня вокруг машины стихла. Что-то грохнуло о крышу. Затем три шага к корме. Глухой удар. Звук соскользнувшего с крыши мертвого тела. Тишина.

— Ну что, хлопчики, страшно? — ухмыльнулся Людоед. — Что хуже, куча морлоков или неизвестный человек с пулеметом на крыше? А я вам говорил!

— Хуже всего твоя болтовня, — покачал головой Варяг. — Ты уверен, что он еще там?

— Уверен. Добил кого-то на крыше и сидит.

— А чего сидит?

— А я почем знаю? Может он гадит нам на крышу, — Крест засмеялся.

Варяг осторожно посмотрел в перископ.

— Точно. Кто-то на крыше. Сапоги вижу.

Сверху раздался стук. Словно кто-то стучался в дверь. Людоед пожал плечами и постучал в ответ прикладом автомата в потолок. Сверху нова постучались.

— Занятно, — хмыкнул Крест и, достав из своей кобуры пистолет, начал выбивать рукояткой на потолке какую-то странную дробь.

— Морзянка? — спросил Николай.

— Морзянка, — кивнул Илья, продолжая барабанить по потолку.

— Ты и азбуку Морзе знаешь? — ухмыльнулся Варяг.

— Я и крестиком вышивать могу, не мешай, — Людоед сделал еще несколько ударов и затих.

Тишина наверху затянулась. Затем послышалась ответная дробь морзянки. Людоед дослушал стуки до конца и улыбнулся. Затем повернулся к кормовой двери.

— Как ее открыть?

— Очумел что ли? — Дернул его за рукав Варяг. — Зачем открывать?

— Я знаю кто наверху. Надо впустить.

— Кто там?

— Нордика.

— Кто? Какой еще Нордика?

— Не какой, а какая. Впустите ее. Как эту чертову дверь открыть?

— Погоди, — Макаров заглянул из своей кабины в пассажирский отсек. — Варяг, что скажешь, открыть?

— Ладно, — Яхонтов нацелил свой автомат на кормовую дверь и кивком головы приказал Сквернослову и Николаю сделать тоже самое. — Открывай.

Андрей включил нужную кнопку, и аппарель распахнулось. В отсек хлынул холод и ветер. Красный внутренний свет осветил несколько засаленных, пропитанных сажей и грязью черных мертвых тел за луноходом. Николай узнал их. Это морлоки. Сверху свесилась накрытая меховым капюшоном голова. Лицо скрыто дыхательной маской.

— Сдай назад чуточку! — послышался женский голос, приглушенный маской. — Эти твари трубу вам в гусеницу засунули. Я вытащу!

Луноход загудел и откатился на полметра назад. Женщина спрыгнула с крыши.

— Как они могли трубу в гусеницу засунуть? Они же не соображают ничего и слепые к тому же. — Нахмурился Николай.

— Это ты зря думаешь, что они ничего не соображают, — усмехнулся Людоед. — На свой лад они даже очень сообразительные. И с чего ты взял, что они слепые? У них просто зрение не такое как у нас.

Снаружи лязгнуло железо. После этого, женщина забралась внутрь, затягивая за собой точно угаданный Яхонтовым ручной пулемет Калашникова.

— Закрывайтесь. Можно ехать. — Сказала она, стягивая с себя маску.

Аппарель закрылась, машина тронулась, и Варяг включил более яркое освещение, чтобы можно было получше разглядеть гостью.

На вид ей было, наверное, лет тридцать. Выглядела она для тех условий, в которых жили теперь люди, достаточно хорошо и ухоженно. Ее можно было назвать красивой уже по первому взгляду на это, скованное ободом меха от капюшона лицо. На лоб спадал желтый завитой локон. Черты лица ее были утонченными. Хотя выражение далеко не было нежным. Прямая линия рта и тонкие, поджатые губы. Сдвинутые темные стрелки бровей и огромные зеленые глаза. Они были невероятно зелеными, и казалось, светились каким-то ядовитым светом. И во взгляде было что-то похожее на первобытную ярость. Даже злобный и источающий угрозу взгляд Людоеда сразу забылся, когда она осмотрела всех присутствующих в пассажирском отсеке лунохода. Красота ее была какая-то хищная, и эти кошачьи глаза только подчеркивали ее.

Кирзовые сапоги, ватные штаны и подрезанный тулуп с пришитым к нему капюшоном, не позволяли оценить фигуру девушки, но было ясно что, скорее всего у нее спортивное телосложение. А вот выдающийся вперед тулуп говорил либо о том, что у нее что-то за пазухой, либо о том, что у нее большая грудь. Скорее всего, второе, так как свою ношу, она таскала в висящей через плечо брезентовой сумке.

— Всем здрасьте, — кивнула она и, обратившись к Людоеду, произнесла: — Вот тебя, говнюка, совсем не ожидала тут увидеть.

— И я по тебе тоже соскучился, стерва. — Кивнул он, зло улыбнувшись.

Яхонтов вопросительно уставился на Илью. Тот понял застывший во взгляде Варяга вопрос и махнул рукой.

— Да все в порядке. Просто мы ненавидим друг друга. Верно, зайка?

— Точно, — кивнула девушка. — Лютой пролетарской ненавистью.

— Это Нордика. Знакомьтесь. Зайка, это мои подельники. Вот этот лось волосатый, Варяг Яхонтов. Летчик-налетчик. Настоящий викинг. Как тебе нравятся. Вот эта белокурая бестия, Славик Сквернослов. Истинный ариец. Тебе тоже понравится. Вон затылки двух космонавтов в окошечке.

— Космонавтов? — она удивленно взглянула на Людоеда.

— Да. Я тебе потом объясню. Короче тот седой, это Юра. Алексеев фамилия. А вот этот лысый… Во. Повернулся. Это Макаров Андрей.

— А там кто в угол забился? — Нордика взглянула на Васнецова.

— О-о! — Крест сделал испуганное лицо и заговорщицким тоном произнес: — Этот у них самый главный. Коля Васнецов. Слышала истории про оборотня? Так вот это он!

— Ты чего болтаешь? — досадливо поморщился Николай.

— Да ладно, — девушка улыбнулась. — Я понимаю, что он дурачится.

Улыбалась она как-то неестественно. Фальшиво. Видимо нечасто ее лик посещала улыбка.

— Как вам удалось с морлоками справится? — поинтересовался Николай, который чувствовал какое-то потаенное восхищение этой особой.

— Да ничего сложного. Опасен не морлок, а их количество и их засады. А в открытом бою все просто. Мочить актив. Тех, кто готов жертвовать собой ради победы остальных. Они распознаются по своей тупой упрямости и самоубийственным выходкам.

— А почему Илья вас назвал Нордика? — спросил Варяг. — Как вас зовут?

— Я Наталья Родионова. — Ответила она.

— Нордика, значит нордическая женщина, — добавил Крест. — Она раньше в группировке фашинов была. Потом как-то обстоятельства сложились и ей жизнь спас Салах-Атдин. Это который «Ирбисом» командует. Я тогда с «Ирбисом» был. Ну, так и познакомились. Она немного свои взгляды пересмотрела и ушла от фашинов.

— С черными сталкерами ты был, с «Ирбисом» был, — хмыкнул Яхонтов. — А с кем еще был?

— Да легче сказать с кем не был. Вот с морлоками и пси-волками пока еще не был, — он улыбнулся. На сей раз совершенно непринужденно. Казалось, присутствие Нордики его сильно радовало и, он с трудом это скрывал. Во всяком случае, Людоед сейчас выглядел не таким воплощением цинизма и злобы. — Наташа. Ты лучше скажи, каким ветром тебя занесло сюда?

— Так я ведь живу недалеко тут теперь. Забыл?

— Ты в Лукино ведь теперь живешь? Верно? И это ты хочешь сказать недалеко?

— За парком. Что тут. Две версты от силы и все. Я за группой одной следила. Короче где-то тут они склад нашли большой. Оптовый что ли. Там консервы, барахло всякое, сигареты и прочее. Ну, думала поживиться. Короче на большую стаю собак чуть не нарвалась. Спряталась в доме каком-то. А разведчиков тех собаки порвали. Мне долго пришлось сидеть. Темнеть начало. Решила переждать до утра. А тут вы. Думаю, лучше к вам. А то холод невмоготу совсем стал. Ну, вот и все.

— Ладно, Нордика. Мы все равно мимо Лукино едем. Аккурат к дому подвезем. Там кто сейчас обитает?

— Да никого. Несколько семей по подвалам прячутся. Я к одной престарелой паре прибилась. Помогаю им. Там сейчас спокойно. А вот в Балашихе… — она покачала головой и, ухмыльнувшись, передразнивая Людоеда, посмотрела ему в глаза.

— Что там? — напрягся Крест.

— Листопад, — ответила девушка.

Илья резко переменился в лице. Он снова стал тем свирепым и безжалостным убийцей, к которому путешественники уже успели привыкнуть.

— Юра! — крикнул Людоед в сторону передней кабины.

— Чего.

— Когда выедешь на поле с большим дубом в центре и крестом рядом с ним, остановись.

— Ладно.

— Что за листопад? — поинтересовался Варяг, которого естественно раздражало, когда в его присутствии говорили о чем-то, чего он не понимал.

— Листопад, это когда осенью листья с деревьев опадают. — Угрюмо пробормотал Людоед.

— Ты что, издеваешься? Какая теперь осень с листьями?

— Да нет. Варяг. Просто там…

Луноход остановился.

— Улица, фонарь, аптека, — произнес Алексеев.

— Чего? — спросил Крест.

— Я говорю, поле, дуб, крест. Приехали.

Илья посмотрел в перископ.

— То самое место. — Вздохнул он, и сев на свой ящик достал карту. — Варяг, смотри. Вот мы здесь сейчас. Конец Измайловского парка. Сейчас поедите чуть направо, и будет шоссе. По столбам поймете, что это шоссе. Едете по нему прямо. Тут перекресток и гаражи. Гаражи раскопаны. Там снега мало. Встанете среди них и ждите. Там встретимся через четыре часа. Или раньше. Но не позже.

— Ты что задумал? — злился Яхонтов.

— Так надо.

— Кому надо? Мы и так много времени потеряли.

— Варяг, мне сейчас к тому дубу надо на пять минут. Потом я Наташу провожу. Потом разведаю путь. Нам ведь через Балашиху надо. А выходит что это опасный путь. Вы главное стойте на месте и ждите. Что бы не случилось. Сколько на твоих часах времени?

Яхонтов недовольно вздохнул и посмотрел на часы.

— Половина шестого. Двадцать семь минут точнее.

Людоед достал из кармана своего мундира круглые часы на цепочке. Раскрыл крышку, кивнул и немного подвел их.

— Хорошо. Девять часов двадцать минут крайний срок. Если я не приду к тому времени, то забудьте меня и двигайтесь дальше. Но не через Балашиху. Поедите на север и сделаете крюк через Лукино и дальше на восток. Андрей, открой! — он поправил свой черный берет на голове.

— Мне это совсем не нравится, — заявил Варяг. — Ты бы шапку взял что ли.

— Да ладно. Я и так на всю голову отмороженный. Вы просто сделайте все так, как я прошу, и будет нам счастье, — ничего не выражающим тоном ответил Крест и вышел через открывшуюся аппарель. Нордика последовала за ним.

— Спасибо что подвезли, — сказала она на прощание.

Когда аппарель уже почти закрылась, с улицы донесся возглас Людоеда.

— Опасайтесь листопада!

— Что за листопад, черт тебя дери! — Крикнул Яхонтов, но дверь уже закрылась. — Нет, ну не козел, а? Что ему стоило объяснить?

— Зачем мы его вообще с собой взяли? — пробормотал Николай, прильнув к перископу. — Не нравится он мне. Странный он.

Васнецов видел, как Людоед пошел к большому раскидистому дубу, возле которого из снега торчал высокий деревянный крест, видимо обозначающий чью-то могилу. Нордика последовала сначала за ним. Однако Илья резко обернулся и велел ей стоять на месте и ждать его. Это было понятно из его жестикуляции. Луноход удалялся от их нового и странного попутчика, но Николай продолжал наблюдать за ним. Тот подошел к кресту. Постоял перед ним какое-то время, сняв с головы берет. Затем вдруг схватился за крест, выдернул его и, размахнувшись, со всей силы ударил по дубу, разломав на части.

— Вот псих! Он крест могильный разломал! — Воскликнул Николай.

— Тот, что у дуба? — спросил Вячеслав.

— Ага… — Васнецов посмотрел на брата. — Я же говорю, нафиг он нам нужен?

— Я кажется понял, — покачал головой Сквернослов. — Я с ребятами конфедератами разговаривал, пока ты в лазарете в себя приходил. Расспрашивал о том, о сем, и про Людоеда этого. Они сначала говорить ничего не хотели про него. Но когда стало ясно, что он с нами уходит, то по секрету рассказали. Давным-давно, он убил бабу какую-то возле большого дерева в каком-то парке. Голову ей отсек своим мечом. И там и похоронил. Вроде он любил ее. А потом, говорят, он ушел в подземелья и жил там. Поговаривают что тот оборотень, что в метро живет, он и есть.

— Прямо шекспировская история, — хмыкнул Варяг и протянул Алексееву карту с пометками Людоеда.

— Ну, сам посуди. Вон дуб, крест и все такое. И в парке. Чем не подтверждение? И пулемет у него такой, как Коля, вон рассказывал.

— Ерунда, — мотнул головой Васнецов. — Оборотень намного выше ростом был. Вот помнишь, какой отец высокий… — Николай осекся, едва не произнеся слово «был». Но он панически боялся говорить и даже думать об отце в прошедшем времени. — Так вот тот человек в метро еще выше.

— Куда еще выше? Да тебе там, в темноте с перепугу могло померещиться, что он размером с паровоз.

Дуб и Людоед с Нордикой уже исчезли из вида, и Николай снова уселся в свой угол.

— Если он любил ее, то зачем отсек голову? — пробормотал Васнецов, вспоминая, как он сам, упав в снег, дал очередь из автомата в упор по догоняющей его девушке Ране, о которой теперь тосковал и которую хотел увидеть, пусть даже во снах или каких-то бредовых галлюцинациях. — Зачем…

— Любовь и ненависть, две стороны одной монеты. — Покачал головой Яхонтов, набивая табаком свою трубку. — Видно что-то не так у них было.

— Ты что, курить тут собрался? — возмущенно произнес Вячеслав.

— Нет. Сейчас на место приедем, там выйду и покурю…

— Какой монеты, — с задумчивым видом спросил Николай. — Он все еще строил ассоциации между собой и убийством Раны и тем, что рассказал про Людоеда Сквернослов.

— Монета. Ну, раньше железные деньги были, которыми люди расплачивались.

— Да-да, конечно, я помню…

— Коля, тебе нехорошо что ли? — Яхонтов внимательно посмотрел на Васнецова.

— Да нет, — тот резко дернул головой, вспомнив свое обещание не жаловаться. — Просто задумался. Любовь, что, монетами измеряется?

— А это ты у него спроси, когда вернется. При его характере ты такой ответ услышишь, наверное, что больше спрашивать не захочется.

— Гаражи, — послышался голос Алексеева. — Кажется, это место он на карте отметил.

— Да, — согласился Яхонтов, посмотрев в перископ. — Вон перекресток. Давай между двух ближайших гаражей встань.

Луноход медленно заехал в укрытие и остановился.

— Я на улицу. Кто подышать хочет? — поинтересовался Варяг, беря в руки свое оружие.

Размять ноги после ночного марша по пересеченной местности решили все. Андрей и Юрий принялись сразу осматривать ходовую часть машины, ища возможные последствия затягивания в гусеницу железной трубы, подсунутой морлоками. Яхонтов закурил трубку. Вячеслав и Николай залезли на крышу гаража и стали наблюдать за окрестностями. Уже светало и, можно было видеть и без прибора ночного видения. За несколькими рядами гаражей были видны небольшие дома, давно уже разоренные.

На одном из ближайших домов было что-то написано. Виднелись только две последние буквы «АД». Начало надписи скрывал один из гаражей.

— Варяг, мы с Колей осмотримся вокруг? — спросил Сквернослов у курящего командира.

— Вы далеко только не отходите. И не долго.

— Ясно. Пошли Коля, поглядим.

Они спрыгнули с гаража в небольшой сугроб и двинулись в сторону того дома. Когда они, наконец, подошли к нему, то надпись открылась им полностью. ЛИСТОПАД. Сквернослов подошел к стене совсем близко, чтобы рассмотреть, чем сделана эта неровная надпись с потекшими буквами, но вдруг Николай схватил брата за плечи и отбросил назад.

— Ты сдурел, а?! — крикнул на него Сквернослов.

— Не ори, — шепнул Васнецов. — Ты чуть на растяжку не наступил.

— Где?

— Вот посмотри. Прямо у стены в мусоре.

Николай был прав. Среди припорошенных снегом груд осыпавшейся черепицы и обломков упавшей печной трубы и битого стекла была протянута тонкая проволока, цепляющаяся за трубу молниеотвода здания и другим концом примотанная к чеке осколочной гранаты, прижатой обломком стены.

— Людоед это имел в виду, когда сказал, остерегайтесь листопада? — Задумчиво произнес Сквернослов, глядя на натянутую проволоку.

— Что случилось? Славик, ты орал? — из-за одного из гаражей вышел Яхонтов.

— Да. Вырвалось.

— Вот так вот вы на разведку ходите, да? Орете так, что на всю Москву слыхать. Что тут у вас?

— Растяжка.

Варяг склонился над гранатой. Почесал свою соломенную бороду и стал производить какие-то манипуляции руками. Затем поднялся, вертя в ладони гранату.

— Ну, вот и все. Вас на боевой подготовке, не учили, что ли растяжки обезвреживать? Гусляков не объяснял?

— А вдруг это хитрая растяжка? — пожал плечами Вячеслав.

— А глаза и мозги тебе на что даны?

— Да ладно тебе. Вот взгляни сюда. Видишь, что написано? — Сквернослов показал на стену дома.

— Листопад. И что? — хмыкнул Варяг.

— Как что? А о чем Людоед говорил?

— Да если бы он еще удосужился объяснить. Погоди… — Яхонтов подошел ближе и присмотрелся. — Кровью написано.

— Ты уверен?

— Похоже на то.

— Тихо! — воскликнул Николай подняв руку. Его ощутило волнение и чувство что, судьба подарила еще одну попытку… — Слушайте! — взволнованно прошептал он.

— По-мо-ги-те! — это был голос молодой девушки. Коля вспомнил свою попытку спасти девушку, которую волокли морлоки в метро. Он вспомнил попытку спасти девочку со щенком во время бойни у «Субботнего вечера», что ему приснилась. Желание спасти кого-то, было настолько навязчивым и непреодолимым, что Николай уже готов был кинуться на этот крик, невзирая на решение Варяга. Однако командир принял именно то решение, которого ждал от него Васнецов.

— За мной, — коротко скомандовал Яхонтов и, вскинув автомат и чуть пригнувшись, быстро двинулся в ту сторону, откуда слышался этот зов о помощи.

Они торопливо двигались между домами. Краем глаза Николай заметил на одном из отдаленных остатков частного дома еще одну странную надпись «Листопад». Он обернулся, услышав торопливые шаги. Это их догоняли космонавты.

— Мы думаем, куда вы пропали… — зашептал Алексеев. — Что случилось?

— На помощь кто-то зовет. Вы зачем машину бросили? — Варяг остановился и посмотрел на них.

— Она закрыта, — махнул рукой Андрей. — А помощь вам, наверное, не повредит.

— Ладно. За мной. Только тихо.

— По-мо-ги-те!!!

— Черт, ее тащат куда-то. Мы все никак не приблизимся, — бормотал Варяг. — Ускориться.

Они двинулись быстрее. Пересекли широкую дорогу и железнодорожную линию. Конечно, шпал и рельсов под снегом видно не было, но зато хорошо были видны несколько обгоревших цистерн и опрокинутый локомотив. Осторожно приблизившись к нему, Яхонтов выглянул.

— Следы, — шепнул он товарищам. — Кажется, четверо что-то или кого-то тащат. Видимо в тот комплекс. — Он поднес к глазам бинокль. — Что это за строения интересно. О. Кажется табличка сохранилась. Полянка? Точно. Санаторно-лесная школа «Полянка». За мной.

Он сменил бинокль на автомат и осторожно двинулся дальше. Они вошли в торчащие из снега остатки некогда растущего тут палисадника и почти достигли того, что было некогда забором школьной территории, как вдруг со всех сторон послышался шорох и звон передергиваемых затворов оружия.

— Бросить оружие! Живо! — послышался женский крик. Следом заголосил целый хор голосов:

— Оружие на землю твари! Мордой вниз свиньи! Бросить оружие! Руки за голову быдло! Живо! Быстрей! Откроем огонь! Мордой вниз! — кричали только женщины.

— Помогите! — раздался девичий крик совсем рядом, затем смех и тот же голос добавил: — Купились, придурки!

— Черт, — зло прорычал Варяг и бросил автомат в снег. — Делайте, что они говорят. Их тут человек двадцать или больше.

— И одни бабы, — досадливо вздохнул Сквернослов.

Из-за покосившегося древесного ствола вышла одна из женщин. Она была облачена в теплые спортивные штаны и дамскую шубу. На голове большая белая меховая шапка. В руках самозарядный карабин.

— Все-таки все мужики, это тупой скот, — засмеялась она. — Для вас дебилов везде написано, что тут территория Листопада. Ох красавчики, — она причмокнула. — Пчелка, где ты сучка маленькая! Иди, погляди, сколько хмырей тебя спасать кинулось на твой голосок! А ведь они еще твоей попки румяной не видели!

От стороны школы послышался смех.

— Сейчас иду! Оставь мне кого-нибудь!

— Сестрички! Идите сюда! Поглядите на это жалкое зрелище! — Она подошла к Варягу. — А ты вроде ничего мужчинка.

— Вы кто такие? — прорычал Яхонтов.

— Мы? Листопад! А ты, ублюдок, теперь мой! — Она с размаху ударила его прикладом по лицу.

 

19. Амазонки

— Хорошо, что мама меня в детстве творогом кормила, — он растирал ладонью болящую скулу.

— А что с того? — Сквернослов взглянул на Варяга.

— Кости у меня крепкие. Правда если бы по носу заехала… снесла бы к ядрени фени.

Они сидели на холодном полу подвала школы, достаточно хорошо освещаемого факелами на стенах. Еще бил утренний свет из небольших подвальных окон под потолком помещения. Видимо вокруг здания снег был расчищен и окна оставались свободны. Внутри было просторно. Наверное, тут был тренажерный зал в былые времена. В дальнем углу лежали какие-то, изъеденные коррозией металлические части и блины от штанги. Как и во время визита в конфедерацию, им завязали глаза и повязки сняли уже тут. И в этом случае они оказались в клетке. Правда шезлонгов не было, и прием оказался очень враждебным. Весь путь до подвала они слушали насмешки и издевки со стороны этих воинственных женщин и девушек и то и дело кто-то тыкал в спину и ниже стволами оружия. Толстые прутья клетки, были хоть и покрыты ржавчиной, но оставались очень прочными. Во всяком случае, попытку пленников разом навалиться на нее и сломать, она выдержала с непоколебимым спокойствием.

— Как глупо попались, — продолжал ворчать Яхонтов. — Вот правду говорят, что благими намерениями устлана дорога в ад.

— Кто это такие? — Николай взглянул на Варяга.

— Я так думаю, что это амазонки. Андрей, Юра, ну вы-то какого лешего поперлись с нами? Остались бы в луноходе, дождались бы Людоеда. Глядишь, отбили бы нас. Там и пулемет этот остался.

— Да ладно. Чего уж теперь. — Вздохнул Макаров.

— Людоед, скотина, кинул нас, — пробормотал Сквернослов.

— Амазонки. А чем это нам грозит? — Продолжал спрашивать Васнецов.

— Да ничем хорошим. Это, я так понимаю, одна из самых нехороших банд. Я расспрашивал у конфедератов. Они рассказывали. Амазонки всякие бывают. Эти, скорее всего из тех, кто ловит мужиков, используют их по прямому назначению, а потом убивают. А тех, кто слабый и в ком они могут быть уверены, что ни одна из амазонок в него ненароком не влюбится, превращают в рабов.

— И зачем они их используют по прямому назначению?

— Для осеменения, неужели не понятно? — Варяг усмехнулся, потирая болящую скулу.

— Да это я понял. А смысл?

— Удовольствие и потомство. Вот и весь смысл.

— А что если у них мальчик родится? — теперь усмехнулся Сквернослов.

— Ну, воспитают по своему разумению. Сделают из него послушную овцу. Исполнителя желаний и добытчика пищи. Ну и работника для тяжелого труда. Наверное, так. — Яхонтов пожал плечами.

Николай поежился. У них не только отобрали оружие, но еще и бушлаты и шапки. В подвале было довольно холодно. И ему было обидно, что естественный и благородный порыв помочь зовущей на помощь девушке обернулся такой бедой для них.

Дверь у дальней стены открылась, и в помещение вошли шесть амазонок, вооруженных огнестрельным оружием и висящими на поясах битами. Среди них и та, что ударила Яхонтова прикладом. Она по-прежнему была в роскошной белой меховой шапке. Выглядела она старше других. На вид ей примерно лет сорок или чуть больше. Вся левая щека ее была стянута как от ожога. Возможно, это и был ожог. На улице этого шрама не было видно из-за шарфа, которым она укутала свое лицо от холода. Все были облачены в спортивные костюмы у всех короткие стрижки, кроме одной. Самой молодой. Круглолицая блондинка с голубыми глазами навыкате и тонкими бесцветными бровями. Примерно ровесница Николая.

Старшая показала пленникам колоду карт.

— Чье это? — строго спросила она.

Николай узнал их. Это были те самые карты с голыми девицами, которые Вячеслав постоянно таскал с собой в кармане бушлата.

— Я спрашиваю чье это дерьмо, свиньи! — крикнула женщина. — У кого из вас, скотов, это было в кармане?!

— Это мое, — тихо сказал Сквернослов.

— Тащите его сюда, сестры! — рявкнула она своим спутницам.

Две амазонки наставили на путников автоматы, в то время как остальные открыли клетку и выволокли оттуда Вячеслава.

Сквернослов практически не сопротивлялся, скорее не из-за боязни, а больше из-за недоумения и непонимания того, что хотят от него эти женщины и, причем тут эти карты.

Клетка снова закрылась. Вячеслав оказался в окружении амазонок.

— Ну, мои это карты. Дальше что? Сыграем что ли в «перекидного» или в «очко»? — Попытался пошутить Сквернослов. Однако вместо ответа старшая амазонка нанесла ему удар ногой в пах.

— Животное! — закричала она.

Вячеслав упал, скорчившись от боли и не в силах оказать какое-либо сопротивление из-за охвативших его судорог. Остальные амазонки принялись его с каким-то звериным удовольствием избивать ногами, повизгивая и покрикивая от удовольствия.

— Мразь! Чмо поганое! Ты и такие как ты, эксплуататоры женского тела, видите в нас только сиськи и гениталии, скотина! Над каждой картинкой облизывался как пес шелудивый, да?! Бейте его сестры! Бейте этот скот! — она сама ограничилась только одним, первым ударом, предоставив дальнейшую расправу своим подельницам.

— Прекратите! Прекратите сейчас же! Что он вам сделал! — Варяг и остальные схватились за решетку и стали кричать.

Женщина со шрамом подошла к решетке и наставила на пленников пистолет.

— Что разгавкались, выродки? Вы такие же скоты как он. Хотите на его место? Кто хочет? Мужчины, нахрен. Сильный пол, мать вашу. Да кто вы такие? Отребье вонючее. Животные. Дерьмо! Такие как он, да и все вы, создавали спрос! Твари!

— Слышь, ты, — зарычал Варяг, тяжело дыша от волнения и злобы. — Ну допустим я. Давай. Со мной справитесь? Я хочу на его место!

— Ох, мужчинка. Ох, хорош. — Она повертела пистолет на пальце. — А ты ничего. Брутальненький ты мой. Мне такие нравятся.

— Иди сюда, сука! — заорал Яхонтов, пытаясь дотянутся до амазонки рукой.

Она отпрянула и захохотала, раскидывая размашистым движением руки колоду карт.

— Девочки! Да бросьте вы это мясо пинать. Гляньте лучше на эту обезьяну в клетке!

Ее сообщницы, наконец, перестали бить Сквернослова и взглянули на остальных пленных. Разразившись смехом, они стали комментировать каждого из них различными унизительными репликами, не стесняясь на самые резкие слова.

— Да, Пентиселея, забавные зверушки, — хихикнула самая молодая. Та, что с длинными светлыми волосами.

— А ну, Пчелка, покажи им класс! — лицо старшей амазонки перекосилось от усмешки, которая не могла превратиться в улыбку из-за травмы лица.

Пчелка пристально осмотрела пленников, включая лежащего у ее ног в полубессознательном состоянии Вячеслава, затем распахнула свою куртку и, задрав свитер вместе с одетой под ним теплой майкой, обнажила свои груди. Старшая амазонка со странным именем Пентиселея, принялась водить по ее оголившемуся телу ладонью и при этом не сводила глаз с пленников.

— Что, козлики, нравится? Может, тоже покажете что-нибудь? — ухмылялась она.

— А им нечего показывать, — хихикнула Пчелка, — на холоде только воротнички стоят.

Все амазонки разразились полным презрения и ощущения собственного превосходства смехом.

Пчелка взглядом победительницы и хозяйки смотрела в глаза каждому из пленников. Васнецову, чей пристальный взгляд был устремлен на ее грудь, Яхонтову, который с отвращением смотрел на эту мерзкую компанию, Алексееву, который равнодушно взирал на движения руки старшей амазонки и потом повернул голову и вовсе уставился на окно под потолком. Макарову. Тот внимательно и как-то странно смотрел в глаза девице. Она задержала на нем взгляд и резко опустила свой свитер.

— Хватит с них. А то слишком много чести, — произнесла она, застегивая куртку. — Что с этим лохом делать будем? — Пчелка кивнула на Сквернослова. Тот продолжал лежать на полу, скрючившись от нанесенных ему ударов.

— Киньте его обратно в этот обезьянник, да пойдем в трапезную. Уже скоро Минерва с сестрами подойти должна. Вечером займемся этими неудачниками вплотную.

Амазонки грубо подхватили Сквернослова и так же грубо закинули его в клетку, продолжая хихикать и насмехаться. Затем удалились из помещения, комментируя в разговоре между собой все то, что произошло в этом подвале за последние четверть часа.

— Ну и твари, — пробормотал Варяг, глядя на закрывшуюся наружную дверь. — Уж лучше бы мы к людоедам каким в плен попали. Славик. Славик, ты живой? Он склонился над товарищем.

— Да лучше бы я сдох, — простонал тот. — Как унизительно… Бабы отделали… Суки… Профурсетки хреновы…

* * *

В Надеждинске отношение к женщинам было особое. Да, они такие же полноправные члены общины. Но все-таки женщины. Их старались оградить от тяжелых работ и, особенно от работ на улице, предоставив им заботу о животных в подземном питомнике и возложив на них уход за оранжереями, где выращивалась растительная пища. Политика общины в отношении женщин строилась на том, что их надо всячески оберегать и относится к ним обходительно и с уважением. И не скупится на необходимую им помощь в быту и на работах. Женщины были таким же ключом к выживанию, как и тепло в жилищах и решение продовольственного вопроса. Женщины — это матери. Будущие ли, или уже состоявшиеся. Женщины, даже пожилые и старые, это помощницы в уходе за молодыми мамами и их детьми. Женщина, это святое.

Однако, несмотря на такое преклонение перед представительницами прекрасного пола, власть все-таки в общине принадлежала мужчинам, а разгульное поведение некоторых дам в общине, не приветствовалось. Вообще подобные вещи были весьма щекотливым и сложным вопросом для их социума, но такое, кажущееся ханжество было необходимо для успешного функционирования общины. Далеко не сереет, что разврат в обществе разлагает его и в итоге общество обречено на упадок и забвение. В новых реалиях постядерного мира и постоянной зимы, это было недопустимо, ибо влекло за собой не просто распад в социуме, но и гибель большинства его членов. Падение нравов влекло за собой неизбежные конфликты, что тоже было фактом и горьким опытом Надеждинска, да и других подобных общин, наверное, в первые годы после ядерной катастрофы. Именно на первые годы пришелся резкий упадок в общественной морали, которая и до войны переживала не лучшие свои времена повсеместно. Первый период после катастрофы был отмечен повальной беспорядочностью в отношениях между мужчинами и женщинами и нередкими случаями насилия и убийств, едва ли не ставшими нормой. Это унесло множество жизней, но научило забытым понятиям сдержанности, морали и чести. Те, кто был не способен соблюдать моральные устои общества, просто был неспособен в этом обществе существовать.

Все это Николай знал с детства, потому что так воспитывали их наставники, учителя и так воспитывал его отец. Для него отношения с женщиной не могли быть чем-то иным кроме возвышенных чувств, взаимоуважения и полного взаимного доверия. Даже мучавшие его иногда инстинктивные желания, побуждали в нем тягу не просто найти спутницу, но в первую очередь окружить ее заботой, нежностью и лаской. Он просто молча боготворил женский пол. И возможно, в том числе и эти его представления, делали его робким в общении с девушками. Ведь так непросто начать общение с королевой или богиней. Куда проще завязать отношения, видя в женщине в первую очередь самку или охотничий трофей. Но Николай был не таким и сейчас, все происходившее с момента пленения их группы бандой амазонок, сильно било по его идеалистическим взглядам, мировоззрению и полученному в родной общине воспитанию. Он был шокирован и потрясен. Он никак не мог понять, почему женщинам, которые по его понятиям должны были олицетворять все прекрасное в оставшихся очагах сознания и разума лежащего в руинах мира, вели себя таким диким образом. И казалось, эти девицы старались перещеголять друг друга в мерзости и им явно нравилось выглядеть в глазах, как подруг, так и пленников как можно большей дрянью. Что побуждало их быть такими? Его даже не столько поражала дикая злоба к москвичам жителей гадовника. Он меньше удивлялся неподдающемуся разумному объяснению поведению и непонятной мотивировке тех, кто заключил краткосрочный союз ради уничтожения миссии к ХАРПу. Острее всего его шокировали амазонки.

Васнецов больше всего думал о Пчелке. Она была его ровесницей и выделялась среди амазонок не только самым юным возрастом и длинными волосами, но и наиболее вульгарным поведением. Перед его взором она снова и снова задирала одежду, показывая свое тело и возбуждая раздражающие и злящие Николая мысли о том, что можно с этим телом сделать. Он злился на себя, презирал ее, но ее грудь и худую ладонь Пентиселеи, массирующую упругие прелести Пчелки и заставляющую его чувствовать что-то вроде перемешанного с ревностью отвращения, он забыть никак не мог. И когда он ощущал сильно учащенное сердцебиение и неподдающееся воле разума волнение.

— Сон разума рождает чудовищ, — тихо, одними губами он проговорил сам себе. — Надо взять себя в руки. Надо. Надо взять себя в руки.

Он уже почти справился с собой, как вдруг наружная дверь со скрипом отворилась и в подвал вошла Пчелка, снова заставив Николая чувствовать назойливое возбуждение и учащенный пульс.

Девица несла большую старую плетеную корзину, наполненную сомнительного вида пищей и парой помутневших пластиковых бутылок с водой. Она бросила корзину на пол, держась от клетки подальше. Затем толкнула корзину ногой, подвинув ее так, чтобы пленники смогли до нее дотянуться рукой.

— Жрите уроды, — пробормотала она и, бросив взгляд на космонавтов пошла обратно к двери.

— Пчелка! Постой! — воскликнул вскочивший с места Андрей Макаров. — Погоди! — он протянул через ржавые прутья решетки свои руки.

— Тебе чего, старый? — она повернулась и уставилась на него взглядом выражающим раздражение и вопрос.

— Почему тебя так называют? — дрожащим голосом спросил Андрей.

— Чего? — нахмурилась молодая амазонка.

— Почему тебя называют Пчелка? Тебя мама так называла? Верно?

— Ты меня достал уже, — она вытащила из кармана куртки газовый баллончик.

— Постой! Ведь правильно? Пчелка потому что Уля… Это как улей. А Уля, потому что тебя Ульяна зовут! Ведь так?! Ульяна! А маму звали Ольга! Ты очень на нее похожа! Правильно?!

— Ты кто такой? — выдохнула девица, опустив свое газовое оружие.

— Неужели ты не помнишь меня? Я отец твой!

Амазонка смотрела на него с сомнением, злостью и какой-то растерянностью. Копалась в воспоминаниях своего детства и медленно, едва заметно качала головой.

— Ты помнишь дядю Юру, соседа нашего и друга? — продолжал Андрей, показав на недоумевающего Алексеева. — Помнишь как перед тем как я и дядя Юра полетели в космос, мы вместе с мамой и Юриной женой, тетей Мариной ходили в парк на аттракционы?

— Отец, — прохрипела Ульяна. — А я все думала, кого ты мне напоминаешь… Какой же ты старый стал…

— Доченька, милая, — по щекам Макарова потекли слезы. — Как я счастлив, что встретил тебя. Ребята! Он обернулся к своим товарищам. — Это дочка моя! Я нашел ее! Юра! Ты разве не помнишь крошку Ульяну? Посмотри, как она на Оленьку мою похожа стала!

— Я лица своей жены даже не помню уже, — вздохнул Алексеев.

Сквернослов, стиснув зубы и поджав окровавленные от побоев губы, смотрел на девушку. Судя по выражению его лица, Вячеславу было абсолютно наплевать на то, кто она. Для него было важно лишь то, что совсем недавно она радостно визжа, наносила ему удары своими ногами.

Сама девушка выглядела растерянно. Она не знала, радоваться или нет тому, что перед ней возник отец. Она, возможно, стыдилась своего поведения в свой прошлый визит в этот подвал. Сложно было разобрать, какие мысли роются в голове Пчелки, но с ней явно что-то происходило. Она даже не обратила внимания, как позади нее открылась дверь и в помещение вошла Пентиселея и с ней две вооруженные амазонки.

— Пчелка. Пчелка! — окрикнула она свою послушницу.

Ульяна обернулась.

— Наставница!

— Почему ты задержалась? Кинь этим животным объедки и все. Почему ты еще не ушла? — наставница строго на нее взглянула.

— Среди пленников мой отец! — воскликнула она. В ее возгласе был и вопрос, как ей теперь быть.

— Вот как? — нахмурилась старшая амазонка, встав рядом с девушкой. — Кто из них?

— Вот, — молодая амазонка указала рукой.

— Ясно. А ну выведите его из клетки, — приказала Пентиселея своим вооруженным спутницам.

Никто не пытался предпринять попытку освободиться, когда дверь клетки снова открылась. Ведь сейчас казалось, что они могут освободиться благодаря такой счастливой встрече. Или, по крайней мере, мог освободиться Макаров.

Андрей попытался сделать шаг к своей дочери, но амазонки, ударив его по ногам, заставили повалиться на колени. Наставница зашла Пчелке за спину и, взяв ее рукой за кадык, стала тихо говорить:

— Послушай меня, маленькая. Ты, мне кажется, забыла, что у нас нет отцов, нет братьев и нет сыновей. Мы — амазонки. Понимаешь? Мужчины это животные. Мужчины это похотливые скоты, которым надо от нас только одно. Им чуждо созидание. Они могут только разрушать. Мужчины придумали оружие. Мужчины его развивали. Мужчины придумали атомную бомбу. Мужчины ее применили. А теперь вспомни, что твой отец бросил вас. А что было потом? Пришли другие мужчины и насиловали твою мать у тебя на глазах. А потом они насиловали и тебя, четырехлетнюю крошку. Они забили твою мать до смерти. Увели тебя в рабство. А где твой отец был? Мужчины называли себя сильным полом и, для них было проявлением в высшей степени мужской силы, отпускать шуточки по поводу наших менструаций, походки беременной, и всего того, что нас отличает от этих мразей. Они сильный пол? Но они не стремились защитить нас. Тех, кого считали полом слабых. При первой возможности остаться безнаказанным они брали нас силой. Они рвали нас. Унижали. Это сила? Нам ничего не надо от мужчин. Только их семя, для продолжения нашего рода. Так что подбери свои эмоции, скомкай их как туалетную бумагу. Брось под ноги и растопчи. Ты — амазонка. Ты — ведьма. Ты — стерва. Мы не возьмем семя этого ничтожества, которого ты назвала отцом. Оно нам не нужно. Если у тебя родится сестра, это хорошо. Но если родится брат? У нас нет братьев, нет отцов, нет мужей и сыновей. Но в тебе снова могут зародиться мерзкие ростки сомнения в правильности нашего пути и идеологии. Так нельзя деточка. Это губительно для нашего царства. Это губительно для всех нас. Это смерть для тебя. Если ты хочешь расшатать общину вдруг проснувшимися и, поверь мне, совсем не нужными родственными чувствами к мужику, ты умрешь вместе с ним. Но если ты хочешь жить, умрет он один. Я пойду тебе на встречу, и позволю тебе проявить милосердие к нему. Мы не будем резать его живьем, как это обычно делаем. Ты сама лишишь его жизни. Но быстро и безболезненно. Гуманно. Пулей в голову. Он не познает таких мук, которые ждут его подельников. И мы его похороним, а не скормим в нашем зверинце. Каков твой ответ?

— Но он же мой… — сквозь слезы начала говорить Пчелка.

— Это неправильный ответ, девочка. — Щелкнул предохранитель пистолета и, Пентиселея приставила оружие к виску девушки. Она сильнее сжала кадык Ульяны. — Это очень неправильный ответ.

— Послушай, дочка, — дрожащим голосом заговорил Макаров. — Если это спасет тебе жизнь, то стреляй в меня. Слышишь? Прости, что я не оказался рядом, когда на вас обрушилась беда. Прости. Убей меня и живи. Я умру спокойно. Ведь я знаю, что моя деточка жива. А большего мне не надо.

— Наставница… — прохрипела Пчелка. — Дай мне хоть поговорить с ним. Я двадцать лет его не видела…

— НЕТ!!! Нет, дрянь ты такая! Я знаю, что потом твои сомнения усилятся, и ты предашь нас! Сейчас решай или умрете вместе прямо здесь!

— Соглашайся! — воскликнул Макаров.

— Я согласна, — прошептала девушка.

Наставница вытащила из пистолета обоиму и вложила его в руку послушнице.

— Там один патрон, деточка. Захочешь убить меня, или кого-то из сестер, умрешь все равно. Помни, самоубийство несвойственно женщинам. Самоубийство, как любое разрушение, путь мужчин. Женщина никогда не пойдет на самоубийство. Никакие цели. Никакие идеалы. Женщина сильна инстинктом самосохранения и способностью выживать. Это наш путь.

Ульяна медленно подошла на два шага к Макарову…

— Нет! Не делай этого! — закричал Алексеев.

— Черт вас возьми! Можно же как-то договориться! — вторил ему Яхонтов.

— Заткнитесь, ничтожества, — презрительно бросила Пентиселея.

— Не бойся… — прошептал Андрей.

Это были его последние слова. Раздавшийся выстрел оборвал космонавту жизнь. Его тело завалилось на спину от удара пробившей лоб пули.

— Нет! — закричал Юрий.

Андрей не просто был его коллегой и другом. Они прошли через невероятные испытания, которые невозможно себе вообразить. Они прошли долгий путь, держась всегда вместе. Они исколесили полмира ради призрачных целей, которые казались им самым главным, что может быть в жизни. И теперь Андрей Макаров умер. Так просто, нелогично и глупо. И страшно. От руки собственной дочери…

Она стояла молча. Прикрыв глаза. На лице не дрогнул ни один мускул. Она сделала свой выбор. Наставница резко развернула ее к себе лицом и влепила звонкую пощечину.

— Это тебе за то, что колебалась, сучка. За сомнения твои. За твои чувства. Сегодняшнюю ночь проведешь в моей спальне, дрянь. Буду тебя воспитывать. — Пентиселея говорила пугающе спокойно. Но еще больше пугала покорность и какая-то зомбированность Ульяны.

— Да, наставница…

В подвал ворвалась еще одна вооруженная амазонка. Вид у нее был очень возбужденный. Она бегло окинула помещение взглядом и обратилась к старшей.

— Пентиселея! — Кажется, прояснилась ситуация с Минервой и Лерой.

— Что там? — наставница уставилась на нее.

— Ахиллес!

— Не может быть! Так, сестры, уберите отсюда труп! — наставница бросилась к выходу.

Амазонки подхватили мертво тело Андрея Макарова и потащили следом. Последней вышла, идущая медленной поступью, глядя на полосу крови своего отца, остающуюся от волочимого тела, молодая амазонка Ульяна.

Корзина таки и осталась стоять у клетки нетронутой. Юрий сел на пол и тихо плакал, не в силах поверить в гибель своего единственного оставшегося в этом мире близкого человека. Варяг продолжал сживать побелевшими кулаками прутья решетки. Вячеслав грустно смотрел на Алексеева и тихо бормотал:

— Дайте только до них добраться… Я им устрою…

— Неужели все это не сон? — вздохнул Николай.

Холод продолжал хлестать пленников ознобом. А на полу лежали разбросанные карты с голыми девицами и тянулась к двери бурая лента крови их товарища, который еще несколько минут назад был жив и не знал, сколько времени ему уготовано судьбой до того момента, когда все для него закончится раз и навсегда.

 

20. Ахиллес и Пентиселея

— Жизнь полна потерь. И тебе не меньше это известно чем мне. Я тоже потрясен и скорблю вместе с тобой. Но нам надо выжить и довести наше дело до конца. Понимаешь?

Николай проснулся и взглянул на говорившего Варяга. Тот сидел на полу рядом с Юрием и пытался его утешить. Алексеев молчал и смотрел на засохшие пятна крови на полу и хмурился, стиснув зубы. Слабость, вызванная недавним ранением, склонила Васнецова в дремоту, но долго спать он не мог из-за холода. И теперь, проснувшись, он чувствовал разочарование. Ему ничего не приснилось. Не было девушки-Раны. Не было никаких новых откровений. Этот был сон без сновидений. Как сон мертвеца. Может, его судьба предрешена, и он вскоре умрет, как и его товарищи? Может, поэтому ему ничего не приснилось? Земля-Рана покинула его, поняв, что он уже не в состоянии ей помочь, так как обречен.

— Как думаешь, Славик, нам конец? — спросил Николай у брата.

Тот кряхтел от ушибов и побоев и морщился от злобы и боли.

— Черта с два. Я еще побарахтаюсь. Будут нас убивать, порву хоть одну. Твари.

В окнах под потолком уже стемнело. Вот и прошел еще один день и эта чернота в крохотных прямоугольниках мутного, потрескавшегося и перетянутого скотчем стекла, как и холод в подвале, были словно предвестниками скорой смерти, которая уже ждет за порогом той ржавой, скрипучей двери.

Васнецов взглянул на эту дверь и она, словно повинуясь какой-то нечаянно отданной им мысленной команде, издав жуткий и угрожающий скрип, открылась.

Пленники ожидали увидеть кого угодно. Пентиселею. Пчелку. Группу пьяных амазонок, предвкушающих свальную оргию со смертельным исходом…

Но только не того, кто вошел в подвал. И не с завязанными глазами. Не как пленник. Людоед шел к клетке, держа руки в карманах своего черного мундира. Шинели на нем не было. Однако на голове как обычно, черный берет со знаком радиоактивности вместо кокарды.

Яхонтов вскочил и схватился за решетку.

— Какого хрена, Илья?! — зарычал он. — Что здесь происходит, и как ты тут оказался?!

— Тихо брат. Не торопись, — спокойно ответил Крест, разглядывая пол со следами свежей крови и разбросанными картами.

Следом за ним вошли две вооруженные амазонки, которые встали по обе стороны от двери, и наставница по прозвищу Пентиселея.

— Ба! — с вызовом захлопала она в ладони. — Сам великий Ахиллес к нам пожаловал! Я потрясена твоим безрассудством, которое ты, наверное, считаешь за смелость! Уж после того, что ты сделал.

— Здарова, гадина, — ухмыльнулся Крест, обернувшись. — Почему не ты вела переговоры, а прислала какую-то тупую овцу, которая двух слов связать не может? Я рассчитывал пообщаться с какой-нибудь стервой поважней. А большей стервы на этой планете не сыскать. Кстати, мне очень понравилось как твои воительницы меня обыскивали. Пусть еще пару раз обыщут, вдруг я где ножичек припрятал.

— Оставь свои шуточки, ничтожество, — скривилась Пентиселея. — У тебя статус не тот, чтобы с тобой переговоры королева вела. Мне бы отправить на переговоры с тобой, больную крысу, но уж извини. Не оказалось под рукой. А так, вонючая крыса, самый твой уровень.

— Ишь ты. А кто только что меня назвал великим Ахиллесом?

— Да ты не обольщайся. Подонок он и есть подонок. А ты самое оно.

— Да я хуже, чем подонок. И не скрываю этого. Ладно, — Крест покачал головой. — Любезностями обменялись. Теперь может, к делу перейдем?

— Ты лучше объясни, как у тебя наглости хватило явиться сюда? Ты же прекрасно знаешь, что мы уже много лет за твоей поганой головой охотимся. С тех самых пор как ты нашу основательницу и ведунью, Ирочку Листопад убил. Как ты посмел сюда припереться, да еще оскорбления свои мужицкие сыпешь и требования какие-то выдвигаешь?

— Во-первых. Наши былые разборки между мной и Ириной Листопад никого кроме нас двоих не касались. И не касаются. Если вы так скорбите по ней, то почему у нее могила не ухоженная? Во-вторых. Я пришел с белым флагом. Я парламентер. А ты знаешь правила. И эти правила в этом городе соблюдают все. Парламентер неприкосновенен. Все эти правила чтят. Даже бандиты, терминаторы и душманы. Даже сектанты проклятые. И ты знаешь, что если вы эти правила нарушите, то через три часа здесь будут и казаки и «Ирбис» и сталкеры и националисты и еще бог знает кто. Им только повод дай. А самый лучший повод, это убить парламентера. Убить парламентера, более тяжкое преступление, чем шляться по метро. У тебя еще будут вопросы по поводу моей наглости?

— Ну ладно. Допустим ты парламентер. Только имей ввиду, смертный приговор тебе тут никто не отменял. И при первой возможности…

— Да при первой возможности я сам ваш поганый курятник вырежу.

— Посмотрим. И с чем ты пожаловал к нам, Ахиллес?

— Я уже давно не Ахиллес. Меня уже много лет вся Москва знает как Людоеда. А пришел я за вашими пленниками. Ясно?

Пентиселея ухмыльнулась и покачала головой.

— А с чего ты думаешь, что я пленников тебе отдам? Они наш трофей и у нас свои планы на их счет.

— Я твои планы обломаю малость. Ваш патруль у меня. Минерва, Лера и Марго. Это вы их не дождались, верно? — настала очередь ухмыльнуться Людоеду.

— Три сестры за четверых твоих козлов? Неравноценный обмен…

— За пятерых. Где пятый? — Крест нахмурился.

— Эти суки Андрея убили! — крикнул из клетки Сквернослов.

— Пасть закрой! — рявкнула Пентиселея, обращаясь к Вячеславу.

Крест шагнул к амазонке и угрожающим тоном произнес:

— Что это значит?

— Твоего друга убила его дочь. Одна из моих послушниц. Это их семейные разборки и наших переговоров не касаются.

— Да врет она все! — снова крикнул Вячеслав. — Это она все подначивала!

— Я сказала, заткнись!

— Нет, зайка, так дело не пойдет, — со злобой в голосе прошипел Людоед. — Их разборки или нет, но он погиб у тебя в плену. Теперь решай, кто из твоих трех шавок, что я в плен взял, умрет, отдав свою жизнь за его.

— Ты не посмеешь…

— Я посмею. Я самое отвратительное существо на этой долбанной планете. Я еще как посмею. И ты это знаешь. И еще. Я вижу, что один из моих товарищей избит сильно. Это значит, я убиваю одну пленницу за Андрея Макарова. А еще одной, за побои, причиненные моему другому товарищу, я отрезаю ухо и рублю нахрен указательный палец.

— Ты совсем озверел?! — воскликнула старшая амазонка.

— Я Людоед, деточка.

— Да ты кем себя возомнил, ублюдок?! Я сейчас прикажу прирезать и тебя и твоих подельников и разговору конец! И пусть приходят потом, кто хотят. Отобьемся! Не впервой!

— Да ты погоди, зайка, не суетись. Расклад таков. Вас тут тридцать две особи. Так? Это без тех дурочек, что в плену у меня. Сколько сейчас человек ждут моего возвращения и смотрят на ваш домик в прицелы, тебе не ведомо. Второе. В Балашихе, на Заречной улице у вас база. Питомник для поросят и кроликов с курями. Оранжереи всякие и самое главное. Ясли. Сколько там будущих стерв у вас на воспитании? Пятнадцать? А взрослых около сорока. Верно? Вот теперь напряги свое воображение и представь, что с ними будет, если я отсюда не выйду. А потом можешь убивать, если мозгов нет.

— Это тебе пленницы рассказали? Ты пытал их, скотина?

— Ну, я не склонен называть это пытками. Но они мне очень много рассказали. — Улыбнулся Крест.

— А ты не думаешь, что они обманули тебя?

— Я спрашиваю так, что врать при этом трудно, — он подмигнул амазонке. — Не надо меня недооценивать. Ирина меня недооценила, думая, что мое благородство не позволит мне ответить на ее давление. Она думала, что смиренно приму от нее все удары. Вы ведь все так любите поступать. Давите тех, кто по глупым идеалистическим причинам не в силах вам ответить. Но я сам удавил в себе благородство. Благородство, удел слабых и убогих. Ты прекрасно знаешь, на что я способен теперь. Так что не надо меня недооценивать.

— Блефуешь, Ахиллес, — прорычала Пентиселея.

— Хочешь проверить? — Людоед еще ближе подошел к ней и стал что-то шептать.

Николай понял, что Илья не хотел, чтобы его кто-то слышал кроме этой амазонки. Но сам Васнецов, с детства играющий на гитаре, обладал отменным слухом. И он отчетливо расслышал слова Людоеда:

— Я сжег миллионы людей. Неужели ты думаешь, что у меня возникнут колебания при мысли о том, чтобы вырезать ваш поганый выводок?

— Мразь, — презрительно бросила она.

— Конечно мразь, — кивнул Крест, — именно поэтому ты должна быть уверена в том, на что я способен.

— Мне нужно подумать. Ты не просто требуешь отдать тебе пленников. Ты хочешь забрать жизнь моей послушницы и покалечить другую. Мне нужно подумать.

Илья достал из кармана часы и взглянул на них.

— Думай быстро. Пятнадцать минут у тебя. Потом поздно будет для нас обоих.

— Ладно, — угрюмо бросила Пентиселея и направилась к выходу.

Людоед проводил ее взглядом. Затем посмотрел на оставшихся у дверей стражниц. Подмигнул им и усмехнулся. Затем подошел к клетке.

— Варяг, вот ты вроде умный мужик, объясни, какого рожна ты тут оказался? Я же сказал сидеть как мыши у гаражей и ждать меня. Сказал вам, бойтесь листопада. И вот тебе здрасьте. Сидите в клетке как макаки.

— Тебе, Людоед, в морду дать надо, — ответил Яхонтов.

— О как. Ну, спасибо брат.

— Я тебе не брат, черт тебя дери. Почему ты не объяснил нам, что за листопад такой? Взял и слинял с этой Нордикой.

— Я вам сказал достаточно. Вы же какого-то черта поперлись в ловушку. Дай угадаю. Наверное, услыхали, как какая-то баба на помощь зовет? И, наверное, наш благородный рыцарь Васнецов кинулся на помощь. Вы как из гаражей вышли, так вас дозор ихний в бинокли срисовал и начал манить. Так?

— Так да не так. Коля тут не при чем. Это я пошел на зов о помощи, — ответил Яхонтов.

— Да? Так значит это ты лоханулся? Вот от тебя такой глупости не ожидал.

— А ты как бы поступил, если бы кто-то звал на помощь?

— Прошел бы мимо с невозмутимым выражением лица, — улыбнулся Крест.

— Другого, я от тебя не ожидал. Но мы не такие как ты, слава богу.

— Не такие. Именно поэтому вы в клетке. Именно поэтому Макаров мертв а Славик побитый как собака.

— Сам ты собака, — огрызнулся Вячеслав.

— Что у тебя за дела с этими стервами? — спросил Варяг.

— Никаких дел. Мы злейшие враги. — Людоед пожал плечами.

— А чья могила у дуба была? — заговорил Николай. — Этой? Ирины Листопад?

— Это никого не касается.

— Опять секреты и недомолвки? — поморщился Яхонтов. — Это уже раздражает, знаешь ли.

— Это действительно не имеет значения для нашего дела. Так что больше не касаемся этой темы.

— А крест ты зачем сломал? — продолжал Васнецов.

— Крест, это я. Все я сказал. Закрыли тему. — Разозлился Илья.

— Ну ладно, каков твой план?

— Значит так. Королева пошла, разобраться, что происходит вокруг этого лагеря. Через минут пятнадцать, что я ей дал, она поймет, что никто базу не окружил и я тут один. Тогда она спуститься сюда, и начнет стебаться, как это они любят. Будет упиваться своим превосходством… Они далеко не сразу с нами расправятся.

— Погоди, так это… Ты действительно блефовал? Ты что псих что ли?

Людоед обернулся на амазонок. До них метров двадцать. Едва ли они слышат.

— Тише, Варяг. Скоро на эту базу нападут. Когда я вам кину ключи, откройте клетку, но ни в коем случае не выходите из нее.

— У тебя есть ключи?

— Нет. Но думаю, будут.

— Как?…

Дверь заскрипела и в подвал снова вошла Пентиселея. Она медленно, но уверенно вышагивала в сторону Людоеда. Взгляд ее был не таким как четверть часа назад. Взгляд ее сверкал хищнической злобой и предвкушением расправы. Она улыбалась одним уголком рта и делала движения губами, подбирая лучшую фразу для момента.

— Ахиллес, Ахиллес, — покачала она головой. — Ты меня окончательно разочаровал. Ты такой же тупой как все мужики. Тупой и неоригинальный. Мои разведчицы проверили все на два километра вокруг. Никого. Только в гаражном обществе трактор какой-то, на котором, наверное, вы и приехали. Как ты мог додуматься в одиночку пытаться спасти своих дружков да еще сам угодил в ловушку? — амазонка засмеялась. — Ну ты и дурак!

Людоед медленно стянул с головы берет и улыбнулся, отойдя от клетки и приблизившись к амазонкам.

— Однако твои девочки все-таки у меня в плену, — сказал он.

— А теперь это дело нескольких минут, узнать, где ты их держишь. Я не склонна называть это пытками, но на вопросы мои ты ответишь, скотина.

— Да я и так скажу, — пожал он плечами. — Я их связал и в снежной норе спрятал у дуба, где Листопад похоронена. Только не торопись отправлять туда своих девочек. К пленницам бомба привязана, а обезвредить ее только я смогу.

— Опять блефуешь? — засмеялась Пентиселея.

— Ну, неужели ты думаешь, что я настолько глуп, что пришел сюда, не имея козыря в рукаве?

— Да. Я так думаю. Ты мужик, а значит тупица. Хотя конечно это в характере мужчин, привязать к беззащитной женщине бомбу.

— Это, с каких пор твои боевики беззащитными женщинами стали?

— А наша непримиримая воинственность, лишь ответ на мужской беспредел и насильнические амбиции. Видишь уродство на моем лице? Это ведь не ожог от вспышки ядерного взрыва и не поражение кожи радиацией. Много лет назад. Перед ссудным днем, один ревнивый ублюдок плеснул мне в лицо кислотой. Потому что он был ничтожеством. Как и ты, что берешь в плен женщин и привязываешь к ним бомбу.

— Женщин я в плен не беру. И с женщинами не воюю. Я борюсь со всякой нечистью и скверной. А у нечисти отсутствуют и половые признаки, и национальность и расовая принадлежность. Нечисть — это нечисть. Нечисть, это ты.

— Это мужики все нечисть. Кто как не мужчины создали оружие? Кто придумал атомную бомбу? Кто применил ее? Только мир патриархата способен был закончиться так бесславно. Вам неведомо чувство созидание, ибо это материнская прерогатива. Если бы миром правили женщины…

— То мир утоп бы в крови по любому, — усмехнулся Крест. — Поговаривали, что Маргарет Тэтчер развязала фолклендскую войну из-за менструального невроза. Можем еще вспомнить тетушку Мадлен, которая инициировала наравне с кровожадными мужиками геноцид сербов. А еще эта черная бестия Лиза, которая, наверное, облизывалась, глядя на трупы иракских детей, к гибели которых имела непосредственное отношение. И, кстати, детей Геббельса убил не кто-нибудь, а их собственная мать. Я уже не говорю про десятки миллионов абортов ежегодно в том замечательном довоенном мире.

— Я понятия не имею, о каких женщинах ты говоришь. Небось, сам повыдумывал все эти истории про черных бестий, детей и геноцид. Но в абортах ты как смеешь нас винить? Это из-за мужчин…

— Ну, ясен пень, из-за мужчин. Не из-за женщин само собой, — засмеялся Илья. — Что с тобой разговаривать? У тебя в голове тоже кто-то аборт мозга произвел и теперь там пусто!

— Не испытывай мое терпение, падаль!

— Если бы у тебя были мозги, то ты понимала бы одну простую вещь. Человек у власти определяется по половому признаку лишь визуально. Человек у власти — это есть инструмент воплощения концепции власти. А власть — это возвышение, доминирование и диктат. При любом режиме. Демократия, диктатура или еще что-то в этом роде. Даже при анархии непременно произойдет градация на власть и чернь. Неважно кто придут к власти. Главное что будет запущен маховик подавления и конфронтации. Столкновение интересов и борьба за сферы влияния. Это суть человеческая. Но тебе, корова тупая, это не понять. Твой уровень, это поделить весь мир на фаллосы и матки и офигевать с того, какая ты умная. Окрасить мир в черное и белое и перекладывать ответственность с больной головы на здоровую.

— А ты злишься, — ухмыльнулась Пентиселея. — Ты выходишь из себя. Мне это нравится, черт возьми. Только ты тоже уясни, дурачок, что власть всецело может принадлежать мужчинам, но это лишь иллюзия. Ты бы хоть троянскую войну вспомнил! Женщина всегда имела, и будет иметь неограниченную власть над самцом. Мимолетное кокетство, маслянистый взгляд, игривая улыбка, легкий флирт и мужчина одет в оковы повиновения и рабства. И ты лучше других это должен понимать, выродок! Капитан той подлодки решил не запускать свои ракеты по заданным целям, так как на него нашла меланхолия, вызванная лицезрением фотографии любимой молодой жены. Этого оказалось достаточно, чтобы он не запустил ракеты и вывел свою лодку из войны. Но нашелся на этой лодке другой человек. Который от ревности и осознания собственной ничтожности и недостойности объекта своего обожания, спятил и организовал мятеж против капитана-пацифиста. И он все-таки запустил ракеты и сжег миллионы людей. Уж кому как не тебе это знать, Ахиллес!

На лице Людоеда заиграли желваки. Брови нависли над злобным взглядом. Пальцы Ильи затеребили берет. Казалось, это вызвано сильным нервозом.

— Слушай, Анжела, почему ты взяла себе прозвище Пентиселея? — спросил вдруг он.

— Ну, раз ты считаешь себя таким умным, то должен знать, что так звали королеву воинственных амазонок из античной мифологии.

— Я знаю кое-что из мифологии, — улыбнулся Крест и в его пальцах, теребивших берет, блеснуло метательное лезвие. — Ты не учла одного. В бою, шею амазонской царицы Пентиселеи, пронзило копье непобедимого воина Ахиллеса!

Резкий удар кулаком в кадык. Затем захват. Он сцепил пятерню пальцев на глотке амазонки, которая беспомощно повисла у него в руке, забившись в судорогах и захрипев. Другая рука Людоеда выпустила, берет и метнула лезвие, которое вонзилось прямо в глаз одной из стражниц. Та упала на пол, схватившись руками за лицо, и страшно закричала, дергая ногами. Вторая стражница попыталась выстрелить в Илью из автомата, но он прикрывался королевой. Сам Крест время даром не терял и нащупал в одежде Пентиселеи пистолет. Выстрел пробил голову второй воительнице. Еще один выстрел добил ту, которая была поражена дротиком в глаз. Теперь Людоед со всей силы ударил обессиленное тело захваченной амазонки об пол. Та продолжала хрипеть, испуганно глядя на своего врага и пытаясь глотать ртом воздух.

— Ахиллес убил Пентиселею, сука! — прорычал Людоед, прижав к ее шее пистолет.

Выстрел…

Крест обыскал тело мертвой королевы и швырнул в клетку связку ключей.

— Варяг! Открой клетку! Только не вздумайте выходить! — крикнув это, он бросился к мертвым стражницам. Обыскав их, он собрал все имеющееся при них оружие. Грубо извлек из глазницы своей жертвы дротик, который ловко прятал в жесткой подкладке берета и бросился к клетке.

Николай как завороженный наблюдал за действиями Людоеда, не зная восхищаться ими или ужасаться. Он услышал доносившийся сверху и с улицы шум. Жутки вой, слившихся в единый унисон звериных голосов. Неописуемый визг и раскатистые рычания. Затем выстрелы. Много выстрелов. Женские крики. Пальба становилась все хаотичнее. Крики все более паническими. Вой нарастал.

— Люпусы, — прошептал Варяг. — Сколько же их там?

Он уже открыл клетку и стоял в дверном проеме, когда Людоед кинулся к нему.

— Зайди обратно! — крикнул он и ворвался в клетку, когда Варяг послушно отступил.

Людоед бросил на пол два пистолета, три ножа, биту и один автомат. Другой автомат остался у него в руках. Он бесцеремонно выхватил у Яхонтова ключи и обратно запер клетку, после чего положил связку в карман.

— Ты это зачем?! — Воскликнул Яхонтов.

— Кто-то из вас может попытаться выйти!

— Я не понял!

— Не время объяснять! После! Так, Варяг, бери автомат! Остальные, разбирайте оружие! Теперь отойдите к стене! Поскорее! Сядьте на пол и прижмитесь друг к другу, уткнувшись лицом в свои колени и накрыв голову руками! Поживее! Чтобы не случилось, головы не поднимать! На то, что будет здесь происходить, ни в коем случае не смотреть! Сидите смирно и считайте мысленно. Или сами с собой в города играйте. Главное продолжайте держать под контролем свои мысли и не издавайте звуков! Не шевелитесь! Ничего не делайте, пока не скажу! Кто башку поднимет, получит по носу моим ботинком! Варяг! Ты погоди пока! Целься в дверь и мочи любого кто войдет! Если появятся волки, сразу мордой в калении, руки на голову и думай о чем-нибудь сосредоточенно!

Он не зря сказал об этом. Дверь открылась, и в ней показались две вооруженные амазонки. Едва это произошло, как заговорили автоматы Варяга и Людоеда. Стрельба снаружи и где-то в здании продолжалась, равно как вопли и чудовищный хор пси-волков. Амазонки продолжали рваться в подвал, но казалось, что они вовсе не думали о том, что там их поджидает опасность. Было очевидно, что женщины рвались сюда в поисках спасения. Они были охвачены паникой, и выстрелы пленников были для них полной неожиданностью. Даже на трупы у входа они не сразу обращали внимание.

— Все Варяг! Мордой вниз! Дальше я сам! — крикнул Илья. Он сделал еще несколько выстрелов и, бросив свой автомат с опустевшим рожком, взял оружие Яхонтова. Еще две амазонки забежали в дверь и следом прыгнул огромный полосатый пси-волк. За ним еще один. Они впились клыками в шеи воительниц. Помещение наполнилось хрипом и рычанием. Звуками разрываемой плоти и заливаемый кровью вздох. С этими амазонками было покончено уже без помощи оружия пленников и Людоеда. Выстрелы стихли, но продолжался вой и давящий на уши свист. В подвале было уже шесть люпусов. Они подошли к клетке. Обнюхали ее и стали угрожающе рычать. Людоед взглянул на хищников и улыбнулся. Волки некоторое время метались у клетки. Затем встали в одну шеренгу и успокоились. Николай усиленно считал в уме, вспоминая таблицу умножения и чувствовал, как откуда-то из вне в его разум пытается ворваться внушающий смятение и страх звон сквозь который слышался скрип ржавых качелей. Он не выдержал и, повернув голову, украдкой взглянул на Людоеда. Тот присел на корточки и наблюдал за люпусами. Звери спокойно стояли и, смотрели затуманенным взором на Людоеда, медленно покачиваясь. Казалось, они вошли в какой-то транс. Сам Илья невозмутимо улыбался. Затем он медленно открыл клетку и вышел. Волки лениво повернули свои косматые головы в его сторону. Крест подошел к одному из них и, схватив одной рукой за холку, вонзил ему снизу в основание черепа трофейный нож. Люпусы стали медленно расходится. Как-то неуверенно перебирая лапами, которые, казалось, не слушались их. Людоед поочередно подходил к каждому из них и повторял свой удар ножом. Наконец в подвале остался один мутант. Он вроде пришел в себя и пытался броситься к выходу, но Крест настиг и его. Из открытой двери послышалась возня и рычания. Приближались еще волки. Людоед кинулся к двери и закрыл ее. С улицы послышался звук, еще более ужасный, чем все, что пленники слышали за последние полчаса. Это походило на раскаты грома, смешанные со звуком урагана. Это казалось невероятным, но, похоже, что звук издавало живое существо. Ему вторил пронзительный свист. Похоже человеческий. Затем несколько пулеметных очередей и все, наконец, стихло.

— Васнецов, мать твою! — рявкнул Людоед. — Ты какого хрена голову поднял?! Они же обратить вас пытались! Я же сказал морду не поднимать!

Николай что-то хотел ответить, но тут же получил затрещину от Варяга.

— Коля, тебе мало было того что в Битцевском парке произошло? Мало было приключений в метро? Ты всех нас подвести хочешь? Сколько можно уже со смертью играть?!

Васнецов чувствовал сдавливающую горло обиду. Получил подзатыльник как какой-то мальчишка. Но разве вся его инициативность, которая так не нравилась товарищам, не вела его и всю группу по правильному пути? Взять хотя бы случайную и такую полезную встречу со сталкерами в лесу. Разве он не стал кем-то особенным в этой жизни и чем-то значимым в их миссии, если к нему обратилась сама Земля. Зачем его так третировать? Тем более что он не чувствовал психоволн этих зверей больше. Он ощущал их попытки овладеть разумом, но на этот раз он оказался устойчив к подобному воздействию. Ведь он поднял голову. Он смотрел на пси-волков. И он не стал зомби при этом.

— Все, выходите из клетки, — махнул рукой Людоед.

Пленники, наконец, вышли из своего заточения, и подошли к Илье.

— Может, объяснишь, что тут произошло? — Яхонтов уставился на Людоеда.

В этот момент кто-то сильно стукнул в дверь три раза. Все напряглись. Все кроме самого Людоеда. Он приоткрыл дверь.

— Твою мать! — воскликнул Сквернослов, вскинув руку с пистолетом, но Крест оттолкнул его.

В дверь вошел люпус в половину человеческого роста. Он был серого цвета с белоснежными полосами на шкуре. И самое странное… На его шее был кожаный шипованный ошейник.

— Не бойтесь. Это Ахиллес. Он ручной. — Улыбнулся Крест.

Мутант обнюхал людей и сев на пол, непринужденно стал чесать задней лапой шею.

— Ахиллес? — Варяг взглянул на Илью. — Я вроде подумал, что Ахиллес это ты. Нет?

— Я был когда-то Ахиллес. А этого зверька в честь меня назвали.

— Кто?

— Я — послышался уже знакомый голос Нордики. — Она с трудом протиснулась в дверной проем, который загородил сидящий на полу пси-волк. — Это мой песик.

— Да что за хрень тут происходит?! — воскликнул Яхонтов.

— Мы инициировали нападение пси-волков на этот курятник, — развел руками Людоед. Неужели непонятно?

— Да? Охренеть. И как?

— Знаешь как Гензель и Гретта делали дорожку из хлебных крошек в той сказке? Вот примерно так я сделал дорожку из окровавленных тряпок, пропитанных человеческой кровью.

— А кровь ты где взял?

— Так те три амазонки, которых я взял в плен, мертвы уже, — Людоед оскалился.

— Ты чудовище, — устало вздохнул Васнецов.

— Я Людоед, детка!

 

21. Диссонанс

— Я его щенком спасла от морлоков, — говорила Нордика.

Они медленно шли по темному коридору. Надо было быть осторожными. Где-то могла остаться выжившая амазонка. Мог притаиться люпус. Или они могли встретить зомби. Обращенную пси-волком. Возглавлял процессию Людоед. Следом Варяг и Юрий. За ними огромный волк, Нордика и Вячеслав с Николаем.

— Первые волки-мутанты просто выглядели по-другому. Потом появились эти псионики. Сначала они были одиночками, — продолжала рассказ женщина. — Потом стали сбиваться в стаи. Принцип простой. Чем больше стая, тем больше шансов на выживание. Они воюют своими кланами. У побежденных съедают детенышей и самцов. Покоряют самок.

— Короче, все как у людей, — послышался голос Ильи.

— Ну да, — покачала головой Наталья. — Вот он из одиночек. — Она потрепала шерсть на спине у пси-волка, и тот завилял хвостом. — Вообще он, судя по размерам и четким линиям, скорее всего, мог бы стать вожаком. Но он из поколения одиночек. Ему уже семь лет. А попал ко мне трехмесячным где-то. Он умеет рычать так, что это пугает целую стаю. Мы с ним охотились на вожака ближайшей большой стаи. Ахиллес его победил. Потом конечно у них появился новый вожак, но моего песика они не забыли и боятся как черт ладана. Вот и разбежались сразу, как он зарычал на улице. В том и план состоял. Сначала мы завели сюда зверей, потом разогнали их. Кажется, стая двинулась в сторону Заречной.

— Теперь на второй базе кровавую баню устроят, — удовлетворенно произнес Людоед. — Будет там весна на Заречной улице.

— Там же дети, — пробормотал Юрий.

— Это уже не дети. Это мусор человеческий, — резко ответил Крест.

— Слушай, ну нельзя же так, в самом деле, — нахмурился Варяг.

— Яхонтовый ты мой. Ты хоть представляешь, какое воспитание они уже получили? Ты представляешь, кто из них вырастет? Они же сыновей убивают, либо воспитывают в своих извращенных понятиях, а если он подрастет и разочарует. Сын в смысле. Не оправдает надежд. То его убивают без зазрения совести. А представь, что они из своих дочерей лепят? Пусть подыхают там все. Да ты Макарова вспомни и его замечательную дочурку.

— Надо его тело найти, — вздохнул Алексеев. — Похоронить по-людски.

— Мало шансов, — мотнул головой Людоед, — тут двадцать минут все было во власти пси-волков. Сожрать могли запросто.

— И, тем не менее, — поморщился Юрий.

— Для начала нам наши вещи найти надо, — сказал Варяг. — Я замерз совсем, да и оружие наше там должно быть.

— Туда. Там я ваши вещи видела, — Нордика указала в правое ответвление коридора.

— А ты тут хорошо ориентируешься. Бывала тут? — спросил Варяг.

— Я училась здесь.

— У амазонок?! — удивился Яхонтов.

— Да нет. До ядрены еще. В школе этой.

Они остановились на распутье. Коридор уходил вправо и прямо. Слева еще один спуск в другой подвал.

— Я думаю надо на время разделиться. Пацаны тут пусть стоят, а мы за вещами сходим, — предложил Крест. — Мало ли кто из подвала покажется. Пусть сразу стреляют на поражение. Варяг, ты не возражаешь?

— Думаю, ты прав, — кивнул Яхонтов.

Они двинулись вправо. Сквернослов и Васнецов остались их ждать.

— Все-таки Людоед молодец, — хмыкнул Вячеслав. — Такую операцию провернул.

— А мне вообще кажется, что он нас специально отправил в плен к амазонкам, чтоб бойню у них устроить, — пожал плечами Николай. — Учитывая какой он циничный человек, я думаю, что это так и есть.

— Глупости. Хотя злодей он тот еще. Этого не отнять. И откуда у него иммунитет к пси-волкам?

— А почему волки ему почти не сопротивлялись, когда он их резал?

— Так это. Они же свои пси-способности включили. Мне ребята в конфедерации рассказывали. Когда они зомбируют, то в трансе находятся. Тот что тебя в парке обращал, тоже вялый был и от сталкеров уйти не смог. Помнишь? — Сквернослов задумчиво посмотрел под ноги и замолчал.

Николай посветил факелом. На полу кровавый след. Словно тащили кого-то истекающего кровью. След уходил вниз по лестнице.

— Может туда Андрея утащили? — задумчиво произнес Вячеслав.

— Да это может быть кровь кого угодно. Тут же бойня была.

— Пошли проверим? — Вячеслав взглянул на брата.

— Ну, уж нет. Я по башке уже получил от Варяга за самодеятельность. Хватит.

— Ну, значит стой тут, а я спущусь. Дай факел.

— Ну чего тебе неймется? — поморщился Васнецов. — Давай остальных подождем?

— Струсил что ли? — усмехнулся Вячеслав.

— Да иди ты, — буркнул обиженно Николай и сам зашагал по лестнице вниз.

Этот подвал, в отличие от их темницы, был куда меньше. На полу лежало несколько растерзанных волками тел и мертвый люпус. В стене две двери. Одна распахнутая. Внутри крохотного помещения лежал всякий хлам. Разломанная мебель, тюки из мешковины. Веники. Разбитая стиральная машина и сваленные в кучу книги. Вторая дверь была закрыта и следы крови, по которым братья сюда пришли, уходили под нее.

Сквернослов жестом дал понять Николаю, чтобы тот взял дверь на мушку. Васнецов кивнул и прицелился своим трофейным пистолетом. Вячеслав со всей силы ударил ногой по двери и та, не выдержав, слетела со своих ржавых изношенных петель и рухнула на пол. Это была небольшая комната с маленьким столиком внутри, на котором стояла зажженная керосиновая лампа. На грязном полу лежал мертвый Андрей Макаров и рядом сидела измазанная кровью Ульяна. Он практически никак не отреагировала на то, что кто-то внезапно вышиб дверь в помещение, ставшее для нее убежищем. Девица только медленно подняла опустошенный и стеклянный взгляд, скрывающийся за свисающими хаотическим образом взъерошенными волосами.

Вячеслав сначала замер, глядя на нее, а потом вдруг злорадно произнес:

— Вот это удача! — он вошел в помещение и, схватив девушку за волосы, выволок из комнатки. — Все тварь. Сейчас я тебя так оприходую, что ты подохнешь.

Она даже не сопротивлялась. Только постанывала и лениво водила перед собой руками, словно искала, за что ухватиться. Николай растерянно смотрел на происходящее. Вот Сквернослов притащил пчелку к соседней комнате и, свалив на пол один большой тюк, швырнул девушку на него. Затем навалился на нее и стал рвать одежду. Васнецов, наконец, пришел в себя и шагнул в сторону своего названного брата. Руки Васнецова были заняты оружием и факелом, поэтом он оттолкнул Вячеслава от Ульяны ногой.

— Ты что? — зло зарычал Сквернослов.

— Это ты что? Ты что задумал? — бормотал Николай, не веря в то, что его брат действительно мог задумать такое.

— Да пошел ты нахрен, Коля! Она не тебя ногами пинала! Я ее сейчас поимею! И если ты не будешь ослом, то и тебе оставлю, прежде чем ее тут кончить!

— Не смей этого делать! Ты спятил совсем?! Ты же потом жалеть всю жизнь будешь об этом! — Васнецов вдруг вспомнил, как он убил Рану. Потом вспомнил свой сон, в котором она кричала от боли и говорила о насильнике, рвущем ее тело на части. Он не мог допустить, чтобы близкий ему человек совершил нечто подобное.

— Я буду жалеть, если сейчас не воспользуюсь случаем, идиот! Уйди к черту! Не хочешь сам, не мешай другим! — Сквернослов шагнул к свернувшейся калачиком и закрывшей лицо руками Пчелке.

Николай навел на него пистолет.

— Стой Славик. Я не позволю тебе. — Тихо, но убедительно сказал он.

— Ты что. Ты выстрелишь в меня из-за этой шлюхи?

— Почему это она шлюха?

— Потому что шлюха!

— Это нифига не убедительно, Славик. Я сказал, я не позволю тебе.

— Тварь. Ну ты и тварь Коля. Не думал я…

— А ты подумай. Это же дочь Андрея. Вон он лежит. Наш товарищ. Как ты можешь?

— Дочь нашего товарища, которого она убила. Я лишь мщу!

— Чушь. Ты чушь городишь…

Выстрел! Еще выстрел! И третий…

Людоед, затаившийся на лестнице, наконец, вышел на освещенный факелом участок. Взглянул презрительно на Славика. Затем на Николая. Оба были испуганны и поражены. Затем он шагнул между них и сделал, последний, четвертый выстрел из пистолета в голову уже мертвой Пчелке.

— А теперь оба пошли вон отсюда, — процедил сквозь зубы Крест.

Боль, обида и отчаянье толкнули Николая в спину. Он швырнул в стороны оружие и факел и схватил Людоеда за ворот его черного морпеховского мундира.

— Гнида! Что ты наделал! — заорал Васнецов, но резкий удар ладонью в ухо отшвырнул его к стене.

— И что я наделал? — насмешливо произнес Крест. — Не позволил твоему братику ее изнасиловать? Или не дал тебе ее спасти, чтоб она тебя своими прелестями наградила в знак благодарности?!

— Скотина, зачем ты ее убил?! Тебе лишь бы убивать?! — причитал Васнецов, опершись на стену и еле сдерживая слезы.

— Ага. Я же чертов Людоед. — Засмеялся Илья. — Да ты сопли свои подотри, в конце концов! Вокруг уже скользко от них! Ты что, не видел что она зомби? Ее пси-волки уже обратили!

— Ты врешь! Ты все врешь! Тебе удовольствие доставляет убивать всех без разбору! Ты даже свою возлюбленную прикончил! Думаешь я не знаю?!

После этих Николаевых слов, Илья схватил его за грудки и врезал ему головой по переносице. Васнецов рухнул на пол.

— Отвали от него, придурок! — Сквернослов оттолкнул Людоеда, но тут же отлетел от удара ногой в живот.

Крест подпрыгнул к нему и добавил кулаком по скуле.

— Ты парашник вообще заткнись! Я насильников морлокам скармливаю, дерьма кусок! Самое поганое существо на Земле, это вонючий насильник, вроде тебя, мразь! Я вас ненавижу! И вашу ублюдочную психологию и мотивацию ненавижу! Вы такие жалкие ничтожества, что блевать охота! — кричал Людоед, выкручивая упавшему Сквернослову руку.

Звон стали и упершийся в подбородок Ильи языческий меч, заставил его подняться и отпустить Вячеслава.

— Крест, ты меня достал уже своими выходками. Девку убил. Теперь пацанов моих прессуешь. Ты вообще на всю башку отмороженный? — спокойно сказал Варяг, держащий свой меч.

Людоед, пристально глядя в глаза Яхонтову, лишь нагло ухмылялся.

— Эх, Варяг, я был лучшего о тебе мнения. Думал ты умней. Кстати, одна из моих последний выходок, это спасение ваших жалких жизней.

— Спасибо чувак. Теперь мы квиты? — невозмутимо ответил Яхонтов.

— А вот хрена. С тебя литр самогона, — продолжал шутить с мечом у горла Людоед.

— Слушай, псих, ты зачем в нашу миссию ввязался? Чтобы трупы размножать по пути?

— Э нет, брат. Чтоб по пути ваших трупов не было. А вы из-за своего идиотства одного человека лишились уже.

По языческому мечу заскользило лезвие катаны Людоеда, отодвигая оружие Варяга от шеи Ильи.

Нордика оказалась намного сильней, чем казалось. Эта с виду хрупкая женщина смогла-таки отодвинуть меч Яхонтова от своего друга.

— Не дури Варяг, — тихо сказала Нордика, — Илья прав. Девку шлепнуть надо было. Она обращенная.

— Да с чего вы взяли? — нахмурился Яхонтов.

— Крест в этом толк знает.

— Он в резне толк знает. Какие симптомы?

— Да какая разница теперь? — послышался угрюмый голос Юрия. Он стоял на последней ступеньке лестницы и, молча наблюдал за происходящим. Рядом сидел и лениво зевал люпус по кличке Ахиллес. Запах человеческой крови его не привлекал. Возможно, он уже был сыт.

— А я эту девочку трех лет отроду помню. Славная… — Алексеев замолк от застрявшего в горле комка. — Что с нами всеми стало… — прохрипел он. — Надо их похоронить. Вместе. Пусть хоть мертвые они будут вместе.

Людоед окинул всех взглядом. С какой-то насмешкой посмотрел на Варяга, подошел к пси-волку и, потрепав его шерсть, кивнул.

— Ладно, Юра. Я помогу тебе их похоронить. А ты, Яхонтов, лучше своих псов на поводок посади. Как вернемся в машину, глянь на карту. Сколько вы проехали и сколько еще ехать. А они уже друг друга порвать готовы за кусок мяса.

* * *

— По праву лучший мир ты заслужил. На поле брани голову сложил. Оставил нас одних в холодной тьме. Вернулся ты домой. К родной земле. — Тихо произнес Варяг над могилой Макарова, в которой покоилась и его дочь.

Рыть промерзшую землю, оказалось настоящим испытанием. Хотя с этим занятием в новом мире каждый был знаком. Люди рыли траншеи, соединяя свои жилища. Рыли хранилища для запасов мяса. Рыли в поисках кореньев для дополнительного корма животных. Но это все делалось ради жизни. А тут рытье ледяной земли было посвящено смерти. Им пришлось отойти от здания, вокруг которого практически не было снега и искать подходящее место под сугробом. Скрытый снегом грунт не такой твердый и его копать легче.

Где-то вдалеке слышался уже знакомый вой люпусов и эхо выстрелов. Вероятно, пси-волки действительно напали на вторую базу амазонок в Балашихе. Ахиллес сидел, навострив уши, и смотрел в сторону, откуда доносились эти далекие звуки. Его присутствие и пугало и успокаивало Николая одновременно. Он был действительно большим и страшным. Тем более никто в здравом уме и вообразить не мог, что вот так запросто можно стоять рядом с настоящим люпусом. Однако он вел себя совершенно добродушно по отношению к их компании и даже забавлял иногда, потирая передней лапой нос и виляя коротким, но толстым лохматым хвостом, поглядывая умным взглядом на людей, наклонив голову в бок.

— Славик. Неужели ты это сделал бы? — тихо спросил Николай у Сквернослова, когда они чуть отошли от могилы.

— Даже не знаю, что на меня нашло. Я не знаю Коля. Может да, а может, нет. Подумать даже об этом теперь жутко, — вздохнул Сквернослов. — Ты знаешь, там, В Надеждинске, было все как-то просто и легко. Все на виду. Все знакомы. У всех одно дело. Со всеми все ясно. Этот умный, этот глупый. Но все свои. Все привычно. А теперь. Все как-то… И облик человеческий теряешь. Прямо чувствуешь, как иной раз кожа облазит и вырастает шкура. Или чешуя. Или еще хрен знает что. Не взаправду конечно. Но чувствуешь. Звереешь.

— Так нельзя, Славик. Надо человеком оставаться в любой ситуации. Понимаешь?

— Ой, ладно тебе, — досадливо поморщился Сквернослов. — Ты моложе меня и еще учить будешь. — Он махнул рукой.

— Это ведь не я тут девчонку изнасиловать пытался! — нахмурился Васнецов.

— А забыл, как ты эту инвалидку грохнул? А?!

Это был удар ниже пояса. Николай не знал, что ответить на это. Он скорбел о Ране каждую минуту. И все время думал, что если бы она осталась там жива, то тогда она не приходила бы к нему во снах и не открыла бы ему глаза на многие вещи. Это было странно, думать о том, что было бы если…

— Мы ведь благое дело для всех делаем. Нам надо оставаться людьми, — пробормотал, наконец, он.

— Опять ты со своими благими целями, — ухмыльнулся подошедший к ним Людоед. — Что дает тебе право определять благое от худого? Чем определяется добро от зла? Вот подумай. Почему ты так в этом уверен? Может, есть незыблемые каноны? Может, есть истина? В чем она? Она определяется христианскими догматами? Или законами шариата? Может протоколами сионских мудрецов или книжкой Майн Кампф? А может космополитским журналом? Торжеством демократии на человеческих костях или мировой пролетарской революцией? А может атомной бомбой? Ну что ты уставился на меня, Васнецов? Можешь ответить? Просто если ты сам для себя определяешь истину и правоту, то это лишь твоя правота, которая будет кривдой для многих других. А истина знаешь в чем?

— В чем, — Николай недовольно посмотрел на Илью.

— Да в том, что ее нет. Истина лишь в хаосе. Хаосом определяется все в этом мире. Хаос, это краеугольный камень всего сущего в мироздании. Нет одинаковых камней. Нет одинаковых людей. Два раза не войти в одну и туже реку. И даже одинаковые идеи каждый понимает по-своему. Даже в закономерностях есть погрешности. Вот есть солнце и вокруг него вращаются планеты. Они расположены от солнца с математической закономерностью но расстояние не есть постоянным. И после четвертой планеты, Марса, вместо следующей по закономерности планеты лишь груда камней. Что это? Хаос. Все планеты по идее должны вращаться в одну сторону, подчиняясь истине небесной механики, но Венера вериться в обратную от других. Уран вообще катиться лежа на боку. Что это? Хаос. Все находится в движении. В хаотическом движении. Красивая и умная женщина выбирает спутником жизни глупого и неблагородного человека. Наглого и беспринципного. Тут есть гармония? Хрен там. Это хаос. Добрый и романтичный мужчина теряет голову от шлюхи. Это любовь? Нет, это хаос. Родители возлагают надежды на родившееся чадо, но он вырастает совсем другим человеком. И это хаос. Непонимание между людьми. Хаос. Политическая конфронтация и вооруженные противостояния. Хаос. И все добродетели, такие как любовь, божии заповеди и все прочее, людьми придуманы лишь от страха перед хаосом, который не обуздать. Который безмерно правит вселенной. Мы чуть друг друга не поубивали в подвале недавно. Разве это не хаос и диссонанс? Оно самое!

— Тогда зачем ты примкнул к нам? — произнес Николай, чувствуя подавленность от слов Людоеда. Он ощущал его правоту, но этому ощущению изо всех сил сопротивлялся. Он хотел верить в хорошее. Он хотел быть уверенным, что Людоед лукавит и говорит так от злобы. Но стоило задуматься над его примерами, как выходило, что он прав. Однако если все хаос, то и правота его, лишь относительна, и убедительна лишь для него. А это значило… И все равно это значило что все в мире это ХАОС. Замкнутый круг получился. Но если истина в хаосе, то и круг этот порочный можно разорвать. Или нет?

— Я пошел с вами, потому что люблю бросать вызов. Всегда и везде. А это сильный вызов тому, что сделал сам человек. И может это даст мне шанс снова увидеть солнце, если тучи расступятся. И может снега сойдут и, когда-нибудь, я сяду на поросший зеленой травой и одуванчиками берег реки, разожгу мангал и буду, есть шашлык, попивая березовый сок, и смотреть на закат. Мне плевать на людей. Мне природу жаль.

— Тебе знакома жалость? — усмехнулся Николай.

— Конечно. Жалость как элемент хаоса. Человеку надо что-то сделать, чтобы почувствовать жалость. Мы угробили наш мир. И жалеем теперь. Ты слышал мой разговор с этой дрянью, амазонской королевой? Мы заговорили о древней легенде, про Ахиллеса и Пентиселею. Это история конечно не реальная. Но это притча. Это предупреждение людям. Ахиллес сразился с воинственной царицей древних Амазонок по имени Пентиселея. Он победил ее, пронзив копьем шею девице. И в этот момент он заглянул ей в глаза. Пока она умирала. Этого оказалось достаточно, чтобы он понял, что безмерно любит ее. Какая ирония, правда? — Людоед усмехнулся. — Представь, каково ему было. Он полюбил и одновременно потерял ее. Он сам ее убил. И она затухала у него на руках. А он и хотел повернуть все в спять, но не мог. Это необратимо. Так вот, Ахиллес, это все человечество. А Пентиселея, не та сука, которую я в подвале грохнул, а истинная Пентиселея, это наша планета. Земля. Человек думал, что он царь природы. Что он особенный. Он боролся с силами природы для удовлетворения своих потребностей. И? Он пронзил Землю своим копьем, и теперь она умирает. Ахиллес не смог спасти свою возлюбленную. А мы быть может, имеем такую возможность. И это вызов самой истории. Вызов мифу и самому хаосу. Понятно тебе?

— Наверное, да, — пожал Николай плечами. — Скажи, а ты… Ты тоже жалеешь о том, что убил Ирину Листопад?

— Ох, какие же вы все-таки неугомонные, — зло улыбнулся Крест. — Я уже раз двадцать сказал, что этой темы никто касаться не должен. Нет, пацан. Я ни о чем никогда не жалею. И упреждая твой следующий идиотский вопрос, я тебе скажу, еще одну вещ. Я никого никогда не любил. Я — Людоед. Все, пошли к луноходу. Пора уходить.

— Но…

— Без всяких но! — рявкнул Илья. — Я сказал, хватит. Не знаю кто и что тебе наплел, но я, черт возьми, Людоед! Ни о чем не жалею и никого не люблю! Или ты заткнись уже или посоли себя сам! Эй, Варяг, пошли уже! Скоро рассвет! До светла лучше покинуть городскую черту!

Все бросили прощальный взгляд на свежий холмик могилы отца и дочери и направились в сторону гаражей. Пси-волк еще какое-то время слушал далекие звуки, уже недосягаемые для слуха людей, а затем, когда Нордика позвала его коротким свистом, бросился их догонять.

Николай шел медленно. Он чувствовал страшное и болезненное прозрение. Он окончательно и бесповоротно понял, что он безумно любит Рану. Любит так, как мужчина может любить женщину. И он ее убил. Как Ахиллес Пентиселею. И ничего не исправить. Лишь надеяться на ее прикосновения и объятия можно только во снах, если она еще придет к нему… Или… Достигнув смерти, если после нее что-то есть… Это было настолько больно, что Николай с трудом передвигал ноги.

* * *

— Может с нами? — спросил Варяг у стоявшей позади открытой аппарели Нордики.

— Нет, мальчики. Спасибо за приглашение, — улыбнулась она. — Но мне за стариками, что меня приютили, ухаживать надо. Да и места тут для песика моего мало. К тому же, Илья не позволит присоединиться к вашей группе женщине.

— Точно, — кивнул стоявший рядом с ней Крест.

— Почему это? — Яхонтов посмотрел на Людоеда.

— Он считает, что женщина в мужском коллективе, сделает этот коллектив недееспособным и создаст конфликтную ситуацию.

— Точно, — повторил Людоед.

— Так что прощайте. Удачи вам и счастливой дороги. — Она махнула им рукой, и они вместе с Ильей отошли от машины.

— Зачем тебе ехать? — тихо спросила она, пристально глядя ему в глаза.

— Чтобы твоим детям было, где жить.

— У меня нет детей.

— Но они будут, — он улыбнулся.

— Откуда им взяться, если ты погибнешь? — с дрожью в голосе проговорила Нордика.

— Не надо так. Перестань, — вздохнул Илья.

— Ах. Ну да. У тебя же вместо сердца обогащенный плутоний. — Она горько усмехнулась. — Ладно, не обо мне речь сейчас, а о тебе. Ты разве не понимаешь, что можешь погибнуть?

— Наташа, я могу погибнуть постоянно. Я мог погибнуть в лодке, в метро, в городе и когда сунулся к амазонкам, чтоб ребят спасти. Но я не погибну. Для меня нет смерти. Я отрубил своей смерти голову, ты разве не помнишь?

Она положила руки ему на плечи и еще пристальней посмотрела ему в глаза.

— Почему, Илья. Почему ты такой? Ну, сними ты маску. Я же чувствую что ты другой. Хороший. Я чувствую тебя. Даже если ты не останешься. То хотя бы покажи мне себя настоящего. Мы ведь больше не увидимся!

— Ты ошибаешься. Я таков, каков я есть…

— Нет. Нет! Женское сердце не обманешь! Ну, есть у тебя чувства! Я знаю!

— Я убил миллионы людей. Я убил ее. Какие могут быть чувства. — Монотонно проговорил он и вдруг, на его левой щеке заблестела бегущая к усам одинокая слезинка. Он схватил ее рукой за горло и сильно сжал пальцы. — Не делай так больше, — зло сказал Людоед и, слегка оттолкнув ее, направился к луноходу. — Прощай, — крикнул он не оборачиваясь.

Аппарель закрылась за ним и, Нордика вздохнув, тихо произнесла:

— Ненавижу тебя. — Затем она перекрестила отъезжающую машину: — Храни вас Бог.

Она пошла прочь поправляя висящий на плече пулемет и свистом подозвав гуляющего в стороне пси-волка.

 

22. Записная книжка

Сквернослов занял место Макарова. Юрий вел луноход и иногда бросал ему короткие фразы, объясняя как управлять машиной. Они уже давно покинули столицу и двигались по какой-то просеке среди зарослей мертвого подмосковного леса. Варяг как обычно наблюдал в перископ.

— На следующем привале надо Андрея помянуть, — вздохнул он. — У меня есть кое-что.

— У меня тоже, — устало произнес Людоед, устало глядя в потолок и скрестив руки на груди.

— Хотел бы я знать что, — хмыкнул Варяг. — Ты, наверное, пьешь только серную кислоту.

— Ой, ну пошил. Остроумный.

Николай пристально смотрел на Людоеда, пытаясь понять, что вообще это за человек. Он был жесток и циничен. Он презирал всех вокруг и источал постоянную угрозу. Но когда это приводило к какому-то пику, грозившему перерасти в серьезный конфликт, он менял линию поведения, разряжал обстановку и при этом все равно оставался победителем. Достаточно было вспомнить момент, когда он вдруг первым вызвался помочь похоронить Андрея и Ульяну. Определенно Крест был умный человек. И его внутренний мир был куда глубже, чем его показная нарочитая звериная злость, обволакивающая его как этот черный мундир.

— Чего смотришь, блаженный? — равнодушным голосом спросил Илья у Николая.

— Какой?

— Блаженный.

— Что это значит?

Людоед лениво покрутил пальцем у виска.

— Это значит такой, — ухмыльнулся он.

— Почему это? — нахмурился Васнецов.

— Да ладно. Шучу.

— Слушай. Может, стоило Нордику с собой взять? — осторожно спросил Николай.

Крест взглянул на него, наклонившись и упершись локтями в колени.

— Что, понравилась?

— Да нет. Ты не думай… Я же понимаю… Между вами что-то есть… — сконфуженно начал оправдываться Васнецов.

— Ничего нет. — Мотнул головой Крест, оборвав его на полуслове.

— Но как же. Я же видел. Когда вы прощались…

— Просто она меня любит. Хотя в слух об этом не говорит. Бедняжка, — Крест вздохнул, покачав головой. — А женщина в группе, это очевидная предтеча дисбаланса среди нас. Знаешь, почему у моряков издревле считалось, что женщина на корабле к несчастью? Вот по той же причине.

— Любит, говоришь? За что интересно, — хихикнул Яхонтов.

— А все очень просто, Варяг. Я сволочь. А сволочей бабы любят. Вот ты, Коля, хороший, добрый парень. Вот тебя бабы никогда любить не будут.

— Почему это? Что же мне, в сволочь превратиться? — удивленно спросил Николай.

— Нет. Ни в коем случае. Любовь того не стоит, чтобы убить в себе себя и стать мутантом. — Он снова облокотился на стенку и уставился в потолок. — Есть два типа мужчин. Один тип, это донжуаны, ловеласы, Казановы и прочие бабские угодники и охотники за плотью. А есть романтики и поэты. Не в смысле, что они обязательно стихи сочиняют. А, по сути, их души. Первым нужны победы. Нужны женщины у их ног, готовые отдаться им по одному зову инстинкта и похоти. Им нужно удовольствие и грех. Вторым не нужно от женщин ничего. Им нужна одна. И от этой одной им нужна ее чистота, доброта, улыбка и искренность. Робкое прикосновение руки. У таких мужчин душа живет в сердце. А у других… Наверное в штанах. — Он засмеялся. — Хотя сейчас все по-другому. Сейчас все честней. Как и положено быть в первобытном мире.

— А у тебя, где душа? — снова хихикнул Варяг.

Илья задумчиво покачал головой и монотонно заговорил:

Крест пробормотал неторопливо это стихотворение и презрительно фыркнул:

— У меня вообще нет души. И вообще, кто сказал, что она существует?

— Ты это сам сочинил? — Варяг уставился на Людоеда.

— Да брось ты. Нет, конечно. Так. Один парень.

— И что с ним?

— Он умер двадцать лет назад. Как и большинство на этой планете. Все ребята, идите к черту. Я спать хочу. Пока вы в подвале у баб этих прохлаждались, я, между прочим, умаялся сильно. — Он разлегся на сидении и укрылся своей черной шинелью, повернувшись лицом к стенке. — Слышь, Варяг. Я пока спать буду, ты мне своим мечом голову не отрубишь?

— Есть такая мысль. Но боюсь салон испачкать твоей кровью. У тебя вообще кровь есть или в твоих жилах полоний течет?

— Свинцововисьмутовая смесь, для охлаждения реактора. Как в подводных лодках, — устало ответил Крест.

— Ты подводник? — спросил вдруг Николай, вспомнив разговор Пентиселеи и Людоеда.

— Нет. Я «Парусник», — не поворачиваясь ответил тот.

— Как это?

— Морской диверсант водолаз. Спецподразделение «Парус». Ты никогда о нем не слышал. Да и никто не слышал. Все Васнецов. Иди в задницу. Я сплю.

Николай вздохнул и уставился в смотровую щель. У него была масса вопросов к Людоеду, но тот не торопился давать даже шанс их задавать. Хотя его признание в том, что он какой-то особый диверсант, было очевидным прогрессом. Но получит ли он ответы на другие вопросы? Ведь они так и не узнали многого, что было на их пути. Остался тайной странный дым в наводненном люпусами Ферзиково. Осталось тайной видение Раны, катающейся на коньках возле конфедерации. Остался тайной этот загадочный великан в метро, что спас ему жизнь. Остался тайной «Субботний вечер»…

Стоп! Николай стал водить ладонью за своим сидением. Там, где проходила пластина обогревателя. Он вспомнил, что положил в узкую щель между сидением и бортом записную книжку, которую принесли из бункера сталкеры и просили передать ее ему. Вот она…

Он извлек потрепанную книжку. Она хорошо просохла. Внимательно осмотрев ее, Николай осторожно попытался ее раскрыть. Поддалась. Возможно, даже не придется ее отпаривать, хотя некоторые страницы были все же слипшиеся. Однако первые раскрылись довольно легко. Васнецов сел поудобнее, чтобы утренний свет из смотровой щели позволял читать, не напрягая зрения. Чернила растеклись от сырости. Некоторые буквы были не читаемы. Но Николай решил, что возможно удастся понять смысл написанного хотя бы по тому, что удастся прочитать. Итак…

* * *

Мне трудно понять, зачем была необходимость в приказе об уничтожении всех рабочих записей и всей дежурной и оперативной документации, которая сухим текстом фиксировала происходящее. Мы люди военные и приказы исполняем, не задумываясь над их смыслом. Но мы все-таки люди. Теперь, когда события последнего месяца и то, что произошло неделю назад, начинают доходить до сознания, я решил все-таки завести этот дневник, чтобы сохранить хотя бы крупицы информации для истории. Я не тешу себя иллюзиями по поводу того, что кто-то наверху выжил. Я сам не знаю, для кого я это пишу. Быть может для себя. Это несколько упорядочивает тот хаос, который творится в моей голове, равно как и в головах моих сослуживцев. Быть может, пока я пишу, я не позволю себе застрелиться, как это сделал Лишенко в первый же день войны. У меня была зависть к нему, что он решился. Что у него хватило мужества. Но сейчас, когда я сижу и пишу, я думаю как это глупо. Глупо и зря. Торопиться на тот свет не стоит. Все равно мы все умрем. А мне даже интересно, что будет дальше. Поэтому я планирую выжать из оставшихся мне дней все, и постараться это зафиксировать для того, кто это быть может, когда-нибудь прочитает. Какой ты будешь, читатель будущего? Мутант? Человек? И сможешь ли ты это прочитать? Кто научит тебя грамоте и алфавиту? Я, наверное, цепляюсь за какую-то соломинку, которой даже нет. Но все-таки есть призрачная надежда. Это даже символично. Мы не смогли уберечь Москву от ударов. Но зато оградили от массированного удара Надеждинск. Небольшой военный городок в Калужской области. Наша призрачная надежда в Надеждинске. Вот такой каламбур получился. Надуюсь, там выжило много людей. И там много военных. Десантура, летчики. По крайней мере, я уверен, что есть еще люди там, наверху. И это наши люди.

Калуга. Мне больно писать об этом. Но мы, перехватив вражескую ракету с термоядерной начинкой, смогли отвести ее от Москвы, и она ударила по Калуге. Наверное, это был основной мотив самоубийства Лишенко. Ведь это было произведено его расчетом. По Калуге, конечно, ударили и без нас. Но единожды. Сколько там могло выжить людей? Да сколько бы не выжило. Не имеет значения. Мы их добили. Ведь у боеголовки, летящей на Москву, должно было быть не менее пяти мегатонн смерти. А может это лучший вариант для тех, кто не погиб сразу? Это очень страшно, так думать. Ты, читатель, даже не представляешь, насколько это страшно…

* * *

Николай вздохнул. Дальше текст был не разборчивый. Целый абзац расплылся синей кляксой. Он взглянул в смотровую щель. Пейзаж был все тот же.

Упоминание о родном Надеждинске заставило сжаться сердце. Как там теперь? Что происходит? Не было ли землетрясений? Он ощутил тоску по родному городу. По теплому подвалу, ставшему давно его постоянным домом. Куда можно было прийти после рутинной работы или дозора, и спокойно лечь на скрипучую кровать, растянувшись и чувствуя облегчение в мышцах. И там можно было услышать смех детворы. Он тосковал по профессору Третьякову. По Эмилю Казанову и по погибшему в схватке с червем Гуслякову. Нет, он не жалел, что отправился в экспедицию, но скучал по покинутому отчему дому, чувствуя, что если он и вернется туда, то очень нескоро.

Николай осторожно перелистнул хрустящую страницу. Вверху текст разборчивый более-менее. Ниже снова клякса размытого текста, пропитавшая лист насквозь. Придется читать то, что возможно.

* * *

…За месяц до этого страшного дня к нам приехала инспекция. На сей раз не крысы кабинетные. Эти были куда более серьезные. И их заботила не покраска плинтусов в помещениях или отсутствие портрета президента за спиной командира. Они проверяли работу аппаратуры, системы очистки и регенерации воздуха. Давно мы не припоминали такой проверки. Обычно приезжают треклятые бюрократы в погонах, которые готовы докопаться до цвета кафельной плитки в сортире, лишь бы мы нарубили им «поляну» и сварганили баньку с русалками, за положительную оценку. Однако мы не сильно удивились этой внеплановой и такой нетипичной проверке. Даже не удивило то, что они были на самом деле озабочены состоянием объекта и нашими нуждами. Нас удивило, что они все в штатском были. Однако у каждого была серьезная ксива. Так называемый «вездеход», с тремя подписями самых главных силовиков, включая верховного. Вот это было необычно. Звания у них были засекречены и обращаться нам к ним нужно было — «товарищ контролер». Всего пять человек. Один из них — товарищ старший контролер. Три дня они рыскали по объекту с озабоченными лицами и проверяли все, включая работоспособность сливных бачков и уровень пылеобразования в помещениях. Но они не кричали на нас, какие мы тут бездельники и как тут у нас все запущено. Они спрашивали, что конкретно нам нужно для устранения того или иного замечания в пятидневный срок. Это тоже было удивительно и непривычно…

Дальше снова неразборчивый текст и Николай стал читать на следующей странице…

…Остался старший контролер. Он не мешал нам и старался не смущать своим присутствием. Но и мы и другие смены чувствовали его присутствие остро. Он дотошно наблюдал за каждой мелочью, которая могла иметь отношение к работоспособности объекта в особый период. Его абсолютно не интересовали нарушения формы одежды некоторыми нашими товарищами. Его не беспокоило другие вещи, которые не имели отношения к работоспособности коллектива. Видимо это был не помешанный на уставе штабной строевик. Тогда мы не особо задумывались, что назревает что-то серьезное. Мы подготовили резервные помещения, как и требовала эта группа контролеров. И вскоре к нам начали завозить через метро-2 различные грузы, новые электрогенераторы. Разговоры о чем-то нехорошем и о предчувствиях начались после того, как завезли целый состав нового стрелкового и тяжелого ручного оружия. Там были образцы, которые мы только в компьютерных играх увидеть могли. «Абаканы», «Грозы», «Винтари». Даже западное оружие. Немецкие штурмовые винтовки G-36 и еще много чего. Боеприпасов много. Напряжение в наших умах усилилось, когда спецтранспортом из метро прибыли три человека с взводом охраны и с какими-то ящиками и, заняв одно из помещений, провели из него через специальный портал для кабельтрасс спецсвязи какой-то странный и толстый армированный кабель. Вывели они его в тоннель. И если оружие вроде как предназначалось для всего нашего состава и для трех других дежурных смен, то с этим все обстояло иначе. Нам категорически запретил старший контролер приближаться к занятому ими помещению и к этому кабелю. Но мы тоже не ваньки какие-нибудь. Мои ребята (на всякий случай называть их не буду) разнюхали кое-что. Этот кабель провели до второго поста в метро и интегрировали его во все линии. Включая правительственную, генштабовскую и ФСБшную связь. Так же в резервный кабель связи особого периода. Порталы, выходившие на метеостанцию и антенны ГЛОНАССа. Все это датчиками какими-то усыпали. Мне потом рассказывали, что взвод охраны на втором посту всем составом мучился головными болями, через день, когда эти странные связисты закончили монтаж своего кабеля. Их заменили на амбалов из ФСО, а ребят вроде отправили в «Бурденко» на внеплановую диспансеризацию. Сейчас я на сто процентов уверен, что…

…Что? Николай досадно дернул записной книжкой. Дальше текст прочитать было невозможно. Что он там писал? В чем он уверен?

— Это что, Монино? — послышался голос Яхонтова, наблюдавшего в перископ.

— Монино, — угрюмым голосом ответил Юрий. — Севернее Звездный городок, где нас готовили с Андреем.

— Черт. Я всю жизнь хотел в Монинском авиамузее побывать, — вздохнул Варяг.

— Там не осталось ничего, — сонно пробормотал Людоед. Что и говорить. Спал он чутко. Если конечно спал. — Скажи Юре, чтоб ходу прибавил. Нельзя тут задерживаться. Тут банда терминаторов базу держит неподалеку.

— А что это за терминаторы? — Спросил Николай.

Людоед, наконец, повернулся и взглянул на него.

— Как чтиво? Интересная книжка?

— Да тут размыто много. Пока толком не пойму ничего. Так что за терминаторы?

— Ну, придурки. Нарекли себя так устрашающе. Это в основном отморозки из числа бывших военных и прочих силовиков. Те, кому присяга не присяга, а родина это там, где ширева в достатке. В их руках много складов оказалось с препаратами сильнодействующими для армейских спецаптечек. Они их жрут килограммами, а потом творят черт знает что. Я с ними сталкивался. В такого даже если очередь из автомата выпустишь, он орать от ран не будет. До того накачиваются. И атакуют они часто строевым шагом и в полный рост. Типа роботы. Вроде стреляй по ним в свое удовольствие, но у противника нервы не выдерживают. Бегут от них. Это действительно по нервам бьет, когда они идут, молча и, если ты попал в кого, то он так же молча, падает или присядет и начинает ковыряться пальцами в ране и вытаскивать рукой или ножом выковыривать пулю. Ну, они конечно тоже не дураки. На сильные группировки не нападают. Если бы на Лужники или на Белый дом поперли бы так, то сталкеры и конфедераты места мокрого от них не оставили бы. А на мелкие общины постоянно лезут. Там дух боевой слабый. Мне как-то одна такая община предложила ящик сигарет и трех девиц на неделю, если я помогу им отбиться. — Людоед засмеялся. — Ну, держим оборону. Ждем. И эти нарколыги поперли как обычно в полный рост и строевым шагом. Через пятнадцать минут все наше ополчение обделалось и бежало, только пятки засверкали. А ведь всего одного человека убитым потеряли. Я сижу как дурак один. Вот тебе и сигареты с девственницами. Нет, все-таки на войне без заградотрядов никак не обойтись. Чего делать думаю. Ну и начал из СВД по одному выбивать. Прямо в голову. Пятерых положил и эти сразу понты свои кибернетические позабыли. Деранули как собаки. Правильно сталкеры их клоунами зовут.

— И чего нам их боятся тогда, если они так легко отступают и атакуют глупо? — Варяг взглянул на Илью.

Крест убрал шинель и уселся на сидении.

— Это они со всякими слабаками так себя ведут. Психологические атаки устраивают. Но если кто-то вторгается в их территорию, то они тут уже совсем иначе поступают. Тут и тактику применяют и хитрости всякие и тяжелое оружие. Так что резче нам надо отсюда сваливать.

— А ты девиц в награду получил тогда? — Сквернослов повернулся из водительской кабины.

— Вот кто про что, а вшивый про баню. — Хмыкнул Людоед. — Я как их увидел, ошалел. Им лет по пятнадцать. Это, во-первых. Во-вторых, они рахитом и белокровием больные. Не заразно конечно, но дело не в этом. Дело в том, что та община использовала их как живой товар. Они стояли на какой-то дороге, через которую постоянно различные группы проходят. Ну и девочек этих предлагали в обмен на товары различные. Типа, все равно от этих девочек толку никакого. Они и бесплодные и помрут скоро, а так хоть какая-то польза. Даже родители одной из них не против были. Остальные две сироты. Ну, короче я как обычно. Старосте общины выбил глаз и поломал нос. Прочих всяких там поколотил здорово. Они мне смертный приговор объявили.

— И что дальше было? — Николаю эта история показалась насколько шокирующей, настолько и интересной.

— Дальше, — Людоед зло улыбнулся. — Через три дня на них опять терминаторы напали. На сей раз в этих стройных рядах был и я.

— Ты присоединился к терминаторам?!

— Ну, на один раз. Чтоб общину эту грязную подчистить.

— А что дальше? Что с девушками этими стало?

— Я их увел оттуда и отдал на попечение амазонкам.

— Кому?! — все с недоверием посмотрели на Илью. Только Алексеев продолжал вести луноход, прибавив скорости.

— Да не этим, с которыми вы имели счастье общаться. Есть группировка амазонок под названием «Таня». Это в честь немки одной. Любовницы и боевого товарища Че Гевары, Которую в Боливии убили поганые империалисты. Между прочим, она имя Таня взяла в честь Зои Космодемьянской, которая на допросе Таней назвалась. Эти женщины нормальные. Мужчин конечно тоже не жалуют. Однако по более понятным причинам. Но нормально с ними контактируют. Без резни. Даже семьи некоторые из них заводят. Это по сути сталкеры женского пола. Они таких несчастных и угнетенных девчонок на попечение берут. Даже похищают рабынь у сутенерских банд. Вот им я этих девиц и отдал. А что с ними стало теперь, я не знаю. Это было лет пять назад. Наверное, умерли. Болели ведь очень.

Николаю стало не по себе от этой истории. Наверное, ему было не так скверно от визита в метро и от той иррациональной свирепости пленивших их амазонок. То, что рассказал сейчас Людоед, выглядело настолько житейским и обыденным, что пугало еще больше. Это не что-то локальное. Это жизнь множества маленьких общин, которые ради выживания превращают своих близких в продукты потребления. И сколько еще грязи подобной вокруг? И что еще может поведать Илья? А то, с какой легкостью он рассказывал о своих присоединениях к таким разным, странным и страшным группам, тоже шокировало. Неужели он действительно такой? Все-таки иногда казалось, что это человек с четкими принципами. Но так беспринципно себя вести… Или он врет, чтобы произвести впечатление? Да нет, не похоже.

Яхонтов задумчиво смотрел на Людоеда. Казалось, он думал то же самое, что и Васнецов.

— Ну, ты выспался? — наконец произнес Варяг.

— С вами выспишься, — усмехнулся Крест. — А что? Поменяться хочешь?

— Ну, в общем да. — Кивнул Яхонтов.

— Ладно. Отдыхай. А я понаблюдаю. — Крест прильнул к перископу, уступив место на сидении Варягу.

Николай вздохнул и мотнул головой, отгоняя тяжелые мысли. Интересно, что там дальше написано в записной книжке…

* * *

…Они вроде флотский спецназ. Двенадцать человек. Все офицеры. Точнее девять офицеров и три прапора. Вернее мичмана. Вообще с недавней реорганизацией в этих званиях ничерта не разобрать. Прапоров да мичманов вроде как отменили. Ну да не важно. Мы все думали чего им у нас делать? Но вроде они какую-то спецподоготовку проходили не полигоне ГРУ. И, похоже, их готовили к серьезной акции. И с ними три дня старший контролер брифинги за закрытыми дверями проводил. Тоже все жутко секретное. Даже обидно нам стало совсем. Вроде база наша. Мы тут хозяева как-никак. А теперь, то эти странные связисты, то эти моряки. И рулит всем этот контролер без имени. А они сами по себе ничего такие ребята. Моряки эти. Я всегда к флотским с особым уважением относился. Правда, был среди них один. Нервный какой-то. Молодой капитан-лейтенант. Фамилия кажется…

…Опять потекшие буквы. Николай нахмурился и стал напрягать зрение. Нет. Не прочесть. Одна буква «К» в начале и все. Хотя может быть это «Н». Ладно. Что там дальше?…

…когда эти ФСБшники с собаками начали прочесывать метро. Что они там искали, никто из нас представить не мог. Примечательно, что примерно в это время в Москве начались одна за другой различные акции. Сначала шествия различных неправительственных организаций. Потом несанкционированные марши различных там меньшинств. Причем всегда это оканчивалось беспорядками. Впрочем, как и в другие годы. Однако я не припомню, чтобы за несколько дней было сразу столько акций совершенно разных сил. Были бесчинства футбольных фанатов. Потом погром на рынке. Несколько крупных пожаров в центре. Создавалось ощущение, что все эти на первый взгляд никоим образом не связанные события кем-то дирижировались, чтобы отвлечь на них как можно больше спецслужб. В том числе и тех, которые занимались этими поисками в метро. В ту неделю у нас пять раз циркулярно объявляли тревоги. Причем трижды в режиме «Б». Но потом нам объявляли, что это были учения. Мы совершенно справедливо полагали, что это полный идиотизм. Для учений существую другие сигналы. Но когда за неделю нам три раза объявляли боевую, а потом говорили что так сказать шутка, то это сыграло с нами всеми именно злую шутку. Ведь восприятие этого сигнала притупилось. И когда его объявили через неделю в четвертый раз, то все к нему и отнеслись, как к очередным учениям. То есть формально. И горько просчитались. Но до этого еще…

…И снова размытый текст. Николай оторвался от записей и потер уставшие глаза. Не часто приходилось читать в этом мире. Да и редко попадалось что-то, что можно было читать.

Что-то лязгнуло о корпус. Варяг резко поднялся и посмотрел на Людоеда. Тот развернул Перископ. Затем стал вертеть им.

— Что это было? — Спросил Яхонтов.

— Стреляли, не иначе, — пробормотал Крест. — По корпусу попали.

— Кто?!

— Вот ищу. Пока ничего не видно. Может снайпер.

— Мы проехали Монино?

— Почти. Черт… Что за… Твою мать! — воскликнул Людоед. — Юра! Этот тазик быстрее ехать может?!

— Попробую, — ответил космонавт.

Луноход загудел и ощутимо прибавил в скорости.

— Нихрена. Они быстрее, — мотнул головой Крест, глядя в перископ направленный назад.

— Да кто там?

— Думаю что эти самые терминаторы.

Еще несколько пуль лязгнуло по корпусу.

— Варяг, можно открыть оба шлюзовых люка одновременно? — спросил Крест, отпустив перископ и хватая автомат.

Николай сразу прильнул к смотровому прибору.

— Нет. Они открываются по очереди.

— Хреново. А аппарель на ходу открыть можно?

— Можно, — послышался голос Алексеева.

— Как только скажу, открывай. Только не до конца, а то он снег бороздить будет и ход замедлит.

— Ладно.

Крест отложил автомат и подвинул свой огромный железный ящик так, чтобы он стоял поперек заднего края салона. Затем он стал монтировать на нем свой жуткий пулемет.

По следам лунохода, разметая снег, мчались шесть снегоходов. Оседлавшие их люди были вооружены и одеты в черные одежды. На трех скоростных машинах сидело по два человека. Пассажиры вели одиночный огонь из автоматов. Расстояние между преследователями и луноходом быстро сокращалось.

Крест обернулся. На его лице снова, как и во время боя у Белого дома, Николай увидел это жуткое выражение. Смесь восторга и ярости. Предвкушения схватки и презрение, как к смерти, так и к жизни.

— Юра! Открывай! Варяг, Коля, на пол ложитесь! Мой ящик от пуль защитит! Васнецов! Я сказал на пол, что уставился?!

Николай подчинился, и лег на пол рядом с Яхонтовым, прижимая к себе записную книжку. Аппарель стала медленно опускаться, впуская в салон дневной свет и пронзительный холод.

— Аллилуйя возлюбленной паре! — заорал Людоед. — Мы забыли бранясь и пируя, Для чего мы на землю попали! Аллилуйя ВОЙНЕ аллилуйя!!! Аллилуйя всем умершим детям! Наша жизнь, пролетая аллюром! На вопрос непроглядный ответит! Аллилуйя ВОЙНЕ аллилуйя!!! Юнона и Авось, мать вашу!

— Господи, какой же он псих, — вздохнул Варяг, глядя на Николая.

Снегоходы мчались уже совсем рядом. В луноходе уже было слышно рычание двигателей. Терминаторы стали стрелять чаще, так как шансы на попадание увеличились.

Засвистел раскручивающий стволы мотор и пассажирский салон наполнился оглушающей дробью выстрелов.

— Асталависта, падлы! — радостно воскликнул Людоед, сжимая гашетку с такой силой, что у него побелели руки.

Дорожка фонтанирующего снега описала кривую и, от первого снегохода отлетел капот и стекло, разлетаясь в полете вдребезги. Закувыркалась в снегу оторванная рука водителя, а там где была его одетая в каску голова, остался лишь рваный пень шеи со свисающими кровавыми лохмотьями. Снегоход задымил и перевернулся. Второй бандит получил порцию пуль в грудь, отчего вылетел из седла и, перекувыркнувшись в воздухе, ударился о стекло следующего за ним снегохода, выбив, оттуда водителя. Оставшийся в седле пассажир попытался взять управления на себя, но не справился и, машина завалилась на бок. Еще один снегоход Людоед просто раскрошил на мелкие части вместе с двумя людьми, находящимися на нем. Оставшиеся преследователи резко повернули в сторону и стали удаляться.

— Не ожидали, да, уроды?! — засмеялся Крест, прекратив стрельбу. Однако отпустил он гашетку лишь для того, чтобы вести теперь огонь из «Калашникова». Он прицелился. Короткая очередь. Мимо. Еще одна очередь. По склону, через который пытались перемахнуть в поисках спасения бандиты, покатился один из них. — Юра! Закрывай!

Крест распластался на полу, облокотившись спиной на свой ящик и улыбался.

— Ну, как я их, а? — усмехнувшись, спросил он, когда аппарель закрылась.

— Молодец, — спокойно кивнул Варяг садясь. — Эдак ты все патроны потратишь. А где их для такого пулемета взять?

— Слушай, Яхонтов, — махнул рукой Илья, — патроны для того и сделаны, чтобы вылетать через ствол оружия и пробивать чей-нибудь череп. Чего их беречь? У меня еще полный ящик. Кстати о пулях. У меня мыслишка одна любопытная зародилась.

— Какая? — поинтересовался Варяг.

— Вот ты летчик. Верно?

— Ну, был когда-то. А что?

— Был когда-то, — хмыкнул, кивнув Крест. — И Юра тоже был когда-то. Да Юра? Значит вам известно, что такое «Шилка» или «Тунгуска»?

— Зенитные самоходные установки. Ты про них? — Варяг явно не понимал, к чему клонит Людоед.

— Именно. Именно про них. А ты, Яхонтовый ты мой, знаешь, что они являются бронетехникой?

— Ну, разумеется, — Яхонтов нахмурился, поскольку эти словесные пляски вокруг да около ему никогда не нравились.

— А знаешь ли ты, что их броню, можно пробить из СВД или пулемета? А?

— Да к чему ты клонишь, черт тебя дери?!

— Ты понимаешь, Варяг. Бронетехнику некоторую это стрелковое оружие пробивает. Но вот наш замечательный луноход отчего-то никак. Ну не странно, а? Вот Нордика сшибала морлоков с этой машины и лупила из пулемета. Пара пуль попала по корпусу и ничего. Ну да это ладно. Может они в ребро жесткости попали и не пробили. Бывает. А ведь я еще кучу отметин заметил на корпусе еще, когда осматривал этот тарантас. И относительно свежих. И очень старых. Ну не придал значения. А сейчас. Когда эти уроды стреляли по нам, задумался. Что за ерунда такая? Это ведь луноход. Зачем луноходу броня? А? Юра, вы с кем там воевать собирались на Луне?

Алексеев ничего не ответил.

— И все-таки я не пойму, к чему ты клонишь? — пожал плечами Яхонтов.

— Да мне самому интересно. Что за чудо-машина такая? Вот когда шатл американский при посадке развалился… Как его. «Колумбия» кажется. Так вот выяснилось, что он развалился при входе в атмосферу от того, что его крыло пробил кусок пенопласта из обшивки ракеты-носителя. А ведь это был космический корабль, рассчитанный на сильнейшие перегрузки и трение об атмосферу. А что такое луноход? Жестяная коробочка. Но! Наша замечательная машинка оказалась прочнее некоторых видов бронетехники. Юра, может, объяснишь?

— А мне нечего объяснять. Не я конструировал этот луноход. Так что можешь думать что хочешь, — резко ответил Алексеев.

— Ну, ну, — скептически покачал головой Людоед. — Ладно. У меня вопросов больше нет. — Он склонился к Яхонтову и тихо произнес: — А вот ты подумай над этим…

* * *

…а мы думали, куда он пропал. Даже скучно как-то стало без этого нервного капитан-лейтенанта. А он оказывается, в самоволке был трое суток. Как он умудрился пройти через посты, вообще загадка. Хотя. Все-таки профессионал. Диверсант. Уходил в город вроде через метро. Скандал был нешуточный. Однако все быстро забылось. На следующий день их отправили на аэродром. Какая-то срочная командировка. В тот же день спецсоставом из метро прибыли какие-то люди под усиленной охраной. Восемь человек в масках и, по-моему, даже в гриме. Охраны человек сорок. Со своей едой и со своими медиками. Перекантовались сутки у нас и тоже на поверхность, к метеостанции. Там вертолетная площадка была. За ними вроде Ми-26 прилетел. Я сейчас думаю, что это были не кто-нибудь, а руководство страны. Хотя может, ошибаюсь? Неужели у них не было специального узла в метро-2 для таких случаев? Может просто это такой спектакль для дезинформации или проверки вероятной утечки информации в нашей базе? Как бы там ни было, через сутки все уехали. Даже старший контролер. Остались только эти странные связисты с их установкой, которые заперлись в своей автономной комнате и их охрана. Кутерьма вся вроде улеглась. Мы вздохнули свободно. Только кто бы мог подумать тогда, что миру осталось всего два дня…

 

23. День Икс

— Вот, Вовчик, посмотри. Девять мегапикселей. Пятнадцатикратный оптический зум. И с виду симпатичный такой аппарат. — Майор Жилин показал сидевшему рядом подполковнику журнал, в котором были описания различной цифровой техники. — Как тебе?

— Так это профессиональный? Ну и цена, какая, представь.

— Так в кредит можно. Да и не профессиональный он. Полупрофи. Не зеркалка. Дешевле на порядок.

— Слушай, Миша, ты на шестнадцатилетние дочери хочешь такой подарок сделать? Купи ей обычную мыльницу цифровую и все. Или телефон новый с камерой. Зачем ей такой аппарат? У нее в этом возрасте все равно одни парни на уме. — Подполковник Владимир Васнецов махнул рукой.

— Да нет. Она в учебе вся. Хочет на факультет журналистики, потом поступить. Вот, думаю, пусть фотографирует.

— Это хорошо, что она у тебя такая. А вот моя Настена… просто не знаю, что с ней и делать. В школе одни прогулы. Дома не появляется почти. Жена говорила, что за ней по вечерам то джип дорогой приезжает, то бумер черный тонированный. Как вспомню, что нам, парням в молодости от таких как моя дочь надо было, так оторопь берет. Грешки старые мучают. А она вообще ничего не соображает, нимфетка. Вся в мать пошла, зараза.

— Ты все-таки думаешь, что жена твоя… — Жилин с сочувствием посмотрел на Васнецова.

— Да я уверен. Шеф ее жарит и уже давно. Просто уверен. — Подполковник поморщился. — Мне эта Вика, что с ней в одном офисе работает, рассказала недавно, как у них корпоративные вечеринки проходят. В последний раз моя вообще там, на столе босиком отплясывала да юбку задирала, дрянь. Я не удивлюсь, если ее помимо шефа еще охранник его и водитель…

— Да перестань. Просто накручиваешь себя…

— Нет. Миша. У меня такие рога, что голова зудит, — он горько усмехнулся. — И поделом мне. Боженька наказал, за то, что в молодости невесту у родного брата увел. Вот теперь мучаюсь с ней. И еще с дочкой в придачу.

— А ты не говорил, что у тебя брат есть.

— Да вспоминать совестно. Он отрекся от меня вообще. С курсантских лет не общались. Я по распределению в Москву служить попал. Она ко мне от него и переметнулась. Перспектива. А я тогда, дурак, думал любовь. Стыдно перед братом. А он мужик хоть куда. Тоже военный сейчас. И повоевать успел уже. А я, крыса тыловая. Сижу в этом вонючем бункере из года в год, а дома просто бедлам. Одно радует, Коля не живет с этой дрянью. Только все равно стыдно перед ним. Я только через мать узнаю, как он поживает. Женился. Сынишка у него родился. Тоже Колей назвал. В честь деда. Дед наш под Краковом погиб. Герой посмертно. Так племяша хочется увидеть иной раз. Чего у меня сын не родился? Морока с этими бабами.

— Ну, у меня ведь с моей дочкой мороки нет.

— Повезло, значит тебе. И совесть у тебя значит чиста.

— Совесть чиста, — усмехнулся Жилин. — Потому в майорах до сих пор хожу.

В дверях дежурки показался низкорослый и тучный подполковник Лишенко.

— Мужики, у вас сахарку нет? — он демонстративно выставил вперед руку, сжимающую большую дымящую кружку, источающую аромат растворимого кофе.

— Свой иметь надо, Степан, — усмехнулся Васнецов.

— Да весь мой сахар извел этот чертов старший контролер. — Скривился Лишенко.

— Ты потише, Степан, — погрозил ему пальцем майор. — Они тут, небось, жучков понатыкали. Сидит сейчас на Лубянке и слушает. На благонадежность проверяет.

Они засмеялись.

— Да не с Лубянки они. Что-то более серьезное мне кажется, — Лишенко махнул рукой.

— У меня только заменитель. Будешь? — спросил Владимир.

— Нет. Меня пучит от заменителя. — Степан вздохнул и стал уходить.

— Зайди в караулку! — крикнул ему Жилин. — Там, у стрелков варенье есть!

— Ладно, — послышалось из коридора.

— Кофе с вареньем? Жестоко, — хихикнул Васнецов.

Вдруг затрещал динамик на стене, и замерцала контрольная лампа.

— Внимание! Циркулярно! Девять тридцать пять! Пасмурное настроение! Пасмурное настроение! Повторяю! Внимание! Циркулярно! Девять тридцать пять! Пасмурное настроение! Пасмурное настроение! — возвестил хриплый бас из громкоговорителя.

— Твою мать. Опять двадцать пять. — Вздохнул Жилин.

— Как же они надоели. Вот уроды. — Васнецов запустил в волосы пальцы обоих ладоней. — Все не наиграются никак скоты. Черт, да за этот месяц всего два выходных было! Ну, какого хрена, а Миша? А потом удивляемся, что от нас жены гуляют! Ненавижу все это! Достало! Блин, скорей бы уже на пенсию и к черту всю эту службу!

— И опять первых двух сигналов не было. Ни тебе трезубца, ни мутного вала. Они там, наверное, даже не знают, какой сигнал что означает. — Вздохнул Михаил. — Ладно, Вова. Успокойся и давай работать.

— Запиши в журнал событий о получении сигнала, — проворчал подполковник и поднял трубку телефонного аппарата без наборного диска и без кнопок.

— Букварь, — послышался в трубке женский голос.

— Девяносто девять, будьте добры.

— Соединяю.

— Девяносто девять. Половник Васильев.

— Сто шестой. Подполковник Васнецов. В девять тридцать пять, циркулярно получен сигнал «Пасмурное настроение». Прошу подтвердить.

— Циркулярный сигнал «Пасмурное настроение» на девять тридцать пять подтверждаю.

— Есть. Подтверждение принял, — Владимир положил трубку. — Миш. Запиши в журнал подтверждение. Девять тридцать семь.

— Хорошо…

Подполковник поднял трубку коммутатора и нажал одну из кнопок.

— Комаров. Начинай оповещение в режиме «Б»… Да… Да, всех… Ну да, контрольный срок прибытия полтора часа. Как обычно… Да я понимаю, что они уже нахрен посылать будут. Ну, пусть позвонят в генеральный штаб и их посылают… Все давай. — Положив трубку, он обратился к своему товарищу. — Миша. Запиши оповещение тоже.

— Уже записал.

— Ну, вот и славно. — Васнецов взял со стола пульт и включил телевизор, стоявший на полке у входной двери. — Посмотрим, что там по дебилизору кажут.

— …участвует девять пожарных расчетов. Силы и средства продолжают пребывать, — вещал диктор теленовостей. — Из управление по ГО и ЧС нам сообщили, что угроза выброса аммиака сведена на нет. По предварительным данным погибло два человека. Один пожарный с сильными ожогами госпитализирован.

— Это уже, какой крупный пожар в столице за последнюю неделю? — покачал головой Жилин.

— Я уже со счету сбился. Вчера под Питером склад с боеприпасами рванул… Погоди. Мобильник, — Васнецов достал из кармана телефон. — Алло. Да Палыч… Да ничего… Ну так тебе ведь сообщили. Сбор личного состава в режиме «Б»… Да, ушел этот контролер еще два дня назад, а что?… Да я понимаю что они там наверху балуются… Как это прикрыть?… А что у тебя случилось?… С женой на Юнону и Авось?… Ну, Палыч ты даешь. Я думал что-то серьезное у тебя… Да ладно, ладно. Отмечу, что ты прибыл. Хорошо… Будь…

— Чего там у Палыча?

— Хочет отмазаться от оповещения, но чтоб мы его прибытие отметили. Дескать, контролера нет и проверить некому.

— Ну у него как всегда… Слушай, Вова, как это у тебя тут мобильник сеть ловит?

— Так я антенну на метеостанцию вывел через трубку, идущую к внешнему дозиметру. Кабель, зараза, дорогой, но зато связь постоянная.

— Особисты за это по головке не погладят. Тут сотовая связь запрещена, ты же знаешь.

— Да ну их в баню. Нам и предпринимательской деятельностью заниматься запрещено. А вон у Крапивина три ларька своих. За какие шишы он жене операцию сделал по твоему?

— Ну, это одно…

— Да ладно тебе. Вон, генералу во время визита норвежского атташе они коммуникатор подарили новенький. Я не удивлюсь, если там жучков напихано на полмиллиона баксов. Так ведь дела никакого нет никому. Он и на совещание его с собой берет. А там, бывает и о таких вещах говорят, что даже нам с тобой знать не положено. А Мищенко из своего кабинета в интернет выходит постоянно, играется как дите малое и уже весь винч загадил вирусами.

— …МИД Белоруссии высказал серьезную озабоченность в связи с недавним инцидентом в небе республики, — продолжал диктор. — Напомним, что два дня назад, истребитель Ф-16 польских ВВС нарушил воздушное пространство Белоруссии и находился в небе республики более сорока минут. Польская сторона заявила, что это произошло по вине пилота, который в силу своей слабой подготовки заблудился. Однако следует отметить, что данный инцидент произошел именно тогда, когда вдоль Белорусско-Польской границы барражировал разведывательный самолет АВАКС ВВС США, вылетевший с территории Латвии тремя часами ранее. В министерстве обороны Республики Беларусь считают, что данный инцидент был ни чем иным, как разведывательной акцией сил НАТО с целью проверки возможностей и действий как ПВО республики, так и коллективной системы ПВО стран СНГ, участниц коллективного договора. Напомним, что на прошлой неделе, неизвестный самолет, вылетевший предположительно с территории Грузии, вторгся в воздушное пространство ИРАНа, при этом сделав крюк над территорией Армении и непосредственно над Российской Военно-воздушной базой в Гюмри. По факту данного инцидента, президент Белоруссии заявил, что им отдано распоряжение республиканским силам ПВО, при идентификации в следующий раз самолет-нарушителя как боевого, сбивать его всеми силами и средствами без предупреждения…

— Вот молодец. Вот это я понимаю. А наши бы начали рассусоливать опять. Дескать, ребята, давайте жить дружно. — Произнес Васнецов.

— …инцидент другого рода. На сей раз озабоченность высказал генсек НАТО и правительство Норвегии. Как стало известно, сегодня в полночь по среднеевропейскому времени, в закрытой для иностранных судов территории военно-морской базы на острове Ян-Майен была замечена атомная подводная лодка Российских Военно-морских сил. Пресс служба ВМФ России опровергла данную информацию, заявив что никаких Российских подлодок в районе острова Ян-Майен быть не могло. Однако есть сведения, что боевые корабли НАТО устроили настоящую охоту за неизвестной субмариной. И норвежский МИД связывает именно с этим случаем, сегодняшнее вторжение в воздушное пространство этой страны самолета Ту-160. Напомним, что это самый мощный в мире сверхзвуковой стратегический бомбардировщик, предназначенный для нанесения ядерных ударов. На западе его почтительно называют «Блэк Джек». Однако и тут официальные лица Российской Федерации заявили, что в это время в воздухе был только один такой самолет, и он находился над полигоном «Новая земля», где проводил учебные стрельбы…

— Неужели и наши стали хулиганить, — усмехнулся Жилин. — Ну, правильно делают. А то только и слышишь об их провокациях.

— Только это в любом случае дурно пахнет. Хотя я не верю ни СМИ ни пресслужбам ни всяким там правительствам. — Махнул рукой Васнецов.

— …число жертв цунами произошедшего на прошлой неделе продолжает расти. По последним данным их количество превысило четыреста пятьдесят тысяч человек…

— Твою мать… — Жилин покачал головой. Полмиллиона человек.

— Знаешь, что моя жена по этому поводу сказала? — усмехнулся подполковник.

— Что?

— Мол, ничего страшного. Все равно они там как кролики плодятся.

— Слушай, ты, конечно, извини, но она…

— Знаю. Можешь не договаривать.

На столе зазвонил один из трех телефонов.

— Подполковник Васнецов слушает. Да… Здарова Петро… Да ничего. Дежурим помаленьку… Ну разумеется… А что у тебя стряслось?… Ну, вы сговорились что ли?… Да просто Палыч звонил, тоже самое просил… Ну хоть кто-то по оповещению должен явиться?… Да я понимаю, что им там делать нечего наверху, но мы же военные люди, в конце концов… Да нормальная зарплата, брось ты. Получаем как подводники однако шкурой своей не рискуем… Ну ладно, черт с тобой. Но с тебя магарыч… Пока…

— Что, Петро тоже косит от оповещения и сбора?

— Конечно. Да ребят тоже понять можно. Весь месяц без выходных продержали с этими учениями и инспекцией этой.

Снова затрещал динамик, и загорелась контрольная лампа.

— Внимание! Циркулярно! Десять ноль одна! Субботний вечер! Повторяю! Субботний вечер! Это не учебная тревога! Десять ноль одна! Субботний вечер! — голос был тот же но интонация совершенно другая. В голосе слышался страх и сильное напряжение.

Жилин и Васнецов уставились друг на друга.

— Володя, это же… Это же война… Они там совсем умом тронулись? Что за учения такие?

Васнецов ничего не ответил. Только нахмурился и схватил трубку оперативной связи.

— Букварь? Это подполковник Васнецов. Дайте девяносто девять. Жду… Алло. Девяносто девять? Это сто шестой! В десять ноль одну получен сигнал… Что? Вы подтверждаете? Черт возьми, согласно инструкции я должен запросить подтверждение! Возьмите себя в руки!.. Все. Все понятно. — Он бросил трубку на место и взглянул на майора: — Записывай, чего смотришь! — рявкнул он.

В помещениях бункера завыла сирена, и замигали белые круглые плафоны с красной надписью «Тревога». Подполковник схватил трубку коммутатора.

— Комаров! Субботний вечер! Общий сбор немедленно!.. Какие шутки нахрен! Выполняй!

Телепрограмма на экране телевизора замерцала и сменилась сеткой для настройки четкости.

— Внимание, — заговорил голос из динамика телевизионного приемника. — Говорит штаб по делам гражданской обороны и чрезвычайных ситуаций Москвы и Московской области. Прослушайте… — Голос смолк. На экране пошла рябь, и послышалось шипение. Затем лампы освещения заморгали в помещениях и люди почувствовали дрожь бетонного пола, покрытого линолеумом.

— Что это такое?…

В коридоре послышался топот. Кто-то торопился на свои боевые посты.

— Они задолбали уже своими учениями! — раздался возглас Лишенко в дверях.

— Это не учения, — крикнул Васнецов. — Иди на пост!

— Да ну и ты туда же, — махнул рукой Лишенко и ушел.

— Алло! Букварь! Букварь! — крикнул Владимир в телефон. — Алло! Черт, Миша, что со связью?!

— А я почем знаю, — нервно отозвался Жилин. — Попробуй по внутренней узнать. Может с какого-то поста могут дозвониться?

— Ладно. Алло! Семен! У тебя связь с Букварем есть? Нет? Черт! — подполковник положил трубку. — Миша, сиди тут я на центральный сбегаю…

* * *

— Букварь!

— Связи нет!

— Квазар!

— Связи нет!

— Оперативный девятого района наблюдения?

— Связи нет!

— Генштаб!

— Связи нет!

— Оперативный ФСБ?

— Связи нет!

— Оперативный по ГО и ЧС?

— Связи нет!

— Штаб РВСН?

— Связи нет!

— Штаб ПВО Московского округа?

— Связи нет!

— Да твою же мать!

В центральном операционном пункте, которым являлся большой зал за массивной дверью с надписью «Субботний вечер», царил хаос. Офицеры перебегали от пульта к пульту и перекрикивались тревожными фразами. Разрывались телефоны от звонков с внутренних постов, однако связь с внешним миром полностью исчезла. Васнецов подбежал к начальнику смены полковнику Коновалову.

— Гриша, что за чертовщина такая? Это же война или я сплю, и мне кошмар снится?

— Война, Володя! — хмуро ответил полковник. — Связаться не могу ни с кем. Черт. Мне доложили с первого и второго постов из метро, что в подземке был взрыв. А сейсмографы докладывают, что зафиксировали четыре или пять взрывов по городу. Самый слабый, около десяти килотонн.

— Как такое, может быть?! — воскликнул Васнецов. — Мы же никаких ракет не наблюдали и самолетов тоже!

— Это не ракеты Вова, это диверсионные фугасы. Они нас без связи оставили. Черт знает, что там твориться от электромагнитного импульса. Господи, все не так должно было быть, — полковник потер лоб. — Все совсем не так.

— Ребята, вы совсем охренели! — раздался позади крик Лишенко. — У меня сын в этом году в первый класс идет! У меня племянница замуж выходит! Вы чего?!

— Лишенко, возьми себя в руки! Ты еще не понял что происходит?! — рявкнул полковник.

— Да у меня сын в первый класс пойдет в этом году! — его словно заклинило.

Оглушительный гул пронесся по помещениям бункера и кое-где потух свет. На сей раз пол трясся намного сильнее. Шум людей усилился.

— Черт возьми! Кто-нибудь наблюдает ракеты? Что это вообще было?

— Есть! Минитмен! Тридцать три сорок четыре! — послышалось с одно из пультов. На большом экране загорелась первая красная нить траектории вражеской ракеты.

— Цель?

— Москва.

— Связь с Антеем еще есть?

— Так точно!

— На громкую!

— Есть!

— Антей 400!

— Антей 400 слушает! — разнесся по залу голос из громкоговорителей.

— Зафиксирована первая цель!

— Принято!

— Цель уничтожить!

— Есть!

— Товарищ полковник! Цель разделилась!

— Вижу, — Коновалов стиснул зубы, глядя на большой экран, где одна красная нить разделилась веером на пять. — Лишенко! Лишенко черт тебя дери! Сядь за пульт и руководи боевым расчетом! Приготовь к залпу противоракеты внутреннего периметра!

— Цели два и три уничтожены! Цели один и пять, уничтожены! — доложил с пульта.

— Так… Так! Внимание! Четвертая цель прошла через пояс Антея! Лишенко!

— Цель веду, расчет произведен!

— Уничтожить!

— Есть!

Из глухого уголка подмосковного леса взмыла в небо противоракета.

— Гриша, они на нас напали… Зачем? — Васнецов уставился на полковника.

— Сейчас уже не разберешь, кто на кого напал. Наверное, у них такой же бардак, как и у нас сейчас…

— Товарищ полковник! Цель не поражена! Но траектория изменилась!

— Куда… Куда летит боеголовка?!

— Калуга! Коэффициент вероятного отклонения восемьсот метров!

— Все равно… Все равно ударит по Калуге… — пробормотал полковник.

— У меня старики в Калуге живут!!! — заорал один из офицеров и вскочил со своего места. — Лишенко, тварь! Ты как расчеты производил, сука?!

— А ну сесть и успокоиться?! — прокричал Коновалов.

— Да какой нахрен…

— Я сказал успокоиться и заниматься своим делом, черт вас всех дери!

— Но ведь можно еще раз попробовать?! Товарищ командир!

— Она вышла из нашей зоны досягаемости! Все!

— Командир! Ракеты! Девять штук!

— Цели?!

— Расчитываю… Есть! Обнинск! Тула и область! Нижний Новгород и область! Новомосковск! Рязань и область! Калуга и область!

— Есть цели, которые пересекают наш сектор?

— Нет, товарищ полковник. Они все вне зоны нашего воздействия.

— Есть! Есть одна! — крикнули с соседнего пульта. — Одна неклассифицированная ракета пройдет между поясом Антея и нашим сектором!

— Цель!

— Но какая разница?

— Я спрашиваю цель! Она может в Китай вообще летит откуда-нибудь из северного моря или из Англии!

— Калужская область! Надеждинск!

Услышав это название, подполковник Васнецов дернул командира за рукав.

— Гриша! Там мой брат! И племянник!

— Володя, успокойся! Мы в любом случае попробуем ее перехватить! Внимание! Взять цель! Вести до оптимального участка и уничтожить!

Васнецов как завороженный смотрел на удлиняющуюся нить летящей в Надеждинск ракеты. Сейчас это было самым главным для него.

— Антей 400!

— Антей 400 на связи!

— Цель наблюдаете?

— Ведем!

— Двухракетный залп по цели!

— Есть! Лишенко! Лишенок, черт!!! Не спать!!!

— Я… Есть…

— С нашей стороны тоже двухракетный залп по цели!

— Есть, — подавленным голосом пробормотал Лишенко.

Красная нить продолжала угрожающе расти и двигаться в сторону маленького городка на берегу Оки. Вдруг, рост полоски прекратился.

— Цель уничтожена!

— Ну, Володя. Ты доволен? Цел твой Надеждинск…

— Командир! Ракета, бьющая по Обнинску, разделилась! Двадцать боевых частей!

— Двадцать? — полковник нервно потер подбородок. — Понятно. Половина из них, скорее всего ложные цели. Они распознаются?

— Нет!

— Черт. А куда летят?

— Четыре части летят прямо сюда!!! Черт!!!

— Нука без паники! Бункер выдержит! Но мы должны их сбить!

— Товарищ полковник, вас к телефону со второго поста! — молодой капитан, сидевший за ближайшим пультом, протянул ему трубку.

— Полковник Коновалов. Да… Я понял… Добро… — он вернул трубку офицеру и взглянул на Васнецова: — Слушай, там из метро бронедрезина приехала. Там этот старший контролер опять. Иди, встреть его…

* * *

Михаил сидел совершенно бледный. Капилляры в глазных яблоках полопались от нервного напряжения и белки стали совсем красными. Он потерянным взглядом уставился на вошедшего в дежурную комнату Васнецова.

— Вова. Я все внутренние посты обзвонил. Это… Это оказывается не просто война… Это…

— Это ядерная война, — закончил за него Васнецов.

— Зачем?

— Ты меня спрашиваешь? Боюсь, Миша, нашего с тобой мнения на этот счет не учли.

— Но это, же безумие…

— Как и любая другая война. Ну, где этот контролер?

— Со второго поста сюда движутся… Володя… Что теперь будет?

— Будет планета обезьян. — Васнецов невесело усмехнулся.

— Внимание! — захрипел динамик на стене. — Задраить все гермодвери! Задраить все гермодвери! Ядерный удар по поверхности через пятнадцать, четырнадцать, тринадцать…

— Все-таки пропустили боеголовку, — вздохнул подполковник.

— Что? Какую… Куда удар?! — Жилин вскочил со своего кресла.

— По нам, дружище. По нам…

— …три, два, один, взрыв!

* * *

— Варяг! Варяг!!!

— Ну… Ну Коля… Ну чего ты спать не даешь? — Яхонтов повернулся на другой бок. Луноход продолжал свой путь. Теперь за рулем сидел Вячеслав, который старался четко выполнять команды обучающего его Алексеева.

— Варяг, да проснись же!

— Чтоб тебя… Ну чего? — искатель взглянул на Николая.

— У отца был брат?

— У моего отца был брат? — Яхонтов еще не до конца проснулся и не совсем понимал заданного взволнованным голосом вопроса.

— Да нет. У моего отца был брат? Ты же с отцом дружил еще до ядрены.

— Ишь, слов, каких нахватался в столице. Ядрена, — Варяг ухмыльнулся. — Если честно, то не знаю. А что?

— А ты еще людей с фамилией Васнецов в Надеждинске не знал?

— Был прапор на рембазе. Алкоголик жуткий. Никита Васнецов. Он пропал после первого черного дождя, насколько я помню. А в чем собственно дело?

— В бункере «Субботний вечер», был офицер. Владимир Васнецов. Его брат Николай служил в Надеждинске. И сын у его брата родился. Тоже Николаем назвали. Это же мой дядя, понимаешь, Варяг?! — Васнецов затряс записной книжкой. — Я тут десять листов отпарил! И вот посмотри, что тут пишется! У меня был дядя, а я ничего не знал!

Наблюдающий в перископ Людоед бросил взгляд на эту потрепанную книжку, и на его лице появилось выражение озадаченности. Однако когда Васнецов повернулся к нему, то Крест сразу вернулся к наблюдению в перископ.

— Теперь ты знаешь, что у тебя был дядя. Тебе легче? — сказал он.

— Но… Это ведь важно… Для меня… Надо было нам в тот бункер…

— А зачем, скажи на милость? Сталкеры там побывали. Там нет никого кроме крыс. И чего ради нам надо было забыть про миссию и идти в это затхлое подземелье?

— Илья прав, — кивнул Варяг, беря в руки записную книжку. — А ты мог и ошибиться. На счет дяди я имею в виду.

— Да нет тут никакой ошибки. У меня был дядя. И он был там… — Николай вздохнул и отвернулся, уставившись в смотровую щель за своей спиной. На самом деле он вовсе не собирался смотреть на что-то снаружи. Просто он не хотел, чтобы Крест или Варяг видели его слезы.

 

24. Пикник на снегу

Спускающиеся на землю сумерки, словно прижали к земле и тяжелые свинцовы облака, неутомимо кружившие непроницаемым покровом вокруг погибающей планеты. Серая дымка заполонила все вокруг, и видимость упала до минимума. В совокупности с приближающейся ночной темнотой, это делало дальнейшее движение, да еще по пересеченной местности, совершенно неприемлемым. Каждый по отдельности, внутренне, наверное, был рад тому, что погодные условия заставили их временно остановиться, поскольку привала жаждал каждый, хоть и старались об этом не говорить. Но путь на сей раз, они проделали весьма длительный и без единой остановки. Луноход остановился среди нескольких одиноких деревьев, торчащих из снега на вершине высокой насыпи. Путники не сразу поняли, что здесь некогда проходила железная дорога. Скорее всего она и осталась, но была погребена под внушительным слоем снега. Заметив в этом странном снежном тумане погнутый столб с семафором и остатки мачт линий электропередач, Людоед, наблюдавший в перископ, заключил, что они остановились на путях.

— Интересно, а где мы конкретно? — Варяг развернул карту. — Илья, давай покумекаем.

— А чего тут думать? — Крест уселся рядом с искателем. — Электросталь и Ногинск проехали. Они были южнее нашего пути. По правую руку. Вот. — Он ткнул пальцем в карту и провел воображаемую линию. — Там врезали капитально. Районы насыщенные стратегическими объектами. Много «трехсоток» там располагалось. Кое-что замыкалось на систему ПРО Москвы.

— С-300? Зенитные ракеты? — Яхонтов взглянул на Людоеда.

— Именно. И вроде даже С-400 «Триумф». Вот, скорее всего они и были частью столичной противоракетной обороны. Конечно многое они отбили, но на них напустили настоящий град. Да и сами конечно… Тоже… Говорят, что даже некоторые полки стреляли зенитными ракетами со специальной боевой частью.

— С ядерной что ли?

— Она самая. Одна ракета поражает большую площадь воздушного пространства и все что там летит. Но, а какой ущерб себе?

— Ну, ладно. Это мы проехали те места. А теперь, где мы все-таки?

— Так. Вот те истлевшие избушки, что мы видели справа пару часов назад, это я так полагаю, пригороды Электрогорска были. Ну, значит сейчас мы где-то тут. Уже во Владимирской области.

— Ну, если так, то мы немало проехали. Можно передохнуть.

— Даже нужно, — ухмыльнулся Крест. — Ладно. Может, помянем Андрея?

— Ты хвастал, что у тебя что-то есть. — Кивнул Варяг.

— Именно, — Людоед порылся в своем рюкзаке и извлек оттуда бутылку коньяка.

— Ого! — Яхонтов покачал головой. — Неужели настоящий армянский коньяк?

— Ага, раскатал губу, — засмеялся Илья. — Был когда-то. Подарок от Армагена. Вы его знаете. Давно уже выпито. Сейчас тут настоящий термоядерный реагент.

— Чего?

— Да самогон это. А вот это видал? — он показал банку соленых огурцов.

— Господи, откуда ты их взял? Сколько им лет?

— Не очкуй, Яхонтов, они в этом году закатаны. Конфедератские Мичурины вывели давно сорт, который можно в подвалах выращивать. Маленькие, конечно, вырастают и горькие, зато в соленом виде, живое напоминание о прошлом. — Он поставил банку на свой ящик и откупорил бутылку. В салоне стал ощущаться резкий запах, который напомнил Николаю о вагоне на кордоне мародеров, где он убил Рану.

— У нас в Надеждинске попроще культуры выращивают. Морковку, картофель, свеклу, редис, лук, черемшу. С огурцами не вышло.

— А в конфедерации селекционеры просто чудеса творят. Весь город семена клянчит. Торговля там серьезная. Они только сталкерам с Лужников и «Ирбису» поставляют за символическую плату, в качестве союзнической помощи. Остальные за одно семечко один патрон дают. Правда, однажды отморозки какие-то вареные патроны за семена дали. Которыми стрелять нельзя. Ну, дорого это им обошлось?

— Как? Неужто воевали из-за этого?

— Сами нет. Снарядили меня. У меня старые связи с бандитами одного района. Те еще до ядрены бандитами были. С понятиями своими воровскими. Ну, короче расклад такой. Я к ним. Дескать, фраера кинули при честном обмене. Устроите им замес, семена ваши. А я возьму причитающуюся плату за наш товар. Ну, вот и все. Сказано — сделано. Так-то вот. Эй, ребята, перебирайтесь к нам в кабину! — Людоед похлопал по окну, ведущему в водительский отсек.

— Другого повода для пьянки не нашли, да? — послышался резкий голос Алексеева.

Варяг и Крест переглянулись. Яхонтов пожал плечами.

— Юра, ты чего? — спросил он.

— Да ничего. Лишь бы жрать. Охрененно замечательный повод. — Зло ответил космонавт.

— Ты не с той ноги встал что ли? Или обозлился на меня за неудобные вопросы по поводу технических характеристик твоей машины? — Произнес Людоед. В его тоне, в отличие от Яхонтова, слышалась не то угроза, не то злость.

— Да отстаньте вы от него. — Тихо пробормотал Николай. — Вы же взрослые мужики, по полвека прожили. Неужели не понимаете, что для него значил Макаров после всего что было?

— О, блаженный очнулся, — Крест взглянул на Васнецова. — Ты сам то хоть будешь?

— Поесть поем. А пойло это не буду.

— Слышь, Варяг, — Илья толкнул искателя локтем. — Не уважает совсем. Есть нечего, блаженный. Это не еда. Это закуска.

— У меня свои запасы.

— Да ладно, Коля. Он шутит. — Варяг хлопнул по плечу Васнецова. — Ну, что там еще пишут в ежедневнике этом? Что там про однофамильца твоего?

— Это не однофамилец, а дядя, — упрямо проворчал Николай.

— Ну, пусть так. Так что еще пишут?

— Не знаю. Отпаривать надо. Дальше листы слипшиеся.

— Дай сюда, — Людоед протянул руку.

Васнецов нехотя отдал записную книжку. Крест достал из своего рюкзака небольшой прямоугольный металлический предмет. В нем были разрезы, делившие его на восемь лепестков. Илья выгнул их по очереди в разные стороны. Получилось что-то с четырьмя ножками направленными вверх и вниз. Он поставил эту маленькую конструкцию на свой металлический ящик и установил в центр выгнутых вверх лепестков большую белую таблетку. Затем чиркнул спичкой, и эта странная таблетка загорела синим пламенем.

— Сухой спирт? — спросил Варяг.

— Точно, — кивнул Людоед. Он поставил сверху на огонь плошку, сделанную из плоской консервной банки и, залил в нее воду. Затем приладил сверху записную книжку.

— Эй! Не разводите огонь внутри машины! Совсем ума нет?! — воскликнул обернувшийся Алексеев.

— Спокойно, Юра. Все под контролем, — отмахнулся Крест.

— Да тут есть электрочайник, питающийся от бортовой сети, черт подери вас всех!

— Ну а раньше ты чего молчал? Пусть теперь уже догорает. Ладно, Варяг, давай кружки.

— Слава, вали к ним, я спать лягу тут, — пробормотал Алексеев, толкая сидящего рядом сквернослова.

— Матюгальник, ты пить будешь? — крикнул Илья.

— Да! — ответил Вячеслав, выходя из лунохода.

Яхонтов поставил на ящик три кружки. Крест стал разливать. Николай смотрел на это действо и почувствовал, что тоже хочет. Его воротило от запаха, но жгучее желание забыться поглотило все. Наверное, в этом есть какой-то смысл? Ведь пили зачем-то люди. Пили зачем-то те люди, которых зарубил Варяг. Да и если вспомнить, как он сам однажды напился… Если отбросить то что он обмочился, что его рвало, что у него болела голова после… Между всем этим было какое-то блаженство и совершеннейшая беспристрастность в отношении того, что мир вокруг одна огромная могила.

— Налей и мне, — вздохнул он.

Варяг и Крест уставились на Николая. Людоед ухмыльнулся.

— Ну, блаженный. В тебе зверь проснулся?

— Не называй меня так. Просто выпить захотелось.

— Как скажешь братец. Варяг, подай еще чарочку.

— Держи, — Яхонтов поставил еще одну алюминиевую кружку. — Я что-то не понял. Где там Славик пропал? Юра, открой аппарель!

Кормовая дверь зажужжала и стала опускаться. Вместе с холодом в нее влетел и Сквернослов.

— Ты чего там так долго? Мы уж подумали, что тебя зверьки покушали, — хихикнул Крест.

— Отливал. Надо же место под бухло освободить, — дрожащим от холода голосом ответил Вячеслав.

— Пьянь подзаборная, — еле слышно пробормотал Юрий и, закрыв аппарель, лег спать, растянувшись на сидениях передней кабины.

— Ну… — Крест поднял свою кружку.

— Ты погоди. Огурцы-то открой, — Яхонтов кивнул на стеклянную банку с закуской.

— Славик, открой, — Илья подвинул банку к Сквернослову. — Ладно, други. Неведомо нам, что есть по ту сторону жизни. Неведома нам и все, что есть по эту сторону. Но чем больше познаем, тем больше надежд на то, что есть загробный мир. И что он много лучше. Как бы там ни было, ежели и существует рай, мне в него точно никогда не попасть. Но Андрей. Настоящий русский офицер. Человек благородной и возвышенной профессии космонавта. Человек одержимый благородной идеей спасения мира, этот рай по праву заслужил. Давайте выпьем за то, чтобы он обрел долгожданный покой и не волновался за цель его жизни. Ибо мы сделаем то, что задумано. Даже если нам неведомо, ради чего это делать, но во имя его памяти мы обязаны. Будем. — Он качнул рукой и выпил залпом.

— Будем, — кивнул Варяг и повторил его жест.

Вячеслав и Николай выпили молча.

Жуткое жжение охватило рот и пищевод Васнецова. Он открыл рот, пытаясь глотать воздух, но почувствовал, что сейчас все что он в себя влил, выплеснется наружу, прихватив с собой все то, что он за сегодня съел.

— Ну-ка закуси, быстро! — Людоед ткнул ему огурцом в нос. — Давай! Понюхай и заешь!

Николай сделал все, как сказал Крест, и ему стало легче.

— Может, Юру все-таки позовем? — спросил Вячеслав, морщась от выпитого.

Алексеев задвинул стекло, закрывая соединяющее отсеки окно и зашторил его со своей стороны плотной матерчатой шторой.

— Это было его категорическое «нет» — покачал головой Илья. — Ну да ладно, — он стал снова разливать.

— Там еще на два раза осталось? — поинтересовался Сквернослов, глядя на бутылку.

— Не бойся. У меня еще есть. Да и у Варяга что-то в загашниках имеется. Так?

— А мы что, в усмерть упиться должны? — хмыкнул Яхонтов.

— Это, как получиться.

Варяг покачал головой и взял в руку, вновь наполненную кружку.

— Я мало знал Андрея. Он всегда был неразговорчив и сосредоточен. Однако я сразу понял, насколько это сильный духом человек. И горе его… Его дочь, Ульяна… Пусть на том свете они будут вместе. И пусть высшая сила примирит их. Пусть он обретет там потерянную семью. Спи спокойно Андрей. — Варяг выпил залпом и даже не поморщился. Только закусил густые соломенные усы, крякнул и закинул в рот соленый огурец.

Сквернослова перекосило, и он дернул головой. Николай поднес кружку ко рту и взглянул на Людоеда. Тот задумчиво смотрел в свою чарку. Потом мотнул головой и выпил. Васнецов, наконец, сделал невыносимо трудный глоток и, закусив, снова взглянул на Людоеда. Тот поймал не себе его взгляд.

— Ну и что ты так смотришь, будто я тебе денег должен? А? — тихо спросил Илья.

— А чего это ты помрачнел и осунулся? — хмельно улыбнулся Николай. — Имя Ульяны тебе покоя не дает?

— А ты все не угомонишься, блаженный? Я спокоен как дерево. Так что не суетись. И вот еще что. Я убил зомби, которая была врагом и убийцей Андрея. Это она в другом мире и в другой жизни была славной девочкой Ульяной. А вот ты, блаженный. Кого ты убил? Инвалидку, у которой никого кроме ее отморозка отца не было. Несчастную девку взял и грохнул. Так что не надо скрипеть зубами и изображать из себя святую невинность. Понял?

— Откуда ты… Славик, ты ему рассказал?!

— Чего? — Сквернослов устало и отчужденно посмотрел на брата.

— Ну-ка угомонитесь все. — Нахмурился Варяг. — Коля, тебе, по-моему, хватит.

— Что? Да я только начал. А ну, Ахиллес, налей мне еще.

— Ну ладно, — захихикал Крест, наливая ему самогон.

— Васнецов! — Яхонтов повысил голос. — Ты забыл, что в общине до тридцати лет алкоголь употреблять запрещено, если радиации не подвергся?!

— Мы не в Надеждинске, Варяг, — огрызнулся Николай. — И быть может, уже никогда туда не вернемся. Тем более я в зоне поражения был. И в метро. Мне положено. — Он выпил налитое залпом и зажмурился. Затем открыл глаза и почувствовал, как все вокруг плывет. Это забавно… Он усмехнулся, чувствуя что ему, быть может, впервые по-настоящему хорошо. Жизнь прекрасна… Мир… Ну какой бы он не был… Все так здорово… Все равно все здорово…

— Не очкуй, Яхонтов, все ништяк, — сказал вдруг он.

— А ну следи за базаром, юноша, — Варяг зло посмотрел на Николая. Затем взглянул на Людоеда. — Он же готов уже. И зачем надо было это делать?

— Делать что? Я что, насильно в него заливал? Сам захотел. Да чего ты переживаешь? Пусть расслабится малец.

— Я вам не малец! — крикнул Васнецов. — Ишь… Нашли маленького…

— Успокойся, салага, годковщину на флоте никто еще не отменял, — засмеялся Крест.

— Да иди ты… Наливай еще.

— Да, давай, — поддержал брата Вячеслав.

— Куда гоните, бесы? — Яхонтов посмотрел на них осуждающе.

Николай махнул рукой и поднял кружку.

— Мы все умрем, вопрос лишь в том, как встретим эту смерть. Упавши на колени, иль гордо ей в глаза смотреть. — Васнецов вздохнул и с силой потер лицо свободной ладонью. — Мир его праху. Будем. — Он снова выпил и, прислонившись спиной к стенке, прикрыл глаза. Дурман окончательно окутал его сознание. Он чувствовал гамму странных ощущений, тягучих как смола. Какая-то странная радость, овладевшая им минуту назад, растворилась. Все звуки стали слышаться откуда-то издалека. Даже сложно было понять, что говорит сидящий рядом Варяг. Мысли погрузились в эту тягучую смолу и лениво там плавали. Иные затягивало в бездну. А иные вытягивали оттуда горькое воспоминание похорон умерших от черного дождя людей. Образ отца. Высокого. Сильного. Но очень грустного и задумчивого. Профессор Третьяков. Старый тщедушный человек, который так надеялся на успех их миссии. Погибающий Гусляков. Раненный Эмиль в лазарете. Славик… Что там Славик… Ах да… Вот он обнимает грязный сверток перед отбытием из Надеждинска. А в свертке перемешанные с бетонной пылью и куклой останки Алены… Черная тень, выпрыгнувшая из сгоревшего вагона. Морлоки. Жуткие и грязные… Их жертва… Глаза Нордики… Ее ручной люпус… Пчелка… Андрей… Какой во всем этом смысл? Какой к черту смысл во всем этом? Какой урод стрелял в него возле дома советов? Николай запустил руку под одежду и нащупал висящий на груди патрон, который из него извлекли. Почему не в сердце? Почему не в голову? Как погано…

— Черт… Выпустите меня наружу… — прошипел Васнецов сжав зубы.

— Блеванет сейчас, — покачал головой Людоед и стал открывать шлюз.

Николай зажал ладонью рот и быстро нырнул в люк. Судорожно нащупал рычаг и стал открывать внешнюю дверь. Ледяной холод ударил в лицо и мгновенно пронзил его миллионом игл. Васнецов вывалился из лунохода и жуткий спазм, словно разрывающий его спину, выплеснул из него содержимое желудка.

Позади послышался скрип снега. Щелчок затвора автомата. Еще один. Какая-то возня. Николай слышал это, но сейчас ему было совершенно наплевать на то, что происходит за его спиной. Его снова и снова рвало.

— И этому тоже хреново, — послышался знакомый голос Людоеда.

— Норамальнооо… блин… — это был голос похожий на Вячеслава. Кажется, он был пьян.

— Погляди за этими дураками. Я вокруг осмотрюсь. — Сказал Варяг.

Все в порядке. За спиной свои.

— Эх, блаженный. — Крест оттащил Николая в сторону, поскольку на старом месте все было забрызгано рвотной массой. — Пить нихрена не умеешь. Экую мозаику ты тут выложил. Прямо картина Пикассо. — Он засмеялся.

— Иди к черту, — нашел в себе силы сказать Васнецов, и его снова свела судорога и рвотный спазм.

— Ну, ты пока порыгай. А я отолью. Я же говорил, что это настоящий ядерный реагент. Вот если им помочиться, то прожжет землю до ее ядра. — Он снова засмеялся и отошел в сторону.

— Землю… Землю… говоришь… прожжет… ах ты скотина… — Николай перевернулся на спину и распластался на снегу. Он взглянул на черное небо. Потом на луноход. Все плыло перед глазами, но ему показалось, что из двух цилиндров на корпусе сейчас торчат антенны, которых раньше он не видел. Да какая собственно разница… Он прикрыл глаза.

— Рана… — прошептал Николай. — Рана, почему ты меня покинула… Рана… Я люблю тебя… Где же ты… Почему больше не приходишь? Почему? Ты тоже любишь сволочей… А я не сволочь… Хоть и убил тебя…

Он услышал шипение. Очень знакомое громовое и шипящие дыхание. А еще звон в ушах, сквозь который доносился скрип качелей. Николай снова открыл глаза и оторопел. Возле лунохода стоял Людоед и о чем-то разговаривал с Нордикой, сидящей верхом на люпусе. Рядом находился Варяг, который беседовал с… С великаном из метро. Яхонтов что-то говорил, а этот монстр только кивал заключенной в дыхательную маску и капюшон головой и шипел, бряцая своим пулеметом. В стороне живой Андрей Макаров обнимал свою живую дочку Ульяну, а та улыбалась и плакала. А возле открытого шлюза ворковали Вячеслав и Рана…

— Как это… — пробормотал Васнецов. — Как это? Вы разыграли меня все? Вы все сговорились? Суки-твари-мрази-падлы!!! Ненавижу!!! — заорал он.

Рана обернулась и бросила на него презрительный взгляд. Затем вернулась к общению со Сквернословом.

— Убью гнида! — он вскочил и кинулся на Вячеслава, но тут же упал.

— Коля, — ты что творишь?! — Людоед схватил его и стал растирать по лицу Николая снег. — А ну угомонись.

— Вы все меня как лоха развели, скоты! Я вас всех ненавижу! Убью!

— Убьешь, только завтра. А сейчас угомонись и в себя приди!

— Да пошел ты! Пошел ты! — он даже не обращал внимания на то, что все эти призраки в виде Раны, Пчелки, Андрея, Нордики и оборотня исчезли. И сквернослов скрылся уже в луноходе. Николай был одержим, а все остальное было не важно.

— Что за хрень с ним такая! — воскликнул подбежавший Варяг.

— А что, непонятно? Парня посетила синяя белка. Пить ему нельзя совершенно.

— А я что говорил?!

— Допились, бараны? — послышался голос Юрия.

Из шлюза снова показался Сквернослов. Это было странным, но в его руках плясали языки пламени.

— Записная книжка горит! — закричал он и кинул горящий блокнот на снег.

— Сволочи! — кричал Николай и, закидав огонь снегом, схватил записную книжку и прижал ее к себе. — Ты! Ты Людоед! Ты специально ее на огонь положил! Ты сжечь ее хотел!

— Да ты умом совсем тронулся, блаженный.

— А вот идите вы все к такой-то матери! — Васнецов вскочил и бросился бежать, по пояс проваливаясь в снег.

— Куда! Стой дурак! — вдогонку ему кричал Яхонтов.

Не видя ничего вокруг и перед собой, он бежал, казалось целую вечность. Пока что-то гулко не громыхнуло под утопающими в снегу ногами, и он поскользнулся на каком-то металлическом листе. Упав в снег, он машинально стал щупать рукой, в надежде понять, что это такое. Когда до его сознания стала пробиваться мысль, что это погребенный под снегом автомобиль, Николай окончательно провалился в пьяное небытие…

* * *

— …весело погудели, — раздался голос Людоеда.

— Зато сейчас как хреново, — простонал Сквернослов.

— Ну, братец. Два раза хорошо не бывает.

Николай приоткрыл глаза. Он лежал внутри Лунохода, все еще прижимая к себе обгоревшую записную книжку. В смотровые щели уже пробивался дневной свет. Варяга не было видно. Хотя нет. Вот он, лезет в шлюз.

— Ну, что Яхонтов? — Людоед взглянул на него.

— Так и есть. Там джип под снегом. Сейчас погреюсь, возьму лопаты и опять с Юрой пойдем. Попробуем откопать. Может что полезное там.

— А следы крови? Я точно видел неподалеку следы крови.

— Как ты вообще мог что-то в темноте разглядеть?

— Ну, сейчас ведь день. — Усмехнулся Крест.

— Но ты заметил их ночью.

— Ну, так что. Была кровь?

— Да есть. И свежая. Пока мы тут бухали, кого-то в полусотне метров от нас растерзали. Крови много. И потом оттуда дорожка человеческих следов уходит. Вроде двое.

— Может охотники зверя завалили?

— Там Юра нашел рукавицу. А я окровавленный кусок пальто.

— Ну… Может они поцапались с этим зверем?

— Да, но только… Похоже зверь этот на лыжах шел.

— То есть?

— Лыжная колея и следы двух пар человеческих ног сходятся на одном месте. А уходят оттуда только две пары ног. Что с лыжником? Его это растерзали. Как пить дать. — Ответил Варяг. — И утащили с собой. Но кровь ему на месте слили всю.

— Так. Это уже интересно, — хмыкнул Крест. — Славик. Але, Славик, слышишь?

— Ну… — нехотя отозвался Сквернослов.

— Вот ты скажи, ты, когда из водительской кабины к нам переходил, отчего на улице задержался?

— Я же сказал. По нужде.

— А вот я что-то следов твоей жизнедеятельности возле лунохода не наблюдал. Ты ведь слышал что-то?

— Ну, слышал, — вздохнул Вячеслав.

— И что ты слышал?

— Кто-то вдалеке звал на помощь. Или просто кричал. О пощаде молил. Не разобрать было.

— Славик, скотина ты эдакая! — воскликнул Яхонтов. — И ты только сейчас об этом говоришь?

— А что мне было делать? Ты вспомни, Варяг. Нас уже один раз позвали на помощь. Возле Балашихи. И что в итоге? Попали в плен к этим стервам и Андрей погиб. Ну и на кой черт мне было суетиться?

— Идиот, ты хоть понимаешь, что из-за тебя человек погиб? — рявкнул Варяг.

— Из-за меня?

— Из-за бездействия твоего!

— А зачем надо человеку кровь сливать? — подал, наконец, голос Николай.

Все посмотрели на него.

— В гастрономических целях. — Ответил ему Яхонтов. — Так людоеды обычно поступают. Верно, Людоед?

Крест усмехнулся.

— Ну да, — кивнул он. — Только не такие как я конечно. А те, что людей едят.

— А что, бывают и такие как ты? — скривился Варяг.

— Да нет. Я такой один. Двум таким будет слишком тесно на этой планете. Был подобный мне… Ну да не важно. Пошли джип раскапывать.

— Да. Только надо начеку быть. Если в этом районе орудуют людоеды.

— В этом районе теперь я орудую. — Усмехнулся Крест. — Вообще странно. Вроде кругом леса. Хотя может деревушка тут, какая поблизости. И может не одна. Если сунутся к нам, пожалеют. Но, тем не менее, надо осмотреть поскорее джип и убираться отсюда дальше. Меня еще один вопрос занимает.

— Какой?

— Юра в кабине?

— Нет. На улице. Этот вопрос или какой? — Яхонтов засунул в карманы пару гранат и еще один рожок к автомату.

— Ты ночью не обратил внимания, что на луноходе антенны были выдвинуты?

— Нет. Все внимание на этих алкашей ушло, — он кивнул на Николая.

— Я заметил, — буркнул Васнецов.

— Ты еще мог что-то замечать? — засмеялся Илья.

— Вообще-то я ничего толком не помню. Но это запомнил. А джип… Я там упал, да?

— Верно. А говоришь, не помнишь. Ну, это все мелочи. А вот антенны, это интересно. Их ведь никто кроме Юры выдвинуть не мог, так?

— Да, — кивнул Яхонтов.

— Ну и зачем он это сделал?

— Да откуда я знаю? После спросим. Ты идешь?

— Много вопросов к Юре, — хмыкнул Людоед вставая. — И про броню эту странную и про все другое прочее. Ладно. Пошли.

— Я с вами, — буркнул Николай.

— Да на тебе лица нет, — поморщился Варяг.

— А зачем лицо… Я же не рожей откапывать этот джип буду. Просто может на холоде мне полегчает.

— Разумно, — кивнул Илья. — Только автоматик прихвати.

* * *

Кровавые следы напоминали о растерзанном червем белом медведе. Только в меньших масштабах. Тут действительно произошло что-то странное. И буквально в десяти шагах от погребенного под снегом автомобиля. Если бы Николай не побежал сюда, то путешественники так и не узнали бы, что здесь произошло какое-то жуткое действо.

— Да, Коля, ну и везунчик ты, — хмыкнул Крест, откидывая саперной лопаткой снег от машины.

— Это почему?

— На сто верст вокруг одна глухомань. Но ты умудрился наступить на этот джип. Шанс один из миллиона. В другом мире тебе лотерейные билеты покупать стоило бы. Непременно выиграл бы…

— Там есть кто-то, — пробормотал остановивший раскопки Варяг.

Все заглянули в раскопанное ветровое стекло. На переднем сидении виднелись разложившиеся останки человека за рулем. На заднем сидении тоже останки. Похоже это мать, прижимающая к себе ребенка. Такое жуткое зрелище снова вызвало в Николае рвотные позывы. Он отвернулся.

— Они, что, так прямо и умерли в машине? — спросил Людоед, глядя внутрь.

— Похоже. Только отчего? Она заперта. И стекла целы.

— Ты фон замерил?

— На поверхности в норме. Сейчас машину замерю. — Яхонтов достал дозиметр.

— Ну, что, — качнул головой Илья спустя некоторое время.

— Завышен. До сих пор выше нормы. Но нам не опасно, если мы жить в этой тачке не останемся. Я думаю, это смерть под лучом. Мгновенная смертельная доза.

— Наверное, ты прав. Хотя не пойму, что тут бомбить. Лес кругом.

— Может тут бункер, какой или что-то в этом роде?

— Не исключено… Глянь! — Крест ткнул пальцем в стекло.

— Что там?

— Фотоаппарат. Видишь? Да это же «Зенит». Ей богу! — Людоед улыбнулся. — Я в детстве фотографией увлекался. У меня старенький «ФЭД» был и крохотный такой «Агат». А о «Зените» я все детство мечтал.

— Ну, забирай, — Варяг вздохнул. — Этой семье он уже не понадобится.

— Простите, усопшие друзья, — произнес Крест и выбил прикладом лобовое стекло. Затем пролез в него и достал фотоаппарат. — Опа!

— Что там еще?

— У водилы в ногах видеокамера валяется. Похоже семья на отдыхе была. — Илья выбрался из машины, держа в руках оба предмета. — Камера цифровая. На дисках маленьких.

— Рабочая? — спросил Николай.

— Да ты, что парень. Нет, конечно. А вот фотоаппарату ничего я думаю, не сделалось. Может только экспонометр накрылся. — Крест ковырнул ножом крышку видеокамеры. — Тут диск есть. Интересно, что на нем?

— У Юры в кабине привод есть в бортовом компьютере. — Сказал Яхонтов.

— Точно?

— Ну, вроде да. Там и принтер у них и еще бог знает что. У него вернее…

— Так. Может, и сможем посмотреть. Хотя на морозе диск давно мог испортиться. А вот пленка в «Зените»… Эх, все равно проявлять негде. — Он открыл крышку.

Как и предполагалось, внутри была фотопленка. Она естественно засветилась. Крест вытянул ее и внимательно посмотрел.

— Глянь, Варяг. В трех кадрах прогоревшие дырки. Как это так? С чего внутри пленка прогорела?

Яхонтов внимательно осмотрел пленку и нахмурился.

— Знаешь, что он фотографировал?

— Что?… О господи… Неужели… — Теперь нахмурился и Крест. — Это ядерный взрыв…

 

25. Артель

Огонь пощадил бесценные страницы дневника неизвестного офицера из объекта противоракетной обороны Москвы под названием «Субботний вечер». Обуглились края страниц, и немного обгорел корешок. Николай благодарил судьбу за то, что дневник уцелел. Он не только не сгорел, но и не потерялся, когда пьяный Васнецов бросился бежать неизвестно куда. Варяг нашел этот ежедневник и вернул его Николаю. Для Васнецова это был непросто старый блокнот. Он являлся хрупким и тонким мостком между прошлым и настоящим. Ключик к пониманию многого из того, что еще недавно понять было невозможно. Связующая нить между ним и родным дядей, который, как оказалось, когда-то у него был. В эти расплывшиеся строки и потрепанные временем страницы, неизвестный человек вложил столько своих чувств и переживаний, что они казались осязаемыми. Для Николая это воспринималось как священное писание, открывающее сакральные тайны их мрачного бытия и порождающие новые вопросы и эмоции, которые помогали видеть смысл в своем существовании. Как ни странно, огонь, в совокупности с паром, помог раскрыть слипшиеся страницы. Теперь, Васнецов осторожно перелистывал их, с удовлетворением отмечая, что текста там еще в достатке и чтение закончится нескоро. Однако он не торопился читать. Сказывалось плохое самочувствие после пьянки. И хотелось дождаться того душевного состояния, которое будет располагать к чтению и лучшему восприятию того, что хотел сказать этот человек. Ведь в этих строках была заложена не просто хронология событий и взгляд на них автора, но и некая, как считал Николай, духовная сила, которая подобно притче помогала лучше понимать события дней сегодняшних и весь окружающий мир.

— Мужики вернулись. Юра, открывай. — Послышался из передней кабины голос Сквернослова.

Аппарель опустилась, и в луноход забрались Людоед и Варяг, которые решили дополнительно исследовать оставленные в снегу следы людей, напавших на лыжника.

— Метрах в пятистах от того места их собачья упряжка поджидала и еще один человек. — Сказал Яхонтов своим товарищам, дожидавшимся в луноходе.

— Да. — Кивнул Крест. — А эти двое, пока жертву тащили, потеряли одну его лыжу. Видимо в темноте не заметили пропажу, да так и уехали. Лыжа хорошая. Спортивная. Норвежская. На ней, кстати, тоже следы крови.

— И где она? — спросил Николай.

— Да выкинули. Куда ее? Одна ведь. Была бы пара, так цены не было бы. А так… Ладно, Юра, поехали. — Крест по обыкновению хлопнул ладонью по окошку и стал расстегивать свою черную шинель.

Алексеев повернулся и взглянул на Людоеда.

— Вообще-то у нас изначально командиром является Варяг, — недобрым тоном произнес космонавт. — Чего ты раскомандывался?

— Ох, как меня тут все любят, — покачал головой Крест и усмехнулся. Затем взглянул на Яхонтова. — Какие будут распоряжения, командир?

— Поехали, Юра.

Машина тихо заурчала и продолжила свой путь на восток. Точнее в ту сторону, которая когда-то была востоком.

— А может, Варяг, ты по праву командира, все-таки задашь товарищу Алексееву вопрос, какого лешего из машины ночью антенны торчали?

— Ты, Людоед, уличить меня в чем-то хочешь? — резко сказал Юрий. — Я пытался связаться с нашим кораблем и никакого секрета из этого не делаю.

— Ну, и как? Связался?

— Был очень слабый сигнал. Но ничем иным кроме нашего корабля это и не могло быть.

— Почему?

— На орбите нет больше ничего кроме мусора. С началом глобальной войны важно было немедленно вывести из строя всю спутниковую группировку противника для каждой из сторон. Особенно болезненно это сказалось на военном потенциале НАТО. Уж очень они продвинуты были по части высоких технологий и глобальной спутниковой связи. А значит, и зависели от этого. Короче людям мало было воевать на Земле. Им вздумалось выжечь и орбиту тоже. Все этим охотно занялись. А мы на своем корабле были достаточно далеко от Земли, чтобы уцелеть.

— А мы с Надеждинском связаться можем при помощи этой рации? — спросил Сквернослов.

— Нет конечно. Здесь-то рация достаточно мощная, но у вас в общине мощности поменьше. Там радиостанции полевые. И не забывай, что наша планета круглая, а не плоская. Нам помешает поверхность Земли. Конечно, можно по формуле вычислить, на какую высоту надо поднять антенну, чтобы послать сигнал в Надеждинск, с учетом пройденного от него расстояния. Но помимо этого, еще между нами есть холмы, а это тоже препятствие для радиоволн.

— А через твой звездолет нельзя вещать на тот город? — поинтересовался Людоед.

— Нет. Там частоты другие. Закрытые. Можно включить режим общих частот, но для этого надо находиться на корабле. А это невозможно.

— Ну а зачем ты хотел с кораблем связаться?

— Он продолжает в автоматическом режиме наблюдать за планетой. Интересно, какие изменения произошли после нашего последнего сеанса связи.

— И что?

— Да ничего. Сигнал битый был. Слабый. Много помех в атмосфере. Магнитные бури или еще черт знает что.

— А может, ты что-то недоговариваешь? — Людоед как-то лукаво посмотрел на космонавта.

— А что мне утаивать? — зло ответил Юрий. — У тебя кругом заговоры мерещатся? Ты в своей жизни вообще кому-нибудь доверял хоть раз?

— Разумеется, нет, — усмехнулся Илья, — потому и выжил.

— Примерно такой ответ я и ожидал услышать, — вздохнул Алексеев.

— Ты еще планируешь связываться? — вмешался в разговор Яхонтов.

— Завтра попробую. По моим подсчетам корабль должен будет пролетать как раз над нами.

— А почему он не падает? Он же все мыслимые рекорды побил, — продолжал расспросы Людоед.

— Орбита высокая. Он упадет, но не скоро.

— Понятно, — Крест снял берет и почесал свои темные с сединой волосы. — Эх, помыться бы сейчас. Может, попадется какой-нибудь городок с выжившими. Надо там себя немного в порядок привести. А то еще вшами обрастем чего доброго.

— Откуда им тут взяться? — проворчал Алексеев.

— От людей, дружище, — усмехнулся Крест. — Или твоя чудо-машина и от паразитов защищена? После того, что я узнал о ее броне, я и этому не удивлюсь. — Он снова лукаво взглянул на космонавта.

Николай понял, что Илья пытается разговорить Юрия и выведать у него интересующую информацию. Однако Юрий был тоже не прост.

— Я тебе уже говорил. Не я создавал эту машину. Так что вопросы по ее характеристикам не по адресу.

Людоед покачал головой.

— Ну-ну…

Вопрос по луноходу так и остался пока открытым.

Васнецову стал не интересен этот разговор, и он вернулся к изучению записной книжки…

* * *

…Электроэнергия вновь стала подаваться в полном объеме примерно через пятнадцать минут после удара. Сейсмографы доложили, что взрыв был в полукилометре от нас, и мощность его составила более ста килотонн. Хотя это далеко не точные расчеты. Аппаратура старая. Какие-то узлы вышли из строя в момент взрыва. Однако теперь это имело лишь второстепенное значение. Ясно одно, военный городок рядом с нами стерт с лица земли. Метеостанции больше не существует и выход на нее из нашего бункера завален, что в принципе и должно было произойти по плану в случае удара. Теперь все что нас связывало с внешним миром, это тоннель метрополитена…

…Васнецов остановился, вперив взгляд в последнее слово. Метрополитена… Что-то магическое было в этом. Он не мог заставить себя читать дальше, лишь переживая вновь и вновь свой визит в московское метро и странный сон, в котором ему явилась Рана, устроившая ему что-то вроде экскурсии по часу заката цивилизации. Вернее ее полного краха, ознаменовавшегося всеобщим безумием и всполохами термоядерного пожарища…

— …и что дальше? — Полковник Коновалов пристально посмотрел на Старшего Контролера, который сидел за столом в кабинете старшего дежурной смены и, вонзив пальцы левой руки в свои светло-русые волосы, угрюмо смотрел в паркетный узор покрывающего пол линолеума.

— Все вышло из-под контроля. — Вздохнул он. — Все пошло далеко не по плану.

— У этого безумия еще и план был? — усмехнулся подполковник Владимир Васнецов.

— Разумеется, — устало кивнул Контролер. — Просто все предусмотреть не вышло. Нам поступила оперативная информация. Но мы не успели ее разработать до конца.

— Что там было? — спросил Коновалов.

— Помните, в 2002 году террористы захватили театр в столице? Три дня весь мир смотрел за этим чудовищным представлением. Все службы были брошены на разрешение ситуации. Весь город… Да что там. Вся страна во всех тяжких подозревала южан. А в это время, люди с внешностью отнюдь не кавказской, закладывали некие устройства в столичном метро. Никто не обращал на них внимания. Некому и проверять их было. Все умы были заняты театром, приезжими с юга и сотнями заложников. Что и говорить. Весьма грамотная и далеко идущая акция.

— Так что, это все дело рук террористов? — удивился Васнецов.

— Нет. Террористы лишь инструмент. Расходный материал. Патроны в обойме. А вот за курок кто дергает, это совсем другой уровень. Бедолаги даже не подозревают, каким целям и идеалам они иной раз служат.

— Вы что, террористам сочувствуете?

— Вовсе нет. Но если бы люди часто прислушивались к голосу разума и здравого смысла, то террористов было бы гораздо меньше. Наша страна после поражения в холодной войне оказалось в очень бедственном положении. Десятилетия на железный занавес давила лавина разрушительных процессов и замыслов. И когда этот занавес открылся, она хлынула внутрь. На нашу Родину. В наши дома. Какова плотность иностранной разведывательной и диверсионной агентуры на постсоветском пространстве, сложно себе вообразить даже мне, офицеру самой могущественной и засекреченной спецслужбы страны. И они, эти агенты, взяли в оборот наших доморощенных террористов. Обиженных на жизнь. Опустившихся до низшего уровня человеческого существа. Агенты разные. Даже из захудалых стран третьего мира или бывших «братских» республик и государств. Все кому не лень. У нас в стране после пресловутых очередей за колбасой, нищеты и постперестроечного мракобесия образовалась не просто пятая колонна. Это настоящий пятый легион.

В дверь кабинета постучали.

— Да! — громко ответил Коновалов.

— Товарищ полковник! — в открывшейся двери показался молодой офицер с испуганным лицом в звании старшего лейтенанта. — Разрешите?

— Что случилось?

— Появилась связь с объектом «Среда» и с двумя подлодками в северной Атлантике.

— Иду, — кивнул полковник. — Разрешите? — он взглянул на Контролера.

— Да. Конечно, — качнул рукой тот. — Занимайтесь своим делом.

Старший контролер проводил взглядом Коновалова и, когда за ним закрылась дверь, он обратился к Васнецову.

— Наверное, хорошо, Владимир, что мы сейчас одни остались.

— Да? — удивился подполковник. — Что же вы хотите мне сказать такого, что не хотели говорить при моем начальнике?

— Я хочу вас завербовать. — Прямо и честно заявил Старший Контролер.

— Что? Как это? Разве мы не одному делу служим?

— Это само собой. Но кто и как понимает суть службы? Мы служим нашему работодателю, то есть своим министерствам? Мы служим политическому режиму? Или все-таки России?

— А как вы думаете? — нахмурился Владимир Васнецов.

— Послушайте. Все что я вам сейчас скажу, должно остаться тайной, не взирая на ваше решение.

— Любопытно…

— Не перебивайте. Ваше легкомысленное отношение к секретности может повлечь вашу гибель. И вы должны это четко осознавать.

— Вы угрожаете мне?

— Я предупреждаю. Сейчас особый период и властвуют особые законы и правила. Война внесла свои коррективы в нашу жизнь.

— Я офицер. Офицер режимного объекта. Я знаю, что значит держать язык за зубами.

— Вот и славно, — кивнул Контролер. — Так вот. Есть определенный список людей, составленный НАМИ довольно давно и лишь корректируемый со временем. Этот список сделан на случай большой войны, которая, увы, началась. Так вот, все эти люди, подлежат уничтожению. Разумеется негласно.

— И кто это? — Васнецов был озадачен таким поворотом.

— Среди них политики. Даже представители правительства, Государственной Думы, министерств и ведомств. Местных властей в регионах. Неправительственных организаций. Влиятельные журналисты и даже некоторые деятели культуры, кое-кто из олигархов. Есть и высшие военные чиновники, и представители силовых структур. Ну, с силовиками разберутся наши люди в этих ведомствах. А вот в этом блокнотике, — Контролер достал небольшой блокнот из внутреннего кармана своего пиджака, — тут люди, которых вы имеете право ликвидировать, если даете согласие стать одним из наших чистильщиков. Это люди, которые в мирное время, мягко говоря, бесполезны, а в военное — опасны. Нами давно проанализированы их взгляды на жизнь и возможные модели поведения в особый период, который настал. Это пятая колонна. Пятый легион.

— Вы хоть понимаете, что предлагаете мне? — нахмурился Васнецов.

— Разумеется, понимаю. Главное чтобы вы меня поняли. И поняли правильно.

— Я офицер, а не убийца!

— Вы военный, Владимир. А военный, убийца по определению. Вы ведь с тем же успехом, с каким являетесь офицером объекта противоракетной обороны Москвы, могли быть дежурным в ракетной шахте, где покоится, ожидая черного дня десятиголовый «Сатана» СС-18. Или командиром расчета передвижной пусковой установки «Тополь-М». Или пилотом бомбардировщика. Выполнения вами в тех условиях своего долга не делало бы вас убийцей? Да и простой солдат, вжимающий курок своего АКМа?

— Вы передергиваете, товарищ не знаю как там вас по званию. То верность присяге… Война… Солдатский долг…

— Война. Совершенно верно. Война, — спокойно кивнул контролер. — Именно война и началась. Но разве не должен верный присяге и Родине воин, уничтожать как внешних врагов, так и внутренних, во имя достижения победы и спасения своей страны? Неужели эти несколько десятков аморальных человек, достойны вашего сочувствия, а миллионы безвинных иностранцев, на кого падут наши ракеты, не достойны этого? Или знать в лицо человека, которого должен убить и смотреть ему в глаза, намного тяжелее, чем нажать на кнопку и не видеть, сколько детей, женщин, стариков, и домашних кошечек с попугайчиками, это действие превратит в пепел?

— Я не нажимал кнопку!

— Но если бы вы были дежурным в ракетной шахте, или командиром «Тополя», разве вы не нажали бы ее, как того требует от вас долг перед родиной и данная ей клятва?

— Почему вы сами этого не сделаете? У вас же такая могущественная спецслужба, как вы говорите…

— Знаете, Владимир, в чем импотенция власти и внешней политики в нашей стране? — Контролер усмехнулся. — В маленьких размерах главного органа. Органа насилия. У нас, при огромных размерах страны, безобразно маленькая армия. Маленький бюджет спецслужб. Маленький штат этих самых служб. И оклады, простите, несоразмерны задачам. Кто-то у нас боится, что большая и сильная армия и гигантский монстр подобный былому КГБ, снова надорвут экономику страны. Хотя это еще вопрос, что именно надорвало экономику былого СССР. Огромная и мощная армия и военные расходы, воздействие внешних подрывных сил с привлечением внутренних подрывных элементов, или откровенная тупость, пассивность, инертность и маразм провонявших нафталином кремлевских старцев, которые похоронили великую идею под грудами блестящих побрякушек, торжественно навешиваемых друг на друга и под тоннами макулатуры с победными прокламациями в честь достижений очередной пятилетки? Именно слабость нашей страны в военно-политическом и разведывательном отношении, привела нас к тому, что сегодня произошло. Нет в мире баланса. Нет равновесия. Никто не спорит с тем, что в союзе была уйма проблем и недостатков. Но теперь-то все иллюзии рассеялись окончательно, по поводу того, что нам хотели сделать лучше жизнь. Нас должны были выбить из седла, и они это сделали. И дело не в идеологии. Наша страна при любой власти и во все времена была бельмом на глазу для тех, кто жаждал мирового господства. Наша утраченная сила могла бы удержать некоторые горячие головы от этого хаоса. И поэтому нам не удалось вовремя предотвратить удары по метро, а значит и по столице, которые буквально нас обезглавили. Именно предчувствуя это, нами был разработан план создания специального резерва из числа истинных патриотов и граждан своей страны. Мы занимались этим последний год и особенно этот месяц. И продолжаем, как видите. Нам нужна помощь наших благонадежных граждан. Не думайте, что мы хотим сделать кровавую работу чужими руками. Мы тоже в этой связке. Но любая помощь, особенно от военных профессионалов, нам просто необходима. Этот секретный план носил безобидное название «Артель». Но цели широки. Подумайте, после наступившего периода, кто-то должен будет брать бразды правления в свои руки. Кто-то должен будет повести за собой народ и возрождать разрушенное. И кто это будет? Может эти люди? — он кивнул на блокнот. — Те, кто может вообще нас привести к полному и безоговорочному поражению. Или другие? Истинные граждане своей страны, для которых существует понятие Родина, и кто не продался с потрохами золотому тельцу и собственным алчным амбициям?

— Могу я взглянуть?

— Конечно. Посмотрите. На каждой странице фотография и краткое досье. Только открывается он при помощи маленького замка. Если попытаться вскрыть блокнот, минуя его, то в обложке и корешке лопнут микрокапсулы и кислота уничтожит страницы из специальной бумаги раньше, чем вы успеете на них взглянуть. Код замка — 22062012.

Подполковник осторожно набрал цифры и стал листать блокнот, глядя на легкоузнаваемые лица довольно известных людей. Он иногда качал головой, в такой сдержанной форме выражая свой шок от того, кто был занесен в этот список приговоренных.

— Постойте, но из-за этого человека посадили в тюрьму офицера, который покушался на его жизнь! — он указал на одну из фотографий.

Контролер лишь улыбнулся.

— Теперь другие времена. Теперь не посадят. К тому же многие из них, наверное, уже мертвы, попав под удары. Но если кто-то из них вдруг заявит о себе, он должен быть вычеркнут из списка живых немедленно. И вам удобнее это тем, что многие из них будут здесь. В специальных укрытиях метрополитена. Кто-то из них приготовился к концу света заблаговременно, забронировав престижные убежища. А некоторые, даже знали о том, что грядет, раньше, чем мы. Это хоть и косвенно, но указывает на их связь с враждебными нашей стране силами или некими тайными обществами, имеющими отношения к мифическому конгломерату сильнейших людей мира, мнивших из себя тайное мировое правительство. Не стоит их жалеть. Отбросьте ненужную в данном вопросе химеру совести.

— Отбросить химеру совести? — брови Васнецова поднялись вверх. — Вы мне проповедуете гитлеровский постулат! Вы хоть понимаете, что сейчас сказали?!

— Разве у злодеев нечему поучиться? Гитлер не был идиотом…

Подполковник резко поднялся со стула.

— Я русский офицер! А русский офицер, настоящий, а не гутаперчивый мордатый жиробрюх в погонах, которому солдаты моют машину и строят особняк, силен своим духом и совестью! Кто вы в таком случае?!

Теперь поднялся и Старший Контролер.

— Я такой же российский офицер, как и вы. Мне не моют машины солдаты. Мне не строят особняки. Я не таскаю со склада тушенку и не склоняю к интиму подчиненных женского пола, пользуясь своим служебным положением. Для меня превыше всего Родина. Но я не идеалист, а прагматик. Идеализм сродни слепоте. А завязанные глаза позволительны лишь Фемиде. — Он запустил руку во внутренний карман и извлек оттуда толстый белый конверт. — Вот. Взгляните. Тут досье на вашу жену и трех ее любовников. А так же на одного криминального авторитета, который, уж простите за прямоту, трахает вашу несовершеннолетнюю дочь. Тут их адреса и прочая полезная информация. Если вам вздумается намотать им, включая вашу жену, кишки на кухонный нож, никто вас за это не осудит. Никакому уголовному преследованию вы не подвергнетесь. Войдя в нашу «Артель» вы встанете над законом. Вы станете карающим мечом державы…

— Ах, вот оно что! — воскликнул Васнецов. — Вы, только что говорили громкие слова о долге, присяге, патриотизме и Родине! Но теперь вы просто растоптали весь этот пафос! Вы суете мне эту грязь, в надежде купить меня за возможность кровавой мести?!..

— Дополнительная мотивация не будет лишней…

— Да черт вас подери! Вы, вместо того, чтобы заниматься разведкой и контрразведкой, пресекать любые угрозы, собирали грязный компромат на людей, которых планировали завербовать! Это ваши методы?!

— Это не самые грязные наши методы, да будет вам известно…

— Да кто вам право дал?…

— А вот ваш брат согласился. Без всяких компроматов и дополнительных мотиваций. Идейно согласился. За Родину.

— Что?…

— Ваш брат. Николай Васнецов. Майор ВДВ. Участник боевых действий на северном Кавказе. Проходит службу в городе Надеждинск Калужской области. Он уже полгода с нами в связке.

— Я вам не верю… — вздохнул Владимир, пристально глядя на Контролера.

— Я понимаю вас. Но, кстати, он отказался от мести вам за то, что вы увели у него невесту. Не скрою, наш сотрудник намекал на такую возможность и получил за это, извините, в рыло. Однако ваш брат согласился войти в «Артель». Более того. Он поведал нам, что у вас превосходная боевая подготовка и великолепные физические данные. Он порекомендовал нам поговорить и с вами, что я сейчас и делаю.

Васнецов задумался и уставился на лежащие на столе блокнот и белый конверт.

— А как же моя служба здесь? Я нужен на своем месте.

— Само собой. Я ведь не предлагаю вам немедленно выйти на поверхность и начать отстрел, — Контролер усмехнулся. — Вы же сами знаете, что по плану особого периода, жизнедеятельность «Субботнего вечера» функционально необходима в течении полугода максимум. В иных оговоренных директивами случаях год и два. А дальше согласно новым распоряжениям командования. Но, думается мне, что командовать уже завтра будет некому. Нас обезглавили. А значит, брать в свои руки все придется НАМ. Так что по окончании работы этого объекта, вы сможете начать новую работу. За это время вы пройдете дополнительную подготовку и изучите специальную экипировку, которую мы разработали для членов «Артели». Так что? Вы согласны?

Владимир еще раз задумчиво взглянул на блокнот и конверт.

— Да. — Сказал, наконец, он. — Я согласен. — Он положил блокнот в карман и, через несколько секунд, отправил следом и белый конверт…

…Николай облокотился спиной на стену отсека и прикрыл глаза, стараясь унять охватившее его волнение. Теперь он точно знал, кто вел записи в этой записной книжке. Это был его родной дядя Владимир. Все тут было написано его рукой. Более того. Оказывается, что и отец был членом этой тайной ассоциации убийц-ликвидаторов. Быть может, он и стал искателем по этой причине? Уходя в рейды, искал приговоренных, чтобы привести приговор в исполнение? Васнецов в очередной раз поблагодарил судьбу за то, что она уберегла записную книжку от времени, сохранила от огня, и вообще вложила эти бесценные страницы ему в руки…

* * *

Луноход остановился перед железнодорожным мостом, который был разрушен. Поначалу показалось, что мост нависал над широким оврагом. Но в спускающихся вечерних сумерках удалось разобрать, что внизу проходило шоссе. Теперь все это конечно было погребено под снегом.

— Склон очень крутой. — Сказал Алексеев. — Надо искать безопасное место, чтобы дальше проехать.

— Поворачивай налево, — произнес Варяг, смотрящий в перископ.

Машина повернула и двинула в указанном направлении. Темнота быстро овладела миром, прогнав скоротечный серый день и вновь взяв власть над большей частью суток. Юрий включил фары. Машина ехала довольно долго, пока, наконец, Яхонтов не приказал остановиться.

— Что ты там увидел? — поинтересовался Людоед.

— Табличка на дереве. Вроде свежая.

— И что на ней?

— Погоди. Юра, фары чуть левее. Вот так. Написано что-то. Ага. «Охотничья артель „Три свиньи“. Свободная от радиации зона. Натуральный обмен. Баня. Ночлег. Услуги массажисток. Полная безопасность для путника».

Николай напрягся. После прочитанного в записной книжке текста, слово «Артель» приобрело для него совершенно новый смысл. Конечно, и в родном Надеждинске существовали артели. Тоже охотничья, строительная и прочие, в которые нормами трудовой повинности были включены его соплеменники, обладающие теми или иными навыками и умениями. Но после тех впечатлений, что подарило ему чтение диалога между дядей Владимиром и безымянным Контролером, в этом слове звучало что-то зловещее и благоговейное одновременно.

— Вот и место для привала. Заодно и помоемся. — Хмыкнул Людоед. — Никто возражать не будет?

Стрелка на табличке указывала направление, по которому луноход подъехал к какому-то комплексу. Очевидно, когда-то здесь был придорожный мотель преимущественно для дальнобойщиков. Кафе и автозаправочная станция. Крытая автостоянка и мойка. Шиномонтаж. Все это видимо располагалось компактно, и позволило людям объединить все строения в единый комплекс, обнеся территорию бревенчатым срубом, железными контейнерами и прицепами автопоездов, и накрыть сверху бревнами, сделав крышу, на которой возвышались сделанные из утепленных кабин грузовиков и корпуса от БРДМ наблюдательные посты и сторожевые вышки. Похоже, люди в этой артели приспособили под свои нужды электропотребления и солнечные панели с придорожных столбов, оснащенных когда-то автономными милицейскими радарами и электрифицированными дорожными знаками. В радиусе сотни метров от комплекса, территория была очищена от деревьев и создан рубеж из массивных бревенчатых «ежей» между которых была беспорядочным образом натянута ржавая колючая проволока и спирали так называемой «путанки», к которым в большом количестве были привязаны пустые консервные банки и стеклянные бутылки. Перед входом в комплекс стояли три цистерны от бензовозов, превращенные в ДОТы, чьи бойницы и нарисованные вокруг рисунки, делали их похожими на тучных свиней. У одной цистерны, под «пятачком» была выведена буквами «НИФ НИФ» улыбка, похожая на оскал. У другой «НАФ НАФ», и у третьей «НАХ НАХ».

— А тут ребята с чувством юмора живут, — усмехнулся Сквернослов, когда луноход остановился перед ограждением.

— Следы. Кажется собачьи упряжки, — Юрий кивнул в сторону разрыва в периметре, который сейчас был перегорожен примитивным бревенчатым шлагбаумом обмотанный колючей бухтой «путанки». Весь периметр был достаточно надежным прикрытием от визитов животных, если только тут не водились те загадочные черви, с одним из которых довелось столкнуться Николаю. Однако бревна периметра могли вполне уходить в снег вплоть до поверхности земли и предохранять и от червей. Но вот от крыс этот рубеж точно не спасал.

Между свиноподобными ДОТами показались три человека. Они были одеты в теплые одежды, обшитые звериными шкурами. На валенки одеты короткие и широкие самодельные лыжи, для более комфортного передвижения по снегу. Люди направились к луноходу.

— Юра, ну-ка выпусти, я с ними потолкую, — сказал Людоед, накидывая шинель, беря в руки автомат.

— Хватит уже аппарель без крайней нужды открывать. Холод собачий. Через шлюз лезь, — ответил космонавт.

— Спасибо, что не отказал, — проворчал Крест, открывая внутренний люк.

— Я с тобой, — подал голос Николай.

— Давай, блаженный, — Людоед кивнул.

— Не называй меня так, — буркнул Васнецов, одевая бушлат.

— Хорошо, блаженный. Не буду.

Выйдя на холод позднего вечера, они зашли вперед и остановились между шлагбаумом и носовой частью лунохода. Позади захрустел снег от шагов Варяга.

— Здрасьте вам, — махнул рукой тот из местных людей, что шел в авангарде. В руках он держал автомат Калашникова с уменьшенным магазином и оптическим прицелом. Ствол, цевье, ложе и приклад с оптикой, были аккуратно перемотаны белым бинтом, видимо для лучшей маскировки в снегу. — С чем пожаловали?

— С миром конечно, — великодушно улыбнулся Людоед. — Там табличка. Мы подумали, что у вас можно передохнуть.

— Правильно подумали, — кивнул человек. — Мы даем временный приют путникам.

— А какие условия?

— Условия простые. С собой никакого оружия. У нас надежное хранилище, куда его можно сдать на время постоя. Никаких курительных и зажигательных принадлежностей. Людей с проказой и лучевой болезнью не территорию не пускаем.

— А расплачиваться чем?

— А что есть? Берем патроны. Десять патронов к «Калашу» 5,45 равняются двум патронам к СВД или одному патрону к ВСС. Один патрон к «Калашу» 7,62, равняется двум патронам 5,45. НАТОвские и охотничьи патроны дешевле. Берем хорошо выделенные звериные шкуры. Оружие любое в рабочем состоянии. Гранаты, взрывчатку, топливо, мясо, овощи, семена к морозостойким культурам. Амуниция, бронники, дозиметры, армейские аптечки, шприцы в упаковке, сахар, соль, сигареты или табак. Запчасти для снегоходов и квадрациклов. Оптика. Столярный и слесарный инструмент. Если среди вас есть женщины, то могут оплачивать телом. Если есть мальчики, то можем подобрать клиентов и для них. С вашего согласия, конечно. Короче все что угодно. У нас есть еще и магазинчик, где можно выменять что-нибудь. Оплата по нашим девочкам и их услугам отдельная.

— А вам фотоаппарат «Зенит» не нужен? — спросил Крест.

— Да на кой? Хотя есть тут у нас один фанат этого дела. Переговорите с ним. Может он вам отвалит за него горсть патронов или еще чего, а этим вы уже с нашим председателем расплатитесь.

— А мы можем оружие не сдавать, а оставить в нашей машине? — поинтересовался Варяг.

— Конечно. Только брать его оттуда нельзя пока вы на постое. А машину загоните в бокс под охрану.

— Помыться у вас можно будет?

— Конечно. Даже попариться. Даже с бабами, — человек усмехнулся. — За вашу оплату любой каприз.

— Ну, что Варяг? — Крест взглянул на Яхонтова.

— Годится, — кивнул тот. И обратился к местному. — Куда машину подогнать?

— Сейчас покажем, — ответил тот и обернулся к своим бойцам. — Тура, Ферзота, откройте шлагбаум.

* * *

— Меня смущает то, что мы будем там без оружия, — вздохнул Николай, когда луноход тронулся к гаражу, у которого встал старший, встретивший их.

— А руки, ноги и голова разве не оружие? — усмехнулся Людоед. — Не дрейфь. Их тоже понять можно. Пустить к себе в крепость вооруженных незнакомцев в наше время весьма глупо. А нам главное держаться всегда вместе. Нас пять здоровых мужиков. Я подозреваю, что тут много топлива у них. Недаром они запретили курительные принадлежности. Если так, то они сами особо шалить оружием не будут. А если так, то стоит опасаться только их ножей. А холодным оружием меня не очень напугаешь, — Илья подмигнул. — Главное меня держитесь. Если что, я полон сюрпризов. Но, думаю, все обойдется. Мужики вроде дружелюбные. Да и какой резон им клиентуру отпугивать? Нужное дело делают.

 

26. Голоса мертвых

— Господи, глаза-то как болят, — дрожащим голосом произнес Константин, растирая одной рукой лицо, а другой крепко вцепившись в руль прыгающего на ухабах внедорожника.

— Ну, зачем тебе надо было фотографировать? Вот скажи? Один снимок сделал, так тебе еще два надо было? Зачем, Костя? — причитала его супруга Надя, сидевшая на заднем сидении машины и крепко прижимающая к себе их четырехлетнего, перепуганного сына Егора.

— Ничего ты не понимаешь. Знаешь сколько получил человек, который сфотографировал момент взрыва горы «Святой Елены»? Много получил! А ведь он тоже еле ноги унес!

— Ты псих Костя! Ты же чуть не ослеп!

— Да ерунда. Пройдет. Все равно, что на сварку смотреть. Тем более что я зажмурился.

— А что это было вообще?

— Как будто атомный взрыв, — пожал отец семейства плечами, продолжая вести автомобиль.

— О господи!!! — закричала супруга. — Как такое вообще может быть?! Как?!

— Не ори! Ты Егорку пугаешь!

— А что ты сам говоришь? Атомный взрыв! Откуда?

— Да я могу ошибаться. Может электроподстанция рванула. Ну, там искры и все такое прочее. Ведь машина работает. Электромагнитного импульса значит не было. И камера, вон, работает. Хотя, может просто далеко до эпицентра… — Последнюю фразу он сказал тихо и сам себе.

— А зачем ты камеру включил? — Растерянным голосом спросила жена.

— Да что ей будет? Вдруг что-то еще интересное произойдет. А ее пока включишь, пока она к съемке приготовится. Хренота вся эта цифровая техника.

— Но это наш последний диск.

— Ага. И шанс отснять эксклюзив.

Машина подпрыгнула.

— Господи, да куда ты гонишь так? — воскликнула Надя.

— Подальше от той вспышки. Надо до ближайшего населенного пункта добраться и узнать что случилось. Радио шипит только. И у мобилы сеть потеряна.

— Но оно ловило ведь? И я всего час назад Вике звонила…

— Ну, если подстанция жахнула, то может и ретрансляторы обесточены. Да успокойся ты!

— Тебе легко говорить!..

— Почему это мне легко? Черт!

Внедорожник влетел в прикрытую травой яму у большого дуба.

— Застряли! Довольна?!

— А я причем тут?

— Ты меня отвлекала!

Мальчик, наконец, заплакал, не выдержав напряжения.

— Тихо, Егорка. Успокойся. Надя, да успокой ты его!

— Не ори!

— Да я не ору!.. Тихо!.. — Константин поднял руку.

— Ты это мне или себе говоришь?

— Помолчи минутку! Слышишь? Поезд.

— Тут железная дорога рядом?

— Да. Вроде вон насыпь впереди.

— Вижу! Вижу поезд! — воскликнула Надя. — Господи! Что это?

Константин схватил камеру и стал снимать.

Железнодорожный состав шел совсем медленно и вдруг остановился. Это были два спаренных локомотива, за которыми тянулась вереница рефрижераторных вагонов. Однако что-то тут было не так. В каждом четвертом вагоне вдруг стали распахиваться крыши и оттуда медленно поднимались какие-то продолговатые остроносые предметы.

— Надя! Это… Это ракеты!

Пуск. Одна за другой, принявшие вертикальное положение ракеты стали вырываться из этого странного состава и устремившись в небо, исчезали на все увеличивающейся скорости, оставляя за собой густой шлейф дыма. Всего было пять ракет. Крыши вагонов стали закрываться, когда локомотив уже тронулся с места.

— Как это понимать, Костя? — супруга обратилась к мужу, который продолжал снимать поезд.

— Я не знаю. Но это… Я что-то слышал о таких поездах. Типа аналогов в мире нет…

— Костя, это что, война началась?

— Я не знаю. Может учения?

С противоположной стороны насыпи, сквозь лязг железнодорожного состава послышалась стрельба. Состав замыкали еще два спаренных локомотива, и в один из них ударилась реактивная граната от ручного гранатомета. Раздался взрыв. Однако это не помешало поезду двигаться дальше и набирать скорость. Он стал все быстрее удаляться и на железнодорожной насыпи показались вооруженные люди. Они были одеты в лохматые маскхалаты. Видимо, они должны были помешать пуску ракет из вагонов, но подоспели слишком поздно.

— Костя, я боюсь…

— Тихо. Они может быть, нас не заметят.

Вооруженные люди вдруг повернулись в ту сторону, откуда, совсем недавно приехал упущенный ими поезд. В небе стрекотали вертолеты. Боевики бросились в ближайшие кусты с насыпи.

— Костя! Они сюда бегут!

— Замолкни, прошу тебя! Не кричи!

В небе, наконец, показалась дюжина вертолетов. Пять Ми-8, или быть может, это были Ми-17? Их сопровождали устрашающего вида пять Ми-24 и пара Ми-28. Ми-8 казалось, были повреждены, поскольку за ними тянулись какие-то дымные шлейфы. Но этот дым как-то быстро оседал, веером разносясь по воздуху.

— Опыляют?… — пробормотал Константин, продолжая снимать.

Когда эта странная взвесь накрыла заросли, раздались душераздирающие крики. Совсем рядом с машиной из кустов выскочил один из нападавших на поезд людей. Он бросил оружие и стал вертеться на месте, хватаясь руками за лицо. Затем как-то конвульсивно принялся рвать на себе одежду и вдруг, из его рта хлынула густая кровавая пена. Человек задергался и, впился пальцами в собственные глаза.

— Боже! Господи! Что с ним?! Что это Костя!!! Егор не смотри! Не смотри на это!!!

— Он глаза себе выдирает… — отрешенно пробормотал Константин. — Это же боевой газ…

— Егор! Егор! Костя! Егору плохо! Боже!

Отец семейства бросил камеру на пол, но она продолжала снимать. И хотя картинка показывала лишь консоль с рукояткой переключения передач, звук происходящего красноречиво говорил о том, что происходило в машине. Сначала родители панически кричали, пытаясь чем-то помочь сыну, которого стало рвать кровью и, который страшно кричал. Затем рвотные спазмы охватили и отца с матерью. Дальше речи уже не было. Только вопли ужаса и предсмертная агония. Звуки непрекращающейся и обильной рвоты. Треск разрываемой в агонии одежды. Затем тишина. Камера записывала звук еще минут десять. За это время в машине кто-то всхлипнул. Несколько раз кто-то дернулся. И свободное пространство на диске закончилось.

* * *

— Россия, двадцать лет спустя. Все мы в полной заднице и завидуем тем, кто помер тогда. — Проворчал Людоед, когда экран монитора погас.

Все молча глядели в экран, не в силах отвести взгляд после увиденного. Только Варяг повернул голову и, взглянув на Людоеда, произнес:

— Кончай уже свои шуточки.

— А кто сказал, что это шутка?

Николай вздохнул и покачал головой. Это было в высшей степени странно, смотреть на экран, где что-то происходило. Где были живые люди, которые давно уже были мертвы. Мир выживших давно позабыл, что значит смотреть на экран где что-то происходило. Исключение, наверное, составляли сохранившие остатки былого общины. Вроде Надеждинска, с их несколькими проекторами для учебных целей и конфедерация дома советов с их рабочим ноутбуком.

— Ну что они там делают? — снова заговорил Варяг.

— Я же сказал, они просили подождать, пока разгребут хлам в гараже. У них очень давно никто на транспорт не останавливался. А тут мы. Сейчас вычистят гараж, и мы там луноход припаркуем. — Ответил Крест.

— Слушай, Илья. Ты не много патронов им отвалил?

— Все по таксе. Ночлег в уютных койках. Душ, который нам всем не помешает. От еды я отказался. Мало ли чем они там накормят. Ну и девочки.

— Что? Ты совсем офанарел? Зачем на это патроны тратить?

— Во-первых, патроны я отдал свои…

— Да какая разница. Мы сейчас одна команды, или ты забыл? Боеприпасам цены нет! Потом от бандитов матом отбиваться будем или вонью изо рта?!

— Успокойся, Яхонтовый ты мой, — Крест усмехнулся. — Скоро у нас будет очень много боеприпасов. Только дай до Уральских гор добраться?

— Откуда такая уверенность?

— Интуиция, — он подмигнул Варягу. — Во-вторых. Ты, дорогой мой искатель, в своих рейдах отморозил хозяйство что ли? Мы ведь живые люди. Пацанам тоже расслабится надо. Особенно после их стычки из-за мухи этой… пчелки или как там ее…

— А как насчет контролировать себя? Или ты раб своих инстинктов?

— А ты, Варяг, в туалет ходишь? — усмехнулся Людоед.

— А при чем тут это?

— Ходишь?

— Ну…

— Э брат. Да ты раб своих инстинктов! — засмеялся Крест.

— Ну ты и дурак, ей богу! — нахмурился Яхонтов. — Нашел с чем сравнивать.

— А что, я не против, — сказал вдруг Вячеслав.

— Не против чего? В туалет сходить? — Варяг взглянул на него.

— Да нет. Не против девочек.

— Тебя, мил человек, вообще никто не спрашивает, — резко ответил командир.

— Это еще почему?

— Угомонитесь, — проворчал Юрий. — Нам рукой машут. Сейчас ворота откроют, наверное.

Он оказался прав. Большой и утепленный лист рифленого железа при помощи лебедки подняли к потолку гаража. Луноход медленно въехал внутрь. Этот гараж видимо был когда-то стоянкой перед придорожным мотелем. Территория давно была обнесена стенами и накрыта бревенчатой кровлей. И мотель и кафе и заправку, и сервисный пункт были заключены в один единый комплекс, который мог сойти за неплохую крепость. Вдоль стен гаража стояли снегоходы и распряженные сани для собачьих упряжек. Видимо они стояли тут беспорядочно и их оттаскивали, дабы освободить место для лунохода. Освещался гараж двумя керосиновыми лампами, которые местные люди принесли с собой.

— Может машину не стоит оставлять? — спросил Николай. — Мы же совсем не знаем этих людей.

— Тут ты прав, — кивнул Варяг.

— Я ночевать в машине буду, — заявил Алексеев.

— А мыться ты не будешь что ли? — Людоед уставился на него.

— Помоетесь, пусть Варяг или ты подмените меня.

— А мы что рыжие? — обиженно воскликнул Сквернослов.

— Вы не опытные, — отмахнулся космонавт.

— А как Колька в метро ходил! — не унимался Вячеслав.

— Потому его, да и тебя, оставлять нельзя. Опять на приключения потянет. Нет уж.

* * *

— А чего вы от наших продуктов отказались? — Быковатого вида массивный мужчина лет пятидесяти, сидел за столом напротив и пристально смотрел на трех гостей, кушающих принесенную из лунохода провизию.

У Людоеда был очень довольный вид после принятого душа. Он сидел между Николаем и Вячеславом, облаченный в чистый мундир и медленно жевал вяленное мясо, запивая водой.

— Так экономия в чистом виде, — подмигнул он собеседнику. — Своей жратве не пропадать ведь, верно?

Трапезное помещение было небольшим и довольно уютным. Освещалось оно тремя лампами. Двумя керосиновыми и одной самоделкой, где внутри трехлитровой банки горела лучина.

Местный был в легком подпитии и продолжал неторопливо отпивать из большой кружки самогон. Он уже познакомился с путешественниками, представившись Слоном.

— А кудой путь держите?

— Ну, до Катиного города добраться хотим, — пожал плечами Людоед.

— Кудой?

— Ну в Екатеринбург. Родню ищем.

— Так разбомбили его в первый же день, хе, чудаки вы, однако.

— Да нам не в сам. Нам в Алапаевск.

— Ааа.

— Слушай, Слон, а чего тут кругом знаки висят, типа огнеопасно, а сами керосинками пользуетесь?

— Так енто для гостей знаки-то. Сами-то мы знаем, как с огнем обращаться. Тут строго вообще. У нас топлива дохрена. Кстати, вам не нужно? Двадцать патронов за литр.

— Спасибо. Обойдемся. А вот у вас вроде солнечные батареи с дорожных столбов. Да?

— Ну. Так ночь на дворе. Электричество кончилось пока. По надобности керосинки зажигаем. У нас, говорю, топлива до черта. И заправка тут. И недалеко ветка железнодорожная. Там состав с цистернами встал, когда хрень вся случилась. Не тужим короче. У нас и отопление на том основано. Типа котел на дровах и мазуте. Да трубы с водой. Паровое. Сами сварганили.

— А вон печка у тебя за спиной.

— А. Так это для разогрева там, и приготовки жрачки. Трапезная ведь тут.

— Ааа, ну понятно. — Кивнул Людоед и продолжил свой поздний ужин.

В помещение вошел Варяг.

— Приятного аппетита, — произнес он. — Колька, подвинься я присяду.

— Что, Юра помылся? — спросил Крест.

— Да. В машину вернулся. Дай поесть, кстати.

— На. Держи, — Людоед подвинул тарелку.

— Может вмажем горилочки местной, а бородатый? — Слон уставился на Варяга.

— Ну, если только по пять капель, — кивнул Яхонтов.

— Добре. Щас принесу бутыль еще. — Местный вышел через вторую дверь.

— Варяг, — тихо сказал Крест. — Быстро посмотри на кучу дров возле печки.

Искатель не стал задавать лишних вопросов и взглянул туда, куда просил Илья.

— Лыжа. Норвежская. Кажись такая, как та, что мы нашли утром.

— Именно. Та была с замком для ботинка левой ноги. Эта с замком для правой. И подумай, на кой хрен в условиях ядерной зимы пускать на дрова лыжу? Только если к ней нет пары. А тогда ее только в печку. Опять-таки из-за постоянной зимы. Так что будь уверен. Пары нет, так как они ее потеряли там. Следовательно это они напали на того человека. И уж если они выпустили ему кровь на месте…

Николай вдруг вздрогнул и перестал жевать. До него дошел смысл произнесенных Ильей слов.

— Мы в логове людоедов! — закончил мысль Крест.

— Я думаю, ты краски сгущаешь, — мотнул головой Сквернослов.

— Славик, ты не думай. Тебе это не идет, — огрызнулся Крест. — Варяг, что скажешь?

— Ну, наблюдательность и логика у тебя конечно выше всяких похвал. Но фактов, тем не менее, мало.

— Ладно, хлопчики. Как скажете. Только когда вам в задницу шампур вставят и поволокут вас всех на костер, то не кричите чтоб я вас спас.

— А тебя самого не зажарят? — Хмыкнул Вячеслав. — Или ты с ними договоришься? Ты людоед. Они людоеды. Какая идиллия…

— Вот, мужики. Принес. — Слон, наконец, вернулся и сел, обратно, за стол, поставив перед собой бутылку с мутной жидкостью. — Ну, это, из моих запасов. А то ведь так-то платное все. Но это мое личное. Так что выпьем просто по-товарищески. Ага?

— Ну, наливай, ежели бесплатно, — хмыкнул Варяг, подставляя свою кружку. Слон разлил напиток и чокнулся с Яхонтовым.

— За знакомство. Не часто к нам гости стали захаживать.

Варяг кивнул и подождал, пока тот выпьет. Затем сделал глоток и сам.

— А что так? Отчего не часто? — спросил Людоед.

— Дык… — закряхтел Слон. — Вымирают-то людишки помаленьку. Раньше вот, поначалу, все воевать со всякими приходилось. Потом холода настали. Мы тут обосновались, отстроились. Ну, иногда всякие путники у нас останавливались. Кто куда шел. Кто родню, как вы искал, кто подальше от радиации, от химикатов и прочего. А сейчас все реже и реже. Да и зверя совсем мало стало. Ну, мы тут оранжерейку сварганили. Выращиваем кое-что. И пожрать чего и покурить, — он подмигнул. — Дурь, кстати, не нужна?

— Нет. Не нужна. Кстати, я слыхал, тут у вас кому-то фотоаппарат загнать можно. Правда, что ли? — спросил Крест.

— А. Ну да. У нас Олигарх тут скупкой продажей заведует. Ну, сами тоже торгуемся, кто, чем может и кому что надо. Но по крупному и со всяким барахлом, это к нему.

— А он сейчас не спит?

— Да нет. Чего ему. Он на охоты не ходит. За дровами тоже. Он у нас тут из элиты. Из основателей. Так что спит когда хочет и подолгу в своем магазинчике сидит, барахлишко перебирает. Одно слово — Олигарх.

— Обо мне речь ведете? — в помещение вошел пожилой человек небольшого роста. Он выглядел весьма упитанным для тех условий, в которых теперь пребывали остатки человечества. Гладкую плешь на голове окаймляли седые волосы. Мясистый нос нависал над слюнявым и пухлым ртом.

— О! Олигархич! А мы тут… Это… Выпьешь?

— Нет, — тот недовольно мотнул головой и присел за стол рядом со Слоном.

— Чего вы мной интересуетесь? — он уставился на Людоеда.

— Ну, вам, наверное, уже сказали. Я хочу фотоаппарат продать. И видеокамеру заодно. Не интересует?

— Покажи, — в тоне Олигарха была нескрываемая надменность. Он всем видом будто хотел показать, что гости отнимают у него драгоценное время впустую.

Крест порылся в своем вещмешке, в котором они принесли свою еду и выложил на стол оба упомянутых предмета.

Сделав презрительно лицо, старик повертел фотоаппарат и камеру в руках. Осмотрел оптику. Открыл крышки. Скептически покачал головой.

— А пленка в фотоаппарате была? — спросил, наконец, он.

— А пленка тебе зачем?

— Я мог бы ее проявить и распечатать.

— Нет, — Илья мотнул головой.

Николай взглянул на Людоеда, задумавшись, почему тот обманул про пленку. И почему он так внимательно разглядывает лицо Олигарха?

— В камере крышка взломана. Короче восемь патронов для калаша за обе безделушки. — Он оставил предметы на столе и откинулся на спинку жалобно заскрипевшего стула.

— И все? — поморщился Крест. — Восемь патронов?

— А чем ты не доволен? Восемь патронов, это восемь жизней. Но я сомневаюсь, чтобы этот товар еще кого-нибудь сейчас мог заинтересовать на нашей жалкой земле. Ты же сам потом это выкинешь и будешь потом жалеть, что не согласился.

— А оптика? — нахмурился Крест.

— Вот за линзы я и предлагаю тебе восемь патронов. Думай.

— Ладно. Забирай. — Вздохнул Илья.

Олигарх достал из кармана своей спортивной куртки патроны и высыпал их на стол.

— Держи.

— Теперь я понимаю, отчего тебя олигархом кличут, — усмехнулся Людоед, сгребая ладонью патроны. — Небось, успешным коммерсантом был в прошлой жизни?

Олигарх угрюмо посмотрел на гостя.

— Далась тебе эта прошлая жизнь? Я же не спрашиваю, кем ты в прошлом был.

— Да ладно тебе. Это я так. Для поддержания разговора. Неприятно вспоминать?

— А зачем вспоминать? Того мира давно нет. Похерили, идиоты.

— Ты о ком?

— Да обо всех.

— Да ладно тебе, — непринужденно махнул рукой Илья. — Причем тут все? Политики все это развязали. А ты всех…

— Да брось ты. — Поморщился Олигарх. — Что за плебейская привычка всегда и во всем винить политиков? Политики… Я имею ввиду настоящих политиков из элиты а не выскочек… Так вот политики, были самой здравомыслящей частью любого общества. Политики всегда могли договориться. Но вот мать его общественное мнение, висело над ними как дамоклов меч.

— Да политикам всегда было наплевать на общественное мнение. Они только и делали, что голову морочили своими лозунгами популистскими.

— А зачем популистские лозунги выдвигать, если плевать на общественное мнение, по-твоему? — усмехнулся старик. — Да просто политику все время надо было ублажать быдло. Быдлу ведь много не надо, чтобы вывалить на улицы с лозунгами и протестами. Или просто считать того вором, того иностранным агентом и тому прочее. Народ всегда мыслил какими-то аморфными, искривленными понятиями. Именно поэтому в элите быть дано единицам. Тем, кто выделялся из серой массы. Кто мог мыслить прагматично, по деловому и креативно. А народу что надо? Какое-то абстрактное чувство гордости. Достоинство национальное. Победы им подавай. Патриотизма хотелось. А что общего все это имело со здравым смыслом? Да вот этот тупой квасной патриотизм провонявшего водкой быдла и загубил все. Наши идиоты никогда не хотели диалога с западом. То им Наполеон не нравился, то еще кто. То сами с голой задницей сидели а Америке кулаком грозили. А за каким чертом? Вон японцы. Тоже гордые были и нищие. В итоге получили двумя атомными бомбами. Наплевали на эту глупую гордость и патриотизм и зажили припеваючи. Надо было дружить с сильными и богатыми и преклоняться перед ними. И жили бы по человечески. А мы чего? То НАТО расширяется, нас это напрягает. То они там каких-то папуасов плодам цивилизации, пусть и через бомбы, учат. Нас опять это напрягает. А сами-то мы кем были? Оборванцами. Пьяными ваньками. Тупой, ленивой нацией. Надо было дружить с западом. Надо было подчиниться им. И нормально бы сейчас жили. Закон эволюции. Ну что, не прав я?

Людоед сжал свою кружку и стал медленно пить воду. Николай понял, что он пытается скрыть свое выражение лица от собеседника. Наконец сделав большой глоток, Илья убрал кружку и улыбнулся. Но тут совершенно неожиданно напомнил о себе Сквернослов.

— А ты в прошлом проституткой был! Шлюхой продажной, да!? Дружил с богатыми и сильными! Отса…

Людоед схватил его ладонью за горло и не дал договорить.

— Заткнись Славик. Клянусь, я тебе кадык вырву, — зашипел Крест. Затем он повернулся к Слону и Олигарху: — Вы уж не серчайте. Он у нас контуженный. Нервы вообще ни к черту.

Людоед разжал ладонь. Вячеслав принялся растирать шею и испепеляющее смотрел на Илью.

— Ладно. Пойдем мы в апартаменты наши. Отдохнуть перед дорогой надо, — Крест кивнул Варягу. — Идем?

— Да, — Яхонтов поднялся. — Поздний час уже. Пошли.

— Кстати. Слон. Ты не забыл, что я за девочку заплатил? Пусть в номер наш придет. И подбери, дружище, кусочек полакомей. — Илья подмигнул и улыбнулся.

— Сделаем, — хмыкнул Слон.

— И все-таки я прав! — крикнул им в след олигарх.

— Так ведь я и не спорю! — махнул ему рукой Людоед.

* * *

Это была не большая, но уютная комната, пусть и скромно обставленная только необходимой мебелью. Койками стульями и парой тумбочек. Окон не было, поскольку апартаменты находились в глубине комплекса. Однако имелся душ с туалетом за небольшой фанерной пластиковой дверью. В углу стоял ящик с песком и ведро с водой на случай пожара. Прямо над ведром висела керосиновая лампа.

— Ну, ты сволочь, Крест! — воскликнул Сквернослов, усевшись на свою койку.

— Угомонись, Славик, — Варяг хмуро посмотрел на него. — Нельзя было себя так вести. Тут кругом их люди, а наше оружие в машине. Зачем на скандал нарываться?

— Варяг! Ты послушай себя! Может ты еще и согласен с тем, что этот упырь там говорил? А? — не унимался Вячеслав.

— Разумеется, нет. Конечно он тварь бесхребетная. Шкура и как ты сказал — проститутка. — Но ты себя повел тактически глупо. Нельзя на рожон лезть. Надо правильно оценивать ситуацию. Понимаешь?

— Слушай, матюгальник. Ты может, мне не поверишь, но то, что он там говорил, противно и мне. А Варяг тут прав на сто процентов, — добавил Людоед.

— Да неужели? — огрызнулся Сквернослов. — Да ты его там чуть в задницу не целовал!

— Славик, не будь дураком. Я таких клещей всегда ненавидел. Такие как он думают не о благе общества, а о благополучии исключительно своей собственной шкуры. Это человек-вирус. Сорняк. Он, не задумываясь, продал бы собственный народ в рабство иноземцам и с искренними глазами говорил бы, что это во благо обществу. Да и понятия собственного народа, национальной идентификации, родины, чести или совести для него размыты водяными знаками конвертируемой валюты. Он сволочь. Но ты должен держать себя в руках в таких ситуациях. Так что я прошу прощения за то, что схватил тебя за горло. Но на будущее имей ввиду, что в подобной ситуации я поступлю так же или еще хуже. Не ставь под удар своих товарищей своей несдержанностью.

— Такие, как этот старик, в мирное время бесполезны, а в военное опасны, — пробормотал лежавший на своей койке Николай. Он вспомнил эту фразу из записной книжки. Именно ее произнес Старший Контролер его дяде, когда вербовал его в «Артель». Было ясно, что эта фраза была частью вербовочного монолога, который Контролер говорил каждому избранному для того чтобы стать ликвидатором «Артели». Николай ждал реакцию старших. Реакция последовала только от Людоеда. Он повернулся и посмотрел на Васнецова. А во взгляде бывалого диверсанта читалось завуалированное как всегда опущенными бровями удивление. Он знал эту фразу. Он точно ее слышал и помнил. По крайней мере, сейчас ее вспомнил. Николай отчего-то ждал реакцию от Варяга. Варяг искатель, как и отец. Варяг дружил с отцом. И логично было предположить, что он, как и отец, тоже состоял в «Артели». Но Варяг вообще не обратил внимание на сказанное. Что это? Профессиональная выдержка или действительно непричастность к «Артели»? А вот для Людоеда фраза брошенная Николаем была полной неожиданностью. Он только сейчас снова непринужденно отвернулся. Только сейчас с запозданием включился профессиональный рефлекс скрытности. Людоед в связке! Он в «Артели»! Это же очевидно!

Его размышления прервал стук в дверь. Людоед приоткрыл ее и впустил кого-то в их апартаменты. Это была молоденькая миловидная девушка в теплом халате. С круглым лицом, которые обрамляли светлые волосы до шеи.

— Я ваш заказ, — тихо произнесла она, окинув всех взглядом.

Людоед отпрянул.

— Деточка. Сколько тебе лет? — спросил он нахмурившись.

— Я не знаю, — она робко пожала плечами. — А что?

— А родители у тебя есть?

— Нет. — Она мотнула головой.

Выглядела она действительно еще ребенком. Ну, во всяком случае, подростком. У нее были большие глаза с совершенно детским выражением постоянного удивления и боязливости. Под вздернутым и немного смешным носиком маленький рот с алыми, не знающими косметики губами. Причем нижняя губа была заметно крупнее, что лишь подчеркивало ее детскую внешность.

Яхонтов внимательно на нее посмотрел и угрожающим тоном произнес одно единственное слово:

— Илья!

Крест подошел к Варягу и шепнул ему что-то на ухо. После этого командир вдруг смягчился.

— Точно? — спросил он.

— Да, — Илья кивнул.

Тогда Яхонтов лишь пожал плечами и улегся на своей койке, удовлетворенно вздохнув.

— Вот она, личина нашего замечательного Ильи, — проворчал Сквернослов, — неужели ты посмеешь? Он же ребенок еще.

— И это говорит насильник? — усмехнулся Людоед. — Ты недавно сам не против девочек был.

— Я не насильник! И я не педофил!

— Пожалуйста, не ссорьтесь. Я всех обслужу. Мне хозяин сказал, что уплачено за всю ночь. — Произнесла она.

— Ладно, деточка. Иди в душевую. Я сейчас подойду, — кивнул ей Людоед.

Она послушно проследовала в небольшое помещение и закрыла за собой дверь.

— Крест! — Сквернослов вскочил со своей постели. — Будь ты человеком. Отпусти ее.

— Что это на тебя нашло, Славик? — Крест насмешливо улыбнулся.

— Он прав. Я не хочу, чтоб кто-то из нас ее пользовал, — произнес Николай.

— Это почему? Вы разве не заметили, какая она красивая?

— Вот именно, — нахмурился Васнецов. — Она слишком красивая. Она такая хорошенькая, что ее хочется взять на руки и убаюкивать колыбельной песенкой, нежно гладя по головке… И только. Нельзя с ней так как ты хочешь…

Людоед повесил голову и тихо засмеялся, мотая головой.

— Ну, блин, вы даете ребята. Конечно примерно этого я от тебя и ожидал, блаженный. Но ты, Славик, меня приятно удивил. Все-таки ты не конченый негодяй, как можно было подумать там, в подвале амазонок.

— Да кончай ты ерничать! Она же тебе в дочери годится, если не во внучки! — зло проговорил Сквернослов.

— А может, ты первым хочешь? Так я не против. Иди. — Крест хлопнул его по плечу.

— Я не притронусь к ней!

— Ну, вот на том и порешим. Ложитесь спать. — Крест усмехнулся и, зажег стоявшую на тумбе свечку. Затем, зайдя в душевую закрыл за собой дверь.

— Каков, подонок! — прошипел Вячеслав. — Варяг, Варяг!

— Ну чего тебе? — устало проворчал Яхонтов.

— Неужели ты это допустишь?

— Угомонись. Он ничего ей не сделает. Он нанял проститутку, чтобы допросить ее про эту общину…

* * *

Николай практически сразу осторожно прильнул к двери. Было довольно неплохо слышно, что там происходило.

— Ты чего! Оденься немедленно! — это был голос Людоеда.

— Но, как же… Вы, наверное, хотите что бы я при вас разделась? Или вы сами хотите раздеть меня? — спросила девушка.

— Нет. Одень халат. Вот так. Садись сюда. Мне просто надо с тобой поговорить.

— Что?

— А что, клиенты никогда не говорили с тобой?

— Почему, говорили. Гадости всякие. Ну, это ведь нравится людям.

— И как долго ты этим занимаешься?

— Ну, когда первые месячные начались. Тогда уже можно.

— И почему ты это делаешь?

— Так ведь это моя обязанность. Каждый в нашей артели должен приносить пользу коллективу.

— И тебе нравится, что ты делаешь?

— Ну… не всегда конечно. Клиенты ведь разные бывают. Лучше конечно с нашими, местными мужчинами. Но это моя обязанность. Я не думаю, что охотникам нашим нравится мерзнуть в погоне за добычей. Но они ведь это делают. Так и я.

Молчание Людоеда несколько затянулось. Затем он произнес:

— Все понятно. А что с родителями твоими?

— Я не знаю. Я сколько себя помню, живу в этой общине на попечении у охотников.

— А ты не интересовалась?

— Да я только пару лет назад узнала, что у каждого человека бывают родители. Но мне как-то не интересно.

— Скажи деточка, а человеческое мясо вкусное? — спросил вдруг Людоед.

Ответа не последовало.

— Да ладно тебе. Я же знаю, что у вас его едят. А что, запрещено говорить об этом с постояльцами? Мне вот Слон человечину предложил. Но я отказался. Дорого очень. А теперь думаю, может зря? Может вкусно на самом деле? Не пробовал никогда.

Николай удивился. Слон ничего подобного не предлагал. Но было очевидно, что Крест просто морочит девице голову.

— Ну, если правильно приготовить, то вкусно. Вообще у нас человечину мужчины готовят. Женщинам не доверяют. Но я слышала, что если вовремя кровь не слить с тела, то плохое мясо получится. Жесткое и невкусное. А вот если правильно приготовить…

— А каких людей вы едите?

— Ну, кого охотники притащат. И если кто из постояльцев плохо себя ведет. Пытаются обокрасть или избивают девочек заказанных, но за избиение не платят. Ну, нарушителей всяких. А кто нормально на постое себя ведет, тех не трогают.

— Ну, мы себя хорошо вести будем, — засмеялся Крест.

Васнецов почувствовал на спине холодный пот. Они действительно угодили в логово к настоящим людоедам. И та девочка тоже ела людей, как и все тут…

— Слушай. А вот этот Олигарх ваш. Мне его лицо знакомым кажется. Он вроде в прошлой жизни кем-то знаменитым был? Да? У него неудобно как-то спрашивать. Многие прошлое вспоминать не любят. Болезненно это. Вот у тебя хочу спросить.

— Ну, вроде да. Он вроде каким-то влиятельным… Как это слово…

— Политиком?

— Да, политиком был. А тут заправка и все что на этом месте ему принадлежало. Вообще он эту общину и организовал. Тут большинство охотников из его этих… Охранников и соратников… Он строгий конечно, но о нас, о женщинах хорошо заботится. Плату за нас хорошую берет. Если кто обижает нас бесплатно, то он им этого не прощает, а нам больше мяса достается от обидчиков…

— Вот посмотри. Вот фотография. Тут он конечно молодой по сравнению с тем какой он сейчас Это он?

— Да. Да он. А что?

— Да нет деточка. Ничего. Просто так. Любопытно.

Николай расхотел слушать их дальнейший разговор. Ему было просто противно, что эта ангельского вида девочка ела людей. Он даже не задумался над тем, откуда у Ильи фотография Олигарха. Васнецов просто улегся на свою кровать и попытался уснуть. У него это долго не получалось. Уже был слышен докучающий храп Славика, который всегда быстро засыпал и быстро просыпался. Николай этим похвастать не мог. Сон приходил к нему обычно медленно и мучительно. А просыпаться потом очень не хотелось. Васнецов так и лежал в раздумьях. Он чувствовал угрозу от хозяев этой общины, которым могло вздуматься их съесть. Он думал о том, в каком скверном месте они по доброй воле оказались. И еще о том, что для них, совсем не стоит спасать мир…

Людоед и девушка вышли тихо. Крест осторожно прикрыл дверь.

— Ложись на свободную койку, девочка. Вот сюда. Ложись и спи.

— Но как же? Вы ведь заплатили.

— Да, но ты просто поспи. Отдыхай.

— Я вам не понравилась? Может другую девочку прислать? Я скажу хозяину…

— Нет, деточка. Ты славная. Просто мы все очень устали и не хотим. Ты уже отработала. Ты поговорила со мной. Мне было приятно с тобой поговорить. Просто отдыхай то время, что я оплатил. А если ты боишься, что тебя накажут, я скажу, что ты всю ночь нас ублажала и делала это великолепно.

— Правда?

— Конечно. Спи.

— Спасибо вам.

— Отдыхай. Тебя никто тут не тронет. Никто не обидит.

— Спасибо…

Николай напрягся. Уже улеглась на соседней с ним койке девушка. Крест затушил керосинку и, поставив горящую свечу на тумбу, тоже лег в свою постель у входа в помещение. Все вроде было спокойно. Однако Васнецов чувствовал какой-то озноб. И он понимал, что это вызвано присутствием этой красотки. Он дождался, когда послышится сопение спящего Людоеда и медленно сполз с кровати. Затем подкрался к девице и осторожно тронул ее ладонь. Девушка вздрогнула.

— Тише, — прошептал Николай. — Я не причиню тебе зла.

— Ваш человек сказал, что меня никто не тронет, и я могу отдыхать, — испуганно зашептала она.

— Да. Я знаю. Я хочу освободить тебя. Поедешь с нами?

— Куда?

— Просто с нами. Тебе не придется жить такой жизнью и быть проституткой. Ты будешь свободна.

— Мне не придется жить такой жизнью? Но тут я в полной безопасности. И это моя свобода. У нас всегда есть еда и тепло. У нас много мужчин, которые защитят нас и от зверей и от врагов. Зачем ты мне говоришь это? Вы хотите меня похитить?

Васнецов опешил…

— Но… Но ведь… Но ведь ты… Тебя заставляют ложится под всяких мужиков! Это же ненормально!

— Почему? Это мои обязательства перед нашей общиной. Почему это ненормально? У нас все женщины это делают. И ведь это иногда приятно… Пожалуйста оставьте меня в покое… Я тут всех знаю. А вас никого. Вы пугаете меня…

— Но мы хорошие…

— А наши люди разве плохие?… Я не хочу ничего менять в своей жизни. Пожалуйста, уйдите…

— Прости за беспокойство, — пробормотал подавленно он и вернулся на свою койку.

Он лег и схватился за голову. «Она мертвая», — думал он, — «Она мертвее, чем Рана. Мертвее чем те люди, что погибли в джипе и остались лишь на том крохотном диске. Она просто ходячий труп».

Николай был в шоке, и так и уснул в этом состоянии.

* * *

— Она отказалась?

Васнецов вздрогнул и открыл глаза. Над ним склонился Людоед.

— Что?

— Она отказалась ехать с тобой? — Крест ухмылялся.

— Откуда ты знаешь?

— Я слышал. Я еще знаю, что ты подслушивал наш разговор. Ты бы не предложил ей бежать, если бы знал, что я поимел ее, верно? Ведь если бы она поехала с нами, то ты сгорал бы от ревности, понимая, что она принадлежит мне. Я правильно говорю? Именно зная, что я не прикасался к ней, ты предложил ей бежать, надеясь, что в итоге она достанется тебе. Точно?

— Чего ты хочешь от меня? — недоуменно проговорил Васнецов и вдруг заметил, какие большие у Людоеда клыки, когда он так зло улыбается.

— Знаешь, блаженный, если правильно приготовить человека, то он очень вкусный! — Крест приблизился к Николаю.

— Кто ты? — испуганно вскрикнул Васнецов.

— Я? КЕВОЛЕЧ!!!

— Что?!..

— Я МОРЛОК!!!!!

Васнецов свалился с койки на дощатый пол. Была кромешная тьма. Свеча уже давно потухла. Теперь было ясно, что этот ужас ему лишь приснился.

— Черт… — вздохнул Николай, тяжело дыша. — Да что за хренота со мной происходит постоянно…

Вспоминая планировку комнаты, он осторожно пополз по полу, в надежде найти во тьме рюкзак, который должен лежать у койки Варяга. А койка Варяга за Славкиной койкой. Пришлось повозиться, однако Васнецов все же нащупал рюкзак и достал оттуда увесистый фонарь. Зажав стекло фонаря ладонью, он включил его и чуть отжал руку, чтобы только слабый лучик света пробивался наружу и не разбудил никого. Этого слабого лучика оказалось достаточно, чтобы разглядеть спящую на своем месте девушку. Дальше опустевшая кровать Николая. Потом Славик. Вот он спит. Вот могучая спина спящего Варяга. Последняя кровать была пуста. Людоеда не было. Николай осторожно пробрался в душевую. Там тоже никого. Тогда Васнецов подкрался к двери выхода и тут снаружи в коридоре послышался едва различимый шорох. Николай выключил фонарь и замер. Шорох приблизился. Наконец кто-то осторожно приоткрыл дверь в их апартаменты. Васнецов прижался к стене и медленно поднял руку с фонарем, чтобы нанести удар. Неизвестный вошел в комнату и замер у двери.

Бить? А если кто-то дверью в темноте ошибся? Тогда их съедят за плохое поведение. А если это Людоед вернулся? Куда он вообще ушел? Секунды раздумья превратились в бесконечность. Он слышал только биение собственного сердца, которое сейчас казалось оглушительным, и тихое дыхание неизвестного человека, вошедшего в комнату. Стоп! А как он в темноте ориентируется?

Вдруг кто-то схватил сжимающую фонарь ладонь Николая и другой рукой зажал ему рот.

Николай попытался вырваться и закричать, зовя на помощь спящих товарищей, но это ему не удалось.

— Коля, твою мать… — послышался шепот совсем рядом с лицом. — Какого хрена ты делаешь? — Он убрал руку ото рта Васнецова.

— Илья! — Васнецов чуть не закричал от радости. — Илья, с… с… сука… Как же ты меня напугал…

— Как ты меня назвал, салабон?

— П… прости. Это я от радости. Блин. Где ты был?

Крест выхватил у Николая фонарь и включил его.

— Буди Славика. Я бужу Варяга. Только тихо. Девку не разбудите. Пусть спит. Уходим. Срочно.

* * *

— Илья, что за спешка такая? — недовольно ворчал сонный Варяг, который шел по узкому темному коридору следом за Людоедом.

— После объясню. Некогда.

Вся община еще спала. На часах Яхонтова было четыре часа утра. Они вышли, наконец, к гаражу. Укутавшись в тулуп, возле лунохода сидел часовой и листал старый потрепанный порножурнал, разглядывая похабные картинки в свете керосиновой лампы.

— Вы чего это? — он уставился на четверых путников.

— Ну, погостили и хватит. Дорога дальняя. Уезжаем мы. — Улыбнулся Крест.

— А. Понятно. А девка наша где?

— Там. В комнате нашей. Спит. Умаялась бедняжка.

— Ага, а сами не умаялись? — часовой усмехнулся и подмигнул Людоеду.

— Ну, не без этого, — озорно кивнул Илья.

— Так вы это. Нам проверит надобно, что вы не набедакурили. И ничего не украли. И после можете уезжать, ежели все нормально.

— Разумеется. Проверяй. — Согласился Крест, стягивая с головы берет.

— Сейчас, мужиков разбужу, — вздохнул часовой и успел сделать только один шаг.

Ловким и привычным движением руки, в которой оказалось припрятанное в берете метательное лезвие, Крест разрезал ему горло и затем свернул несчастному шею. Уже мертвое тело он аккуратно усадил обратно на стул и вложил ему в руки журнал.

— Ты какого хрена делаешь! — зашипел Яхонтов.

— После, Варяг, после! Коля, Славик. Быстро к лебедке. Поднимайте воротину. Варяг, буди Юрия. — Людоед взял автомат мертвого часового и подсумок с рожками и гранатами.

Яхонтов постучал фонариком в дверь лунохода. Она приоткрылась.

— Что такое? — послышался сонный голос Алексеева.

— Заводись, — коротко ответил Варяг. — И аппарель открывай.

— Только ни в коем случае не включай фары, пока не скажу! — громко шепнул подбежавший Людоед.

Машина попятилась задом через открытую воротину.

— Не разворачивайся. Задом едь и быстрее, — произнес Илья, усевшийся рядом с Юрием в передней кабине.

— А если в дерево врежусь?

— Варяг в перископ смотрит. Он скажет если что.

— А что вообще происходит?

— Потом все объясню. Так. Сколько отъехали?

Юрий взглянул на приборную панель.

— Сто пятьдесят метров.

— Отлично! Включай теперь фары!

Алексеев включил.

— И что дальше?

— Они же в поворотных шарнирах, правильно?

— Ну.

— Видишь на крыше панели солнечных батарей у них?

— Ну, вижу.

— Направь свет фар на них.

Два ксеноновых прожектора задвигались в своих шарнирах и ослепительно яркие лучи света ударились в панели солнечных батарей на крыше комплекса охотничьей артели «Три свиньи». Прошло несколько секунд и всем в луноходе, кто смотрел в сторону комплекса, пришлось зажмуриться.

Яркая вспышка, возникшая словно из ничего, мгновенно выросла до огромного огненного шара невероятных размеров. Раздался оглушительный грохот. Огромный шторм огня продолжал расти, пожирая те остатки строения, которые не разлетелись в стороны в первые доли секунды взрыва. В разные стороны летели горящие бревна и объятые пламенем остатки машин, приспособленные для нужд этой общины. Весь комплекс превратился в бушующее море огня, который разбрасывал свои горячие сгустки на ближайшие деревья и те послушно вспыхивали. И, казалось, среди этого адского бушующего действа были слышны голоса сгорающих заживо людей, которые, впрочем, уже должны были быть мертвы.

 

27. Небо

— Илья, ты больной?! Ну, просто скажи, что ты больной и все станет понятно! Скажи, что ты патологически не можешь жить без убийств! — Варяг нервно топтался на снегу и часто затягивался своей трубкой, то и дело, выпуская сизый дым в ледяной утренний воздух.

Крест стоял, облокотившись на корпус лунохода и, исподлобья смотрел на Яхонтова.

— Тебе легче считать меня больным маньяком?

— А ты не маньяк?! Получается, что пока все спали, ты незаметно шнырял по этому комплексу, нашел их топливное хранилище на заправке, выдрал электрический кабель где-то на потолке и сунул его туда, в емкость. А потом заставил светом наших фар пустить электричество со световых батарей и произвести детонацию нескольких десятков тонн горючего?!

— Ну, именно так я все и рассказал, — равнодушно пожал плечами Илья.

— А нахрена?!

— Они там все людоеды…

— Людоеды? Людоед, да ведь ты тоже людоед!

— Несмешной каламбур.

— А кто тут шутит? Кто, Илья?

— Я единственный людоед, который не ест людей.

— Правильно. Ты их просто убиваешь. Пачками!

— Миллионами, — ухмыльнувшись, кивнул Крест.

— Они не от хорошей жизни каннибализмом занимаются! Занимались вернее!

— А ты? Почему ты человечину не ешь? Почему конфедераты и сталкеры людей не едят? Почему Колька от одной мысли о каннибализме бледнеет? Вы на другой планете живете? Сытой и благоденствующей?

— Они не причинили нам вреда!

— Но ели других. А на других нам плевать. Нам ведь хорошо и ладно. Так? — кивнул Людоед. — А теперь представь такую ситуацию. Вы добрались до ХАРПа и взорвали его к чертям. Наверное, он перестанет влиять на погоду. Наверное, облака расступятся. Наверное, климат смягчится. И все выжившие повылазят из своих нор. Если сейчас все действуют на ближайшей к их жилищу территории, кроме нескольких психов решивших проехать полмира ради призрачной надежды, то потом они, все остальные, ринуться на обширные пустующие территории. На своих соседей. И что эти «три свиньи» принесут людям? Как ты думаешь?

— Это сомнительное оправдание.

— А я не оправдываюсь. Мне не в чем оправдываться. И к тому же, я сначала зарезал олигарха. Нам все равно не дали бы уйти оттуда.

— А зачем ты его зарезал? Просто из-за того, что его взгляды на жизнь противоположны нашим? Только из-за этого?

— Взгляды на жизнь, говоришь… — улыбнулся Крест. — Ну, были причины убить его. Тебе не понять, раз ты такой либерал.

— Илья… — подал, наконец, голос, стоявший в стороне и ежившийся от холода Николай. — Илья!

— Ну чего тебе?

— Расскажи Варягу. Расскажи ему про «Артель».

Людоед уставился на Николая, затем устало повесил голову и тихо засмеялся.

— Однако… — пробормотал он. — Парень совсем не промах…

— Про какую еще «Артель»? — нахмурился Варяг. — Про ту, что он взорвал?

— Нет. — Васнецов мотнул головой и поправил шапку. — Другая «Артель». Некое тайное общество… Неужели ты не знаешь, Варяг? Ты ведь дружил с моим отцом. А он был в этом обществе. Это люди, имевшие на руках списки влиятельных в стране людей, подлежащих уничтожению в случае большой войны.

— Что за бред, — Яхонтов недоумевал. — Откуда ты вообще взял это?

— Дядя рассказал.

— Кто рассказал?

— Эту записную книжку, что сталкеры мне просили передать, вел мой дядя. Владимир Васнецов. Его завербовали в «Артель».

— Ассасины, — хмыкнул Людоед.

— Ассасины? Это же древнее тайное исламское движение, — Яхонтов взглянул на Илью. — При чем тут это?

— Хашашины. Типа, употребляющие гашиш или одурманенные гашишем. Завербованные духовным лидером и фанатично преданные ему боевики. Ассасины, это уже европейская транскрипция. Синоним скрытных профессиональных убийц, для которых не существует преград и от которых практически нельзя ни скрыться, ни защититься. Вербовщик именно так нас и называл.

— Так ты ассасин? — удивлению Варяга не было предела.

— Да. Он самый… В том числе и ассасин, — Крест лукаво улыбнулся. — Именно поэтому я и грохнул этого олигарха. Он был в черном списке.

— Господи, Илья, столько лет уже прошло. Все в прах превратилось. На кой черт тебе это надо было сейчас?

— У преступлений нераскаявшихся врагов народа и страны, срока давности нет, — нахмурившись, ответил Людоед.

— Врагов народа? У нас тут что, тридцать седьмой год?

— Знаешь, Яхонтов. Если бы мы повторили этот самый тридцать седьмой год своевременно, то может и катастрофы общемировой не случилось бы. Слишком поздно мы стали отстреливать тех, кто своими деяниями позволил противнику думать, что война будет легкой прогулкой. А оно вон как вышло. Давили нас, дробили. Разваливали и опускали. Потом решили сделать контрольный выстрел, а мы, оказывается, были в состоянии дать сдачи. И так дали… Сам видишь.

— Черт… Да ты сам понимаешь что говоришь?

— Возможно, если бы мы пошли на сознательные жертвы заблаговременно, то других, гораздо больших жертв избежать смогли бы…

— А кто… Кому дано определять списки жертв? Чья эта привилегия? Твоя? Ты же сам говорил Николаю, что он напрасно решает за других, что для них благо, а что нет. А сам? Кем ты вообще себя возомнил? А эта несчастная девочка, в чем провинилась? Она ведь тоже сгорела, как и все в той общине. Ее за что?

— А она выбрала свой путь. Верно Николай? — Крест посмотрел на Васнецова.

— Ты что, подслушивал мой с ней разговор? — вздохнул тот.

— Ну, ты ведь позволил себе подслушать мой разговор, — подмигнул ему Крест.

— Откуда ты знаешь?

— Догадался, — хмыкнул Крест. — Ты весьма предсказуем.

— Она выбрала свой путь, — угрюмо кивнул Яхонтов. — Просто она не знала, что в их дом пришел человек, который всех их приговорил. Который сожжет их всех заживо. Она ведь не знала, что ей осталось жить пару часов. Потому и выбрала тот путь. Что ты за человек, Илья. Что ты за псих такой.

— Мне ее жаль, конечно. Вообще много кого стоит пожалеть на этой планете. Но. Когда лес рубят, то щепки летят.

— Да пошел ты! — рявкнул Варяг и полез обратно в шлюз.

Людоед какое-то время задумчиво смотрел не снег перед собой, потом медленно повернулся к Николаю.

— Ну, что блаженный. Пора ехать дальше.

— Мне до ветру надо. — Ответил Васнецов, переминаясь с ноги на ногу, отчего под ногами раздавался хруст снежного наста.

— Ну, так чего ты ждешь? Иди.

— Ладно.

— Только далеко не отходи. Опять вляпаешься во что-нибудь. — Улыбнулся Крест.

— Хорошо. — Николай направился накренившемуся дереву, одиноко торчащему из сугроба. Он встал за дерево спиной к луноходу и сделал свои дела. Уже когда он заправил одежду, его взгляд уловил что-то странное. Это была тень. Сумрачный мир не знал теней на улице. Солнечный свет растворялся в вечных облаках и те равномерно освещали днем поверхность земли. Но сейчас Васнецов увидел, как перед ним медленно очерчивается его собственная тень. И тень наклонившегося мертвого дерева. Николай замер, не понимая, что происходит. Тень становилась все темнее и ее размытые границы постепенно приобретали все более четкие очертания. Дневной свет становился все интенсивнее. И вдруг мириады кристалликов снега засверкали вокруг, играя лучами света. Ничего подобного он никогда не видел. Во всяком случае, не помнил. Васнецов медленно повернулся и оторопел. Туманная дымка мутного как грязная вода горизонта расступилась и в непроницаемом своде лениво плывущих облаков образовалась огромная круглая брешь. Николай задрожал от волнения. В этой бреши, разогнавшей вокруг себя тучные, пышные облака, каскадом спускающиеся почти к самой земле, зияла невероятная голубизна чистого неба. Васнецов зажмурился от яркого нестерпимого света, когда наконец солнце выглянуло из-за края гигантской воронки. Он прикрыл лицо руками отгораживаясь от этого фантасмагорического зрелища, поскольку солнце било даже сквозь прикрытые веки. И больно было смотреть на сверкающий снег. Это было совершенно невероятно. С тех самых пор, как тучи затянули небо и, началась ядерная зима, выжившие надеялись, что это временно. Это ненадолго. Что облака расступятся, как это обычно бывает в природе, и люди снова увидят солнечный свет и чистое небо. Но этого не происходило. И давно уже всем казалось, что теперь так будет всегда. Остатки людей, зажатые между промерзшей и покрытой снегом землей и низкими тяжелыми свинцовыми облаками… Но сейчас… Может все это лишь почудилось? Ведь мерещилась ему Рана, катающаяся на коньках и еще всякое прочее…

Николай осторожно приоткрыл глаза. Нет. Это действительно разрыв в облаках. Это действительно синее небо и то самое солнце, с которым человечество в разлуке уже долгие годы. Васнецов бросился бежать к луноходу. Людоед стоял возле машины, задрав голову. Непривычно было видеть его таким. Лицо удивленное и во взгляде что-то благоговейное. Даже рот от удивления приоткрыл. Берет, отягченный спрятанным в нем метательным лезвием упал с головы в снег и так и лежал позади Ильи, который на это не обратил никакого внимания. Он продолжал смотреть на это невероятное и красивое зрелище. Гигантская воронка в серых тучах медленно, но верно приближалась.

— Крест! Ты видишь это?! Или я сплю?! — Николай подбежал к Людоеду и схватил его за плечи.

— Небо, — с каким-то трепетом в голосе прошептал Крест. — Надеюсь, что ты не спишь. Тогда и я значит сплю. Господи, а я и забыл, как оно красиво…

— Илья, надо ребят позвать! Они должны это увидеть!

Людоед ничего не отвечал. Только смотрел на разверзшуюся бездну чистоты и света. Словно сам Всевышний разогнал ладонями грязную пену облаков и взирал сверху на то, как там поживают те немногие из его питомцев, что умудрились остаться в живых после своего глобального суицидального шабаша.

— Илья! Ты слышишь меня?!

— Погоди, — Крест, наконец, пришел в себя и поднял свой берет. — Что-то тут не так. Разрыв почти идеально круглый. Километров пятьсот в диаметре. Или даже больше. Может и тысяча.

— И что ты думаешь? — Васнецов с тревогой взглянул на товарища. Неужели это фантастическое и великолепное зрелище, побуждающее желание жить, таит в себе какой-то подвох?

— Такой ровный круг в облаках можно проделать термоядерным взрывом.

— Что?! — воскликнул Николай.

— Но посмотри. Облачный каскад по краю воронки медленно по спирали закручивается. Да и вспышки взрыва с эхом мы не наблюдали. Значит это не взрыв.

Внезапно дверь водительской кабины открылась, и оттуда выскочил Юрий. Николай только сейчас заметил, что антенны на луноходе снова выдвинуты.

— Вы какого хрена стоите?! — воскликнул космонавт. — Быстро в машину!

— Юра, ты видишь это?! — крикнул ему в ответ Николай.

— Вижу, черт вас подери! Именно поэтому вам надо срочно в машину!

— А что…

— Быстрее, вашу мать!!!

Николай и Крест залезли через шлюз и уселись на сидения. Варяг наблюдал за небом в перископ. Сквернослов продолжал спать, но от начавшейся суеты вроде стал просыпаться.

— Ну, теперь растолкуй, — обратился Крест к Алексееву.

— Я связался, наконец, с нашим космическим кораблем, — ответил Юрий.

— Ну, это я понял по антеннам.

— Короче, этот разрыв, формирующийся циклон. А воронка, область сверхнизкого давления. Там буквально спускается холод из самого космоса, если грубо говорить. В любой момент здесь может случиться резкий температурный перепад. Если находится на улице, то даже глаза не успеете закрыть, как в лед превратитесь. Температура резко упадет в два, три раза. А сейчас за бортом минус тридцать. Никакая одежда не спасет.

— И такое бывает? — спросил Варяг.

— Бывает. Но не с такими температурными скачками. Это аномальный циклон. Формировались два фронта. Один естественный, а другой, похоже, был вызван ХАРПом. Он оттуда шел. От Аляски. И мощнее. Короче два фронта столкнулись и начало формироваться вот это.

— Чертов ХАРП, — проворчал Яхонтов.

— Я что-то пропустил? — вздохнул сонный Вячеслав.

— Иди, погляди, — Варяг пригласил его к перископу. — Пока есть возможность увидеть чистое небо, сделай это. Другой возможности может и не будет.

— Ты все это от корабля своего узнал? — поинтересовался Крест.

— Разумеется. Он в автоматическом режиме работает как геодезический спутник.

— Господи… Красота какая… Невероятно… — бормотал Сквернослов, глядя в перископ.

— Что еще передал корабль? — задал очередной вопрос Илья.

— Да мало утешительного. — Вздохнул Юрий.

— А конкретнее?

— На Урале вулканическая активность. Две горы превратились в действующие вулканы. Но это полбеды. Три вулкана активны на севере Аляски. Это тоже терпимо. Нам надо южнее той зоны. Самое хреновое, это вулканическая активность в национальном парке Йелоу Стоун, на территории бывших соединенных штатов.

— Что это еще за такое? — нахмурился Варяг.

— Это, по сути, гигантский вулкан. Самый крупный, известный науке. Уже давно ученые выяснили, что его активность циклична с периодом примерно в шестьсот тысяч лет. И после последнего извержения прошло примерно шестьсот двадцать тысяч лет. То есть очередной цикл ожидался в нашу эпоху. Может в нашем веке, а может и в течении ближайших двух тысяч лет. Но хомосапиенсы не стали дожидаться природного апокалипсиса а устроили свой. Рукотворный. Этот вулкан начал просыпаться. Быть может, катализатором послужили ядерные удары. Быть может воздействия ХАРПа на планету. Это уже не важно. Важно то, что сначала было одно извержение. Теперь их там пять. Они идут по кромке древнего жерла. Если эта пунктирная линия вулканов опишет круг по периметру древнего вулкана, то мы получим кальдеру диаметром около ста километров.

— Господи, Юра, ты по-русски можешь говорить? — нахмурился Людоед.

— Ну… Под землей, под этим национальным парком, гигантский магматический мешок. Представь, что ты на льду по кругу сверлишь лунки, а потом прыгаешь в центр круга. Лед проваливается, и большая масса воды выплескивается из бреши. Если вулканы очертят законченный круг по периметру древнего жерла, то есть магматической камеры, то огромное плато провалиться в магму и может произойти гигантское извержение единого супервулкана.

— И чем это грозит?

— Выбросом большого количества пепла в атмосферу. Один такой вулкан может погрузить землю в ядерную зиму на несколько лет.

— Так уже почти два десятилетия ядерная зима. И что?

— Илья, ты совсем не понимаешь? Сейчас ядерная зима и поверхность земли скрыта от солнца. Если к этому прибавится еще и колоссальный выброс пепла, то пропускная способность облаков снизится, быть может, вдвое. Наступит ночь. И температуры упадут до шестидесяти или восьмидесяти градусов. Если конденсацию облаков ХАРПом остановить, то, быть может тучи рассеются и пагубный эффект от извержения возможно минимизируется. Хотя, было мнение, что подобное извержение способно сместить земную ось. Короче хорошего мало.

— Твою мать. Ну, час от часу не легче. — Потер ладонью свой подбородок Илья.

— Но, может извержения и не произойдет. Если напряжение в магматической камере выйдет через мелкие вулканы по периметру, то беда может и минует.

— Может? — это окрыляет, знаешь ли, — покачал головой Варяг.

— А я причем? — Юрий пожал плечами. — В конце концов, есть и хорошие новости.

— И какие?

— Мы еще живы, — Алексеев невесело усмехнулся.

— После всего того, что ты наговорил сейчас, уже и не знаю, радоваться или плакать по этому поводу… — Пробормотал Сквернослов, отойдя от перископа.

Его место занял Яхонтов.

— Есть резкое снижение температуры, — произнес Юрий, глядя на приборы. — Мы в воронке.

— Сколько? — спросил Людоед.

— Минус пятьдесят четыре, — ответил космонавт. Затем покачал головой и добавил. — Минус шестьдесят семь.

— Так быстро? — изумился Яхонтов.

— Именно. И это еще не предел. — Алексеев вздохнул.

— А наша машина выдержит? — С тревогой в голосе спросил Вячеслав.

— Должна. Но лучше пока постоим. Двигаться не будем.

— Чего? — Крест уставился на космонавта. — Что за ахинею ты сейчас сказал, Юра? На Луне перепады между днем и ночью и между светом и тенью в сто, двести градусов. Что может сейчас повредить эту машину, кроме гранатомета, который на таком морозе даже не выстрелит. А?

Космонавт устало посмотрел на Людоеда.

— Ты опять со своими подозрениями? Ты хоть представляешь, сколько этой машине лет и какой путь она уже прошла? Это чудо, что она еще движется.

— Чудо? — Николай взглянул на повернувшегося к ним лицом Алексеева. — А там, в Надеждинске ты был намного более уверен в этом луноходе.

— Тогда я во многом был уверен. Тогда я еще не представлял себе, что родная дочь может выстрелить в голову своему отцу. Сейчас я не уверен ни в чем.

Николай замолк. На это ответить было нечего. Молчал и Людоед. Славик стыдливо отвернулся, очевидно, ощутив неловкость за свой поступок в подвале амазонок, когда он пытался изнасиловать Пчелку.

Яхонтов продолжал смотреть в перископ.

— А вот и циклон, — вздохнул искатель.

Николай прильнул к смотровой щели. Воздух за бортом машины наполнился хаосом снежной взвеси, которая закручивалась в неистовой ярости, словно желая стереть машину в порошок. Сточить ее как наждаком стачивают шероховатости на древесине, будто машина с пятеркой отчаянных людей была ненужной шероховатости на бескрайней снежной глади, закованной в холод планеты.

Отчего-то страх перед стихией заставил чувствовать себя уютно в этом замкнутом пространстве, где было тепло и тихо. А ведь от ледяного ада их отделяли лишь стенки корпуса в несколько сантиметров толщиной. Какой странный контраст…

— А все-таки оно прекрасно… Небо… — вздохнул, обращаясь скорее к самому себе, Вячеслав.

* * *

— У нас получится? — Николай взглянул на вышедшую из снежной бури Рану, которой все это буйство стихии было словно нипочем.

— Это ведь от вас зависит, — улыбнулась она. — Я могу лишь пожелать вам удачи.

— Ты так долго не приходила ко мне…

— А ты хотел? Ты был очарован силой Нордики, телом Ульяны, ангельским ликом той людоедской проститутки… Разве ты хотел увидеть безобразную и мертвую калеку? — спросила она.

— Зачем ты так. Ты… мне нравишься…

— А когда ты был пьян, то говорил что любишь. Чего только спьяну не скажешь, правда? — она укоризненно покачала головой. — Или это просто жалость и чувство вины?

— Я запутался, Рана… Я ничего не понимаю. Где мы правы, а где нет? Как правильнее поступать? Мы усыпаем нашу дорогу трупами… А можно иначе?

— Становиться мертвыми, бремя живых. Страх перед смертью, призывает эту смерть. Это страсти человеческие.

— Я не понимаю…

— Только потому, что ты живой. Но смерть…

Она пропела грустным голосом и смолкла.

Он задумчиво смотрел на девушку. Эта песня тронула его сердце… нет. Не просто тронула. Пронзила его насквозь…

— Тогда какой во всем смысл?

— Смысл есть во всем. Если есть жизнь, значит так надо. Если есть смерть, значит и это надо. Но только не тогда, когда жизнь одних питается смертью других. И не тогда, когда смерть изливается рукотворными потоками крови и огня, извращая вечное таинство смерти насилием и войной.

— Таинство смерти? А когда от болезней умирают маленькие дети… Это замечательное такое таинство? — воскликнул Николай.

— Это грустно.

— Это несправедливо!

— Справедливость лишь в том, что умрут все.

— Одни проживут в достатке и тепле, эксплуатируя других, а для других вся жизнь сплошная борьба и потери! Боль и страдания! В чем справедливость?!

— В том, что будет потом.

— А что будет потом, черт возьми?!

— А вот это уже зависит не от меня. От вас. — Она снова улыбнулась. — А я лишь могу пожелать вам удачи.

— Я не желаю тебя слушать! Поди ты к черту! — разозлился Васнецов.

Рана сделала грустные глаза.

— Не убивай меня второй раз. Тебе это больше не удастся. Но ты делаешь мне больно. — Она исчезла в снежном вихре.

— Рана! Прости Рана, я не хотел! Но ты такие вещи говорила! — закричал он в ураган.

— Не зови ее. Ты выглядишь глупо и слабо. — Послышался голос за спиной.

Николай повернулся. Нордика теребила гриву ручного люпуса и с жалостью смотрела на Васнецова.

— Ты? Ты тоже умерла?

— С чего ты взял?

— Но… Все девушки что мне встретились в экспедиции, погибли… — Он развел руками.

— А я нет. У меня прекрасные защитники. Ахиллес. — Она поцеловала пси-волка в нос. — И Людоед. Пусть он и не рядом.

Васнецов уставился на люпуса. Тот пристально смотрел своими умными глазами на молодого человека.

— Он не попытается меня обратить? — тихо спросил Николай.

Нордика засмеялась.

— А там, в подвале амазонок, когда ты подглядывал за тем, как Илья расправляется с волками, ты разве не понял, что больше не подвержен влиянию пси-волков?

— Не подвержен? Почему?

Нордика ничего не сказала и, потянув за ошейник зверя, стала уходить в снежную бурю. Люпус последовал за ней.

— Наташа! Почему?!

— Вообще-то иммунитет против пси-волков есть только у морлоков! — донеслось из снежной завесы.

— Чего?

* * *

— …и почему ты сразу об этом не сказал? — Людоед уставился на Юрия, который вел луноход.

— А мы вообще-то не об этом говорили. — Ответил космонавт.

— Юра, как ты вообще мог подумать, что идущий от уральских гор радиосигнал не настолько значим, чтоб о нем не говорить? — Поддержал Людоеда Варяг.

— Вы что, думаете, что я пытаюсь это от вас утаить? Я же сам рассказал про этот сигнал, пойманный нашим кораблем на орбите.

— Да просто у тебя выбора особого нет, — нахмурился Крест.

— Выбора нет? Пожалуй, да. Нет. Он был в Москве, когда мы с Андреем решили там остаться. Но вот поперлись с вами за каким-то хреном и Андрея нет. — Резко ответил Алексеев.

— Ты нас, что ли винишь в его смерти? — теперь нахмурился Яхонтов.

— Нет. Просто констатирую. И меня уже задолбали подозрения Людоеда. А теперь еще и твои, Варяг.

— Что за сигнал? — пробормотал проснувшийся Николай.

— Где-то на Урале, — Яхонтов повернулся к Васнецову. — Космический корабль уловил слабый сигнал. Либо кто-то посылает оттуда сигналы, либо это локальные радиопереговоры, которые уловил корабль.

— А вот у меня встречный вопрос, Людоед, — оживился Юрий. — Ты говорил, что у нас будет куча боеприпасов, когда до Уральских гор дойдем. Откуда ты это взял? Недоговариваешь что-то, любезный! А как ты скрывал от нас свою принадлежность к этим ассасинам? И еще бог знает, что скрываешь. И ты смеешь меня в чем-то подозревать?! А?! А откуда у тебя иммунитет к пси-волкам?!

— Вообще-то иммунитет против пси-волков есть только у морлоков! — пробормотал Николай. И привлек к себе недоуменные взгляды своих спутников. Всех кроме Юрия, который продолжал вести луноход, приближая путников к хребту Уральских гор.

 

28. Генератор чудес

Машину сильно трясло. Последние события заставили Алексеева ехать гораздо быстрее, выбирая для этого запорошенные снегом железнодорожные пути. Однако и на них было достаточно неровностей, вызванных снежными барханами и наледями, чтобы движение явно ощущалось пассажирами.

— Как ты меня вычислил? — тихо спросил Людоед у листающего записную книжку Николая.

— Я вообще-то про Варяга подумал. Он ведь дружил с отцом. А как я узнал из этого блокнота, отец был в «Артели» еще до войны. Ну, я сказал фразу, которой вербовщик пользовался. А отреагировал не Варяг, а ты.

— Хитер, бобер, — как-то досадливо фыркнул Крест. Казалось, он был очень недоволен собой и тем, что позволил себя раскрыть. — Вот уж не думал, что в этой книженции что-то подобное можно было вычитать.

— А зачем надо было от нас это скрывать?

— А зачем вам это надо было знать? Если это строжайшая тайна, то я обязан молчать. Я военный человек. А понятие «умеет хранить государственную и военную тайну», подразумевает, что я молоть языком и среди своих не буду. Да и права не имею.

— Понятно. А про иммунитет к пси-волкам? Это тоже секрет? — Васнецов уставился на собеседника.

— А что ты ляпнул тогда про морлоков? — вопросом на вопрос ответил Людоед.

— Ну, что иммунитет только у них. А что, это так?

— Видишь ли. Раньше, когда было еще тепло, были такие маленькие летающие хреновины. Пчелами назывались…

— Да знаю я, что такое пчелы, — досадливо поморщился Николай. — Чего ты со мной как с дураком разговариваешь?

— Ну, молодец, что знаешь. Так вот. Они кусались. Одни люди могли от одного укуса коньки отбросить. А другим и десять пчелиных жал нипочем. Свойства организма. Понимаешь?

— Но ты ведь единственный человек, у которого такой иммунитет от люпусов.

— Да с чего ты взял? — засмеялся Крест. — Ты что, всех людей знаешь?

— Пока я в лазарете у конфедератов парился, Славик многое про тебя услышал от бойцов. И они говорили, что нет больше людей, на которых пси-волки не могут воздействовать своим обращением.

— Идиоты… — Хмыкнул Илья. — Ну, мало ли кто что болтает. Нету больше говоришь? А вот в этой кабине сидят как минимум два человека уже, у кого этот иммунитет есть.

— Чего? — удивился Николай.

— В Битцевском парке тебя волк не успел обратить. А на базе листопада они просто не смогли. Ты же подглядывал за мной. Ты не выполнил моих рекомендаций и мог стать обращенным. Но несколько пси-волков так и не смогли ничего с тобой сделать? Что за фигня, а Коля? — Крест лукаво на него посмотрел.

— Я… Я не знаю, — Васнецов растерянно пожал плечами.

— Ну, так и я не знаю.

— А откуда вообще эти волки появились? Невероятно просто.

— Почему невероятно? Ты просто мало знаешь о животном мире. Вот, например зверек один. Куница кажется или что-то в этом роде. Охотится на зайца. И гипнотизирует его. Выскакивает перед зайцем и начинает танцевать. Самым натуральным образом. А заяц тупо смотрит на это, пока охотник не схватит его за горло. Были в живой природе жуки, которые имели всегда при себе химическое оружие. Вот у Саддама его не оказалось, а у этих жуков запросто. Так они защищались от врагов. Смешивались в брюхе два компонента, и он под большим давлением выстреливал из собственной задницы раскаленную струю химиката в назойливого супостата. Вот бы Саддаму так, верно?

— Кому?

— Да ладно. Неважно теперь уже. Слушай дальше. Крабы в морях жили с похожим свойством. Тоже стреляли. Взводили клешню как курок револьвера и хлоп. Противник оглушен на расстоянии. А были еще рыбки, которые знали законы баллистики. Они плевались водой в мух и жуков, которые сидели на веточках над водоемом и сбивали их, чтобы съесть. При этом рыбка каким-то образом учитывала преломление лучей проходящих через воду. Ведь целились они из-под воды. Ты такое можешь себе представить? Наверное, нет.

— Это что, правда?

— Правда. И далеко не предел. Природа творила настоящие чудеса. Один человек чего стоит. Далеко не совершенное в биологическом плане существо умудрилось добиться небывалых успехов в развитии, и вдобавок захреначить эти успехи тотальным ядерным погромом. А теперь человек сидит и башкой мотает. Во, блин, облажался-то как. Вот тебе и чудеса природы. И пока природа жива, она продолжает творить. Естественно подстраиваясь под сложившиеся условия. Конечно, странно, что такие звери появились всего за считанные годы. Может радиация и прочая гадость тому виной. Кто его знает? Может объяснение в том, что природа очень нами недовольна. Вот и наслала на нас всю эту заразу. Хотя по мне… Крысы-мутанты, черви про которых вы рассказывали и пси-волки, куда меньшее зло, чем иные представители нашего с тобой вида.

— Природа недовольна? По-твоему она обладает разумом? — Николай скептически посмотрел на Людоеда.

— Природа живая. Она создала растения. Животных. Нас. Разум… Конечно после всего что произошло это с натяжкой можно назвать разумом… То, что в наших головах. Может разум поразумнее был в головах дельфинов? И тем не менее мы тоже разумны… Худо-бедно… Но появление разума из того, что дала природа, разве не говорит о разумности ее самой? О разумности всей материи, из которой состоит вселенная? Ни это ли есть тот самый Бог-создатель?

— Инквизиции на тебя нет, еретик, — пробормотал Варяг, глядя в перископ.

— Это, надеюсь, шутка? — Людоед посмотрел на искателя.

— Разумеется шутка. Вообще тебя иногда интересно слушать. Даже иной раз не верится, что такие вещи говорит серийный убийца. — Яхонтов не отрывался от наблюдения.

— Это тоже, надеюсь, шутка?

— А вот это хрен его знает. — Варяг пожал плечами.

— Да ну тебя, в самом деле, — махнул рукой Илья и разлегся на сидении. — Я спать. Если кого грохнуть надо, будите. Я завсегда…

* * *

— Гриша, может, объявишь приказ сдать всем оружие? — Подполковник Васнецов вложил написанную от руки записку констатирующую смерть Лишенко в его личное дело и завязал белый шнурок, скрепив красную корку дела.

— Эх, Степан, Степан, — вздохнул Коновалов и убрал личное дело в сейф. — Нет, Володя. Боюсь, не так поймут. Наверху война, а я приказываю сдать оружие. Все на взводе, сам видишь. Чего доброго палить и по мне начнут. — Полковник покачал головой и горько усмехнулся.

— Ну, как знаешь. Может ты и прав. — Владимир вздохнул.

— Да я не знаю прав я или нет. Сам ни в чем не уверен. Выбраться отсюда охота. Своих повидать. Что с ними… Но нельзя. Да и не один я такой. У всех кто-то там остался…

Подполковник, соглашаясь, покачал головой. Он, к своему стыду, гнал от себя мысли о своей семье. Жене и непутевой дочери.

— А что там, вроде две лодки и объект «Среда» на связь выходили? Да? — Васнецов решил уйти от разговора о родных.

— Да. Было дело.

— И что там?

— Одна лодка доложила, что благополучно выпустила все ракеты по заданным целям. Торпедировала лодку противника и какой-то транспорт. Но вроде нейтральный. Вот со второй лодкой что-то непонятное. Сбивчивая информация. Вроде на ней конфликт какой-то вспыхнул. Там капитан отказался работать по целям. Сказал, что военные конвои топить будет, а ядерные ракеты по городам противника не запустит. Мол, они засекли три вражеских стратегических бомбардировщика, которые выбросили свои ракеты в океан и повернули обратно. И, дескать, надо так же поступить. Ну и на борту там какой-то отряд морских диверсантов, которых они на Ян-Майен вроде высаживали для закладки особых фугасов у военной базы. Они, эти диверсанты, пытаются теперь взять контроль над лодкой в свои руки.

— Зачем?

— Как зачем? Отстранить капитана и запустить ракеты. Короче дело дрянь. И знаешь что самое интересное?

— Что?

— Похоже, что там, на лодке те самые моряки, что у нас недавно были. И вроде основную бучу против капитана поднял этот нервный… Кап-лей. Помнишь его? Который в самоволку еще в метро бегал. Фамилия у него еще такая интересная…

— Крест?

— Да. Крест.

…Николай чуть не поперхнулся слюной и уставился на спящего Людоеда. Капитан-лейтенант Крест? Морской диверсант? Да вот же он. Перед ним. Спит безмятежно. Это наверняка он. Васнецов судорожно перевернул страницу и стал читать дальше…

— А с чего ты взял, что это именно они?

Коновалов пожал плечами.

— Ну, они же вроде назывались «Парус». А речь на лодке идет именно о каких-то парусниках. И что какой-то Крест захватил оружейку на лодке и заминировал реактор. Дескать, если их сомнут сторонники капитана лодки, он взорвет ее. И вроде у него не простая мина. А ядерный диверсионный фугас. Из тех, что они на Ян-Майене закладывали. Представь, что там будет. Сам фугас. Плюс два реактора. Плюс ракеты с ядерной боевой частью. Плюс у них четыре торпеды оснащены ядерными головками. Рванет на полсотни мегатонн…

…Николай продолжал читать дневник, каждый раз даривший ему новые и шокирующие откровения. Но даже в тот миг, когда он понял что у него был дядя, и тогда, когда он понял, что именно его дядя вел записи в этом ежедневнике, он не испытал того шока как сейчас. Расплывчатые строки о людях, которых он не знал. Которых давно не было. И чьи образы трудно было себе представить и приходилось уповать лишь на свое богатое воображение, чтобы хоть как-то вдохнуть жизнь в эти холодные, потускневшие от времени строки. И вдруг. Эти строки ожили образом реального и знакомого человека, который, стоит поднять глаза повыше строк, окажется в поле зрения. Спящий и видимо не подозревающий, что за записи находятся в блокноте, который он сам передал по просьбе сталкеров Николаю.

— Варяг, — тихо позвал Николай.

— Чего? — Яхонтов оторвался от перископа и обернулся.

— Варяг, скажи Юре, чтоб остановился. Мне облегчиться надо.

— А чего ты шепотом?

— Да чтоб Илью не разбудить. Попроси Юру, а.

— Ладно. Юра. — Яхонтов тронул плечо космонавта. — Притормози на пяток минут.

Луноход остановился.

— Варяг, пошли со мной покараулишь.

Искатель кивнул, подбирая стоящий в углу автомат.

На улице уже стемнело. Николай даже не мог вспомнить, какой день они уже в пути. В дороге сложно было уследить за временем. Уже казалось, что привал у каннибалов был уже очень давно. Хотя может, прошел день или два. В стороне от железнодорожной насыпи, по которой они ехали, виднелись торчащие из сугробов обгоревшие остатки крыш деревенских домиков. Никаких признаков жизни тут не было. Только несколько верениц звериных следов, пересекающих друг друга.

— Слушай. Варяг. Я… Я тут такое вычитал. Вот взгляни.

— Так темно уже на улице. Я не прочту. Что там?

— Короче, Людоед был на подводной лодке. Их на какой-то остров с НАТОвской базой высаживали. Он закладывал там ядерные диверсионные фугасы. — Сбивчиво и на одном дыхании принялся рассказывать Васнецов.

Варяг слушал спокойно и терпеливо, то хмурясь, то поднимая одну бровь, то щурясь, то качая головой. Наконец, когда Николай закончил говорить, он медленно облокотился спиной на луноход и посмотрел на вершину одиноко дерева неподалеку.

— Значит, он застрелил капитана субмарины, овладел ключом для запуска ракет и произвел пуск по целям?

— Именно!

— Ну… Вообще-то он правильно поступил. — Варяг пожал плечами.

— Что? Как же… Как же так? — изумился Николай.

— Коля, есть солдат, есть приказ, есть война. Капитан лодки, совершил не простое воинское преступление. Он нарушил присягу. Человек, которому вверено стратегическое оружие, нарушил свою главную обязанность, применить его согласно самой концепции ядерного сдерживания.

— Я не понимаю.

— Ядерное оружие, было создано для разрушения и подавления воли того, на кого обладатель этого оружия оказывал давление. Но позже, когда ядерная монополия была нарушена, появилась эта самая концепция ядерного сдерживания. То есть это чудовищное оружие, как ни парадоксально это звучит, было призвано удерживать мир без войны. Поскольку тот, кто решит применить атомную бомбу, не будет уверен в том, что такую же бомбу не применят в ответ против него. Мир зиждился на страхе возможного в случае нарушения этого мира апокалипсиса. Можно конечно воздержаться в ядерной войне от применения ядерного оружия. Но никто не воспримет это как акт гуманизма и доброй воли. Это будет восприниматься исключительно как слабость, безволие и трусость. И в этом случае удары будут наноситься с большей силой и ожесточенностью. Слабых презирают. Тех, кто не дает сдачи опускают. И еще, представь, что кто-то воздержался от пуска ракет. И эти ракеты не поразили аэродром, с которого позже взлетят, стратегические ракетоносцы. Не пущенные ракеты не поразили базу атомных подводных лодок, командный пункт стратегическими силами, ракетные шахты. Десять незапущенных ракет, стали причиной того, что были запущены сто ракет. Ты не думал об этом? — Варяг принялся забивать свою трубку табаком.

— Нет. Не думал. Я думал о том, что если бы все те, в чьих руках было это оружие, разом отказались бы его применить, то ничего бы не произошло. Катастрофы бы не случилось.

— Это, к сожалению не возможно. На тот момент уже весь мир полыхал.

— Вот именно. И каждый у пульта может, и думал, что не стоит нажимать кнопку. Но потом решал, что невозможен единогласный отказ всех сторон, выполнять приказ на применение ядерного оружия. И один за другим начинали нажимать кнопки. Каждый подумал, если не я запущу ракеты, то другие запустят, и все это безумие нарастало как снежный ком. Вот о чем я думал.

— Я тебе о реальных вещах говорю, Коля. А ты мне об утопичной гуманистической сказке. Чудес не бывает.

— Только потому, что люди не дают им случиться. Чудесам этим. Только потому, что люди делают реальное нереальным. Но невозможное, что не должно случиться, воплощают в жизнь.

— Спустись на землю, Коля. Не витай в облаках. Я понимаю, что ты говоришь. Но когда начинается война, уже поздно думать о том а что если бы… Думать надо было до войны. Но когда она началась, надо действовать. Воевать.

— Только не в этом случае. В обычной войне да. Надо стремиться к победе. Но в той войне победителей быть не могло.

— Даже в ядерной войне мог быть победитель. В ядерной войне способен победить тот, у кого в руках есть средства для снижения возможности ответного удара до минимального уровня. В ядерной войне мог победить тот, кто внезапным массированным ударом был способен испепелить ядерный потенциал противника. Кто был способен отгородиться от ответного удара масштабной, современной и хорошо налаженной системой противоракетной обороны. Тот, кто имеет на территории противника агентуру, способную точнее определять цели для поражения. Тот, кто имел на территории противника подконтрольную пятую колону предателей. Кто подкармливал на территории противника террористов, способных нанести удары туда, куда не достанут ракеты. Вот кто способен победить в ядерной войне. Мы казались легкой добычей. Но каким-то образом мы не дали никому победить. Я не знаю как. Может мы нанесли упреждающий удар. Может и мы имели в стане врага агентуру и террористов. В любом случае мы смогли ответить. И в этом заслуга, в том числе и Людоеда. Если это действительно он был на той лодке.

— А как же та лодка наша и американский авианосец, про которые космонавты рассказывали? Помнишь? Они ведь отказались стрелять друг в друга и стали вместе бороться за выживание.

— Они были ответственны лишь за свои судьбы. И когда мир был похоронен, они обратились к голосу разума. Уже не было смысла продолжать войну. Задачи были другие уже. Выжить. С самого начала к голосу разума должны были обратиться сильные мира сего и не допустить катастрофы. Но когда случилось страшное и человечество пересекло границу необратимости, то очень скоро, каждый стал предоставлен сам себе. Каждый, кто выжил. Я не говорю, что Крест поступил замечательно и героически. Нет. Но он поступил согласно долгу и присяге. Согласно обстановке военного времени. А самое страшное, не то, что он сделал. А то, что человечество пришло к тому, что и он и многие другие, были уже вынуждены так поступать.

Николай слушал Варяга и понимал логику его рассуждений. Но он категорически не хотел соглашаться с его, пусть и логически обоснованными доводами. Васнецов чувствовал, что где-то все-таки был прав он, а не Яхонтов. Но потом вдруг снова вспомнил блокпост мародеров. Как Варяг расправился с двумя пьяными бандитами. А был ли у него выбор? Потом Николай убил Рану. Очевидно, в противном случае она убила бы его или кого-то из его товарищей. Потом они бились в стане конфедератов. А те могли просто выдворить незваных гостей и избежать бойни, в которой потеряли многих своих воинов. Но конфедераты схватились в битве с бандитами, духами, фашинами, сектантами, защищая призрачный шанс, который несли эти люди в луноходе. А был ли выбор? Был ли выбор в подвале амазонок? В придорожном мотеле каннибалов, был выбор? Да конечно был. Но любой другой выбор мог привести к их гибели, провалу миссии, к поражению. Так может, действительно Крест поступил правильно, взяв в свои руки пульт управления баллистическими ракетами той лодки? И все же Васнецов не хотел соглашаться с тем, что иначе нельзя было поступить.

Шлюзовой люк открылся и из него показался Илья. Он вышел на улицу, поднял воротник своей шинели и закурил.

— О чем вы тут спорите? — спросил он, с каким-то странным выражением лица глядя на Варяга и Николая.

— Да вот, узнали, кое-что интересное, — Варяг прищурился и внимательно посмотрел на Илью. — Про одного морского диверсанта, который с началом ядерной войны взорвал ко всем чертям НАТОвскую базу на острове Ян-Майен. А потом застрелил пацифистски настроенного капитана подлодки, которая доставляла его группу на вышеозначенный остров, и запустил ракеты. Ты не слышал такую занимательную историю?

Людоед медленно поднес руку с сигаретой к лицу и сделал сильную затяжку. Он тянул время, подыскивая нужный ответ.

— Откуда такая занятная информация? — спросил, наконец, он, выпуская изо рта дым.

— Скажи, Крест, ты знаешь о секретном объекте под названием «Субботний вечер»?

— Слушай, Яхонтов, я что-то не пойму к чему ты клонишь.

Варяг улыбнулся и показал рукой на записную книжку, которую сжимал замерзшими руками Николай.

— Ты хоть знаешь, что этот блокнот, именно из этого бункера? Из «Субботнего вечера».

Крест, вдруг сильно сжал зубами фильтр сигареты и нахмурился.

— Мать вашу, — все же вырвалось сквозь зубы.

— Илья. Давай уже в кошки-мышки играть перестанем.

— Я ведь чувствовал, что что-то не так с этим ежедневником, — усмехнулся Людоед, мотнув головой. — Это был я на той лодке.

— Расскажешь? — кивнул Варяг. — Отчего скрывать?

— А, по-твоему, я всем должен трубить, что я один из тех, кто на кнопки нажимал? К чему это? Знаешь какое к ним отношение среди выживших?

— Ты боишься?

— Нет. Страх тут не при чем. Это просто здравый смысл. И привычка, выработанная годами. Мы не приучены были, распространяться о той деятельности, которую выполняли на своих заданиях.

— Ну, и как это все было?

— Ну, черт с вами. Полагаю в этой хреновой книжке вы такого понавычитывали, что навоображали себе всякого. Лучше бы она тогда сгорела. Черт бы ее побрал… Короче… Мы проходили тренировку по минированию на Новой Земле. Потом кутерьма какая-то началась наверху. Нас то в Питер, то в Москву перебросили. Потом в этот бункер. У меня тогда были серьезные проблемы личного характера. Об этом уж я точно говорить не буду. Слишком интимная сфера, знаете ли. В общем, банальная и глупая история, когда вокруг мужчины рушиться мир из-за женщины. Она как раз в Москву переехала. И я тут оказался. Я ушел в самоволку из режимного объекта, хоть это и строго воспрещалось. Нашел ее но… Не ваше дело короче. Скажу только, что крыша у меня тогда поехала капитально. Прозрение дается очень болезненно. По возвращении в бункер, я оказался в еще более неприятной ситуации. Наш куратор, контролер из спецслужб, вызвал меня на ковер и сказал, что террористы какие-то заминировали несколько станций метро. И я теперь под подозрением. Мне еще припомнили, что я уроженец Чечни и, дескать, в силу этого потенциальный террорист. И неважно тут, что я из казаков терских. Раз оттуда значит, неблагонадежен и для галочки проще меня посадить за подготовку терактов. Короче взяли меня за шары крепкой хваткой. И предложили мне вступить в этот клан ассасинов. Завербовали меня короче. Даже, так сказать, дали лицензию на убийство близкого мне человека, ставшего моим злейшим врагом. Дали мне оперативный псевдоним Ахиллес. Дескать, я такой сильный воин, но есть у меня Ахиллесова пята. Эта роковая в моей жизни женщина. Короче попал я в переплет, но в силу моего душевного состояния я был просто пластилином. Лепи что хочешь. Дальше дело было так. Командир получил там какой-то инвентарь. Это потом мы узнали, что эти пять предметов, ранцевые переносные ядерные заряды. Потом минировали Ян-Майен. Мы даже не знали, что за мины закладывали по обе стороны фарватера. Заложили три заряда. Два осталось. Сделали дело и возвращались домой. И вдруг получаем сообщение, что началась война. Лодке было предписано всплыть. Нам было предписано послать кодовый сигнал на активацию и подрыв наших фугасов. Что и сделали. Там ведь были корабли новейшие с системой ПРО. С воздуха базу могли и не поразить. Поразили фугасами. Потом лодка пошла в зону пуска своих ракет. Но на капитана меланхолия какая-то нашла. Он женился буквально за месяц до этой автономки. Говорил там, что нельзя делать эту дьявольскую работу. Людям надо заниматься любовью, а не войной. Тоже мне, Джон Леннон. Короче вакханалия какая-то началась на лодке. И я со своим нервным срывом как нельзя кстати оказался. Я тогда о долге в последнюю очередь, наверное, думал. В первую очередь я хотел выпотрошить весь этот мир. Дескать, на, получи, стерва. Вот я, какой могу быть. Я убил этого капитана. До сих пор жалею. Ведь мог просто его изолировать. Но я убил. Я совершал куда более нехорошие поступки потом. Но его жалею. До сих пор перед глазами этот влюбленный глупец, который даже мертвый, прижимал к сердцу ее, жены, фотографию. Ракеты мы естественно запустили. Я там рулил этим делом. Потом был долгий переход домой. Уж как я до Москвы добирался, я рассказывать не буду. Это не столь существенно. Но добирался долго. Потом нашел ее. Нашел и убил…

— И звали ее? — покачал головой Варяг, который уже знал ответ.

Николай раскрыл рот. Он только сейчас понял, кто эта зловещая женщина.

— Ирина Листопад, — вздохнул Людоед. — По сути, мы с ней одинаковые. Поэтому я и сказал, что двум таким как я, будет тесно на этой планете. Я поначалу был в жуткой фрустрации оттого, что запустил целый букет ядерный боеголовок и уж наверняка уничтожил миллионы людей. Но потом нашел лекарство. Винил ее в этом. И был одержим идеей мести. Но когда убил… Стало только хуже. Хотя ощутил некоторое освобождение от психологической ловушки, в которой из-за этих тупых эмоциональных дел оказался. Я потом осознал, что она могла быть каким угодно человеком, но за запуск ракет и гибель миллионов несу ответственность исключительно я. Сейчас-то я понимаю, какой я тогда был молодой и глупый болван.

— Ты жалеешь о запуске ракет? — спросил Николай.

— Любой вменяемый человек будет об этом жалеть. Но окажись я в той ситуации сейчас, я снова запустил бы ракеты. Потому как ситуация была такой, не оставляющей альтернативы. Но я сожалею, что мир пришел к такой развязке своей истории. Я сожалею о гибели людей. Гордиться тут нечем. Однако свой долг надо выполнять. Иначе, зачем тогда военные профессионалы? Зачем планирование обороны и стратегические планы на случай войны? Ведь если хочешь мира, то готовься к войне. А готовность к войне солдата, есть готовность нажать на кнопку когда это необходимо. Дико звучит, да?

— А что дальше с тобой было? — задал вопрос Яхонтов.

— Я ушел в метро. Причин было несколько. Во-первых, я хотел скрыться от людей. Во-вторых, я узнал, что многие из списка приговоренных, который давали ассасинам, ушли в метро еще перед началом войны. Хотелось крови. В метро оказалось куда многолюдней, чем могло показаться поначалу. Казалось, что удары не оставили там никому шанса на выживание. Но люди во многих местах сначала выжили. Однако с большинством из них происходили странные вещи. Какая-то странная психическая деградация происходила. Многие люди превращались в каких-то гиперагрессивных зомби. Процветал каннибализм. Среди других были телепаты, и гипнотизеры. Едва ли это было следствием мутации из-за радиоактивности. Мутация по идее проявляется в следующем поколении. Тут был какая-то иная причина. Я стал серьезно изучать этот вопрос. Изменения происходили под воздействием какого-то излучения. Я и сам попал под него. Вероятно, мой иммунитет к воздействию пси-волков я приобрел именно тогда. И способность видеть в темноте у меня аномальная. Короче… — Крест лукаво улыбнулся. — Вы только не пугайтесь…

— Ты морлок? — вырвалось у Николая.

Илья внимательно посмотрел на него и утвердительно кивнул.

— Да. Я морлок.

— Вот тебе раз… — пробормотал Варяг.

— Только я не мразевидный морлок, — усмехнулся Людоед.

— Как это?

— Ну, пока люди на поверхности, всех кто в метро, приговорили, под землей текла своя, совершенно иная жизнь. Странное излучение породило несколько видов людей-морлоков. Самый многочисленный — мразевидный. По сути зомби. Чудовища. Это с ними столкнулся Коля, когда его оборотень спас. И это они на нас напали, когда на выручку Нордика пришла.

— А кто этот оборотень? — Николай вспомнил тот жуткий эпизод метро.

— Я же говорил, что не знаю. Сначала появился один. Наводил ужас на весь метрополитен. На мразей в том числе. Хотя вроде они чувство страха потеряли, но его, тем не менее, боялись очень. Потом он пропал. А несколько лет назад снова появился. Хотя, может быть это другой.

— Так что там с морлоками? — кивнул Варяг, попыхивая трубкой.

— Короче были и другие морлоки. Излучение пробудило в них паранормальные способности. Человеческий облик они не теряли. Но носились с бредовыми идеями о новом мире новой расы людей, не способной на разрушение мира и решающей все противоречия путем силы своей духовности. А тех, кто на поверхности, считали злодеями и мутантами. Некоторые из них помогли разобраться мне с источниками излучения. Это были установки психотропного оружия. Их называли «Генераторы чудес», поскольку люди находящиеся под их воздействием видели различные галлюцинации. В том числе и коллективные. Генераторы установили наши спецслужбы перед войной. Группы под видом связистов прокладывали особые кабели от своих излучателей.

— А зачем это?

— Ну, планировалось почти всю столицу укрыть в метро. Но во избежание беспорядков и прочих ожидаемых от толпы эксцессов, эти установки должны были умиротворить их и успокоить. Но эффект получился как всегда совершенно иной. Психика человека процентов на семьдесят состоит из бессознательного. И вот заложенный в бессознательное потенциал и всплыл наружу. Люди превратились в экспериментальных мутантов, чьи особенности зависели от характера, внутреннего я и духовного мира. Как оказалось, плохих, маргинальных, беспринципных и бездуховных людей было куда больше, чем это могло подуматься раньше. Вот и появились мразевидные морлоки. Позже, уже после того как я ушел из метрополитена на поверхность, я узнал, что в конце концов мразевидные морлоки одержали вверх. Там теперь кроме них никто не живет. В метро никто не спасся. Постепенно, обычные морлоки тоже превращались в мразей, поскольку темное, как правило, сильнее в силу своей беспринципности и стремлению к достижению целей, не стесняясь в любых средствах. Темное одерживает верх над человеком. Излучатели со временем вышли из строя. Некоторые уничтожил я. Но то, что они сделали, было уже необратимо.

Николай растерянно смотрел на Людоеда. Молодой человек был в высшей степени потрясен услышанным. Но странное дело. Казалось, он все это уже давно знал. Просто не знал, куда эти знания деть и они пылились на задворках разума. А тут все обрело логический вид. Разрозненные куски стекла всех цветов радуги сложились в мозаику, представшую пред взором понимания ясной и четкой картинкой. Илья Крест, он же Ахиллес, он же Людоед, он же профессиональный диверсант «парусник», убежденный ассасин, оказался плюс ко всему еще и МОРЛОКОМ. Эта мысль леденила душу своей невероятностью и в то же время незыблемой чистотой истины. И тем страшнее ощущалось то, что случилось со всем человечеством много лет назад.

— Чудеса, да и только, — задумчиво пробормотал Варяг. — Какого дерьма люди напридумывали…

— Именно поэтому, эти чертовы установки и называли «Генераторы чудес», — усмехнулся Ахиллес-Людоед-Морлок. — Поехали. А то Юра и Славик там изнервничались, наверное, совсем.

 

29. Туман

Вот так. Вся ожидаемая страшная правда о Людоеде оказалась сплошь лирико-драматической банальщиной. Причем легко предсказуемой. А чего в этом смысле стоило ждать? Человек, всего лишь человек. И на те или иные его действия влияют сиюминутные и мелкие по своей сути человеческие слабости. Людоед оказался не исключением, а правилом. Интересно, какая нелепая причина побудила первого безумца нажать кнопку? Теперь это уже никогда не узнать. Но понимание того, что любое душевное состояние не должно брать верх над разумом и здравым рассудком, к Николаю пришло окончательно. Только вот… Не всегда бывает время подумать и взять себя в руки… А что Крест? Это просто человек, вошедший во вкус крови давным-давно и не знающий другой жизни и других целей. К тому же его именно этому и учили. Человеческая жизнь для него девальвирована до нулевой отметки. Его, наверное, и не очень заботила судьба тех несчастных мальчуганов, которые во время конфедератского сражения собирали пустые рожки от автоматов и заряжали их патронами. Стоит ли его винить за это? Он привлекал к борьбе за жизнь всех живых и понимал, что это порождает новых мертвецов. В этом его вина или обстоятельства снова не оставляют выбора? Почему-то вспомнилась та девица на постое у людоедов. Крест обошелся с ней деликатно и вежливо. А потом хладнокровно ее сжег вместе со всем поселением. Это нормально? Для хладнокровного и циничного человека, коим являлся Людоед, наверное, да. Может, его хладнокровие и делало его таким непобедимым? Но все-таки он не хладнокровен. Непоколебимого человека одна единственная женщина не способна толкнуть на убийство собрата по оружию и запуск ядерных ракет. Неспособна заставить его пройти долгий путь до нее, чтобы отсечь голову. И так далее… Нет, он не хладнокровен. Там, прощаясь с Нордикой, он точно не был хладнокровен. И как он смотрел на чистое небо. С каким душевным трепетом… Он точно не безжалостная машина для убийств. Во всяком случае, не был таковой когда-то. Но когда пути назад уже не было и невозможно стало что-то исправить, он видимо, смиренно принял такую участь и посвятил свою жизнь смерти. Это лишь порождение эпохи. Все зло не взялось ниоткуда. Все зло таилось в глубинах человеческих душ, и нужен был лишь катализатор, который разбросает эти зерна в благодатную почву хаоса и анархии. И все самое отвратительное, что нес в себе каждый человек, выплеснулось наружу подобно этой неистовствующей вулканической активностью геологического хаоса. Каннибализм, жестокость, насилие, нацизм и религиозный фанатизм, зависть и злоба, беспечность, глупость и недальновидность… Все это не было порождением ядерной войны. Все это было всегда, сколько был человек. И ядерная война стала порождением всех этих внутренних человеческих бесов. Лишь сейчас это приняло такие острые и яркие формы. Но даже теперешний Илья Крест, наверняка в некотором смысле рад, что настали такие темные времена. Ведь сейчас он может вершить свой собственный суд и уничтожать все, что не согласуется с его мировоззрением. И наказать за это его некому. И никого это не шокирует. Это лишь норма. Символ эпохи. Теперь уже и невозможно себе представить, что в их агонизирующем постапокалиптическом мире не могло бы появиться такое явление как Илья Крест-Людоед-Морлок. Естественный отбор оскалил клыки с того самого рокового дня двадцать лет назад. Если вдуматься, то об этом красноречиво говорили и строки записной книжки. То, что писал его дядя Владимир. Каждый новый абзац обрисовывал все более безрадостную картину. С каждым днем, гнетущая обстановка неопределенности и нарастающего как снежный ком ощущения всеобщего конца, вышибала из рядов личного состава бункера одного за другим. Нестабильность там, в бункере, стала очевидной уже на второй неделе. Но больше всего истинное положение вещей било по тем, кто жил еще вчера в относительном благополучии. У кого были крепкие семьи и родня. Квартира и уютный быт. У кого были деньги для ведения потребительского образа жизни. Купил ковер, домашний кинотеатр, ноутбук себе и икс-бокс детям. Жене шубу и дорогущие сексуальные стринги. Купил тачку и поставил в нее ЖК-дисплей и дорогую магнитолу. Вот кому было больнее. Ибо все это — тлен. Даже семья и родня. Не только вещи. Но Владимир Васнецов оставался в здравом уме, ибо он, имея жену и дочь, понимал, что давно потерял их. И мысли об их беспутстве отягощали его разум до того момента, пока не стало ясно, что удары поглотили их в огне. Так и Людоед. Он разорвал своим мечом нить, ведущую к чувствам и ощущениям сопричастности к чьей-то душе. Разорвал для себя понятие жизни вне выживания. Борьба и выживание для него теперь чуть ли не религия. Сжигая за собой все мосты, человек в такой обстановке становился сильным через свой цинизм и чувство одиночки и бойца. На звериный оскал естественного отбора те, кто могли, скалились в ответ. Иным просто не находилось места среди живых. И сколько таких как Людоед в итоге появилось, наверное, не счесть. Но одни служили целям каннибалов, другие мародеров, третьи были с фанатиками. Сам же Крест вобрал в себя все их признаки и повадки. Недаром он был причастен к различным по целям, идеалам и деяниям группировкам. Но он, тем не менее, всегда помнил, что он солдат своей страны…

Васнецов задумался над тем, сколько суждено протянуть в этом мире конкретно ему, Николаю. Ведь он далеко не такой как Людоед или Варяг, который во многом с Ильей не был согласен но, по сути, был тем самым бойцом одиночкой, вцепившийся мертвой хваткой в выживание. Нет. Николай совсем другой. Слабый, ранимый меланхолик, который при своей тяготе к одиночеству все больше стал ощущать потребность в человеке. Он всем постоянно сочувствовал. Сопереживал посторонним людям. Видимо, для того чтобы стать им ближе. Не быть одиноким. Неужели это плохо для выживания? Неужели в самих фундаментальных основах жизни нет места участию и милосердию? Ибо выживает сильнейший и циничный. Тогда чего стоит такая жизнь, если в ней все должны постоянно между собой драться, кровью доказывая свое право на жизнь и расписываясь в том, что ты прошел этот самый отбор достойных жизни? Милосердие не добродетель, а фетиш слабаков. До сих пор Николай жил только потому, что ему это позволила их крепкая община. Нет. Николаи Васнецовы обречены. Будущее за Людоедами. За Крестами…

— Ну, чего ты смотришь так, блаженный? — Устало вздохнул Крест.

— Ты говорил, что было пять фугасов. Верно? — ответил Васнецов.

— Ну. Говорил.

— Три вы подорвали на том острове. Так?

Людоед кивнул равнодушно.

— Так.

— А еще два?

— Один в реакторном отсеке так и остался, который я заминировал. А другой, — он вдруг похлопал ладонью по своему огромному железному ящику, — я приберег для особого случая.

Васнецов резко отшатнулся от ящика и сел на спящего Варяга.

— Ты хочешь сказать, что он здесь?!

— Ну да, — невозмутимо пожал плечам Илья.

— Кто здесь? — пробормотал проснувшийся Яхонтов.

— ОИК-64. Мы его еще называли «спиногрыз», потому как это ранец. Иногда называли «ослик». Созвучно.

— Чего-чего? — поморщился Варяг. — Ты, о чем сейчас?

— Особое изделие. Компактное. Мощностью 64 килотонны.

— Твою мать, — Яхонтов покачал головой. — А чего молчал?

— Я вообще никому о нем не говорю. Это ведь какой соблазн, представляешь?

— Ага. Представляю. Двадцать лет назад насоблазнялись, — проворчал искатель. — Он же там фонит наверное все это время.

— Не пугайся, Яхонтов, — махнул рукой Илья. — Он и так не сильно излучает, как ты мог бы подумать. Так еще и в саркофаге свинцовом лежит. Опасаться нечего.

— А ты еще загораживался этим ящиком от тех отморозков на снегоходах! — воскликнул Николай. — А если бы они попали?

— Чем? — усмехнулся Крест. — Патроны этот ящик не возьмут. И саркофаг тоже. А гранатомет… Ну нам в таком случае так и так кранты настали бы. Пусть и их тоже в таком случае… И вообще. Я детонатор отдельно храню. А без специального детонатора, тротиловая сфера не взорвется. А если и сдетонирует от попадания из гранатомета, то не синхронно. Давление не вызовет критической массы, поскольку будет давить на ядро неравномерно. Чего вы нервничаете? Будет чем ХАРП выключить, — он снова усмехнулся.

— Еще один ядерный взрыв, — нахмурился Варяг. — Человеку не суждено угомониться пока он существует?

— Всего один. Последний, — возразил Людоед.

— А может этот последний и поставит жирную точку на нашей истории?

— Ну, если будет другая возможность выключить ХАРП, то вам и карты в руки. — Махнул рукой Крест.

Сидящий рядом с ведущим луноход Сквернословом Юрий открыл окошко, соединяющее обе кабины.

— Слушайте, что это за город? Мы вообще правильно едем? Крест, ты, когда на карту в последний раз смотрел?

Илья взглянул на Алексеева, видимо, желая сделать ему замечание по поводу неприветливого тона, но промолчал. Он раскрыл карту и стал ее разглядывать. Затем посмотрел в смотровую щель.

На улице был очередной рассвет в их путешествии. Неизвестный город был накрыт плотной завесой ледяного тумана. Хотя больше было, похоже, что это свинцовые тучи под собственной тяжестью спустились к самой поверхности земли. Видимость было менее пятидесяти метров и возможно было разглядеть только ближайшие строения. Но едва ли они могли подсказать, в какой город въехали путешественники. Здания практически все были разрушены и торчали из снега огрызками стен. Никаких следов жизни тоже не было видно. Ни на снегу, ни в виде какого-либо дыма от согреваемых жилищ выживших.

— Посмотри, Юра, кажется, к вокзалу подъезжаем, — произнес Варяг и указал рукой.

Слева стоял локомотив и несколько грузовых платформ за ним. На платформах покоились припорошенные снегом разграбленные мародерами гусеничные трактора. Справа из снега торчало длинное одноэтажное здание, которое, судя выцветшей краске, было некогда зеленым. Здание было деревянным, и многие доски давно были вырваны. Окна практически полностью были утоплены снегом. Фасадное крыльцо в центре длинного строения было скрыто высоким сугробом. Но возможно там и была табличка с надписью станции, которая могла помочь путникам сориентироваться.

— Тормози, Славик, — Яхонтов тронул плечо Сквернослова.

Машина остановилась.

— Ну, други, пошли, осмотрим достопримечательности. — Людоед одел бушлат и взял в руки оружие.

Из лунохода вышли все кроме Вячеслава, которому Варяг велел оставаться в машине. Холод щипал незащищенные одеждой участки кожи. Радовало, что совершенно нет ветра. Туман, казалось, стал плотнее. Алексеев побрел к зданию. Он был ближе к заваленному сугробом входу. Яхонтов медленно водил головой, осматривая снежный покров вокруг в поисках хоть каких-нибудь следов. Но было ясно, что пару дней назад выпал обильный снегопад и если и были тут чьи-то следы, то теперь они скрыты от внимательного взора искателя.

— Варя, что ты думаешь о такой пронзительной тишине? — тихо спросил Крест, хмуро вглядываясь в туман.

— Тоже что и ты. Ничего хорошего, — проворчал искатель. — Тишина напрягает.

— До усрачки. — С серьезным видом добавил Илья. — Тут кто-то есть.

— Чего? Откуда ты это взял? — Яхонтов посмотрел в сторону здания вокзала.

— Бонус от генератора чудес. Я ведь морлок. У всего живого, даже у крыс, есть биополе. Я иногда его чую. Как иголка чует присутствие магнита. Или океаны чувствуют гравитацию Луны. Не всегда это почему-то работает. Но сейчас…

— А ты не такой смелый, каким хочешь казаться! — крикнул Людоеду Юрий, разгребая ногой сугроб.

— Не говори глупостей, Юра. Тут речь о другом…

— Илья, — шепнул Николай, — я тоже что-то ощущаю. Что-то большое… Даже объяснить не могу, как это… Будто в чистом поле стоишь и знаешь что за спиной большая гора…

Крест уставился на Васнецова.

— Однако, блаженный… Походу тот битцевский волк крепко тебе флюиды прополоскал перед смертью.

— Чего?

— Млекопитающие иногда чуют присутствие другого зверя, — пожал плечами Яхонтов. — Чего страху сами на себя нагоняете?

— А ты? — Крест посмотрел на искателя.

— Нет. Только тишина мне не нравится. Даже ветра нет, чтобы в пустых окнах погудеть.

— Эй! — снова крикнул Алексеев, который склонился над ямой, которую сам только что вырыл, распинав ногами снег. — Тут и правда табличка над входом!

— Что там написано? — Варяг направился к космонавту.

— Сейчас, — он еще раз склонился. Поковырял снег прикладом. Затем поднялся во весь рост и произнес: — Котельнич. Это Котельнич!

Раздался грохот и треск. В мгновение ока, что-то проломило доски в стене, на которой видимо и находилась эта скрытая от остальных глаз табличка. Алексеев только успел вскрикнуть, как вдруг рухнул лицом в снег и, его тут же затянуло в образовавшуюся в стене дыру. Уже из глубины здания раздался крик Алексеева.

Яхонтов вскинул автомат и бросился к зданию.

— Юра! — воскликнул Яхонтов. Людоед кинулся следом, и Николай бросился за ним.

— Эй! Что случилось! — Сквернослов распахнул пассажирскую дверь лунохода.

— Закройся изнутри! — рявкнул на него Варяг чуть обернувшись.

— Сууука!!! — вопль космонавта был еще дальше в глубине старого здания вокзала.

— Юра! Что там за хрень?! — заорал Яхонтов, ворвавшись в разлом в деревянной стене над входом. В ответ лишь гробовая тишина.

— Твою мать. Он автомат свой обронил, — досадливо пробормотал Людоед, поднимая оружие космонавта из снега.

— У него «Стечкин» должен был быть еще, — послышался из нутрии голос Варяга. — Илья. Пошли со мной. Коля, будь у входа. Если никто из нас не вернется, валите отсюда со Славиком дальше на восток. Ясно?

— Нет, — резко ответил Васнецов.

— Я полтора раза повторять не буду салага! — крикнул Варяг.

В глубине здания раздалась серия хлопков.

— Точно. «Стечкин», — усмехнулся Крест и нырнул в проем.

— Хватит мною помыкать. — Проворчал Николай и, слепив крепкий снежок, швырнул его в луноход. Оттуда снова появился Сквернослов.

— Чего там, Колян? — с тревогой в голосе спросил он.

— Возьми пулемет, гранат побольше и тащи свою задницу сюда, — заявил Васнецов.

— Ишь ты, — хмыкнул Вячеслав и, выскочив из машины, кинулся к открывающейся аппарели.

Внутри загрохотал автомат.

— Черт! Подсвети! — послышался приглушенный голос Людоеда.

Снова хлопки пистолета.

Вячеслав, наконец, подбежал к Николаю.

— Что случилось-то?

— Что-то утащило Юру внутрь. Мужики полезли его выручать. Дай пару гранат.

— Держи. Вот еще осколочную на.

— Ага. Короче. Славик. Ты с пулеметом тут будь. Я на ту сторону здания.

— А нахрена?

— Так надо, Славик! — Васнецов вскочил на крышу и побежал по ней, ощущая, как давно прогнившая крыша угрожающе скрепит и прогибается под ногами.

Еще одна автоматная очередь прошила пунктирную линию в крыше рядом с Николаем.

— Черт! Мужики! Это я! Не стреляйте! — Васнецов разбежался и нырнул в сугроб с тыльной стороны здания. Внутри что-то громыхнуло. Нет… Вроде это не взрыв. Николай поднялся и стал искать хоть одно свободное от снега окно. В этот момент участок крыши взметнулся ввысь и в стороны. Ломая гнилую крышу здания, на улицу выскочило какое-то существо покрытое белесо-бурой шерстью. Поначалу, было похоже что это очень крупный медведь. Но что-то в пропорциях его строения было человеческое. Смущало только отсутствие шеи и крохотные красные глаза, которые существо резко прикрыло лапами, оказавшись на освещенной улице. Огромными прыжками-шагами оно пронеслось мимо Николая и стало быстро удаляться. Опешивший было Васнецов, наконец, опомнился и, вскинув автомат, дал длинную очередь. Несколько пуль попало в зверя. Но он не замедлил своего движения и не издал ни звука. Николай вдруг ощутил азарт охотника и ощущение того, что он сильнее этого странного существа. Ведь существо убегает. Это вселяло уверенность. А еще вселял уверенность автомат. Васнецов бросился вдогонку.

— Стой, хреновина непонятная!

Силуэт существа стал растворяться в тумане. Еще можно было разглядеть кровоточащие раны от пуль на спине. Вот оно нырнуло в зияющее чернотой окно ближайшего здания.

Подбежав к зданию, Васнецов дал длинную очередь в окно и, сменив рожок, осторожно просунул внутрь голову. В помещении было совсем темно, но узкая полоска света от окна позволила разглядеть то, чем был завален пол. Бесчисленное количество обглоданных и ломаных костей. Только обилие черепов позволило безошибочно определить, что это все человеческие кости. Васнецов отпрянул в ужасе и трясущейся рукой достал из подсумка гранату. Быстро выдернул чеку и швырнул ее внутрь. Громыхнул взрыв и последовавший за ним неприятный, бьющий по нервам звук разметаемых костей. Николай выхватил еще одну гранату и повторил свои действия. Но гранта стукнулась в оконную раму и, отскочив, упала прямо в ногах у Васнецова.

— Бл…

Вдруг кто-то подхватил Васнецова, и он почувствовал что летит. Секундный полет позволил ему вспомнить все крепкие выражения употребляемые Сквернословом и прокричать едва ли не половину из них. Затем раздался взрыв и снова звук падающих костей.

Ошарашенный Николай поднял голову и увидел стоящего в нескольких шагах перед ним Варяга. Это он отшвырнул нерадивого отрока и успел закинуть гранату в дом.

— Что, козел, всех убил?! — рявкнул Яхонтов.

— Послушай. Я…

— Чешуя!!! — Варяг вдруг подбежал к Васнецову и со всей силы пнул его в бедро. — Сука!!!

Николай скорчился от боли.

— Ты чего… — простонал он, схватившись за ногу.

— Ты достал меня уже простотой своей муфлон вонючий!

Последовала крепкая затрещина.

— Я что тебе, барану, сказал делать, а?!

Еще один пинок.

— Варяг, перестань! — к нему подбежал Людоед. — Оставь. Пацанчик в раж вошел. Себя в его годы вспомни!

— Да иди ты тоже нахрен! — Варяг оттолкнул Илью и побрел в сторону здания вокзала.

Людоед помог Николаю подняться.

— Знаешь, блаженный, если бы тебя Варяг не стал бить, то это я сделал бы. — Сказал он строго.

— Да чего, — всхлипнул Николай, сдерживая слезы. Он никогда не видел Варяга таким. И ни за что не мог бы от него ожидать подобной жестокости именно к нему. Он вдруг вспомнил, как Яхонтов играл с ним, когда Васнецов был еще ребенком и сейчас эти воспоминания казались совсем неправдоподобными. Или словно о другом человеке.

— Он только что жизнь тебе спас. И сам чуть не погиб. Граната могла бы рвануть у него в руках. Мы Андрея потеряли. Теперь с Юрой беда. Еще тебя по глупости потерять и Варяга?

— Что с Юрой? — Васнецов побрел по следам Яхонтова.

— Ноги у него просто в клочья изодраны. И переломы. Его в порядок могут только в конфедератском госпитале привести. Но обратная дорога у нас уйму времени займет. Не перенесет он дорогу.

— Может… нам поселение, какое попадется скоро? Может там помогут?

— Только на это и вся надежда, — вздохнул Людоед, идя рядом.

— А что это было?

— Зверя имеешь в виду?

— Да.

— А черт его знает. Толи медведь, то ли снежный человек. Я после морлоков и пси-волков ничему не удивлюсь. Даже химерам и саблезубым бобрам.

* * *

Они осторожно погрузили Алексеева в пассажирский отсек. Варяг и Илья сделали перевязку и наложили шины. Яхонтов вколол что-то из армейской аптечки в каждую ногу космонавта и тот быстро задремал. Понимая, что Николаю будет теперь не по себе от присутствия Варяга, тот перебрался в переднюю кабину и велел Сквернослову ехать дальше, комментируя все свои действия и объясняя Яхонтову все, чему Славика научил Юрий.

Николай с сочувствием смотрел на лежащего Алексеева и угрюмого Людоеда, который сидел рядом с раненным. Теперь, вторая потеря в их группе лишь дело времени.

— Коля, — послышался голос Яхонтова.

Васнецов вздрогнул. Ни отвечать, ни смотреть на Варяга не хотелось.

— Прости Коля. Но ты просто довел меня. Нельзя так пойми же ты. Надо четко делать, что говорят старшие и опытные. Иначе все погибнем рано или поздно. По глупости погибнем. Не держи зла. Прости и пойми.

— Варяг. Я полезным быть хочу. Нужным. А не этим… «Стой тут и не мешай», — вздохнул Николай.

— А кто сказал, что ты не полезен? Ты вон, сталкеров нашел. Вообще не знаю, как бы мы без них по Москве пробирались. Но не лезь ты, куда не просят. И ладно если первый раз ты так. Но нет. Ты постоянно делаешь совсем не то, что надо. Полезность заключается в самодисциплине и умении выполнять приказы командира. А ты будто все назло делаешь.

— Не назло. Просто… Ну, Славик вон луноход водит. Ты самый опытный искатель. В авторитете. Людоед вообще дьявол какой-то непобедимый. А я кто?

— А ты блаженный, — хмыкнул Крест.

— Не называй меня так.

— Может, просто твое время еще не пришло? — Илья улыбнулся и хлопнул Николая по плечу. — Может ты сделаешь самое важное в нашей миссии? Может именно от тебя зависит будущее Земли?

— Ты издеваешься что ли? — поморщился Васнецов. Однако он почувствовал в душе теплоту от этих слов.

— Слушайте, а что за хрень это вообще была. Кто на Юру напал? — заговорил, наконец, Сквернослов.

— Да медведь это был, — отмахнулся Яхонтов. — Медведь альбинос. Со светлой шерстью.

— Какой медведь к черту? — возразил Николай. — Ты видел его? У него руки и ноги длинные. И шерсть густая.

— Слушай, я на медведя раз двадцать ходил. Медведь это, — настаивал Варяг. — Просто генетический урод из-за радиации получился.

— А сколько раз ты видел бегающего на двух ногах медведя? — усмехнулся Людоед.

— Ни разу, — кивнул Яхонтов. — Но однажды видел, как медведь водит мотоцикл.

— Чего? Как это?

— Ты что, Илья, в Московском цирке никогда не был?

— Был. Там база душманов… была… Пока я туда не пришел с «Ирбисом».

— Варяг, глянь, это что мост впереди? — произнес Вячеслав.

— Точно. Железнодорожный мост. Через… Илья, какая тут река течет?

— Вятка, кажется, — Людоед стал разглядывать карту. — Да. Вятка. Что-то мы на север сильно взяли. Котельнич севернее того маршрута, который я предполагал.

— Ну, так мы по железной дороге едем. Так легче ориентироваться.

— Где-то развилку проморгали. Это не совсем тот путь. Хотя… — он провел плацем по карте до Уральских гор. — Ничего. В принципе нормально.

— Ну, что, махнем через мост? — Сквернослов уставился на командира.

— Давай медленно.

— А если он разрушен?

— Ну, так вернемся обратно и поищем другой путь. Ты видишь, какой тут берег? Обрыв метров тридцать, наверное, будет. Как тут на лед спускаться? Давай помалу через мост.

— Ладно, — Вячеслав кивнул.

Машина неторопливо двинулась вперед. Густая туманная взвесь не позволяла видеть дальше, чем на полсотни метров. Однако все надеялись, что мост целый и не придется искать обходной путь, тратя на это драгоценное время, которого было мало теперь не только у всей Земли в целом, но и Юрия Алексеева в частности…

Страшный гул донеся из тумана, когда они преодолели пару сотен метров. Это было похоже то ли на утробный рык неведомого существа небывалых размеров, или на стон высокого коллапсирующего здания.

— Что за херня?! — воскликнул Сквернослов. — Все это слышали?!

— Да, — нахмурился Людоед и уставился в лобовое стекло.

Гул повторился уже ближе. Машина завибрировала. Вибрация становилась все сильнее. Казалось, что на них несся огромный монстр, издающий устрашающие рыки, накрывающие все вокруг плотной завесой страха.

— Славик! Задний ход! — заорал Яхонтов.

Это не просто луноход вибрировал. Это дрожал весь мост. Причем с каждой секундой все сильнее и сильнее. Словно от тяжелых шагов гигантского левиафана. Машина неслась на максимально возможной скорости назад. А впереди, сквозь белесо-серый туман был виден огромный черный силуэт настигающего и рычащего существа. Он занимал шириной почти весь мост.

— Господи, что еще это такое… — пробормотал Варяг, глядя на это приближающееся нечто.

В машине уже все чувствовали, что мост накренился вперед и вот-вот рухнет, не выдержав тяжести рычащего чудовища.

— Быстрее Славик! Быстрее!

Луноход уже выскочил на твердую землю и в этот момент и мост и скрытое туманом черное нечто вдруг сорвались в падение. Грохот рушащегося моста, громогласно рычащий стон и оглушительный треск ломаемого падающей массой льда и всплески тяжелой от холода воды заполнили собой все пространство. Еще некоторое время отголоски случившегося метались в густых клубах тумана, и слышался всплеск от запоздалых в падении обломков моста. Потом все стихло.

— А это что было? — Сквернослов уставился на Яхонтова. — Тоже медведь переросток?

— Да пес его знает, — вздохнул Варяг.

— Я, кажется, понял, — пробормотал Крест и, открыв шлюз, выбрался наружу.

Остальные последовали его примеру. Осторожно подойдя к обрыву моста, они взглянули вниз. Сквозь туманную дымку отчетливо виднелась неровная черная полоса, пересекающая белый лед. Это были воды реки, освободившиеся в узком участке от своего многолетнего ледового плена обрушившейся на лед массой. Первый пролет моста, по которому они успели проехать, торчал из воды и криво лежал на крутом берегу реки.

— И что ты понял? — Варяг взглянул на Людоеда.

— На той стороне стоял железнодорожный состав с цистернами, — начал говорить Крест. — А мост за эти годы сильно прохудился. Осталось малое, чтобы он рухнул. И этим малым оказался наш луноход. Когда мы ехали по мосту, он стал дрожать и прогибаться. Получив уклон, цистерны покатились нам на встречу и, в конце концов, мост рухнул. Вот что мы слышали, и вот что неслось нам на встречу. Все очень просто.

— Илья, погляди какие тут сугробы. И на мосту тоже самое творилось. Этот снег не дал бы цистернам двигаться, — возразил Яхонтов.

— Очень может быть, что более частый и сильный ветер на середине реки, не давал скопиться снегу в центре моста. А растущий в прогрессии уклон увеличивал и давление, и скорость состава. — Пожал плечами Крест. — Во всяком случае, это выглядит более логично, чем какое-то огромное чудище, несущееся нам на встречу.

— Илья, ты же сам говорил, что ничему не удивишься после морлоков и пси-волков, — Николай взглянул на Людоеда.

— Слушай, блаженный. Всякой чертовщине есть предел. Лично я предпочитаю думать, что это были цистерны. Ибо так оно и есть, скорее всего. А ты предпочитаешь рисовать в уме чудовище и получать кайф от собственного страха?

— Нет вообще-то.

— Ну, вот то-то же.

Сквернослов встал на краю обрушенного моста и смачно харкнул вниз. Проводив собственную слюну взглядом, он пробормотал:

— Да ладно. С этим ясно все. Но нам ведь другую дорогу теперь искать надо.

— Поразительная наблюдательность, — усмехнулся Крест. — Ты, Славик, с рождения такой проницательный или научился где этому?

— Отвали, Крест, — огрызнулся Вячеслав.

— Щас отвалю. Люлей по шее.

— Да что вы опять лаетесь? — поморщился Яхонтов. — Поехали уже. Не забывайте, нам как можно скорее нужно найти мало-мальски цивилизованное поселение. Юру спасать надо.

* * *

Казалось, что этим блужданиям не будет конца. Луноход рассекал своими следами снег вдоль берега реки до самого вечера, пока они, наконец, не нашли подходящее место для дальнейшего пути. Углубившись в лес за другим берегом реки, луноход продолжил свои бесплодные блуждания, пока, наконец, ко всем не пришло неприятное осознание того, что они заблудились. Судорожные поиски пути продолжались и ночью, пока, наконец, луноход снова не оказался у берега знакомой уже реки. Проехав в сторону предполагаемого юга, путники обнаружили и обрушенный мост, где над пропастью нависал локомотив, служивший в некотором роде подтверждением версии Людоеда о цистернах. Выехав на скрытые снегом, но выдаваемые периодически встречающимися характерными столбами, железнодорожные пути, луноход уже уверенно двинулся в сторону востока. На рассвете обнаружилось, что гнетущий туман исчез. Воздух стал совершенно прозрачным, и видно было очень далеко. Когда наступил день, то стало очевидно, что местность уже не такая равнинная как раньше. А далеко на горизонте забрезжили подпирающие свод тяжелых и ленивых туч силуэты гор.

— Урал, — с каким-то трепетом в голосе произнес Варяг.

И было отчего трепетать. Этот хребет был символической отметкой на их пути. Континент, именуемый Европа, заканчивался. Впереди огромная Азия. Сибирь. Чукотка. Берингов пролив. Северная Америка. Аляска. ХАРП!

 

30. Царство рентген

…Эта группа связистов, стали из-за своего прибора настолько невменяемой, что нам пришлось забаррикадироваться от них гермодверью и отгородиться от того узла нашего бункера, наверное навечно. Наше жизненное пространство становится все уже. Сначала ведь мы, точнее спецназеры контролера, взорвали ход в метро. Куда во всей, царившей после этой эпидемии безумия кутерьме делся Старший Контролер, вообще непонятно. Он бы может и мог пролить свет на это странное безумие, которому подверглись не только его якобы-связисты но и многие из нас. Все это напоминало сюжет какого-то хренового голливудского триллера про зомби и прочую нереальную ерунду. Вон вчера, Крыжовников Витя насмерть загрыз Уткина Виталю. В Витю, словно бес вселился. Да не один, а целая чертова армия бесов. Что оставалось делать? Коновалов застрелил его. Некоторые офицеры считают, что Коновалов сам умом тронулся, если подчиненных отстреливает. Пусть и таких, омразевших. Массовые головные боли продолжаются. Сегодня утром, если верить часам, то было утро, я думал, что у меня мозг окончательно разжиженным стал и через ноздри вытечет. А нет. Отпустило малость. Хотя писать тяжело. Виски давит. Глазное давление повысилось. Иногда просто закрываю глаза, чтоб легче стало. И пишу на ощупь. Так что не обессудьте за хреновый почерк. Сколько протяну, понятия не имею. Но я покрепче других оказался. Может это и плохо? Загнулся бы в числе первых и обрел бы вечный покой. Сегодня продолжил попытки связаться с кем-нибудь по спецсвязи. Тишина в эфире. Однако «Янус» по ГЛОНАССу снова вышел на связь…

…Николай потер подбородок. Что за «Янус»? Раньше в тексте он про него упоминания не встречал. А тут дядя пишет «снова». Ах да. Две страницы напрочь нечитаемые из-за воздействия влаги. Наверное, там и упоминалось…

…Странно как-то. Даже не верится. Весь мир замогилил сам себя, а они все это время болтаются преспокойно в космосе. Третий сеанс связи с ними был куда устойчивее предыдущих. Я вот все думаю, а что лучше, быть среди выживших в нашем бункере, или находиться там, в космосе, и наблюдать, как копоть затягивает родную планету? Но они ничего. Держаться молодцом. С ними еще индус. Двое наших и индус. Неплохо по-русски разговаривает. Говорят, на Луну должны были лететь. Что-то припоминаю. Как-то скромно это по телевизору прошло. Наверное, из-за этого приграничного конфликта, да еще цунами и терактов, которые на уши весь мир поставили. Вот и прошел этот запуск как-то тихо. Без пафоса. А ведь событие какое. На Луну полетели. Да не судьба, однако. Но много чего интересного поведали. Например, оказывается, американцы готовили в течении ближайшей пары лет ядерные испытания на Луне. И был у них какой-то секретный меморандум о военно-экономическом потенциале спутника. Там гелий-3 для реакторов нового типа добывать или что-то в этом роде. А после того, как несколько лет назад министерство обороны Израиля заявило о приобретении для перспективной военной базы участка лунной поверхности, все загорелись заполучить клочок и себе. Я вот одно не пойму, как это кто-то может купить участок Луны? У кого? У Господа бога? Луна никому не принадлежит. А тут мало того, что всякие богатеи себе там места прикупают. И вон, фараону этому нашему, кусок Луны на юбилей подарили, помню. Так еще и военные базы. Человек вообще попутал всякие ориентиры и реальность с идиотией хронической? Как так можно? Короче о секретном меморандуме. Совместный проект там у них. С Англией и еще кем-то. Да, наверное, с Израилем. Ну, понятно, установить сверхмощный телескоп для исследований глубокого космоса, поиска жизни во вселенной. Это я понимаю. Метеориты, высматривать, которые долбануть по Земле могли. Благое дело. Но ядерные испытания! А смысл в чем. В перспективе они собирались там установить какие-то бункерные суперлазеры. Суть в том, чтобы держать под прицелом земной шар. Но чтобы получить такой боевой лазер, который мог поражать цели на Земле, нужна колоссальная энергия. Так вот генерироваться она должна была подрывом ядерного фугаса определенной мощности в спецбункере. Идея не нова. Эту хрень придумали янки еще при шизофренике Рейгане, который все носился с этой пафосной херней про империю зла. Только лазеры должны были быть тогда на Земле, и они там били в зеркало на орбите и, зеркало отражало луч в летящую советскую ракету и поражало ее. Ну, бред полный. Это если они немного не угадали с мощностью заряда, то лазер просто превращался в большой фонарик. Если переборщили с мощностью, то лазер сжигал зеркало к хренам собачьим. Попробуй рассчитать мощность ядерного заряда до тонны тротила. А там, наверное, погрешность в центнер могла быть роковой. Это вам не Хиросиму бомбить. Да и взрывы эти. Американцы перепахали бы свою территорию ядерными взрывами и без атаки советских ракет. А вот Луна, совсем другое дело. И если не ядерными зарядами, то энергией Солнца могли воспользоваться. Наши наковыряли где-то денег, наверное, опять какого-нибудь олигарха по сусекам поскребли. Короче подготовили ассиметричный ответ. Конечно, в силу нищеты нашей… Хотя какая к лешему нищета. Если бы все это наше ворье на Колыму свезти, да под расстрельный взвод поставить, то деньги и на марсианскую экспедицию и на жилье военным нашлось бы сразу. И еще осталось бы купить всю Европу с потрохами… Да не об этом речь. Сами мы проект не могли потянуть в одиночку. Не те времена уже. Работали с Индией. Мы им за участие ихнее вроде два полка ПРО поставили, для обороны от пакистанских ядерных ракет. Нам, в принципе, от Индии нужна была только территория для космодрома. Из околоэкваториальных широт легче и дешевле тяжеловесные ракеты запускать в космос. А грузы были серьезные и тяжелые. Дело не только в том, что надо было отправить пилотируемый модуль. Наши ведь для этого дела разработали еще какой-то лунный танк! Фантастическая машина. Могла работать, как робот, а могла и людьми непосредственно управляться. Ну, во-первых, чтобы проводить наблюдения за американскими испытаниями. Нам ведь тоже данные нужны, но сами мы что-то подрывать атомные бомбы на Луне не собирались. А во-вторых, несколько таких машин, а может и одна, были в состоянии изрядно покуролесить на Луне и свести все потуги оппонента к нулю. Это должен был быть наш козырь в торге с Америкой. Дескать, не дурите. Космос мирная территория. Хотя, в принципе и мы, и они и все развитые страны готовились вооружить космос для защиты своих интересов. Да вот вышло так, что поставили жирную точку на своем существовании раньше. Все. Баста…

…Николай еще раз прошел взглядом по тексту. Лунный танк? Даже гадать не надо о чем речь. Даже сомнений нет в том, с какими космонавтами разговаривал родной дядя Николая Васнецова. Все выстраивалось в крепкую логическую цепь. Николай даже закричать от радости захотел, ибо сделано очередное открытие. Он взглянул на лежащего Алексеева. Эх, сколько вопросов в одночасье появилось у Васнецова к этому человеку. Но Юрий снова дремал, после очередной серии уколов, которые сделал ему Варяг. Космонавт буквально час назад приходил в себя и сильно кричал от боли, а потом начинал бредить из-за поднявшегося в организме жара.

* * *

Холмы становились все выше. Склоны все круче. А маячившие на горизонте уральские горы отчего-то ближе никак не становились. Луноход продолжал держаться железнодорожных путей. Проехав очередную ложбину, он обогнул холм справа, и впереди стали виднеться торчащие из снега опрокинутые вагоны.

— Эшелон какой-то разбитый? — Спросил Варяг, пытаясь разглядеть то, что ждало их впереди.

— Пассажирский состав, — ответил Людоед, который следил в перископ. — Думаю, его прошмонать следует. — Добавил он подумав.

— Зачем? — спросил Васнецов.

— Эх, Коля, а еще искателем хотел стать, — усмехнулся Яхонтов. — В поисках полезных вещей. Медикаменты. Шмотки. Информация. Медикаменты сейчас очень кстати будут. Пусть и просроченные. Кое-чем еще можно воспользоваться. Юра плох совсем. Наших запасов может не хватить. Те же бинты.

— Можно старые бинты в самогоне простирнуть и прокипятить потом в воде, — предложил Илья.

— Брось. Они и так от старости расползаются в руках. Представь, что с ними станет после такой агрессивной процедуры.

— Да нет, Варяг, я не против прошманать поезд. Так просто, предложил, — Людоед пожал плечами.

— Ну, значит решено.

Достигнув первого вагона, луноход остановился.

— Славик. Ты в машине останешься. Поглядывай за Юрой. Если что зови сразу. Если проснется или бредить начнет.

— Опять оставаться? — Возмутился Сквернослов.

— Я полтора раза повторять не буду. Все. — Отрезал Варяг.

Земной шар завершал очередной цикл. Снова спускались ледяные сумерки, сменявшие на посту морозный день. Снег под ногами громко хрустел. Вагоны на две трети были утоплены в снегу. Все были либо опрокинуты, либо накренились. Только после тщательного осмотра ложбины стало ясно, что послужило причиной крушения поезда. Столкнулись два состава. Один пассажирский, другой очень похож на тот, что они видели на записи с видеокамеры, которую обнаружили в погребенном под снегом джипе.

— Вы этот состав посмотрите, я пойду, погляжу на тот, — произнес Варяг и двинулся вперед.

— Только не задерживайся, — сказал ему Людоед.

— Само собой.

Николай и Крест проникли в первый вагон пассажирского состава. Окна давно отсутствовали, и это было совсем не сложно. Первый спрыгнул в опрокинутый вагон Илья. Он проверил радиационный фон счетчиком Гейгера и утвердительно кивнул Васнецову. Фон в норме. Это был плацкартный вагон. Беглый осмотр позволил быстро сделать выводы, что поживиться тут нечем. Никаких полезных вещей, кроме разнообразного мусора и осколков битых стекол они не обнаружили. Кто-то уже давно вынес отсюда даже все сидения.

— Опоздали мы. Лет на двадцать. — Пробормотал Людоед. — Давай вылазь. Дальше пойдем.

Выбраться наружу оказалось несколько сложнее, чем проникнуть внутрь. Тем не менее они это сделали. В следующем вагоне картина была схожая.

— Слышь, блаженный. Давай так. Смотрим в окна. Без нужды не лезем. А то так до утра копошиться будем.

— Согласен. И хватит называть меня блаженный. — Буркнул Николай.

— Ладно, блаженный. Не буду.

Они двинулись к следующему вагону.

— Слышь, Людоед…

— Чего.

— А у тебя есть какое-нибудь прозвище, которое тебе не нравится?

— Терпеть не могу, когда меня называют зайка, — ответил Людоед.

— Слышь, зайка…

— Я тебе, Коля, сейчас ноздри вырву! — Крест угрожающе посмотрел на Васнецова.

— Да ладно. Пошутил я, — развел руками тот. — Кстати, ты все интересовался секретом нашего лунохода, помнишь?

— Ну.

— Эта машина для наблюдения за ядерными испытаниями.

— Чего?

— Ну, американцы собирались проводить на Луне ядерные испытания. Какие-то там лазеры хотели ставить, чтоб Землю под прицелом держать. А это наш, типа ассиметричный ответ. Если что, подъезжает эта машина и ломает все их конструкции. Лунный танк, понимаешь?

— И откуда ты это взял?

— Да все из дневника того.

— Блин. Ну, просто Библия какая-то. Про все там есть. — Хмыкнул Людоед.

— А чему удивляться. Я бы на месте дяди, тоже все что знал, записал бы. Для будущих поколений. Да и через бункер тот, много информации проходило.

— Что-то не вяжется. Танк, а без оружия. Хотя… Перископ там интересный. Насколько я понял, его снять можно легко и установить что-то другое.

— Что именно?

— Да хоть пушку. Ладно. Стой тут. Я быстро. — Крест полез в очередной вагон. Посветив туда фонарем, он видимо увидел что-то заслуживающее внимание.

Изнутри послышались шаги Ильи. Затем тишина, сменившаяся какой-то возней. Потом жуткий грохот и треск.

— Людоед! Что случилось?! — крикнул в окно Николай, приготовив оружие.

— Ничего, — прокряхтел Илья, — перегородку плечом задел.

Снова послышался грохот. Удар. Треск. Возня. И обратные шаги. Из окна вылетел старый матрац. Следом еще один. За ним завернутые в старое одеяло упаковки бинтов, ваты и флаконы с йодом и зеленкой. Последней вылетела потрепанная книжка со сканвордами. Наконец показался и сам Людоед. Он засунул сканворды в карман шинели и стал стряхивать с себя изрядное количество пыли, которое собрал своей одеждой внутри.

— Собирай барахлишко да дальше пойдем. Тут больше ничего интересного.

— А матрацы нам зачем? — недовольным тоном спросил Васнецов. Лишний груз тащить не хотелось. А тащить явно ему, так как Крест был заинтересован лишь той потрепанной книжкой.

— Может, встретим кого. Обменяем на что-нибудь. Пригодиться короче. Пошли.

Еще один вагон был пуст. В другой Людоед снова полез. Немного повозившись внутри, он выругался из-за того, что там нечего было взять, и вылез наружу. В руках он держал выцветшего плюшевого медведя. Бросив его на снег, Людоед вздохнул и, достав из кобуры пистолет, протянул его Николаю.

— На. Добей бедолагу. У меня рука не поднимется.

— Крест, как это понимать? — Васнецов в недоумении посмотрел на Илью.

— Да ладно. Пошутил я. Пойдем дальше. — Людоед убрал оружие обратно в кобуру и двинулся к следующему вагону.

Николай последовал было за ним, но вдруг остановился и взглянул на мягкую игрушку. Обветшалый. Сотню раз промокший и обледеневший. Брошенный на долгие годы. Он был, словно живой и всем своим видом вызывал сострадание до рези в сердце. Николай осторожно поднял его и стряхнул с него свежий снег. Затем заглянул в окно вагона и, найдя что-то оставшееся от сидения рядом с окном, аккуратно усадил туда плюшевого медведя. Двинувшись по следам Людоеда, Васнецов снова остановился и вздохнул. Перед глазами все еще был этот жалкий плюшевый медведь с грустными глазками-пуговками.

— Я совсем рехнулся, — мотнул головой Николай и вернулся к игрушке. Заглянул в окно. Тот сидел на своем месте и выглядел так жалко и одиноко, что Васнецов почувствовал ком в горле. Даже в глазах защипало. Он схватил игрушку и, завернув его в один из матрацев, которые тащил, бросился догонять Илью.

Людоед уже вовсю орудовал в очередном вагоне. В отличие от предыдущих, в нем не было окон. Зато был сильно раскурочен бок, в котором зияла большая рваная дыра. Внутри слышалась возня Людоеда.

— Твою мать, — досадливо бросил он.

— Чего там, Илья? — спросил Николай, загляну внутрь.

— Это почтовый вагон. Ну, думаю, поживимся сейчас. А хрен там. Все посылки давно растащили. Даже ни одной бандероли не оставили, мародеры хреновы. Зато мешков с письмами столько, что хоть пирамиду Хеопса складывай… На кой хрен они… На. Лови.

Он кинул два мешка.

— А это зачем? — возмутился Николай.

— Почитаем на досуге. — Крест выбрался из вагона. — Твоя записная книжка, убедила меня, что чтение великое, мать его, благо. Черт, порвался один. — Он поднял несколько выпавших писем. Конверты были одинаковые. Белые с красным окаймлением. — Воинская почта. Конверты у писем солдатские.

На крыше вагона послышались шаги. Затем сверху упала обветшалая военная кепка из камуфлированной ткани, вещмешок и портупейный ремень с кобурой.

— Ну, как тут у вас? — это был голос Яхонтова. — Он спрыгнул с крыши и стал стряхивать с себя снег.

— Кисло, — пожал плечами Крест. — Ничего толкового. А у тебя?

— Да так. Два цинка для калашника. Странно, что их до нас никто не нашел. Полдюжины индивидуальных армейских аптечек еще, для условий ядерной и биологической войны. Пистолет Макарова заклинивший. Там в кобуре. Это состав с пусковыми установками баллистических ракет был.

— А ракеты? — оживился Крест.

— Ну, само собой их там нет уже давно. Наверное, успели запустить. Фонит там, зараза. В двух вагонах до двухсот рентген.

— Ну, это еще не фонит, — махнул рукой Илья.

— А у вас тут сколько?

— Восемьдесят максимум. Как на белых песках Бразилии. Я не пойму, какой идиот допустил, чтобы поезда столкнулись?

— Как всегда, виноват стрелочник. Я так думаю, — усмехнулся Варяг. — Слушайте. Тут ерунда за теми холмами какая-то твориться.

— Чего там? — насторожился Крест.

— Вы звук такой не слышали? Как раскаты грома и хлопок?

— Нет. А что?

— А я вот услышал. Наверное, оттого что я ближе был и там более-менее ровное место, и звук дошел. Короче громыхнуло далеко и хлопнуло одновременно. Смотрю в бинокль и вижу, туман расползается. Вот словно ниоткуда взялся. Расходится в стороны, а в центре клубится ввысь. Километров пять до того места, наверное.

— Туман говоришь? Как в Котельниче что ли? — спросил Крест.

— А черт его знает. — Яхонтов почесал бороду. — Думаю, небольшой крюк сделаем и поглядим. Как считаешь?

— Разведать, конечно, надо. Да мне не нравится все это. Чем дальше, тем больше непоняток. В Москве все ясно. Морлоки, пси-волки, амазонки, люди. А тут. Увидел бы пси-волка сейчас, кинулся бы с ним обниматься на радостях. Родное что-то.

— Ага. Морлоки особенно… Родные… — Усмехнулся Варяг, поднимая свои трофеи. — Ладно, пошли к луноходу.

* * *

Оставляя позади застывшее, словно вмерзшее в пространство и время крушение поездов, луноход двигался ведомый Варягом в направлении странного явления. Того, что описывал искатель, видно уже не было. Но воздух действительно затянуло туманом. Видимость упала совсем. Туман и сумерки сделали свое дело.

— Думаешь, на Котельнич отсюда тянет? — Спросил Крест у Яхонтова.

— Да я не уверен, что и тут и там одно и то же явление. Хотя вроде, похоже. — Ответил Варяг.

— Кажется с прибором что-то, — заявил сидящий рядом с искателем Вячеслав.

— Что такое?

— Датчик наружной температуры. Вот, — ткнул Сквернослов пальцем в панель. — Минус пятнадцать показывает. Такого быть не может. Там минус сорок или около того.

— Да. Действительно странно, — продолжая вести луноход, он посмотрел на панель и постучал пальцем по стеклу прибора.

— Варяг, стой!!! — заорал Крест.

— Твою мать! — воскликнул Яхонтов.

Машина успела остановиться в метре от внезапно возникшей пропасти впереди.

— Ох, сейчас бы кувыркались, — нервно засмеялся Людоед. — Сдай мальца назад.

— Эх ты, старый, глаза твои слепые, — попытался сострить Вячеслав, но почувствовав угрожающе близко от своего лица кулак Яхонтова, умолк.

Только выбравшись из машины, они обнаружили, что тут практически нет снега. Только наледь. И температура была действительно около пятнадцати градусов мороза. В одежде, адаптированной для более экстремальных температур, путники сразу стали потеть.

— Что за чертовщина, — пробормотал Людоед.

Однако порыв ледяного ветра, заставил их вспомнить, что они живут в мире вечной зимы.

Ветер погнал туман от пропасти, в которую они чуть не угодили, в сторону далекого уже Котельнича. Перед ними открылась огромная котловина, дно которой не просматривалось из-за сумерек и клубящегося внизу тумана. Однако иногда казалось, что где-то на немыслимой глубине иногда вспыхивают оранжевые всполохи. Над всей этой странной местностью стоял какой-то гул. Край котловины был изогнут и, похоже, стремился к окружности, охватить которую было невозможно взглядом. Почти идеальная линия края была изъедена эрозией и некогда обильными ливнями.

— Я что-то не пойму, — пробормотал Варяг и, наклонившись, поднял какой-то кусок. — Что за…

Это был бесформенный слиток расплавленного стекла размером с два кулака. Варяг пристально посмотрел на него и вдруг отшвырнул от себя.

— Крест! Быстро дозиметр достань! — воскликнул Яхонтов.

— Это не может быть воронкой от взрыва, — пробормотал Илья, засунув руку в подсумок, где хранился его дозиметр.

— Только если тут не полсотни мегатонн, — мрачно ответил Варяг, вглядываясь на клубящийся туман в глубине котловины. — Похоже, там внизу лава бурлит. Вулкан… Или, кальдера… Как там Юра говорил…

— Кто мог применить такой заряд? У кого была пятидесятимегатонная бомба? Если это только не кузькина мама Хрущева. — Людоед включил дозиметр.

— Возможно, заряд вызвал реакцию чего-то. Атомная станция или ядерные боеприпасы поразили и в совокупности…

Примерно в километре раздался похожий на раскаты грома грохот и шипение. Все резко повернули головы. Из низко плывущего слоя тумана, вырвался на несколько сотен метров вверх гигантский фонтан пара и кипящей воды.

— Гейзер! — воскликнул Илья. — Так вот что конденсирует туман и почему тут теплее!

— Илья, что с дозиметром? — тревога в голосе искателя увеличивалась.

— Погоди… Черт…

— Что?

— У меня потолок — тысяча рентген, — проворчал Людоед.

— Ну? И?

— Зашкалило.

— Быстро в машину!!! — Закричал Варяг, кинувшись к луноходу.

* * *

Вездеход мчался в обратном направлении. Вячеслав выжимал из машины все что можно. Все были озабоченны одной мыслью — убраться подальше от того жуткого места.

Николай придерживал стонущего Алексеева, чтобы тот не свалился со своего ложа, нанеся себе при этом дополнительные травмы.

— Нам конец, да? — Васнецов уставился на Людоеда испуганными глазами.

— Тысяча рентген… неприятно конечно, но мы там минут пять были. Не больше. Проблема в другом. — Илья судорожно разворачивал большую карту.

— В чем?

— В том, что там было больше тысячи рентген. У меня максимум на дозиметре, это тысяча. Но прибор зашкалило. Может там тысяча сто. А может десять тысяч. Вот это совсем погано… Никого, кстати, не тошнит?

Если бы Людоед не спросил, то наверное Николай и не почувствовал бы приступа тошноты. Но именно после этого вопроса его посетил рвотный спазм. Из-за чего это? Страх? Мнительная реакция после вопроса? Укачало таким экстремальным движением лунохода? Или… Началось убийственное действие радиации?…

— Меня не тошнит! — Крикнул Ваяряг.

— Меня тоже! — вторил ему Вячеслав.

Это несколько успокаивало.

— А меня… — Васнецов уставился на Илью…

— А тебя, блаженный, по любому тошнить будет. Так что без паники…

Луноход подпрыгнул на очередном ухабе. Он неумолимо несся к железной дороге, где по-прежнему лежали два столкнувшихся состава.

Крест, наконец, развернул карту и стал ее изучать.

— Варяг! — крикнул он, спустя несколько минут.

— Чего?!

— Мне кажется, это был Киров!

— Что? Где?

— Где воронка. Там, по-моему, раньше был Киров!

— Ты уверен? Я думал что… Слава!!! Еб…!!! Что за…!!!.. Раздался скрежет и сильный удар.

Николай понял, что луноход снова подпрыгнул. Но вместо очередного удара пола по ногам, резко врезала стена. Васнецов со всей силы вжал космонавта в сидение, не давая ему упасть. Сбоку зашелестел картой и матерился Людоед. Его повело куда-то в сторону.

— Гусеницу порвало! — завопил Сквернослов.

Николай понял, что машина больше не едет, а с невероятной скоростью куда-то кувыркается. Вот он заметил, как в него летит его же автомат. «Что ж я его не закрепил», — подумал Васнецов, и сильный удар прикладом в лоб прервал его размышления.

 

31. Письма

Луноход лежал на боку. Всего в двадцати шагах от столкнувшихся поездов. Благо, что в наборе инструментов, которые путешественники прихватили с собой в Надеждинске, была и ручная лебедка. Шансы поставить машину «на ноги» были большие. Однако перед этим было необходимо произвести ремонт левой гусеницы, два трака которой рассыпались от удара по массивному куску гранита, оказавшемуся на пути под тонким слоем снега. Производить ремонтные работы ночью, было сопряжено с определенными трудностями и риском. Но если с темнотой можно было справиться при помощи фонарей и переноски, подключенной к бортовой электросети лунохода, то нападение зверей осложняло и так не простую ситуацию. Но вскоре стало ясно, что эта местность совсем необитаема. Никаких следов на снегу после тщательного осмотра найти не удалось. Никаких нор. Ничего живого. Отчего животные сторонятся этих краев, стало ясно около полуночи. Когда всем путникам стало очень трудно дышать. Стелящийся туман и ленивый ветер, покрыл все вокруг шалью углекислого газа, сочащегося из котловины и разломов в районе гейзеров. К счастью ветер вскоре усилился и стал дуть под другим углом. Пусть и стало холодней, но углекислоту начало гнать в другую сторону и угроза задохнуться миновала. Теперь можно было покинуть аварийную машину…

Васнецов подбросил еще пачку конвертов с письмами в костер, который разожгли Варяг и Людоед во втором почтовом вагоне, который был практически пуст. Сделав из трубы локомотива нехитрый дымоотвод, они притащили две вязанки дров, что были припасены в луноходе на всякий случай. Костер был необходим, чтобы Юрий не замерз. Пока шел ремонт машины, после которого необходимо было ее опрокинуть и привести в нормальное положение, было решено поместить раненного космонавта сюда. Васнецову, поскольку он и сам пострадал от удара по голове собственным оружием, было велено в ремонт лунохода не вмешиваться, а следить за костром в этом вагоне и присматривать за Юрием.

Он осторожно потрогал ноющий лоб, замотанный бинтом. Бинт был теплый и липкий от пропитавшей его крови. Николай осторожно, чтобы не провоцировать новых болезненных ощущений, повернул голову и взглянул на Алексеева. Тот лежал с закрытыми глазами на тех самых матрацах, что недавно извлек из вагона Людоед. Снаружи слышались стуки и позвякивания инструментов. Полным ходом шел ремонт. У машины оставались Крест и Яхонтов. Только их голоса были слышны. Славику, судя по всему, велели прочесать все вагоны и собрать оттуда все деревянное, что может гореть. Офицеры только и говорили, что о той загадочной котловине, продолжая спорить о том, что ее могло породить. И если это был сверхмощный взрыв, то поезда, скорее всего, должны были полностью сгореть. Но следы горения обнаружены лишь на столкнувшихся локомотивах и на двух вагонах военного состава. И причиной этого пожара было само столкновение, но не тепловое воздействие термоядерного взрыва. И тогда, если поезда появились тут после взрыва, то могли ли уцелеть пути, учитывая, что эта жуткая воронка находится менее чем в десяти километрах от места крушения? Спорили они долго и горячо. У каждого находились веские доводы в пользу той или иной версии, но поставить точку они так и не могли. Так и осталось загадкой, что послужило причиной появления этой котловины и что происходит на ее дне. Варяг и Илья так и продолжили бы свой спор, но послышался хруст снега от шагов и голос Сквернослова.

— Вот. Проверяйте…

Затем характерный звук падающей охапки деревянных реек и брусков. Да. Конечно. Все надо было проверить дозиметром, прежде чем кидать в огонь. Николай хорошо помнил занятия по выживанию, что проводили с ними в родном Надеждинске. Он знал о дозах радиации. О рентгенах и микрорентгенах. Знал, чем чреваты определенные дозы этих самых рентген. Понимал он и то, что со временем приставка микро практически исчезла из лексикона. По привычке. Ведь первые годы не было никаких микро. Были рентгены. Бешенные. Беспощадные… Убийственное излучение. В почве, в растениях, в дожде, в могилах умерших от лучевой болезни. Практически всюду… Радиации с той поры стало много меньше, но микрорентгены так и называли. Рентген. Более старшие люди, особенно преподаватели, иногда отмечали, что в лексиконе человека произошли пусть не всегда заметные, но четко характеризующие новые условия жизни изменения. Даже это московское слово — ядрена, было чем-то особенным. Мало кто помнил, что это слово когда-то означало. Но теперь в этом коротком и неуклюжем наборе букв было зажато все то, что произошло всего за несколько летних дней двадцать лет тому назад. По всему миру…

Николай достал из рюкзака плюшевого мишку и разгладил полинявший и давно осыпавшийся ворс. Посмотрел в его грустные пластмассовые глазки. Сколько в нем рентген? Дозиметры были лишь у Варяга и Людоеда. Попросить их произвести замеры… Так ведь на смех поднимут. Глупо конечно. Глупо, если исходить из соображений разума. А с чувствами что? Эта неживая игрушка в один миг стала для него родной и отказываться… выбрасывать… От одной этой мысли стало ныть сердце.

— Что же с хозяином твоим? Или хозяйкой… — Вздохнул Васнецов и прижал к себе медвежонка. — Ну и пусть ты радиоактивный. Ну и пусть…

Вдруг, лист железа отогнулся и в вагон вошел Людоед. Он свалил перед собой охапку реек и кусков фанеры. Отряхнулся и взглянул на Николая. Почему-то именно ему надо было занести дрова. Хотя собирал их Славик.

Васнецов друг остро ощутил, как глупо он выглядит. Но еще глупее было бы сейчас прятать медвежонка и вести себя как нашкодивший подросток. Пусть смеется. Плевать. Хотя, в глубине души Николай восхищался Людоедом, даже когда совершенно не принимал его противоречивые и жесткие поступки. И слышать насмешки от человека, которого уважаешь, особенно больно.

Крест не смеялся. Он, молча, посмотрел на плюшевого медведя. Затем прямо в глаза Николая.

— Как голова? — спросил он, кивнув и бросив мимолетный взгляд на лежащего Юрия.

— Полегче.

— Хорошо, — кивнул Людоед и снова посмотрел на медвежонка. — Решил его забрать?

— Я… Илья… просто… — Николай не знал, что ответить и чувствовал, что сейчас Крест, наконец, разразится хохотом и позовет остальных поглядеть на эту нелепую сцену.

— Не надо оправдываться, — нахмурился вдруг Илья. — Я все понимаю. Если ты будешь искать оправдания, то обидишь его.

— Кого? — удивился Васнецов.

— Медвежонка.

Крест говорил совершенно серьезно, и это обескураживало. Именно такой реакции Николай никак не ожидал.

— Илья… У тебя дозиметр с собой? — тихо спросил он.

— Да, — Крест кивнул, — давай его сюда.

Он без лишних слов понял, что хотел от него Николай.

Васнецов протянул медвежонка. Илья принял его очень осторожно. Замерив уровень радиации он улыбнулся и вернул игрушку Николаю.

— Норма.

— Спасибо, — прохрипел от волнения Васнецов. — Спасибо тебе Илья.

— Да не за что. Кстати, у него скоро лапа отвалится. — Людоед достал из кармана шинели тряпичный сверток и протянул его. — Держи. Тут нитки и иголка. Пришей.

— Спасибо, — больше Николай ничего не мог сказать. Он чувствовал, что сейчас расплачется. Но в этот момент в вагон вошел Сквернослов.

— Крест! Ну, где ты пропал? Варяг там матюгается во всю. — Сказал Вячеслав и вдруг уставился на своего младшего брата. — Опа! — усмехнулся он. — Коль, ну ты даешь. Это что такое… Головой сильно тюкнулся? — Он перешел на смех. — Ну детский сад ей богу!

Васнецов растерянно посмотрел на Людоеда. Тот прищурился, жуя кончик черного уса. Он иронично посмотрел на Сквернослова, затем перевел взгляд на Николая и поднял бровь. Он ждал реакцию Николая.

— И что ты смешное увидел, Славик? Отчего над Аленкой не смеялся, которая старше меня, но в куклы до смерти играла? — резко ответил Васнецов.

Сквернослов побагровел, нахмурился и сжал кулаки.

— Чего молчишь? — неожиданно и резко, Крест хлопнул Вячеслава по спине. — Тебе очень дельный вопрос задали. Ну?

Сквернослов молча посмотрел на Людоеда.

— Нечего сказать? Ну, так я скажу, дружок. Когда рядом старший брат, который может и питает к младшему любовь, но камуфлирует сантименты под постоянными насмешками и глупыми и часто неуместными шутками, то становится обидно. Когда рядом старший наставник, который дошел до того, что избил руками и ногами, пусть и за реальный проступок, но нереально больно, становится горько. Когда рядом умирающий товарищ, которому не можешь ничем помочь, становится стыдно. А когда еще и рядом злой морлок, у которого на счету столько человеческих жизней, что и вообразить фантазии не хватает, то вообще хочется отгородиться от всего мира. И все это называется очень просто. Одиночество.

— Да вы вообще шуток не понимаете что ли?! — воскликнул Сквернослов.

— Только если им время и место. А пока захлопни пасть и пошли работать. — Людоед подтолкнул Славика к выходу и пошел следом.

— Ну, вы даете ребята! — взмахнул руками Сквернослов и покинул вагон.

— Ахиллес! — воскликнул Николай осипшим голосом, торопясь пока Крест не вышел.

Тот обернулся. Такого обращения, судя по удивленному взгляду, он не ожидал.

— Что, блаженный?

— Я не считаю тебя злым морлоком.

Тот задумчиво покачал головой и, глядя в пол, ответил:

— Но я такой и есть. — И он ушел.

Николай крепко прижал к себе медвежонка и, уткнувшись в него лицом, зарыдал. Горько и отчаянно. Он оплакивал потерянное в дыму ядерного пожарища детство, о котором напомнила эта игрушка. Оплакивал мать, чьей ласки ему всегда не хватало. Оплакивал миллионы людей, которых не стало в один миг. И среди которых, возможно, был тот ребенок, который когда-то радовался покупке родителями этого медвежонка. Оплакивал Аленку с улицы Советской, о которой так неделикатно напомнил названному брату. Оплакивал Рану, которая тоже лишилась детства еще до рождения, а потом и жизни лишилась из-за его рокового выстрела. Оплакивал молоденькую безымянную людоедку, которая не знала ничего кроме потакания грязным желаниям своих клиентов и хозяев, и которая сгорела по прихоти Людоеда. Оплакивал девицу, которую сожрали заживо морлоки и которую он не смог спасти. Участкового Дыбецкого и его семью… Конфедерацких ребятишек, собиравших в бою опустевшие автоматные рожки… Андрея и Ульяну… И никого роднее, ближе и живее чем этот плюшевый мишка для него не было сейчас. Но в этих слезах горя и безысходности, несколько капель были радостными. От той затерявшейся в боли радости, которую подарил ему Людоед своим участием и пониманием…

* * *

…Здравствуйте. Данным письмом спешу сообщить, что, на мой взгляд, Вы (уж простите за дерзость) не в полной мере владеете обстановкой. Текст данного письма я продублировал и электронной почтой. Хотя, гложут меня сильные сомнения, что если и не затеряется и это письмо и то, что я отправил по электронной почте, в Вашем секретариате, то некоторые люди, перебирающие Вашу почту, уж точно застопорят его. И хуже всего, натравят на меня, извините за такую формулировку, узаконенных опричников коим никакие законы не писаны. Надеюсь, что принятые мною меры предосторожности позволят все-таки мне избежать больших неприятностей. Но моя боль и обида за нашу державу заставляет меня сделать данный шаг. Ни смотря на то, что это может повлечь угрозу моей жизни, или Вы просто сочтете меня за сумасшедшего, если прочтете его.

Вот несколько тезисов, которые я хочу изложить. Для начала хочу сказать, что, чего уж греха таить, в Вашем окружении достаточно лизоблюдов и подхалимов, которые будут рапортовать Вам об успехах. О небывалом подъеме. О том, что все мы идем правильным путем. Стоит включить главные каналы на телевидении и сплошь одни успехи и благодать, за исключением постоянных пожаров в домах престарелых и прочих интернатах. Вы, не смотря на занимаемый Вами высокий пост, всего лишь простой смертный человек и не можете объять необъятное. Но только голос адекватного представителя простого люда может пробиться сквозь толщу победных реляций (если конечно он действительно может пробиться) и донести Вам некоторые факты которые несколько разнятся с тем, что Вам говорят Ваши подчиненные.

Первое. Вы очень много и красиво говорили о борьбе с коррупцией. Может, результаты и не могут иметь место быть так скоро, но Вы-то должны понимать, что это настоящая и безжалостная борьба. И каждый день этой борьбы, в котором Ваш крестовый поход на коррупционеров не приносит никаких результатов, наносит огромный урон нашей стране. Взять к примеру мэра нашего маленького городка П… У нас каждый дворник знает, что выиграл он выборы подтасовкой билютеней. У него административный ресурс, поскольку он член правящей партии. У него возможности подкупа, поскольку он бизнесмен и, уж чего греха таить, вор. Он снабдил неблагополучные районы нашего города и городского округа водкой и спившиеся в силу общего упадка общества, субъекты, отдали ему свои голоса. Он пообещал командирам частей содействие в улучшении жилищных условий и те обеспечили голосование солдатами в его пользу. А солдаты из разных регионов страны им, честно говоря, наплевать, за кого отдавать голос, поскольку им тут не жить. Явка избирателей в провинциальных городках, где нет никакой культурной жизни и плохо с нормальной работой, очень невелика. И я знаю конкретно от человека из избирательной комиссии, что им было дано указание (на нескольких подконтрольных участках) после закрытия избирательных участков заполнять пустые бланки в пользу именно кандидата Ш…

Не прошло и двух лет как группа противников данного субъекта все-таки добилась того, что дело о правомочности его полномочий и о его сомнительных делишках пошло в конституционный суд. Однако как мне удалось выяснить, Ш. сам лично отправился в столицу и уплатил порядка восьми миллионов рублей за то, чтобы в секретариате суда конверт с документами ушел в бумагорезательный аппарат. Мыслимо ли такое в стране, где идет борьба с коррупцией? Мыслимо ли, что его жена, став виновницей ДТП, в которой один пострадавший впал в кому, не понесла никакого наказания? Более того, по документам расследования, она вообще якобы находилась в трехстах километрах от места ДТП у своих родителей, а ее джип оказался на месте ДТП только потому, что его якобы угнали. Хотя все свидетели опознали жену мэра за рулем. Так вот я отвечу. В нашей стране, это, увы, система. Это в порядке вещей. Еще хочу сказать вот что. У нас есть одна частная строительная фирма. Руководит ею бывший офицер Советской армии. В год, когда развалился союз. Он просто бросил службу. Не уволился, а именно бросил. Перестал ходить на службу и выполнять свои обязанности. Никакого наказания он не понес. Но это полбеды. Он практически сразу занялся бизнесом. Откуда у него начальный капитал взялся, вопрос серьезный. На данный момент он имеет двойное гражданство. Одно наше, другое одной из бывших республик, которая сейчас состоит в НАТО. И это полбеды. Но его фирма имеет эксклюзивные права на производства ремонта в воинских частях нашего городка и близлежащих окрестностей. На объектах всех категорий секретности. Причем некоторые его работники — иностранцы. Что можно ждать от этого человека? Помимо установки жучков и прочего шпионского оборудования, замеров радиационного фона и подсчета личного состава, можно просто в стены бомбы замуровывать. И взорвать их, когда нужно. Вы скажете, что это невозможно? Так невозможно это лишь потому, что Вы не хотите в это верить? А нормально, что постоянные визиты в воинские части устраивает так называемый комитет солдатских матерей? Они лезут всюду. Они грозятся санкциями, когда узнают, что у солдат конфискуются мобильные телефоны, хотя в уставе прописано, что магнитофоны, радиоприемники, фотоаппараты и прочее (а к прочему естественно надо отнести мобильные телефоны) должны храниться в сейфе командира и выдаваться только командиром в выходные и праздничные дни. И самое смешное, что председателем нашего областного комитета солдатских матерей является особа, у которой нет сыновей. У нее одна единственная дочь. И та, простите, уже лет семь в Израиле живет. Скажите, это нормально? Более того, она по совместительству покровительствует какой-то религиозной организации, которая не имеет никакого отношения к традиционным религиям, таким как православие, ислам, иудаизм, католицизм или буддизм. Проще говоря — это секта. Это нормально?…

— Нет, — пробормотал Николай и, скомкав письмо, швырнул его в костер. — Что толку теперь. Нормально или нет… Не то донос, не то крик души чей-то…

Васнецов разорвал еще один конверт и бросил его в огонь, оставив в руках бумажку с текстом.

…Здарова Баклан! Пишет тебе, если ты еще не допер, Димка Вандал. Охрененный тебе армейский привет, шкера ты зачуханная! Как сам? Как Толик, Жбан, Валет и Димедрол? Все по подвалам отдупляетесь? А я вам вот что скажу. Харэ повестками задницу подтирать. Идите в армию. Тут клево! На вафла отвечаю!

Кстати, передай Валету, что у нас в армии слово Валет означает, типа тупой лох! Так ему и передай! Никакой дедовщины тут нет. Все это выгон. Главное мужиком быть, а не петушком. Я вот с учебки в часть приехал, захожу в казарму. Там типа перцы на койках лежат в дневное время. Трое. Я громко так говорю — Кто тут основной дед? Встает так лениво лошара один. Подходит, мезицем, падла в зубе ковыряется. Смотрит на меня что на хамно и отвечает — Ну, типа я. А те чо? А ему с ходу в морду. Теперь, говорю, я тут основной. Носки мне постирай высерок!..

— Тьфу ты. Славику бы понравилось это письмо, — Николай отправил и его в костер. — Что там дальше?

…Здравствуйте дорогие родители. Как там у вас дела? К сожалению, мы не сможем приехать к Вам в июле, как обещали. Цены на билеты снова выросли. То, что нам удалось скопить, хватит теперь только в одну сторону…

…Привет сестренка. Очень рад, что ты нашла достойного парня. Увы. На свадьбу приехать мне не судьба. Отпуска зарубили опять. Контрактников даже за пределы гарнизона теперь не выпускают. Расторгнуть контракт пока не получается. Сказали, что неустойку большую платить придется. Хотя все это словоблудие о престижности службы запарило капитально. Платят более чем в два раза меньше, чем обещали. Многие хотят расторгнуть контракт. Несколько ребят из батальона вообще уехали в отпуск и не вернулись. Забили на службу. На них дело уголовное завели. Платили бы нормально, так и не было бы такого. Прости сестренка. Не смогу на твоей свадьбе погулять…

…Лизка! Никита мне все про тебя написал! И про тебя и про Семена. Я не думал что ты такая лживая тварь. Дембельнусь, приеду, отрежу вам обоим бошки на…

…Здравствуй мама! Я попал в очень хорошую часть. Нас тут всего человек тридцать срочников. Никто не обижает. Кормят хорошо. Я после учебки три кило веса набрал! А еще у нас очень хороший старшина. С ним всегда можно поговорить о чем угодно. Такое ощущение, что он знает все. Приносит постоянно на дежурство камеру и фотоаппарат. Снимает наш быт. Службу. Приколы всякие. Обещал каждому записать все на диски. Хороший он, в общем, человек. Он нам как старший брат. Только помешанный он немного на войне. Говорит, что скоро будет большая война. Иногда страшно от его слов становится. Хотя, может у него просто работа такая, морально нас готовить…

…Здарова братан! Прости за неровный почерк! Пишу из горящего танка на сапоге убитого товарища! Нога у него еще дергается! Гы-Гы-Гы!!! Это шутка такая!..

…Знала бы ты, какая тут великолепная природа! И поскольку места эти совсем не тронуты человеческой деятельностью, то даже сотовая связь тут не работает. Вот и пишу тебе по старинке. Уже сделал более двух сотен фотографий. Печатать и выслать возможности нет. Пока закидываю на диски. Хорошо, что ноутбук прихватить с собой догадался. Как приеду, покажу…

…Здравствуй любимый. Ты говорил мне по телефону, что поучить письмо, которое можно держать в руках, ощущая исходящий от него запах возлюбленной, писавшей его, великое счастье. И вот я решила тебе написать…

— Письма… — это был голос Юрия.

Николай повернулся. Алексеев смотрел на ворох конвертов, что был свален рядом с ним.

— Странно. В эпоху интернета, мобильных телефонов и СМСок еще кто-то писал письма. — Устало проговорил он.

— Юра. Как ты? — участливо спросил Васнецов.

— Как я? Разве ты не чувствуешь запах сыра? Такой режущий и навязчивый запах. Да ты конечно не знаешь как пахнет сыр. Сколько тебе было, когда все началось? А потом… Никакого сыра. Никакого молока. Они несли в себе столько радионуклидов… Так пахнет смерть, Коля. Теперь так пахнет смерть. Это гангрена.

— Может все еще… — Николай отчего-то не знал, как лучше докончить фразу.

— Знаешь, я когда совсем был маленький, крепко запал мне в память один фильм. В то время был еще СССР. И мир тогда был очень близок к мировой войне. И вышел на экраны такой фильм. «Письма мертвого человека». Я хорошо помню, как затаив дыхание смотрел его на экране старенького черно-белого «Рекорда». Мне было страшно. Но я смотрел как завороженный. Ведь это был фильм о последствиях ядерной катастрофы. А самым большим моим страхом тогда была — ядерная война. Причем я больше всего боялся, что она случится, когда родителей не будет дома. Где мне их тогда искать? Куда идти? Я отчего-то был уверен, что останусь жить. Ведь человек до конца не верит в смерть, пока она не придет за ним. Как за мной сейчас. Хотя. Все мы мертвы уже давно. И он был таким. Главный персонаж, старый профессор. Он мысленно писал письма своему пропавшему сыну. И в одном из них он говорил о своих детских страхах. Этим страхом был поезд. Приближающийся поезд. Многие дети во сне видят похожие кошмары, как что-то огромное на них надвигается. Тот самый поезд. А знаешь что это? Это символ. Квинтессенция всего рукотворного. Технический прогресс. Все что сотворил человек, обрушилось на него огромным поездом, сметающим все на своем пути. Весь наш прогресс обрушился на нас, как тот поезд. И вот смотрю на эти письма сейчас. Как символично. Мой оживший детский страх. Письма мертвого человека. И я понимаю, что вся наша жизнь, но не только детство. Это шаткое здание на фундаменте страха. Мы всегда и всего боимся. Мы маленькие, боимся темноты. Войны. Поезда. Отцовского гнева. Боимся злых собак. Подрастаем. Узнаем о смерти. Боимся, что она унесет кого-то из близких. Нет. Своей смерти так до конца и не осознаем. Но смерти близких боимся. Боимся в школе остаться на второй год. Влюбляемся. Боимся, что не полюбят нас. Нас любят. Боимся, что разлюбят. Женимся. Боимся потерять семью. Боимся дефолта. Боимся террористов, землетрясения, СПИДа, туберкулеза, импотенции, пожара, наводнения, цунами. Боимся, что на дом упадет самолет. Покупаем машину и боимся, что ее угонят. Сами делаем новое оружие а потом хором его боимся. Боимся, что после нашей смерти кто-то продаст участок с нашими могилами под строительство офисов. Боимся гнева божьего и происков дьявола. Боимся потерять веру и, веря, боимся своих страхов. Боимся потерять работу. Боимся хулиганов. Боимся что иссякнет нефть. Боимся холода и голода. Боимся ХАРПа и морлоков. Фашинов и духов. Боимся что все что вокруг — правда. Боимся, что эта еда ядовита. Боимся сами себя, своего я или подсознания. Боимся того, на что способен человек… боимся жизни. Мы же все боимся жизни. Но никогда наша смерть не может стать полноценным страхом. Ибо когда она приходит, уже не страшно. А воину, страшно лишь стать не воином, но обузой. И заживо гнить, пожираемым гангреной. Умирать не страшно, Коля. Страшно жить…

Раздался щелчок. Правая рука космонавта, до этого спокойно лежавшая под одеялом, которым был укрыт Юрий, приставила к собственному рту ствол пистолета.

— ЮРА НЕТ!!! — завопил Васнецов, вскочив на ноги.

— Простите… — раздался выстрел. Он словно хотел что-то еще сказать, но уже нажал на курок. Пуля прошла через голову и разворотила затылок, разбрызгивая части скальпа, кровь и мозг.

— Господи… — Васнецов смотрел на мертвого Алексеева и тряс перед собой руками. — Господи… Ну зачем… Зачем… Зачем!!! Зачем ты!!!

В вагон ворвались Варяг, Людоед и Сквернослов.

— Что случилось?! — крикнул Яхонтов.

— Юра… Юра застрелился… — бормотал Васнецов, все еще не веря в произошедшее. Это было совсем не досягаемо для разума. Ведь вот он только что говорил. Вспоминал что-то. Живым был. Но теперь его голова буквально вывернута на изнанку и он больше не издаст ни единого звука. Никогда. Был Юра Алексеев, и нет его…

— Откуда у него пистолет? — Вздохнул Крест.

— Черт… Юра… Твою же мать! — сокрушался Варяг. — А ты куда смотрел?! — Рявкнул он на Васнецова.

— Но я… Я же…

— Что! Что я же?! Ты хоть понимаешь, что значит присматривать?! Тебе было велено присматривать за ним, а он застрелился у тебя на глазах! Как ты вообще мог допустить такое?!

— Осади, Яхонтов, — Крест встал между ним и Васнецовым. — Выхватить пистолет и всадить в себя пулю, дело двух секунд.

— Да откуда у него вообще пистолет взялся?! — не унимался Варяг.

— Он же в луноходе несколько раз приходил в себя. А рядом его рюкзак с вещами. Он мог достать оттуда свой пистолет и спрятать под одеждой. И никто из нас на это не обратил внимания. Так что пацана не надо крайним делать. И вообще. Надо похоронить Юру. И чем скорее, тем лучше. Убираться из этого места надо.

Николай исподлобья смотрел на Варяга. Он еще не отошел от того, как Яхонтов набросился на него в Котельниче. Теперь, он и без того съедаемый чувством вины за гибель Алексеева, ощущал сильнейшую душевную боль подкрепляемую обвинениями Варяга. Сам Николай еще, наверное, и не подозревал, что думал он сейчас о том, что Варяга он не простит за это никогда…

* * *

Хоронить было решено на холме. Ведь если когда-нибудь на этой планете наступит весна, то могилу в низине неминуемо размоет. Рыть могилу в окоченевшей от вечного холода земле было трудно. Но у них уже был печальный. Когда они хоронили Андрея Макарова. И если капать они начали после рассвета, то уже темнело. Очередной день прошел, как его и не было.

Людоед смастерил из каких-то железных труб, что взял в разбитом локомотиве, могильный крест и установил его у изголовья погребального холма. Варяг не забыл положить в могилу гильзу, в которой хранилась записка с именем и званием космонавта. Они стояли втроем и смотрели на могилу своего товарища. Снизу к ним медленно двигался ведомый Вячеславом луноход.

— Ну, что говорят, когда хоронят самоубийц? — вздохнул Яхонтов.

— Да какая разница, — Людоед пожал плечами. — Человечество само по себе самоубийца. — Он снял с плеча автомат. — Может, салютуем? Офицер все-таки. Положено воинские почести отдать.

— А Макарову не отдали, — покачал головой Варяг. — Да и не те времена сейчас, чтобы пули в воздух выпускать. Мы им потом салютуем. Обоим. Когда на Аляску приедем. Такой салют в их честь устроим…

— Мужики, — Николай вытянул руку в направлении уральского хребта, — смотрите.

Далеко на пригорке стоял едва различимый в сумерках снегоход. Два человека на нем пристально смотрели в сторону путешественников. Похоже они переговаривались. И вроде у одного был бинокль. Звука снегохода они не услышали из-за начавшегося порывистого ветра, гнавшего снежную пыль низко над белым настом. Двое уселись на свою машину и двинулись в их сторону.

— Кто это такие интересно? — нахмурился Варяг.

— Сейчас узнаем, — Людоед щелкнул затвором автомата. — Вам обоим тоже не мешало бы оружие приготовить.

Снегоход неторопливо двигался в их сторону. Уже было слышно жужжание мотора. Отремонтированный луноход, наконец, достиг вершины холма, где похоронили Юрия и остановился возле путников.

— Ну что, поехали? — спросил Сквернослов, приоткрыв свою дверь.

В этот момент с двумя незнакомцы на снегоходе произошла резкая метаморфоза. Как только в поле их зрения попал луноход, водитель резко вывернул руль и, прибавив скорости, стал экстренно разворачиваться. Его пассажир, даже едва не слетел с кресла. Он захлопал рукой водителя по спине и что-то сильно кричал. Возможно он подгонял своего напарника, так как тот, казалось, выжал из своей машины все что мог. Ревя двигателем, снегоход уносился прочь.

— Что сие значит? — хмыкнул Илья.

Варяг взглянул на Людоеда, затем на луноход.

— Странно. Нас они, значит, не испугались. А вот машину нашу… Ломанулись как черт от ладана. Странно все это.

— Твоя, правда, Варяг. Странно. Очень… Но значит впереди есть какое-то поселение. Эх… Если бы Юра потерпел…

— Не надо уже, — махнул рукой Яхонтов. — Юры уже нет. Поехали.

 

32. Вавилон

— Ну, что там? — Варяг повернулся из передней кабины и уставился на Людоеда. Тот смотрел в перископ и крутил рукоятку зума.

— Сейчас. Погоди.

Луноход стоял в низине, скрытый большим снежным барханом. И только показавшиеся в темноте далекие огни на горизонте заставили путников остановиться, спрятавшись, и вести скрытное наблюдение. Ночная тьма не позволяла прийти к каким-нибудь внятным выводам и наблюдения продолжились, когда уже рассвело. Пока было ясно, что они находятся у самого подножия уральской гряды.

— Ого! — Воскликнул, наконец, Илья.

— Ну, что? — нетерпеливо повторил Варяг.

— Да там целый замок какой-то. Не иначе. Комплекс отгрохали, наподобие той людоедской артели, что я взорвал. Только раз в десять больше. И в несколько этажей. Пять ветряков у них. Нет… Вру. Семь. Электричества, наверное, в полном достатке. Вокруг несколько хижин еще. Вроде тоже обитаемые. Трубы коптят. Серьезная контора. Опа… Танк!

— Танк? — Яхонтов нахмурился.

— Ага. Мешками обложенный. Видимо там главные ворота. Что за танк не пойму. Весь шкурами обшит. Хотя пушка вот. Нет, это не из последних наших танков. Судя по кончику ствола, хотя отсюда трудно судить, это вроде ИС какой-нибудь. Или Т-10. Тяжелый. Хотя может самоходка. Типа «Акации» или «Гвоздики». Но уж больно башня низкая. Как блин. Нет. Скорее всего, не самоходка, а старый танк.

— Откуда они могли взять ИС или Т-10? — скептически вопрошал Варяг.

— Да я тебя умоляю, — усмехнулся Крест. — Этого добра у нас на консервации за Уралом тысячами было. Даже тридцатьчетверки. Это потом, в девяностые годы все это резать стали, да металл за бугор, коммерсанты хреновы, увозить. А иногда и некоторые генералы мордатые, танки эти целиком гнали. Эшелонами. И, кстати, бывало, что по накладной это списанные Т-10, на платформах в реале Т-72 новенькие. А ты говоришь…

— Да ладно с танком этим. Что там еще видно?

— Следы вижу. Вокруг там просто весь снег следами разными перепахан. А вот от нашей стороны вижу только следы того снегохода. Видимо мужички туда подались. А комплекс этот… Вроде его собирали из здоровенных бетонных блоков и железнодорожных вагонов. Блин, как они их друг на друга ставили? Это какой кран надо было?

— А пирамиды египетские как строили? — Усмехнулся Сквернослов. — Тогда и кранов не было.

— Ну, вот этого мы точно уже никогда не узнаем, — ответил Людоед. — Стоп… Флаг вижу. Точно. Вот сейчас ветер подул, и он теперь развивается.

— Чей флаг? — Яхонтов насторожился. Оно и понятно. По флагу можно было многое узнать о тамошних обитателях.

— Погоди… Сейчас… Американский.

На лице Варяга застыло не то недоумение, не то злость, не то сильное разочарование. Сквернослов присвистнул. Николай откинулся на сидении и, стукнув затылком по стенке, вздохнул:

— Неужели они все-таки нас оккупировали?

Людоед на секунду оторвался от перископа и, посмотрев на реакцию товарищей, улыбнулся:

— Что, коллеги. Испугались? — засмеялся он.

— Я не понял, Крест, ты пошутил что ли? — разозлился искатель.

— Да нет. Конфедератский флаг это.

— Какой?

— Ну, знаешь, война у них в штатах была. Гражданская. Севера и юга. У северян звездно-полосатый флаг был. У конфедерации южных штатов такой… Красный с синим крестом типа Андреевского и белые звезды по всему кресту. Этот флаг еще байкеры на своих харлеях рисовали и косухи свои кожаные изнутри обшивали им. Вспомнил?

— Вспомнил, — проворчал Яхонтов, — так и сказал бы сразу.

— Ну, что делать-то будем теперь?

— Предлагаю объехать, — заявил Сквернослов.

— Оно конечно можно, но как разузнать об обстановке? Что в горах происходит? Что за хребтом? Какие опасности? — Яхонтов покачал головой. — Нет. Думаю надо посетить это место. Разведать. Пообщаться с местными.

— На луноходе поедем? — вздохнул Николай. — Вспомни реакцию тех на снегоходе. Чего они так машину нашу испугались? Вот поедем, а они в нас из гранатомета. Тут уж броня наша не спасет.

— Блаженный дело говорит, — кивнул Людоед. — Пешком надо к ним идти. Да ты, Варяг, сам вспомни что космонавты, мир их праху, про свое путешествие рассказывали. Они постоянно прятали луноход и разведывали дорогу впереди пешком.

Яхонтов вздохнул и покачал головой, соглашаясь.

— А если те двое тут, в поселении, они нас узнать могут и так.

— Не факт, — махнул рукой Крест. — Во-первых, мы в намордниках были. С такого расстояния они даже в бинокль никаких примет наших запомнить не могли. Да и таких как ты, бородатых да волосатых а-ля русский витязь или викинг скандинавский, нынче пруд пруди.

— А шинель твоя флотская и берет? — усмехнулся Варяг. — Я таких прикидов больше не встречал.

— Так переоденусь. Какие проблемы?

— Ну, положим, мы спрячем машину. Кто охранять останется? — он оглядел всех испытующим взглядом.

— Я не останусь, — поморщился Сквернослов. — Хватит уже. Все я да я.

— Ну и Кольку оставлять нельзя. Опять заклинит его и попрется черти-куда и неизвестно за чем, — Яхонтов с каким-то укором посмотрел на Васнецова.

— Да пойдем все вместе. Вон, глянь на небо. Снег скоро повалит нам в подмогу, да еще кажись с метелью. Спрячем машину. Подождем, пока следы снегом заметет и пойдем, — заявил Людоед. — Я тут пару растяжек хитрых вокруг машины поставлю. Только прятать надо в том леске справа.

— Может, тебя караулить оставим? — Яхонтов лукаво посмотрел на Людоеда.

— Ну, ты ведь это не серьезно? — засмеялся Крест. — Ты не хуже меня знаешь, что без такого бойца никуда. Да я один взвода стою, и ты не раз в том убедиться имел возможность.

— И что? Опять там все взорвешь?

— А вот это уж зависит от того, как они себя там вести будут, — продолжал смеяться Людоед.

— Ладно, — кивнул Варяг. — Решено. Но только я тебя, Илья, по-человечески, как морлока прошу. Давай там без лишних фокусов.

— Какие фокусы, брат. Я же не Коперфилд какой-нибудь…

* * *

Поднявшаяся буря нещадно хлестала в лицо. Четверым путникам на лыжах пришлось низко склонить головы, лишь иногда поднимая их и оглядываясь, чтобы убедиться, что они все еще вместе и идут в правильном направлении. Двигаться пришлось по наклонной вверх, что в купе с встречным ветром создавало трудности. После теплого уюта и постоянного сидения или лежания в луноходе, эти считанные сотни метров давались очень трудно. Николаю стало не по себе от мысли, что если вдруг что-то случится с луноходом и им придется двигаться вот так, на лыжах, это станет концом. Не только для четверых путников, но и для всего оставшегося мира. Он снова поднял глаза, чтобы сквозь бьющиеся в стекло защитных очков острые снежинки разглядеть то, к чему они приближались. Это было колоссальное сооружение, построенное из всего, что попало под руку его строителям. Оно высилось над белизной окружающего мира, выделяясь преимущественно бурыми и серыми цветами тронутого ржавчиной металла и сырого бетона. Где-то в стороне послышался гул. Васнецов повернул голову и увидел неторопливо движущийся к комплексу гусеничный вездеход.

— МТЛБ, да еще на ходу, неплохо совсем, — послышался голос Варяга.

— В Москве этого добра навалом. У одних сталкеров с Лужников штук пять ходовых, — ответил ему сквозь ветер Людоед.

— Гляньте! Дед мороз! — Сквернослов указал в другую сторону палкой.

С соседнего склона спускалась повозка, которую тянул усталый олень с огромными рогами. В повозке виднелся укутавшийся в тулуп человек.

— Чем он оленя своего кормит в наше лихое время интересно? — пробормотал Крест.

— Да какие проблемы. Под снегом соломы завались. И мухоморы полярные, наверное, так и растут, как и раньше. — Пояснил Варяг.

И повозка и МТЛБ остановились у торчащего из своего укрытия танка. Из комплекса через небольшую дверь вышла группа людей. Он что-то долго смотрели и в санях и в машине, пока, наконец, не открылись большие ворота, поднявшиеся вверх. Визитеры заехали внутрь и ворота снова опустились.

Над воротами красовалась огромная надпись: — «ВАВИЛОН». Очевидно, ее сняли с какого-нибудь довоенного строения. Ибо буквы были исполнены не грубо и вручную, как в артели «Три свиньи», а весьма приличным образом.

— Варяг, я же говорил, что это ИС! Точно! ИС-3! — Воскликнул Людоед, указывая на танк.

— Я рад за тебя, — пробормотал Яхонтов.

Они остановились перед огромным строением. Стена перед ними была около двухсот метров в длину и в высоту была с пятиэтажный дом. Собирали этот колосс из контейнеров и грузовых вагонов. Бетонных плит и массивных древесных стволов. Из крыши торчали мачты ветряной электростанции. Лопасти быстро вращались. У самой крыши, из огромных труб были сооружены еще и дополнительные турбины. В трубах были лопасти поменьше и видимо тоже играли роль ветряных генераторов. Они были направлены в разные стороны и ловили ветер в расширяющиеся широкими парусами из листового железа раструбами. Во многих местах в стене зияли небольшие окошки, бывшие видимо бойницами. Рядом с некоторыми бойницами были лючки, в которых видимо, скрывались прожектора. Даже сквозь завывающий ветер и гудение лопастей было слышно, что внутри кипит жизнь, доносящаяся различными шумами, стуками и иногда даже музыкой.

Людоед задрал голову и смотрел на ветряки. Марлевая повязка для согрева лица сползла, и было видно его ухмылку.

— Надо было сильно ужалить человека, чтобы он, наконец, перешел на экологически чистый источник энергии. — Заметил он.

— А чему ты так ухмыляешься? — спросил Варяг.

— Радуюсь за человека. Что он получил урок. Получил по заслугам.

— А ты сам?

— А что я сам? Я всем доволен. Меня нынешние времена устраивают. Людей мало. Нет потребительства. Только выживание. Нет индивидуализма, ибо это смерть. Даже такие одинокие волки как мы с тобой всегда в какой-нибудь связке. Нет этого проклятого телевидения с лживыми новостями, псевдодокументалистами, опостылевшими мордами элиты, растлевающими молодежь передачами и прочей херней. Нет говеного гламура и лирических соплей. Эволюция стряхнула с себя весь этот шлак. Нынче времена сильных. Опытных. Таких как мы с тобой, Варяг. Если кто-то плохо себя ведет, ты не ждешь, что власти на это отреагируют. Не зовешь милицию, которой не очень хочется возиться с твоими проблемами. Не сетуешь на несправедливость в разговорах на кухне за чаркой водки и не жалуешься в европейский суд по правам, мать его, человека. Берешь автомат и валишь тех, кто не прав. Правосудие в его первозданном, незамутненном коростой цивилизации виде.

— А если кто-то решит, что ты не прав? Что тогда?

— Так ведь нынче времена равных возможностей. Пусть берет оружие и придет ко мне. — Людоед недобро засмеялся. — Знаешь, сколько таких было? Не сосчитать. Да только где они? А я вот жив еще. Значит я кругом прав.

— Сомнительная логика.

— Да. Но она ведь работает. — Крест оскалился. — Еще как работает.

— Сплюнь…

— Да хорош трындеть, старперы! Пошли уже! — поморщился Сквернослов и двинулся к двери в массивных воротах.

Варяг и Людоед посмотрели ему в след.

— Слышь, Яхонтов, ты не сильно обидишься, если я его замочу? — спросил Крест смеясь.

— Я, пожалуй, еще раньше его замочу, — хихикнул в ответ Варяг.

Не успел Вячеслав стукнуть кулаком по железу, как дверь открылась.

— Заходим быстро! Заходим! Тепло вылетает! — послышалось изнутри.

Путники вошли в дверь. Это было что-то вроде огромного и хорошо освещенного холла. Внутренний простор поражал воображение. Справа была стоянка, где находились различные машины и телеги. Тут был и тот МТЛБ, что они видели совсем недавно. Еще две подобные машины. Пара гражданских гусеничных вездеходов. БТР с обмотанными железными цепями колесами. Танковое шасси без башни. Вместо нее был установлен утепленный кунг. Дюжина различных снегоходов. За вездеходами виднелось стойло с парой оленей и загон где отдыхали собаки из упряжек. Слева была будка с большими внутренними окнами, где находились вооруженные и тепло одетые люди. Видимо пост охраны. Доносившиеся оттуда характерные стуки, позволяли судить, что охранники играли в нарды. Человек, впустивший их, был уже стариком. Одет он был теплый комбинезон и меховую шапку. Лицо скрыто густой и седой бородой начинавшейся уже от скул. На плече висел АКСУ с приделанным к цевью фонариком. Из будки вышла пара бойцов помоложе, одетых и вооруженных подобным образом.

— Здрасьте вам. Откуда, куда? — произнес деловито старик, потирая рукой красный нос.

— Да мы тут думали, что в этом месте перекантоваться денек можно. Ошиблись? — ответил ему Варяг.

— Да нет вообще-то, — старик снова почесал нос. — Вавилон самое то место. А чего у парня с головой? — он указал на перебинтованного Николая.

— Так это, он с горки на лыжах спускался и головой в дерево, — засмеялся Сквернослов.

— Ага. Понятно. Только чего тут смешного, не пойму. Вы, кстати, что, впервые тут?

— Ну да, — Яхонтов кивнул.

— А откуда вы?

— Из под Калуги.

— Чего? — скептически прищурился охранник. — Откуда, откуда? Это вы что же, из самой Калуги на лыжах шли?

— Да нет, конечно. Подвезли нас. Санями шли. А километрах в пятнадцати отсюда пути дорожки разошлись. Дальше на лыжах.

— А… Понятно. И куда путь держите?

— Мы думали в Киров заглянуть. А там чертовщина какая-то… Решили идти дальше на восток.

— Ух… — Старик повесил голову и вздохнул. — В Киров, значит, говоришь… Понятно. Родня там была?

— Да. — Кивнул Варяг.

— Соболезную. Крепко там врезали. А потом земля провалилась. Там ад настоящий. Ну ладно. Коли впервые у нас… Я вам сейчас правила объясню…

Его речь прервал какой-то шум и крики. В проходе между машинами показалась группа людей. Один пожилой мужчина. Он плакал и о чем-то умолял. Его толкали ружьями двое крепких парней лет тридцати.

— Топай на выход, чмо! Живее мать твою!

— Ребята! Ну, я же!.. Ну пьяный был!.. Ну с кем не бывает!.. — причитал мужчина. Все лицо его было залито слезами и кровью, сочащейся из ожога на лбу. Ожог был в виде латинской буквы «W».

— Рот закрой! Правила для всех! Вали отсюда! — Затем один из них крикнул старику из охраны: — Шум! Отдай ему его барахло! Пусть проваливает!

— Это какой номер? — спросил Шум.

— Сорок первый!

— Ага. Пацаны! Сорок первый!

Из будки спустя минуту вышел еще один охранник и бросил плачущему мужчине вещмешок и охотничье ружье с обледенелым стволом.

— Забирай и катись, — проворчал старик.

— Мужики! Ну, вы чего?! Ну, простите!!! — закричал тот.

— Поздно уже каяться. Ты уже клейменый. — Шум передернул затвор своего автомата. — Р-рраз! — Угрожающе произнес он целясь.

Двое охранников подхватили его и, открыв дверь, вышвырнули на улицу, бросив следом мешок и ружье.

— У тебя есть десять минут, чтобы отойти на расстояние выстрела! Или смерть! — крикнул один из охранников и закрыл дверь.

Тридцатилетние молодчики оценивающе посмотрели на группу Яхонтова и, молча ушли, двигаясь походкой вразвалочку, красноречиво говорящей о том, какой высокий у них тут статус.

— За что его так? — спросил Людоед у старика. — И что за прозвище у тебя такое?

— Шум? Да Шумаков моя фамилия. Он правила нарушил. Короче у нас есть правила поведения. Не воровать. Местные деньги не подделывать. Не дебоширить. Драк не затевать. Тут все равны. Никаких выяснений отношений по национальному или религиозному признаку. Если кто-то вас провоцирует, доложите смотрящему. Сами проблему не решайте. Шлюх можно бить только по договору с их хозяином. И только до первой крови. Калечить и выбивать зубы нельзя. Наркоту продавать можно только администратору. Незаконный оборот наркоты, тоже нарушение правил. Если что-то сломали, то должны сообщить об этом смотрящему. Он поможет вам работягами, чтобы отремонтировали. Наказания за нарушения разные. Штраф, если есть что взять. Хозяйственные работы. От двенадцати до двухсот часов. Участие в бою на арене в качестве наказания тоже практикуем. Из суровых, клеймо на лбу выжигаем. Те кто с клеймом, как у этого неудачника, больше не имеют права приходить в Вавилон и наши филиалы. Бывает и смертная казнь. Как наш суд постановит.

— Вот как… А что есть еще такие комплексы? — поднял бровь Людоед.

— Есть. Два поменьше. Иерихон и Назарет. Они южнее. Ну, в смысле. В той стороне, где по идее должен быть юг.

— Понятно. А что этот натворил?

— Подделал временную регистрацию на целых двое суток. И цепочку золотую с ноги у шлюхи украл. Причем усыпил ее дурью какой-то. И вдобавок обоссал ее цинично, придурок. Еле откачали. Так вы, какой срок планируете тут быть?

— Ну, сутки. Не более, — пожал плечами Варяг. — Если это конечно не дорого.

— Да нет. Десяток патронов за каждого в сутки. Если двое суток, то по девять патронов за день. Три дня по восемь патронов. Патроны любые для нарезного огнестрельного оружия. Или одна медвежья шкура за двоих. Короче я вам дам квитки. Это временная регистрация. Там печать моя и дата и время. И срок постоя. Превысить срок можно не более чем на два часа. Если хотите продлить подойдите к любому патрулю или идите прямиком сюда. На пост. Носите их всегда с собой и показывайте патрулю по первому требованию. Смотрите чтоб не спер никто. Хотя суточные квитки не нужны ни кому. Вот недельный могут спереть. Таких ворюг мы сразу на арену. Да, для внутреннего потребления вам нужны наши местные деньги. За один патрон даем либо два условных рубля. Это белые монетки. Либо двадцать желтых. При уходе можете остаток обменять у нас. Но уже пять рублей за патрон. Такие правила.

— А зачем эти деньги? — спросил Варяг.

— Ну, мало ли что. Купить что захотите. Или услуги дополнительные. Там… Дополнительный рацион воды для душа. Зубы у дантиста нашего подлечить. Хороший кстати дантист. Одежку подлатать у швеек наших. Проститутку заказать. Ну, еще за садо-мазо отдельная плата. Ну, отдельная плата там за экзотику, — он поморщился. — Золотой дождь… шоколадный омлет… тьфу… Можно примочки к оружию приладить. Недавно появились у нас лазерные подсветки для прицела. Ночная оптика для автоматов. Дороговато, правда. Но это на ваше усмотрение. Только оружие надо у нас в камере хранения оставить под опись. Патроны можно брать с собой для торговли. Гранаты и ножи нет. Ежели нужна работа мастера, приходите с его человеком, говорите какой ствол взять, он берет и относит мастеру. Потом можно в тире опробовать. Никакого кидалова. Гарантия качества. Можете кстати сами торговать. Рынок у нас большой. Да и так сделки можно проворачивать. В баре, например. Торговать можно чем угодно. Хоть собственной задницей. Только не наркотой. Это через администратора рынка и только через него. Если оружие свое продать захотите, то приходите с клиентом сюда, в камеру хранения. И тут решайте под нашим присмотром. Кстати, ели вас выгоняют за нарушения, то мы ваше оружие суем дулом в ведро с водой и на мороз. Отдаем заледенелое, чтобы от злости пальбу тут не начали. Потом где-нибудь разморозите. Мы ведь тоже не звери. Вдруг кто нападет, а вы без валын. Ну что. Вроде все рассказал. Вы вещи отдельно сдать хотите или все в одну ячейку?

— В одну, пожалуй, — качнул головой Яхонтов.

— Ну ладно. Давайте. Ваш номер будет пятьдесят два.

Сервис приятно удивил. Охранники не только составили опись оставляемого путниками имущества, но еще и записали в описи номера оружия, количество патронов в магазинах этого самого оружия. Они даже записали, какие надписи на оставляемых в камере хранения лыжах. Проделав процедуру со сдачей вещей на хранение, получением временной регистрации и энного количества местных денег, коими являлись старые центробанковские монеты, обе стороны которых сточены и были начеканены сизново гербы в виде скрещенных автоматов с одной стороны и надписью «Вавилон» и чей-то профиль с другой, путники направились в глубину комплекса, откуда доносился давно забытый шум городской суеты, голоса множества людей, шуршание множества ног снующих постояльцев и местных жителей. Музыка, что было небывалой роскошью. Шумы мастерских. Крики торговцев-зазывал. Рекламные возгласы. Николай задрал голову. Потолок накрывающий весь этот скрытый от агрессивной и неприветливой ледяной среды внешнего мира, терялся высоко за мостиками и переходами верхних этажей. И за разнообразными гирляндами ламп и полотен с указателями и напоминаниями о необходимости соблюдения правил и законов Вавилона. Вообще такого скопления людей он не мог припомнить. Даже в Надеждинске. Люди которые там жили не находились компактно. Они были разделены своими подвалами, соединяющимися траншеями и вместе столько людей там не собиралось. Возможно, такую суету он мог наблюдать только у дома советов. Но там была бойня. Большая масса людей была озабочена лишь взаимным истреблением. Но тут кипела жизнь. Это даже в некотором роде приподнимало настроение, ведь тут всеобщим упадком вроде и не пахло. Всюду царила суета жизни. И все было бы совсем хорошо, но омрачала действительность гибель Юрия и неприятная сцена с плачущим мужчиной, которому на лбу выжгли букву «W».

— Хлопцы! Стойте!

Путники обернулись на возглас. Их догонял один из охранников ворот. Довольно молодой. Тот, что все время, молча, стоял за спиной Шумакова.

— Чего, братишка? — Людоед по выработанной годами привычке напрягся.

— Слушайте. Я спросить хотел.

— Ну, спрашивай…

— Вы… Это… — он посмотрел по сторонам и стал говорить совсем тихо. — Вы рейдеров не видели в этих краях?

— Кого? — удивился Варяг.

— Рейдеров… — Он перешел уже на шепот.

— А кто это? — спросил Людоед.

— Вы не знаете, кто такие рейдеры? — теперь удивился охранник.

— Нет вообще-то.

— Ах… Ну да… Вы же с запада. Ну… А следы не видели? От очень широких гусениц… Или машину такую гусеничную… Как МТЛБ, только выше и короче. Серебристая такая…

— Нет, не видели, — Варяг мотнул головой и украдкой посмотрел на своих спутников.

— Ну, ладно. Извините. — Он стал отходить. — Просто говорят, что они уже на эту сторону от хребта перебрались. И что даже они в людей переодеваться стали. Брешут может…

— Кто?

— Кто брешет?

— Нет. Кто перебрался?

— Да рейдеры эти… Как через малахитов прошли… Или в обход… Черт их знает… — это уже он говорил сам с собой.

— Так они что, не люди, если ты говоришь, что в людей переодеваются?

— Нет. Не люди. Я же говорю. Рейдеры.

— Слушай, ты уж расскажи нам, о чем речь то? — развел руками недоумевающий Варяг.

— Да вы это… Не берите в голову… Да и некогда мне… Вы ежели в баре будете, там поспрошайте… Мужики потрепаться любят. Чего может и расскажут. Ладно. Пока ребята. Извините что задержал.

Охранник ушел.

— Варяг, дай мне по морде, если он не о нашем луноходе говорил. Ну, точно по описанию подходит. — Сказал тихо Крест.

— Ты прав, — пробормотал Яхонтов. — Но по морде я тебе все равно двину…

— А я тебя всучу смотрящему и тебе клеймо на лоб поставят, — засмеялся Людоед.

— Угу… — задумчиво пробубнил Варяг.

— Ты чего это? — нахмурился Илья.

— Не чисто что-то. Рейдеры какие-то. И луноход. Его же ни с чем не спутать. Что тут за дела?

— Ну, так у нас есть возможность все разузнать. Где этот Шум сказал, у них бар?

— За рынком. Налево.

— Налево гостиница. — Поправил Сквернослов.

— А. Ну да. Направо. Пошли.

 

33. Очаг цивилизации

Двигаясь мимо добротно сколоченных деревянных лотков местного рынка, путники с интересом разглядывали ассортимент здешних торговцев. Обилие товара поражало. Различные шкуры зверей. Книги и журналы. Одежда различной степени изношенности и даже с виду новая. Алкогольные напитки как в оригинальной таре, еще довоенного производства, так и кустарно изготовленное пойло, разлитое в стеклянные и пластиковые бутылки. Зажигалки. Особенно много было бензиновых зажигалок сделанных из гильз и подобий «Зиппо». Мотки проводов. Сигареты и табак. Курительные трубки различного вида. В том числе вручную изготовленные из костей. Керосиновые лампы. Диодные фонарики. Картофель, морковь и все то, что удается вырастить в суровых условиях современной реальности. Дрова. Семена растений. Весьма кстати дорогие. Драгоценные украшения. Совсем не дорогие кстати. Болты, гайки, шурупы, электронные платы. Ржавые и гнутые гвозди. Зеркала и стекла. Очки и оправы к ним. Сказочно дорогая туалетная бумага. Соль. Кактусы в горшочках. Различный инструмент. В том числе даже и электродрели. Географические карты и атласы. Плакаты порнографического содержания. Игральные кости, нарды, шахматы и шашки, домино, настольный хоккей, кубики Рубика, гексостратегии. Часы, как рабочие, так и разбитые… Ручные и настенные. Барометры и дозиметры. Респираторы и противогазы. Рукавицы и шерстяные носки. Военная амуниция. У данного торговца еще красовалась табличка — «Есть холодное и огнестрельное оружие в ассортименте». А у торговца свечами зажигания и запчастями для снегоходов был широкий выбор лыж и табличка — «Продаю танк Т-64 с боекомплектом. Пулеметы демонтированы. Не на ходу». Дальше был торговец, у которого весь товар был завешан простынями и, на пустом прилавке, была табличка — «Продаю картины, и фотообои с пейзажами сгинувшего времени. Будь оно проклято».

Людоед взглянул на табличку и усмехнулся.

— И что у тебя есть? — спросил он у торговца.

— Да много чего. Картины маслом. Фотоплакаты и фотообои. — Ответил угрюмый седой старик.

— Какая тематика?

— Так тут же написано. Закат на тропическом пляже. Березовая роща. Пруды всякие с лебедями. Панорама Москвы и других городов. Горные пейзажи. Все то, что больше никогда не увидите…

— А чего на показ не выставляешь?

Торговец ухмыльнулся:

— Так запрещено на всеобщее обозрение это выставлять.

— Почему? Вон порнуху в открытую поразвешивали. А что тут такого? — удивился Крест.

— Так то порнуха. Она всем нравится. А это… Очень многих злят эти картинки. Бесятся многие. Нервы сдают. Особенно у тех, кто другие времена еще помнит. Мне раз за это морду набили. Дескать, плюнул им в душу. Ну, вот администратор приказал мне их, картины, с глаз долой. Ежели интересует что, заходи за ширму, выбирай. Только если купишь, упакую, чтоб видно не было. У меня тут газетки старые. Замотать можно. На людях в открытую с этим не ходи. И кстати, — он встал и, наклонившись ближе к Людоеду, тихо проговорил: — Есть цветные фотографии ядерных взрывов. Иногда извращенцы всякие спрашивают… Не нужно? Дешево отдаю.

— Прости брат, — засмеялся Крест. — Мы не извращенцы.

— Есть фотки Эйнштейна и Оппенгеймера. Их заместо мишеней покупают с удовольствием кстати.

— Почему?

— То есть как? — торговец сделал очень удивленное лицо. — Ведь это они атомную бомбу придумали и прочую херню. Суки… Физики, мать их…

— Да нет. Не нужно ничего, — махнул рукой вмешавшийся в разговор Варяг. — Илья, пошли.

— Оно и правильно! — крикнул торговец вдогонку уходящим путникам. — Оно и верно! Я сам на все это дерьмо смотреть ненавижу! Но торговать чем-то надо ведь!

Николай обернулся и бросил на этого старика, показавшегося ему несчастным, прощальный взгляд. И тут его взор уцепился за второй ряд торговых лотков. Точнее за один из прилавков, прямо позади торговца картинами. Там был большой стеллаж с какими-то странными, но показавшимися ему знакомыми предметами. И огромная масса разноцветных коробок. Васнецову понадобилось несколько секунд, чтобы из глубин памяти всплыло подходящее название. Магнитофоны. Да, за тем лотком продавали магнитофоны и большое количество аудиокассет и компакт-дисков. Но больше всего его заинтриговал торговец. Это была девушка в разноцветном шерстяном свитере и ватных штанах, лет восемнадцати с очень короткой стрижкой русых волос. Она ладонями придерживала одетые на голову большие наушники и, глядя перед собой большими голубыми глазами, медленно раскачивала широкими бедрами. Вдруг подняла взгляд и мимолетно взглянула на Николая. Затем снова ушла в себя и погрузилась в свои ощущения, что дарила ей музыка в наушниках. Но лицо ее как-то переменилось, словно до ее сознания дошло что-то важное. Она снова подняла взгляд и уставилась на пару секунд на Васнецова. Посмотрела оценивающе и вроде, как показалось Николаю, удивилась. Затем улыбнулась сама себе, пожала плечами и, повернувшись спиной, снова стала раскачивать бедрами в такт слышимой ей одной музыке.

— Блаженный! Уснул что ли? — окликнул его Людоед.

— Иду, — буркнул Васнецов и стал догонять товарищей, поймав себя на мысли, что ее продолговатое задумчивое лицо с умным взглядом показалось ему очень красивым.

Они прошли торговые лотки и оказались на большом перекрестке. Тут можно было оценить то, чем этот Вавилон был раньше. Очевидно, как и в случае с людоедской артелью, взорванной Людоедом, на этом месте был придорожный мотель. Автосервис и база отдыха для дальнобойщиков. Возможно еще какой-то железнодорожный терминал или провинциальная станция. Компактность размещения этих объектов позволил все скрыть общими стенами и крышей, использовав для этого контейнеры, вагоны, и пущенные на строительные материалы здания, находящиеся на удалении. Оставалось поражаться тому титаническому труду, который вложили создатели Вавилона в сие творение, оказавшееся на огромной и вымершей снежной пустоши таким ярким и монументальным очагом цивилизации. И оставалось надеяться, что люди находящиеся тут не людоеды, как в той артели. Где-то наверху, затерянный среди мостиков и переходов верхних этажей, находился мощный репродуктор, из которого лилась бодрая музыка. Николай очень давно не слышал музыки. Только если сам не бренчал на гитаре. Но здесь вся обстановка и обилие людей и музыки, дарили ощущения цветущей жизни. И только серьезно задумавшись и вспомнив все, что с ними происходило в пути, приходило горькое осознание того, что это лишь остатки былой жизни, которые, как и все на этой планете, шло к окончательному, затянувшемуся, словно замороженному на годы, финалу.

Музыка вдруг смолкла, и из репродуктора заголосил басистый мужской голос:

— Внимание! Жители Вавилона и гости нашего города! Благородные охотники и скупые торгаши! Баловни судьбы и ублюдки ядерной зимы! Сегодня вечером на нашей арене состоится бой века! Не пропустите! В красном углу ринга будет троекратный победитель боев Гиви Мизандали по кличке Мимино! Да-да, дорогие слушатели, вы не ослышались! Этот грузин опять опарафинился и заслужил привычное уже для себя наказание! Бой на смерть! В синем углу ринга гость из великого Китая Лао-Чан по кличке Чунга-Чанга! Этот лузер додумался сказать командиру нашего вездесущего и наделенного неограниченными полномочиями патруля слово из трех букв! И не важно, что это слово означает там по-китайски. Но для нашего слуха это именно… — Диктор задорно кашлянул. — Ну вы поняли. Получив замечание по шее, он оказал воистину шаолиньское сопротивление патрулю и приговорен к бою на смерть. Хотите выступить на арене? Тогда забудьте наши строгие правила и пошлите патруль матом. И добро пожаловать на ринг покойнички! Но если у вас голова на плечах, и если вы рассчитываете на то, чтобы она еще долго там оставалась, то просто приходите посмотреть на бой этих двух отморозков уже сегодня вечером! Билет всего два вавилонских рубля! Детям скидки! Ставки можно делать уже сейчас. Кто победит в этой смертельной схватке? Потомок Брюса Ли, Джеки Чана и Мао Дзе Дуна, или порядком уже надоевший но пока еще непобедимый Мимино? Гиви, если ты проиграешь, мы будем скучать по тебе! Но не пора ли тебе уже отправиться в ад, скотина?! Ахахаха! Так кто сегодня победит? Приходите и увидьте все своими глазами, мать вашу! Делайте ваши ставки господа, черт бы вас всех побрал! Спонсор боев на ринге, ювелирная лавка Шлемазла Шнобельблюма. Информационная поддержка — газета Вавилонский абзац! — Крикливый голос в динамике, наконец, умолк и снова полилась музыка.

— У них что, и газета своя есть? — удивленно хмыкнул Варяг.

— Нет, вы слышали весь этот бред? Ушам своим не верю, — засмеялся Людоед. — Цирк шапито какой-то.

— Это у них от безысходности такой юмор или здесь действительно так весело? — Яхонтов покачал головой, соглашаясь с Людоедом.

— Эй, мальчики, поразвлечься не хотите? — окликнул их прокуренный женский бас.

Путники обернулись. Из сновавших вдоль торговых рядов людей выделилась женщина неопределенного возраста с морщинистым лицом и синяком под левым глазом. Волосы были длинные, но спутавшиеся и торчали из-под широкополой шляпы с вуалью и каким-то бумажным подобием цветка. Одета она была во что-то мешкообразное, и доканчивали все это нелицеприятное зрелище кирзовые сапоги с самодельными латунными шпорами для красоты.

— Хотим деточка, но не с тобой, — еле сдерживая смех, выдавил Людоед.

— Хамло, — с вызовом сказала она и стала отходить.

— Знаю, и горжусь этим! — Крест расхохотался.

— Н-да, я столько не выпью, — пробормотал Вячеслав, глядя ей в след.

— Ну, в самом деле, зачем хамить надо было? Сказал бы просто — нет, — поморщился Васнецов.

— Блаженный, я тебе дураку, уже объяснял. Будешь себя вести как овца, шерсть быстро состригут. Ты кого тут хорошими манерами поразить хочешь? Перед кем тут чиниться? Запомни одну простую истину. Тряпки существую для того, чтобы от них вытирать ноги. Так что будь циничной сволочью и не впадай в дурную меланхолию. Человек не то существо, чтобы относились к нему по-человечески.

— Илья, ты его плохому научишь, — хмыкнул Варяг.

— Придется мне его учить. Ежели ты момент воспитательный упустил. — Покачал головой Крест.

Они двинулись дальше, но буквально через десяток шагов история повторилась.

— Мальчики, не хотите поразвлечься? — На сей раз перед ними стояла особа помоложе, хотя и весьма помятая. У этой волосы были помыты и возле ушей перетянуты двумя бантами, видимо, чтобы предать ее внешности более молодой вид. На девице была белая меховая шуба и потертые джинсы с отпечатком измазанной белой краской здоровенной ладони на обеих ягодицах.

Васнецову было обидно за насмешку Людоеда и за то, что те нормы поведения, которые он считал правильными и естественными, никому оказывается не нужны и оценить никто не в состоянии, не то, что следовать им. Он набрал побольше воздуха в грудь и выдавил сквозь зубы, но достаточно громко.

— Пошла нахрен.

— Ты чего козел, — поморщилась она и, стало видно, что у нее не хватает доброй половины зубов.

— Я сказал, отвали тварь! — повысил голос Николай, стараясь выглядеть при этом как можно злее.

— Тебе, чмо, трусы жмут или ты из гомиков? — фыркнула она.

— Эй!!! — вдруг, откуда ни возьмись, за спиной проститутки появился карлик с бейсбольной битой. — Я тебе гнида сколько раз говорил, чтобы ты клиентам не хамила?! — воскликнул он и ударил своим орудием девицу по бедру.

— Да какие они клиенты? Им, наверное, мальчики нужны. — Обиженно пробубнила она, потирая бедро.

— Эй!!! — снова крикнул карлик. — А вы чего кочевряжитесь? Это элитная баба, мать вашу! Вы гляньте! Ей всего двадцать пять! И ничего что зубов не хватает! Так в работе даже удобнее! И вот, гляньте дойки, какие! — он стал тыкать снизу битой в ее груди, которые действительно были совсем немаленькие. — Потрогайте сами! Пощупайте руками!

— А ты сам чего руками не щупаешь? Без лестницы достать никак не можешь? — усмехнулся Васнецов, продолжая нарочито демонстрировать хамство и недоброжелательность.

— Ах ты урод, — взвизгнул карлик и ткнул битой Николая в пах.

— Сссука… — прошипел Васнецов, согнувшись и скорчившись от боли.

Варяг вырвал у сутенера биту и поднял его за шиворот одной рукой.

— Слышь, верзила, я же тебя положу сейчас в карман, вынесу на улицу и закопаю. Никто и не заметит. — Спокойно проговорил Яхонтов.

— Пусти, чмо мохнатое! Пусти, говорю! — закричал сутенер брыкаясь.

— В чем дело?! — к ним подошел патруль. Трое рослых парней в камуфлированной одежде с демонстративно распахнутой грудью, чтобы было хорошо видно голубые ВДВшные тельняшки. Один, что постарше, взглянул на висящего в руке Яхонтова карлика.

— Здоровяк, поставь-ка его на пол. — Сказал патрульный.

Николай уже выпрямился, хотя и продолжал морщиться от испытываемой боли. Он заметил как напрягся Варяг и Людоед. Причем, Крест сделал шаг назад и в сторону, образуя с Яхонтовым полукруг. Видимо так удобнее будет принять рукопашный бой. А дальше… У патрульных висели на плечах автоматы. Останется только завладеть ими и пробиваться к выходу. Ситуация неприятная, если не сказать больше, и Васнецов понял, что он опять в чем-то виноват…

Бойцы никак не отреагировали на то, какую позицию заняли Варяг и Крест, однако старший патруля обратил свой взор на сутенера.

— Туранчокс, ты опять тут скандал учинил? — ухмыляясь, спросил старший.

— Эй, да что сразу Туранчокс? — огрызнулся сутенер.

— Не знал бы тебя, подумал бы на них. Иди отсюда. И не забывай, что ты нам уже два субботника должен.

Карлик от досады еще раз ударил свою девицу битой по бедру и побрел прочь, что-то ругательное ей бормоча.

— А ты силен, — ухмыльнулся патрульный, обращаясь теперь к Варягу. — Одной рукой поднял.

— Да там поднимать нечего. — Пожал тот плечами.

— Карликов не любишь? — старший прищурился.

— Я к ним ровно отношусь. Как к обычным людям. И не сочувствую. Знаю, что они этого в основном не любят. Но этот уж больно вредный.

— Да. Есть такое дело. Только вам наверняка говорили, что если кто-то вас на скандал провоцирует, не надо вестись на это. Надо сразу доложить первому патрулю. На сей раз отделаемся устным предупреждением. Договорились?

— Само собой, — хмыкнул Варяг и пожал старшему патруля руку. Бойцы удалились.

— Да, Коля, что-то ты маху дал, — вздохнул Сквернослов, хлопая Васнецова по плечу.

Яхонтов зло посмотрел на Николая.

— Слушай, ходячая неприятность, не смотри ни на кого. Не делай ничего! Не говори, ни чего! Вообще рот не открывай. А ты, Людоед, не подначивай его!

— Я воль майн фюрер, — Крест принял строевую стойку.

— Да пошел ты, — досадливо поморщился Яхонтов.

Они дошли, наконец, до пресловутого перекрестка и стали оглядываться. Тут было менее многолюдно, чем у рыночных рядов. В центре перекрестка стояла высокая труба с указателями и написанными на ней мелом объявлениями.

— Пошли сначала комнату для ночлега снимем да помоемся, а уж потом в бар. — Предложил Илья.

— Разумно, — кивнул Варяг.

— Ну, пошли, — Сквернослов потер руки.

Николай ничего не сказал. Его съедала злоба. Он злился и на Варяга, и на Людоеда и на того сутенера…

Гостиница оказалась на самом деле гостиницей. Это был придорожный мотель, стоящий на улице, пока вокруг не вырос этот купол-город. Баром оказался самый настоящий придорожный бар рядом с этим мотелем. И убранство в баре было соответствующим. Только вся мебель носила множество следов ремонта, и вместо иллюминации на потолке висело несколько ламп, а стены были завешаны звериными шкурами. Путники пришли сюда через два часа, после того как оформились в гостинице и, приняв душ, немного отдохнули. За стойкой стоял массивный бармен в годах с черной, будто крашеной бородой заплетенной в косу. На голове черная бандана с белыми черепами. Видимо в прошлом он был байкером и привычкам не изменял до сих пор. Он читал какую-то потрепанную книгу. Взглянув на новых посетителей, лишь приподняв слегка взгляд, он угрюмо буркнул:

— Добро пожаловать. Выбирайте свободный столик. Меню на стене. Свинина, крольчатина, курятина. Водка, самогон, чай. Картофель на пару или жареный. Яичница. Шампиньоны. Сигареты.

— Ого! — Людоед облокотился на стойку бара, буквально перевалившись через нее и, уставился на заставленную разными бутылками стенку за спиной бармена. — Роскошная коллекция.

— Да это так. Пустые бутылки водой залил и для красоты поставил. От былой роскоши мало что осталось. Все что есть, в меню. — Он снова уставился в свою потрепанную книгу.

— Что читаешь?

— Ницше, — коротко ответил бармен.

— О, уважаю. Типа… Если идешь к женщине, не забудь плетку!

— Точно, — усмехнулся здоровяк, показывая золотые зубы.

— И это еще, — Крест щелкнул пальцами. — Что не убивает меня, то делает сильнее.

— Да-да! Точно! Отличные слова, — бармен кивнул.

— Ну, ладно братан. Я к своим. Будем с заказом определяться.

— Ага. Давай.

Людоед подошел к своим товарищам, стоящим возле написанного на стене мелом меню.

— Чего ты там лясы точишь? — тихо спросил Варяг.

— Мог бы и догадаться. Я за стойку заглянул.

— И что?

— Под стойкой охотничья двустволка. Вертикалка. Еще бита и кастет. На полке слева от бутылок нож для колки коктейльного льда. Так, на всякий случай надо знать.

Яхонтов покачал головой.

— Молодец, однако.

— Были сомнения?

— Ладно, что кушать будем? Шампиньоны они, наверное, сами выращивают?

— Наверняка. Не в лесу ведь собирают. Конфедераты и сталкеры тоже выращивают, там, в Москве. Но я грибам никогда не доверял. Вот картофан другое дело. Никакая гадость не пристает. Даже в зараженной радиацией земле картофель радионуклиды не впитывает практически.

— Да. Знаю. Значит, берем четыре картошки на пару. Так? Яичницу возьмем?

— Давай, — Людоед кивнул.

— Ну и литровый, водки, наверное. Юру помянем. Ты как? — Варяг вопросительно посмотрел на Илью.

— Не возражаю.

Людоед сказал бармену заказ и все расселись за пустой столик. Строго говоря, тут только один столик был занят. Там, в углу, сидели две женщины и двое мужчин и тихо о чем-то разговаривали. Бармен крикнул заказ в приоткрывшуюся за его спиной едва заметную дверь и, обратившись к новым посетителям, произнес:

— Пяток минут обождите.

— Спасибо, — кивнул в ответ Яхонтов.

Бармен снова уткнулся в книгу и вдруг опять поднял взгляд и уставился на Николая. Посмотрел пару секунд и, пожав плечами, вернулся к чтению.

Его реакция напомнила Николаю о той девушке, что на рынке торговала кассетами. Они реагировали на Васнецова практически одинаково. Почему? Может из-за этой дурацкой повязки на голове? Николай со злостью сорвал с головы бинт и потрогал пальцами свернувшуюся на лбу кровь.

— Ты чего, Колян? — спросил Сквернослов.

— Да так. Ничего. Слушайте. Помните, Юра говорил, что их корабль поймал радиосигнал? Может сигнал отсюда?

— Да вроде сигнал шел то ли от гор то ли с той стороны от хребта. — Пожал плечами Крест.

В бар вошел еще один человек. Высокий. В черном свитере с горлом и в очках. На вид ему было лет пятьдесят или около того. Коротко и аккуратно стриженый. Он не сутулился и отличался хорошей выправкой, что среди людей в нынешние времена не так часто встречалось. Хотя кто его знает, как часто они встречались раньше?

— Привет Кабан, — он махнул рукой бармену и, взяв свободный стул, присел у стойки.

— Здарова, Ветер. Тебе как всегда?

— Да, кивнул гость.

Бармен поколдовал у себя за стойкой и выставил Ветру дымящуюся кружку с чаем.

— Держи. Кипяток. Как любишь.

— Спасибо.

— Ну, ходил куда?

— Да нет пока. Непогода. Думаю, может через пару дней с красными в оренбургскую пустошь махнуть. Они там работорговцев каких-то вычислили. Поедут громить. А я с ними. Погляжу что там к чему. Хотя, куда не кинь, кругом одно и то же.

— Ясно. Ну, путь туда не близкий.

— Да ерунда это. Я ведь и дальше ходил. А тут… Да еще в такой компании, — Ветер усмехнулся. — Нормально.

Наконец принесли заказ. Пожилая женщина поставила на столик поднос с расчерченными черными трещинами тарелками, на которых были небольшие порции пареной картошки и яичницы. Так же на столе появилась бутылка без этикетки и четыре железные кружки. Еще и пустая консервная банка.

— А это зачем? — спросил Людоед.

— Это пепельница. — Сказав это, она ушла.

В заведении вошли еще двое. Один высокий и худой. Другой низкий и немного полноватый. Обоим чуть больше тридцати. У высокого вместо правого глаза была черная повязка. У низкого перебитый давным-давно нос и так называемая заячья губа.

— Опа! — воскликнул бармен. — Никак Гнус и Шнифер пожаловали!

— Здарова, — буркнул низкий шепелявя. Они уселись за столик позади Варяга. — Дай нам бухнуть и отбивной. Как всегда короче.

— Ладно Шнифер, — бармен весело кивнул. Значит высокий и одноглазый, это Гнус. — Так может, расскажите, что у вас там стряслось? По всему Вавилону слухи ходят, один невероятнее другого.

— Задолбались уже каждому встречному рассказывать, — гортанным басом пробубнил высокий. — Еще комендант битых два часа мурыжил со своими расспросами. Дай просто молча и спокойно бухнуть и пожрать, Кабан.

— Вот как? Задолбались значит? — бармен достал какой-то листок. — Вот тут у меня записано, что на вас долгу, сорок четыре рубля. Опять в долг жрать будете? Не дошли до того эшелона, про который вам Курбаши нашептал?

— Блин… — Шнифер сконфуженно развел рукамию — Кабан, старина, ну в последний раз. Вернем долг, честное благородное. Ну не дошли мы до этого чертового эшелона. Рейдеры там.

— Рейдеры? — Кабан скептически покачал головой. — А не брешите ли вы, ребятки?

— Брешем?! — высокий вскочил. — Да ты чего в натуре! Иди на ямаху нашу посмотри! Был полный бак, стал пустой! Плюс две канистры еще! Мы чего, ради шутки топливо сожгли, по-твоему?!

— Ану, перья свои опусти, орел комнатный! — нахмурился бармен.

Гнус притих и сел на свое место.

— Ну, короче, рассказываю, — продолжал Шнифер. — Прем мы на снегокате своем туда. В сторону адских ворот. Курбаши сказал, что в том районе видал эшелон разбитый. Или даже два. Типа они там когда-то столкнулись и так и лежат. Катим, катим. Вдруг. На дальнем холме людей видим. Ну, люди как люди. Трое их. В бинокль смотрю, ничего особенного. Не молохиты, да они с гор вроде и не спускаются. Не вандалы. Тех ты хрен заметишь. А если и спалятся, то ведь, сам знаешь, хаваться в снегу сразу начинают. А эти просто стоят и в нашу сторону смотрят. Ну, думаем, небось, мародеры. Или просто путники. Или эти. Как их. Искатели. Ну, один хрен короче. Ну, думаю, сейчас подкатим и спросим, как этот чертов эшелон найти. Может они его видали. Едем дальше. Все ближе и ближе. И тут хлоп! Я, вот мамой клянусь, чуть не обгадился прямо в кресле! Танк рейдерский выскакивает на холм и останавливается прямо рядом с этой троицей! А эти ведь не бегут! И тут я понимаю! Они и есть рейдеры! Они теперь как люди одеваются, чтобы никто не заподозрил! И ты понимаешь, Кабан! Они теперь по эту сторону хребта!

— Да откуда тебе знать, как их танк выглядит? — усмехнулся бармен. — Кто вообще видел рейдеров в живую?

— Да я видел! — снова вскочил Гнус. — Я видел, когда они перебили за хребтом наш караван. Я ведь один тогда выжил и то чудом! А уж следы рейдерских машин многие видели, когда натыкались на вырезанные караваны!

— Да, точно! — вставил свое слово один из сидящей в углу компании. — Мы вчера, когда из Иерихона шли, встретили мародеров. Ну, тройка эта, Паука компания. Паука ведь знаете? Всегда втроем ходят всюду.

— Да знаю, знаю, — махнул рукой Кабан. — И чего?

— Он рассказал, что они недавно заходили в кантину Олигарха. Ну, ведь знаете про нее? Людоеды там обитают. «Три свиньи» называется.

— Конечно, знаю. Слыхал. Красные все порывались дойти до них и резню там учинить. — Бармен кивнул. — Они вроде когда-то какого-то ихнего камрада сожрали.

— Так вот. Мародеры решили там часть добычи сбагрить да отдохнуть. Но вместо кантины нашли только пепелище. Говорит там вообще ничего не осталось от их крепости. Даже лес вокруг выгорел! И всюду следы широких гусениц. Там тоже рейдеры побывали! А Паук ведь хорошо знает. Их банда долго лютовала под Первоуральском пока на рейдеров этих не напоролась. Вот их трое только и осталось и сейчас как падальщики промышляют.

— Тенденцию не улавливаете? — Ветер развернулся на стуле и окинул всех присутствующих взглядом. — Если все это правда, хотя у меня сомнения, поскольку я знаю, что рейдеры только с молохитами воюют, но, тем не менее, если это правда, то вот какая тенденция. Ты Гнус, шел с караваном, который опий тащил. Причем огромную партию. Банда, в которой Паук состоял, вообще зверствами всякими занимались. В кантине Олигарха одни каннибалы жили. То есть если все это дело рук рейдеров, то они каким-то образом взяли на себя функции правоохранительной структуры.

— А, типа они значит хорошие, а мы типа козлы да? — оскорблено взвизгнул Шнифер. — Ветер, ты как всегда пургу гонишь, ботаник чертов!

— Я биолог, мать твою, — нахмурился Ветер.

— Тише! — предупредительно воскликнул Кабан.

— Слушайте, — наконец подал голос Варяг, обернувшись, — о чем вообще толкуете? Что за рейдеры, малахиты?

— Не малахиты а молохиты. Молохи. — Поправил биолог.

— Вы что не в курсе? — удивился бармен.

— Да нет если честно, — развел руками Яхонтов.

— Ну, блин, — Кабан почесал затылок. — Ветер, расскажи им. У тебя это хорошо получается.

— Ладно, — биолог отпил чай и начал объяснять: — Рейдеры, наверное, одни из самых загадочных существ, что мы встречали. Не знаю как там в других местах, но в наших краях точно. Потому я и сомневаюсь, что они дошли до базы Олигарха. Уж очень далеко. А они контролируют сравнительно небольшой район в горах. Хотя у них есть возможность для дальних путешествий. Это их мифические машины. Ничего толком о них сказать невозможно. Мало кто видел рейдеров. А из тех, кто видел, мало кто выжил. Поговаривают разное. Кто-то говорит, что это, дескать, армия боевых роботов. Но это, на мой взгляд, полная чепуха. Наши технологии хоть и давно достигли уровня развития, достаточного для уничтожения планеты, но к производству подобных изделий мы далеко еще не подошли тогда. Лично мое мнение, что это какое-то спецподразделение военных с защитной экипировкой. Очень секретное. Именно для действий в условиях постядерного мира. В таких, какие мы имеем сейчас. Это более реально. И их машины… Их условно танками называют. Это не танки. Это специальные вездеходы тоже для экстремальных условий. Сейчас ведь от тех танков мало проку. Да и броня такая не особо нужна. Большая часть сохранившихся кумулятивных боеприпасов потеряла свою годность. Сейчас актуальны машины с высокой проходимостью, альтернативной силовой установкой, защитой от холода и радиации. Ну и противопульная броня. Следы я видел. По описаниям очевидцев можно сделать вывод, что это что-то похожее на МТЛБ, но более высокой и с укороченной базой. Трапециевидные формы бортов. Широкие гусеницы. Серебристый цвет, хорошо маскирующий в вечной зиме. Я готов поклясться, что что-то такое видел незадолго до войны. Может даже по телевизору. Что-то похожее. Но вот вспомнить не могу, что это было. Короче мое мнение, а я основываюсь на фактах и обобщенном материале, а не на суеверных бреднях и страхах. Это военное спецподразделение. Вопрос только в том, чье оно. Наше или нет? Первые упоминания о них приходятся на период десятилетней давности. Значит, они появились не сразу после войны. Во всяком случае, в наших краях появились не сразу.

— А малахиты, это кто? — спросил Варяг.

— Ну, вот тут все несколько понятнее, хотя куда неприятнее. Правильно их называть молохиты. Или молохи. Ну, назвали вроде как в честь самоцвета уральского и одновременно молохи, это от Уэлсовских морлоков…

…Николай чуть не подавился картофелиной и уставился на ведущего свой рассказ биолога…

— Это либо мутанты, либо искусственно созданный биологический вид, — продолжал тот. — Там в горах, вроде какой-то сверхсекретный комплекс был. Да, наверное, и есть. Целый город подземный. Еще, говорят, при Сталине строить начинали. И даже говорят, что первый в СССР ядерный реактор, Курчатов запустил там. Во всяком случае, у этого горного комплекса своя атомная станция. Там были автоматизированные цеха по сборке боеприпасов и исследовательские центры. Бункеры и убежища. Биолаборатория, сами понимаете для чего. Химическая лаборатория. Лаборатория ядерной физики, само собой. В биолабораторию входил комплекс генной инженерии. Клонирование там изучалось. Короче там совсем другой мир…

— А откуда ты все это знаешь? — поинтересовался Людоед.

— Я тут главный мозг, — усмехнулся Ветер. — Вся наука и исследования в Вавилоне на мне держаться. Собираю информацию. Хожу в рейды. Лет двенадцать назад я лечил одного пораженного лучевухой. Вылечить не смог. Сильную дозу он схватил. Но перед смертью рассказал мне про этот город что знал. Называется вроде как «Объект Аркаим-13». Он вроде в тамошней охране состоял.

— Ну, так, а молохи эти?

— Ну я же говорю, мутанты или выведенный там вид. Сейчас все это подземное царство им принадлежит. Сами они черные. Можно спутать с прямоходящим медведем или со снежным человеком. Бывают и альбиносы. Шерсть серая или коричнево-белая. Вот такие покидают свою обитель, в отличие от черных. Видимо не приживаются среди своих. Уходят.

— Котельнич… — шепнул Сквернослов Варягу, напомнив о том существе, что нанесло Алексееву раны.

Яхонтов слегка кивнул.

— Очень живучие, — продолжал биолог. — Но они в основном далеко от Аркаима не уходят. Видимо там пока есть все для их жизнедеятельности. А рейдеры, я так полагаю, хотят захватить этот город. Поэтому и сказал, что они только с молохитами воюют. А молохи вроде звери, но бывали случаи, что они пользовались холодным оружием и дубинками. Кто-то рассказывал, что в последнее время молохиты научились и стрелковым оружием пользоваться, но подтверждения тому я не нашел. Посему в это не верю. В общем, пока нам ни рейдеры ни молохиты особо не угрожали. Опасаться приходилось только молохов-альбиносов. Они как медведь шатун… А главной угрозой для нас пока являются вандалы.

— А это кто?

— Это люди. Но самые отмороженные из всех отмороженных. Их идеология основана на том, что все, что напоминает о минувшей эпохе, должно быть уничтожено. Остатки городов, памятников, предметы искусства, фасон одежды, имена, религии. Все. Должен возникнуть их новый мир. У них даже язык свой, таралбанский.

— Это как? — усмехнулся Варяг.

— Ну, в стародавние времена был такой язык — тарабарский. Это еще в петровские времена. Им иногда купцы коробейщики пользовались. Еще офеня какая-то была и тарабарский вот этот. Обычные слова задом на перед проговаривались, чтобы сразу не догадались о чем речь. И был язык… Как его… В Интернете еще… Падонкский что ли, — он потер лоб. — Его еще в шутку албанским называли. Исковерканный русский язык короче. Так вот у вандалов помесь этих двух языков. Вандалы мечтают обратить всех в свою идеологию. Кто не согласен, тот должен умереть. Оружием они, однако, той эпохи, пользуются с удовольствием. На сам Вавилон они не нападают, а вот на людей наших постоянно устраивают засады. Человечиной не брезгуют.

— Про вандерлогов этих вонючих рассказываешь? — весело воскликнул вошедший в бар довольно молодой человек. На вид ему было лет двадцать пять. За ним вошли еще четверо. У всех на рукавах были красные повязки с серпом и молотом.

— О, а вот и наши доморощенные красные, — улыбнулся Кабан. — Куда ходили на этот раз, что так скоро вернулись?

— Да искали этих рейдеров, про которых Шнифер наплел…

— Ничего я наплел! — воскликнул тот.

— Пасть закрой, — огрызнулся один из красных бойцов. — Разделились. Группа Санька пошла в сторону Иерихона. А мы хотели до адских ворот дойти, но тут вьюга. Плюнули. Следов все равно никаких уже не видно. А на обратном пути заплутали малость и к поселению вандалов вышли. И представляешь, удача, какая! Там в поселении только десять охранников было да старики ихние, бабы да весь их выводок! Короче основная масса ихняя куда-то в поход двинулась и поселок практически пустой. Да охрана еще у них только пьяная, то ли под наркотой. Ну, мы, недолго думая устроили там резню и сожгли все их жилища к чертовой бабушке. Два мешка патронов и десяток стволов оттуда приволокли. Теперь вандалам оставшимся жить негде будет, — боец усмехнулся. — Передохнут все или уйдут подальше от нас.

— Или прямо к вам, — покачал головой Людоед.

— Чего? — красный вопросительно уставился на него.

— Ты не подумал, что они придут прямо сюда, в поисках нового жилища, взамен утерянного и в поисках мести?

— Эй, приятель, да брось ты. Они уже лет шесть не нападают на Вавилон. Это неприступная крепость! — боец засмеялся, и его товарищи стали ему поддакивать. — Это самоубийство для них будет! Ладно, Кабан, ты нам банкетик в честь победы над этими ублюдками сваргань пока, ладно? А мы сейчас пойдем, помоемся и к тебе. В деталях все расскажем.

— Договорились, — кивнул бармен.

Красные ушли.

— Салаги… Стратеги, мать их, — зло процедил Людоед.

— Ты чего? — Сквернослов вопросительно на него посмотрел.

— Ох, ребята, чую, накликали эти сопляки беду на этот Вавилон и на нас с вами. Придут эти вандалы сюда.

— Да брось, — махнул рукой Варяг. — Сколько народу надо, чтобы штурмовать такую цитадель?

— Если это фанатики, гонимые к тому же безвыходностью своего положения, то много меньше чем ты думаешь. Уж поверь тому, что я видел в Москве за все годы. Как морлоки оккупировали все метро, выдавливая вооруженных до зубов выживших, как ветер выдувает сажу… А сейчас наверное пол города будет сидеть на арене и смотреть этот бой грузина с китайцем. Самое время для нападения.

— Да откуда они узнают? — усмехнулся Вячеслав.

— Помнишь того лоха, которому они клеймо на лоб поставили и выгнали?

— Ну…

— Я бы на его месте пошел к злейшим врагам своих обидчиков. А это вандалы и есть. И все им слил, что внутри происходит.

— Крест, что-то ты так не напрягался, когда на дом советов напали. — Сказал Варяг.

— Там я знал потенциал войск конфедерации. Знал наши возможности. А тут? Бравада одна. Ты этих патрульных вспомни. Кичатся тельняшками, а как я боевую стойку принял даже не заметили…

 

34. У тебя, его глаза

Они продолжили трапезу молча. Варяг ясно дал понять, что обсуждать все услышанное от биолога по имени Ветер надо без свидетелей, ибо очень много странного они услышали и от него и от Шнифера и от компании в углу. Путники сразу вспомнили охотничью артель людоедов, которую взорвал Крест. Так называемая кантина Олигарха. И отчего описания рейдерской машины так четко совпадало с луноходом, было не понятно. Но ясно одно, малейшего намека на то, что и кантину взорвали и на холме стояли одни и те же люди, а именно они, во что бы то ни стало надо избежать. Иначе последствия могут быть весьма плачевными.

— Варяг, они про искателей говорили. Ты же сам рассказывал, что почти до Урала дошел. — Прошептал Сквернослов. — Ты разве раньше про Вавилон ничего не слыхал?

— Нет. Не слыхал. А почти, это трехсот или четырехсот километров не дошел. И то много южнее было. А искатели не только в Надеждинске есть. В Рязанской области среди выживших тоже есть искатели…

В бар вошла группа из четырех женщин. Одеты они были по-военному. На портупейных ремнях ножны с армейскими ножами. Видимо женщины были из местных, если им было разрешено ношение оружия. У каждой на рукаве белой краской была выведена лисица. На вид им было около сорока. Но явно они за собой ухаживали. Аккуратные прически, хорошо скроенная и ухоженная одежда. Им недоставало лишь макияжа для выразительности лиц. Но, последние двадцать лет как-то было видимо не до этой самой выразительности…

— Ух ты, — хмыкнул Сквернослов. Давно отвыкнув от женщин разрисованных дорогой косметикой, которые теперь лишь изредка позволяли себе проколоть иглой палец, чтобы навести кровью румянец на щеках, мужчины постепенно научились ценить естественною красоту женщин, если конечно они ею обладали. Ну, или, в крайнем случае, стараться эту красоту найти.

— Шнифер, Гнус, на выход. Вас комендант срочно вызывает, — строго сказала рыжеволосая, с треугольным лицом, которое делало ее действительно похожей на лисицу.

— Опять?! — возмутился Шнифер.

— Не опять, а снова. Топайте, давайте шибче.

— Нам что, делать больше нечего?! — воскликнул Гнус, обернувшись. — Мы же только от него!

— Значит надо, — нахмурилась рыжая. — И ребятки, давайте без вони. Вы тут на птичьих правах. Так что или топайте, или клеймо на лоб схлопочите за неподчинение.

— Чертовы рейдеры, нахрен мы вообще про это кому-то рассказали, — пробормотал Гнус вставая. Они ушли с недовольным видом. Их столик заняли воинственные женщины.

— Ну, здрасьте вам, амазоночки знойные, — широко улыбнулся Кабан. — Чего нового, девчонки, расскажите?

— Да ничего, заяц, нового. По дрова пока ходили. Покормишь изголодавшихся стервочек? — улыбнулась в ответ светловолосая, с тугой косой собранной на затылке. — Ветер, привет красавчик!

Ветер слегка улыбнулся и кивнул, приподняв свою кружку с чаем.

— Амазонкам, как всегда, — подмигнул бармен, — за счет заведения…

— Насколько скудоумна человеческая фантазия. И тут амазонки, — пробормотал Людоед.

— А кто тут у нас? — рыжеволосая демонстративно откинулась на спинку своего стула и, причмокнув, взглянула на Варяга. — Какие-то новые интересные личности. Эй, богатырь, как звать тебя?

Яхонтов обернулся.

— Варяг.

— Ух ты! — рыжая облокотилась подбородком на ладонь, и стала медленно теребить пальцами спадающий до шеи локон. — А я ведь что-то такое предполагала. К такому парню другое имя и не пристанет. Разве что Геркулес, — она подмигнула.

— Лизка, стерва, — хихикнула светловолосая. — Опять своей киске компанию нашла.

Остальные амазонки озорно засмеялись.

Сквернослов тихо присвистнул и подмигнул Николаю.

Васнецов никак на это не отреагировал. Ему эта компания совсем не нравилась. Он сидел и хмурился. Причем хмурился так, как даже Людоед, наверное, не хмурился никогда. Николаю все это показалось настолько противным, что даже запах пареной картошки вызвал тошноту теперь.

— Ну а тебя, огненная нимфа, как звать? — спросил, улыбаясь, Варяг.

— Лиза, — томно проговорила рыжая, — но вообще меня называют Лиса.

— Такая же хитрая? — подмигнул Яхонтов.

— А-ха, — медленно и интригующе кивнула она, — и проворная кстати.

— А как звать черноусого мачо? — подала голос брюнетка с короткой стрижкой ровных волос аккуратно обрамляющих круглое большеглазое лицо.

— Лю… — начал говорить Сквернослов, который видимо, хотел обратить на себя внимание.

— Сердцеед, — громко представился Крест, наступив под столом на ногу Вячеслава и заставив его тем самым заткнуться.

— Сердцеед, — брюнетка словно смаковала это слово. — А тебе идет, зайка.

Людоед чуть скривился, но быстро вернул своему лицу дружелюбное выражение. Да, он же не любил когда его называют зайка.

Сквернослов громко и наигранно кашлянул. Теперь, наконец, обратили внимание и на него.

— А ты, блондинчик, как прикажешь тебя величать? — Светловолосая, с закрученной косой обратилась к нему.

— Славик! Славный значит! — гордо произнес он, широко улыбаясь.

— Ну, это мы посмотрим, какой ты славный, — подмигнула ему светловолосая и, женщины снова засмеялись.

— Ну что, девушки, может, сдвинем столы? — продолжал улыбаться Варяг.

— Начнем со столов, — подмигнула ему рыжая.

— Сначала сдвинем столы. А потом полы, — хихикнула светловолосая и, ее подруги снова разразились веселым, даже сверх меры, смехом.

— Твою мать, попали кролики в силки, — совсем тихо проговорил Николай. Его никто не услышал, ибо говорил он это самому себе. Он резко поднялся и направился к выходу.

— Эй, малыш, а ты куда? — воскликнула четвертая. Кудрявая шатенка с татуировкой на шее в виде разбитого сердца.

— Да иди ты ко всем чертям, — зло проговорил Васнецов, но так чтобы ни она, ни ее подруги не услышали сказанное.

— Эй, блаженный, ты куда? — нахмурился Людоед и вытянул в его сторону руку.

— В сортир, — резко ответил Николай, продолжая движение.

— Туалет слева от входа, — сказал ему вдогонку бармен.

— Знаю. Видел.

— А почему блаженный? — спросила одна из женщин.

— Он у нас святой, — послышался ответ Людоеда.

— Жаль, — продолжал женский голос. — С нами грешницами ему…

Дальше что она сказала, Васнецов не услышал, так как выскочил из бара. Постояв секунду, и сжимая кулаки, он решительным шагом направился без всякой цели к перекрестку.

— Идите вы все нахрен, — зло, с ожесточением в голосе шептал он самому себе. — Пропадите вы пропадом. Ненавижу вас всех. И ты Людоед, козел вонючий, с этим прозвищем… Блаженный… Хрен с тобой. Я блаженный. А ты… Ты говенный. Варяг, ты просто паскудник и вообще тупой амбал. А ты Славик просто… просто баран. Баран он и есть баран. Ишь, ты мясо бабское увидели… Вы еще, придурки, языки высуньте и лезгинку вокруг этих шлюх спляшите, бараны… Те шлюхи им не понравились, а от этих ум за разум зашел. Вот же уроды… Интересно, чем это те шлюхи хуже этих, а эти лучше тех? Те хоть честные. Сразу сказали, что им надо и цену назовут. А эти сидят и цену себе набивают. А назови их шлюхами, так за ножики свои схватятся сразу. И Варяг оплеуху отвесит, и Крест что-нибудь эдакое выкинет, и Славик… Все-таки ты Славик просто баран… Как же я вас ненавижу… Да идите вы со своими бабами к чертям свинячьим… И вы и ваши лисички, амазонки, грешницы, красотки, стервочки, чтоб вас всех… фурсетки недожаренные… Быдло вонючее…

Он остановился на перекрестке и облокотился на столб с указателями. Закрыв глаза и растирая лицо ладонями, он вдруг испугался своего состояния. Вместо сновавших по первому ярусу Вавилона людей, он видел лишь размытые тени и вместо звуков их шагов, и шума суеты, он слышал лишь свое, пропитанное бесконечной ненавистью и злобой, бормотание, пробивающееся сквозь далекий скрип несуществующих качелей. Он сам вводил себя в какой-то невероятный транс, дикой, первобытной ярости. Попадись ему сейчас тот плюшевый медведь, он изодрал бы его в клочья. Встреться ему Рана, он изрешетил бы ее пулями с головы до пят. Попадись та молоденькая людоедка, он с остервенением и ощущением экстаза стал бы бить ее кулаками и ногами, превращая в кровавое месиво. А попадись ему пресловутая красная кнопка!!! Он вдруг четко осознал пробившимся сквозь эту бурю абсолютной ненависти и тяги к разрушению разумом, что он превратился во что-то страшное. В нечто подобное тому, кто крадет по ночам людей и тащит их в метро, чтобы заживо сожрать. Кто кидается на пси-волков не зная страха а лишь желание уничтожить живое… Наверное именно так себя ощущали те самые морлоки, каждый день, каждый час и даже каждая секунда жизни которых была пропитана лишь всепоглощающей ненавистью и злобой. Именно так себя ощущали существа, в которых превратились люди. Просто когда-то люди не смогли вовремя остановиться, введя себя в такой транс и, нажали эту чертову кнопку…

— Ох, я и псих, — вздохнул он и, сделав глубокий вдох, осмотрелся. Люди снова стали людьми. Предвестник чего-то нехорошего, коим являлся скрип качелей, исчез. Агрессия прошла. Николай посмотрел в сторону бара.

— И все-таки вы свиньи. Из-за этих баб забыли, что надо Юру помянуть. — Покачав головой, Васнецов пошел на рынок.

* * *

Девушка с короткой стрижкой и в разноцветном свитере крутила рукоятку лебедки и ее торговый лоток с кассетами и старыми магнитофонами медленно, словно нехотя, и со скрипом опускался в пол. Когда он, наконец, опустился полностью, она закрыла железную крышку и защелкнула на проушинах амбарный замок. Девушка выпрямилась и слегка опешив, сделала полшага назад. Перед ней стоял молодой темноволосый человек с колючей щетиной на лице, в теплом свитере, одетом под камуфлированной курткой.

— Привет, — улыбнулся Николай.

— Привет, — настороженно ответила она, с любопытством глядя на незваного гостя.

Васнецов почувствовал, как его тело наполняется приятным теплом от вида ее больших, немного грустных и умных голубых глаз. И он с восхищением и некоторым стеснением отметил про себя, что у нее удивительно красивые губы. Да и все ее лицо было для него живым воплощением идеала из самых смелых и фантастических грез.

— Ты купить что-то хотел? А я закрылась уже. Сейчас вон, все закрываются. Торговцы оружием только до конца сидят. Народ в основном уже весь на арене собрался. Скоро начнется бой. Ты арену не любишь?

— Нет, — он мотнул головой ответив совершенно машинально. Он ведь понятия не имел о том, что такое местная арена.

— Я тоже. Вот… Домой собралась… Книжку почитаю. Спать пораньше лягу, — она наклонила голову, словно задумалась, что еще сказать.

— Интересная книжка? — спросил Васнецов, а сам думал как он, наверное, глупо сейчас выглядит. Ему казалось, что он говорит без всякого смысла, но он отчаянно хотел с ней говорить.

— Ну да. Я, правда… Мне кстати в ту сторону идти, — она указала рукой в направлении виднеющейся недалеко крутой железной лестницы уходящей высоко вверх.

— Мне тоже, — Николай кивнул как завороженный.

— Ну, пойдем? Проводишь, раз пришел, — девушка улыбнулась.

— Конечно…

Они неторопливо зашагали в указанном направлении.

— Ну, так вот. О чем я… А, о книге. Ты умеешь читать?

— Конечно…

— А у нас из молодежи мало кто, грамоте обучен. Сейчас главное с оружием обращаться уметь. И уметь от холода спасаться. А ты сам книги любишь?

— Да, конечно…

— Ну вот. Я, правда, названия той книги не знаю. У нее обложка рваная и нескольких страниц не хватает. Ее мне дружинники подарили. Нашли где-то в рейде, а я книги очень люблю. Весь Вавилон знает об этом, — она тихо засмеялась. — Но книга мне интересна тем, что она про мир как наш. После ядерной войны. Я вот читаю эту книгу и, немного настроение улучшается оттого, что в нашем, настоящем мире все не так плохо как в том, написанном. Там люди погибли всюду и только в одном городе, под землей, они выжили. Да и то, там их какие-то жуткие мутанты осаждают. А у нас все еще не так плохо, — девушка снова улыбнулась, взглянув на Васнецова. — Можно сказать процветаем.

«Ты просто про ХАРП еще не знаешь, наивная» — подумал Николай.

— А я вот, давно уже ничего не читал, — добавил он вслух, стараясь поддерживать разговор.

Металл крутой лестницы ведущей на верхний уровень бряцал под ногами, когда они стали подниматься вверх. Васнецов, дабы не разводить неловкого молчания, хотел было предостеречь ее, мол, аккуратнее на ступеньках, не ушибись, но она довольно ловко оказалась наверху. А вот Николаю казалось, что он взбирается по ней неуклюже. Все-таки для него это было непривычно. Взобравшись на второй уровень города, он даже почувствовал легкое головокружение. Прожив всю жизнь в подвале, Васнецов только сейчас понял, что боится высоты, хоть он и бродил в детстве по этажам заброшенных зданий Надеждинска. Но там глухие стены и типовые окна не позволяли ощутить то, что он ощущал сейчас, когда под ним раскинулся первый этаж Вавилона.

— Ты у нас впервые? — спросила девушка.

— Да. Никогда тут не был раньше, — он, конечно, лукавил и понимал это. Он вообще нигде никогда не был, и только это путешествие позволило ему увидеть то, что осталось от Москвы, Котельнича, и еще многих мест по дороге. И все это, как и сам Вавилон, он видел, конечно, впервые.

— Ну и как. Нравится у нас?

— Да. Интересно. Необычно. Город под куполом… Ни на что не похоже…

— Да, отстроились капитально. Живем, можно сказать не тужим. Ты, наверное, много мест повидал. Завидую. А я вот всю жизнь тут, — вздохнула она.

Они прошли по деревянному мостику и по крыше какого-то ангара. Затем снова лестница. На сей раз не такая высокая и менее экстремальная.

— Не завидуй. Нечего кругом видеть. Кругом смерть, снег и запустение.

— Да, конечно, я понимаю, — она снова вздохнула. — Слушай, — она слегка хлопнула себя по лбу. А как звать тебя? Совсем из головы вылетело спросить. — Девушка остановилась и виновато улыбаясь, посмотрела на него.

— Николай.

— Николай? — выражение ее лица стало немного удивленным, как тогда, когда она слушала музыку и бросила на него мимолетный взгляд. — Коля значит? Как интересно. А я Лера.

— Очень приятно, Лера. А почему тебе мое имя таким интересным показалось?

— Да так. — Она пожала плечами и вошла в узкий и тускло освещенный редкими лампами коридор. Справа от них шла стена из рифленого железа, в которой через равные промежутки находились закрытые деревянные двери с номерами и пара дверей с надписью «туалет». В левой стене дверей не было, но метров через двадцать была ниша, где на табуретке сидел пожилой мужчина в тулупе и дремал. За ним находилась массивная дверь с небольшим стеклянным окошком. Дверь выходила на улицу. Васнецов обратил внимание, что там какая-то открытая площадка, огороженная мешками, видимо наполненными песком. Они опоясывали что-то массивное, стоящее на треноге и накрытое большим и добротным чехлом из звериных шкур.

— Дядя Петя, опять спишь на посту? — звонко смеясь, сказала Лера, проходя мимо.

Тот зашевелился, закряхтел и потер глаза.

— Эх, егоза. Ну, постой сама. Чего я там не видел на улице? Метель началась.

— Да ладно, Дядь Петь, не сердись. Я шучу. А то заходи чай налью.

— У меня свой в термосочке. Да и ты, вон, не одна. Ишь ты…

— Ну, что ты болтаешь? — девушка обернулась и укоризненно посмотрела на старика. И на ее бледных и худых щеках проступил румянец.

— Ладно-ладно, ступай, — махнул он рукой, тихо смеясь.

Идти оставалось недолго. Возле очередной двери девушка остановилась.

— Ну, вот и мое жилище, — она облокотилась локтями о стену, заведя назад руки. — Спасибо что проводил.

— Послушай, Лера, я ведь спросить хотел кое о чем.

Она открыла дверь и вошла в нее.

— Ну, заходи тогда. Поболтаем. — Кивнула она.

Жилищем был железный контейнер с проделанным отверстием для вентиляции и одиноко свисающей лампочкой под низким потолком. Одна широкая кровать и небольшой столик. Деревянный ящик видимо с домашней утварью. Все свободное пространство было заставлено стопками книг и различной разобранной или разбитой аудиоаппаратурой. Коробки с дисками и кассетами. Небольшая тумбочка с электросамоваром на ней и один стул возле койки.

— Где ты все это берешь? — спросил Васнецов, искренне удивляясь такому обилию кассет, магнитофонов и книг.

— Иногда в поход с амазонками нашими хожу. Ну, если не далеко. В ближайшие поселки. Кое-что из техники починить приносят. Я умею.

— Так ты живешь этим? Ну, торговлей и ремонтом?

— Да нет. Не совсем. Это дополнительный заработок. А так… Я ведь грамоте обучена. Мама, спасибо ей, научила. Ну, я вот иногда всякие статейки для нашей газетки «Вавилонский абзац» стряпаю. Ну и комиксы туда рисую, для неграмотных. Картинки всякие на заказ. Короче не голодаю. И право на электричество имею. А это не каждому дано. Ну и гостиница. Она ведь мамина была. Родителей точнее. Но отца я совсем не помню. Он давно погиб в какой-то стычке. Ну, я дела по гостинице Матвею передала, а сама стабильную долю за это имею. Я тут типа из зажиточных, — она лукаво улыбнулась.

— Понятно, — Николай кивнул.

— Чай хочешь? Из сушеных ягод шиповника. Редкая вещ.

— Нет, спасибо, — он мотнул головой и продолжил осматривать обилие книг. — И ты все это перечитала?

— Нет, — она засмеялась. — Это все я мечтаю прочитать. Так ты о чем меня спросить хотел?

— Ах… Да… Слушай, — он почесал затылок. — Вот ты когда в первый раз меня увидела, ты как-то посмотрела странно…

— Ну да, — она кивнула и снова улыбнулась. На сей раз грустно. — Ну, это так. Всколыхнуло что-то в тебе мои детские воспоминания.

— Детские воспоминания? О чем я тебе мог напомнить? — удивился Васнецов.

— Ты понимаешь, я ведь росла без отца. Мать сильно маялась. Да и болела она. Однажды в Вавилон пришел человек один. Да на постой остановился в гостинице нашей. Это было, лет шесть назад. Или больше. Он не похожий был на других. Не было в нем никакой напыщенности и хвастовства. И хамом он не был. Ну, это вроде как не мужской характер. Такие мужики и не запоминаются и не привлекают ничем. Но тут другое. Он был огромный просто. Великан. Сильный. Суровый. И добрый одновременно. Умный и грустный немного. Вот такой человек, с такими качествами, запоминается надолго. Да на всю жизнь, чего уж там… Я ведь… Пацанка мелкая, влюбилась в него просто. Ну, как в такого не влюбиться? Ну а мама моя вообще голову потеряла. Так и увивалась вокруг него. Я даже ревновала немного, — Лера хихикнула. — Он-то сразу понял, чего от него хотят. Чтоб под крыло свое могучее взял нас. Чтобы остался. Но он сразу сказал, что не останется. И что никаких отношений… В общем… Но меня, покуда жил у нас, рукопашному бою поучил чуток. Научил этому, паяльному делу, — она кивнула на магнитофоны. — Он где-то месяц у нас жил или чуть больше.

Николай недоумевал. Отчего он напомнил ей этого человека? Конечно, лестно такое сравнение, но он ощущал себя не могучим великаном, влюбляющим в себя своей безграничной силой настоящего мужчины. Он ощущал себя неприметным и непутевым блаженным… Как метко заметил Людоед… Даже в баре эти женщины не обратили на него никакого внимания, пока он не стал демонстративно уходить. Так кого он мог ей напомнить? Что вообще может быть общего между ним и ей, молодыми людьми, всю жизнь прожившими в узких рамках своих обителей, между которыми бездна накрытых снегом руин цивилизации?

— А тут вижу, ты идешь, — продолжала она. — И ловлю твой взгляд. Я чуть в обморок не рухнула. У тебя, его глаза. Ну, в точности. Такой же пронзительный черный взгляд. Вроде как звериное что-то в нем. Но такая глубина в нем, если присмотреться. Глубина, ум и печаль какая-то. Надо же, думаю, как похож…

Левая рука задрожала и нащупала спинку кровати. Васнецов медленно на нее сел. Он вдруг представил себе огромного сильного великана. Умный и добрый… И такие же, как у него, Николая, глаза. Он очень хорошо себе представил этого человека. Прошло семь лет, но он его помнил. Ведь он всегда бережно хранил его фотографию. Это был его отец.

— Как его звали? — совсем тихо спросил Васнецов.

— Так в том то и дело! — воскликнула Лера. — В том то все и дело! Я чего так удивилась, когда ты сказал, что тебя Николаем зовут! Его ведь тоже так звали. Дядька Колька я его называла!

— Фамилия… — прохрипел он. Он вдруг вспомнил последнее утро в Надеждинске. Тогда Варяг обругал их сильно за скандал, который устроил на посту Славик. Они так и не успели собрать личные вещи. Взяли только оружие. И все это время, не покидала Николая мысль, что он забыл что-то важное. Но в суматохе их путешествия это как-то померкло и почти вылетело из головы. Но теперь он понял, что он забыл. Фотографию отца. Возьми он ее с собой тогда, то стоило лишь показать ее Лере. И ответ был очевиден. Она обязательно сказала бы — «да, это он».

— Я не знаю, какая у него была фамилия. — Девушка пожала плечами и уставилась на гостя. — Чего это с тобой? На тебе лица нет. Тебе плохо?

— А откуда он?

— Да издалека… Что-то… Надежда… Что-то такое. Да не помню я…

— Надеждинск! — Васнецов вдруг вскочил. — Надеждинск! Ну, вспомни! И он бывший десантник! Майор!

— Ты чего это, кричишь? — она опешила. — И чего ты… Откуда ты знаешь? Он, в самом деле, майор ВДВ в прошлом…

— Это мой отец! — Николай схватил ее за руки. — Лера! Это мой отец! Он пропал семь лет назад! Ушел в поход и не вернулся больше!

— Правда? — она с недоверием посмотрела в его глаза.

— Где он сейчас?!

— Я не знаю. Он же ушел тогда и все. Больше никто ничего о нем не слышал.

— Куда ушел?!

— В горы. Он сказал, что он должен найти Аркаим этот. Тут все его отговаривали. Говорили, что если этот город и существует на самом деле, то он оккупирован молохитами. Что идти туда, это смерть. А он и сказал, что любая жизнь — это смерть, только отложенная на черный день… Коля, отпусти, ты мне больно делаешь…

— В чем дело!!! — этот разгневанный возглас за спиной заставил Николая резко развернуться. На пороге стоял молодой человек, лет двадцати шести или около того. В теплом военном комбинезоне, на котором еще не растаял снег, налипший от метели. Он свирепо смотрел на Васнецова и то и дело переводил взгляд на Леру.

— Иван? — удивленно проговорила девушка. — Вы же в Иерихон ушли…

— Да, ушли, — буквально прорычал тот. — Но метель настигла. Вернулись. Как видно не зря метель нам все планы спутала. Значит пока я в деле, ты тут шашни с этим уродом крутишь?

— Перестань, Ваня, это не то, что ты думаешь, — ответила Лера.

— Не то что я думаю? — зло усмехнулся Иван. — А что тут вообще думать? Зайди я на десять минут позже, то имел бы счастье видеть, как он уже тебе вставляет, ага?

— Да как ты вообще можешь такое говорить своей девушке? — пробормотал Николай. Он был подавлен. У нее, оказывается, есть парень. Конечно, есть парень. Она ведь такая красивая, что просто не может быть одна. Не то что изуродованная Рана… А у красивой Леры есть парень. Да еще с таким скотским выражением лица. Ну конечно, Людоед ведь говорил, что женщины любят сволочей. Обидно-то как…

— Ты вообще, задрот, пасть свою поганую закрой. Ты что, чмо, не понимаешь что сейчас на волосок от смерти? — Лерин парень приблизился к Васнецову совсем близко.

— Иван, прекрати! Это сын дяди Коли! Я же рассказывала тебе когда-то!

— Заткнись, — рявкнул Иван. — Я с тобой сучкой позже поговорю!

Молодой человек отлетел назад и с силой ударился о железную стену возле двери. Сполз и, прикрывая лицо, по которому растекалась кровь, руками испуганно смотрел на Николая, который еще держал перед собой сжатый кулак, отбросивший обидчика. Спесь и агрессия у вошедшего сменились сильным испугом. Васнецов чувствовал дрожь во всем теле и непреодолимую тягу растоптать этого, теперь уже жалкого человечишку. Мимолетный взгляд на неровный кусок зеркала, висящего в углу над упавшим Иваном, позволил Николаю заметить, что у него теперь вовсе не отцовские глаза. Это были черные глаза морлока. Не реагирующие на свет и не знающие сострадания. Возможно, этого каннибальского взгляда так испугался Иван? Васнецов навалился на поверженного противника и яростно зашипел:

— Я, Николай Васнецов, Сын Николая Васнецова. Майора ВДВ! Кавалера георгиевского креста и ордена мужества! Почетного искателя! На меня возложена величайшая в истории миссия! От меня зависят все ваши жалкие жизни! Неужели ты, говно, думаешь, что можешь стоять у меня на пути!!!

— Лерка, что за херня тут происходит? — жалобно проскулил Иван.

— Ты что творишь?! — воскликнула Лера и с силой вытолкнув Васнецова за дверь прильнула к своему парню. — Ваня, Ванечка, прости… Прости меня… — Она целовала его рассеченную и сочащуюся кровью скулу. — Милый, тебе больно?…

Николай с презрением посмотрел на нее и захотел наступить своим тяжелым армейским ботинком ей на голову и почувствовать, как хрустит под каблуком ее череп. Но… Он бросился прочь. Удалялся торопливым шагом и отчаянно себя ругал…

…Все правильно. Все, блин, правильно. Он ее парень. Она, конечно, его любит. А я дурак… Дурак! Дурак!!! Заступился… Черт тебя дери… Нахрена? Чего ради?…

Старик Дядя Петя сидел на своем стуле, возле большого железного ящика и ведущей наружу двери. Руки свисали вдоль тела. Голова запрокинута. Рот открыт. И изо рта изрыгался отвратительный по своей интенсивности и громкости храп.

— Вообще-то у нас в Надеждинске за сон на посту сутки потом дерьмо в уборных месят, — пробормотал Николай, глядя на этого старика. Он подошел к двери, рванул ее на себя и вышел на открытую площадку, обложенную мешками и, представляющую собой огневую точку. Мороз и вьюга мгновенно схватили его в объятия беспощадного холода. Без шапки, без верхней теплой одежды, без марлевой повязки согревающей лицо собственным дыханием тут долго не продержаться. Но Васнецову было сейчас на это наплевать. Смятение мыслей и эмоций подавляли чувство холода. На улице уже занялись вечерние сумерки. Только теперь можно было оценить, насколько высоко он сейчас находиться. Это практически верхний этаж Вавилона. Что, впрочем, не так уж удивительно, учитывая, как долго они шли сюда по переходам и поднимались по лестницам. Захотелось прыгнуть вниз. Там снег, может и не получится разбиться. Но просто захотелось уйти. Идти дальше одному. И не до этого чертового ХАРПа, до которого, возможно и добраться-то нереально. А уйти в уральские горы и найти там если не самого отца, то хоть какой-нибудь его след. Но это, наверное, менее реально, чем дойти до ХАРПа. Ведь прошло семь лет. Семь бесконечно долгих лет. Николай вздохнул и взглянул на большой холм, высившийся прямо перед ним.

— Ах ты говнюк! — Воскликнул выскочивший на площадку старик. Ворвавшийся в открытую дверь холод разбудил его. — А ну вон отсюда! Запретная зона!

— Я что-то никаких запрещающих знаков там не видел, — невозмутимо ответил Васнецов, не оборачиваясь.

— Тут охранный пост! Это само собой подразумевается! Пошел вон отсюда я тебе сказал! Сейчас патрулю тебя сдам, и пойдешь на арену, сучонок!

Васнецов, наконец, обернулся и взглянул на этого часового. Может и ему тоже врезать? Терять уже особо нечего. Нарушений и так по самые уши…

— Ну что вылупился?! Убирайся, я сказал!

— Разуй глаза, старый…

— Чего?!

— Я говорю, разуй глаза и туда смотри. — Николай указал рукой на холм.

— И чего? — часовой нервно дернул головой и посмотрел в указанном направлении. — И чего? — повторил он.

— Слушай, у тебя хоть бинокль есть?

— Чего? — старик быстро захлопал глазами.

— Я говорю, бинокль у тебя есть, тетеря глухая!!! — закричал Васнецов.

— Ах ты… — Петр полез в карман, что-то бормоча себе под нос. — Вот говнюк, раскомандывался тут. — Он извлек из кармана тулупа обломок бинокля и приставил его к глазу. — Ну, и чего? Телега едет с холма. И чего?

— Ану дай сюда! — Николай выхватил этот оптический прибор из рук часового и стал смотреть.

— Вот наглец, вот говнюк, — продолжал бормотать старик.

С холма неслась большая телега на широких лыжах. Подобная тем, с которыми они в Надеждинске отправлялись в лес на заготовку дров. В нее не было запряжено никакое животное. И люди в ней отсутствовали. Но были сложены мешки и, среди них что-то мерцало.

— Черт подери. Да это же фитиль! — воскликнул Николай. — Фитиль горит!

— Чего? — старик снова захлопал глазами.

— Стреляй, старый! Стреляй по телеге!

— Так это…

— Где оружие твое, черт тебя дери!

— Так вот оружие, — часовой растерянно указал на укутанный в чехол из звериных шкур большой предмет на треноге, намертво привинченной к металлическому полу площадки.

— Твою мать, — Васнецов стал быстро разматывать шкуры, разметая своими движениями налипший на них снег, пока, наконец, его взору не предстал внушительного вида, оснащенный оптикой крупнокалиберный пулемет «Утес». Николай прильнул к прицелу и нащупал окоченевшими от холода пальцами рукоятку и курок. Поймал телегу в прицел. Нажал на спуск и… Ничего не произошло.

— Что за мать твою, — Николай озадаченно стал рассматривать оружие. — А лента пулеметная где?! — воскликнул он.

— Отдельно храниться она! В ящике!

— Почему так?!

— Комендантом так предписано! Нельзя патроны на холоде подолгу держать!

— А пулемет можно?!

— А он в мехах!

— А патроны не в мехах были бы?! А?!

— Воруют патроны! Вот всякие ушлепки вроде тебя ходют и воруют! Иди отсюда! Подумаешь, фитиль горит! И что?!

— Это же бомба, баран старый!

— Что?!

— Иди тревогу объяви быстро! Пока пулемет зарядим, телега в мертвой зоне будет! Не достать пулеметом! Да что ты стоишь, немощь старая!!! Я говорю, тревогу объяви!!! — Васнецов схватил старика за тулуп и затолкал внутрь, дав ему еще и пинка в придачу.

— Ах ты, щенок, — бормотал старик, сбрасывая с себя сковывающий движения тулуп. — Вот же говнюк. Ну погоди, разберемся с этой телегой и я тебе устрою… Попомни мои слова, щенок… — Он выхватил стоявшее под стулом ведро из нержавейки и большой разводной гаечный ключ. Затем засеменил по коридору, стуча ключом по ведру, и закричал — Тревога! Тревога всем!

Николай бросился к ящику. Тот был заперт навесным замком.

— Черт тебя дери, а ключ-то где? Может тут? — он судорожно схватил тулуп и стал шарить по карманам. Так и есть. В одном из них обнаружилась связка ключей. Они зазвенели в дрожащих от волнения руках, пока он не подобрал нужный. Схватил пулеметную ленту и выскочив обратно на площадку стал заряжать оружие. Замерзшие руки никак не хотели слушаться и делали порой совсем не то, что он от них требовал. Но пулемет все-таки удалось зарядить. Телега уже пропала из вида. Васнецов перевалился через стенку из наполненных песком мешков и стал искать ее взглядом. Телега уперлась в стену Вавилона метрах в семидесяти слева. В сгущающихся сумерках было видно, что фитиль еще горит. Догорает вернее. Николай накинул на себя брошенный стариком тулуп и прижался к пулемету. Сейчас громыхнет. Сколько там? Килограмм сто или двести? Только бы в живых остаться после взрыва. Только бы удержаться на площадке. Только бы не сорвало «Утес». Ведь должны же сейчас появиться те, кто запустил эту телегу. Они непременно появятся. А я их встречу. Я — Николай Васнецов. Сын майора ВДВ. Кавалера ордена мужества и георгиевского креста. Искателя. Могучего воина. Я сын своего отца. Я должен выжить. В моих руках судьбы всех этих ничтожных людишек…

Грянул взрыв. Словно огромный великан, лишь немного припорошенный снегом, резко вскочил на ноги и, изрыгая огонь, разбрасывал бетон и металл так, словно это был картон и фанера. Казалось, что весь Вавилон подбросило в воздух, а обратно он приземлился уже по частям. Нестерпимый жар сменил невероятный холод. Скрежет металла и грохот взрыва, бурлящее пламя и крики позади, пронзали уши как огромная спица. Основная энергия взрыва ушла в стену пред телегой. Видимо там была не просто навалена взрывчатка. Но она была направленного действия. Основные разрушения пришлись на область вокруг эпицентра. До площадки дошла лишь теплая ударная волна, куски кипящего снега и льда и небольшие раскаленные куски железа. Я еще жив? — подумал Васнецов, отброшенный на мешки. Те полетели вниз, но замедлили скольжение человека к краю площадки. Николай быстро отпрыгнул от пропасти и с радостью заметил, что пулемет стоит на месте.

— Я жив! — воскликнул он, вставая к оружию и приготовившись к бою. — Я жив, черт подери! Я сын своего отца! Я вам сейчас устрою, свиньи, кто бы вы небыли! Аллилуйя всем умершим детям! Аллилуйя войне! Аллилуйя!

 

35. Триумф ненависти

Ветер продолжал гонять снежную пыль. В нынешние времена обильных снегопадов практически уже не бывало. Иначе сугробы стали бы скрывать и многоэтажные дома. Просто иногда начинал валить снег, и длилось это лишь минуты, но ветер мог часами не давать упасть этим снежинкам и вертеть их в вихрях своей страсти подолгу. Сейчас снег не шел, но ветер поднимал снежные гранулы с крепкого наста и тянул их низко над поверхностью, образуя новые барханы снега.

Как некстати разболелась голова. Где-то слева слышалось пение огня, порожденного взрывом. Какие-то крики. Суета. Николаю не было до этого никакого дела. Он был поглощен ожиданием. Он отчего-то точно знал, что с этой вершины появятся те, кто запустил эти сани с бомбой. Васнецов вдруг уверовал в то, что он может знать наверняка. Он уверовал в то, что он особенный. Избранный. Всевышний издевался над ним, лишая простых человеческих радостей? Нет! Это была плата за особый дар. Васнецов чувствовал себя сейчас совершенно иным человеком. Обновленным. Перешедшим на качественно новый уровень эволюции. Изменившимся до неузнавания. Это было странное чувство даже в рамки разумного не укладывающееся. Удар по лицу обидчика или резкий разговор с часовым тому виной? Он вел себя не как робкий блаженный или как серая мышь подвалов Надеждинска… Он вел себя, как и подобает человеку прошедшему огромное расстояние и суровые испытания. Как и подобает сыну своего отца… И он теперь точно был уверен, что его вовлечение в миссию являлось крайне необходимым. Как бы они пробирались по Москве без сталкеров? Но именно он их нашел. Возможно, если бы не Николай, то Варяг был бы убит Раной. Ответы на многие вопросы они получили благодаря ему, Николаю. Это и дневник дяди Владимира из бункера «Субботний вечер», это и диск, в случайно найденном им джипе. Это обращенное на Леру внимание. Шутка ли! Он впервые за столько лет узнал что-то об отце! И Всевышний указал ему эту телегу. И высшая сила поставила его теперь за станок «Утеса». Васнецов был взбудоражен таким умозаключением, чувствуя себя едва ли не мессией. И теперь он ни на секунду не сомневался, что его предчувствие того, что там, на вершине кто-то есть, вот-вот оправдаются.

И он не ошибся. После взрыва сотни людей в белых маскхалатах и с оружием, выкрашенным в белый цвет либо перемотанным медицинскими бинтами и пластырями, приготовились к атаке. Они искусно умели прятаться в снегу. Они были полны решимости смести ненавистный им Вавилон. Боевики приготовили лыжи. Кто-то сани. У кого-то детский снегокат «Аргамак». Несколько групп выкатывали еще телеги, подобные тем, что спустили с горы, оснастив взрывчаткой. Кое-кто изготовился к спуску на накаченной камере от грузовой машины. В ход шли изогнутые куски листового железа, большие фрагменты линолеума. Вершина кишела людьми. Николай этого не видел, но чувствовал отчетливо. Словно в нем появились какие-то рецепторы, способные улавливать волны ненависти, если конечно такие волны существовали. Но, если эти психоволны ненависти действительно есть то, сколько их может источать целая армия, изготовившаяся к решительному броску? Немыслимая энергия деструктивности способна пронзить и камень… А уж что до того, что ее почувствовал живой человек? Уж в этом нет совершенно никакой мистики…

Первыми взяли старт лыжники. Видимо они были натренированы грамотному спуску с горы. Уверенно вальсируя лыжами и отталкиваясь лыжными палками, при этом, избегая лишних движений, они неминуемо мчались к пробитой стене Вавилона, в которой еще виднелись всполохи огня от взрыва. Следом за авангардом лыжников помчались все остальные. С вершины горы мчалась белая живая лавина. Оптика «Утеса» уже видела их своим зорким безжизненным взглядом. Николай в очередной раз прильнул к оптическому прицелу и, наконец, увидел то, что с таким нетерпением ждал.

— Гос-с-споди! — громко прошептал он, видя нескончаемую живую массу. Он испытал еще одно странное чувство. Волнение, предвкушение и какой-то иррациональный восторг. Накопленная злоба от осознания несправедливости к нему судьбы сменилась ощущениями своей значимости и вспорхнувшая в высшие сферы сознания безмерная гордыня и презрение к окружающим его людям взбудоражили в душе ураган ненависти. Он лишь на секунду задумался над тем, что возможно он не на той стороне. Какая-то крохотная искорка сомнения. Кто атакует Вавилон? Кто эта армада, мчащаяся с горы? Те самые вандалы, которых бойцы Вавилона оставили без жилища, пока те были в походе, и чьи семьи были безжалостно перебиты? Что заставило их атаковать? Злоба и жажда убивать и грабить, либо безвыходность положения оставшихся без крова в суровых условиях вечной зимы людей и стремление к воплощению добродетели отмщения, о которой когда-то говорил погибшим космонавтам нынешний лидер Надеждинска, генерал Басов? Но нет. Искорка сомнения погасла как огонек лучины от порыва ледяного ветра. Никаких сомнений. Он выбрал сейчас сторону Вавилона не из-за личных симпатий, а по наитию. Но теперь он знал одну простую истину. Его самый верный друг и союзник — его интуиция. А значит никаких более сомнений. Никакой жалости. Никакой альтернативы! Все явно и очевидно!

— Раз на марше нам дали приказ, — бормотал он, водя стволом пулемета и выбирая цель. — До Ла-Манша добраться за час. Командира как папу любить. А противника в море топить.

Он бормотал строки из старой песенки десантников, не совсем помня, что такое Ла-Манш, но, четко осознавая, что он сейчас решает, кто в той толпе умрет первым, а кто проживет еще какое-то время. И, самое странное в его мыслях было то, что он ощущал себя бессмертным.

Те, кто выбрал спуск на накаченных камерах от грузовых машин, сделали неудачный выбор. Вот уже третий боевик подпрыгнул на снежной кочке и приземлился уже на холодный белый наст. Камера мчалась дальше уже без седока. Боевик вскочил и бросился следом, то и дело по колено проваливаясь. Нет, эти неудачники ни внимания стрелка, ни патронов «Утеса» пока не заслуживают. Надо что-то более значимое. Вот! Огромный кусок линолеума, на котором, словно на ковре-самолете из старой сказки, мчалось около дюжины вооруженных людей.

— Да будет так, — выдохнул Васнецов и нажал на курок.

Завывания ветра утонули в грохочущем клекоте «Утеса». Каждый пятый патрон оказался трассирующим, и Николай отчетливо видел, как мчится в ту сторону посылаемая им свинцовая смерть. Холодный ствол разбросал первые два десятка пуль куда попало, но дальше, разогревшись, он стал послушнее. Очередь сразу прошила троих. Двое слетели со своего транспортного средства. Несколько лыжников, от неожиданности повалились на снег. На них налетели пять человек на санях, образовав свалку. Васнецов продолжал кромсать первую цель и оставшихся на ней людей. Даже в сгущавшихся сумерках было хорошо видно, как на облаченных в белые маскхалаты телах мгновенно образуются большие темные пятна. Явный признак пораженной цели. Признак смерти. Это еще больше подстегивало обуреваемого яростью стрелка, пока, наконец, пуля не попала одному в голову. Голова лопнула, как-то странно и неестественно. Была, и нет. Обезглавленный человек, вскинув руки, перекувыркнулся и каким-то чудом встал на колени. Он так и стоял бы, наверное, и дальше, но тут на него налетел другой боевик на «Аргамаке» и они полетели дальше кубарем. А за обезглавленным телом на снегу оставались черные пятна крови…

— Мамочки, — Николай отпрянул от прицела, наклонился и стал растирать лицо ладонями. — Увиденное стало для него на какой-то миг отрезвляющей пощечиной. — Люди-люди-люди, — бормотал он, тяжело дыша. — Зачем вы такие? Почему вы такие? Почему всегда и везде надо друг друга убивать? Неужели было мало того, что случилось? Вы перестанете сеять смерть, только когда все умрете? — Он встряхнул головой и вернулся к оружию. — Ну так умрите. Все!!! — он снова нажал на курок. — Все-е-е-е!!!

Равнодушный к жизни или смерти, но делающий эту смерть массовой, «Утес» продолжил исполнять волю Николая и убивать спускающихся с горы людей. Вот один лыжник лишился ноги и повалился на снег. Забился в судорогах, сжимая руками кровоточащую культю. Кто-то бросился ему на помощь. Васнецов решил расстрелять и их, но тут справа, совсем рядом, вздрогнул мешок с песком и до слуха Васнецова, донеся отдаленный и хлесткий звук. СВД! Николай хорошо помнил и знал этот звук. Даже полученная в Москве рана от неизвестного снайпера вдруг резко заныла.

— Где ты, тварь! — Васнецов стал водить стволом и искать того, кто стрелял по нему. Некоторые, вооруженные снайперскими винтовками боевики прекратили движение и стремились избавить свое войско от огня «Утеса». — Ну, где ты!

Совсем рядом пролетела пуля и лязгнула позади о металл стены. Снова донесся звук далекого выстрела. Вдруг, метрах в двадцати слева раздался раскатистый и громкий выстрел. Николай дернул головой. На крыше виднелась половина силуэта лежащего человека. А дальше торчал невероятно длинный ствол. Он медленно, но уверенно двигался, меняя угол. Снова лязгающий спусковым механизмом и грохочущий выстрелом звук. Что это? КСВК? Конечно! Кто-то на крыше поддерживает его огнем из крупнокалиберной снайперской винтовки. После второго выстрела человек перекатился и снова стал искать цель. Скорее всего, он работал по вражеским снайперам. Это несколько вселило уверенности. Васнецов вернулся к ведению огня из пулемета и за грохотами выстрелов не услышал, как кто-то бежит по крыше.

— Петро! Слышь, Петро! Эй!

— Блин, да это кажись не Петя…

— А кто? Эй! Мужик! Слышь! Мужик!!!

В спину Николая врезался комок снега.

— Какого хрена вам надо?! — заорал Васнецов, резко обернувшись.

— Опа… Пацанчик, слышь, а ты кто такой? — На крыше помимо стрелка с КСВК появились еще два человека в тулупах и с автоматами. Они стояли на крыше прямо позади Николая и смотрели на него с высоты пяти метров.

— Я Николай Васнецов! — с гордостью и презрением к этим людям в голосе ответил он.

— Кто?

— Николай Васнецов! Вы мне мешаете!

— А Петро где, который тут вахту нес?

— Сдриснул ваш Петро! С ведром убежал! Все у вас?!

— Слышь, у тебя как с патронами?

— Половины ленты уже нет! Дальше что?!

— Ну, ты это. Дефицит, патроны для «Утеса».

— И что? Вы, чем болтать да мне мешать тоже стреляйте!

— У нас АКМы. Что толку с такого расстояния? Только боезапас в воздух выпускать.

— И что? Будете ждать, когда они в город ворвутся? — Николай зло усмехнулся.

— А какие тут варианты? Их вон тьма.

— Да, в самом деле, хорош, болтать! — подал голос снайпер с КСВК после очередного выстрела. — Идите вниз к пробоине. Там сейчас такое начнется.

— Савва, пошли с нами, — обратился к нему один из автоматчиков. — Ты тут себе все хозяйство отморозишь.

— Я скорее тебе, салага, твое хозяйство сейчас отстрелю. Валите. Я успею.

Автоматчики опустили на площадку с Николаем трубу и, скользя по ней, спустились. Один сразу нырнул внутрь Вавилона, а второй порылся в подсумке и, достав оттуда две осколочные гранаты, к которой синей изолентой были еще примотаны мелкие гвозди, протянул их Васнецову.

— На пацанчик, кинешь, когда эти уроды совсем близко будут. А как патроны кончатся, давай вниз. Там сейчас основной кипешь начнется. Лишняя пара рук не помешает.

— Кто это вообще напал? — спросил Николай, принимая этот дар.

— Вандалы, понятное дело. Только вот чего это они… Лет шесть уже напрямую на Вавилон не нападали. Только караваны наши бомбили суки. А тут. Силенки, наверное, скоты, копили. Ну ладно, я побежал. Удачи!

Васнецов вернулся к «Утесу». В оптический прицел уже были видны белые и черные шерстяные маски, скрывающие лица вандалов и делающие их обезличенными. А значит, убивая их, стрелок испытает меньше эмоций. Ведь нет никаких человеческих лиц. Враг был уже совсем близко, и они мчались к заветной пробоине, не сбавляя темп. Внизу застрекотали автоматы. Это стреляли и враги, и защитники Вавилона из пробоины. В сумерках отчетливо были видны всполохи изрыгающего смерть оружия.

— Просто мистика какая-то, — послышался возглас снайпера. Он снова выстрелил из КСВК и продолжил: — Я помню, несколько лет назад к нам в Вавилон уже приходил один великий воин, Николай Васнецов. Я бы подумал, что это ты, но уж больно ты молод для него! Да и ростом мал для того богатыря!

— Я его сын!!! — воскликнул Николай и в очередной раз вжал курок «Утеса», поливая противника свинцом.

Волна нападающих была уже внизу, у подножья Вавилона. Патроны кончились лишь за пару минут до того, как враг оказался в мертвой зоне. Ниже ствол опускать было невозможно. Да и стрелять нечем. Зато у противника, казалось, нужды особой в боеприпасах не было. Внизу грохотал бой. Слившиеся в единую какофонию звуки стрельбы били по нервам. Памятуя о снайпере и пулеметчике, многие вандалы стреляли вверх. В их сторону. Однако Николай был в относительной безопасности. Пулями его не достать. Если только кто-то не закинет сюда гранату. Но он высоко. Мало кто, способен забросить гранату на эту площадку. Разве что метнуть боеприпас из подствольного гранатомета. Васнецов вспомнил про гранаты, что дал ему недавно местный житель, и недолго думая швырнул их вниз. В шуме битвы едва ли удалось различить звуки их взрывов. Сверху застрекотал автомат. КСВК уже была малополезна и снайпер, склонившись над краем крыши, стрелял из «Калашникова». Неподалеку громыхнул взрыв. Кто-то пытался снять этого стрелка подствольником. Савва схватил лежавший КСВК и сделал несколько шагов к трубе, по которой спустились те двое. Еще один взрыв. Вспышка на миг ослепила Васнецова. Он упал ничком и почувствовал, как что-то врезается в одетый на него тулуп. Придя в себя, Николай осмотрелся. Тулуп спас его от осколков гранаты, которые застряли в толстой коже. Снайпер лежал на краю крыши. Его голова и сжимающая винтовку рука свисали вниз. Савва был мертв. Рядом с его телом лежал автомат. Приклад торчал с края крыши. Васнецов взял трубу и попытался придвинуть его ближе, чтобы «Калашников» упал на площадку. Однако он потерпел неудачу. Автомат сорвался и полетел вниз, на беснующуюся у подножия Вавилона толпу вандалов.

— Черт, — выругался Николай. Попытка выбить трубой из руки мертвеца КСВК оказалась удачной. Винтовка рухнула на площадку. Васнецов осмотрел ее. Отстегнул магазин. Там оставался всего один патрон. — Ну что за непруха, — пробормотал он вздохнув. Тем не менее, другого оружия сейчас у него не было. Да и этим, в ближнем бою, мало что сделаешь. Разве что только размахивать им как секирой и разбивать врагам головы. Васнецов сбросил мешающий быстро двигаться тулуп и бросился внутрь. С трудом вспоминая тот путь, который они проделали наверх вместе с Лерой, он бежал по узким коридорам и мостикам. Хуже всего было то, что вероятно из-за взрыва, часть электросети города вышла из строя и, освещение было еще более скудным, а местами вообще отсутствовало. Приходилось ориентироваться на далекие звуки стрельбы. Спускаясь все ниже, он отчетливее слышал разгоревшийся внизу бой, и его сердце билось все сильнее. Толи от волнения и предвкушения схватки, то ли просто от бега. Голова продолжала насылать волны боли, бившей по глазам и вискам и он, то и дело ощущал неведомым ему доселе чувством, как внизу умирают люди. И ему снова казалось, что он слышит эти чертовы ржавые качели.

Пробираясь все ближе к битве, Васнецов стал замечать следы разрушений. Где-то виднелись всполохи пожаров. Некоторые мостики и трапы были сорваны со своих мест. Контейнеры сдвинуты или опрокинуты. Двигаться становилось все труднее. Вот раздавленное упавшим трапом тело. Васнецов узнал в нем того человека, что дал ему там, наверху, две гранаты. Видимо он двигался по этому трапу, но тот рухнул. Как жаль. И снайпера того жаль. С ним было о чем поговорить. Об отце конечно.

* * *

Из окна гостиницы короткими очередями бил пулемет. Он держал на мушке узкий проход между двумя железными ангарами, один из которых был сильно деформирован и смят от взрыва. Через проход пыталась пробиться группа в белых маскхалат. Однако от огня пулемета в этом месте вандалы потеряли уже пятерых.

— Нёмес, одан утэ улдап зи темотанарга тюнабе.

«Черт, о чем они говорят?» — подумал Николай. Он вжался в стенку контейнера и отчетливо слышал голос одного из двух вандалов, что находились в паре метров от него, за углом. Эти двое смогли, незаметно просочится в место среди больших железных блоков, в которых видимо были склады, и находились теперь вне зоны видимости пулеметчика.

— Ошорох. Анах митэ мародип. — Ответил второй.

«Стоп, что там говорили в баре про вандалов? Они используют какой-то тарабарский язык вперемешку с каким-то падонским. И зовется все это таралбанский… Как разобраться? Задом на перед? Темотанарга… Что это? Агранато… Гранатомета! Семен, надо эту улдап… падлу! Из гранатомета… дальше понятно… Ответ был — хорошо, хана этим…» — Николай осторожно высунулся из-за угла. Эти двое присели на одно колено. Один из них водрузил на плечо РПГ-7. Они не видели Николая. Даже не предполагали о его присутствии. Васнецов ткнул длинным стволом КСВК гранатометчику под мышку. Тот удивленно повернул голову, и Николай нажал на курок. Громыхнул выстрел. Ружье сильно дернулось в руках Васнецова, повинуясь законам физики и изрыгая из своего жерла могучую силу. Руку вандала подбросило вверх и она, описав дугу, повисла на сухожилиях. Пуля прошла через плечевую область, вошла в шею и разорвала ему горло. Второй боевик, забрызганный кровью первого, от неожиданности и испуга распластался на полу, затем, увидев, что стало с его товарищем, вскочил на ноги и стал вскидывать свой автомат.

— Сссцуко, чорд!!! — заорал он и в этот момент Васнецов, приблизившись к нему на шаг, вонзил боевику окровавленный ствол КСВК прямо в рот, разрывая ткань черной маски и проламывая зубы. Николай воткнул ему горячий металл настолько, насколько позволяли силы и затем рванул винтовку в сторону, выворачивая жертве челюсть и разрывая рот. Вандал снова упал и задергался в судорогах, захлебываясь собственной кровью. Васнецов облегчил ему страдания, размахнувшись винтовкой и проломив череп. Затем он отбросил КСВК в сторону. Винтовка теперь не нужна. Он схватил автомат и гранатомет. Надо найти относительно безопасный путь и двигаться дальше. Скрытно пробираясь между контейнерами он вдруг ощутил запоздалое чувство ужаса от того, что он сделал с этими двумя боевиками. Он ведь действовал совершенно машинально. Словно какая-то неведомая и безжалостная сила сама водила его руками, а он был лишь послушным исполнителем. Стало страшно… На что он способен? Что твориться с его разумом, который и в страшном сне еще недавно не мог вообразить, чтобы сделать с людьми что-то подобное? Грянул взрыв. Совсем рядом. Раздались крики. Выстрел. Удар… Кто-то замычал, не в силах кричать… Николай упал, сбитый взрывной волной и выронил оружие. Он принялся растирать глаза от пыли и бетонных крошек, что ударились в лицо от взрыва. Из прохода между ближайшими строениями быстро полз один из бойцов Вавилона.

— Не надо! — кричал он, быстро перебирая руками и отталкиваясь ногами. На него запрыгнул облаченный в белое боевик с большим ножом. Уползающий в панике боец вырвался на секунду, однако вандал уже занес руку с ножом. Лезвие вонзилось жертве прямо в копчик. Боец истошно заорал, хлопая ладонями по полу и мотая головой. Враг выдернул нож и нанес удар в область селезенки, затем вонзил его жертве в шею. Крик человека утонул в крови, превратившись в визжащее бульканье и хрип. Услышав щелчок автоматного затвора, боевик резко повернул голову направо. Короткая очередь из «Калашникова» отбросила его к стенке позади. Боевик выронил нож и прижал ладони к прошитой очередью груди. Он уставился на Николая глазами полными неописуемой боли. Кричать он отчего-то не мог, только дергал левой ногой и продолжал смотреть на своего убийцу.

— Не смотри! — воскликнул Васнецов. — Не смотри на меня так!!! — Он дал еще одну очередь, выпустив еще три пули врагу прямо в голову. Николай достаточно насмотрелся на искромсанные пулями тела еще в Москве, во время боя за дом советов, но сейчас, видя в какое месиво превратилось тело боевика от его выстрелов, он не понимал, чем вызваны такие безобразные травмы в его голове, которую тремя пулями буквально раскроило на части. Что за чертовщина… Васнецов быстро отстегнул рожок автомата и взглянул на пули, ловя свет уцелевших еще наверху ламп. У патронов были надпилены кончики. Примерно так, как это делал Людоед в начале своего с ними путешествия.

— Твою… Дурной пример заразителен. — Васнецов вздохнул и снова снарядил автомат.

Со стороны большого ангара веяло холодом. Видимо большой пролом в стене города находился там. Да и интенсивность боя была слышна оттуда. Значит, там происходит самая ожесточенная схватка. Что там было? Насколько он помнил, то там, за ангаром позади рынка был большой огороженный массивными стенами участок. Там находилась арена. Точно. Сани взорвались как раз у наружной стены арены. И это в тот момент, когда там была масса зрителей. Если основная масса врагов там, то обороняющиеся находятся в районе стоянки и ведут бой со стороны бара. Надо пробиться туда… Мимо засвистели шальные пули. Николай вжался в пол. Что-то взорвалось за ближайшим контейнером. Снова крики. Васнецов пополз. Махнуть по кратчайшей прямой через перекресток? Рискованно. Обогнуть гостиницу? Наверное… Медленные, шаркающие шаги рядом заставили его обернуться. Это брел пожилой мужчина. Одет он был не для улицы. Значит это кто-то из горожан. Человек был весь в крови и придерживал одной рукой разорванный живот, из которого вот-вот вываляться внутренности. Он медленно опустился на колени и молящими о помощи глазами посмотрел на Васнецова.

— Добей, — одними губами проговорил он.

— Чего? — пробормотал Николай, пятясь назад.

— Добей, — захрипел человек.

— Я не могу! — Васнецов вскочил и бросился прочь. Рядом просвистели пули. Он снова припал к земле и пополз к гостинице.

— Давайте! У оген нортап кончились! — закричали позади.

«Патроны кончились? У кого? У пулеметчика в гостинице?» — Николай посмотрел в сторону этого крика. В узком и темном проходе, где он убил последнего вандала, белели маскхалаты. Там группа нападающих. Николай закинул на плечо гранатомет и выстрелил. Узконосый боеприпас влетел в толпу людей в белом и, не разорвавшись и пробив кому-то грудную клетку, там и застрял. Подельники убитого бросились в разные стороны, ожидая, что сейчас произойдет взрыв и те, кто выскочил вперед, ближе к гостинице, попали под огонь автомата, снаряженного надпиленными пулями. Стрелял Николай. У одного противника начисто оторвало кисть. Другому пуля вошла в ногу выше колена и его бедро словно взорвалось изнутри. Патроны кончились очень быстро, и Васнецову пришлось ретироваться за углом гостиницы. Оказавшись с тыльной стороны здания, он тряхнул головой и растер виски. Какие-то всхлипывания он услышал не сразу. Среди, беспорядочным образом расставленных деревянных ящиков, сидел молодой и довольно крепкий боец Вавилона. Вроде один из патрульных. Сейчас весь бравый вид, который демонстрировали местные бойцы всем гостям, испарился. Даже тельняшка десантника не спасала. Он сжался весь в комок и дрожал. Приглядевшись, Николай понял, что он еще и плакал. Однако никаких признаков ранения на этом человеке не было. Зато был разгрузочный жилет с боеприпасами и рядом лежал АКМ.

— Эй, парень, ты патронами не богат? У меня кончились, — спросил Васнецов, осторожно подойдя к бойцу. Тот нервно и даже как-то панически сорвал с себя разгрузку и кинул Николаю.

— На! Забирай! Забирай все! — истерично воскликнул он.

Николай выбрал два перемотанных скотчем рожка и снарядил этим свой трофейный автомат, затем еще раз взглянул на бойца. Тот сидел, обхватив голову ладонями и, вздрагивал и подпрыгивал от непрекращающейся, а наоборот, усиливающейся стрельбы. По своему обыкновению и в силу своего характера, Васнецов должен был наполниться сочувствием и жалостью к этому, перепуганному до смерти человеку, который был на грани безумия от собственного страха перед тем адом, который ворвался в его, казавшееся совсем недавно неприступным, жилище. Но нет. Жалость не дала о себе знать. Отчего-то появилось любопытство. Николай присел рядом с бойцом и стал его разглядывать. Тот, почувствовав рядом с собой горячее дыхание незнакомца, медленно убрал руки от своего лица и уставился на Николая. Секундное недоумение сменилось очевидным ужасом во взгляде, когда он заглянул в глаза Васнецова. Сам Николай сидел прямо напротив него и разглядывал, немного наклонив голову на бок и, как-то странно улыбался.

— Значит, — начал спокойно говорить он. — Пока твои собратья воюют, и воюют даже мимолетные гости этого города, до которого им по большому счету нет никакого дела, ты тут отсиживаешься и пускаешь сопли?

— Что? — испуганно, дрожащим голосом, пробормотал боец.

Николай резко поднялся и, щелкнув затвором, наставил на него свой автомат.

— А ну ВСТАТЬ!!! — заорал он.

Боец послушно вскочил, однако в его взгляде к страху прибавилось еще и недоумение.

— Чего… — снова пробормотал он.

— Подбери свое оружие и иди воюй! Иди, УБИВАЙ!!!

Боец послушно схватил свой автомат и бросился прочь, не совсем понимая, куда и зачем. Однако как только он выбежал из тыльной стороны гостиницы, как его сразила одна из бесчисленного количества грохочущих автоматных очередей. Он успел сделать несколько шагов, когда пули уже кромсали его тело и упал замертво.

— Нет! Господи! — Васнецов больно ударил себя кулаком по голове. — Господи нет!!! — Он опустился на колени и сильно зажмурился. — Черт бы меня побрал, что же я творю! — Он четко осознал, что большим убийцей явился для этого парня не тот, кто стрелял, а он, Николай, который выгнал испуганного до смерти человека из своего укрытия.

Где-то близко заревел танковый двигатель. Пробираясь между ящиков Васнецов наконец увидел стоянку. Т-72 без башни, с будкой кунга вместо нее сорвался со своего места и резко сдал назад, к большому деревянному боксу. Будка слетела со скрежетом с танкового шасси, ударившись о низкую металлическую конструкцию, соединяющую между собой две бетонные опоры на которых держалась одна из секций второго яруса. Кунг упал впереди танка весьма кстати. Пущенный кем-то из вандалов реактивный снаряд из гранатомета врезался не в танк, а в будку. Грянул взрыв. Стоянку заволокло дымом. Было слышно, как Т-72 ломает корпусом деревянное строение. От рынка рванулась толпа в белом. Около двадцати вандалов. Они решили расширить свой плацдарм под покровом дыма. Однако валивший из загоревшего кунга чад не помог им, а сыграл роковую роль. Со стоянки из дыма вырвался другой гусеничный транспорт. Это был МТЛБ. Он, свистя двигателем и, добавляя дыма из своей выхлопной трубы, врезался в передовой отряд вандалов, наматывая их тела на гусеницы. Пять боевиков сумели отскочить и бросились обратно к рыночным лоткам, перепрыгивая через разбросанные повсюду трупы. Еще один выстрел из гранатомета поразил МТЛБ в борт. Машина остановилась, хотя двигатель продолжал гудеть. Спасшиеся вандалы, уже с подкреплением, бросились обратно к пораженной машине, надеясь использовать его корпус теперь как укрытие. Люк МТЛБ откинулся и оттуда, выплевывая кровь, показалась женская голова. Затем туловище. Похоже, это была одна из местных лисиц-амазонок. Очевидно, она была контужена взрывом и сильно обожжена. Судорожно водя руками, она искала, за что зацепиться и помочь самой себе выбраться из пораженной машины. Один из подбежавших вандалов со всей силы ударил ее прикладом автомата по голове. Другой схватил ее за руки и стал тянуть обмякшее тело. Третий пырнул ее ножом в живот и стал вспарывать его. Васнецов дал длинную очередь и срезал двоих. Сейчас он жалел, что его автомат изрыгал обычные пули, а не надпиленные. Очень хотелось видеть, как у этих бандитов отлетают куски плоти. Остальные вандалы открыли в его сторону огонь. Васнецов припал к земле, прячась за ящиками. Что-то заставило его схватить один из деревянных ящиков и, размахнувшись, кинуть в сторону нападавших. Лишь мгновение спустя до его сознания донеслось понимание этого, на первый взгляд странного поступка. Краем глаза он заметил, что один из вандалов замахивается для броска гранаты. Брошенный им ящик точно встретился с гранатой и заставил ее упасть в стороне. Взрыв. Васнецов накрыл голову ладонями, спасаясь от града падающих на него щепок, одна из которых вонзилась в руку.

Надрывно ревя двигателем, безбашенный Т-72 тащил на буксире тот самый танк Т-64, который был не на ходу. Это он находился в том деревянном боксе. Под прикрытием двух бронированных корпусов наступал отряд из вооруженных защитников Вавилона. Мужчин и женщин. Несколько человек взобрались на Т-64 и вели с него огонь, уничтожая скопившихся у МТЛБ врагов. Пользуясь сменой обстановки, Николай бросился к стоянке и, спрятавшись за большими деревянными санями, выдернул из руки острую щепку. Рана несерьезная, но кровь заструилась по ладони. Он прижал руку к губам и вдруг почувствовал какую-то эйфорию от вкуса собственной крови и хаоса смертоубийства, царившего вокруг.

Семьдесятдвойка остановилась, дотащив Т-64 до перекрестка. Со стороны пролома в стене города загрохотал крупнокалиберный пулемет. Одному из бойцов, что были на броне, совсем не повезло. Очередь оторвала у него руку, голову, а затем отшвырнула и тело с танка. Остальные бойцы попрыгали с бронированной машины и двое тут же упали, пораженные автоматным огнем. Один сломал ногу и так и лежал, крича. Никто не решался прийти ему на помощь. Или просто на его крик никто не обращал внимания, поскольку среди грохота стрельбы, свиста пуль и десятков предсмертных криков и криков ужаса, этот вопль сломавшего ногу человека был просто незаметен. Раздался оглушительный выстрел из танковой пушки, взметнувший вокруг Т-64 пыль и грязь. Стрелок целился в скопление вандалов у пробитой взрывом саней бреши. Он стрелял практически в упор, поскольку расстояние до них было едва ли больше семи десятков шагов. Взметнулись вверх тела врагов. В облаке взрыва кувыркались обломки, останки тел, искореженный крупнокалиберный пулемет, из которого стреляли по оседлавшим танк бойцам. Вандалы бросились в разные стороны. Некоторые из них попали под прицельный огонь защитников Вавилона. Однако находясь в отчаянном положении из-за появившегося танка, боевики проявили небывалую прыть. Большая группа обогнула Т-64 и часть из них кинулась к танку, а другая часть на стоянку. Николай встрепенулся и встретил их очередями из своего «Калашникова». Сразил одного. Второго. Патроны кончились. Он снова скрылся за санями и быстро перевернул рожок. Снова оглушительный выстрел из танка. От гостиницы забили охотничьи ружья и отогнали группу вандалов от стоянки. Те бросились к танку, который не мог стрелять по всем сразу. Ладонь продолжала кровоточить. Васнецов подполз к одному из сраженных им вандалов. К тому, что был ближе. Он вытащил из ножен на ремне своей жертвы большой тесак и стал отрезать наиболее чистый кусок от его белого маскхалата. Вандал оказался жив и неожиданно вцепился Васнецову в левую руку. Перепуганный Николай машинально всадил бандиту тесак в шею и рванув кусок материи бросился обратно к саням, спрятавшись за которыми он стал бинтовать свою рану. Мимо засвистели пули. Стреляли вандалы у танка. Однако очередной выстрел из Т-64 оглушил их и, те попадали на землю. Кто-то из местных, вооруженный ручным пулеметом, взобрался на танк и сверху стал поливать вандалов свинцом. Выстрелом со стороны рыночных лотков он был убит. Теперь на танк полезли вандалы. Одни отсекали огнем автоматов защитников Вавилона, другие пытались открыть люк башни и закрывали собой смотровые приборы. Один из них бросил гранату в большое отверстие подбашенного погона семдесятдвойки, что стояла рядом. Оттуда выскочило двое, но взрыв настиг их и их изувеченные и уже мертвые тела отлетели в сторону. Башенный люк Т-64 был надежно закрыт изнутри и, открыть его не удалось. Однако стрелок, находившийся в танке, понял, что на его боевой машине враг. Он снова выстрелил и, три боевика слетели с танка. Оставшиеся вандалы стали в упор стрелять по смотровым приборам. Башня начала поворачиваться и неожиданно ствол орудия резко опустился, прижав одного вандала к левому крылу. Тот завопил, но башня продолжала делать оборот, размазывая живого человека по корпусу танка. Вот растянулась его рука и из плечевого сустава хлынула кровь и как лопнувшие струны дернулись сухожилия. А он все еще вопил. Группа местных выскочила из за танка и принялась расстреливать находившихся на Т-64 бандитов из охотничьих ружей и добивать пиками, сделанными из кусков арматуры. СО стороны рыночных рядов в их сторону полетели гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Николай хотел открыть огонь по тем вандалам, что были на рынке, но только теперь понял что его автомат остался у того трупа. Броситься за оружием? Самоубийство. Это место теперь было хорошо освещено всполохами огня расползающегося по танку. Его заметят и убьют. Что делать дальше? Николай стал вертеть головой в поисках решения и вдруг заметил, что с тыльной стороны гостиницы в стене уже зияет дыра. Из нее выскочила женщина, прижимавшая к себе ребенка, которому от силы было два годика. Она сделала несколько шагов, ища спасения, и следом за ней выскочил вандал. Он схватил рукой один из множества деревянных ящиков сложенных за гостиницей и метнул в женщину. Сбил ее с ног. Она упала, выронив ребенка. Бандит подбежал и, схватив малыша за ноги, со всей силы ударил его головой об бетонный пол. Женщина закричала, потянувшись за своим мертвым чадом. Вандал ударил ее ногой в живот. Затем по голове. Затем разбил ей висок прикладом автомата.

Голова сильно запульсировала. В ушах зазвенело. Заскрипели качели… Чертовы качели… Ведь их здесь нет… За что? За что ребенка? Мать за что? Он мотал головой, не в силах отвести взгляд от этого детоубийцы, что продолжал вбивать приклад автомата в тело женщины. А… что там говорили, когда военная дружина Надеждинска устроила рейд на поселение людоедов в Висляево? Ведь им было приказано уничтожить всех. И женщин и детей. Дети, это поколение мстителей, а войны не кончатся, пока есть кому мстить за прошлые войны. Разве жалели бойцы Вавилона детей вандалов? Они ведь так хвастались недавно, что устроили резню в лагере вандалов, где оставались старики ихние, женщины и дети. Никто не жалеет детей. Или получает удовольствие от жалости. Но чтоб жалеть, их надо убивать… Вспомни как обезумевшая толпа в метро столкнула женщину с коляской на рельсы… А сколько детей убил Людоед запустив те ракеты? Маленькая девочка прыгает возле скрипучих качелей и проваливается в снег… Маленькая девочка ищет своего щенка среди обгадившихся от страха взрослых и ее затоптали… Детей надо убивать? Чтоб никто потом, через много лет не пришел мстить… Дети, это поколение мстителей. Все так думают. Нет в этом мире правых и виноватых, если все убивают детей. Нет правых и виноватых… Среди… Среди людей!!! Звон в ушах, скрип, боль в висках, все это слилось в какой-то пронзительный визг, слышимый им одним. Но это действовало на него как что-то вдохновляющее. Лишающее страха. Дающее безграничную силу. Мешающая сосредоточиться какофония боя ушла на второй план. Да и все расплылось перед глазами, кроме этого вандала, который один был в поле зрения как цель в перекрестии прицела оптики снайпера. Люди-люди-люди… Почему вы такие? Они все такие — шипел незнакомый, но отчего-то такой родной голос из глубин сознания. Они — люди, отжили свое. Они прошлое. Вы не встретите достойного того, чтобы ради него уничтожить ХАРП. Только не среди людей…

Николай встал на четвереньки. Его лицо перекосилось от страшной гримасы, которая для него была улыбкой. А по губам стекала тягучая, красная от высосанной из раны в ладони крови, слюна. «Никто из людей» — прошипел он, — «Теперь миром править будем МЫ»!

И он бросился в атаку. Он старался быть незаметным, но он не полз. Он быстро перебирал руками и ногами, неумолимо приближаясь к намеченной цели. Все вокруг замедлилось. Только он один был стремительным…

Ужас наполнил глаза вандала, когда он увидел, как перепрыгивая ящики, на него неистово мчится исчадие ада. Если бы на него мчался человек, то вандал вскинул бы оружие и нажал бы на курок. Но от этого существа исходила такая ненависть, что она не умещалась в разуме этого существа. Да и во всем теле. Она заполнила все вокруг и подавила волю бандита к объективному восприятию того, что он видит. Ненависть нападающего существа оставила жертве право лишь на всепоглощающий ужас. Вандал истошно завопил, пятясь назад.

— Зззздохни!!! — разнесся победный рык, и пальцы Васнецова проткнули выпученные от страха глаза боевика. Он взмахивал руками, растопыривая пальцы, словно это были острые ножи и, только увидев, что лицо уже мертвого вандала изодрано в клочья, он осознал, что побывал не просто по ту сторону безумия. Он был кем-то другим…

Человеческое естество вернулось к Николаю и его вырвало. Прямо на изуродованное лицо мертвого вандала.

— Нихренашечки себе, — пробормотал кто-то ползущий в его сторону. — Тебе что, мало было? Ну, так ты еще поссы на него и обосри впридачу. Хе-хе.

Это был пожилой Вавилонец с обрезом двустволки. — Нука-нука, — он потянул руку мертвеца к себе. Казалось, его совсем не заботило то, что рядом лежит мертвый ребенок и его забитая до смерти мать. — Нихренашечки себе, — повторил он. — Да у этого фраера котлы нехилые! — Он стал снимать с руки убитого часы и напялил их на свое запястье. Затем довольно хмыкнул, — «Радо», мать его!

Из отверстия в стене раздалась автоматная очередь и пожилой вавилонец рухнул на мертвого вандала. Николая прижался к стене, успев схватить обрез.

— Охит, мат кто-то еще едорв тсе, — послышался шепот.

«Боитесь? Правильно, бойтесь меня», — подумал Николай и, перекатившись за трупы, дважды выстрелил в темноту пробоины в стене…

Горящий Т-64 продолжал стрелять. Надо отдать должное тому, кто закрылся в танке. Бронированная машина уже вся была объята огнем, а он продолжал вести бой. Танк был неким рубежом между толпой вандалов и отрядами защитников Вавилона.

— Он же сгорит там! — разнесся вопль Варяга. — Вперед, мать вашу! Или вы вечно будете держать оборону, пока вас всех не перебьют?!

— Мужики! Сверху Кабан с отрядом и с АГСами засели! — закричал кто-то. — Если мы пойдем в атаку, они поддержат нас огнем! А если нет, то начнут нас расстреливать как трусов и дезертиров!

— Какого хрена?!

— Вперед я сказал! За мной!!! — заорал Варяг и бросился в атаку. Следом за ним побежал Сквернослов.

— Мужики! Да неужто мы свой город не отстоим! — вскочил боец с красной звездой на рукаве. — Вперед! За Вавилон!

Воодушевленная тремя смельчаками, а может в большей степени угрозой расстрела из АГСов, толпа вооруженных вавилонцев поднялась в атаку. Они вопили УРА для собственного преободрения и неслись на врага. Многие падали, сраженные выстрелами. Сверху закашляли АГСы, разнося тылы вандалов в клочья. Наконец две армии схлестнулись в рукопашной схватке. Жуткое зрелище проламываемых черепов, разрываемых железными прутами и ножами животов. Живая масса заливала все пространство вокруг себя кровью.

— Илья! Держись! Через нижний люк вылазь! — закричал бросившийся к танку Яхонтов.

— Варяг! Под танком обломки какие-то! — воскликнул Сквренослов. — Он не сможет вылезти!

— Черт! — Яхонтов лихо вскочил на семдесятдвойку, к которой все еще был прицеплен массивным тросом Т-64…

— Погоди! Погоди! — кричал лежавший у входа в гостиницу вандал. Он держал своими руками нож, который пытался вонзить в него навалившийся вавилонец. — Не надо! Хватит! Не надо! Пожалуйста! — кончик ножа вонзился в шею и стал медленно, по мере того как вандал терял силы, входить все глубже. — Гээээ!!! МММММММ!!!! Эхрррррьрьрьрьр!!! — из его рта забил фонтан крови. — Ныыыыыыыыыххххххххх, — Вандал закатил глаза и, его тело стало судорожно биться в агонии.

— Я по таралбански не понимаю, сука, — прорычал вавилонец и, выдернув свой нож, бросился в сторону основной схватки.

Николай вышел из темноты гостиницы, держа в руках очередной трофейный автомат и, с сочувствием посмотрел на все еще живого вандала.

— На, не мучайся, — Васнецов выстрелил ему в голову.

— Колян! Твою мать! Ты где был все это время?! Мы думали тебе шандец полный настал! Тут такое твориться! — закричал подбежавший к нему Сквернослов.

— Я знаю, — равнодушно пожал плечами Васнецов.

— Слушай, там Людоед в танке горит!

— Надо его на улицу оттащить и снегом закидать.

— Да ты в своем уме? Танк снегом закидать?

Тягать вытянул Т-64 на ровное, на захламленное обломками взрыва кусками. Сцепка продолжала двигаться, но тут догонявшие оба танка Николай и Сквернослов увидели распластавшегося на полу Илью. Одежда на нем дымилась.

— Крест! — Вячеслав подбежал к нему и помог подняться.

— Я теперь знаю, что чувствовали куры-гриль, — пробормотал Людоед устало улыбнувшись. На его черном от копоти лице были видны только зубы от улыбки. — Я в порядке. Идите, убейте кого-нибудь. Я за Варягом. Там снаряды в башне. Рванет сейчас. Не подходите к танку никто и не пускайте никого. Он, хромая, побежал к тягачу.

Защитники неумолимо теснили врага обратно к пробоине, которую проделал вандалы в самом начале. Схватка продолжалась на обломках арены, похоронивших вод собой зрителей того рокового боя.

— Слушай, Колян, мы тут и так изрядно повозились. Может, хватит? Теперь и без нас, вон, справятся. Это их дело, в конце концов.

— А ты, Славик, убивай не ради кого-то. Не ради того чтобы помочь кому-то…

— А ради чего?

— Просто ради того, чтобы убивать, — угрюмо пробормотал Николай.

— Чего? — поморщился Вячеслав.

Позади раздался оглушительный взрыв и, горячая волна сбила их с ног. Внутренним взрывом сорвало с горящего Т-64 башню и та, полыхая, упала на Т-72…

 

36. Дальше

Испуг прошел, когда в клубах дыма и пыли показались Варяг и Крест. Яхонтов держался руками за голову, а Людоед помогал ему идти. Варяг был контужен. Но, во всяком случае, они оба живы. А дальнейший путь без них немыслим.

Теперь они вчетвером сидели на большом обломке бетонного блока, который кажется, был стеной большого помещения, являвшегося местной ареной. Вокруг царила суета. Убирали завалы. Убирали трупы. Таскали раненых. Собирали гильзы и оружие.

— Вовремя мы смотались от танков а, Варяг? — устало произнес чумазый Илья.

— Угу, — простонал лежавший на плите Яхонтов.

— Ему совсем худо? — озабоченно спросил Сквернослов.

— Да ерунда. Оклемается скоро, — махнул рукой Людоед. — У меня четыре контузии и ничего. Как живой. А у него легкая форма.

— Четыре контузии? — пробормотал Варяг. — По тебе заметно, Людоед.

— Я же говорю что с ним все в порядке.

Вячеслав кивнул и принялся усердно ковыряться в носу. После взрыва танка у него обильно шла носом кровь. И теперь он занимался извлечением из ноздрей кровавых соплей.

— Ого, как это там поместилось? — тихо воскликнул он, глядя на то, что налипло на его палец.

— Славик прекрати, это отвратительно. — Поморщился Николай. — Тебе уже тридцать, а ведешь себя как…

— Брось, Колян. Мне было десять, когда все случилось. А тем летним днем все наше летоисчисление закончилось.

— И все равно…

— Перестань, брат. Неужто это отвратительнее того что мы тут делали? Черт… Доковырялся… Опять кровь пошла…

— Ложись, — сказал ему Крест. — Тут холодно. Сейчас пройдет.

— Эй!!! — к ним подошел патруль из трех бойцов. Старший, с черной бородой сурово взглянул на них. — И какого черта вы тут сидите? Почему не работаете как все?

— А мы художники не местные, — пробубнил Варяг. — Нам мне положено.

— Это кем не положено? А ну встать когда с вами старший патруля разговаривает?!

Поднялся один лишь Васнецов. Но не выполняя приказ, а для того чтобы на шаг приблизится к этому бородачу и бросить не него презрительный взгляд. Стало очень противно видеть их снова в таком бравом виде. Но он хорошо помнил того бойца, что прятался в ящиках и плакал. Помнил ту неразбериху среди местных и халатность постового дяди Пети, что прозевал сани с бомбой. Он помнил, как в атаку поднимал все это огребье не местный, такой вот бравый патрульный, а чужой здесь Варяг. Как горел в танке Людоед…

— Завали свое хлебало! — зашипел на него Васнецов.

Лицо старшего вытянулось. Двое его подручных удивленно переглянулись. Бородач выхватил из кобуры пистолет и ткнул его Николаю в грудь.

— Что ты сказал недоносок?

Николай опустил взгляд. Посмотрел на пистолет. Почувствовал как накатывается волна страха но он мысленно схватил этот страх руками и разорвал как лицо того вандала. Затем вперил свой взгляд в глаза патрульного.

— Слышь, дядя, в меня снайперы стреляли. В меня гранатометчики стреляли. В меня целились сотни стволов. А я голыми руками ваших врагов рвал, защищая этот Вавилон. Ты думаешь своей херней меня напугать? Ты мне скажи-ка, дядя, какого хрена у вас постовые спят на посту? Почему я первый заметил нападение вандалов? Почему я первый принял бой? Почему пока ваши перцы гадили от страха по углам, только мои товарищи додумались выкатить танк на перекресток и драться так, слово тут их дом и их семьи? И ты теперь что-то нам еще предъявляешь?

— Да кстати! — теперь поднялся Людоед и хлопнул бородатого по плечу. — Блин, только ведь душ принял, — вздохнул он, проведя ладонью по своему лицу и глядя на почерневшую еще больше ладонь. — Ну да ладно. Вот еще один момент. Ваши лихие и бравые вояки устроили резню недавно в беззащитном селении вандалов, пока те орудовали где-то. Почему после этого вы не приняли никаких дополнительных мер для защиты? Ведь ваши не оставили вандалам другого выбора кроме как напасть на вашу богадельню. А? Вы че как овцы в натуре себя ведете? А? Ну че ты вылупился на меня как баран на новые ворота? Вы в своем курятнике разберитесь для начала, а потом тут перед нами валыной своей размахивай, если будет на то веское основание.

— Вы что, мрази, совсем страх потеряли? — захрипел растерянным голосом старший.

— Нет. Не теряли. Мы вообще не знаем что такое страх, в отличие от вашей местной солдатни. Верно блаженный? — Крест подмигнул Николаю.

— Ну, так мы сейчас вам покажем, что такое страх! — рыкнул патрульный. — Парни!

Его подельники подняли стволы автоматов.

— Стойте! Уже страшно! — воскликнул Илья и развел руками. Однако страх застыл в глазах тех, кто хотел напугать его, Николая и их товарищей. Трое патрульных с ужасом смотрели на правую ладонь Людоеда.

— Ой, — как-то смешно произнес Крест, уставившись на гранату в своей ладони. — Блаженный, ты не видел кольца? Нет? А вы братцы? — Илья обернулся к своим товарищам.

Варяг прикрыл лицо ладонью и тихо засмеялся. Сквернослов мотнул головой, зажимая рукой нос и недоумевающее глядя на все происходящее.

— А вы, хлопчики, кольца не видали? — Обратился Крест к патрульным.

— Ты что, псих что ли? — воскликнул бородатый.

— Конечно псих. У меня и справка была да я ей давно подтерся.

— Убери сейчас же!

— Да как же я уберу без кольца? Хочешь, тебе отдам? — Людоед протянул руку бородатому.

— Убери!!! — тот в страхе попятился.

— Эй! Стой! Не отходи! Я же разожму! Я ведь дурак. И ребята мои подтвердят. Скажи блаженный…

— Дурак и отморозок, — кивнул Васнецов.

— Слыхали?! Так вот, ты, синяя борода, стой тут. Поболтаем. А хлопчики твои пусть приведут вашего старшего. С ним будем разговаривать по поводу вашего поведения. Ясно?

— Кабана, — вздохнул Яхонтов. — Кабана пусть приведут. Он рассудит.

— Эй! — бармена по кличке Кабан звать не пришлось. Он сам направлялся к ним. Вид у него был усталый, к тому же на плече у него висели целых три автомата. Видимо подобрал среди трупов. — Мищенко, в чем тут дело?

— Эти скоты вообще законы наши не чтут! Не работают, как все сейчас! — воскликнул старший патруля, надеясь на поддержку бармена. — А этот еще и гранатой угрожает. Да за такое у нас…

— А ты сам, что же не работаешь? — усмехнулся Кабан подойдя.

— Как это? — опешил Мищенко. — Я же в патруле.

— В патруле? А что я тебя во время боя не видел? Я тут сектор от бара до перекрестка держал. А четверо эти вообще линию фронта создали и вандалов столько покрошили, сколько ты и не видел. Так, где ты был?

— Так у меня же своя зона ответственности, — пробормотал старший патруля.

— Это мы разберемся на сходе у кого, где и какая зона ответственности была и почему такое случилось. Понял меня?

— Кабан, ты ведь знаешь правила…

— А ты знаешь меня. Этим парням весь оставшийся Вавилон в ноги кланяться должен, а ты чмо, тут пальцы растопыриваешь.

— Зачем ты так при них…

— Затем чтоб ты знал свое место. А теперь пшел отсюда.

Патрульные убрались восвояси, при этом Мищенко что-то бормотал, оглядываясь на Кабана.

— Спасибо за помощь, — усмехнулся Людоед и разжал ладонь с гранатой.

Кабан нахмурился и покачал головой.

— Ты совсем что ли?

— Да она учебная! — засмеялся Крест. — В танке их десяток был.

— Учебные, черного цвета. А эта хаки. Как узнал что она учебная?

— Так если поскрести краску, под черной и есть хаки. Там половина была с содранной черной краской. Наверное, впарить кому-то собирались за боевые. Ну, я сувенирчик и прихватил. И они там все без чеки.

Теперь усмехнулся Кабан.

— Да, это у нас могут. И снаряды после выварки тола продают. И пули, бывает, стреляные. Насыплют песок в гильзу, впаяют пулю, насечки, от ствола зашлифовав войлоком, законопатят капсюль и продают. Только не каждому. Лохам всяким.

— Кое-где за такое вешают, — хмыкнул Людоед, видимо имея в виду Москву.

— И правильно делают. Но… Не будь лохом и все будет на мази. Ладно, лирика все это. Сами-то как? Рад, что все живы, но вот насчет здоровья, что у вас?

— Нормалек, — махнул рукой Варяг.

— А парень, — Кабан кивнул на Николая. — Он же весь в крови.

— Это не его кровь, — усмехнулся Крест и, прищурившись, посмотрел на Васнецова.

— Ну, слава Богу. На самом деле если бы у вас со здоровьем проблемы были, то помочь мне реально нечем. Аптечку бы свою дал, конечно, но этого ведь мало.

— А что у вас врачей тут нет? — спросил Вячеслав.

— Да есть, конечно. Но они не станут вам помогать. По крайней мере, пока Вавилонцев всех не обслужат. А раненых у нас и изувеченных очень и очень много.

— Ну, на том спасибо. А как насчет помыться да постираться? — поинтересовался Илья.

— Ну, это я вам организую. Только не сейчас. Часика через полтора приходите ко мне в бар. Там у меня две кабинки есть и небольшая прачечная. Сейчас, извини, не могу. Дел по горло. А через полтора часа, пожалуйста. — Бармен перевел взгляд на Николая: — Ты Васнецов?

— Я, — Николай устало кивнул.

— Тебя видеть хотели.

— Меня? — Васнецов едва не удивился, но вдруг вспомнил Леру, ее парня, которого он взгрел, часового Петра. Наверняка кто-то из них или все вместе, претензии предъявить хотят? — Кто? — он все-таки решил уточнить.

— Ветер, — ответил Кабан.

— Ветер? Зачем? — это было совсем неожиданно.

— Ну, это ты у него спроси. Он в гостинице сейчас. На вот. — Бармен протянул листок пожелтевшей бумаги с каким-то штампом и надписью сделанной от руки. — Это «вездеход». С такой бумажкой любой патруль можешь матерно посылать в любую сторону света или часть тела. Только потом мне ее обязательно верни, когда в бар придете.

— Спасибо…

— Все, парни, пока, до встречи. Жду вас в баре через полтора часа. — Бармен стал уходить и на секунду, повернув голову, сказал через плечо. — А ты глазами на отца очень похож.

Николай проводил его взглядом, потом посмотрел на товарищей.

— Схожу я к этому Ветру.

— Погоди, — Варяг приподнялся и стал растирать ладонью лоб. — Погоди, я что-то не понял. Он что-то про отца твоего сказал?

— Отец был здесь. В свой последний поход он пришел сюда. В Вавилон. — Угрюмо проговорил Васнецов.

— Ты уверен в этом? — удивленно спросил Вячеслав.

— Майор ВДВ. Николай Васнецов. Искатель из Надеждинска. Был тут шесть или семь лет назад. Тебе какие еще доказательства нужны? Меня по глазам узнали. У меня его глаза.

Болезненное состояние, вызванное пусть легкой, но все-таки контузией, не давало Варягу в полной мере выглядеть удивленным. По крайней мере, настолько, насколько удивленным был сейчас Сквернослов. Что до Людоеда, то тот безучастно смотрел в сторону снующих и занятых ликвидацией последствий нападения вавилонцев. Он из оставшихся членов группы единственный не был знаком с отцом Николая и ничего о нем не знал.

— Короче я пошел, — вздохнул Николай.

— Хватит уже бродить. Коля, сколько можно уже, в самом деле. — Поморщился Сквернослов.

— Пусть идет, — махнул рукой Людоед. — Ничего с ним не случится.

— И с чего ты так уверен? — зло бросил Вячеслав, повернувшись к Илье.

— Хватит его опекать как маленького. Не забывай, что он первым вандалов заметил и на подходе положил их немало.

— Варяг! — теперь Сквернослов обратился к Яхонтову.

Искатель снова разлегся на бетонной плите и вздохнул:

— Пусть сходит, поговорит с Ветром. Может об отце что узнает. Только Коля, потом сразу иди в бар. Там встретимся. Никуда больше не встревай.

— Да уж, — устало кивнул Васнецов. — Хватит с меня. На сегодня, по крайней мере.

* * *

В душе царило полное опустошение. Тот эмоциональный всплеск, который поглотил его разум без остатка во время боя оставил даже не смятение а полную пустоту. Он словно выдохся. И только лишь как-то вяло, и скудно, пробуждались на короткие доли секунды образы тех, кого он с такой жестокостью лишал жизни. Трудно поверить что он, всегда даже чрезмерно добрый и меланхоличный, способен был вытворять то, что в другое время просто не укладывалось бы у него в голове. Кем он стал? Или во что превращался? Николай угрюмо брел в сторону гостиницы.

За рынком медленно росли две горы трупов. Одна гора состояла из поверженных вандалов, другая из тех, кто подвергся нападению. Из пролома в стене города, тащили еще трупы нападавших. Когда вандалов вытеснили обратно в ту дыру, через которую они проникли в город, то сверху их забросали самодельными осколочными бомбами, увеличив потери среди противника. Вавилонцы раздевали мертвые тела, не оставляя ничего из одежды. Даже сбривали с голов мертвецов волосы. Оказывается, среди вандалов было и немало женщин. Трудно это было разобрать в горячке боя, когда на них были маски. Некоторые вавилонцы раскрывали убитым, как своим, так и чужим, рты и выдергивали золотые зубы и коронки.

— Зачем вы это делаете? — поморщившись, спросил Николай у старого жителя Вавилона, который бережливо складывал золотые зубы в тряпичный мешочек.

— Чудак ты, хе, — усмехнулся старик. — С этим приду к дантисту нашему, так он обслужит не за деньги, а за пару коронок или зубов. Да те же зубы мне вставит взамен прогнивших.

— А трупы вам зачем? Ну, своих понятно, похороните, наверное. А вандалы, зачем вам?

— А что и валятся кругом? Так одежды вон сколько. На некоторых даже бронники. Это же сколько добра! А трупы ихние свиньям нашим на звероферме скормим да собакам. А кости перемелем, да на удобрения в оранжерею пойдут. Чего пропадать добру?

— А волосы зачем?

— Как зачем? Стельки для обуви делать. Хорошо тепло держат. Ну, подкладки для бушлатов и фуфаек набивать. У нас даром ничего не пропадает, хе-хе.

Васнецов прибавил шаг, желая побыстрее удалиться от всего этого жуткого действа. Сейчас Николай думал об одном, стал бы он воевать за Вавилон, узнай он заранее, как тут поступают с мертвецами? Только можно было порадоваться, что Надеждинск до такого не скатился. И удивляться, почему не скатился. А ведь поначалу этот Вавилон показался Николаю более светлым и наполненным жизнью местом, нежели унылые подвалы Надеждинска, пропитанные духом безысходности. Хотя, быть может, только он видел там безысходность в силу своего характера?

Он остановился и уставился на ровные ряды тел жителей Вавилона. Их, оказывается, погибло гораздо больше, нежели можно было подумать, глядя на кучу возле рынка. Ближе всего к нему лежал мертвый карлик Туранчокс и его девка. Та, что с бантами в волосах.

Увидев, что на них обратил взор Николай, молодой боец с перебинтованной головой тихо произнес:

— Он своей битой четверых забил, пока в него полрожка не всадили. До последнего защищал девицу свою. А она еще двоих зарезать успела. И Туранчокса уже мертвого на руки взяла и потащила в укрытие. А ее снайпер в голову… Жалко их…

Действительно жалко. Васнецову стало горько от того, что он с ними тогда повздорил. Но, ведь кроме них еще много кого стоило пожалеть. Он медленно скользил взглядом по рядам убитых…

— Она жива, — послышался голос за спиной.

Васнецов обернулся. Там стоял Иван. Тот самый, парень Леры. Лицо его было иссечено царапинами и ссадинами. Нос перебит. В бою ли или от того удара Николая?

— С чего ты взял, что я ее ищу? — спросил Николай.

— Ты взгляд задержал вон на той женщине. У нее свитер похож на Лерин. Лера в порядке. Не переживай.

— Я рад, — проворчал Васнецов и побрел дальше.

— Постой!

— Чего тебе?

— Послушай, Николай… Извини меня что я там… Ну ревность. Сам пойми. Я ведь сразу не понял кто ты такой. Чей сын. Но я знаю, как тот человек… Твой отец… Что он значил для Леры, в общем… Не держи зла. Я слышал, ты дрался так, как не всякий вавилонец удосужился…

— Все нормально, — Васнецов кивнул. — Ты тоже зла не держи. Погорячился я… А что с вахтенным этим? Дядя Петя, который…

— Убили его, — развел руками Иван.

Николай кивнул и произнес:

— Нельзя спать на посту. Нельзя.

* * *

Ветер стоял у входа в гостиницу и внимательно разглядывал четыре трупа вандалов. Лица их были страшно изуродованы. Как-то смутно Николай, глядя на них, вспомнил, что так обезобразил не кто иной, как он сам. Подкатил рвотный спазм и Васнецов обернулся.

— Мне сказали, что это ты с ними такое сделал? — спросил Ветер.

— А я тут уже известная личность? — горько ухмыльнулся Николай.

— Так все-таки?

— Ну, вроде, да.

— Занятно, — сделал задумчивое лицо Ветер.

— Чего тут занятного? Я вообще сейчас сам понять не могу, как я вообще мог сделать такое. — Васнецов поморщился.

— Знаешь, я как-то имел удовольствие лицезреть несколько трупов людей, на которых напали молохиты. Вообще если на человека нападет молох, то от него уже и следа не останется. От человека. Но в тот раз повезло. Что-то спугнуло этих тварей. Так вот. Эти трупы очень похожи на тех. Если бы я не знал, что это ты сделал, то мог бы подумать, что в Вавилоне орудует молох.

— Бред какой-то, — пробормотал Васнецов, говоря это скорее самому себе. — То в морлоки меня запишут теперь молохиты эти. Чушь какая-то.

— Морлоки? — Ветер удивился. — Ты сказал морлоки?

Николай замолчал и уставился на этого человека, думая, не взболтнул ли он чего лишнего.

— Ты был в Москве? — тихо спросил Ветер.

Теперь настала очередь удивляться Васнецову.

— С чего ты взял?

— Да потому что я из метро, — шепнул тот. — Я там года три прятался, после того как все началось. А когда выбрался, то мне пришлось бежать из Москвы, потому что за мной охота началась. Для людей на поверхности я был морлоком. МРАЗЬЮ! И то, что ты сделал с этими вандалами, походит не только на почерк молохитов, но и на морлочий почерк. Но я ведь не думал, что ты был в Москве и знаешь о морлоках.

— Ничего себе…

— Так это за тобой отец в Москву собирался?

— Что? — Николай вздрогнул, услышав об отце.

— Я батю твоего хорошо знал. И знал, что он собирается в Москву. А зачем не говорил. Но все у меня расспрашивал и про метро и про город и про морлоков.

— Нет, я там совсем недавно был… Постой так ведь брат у него там! — Васнецов вспомнил о записной книжке и о собственном дяде.

— Брат?

— Да! Мой родной дядя! Но погоди, мне ведь сказали, что отец ушел в горы! А это ведь в той стороне, противоположной, чем Москва.

— Ну, вот именно. Ему непременно надо было в Аркаим попасть перед походом в Москву. Они и ушли туда. В горы.

— Они?

— Да. С твоим отцом пошел еще один… Краповый берет что ли. Спецназовец короче. Он тут на постое был, а как отец твой появился, они как-то быстро общий язык нашли. Дмитрий его звали. И профессор тут был, малость с головой у него того, — Ветер покрутил пальцем у виска, — Лодзинский. Он тоже с ними пошел. И все. Больше никто о них ничего не слышал.

— А ты как считаешь, что с ними стало? — с дрожью в голосе спросил Николай.

— Тут, в Вавилоне считается, что поход в Уральские горы, это билет в один конец. Но это от страха люди так говорят. Я настолько категоричен не буду. Но то что они пропали, это факт. Только вот отец твой… До сего дня в последний раз большая атака вандалов на Вавилон была именно тогда, когда он был здесь. Так вот он тогда организовал оборону так, что они шесть лет и не помышляли больше. И сам вел заградительный огонь из танка. Видел танк у входа? Старый ИС.

— Видел, — Васнецов кивнул.

— Ну, вот из него он и вел огонь. Вандалы даже к городу подойти не смогли. Понесли огромные потери и отступили. Отец твой тогда весь боезапас того ИСа израсходовал но оно того стоило. Он потом рассказал, что уже ему такое приходилось делать. Еще до ядерной войны. И за это орден мужества получил.

— Так оно и было, — Варяг появился совершенно неожиданно и сразу уловил суть разговора. — Он в Цхинвали залез во вражеский танк, который бросил экипаж, так как осетины пробили ему двигатель из РПГ, и вел из него огонь. Два часа долбил по позициям неприятеля, пока основные силы не подошли.

Ветер взглянул на Варяга, затем на подошедших Илью и Вячеслава.

— Ребята, мне надо с вами поговорить. — Сказал Ветер.

* * *

— И что за имя такое, Ветер? — спросил Людоед, отпив из кружки кипятка.

Они расположились в баре, сев за пустой столик в углу. Вообще-то тут все столики пустовали, поскольку практически все вавилонцы были заняты на работах по очистке города и восстановлению разрушенного.

— Меня девушка так моя называла. Она умерла давно, — вздохнул он в ответ.

— А имя у тебя есть? — поинтересовался Варяг, прижимающий к голове мокрое полотенце.

— Артем.

— Понятно, — Яхонтов лениво кивнул и взглянул на свои наручные часы. — Ну где этот Кабан? Говорил через полтора часа подойдет. Уже прошло полтора часа.

— Да ты не спеши, Варяг, — сказал Ветер. — Он, между прочим, вашу проблему улаживает сейчас.

— Это какую еще проблему? — нахмурился Крест.

— Вам местная торговая гильдия претензии предъявить хочет.

— Что? — поморщился Вячеслав. — Они что совсем ах…

— Погоди, Славик, — легонько толкнул его Вараг. — Говори Артем, в чем проблема.

— Вы ведь танк угробили. Т-64. Я, конечно, понимаю, что вы действовали во благо не только себе и, но и в большей степени всему Вавилону. Но танк этот был на продаже и они очень недовольны тем, что вы без спросу его взяли. Тут ведь правила очень простые. Бизнес есть бизнес. Они хотят возмещения ущерба. У Кабана большой авторитет в Вавилоне и он пытается уладить этот вопрос и отвести от вас неприятности.

— Нет, я не ослышался? — прорычал Крест. — Это что не шутка? Мы тут потом и кровью зарабатывали для этого курятника победу, а местные петушки еще нам предъяву кинуть хотят? Скажи где этих уродов найти, и я с ними потолкую! Знал бы, какое тут мракобесие, воевал бы за вандалов.

— Да ни к чему это, — мотнул головой Артем. — Я же говорю, Кабан уладит.

— А с чего он так суетиться за нас? — спросил Вячеслав.

— Да кое-какие виды он на вас имеет. — Тихо ответил Ветер, оглянувшись.

— То есть?

— Короче. На вашей стороне Кабан, красные, а с ними и отряд китайцев, ну и амазонки из лисьего отряда, скорее всего. У Кабана тоже банда своя имеется. Еще вы заслужили уважение среди местных вояк. А те, кто постарше, помнят еще его отца, — Ветер кивнул на Васнецова. — Вы теперь, в сложившихся условиях, настоящий подарок для Кабана.

— Дай угадаю, — усмехнулся Крест. — Кабан затеял в Вавилоне государственный переворот?

— Именно так. И вы теперь для него нешуточное подспорье, если он, конечно, сможет вас уговорить. Вы не просто четыре человека. В сложившихся условиях вы просто революционный символ.

— Твою мать, — Сквернослов хлопнул себя по лбу. — Вот нам только этого не хватало.

— Зачем тут революция? — спросил Варяг.

— Ну, терки между Кабаном и администратором были уже давно и истоки их только им двоим известны. Но ясно, что Кабан с его непререкаемым авторитетом и в Вавилоне и в колониях наших не вмещается в рамки обычного бармена и командира боевого резерва. Очевидно что его естество требует большего. А сегодняшние события показали несостоятельность нынешней власти Вавилона. Тот урон, который понес город и те потери, это катастрофа. В такой ситуации самое время взять власть в свои руки более решительным и харизматичным людям.

— А вроде все у вас так благополучно было. Просто цветущий оазис среди ледникового периода, — усмехнулся Варяг.

— Да, но это лишь вершина айсберга. У нас тут вроде как главенство закона. Личные свободы граждан. Свобода совести, свобода слова. У нас уживаются красные, монархисты, националисты, кавказцы, русские, евреи, нации центральной Азии. Таков закон. Внутри Вавилона мир. Иначе клеймо или ринг. У людей развит досуг. В том числе и сексуальный. Причем человек любой ориентации имеет право на жизнь и может найти себе, так сказать постельный досуг. Есть, точнее, была до взрыва, арена, для утехи публики. Есть музыка. Стремная но все-таки своя газета. Комиксы для безграмотных. Мир свободы и можно сказать, демократии. Телевидения для полного счастья не хватает. Но есть этому замена, — Артем усмехнулся. — Есть относительная сплоченность перед внешними угрозами. Вандалы, молохи, мифические рейдеры. Но если посмотреть в корень? Всем заправляет так называемая торговая аристократия. Торгаши, нуваришы, дельцы. Остальную популяцию прикармливают сладостью личной свободы. Хочешь пить, пей, но помни, что можешь по пьяни нарушить закон и получить наказание. Хочешь проститутку, снимай, если есть чем платить, но помни что настоящая медицина тут только для зажиточных, а остальным окажут помощь только для поддержания трудоспособности, если они имеют значение для местных работ. Образование тут просто служит интересам элиты и молодежь обучают так, чтобы она была полезна в качестве рабочей силы и кое-как справлялась с обязанностями защиты и охраны Вавилона. И самое главное. Наркотики. Тут конечно, вроде жесткий контроль за оборотом наркотиков, но только для того, чтобы популяция не лишилась дееспособности. И только для того, чтобы контролировать эту самую популяцию этими самыми наркотиками. Наркотики в Вавилоне и его колониях и есть тот самый эрзац телевидения. Некоторые из нас видят истинное положение вещей, но основной массе людей вся ситуация по душе, ибо они боятся потерять и это. Ведь там, за стенами Вавилона, настоящая реальность. Мир, закованный в снег и похороненный глобальным ядерным погромом. Кабан и его сторонники давно поняли, что пытаться образумить остальную массу не имеет смысла. Имеет смысл взять власть в свои руки и подчинить популяцию себе. Только вот боюсь я, что подчинять новая власть будет теми же самыми методами. Играя на людских слабостях. Даря им иллюзию свободного общества и наркотический дурман благоденствия. Хотя, конечно Кабан говорит о том, что надо расти и развиваться. Надо вновь осваивать потерянный мир и возрождать цивилизацию уже вне рамок одного Вавилона и двух его колоний. Но бремя власти таково, что получив ее, едва ли захочешь работать над тем, что обещал своим последователям. И последователи погрязнут в сладостном дурмане власти.

— А зачем ты нам все это рассказываешь? — спросил Людоед. — Такое ощущение, что ты нас предостеречь хочешь от помощи Кабану.

— Так и есть, — Ветер кивнул. — Предостеречь хочу. Вы мне сразу по сердцу пришлись. Интуиция, наверное. И я не хочу, чтоб вы стали инструментом в руках алчущих власти и орудием в грядущей борьбе, которая, скорее всего, станет вооруженной. Я предчувствую, что у вас какая-то особая и важная цель. И я хочу, чтоб вы следовали своим путем.

— Значит, говоришь, Артем, ты в метро три года жил? — Прищурился Крест.

— Да. А что?

— Вот откуда твоя интуиция. Подарок от «генератора чудес».

— Я не понял.

— Да ладно. Потом объясню.

— Послушай, — начал говорить Варяг. — Пошли с нами. Я вижу, тебе жить тут не очень нравится. Так присоединяйся к нам. У нас действительно очень важная миссия.

— И какая? — спросил Ветер.

— Ты слышал о ХАРПе?

— О ХАРПе? Ну-ка, ну-ка?

— В США. На Аляске установка такая.

— Слышал, — Артем кивнул. — Очень давно. Об этом говорилось незадолго до войны. Некоторые ученые тревогу били по поводу всех этих ХАРПов, коллайдеров и по прочим играм человека в бога. А что?

— Не зря били, как оказалось, — продолжал Яхонтов. — Его включили накануне ядерной катастрофы. А выключить забыли. Как тот утюг. И он до сих пор работает. Он уничтожает планету. Очень скоро придет всему конец. Контрольный выстрел в голову жизни на этой планете. Понимаешь? Мы направляемся туда, чтобы его уничтожить. Ты умный, толковый и крепкий мужик. Ты бы очень нам пригодился в походе.

— Вы что, на лыжах туда идете? — скептически усмехнулся Ветер.

— Мы сейчас не об этом говорим, — мотнул головой Яхонтов.

Артем откинулся на спинку стула и нахмурил брови, задумавшись.

— Это многое объясняет в тех странностях, что происходят с атмосферой, климатом и общей психосферой. Но… Никому об этом не рассказывайте, — вымолвил он через минуту. — Слышите? Никому больше об этом не рассказывайте здесь.

— Почему? — удивился Сквернослов.

— Это же крах. Власти быстро вам заткнут рот.

— Да почему? — не унимался Славик. — Мы же для всех стараемся! Они что не понимают, что погибнут иначе?

— Знаешь, двадцать лет назад люди были вроде как цивилизованней и образованней чем сейчас. И неужели они не понимали, что погибнут, губя экологию, играя и силами природы, нажимая на кнопку? Но что в итоге сделали? Угроза Армагеддона аморфна, в отличие от мирового терроризма, чей образ можно было обрисовать при помощи массмедиа. И сейчас угроза ХАРПа аморфна по сравнению с вандалами и молохитами. Эти, близкие и реальные угрозы помогают сплачивать популяцию и держать подданных в узде. Но если толпа уверует в окончательный конец всему живому, то она пуститься во все тяжкие и нечем ими уже будет управлять. А что до власти, так им главное одно. Чтоб на их век хватило. А дальше… Какая разница? Таково странное свойство человеческой психики. Если вы заговорите об этом, вам конец. И думаю, что даже в случае с Кабаном. Вы, даже если поможете ему, погибните как герои и никогда уже не будете будоражить население этими угрозами. Ведь лучшие герои для любой власти — это мертвые герои. Ничто не придает достойному человеку героизма, как его смерть, которую власть обложит в угоду себе красивыми легендами и будет на этих мертвых героях строить фундамент своего могущества. Из вас сделают иконы и напишут о вас баллады. Но вы нужны такие лишь мертвые. Тогда никто не сможет увидеть вас воочию. Поговорить с вами. Спросить, а что вы обо всем этом думаете? И вы никому не расскажете о каком-то далеком и нереальном ХАРПе.

— Гребаный Экибастуз, — выдохнул Сквернослов. — Да как же так?

— А вот так, — пожал плечами Ветер.

— Хрен с ними, с людишками, — махнул рукой Людоед. — Лично я не для людей хочу этот ХАРП укантропупить. Я хочу, чтоб цветы на полях росли, и бабочки вокруг них порхали. Черт возьми, я хочу сидеть на пикнике у костра с этими ребятами, слушать как Колян триндит на гитаре и слушать, как над ухом визжит надоедливый комар. Кроме людей на этой планете есть что спасать.

— Морлоков… — прохрипел Николай усмехнувшись.

— А пусть даже и так, — кивнул Крест. — Так что, Артем, ты с нами?

— Меня и отец Николая с собой когда-то звал, — вздохнул Ветер. — Но я не мог тогда. И по той же причине не могу и сейчас.

— Почему?

— Сын у меня. Инвалид. Прикован к постели. Даже говорить не может. Полностью парализованный. На кого я его оставлю? Ему девять лет всего…

Васнецов представил себе эту картину, и сердце защемило от жалости и боли за этого мальчишку.

— Так зачем ты его мучаешь? — тихо спросил Николай.

— Что? — Ветер уставился на него.

— Почему не избавишь от мучений?

Теперь все уставились на него с недоуменными взглядами.

— Что это значит? — нахмурился Артем.

— Блаженный, я тебе сейчас калитку вынесу, — прорычал Крест.

— Разве это жизнь? — продолжал Николай, не обращая внимания на угрозу Людоеда.

— Ты… ты хочешь сказать, что я должен убить своего сына? Уж таково мне моя возлюбленная оставила, а он не смотря ни на что живой. И я должен его лишить жизни? Ты что такое говоришь?

— Эй! — рявкнул Людоед. — Ну-ка в глаза мне посмотри, фашист хренов!

Васнецов повернул голову и поймал на себе испепеляющий взгляд Ильи. Вдруг стало холодно и все вокруг померкло. И… Рана… Ее бросили с матерью в могилу, даже пуповину не обрезав. И новорожденная, которую приняли за мертворожденную, закричала. Жизнь пробивалась из могилы. Желание жить, во что бы то ни стало. ЖИТЬ!

— Ветер, прости… — он встряхнул головой, освобождаясь от этого странного гипноза, в который как будто Людоед его погрузил. — Я не то хотел сказать…

— А как иначе прикажешь тебя понимать? — резко бросил Артем. Затем он поднялся со своего стула и добавил: — Знаешь, ты действительно глазами на отца своего похож. Но и только… — Обратившись к Варягу, он сказал: — Скоро Кабан придет. Помоетесь, поедите и отдыхайте. Вербовку вашу он на следующее утро отложит. К тому времени его соратники освободятся от сегодняшних хлопот. Да и он сам. К тому времени вам настоятельно рекомендую покинуть Вавилон.

Сказав это, Ветер быстро ушел.

— Я же из лучших побуждений, — растерянно пробормотал Николай.

— Поверь мне, говнюк, тот, кто первым нажал на кнопку, тоже руководствовался лучшими побуждениями. На свой лад конечно, — усмехнулся Людоед. — И как, нравится тебе результат? Не решай за других их судьбу.

— Что? — Васнецов уставился на Людоеда. — Что ты сказал? Не решать за других их судьбу? А как насчет Ирочки Листопад? А? А как насчет Пчелки? А как насчет той девочки, в кантине Олигарха? А? Не ты ли за них решил?

Людоед неторопливо встал со стула, подошел к Николаю и, наклонившись, зашипел:

— Это бремя, этот крест, и этот грех, я несу на своих плечах и на чужие не перекладываю. Когда станешь умнее, свистни и я тебе популярно объясню. А сейчас заткнись. И еще раз упомянешь Ирину Листопад, я избавлю тебя от мук. Ведь мне кажется, что ты не живешь, а мучаешься. — Произнеся это, он отвесил Васнецову подзатыльник.

 

37. Урал

Он никак не мог уснуть. Давило все. Холод от нарушенной взрывом и боем системы теплоснабжения Вавилона. Давила пульсирующая боль в висках. Мысли об отце. Всплывающие кровавые картинки недавнего боя и шок от самого себя в том бою. Давила кромешная тьма в этом помещении и храп Сквернослова. Не давала покоя ссора с Людоедом и сама мысль об убийстве ради милосердия, которая, скорее всего, в лучшем случае была кощунственной. Мысли и образы проносились в голове, словно горящие вагоны метропоезда, который он наблюдал в своем странном видении тогда, в метрополитене Москвы.

Он думал о том, что было бы для него предпочтительнее, будь он тем прикованным к постели девятилетним сыном Артема-Ветра. Николай часто ловил себя на мысли о бессмысленности жизни. Точнее не жизни, а существования, которое они все влачили последние два десятка лет. Но разве мало было людей обреченных и выброшенных на обочину жизни до ядерной войны? Помнится, профессор Третьяков говорил о таких людях, тогда, ночью на девятом посту. Перед тем как в их жизнь вторглись два теперь уже мертвых космонавта на своей чудо-машине. Он говорил об отвергнутых обществом людях, число коим было легион и которые несмотря ни на что цеплялись за жизнь и после ядерной войны оказались наиболее приспособленными к новым условиям и обуреваемые жаждой мести к выжившим представителям отвергнувшего их когда-то общества. Но что значить быть парализованным и обездвиженным? Это неописуемо страшно, но разве он позволил бы кому-то другому решать за него, жить ему или нет? Даже не в силах свести счеты с собственной жизнью, он врядли желал бы возложить право решать за него на кого-то другого. Даже на собственного отца. Но и его отец не стал бы даже задумываться о таком. Нет. Только не его отец. «Ты, сынок, живешь в раю и это главное» — говорил он когда-то. Да. Там в Надеждинске рай по сравнению с тем, что он видел всю дорогу. Даже по сравнению с шумным и наполненным жизнью, до нападения вандалов, Вавилоном. Нет. Он, Николай был не прав. Даже больше чем не прав. Он теперь стал ощущать то чувство стыда, которое за последние дни стал совсем забывать. И Николай поймал себя на мысли, что он испытывал сочувствие либо к уже мертвым, таким как Рана, Ульяна, безымянная проститутка-людоедка, Андрей Макаров и Юрий Алексеев, Туранчокс и его девица, вавилонский боец, выгнанный им под пули, либо вообще неодушевленные вещи. Тот же плюшевый медведь. Но к живым он не питал столько сострадания. И казалось мысль о том, чтобы лишить инвалида жизни родилась лишь для того, чтобы потом жалеть уже мертвого мальчугана в полную силу. Он вдруг понял, что видит в живых не то чтобы конкурентов, но угрозу. В нем проснулся какой-то дикий инстинкт борьбы и естественного отбора… Как же прав был Людоед, когда говорил что брать в путешествие женщину — гибельно для самой миссии. Теперь это очевидно. Отношения и так в группе напряжены, хоть группа и поредела на треть. Но появись среди них женщина — это стало бы концом для всей миссии, а может и для них для всех. Хотя, провал миссии и есть конец всему. Да, в прозорливости Ильи можно не сомневаться. Да ведь он сам весьма бурно отреагировал на появление в баре лисиц-амазонок и оставил своих товарищей, чувствуя растущую в нем, как снежный ком, волну агрессии.

Как же медленно тянется время… И как же громко храпит Славик… Черт побери…

Оставалось сожалеть, что он не прихватил из лунохода записную книжку дяди Володи. Можно было скоротать время за чтением. Хотя в такой темноте…

Он уже не знал, какой по счету час всматривается в потолок этого гостиничного номера. Однако к своему удивлению он отметил про себя, что стал различать детали интерьера. И это в абсолютной темноте. Может это просто мозг рисует в воображении то, что охватил взгляд, когда они вошли в комнату с керосиновой лампой? Может он вовсе не видит, а лишь рисует проекции в сознании? Но нет. Вот на соседней койке лежит на боку Варяг. За ним Сквернослов. Койка Людоеда пустовала. Где его носит опять? Ах да… Он же вроде собирался потолковать с Ветром… Он вроде выходил… Выходил…

Дремота, наконец, вошла и в сознание Николая. Даже страх перед тем, что он увидит во сне всех кого убил сегодня, или уже вчера, не помог бодрствовать. Он провалился в сон, как тогда, в подмосковном лесу провалился в подвал метеостанции. И там встретил сталкеров…

— Куда мне идти? Что делать? — тот вавилонец, которого он обругал и, отправив воевать, кинул в объятия смерти, возник из ниоткуда.

— Что ж ты так неосторожно, — лениво пробормотал Васнецов. — От тебя живого толку больше было бы.

— А куда идти? Что делать? — повторил боец.

— Ну, теперь уже не знаю. Извини.

Вавилонец исчез. Но в темноте теперь проявлялась ровная шеренга незнакомых ему людей. Видны были только лица. Мужские и несколько женских. Разных возрастов, но с одинаково пустым взглядом. Ничего не выражающие лица мертвецов. Это убитые им вандалы? Кто-то шел за их спинами, проводя забинтованной в грязную тряпку рукой по плечам мертвых.

— Рана! — взволнованно прошептал Николай.

Она вышла, вперед держа в другой руке большую плетеную корзину.

— Рана, что это у тебя?

— Это колыбель…

— Что?

— Колыбель новой жизни, — шептала девушка. — Дай жизни шанс.

— Но ведь за этим мы и идем на Аляску. — Развел руками Васнецов.

— Только не забывай о том, что вы должны сделать. Сделать… Колыбель новой жизни…

Она теперь держала корзину на вытянутых руках.

Николай осторожно приблизился к ней и заглянул в корзину. Там накрытый белым теплым одеяльцем лежал тот самый плюшевый мишка. Васнецов осторожно потянул одеяло на себя и вдруг, в мгновение ока корзина превратилась в сгоревший вагон и из него выскочила черная тень и бросилась прочь. Николай в ужасе отпрянул, вспомнив как он ходил в метро и как из вагона выскочил черный обуглившийся скелет… Или ему тогда показалось что это скелет?

— Что за чертовщина! Что это?! Рана! Рана, где ты?!

— Я тут мой мальчик… — зашипела она прямо в ухо. — Я тут…

— Это что, такой… такой жизни я должен дать шанс?

Девушка обняла его, сковав мертвецким холодом.

— Жизнь, Коленька, какой бы она не была, лучше смерти. Жизнь, это жизнь!

— Ты о чем вообще? О сыне Артема?

— Я о жизни вообще. Дай жизни шанс. Смерть неизбежна, но жизни должна жить…

— Перестань! — он вырвался из объятий. — Прекрати сейчас же! Перестань меня мучить! Я не понимаю что ты говоришь!

Он сильно надавил ладонями на глаза, надеясь проснуться, но вдруг услышал скрип. Качели, черт их подери!

Васнецов осмотрелся. Он стоял на улице какого-то города. Точнее среди тлеющих руин. Вокруг груды бетона и кирпича. Огрызки стен домов. Столбы черного дыма то тут, то там, тянулись ввысь, к еще не затянутому вечными тучами небу, но уже измазанному пеплом ядерного удара. Всюду люди. Или обезображенные обгоревшие тела, беспорядочно лежащие в руинах и среди улиц. Многие обгоревшие до костей. Есть и живые. Их тоже немало. Одни сидят на обломках кирпича и бетона и смотрят в пустоту. Кто-то бродит в дыму и что-то ищет. Все в лохмотьях, изранены, кто-то с вытекшими глазами и выгоревшими волосами. Слышен плачь. Зов. Крики боли. В центре просторного дворика скрипят погнутые от жара качели. Обгоревший, но еще живой пес. Контуженный и ошарашенный произошедшим, стоит и шатается, как пси-волк пытающийся обратить жертву. Вся эта картина свершившегося апокалипсиса пугало так, словно он и не жил вовсе в условиях порожденных этим самым апокалипсисом.

— Коля? Коля, это ты?

Васнецов обернулся. К нему подошел Андрей Макаров.

— Колька, ты, что тоже умер? — удивленно спросил космонавт.

— Я, — Васнецов опешил. — Нет, вроде… Не собирался, во всяком случае…

— А я вот… Да ты и сам все видел тогда… Горько, погибнуть от рук родной кровинки, — он вздохнул. — Я искал ее, искал тут. А ее нет нигде. Не могу найти. Представляешь… Я вот даже жену свою нашел… Только вот… Она меня не узнает совсем. Смотрит мимо. В пустоту. И совсем не признает. Больно-то как. Вот живешь с болью и терпишь. Думаешь, ничего, боль преодолею. А ежели что, то у каждого из нас есть козырь в рукаве, который бьет любую боль и страдания.

— Что за козырь?

— Смерть, Коля. Для живого смерть это еще и средство против боли. Но это пока ты жив. А после смерти боль, это страшно… Ведь после смерти, смерти нет. Есть только вечность и никуда ты от этого не денешься. Вот что такое настоящая боль. Больно, что дочку найти не могу. Больно, что жена меня не признает. Эх, ладно. Что я о себе все. Как вы там без меня? Докуда добрались?

— На Урале вроде как…

— И только? Хотя… У меня тут чувство времени… Нет точнее тут никакого времени. Я же говорю, вечность. А как Юрка там?

— Юра? — Николай тяжело вздохнул. — Юра погиб.

— Погиб?! — воскликнул Андрей. — Как же… А почему я его тут не встречал? Как он погиб?

— Ранен был, тяжело. Гангрена началась. Он застрелился.

— Ах вот оно что… Так он наверное, сразу в ад попал… Самоубийца…

— Что?! Как так? Он же уже, по сути, мертв был! Только от мучений себя избавил! — разозлился Васнецов.

— Не шуми, Колька. Человек предполагает а Господь располагает.

— Чушь! Чушь это все, понял! И если он попал в ад, то где ты сейчас находишься?! Это что, рай?!

— А рая нет, братец, — усмехнулся космонавт.

— То есть?

— Рай мы сожгли. Это, что ты сейчас видишь, это день икс. Тот самый чертов день. Это стало нашим чистилищем. А рай мы сожгли. Во всяком случае, закидали дорожку трупами и, хода туда человекам больше нет.

— Это все неправда. Я ведь сплю. — Поморщился Николай.

— И сколько людей так думали, когда все началось? Да ладно, ты главное не бери в голову. Ты главное, закончи то, что мы начали. Дойди до этой установки.

— Ага, дать жизни шанс…

— Да. Жизни… Шанс… А я вот тут не знаю, куда мне теперь идти. И что делать…

Земля под ногами завибрировала. Послышался приближающийся гул.

— Это еще что такое? Эй… Андрей!

Макаров уже уходил по руинам куда-то в дым.

— Счастливо тебе Коля! — кричал он сквозь гул. — Мы еще увидимся! Только пусть для тебя это будет не скоро! Живи пока жив!

Улицы разрушенного города разверзлись как клубы дыма и пара, и сквозь туман на Васнецова мчался огромный поезд. Подобный тому, что катил на мосту в Котельниче, или из детских кошмаров, о которых перед смертью поведал Алексеев.

Николай бросился прочь, но ужас был в том, что куда бы он не бежал, невидимые и затерянные в дымке железнодорожные пути все равно оказывались под его ногами и поезд неумолимо мчался на него.

— Нет! Нет!!! Не-е-ет!!!

Огромная масса настигла его и слилась с ним, давя немыслимой тяжестью и свербя разум грохотом и лязгом колес.

— Черт! — Васнецов уселся на койке, растирая лицо холодными ладонями. — Черт тебя подери! — Он огляделся. Кромешная тьма комнаты… Хотя… Нет, это огромное помещение. Какие-то столы массивные… Шкафы… Колбы… Большие колбы… Вдалеке здоровенная гермодверь…

— Где я? — пробормотал он. — Что это?

— Ко-о-оля… — эхом пронесся под потолком знакомый голос.

— Кто здесь?

— Коля! Смотри, чтоб эта дверь была закрыта! Всегда! Не открывай ее!

— Что? Отец!!! Папа!!! Это ты?!

— Не открывай эту дверь!!!

— Что за дверь?!

— Коля! Коля! Да проснись же уже, наконец, черт тебя дери! — Людоед еще раз тряхнул спящего Васнецова.

— А?

— Бэ! Просыпайся! Пора уходить!

— Фу… — Выдохнул Васнецов и уселся на край кровати, глядя на керосиновую лампу.

— Что, опять приснилось что-то? — усмехнулся Вячеслав.

— Н-да… — Николай кивнул.

— Бабы? — Сквернослов подмигнул.

— Да иди ты к черту.

— Да лучше бы бабы, — покачал головой Варяг. — Судя по твоему выражению лица, лучше вообще ничего бы не снилось…

— Это точно, — вздохнул Васнецов.

— Так, камрады, последняя возможность, — произнес Крест, оглянув всех.

— Слушай, Илья, ну ведь уже все решили. Забыл, что Ветер сказал?

— А ты забыл, кто я есть? Вот этого Ветер совсем не учел. Он же не знает, с кем имеет дело. Я тут могу за сутки все уладить.

— Вот завелся-то! — нахмурился Яхонтов. — Ну мы ведь все решили!

— Ну, спалим этот ХАРП. А порядок навести? Так если по пути и сподручно…

— Какой к хаосу порядок?! А?! Может, хватит распалять свои силы и время? Далась тебе местная революция? Или жажда крови опять? — поморщился Варяг.

— Я крови насмотрелся, брат. И нахлебался, будь здоров. А справедливость?

— Наша цель. Вот справедливость. Остальное мышиная возня. Тем более мы и так сделали им большое одолжение, воевав за них. Чего, по сути, делать были не обязаны.

— Да ты погоди, Яхонтовый мой. Не торопись. Я выяснил, что тутошний администратор в моем черном списке. Ну, помнишь про артель ассасинов? Это что же получается, кто был в князьях до заварухи, тот у руля и остался? Как это, справедливо? Да была бы не Россия, так черт с ними. Их проблемы. Но это все наша страна…

— Илья, Кабан сам справится. Не лезь. Я согласен с Варягом, — вставил реплику Сквернослов.

— Слушай, Ахиллес, — пробормотал Николай. — Мой отец тоже ведь в артели вашей состоял… Состоит точнее. И когда он был тут, он отчего-то не убил администратора. Значит и нам не стоит. Пусть сами разбираются в своей кухне.

— Три голоса, против одного, — усмехнулся Варяг. — Так что брат собирай вещички.

— Ну, вы и амебы, — хмыкнул Крест. — Ну да черт с вами. Вещички уже собраны. Прем через горы?

— А молохиты эти? — возразил Вячеслав.

— Чего, испугался баек местных? — покачал головой Илья. — Надо через горы напрямик. Во-первых, так короче…

— Конечно через горы, — кивнул Васнецов. — Отец туда ушел.

— Коля, твой отец был моим другом, но мы сейчас не его ищем. Ты это понимаешь? — вздохнул Яхонтов.

— Не был. Есть.

В комнату вошел Ветер.

— Ну, что, готовы?

— Да, Артем, выходим уже, — кивнул Людоед.

Они двинулись по расчищенным уже от трупов, но не освобожденным пока от завалов и обломков улочкам Вавилона к выходу. Уставшие от последних событий охранники на входе были предупреждены Ветром об уходе группы его товарищей и сидели в своей коморке.

— Ну, что Артем, спасибо тебе за все. — Вздохнул Варяг, протягивая ему руку.

— Это мне то? Ребята. Вам спасибо. Очень вы Вавилону помогли.

— Ветер, — пробормотал немного сконфужено Николай. — Ты это… Прости за мои слова. Насчет сынишки твоего.

— Да ладно, Коля. Бог простит. А я и подавно, — он улыбнулся.

— Ты что, веришь в Бога после всего?

— После чего именно? — удивился Ветер.

— После всего что произошло и происходит. После того как он отнял у тебя супругу и после болезни твоего сына.

— А в этом виноват Бог или люди? А? — Артем невесело усмехнулся.

— Но страдает невинное дитя. Он в чем виноват?

— Страдания, именно невинных, помогают людям задуматься о себе. И быть человечнее. В хорошем, конечно, смысле этого слова. Понимаешь?

— Нет, — категорично мотнул головой Васнецов.

— Ну-у… — Ветер развел руками.

— Да ладно вам, — хмыкнул Людоед. — Не знаю как насчет Бога, но дьявол точно существует.

— Да? С чего ты взял? — Сквернослов уставился на Илью, уже очевидно зная ответ.

— Да я и есть Сатана! — засмеялся Людоед.

— Креста на тебе нет, — покачал головой Яхонтов.

— Хорошая шутка. Ценю, — Крест подмигнул ему и, хлопнув по плечу Артема, добавил: — Спасибо брат за участие. Удачи тебе и сынишке.

Они направились к двери. Замыкал процессию Васнецов.

— Коля! — окликнул его женский голос.

Он обернулся. Это была Лера. Она теребила ладошкой свой кулак и с волнением смотрела на Николая.

— Коля… Вот и ты уходишь, как твой отец. — Вздохнула она.

— Как ты узнала?

— Ветер сказал.

— Неосторожно с его стороны, — Васнецов бросил на Артема осуждающий взгляд.

— Коля… Коленька… Ты береги себя, ладно?

— А тебе то что? — пробормотал Николай.

— Зачем ты так? — она обиженно отшатнулась. — Ты мне добрее показался…

— Был бы я добрее, вы бы проиграли вашу битву за Вавилон.

— Ты что же, думаешь, мы победили только благодаря тебе? — Лера усмехнулась.

— На кону стоят остатки всех выживших. И жизни все зависят от меня. Ваш город на фоне этого лишь крохотный мазок. Так-то деточка, — Васнецов недобро оскалился.

— Ну, что ж, удачи тебе в твоей великой миссии, — иронично сказала она и, повернувшись, пошла прочь.

— Удача нужна убогим! Я без нее справлюсь! — огрызнулся Николай и быстро направился к выходу, желая выйти из города раньше, чем искушение догнать ее и извиниться за грубость переборет его.

— Н-да, Коля, эдакая ты циничная скотина, — хмыкнул Людоед, почесав затылок.

— Просто ему есть, у кого поучиться, — Варяг хлопнул Илью ладонью по спине и они оба засмеялись.

— Мужики, я вас ненавижу, — беззлобно проворчал Сквернослов.

* * *

Они добрались до спрятанного в лесу лунохода быстрее, чем шли от него к Вавилону. Благо теперь не надо было идти в гору, а наоборот. Тщательный осмотр местности вокруг машины и самого лунохода показал, что все чисто и никого тут не было, кто бы мог оставить неприятный сюрприз в виде засады или банальной мины-растяжки.

Варяг сел за руль. Рядом расположился Людоед. Николай и Вячеслав заняли пассажирский отсек. Странное и приятное чувство охватило разумом Николая. «Я дома» — мысленно повторял он, с удовлетворением отметив, что и записная книжка его дяди и потерянный кем-то плюшевый мишка лежат на месте. Луноход, лесом обходя Вавилон, двинулся в горы. Наконец-то они достигли Уральских гор, которые, как, оказалось, таили в себе много тайн, опасностей и быть может, историю последних дней жизни Николая Васнецова старшего.

— Как думаешь, Колян, отец еще жив? — тихо спросил Сквернослов.

— Верю в это, — пробормотал он в ответ.

— Странно как-то. Вроде смирились. Столько лет прошло. А тут растеребили рану. Посеяли в душе надежду. Только как нам его найти?

— А никак. С другой стороны шансов услышать о нем ведь тоже не было. А мы услышали. Если повезет… Ну а если нет, так будем жить с мыслью что и он жив. Во всяком случае, среди мертвых я его не видел.

— Что?

— Да так, — Васнецов отмахнулся. — Сон дурной приснился.

Луноход медленно поднимался по заснеженному склону, который становился круче. Уже занялся отгороженный от людей тучами рассвет. Николай почувствовал, что из-за уклона машины начинает соскальзывать по сидению к корме и уселся у аппарели.

— Варяг! Справа! — послышался возглас Людоеда.

— Вижу, — ответил Яхонтов.

— Давай газку подбавь!

— Да не может он в горку быстрее.

Николай и Вячеслав прильнули к смотровой щели. Метрах в ста или меньше, они увидели колонну людей. Их было несколько десятков. Часть на паре больших саней. Остальные эти сани тянули. Многие видимо были ранены. Белые маскхалаты и маски говорили красноречиво — это вандалы. Только вид у них был сейчас не воинственный. Вся процессия представляла собой жалкое зрелище мигрирующих людей, покинувших свой дом из-за безвыходности своего положения. Сейчас колонна остановилась, видимо услышав позади гул лунохода. Они смотрели на странную машину с недоумением и возможно страхом. Кто быстро достал из саней гранатомет, но другой, положив ему ладони на оружие, упредил от опрометчивых действий. Гранатометчик опустил руки и смотрел в след луноходу.

— Слышишь, Колян, а может мы не за тех воевали? — тихо пробормотал Сквернослов. — Тебе сейчас так не кажется?

— Мы воевали за себя, — ответил Васнецов.

Машина перекатила за большой выступ на склоне, и растерянные вандалы пропали из виду.

— Кажется, пронесло, — пробормотал Варяг.

— Наверное, — ответил Людоед. — Как тут антенны выдвигаются?

— Зачем?

— Помнишь про радиосигнал, о котором говорил Юра? Ну, тот, что корабль их засек?

— Помню, и что?

— Он ведь отсюда, из гор шел. Так? У меня есть мыслишка. Это закрытая ГЛОНАССовская частота. Обычной радиостанцией его не запеленгуешь. Я пообщался с Ветром на счет того, не ловили они сигналов каких случайно. Короче обычные рации у них есть, но они далеко не бьют. Много помех в атмосфере. И не ловят они ни черта. Следовательно, сигнал не их был.

— Ну, понятно. И что дальше?

— Так вот, на случай особого периода руководством нашего тайного общества были заблаговременно сделаны схроны по всей стране. И маячки в них на особой ГЛОНАССовской частоте. Я знаю, что на Урале есть такой схрон. Никому обо всех тайниках не говорили. Только тайники в зонах ответственности. Моей зоной был северо-западный регион. Но пока я из лодки выбрался да в метро ошивался, разорили их коллеги мои по артели. Однако мне перед смертью один товарищ рассказал о тайнике на Урале. Тут была зона его ответственности, но он на задачи артели наплевал и в Москву подался, как все началось. Мать с отцом искал. Облучило его в метро сильно. Но он мне рассказал о тайнике. Успел. Тут плотность населения небольшая была и выживших тоже мало, по сравнению с северо-западом. Следовательно, и тайники уцелели. Вот это и был сигнал от тайника. Тайник где-то в этом районе. Я же говорил, помнишь? НА урале боеприпасами разжиться сможем. Мы должны были находить тайники через персональные портативные ГЛОНАССовские передатчики. А связь то спутниковая, но спутники все сразу посшибали. Только этот лунный модуль и остался. Понимаешь?

— Ты хочешь запеленговать напрямую?

— Конечно. Тут уже близко. Может и напрямую получится. Тем более что спецсвязь этому аппарату доступна, учитывая то, что он должен был на самом деле делать на луне. А если напрямую не получится, то может с кораблем свяжемся.

— Толково задумано, странно правда, что маяк до сих пор работает, — хмыкнул Варяг. — Вот эти две кнопки.

— Так. Сейчас.

В корме зажужжали приводы выдвижных антенн.

— Ну что? — спросил Яхонтов.

— Погоди. Не так быстро.

— А что там вообще в схронах?

— Да в том то все и дело, что я не до одного целого схрона не добрался. Вроде в метро был еще схрон но его не то морлоки не то оборотень разорили. Знаю что там экипировка, боеприпасы, оружие, приборы, медикаменты. Все для сказочной жизни короче. Ну и функционирования в особых условиях. Слушай, давай на тот хребет заешь. Может гора мешает. Оттуда просканируем.

* * *

Величие гор не могло не завораживать. Вершины тонули в серых тучах, которые стали еще ближе. Огромные массивы, вырастали, повинуясь титаническим силам природы и, самые высокие пронзали непроницаемый свинцовый свод, выпуская свои вершины в царство солнечного света. Крохотная машина терялась в неровностях и замерзшей хвойной тайге на поверхности гор, подтверждая ничтожность человека перед могуществом природы. Но когда-то человек смог доказать, что он способен нанести сокрушительный удар всему живому… Однако сейчас величавые Уральские горы с равнодушием взирали на крохотную коробочку, ползущую по склону одной из них. Эти горы простояли тут сотни миллионов лет. И для этого срока возраст человечества лишь краткий миг. Но сейчас все могло завершиться. И для людей и для гор и для всей планеты.

Но они продолжали невозмутимо выситься над миром и встречать гостей в гордом безмолвии. Безмолвии?…

— Есть!!!

Николай вздрогнул и через окошко уставился на Людоеда.

— Есть сигнал!!! — кричал тот. — Соседняя гора, Варяг! Вот это удача!

Луноход помчался по склону вниз к соседней горе. Приходилось замедлять ход, поскольку заросли хвойного леса, давно растерявшего хвою, становились все гуще. Еще пару часов ушло на подъем. Они оказались на массивном скальном уступе, торчащем в сторону большой Азии. Склон с той стороны был практически свободен от растительности. Только небольшие рощи клочками торчали из снега. Но здесь густота деревьев уже не позволяла двигать дальше на машине. Найдя подходящую расщелину перед уступом, Варяг припарковал машину там и дальше они пошли пешком. Идти пришлось еще полтораста метров, пока их не встретил запорошенный снегом и почти не заметный вход в пещеру среди скальных образований. Людоед посветил внутрь фонарем.

— Оружие приготовьте. Не забывайте про этих молохитов. — Сказал он, обернувшись и, двинулся в пещеру.

 

38. Внутри

Каждый следующий шаг в темноту добавлял напряжения. Тишина давила на психику, но и говорить отчего-то не хотелось. Луч света от фонаря скользил по неровным заледенелым стенкам пещеры, то и дело, отбрасывая причудливые тени, каждый раз дарящие воображению странные образы страшных существ. Но все это было лишь воображением.

— А передатчик-то где? — нарушил гнетущую тишину Варяг.

— Наверное, в одном из деревьев у входа, — пожал плечами Людоед. — Обычное дело. Помню, нашли пень и ветку возле базы подлодок на севере. Они там лет пять сканировали все на полсотни миль вокруг. Да и наши молодчики года за два до всеобщего трандеца нечто подобное понатыкали и у Скапа-Флоу и на Ян-Майене и в Гренландии. Вроде пень. Даже грибы и мох на нем растут. А это передатчик. А тут столько деревьев, что хоть сколько их понаставь. Хрен найдешь без пеленгатора специального.

— И как он столько лет работает?

— Да с этим тоже проблем не было. Были у нас специальные жучки размером с пуговицу. Даже меньше. Автономный ресурс несколько лет. А для долговременных маяков элементы и посерьезней, делались. Хотя двадцать лет конечно многовато. Но черт их знает…

Фонарь потух.

— Черт, — пробормотал Крест. — Вот для фонариков ничего такого придумать не могли, бараны.

Стало совсем темно. Свет от входа сюда уже не пробивался. Насколько они углубились в недра горы, было теперь трудно понять. Кромешная тьма набросилась на них, как хищный и голодный зверь.

— Погоди, сейчас свой достану, — послышался голос Яхонтова.

Темнота, холод и страх, придавали вроде знакомому голосу, жутковатые оттенки. Или этот так шутили стены и свод пещеры, звуки в которой метались от одного угла к другому, наматывая огромный клубок искажений.

— А у тебя жучек этот? От жима работающий?

— Да.

— Хреново.

— Почему?

— Да шумит он. Тут надо хорошенько прислушиваться. Мало ли что.

— Ты что, в молохитов этих веришь? — послышался смешок Сквернослова.

— А ты, дурак, в морлоков веришь? — ответил вопросом на вопрос Крест.

— Я их не видел.

— Так ты у блаженного спроси.

Наконец-то зажужжал фонарь Варяга и, в пещере стало хоть немного светло. Они медленно двинулись дальше. Если в самом начале, после относительно узкого входа, было довольно просторно для четырех людей, то сейчас пещера становилась все меньше и меньше. Может с одной стороны это и хорошо, поскольку не оставляло воображаемым чудовищам пространства для возникновения, но где в таком случае тайник о котором говорил Людоед? Этот вопрос, наконец, вырвался из уст Николая, когда они дошли до тупика.

— Где тайник, Илья?

Крест озадаченно смотрел на стену перед собой и хмурился.

— Не спеши. А то успеешь, — пробормотал он и стал медленно двигаться назад.

— Так может тут дверь, замаскированная под породу? — предположил Сквернослов.

— Никто не будет делать скрытую дверь в самом тупике. Это слишком очевидно и ее скорее найдут те, кто найти не должен. — Ответил Людоед, рассматривая стены и пятясь назад. Варяг следовал за ним, освещая участки, на которые падал взгляд Ильи.

Николай медленно брел за ним, равнодушно глядя в неровный пол пещеры, усыпанный кусками породы и местами покрытый многолетней наледью. Унылая картина первозданности. Тут, наверное, миллионы лет ничего не менялось и, тайника никакого нет. Им уже полностью охватило чувство полного разочарования от бесплодности их визита во чрево этой горы, но тут взгляд выхватил в тени Варяга, отбрасываемой от света его собственного фонаря, какой-то маленький предмет, своими правильными формами не вписывающийся в весь этот первозданный антураж пещеры. Николай наклонился и пощупал пальцем. В темноте трудно было разобрать, но это какой-то цилиндр, вмерзший в лед наполовину. Васнецов ковырнул пальцем, но безрезультатно. Тогда он аккуратно ткнул в предмет стволом своего автомата и легонько ударил по прикладу. Что-то звякнуло и покатилось в темноту. Николая принялся судорожно шарить ладонью по льду и нащупал предмет но… Он по прежнему был на половину утоплен в лед… Как же так? Он ведь только что покатился… Кажется вот сюда…

Васнецов стал шарить ладонью дальше и вдруг обнаружил, что тут не один такой вмерзший цилиндр. Он, наконец, нашел самый первый и только после того, как он оказался в ладони, Николай понял на ощупь, что это гильза.

— Ты чего застрял там? — окликнул его Яхонтов.

— Посвети сюда на минутку, Варяг, — попросил Васнецов.

Свет жужжащего фонаря выхватил из мглы сначала полдюжины торчащих изо льда гильз. Очевидно, кто-то тут стрелял, и горячие гильзы растопили лед в местах своего падения, а затем холод сковал их. Все они были идентичны и скорее всего их выпустили из одного оружия. Но вот калибр… Васнецов разглядывал гильзу в свое ладони и, повесив автомат на плечо, полез другой рукой в карман бушлата. Он вспомнил, что что-то подобное у него лежит там еще с Москвы. Достав ее, он понял, что они идентичны.

— Блаженный, ты что там, помет летучих мышей нашел? — Крест подошел к нему и посмотрел на предметы в руках Николая.

— Илья, тут гильзы от твоего пулемета, — пробормотал Васнецов и, уставившись на Людоеда, добавил: — Это как понимать?

Глядя на найденные Васнецовым предметы, Крест хмыкнул:

— Во-первых, не от моего, а от такого, как у меня. — Он взял гильзы в руки. — Ну да. Такие.

Затем Людоед посмотрел под ноги. — Всего восемь штук?

— Семь, — мотнул головой Васнецов. — Одна моя. Точнее твоя. Я в Москве прихватил, когда ты стрелял.

— Семь? Странно.

— Почему?

— Ну, если огонь вели из такого оружия, то учитывая его скорострельность их, должно было быть хотя бы двадцать или больше.

— Да может это другое оружие с теми же боеприпасами, — пожал плечами Варяг.

— Может и так, — Илья кивнул. — Отметин от пуль никто не видел?

— Да нет вроде, — Яхонтов обвел лучом фонаря все вокруг. — Хотя нет. Вот сколы какие-то старые. — Он подошел к стене напротив. — Нет, это не от пуль.

— А от чего? — спросил Крест.

— Топором или… Киркой кто-то тут ударил несколько раз. Но очень давно.

— Слушай, Варяг, я думаю, что вот тут и есть потайная дверь. Ну-ка дай фонарь. — Людоед принялся тщательно осматривать стену возле того места, где лежали гильзы. — Ну, точно! — Он дернул какой-то небольшой уступ и, тот отодвинулся к всеобщему удивлению, обнажив небольшую нишу, в которой находилась небольшая металлическая панель с ухватом для руки и восемью круглыми ручками и цифрами вокруг каждой из них.

— Кодовый замок? — спросил Варяг.

— Да, — Илья кивнул.

— А ты комбинацию знаешь?

— Разумеется, — Крест принялся набирать шифр. — Это же наш, артельский замок. Кому как не мне знать?

После того как он провернул последнюю, восьмую ручку, внутри камня раздался глухой щелчок. Людоед взялся за ухват и потянул на себя. Однако ничего не произошло.

— Примерзла, наверное, — произнес Варяг.

— Да так оно и есть, — согласился Крест, доставая нож. — Ну ничего. Сейчас. Не в первый раз такие двери открываю.

Теперь, когда он стал орудовать внушительным армейским ножом по периметру, стало видно, что это средних размеров каменная плита испещренная неровностями. Хотя, это было что-то более легкое, замаскированное под камень. После получаса скалывания льда, потайная дверь, наконец, со скрипом поддалась. Она выдвинулась чуть вперед и откинулась в сторону, обнажив прямоугольное отверстие входа, в который можно было проникнуть наклонившись. Оттуда повеяло неприятным запахом и пылью. Людоед посветил внутрь.

— Я захожу, — сказал он и двинулся в открывшееся тайное помещение.

Это была сравнительно небольшая комната с такими же неровными стенами, как и в самой пещере. Вдоль стен стояли железные шкафы с кодовыми замками. Всего десять штук. Примерно половина распахнута настежь. На полу снова гильзы. Те самые. На сей раз гораздо больше.

— Значит, стрелять начали тут и отстреливались выходя. Затем закрыли дверь. — Предположил Крест.

— Да от кого отстреливались? Тут и останков никаких, — пробормотал Варяг, вглядываясь в то, что выхватывал свет фонаря.

— А ты глянь на шкафы. Как их в ту маленькую дверь протащили? Нереально, — покачал головой Людоед и снова стал шарить по стенам фонарем. — Тут должна быть еще… Точно. Вот она.

В помещении была еще одна дверь, у противоположной от входа стены. Она была железной и значительно больше первой и, на сей раз она не имела вида камня. Просто была выкрашена в цвет окружающей породы и, на нее был искусно нанесены узоры маскирующие под неровности стен. Рядом с дверью поворачивающийся выключатель.

— А ну. Чем черт не шутит, — усмехнулся Людоед и, подойдя к двери, повернул ручку выключателя.

К всеобщему удивлению, под потолком загорелась спрятанная в мутный плафон из толстого, защищенного стальной решеткой стекла лампа.

— Вот это да, — нахмурился Варяг. — Откуда тут электричество?

— Это уже интересно, — хмыкнул Крест. Он выключил фонарь и отдал его Варягу. — Хотел бы и сам знать откуда.

— А калитка куда ведет? — Сквернослов качнул стволом автомата в сторону второй двери.

— Сейчас узнаем. Погоди. — Илья принялся осматривать шкафы, с каждым разом хмурясь все больше и больше. Те, чьи двери казались закрытыми, были на самом деле отпертыми. И все оказались пусты. — Твою мать. Обчистили тут все до нас. Только вот замки не взломаны. Кто-то знал коды.

Он склонился у одного из шкафчиков.

— Чего ты там нашел? — поинтересовался Варяг.

— Бинт окровавленный. Тут кто-то перевязывался. И вот, — он показал одноразовый шприц из индивидуальной военной аптечки. — Пармедолом кто-то вмазался. Тут еще окурок и карандаш химический.

Людоед достал из кармана шинели сигарету и закурил.

— Вот гады, — продолжал сокрушаться он затягиваясь.

— Илья, тут и так дышать нечем, а ты еще смолишь. — Пожаловался Вячеслав.

— Ну, выйди, если дышать нечем, — зло ответил Крест.

— А что за надписи на шкафчиках? — спросил Варяг.

— Имена. Каждый шкаф персонально для определенного ассасина. Тут их артельские кликухи написаны. Вот это Одиссей, видишь? От него я узнал про этот тайник. Ну и коды соответственно. Вот Византиец. Не знал о нем, но слыхал. Он в охране «Тополей» был. Спецназ армейский. Вроде погиб в самом начале. Сталин. Не знал такого, но кликуха забавная. Росич. Якут. Ильма. Рюрик. Оборотень. Серба. Терек. Не слыхал про таких. — Он вздохнул и затянулся сигаретой, облокотившись на шкаф. — Зря только время потратили. Блин, за столько лет ни разу целый ассасинский тайник не нашел. Что за невезуха. Даже три моих именных тайника кто-то ломанул под Мурманском и под Питером.

— Да ладно сокрушаться, — махнул рукой Яхонтов. — Как-нибудь и без этого казенного добра дотянем до цели.

— Н-да, — устало кивнул Крест и еще раз посмотрел на мусор на дне шкафчика. Он снова наклонился. Отбросил бинт и еще кусок какой-то пыльной материи и поднял старую запылившуюся тетрадь. Прошуршал страницами и кинул ее Николаю. — На, блаженный. Тебе такие артефакты нравятся.

Васнецов поднял ее. Она не была слипшаяся, как дядина записная книжка. Наоборот. Страницы очень сухие. Исписанные химическим карандашом. Многих листов явно не хватало. В том числе и в самом начале. Не было также и обложки. Он взглянул на первый лист. То с чего начинался текст…

* * *

…и было время думать, и было над, чем думать. Уж чего-чего, но сейчас на нехватку свободного времени грех жаловаться. Да. Мы трудимся. Выживаем. Ищем пропитание и проводим разведку нового, враждебного мира. Но есть и досуг. И наш досуг больше не занят лицезрением футбольного матча или игрой на компьютере. Мы не ходим в бары и не забавляемся рыбалкой. Не смотрим киноновинок на своем ДиВиДи за бутылкой пива. У нас теперь есть время подумать. И очень жаль, что не было времени подумать раньше. Особенно у тех, кто довел всех нас до этого края. И в эти часы раздумий, я думаю именно о нем. О нас. О себе. О человеке. Странное существо человек. Вроде разумное. Как будто бы. А что на поверку оказалось? Ведь сколько книжек было написано. Сколько фильмов снято, за коими, бывало, коротали это самое свободное время. Тут вам и апокалиптические картинки будущего. Вот вам, дескать, люди. Внемлите предупреждениям. И вроде понимали все. Знали, что угрожает цивилизации. И снова спрашиваю сам себя — «а как так вышло?». Разве не знали мы, к чему приведут всякие эксперименты с силами природы? Разве не знали мы, что такое атомная бомба? Разве не видели мы, что делали с экологией? Мы с удовольствием покупали билет в кино, отпечатанный на яркой глянцевой бумаге. И сидя в кинотеатре жрали попкорн в огромных картонных ведрах или чипсы из пакетиков, которые двести лет будут лежать в земле и не сгниют. А потом выходили из кинотеатра, бурно обсуждая всю актуальность этого фильма о последних днях мира, и швыряли в урну, а то и мимо нее, эти самые пакетики от чипсов, от этих сушеных соплей называемых кальмарами. Кто считал, сколько пластика и полиэтилена мы выбрасывали? Кто считал, сколько леса ушло на всякие никому не нужные рекламные проспектики, которые нам всовывали в руки на тротуарах молодые подрабатывающие студенты в ярких майках? Мы потребляли бензин и пресную воду в непомерных количествах. Жрали, пили, курили, гадили, жгли костры в лесу и смывали в унитаз презервативы. Сливали отработанное масло из своих легковушек прямо в канаву. Равнодушно смотрели на жирные пятна мазута в наших портах, реках, морях. Разве никто ни помнил тогда слова из фильма «Через тернии к звездам», которые произнес Ракан?

«Сегодня еще шумят наши леса, и смеются наши дети. Сегодня еще богаты наши недра и поют птицы. На наш век хватит, говорили мы. А вот не хватило!!!».

Я эти слова помню очень хорошо. И больно мне. Нам было мало предупреждений от самих себя. От тех из нас, кто писал об этом. Кто снимал об этом. Нам было мало зловещих предвестников апокалипсиса. Нам было мало Хиросимы. Было мало Нагасаки. Нам оказалось мало Чернобыля. Мы отмахивались от все чаще случающихся природных катастроф и от все реже выпадающего снега. Нам всего этого оказалось мало, и мы получили все сразу. Скопом!!!

Так разве можно после всего этого сказать, что это странное существо человек, было разумным? Или самоуничтожение и разрушение собственной среды обитания, и есть квинтесенция разума?

Ведь все шло по логической цепочке. Мы угробили экологию и истощили ресурсы земли. А за этим неминуема война.

Да, человек живет, как ему хочется и получает в итоге то, что заслуживает. На наш век хватит, думали мы… А вот не хватило… Получили то, что заслужили.

И после этого похода в этот мифический подземный город я упрочился во мнении, что человек не странное существо, а страшное…

* * *

— Коля, ты идешь? Уснул что ли? — Сквернослов толкнул Николая.

— Чего? Куда? — Васнецов оторвался от чтения. Он заметил, что та, вторая дверь уже открыта и Варяг светит внутрь фонарем.

— Дальше. В глубину горы. Пошли, — Сквернослов поманил его рукой. — Потом почитаешь.

— Кто замыкающим будет, пусть свет вырубит в этой комнате. — Сказал Яхонтов и шагнул в темноту. За ним Людоед.

Замыкающим был Николай. Он спрятал тетрадь за пазухой, выключил свет и медленно шел за своими товарищами. За второй дверью, как оказалось, скрывался длинный коридор. Они осторожно шли по нему, тщательно осматривая стены и пол. Тут не было шероховатостей и неровностей. Ровные бетонные стены и ровный пол. Под потолком тянулись кабельтрассы, прерываемые периодически плафонами, аналогичными тому, что был в разоренном тайнике. Еще у стыка стены и потолка тянулась труба, которая примерно через каждые двадцать шагов имела небольшое зарешеченное окошко.

— Видимо вентиляция, — предположил Варяг.

— Ну да, — кивнул Людоед. — Но судя по смраду, давно не работает.

Под ногами раздался знакомый лязг.

— Опять гильзы! — Воскликнул Вячеслав.

— Такие же? — Варяг наклонился и посветил под ноги. — Да. Точно такие. Что же тут произошло?

— А ну дальше, — Людоед махнул рукой вперед. — Туда посвети.

В глубине коридора на полу и стенах виднелись темные пятна. Приблизившись, путники поняли что это давно засохшая кровь. И пролили ее тут немало.

— Интересно, а останки куда делись? — пробормотал Варяг, разглядывая пятна. — Ну, должны же были остаться хоть кости.

— Может крысы утащили? — предположил Сквернослов.

— Зачем крысам кости?

— Ну, от голода… или… мало ли что…

— Мы ни одной норы не видели. Если крысы и могли появиться из вентиляционных отдушин, то им как подняться и опуститься по стене? Это ведь не тараканы. Да и решетки пока на всех отдушинах были.

— Занятно все это, — хмыкнул Людоед. — Хотя может норы дальше будут. Коридор ведь еще не кончился.

— Послушайте, может, дальше не пойдем? — сказал, наконец, Сквернослов. — Ну чего нам там делать? Тайник разорен до нас. Тут замочили кого-то. Так нам чего тут ловить, а?

— Тихо, матершинник, не очкуй, — ответил Крест. — Мы тут не задержимся. Но раз пришли надо осмотреться. Мало ли что найдем. Пошли…

Еще полсотни шагов закончились очередной дверью. Идентичной второй.

— Опять двадцать пять, — проворчал Варяг.

— Тут тоже выключатель, — Людоед подошел к двери и повернул «флажок». В длинной веренице плафонов загорелись три. Пусть света совсем немного, но все-таки больше чем от карманного фонаря, который надо было постоянно сжимать.

— Да откуда тут электричество? — озадаченно воскликнул Яхонтов.

— Оттуда же, откуда и там, в схроне, я думаю, — ответил Крест.

— Ну ладно. А там откуда?

— Помнишь, что там про секретный комплекс и ядерный реактор говорил Ветер? Может все это, правда?

— Ядерный реактор? — усмехнулся Варяг. — А градирни? А воду, откуда для охлаждения брать? А цикл, какой у него на одной заправке? Туда уран запихивать надо каждые полтора-два года. Разве нет?

— Слушай, чего ты ко мне пристал? Я откуда знаю? На лодках нет никаких градирен, зато по два реактора стоят. И еще лет шестьдесят назад проектировали танк с ядерной силовой установкой.

— Ну, допустим. И самолет экспериментальный испытывали. Но заправка-то?

— Да вы еще подеритесь, — буркнул Николай. Откройте дверь и идите дальше. Может, там и ответ найдете.

За очередной дверью оказался огромный зал. У входа стояли колесные тележки как раз таких размеров, чтобы на них можно было что-то транспортировать по коридору, который они только что миновали. Вдоль стен зала стояли какие-то кабинки и контейнеры. В центре пару десятков массивных железных столов в два ряда. На всех столах, смонтированные на кронштейнах какие-то агрегаты. Микроскопы. Много вращающихся кресел. Всюду разбросаны листы бумаги, белые халаты. Разбитые колбы. Стреляные гильзы. Несколько пустых рожков от автомата. Все это постепенно выхватывал тусклый свет фонаря, пока они не отыскали очередной выключатель. На потолке загорелось две лампы дневного света. Их было явно недостаточно для такого большого помещения, но остальные лампы видимо давно вышли из строя. Еще одна постоянно и назойливо моргала, пытаясь включиться. Путники осмотрелись.

— Ничего себе мы местечко нашли, — пробормотал Крест. — А тут достаточно тепло. Тут и жить можно очень долго. Электричество в наличии. Что тут было?

— И чем все это закончилось, вот еще вопрос, — кивнул Варяг и подошел к одному из столов. — Посмотри. Кровь.

На столе действительно было большое бурое пятно засохшей крови. На полу тоже. Видимо она капала туда, растекаясь по керамической плитке.

— Точно, кровь, — нахмурился Людоед. — И на тех двух столах тоже. Зато никаких останков и тут нет. Хлама много, но никакой органики. — Он прошел вдоль столов и поднял с пола разбитые очки. Посмотрел на них и положил на стол. — Чертовщина какая-то.

— Мужики, гляньте! — крикнул Сквернослов. Он указал на дальнюю стену. Там была массивная гермодверь примерно три на четыре метра, состоящая из двух створок, на одной из которых была большая круглая ручка типа штурвал. Самым примечательным было то, что дверь забаррикадирована сваленными возле нее столами и шкафами.

— Может это место и есть тот самый Аркаим-13? — предположил Крест.

— И мы так легко его нашли? — скептически покачал головой Яхонтов.

— Легко? — Людоед усмехнулся и сел на один из стульев. — Думаешь легко найти это место, не зная о маячке и не поймав его сигнал? Черта с два, вот что я тебе скажу. — Он снова осмотрелся. — Нет тут явно какая-то лаборатория. И очевидно, что это не единственное помещение. Коля, нука дай эту тетрадь. Может там что написано об этом месте?

Николай нехотя достал из-за пазухи находку и протянул ее Илье. Тот принялся быстро ее просматривать и хмуриться.

— Черт, да тут больше половины страниц отсутствует. А ну… Вот что-то… В шестом блоке мы нашли легендарную Чандарскую карту. Я если честно думал, что все это выдумки. Но она существует… Что за карта? Кыштымский карлик находится на объекте «колыбель»… Какой еще карлик? Абракадабра какая-то… Боевой костюм, что был в тайнике пришелся мне в пору. Теперь я понимаю, зачем вербовщик затребовал тогда размеры одежды, ворота, маски противогаза и обуви. Даже талию и ширину плеч. Не просто им было сделать такой костюм для такого великана как я…

— Что ты сказал? — Николай вдруг уставился на Людоеда.

— Чего? Костюм для… Для великана… — Крест вдруг и сам опешил и уставился на строки дневника.

— Нука дай сюда! — Варяг выхватил тетрадь и, подойдя под светящуюся лампу, стал пристально смотреть на текст. — Твою мать! — воскликнул, наконец, он.

— Мужики, вы чего? — непонимающим тоном спросил Вячеслав.

— Коля, ты почерк отца помнишь? — Спросил Варяг у Васнецова.

— Нет… вообще-то… а что?

— Да это же его почерк! Это его дневник, черт побери!

— Ты уверен?! — Васнецов вырвал тетрадь из рук Яхонтова. — Ты точно уверен?!

— Да конечно! Мы столько лет с ним знакомы были! Да и химический карандаш! Все искатели в Надеждинске химическими карандашами для записей пользуются! Он же безотказный в таких условиях. Не мерзнет как шариковая или гелевая ручка! И грифель не крошится как у обычного карандаша!

* * *

…однако нам пришлось уходить в спешном порядке. Конечно, никто не ожидал того, что выкинул этот свихнувшийся профессор Лодзинский. В этой ситуации костюм конечно хорошо. Однако костюм всего один. И Дима совсем плох. Ранение тяжелое. Его нужно доставить в ближайшее поселение, способное оказать ему помощь. Мы отходили с боем. Молохи не просто дикие животные. Это нечто большее в плане разумности. Они пользовались укрытиями, и кто-то из них даже стрелял по нам. Хотя, не исключено что это был профессор. Только дойдя до тайника, я понял, что мы забыли тот письменный материал, что я собрал в лабораториях и в архиве. Большая кипа отобранных мною бумаг осталась в первом зале, в картонной коробке под одним из столов. Тот, кто прочтет эти строки, должен добыть их. Это очень важно для понимания того что сейчас происходит всюду. И для понимания природы многих биологических аномалий, с которыми мы все чаще сталкиваемся. Дело не только в ядерной войне. Это было бы слишком просто. Тут целый комплекс рукотворных факторов. Но помните, что там эти твари. И они, кстати, тоже загадка, на которую можно найти ответы в тех бумагах. Я, конечно, закрыл дверь и забаррикадировал ее, и лишь несколько из них затаились в первом зале и потом преследовали нас. Но они, должно быть, уже мертвы. Тот шквал огня, который я насылал на них из обнаруженного в тайнике ручного шестиствольника, не мог оставить им шансов. Однако мне нет времени возвращаться за бумагами. Дима очень плох. А потом, я должен отправиться в Москву. С таким костюмом и оружием, я могу рассчитывать на успех задуманного. Я знаю, что где-то там, в московском метрополитене бункер, где служил мой брат Володя. Я не знаю насколько велики шансы найти его, но этого я не узнаю никогда, если не попытаюсь. А если не попытаюсь, то буду жалеть всю оставшуюся жизнь. Я должен его найти. Он мой брат. А старые обиды остались в прошлой жизни…

* * *

…прямо на него, медленными шагами, шло какое-то существо, показавшееся настоящим монстром. Но только на первый взгляд. Все-таки, было похоже, что это человек. Но сейчас он казался настоящим великаном. Огромного роста, облаченный в странные черные доспехи, покрытые рельефом и мерцанием стальных пластин. Голова была заточена в капюшон и черную маску с двумя большими и шипящими от дыхания фильтрами под скулами и парой больших круглых и выпуклых глаз черного матового стекла. Какой-то сложный механизм, приделанный к могучему торсу, поддерживал огромный шестиствольный пулемет, направленный в сторону шевелящихся и преследующих Николая тварей. Из большого ранца с твердым каркасом, на спине у великана, к пулемету тянулась лента блестящих, словно начищенных войлоком, патронов большого калибра.

Великан ничего не говорил. Только шипели и урчали его фильтры. Яркая вспышка осветила адскую станцию дьявольского метрополитена и грохот выстрелов, перемешанный с жужжанием и свистом от вращения стволов, привел Васнецова в чувство. ОНО стреляло не в него. Лавина пуль, подобно урагану обрушилась на тварей, разрывая их на части и перемалывая в кровавый фарш.

Васнецов спрыгнул с перрона на пути и бросился прочь, в ту сторону, откуда пришел. Мимо сожженного состава. Прочь! На поверхность!!! Мимо промелькнула белеющая надпись АД УЖЕ ЗДЕСЬ! Значит можно выбраться из этого проклятого, заколдованного места?! Скорее! Прочь! На поверхность! Вон из метро!

Еще долго его догоняли разносящиеся эхом выстрелы пулемета, пока впереди не замаячил чернеющая дыра, за которой была ночная скованная холодом Москва…

Так это… Был… ОТЕЦ?! Николай выронил тетрадь и схватился за голову.

— Господи! Я был в полуметре от него! И я не знал что это мой отец! ОБОРОТЕНЬ!!!

Васнецов бросился к выходу, снося на своем пути стулья.

— Держите его!!! — заорал Людоед, вскакивая со своего места.

Ближе всех оказался Сквернослов. Он кинулся Николаю наперерез и сбил его с ног, но тут же получил удар локтем в голову.

— Уйди, тварь!!! — рычал Васнецов и полз к двери.

— Да ты совсем рехнулся! — Славик снова навалился на него и тут же заорал, так как Васнецов вцепился ему зубами в ладонь.

Наконец обезумевшего Николая настиг Варяг. Он попытался схватить его, но Васнецов увернулся и, схватив стул, ударил им Яхонтова по голове. Варяг отпрянул, тряся головой и убирая ладонью копну соломенных волос от глаз…

— Ну, щегол… мать твою… я аж звезды увидел… сука, контуженного по голове бить… баран… — бормотал он шатаясь.

Васнецов поднял свой автомат и щелкнул затвором.

— Мне нужен луноход! Мне нужно в Москву! В метро! Мне нужно туда!

— Конечно, — услышал он в ответ голос, который не просто доносился до его ушей, но и пронзал все тело, разносясь волнами волнующего озноба. — Конечно тебе надо туда. Ты раскрыл секрет истребителя морлоков… Нашего злейшего врага… С твоей помощью мы одолеем его… С твоей помощью он станет уязвим…

— Что? — Николай стал в недоумении озираться, глядя на то, как все вокруг расплывается. — Что это значит? Кто это говорит?

— Я! — перед ним стоял Людоед. Он улыбался и пристально смотрел черными глазами, казалось, прямо в душу.

— Что? — снова пробормотал Васнецов.

— Мы вернемся в Москву. В метро. Только опусти оружие. Оно тебе не нужно.

Николай послушно опустил автомат и почувствовал какой-то дурман в сознании. Ноги стали ватными и захотелось улыбаться. Однако Людоед ударил его кулаком в лоб, и Васнецов потерял сознание.

— Ловко, — простонал Варяг, все еще держась за голову. — Как ты его так?

— Да, есть такие способности с некоторых пор. — Крест медленно стал оседать на пол и, нащупав рукой стул, уселся в него.

— Чего это с тобой?

— Это много сил отнимает сразу… Сейчас передохну и приду в норму. — Устало и сонно проговорил Илья.

— А что с Николаем будет?

— Все нормально будет. Придет в себя человеком. Бывает такое… Отец все-таки… — Людоед уснул.

— Н-да, Славик, ох и повезло нам с тобой с попутчиками, — усмехнулся и поморщился одновременно Варяг.

— Долбанные морлоки, — сплюнул Сквернослов.

 

39. Эхо былого

— Н-да, интересное чтиво. Особенно на ночь, — усмехнулся Дмитрий Ермаков. Широкоплечий невысокий крепыш с наголо бритой головой, что было очень неактуально в последнее десятилетие постоянной зимы. — Вот послушай, майор. Читаю… Mesenchytraeus solifugus, блин, да язык сломаешь ко всем чертям. И кто-то эту латынь наизусть учил. Короче, ледяные черви. Считались ненаучными до начала 1990х годов с точки зрения биологии. Пока не были открыты в ледниках Аляски. Так же обнаружена колония на дне мексиканского залива. В местах наиболее низких температур. Оптимальные температурные условия жизни, ноль градусов. При замерзании, черви впадают в анабиоз и, способны находится в нем годами. Послушайте, профессор, неужели такие черви существуют?

— Конечно, — сидящий, как и его вооруженные спутники, на полу столовой, профессор Глеб Лодзинский протер очки и, надев их, посмотрел на Ермакова. — Конечно, существуют. Вы же читаете. Ведь существуют организмы, которые живут в кипящей, пропитанной сернистыми испарениями воде у жерл подводных вулканов. Так почему не могут существовать такие черви? Они из семейства энтихреиды. Правда, вам это мало что скажет, конечно. Мы их изучали тут. Проводили эксперименты.

— А смысл?

— Ну как же, — вздохнул Лодзинский. — Это ведь научное открытие. Тут перспективы. Например исследование возможностей глубокой заморозки клеток, без нанесения им необратимого ущерба. Например, НАСА сразу обратило внимание на это. Это ведь перспектива для дальних космических перелетов. Заморозили астронавта и отправили куда-то, куда лететь много лет. А он не стареет. Мы тоже поначалу ухватились за эти исследования. Потом раскрылись новые возможности. Например, использовать этих червей в военных целях в областях с низкими температурами. Например, на Аляске, в арктической тундре, в Гренландии. В Антарктиде.

— И что может сделать полусантиметровый червячок? — Засмеялся Дмитрий.

— А есть особый гормон принудительного роста. Вообще давно известны онкологические функции гормонов и их влияние на рост, и трансформацию клеток. В том числе и на их мутацию. Мы исследовали рак. Да-да. Самый настоящий рак. Болезнь, а не то, что вы с пивом любите.

— Насколько я понимаю, вас тут заботило не лечение рака? — прочищающий шомполом ствол своего автомата, майор Николай Васнецов взглянул на профессора.

— Ну что вы. Рак можно вылечить. Рейгана ведь вылечили, — усмехнулся Лодзинский.

— Но сколько умерло?

— Не повезло, — цинично заметил профессор. — Однако вы совершенно правильно подметили. Нас другой аспект интересовал. Рак, это, по сути, ураганное деление клеток. Мы хотели замахнуться не на лечение. Мы предполагали, что это дарованная человеку, но не понятая им возможность к регенерации. Да-да, такой вот нетривиальный подход к этой страшной болезни мы избрали. Что если возможно обуздать этот губительный механизм и сделать его управляемым? Наряду с клонной трансплантологией можно было вырастить у человека утраченный по какой-либо причине орган. Даже целую ногу! Можете представить?

— Вы бы лучше мозги себе вырастили, — поморщившись пробормотал Ермаков. — Черви тут эти при чем?

— О, это просто подарок свыше. Мы проводили опыты обычно на лабораторных мышках. Они быстро плодятся и легко за относительно короткий промежуток времени проследить наследственность. Воздействие эксперимента на следующее поколение. Но тут эти червячки. Мы за то же время что и с мышами, могли проследить гораздо больше поколений. И при этом еще и уникальные физиологические возможности червей в плане их выносливости и живучести. Уже в пятом поколении мы получили метрового червя! И он был устойчив к более низким температурам, чем первичный образец. При помощи таких червей, но еще больших размеров, предполагалось проводить разминирование. Скрытые атаки на патрули и посты, естественно в заснеженных районах. А четырехметровый червь, двигаясь в глубоком снегу, мог оставлять ходы для скрытного продвижения под снегом диверсионных групп. Уже были подготовлены испытания на Новой Земле метровых экземпляров. Погрузили их на самолет. Отправили в наш филиал в Подмосковье, но… Детки Ферми и Оппенгеймера внесли существенные коррективы во все наши планы, — профессор усмехнулся.

— Кто внесли? — непонимающе поморщился Ермаков.

— Ядерные ракеты, — тихо сказал ему Васнецов.

— Как это все у вас, у ученых яйцеголовых, лирично и трогательно. Детки. Атомная бомба… деточка… Сынуля, дочурка… Отцы атомной бомбы, папочки водородной. И червячки ваши эти, тоже детки? Да? Что за сюрпризы вы еще приготовили нам, простым смертным? А? Какие еще ваши дети и внуки нас поджидают в этом мире? — Ермаков злился.

Лодзинский снял очки и, наклонившись ближе к Дмитрию злорадно прошипел:

— Ты себе даже не представляешь, мент!

Ермаков схватил его за ворот тулупа.

— Я краповый берет, придурок ты чокнутый!

— Дим, пусти его. Не надо, — Васнецов одернул товарища. — У него же опять это, — он покрутил растопыренной пятерней у виска. — Эй, профессор. Что там с центрифугой?

Лодзинский облокотился спиной на стол, у которого сидел и, взглянул на часы.

— Еще часа два ей крутиться. А что?

— Мне кажется, у вас приступ опять начинается.

— Брось, майор. Потерплю пару часов. Два года ведь как-то без лекарства этого обходился. Тяжко бывало, конечно, но кому сейчас легко?

— Нет, Коля, ты только подумай. Они вместо того чтобы лечить людей от рака, делали из него оружие, — хмурился Дмитрий. — А что еще? Может и из СПИДа что-то смастерили? А? Ну давай профессор, поведай.

— А нет никакого СПИДа, — ухмыльнулся Лодзинский. — СПИД, это проблемы с иммунитетом. От наркомании, бесконтрольного прелюбодейства, и простите, задолюбства. Откуда все это пошло, вы вспомните? Есть комплексная проблема, а не один мифический и неизлечимый вирус. Но кому-то надо было напугать весь белый свет конкретной болезнью. Эдакой чумой нового времени. И знаете зачем? Бизнес! Чистый бизнес! Вы знаете, сколько сделали производители презервативов на антиспидовой рекламе своей продукции? Сотни миллиардов! И это при том, что поры латекса в тридцать, а то и в пятьдесят раз больше самого вируса возбудителя! То есть просочиться через поры латекса ему легче, чем Чкалову пролететь под мостом! — профессор засмеялся. — Но главное не в этом, а в том, что люди со страху покупали резинки пачками. Вот где собачка-то зарыта! А самым эффективным лекарством от этой болезни могло быть только нравственное общество! Где мораль это не то о чем с экрана этого теледилдоса могла учить общество какая-то псевдообразованная тварь. Это нечто большее. Тысячелетний опыт знаний и воспитания духовности. Это не только мораль человека, но и следование, например, врачом данной им клятве Гиппократа, а не халатность способная заразить или убить. Но в безнравственном обществе даже мифическая болезнь грозила обернуться пандемией! Но! Все оказалось проще. Содом сожгли. И поделом, — Лодзинский улыбнулся.

— Вы говорите как проповедник, — хмыкнул Васнецов. — И это человек науки. Нелогично. Или в вас говорит болезнь?

— Да бросьте вы, майор! — разозлился профессор. — Болезнь, — презрительно фыркнул он. — Я в здравом уме, да будет вам известно. Но что есть наука? Официальная наука для непосвященных! Но мы, засекреченные, лучшие умы человечества, по всему миру, каждый во благо своего режима, соприкасались с такими тайнами бытия, которые тысячу раз противоречили той науке, которую вам скармливали с пеленок! Мы — прогресс! Мы — знания! А вы, все остальные, лишь потребители! Мы даем вам понемногу то, что считаем нужным!

— Да-да, — майор покачал головой. — Мы потребители. Мы потребляли электричество от атомных станций, после того как вы смогли сделать рукотворный ад возможным. Мы потребляли морфий, придуманный вами как обезболивающее, а когда стало ясно, что он вызывает привыкание, то вы придумали лекарство от привыкания к морфию. И лекарство это называется…

— Героин! — закончил за него Лодзинский. — Совершенно верно. Мы ставили опыты над вами десятилетиями. Скидывали обществу диковинную новинку, а общество потребляло его с жадностью, даже не подозревая, что они все есть наши любимые лабораторные мышки.

— За что вы так людей ненавидите? — спросил Ермаков.

— Людей? — профессор закинул голову и уставился в потолок. — Людей… — задумчиво пробормотал он. — Я родился очень болезненным ребенком. Еле выжил. Но часто жалел об этом. С самого детства. Со школы. В школе меня обижали. Дразнили дохляком. И еще там по-всякому. Друзей не было. Весь в учебу сублимировался от боли и одиночества. Вырос. К армии оказался негодным. Девушки на меня не смотрели. Это ведь в советские времена было. Если ты негоден по здоровью, то служить не будешь. А девушки считали тех, кто не служил, ущербными. Но, тем не менее, в институте нашел свою половину. Любил ее. Души не чаял. Поженились… Потом перестройка, потом свобода, — с иронией вымолвил он. — Что значит хаос. Мы, люди науки, оказались не удел. Развал во всем. А я ведь знал близко таких талантливых ученых-самородков. У нас в России могли быть свои мобильные телефоны. Свои компьютеры на субмикронных чипах. Дисковые летательные аппараты. Столько умов! Столько идей! Но все оказались ненужными обществу и власти. Многие разъехались в страны западного рая. А я вот остался. Идеалистом был. Верил во что-то. Катался по стране на последние крохи со своими изобретениями и идеями по всяким НИИ. Но они отмахивались от меня. Куда там с твоими идеями, приятель, сами не знаем, как прокормиться, на рынке сторожами подрабатываем. И вернувшись однажды из одной такой поездки, я узнаю, что мою… мою любимую жену сбил автомобиль. Так называемый новоявленный хозяин жизни, пьяный до того что стоять на ногах не мог, вел свой шестисотый на полной скорости. И сбил ее не на проезжей части, а на остановке троллейбуса. Средь бела дня. Как потом мне рассказали, он еще вышел и орал на нее, лежащую в крови. Ходит тут всякое быдло. Реальным пацанам проехать негде. Фару дескать из-за нее разбил. Милиция связываться даже не стала. Уж очень крут был этот выродок. Люди вокруг не спешили на помощь умирающей женщине. Подумаешь. Кто она им? А тут этот еще, на своей тачке. Скорая приехала через полтора часа. Стояла в пробке половину времени из-за того, что должен был проехать кортеж высокого чиновника. Умерла по дороге в больницу. Да ее и спасать никто не собирался. Нет человека, нет проблем. Горе страшное. Но осталась отрада. Дети. Сын и дочь. Да вот только… Когда вся страна во главе с самым главным рассеянином, панимашь, жрала водку под новогоднюю елочку и тупо пялилась на этих обезьян, визжащих какие-то там песни о главном, мой сын оказался в адском котле вместе со всей печально известной Майкопской бригадой. Славный новый год выдался… Те кто выжил прятались в каком-то подвале и отстреливались, как могли. Пытались связаться со своими. С командованием. Хоть какую-нибудь помощь запросить. Но свои молчали. Толи от пьяного угара еще не отошли. Толи ужаснулись тому, что натворили и оттого молчали, но на связь вышел кое-то другой. Плешивый вонючий депутатишка, нацепивший на себя непорочную сутану правозащитника. Вышел на связь из цитадели боевиков на частоте наших парнишек покинутых всеми. И сказал им, за что вы мальчики воюете тут? Вы же не за родину воюете, вы уже столько мирных жителей погубили! Не марайтесь в крови, в которой вас изваляло ваше правительство. Сдавайтесь. И я гарантирую, что завтра вы поедете домой. Не в казарму, а именно домой! Я гарантирую вам жизнь! И ребятки стали сдаваться. Они ведь не понимали, зачем там воюют… И потом, в плену, их насиловали. Резали им уши. Многих обезглавили. Я ведь… — Он сильно сжал веки. — Я ведь только голову своего сына смог похоронить. И то, она провалялась в рефрижераторе под Ростовым четыре года среди сотен останков других безымянных сынов. Но пришло время, и рефрижераторы надо было освободить для останков новой войны. Дочка моя вышла замуж. Внучку мне подарила. Но уж так распорядилось ее сердце, что полюбила она… в мужья выбрала, так называемое лицо кавказской национальности. Даже ссора у меня была с ней. Для меня ведь различий не было после того нового года. Для меня они все были зверьми, что резали голову моему сыну. Конечно, я не прав был. А потом… Шли они вечером из театра под руку. А на встречу полтора десятка отморозков, которые мнили себя поборниками расовой чистоты и защитниками Родины, а сами даже в армии не служили потому, как боялись ее как черт ладана, но зато чувствовали себя героями, напав толпой на беззащитную супружескую пару. И внучка моя осиротела. И я. Забили до смерти мою дочь и ее мужа железными прутами. Но и этого оказалось мало. За пару лет до всеобщего конца, похитили мою усладу, когда она шла из школы. Похитили последователи какого-то сатанинского культа, которым непременно надо было принести в жертву кровь невинного ребенка. Их так и не поймали. А тело девочки нашли через полгода только, в колодце заброшенном… Так ты спросил почему я так ненавижу людей? — Профессор посмотрел на офицеров глазами полными слез, вскочил и закричал: — Да потому что вы даже после ядерной войны умудрились не издохнуть все! Вы же, как тараканы живучие! Как крысы! Никаких средств нет против вас?! Да нет, черт подери, есть!!!

— Ну вот, началось, — вздохнул Ермаков, повесив голову.

Васнецов поднялся, нависая над Лодзинским своим исполинским ростом. Он с сочувствием посмотрел в глаза профессору и деликатно но не оставляя никакого выбора, положил ему свои ладони на плечи.

— Я очень прошу, чтоб вы взяли себя в руки. Скоро лекарство готово будет. Потерпите…

— Я… я в порядке, Николай… Я в порядке… — часто закивал он, и глаза его забегали. — Знаешь, я ведь смог воплотить свои детские мечты. Почти… В детстве я мечтал быть сильным и выносливым. Я мечтал быть сверхчеловеком. Конечно, я им не стал. Но я смог эту мечту все-таки претворить в телесное воплощение! Здесь, в этой цитадели науки и колыбели новой жизни я смог создать сверхсущество… Целую расу сверхсуществ! И они получат вложенные в свой новорожденный разум все знания человечества и через пару десятков лет унаследуют себе и всю планету людей, которую люди оказались недостойны!

Профессор расхохотался и опустился на пол. У него началась истерика…

* * *

— Помидор с геном скорпиона? За каким хреном в помидор вживлять ген скорпиона? — Недоумевающим тоном спросил Сквернослов.

— Да я почем знаю. Но тут вот. Пожалуйста. Трансгенный продукт. — Людоед отложил очередной лист из большой стопки в маленькую. Куда складывал уже просмотренные бумаги из той кипы, что была сложена в коробке под одним из столов. Именно за этим столом они втроем и сидели. На соседнем, укрытый Людоедовской черной шинелью лежал Васнецов.

— Глянь, дебошир очнулся, — проворчал Варяг, посмотрев в его сторону.

— Эй, блаженный, ты как? — спросил Крест.

Николай медленно поднялся и уселся на столе. Огляделся.

— Что со мной было? — пробормотал он, еле разжав слипшиеся губы.

— Приход очередной поймал, — усмехнулся Людоед, покрутив пальцами кончик уса. — Хотел нас всех тут уконтропупить, забрать луноход и махнуть в Москву, в метро.

— Это я помню, — мотнул гудящей головой Васнецов.

— Да? А ты помнишь, что дядю Варяга отоварил баночкой по башке?

— Чем отоварил?

— Ну, стулом. По-флотски это называется баночка.

— Мы что, в море? — проворчал Николай.

Сквернослов хлопнул Людоеда ладонью по плечу.

— Один-ноль, Ильюха. Он тебя сделал. Ну-ка врежь ему еще раз в отместку.

— Да ладно тебе Славик глумиться. Грешно над юродивыми-то. — Хмыкнул Яхонтов.

— Ты со мной что сделал, я не пойму? — продолжал кряхтеть и ворчать Николай.

— Ну, прописал тебе нормального такого армейского «лося» в лоб. Вижу, помогло. — Крест подмигнул.

— Что еще… Это был гипноз?

— Типа того. Понравилось? Еще фокус какой выкинешь, я так наколдую, что в штаны ссаться будешь во сне.

— Что ты говорил про врага морлоков? А?

— Ты ведь в метро хотел. К папке. Если оборотень, это он конечно. Только вот морлоки эти никого и ничего не боятся. Даже пси-волки их боятся, а морлоки волков нет. Но вот оборотень вселяет в них ужас. И истребляет систематически. А тут такой им подарок. Ты же недоморлоченый морлок, а ну как омразеешь?

— Ну, сказанул так сказанул, — хмыкнул Варяг, потирая лоб.

— Ну? — продолжал Людоед. — Он же вообще неуязвимый, как ломом подпоясанный. А тут появится его сын в метро. И все. Морлоки тебя в оборот возьмут и одолеют его, потому как ты его Ахиллесова пята. Сечешь?

— Н-да… — вздохнул Николай. — Понимаю.

— Ну, вот и молодец. И еще не забывай, что твоя встреча с отцом не будет иметь никакого значения, если ХАРП сделает свое черное дело. Главного не забывай. Да и не факт ведь, что он твой отец.

— Это почему? — нахмурился Васнецов.

— Я через несколько лет после ядрены в метро оказался. А уже тогда там легенды ходили про какого-то амбала в скафандре, который замесы там учинял в подземелье. А отец твой семь лет тому назад ушел. Верно? Конечно амбала того я не встречал, да и вообще мало кто видел. Он вроде, если и был, то исчез в начале. Но легенды ходили. А потом, некоторое время назад, появился оборотень. Один в один подходил под описание. И я с ним столкнулся. Я рассказывал, если ты помнишь. Неувязочка, Коля.

— Это мой отец, — упрямо проговорил Васнецов.

— А как он был в самом начале?

— В самом начале не он был, — мотнул головой Николай.

— А кто тогда?

— Мой дядя. Владимир. Чей дневник сталкеры из «Субботнего вечера» принесли. Он ушел из бункера в метро. Может погиб потом. А отец мстит морлокам за него…

— Логично, — Яхонтов кивнул и погладил бороду.

— А костюм? — Развел руками Крест.

— Костюм этот из ассасинского тайника. Ты же сам говорил, что ни одного тайника целым не находил. Ты ведь не знаешь что там именно. Понятно, амуниция. Но какая? — Васнецов пристально посмотрел Людоеду в глаза.

Тот хмыкнул и снова покрутил пальцами кончик уса.

— Н-да. Толково глаголешь. Что-то чуешь или простые думки?

— Нет… Не простые. Я чувствую. Объяснить не могу. Вот сейчас видение было, — он слез со стола и прошелся по помещению. Осмотрелся внимательно. — Тут светлее было. И вот там, у того стола, на полу, сидели трое. Отец, краповый берет Ермаков, и сумасшедший этот. Лодзинский. Про них ведь Ветер рассказал, что они с отцом ушли. Они разговаривали. Перебирали вот эти самые бумаги, что сейчас читаешь. Да… Точно… тут они сидели.

— Ну, мало ли что приснится, — махнул рукой Сквернослов. — У тебя же это постоянно.

— Нет. Не сон это. Это как-то… Ну не могу объяснить толком… Как эхо прошлого…

— Уверен? — Людоед встал со стула и подошел к Николаю.

— Уверен. Абсолютно.

— Ну, знаешь, много всяких чудных я повидал, и обработанных генератором чудес и пси-волками и морлоками, но ты просто уникум какой-то.

— Это ты на него дурно влияешь, — послышался смешок Варяга.

Крест взял стул и поставил на указанное Васнецовым место.

— Ну-ка садись. Давай.

Николай сел, не понимая, что тот от него хочет.

— Давай, — кивнул Крест.

— Чего давать?

— Ну, видения свои увидь. Эхо былого услышь.

— И как я это сделаю?

— Без «лося» не получится, Илья, пробей ему еще раз в лоб! — снова ехидно захихикал Яхонтов.

— Варяг, может, хватит уже?! — Николай вскочил со стула и сжал кулаки.

Вдруг в глазах, наверное, оттого что резко встал, пошли круги и, стало совсем темно.

— Ты с кем говоришь? — послышался шепот Людоеда.

— Что? — пробормотал Николай, тряся головой. Он снова осмотрелся, но Варяг и Вячеслав исчезли.

— Ты с кем говоришь? — Людоед уже не шептал, а как-то шипел. — Тут нет никого. Разве что только твой отец, еще его товарищ из краповых беретов и профессор Лодзинский. Они где-то тут. Надо поискать, да?

* * *

— Вот, Коля, еще интересное. Они тут нейрочипы разрабатывали. Допустим, у человека поврежден позвоночник. Ходить не может, так как команда через спинной мозг из головного не проходит. Они короче делают такую штуку… Помнишь раньше в телефонах было такое? Телефон в кармане а на ухе наушник и никаких проводов… Как это?…

— Блюйтус, — ответил майор.

— Точно! Блюйтус! Короче вживляют нейрочип в шейный отдел спинного мозга. Другой, в отдел, ниже поврежденного участка. И команда из мозга подается посредством чипов как по блюйтусу, минуя травмированный участок. Представляешь? Паралитик может ходить и писает сам, а не под себя. Тут написано, что на западе это средство даже прошло успешное испытание. Наши что-то там сперли. Толи технологию чипа, то ли программное что-то. Но короче опыт на животных удался. А на западе на добровольцах из числа людей-инвалидов провели. Тоже успешно.

— Интересно, — хмыкнул Васнецов старший. — Даже не то интересно, до чего они додумались, а то, какие цели преследовали. Хотели людям помочь? Или исследовали перспективный потенциал для создания киборгов?

— Ну, это уже совсем фантастика.

— А черви, про которых ты читал? А волновая генетика? Фантастика? Мы и знать ничего не знаем, а эксперименты по волновой генетике, оказывается уже полвека назад, даже больше, в Китае провели. Ты же сам читал про куроуток и картофелины с цыплячьими генами. Помидоры со скорпионьими. Про передачу генетической информации волновым путем без всяких инъекций, а посредством облучений. И про то, что ДНК у всех живых существ структурно одинаковы и на 99 % состоят из чертежей конкретного вида, из которого данный образец взят. Найдешь ключик и лепи из ДНК что хочешь. Про телегонию читал…

— У меня сестра промышляла разведением породистых собак на продажу. Она и так про телегонию знала. Это вообще давно известно, только термин вроде недавно придумали, — Ермаков пожал плечами. — Черт его знает…

— Вот в том то и дело, — кивнул майор. — Теперь уже едва ли чему-то можно удивляться.

— Слушай, а где это профессор? Чего он там, застрял, что ли в сортире? Может у него эпилептический припадок начался, и он башкой об парашу торкнулся, а мы и не знаем?

— Твоя, правда. Пошли, проверим. Только бумаги эти сразу в коробку положи обратно. А то потом опять перепутаем с ненужными…

Они вошли в соседнюю лабораторию. Все помещение было заставлено массой различных приборов. И хотя помещение это было меньше предыдущего, но по оснащенности оно превосходило тот зал, откуда вошли два офицера, в разы.

В центре, на большом столе, жужжал большой белый агрегат. Та самая центрифуга, в которой Лодзинский готовил себе лекарство.

— Профессор! — крикнул Ермаков. — Вы где?

— Тут не должно быть туалета. Это помещение должно было быть стерильным. Туалет, наверное, дальше.

— А вот еще две двери, — Дмитрий указал рукой.

— Давай, ты в левую, я в правую, — кивнул майор.

Они разделились. Васнецов вошел в очередное помещение. Оно было еще меньше. Скорее длинный коридор, оканчивающийся еще одной дверью, на которой красовалась эмблема биологической опасности. Вдоль одной стены шкафы с костюмами биозащиты. Половина костюмов на месте. Вдоль левой стены большая приборная панель с двумя погашенными экранами и массой переключателей и датчиков. Внимание майора привлекла небольшая моргающая красная лампа. Он подошел к ней. Возле лампы надпись — «ЦИКЛ РАЗМОРОЗКИ ЗАВЕРШЕН».

— Какого черта тут… — он боковым зрением заметил движение у той запретной двери и вскинул автомат.

— Кто из нас псих? — усмехнулся появившийся профессор. — Хочешь застрелить меня, майор?

— Черт подери, Глеб Михайлович. — Васнецов опустил автомат. — Вы что там делали? И что означает эта лампа?

— Ты очень наблюдателен, майор, но не сильно умен. Там же написано. «ЦИКЛ РАЗМОРОЗКИ ЗАВЕРШЕН».

— И что вы размораживали?

— Скоро узнаешь, — профессор оскалился. — Это если повезет. А если нет, то ты… — он выдернул правую руку, которая все еще скрывалась за приоткрытой дверью со знаком биоопасности, — …умрешь прямо сейчас!

В руке у него был автомат, невесть откуда взявшийся у больного Лодзинского. Он нажал на курок, но ничего не произошло. Видимо оружие привести в боевое состояние он забыл по неопытности. Чертыхнувшись, профессор спрятался за железный шкаф и послышался щелчок затвора.

Васнецов тоже спрятался. Он едва втиснул свою двухметровую фигуру за уступ большой приборной панели с красной контрольной лампой.

— Глеб Михайлович! Что же вы это творите? — крикнул Васнецов, приготовившись применить свой автомат.

— Я возмездие! — послышался ответ. — Ну, давай, высунь голову!

— Вы не в себе, профессор! Перестаньте! Мы же одна команда!

— Нет у меня ничего общего с ничтожными человечишками! Одна команда? Ты, дурак, еще не понял, что я вызвался быть проводником на этот объект только из-за того, что вместе с двумя вооруженными идиотами у меня было больше шансов вернуться сюда, нежели в одиночку! Ты еще не понял, что я морочил вам голову с этой центрифугой, только для того, чтобы запустить цикл разморозки криокамеры, где томятся в холодном сне мои детки?!

— Перестаньте, профессор, я не хочу вас убивать. Я сочувствую вам. Я понимаю ваше горе…

— Иди ты на хрен, козел! Что ты можешь понимать?! Твоего сына резали живьем? Твою жену переехал на машине ублюдок? Твою дочь забили насмерть хулиганы? Твою внучку растерзали слуги антихриста? Что ты, сука, можешь понимать?!

— Мы все объединены общей бедой! Мы все пережили ядерный Армагеддон! Нам надо думать о выживании!

— Имел я вас, и ваше выживание! Я приговорил человечество и уже давно! Общей бедой объединены? Поэтому людишки продолжают убивать друг друга? Поэтому они друг друга жрут? Не смеши меня, майор! Кончился ваш век!

В двери показался Ермаков.

— Коля я что-то…

Раздалась короткая очередь и Дмитрий закричал, падая.

— Что за падла!!!

Васнецов выскочил в дверь, подхватив раненного товарища. Сзади снова раздалась очередь, но пули ударили в дверь.

— Что такое? — простонал Ермаков.

— Он окончательно из ума выжил, — коротко ответил майор. — Валить отсюда надо.

Раздался возглас Лодзинского:

— Не обманывайтесь! Бог поругаем, не бывает! Что посеет человек, то и пожнет! Сеющий в плоть свою, от плоти пожнет — ТЛЕНИЕ!!!

Шум заполнил тот коридор, а разум заполнил какой-то неестественный визг, сеющий страх и панику.

— Господи… Коля… что такое… — бормотал Ермаков и затрясся.

— Терпи братишка, — ответил Васнецов. Он взвалил товарища на плечи и бросился к выходу. — Терпи.

В лабораторию ворвалась, толкаясь и размахивая руками, группа волосатых, человекоподобных существ. Они были покрыты черным густым, но коротким, влажным от разморозки мехом. Шея отсутствовала, и голова уходила в плечи, нависая над торсом, словно вершина горы. Широкий зубастый рот и крупные ноздри над ним. Вместо носа лишь бугор. Глубоко посаженные человеческие глаза с желтыми белками и огромными зрачками…

— Господи боже, — пробормотал Васнецов и вскинул дрожащей рукой автомат.

Существа, похоже, знали, что это оружие и рванулись от линии огня. Васнецов дал очередь. Задел одного. Но тот не вскрикнул, не зарычал и вообще не издал никакого звука. Только схватился за рану в плече рукой и присел, прячась за столом. Другое существо схватило со стола монитор и швырнуло его с невероятной легкостью в сторону людей. Майор едва увернулся, и выскочил в очередную дверь. Они оказались в первом зале. Николай опустил раненого товарища на пол и быстро задвинул массивную створку двери и провернул ручку до отказа как раз в тот момент, когда оттуда донеслась еще одна автоматная очередь. Кто это стрелял? Профессор? Существа его не трогают? Или сами умеют обращаться с оружием?…

— Коля… ты… они зовут… чувствуешь?… они в мозги лезут как ложкой в сметану… мать их… — бормотал Ермаков.

— Да, Митя… Да… Потерпи…

— Дверь их не остановит…

— Хоть на минуту… хоть на пару… — он снова взвалил раненного себе на плечи побежал к выходу.

— Коля… документы… бумаги…

— Черт с ними. Самим бы ноги унести…

Они достигли тайника в пещере, и Васнецов опустил товарища на пол.

— Ты как?

— Хреновато…

— А паника?

— Отпускает… Досюда не достают эти черти…

— Ладно, — майор быстро достал из рюкзака аптечку. — Дима, попробуй перевязаться и вколоть себе… Ну ты сам знаешь все. Уже был ранен.

— А ты что?

— Я сейчас пойду обратно. Не знаю сколько их. Если всех не перебью, то хотя бы дверь заблокирую. Заодно амуницию испытаю эту.

— Они же гипнотизируют. Ты что, не чувствовал?…

— Чувствовал. Но в инструкции к костюму написано, он предохраняет от психического воздействия… — Васнецов раскрыл большую прорезиненную сумку и стал доставать элементы костюма.

— А как? Может батарейки давно издохли?

— Он потребляет электричество, вырабатываемое человеческим телом. Как альтернативный источник…

— Когда они тебя увидят, то передохнут от страха, — усмехнулся Ермаков, взглянув на переодетого майора. Пещера наполнилась шипением дыхательных фильтров маски костюма, вместо ответа. Васнецов только кивнул.

— Давай, Коля, с Богом. Но только не долго…

Васнецов бросился обратно, в недра горы. И вскоре оттуда донесся громовой бас его шестиствольного пулемета…

 

40. Колыбель

Головная боль стала просто невыносимой. Николая рвало, и тело сводили судороги. Сейчас ему было наплевать на все. На видения, на миссию, на окружающих и даже на правду об отце. Им всецело овладели спазмы, и желание, чтобы все это немедленно прекратилось.

— Да что это с ним? — воскликнул Варяг.

— Шок. Побочный эффект, — пробормотал Людоед и сунул под нос Николаю железную кружку с водой. — Выпей, Коля.

— Что это, — простонал Васнецов.

— Теплая вода с сахаром, — ответил Крест. — Сахар шоковое состояние снимает. Давай. Пей.

— Не могу…

— Через не могу. Пей!

Николая снова свела судорога, но рвать уже было нечем. Он дрожащими руками схватил кружку и с большим трудом влил в себя жидкость.

— Иззвени… пока… не могу рассказать, что видел…

— И не надо. Сейчас ложись на стол и передохни. Мы все слышали. Ты комментировал свое видение в трансе.

— Людоед… не делай так больше… — выдохнул Васнецов.

— Ну, я не нарочно. Все. Ложись, давай.

Товарищи уложили Николая на стол, и Людоед снова накрыл его своей шинелью.

— Ну, камрады, что скажете? — хмуро спросил Илья, отойдя от стола.

— Да ты его чуть не угробил! — Сквернослов негодовал.

— Я не об этом. А о том, что тут произошло шесть или семь лет назад.

— Чертовщина какая-то. — Пожал плечами Варяг и взглянул на разложенные бумаги, которые они изучали. — Какие-то чудища.

— А они тебе не напоминают по описанию того утырка в Котельниче, что на Юру покойного напал? — усмехнулся Крест.

— Да медведь это был, — сам не уверенный в своих словах, снова пожал плечами Яхонтов.

— Да чего вы тут гадаете? — развел руками Вячеслав. — Пошли, посмотрим бумаги. Там что-то может, есть про этих…

Они расселись за соседним столом и снова принялись изучать бумаги, то и дело, бросая взгляды на притихшего Николая.

— Слушай, Илья, вот еще интересно, — усмехнулся Варяг после продолжительного молчания и чтения документов. — Нет, все-таки русский человек и кашу из топора сварит и блоху подкует.

— Чего там? — спросил Людоед.

— Проект «Ареал». Системное подключение к сети любого мобильного оператора и мобилизация сети его вышек по всей стране в заданное время как единовременное, так и каскадное.

— И что это? — Сквернослов посмотрел на бумаги, которые изучал Яхонтов.

— Разве не понятно? — снова усмехнулся Варяг. — Это же русский ХАРП!

— Толково, — хмыкнул Людоед. — Что и говорить. Толково.

— Минимум затрат. Ничего не надо строить. Только аппаратный центр и все. ХАРП готов. Вместо излучателей, вышки по всей стране, которые за них сделала фирма, поставлявшая услуги сотовой связи. Тут даже схемы есть. И самое интересное, расчетная мощность от 0.8 мощности «Авроры» до 3.2 мощностей. А эта самая «Аврора» и есть тот ХАРП, к которому мы едем. При этом тут рассматривалось и психоволновое воздействие. Как локальное, так и в масштабах сети и экстерриториальное. Все гениальное просто…

— Н-да, — Крест с интересом смотрел на схемы. — Все гениальное просто, — задумчиво повторил он. — Но сейчас нам не это важно.

— Проект «Молох». Это не оно? — Сквернослов указал на ту часть бумаг, которую сам перебирал.

— Ну-ка, — Варяг взял у него листы. — Так-так… Волновая генетика. Черт, да проект еще лохматых годов. — Он стал пробегать взглядом по строкам. — Так… Вот, от теории к практике перешли в конце девяностых. До того лет пятнадцать только бредовые теории. Тут что-то про чернобыльских животных…

…наиболее устойчивыми к воздействию радиации и приспособленные к жизни и репродуктивной деятельности оказались черные куры. Во всех исследуемых случаях у оставшихся жить в зоне отчуждения людей, в хозяйстве практически все куры с черным окрасом выжили, тогда, как белые в разные сроки погибли. Более того, в данных условиях рождение именно черной домашней птицы стало более распространенным. Генетика вида адаптировала их под условия зараженной местности… Среди наблюдаемых в Припяти и окрестностях одичавших кошек чаще всего встречаются темных окрасов. Опыты на лабораторных мышах и крысах подтвердили давно выдвинутое предположение, что черные более живучи. Среди облученных при эксперименте белых крыс, погибло двадцать из двадцати. Среди черных, семь из двадцати. У пяти родилось относительно здоровое потомство…

— Эвон как, — хмыкнул Людоед. — Ну я давно знал, что брюнеты более устойчивы. Собственно мое житие-бытие в метро это в некотором роде подтвердило. Так что мне и блаженному особо нечего боятся. А вот ты, Варяг и ты Славик, поостерегитесь. Вас это дрянь цепляет, блондинчики, — он засмеялся.

— Зато мы не психи как вы оба, — ответил Сквернослов.

— Ну, — Крест развел руками. — Это есть. Ни дать, ни взять.

— Что там дальше? — послышался голос.

Все посмотрели в сторону Николая. Он бодрствовал. Смотрел в потолок и слушал. — Что там дальше про «Молох»?

— Ты сам-то как? — спросил Варяг.

— Никак, — коротко ответил Васнецов, продолжая смотреть в высокий, тонущий в темноте полок.

— Ну, сейчас будем дальше бумаги эти ворошить. Услышишь, как что интересное нароем, — сказал ему Сквернослов.

— Угу, — устало буркнул Николай. Он чувствовал, что тонет в своих мыслях и хотел отвлечься от этого, слушая голоса товарищей. Ему не давали покоя последние видения и осмысление самого себя. Человек ли он теперь. Что с ним происходит? Быть может, его путь к достижению цели их важной миссии должен быть таким? Значит ли это, что он должен принести в жертву выполнению задуманного свою человечность? Каждый день, все чаще и чаще, он задавался вопросом — каким он станет, дойдя до ХАРПа? И как это поможет уничтожить, продолжающую затянувшийся апокалипсис дьявольскую установку? Он уже уяснил, что при определенных, пока еще не поддающихся пониманию и контролю условиях, он может заглядывать в прошлое, слушать эхо былого. А что с будущим? Может он предвидеть его и знать наверняка, насколько удачной окажется их поход? Он напрягся и попытался увидеть, что ждет их дальше. Через час. Через дань. На той стороне от Уральской гряды. На Аляске. ХАРП. Он попытался разглядеть будущее, и воображение рисовало ему всякие картины, но он понимал, что это всего лишь игра этого самого воображения. А какова будет действительность?

— Не пытайся этого делать… — услышал он голос внутри собственного разума.

— А ты еще кто? — спросил мысленно Николай.

— А с кем бы ты хотел говорить?

— Может с Богом? — Васнецов мысленно пожал плечами.

— Ух ты, — в голосе слышалась усмешка. — Не много ли чести?

— Ну, раз он возложил на меня такую великую миссию…

— Он возложил? Оно ему надо вообще? Это ты просто возомнил.

— Ну, тогда с отцом. Хочу поговорить с отцом.

— Значит, представь, что я твой отец.

— Нет. Я не хочу представлять, что ты мой отец. Я с отцом хочу поговорить.

— Ты чего мне голову морочишь? — разозлился голос.

— Это ты мне голову морочишь, — Николай даже нахмурился. — Кто ты вообще? Рана? Это ты, да?

— Нет. Ты же не спишь. Она к тебе только во сне иногда приходит.

— Тогда кто ты такой, черт тебя дери?!

— Я, это ты.

— Чего?

— Я это ты, говорю. Ты вот лежишь и сам с собой болтаешь.

— Да иди ты к черту!

— Не могу, — усмехнулся голос. — Я же лежу на столе, пялюсь в потолок и тихо сам с собою…

— Может я с ума сошел? — Николай подумал, обращаясь уже к самому себе, а не к этому голосу в голове.

— Ну, похоже, — послышался ответ голоса. — Твое сознание поделилось. Во всяком случае я, наиболее вменяемая часть твоего сознания. И плохо, что ты меня, а значит нормального себя, воспринимаешь как кого-то постороннего. Совсем башня уедет. А если башня уедет, то тебя дружки твои, товарищи, вынуждены будут прикончить. Опасным и бесполезным для них станешь.

Николай медленно повернул голову и украдкой посмотрел на своих товарищей. Вспомнил как легко и без всякой заминки расправляется со своими жертвами Людоед. Как его бил Варяг. Славик? Этот сделает что ему скажут… Да. Он совсем ведомым стал. Убьют. Как пить дать убьют.

— И что мне делать теперь?

— Осторожней быть. И себя контролировать. Разум свой.

— Постой. Ты же меня против товарищей моих настраиваешь? Нет?

— Это ведь ты подумал. Значит, ты и настраиваешь себя. Я же говорю, следи за рассудком своим. Времена нынче такие. Они тебя грохнут если что. Не со злобы, а во имя спасения миссии и из жалости к тебе. Как ты предлагал Ветру избавить от мучений его сына. Смекаешь?

— Черт… Нет, ты ерунду городишь… изыди…

— Вот-вот. Ты отделяешь себя от себя. Сознание твое двоиться. Ты сейчас сойдешь с ума и привет.

— Это что и есть будущее, которое я хотел увидеть?

— Да нельзя увидеть будущее. Может просчитать что-то, но это лишь спланированный сценарий, который необязательно состоится. Будущее зависит от выбора в текущий момент. Так что смотри в него сколько угодно, но оно не есть фиксированная цепь событий с узнаваемым результатом. Твое будущее ты сам творишь. Но не оступись по дороге. Сейчас самое главное не сойти с ума. Протопчешь себе дорожку в могилу.

— Блин… Нет ну у меня ведь были предчувствия. Как в Вавилоне, когда напали на него. Разве я не видел будущего?

— Нет. То ощущение текущего момента. Восприятие психополя вокруг. Это не пророчество. Интуитивность не взгляд в будущее. Нечто другое.

— А что ты можешь сказать по текущему моменту сейчас? — спросил Васнецов сам у себя.

— А сам ты что чувствуешь?

— Это «Аркаим-13»?

— Ну да. Это же самоочевидно. Один из его комплексов подземных. Тут рядом объект «Колыбель».

— «Колыбель»? Что это?

— Генно-инженерная лаборатория. Там, выстругали новое существо.

— Молохит?

— Конечно. Из кучи генов сложили совершенно новый вид. Выносила его вроде горилла какая-то подопытная. Потом долбали новорожденного гормонами принудительного роста и, черт его знает еще чем. Потом стали его лабораторно плодить. Клонированием или как-то так. Изучали. Короче, три первых экземпляра издохли быстро. Потом вроде получилось.

— А зачем их создали?

— Ну как. Это же оружие. Существо с низкой формой интеллекта. Достаточной чтоб понять свою задачу и выполнить. И быть послушным перед хозяевами. Подолгу без еды обходятся. Выносливые. Сверхвысокий болевой порог. Звуков не издают, значит малозаметны. Общаются друг с другом то ли телепатически то ли ультразвуком. Могут влиять на человеческий мозг своим неслышным в обычном для нас фоне голосом. Устойчивы к радиации. Правда, бывали патологии. Появлялись альбиносы. Они светлые и радиацию больше боятся. Альбиносы с остальными не уживались. Зато одна закономерность выяснилась. Основной вид не любит холод. Альбиносы к холоду более устойчивы. Но на том преимущества альбиносов и кончались. Ставку ученые сделали на темных молохитах. Поначалу они были бесполые, не способные к самостоятельному размножению и у них отсутствовал репродуктивный инстинкт. Зато росли они на гормонах и при помощи чего-то там, рака и стволовых клеток каких-то очень быстро. Представь, таких зашлют на вражескую территорию. Они там посеют страх. Панику. А что на деле? Кто-то где-то видел снежного человека. Никто не поверит, а панику спишут как обычно на слухи и суеверные страхи перед неестественным. Пока будут разбираться, засланные сделают свое дело и сгинут в лесах, так как изначально жизненный цикл у них был короткий. Одноразовые существа так сказать. Все очень просто и гениально. А представь армию таких? Но вот в один прекрасный момент кто-то из ученых, занятых в проекте, решил увеличить им жизнь, заменив ген быстрого старения. И заодно дал репродуктивные функции. Разделение по половому признаку не удалось, но удалось сделать из них гермафродитов. И теперь они способны жить годы. Плодиться когда им взбредет в голову. Ни ревности, ни споров из-за самки, как это у зверушек и людей обычно бывает. Это наиболее дружное и устойчивое во всех отношениях сообщество. И еще они учатся…

— Черт… Погоди, а откуда ты все это знаешь?

— Ну, мы же говорили про текущий момент. Ни я это знаю, а ты логическую цепь выстраиваешь. Ты же слышишь, что твои товарищи читают. Мозг воспринимает их речь, но ты будто слышишь это от меня. А на самом деле я, это ты и это твои умозаключения…

Николай поднялся и сел. Посмотрел на товарищей. Так и есть. Это все он услышал от них и лишь диктовал сам себе упорядоченный текст, собранный из разрозненных обрывков того что читали вслух Варяг, Людоед и Вячеслав.

— Блин, а я думал, что это наше правительство все последние годы перед ядреной армию сокращало и сокращало, хотя НАТО расширялось и, на границах наших неспокойно было, с каждым годом все больше? — Усмехнулся Крест. — А тут вон оно что. Зверушками решили, оказывается воевать. А что, толково, квартирами их обеспечивать не надо. Отпуска оплачивать не надо. Пенсию не просят. Погиб, и хрен с ним. Никто шума не поднимет и компенсацию родным платить не надо. Идеальные солдаты. Я вот думаю, Варяг, кто хуже, эти твари или те, кто их сотворил?

— Люди… — пробормотал Николай. — Люди хуже. — Он пристально смотрел на товарищей. Кто? Людоед? Да. Он убьет без колебания. Еще будет улыбаться и отпустит шутку по этому поводу, пока будет голову отрубать или еще что. Варяг? Тоже как два пальца… С мужественным лицом и суровым взглядом всадит пулю. Ну, может скупую мужскую слезу на прощание пустит. Славик? Может и он. Только сначала убьет, а потом осознает что убил. Как с Пчелкой. То хотел ее оприходовать, а потом за голову хватался. Мол, чего это я… Н-да… Остерегаться их надо.

— Узнаю мировоззрение морлока, — усмехнулся Людоед. — Хуже всего люди. Они так и считают. Слышь, блаженный, ты бесов внутренних поостерегись. Нето омразеешь и что нам с тобой делать?

Васнецов вздрогнул. «Вот оно! Людоед! Ну конечно он! Словно мысли читает! Вот кто больше всего опасен!» — размышления Николая наткнулись на внезапно возникшее чувство тревоги. Он что-то уловил боковым зрением. Дверь? Васнецов повернул голову и с ужасом обнаружил, что круглая ручка массивной двери очень медленно вращается. Точно! Надо очень внимательно на нее посмотреть, чтобы заметить это. Но он заметил. Ощущение текущего момента! Конечно!

Васнецов медленно соскользнул со стола и направился к двери. В баррикадах была брешь. Как раз на стыке створок и там где эта ручка. Но разве двери распахиваются? Может они раздвижные? Тогда эти завалы из столов, шкафов и всяких железок бесполезны.

— Колян, ты чего? — крикнул Сквернослов.

— Дверь. Кто-то ручку вращает, — тихо ответил Васнецов, глядя прямо перед собой на этот медленно крутящийся по часовой стрелке штурвал.

Его спутники повскакивали со стульев и бросились к нему. Николай же медленно опустил ладони на ручку и вращение ее остановилось. Он смотрел на нее, но она больше не крутилась.

— Ну? — Спросил подбежавший Варяг. — И где?

— Вот только что она открывалась.

— Может, показалось тебе это? — предположил Вячеслав.

— Ничего мне не показалось. Я ясно видел.

Людоед осмотрел завалы у дверей, взял какую-то железную трубу и, вставив ее в ручку, упер в пол под углом.

— Ну, теперь не откроют. Пошли дальше почитаем.

— Может сваливать пора? А? — раздраженно спросил Сквернослов.

Они направились к своему столу.

— Слышь, матюгальник. Нам ежели еще один замес типа Вавилонского улыбнется, то воевать после него придется вонью изо рта и намотанными на хрен портянками. И мы ведь там, в основном свои боеприпасы не тратили. Только ихние. Вавилонские. Ну ладно у меня катана самурайская. У викинга меч-кладенец. А ты чего с братиком будешь делать? Братик твой, сдается мне, в критической ситуации загрызть может. Он там, в Вавилоне лихо несколько вандальчиков порвал, что тузик грелку. А ты что? Матом отбиваться станешь?

— И к чему ты это? Тайник твой хваленый разорили давно. Забыл? — возразил Вячеслав.

— Это же военный мать его объект. В дневнике этого неизвестного искателя, коим может действительно батя Колькин статься, он писал, что по его предположению тут есть оружейная. Где профессор автомат взял, из которого стрелял в Ермакова?

— Я не понял, — нахмурился Варяг. — Ты что, за дверь эту хочешь?

— Да не совсем. Ты видел какая труба под потолком вентиляционная? Не то, что в том коридоре. Тут помещение большое и объемы другие. Тут труба прямо как в кино. По ней человек может проползти. В любом случае надо разведать, что в других помещениях. Сдается мне, что эта хреновина опасна, как и ХАРП.

— Да у нас времени на это нету, — возразил Яхонтов.

— Всей возни на час от силы, — махнул рукой Крест.

— Я туда не полезу, — отрезал Сквернослов.

— А тебе и не надо. Уроды эти на мозги воздействуют. Ты же слышал видение блаженного. Туда я полезу. У меня иммунитет.

— У тебя от пси-волков иммунитет, — продолжал хмуриться Варяг.

— Да все эти психоштучки что у волков, что у морлоков, что у этих молохов одну природу имеют. Тут нет колдовства или чертовщины какой-то. Одна голимая наука. Меня это не цепляет. И блаженного, я уверен тоже. Сам подумай, Варяг. Сколько у нас боеприпасов. Сотни три патронов к калашу. Штук сорок для СВД. Полсотни для винтаря. Полсотни для пистолетов. Две тысячи для моей шестистволки, а она их тратит, что министры госбюджет. Гранат у нас двадцать. Десять для подствольника. Это ничто, учитывая, какая нам дорога предстоит еще. И не факт что будет, где разжиться макаронами. Разве я не прав?

— Прав, конечно, — Яхонтов почесал бороду. — Но ведь и не факт что там что-то есть.

— Не факт. А проверить? Вот я и проверю, — Людоед усмехнулся…

Сзади раздался скрип. Все обернулись.

Ручка снова вращалась по часовой стрелке. Труба, которую вставил в нее Крест, скрежетала об пол и гнулась от неумолимого вращения.

— Мать твою. Что силища! — выдохнул Сквернослов.

— Быстрее! — Людоед снова кинулся к баррикадам и схватил еще одну трубу. — Вставляйте все, что можете в эту хренову ручку! — Крикнул он.

Товарищи последовали его примеру и стали запихивать в штурвал все обломки труб и железных ножек от столов, что смогли найти в завалах. Им все-таки удалось остановить вращение, когда вся ручка была до отказа утыкана железом, упирающимся и в пол и в прислоненные к двери столы.

— Ты еще не передумал? — усмехнулся, вытирая пот со лба Варяг.

— Брат, я несколько лет в метро прожил. Какого дьявола мне бояться? Короче. Поступим так. Сейчас составим столы пирамидой, чтоб то трубы вентиляционной можно было достать. Потом, ты, Варяг, вместе со Славиком пойдете к луноходу. Все равно у вас иммунитета нет. Но только на чеку будьте. Мало ли что. Тащите сюда мой пулемет и патроны к нему. И сами боеприпасов себе нахватайте. Варяг, у тебя веревка есть?

— Есть.

— Какая?

— У меня их три. С пожарных машин, что на аэродроме нашем были.

— Спасательные? Они метров по двадцать должны быть. Да?

— По двадцать пять. Еще бечевка, на которой искатели гудки из бутылок к деревьям привязывают. Метров пятьдесят, но она не такая толстая.

— Сложим вместе будет толще и того у нас сто метров сигнального троса. Тоже тащите. И в моем ящике пистолет с глушителем. Его прихватите и три обоймы с ним. И фонарик вместо моего потухшего.

— Слышь, Крест, может это? — Сквернослов взмахнул руками.

— Чего? — поморщился Людоед.

— Ну, может, взорвем тут все к хренам? Притащим сюда твою атомную бомбу и аставаляста крошка?

— Ты дурак?

— Почему это?

— Бомба, десерт для ХАРПа. И забудь о ней! Все. Давайте. За работу.

— Вот тут мы точно все боеприпасы оставим, — вздохнул Варяг. — Овчинка выделки не стоит.

— Не потратим, — мотнул головой Людоед. — Я не думаю, что они через дверь прорвутся. Вы будете тут с основным оружием. На всякий пожарный. Все-таки риск благородное дело. Начали…

* * *

Вентиляционный тоннель с прямоугольным сечением действительно позволял ползти по ней человеку. Стенки были достаточно толстыми, чтобы не грохотать от движения, и подвеска у них к потолку была весьма надежная, учитывая вес трубы. Людоед довольно легко снял заслонку из толстого оргстекла, наглухо закрывающую отдушину в трубе и демонтировал скрывающуюся за ней решетку. Людоед полез первым. Следом, обвязавшийся веревкой Николай. Поскольку он обладал приобретенным иммунитетом к пси-воздействию, было решено, что работать парой предпочтительней. Варяг оказался прав, когда притащил еще и респираторы из лунохода. Хотя, догадаться, что в трубе будет очень много пыли, было несложно. Видимо вентиляция весьма давно не работала, что неудивительно учитывая в какой эпохе, они теперь все живут.

— А ведь совсем недавно помылись, — досадливо пробубнил Людоед и пополз вперед.

Практически сразу они достигли еще одной заслонки. Внутренней. Людоед, казалось, не удивился. Учитывая, что некоторые помещения должны были изолироваться друг от друга при определенных обстоятельствах, такие заслонки внутри трубы должны были быть. И поскольку требовалась от них полная безотказность, то и работали они на простейшем принципе. На перепадах давления. Крест без особого труда сорвал цинковую, с прорезиненными краями, дверцу заслонки и двинулся дальше. Вскоре был перекресток. Пересекались две трубы. Илья посмотрел по сторонам и двинулся дальше, светя принесенным из лунохода фонариком. Николай следом. Метров через пять был поворот. Протиснувшись туда, Илья выключил фонарь. Николай не сразу понял, в чем дело. Когда и он оказался за поворотом, то понял. В трубе зияло отверстие отдушины. Свет фонаря мог их выдать. Снизу, из помещения, било слабое сумрачное освещение. Людоед внимательно смотрел вниз. Затем сделал жест рукой, означающий, что надо двигаться дальше. Минуя отдушину, Николай бросил взгляд вниз. Это была комната, размеры, которых оценить отсюда было трудно. Несколько столов, на одном из которых были смонтированы приборы. Горело несколько контрольных ламп, которые и давали этот мрачноватый скудный свет. Снова заслонка и снова за ней оказался перекресток. На сей раз выбор был невелик, поскольку вперед и влево труба была настолько узкой, что по ней могли передвигаться только крысы. Оставалась двигаться вправо, что они и сделали.

Еще одна отдушина с вырванной решеткой. В помещении было совсем темно. Несколько минут Людоед вслушивался в тишину и всматривался в темноту, затем пополз дальше. Васнецов как обычно последовал за ним, но вдруг снизу донесся скрип, открывшийся двери. Два человека в трубе замерли. В темноте слышалось чье-то прерывистое дыхание. Кто-то стоял в дверях и также вслушивался в тишину. Затем дверь захлопнулась, и послышались глухие, неровные, удаляющиеся шаги. Выждав немного, они снова поползли. Следующая отдушина была довольно близко. Видимо предыдущее помещение оказалось не таким большим или по нему проходила еще одна труба. Людоед опять вслушивался и всматривался в темноту. Решетка тут была на месте, но наружная заслонка открыта. Васнецов подполз к нему и вдруг веревка дернулась. Один раз и через короткую паузу три раза подряд. Это был условный сигнал от Варяга. Веревка кончилась.

— Илья, все, — шепнул Николай.

— Ладно, — послышался тихий шепот Людоеда. Он еще какое-то время вслушивался в тишину, затем включил фонарь и посветил в помещение. — Повезло. Под нами большой сейф. Обратно залезть легко будет, — сказал он, после чего уперся спиной в потолок трубы и надавил коленями на решетку. Решетка поддалась, и Крест успел схватить ее рукой, чтоб она не зашумела, упав вниз. — Оставайся тут и будь начеку.

Крест спустился вниз. Послышалась какая-то возня. Затем снова тихий голос Людоеда.

— Ты часы у Варяга не забыл взять?

— Нет, — шепнул Николай. — У меня они.

— Ждешь меня двадцать минут. Потом уходи, и сваливайте отсюда. Ясно?

— Но как же…

— Все я сказал. Засеки время…

Людоед двинулся практически бесшумно. Затем скрипнула дверь и воцарилась гробовая тишина. Николай посмотрел на светящиеся в темноте черточки на командирских часах Варяга и вздохнул. Перевернулся на спину и улегся поудобнее, чтобы дать телу передохнуть после напряженного движения. Взглянул еще раз на часы. Минута прошла. Всего минута или уже минута? Успеет Людоед? Вдруг стало стыдно за свои мысли о том, кто из его товарищей убьет его. Какая чушь. Как подло так о них думать…

Веревка дернулась. Показалось? Снова дернулась. Нет, это не Варяг. Он бы дергал условным сигналом. Крыса задела? Веревка натянулась, затем ослабла. Что это? Васнецов приподнял голову и стал вглядываться в темноту пройденного им пути. Нет, эти твари не могут передвигаться по такой трубе. Они для этого слишком большие. А что если они запустят сюда своего детеныша? Они ведь плодятся… Он почувствовал, как страх ползет по спине. Чертов страх. Нельзя… Нельзя бояться…

Скрипнула дверь. Совсем не в той стороне, куда ушел Илья. Васнецов стал медленно поворачиваться на живот, подтягивая к отверстию в трубе короткоствольный автомат, который был тут предпочтительней его обычного «Калашникова».

В помещении слышались шаркающие шаги. Все ближе и ближе. Николай почувствовал, как к страху примешалось что-то еще. Он разумом чувствовал тысячу невидимых щупалец, скользящих всюду и незнающих никаких преград в виде стенок этой трубы. Они искали его, Николая. Они пытались подавить его разум и волю. Пытались заставить его выдать себя. А там, внизу, под отверстием, возле сейфа, кто-то дышал. И… человек так не дышит. Это не человек. Щупальца продолжали хлестать его психику, но Васнецов всем своим естеством пытался пропустить их сквозь себя. Словно его тут не было.

«Нет. Ты не властен надо мной. На меня это не действует. Уйди. Тут нет никого. Нет тут никого», — думал он.

Звук дыхания изменил направление. Существо смотрит вверх? Подняло голову? Но если верить видению, то у них нет шеи. Да нет. Он помнил того альбиноса в Котельниче. Как он может поднять голову, если у него нет шеи? Черт… Темно как… Я же морлок… Морлоки видят в темноте… почему я не вижу? Васнецов что есть силы, зажмурился. Так сильно, что глаза заболели.

— Я морлок! — говорил он себе. — Я морлок! Мне все пофигу! Я нихрена не боюсь! Кроме… оборотня… — Он открыл глаза и… Стал видеть в темноте. Неясно, в черно-белых тонах. Но он видел. Огромный молох стоял под отдушиной и, изогнув тело назад, смотрел прямо на него. Пасть приоткрыта, обнажив ровные ряды белых зубов и показывая огромные клыки. Во взгляде бесконечная злоба и… Удивление? Да. Молохит увидел вторгшегося в его владения человека и был поражен тем, что человек остался глух и невосприимчив к тому психовоздействию, которым наградили его и его сородичей создатели.

— Здравствуй чмо, — прорычал Николай не своим голосом и в тот же миг молох, вытянув вверх руки, прыгнул к отдушине.

Васнецов отпрянул, с трудом выставляя перед собой автомат. Существо ухватилось огромными волосатыми руками за края отверстия. Молох быстро подтянулся, просунул голову и одну руку. Попытался схватить Николая, но не дотянулся. Он продолжал свои бесплодные попытки, наполняя трубу своим зловонным дыханием, а Васнецов продолжал пятиться назад.

— Ну, что, козлина, момент истины да? — злорадно хрипел Васнецов. — Морлок против молоха, кто кого? Только не забывай, урод, что я еще и человек! А хуже и страшнее человека, — он щелкнул затвором, — нет никого!

Одиночный выстрел пробил лобную кость чудовища, и молох рухнул вниз. Николай тряхнул головой несколько раз. Выстрел в трубе сильно ударил по ушам.

— И все-таки я победил, — снова зарычал Николай. — Кто еще на меня?

Снова скрип двери. Снова какие-то неосязаемые, а распознаваемые только внутренним чутьем щупальца. Но на сей раз, они не пугали. Только щекотали психику. И… Николай почувствовал скорбь… Второй молох, ворвавшийся в помещение, увидев убитого сородича, скорбил… Есть чему поучиться… людям…

— Эй! — крикнул Васнецов. — Сюда иди, урод! Я тебя к твоему братцу отправлю! Или к сестре, или как это у вас, уродов, нахрен…

Сильный удар по трубе сбил с Николая весь боевой пыл. Молох понял практически сразу, что к отдушине подходить нельзя. Там смерть. Но того кто в трубе надо выкурить. Существо стучало чем-то тяжелым по трубе, действуя шумом на нервы врагу и давя на его барабанные перепонки.

— Вот же дрянь какая, — прорычал, жмурясь и закрывая ладонями уши Николай.

Послышались три глухих, с лязгом щелчка. Удары по трубе прекратились, зато послышался звук падающей массивной туши. Что это было?

— Коля! Ты там как? — раздался окрик Людоеда.

— Жив пока! — радостно ответил Васнецов.

— Высунься из трубы и развернись головой в обратную сторону!

— Зачем?

— Дубина, чтоб ползти быстрее головой вперед! Сваливать надо отсюда!

Николай осторожно высунул голову и стал искать взглядом Людоеда.

— Твою мать! Да я это! Чтоб тебя! Быстрее давай!

Кряхтя и чертыхаясь, Васнецов выполнил команду Ильи и пополз в обратном направлении, перебирая рукой веревку.

— Блаженный, если ты пукнешь мне в рыло, я тебя убью, — послышался голос ползущего позади Людоеда.

Николай усмехнулся. Крест в своем репертуаре.

— А что с оружием и боеприпасами, Илья?

— Тут целый город, Коля. Ангары, залы, коридоры, склады. Ядерный реактор и станционные помещения. Убежища и еще черт знает что. Чтоб все тут прошманать и дня не хватит. И это в случае если бы тут не было никого. Но там этих тварей сотни, если не тысячи. Сваливать надо по-быстрому.

— А Варяг что говорил? — хмыкнул Васнецов.

— Проверить все равно надо было. И не умничай. Быстрее шевели задницей.

Николай миновал предыдущую отдушину. За ним Крест…

— Черт!

— Что! Что такое, Илья? — Васнецов попытался обернуться, но в узкой трубе это было нереально.

— Ползи дальше!

— Что случилось-то?

— Сука, дальше ползи! — заорал Людоед, и послышались уже знакомые щелчки пистолета с глушителем. Затем звук падающей туши и снова щелчки. Васнецов отползал и по следующему звуку понял, что Илью выволокли из трубы в помещение.

— Крест! Ахиллес!!!

— Уходи, баран, мать твою!!! — раздался уже далекий крик.

Васнецов стиснул зубы и пополз.

— Нет. Нет-нет-нет. Илья. Не может быть этого! — бормотал он. Но долг перед оставшимися товарищами заставлял его ползти обратно, не смотря на жгучее и всепоглощающее желание нырнуть в ту дыру, куда утащили Людоеда, и убивать там все живое, даже если его товарищ уже мертв. Но нет. Есть миссия. Остались еще товарищи.

Снова удар по трубе. И еще один. Молохи… Твари мерзкие… Бьют по трубе чем-то. Началась настоящая какофония. Сотни ударов сыпались дробью, сводя с ума. Николай теперь понял, что, во всяком случае, для него, ультразвук ничто. Но обычные звуки. Такие как эти. Просто сводят с ума. Деморализуют и подавляют…

— Ну суки, — Николай уже плакал и от боли в ушах и от отчаяния за то, что пришлось так вот бросить Людоеда. — Ну гниды, погодите. Дайте только вылезти из этой кишки. Я так просто не уйду… Твари…

Впереди замаячил свет. Затем какая-то тень показалась в трубе. Чья-то голова. Васнецов хотел уже выстрелить, но тут в него ударил луч фонаря.

— Коля! — Это кричал Варяг.

— Я! Уже… Сейчас!

Вот и заветный выход. Яхонтов подхватил Николая и помог выбраться.

— Нож! Отрежь! — нервно и торопливо рычал Васнецов, дергая за веревку.

— Зачем портить! Отвяжи! Где Крест, я не понял?!

Николай, наконец, сорвал с себя веревку и едва не падая, помчался по составленной из столов и шкафов пирамиде вниз. Затем, достигнув пола, бросился к двери.

— Ты что делаешь?! — заорал Сквернослов, видя, как его брат начал судорожно выдергивать трубы из ручки. Вячеслав бросился к Николаю и попытался его оттащить. — Ты что, с ума сошел?!

Васнецов сорвал с себя респиратор и, поднимая своими движениями, облако собранной в вентиляционной трубе пыли, продолжал высвобождать ручку-штурвал.

— В чем дело? Где Илья?! — воскликнул подбежавший Яхонтов.

— Он там! Они его сцапали! Надо помочь!

— Твою мать! Славик, к пулемету, быстро! — Варяг принялся помогать вынимать железки. Наконец ручка освободилась и стала крутиться с бешеной скоростью. Кто-то вращал ее с той стороны. Все приготовили оружие.

— Блин, да сколько ей оборотов надо? — пробормотал Яхонтов и створка, наконец, со скрипом стала отъезжать в сторону.

— Аллилуйя! — раздался из щели вопль Людоеда. Он вывалился в открывшийся проем весь в крови и, одежда его была изодрана в клочья. — Закрывайте! Быстро!

Николай и Варяг задвинули дверь стали проворачивать ручку обратно. Вдруг Яхонтов зашатался и схватился за голову.

— Черт, что такое… — пробормотал он.

— Это они, — выдохнул Крест. — Все, Коля, уводи ребят. Сейчас им худо будет. Они не выдержат. Давай живее.

— А ты? — Васнецов схватил Варяга под руку.

— Пулемет. Я один задолбаюсь его тащить. Это ведь не в амбальском костюме, где кронштейны, которые массу этого ствола по телу распределяют. Поэтому выпущу в них все что есть. Когда они ворвутся. Напомню им про резню, что батя твой учинил. Ну а потом догоню вас. Валите к луноходу и ждите там меня. Но, если услышите взрыв, значит ждать не надо. У меня две гранаты. Значит я и себя и их… Понял?

— Да…

— Все! Валите, быстро!

Сквернослов уже корчился на полу, хватаясь за виски, и стонал. Увлекая за собой Яхонтова, Васнецов подхватил и Славика. Варяг, который оказался выносливее, хоть и с трудом, но помог ему идти.

Они бросились к выходу. Позади раздался скрип отрывающейся двери.

— Коля, спасибо, что дверь открыл! Глупо, но благородно! — раздался крик Людоеда. Затем свист раскручивающихся стволов. — Ииии… Начали!!!

Пулемет загрохотал, поливая ворвавшихся в зал молохитов свинцом, как когда-то это делал его отец. Майор Николай Васнецов.

* * *

— Говорил же я, сваливать надо без всяких приключений, — пробормотал Варяг, когда они оказались на улице.

Сквернослов, похоже, тоже пришел в себя и шел уже сам.

Облака спустились совсем низко и окутывали все вокруг. Холод снова, как обычно, ударил по телу. Но он был теперь приятен. Это лучше чем там, в подземелье среди этих тварей.

— Вы как? — спросил Николай.

— Лучше уже, — пробормотал Сквернослов.

— Идите к машине а я обратно. Помогу Людоеду, — торопливо сказал Васнецов.

И раздался взрыв…

Все замерли.

— Нет. — Выдохнул Васнецов. — Это ведь не он.

— Да громыхнуло не внутри, — прокряхтел Варяг. — Это кажется на восточном склоне.

— Точно?! — Николай обрадовался, что это не тот взрыв, о котором говорил Илья и бросился в сторону восточного склона. Он услышал еще один взрыв. Да. Это не в подземелье. Но что это тогда?

— Стой Коля! Там обрыв! — услышал он вопль Славика и почувствовал как снег, в который он проваливался только что по пояс, уходит у него из под ног.

Огромный сугроб сорвался, вниз увлекая за собой Николая.

«Что, все?» — пронеслась одна единственная мысль, и он почувствовал, как врезается в пласт ползущего снега и кубарем катиться по практически отвесном склону вниз, вперемешку с со снежными комьями.

Трудно было оценить, какое расстояние он вот так вот пролетел, но через какое-то время он осознал, что остановился и завален снегом. Васнецов стал судорожно работать руками, пытаясь разгрести то, что его завалило. Он не боялся так молохитов, как боялся сейчас снега. Он работал все быстрее и быстрее, пока силы не стали покидать его. Но когда он понял, что больше не может выкапывать самого себя, то почувствовал морозный ветер и ледяной воздух. Руки, плечи и голова торчали из сугроба. Он свободен. Почти. Осталось выбраться полностью. Но сил на это не осталось. И снег очень рыхлый и вязкий. Где-то очень далеко грянул еще один взрыв. Васнецов несколько раз попытался вылезти из объятий этого сугроба, но безрезультатно. Он уткнулся лицом в снег и захныкал совсем как ребенок.

— Как глупо-то… — простонал он в отчаянии. Устало подняв голову, он увидел нечто странное. Пятна света вырисовывались из серого тумана низкой облачности и становились все ближе и отчетливей. Свет был парным. Стало ясно, что это фары. И… К нему шел оборотень. Тот же самый костюм с пластинами вороненой стали. Маска с черными, матовыми линзами глаз и фильтрами на скулах. Натянутый на голову капюшон. Вместо пресловутого пулемета какой-то странный автомат с оптикой. Он шел прямо к нему, Николаю.

— Не может быть, — прошептал сам себе Васнецов. Еще невероятнее было то, что следом шли еще трое таких же облаченных в броню существ! Но фантасмогоричность и нереальность картины довершили те самые фары. Из тумана показался луноход… и еще один… третий… четвертый… пятый… Они ползли вверх по склону. Вот из одного, вместо перископа, торчит еще один оборотень. С пулеметом.

Куча оборотней, куча луноходов…

— Аааа, — выдохнул Николай и расхохотался, — так это я опять брежу! Глюки текущего момента! Чертовы видения! — он откинул голову назад и заливался истерическим хохотом.

Оборотни подхватили его за руки и вытащили из сугроба. Васнецов продолжал хохотать и отмахиваться от них.

— Чертовы глюки! Подите вы прочь! — смеялся он не в силах устоять на ногах и, чувствуя, что скоро потеряет сознание от всего напряжения и нереальности происходящего.

Фильтры оборотней загудели. И только отдаленные уголки разума позволили ему понять, что они разговаривают. Причем на понятном ему языке.

— Что это с ним?

— Похоже на нервный шок. Сделай ему укол.

Укол последовал незамедлительно. Прямо в шею. Николай упал на колени.

У кого-то из них зашипела на груди рация.

— Командир. Наблюдаю точно такую машину как у нас. У них точно такой транспорт.

— Не может быть.

— Говорит пятый, подтверждаю. Совершенно идентичная машина. Они там, похоже, все осиное гнездо разворошили.

— Будьте внимательны. Это что-то странное.

— Говорит отряд Плутоний. Восточный вход расчищен. Начинаем зачистку.

— Принято.

Васнецов, чувствуя, что теряет сознание, из последних сил поднял голову.

— Вы кто, мать вашу, такие? — выдохнул он.

Тот, что стоял перед ним, и кого рация назвала командиром, опустил голову и посмотрел на Николая своими выпуклыми круглыми черными линзами. Из его фильтров донесся громовой бас:

— Рейдеры.

 

41. Братство

Он проснулся. Казалось, его разбудил запах. Рядом с кроватью, на столике стояла фарфоровая чашка, источающая приятный аромат и свежие печенья в маленькой тарелке. Он лежал в теплой постели, пахнущей свежестью выстиранного белья. В комнате было очень светло, и слышалась музыка. Николай приподнял голову, оторвав ее от непривычно мягкой пуховой подушки и, посмотрел поверх чашки. Рядом добротная деревянная кровать с новым бельем. На ней лежал Сквернослов. Он видимо листал какой-то журнал, да так и уснул, так как в руках он еще держал это чтиво с красочными картинками. Дальше койка, на которой дремал Варяг. Васнецов медленно повернул голову. Спиной к нему стоял человек в спортивном костюме. Он тер ладонью затылок и смотрел на висящий на стене прибор, из которого доносилась музыка. Почувствовав на себе взгляд, человек обернулся. Это был Людоед.

— Здорова блаженный, — подмигнул он и снова уставился на прибор. — Черт да как тут… — он легонько стукнул по динамику. — Достали уже.

Музыка прекратилась.

— Ты чего аппаратуру ломаешь? — послышался оттуда голос.

— Ничего я не ломаю, — ответил Крест.

— А чего стучишь по динамику?

— Ты бы пластинку сменил. Достали ваши блюзы уже.

— А что поставить?

— А что есть?

В динамике послышалась возня. Затем снова голос.

— На прекрасном голубом Дунае. Пойдет?

— Штраус?

— Он самый.

— Давай, только не громко. Мои архаровцы спят.

— Ладно.

Из динамиков послышался вальс.

— Видал? — Людоед снова повернулся к Васнецову. — У них тут даже радио свое есть. — Он взял из рук Вячеслава журнал и улегся на свою кровать. — В эфире радио «Маяк», — пробормотал он, листая глянцевые страницы. — Такие вот дела, брат. И спасибо еще раз, что вытащил меня.

— Да ничего, — вздохнул Николай. — Мне кстати кажется, что это ты мне как-то внушил, дверь открыть. Нет?

— Я конечно в тот момент хотел, чтобы кто-нибудь из вас догадался. Видимо ты на каком-то уровне это уловил.

— А как ты мне на мозги действуешь, если у меня иммунитет от всего этого?

— Так ведь от чего иммунитет? — улыбнулся Крест. — Есть такая сила. А есть разум. У меня и то и другое, чего недостает и пси-волкам и молохитам и нашим старым добрым морлокам. Во всяком случае, я так думаю. На самом деле мне самому многое интересно. Но на все вопросы ответы, наверное, не получить.

— Ясно, — Васнецов вздохнул. — Мы, где вообще?

— На базе рейдеров, я полагаю. Ты пей чай. Остыл уже. И кстати, это настоящий чай. И печенья только испекли недавно. Вкусные.

— Мы в карантине?

— Ну да. Типа того. Забрали все. Помыли. Дали спортивные костюмы и запрели тут. Принесли чай и журнальчиков всяких, чтоб скучно не было.

— Про что журнал?

— Про военных. «Братишка» называется. Там еще, на тумбе, «Солдат удачи». Русское издание. «Военный парад». «Популярная механика». Ну, короче, все такое. С военным и техническим уклоном. Старое конечно. Довоенное. А с бабцами нету. Славик очень расстроился по этому поводу, — Крест тихо засмеялся. — Ох и покуражили мы в этом «Аркаиме». Упыри эти, оказывается, еще и стрелять из автоматов умеют.

— Молохи?

— Они самые. Двое там, шмаляли по мне. Только они не могут целиться. Лепят от бедра. Видимо недоэволюционировали еще. Но уже и то хреново, что могут оружие в руках держать.

В комнату вошел человек. Ему было лет пятьдесят или около того. Аккуратная короткая стрижка. Военная выправка и черный мундир без погон и шевронов. Вообще без отличительных знаков.

Николая даже посетило чувство де-жавю. Он вспомнил, как они находились в карантине конфедератов в Москве. Еще Макаров и Алексеев были живы. И так же вошел к ним некто в черном мундире, представившейся Людоедом. Только сейчас космонавтов с ними уже не было. А на стене вместо картины «Апофеоз войны» висело радио. И помещение более комфортное.

Человек держал в руках маленький красный блокнот. Он посмотрел сначала на Николая. Затем на Илью.

— Это ваше? — негромко спросил он Людоеда, показывая красную записную книжку.

— А что? — пожал плечами Крест.

— Простите, я бы хотел, чтобы вы ответили. И не вопросом на вопрос, а прямо. Это ваше?

— Ну, мое. А что? — Людоед насмешливо улыбнулся.

— Откуда это у вас?

— А тебе вообще, какое дело? — ехидно спросил Крест.

Человек вздохнул в сторону, повел седыми бровями и снова вперил в Людоеда терпеливый взгляд.

— Пожалуйста, не надо с нами играть в игры. Я повторяю вопрос. Откуда это у вас?

— Чиновник один дал. Перед войной еще. Что дальше?

— Вот как? И вы можете сказать, что обозначает вот эта колонка цифр на корешке?

— Это мой личный код, означающий мой позывной.

— Значит, вы утверждаете, что вы состоите в артели?

— Я так полагаю, что и ты тоже, если книжка вызвала у тебя интерес, и ты не пытался ее раскрыть, зная, что без кода содержимое зальется кислотой.

— Ну чтож. Рад встрече, Ахиллес. — Человек пристально посмотрел на Илью.

— Совершенно верно. Именно это имя и значится в цифровой колонке. А ты?

— Пересвет, — ответил человек в черном.

— Вот как? А Челубей тут есть? — Илья улыбнулся.

Незнакомец даже бровью не повел и не отреагировал на шутку.

— Нам бы очень хотелось со всеми вами побеседовать. Когда вы будете готовы? — спросил он.

— Да хоть сейчас, — пробормотал Варяг. Он открыл глаза и смотрел на гостя. — У вас тут мило очень, конечно. Но у нас слишком мало времени.

Пересвет повернул голову и посмотрел на Яхонтова.

— Вот и хорошо. Я приду за вами через пятнадцать минут.

* * *

Это было похоже на столовую. Как и в предыдущей комнате, тут не было окон, но имелось хорошее электрическое освещение. На большом столе стояло несколько бутылок с водой. Стаканы. Блюдо с нарезанными свежими овощами. Кофейник и все те же печенья в вазе.

Кроме Варяга, Вячеслава, Ильи и Николая, за столом сидел уже знакомый Пересвет и еще трое. Одеты они были одинаково в черные мундиры. Одинаковые стрижки и все примерно одного возраста. Коротко, по-военному подстрижены и гладко выбриты. Они были практически ровесниками Варяга и Людоеда. Представились они как Дитрих, Вайнах и Святогор. Очевидно, Святогор был главным, и Николая не покидало ощущение, что это он сказал ему своим громовым басом сквозь фильтры маски — Рейдеры…

— Значит ХАРП, — вздохнул он, выслушав рассказ Людоеда и Варяга. Покрутив в руке опустевший стакан, из которого он только что выпил воду, Святогор достал из нагрудного кармана пачку папирос и закурил. — Мог бы и сам конечно догадаться. — Снова вздохнул он, выпустив клуб дыма. — А ведь эту установку должен был уничтожить Колесников.

— Колесников погиб в первый же день. Его лодку накрыли прямо на выходе из Авачинской бухты. — Заметил светловолосый Дитрих. У него даже бровь была светлая. Только одна. Над правым глазом. Вместо второй брови глубокий шрам, из-за которого один глаз всегда казался прищуренным.

— Но я надеялся, что залп он произвести успел все-таки. Н-да, — Святогор поднялся и стал медленно расхаживать за спинами своих соратников. — Однако то, что вы пустились в этот поход на Аляску, делает вам чести. Это более чем достойно уважения.

— Разумеется, — развел руками Людоед. — В санаториях нам прохлаждаться некогда.

Святогор остановился и уставился своими большими, болотного цвета глазами на Илью.

— Это что, камень в мой огород? — спросил он спокойно.

— А в чей же еще? Живете тут, как у Христа за пазухой.

— Ты не владеешь обстановкой, капитан.

— Я капитан-лейтенант. И обстановку я оценил. Тепло. Сухо. Электричества вдоволь. Со шмотками, смотрю проблем никаких. Жрачки вдоволь. Пекарня своя. Белье, мебель. Радио. Штраусы, блюзы. Журнальчики. Как и не было ничего. Никакой ядерной войны. Просто рай земной. Хорошая очень обстановочка такая.

— Эй, слушай, брат. Не надо так да? — Вайнах нахмурился и выставил перед собой ладонь. — Мы тут тоже делом заняты.

— Ну, так поведайте свою историю, — усмехнулся Варяг. — Мы ведь разоткровенничались с вами. А это знаете ли, не просто. Всю дорогу мало кто испытывал чувство гордости и энтузиазма по поводу нашей миссии. Нас все больше грохнуть пытались. Мы и так треть своей группы потеряли.

— Хорошо. Признаюсь честно, вам повезло, что среди вас человек из артели. Иначе ваш статус был бы тут иным. — Кивнул Святогор. — Вы должны понимать, что мы сверхсекретная структура. Основана в самом начале группой артельщиков. Мной в том числе. Непрошеных гостей мы не очень жалуем. Но вы пришли на передатчик системы ГЛОНАСС, работоспособность которого поддерживаем долгие годы. Он приманивает к себе артельщиков, и мы вербуем их в наше братство. Кстати, Ахиллес, где ваш «Кулон»?

— Что такое «Кулон», — тихо спросил у Ильи Васнецов.

— Портативный передатчик ГЛОНАССовский. Типа карманного компьютера. Хорошая штука. — Затем Крест обратился к Святогору. — Я его потерял. Давно уже. Много лет назад.

— Очень халатное обращение с таким ценным имуществом…

— Слушай, генерал, я же сказал уже, что в санаториях не отвисал. Я выживал все эти годы. Воевал. Боролся. Только не надо мне втирать, что у всех ваших «Кулоны» до сего дня сохранились. Батарея здохла и все. На кой черт его с собой таскать?

— Ну, хорошо, — спокойно кивнул тот. — Допустим. Но как вы засекли маячок?

— При помощи радиостанции нашей машины. Да у вас же точно такие. Будто не знаете.

— Послушайте, а ведь майор ВДВ, Николай Васнецов, — пришел на ваш передатчик тоже без «Кулона», — подал голос Николай. — Видимо тоже его давно потерял. Во всяком случае, никакого прибора такого я у него никогда не видел. Так к чему эти вопросы?

Все уставились на него. Причем у артельщиков был недоуменный вид.

— Откуда ты знаешь, парень? — строго спросил генерал.

— Шесть лет назад. Или около семи. Ведь приходил? — Васнецов недобро смотрел на Святогора.

— Я спрашиваю, откуда ты знаешь? Действительно. Был такой. И с ним…

— Ермаков Дмитрий. Краповый берет. Верно? Так вот. Я сын майора Васнецова.

— Ну, дела, — пробормотал Пересвет.

— Это так. — Кивнул Святогор после минутной паузы. — Был такой. Тогда наше братство все еще формировалось. И тех условий, о которых с таким негодованием говорил Ахиллес, у нас по большей части не было. Мы встретили этих двоих, когда они вышли на поверхность. В те времена, мы, получив сигнал от датчика в пещере, что кто-то пришел к тайнику, не могли быстро прийти на место. Мы тогда располагались дальше, чем сейчас от этой горы. Ермаков был сильно ранен. А отец твой, с группой наших разведчиков на МТЛБ подался на запад. Он говорил, что ему в столицу надо, брата разыскать. Больше ни о нем, ни о наших разведчиках мы ничего не слышали.

— А с Ермаковым что стало? — спросил Варяг.

— Мы его выходили. Он с нами остался. Потом он по нашему заданию внедрился в одну весьма странную, но интересную нам общину. Они на той стороне от гряды. Называются вандалы.

— Вандалы? — удивился Сквернослов.

— Да. Вы слышали о них? Мы планировали использовать их в борьбе с молохитами. Но вот вчера разведка доложила, что вандалы сдуру напали на Вавилон и потерпели серьезное поражение. Теперь мы не знаем что с Ермаковым. Жив он или нет. Связь с нашей агентурой потеряна. Есть сведения, что оставшиеся вандалы снялись с места и ушли куда-то на юг. Короче мы потеряли серьезный потенциал в их лице.

— Твою мать, — тихо вздохнул Вячеслав. — Эх Колян, говорил я, не за тех мы воевали.

— Как же так, — сокрушенно пробормотал Николай. Он вдруг осознал, что его невероятное чутье, которым он стал гордиться, подвело его. Но разве в той ситуации был какой-то выбор?

— Да, сынки, — угрюмо кивнул Варяг, — вот что такое гражданская война.

— Эх, знал бы прикуп, был бы королем, — досадливо вздохнул Людоед. — Знаешь, генерал, этих ваших вандалов, я в основном покрошил.

— Не бери все лавры себе, Илья, первым по ним огонь открыл я, — ухмыльнулся Васнецов. Он, конечно, понимал, что Крест хотел все взять на себя в этой ситуации. Но сам трусливо молчать не хотел.

— Да ладно. И мы в стороне не сидели тоже, — присоединился к нему Варяг.

— Это как понимать? — нахмурился Святогор.

— Мы были в Вавилоне на постое, — ответил Крест. — Именно тогда эти вандалы и напали на город. Что нам оставалось делать? Мы организовали оборону, поскольку Вавилонские вояки в основном никуда не годились. Так что… Форс-мажор получился.

Генерал потер массивный подбородок.

— Н-да. Ситуация.

— Погодите. Как это вы в Вавилоне на постое были? — Дитрих подозрительно оглядел гостей. — Вы туда на своем вездеходе приехали, и в Вавилоне не поднялась паника? Ведь все знают, что такие машины только у рейдеров. А рейдеров сам черт боится.

— Повезло нам на самом деле, — улыбнулся Варяг. — Попались нам по пути два идиота, которые завидя вездеход драпанули как зайцы. Ну, мы смекнули, что что-то тут не так. Когда увидели Вавилон, то машину сныкали в лесу и в город подались на лыжах. А уж там и про рейдеров услышали и про молохитов и про вандалов этих ваших, которые так не вовремя напали. Кстати, а почему вы в своей войне с молохами сделали ставку на вандалов, а не на Вавилон, например?

— Вавилон? — генерал демонстративно поморщился. — Им впору называться Содомом. У вандалов война и уничтожение остатков разрушившей мир цивилизации возведены в ранг религии. А что такое Вавилон? Сборище зажравшегося и изнежившегося в поисках удовлетворения своей алчности, похоти и прочих низменных инстинктов отребья. Мелочные людишки, живущие одним днем и сиюминутной слабостью. Да кто в здравом уме в нынешних условиях сделает на них ставку? Да, вандалы отморозки, но их боевой потенциал как никакой другой был бы полезен в атаке на Нижний Аркаим. И цель их была бы не столько победить, сколько разворошить это осиное гнездо. Уничтожить как можно больше молохов и самим в этой битве ослабнуть.

— Пушечное мясо, — покачал головой Людоед.

— Именно. И жалеть их нам никакого резона не было. Но не использовать такую возможность мы тоже не могли. Зачем гибнуть нашим парням, когда можно стравить врагов человечества и противников здравого смысла, убив при этом одним выстрелом двух зайцев, а затем, довершив уже своими силами истребление этих исчадий ада, что прячутся в горе?

— Нижний Аркаим? — Варяг достал из кармана спортивной крутки трубку и стал забивать ее табаком. Курительные принадлежности и ему и Людоеду при обыске разрешили оставить. — А что, есть еще и Верхний Аркаим.

— Вы в нем находитесь, — кивнул Дитрих. — Это комплекс правительственных убежищ и запасной командный пункт. Которым, правда, никто так и не воспользовался. Вообще, по правде говоря, от нас до цитадели молохитов всего каких-нибудь двести метров. Раньше туннель соединял оба объекта. Но потом, когда все вышло из под контроля его взорвали.

— Вышло из под контроля? — Людоед посмотрел на генерала, затем на его соратников. — Так, товарищи, давайте все по порядку. А то сумбур какой-то получается.

— В этих горах, долгие годы функционировал сверхсекретный комплекс. Некоторые его объекты всегда работали в режиме полной изоляции от внешнего мира, словно условия ядерной войны существовали всегда, — начал говорить Святогор. — И продолжали работать и после войны. Тут были десятки ученых. Спецназ из числа охраны. Сотрудники ФСО и ФСБ. СВР и ГРУ. Некоторое количество чиновников и высших военных руководителей тут укрылось. Сам комплекс состоит из множества объектов. Самые крупные, это Нижний Аркаим и Верхний Аркаим. Про тот ход, через который вы проникли на объект, мало кто знал. На тот объект один главный ход. Это восточный туннель. Еще второстепенный, это с нашего блока. И запасной, небольшой тоннель, ведущий с подножья горы. Он тщательно замаскирован и мы только пару лет назад его нашли. Им вообще лет тридцать, наверное, не пользовались. Что касается выживания после ядерной войны, то тут, в Аркаиме, это было более чем возможно. Другое дело сроки. Здесь в подземельях есть гидропоника, оранжереи. Предусмотрены еще во времена холодной войны, блоки, где в случае необходимости можно было развернуть небольшую животноводческую ферму. Атомная станция, природные источники воды. Производственная база для выпуска определенной продукции. В первую очередь конечно военного назначения. Например, тут было налажено мелкосерийное производство «Каштанов» и еще нескольких видов огнестрельного оружия и боеприпасов к ним. Производство взрывчатки. Уникальный комплекс по ремонту и обслуживанию передвижных систем ПВО и многоосных тягачей комплекса «Тополь». На этой рембазе, дающей фору иному машиностроительному предприятию, незадолго до войны было развернуто производство транспортных средств особого назначения. Этот самый ваш луноход, был изготовлен здесь. Была выпущена небольшая партия в десять машин. Первые две, это испытательные прототипы. Они пропали. На полигоне были, когда все началось. Одну отправили вроде как на Луну. Семь остались в разной степени готовности и укомплектованности тут в ангаре, и попали нам в руки. Впоследствии мы довели их до рабочего состояния и успешно используем. Две наших машины имеют только электрическую силовую установку и сконструированы сугубо под нее. Остальные идентичны вашей, с бетагальваническим источником. Костюмы, кстати, тоже произвели здесь.

— А их для чего? — спросил Людоед. — Только не надо говорить, что они сугубо для молодчиков артели были сконструированы. Не поверю.

— Ну, в общем, верно, — командир рейдеров кивнул. — Не для артели. И если ты думал, что на один именной тайник приходился один костюм, то ты ошибаешься. Такие костюмы только в тайниках что тут, по Уралу были. Это логично, ибо собирали их тут. Ну, вроде я слышал, что пара-тройка таких костюмов была отправлена в Москву. Для верховного главнокомандующего и еще для кого-то. Но подтверждения таким сведениям я не нашел и мои товарищи тоже. Что касается самого снаряжения. Это, так сказать, костюм для атомной войны. И не только. В основе своей в его проектирование были вложены задачи по созданию универсального средства защиты от пси-оружия, загрязненности окружающего воздуха и от ручного стрелкового оружия. Возможность атомной войны отчего-то со счетов сбросили и, считалось, что в новой мировой войне основным средством массового поражения будет пси-оружие. Но началась такая карусель, сами знаете. Может кто-то, не имеющий пси-оружия, но имеющий ядерное, из страха решил упредить и начал цепную реакцию всего этого безумия. Может наоборот, начало применения пси-оружия свело с ума тех, кто мог применить ядерное и они применили. Сейчас уже не разобраться.

— А что за пси-оружие? — спросил Варяг. — Телевизор за него сойдет? — он явно шутил.

Рейдер улыбнулся.

— Едва ли. Хотя в этом есть доля здравого смысла. Но а если серьезно… Ну, торсионные излучатели, например — Святогор потер лоб вспоминая. — У нас, в советские времена один Киевский НИИ изготовил, кажется. Способны дистанционно влиять на психику человека. Ну а из современных, на момент начала войны, это тот же ХАРП. Или наш проект «Ареал».

— Так ведь ХАРП на природу влияет. Ни ионосферу и все такое. Разве нет? — Яхонтов пыхнул трубкой.

— Да он на все влияет. И на общее психополе и на магнитосферу. Ведь во время магнитных бурь из-за солнечной активности у психически больных начинались обострения и это факт. Так что тут все взаимосвязано. И мы, и они готовили такое оружие для будущей возможной большой войны. И соответственно готовили средства защиты. Но нам тягаться с ними было трудно. Причина банальна. Деньги. Наш костюм, просто опытный вариант. Недоведенный. Они вложили в подобный костюм куда больше средств и добились внушительных результатов. Тут были данные на этот счет от разведки. Ученые изучали эти данные. Нам бы такое финансирование. Понятно конечно, что у них было неоправданно раздутое влияние доллара в мире и ясно, что полмира попало в экономическую кабалу к ним после двух мировых войн. А после развала СССР и весь остальной мир в эту кабалу запрягли. Но, тем не менее, их интересная такая система сдержек и противовесов не позволяла незаметно для общественности производить большие вливания в сверхсекретные проекты. Мы очень поздно поняли, где они черпали альтернативные средства. То, что спецслужбы их работали с мировым наркотраффиком, делая на этом огромные деньги, это было ясно давно и наши в свое время тоже такой метод взяли на вооружение. Но вот, например, зачем нам надо было срочно производить луноход? И не один, а партию? Да потому что выяснилось, что американцы уже долгие годы отправляют туда тайком грузы.

— На Луну? Что за грузы?

— Да кто его знает? А хоть и ящики с болтами и гайками? Представьте, что они отправляют туда стройматериалы маленькими партиями. А потом прилетят люди и начнут быстро возводить базу на Луне. Фантастика? Да вовсе нет. Но то, где они брали на это деньги, просто гениально. Была в свое время такая истерия во всем мире. Всякие там летающие тарелки, инопланетяне, Розуэльское дело, кинопленка со съемками вскрытия пришельцев, проект «Голубая книга» и тому подобная чепуха. Так вот это была игра финансистов их черных закрытых проектов на банальной человеческой мнительности. Они просто играли с глупой общественностью. Подбрасывали утку, раздувая веру обывателей в НЛО и пришельцев, а потом с каменным лицом говорили, что это зонд, болотный газ, или шаровая молния. И истерия еще больше возрастала. Люди думали, что своим отрицанием власти подтверждают, что что-то знают! И вот на этом они делали огромные деньги. Публикации, кассеты, диски, фотографии, фильмы. Это оказывается такой прибыльный бизнес, делать деньги на бессмертной человеческой мнительности и суеверии. Взять хотя бы их Зону-51. Ну, ведь, в конце концов, про нее только младенец грудной не знал. Но всюду говорили, что правительство США отрицает ее существование. Уже одно это бред. Однако только на одном бренде с названием «Зона-51» они сделали миллионы. Даже с их грузами на Луну. Вроде секретно все. Но то и дело астрономы или космонавты при наблюдениях луны замечали какие-то пролетавшие тени. Фиксировали какие-то объекты. И опять истерия про НЛО в прессе. Люди все охотно покупают, а ученые не придают этому значения уже потому, что об этом пишет бульварная пресса. Американцы понимали, что режим абсолютной секретности не возможен в принципе и поэтому всегда вели искусную игру по оболваниванию и скрытию истины. Они просто прятали иголку истины в стоге из всякой абракадабры. Молодцы. Что и говорить. То же самое было и с ХАРПом. Об этом так много писали и говорили, причем в большинстве люди и издания далекие от науки, что в итоге все просто перестали воспринимать угрозу всерьез, а ХАРП чуть не стал культовым символом и сувениром эпохи. Да вот только вышло в итоге все, так как вышло…

— Действительно молодцы, — хмыкнул Людоед. — Деньги делали из ничего буквально. И вкладывали правильно. Ну а наши, что целую роту туда отправить решили? Десять луноходов не шутки. Тут один отправить, ракету с Останкинскую башню надо, если не больше. А десять?

— Во-первых, планировалось отправить четыре. И только один для людей. Остальные роботизированные должны были быть. Управляемые дистанционно из ЦУПа. Еще два, наши собирались продать Индии. И вроде как два или три Китаю. Остальные для наземных испытаний и дальнейших разработок.

— То есть они, американцы, делали деньги на свои проекты на сказках про Санта-Клауса, а наши окупали свои сверхсекретные проекты, продавая секреты этих проектов третьим странам? — Варяг покачал головой. — Умно. Ничего не скажешь.

— А что оставалось делать? Выкручиваться как-то надо было. Те, кто покупали пятипалубные яхты, гнали нефть нескончаемым потоком за рубеж, тратились на футбольные клубы и всякие яйца Фаберже, не стали бы платить нашим ученым. Зачем? Зачем стараться вкладывать в нищую страну, когда можно просто уехать со своими деньгами в богатую? И если говорить о том, была ли совесть у тех, кто игнорировал беды своего народа, закрывая на них глаза, у тех, кто плевал на будущее своей страны или у тех, кто довел мир до непоправимой катастрофы, я скажу сразу, конечно была. И у тех, кто кнопки в итоге нажимал. Была у них совесть. Но ведь совесть человека, как отпечатки пальцев. Штука индивидуальная. И у каждого своя.

— У тех, кто жал на кнопки была совесть? — Сквернослов изобразил удивление. — Столько народу положить!

Людоед медленно повернул в его сторону голову и усмехнулся, закуривая сигарету.

— Конечно, была, — кивнул Святогор. — Я же говорю, у каждого своя. Что такое столько народу положить? Это цифры. Статистические данные. Графики и схемы. Предполагаемые потери. Приемлемые потери. Это ведь все официальные термины. Мерила цивилизованного общества. Другое дело, что за этими сухими и беспристрастными выкладками чьи-то реальные судьбы и жизни. Но это, еще раз повторю, совсем другое дело. Политики вершили судьбы вверенных им стран и народов, четко разделяя эти схемы и графики от людей реальных и для них живых и небезразличных. От своих семей. Родных и близких. Жен и детей. Даже от своих породистых собак. Генералы говорили о приемлемых потерях. Медицинских или невосполнимых, когда это не касалось их сыновей. Погибшие солдаты, это всего лишь табличка с надписью «Груз 200». Гибель мирного населения, лишь побочный и неизбежный результат. Народ, толпа, люди, понятия абстрактные если это не родная мама, дочь, отец, сын, сестра, брат… Это ведь чужие сестры, отцы, любимые. Фундамент мироустройства последнего этапа нашей цивилизации зиждился на рациональном прагматизме, построенном на расчете, цинизме, лицемерии и лжи. Но это по отношению к абстрактным людям. Своих же детей, родных и близких, они так же любили, холили и лелеяли, как и всякий другой человек. Вот и все. Жестоко это звучит? А кто говорил, что истина бела и чиста? Истина, друг мой, это, как правило, боль и разочарование. Мы ведь тоже много лет назад, собрались и организовали из членов нашей артели эдакое братство. Идеалисты по молодости были. Верили в человека и в человечность. Мечтали о возрождении. Надеялись, что преодолеем трудный период и начнем заново отстраивать свою страну. Но когда, год за годом, в этом райском уголке среди выжженного мира, начались усиливаться противоречия между сотрудниками разных служб и влияющих на них тех или иных чиновников и прочей, укрывшейся тут элиты, то постепенно стекла наших розовых очков стали трескаться. Лет десять назад все это переросло вообще в вооруженное противостояние тех, кто контролировал Нижний Аркаим и тех, кто был в Верхнем. Все поделились на группировки. Это была эдакая гражданская война в подземелье. Те, кто был в нижнем, решили бросить на противника свое биологическое оружие. Молохитов. Небольшую группу подготовили и… Молохиты решили, что для них все люди враги. В том числе и те, кто их создал. Потом и наша группа решила, что так дальше продолжаться не может. В итоге с одной стороны они, а с другой стороны мы уничтожили тут всех, кто так или иначе не мог внушать нам доверие. Кто был опасен для нас и уже был не в состоянии перековаться под наши идеалы. Потом, понимая, что молохи, это серьезная сила, мы взорвали тоннель и пустили по вентиляции в Нижний Аркаим боевой газ, решив умертвить там все живое. Но кто-то там вырубил вентиляцию и наша затея до конца не удалась. Мы стали отправлять туда штурмовые группы, но они не вернулись. Более того, после вылазки нашей третьей штурмовой группы, они, а мы полагаем, что там уже всем заправляли молохи, замуровались изнутри. Мы стали готовиться основательно к тому, что Нижний Аркаим надо вычистить и захватить. Но шесть лет назад, один псих, вызвавшийся быть проводником для майора Васнецова, включил цикл разморозки большой партии молохов третьего поколения. Тех, кто долго не старился, но быстро рос, достигая репродуктивного возраста за год. В криокамерах их было, по нашим данным около трехсот. Сколько их сейчас, трудно вообразить.

— Прошлой ночью их стало чуточку меньше, — пробормотал Людоед. — Как впрочем, и моих патронов.

— На счет боеприпасов не переживай. У нас тут этого добра на пару эшелонов. Поможем. — Святогор улыбнулся. — Ради такого святого дела, на которое вы пошли. И, кстати, у меня вопрос насчет боеприпасов. Мы, естественно, тщательно обыскали все ваше имущество и машину. Ты, Ахиллес, отдаешь себе отчет, что за штуковина у вас в ящике лежит?

— Разумеется, — покачал головой Людоед. — Я работал с такими устройствами. Это ядерный заряд.

— А для чего он вам?

— Я его берег много лет. Думал пригодиться. Пригодился. Это теперь наш безотказный выключатель ХАРПа.

— Ну, насколько он безотказный, учитывая его возраст, скажут утром мои специалисты после тестов. И я, будучи убежденный в вашей решимости выполнить эту миссию, хочу предложить вам еще парочку подобных устройств.

Варяг удивленно уставился на Святогора и вымолвил:

— У вас есть ядерное оружие?

Генерал сел, наконец, на свой стул и утвердительно кивнул.

— Есть. Но без носителей. Это не ракеты. Портативные заряды. Так что. Вам нужно еще? — он взглянул на Илью, ожидая ответ от него.

Крест сделал сильную затяжку и сосредоточенно смотрел на пепельницу, о чем-то усердно думая. Генерал терпеливо ждал. Людоед, наконец, раздавил окурок и отрицательно мотнул головой.

— Нет. Нам нужен только один заряд.

— Что?! — воскликнул Сквернослов. — Крест, ты чего? Как это так? Зачем отказываться от такой удачи? Нам же еще пригодиться!

— Славик, заткнись, когда старшие разговаривают, — раздраженно бросил Людоед.

— А я, что, маленький что ли? Ты чего городишь? — он повернулся к Яхонтову. — Варяг! Варяг, ну скажи ты ему, что нужно еще взять!

Искатель пристально смотрел на Людоеда, задумчиво покусывая мундштук трубки. Затем вымолвил:

— Илья прав. Только один заряд.

— Мужики, да вы чего?! — не унимался Вячеслав.

— Все! — рявкнул Людоед. — Решили и на том тему закрыли! — затем он обратился к генералу, желая повернуть разговор в другое русло: — Ты тут про идеологию вашу что-то упоминал. В чем замут?

— Идеалы братства превыше всего, — пожал плечами Святогор. — Все очень просто. Высшая ценность — Братство. И на том стоим. Собираем тут все, что может иметь ценность для будущего возрождения. Литературу, диски, станки, чертежи, произведения искусства. Все накопленные знания прошлого и весь, удачный и не очень опыт человечества. И вот эти бумаги, что вы оттуда вытянули, очень нам пригодятся. У истоков возрождения новой империи стоять должно братство и государственное устройство будет основано на добродетельной и сильной власти братства.

— Власть может быть добродетельной? — усмехнулся Варяг.

— Разумеется, если власть не единоличное правление одного человека, а власть братства. И тогда весь народ постепенно, выращенный и воспитанный на этих идеалах, станет одним большим братством. Единая, монолитная и великая империя.

— Утопия, — вздохнул Яхонтов.

— Это ты так думаешь, — строго заметил Дитрих.

— Ну, ладно, спорить не буду, — поморщился Варяг. — А что за история с рейдерами?

— Да все очень просто, — улыбнулся Святогор. — Мы структура секретная. Всегда так было. Потом, когда мы упрочили свои позиции тут, в Аркаиме, и стали собирать наших артельских коллег, то пришлось устраивать походы в близлежащие окрестности. То тут, то там возникали различные банды и группировки, которые могли угрожать если не нападением, то рассекречиванием нашей базы. Одних мы громили, других стравливали друг с другом. Третьих не трогали из-за их положительных качеств и действий, налаживая через внедренных туда наших агентов контроль над группировкой. Однако постепенно поползли слухи, что орудует какой-то загадочный отряд в Уральских горах и окрестностях. А те немногие свидетели, которым повезло выжить после нашей работы, твердили о странных роботах или еще чем-то фантастическом и странных машинах. Тут хорошую службу нам сослужили и костюмы и вездеходы. Вот тогда мы и помогли зародиться легенде о рейдерах. Иногда специально, разбивая караван наркоторговцев, людоедов, бандитов или рабовладельцев, позволяли кому-то уйти, чтоб тот продолжал эту легенду, наводя на всех ужас. Слово рейдеры, звучное, внушающее мистический страх. Не банальные вандалы или мародеры, а именно рейдеры. Что-то непонятное и грозное. На грани фантастической реальности и мистического, суеверного страха. И как итог, никто уже долгие годы не суется в наш район горной гряды. Никто даже не пытается пересечь Уральские горы ни здесь, ни на сотни километров вокруг. Потому как есть молохиты, а есть еще и рейдеры, которые в отличие от тех, мобильны и хорошо вооружены. Но кто это, никому не ведомо…

— А если кто сунется, убиваете? — спросил до сих пор молчавший и внимательно всех слушавший Васнецов.

— Зачем же? Нет, конечно. Если это отморозки, то кончаем их конечно. Если по дурости полезли, то зависит от того, что они из себя представляют. Либо вербуем, либо берем в вечный плен. Пленники живут тут хорошо, иные вольные с разрушенных городов позавидуют. Но заняты на работах. Однако сильно мы их не перегружаем.

— И, тем не менее, они пленники, пусть и в тепле и сытости, — покачал головой Яхонтов.

— Ну, а что делать? Секретность блюсти надо. Я же говорил, вам сильно повезло, что среди вас наш человек, артельский, хоть и не в курсе наших дел. Но благодаря ему, мы отнеслись к вам как к равным.

— Какая честь, — произнес Варяг с неприкрытым сарказмом. — А как насчет ХАРПа? Кто если не мы?

— Ну, и это конечно тоже, — Святогор кивнул, не обращая внимания на сарказм.

— Так вы нам поможете? — Крест пристально посмотрел на генерала.

— Я же сказал. Боеприпасы, какие надо. Техники осмотрят вашу…

— Это само собой. А как насчет усилить группу вашими людьми? Как насчет костюмов?

Святогор тяжело вздохнул и посмотрел мимо Ильи.

— Нет, — коротко сказал он.

— Здорово! — зло воскликнул Людоед. — И почему?

— Почему? У нас каждый человек на счету. И нас не так много как кажется. Более того, на нас вся инфраструктура. У многих тут семьи, которые надо защищать и о которых заботиться. А еще и десятки пленных. У нас отточенный годами баланс. Я не могу жертвовать людьми. Даже если кто-то добровольно захочет к вам присоединиться, я им не позволю. Но сомневаюсь, что такие найдутся, ибо у нас братство, превыше всего. То же касается и костюмов. Они есть не у каждого. Они именные. Их мало. Производство мы наладить не смогли. И они нам очень нужны в борьбе с молохитами и во многих других вопросах. Так что эти два пункта обсуждению не подлежат.

— Да чего будет стоить вся ваша борьба и все ваши идеалы, если планета погибнет?! — Воскликнул Крест.

— Один раз уже погибла. Ничего. Сильнейшие, то есть мы с вами, выжили. Но вы тоже не забывайте, что вы, уничтожив ХАРП, дадите шанс не только нам или себе. Но всей нечисти в том числе. И молохитам и бандитам и всякому отребью. А молохи ждут своего часа. Они прячутся в своей норе и учатся. Они уже научились стрелять из автоматов. Они производят там себе пищу. Там у них резервный ядерный реактор, который еще работает на автономке и дает им электричество и тепло. И они все чаще устраивают вылазки по ночам на поверхность и все дольше находятся на улице, только для того, чтобы организм их привык к холоду. И тогда они ринуться в наш мир. Понимаете? Тогда чего будет стоить ваша миссия, если в итоге победят худшие из людей или вообще не люди? Но мы, реальная сила, способная противостоять здесь темным силам. Так давайте каждый заниматься своим делом!

— Реальная сила? Да вы просто позеры, — фыркнул Крест.

— Капитан! Не забывайтесь! — генерал хлопнул кулаком по столу и поднялся. — Не надо испытывать мое терпение и великодушие! Я говорю в последний раз, что ни людей, ни костюмов мы вам не дадим! Но вы получите новую одежду, патронов и гранат, сколько сможете увезти! Еду и медикаменты! Наши техники приведут в порядок вашу машину, которая, уже на ладан дышит, о чем вы, подозреваю, даже не в курсе! Мы проверим вашу бомбу на предмет ее пригодности к использованию!

— Генерал, — тихо позвал Пересвет. — Генерал!

— Что!

— Один из них летчик. — Пересвет кивнул на Варяга.

— Кстати, — Святогор сразу успокоился и посмотрел на Яхонтова. — На каких типах машин летали?

— МиГ-29 в основном, — Варяг непонимающе посмотрел сначала на Пересвета, а потом на генерала. — А что?

— И все?

— Ну, еще МиГ-21. С инструктором на МиГ-31 и на Су-34 летал. Кукурузник или Цессну какую с закрытыми глазами… А почему спрашиваете?

— И какой опыт?

— Ну не ас, но умею.

— До сих пор?

Яхонтов нервно усмехнулся.

— Да это как на велосипеде… Раз научился, потом стоит только за баранку сесть.

— А что-нибудь большое, осилите?

— Слышь, генерал, — нахмурился Людоед. — Ты не тяни кота за все достоинства. У вас что, самолет тут припрятан?

— Не тут. Под Екатеринбургом. В надежном месте. Сюда мы его, конечно, перетащить не можем. Но регулярно проведываем его. — Святогор улыбнулся, сменив гнев на милость. — Иногда контрольный запуск двигателей производим. Поддерживаем в рабочем состоянии.

Варяг подавился дымом своей трубки и, заливаясь кашлем, пробормотал:

— Что за самолет?

— Ил-76.

— Тю… — разочарованно вздохнул Крест. — Был бы Ту-160, через три часа ХАРПа уже бы не стало.

 

42. Конвой

Смутное, еще не до конца сформировавшееся ощущение разочарования уже протоптало дорожку, чтобы поселится в душе. Каждый раз убеждаться, что всюду и все, в общем-то, одинаково, значит разочаровываться снова и снова. И Николай это чувствовал. И эта база и эти люди исключением не стали. И тут вражда, амбиции, ненависть и какая-то политико-идеологическая подоплека, за которой не видно было ценности простых человеческих жизней. Вся действительность била по рукам, заставляя все время думать о целесообразности их миссии. И Васнецов чувствовал постоянное смятение от того, что он был полон решимости уничтожить ХАРП и не сомневался в том, что это сделать необходимо. Но при этом он постоянно задавался вопросом — зачем? И теперь, к прежним разочарованиям добавилось и разочарование рейдерами. Он, когда еще только услышал о них, чувствовал, что они приблизились к какой-то великой тайне и, столкнувшись с ними, облаченными в эти диковинные костюмы и обладающими луноходами, ощутил что это какая-то великая и могучая сила. Возможно, так на него подействовало их облачение, из-за которого он стал их идеализировать, спроецировав образ отца. Но они оказались обычными людьми, причем, судя по реакции и поведению Варяга и Людоеда, не самыми лучшими из тех, кого они могли встретить на своем пути. Его чутье, на которое он последние дни всецело полагался, опять подвело? Просто, он, наверное, еще не может контролировать свои способности, в наличии которых не желал сомневаться. Во всяком случае, рейдеры и не самые плохие из людей, что им попадались. Они ведь обещали помочь. Более того, готовы даровать им самый настоящий самолет. И теперь Варяг, сидя на своей койке, перебирал разложенную на столике внушительную кипу технической документации и учебных пособий, которые ему дали рейдеры. Вся эта литература касалась исключительно летного дела и самолета ИЛ-76, о котором сам Николай не имел ни малейшего представления.

Сквернослов нервно перелистывал страницы одного лежащего на тумбе журнала за другим, совсем не вникая в содержимое. Что-то злило его, и резкое перелистывание страниц помогали ему либо держать себя в руках, либо переадресовать свою агрессию на бумагу.

— Ну, где этот Крест опять? Его уже часа два нет! — воскликнул, наконец, он.

— Угомонись, — пробормотал Варяг, задумчиво глядя в очередную страницу изучаемой им технической литературы. — Дела у них артельские. Обсуждают, наверное. Есть о чем поговорить. Ложись спать. Когда еще будет такая постель и чистое белье…

— Варяг! — продолжал свои восклицания Вячеслав. — Почему вы от дополнительных бомб отказались, а?!

— Слушай, не мешай мне. Я занят, — зло пробубнил Яхонтов, пытаясь сосредоточиться.

— Колян, а ты чего молчишь?! — Сквернослов обратился к Васнецову.

— А что мне, как ты орать? — равнодушно произнес лежавший на кровати Николай, задумчиво глядя в белый потолок.

В помещение кто-то вошел. Все кроме Яхонтова посмотрели в его сторону. Это был Людоед. Его спортивный костюм, который выдали рейдеры всем после задержания, сменился на новый черный мундир, точно, такой как у хозяев этого убежища.

— Поздравьте меня с обновкой, — ухмыльнулся он. — Морпеховский ПШ мне больше нравился, конечно. Но он уже свое отжил. Особенно после радушной встречи молохитов. А этот с иголочки совсем.

— Я надеюсь, ты не решил остаться со своими коллегами? В братство ихнее не обратился за такой щедрый подарок? — Варяг, наконец, посмотрел на него.

— Нет, конечно. Я с вами, не волнуйся, — вздохнул Крест, садясь на стул. Затем он приложил к губам указательный палец и, молча, указал на висевший радиоприемник.

Яхонтов поднял бровь, покрутил ладонью возле уха и тоже кивнул на радио. Людоед, в ответ, молча, качнул головой. Эти жесты, видимо, значили, что рейдеры постоянно прослушивают помещение.

— Ты почему от бомб отказался, что они предложили? — резко спросил Вячеслав.

Крест внимательно посмотрел на Сквернослова, затем хмыкнул, покачав головой, и ответил:

— По той же самой причине, по которой в группе не должно быть женщины.

— Я не понял?!

— Вот в этом твоя беда, Славик.

— Да ты толком объясни, черт тебя дери!

— Соблазн, — сказал Людоед. — Что такое соблазн в таком деле? Ну, у нас не одна атомная бомба, а две. Три. И что тогда? В пути встретим еще утырков разных, типа людоедов, бандитов, молохитов, вандалов… И к каждому придет соблазн. Ведь так легко и просто избавиться от врага, превратив его в пепел. Не напрягаясь. Не тратя сил и патронов. Надо только отойти подальше и взорвать. Разве нет?

— А если для дела надо? Ну, мало ли какие обстоятельства?! А?! — Вячеслав не унимался и продолжал наседать на Людоеда.

— Для дела надо? — Илья медленно поднялся и сделал два шага к Сквернослову. — Для дела, говоришь надо? — Он схватил Славика за ворот и заорал: — ТЫ ЗАБЫЛ, В КАКОМ МИРЕ ЖИВЕШЬ?! Ты забыл, что этот мир сделало таким?! Соблазн, мать твою! Такие вот бомбы! Дурные головы!

— И ты! — Вячеслав оскалился, обличающе глядя в глаза Илье. — Ты! Ты ведь жал на кнопку! Ты и такие как ты… — получив головой в переносицу, Сквернослов рухнул на кровать и схватился руками за лицо. — Сука…

— Да, — спокойно произнес Крест. — Я нажал на кнопку. Не первый. Но это уже роли не играет. Я нажал на кнопку. И именно поэтому я говорю, что больше никаких бомб. Я ведь знаю, каково это. Это ведь я чувствую как вокруг меня, словно смерч, кружатся души невинных жертв всего того безумия, которое подвело меня к такому выбору. И я о своей ответственности не забывал ни на секунду. И это бремя мне нести, не тебе, сосунок. Именно поэтому я имею право говорить. Больше никаких бомб. Только одна, как неизбежное зло. И то на случай, если иного способа ликвидировать ХАРП не будет. Не во имя истребления, а ради жизни. Только одна бомба и никакого выбора. Никакого соблазна. Никаких взрывов, ни в моей стране, ни в другой, быть больше не должно. Потому что все это наша планета. И другой не будет и быть, не может. И шанс у нас только один. Поэтому не надо искушать судьбу. Оппенгеймер сказал уже после того, как ядерное оружие испытали на мирных людях, — «мы сделали работу за дьявола». И надо было видеть его глаза, которые сохранила кинохроника, чтобы понять какую жуткую истину он осознал. Заигрались интеллигентные ученые. Разве только Нильс Бор и Клаус Фукс чувствовали ответственность и отдаленно понимали к чему все идет и хотели что-то сделать наперекор. Да тебе эти имена ничего не скажут. Но смысл что заигрались люди. И в этом тот самый соблазн. И не надо испытывать себя такими соблазнами. И таких обстоятельств, в которых без ядерного оружия не обойтись, просто не может быть. Все что противоречит этому утверждению, лишь следствие человеческой слабости и глупости. А слабым быть нельзя. И надо умнеть.

— Ты ему так нос сломать мог, — вздохнул Варяг.

— Я знаю, как бить. Не волнуйся. Но если по-другому разум в человеческую голову не вбить, то приходиться так, — он снова сел на стул. — Кстати, Варя, поздравь меня. Я теперь полковник. Капитан первого ранга.

— Поздравляю, — Яхонтов улыбнулся. — За какие заслуги?

— За то, что выжил. За то, как подкорректировал за эти годы черный список, что в моем красном блокноте. За то, во что ввязался с вами.

— А чего не генерал? — спросил Николай.

— Тут уже есть один генерал. Зачем равный, хоть и на временном постое? Я и так своенравный очень, — Людоед устало облокотился на стену и вздохнул. — Я спросил у них, на счет администратора Вавилона. Знают ли они, что он в черном списке. Да и не могут они этого не знать. Блокноты с черным списком есть ведь у каждого.

— И что?

— Знают. Объяснили мне, почему его никто не убивает. Его в список кураторы наши тогда внесли не по политическим и идеологическим соображениям. И не из соображений правосудия. Просто тот, кто составлял список, имел к этому человеку личные счеты. Администратор, будучи весьма преуспевающим и зажиточным человеком в те времена, с легкостью увел у него жену. Вот и вся подоплека. Нет у нас веских оснований его убивать. Вот уже действительно, если красота спасет мир, то погубит мир, брючный интерес… Ладно. Лирика все это. Сейчас надо отдохнуть хорошенько. Такого комфорта может уже не предвидеться больше. Так что надо воспользоваться. Завтра выдвигаемся к Катину Городу. Они формируют конвой. До самолета с нами пойдет группа на двух луноходах. Покажут место. У нас есть… — Он посмотрел на наручные часы и лениво улыбнулся. — Слушай, Варяг, это напоминает старые добрые времена, да? Когда наша жизнь во многом зависела от времени. Помнишь? Без часов никуда. Время, время, время. Рабочий день. Редкие выходные. Все куда-то спешат. Чего-то хотят успеть. Сам торопишь календарь, чтоб скорее отпуск настал. Думаешь, ух сколько дел за отпуск сделаю. А потом с ужасом замечаешь, что в отпуске время уходит как вода сквозь пальцы. С дикой скоростью. И вот осталось пять дней. Два дня. И завтра на службу. И понимаешь, что сколького не успел. И снова ждешь год. И снова время, время, время… Часы тикают. Жизнь проходит. А потом все кончилось. И у тех, кто выжил, времени стало бесконечно много. И часы не нужны. Не надо спешить. Только найди теплый ночлег и чем прокормиться. Найди оружие и все. Время остановилось. Но мы-то теперь понимаем, что фактор времени никуда не делся. Мало его. Очень мало. Верно?

Яхонтов задумчиво закивал головой.

— Н-да. Все так. Только ведь это для тех, кто сам себе предоставлен времени нет. У нас в Надеждинске, например, существует трудовая повинность. Надо работать, чтобы выживать. День расписан по часам. Да и в конфедерации вашей тоже так. Но, знаешь, для меня было наоборот. Выходные, отпуск, тянулись так долго. Я всегда торопил время, чтоб поскорее вернуться на службу. На родной аэродром. К своему МиГу. С нетерпением ждал той минуты, когда взмою к облакам. В небо. Это не передать, Илья. Это такое счастье. Я очень любил свою службу. Ты не представляешь, что такое для летчика — разлука с небом. Что такое видеть, как гниет на стоянке твой самолет.

— Да, Варяг, ты был одним из немногих, кому посчастливилось иметь работу по своему естеству. Это здорово, когда любишь свое ремесло. Тогда и жизнь полнее и дольше. Всегда завидовал летчикам и космонавтам… Н-да… Бедные Юра и Андрей… — Людоед вздохнул. — А ведь физики тоже свое ремесло любили. Все время тратили на познания тайн атома. Смастерили урановую бомбу. Потом плутониевую. Потом им вздумалось поджечь дейтерий. Никак остановиться не могли… И Ферми сказал, после первого взрыва, — «Какая интересная физика». Чтобы он сейчас ляпнул интересно? Ну да ладно. Чего уж теперь… Ну, что Варяг. Теперь ты готов тряхнуть стариной и воспользоваться своим ремеслом?

— Слушай, Илья. Неужели, правда? Неужели действительно самолет? — спросил взволнованно Яхонтов.

— Ну, вроде как, правда, — Крест улыбнулся. — Мы беседовали на эту тему. Вроде никакого подвоха. У них и вертушка есть. Ка-50. Где-то тут в горе. В ангаре. Только с летчиками проблема. Было трое. Один вертушник. Но он покалеченный был. Разбился на Ми-24. Умер давно. Два военных пилота. Один слепой. Вспышкой взрыва его. Тоже давно умер. И еще один погиб десять лет назад в рейде. Техников у них хватает. А вот пилотов… Дефицит, что и говорить. Кто в первые дни не погиб, был растерзан толпой по противоположным причинам. Одних за то, что они якобы виновны во всем. Палачи будто бы. Других за то, что не успели разбомбить врага и предотвратить воздушные и ракетные удары. Короче в связи с наличием вертолета, нужны им летчики. Они так и сказали, если бы не ХАРП, то приняли бы тебя в братство.

— Зачем мне это? У них высшая ценность — идеалы братства. Для меня мой городок Наждеждинск. И эти два оболтуса. Отец их неизвестно где. Гусляков, который им его замещал в его отсутствие, погиб. Никого кроме меня у них не осталось.

— Чай не маленькие. Сами справимся, — недовольно проворчал Сквернослов.

— Да я ведь тебя не вербую, Варяг, — усмехнулся Людоед. — Чего ты, в самом деле. Лучше скажи, что думаешь о самолете. Осилишь?

Яхонтов вздохну и почесал бороду.

— Слушай, я ведь на таком не летал никогда. Ну, летал, конечно. И в кабине во время полета был не раз. Но не управлял. Как это делается, видел. Но сам… И я за штурвалом столько лет уже не был…

— Не понял, — Людоед нахмурился. — Как же так, Варяг? А как же велосипед? Ты что им тогда говорил?

— Тогда говорил, а сейчас подумал, — Яхонтов вздохнул. — Вообще я волнуюсь как мальчишка перед первым свиданием. Да как лететь без компаса?

— Слушай, ну гироскопы всякие там, горизонтомтеры или как там их… Да ты же летчик, Варяг, черт подери! — Крест развел руками.

— Ну, ладно. Это решаемо. Можно и по расположению солнца, сверяя его с текущим временем суток. Правда, я не знаю какая теперь разреженность атмосферы на высоте. Может быть помпаж если двигателям воздуха хватать не будет. А это хреновая штука. Последние годы ведь деревья, замерзшие и, кислород практически не производится в природе. Короче лететь надо низко, чтоб не рисковать. А это дополнительный расход топлива.

— Да все нормально с кислородом. Деревья не сразу замерзли. Хвойные многие еще стоят живые. Да и люди с того дня уже атмосферу не травят и кислород не съедают так как раньше, — махнул рукой Илья.

— Зато за один день изгадили, и сожгли его, так что на тысячу лет хватит, — буркнул Вячеслав.

— Вот как? И кто только что хотел атомными бомбами дорогу прокладывать? А? — Усмехнулся Людоед.

— Что у них с топливом, кстати? — Яхонтов взглянул на Илью.

— Говорят есть. С чего им нам пустой самолет давать?

— И докуда дотянем? — Варяг достал из стопки документации атлас и стал его листать.

Людоед присел рядом.

— Они говорили, что на четыре тысячи километров хватить должно. До Аляски не дотянем, но так сэкономим месяцы пути и всего остального. Вот смотри, — он ткнул пальцем в карту. — До Якутии долетим точно.

— И что потом? Прыгать что ли?

— А сесть не судьба? — съязвил Людоед

— Да куда тут садиться Илья? Это же не дельтаплан! Это Ил-76. Ты хоть представляешь что за бандура?

— Видал на картинке, — мрачно пробормотал Крест и задумчиво уставился в карту. — Лена, — буркнул он после минутной паузы.

— И кто такая Лена? — Яхонтов взглянул на Людоеда и прищурился.

— Да река Лена. Вот. Ее не заметить трудно. На нее сядем. Лед крепкий в наше время даже на Лимпомпо. А уж в Якутии… Ил-76 и в Арктику и в Антарктику летал. А там условия похожие. Лед, да снег. Это тебе тоже, не Шереметьево, не Пулково, не Чкаловск и не Елизово.

— А дальше как? — спросил Николай, внимательно слушавший этот разговор.

— Дальше как обычно. Луноходом. Или уже все забыли, что когда началась экспедиция, то о самолете никто и не помышлял?

— А что, Луноход в этот Ил-76 поместиться? — недовольно проворчал Сквернослов.

— В Ил-76 и вся Луна поместиться, если киркой немного поработать, — засмеялся Людоед. — Ну что, Варяг Елисеевич, осилим? — Он обнял Яхонтова за плечо.

— Да не будь я, черт возьми, русский летчик, если не осилю. Наши люди на жестяном хренолете Челюскинцев спасали. Да я что, хуже? — Варяг засмеялся, и Крест поддержал его смех. И вдруг, не сговариваясь, они дуэтом запели, раскачиваясь как на хмельном банкете:

Васнецов, глядя на это мальчишеское веселье двух взрослых мужиков, почувствовал изумление и непривычное чувство оптимизма. И еще, его лик посетила такая редкая для него улыбка.

Сквернослов тоже смотрел на поющих Варяга и Людоеда, затем повернулся к Николаю и покрутил пальцем у виска.

* * *

Расставаться с комфортом было действительно грустно. После стольких лет житья в мрачных подвалах и сна на пропитанных старостью матрацах, под свербящими нос пыльными солдатскими одеялами и звериными шкурами. После долгих дней пути и сна в трясущемся по снежным барханам луноходе, когда и мрачные подвалы вспоминались как уютное гнездышко, покидать светлую теплую комнату с большими мягкими кроватями и чистым бельем, пахнущим свежестью было тоскливо. Может именно поэтому рейдеры стали такими инертными? Их растлил комфорт и уют? Поразительной ухоженностью отличалась не только комната, в которой они провели почти сутки, но и остальные места в Верхнем Аркаиме, в коих им удалось побывать. И та столовая, где была беседа с генералом. И этот коридор, по которому они теперь шли. Освещение хорошее. Стены не обшарпанные. То и дело различные двери в хорошем состоянии. Когда некоторые из них открывались, то они не издавали скрипа, что было непривычно. И люди им встречались достаточно опрятно одетые. Миновав коридор и большие железные двери, они оказались в большом ангаре, где кипела работа. Сверкали всполохи сварки в дальнем углу. Шумели инструменты. Тут было примерно пятнадцать человек занятых ремонтом какого-то огромного вездехода. Он был раза в три больше лунохода и очень на него был похож своими формами. Только гусеницы еще шире относительно корпуса и цвета он был оранжевого.

— Что это? — спросил Варяг у провожавшего их Пересвета.

— Вездеход арктический. Его кстати, те же люди и то же конструкторское бюро проектировали, что и луноход. Когда спор международный зашел о разделе арктического шельфа и претензии к нам на территории посыпались, стали срочно проектировать такую технику для освоения. Все никак с силовой установкой не справимся. Там вроде планировался миниреактор.

Они двигались дальше. За большим корпусом вездехода виднелись ряды полуразобранных снегоходов, над которыми тоже трудились ремонтники. В следующем ангаре тоже кипела работа. Двое мужчин и две женщины стояли у сваленных в гору книг и журналов и сортировали их. Одни складывали рядом с собой в аккуратные стопки, другие небрежно швыряли в кузов грузовой вагонетки, стоящей на уходящих в темный тоннель узких рельсах. В стороне стояли станки. Некоторые уже были смонтированы. Другие ремонтировались и собирались. В третьем ангаре стоял выкрашенный на манер зебры, в черно-белые полосы, вертолет Ка-50 с демонтированными лопастями винтов. Позади груда деталей от других вертолетов. Так же в ангаре стояли два танка. Рабочие в перемазанных известью робах, макали пакли на длинных палках в железную бочку и хлестали по танку, оставляя на нем большие белые разводы. Видимо таким образом они наводили на машинах зимний камуфляж. Все бы ничего в этой картине, но рабочие эти, как оказалось, были в сковывающих ноги железных кандалах, чьи цепи были прицеплены замками к гусеницам танка. И за ними присматривали четверо автоматчиков.

— Что это значит? — Яхонтов нахмурился.

— Это пленные. А что, работа не сложная, творческая, — Пересвет усмехнулся.

— Это и есть те счастливчики, которым большинство вольных позавидует?

— Они в тепле. Хороши питаются. Такое пропитание как здесь просто больше негде добыть. Им ничего тут не угрожает. Чем плохо?

— Они в кандалах! Им ничего не угрожает? А эти парни с автоматами для душевной беседы тут? Чему здесь завидовать? Вы же рабовладельцы!

— Послушай, Варяг, — теперь нахмурился Пересвет. — Я, конечно, понимаю твою позицию. Но не надо переходить границ.

— Да это вы тут все границы переходите…

— Ты не знаешь, что это за люди и почему тут очутились в таком качестве. Для большинства из них такая участь, большое проявление великодушия с нашей стороны. Так что оставим этот разговор.

— Что лучше, сытое рабство или голодная свобода, — хмыкнул Людоед. — Брось Варяг, порядок вещей ты тут своим негодованием не изменишь.

В очередном ангаре стояли луноходы. У массивных железных ворот находилась их машина и еще два, с гудящими двигателями. Возле них стояла группа из десяти рейдеров в своем облачении. Только масок на лицах пока не было. Возглавлял отряд уже знакомый Дитрих с одной бровью.

— Значит так, — начал говорить он. — Ваша машина готова. Список боеприпасов и снаряжения, которое запросил Ахиллес, мы погрузили. Так же еда и медикаменты. Ваш ядерный заряд мы протестировали. Вероятность осечки, была по данным наших ученых, около сорока процентов. Большой риск. Но они сумели довести его до боевого состояния. Кое-какие блоки заменили на более надежные из наших запасов. Теперь мы вам всем, в том числе и полковнику Ахиллесу завяжем глаза. Вашу машину поведут на первом этапе мои люди. До определенного момента повязки снимать запрещается. С вами будет два рейдера, которые проследят…

— Может, кандалы еще нацепите? — зло процедил сквозь зубы Яхонтов.

— Перестаньте, Варяг. Это необходимая мера. О входе в наше убежище никто не должен знать. И о дороге к нему тоже. Если вы потом попадете к кому-нибудь в плен, то под пытками сможете выдать наше местоположение. Но если ваши глаза будут завязаны, то и выдавать вам нечего.

— Спасибо за заботу, — Яхонтов поморщился. — И давайте прелюдию затягивать не будем. Мне не терпится убраться отсюда.

* * *

Путешествовать с повязкой на глазах было унизительно. И пусть это и временная и вынужденная мера, но ни у кого из группы не возникало никакого желания общаться с двумя рейдерами, что сидели вместе с ними в пассажирском отсеке. Николай решил пропустить этот неприятный период полный дискомфорта и досады, заняв все это время сном. Хотя конечно это вызвало некое эмоциональное напряжение. Каждый раз, перед тем как отойти ко сну, Васнецов нервничал от тяжких раздумий над тем, что ему присниться в этот раз. Как ни странно, сон был пустым и спокойным. А проснулся он от того, что кто-то стянул с его глаз повязку. И от холода, который воровался в открытую аппарель. Васнецов открыл глаза. Над ним склонился рейдер, который освободил его лицо от черной материи. Рейдер уже был облачен в свою пугающую маску. Он по-дружески похлопал проснувшегося Васнецова по плечу и вышел из лунохода. Николай осмотрелся. Варяг и Славик уже перебрались в переднюю кабину. На противоположном сидении дремал Людоед. В кабине стало теснее из-за нескольких больших ящиков со всем тем имуществом, что загрузили люди из этого братства.

Аппарель закрылась, и луноход тронулся с места. Николай взглянул в перископ. Три машины двигались след в след. Впереди луноход рейдеров. И позади тоже. Странная процессия двигалась по холмистой заснеженной местности среди замерзших деревьев в утреннем полумраке.

Он сел на свое место и вздохнул. Затем поднял секцию сидения справа от себя. Там были его вещи. Плюшевый мишка лежал на месте. На записной книжке дяди. Николай достал ее и стал перелистывать. Что же с ним стало? Выжил он или нет? Встретил его отец или нашел только останки родного брата?…

…оставаться тут уже нет никакого смысла. Я один. Весь бункер поделен уже давно на сектора, где все отгородились друг от друга. И живы они либо нет, я уж е не знаю. У меня есть еще кое-какие припасы. Но надо делать что-то дальше. Либо добровольно умереть, как многие. Либо сойти с ума, как другие. Либо искать какой-то другой путь. А другой путь лежит за пределами «Субботнего вечера». Ребята с «Януса» сказали, что всю землю постепенно затягивают облака, которые и не собираются рассасываться. А что будет дальше? По их словам, я единственный на всей планете, с кем им удалось связаться. Неужели все настолько плохо? Неужели все кончено? Может в метро кто-то остался в живых? Надо пробиться сквозь завал в подземку. Проход я почти расчистил. И мне кажется, что с другой стороны тоже кто-то пытался его расчистить. Но в последние недели с той стороны тишина. Ушли? Умерли? Не знаю. И не узнаю ничего и никогда, если так и останусь тут. Другого решения я не вижу. Найду этот тайник, про который говорил Старший Контролер, а дальше, как судьба сложится. Этот дневник я оставлю тут. В бункере. Может кто-то когда-то его найдет. Если будет, кому найти. И будет, кому читать. Надеюсь что ты, читатель, не последний человек на земле. Прощай, неизвестный мне читатель. Я ухожу в метро…

…Николай снова откинулся на спинку и вздохнул, прикрыв глаза.

— Прощай, дядя Володя. Будь проклята война.

Он вспомнил перепалку Людоеда и Сквернослова. Вспомнил, что Илья говорил о физиках. Да нет. Вина не только в них, в тех, кто создал такое оружие. Вина на всех. В разной степени, но на всех. Одни создали оружие. Другие решили его применить. А третьи просто потворствовали этому своим бездействием и молчанием. Будь проклята эта война. Будь проклято это оружие.

Васнецов взглянул еще раз на Людоеда. Спит. Тогда он осторожно приблизился к его железному ящику. Замка нет. Наверное, рейдеры во время обыска срезали его. Николай осторожно приоткрыл крышку. В ящике оружие. Патроны. Вещмешок. Маленькие коробки. И одна большая. Из какого-то тяжелого металла. Ее тяжесть можно оценить только по одной крышке, которую он приоткрыл. Весила она внушительно. Внутри какое-то оцинкованное устройство в глухом рифленом корпусе темного защитного цвета. В устройстве закрытая крышка с замком. Ключ лежал тут же. На дне ящика. Васнецов протянул к нему руку и коснулся устройства. Он отпрянул от жгучего холода этого предмета.

— Это она, — прошептал Николай с дрожью в голосе. — Бомба.

Он осторожно опустил на нее ладони и закрыл глаза. Дрожь прошла через все тело, когда в его воображение ворвалось осознание того, что скрыто в этом небольшом устройстве. Вот яркая вспышка на горизонте освещает все вокруг светом тысячи солнц. Вот поднимается клокочущее огненное облако, которое выталкивает в небо столб адского огня. У основания бурлит земля. Неукротимая сила ударной волны стеной из пыли, пепла и огня сносит занявшиеся от теплового излучения дымом деревья и дома. Перемалывает в своих сатанинских жерновах все живое и несется на тебя. Страшный грохот сотрясает землю. Огненное облако уже разогнало ровным кругом тучи и закипает поднебесье…

Николай резко открыл глаза и, торопливо захлопнув крышку свинцовой коробки, отпрянул.

— Ну и как ощущения? — тихо спросил Людоед.

Васнецов обернулся. Крест не спал. Он внимательно наблюдал за ним и ухмылялся.

— Илья, извини… — пробормотал Васнецов.

Людоед поднялся и присел рядом. Николай уже думал, что сейчас последует оплеуха и ругань. Но нет. Илья открыл свинцовую крышку.

— Вот об этом соблазне я и говорил. Эта малышка завораживает и возбуждает, да? Какая тут спрятана сила и энергия. И какой ужас. — Людоед задумчиво потер пальцем кончик носа. — Сначала физики нашли решение в кусках урана. Они смастерили устройство, где два куска одновременно выстреливались друг в друга. При столкновении возникало давление, и начиналась реакция. Как итог, атомный взрыв. Потом они решили, что эффективнее будет получить из урана плутоний. Получили. Сделали плутониевую сферу. Инициировать в этом случае реакцию надо было тротилом. Метод имплозии. Направленный внутрь взрыв. Тротиловые шашки, плотно окружавшие плутониевый шар, должны были взорваться одновременно. Получилось. И нет Хиросимы. Нет Нагасаки. На этом останавливаться не стали. Решили использовать взрыв плутониевого заряда для воспламенения дейтерия. С этим сложнее. Нужен жидкий дейтерий, но он может быть жидким только при минус двести с хвостиком градусов. Тогда умные головы придумали смешать дейтерий с литием. Получили твердое топливо для термоядерной бомбы. Взорвали. Обрадовались. Вышло. Еще мощнее. Все это было на заре ядерной эры. А по какому принципу сделана эта крошка, я уже не знаю. Очень секретные технологии. Ясно, что все эти годы, от Хиросимы и до всеобщего конца, ученые на достигнутом не останавливались. Делали мощнее и компактнее. Легче и смертоноснее. И нет целого мира. Очень интересная физика. Мы сделали работу за дьявола. — Людоед вздохнул и, покопавшись в своем ящике, извлек оттуда сверток из мешковины. Внутри, завернутым в полиэтилен лежал металлический цилиндр с резьбой и странными контактами на одном конце. — Это предохранитель инициирующего заряда. — Илья извлек ключ и открыл крышку. Под ней скрывалась шахта для вкручивания предохранителя и несколько тумблеров и три щели с ползунками. — Так, блаженный, запоминай. Все очень просто. После того как вкрутить детонатор, последует щелчок. Значит он зафиксирован. В течении пятнадцати минут происходит химическая реакция вот этих контактов с контактами внутри устройства. Через пятнадцать минут предохранитель детонатора выкрутить уже нельзя. Он спаивается в следствии реакции. Так что есть пятнадцать минут подумать. Запомни, без предохранителя бомба не взорвется. Хоть стреляй из пушки по ней. Как только ты вкрутил предохранитель, то можно выбрать режим работы вот этим тумблером. Режим подрыва через установленное время. Режим подрыва высотомером. Режим подрыва глубиномером. Ударный режим. Ударный режим можно активировать только после того как предохранитель прикипит. Вообще ударный режим активировать нежелательно. Теперь. Если выбираем подрыв по времени, то толкаем этот ползунок. Тут шкала. Минимальное время — тридцать минут, максимальное — двое суток. Вот на шкале, видишь? Если выбираем подрыв по высотомеру, например, сбрасываем с самолета или минируем самолет, то сработает он только при понижении высоты. Если мы хотим выбрать работу на повышение высоты, допустим, запускаем заряд с земли, то тумблер ставим в положение «ноль». Оптимальная высота для работы по наземным целям, сто-пятьдесят метров, учитывая мощность заряда. Подрыв на такой высоте дает предварительную ударную волну, это усиливает разрушения. Теперь глубина. Глубина работает только в воде и действует от давления. Заряд выдерживает до семидесяти метров. Глубже его раздавит и взрыва не произойдет. Но нам это не надо. ХАРП ведь не в море. После того как ты приведешь и тумблер и ползунок в нужные режимы, у тебя будет пятнадцать минут. После этого произойдет спайка и программирование заряда будет необратимо. Но это только в том случае, если установлен предохранитель. Без него можешь щелкать сколько угодно. Ничего не случится. Есть экстренное разминирование. Сзади такая же крышка, но больше размером. Открываешь этим же ключом. Там пластина. Восемь болтов. Откручиваешь и извлекаешь колбу. Не ошибешься. Она там одна. Тогда взрыва не будет. Но дозу схлопочешь. Если заряд поставлен на удар, то при попытке разминировать, таким образом, произойдет взрыв. Третьим ползунком можно поставить заряд на неразминирование. Им надо набрать комбинацию из пяти цифр. Наводишь на нужную цифру и после щелчка на следующую. Комбинацию не скажу. Ни к чему это. Заряд можно подорвать по радиосигналу. Но для этого нужен другой предохранитель и специальный передатчик. Этого у меня нет. Все понял?

Николай с изумлением смотрел на Людоеда.

— Зачем ты мне все это рассказываешь?

— На всякий случай. Варягу я уже объяснил, как это работает. Славику не хочу рассказывать. А ты запомни. И запомни еще раз. Надо тысячу раз подумать и постараться найти другой способ. Эта штука — сверхкрайняя мера. Понял?

Васнецов растерянно кивнул.

— Да…

На улице уже настал новый день. Погода была спокойная. Даже слабые порывы ветра отсутствовали. Окоченевший мир, словно замер в ожидании. Будет приведен этот прибор в режим своего прямого назначения или нет? Неужели это опять случится?…

 

43. Обстоятельства диктуют

Варяг еще раз окинул взглядом то, что предстало перед их взором. Лесистая местность. Много хвойных. Много снега. Холмы. Поваленные и изувеченные морозом и еще бог знает чем, деревья. Яхонтов хмурился все больше и больше, пока, наконец, не повернулся к Дитриху, который стоял позади, возле своей машины.

— Что все это значит, рейдер?

— Ты о чем? — Дитрих усмехнулся.

— Ты понял меня прекрасно, о чем я, — угрожающе произнес Варяг. — Ты сказал, что это, то самое место. И как это понимать?

— Ну, вот видишь, тебе и в голову не может прийти, что тут самолет. Хорошо замаскирован да? Видишь вот тот холм? Это ангар.

— И что дальше? Дальше-то что? Как взлетать? Тут кругом деревья и бурелом. Ты издеваешься что ли?

— Да ты успокойся, Варяг, — Дитрих продолжал усмехаться. — Взлетку мы завалили деревьями сами. Еще когда обильные снегопады были. Согласись, бетонная полоса в лесу привлекает внимание. А теперь все так замаскировано, что даже ты, знающий, что тут самолет, засомневался.

— Слышь, гений, а как мы бревна эти растаскивать будем? И куда ваш второй вездеход поехал? — Людоед хлопнул Дитриха по закованной в бронепластины костюма спине.

Рейдер недовольно посмотрел на Илью.

— Они за БАТами поехали.

— За чем?

— За БАТами. Тут недалеко есть еще ангар. Вертолетный. Там мы спрятали две рабочие инженерные машины. БАТ-2 называются. Слыхал?

— Даже видал, — Крест кивнул.

— Ну, так вот. МЫ их тут специально припрятали и в Аркаим гнать не стали. Чтоб полосу расчистить, когда надо будет. Сейчас пригонят и поработаем. Думаю, часов за пять управимся. Так что без паники. Пошли в ангар. Плутон, — он обратился к своему товарищу, который сидел на пассажирском сидении рейдерского лунохода и смотрел на них через открытую дверь. — Спрячьте машины и организуйте дозор.

Тот кивнул.

Дитрих и еще один боец, который в отличие от командира маску не снимал, двинулись к холму. Варяг и его товарищи следом.

— Я же сказал что позеры, — тихо пробормотал Людоед, обращаясь к Яхонтову. — Можно было и без понтов этих объяснить.

Снег под ногами был плотный. Короткие лыжи едва продавливали в нем колею. Однако когда они обогнули холм, то стало заметно, что возле сваленных крест-накрест деревьев кто-то топтался. Следы проваливавшихся тут ног были немного припорошены снежной пылью во время одного из бесчисленных буранов.

Рейдеры насторожились. Они прекратили движение и стали неторопливо озираться. Яхонтов тоже принялся изучать следы. Опыта ему не занимать. Всякий в Надеждинске знал, что самые искусные следопыты это искатели, в силу своего ремесла.

— Пришли на лыжах. Двое. Вот тут лыжи сняли. Тут их в снег втыкали. — Сказал он, в очередной раз, подтвердив то, что в Надеждинске знали давно, а именно свои способности читать следы.

— А следы ног дальше идут. — Скептически заметил Дитрих, озадаченно глядя на снег.

— Да, — Варяг кивнул. — Следы ног одного человека. Вот он выдернул лыжи, но обуваться не стал в них. Отошел много дальше и уже потом. — Яхонтов неторопливо двинулся по следу и остановился метрах в тридцати. — Да. Вот тут он одел лыжи свои. А вторую пару положил рядом, пока одевал. Хотя нет. Скорее бросил.

Яхонтов наклонился и смахнул рукавицами снежные гранулы с окрепшего наста, на котором остались следы.

— И куда второй делся? — пробормотал Сквернослов.

— Похоже, тут и остался. — Ответил второй рейдер, заглянув под арку, которую образовывали два сваленных дерева. Он взял комок снега и швырнул в большую нору, скрывающуюся за аркой. Оттуда выскочила дюжина крыс и в панике бросилась в разные стороны.

Васнецов от неожиданности быстро сдернул с плеча свой автомат, но Крест одернул его и пошел к норе. Все последовали за ним.

Это был просторный лаз ведущий вниз. Это чем-то напомнило выходы из траншей на поверхность в родном городе Васнецова. Только тут, внутри, снег был разбросан и окрашен в красные тона. Всюду валялись обглоданные крысами человеческие кости с еще сохранившимися кое-где фрагментами плоти. Варяг прикинул, что произошло это несчастье примерно неделю назад.

— Это один другого грохнул, чтобы лыжи его подрезать что ли? — Хмыкнул Сквернослов, глядя на эту неприятную картину.

Людоед тихо засмеялся.

— Этот идиот на растяжку нашу напоролся, — заявил Дитрих.

— Растяжку? — Варяг взглянул на него.

— Да. Мы вход заминировали на всякий случай. И тебе, пожалуйста. Полез и его в клочья. А второй запаниковал и деру дал.

— Но лыжи прихватить в панике не забыл. — Хмыкнул Варяг.

— Паника, такое дело, — загудели фильтры второго рейдера. — У нас, когда в казарме объявили, что на нас летит ядерная ракета и всем надо спуститься в убежище, контрактник один побежал в умывальник и стал бриться и зубы чистить. Мы его вчетвером оттащить не могли от раковины. Он орал, отбивался и плакал. И все кричал, что больше такой возможности у него не будет. Так и остался там.

Эти слава заставили всех задуматься и притихнуть. Наверное, каждый обратился к воспоминаниям, вытаскивая на свет божий то, самое страшное воспоминание о самом страшном дне и о том, что он тогда почувствовал. Первым затянувшуюся тишину нарушил Людоед:

— Ты бы маску снял. Чего перед нами чиниться-то а?

Рейдер медленно повернул голову и уставился своими матовыми черными стеклами на Илью. Затем потянул закованные в армированные перчатки руки к своей голове. Скинул тяжелый капюшон из плотной и теплой материи, покрытой сверху мелкоячеячной кольчугой. И проведя нехитрую манипуляцию с шейным захватом маски, стянул ее. Очевидно, Людоед понял, что зря попросил у рейдера показать лицо. Крест нахмурил брови, пряча под ними взгляд и маскируя эмоции, но было ясно, что чувствует он себя сконфуженно. У рейдера была совершенно лысая голова. Даже бровей у него не было. На голом черепе несколько рубцов от давно заживших язв. Большая часть левого уха отсутствует. От левого уголка рта тянулся багровый рубец почти до уха. Словно когда-то рот ему разорвали, а потом сшили. Были видны шрамы и от швов. Кожа на всей левой стороне лица была сильно стянута к этому шраму, даже неестественно растянув ноздрю и не давая полностью раскрыться веку левого глаза. Сам глаз был совершенно белый с крохотным черным пятном, постоянно направленным в одну точку. Здоровым у него был только правый глаз.

Рейдер прижал шейную часть маски к горлу и зашевелил бледными сухими губами. Откуда-то из маски раздался голос:

— Ну, что, доволен?

— Да нет, — пробормотал Илья. — Извини. Я не знал.

— Борей, одень маску. Тебе лицо студить нельзя, — сказал своему товарищу Дитрих. — И давайте уже войдем в ангар.

Рейдеры обезвредили еще две растяжки в глубине лаза и раскопали железную дверь с закругленными краями, прикрытую большим листом выбеленной мелом плотной резины. Открыв дверь, они шагнули в кромешную тьму. Варяг и Дитрих включили фонарики. Ангар был большим, что можно было понять и по размерам холма и по тому, какой самолет тут должен находиться. Вдоль стен лучи фонарей выхватывали ряды бочек и каких-то ящиков. Вдоль задней стены находились два огромных топливозаправщика на базе КРАЗов и много гофрированных шлангов разного сечения.

— Вот он! — Воскликнул Яхонтов, когда свет его фонаря скользнул по белоснежному корпусу самолета. Варяг подошел ближе и стал рассматривать его, освещая фонарем.

— Ух ты! — Сквернослов подбежал к нему. — Ничего себе громадина какая!

Ил-76 опирался корпусом на подстилку из толстых квадратных резиновых плиток, а крылья упирались в стальные леса, так же обложенные сверху резиной.

— А это зачем? — спросил Людоед.

— Ну, шины ведь спускают со временем. Чтоб покрышки на шасси не слеживались под тяжестью самолета. — Пояснил Дитрих.

Николай с благоговением рассматривал белый корпус этого гиганта и не мог поверить в то, что есть сила способная не то чтобы поднять это в воздух, но и вообще сдвинуть с места. Каких все-таки высот мог добиться человеческий разум в создании таких вот рукотворных чудес. Однако сомнения отпали быстро. Достаточно было вспомнить ядерное оружие, ракеты, молохитов, пси-излучение и наконец, пресловутый ХАРП. Да. Человеческий разум способен был сотворить многое. Но что теперь с этим делать, этот самый разум не мог до конца разобраться…

— Сколько эти турбины сжигали кислорода, и сколько надо было растениям его восстанавливать? — хмыкнул Людоед, глядя на двигатели самолета.

— Побочные действия прогресса, — вздохнул Варяг.

— Тогда прогресс ли это? — многозначительно заметил Крест и повернулся к Дитриху. — Тут что, аэродром был?

— Что-то вроде того. Резервный. Пара полос. Несколько ангаров. Генератор электрический. Но его свинтили, по-моему, еще до войны.

Висящая на груди Дитриха рация зашипела.

— Командир. Это Овод. Кажется черновики.

— Черт, — выдавил рейдер. — Много?

— Три сто пятьдесят вторых. Километра два. Движутся в нашу сторону.

— Приготовьтесь. Если будут ехать мимо, себя не обнаруживать.

— Сомневаюсь, что мимо проедут. Они идут по следу наших машин.

— Тогда никого не оставлять. Самсон! Самсон, как слышно меня?

— Самсон на связи, командир. — Ответил другой голос в рации.

— Ты Овода сейчас слышал?

— Да, командир. У нас тоже новости хреновые.

— Что такое?

— БАТы исчезли. И топливо для них тоже.

— То есть как?! — воскликнул Дитрих.

— Тайник с машинами обнаружен был. БАТы угнали. Судя по следам, где-то, неделю назад, или около того.

— Что за следы?

— МТЛБ. БМД. По одному. Лыжники. Еще колесные. Вроде две машины. Протектор характерный. Елочка. И цепью обмотаны колеса.

— По колесам судить можешь?

— Да, командир, — ответил Самсон. — Это БТР-152, скорее всего.

— Значит это Черновики. Только у них в этих краях такой антиквариат. Мать их, твари! Уже досюда добрались! Суки!

— Что еще за черновики? — нахмурившись, спросил Варяг.

— Банда местная. Революционно-анархическая группировка. Называются черновиками по фамилии их лидера Якова Чернова и братца его младшего. Терроризируют в этой округе всех выживших. — Пояснил Дитрих.

— Вот и полетали, — вздохнул Николай.

— Без вариантов, — кивнул Сквернослов.

— Погодите, не спешите с выводами, — сурово проговорил Яхонтов и снова обратился к рейдеру: — Где они обитают и куда могли утащить машины?

— В Екатеринбурге они обитают.

— Я думал, его вообще в труху превратили, учитывая какие там производства и какая плотность населения, — заметил Людоед.

— Тремя ракетами ударили, конечно, — кивнул Дитрих. — Еще в окрестностях. Но по окраинам много выживших и беженцев обосновалось. Руины, притягательная вещь. Особенно там, где подвалы уцелели. Различные группировки. Самая сильная это Черновики. Вы что же, собрались идти туда? — он скептически покачал головой.

— А разве вы нет? — ухмыльнулся Крест.

— Это глупо. Нас всего тут четырнадцать человек вместе с вами. А их сотни.

— Ах, ну да. Я и забыл, что вы боитесь мозоли натереть. Это ведь не караваны из засады громить и не рабов в кандалы одевать. — Насмешливо произнес Людоед.

— Не забывайся, — резко ответил рейдер.

— Вы нам хоть дорогу укажите и расскажите из кого эта банда состоит. Глядишь, и без вас справимся. — Махнул рукой Варяг.

— Да черт с ним, с самолетом, — заявил Вячеслав. — Ну, мы ведь и в самом деле рассчитывали луноходом добраться. Так и поедем. А?

— Я тебя спрашивал? — зарычал на него Яхонтов.

Дитрих вздохнул и окинул всех взглядом, ведя лучом своего фонаря.

— Там в основном уголовники, что из зон бежали, когда все началось. Много дезертиров из числа солдат. Беспризорники бывшие. Маргиналы короче. Ладно. Давайте выйдем наружу, разберемся с теми, кто сюда прет. А потом будем думать, как быть дальше.

* * *

Три стареньких БТР-152 тянулись друг за другом след в след. Приспущенные для лучшей проходимости на снегу колеса обмотаны цепями, которые улучшали сцепление. Корпуса их были небрежно выкрашены белыми красками, через которые проступали рыжие пятна ржавчины. Передние люки десантных отделений были открыты, и из каждой машины торчал стрелок пулемета. Из головной машины торчали двое. Один с биноклем, другой водил стволом автоматического гранатомета АГС-30. На этом бронетранспортера демонстративно развивался черный флаг с большим белым черепом в центре.

— Они что, рейдеров не боятся? — тихо спросил Варяг у Дитриха, осторожно выглядывая из сугроба. — Следы, по которым они идут ведь от рейдерских вездеходов.

— Рейдеров все боятся. Эти походу пьяные, либо грибов своих накушались и страх потеряли. — Дитрих подтянул рацию. — Самсон, как слышно?

— Слышу хорошо.

— Где вы?

— На опушке. Противника видим.

— Хорошо. Овод. Доложи обстановку.

— Мы в позиции. Дистанция полста. Готовы работать.

— Отлично. Первую и третью коробку сжечь. Вторую обездвижить. Нам нужен язык. Работать по готовности.

— Есть.

Бронетранспортеры продолжали ползти по следам луноходов Дитриха и Варяга, которые стояли между крупными завалами деревьев. Вдруг, где-то в стороне раздался хлопок и шелест летящего реактивного снаряда. Сразу раздался второй хлопок. Оба гранатометных выстрела поразили цели. Головная машина вспыхнула. Взрывом выбросило того что был с биноклем. Черный флаг, объятый пламенем, полетел в сторону. Замыкающий БТР взорвался. С него послетали верхние люки. Корпус подпрыгнул и завалился набок. Защелкали выстрелы автоматов, бившие по колесам третьего броневика, водитель которого резко вывернул руль вправо и, прибавив ход, пытался уйти от засады. Пули рвали резину задних колес. Бронетранспортер, ревя двигателем, зашипел компрессором подкачки шин, но это ему не помогло. Выстрел из подствольника оторвал ему заднее правое колесо и броневик остановился. Из него высыпали люди в телогрейках и тулупах. Они бросились в разные стороны. Но тут захлестали выстрелы СВД и тихие щелчки «Винтореза». Черновики падали один за другим, настигаемые меткими выстрелами рейдеров. Наконец воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском огня в двух подбитых машинах.

— Командир, больше никого не видим. — Зашипела рация Дитриха.

— Понял. Выдвигаемся к ним осторожно. Кто-то мог затаиться. Ищем языка. Самсон, давайте тоже выдвигайтесь.

Дитрих и Борей осторожно двинулись вперед. Варяг и остальные следом. С опушки загудел третий луноход, медленно приближавшийся к месту бойни. Николай огляделся. Метрах в ста справа от них шли четыре рейдера, держа ручное оружие наготове. С такого расстояния, они, в своей броне, мало чем отличались от обрубков деревьев.

Внезапно из открытых задних дверей второго бронетранспортера загрохотал пулемет. Все залегли в сугроб.

— Овод, вы целы там?

— Да, командир. В Плутона, ублюдок, попал. Но броню не пробил.

— Говорит Самсон. Не высовывайтесь. Сейчас его выкурю.

Луноход Самсона сделал крюк и зашел к броневику спереди. На ходу открылась аппарель и когда машина остановилась в пяти метрах от бронетранспортера, оттуда выскочил рейдер.

— Мужики, а водитель оттуда выбегал или нет? — прошептал Сквернослов. — Дверь то водительская закрыта.

— Точно, — кивнул Варяг, — не думаю что он, выскочив, закрыл ее за собой. Берите дверь на мушку.

— Овод, чего-то замолк пулеметчик. Отвлеките на себя его, — тихо сказал в рацию Дитрих.

Один из рейдеров группы Овода приподнялся и тут же залег. Снова заговорил пулемет черновика.

Рейдер из группы Самсона забрался на капот второго бронетранспортера. Затем на крышу кабины. В этот момент водительская дверь распахнулась, и оттуда высунулся человек с автоматом.

— Вот и водила! — воскликнул Яхонтов и нажал на курок. Его огонь поддержал Людоед. Пули залязгали по борту бронетранспортера, по двери и, ударили по водителю. Он обмяк и вывалился наружу. Тем временем рейдер зашвырнул в открытый люк десантного отделения дымовую шашку и захлопнул крышку люка. Из броневика повалил густой желтый дым и немного погодя выскочил и пулеметчик. Рейдер спрыгнул с бронемашины и ударил его прикладом своего «Винтореза» по затылку.

— За мной, — коротко скомандовал Дитрих и, поднявшись, двинулся в ту сторону.

Возле горящего головного бронетранспортера корчился тот самый человек, которого выбросило взрывом. Он сжимал руками левое бедро. Нога его была оторвана выше колена. Дитрих не останавливаясь, выстрелил ему в голову.

— Так, внимание всем, — заговорил он в рацию. — Тела и машины осмотреть. Каждому сделать контрольный выстрел. Раненых добить. С трупов снять одежду. Собрать оружие и боеприпасы. Все что нам пригодиться. Посмотрите АГС в головной машине. Если целый и есть боекомплект, то погрузите в вездеход группы Ахиллеса. Остальное заберем мы.

Они дошли до второго БТР-152. Пулеметчик лежал на снегу и кашлял, протирая все еще слезившиеся от дыма глаза. Рейдер, который выкурил его, стоял рядом держал черновика на прицеле.

Ни говоря, ни слова, Дитрих нанес боевику ногой удар в живот.

— На меня смотреть! — рявкнул он.

— Не убивайте меня! — задрожал черновик. — Не убивайте, пожалуйста!

— Вы черновики? Да? — Громко спросил Дитрих.

— Пожалуйста, не убивайте! — продолжал причитать пулеметчик.

— Отвечать на вопрос! — снова удар в живот.

— Не убивайте!!! — глаза боевика, красные от едкого дыма, наполнились ужасом перед лицом смерти.

— Так! Он нихрена не понимает! Парни, отрежьте ему правое ухо для начала.

— Нееет!!! — заорал черновик и, перевернувшись на живот, попытался заползти под бронемашину.

Рейдеры схватил его за ноги, и выволокли обратно. Тот, что с «Винторезом», ударил его прикладом по голове.

— Не надо… — зарыдал боевик, — не режьте, пожалуйста!

— Кто вы такие я спрашиваю!!!

— Черновики…

— Вы тут были уже?

— Неделю назад… Один наш на мине тут подорвался…

— В километре отсюда, в той стороне, замаскированный ангар есть. Там было два БАТа. Вы их забрали?

— Д-два чего? — черновик растерянно уставился на Дитриха.

Рейдер снова ударил его и закричал:

— Гусеничные инженерные машины, мразь! С плугами, лебедками, кранами и бульдозерными ножами! Зеленого цвета! Вы их забрали и все топливо к ним?!

— Нет! То есть! Да! Наши их забрали!

— Куда! Куда их дели?!

Черновик хотел что-то сказать, но вздрогнул от выстрела. Один из рейдеров добил лежащего неподалеку его раненного подельника.

— Господи, — промямлил боевик. — Пожалуйста. Не убивайте меня. Я рядовой чернушник! Я ничего не сделал!

Дитрих протянул руку к Борею.

— Дай мне нож!

Рейдер вложил ему в руку внушительных размеров охотничий тесак.

— Не-е-ет!!! — черновик снова попытался заползти под броневик.

Однако на него посыпались удары ногами.

— Отвечай!

— На вторую базу их угнали! А на днях старшие забрали в цитадель!

— Где эта цитадель?!

— Я не знаю!

Дитрих наклонился и, схватив черновика за ухо, прислонил лезвие ножа.

— Не надо!!! Я, правда, не знаю!!! — завизжал боевик. — Старший наш знает!!! Он на базе!!! Командир наш!!! А я только знаю что цитадель в самом Свердловске!!!

— Где ваша база?!

— В Ганиной яме!!! Это там!!! За Исетским озером!!!

— Сколько там ваших?!

— Сотня! Не больше! Теперь даже меньше!

— Какая техника?!

— Два танка! Но они не ходовые! Но с боекомплектом! Еще пять таких бэтэров! Но только два на ходу! И еще МТЛБ и БМД!

Дитрих отпустил его и поднялся.

— Ладно, недоносок, живи пока. — Затем он обратился к тому рейдеру, что выкурил этого черновика из бронемашины. — Свяжи его. Он нам пригодится еще.

Отойдя от броневика, Дитрих увлек за собой остальных.

— Борей, — тихо сказал он. — Заминируй вход в ангар. Как следует, заминируй.

Борей кивнул и направился к вездеходу за минами.

— Ну, так что дальше? — требовательным тоном спросил Варяг.

— Что дальше? Ты все еще горишь желанием отбить эти машины? Ты же слышал, что их угнали в сам город.

Яхонтов повернулся к своим товарищам. Сквернослов досадливо поморщился. Васнецов задумчиво смотрел на запуганного до смерти черновика. Людоед, поймав на себе взгляд Варяга, улыбнулся и кивнул.

— Конечно, — ответил после этого Яхонтов.

Дитрих вздохнул и покачал головой.

— Ну да черт с вами. Поможем. Нам и самим надо теперь что-то делать с этими уродами. Рано или поздно они доберутся до самолета.

* * *

Конвой из трех луноходов двигался по новому, продиктованному сложившимися обстоятельствами, маршруту. Николаю сложно было оценить, насколько жестокость рейдеров являлась оправданной. Он понятия не имел, что из себя представляют, эти самые черновики и не знал, как к ним относиться. Он жалел пленного, объятого паническим страхом во время допроса. Наверное, если бы его просто застрелили, то он не питал бы столько жалости. Но его унижали угрозами зверской расправы. И угрозы эти были весьма реальны. И они низвели человека до животного состояния. Васнецов вздохнул и уставился в смотровую щель, на унылый холодный пейзаж. Мимо проплывали бесчисленные деревья, густо торчащие из снега и подступающие к узкой, редко используемой последние годы дороге. Где-то среди зарослей виднелись покрытые снегом обломки. Похоже, это был большой самолет.

— Дитрих, — позвал Людоед, держа перед собой рацию, которую получил от рейдеров.

— Да, слушаю.

— Что там наш гость еще рассказал? Пока мы в пути, просвети, что это за черновики такие.

— Ну, я же говорил. Анархисты. По сути, организованная бандитская группировка. Из беспредельщиков. Даже воров в законе не признают. Мечтают о мировой анархии.

— А сейчас не анархия? — засмеялся Крест.

— У них несколько свои представления об анархии. Для них восстановление какой-либо государственности неприемлемо. Никаких законов кроме их порядков. Самые злейшие враги для них, организованные общины бывших военных. Военных они называют золотопогонниками. Убивают без разговоров. Но к себе могут принять только бывших рядовых. И то даже не контрактников. Исключительно бывших срочников. Уголовников, но не из воров. Террористов разных, убийц, беспредельщиков, насильников.

— А где они броневики такие допотопные раздобыли?

— Да где-то в области тут был огромный склад консервации военной техники. Там полно старья. Еще когда проблемы с Китаем были, тут старую технику складировали. Дескать, для войны с Китайцами достаточно бронетехники старого образца, для резервистов.

— И чего вы с ними, с черновиками этими, не покончили раньше?

— Да руки не доходили. И много их. Очень привлекательная у них идеология. Вседозволенность по отношению к другим. Вот и присоединяются к ним всякие. Конечно внутри группировки у них жесткие порядки. Провинившегося могут даже съесть.

— Так они каннибалы?

— Не все. Те, кто не брезгует.

— А что за Ганина яма? Так вроде база их зовется?

— Да, — ответил Дитрих. — Историческое место. Разве не знаешь?

— Что-то не припоминаю. — Крест мотнул головой, хоть собеседник, сидящий в другом вездеходе, его и не видел.

— Там шахта, заброшенная и монастырский комплекс. В эту шахту люди Свердлова и Троцкого сбросили тела царской семьи после расстрела. Это еще в начале прошлого века было. После революции. Потом там монастырский комплекс воздвигли в память о них, хотя с останками так и не определились, по-моему. Там вроде вопрос так и остался открытым, Романовы это или нет.

— Так это там царя расстреляли? — подал голос, сидевший за рулем Варяг.

Дитрих услышал его и ответил:

— Нет. Его и семью грохнули в Ипатьевском доме. Но дом этот еще по приказу Ельцина снесли. Это в самом городе. Черновики такие места вообще любят. Устраивают там какие-то шабаши и оргии.

— А враги у них вообще тут есть, которые хоть как-то противостоят? — задал следующий вопрос Людоед.

— Есть всякие группировки. Небольшие, сравнительно с черновиками. Посему и угрозы серьезной не представляют. Никто из них в союзе с этими выродками не состоит. Но и между собой враждуют. Ну, сам посуди. Есть казаки-монархисты…

— Как?

— Монархисты. Ну, царя почитают. Все мечтают отбить святыню у черновиков.

— Яму эту?

— Да. А есть еще национал-социалисты. Вроде много общего с казаками-монархистами, но они православную веру не признают. Считают ее сектой от иудаизма. Как и все христианство. Лояльны лишь к древнеславянским языческим богам. Есть муслимиат. Туда входят кавказцы из мусульманских народов и другие, кто ислам исповедует или принял. Почитают Коран. Практикуют многоженство. Но черновиков ненавидят, как слуг шайтана. Однако едва ли можно себе представить, что они будут сотрудничать с казаками и национал-социалистами. Еще есть «Новый коммунистический интернационал». Дружбу народов проповедуют и мировой коммунизм. Оттого не могут быть в союзе с монархистами или нацистами. Есть криминальные группировки под началом воров в законе. Была еще «Восточная демократическая директория». Мечтали наладить контакт с выжившими американцами и пригласить их в Россию, установить власть. Но этих давно побили все остальные, поскольку никакой другой группировке такой расклад был неприемлем. Ну и слабый был этот союз. Уж очень много там неприспособленных к войне псевдоинтеллигентов было. Оттого, наверное, и хотели защиту от американских штыков, поскольку сами не способны были. Ну, еще несколько группировок. Менее одиозных. Вот и сам посуди, какое может быть организованное сопротивление черновикам, если друг другу только что глотки не грызут. Мир они между собой кое-как установили, но очень шаткий.

— Просто феодальная раздробленность какая-то, — разочарованно вздохнул Людоед. — А вот у нас, в конфедерации дома советов все объединились. И казаки-монархисты и русские национал-патриоты и красные и просто оставшиеся верные присяге и Родине, военные и другие силовики. И ведь с кавказцами из батальона «Ирбис» в союзе были и с безбашенными сталкерами. Как же так, Дитрих? Почему тут они не объединятся?

— А черт их знает. Может, нет сильного лидера, который мог бы повести их всех за собой и найти общие точки соприкосновения. А может не так много ресурсов тут осталось, как в Москве.

— Ну а отчего черновики такие сильные и многочисленные?

— Так я же сказал. Идеология у них притягательна. Особенно для тех, кто вообще все ориентиры в этой жизни потерял. И по национальному признаку они людей не делят. Главное чтобы ты не был заморочен на собственной национальной идентичности и с презрением относился к понятию Родина. Патриотизм считается привилегией цепных псов и только. Ненавидь всех. Грабь, убивай и насилуй. Все что от тебя требуется, будь верен чренушному братству и лидерам. Братьям Черновым. Вот и все. Вот и идут к ним. Так как они сильнее. У них сытнее. И моральных требований к тебе никаких. А ведь мораль есть даже у криминальных группировок. Воровской кодекс. Не говоря уже о строгих полумонашеских правилах монархистов, железной дисциплине националистов, шариату мусульман или коммунистическому аскетизму красных…

Все это повествование навевало дикую тоску и обостряло чувство безысходности. Люди никак не могли прийти к чему-то общему и думать о выживании и возрождении. Люди и тут враждовали. Как знать. Будь в Надеждинске много больше людей, то, наверное, и они тоже разбились бы на группировки и периодически стали бы объявлять друг другу войну.

Николай продолжал смотреть на мрачный пейзаж снаружи и сжимать кулаки от ощущения разочарования. Очень остро захотелось остановить эту миссию. Объявить спасение остатков человечества преступной акцией и сделать все, чтобы ХАРП продолжал уничтожать все что осталось. Но самое обидное в таком случае, что все эти люди не узнают, что им что-то угрожало и он, Николай Васнецов сознательно лишил их шанса на спасение. Они и погибнут все, не поняв, что произошло и, не ощутив чувство вины перед ним, Николаем, который хотел всех спасти, но обрек их в итоге на погибель из-за их неразумности…

— Правильно-правильно, — пробормотал внутренний голос. — Если саботируешь миссию, то погибнешь со всеми в общем котле. И в полной безвестности. Может, стоит подумать, как лучше поступить?

— Опять ты? — мысленно вздохнул Николай.

— Не я, а ты. Забыл? Ведь ты говоришь сейчас с самим собой…

Дальше дорогу перегородила колонна искореженных и сгоревших машин. Между деревьев лежал опрокинутый автобус. Конвой взял правее, объезжая нагромождение транспорта. Вереница грузовиков, легковушек и автобусов, казалось, никогда не кончится.

Деревья кончились, и справа разверзлась бездна огромной котловины.

— Господи! Илья, посмотри! Что это такое?! — воскликнул Васнецов.

— Ничего себе! — раздался возглас Сквернослова из передней кабины.

Людоед прильнул к смотровой щели и взглянул на огромный кратер, по неровному краю которого они сейчас ехали.

— Дитрих, — произнес он в рацию. — Ты это видишь?

— Да. Вижу, конечно.

— И что это? Надеюсь не то, что я думаю?

— Погоди. Спрошу у этого хмыря, — пробормотал Дитрих и после некоторой паузы ответил: — Нет, слава богу. Это Исетский карьер. Тут когда-то добывали что-то. Гранит или что-то в этом роде. Говорит мы уже близко. Меньше десяти километров осталось по прямой.

Впереди замаячили какие-то строения. Все они были в плачевном состоянии. Обваленные крыши. Разбитые стены. Иные строения вообще представляли собой компактные груды запорошенных снегом обломков. Где-то в стороне стоял огромный самосвал. Его размеры пугали, словно они прибыли в царство каких-то жутких великанов. Гигантский кузов был загружен с горкой. Колеса его давно были спущены, и на одном вообще отсутствовала резина. Чуть дальше были видны еще самосвалы и грузовики, но уже обычные. Не таких пугающих размеров. Опрокинутый экскаватор. Разобранные или сгоревшие останки рабочих бытовок. Дальше дорогу пересекала железная дорога. И, похоже, не одна. На нескольких путях стояли длинные эшелоны грузовых вагонов которые так и остались тут стоять с того рокового дня, когда весь этот промысел в карьере, как и многое другое в человеческой жизни, перестал иметь какое-либо значение.

Они долго объезжали заброшенные эшелоны с бесконечной вереницей вагонов. Затем снова руины каких-то строений. И снова лес. Конвой двигался по широкой просеке, которая, однако, довольно скоро кончилась новым пейзажем разрушенных строений. Чуть в стороне несколько холмов и длинные элеваторы, тянущиеся к их вершинам. Снова много разбитой, сгоревшей, или разобранной техники. Миновав этот участок, они выехали на непривычно ровное место, свободное и от техники и от руин и от какой-либо растительности.

— Так, тут не останавливаться, — послышался голос Дитриха в динамике рации. — Это бухта Исетского озера. Лед конечно крепкий, но кто его знает. Надо поскорее миновать это место.

 

44. Яма

Сумерки сгущались, возвещая об окончании очередного безликого и похожего на другие дня. Мало кто следил теперь за календарем. Это была роскошь и привилегия тех, кто не утратил еще признаки цивилизованности. Было немало и таких, кому числа и месяцы приносили боль, когда безликие даты обретали очертания событий давно минувшей эпохи. Больно было осознавать, что такого-то числа день рождения близкого человека, которого давно уже нет в живых, так как его или ее поглотил пожар ядерной войны или ее последствия. Больно было вспоминать, что было в этот день много лет назад. Поход в парк аттракционов? Прогулки по зоопарку? Визит в театр? Увлекательная и запоминающаяся поездка, от которой остались красочные яркие фотографии с позабытой гаммой цветов и непривычно ярким для нового времени солнечным светом? Теперь все это вызывало лишь боль и бесконечное чувство страшной утраты. Николай только теперь, запоздало начал понимать, почему даже в цивилизованном Надеждинске летоисчисление началось с нуля и был сейчас не две тысячи какой-то там год, а просто, двадцатый. Двадцатый год после конца. Наверное, так легче. Понимал он теперь и то, отчего были такими напряженными и сосредоточенными лица людей, когда они проговаривали даты. Ведь даже если ты не хочешь думать о том, какой сегодня день, то обществу, старающемуся остаться цивилизованным насколько это возможно, просто необходим календарь. Хотя бы для эффективной работы дающей пищу оранжереи. И люди, превозмогая боль, пользовались календарем и помнили даты, которые то и дело бередили старые раны воспоминаний. Все это навеяло Николаю аналогию с замкнутым кругом или ямой, в которую угодило человечество давным-давно. А мысли о яме, наверное, навеяны названием этого странного, все больше окружаемого сгущавшимися сумерками места. Ганина яма.

— Что скажешь, Варяг? — Крест, как и Яхонтов и Дитрих, наблюдал в бинокль, укрывшись за снежной насыпью.

— Что-то не пойму. Вот комплекс монастырский. Вон храм обложенный срубом. Значит, внешние посты там должны быть. И курган тот снежный, рядом, возле которого два танка стоят, говорит о том, что это вход в шахту. Верно?

— Ну, верно, — проворчал Дитрих. — А что собственно тебя смущает?

— Да то, что никаких признаков наличия внешнего поста. Никакого патруля. Вообще мертвая тишина. Даже вояки на посту или курят или болтают почем зря. А тут тишина, словно затаились. Дымка и света не видно. Ждали нас? Или они такие дисциплинированные? В этом я сильно сомневаюсь. Но эта тишина настораживает. Вам так не кажется, коллеги?

— Согласен, — кивнул Людоед.

— Ладно, — вздохнул Дитрих и включил рацию. — Парни, тащите эту овцу сюда.

— Есть командир, — ответила рация.

Ждать пришлось минут двадцать. Машины они оставили на безопасном удалении от этого места и, оставив там охрану, двигались сюда уже на снегоступах, аккуратно и медленно продвигаясь, чтобы остаться незамеченными. Однако подозрительная тишина на базе черновиков могла говорить, что их все-таки заметили.

Когда рейдеры приволокли пленного, то у него был завязан рот. Дитрих достал охотничий нож и прислонил его острием к горлу черновика.

— Слушай, недоносок, сейчас я повязку сниму, и пасть твою освобожу. Но имей ввиду, если ты вздумаешь шуметь, свистеть, кричать и даже пердеть, в надежде предупредить своих соратничков, я воткну это тебе в глотку по самую рукоятку и потом буду проворачивать, пока рука не устанет. А когда устанет, меня сменят мои товарищи и будут проворачивать дальше. Понял, урод?

Черновик быстро заморгал глазами и засопел. Рейдеры сняли повязку.

— Мужики, я чуть не помер, — зашептал пленный. — У меня насморк…

— Заткнись, — рявкнул Дитрих. — Почему тишина такая на базе?

— А я почем знаю? — дрожащим голосом пробормотал черновик. — Нас с самого утра не было тут. Когда уезжали, то нормально было. Дрова вон там заготавливали. Пилили поваленные деревья. Зверя стреляли неподалеку. Шахту рыли.

— Какую еще шахту?

— Ну, эту. Нашу. Глубже она ведь завалена. А мы ее откапываем.

— Зачем?

Черновик вдруг замолчал, словно осознав, что взболтнул что-то лишнее.

— Я тебя, сука, спрашиваю, — угрожающе зарычал Дитрих.

— Там это… Ну мы жилища свои расширяли. Новые этажи подземные делали. И это… С метро соединиться хотели… Вот…

— Вы совсем, что ли идиоты? Метро в городе. И до ближайшей станции километров десять. Вы как с ним собирались соединиться?

— Так ведь новую ветку рыли перед войной. Верхнеисетская станция, — пожал плечами пленный.

— Баран, верхнеисетская ветка тянулась к Ново-московскому тракту. А это на юге за южным озером. Ну, вы и дебилы, — рейдер тихо рассмеялся.

— Значит дебилы, — вздохнул черновик. И, похоже, было, что вздохнул он с облегчением, поскольку продолжения этой темы явно не желал.

— Погоди, приятель, — подал вдруг голос Людоед. — По-моему, он не такой тормоз каким хочет казаться. Да? — Крест угрожающе улыбнулся и медленно стал доставать свою катану из ножен. — Знаешь, какая она острая?

— Эй, ты чего? — испуганно пробубнил пленный.

— Ну-ка подержите ему руку. Отсеку для начала кисть.

— Не надо, — простонал тот, прижимая к себе руки. — Пожалуйста, не надо…

— Говори, куда вы шахту рыли.

— Я не знаю.

Получив удар по лицу, пленный распластался на снегу и схватился ладонями за нос.

— Слушай, свинья. У нас мало времени. Поэтому считаю до ста. — Крест занес над ним свой меч. — Итак. Девяносто девять.

— В бункер, — выдохнул пленный. — Где-то рядом должен быть бункер. Он секретным тоннелем с метро городским соединен.

— Что за бункер?

— Старый. Законсервированный. Вроде при Сталине начали делать. Туда вся оборона территорий за Уралом замыкаться должна была в случае нападения американцев. Потом при Хрущеве стройку бросили. После него вроде возобновили. И вроде как к восьмидесятым закончили. Но после развала Союза забросили. Ну и золотишко вроде там искали. Которое большевики там спрятали, когда белые хотели царя вызволить и войско сюда шло. Ходили слухи, что там тонны церковных ценностей.

— Зачем вам сейчас золото?

— Да оно нам нахрен ненужно теперь. Нам бункер нужен и туннель отсюда до города. Что бы все под контролем держать.

— А ты откуда знаешь про этот бункер?

— Слыхал давно. Когда служил еще. Моя служба с такими стройками была связана. Я даже схему военную видел. Там еще туннель шел в лес за озеро. Севернее карьера. Там секретный аэродром для тех, кто должен был быть в этом бункере. Я хреново схему эту помню. Давно было это. Но припоминаю, что бункер должен быть где-то тут. А аэродром вроде там… Ну… Где мы БАТы ваши нашли. Вот…

— И как вы рыли? Чем?

— Лопатами да кирками, чем же еще.

— Небось, рабы это делают? — Дитрих сурово посмотрел на пленного.

— Ну… — осекся он. — Послушайте, я ведь рядовой чернушник. Я главному как-то рассказал про эту схему и все. Я тут не причем. Больше я ничего не знаю. Клянусь.

— А чего вы из самого метро не попробовали бункер найти? — спросил Крест.

— Так оно все обвалилось после атомных взрывов. Ну, почти все.

— Ладно, хрен с ним с метро, — махнул рукой Дитрих. — А что в том храме, который обложен бревнами и мешками?

— Я же говорил. Обложенное здание, это пост внешний. А внутри машины наши стоят. А подальше, в монастыре бывшем, остальная техника и склад древесный. Монастырь тоже утеплен бревнами снаружи. Там второй пост. Два пулемета и снайпер. За монастырем мины.

— А что за курган рядом с этим храмом?

— Что такое курган? — черновик непонимающе окинул всех взглядом.

— Холм, твою мать.

— А… Так это… Блиндаж деревянный вокруг шахты. И сам вход в шахту. Блиндаж мы сделали. А утепляли храм и монастырь еще до нас.

— Кто?

— Ну… монахи эти. Они тут так и остались, когда все началось. Точнее пришли, когда радиации меньше стало. Ну и пытались тут божью обитель, дурачки, сделать. Всем страждущим помогать. На своих благих намерениях и погорели. Но убили их не мы. До нас еще. Клянусь…

— Как ваши могли знать о нашем приближении? Ведь у вас раций не было.

— Да я хрен его знает, — пленный нервно пожал плечами. — Может, заметил кто?

— Не могли они нас заметить. Они не профессионалы а мы не пацаны из учебки, — буркнул Варяг.

— Не стоит недооценивать врага. Это всегда приводило к хреновым последствиям, — мотнул головой Крест.

— Ладно. Парни. Тащите его обратно. Будет рыпаться, кончайте без лишних сантиментов, — сказал Дитрих своим людям и, проводив процессию из двух рейдеров и невольника взглядом, обратился к Людоеду.

— Ну, и что делать решил?

Людоед пожал плечами и усмехнулся:

— Я, конечно, понимаю, что вам ближе человек из своих, артельских, но в нашей группе командиром является полковник Яхонтов.

— Ага. Пусть у Варяга за все голова болит и пусть он за все отвечает? — тихо засмеялся искатель. — Погонами ты со мной сравнялся теперь. Небось, они тебе полкана дали специально, чтоб мой авторитет в группе пошатнуть и воцарить на трон артельщика-ассасина. — Шутливый тон Варяга понял только Илья, поддержавший товарища тихим смехом.

— Да вы ненормальные оба, — проворчал Дитрих. — Чего делать-то будем, я спрашиваю?

— Зачищать по-тихому, — ответил Яхонтов. — Пробираемся к храму. Идут две группы. Мы заходим с левой руки. Ты со своими рейдерами с правой. Одновременно не идем. Держим постоянную связь. Пока идем мы, вы держите на мушке храм, колокольню и курган с танками. Потом мы затаились и взяли все на мушку, двигаете вы. Классическая зачистка. Работаем «Винтарями». Никакого шума. Исключение, если надо подбить танки. И все. И помните. Нам нужен кто-то из главных. Тот, кто знает, куда БАТы утащили.

* * *

Близлежащие деревья лениво поскрипывали на морозе, нарушая ночную и напряженную тишину. Этот скрип был на руку сейчас, маскируя своими стонами повизгивание снега от скользящих по нему снегоступов. Николай и Крест преодолели еще дистанцию в двадцать шагов и затаились в сугробе. Метрах в десяти от них затаились Варяг и Вячеслав.

— Готов. Чисто, — послышался в рации, висящей на груди у Людоеда, голос Яхонтова.

— Идем, — ответил Дитрих. Прошло несколько минут, и он произнес: — Готов. Чисто.

— Идем, — произнес Варяг, и они снова неторопливо стали двигаться к храму.

Вскоре они достигли стены храма, обложенной для утепления бревенчатым срубом. Варяг и Сквернослов стояли с противоположной от Ильи и Николая стороны у входа в здание. Сам вход был сверху защищен от снегопада большим навесом. Снег был расчищен возле него. Перед входом была сделана баррикада из камней и мешков с песком для обороны. Дверь в храм была обита кусками ковров и паласов для утепления.

— У входа, — коротко сказал в рацию Варяг. — Пока чисто.

— Вижу вас, — ответил Дитрих. — Мы на подходе.

— Добро, — Яхонтов машинально кивнул. — Заходим. — Он поправил на лице прибор ночного видения и потянул за ручку двери. Та невыносимо громко заскрипела.

— Черт! — Варяг отпустил дверь и отпрянул от нее.

Ничего не произошло. Никто не поднял тревогу.

— Надо резко, — тихо сказал Людоед. — Цельтесь в дверь, я открываю.

Яхонтов встал на колено и направил ствол автомата на дверь.

— Славик, приготовь осколочную, — скомандовал он Сквернослову.

— Понял, — Вячеслав кивнул и, достав из подсумка гранату, просунул в кольцо указательный палец левой руки, предварительно сняв с нее перчатку.

Людоед резко рванул на себя дверь. Несколько секунд тянулись бесконечно. Казалось, вот-вот кто-то закричи внутри. Начнется стрельбы и эта гнетущая тишина нарушится, наконец, шумом боя. И станет все предельно ясно. Там враг, а тут свои, и надо принять бой. Но снова ничего не произошло.

— Кажется чисто, — шепнул Варяг и озадаченно добавил: — Ничего не понимаю.

— Ладно. Заходим по очереди. Славик, убери гранату, — произнес Илья и сам, первый метнулся внутрь. Внутри царила кромешная тьма. Прибор ночного видения, хоть и был куда удобнее того, с которым Николай бродил по московскому метрополитену, но все равно мало что позволял увидеть. Внутри было просторное помещение. Внутренние стены видимо давно демонтировали, и теперь тут стояли МТЛБ и БМД. Еще много различных частей от самых разных машин и ящики различных размеров. В другой стене большой прямоугольный пролом, где были сделаны ворота. У дальней стены много разных агрегатов и снова ящики. И, кажется, там была ведущая наверх лестница.

Васнецов резко развернулся, услышав за спиной шорох. Его ПНВ снова выхватил в зеленоватом свете мистический силуэт, как тогда, в Московском метро. Это были рейдеры. Они вошли в храм. Фильтры масок были отключены, чтобы не создавать лишнего шума, и было слышно только их приглушенное дыхание.

— Ну что тут? — тихо спросил Дитрих.

— Кажется никого, — пробормотал Варяг, водя стволом «Винтореза» и целясь в темноту.

— Ладно, — Дитрих кивнул. — Вы тут пока осмотритесь. Мы наверх.

— Давай.

Рейдеры быстро исчезли из вида и возникли только четыре неясных силуэта у дальней стены. Они принялись осторожно подниматься по лестнице. Варяг и Сквернослов стали двигаться вдоль МТЛБ и обходить его спереди. Николая и Крест пошли сзади. Обойдя машину, Людоед снял перчатку с ладони и приложил руку к выхлопной трубе МТЛБ.

— Что там? — шепнул Яхонтов.

— Не теплая. Но и не такая холодная, как должна быть при таком морозе, — тихо ответил Людоед. — Видимо не так давно заводили. Но угаром уже не пахнет в этом гараже. Может час, полтора прошли. А может меньше. Видимо прогревали для легкого и быстрого запуска двигателя.

— Ладно, шут с ним, — махнул рукой Варяг.

— Тихо! — Вячеслав ткнул указательным пальцем вверх. — Слышите?

Наверху скрипели полы от осторожных, крадущихся движений.

— Это рейдеры. Чего панику разводишь, — Крест слегка толкнул Сквернослова.

— Ах да, — выдохнул Вячеслав. — Я и забыл. Ну и стремно же здесь, мужики.

— Обделалась, Фрося? — хихикнул Крест.

— Иди ты в…

— Заткнитесь оба, — рыкнул Варяг. — Вон, кажется, калитка в воротах есть. Я открываю.

Калитка заскрипела, как и дверь. Яхонтов с силой толкнул от себя и резко присел, приготовив оружие.

— Что там? — спросил Людоед.

— Снег утоптан хорошо. Никого не видно. Шагах в тридцати кажется вход в блиндаж этот.

— Пошли туда, — кивнул Илья. — Тут ловить уже нечего, — затем он проговорил в рацию: — Дитрих, что там у вас?

— Чисто, — послышался ответ. — Мы пулемет нашли у окна. Лишняя ноша пока ни к чему. Но мы его из строя выведем сейчас и спустимся.

— Добро. Мы двигаемся к яме. К блиндажу.

— Понял. Ждите нас там.

Варяг вышел на улицу. За ним осторожно Вячеслав. Следом Людоед. Замыкал Николай. Он уже занес ногу, чтобы переступить через порог, но вдруг резко обернулся. Что это было? Он готов был поклясться, что слышал какой-то глухой звук. И звук шел не из потолка, что можно было объяснить шагами рейдеров. А может, показалось? Может психика подводит из-за этого затянувшегося напряжения и гробовой тишины, нарушаемой лишь треском деревьев в лесу вокруг этого места? Он подошел к МТЛБ и прислонился ухом к корпусу. Тишина. Только стук собственного сердца. И прерывистое дыхание. Васнецов не сразу понял, что это его дыхание. Он попытался не дышать, но сердце от этого стало биться еще сильнее. Николай сделал глубокий вдох и вдруг отчетливо услышал какой-то странный звук. Что-то глухо лязгнуло внутри. Или действительно показалось? Он стал гнать от себя мысли о том, что все это ему померещилось и одновременно убеждать себя в том, что там, внутри машины, кто-то есть. Кто-то затаился и выдал себя каким-то неосторожным движением. А что если и в БМД сидит некто? Там ведь пушка. Но и МТЛБ, хоть и без оружия, может причинить серьезные неприятности, если там действительно кто-то прячется.

— Колян. Ты застрял там что ли? — послышался голос Сквернослова.

Васнецов шагнул к двери.

— Славик, кажется там кто-то…

Страшный грохот разорвал тишину и, все вокруг наполнилось жутким ревом. Казалось, никто не ожидал, что эта тишина нарушится именно так. Николай упал от неожиданности и уже лежа резко развернулся, глядя на ревущий двигателем МТЛБ, который сейчас был словно огромный фантастический зверь, разверзнувший пасть, чтобы поглотить его в мгновение ока.

— Атас, Колян! — заорал Сквернослов, хватая Васнецова и выволакивая его из храма.

Они успели отпрыгнуть от ворот в сторону, как раз в тот момент, когда вездеход рванулся с места, снося ворота и превращая их в массу разлетающихся в разные стороны досок и брусьев. МТЛБ катил прямо, набирая скорость. Его словно не заботили эти незваные гости и, казалось, что тот, кто управлял этой машиной, был одержим одной мыслью, убраться отсюда как можно дальше и как можно быстрее.

— Мать вашу! — заорал Варяг выбираясь из снега и отбрасывая от себя навалившиеся щепки, доски, и обрывки того чем ворота были обиты. — Славик, «Муху», быстро!!!

— Я уронил! — крикнул Сквернослов и стал быстро копошиться в снегу и обломках ворот.

— Быстрее! Уйдет же!

Раздался хлопок и с верхнего этажа храма метнулся реактивный снаряд. Выстрел из гранатомета быстро достиг МТЛБ и врезался сверху в его приземистый корпус. Грянул взрыв. Машину объяло пламенем. Двигатель проурчал еще несколько секунд и заглох.

— Кто стрелял? — крикнул Вячеслав.

В кабине горящего МТЛБ открылся люк, и из него вывалился дымящийся человек. Он встал на колени и поковылял в сторону леса, схватившись обожженными и окровавленными руками за голову. Преодолев несколько метров, он вдруг замер и истошно заорал.

Людоед бросился в его сторону.

— Не стреляйте в него! Надо его взять! — крикнул он и, оказавшись уже на полпути к человеку, вдруг резко развернулся и нырнул в ближайший сугроб. Раздался еще один взрыв и вопль человека из МТЛБ прекратился.

— Черт! Что это было?! — крикнул Варяг.

Крест выскочил из сугроба и побежал обратно к товарищам.

— Он себя гранатой подорвал! — Крест быстро выбрал удобную позицию, и присев взял на мушку вход в блиндаж. — Славик, ты «Муху» нашел?

— Да, — прокряхтел Сквернослов, доставая из снега зеленую трубу одноразового гранатомета.

— Тогда живо бери на мушку те танки. Только не стреляй пока.

— Слушай, Крест, ты что-нибудь понимаешь? — проворчал Варяг, целясь «Винторезом» и водя его стволом по сторонам.

— Ни черта. — Коротко ответил Людоед.

Внутри храма раздалось лязганье металла. Васнецов направил ствол своего оружия в темную пасть снесенных ворот.

— Тихо пацан, спокойно, — из темноты показался Дитрих. — Там мои люди БМД проверяют. Может и там кто затаился.

— Это вы лайбу подбили? — спросил Сквернослов у рейдера.

— Мы. Что оставалось делать? Почему вы сами мешкали?

— Да он нас всех чуть не переехал, — ответил Вячеслав.

— Как же вы так проворонили человека в МТЛБ?

— А у нас что, рентгеновское зрение, по-твоему? — Людоед повернул голову и бросил на рейдера недовольный взгляд. — Кто мог знать, что на таком холоде в машине сидит кто-то.

— Ладно, так или иначе мы осиное гнездо разворошили. — Проворчал Варяг. — Сейчас повыскакивают.

— Не видать что-то никого. — Мотнул головой Вячеслав. — Ведь давно бы выскочили, так?

— Н-да, странное что-то, — вздохнул Людоед. — И придурок этот на МТЛБ. Он будто бежать собрался. Чего вдруг?

— А чего раньше не бежал? — возразил Дитрих.

— Может корешей своих ждал, которых вы завалили на аэродроме. А тут увидел в прибор смотровой тени какие-то крадущиеся. Да черт его знает вообще. Что-то странное тут. Пленный говорил их тут около сотни. И что? Видели только одного и то с ним что-то странное творилось.

— Слушайте, а ведь действительно на взрывы так никто и не отреагировал. — Сказал Яхонтов. — Они повымирали тут все что ли?

Из храма показались остальные рейдеры.

— Ну что? — Дитрих уставился на них.

— БМД пустая. Нет там никого. Да она и не на ходу. Правый трак перебит и, наверное, топливо слито.

— Ладно, давайте дальше. В блиндаж. И за танками следите. Мало ли что. — Людоед медленно двинулся к входу в подземелье.

Они все достигли двери. Вокруг снова воцарилась неестественная тишина. Теперь лишь к треску деревьев добавился и треск языков пламени из догорающего вездехода. Это немного осветило ближайшую местность и добавило и без того гнетущей обстановке причудливых и уродливых теней.

Оставив дозор из двух человек снаружи, рейдеры вошли первыми. Осторожно. Держа наготове оружие. Внутри были выложенные шлакоблоками до самого низкого потолка бойницы. Висела зажженная керосиновая лампа. За стенками амбразур опрокинутое кресло и стул. На полу лежал термос и горсть гильз. Чуть в стороне рожок от автомата и в тени виднелся сам автомат. Они прошли дальше. На полу стали видны крупные темные пятна.

— Кажется кровь, — тихо сказал один из рейдеров, светя фонарем.

Группа свернула за угол. Узкий бревенчатый проход с открытой дверь. За ней большое помещение, пол которого был застлан массивным длинным брусом. В полу зияло большое квадратное отверстие, в которое уходила лестница. Посветив туда фонарем, рейдеры двинулись вперед. В убежище царила полная тишина и, тут даже треска деревьев слышно не было. Поэтому шипение рации Дитриха стало для всех полной неожиданностью и показалось нетипично громким.

— Командир. Это Борей.

— Да Борей. Что у вас? — Совсем тихо ответил Дитрих.

— Мы наблюдали вспышку в вашей стороне. У вас все в порядке?

— Да. Подбили одну коробочку. Сами все целы.

— Ясно. У нас тут что-то странное с пленным твориться.

— Что такое?

— Припадок у него начался полчаса назад. Потом бредить начал и в жар его бросило. Причем сильный. И пятнами какими-то весь пошел. Сначала красными, а теперь они чернеют. И он совсем невменяемый стал.

— Понял. Постарайтесь симптомы продиагностировать и вколите после этого что-нибудь ему. Если что, сообщай.

— Понял, командир. Конец связи.

Широкая лестница спускалась в глубокую яму, диаметром около двух десятков метров, дна которого не видно. В вертикальных стенах ямы выдолблены большие ниши с дверями и деревянными подпорками. В двух нишах висели керосиновые лампы, дающие скудный свет. Вдоль стен спиралью вниз опускались деревянные пандусы, ведущие к двум нижним этажам земляного убежища. С потолка шахты свисали три лебедки, видимо для извлечения грунта при земляных работах внизу.

— Толково они тут все устроили, — хмыкнул Людоед. — Только если они глубже копают, куща девают грунт?

— С тыльной стороны храма целая гора, прямо ко второму этажу подступает, — ответил Дитрих.

— Ясно. Только вот неясно куда все подевались.

— Кровь, — мрачно произнес Варяг, светя фонарем на пандус по которому они теперь неторопливо двигались.

Дорога впереди действительно была обильно полита кровью. Причем свежей. Снова все чаще стали попадаться скопления валяющихся гильз. Еще один автоматный рожок. Пустой. Крест поднял одну гильзу и понюхал.

— Часа четыре назад стреляли, — констатировал он и швырнул гильзу в темноту шахты. Звука ее падения они так и не услышали. Это конечно не значило, что шахта бездонная, пусть дна ее и не видно в этом мраке. Просто гильза могла упасть на что-то мягкое.

Достигнув первой двери, они обнаружили, что она лишь прикрыта. За ней было большое темное помещение. Свет фонаря выхватывал ряды двухъярусных коек и железные шкафчики возле них. Матрацы, одеяла, старые простыни, табуретки и некоторые элементы одежды лежали на полу и некоторых койках в большом беспорядке. Людоед задержал свет фонаря на одной белой простыне. Варяг проследил по его лучу и, подойдя к койке, стал ее разглядывать.

— Мать твою, да это же блохи! — вскликнул он, резко отпрянув.

— Давайте-ка выходить отсюда, — проворчал Людоед, пятясь. — Нам еще блох не хватало.

Они вышли на пандус и двинулись к следующей двери.

— Командир! — послышалось из рации Дитриха. На сей раз голос Борея был взволнованным.

— Да. Я на связи. — Ответил Дитрих.

— Это бубонная чума!

— Что? — рейдер остановился и нахмурился.

— У пленного какая-то ураганная форма бубонной чумы!

— Ты уверен?

— Абсолютно, командир. Лихорадка, интоксикация, воспаление бубонов. Только разница лишь в скоротечности. Уж очень быстро все у него развивалось. Подозреваю, что у него очень плохой иммунитет или вообще иммунодефицит и поэтому болезнь так быстро прогрессировала.

— У нас в аптечках есть противочумные препараты. Опробуй на нем.

— Не получится, командир. Мы его сожгли.

— Кого сожгли?!

— Пленного. Из огнемета.

— Зачем?

— Так чума ведь. И на кой черт он такой нам нужен?…

У Николая сжалось сердце. Он едва сдерживал в себе эмоции, давя в глубине души пробуждающуюся жалость, когда пленника подвергали унизительным допросам рейдеры и потом Людоед. Но теперь Васнецов представил, как этого человека живьем жарят из огнемета, и стало не по себе. Пока не было ничего существенно доказывающего то, что эти черновики для них являлись врагами. Пока только черновики подверглись нападению, а не наоборот. Но в любом случае, проявить сочувствие не было бы зазорным для Николая даже по отношению к врагу. За теми лишь исключениями, когда он сам убивал врагов, зачастую зверски, особенно там, в Вавилоне. Но о тех жертвах он старался не думать, понимая, что жалость к тем, кого убил сам, может перерасти в уничтожающую жалость к самому себе.

— Так, ладно. Двигайте сюда быстро. Тут тоже странное что-то. Как понял меня?

— Понял, командир. Конец связи, — ответил Борей.

— Погодите, — задумчиво произнес Варяг. — Так у них тут… У них же тут чума…

— А мы могли ее подхватить? — Васнецов уставился на Людоеда и на Варяга.

— Запросто, — нахмурился Крест.

— Тише мужики! — стоящий ближе всех к краю пандуса Вячеслав повернулся и уставился в черную бездну шахты. — Вы слышите?

— Что там еще? — Илья подошел к нему и посветил вниз. Но свет фонаря растворился во мраке, так и не достигнув дна. Он выхватил лишь продолжающуюся спираль пандуса и поддерживающие деревянные конструкции.

Снизу доносился какой-то нарастающий звук. Причем это был целый конгломерат звуков. По мере того, как он становился все громче, можно уже было распознать мириады слившихся воедино писков, визгов, скрежета и хруста. Шорох, помноженный в сотни тысяч, или миллионы раз. Что-то еще, похожее на нарастающее шипение.

Теперь все посветили вниз, и усиленный свет достал глубже, чем луч одного фонаря. Теперь было видно что-то противоестественное. Мгла внизу шахты шевелилась! Она словно бурлила и тянулась все выше и выше, к смотрящим на нее людям. Мгла поглощала спускающийся в бездну пандус и лестницу, растворяя их в себе и, надвигалась все ближе, сопровождая это нагнетаемым и становящимся все громче звуком, словно вонзающимся миллионом клыков в каждую клетку нервной системы.

— Господи. Что это? — Пробормотал Дитрих. Он достал фальшфейер и поджег его. Затем швырнул вниз. Ярко освещенная область шахты стремительно понеслась на дно и, вдруг всем стало ясно, что растущая и шевелящаяся масса не имеет конца.

— Живо все наверх! — Заорал Людоед.

Все бросились по пандусу к выходу. Лишь замешкался Сквернослов.

— Славик! Ты чего?! — Крикнул Николай.

— Сейчас! — он снова достал из кармана гранату и, выдернув кольцо, швырнул ее в низ. Затем бросился следом за Васнецовым.

Раздался взрыв и шум разразился чудовищным воплем слившихся воедино тысяч источников пронзительного визга.

Они выскочили на улицу, где их встретили два рейдера, оставленные снаружи.

— Что случилось? — недоумевающее спросили они, глядя на то, как судорожно закрывают за собой дверь те, кто в такой спешке вернулись из шахты.

— Снегом дверь закидывайте! — крикнул Дитрих.

Николай и Вячеслав вскарабкались на склоны сугробов по обе стороны от двери руками и ногами принялись сталкивать большие массы снега к двери. Людоед, Варяг и рейдеры подгребали все, что нападало, ногами, постепенно замуровывая вход.

По ту сторону двери раздался скрежет, треск и шорох.

— Черт, — выругался Дитрих. — Борей! Прием! Где вы?

— Через минуту будем, командир! Что случилось?!

— Приготовьте огнеметы и противочумные препараты для профилактики! Как понял меня?!

— Все понял командир!

Отбежав к догорающему МТЛБ, все приготовили оружие. Треск двери становился все сильнее и, наконец, она просто превратилась в труху, под натискам чудовищной черной массы. Тысячи огромных, многие до метра длиной, черных крыс, в едином порыве рванулось наружу. И подобно тому, как живой организм состоит из миллионов клеток, эта лавина крыс составляла, будто единый суперорганизм, одержимый одной лишь идеей. Одним инстинктом. ЖРАТЬ!

— Огонь! — заорал Дитрих.

Защелкали бесшумные автоматы, и только людоед убрал ВСС за спину, сменив его на «Калашников» снаряженный надпиленными пулями. Тщетность стрельбы по бесчисленной орде гигантских крыс была понята еще до того как все истратили по одному рожку. Полетели осколочные гранаты. Взрывы разрывали тушки крыс. Рассеивали на какое-то мгновение толпу. Многие крысы кидались на своих погибших сородичей и в мгновение ока сжирали их не оставляя даже костей, наводя на жуткие догадки о том, что стало с людьми в Ганиной яме. И в мгновение ока беспорядочная толпа отвратительных существ снова превращалась в единый суперорганизм, неумолимо надвигающийся на людей.

Внезапно с двух сторон от обреченных выросли стены огня ударившие по толпе крыс. Живая масса вспыхнула, освещая пространство вокруг и источая невыносимую вонь горящей живой плоти. Снова ударили огнеметы подоспевшей группы Борея. Полетели самодельные напалмовые гранаты. Яркие вспышки сжирали крыс так, как крысы хотели поглотить людей. Еще какие-то гранаты вспыхивали белыми яркими шарами и разбрасывали вокруг мириады светящихся неестественным светом гранул, которые попадая на животных, мгновенно прожигали их тела, проникая внутрь заставляя зверей биться в агонии, вертеться волчком, истошно верещать и вспыхивать яркими факелами. Так действовали рейдерские гранаты с белым фосфором.

— По машинам, быстро! — закричал Борей. — Долго мы их не удержим!!!