— Илья, ты больной?! Ну, просто скажи, что ты больной и все станет понятно! Скажи, что ты патологически не можешь жить без убийств! — Варяг нервно топтался на снегу и часто затягивался своей трубкой, то и дело, выпуская сизый дым в ледяной утренний воздух.

Крест стоял, облокотившись на корпус лунохода и, исподлобья смотрел на Яхонтова.

— Тебе легче считать меня больным маньяком?

— А ты не маньяк?! Получается, что пока все спали, ты незаметно шнырял по этому комплексу, нашел их топливное хранилище на заправке, выдрал электрический кабель где-то на потолке и сунул его туда, в емкость. А потом заставил светом наших фар пустить электричество со световых батарей и произвести детонацию нескольких десятков тонн горючего?!

— Ну, именно так я все и рассказал, — равнодушно пожал плечами Илья.

— А нахрена?!

— Они там все людоеды…

— Людоеды? Людоед, да ведь ты тоже людоед!

— Несмешной каламбур.

— А кто тут шутит? Кто, Илья?

— Я единственный людоед, который не ест людей.

— Правильно. Ты их просто убиваешь. Пачками!

— Миллионами, — ухмыльнувшись, кивнул Крест.

— Они не от хорошей жизни каннибализмом занимаются! Занимались вернее!

— А ты? Почему ты человечину не ешь? Почему конфедераты и сталкеры людей не едят? Почему Колька от одной мысли о каннибализме бледнеет? Вы на другой планете живете? Сытой и благоденствующей?

— Они не причинили нам вреда!

— Но ели других. А на других нам плевать. Нам ведь хорошо и ладно. Так? — кивнул Людоед. — А теперь представь такую ситуацию. Вы добрались до ХАРПа и взорвали его к чертям. Наверное, он перестанет влиять на погоду. Наверное, облака расступятся. Наверное, климат смягчится. И все выжившие повылазят из своих нор. Если сейчас все действуют на ближайшей к их жилищу территории, кроме нескольких психов решивших проехать полмира ради призрачной надежды, то потом они, все остальные, ринуться на обширные пустующие территории. На своих соседей. И что эти «три свиньи» принесут людям? Как ты думаешь?

— Это сомнительное оправдание.

— А я не оправдываюсь. Мне не в чем оправдываться. И к тому же, я сначала зарезал олигарха. Нам все равно не дали бы уйти оттуда.

— А зачем ты его зарезал? Просто из-за того, что его взгляды на жизнь противоположны нашим? Только из-за этого?

— Взгляды на жизнь, говоришь… — улыбнулся Крест. — Ну, были причины убить его. Тебе не понять, раз ты такой либерал.

— Илья… — подал, наконец, голос, стоявший в стороне и ежившийся от холода Николай. — Илья!

— Ну чего тебе?

— Расскажи Варягу. Расскажи ему про «Артель».

Людоед уставился на Николая, затем устало повесил голову и тихо засмеялся.

— Однако… — пробормотал он. — Парень совсем не промах…

— Про какую еще «Артель»? — нахмурился Варяг. — Про ту, что он взорвал?

— Нет. — Васнецов мотнул головой и поправил шапку. — Другая «Артель». Некое тайное общество… Неужели ты не знаешь, Варяг? Ты ведь дружил с моим отцом. А он был в этом обществе. Это люди, имевшие на руках списки влиятельных в стране людей, подлежащих уничтожению в случае большой войны.

— Что за бред, — Яхонтов недоумевал. — Откуда ты вообще взял это?

— Дядя рассказал.

— Кто рассказал?

— Эту записную книжку, что сталкеры мне просили передать, вел мой дядя. Владимир Васнецов. Его завербовали в «Артель».

— Ассасины, — хмыкнул Людоед.

— Ассасины? Это же древнее тайное исламское движение, — Яхонтов взглянул на Илью. — При чем тут это?

— Хашашины. Типа, употребляющие гашиш или одурманенные гашишем. Завербованные духовным лидером и фанатично преданные ему боевики. Ассасины, это уже европейская транскрипция. Синоним скрытных профессиональных убийц, для которых не существует преград и от которых практически нельзя ни скрыться, ни защититься. Вербовщик именно так нас и называл.

— Так ты ассасин? — удивлению Варяга не было предела.

— Да. Он самый… В том числе и ассасин, — Крест лукаво улыбнулся. — Именно поэтому я и грохнул этого олигарха. Он был в черном списке.

— Господи, Илья, столько лет уже прошло. Все в прах превратилось. На кой черт тебе это надо было сейчас?

— У преступлений нераскаявшихся врагов народа и страны, срока давности нет, — нахмурившись, ответил Людоед.

— Врагов народа? У нас тут что, тридцать седьмой год?

— Знаешь, Яхонтов. Если бы мы повторили этот самый тридцать седьмой год своевременно, то может и катастрофы общемировой не случилось бы. Слишком поздно мы стали отстреливать тех, кто своими деяниями позволил противнику думать, что война будет легкой прогулкой. А оно вон как вышло. Давили нас, дробили. Разваливали и опускали. Потом решили сделать контрольный выстрел, а мы, оказывается, были в состоянии дать сдачи. И так дали… Сам видишь.

— Черт… Да ты сам понимаешь что говоришь?

— Возможно, если бы мы пошли на сознательные жертвы заблаговременно, то других, гораздо больших жертв избежать смогли бы…

— А кто… Кому дано определять списки жертв? Чья эта привилегия? Твоя? Ты же сам говорил Николаю, что он напрасно решает за других, что для них благо, а что нет. А сам? Кем ты вообще себя возомнил? А эта несчастная девочка, в чем провинилась? Она ведь тоже сгорела, как и все в той общине. Ее за что?

— А она выбрала свой путь. Верно Николай? — Крест посмотрел на Васнецова.

— Ты что, подслушивал мой с ней разговор? — вздохнул тот.

— Ну, ты ведь позволил себе подслушать мой разговор, — подмигнул ему Крест.

— Откуда ты знаешь?

— Догадался, — хмыкнул Крест. — Ты весьма предсказуем.

— Она выбрала свой путь, — угрюмо кивнул Яхонтов. — Просто она не знала, что в их дом пришел человек, который всех их приговорил. Который сожжет их всех заживо. Она ведь не знала, что ей осталось жить пару часов. Потому и выбрала тот путь. Что ты за человек, Илья. Что ты за псих такой.

— Мне ее жаль, конечно. Вообще много кого стоит пожалеть на этой планете. Но. Когда лес рубят, то щепки летят.

— Да пошел ты! — рявкнул Варяг и полез обратно в шлюз.

Людоед какое-то время задумчиво смотрел не снег перед собой, потом медленно повернулся к Николаю.

— Ну, что блаженный. Пора ехать дальше.

— Мне до ветру надо. — Ответил Васнецов, переминаясь с ноги на ногу, отчего под ногами раздавался хруст снежного наста.

— Ну, так чего ты ждешь? Иди.

— Ладно.

— Только далеко не отходи. Опять вляпаешься во что-нибудь. — Улыбнулся Крест.

— Хорошо. — Николай направился накренившемуся дереву, одиноко торчащему из сугроба. Он встал за дерево спиной к луноходу и сделал свои дела. Уже когда он заправил одежду, его взгляд уловил что-то странное. Это была тень. Сумрачный мир не знал теней на улице. Солнечный свет растворялся в вечных облаках и те равномерно освещали днем поверхность земли. Но сейчас Васнецов увидел, как перед ним медленно очерчивается его собственная тень. И тень наклонившегося мертвого дерева. Николай замер, не понимая, что происходит. Тень становилась все темнее и ее размытые границы постепенно приобретали все более четкие очертания. Дневной свет становился все интенсивнее. И вдруг мириады кристалликов снега засверкали вокруг, играя лучами света. Ничего подобного он никогда не видел. Во всяком случае, не помнил. Васнецов медленно повернулся и оторопел. Туманная дымка мутного как грязная вода горизонта расступилась и в непроницаемом своде лениво плывущих облаков образовалась огромная круглая брешь. Николай задрожал от волнения. В этой бреши, разогнавшей вокруг себя тучные, пышные облака, каскадом спускающиеся почти к самой земле, зияла невероятная голубизна чистого неба. Васнецов зажмурился от яркого нестерпимого света, когда наконец солнце выглянуло из-за края гигантской воронки. Он прикрыл лицо руками отгораживаясь от этого фантасмагорического зрелища, поскольку солнце било даже сквозь прикрытые веки. И больно было смотреть на сверкающий снег. Это было совершенно невероятно. С тех самых пор, как тучи затянули небо и, началась ядерная зима, выжившие надеялись, что это временно. Это ненадолго. Что облака расступятся, как это обычно бывает в природе, и люди снова увидят солнечный свет и чистое небо. Но этого не происходило. И давно уже всем казалось, что теперь так будет всегда. Остатки людей, зажатые между промерзшей и покрытой снегом землей и низкими тяжелыми свинцовыми облаками… Но сейчас… Может все это лишь почудилось? Ведь мерещилась ему Рана, катающаяся на коньках и еще всякое прочее…

Николай осторожно приоткрыл глаза. Нет. Это действительно разрыв в облаках. Это действительно синее небо и то самое солнце, с которым человечество в разлуке уже долгие годы. Васнецов бросился бежать к луноходу. Людоед стоял возле машины, задрав голову. Непривычно было видеть его таким. Лицо удивленное и во взгляде что-то благоговейное. Даже рот от удивления приоткрыл. Берет, отягченный спрятанным в нем метательным лезвием упал с головы в снег и так и лежал позади Ильи, который на это не обратил никакого внимания. Он продолжал смотреть на это невероятное и красивое зрелище. Гигантская воронка в серых тучах медленно, но верно приближалась.

— Крест! Ты видишь это?! Или я сплю?! — Николай подбежал к Людоеду и схватил его за плечи.

— Небо, — с каким-то трепетом в голосе прошептал Крест. — Надеюсь, что ты не спишь. Тогда и я значит сплю. Господи, а я и забыл, как оно красиво…

— Илья, надо ребят позвать! Они должны это увидеть!

Людоед ничего не отвечал. Только смотрел на разверзшуюся бездну чистоты и света. Словно сам Всевышний разогнал ладонями грязную пену облаков и взирал сверху на то, как там поживают те немногие из его питомцев, что умудрились остаться в живых после своего глобального суицидального шабаша.

— Илья! Ты слышишь меня?!

— Погоди, — Крест, наконец, пришел в себя и поднял свой берет. — Что-то тут не так. Разрыв почти идеально круглый. Километров пятьсот в диаметре. Или даже больше. Может и тысяча.

— И что ты думаешь? — Васнецов с тревогой взглянул на товарища. Неужели это фантастическое и великолепное зрелище, побуждающее желание жить, таит в себе какой-то подвох?

— Такой ровный круг в облаках можно проделать термоядерным взрывом.

— Что?! — воскликнул Николай.

— Но посмотри. Облачный каскад по краю воронки медленно по спирали закручивается. Да и вспышки взрыва с эхом мы не наблюдали. Значит это не взрыв.

Внезапно дверь водительской кабины открылась, и оттуда выскочил Юрий. Николай только сейчас заметил, что антенны на луноходе снова выдвинуты.

— Вы какого хрена стоите?! — воскликнул космонавт. — Быстро в машину!

— Юра, ты видишь это?! — крикнул ему в ответ Николай.

— Вижу, черт вас подери! Именно поэтому вам надо срочно в машину!

— А что…

— Быстрее, вашу мать!!!

Николай и Крест залезли через шлюз и уселись на сидения. Варяг наблюдал за небом в перископ. Сквернослов продолжал спать, но от начавшейся суеты вроде стал просыпаться.

— Ну, теперь растолкуй, — обратился Крест к Алексееву.

— Я связался, наконец, с нашим космическим кораблем, — ответил Юрий.

— Ну, это я понял по антеннам.

— Короче, этот разрыв, формирующийся циклон. А воронка, область сверхнизкого давления. Там буквально спускается холод из самого космоса, если грубо говорить. В любой момент здесь может случиться резкий температурный перепад. Если находится на улице, то даже глаза не успеете закрыть, как в лед превратитесь. Температура резко упадет в два, три раза. А сейчас за бортом минус тридцать. Никакая одежда не спасет.

— И такое бывает? — спросил Варяг.

— Бывает. Но не с такими температурными скачками. Это аномальный циклон. Формировались два фронта. Один естественный, а другой, похоже, был вызван ХАРПом. Он оттуда шел. От Аляски. И мощнее. Короче два фронта столкнулись и начало формироваться вот это.

— Чертов ХАРП, — проворчал Яхонтов.

— Я что-то пропустил? — вздохнул сонный Вячеслав.

— Иди, погляди, — Варяг пригласил его к перископу. — Пока есть возможность увидеть чистое небо, сделай это. Другой возможности может и не будет.

— Ты все это от корабля своего узнал? — поинтересовался Крест.

— Разумеется. Он в автоматическом режиме работает как геодезический спутник.

— Господи… Красота какая… Невероятно… — бормотал Сквернослов, глядя в перископ.

— Что еще передал корабль? — задал очередной вопрос Илья.

— Да мало утешительного. — Вздохнул Юрий.

— А конкретнее?

— На Урале вулканическая активность. Две горы превратились в действующие вулканы. Но это полбеды. Три вулкана активны на севере Аляски. Это тоже терпимо. Нам надо южнее той зоны. Самое хреновое, это вулканическая активность в национальном парке Йелоу Стоун, на территории бывших соединенных штатов.

— Что это еще за такое? — нахмурился Варяг.

— Это, по сути, гигантский вулкан. Самый крупный, известный науке. Уже давно ученые выяснили, что его активность циклична с периодом примерно в шестьсот тысяч лет. И после последнего извержения прошло примерно шестьсот двадцать тысяч лет. То есть очередной цикл ожидался в нашу эпоху. Может в нашем веке, а может и в течении ближайших двух тысяч лет. Но хомосапиенсы не стали дожидаться природного апокалипсиса а устроили свой. Рукотворный. Этот вулкан начал просыпаться. Быть может, катализатором послужили ядерные удары. Быть может воздействия ХАРПа на планету. Это уже не важно. Важно то, что сначала было одно извержение. Теперь их там пять. Они идут по кромке древнего жерла. Если эта пунктирная линия вулканов опишет круг по периметру древнего вулкана, то мы получим кальдеру диаметром около ста километров.

— Господи, Юра, ты по-русски можешь говорить? — нахмурился Людоед.

— Ну… Под землей, под этим национальным парком, гигантский магматический мешок. Представь, что ты на льду по кругу сверлишь лунки, а потом прыгаешь в центр круга. Лед проваливается, и большая масса воды выплескивается из бреши. Если вулканы очертят законченный круг по периметру древнего жерла, то есть магматической камеры, то огромное плато провалиться в магму и может произойти гигантское извержение единого супервулкана.

— И чем это грозит?

— Выбросом большого количества пепла в атмосферу. Один такой вулкан может погрузить землю в ядерную зиму на несколько лет.

— Так уже почти два десятилетия ядерная зима. И что?

— Илья, ты совсем не понимаешь? Сейчас ядерная зима и поверхность земли скрыта от солнца. Если к этому прибавится еще и колоссальный выброс пепла, то пропускная способность облаков снизится, быть может, вдвое. Наступит ночь. И температуры упадут до шестидесяти или восьмидесяти градусов. Если конденсацию облаков ХАРПом остановить, то, быть может тучи рассеются и пагубный эффект от извержения возможно минимизируется. Хотя, было мнение, что подобное извержение способно сместить земную ось. Короче хорошего мало.

— Твою мать. Ну, час от часу не легче. — Потер ладонью свой подбородок Илья.

— Но, может извержения и не произойдет. Если напряжение в магматической камере выйдет через мелкие вулканы по периметру, то беда может и минует.

— Может? — это окрыляет, знаешь ли, — покачал головой Варяг.

— А я причем? — Юрий пожал плечами. — В конце концов, есть и хорошие новости.

— И какие?

— Мы еще живы, — Алексеев невесело усмехнулся.

— После всего того, что ты наговорил сейчас, уже и не знаю, радоваться или плакать по этому поводу… — Пробормотал Сквернослов, отойдя от перископа.

Его место занял Яхонтов.

— Есть резкое снижение температуры, — произнес Юрий, глядя на приборы. — Мы в воронке.

— Сколько? — спросил Людоед.

— Минус пятьдесят четыре, — ответил космонавт. Затем покачал головой и добавил. — Минус шестьдесят семь.

— Так быстро? — изумился Яхонтов.

— Именно. И это еще не предел. — Алексеев вздохнул.

— А наша машина выдержит? — С тревогой в голосе спросил Вячеслав.

— Должна. Но лучше пока постоим. Двигаться не будем.

— Чего? — Крест уставился на космонавта. — Что за ахинею ты сейчас сказал, Юра? На Луне перепады между днем и ночью и между светом и тенью в сто, двести градусов. Что может сейчас повредить эту машину, кроме гранатомета, который на таком морозе даже не выстрелит. А?

Космонавт устало посмотрел на Людоеда.

— Ты опять со своими подозрениями? Ты хоть представляешь, сколько этой машине лет и какой путь она уже прошла? Это чудо, что она еще движется.

— Чудо? — Николай взглянул на повернувшегося к ним лицом Алексеева. — А там, в Надеждинске ты был намного более уверен в этом луноходе.

— Тогда я во многом был уверен. Тогда я еще не представлял себе, что родная дочь может выстрелить в голову своему отцу. Сейчас я не уверен ни в чем.

Николай замолк. На это ответить было нечего. Молчал и Людоед. Славик стыдливо отвернулся, очевидно, ощутив неловкость за свой поступок в подвале амазонок, когда он пытался изнасиловать Пчелку.

Яхонтов продолжал смотреть в перископ.

— А вот и циклон, — вздохнул искатель.

Николай прильнул к смотровой щели. Воздух за бортом машины наполнился хаосом снежной взвеси, которая закручивалась в неистовой ярости, словно желая стереть машину в порошок. Сточить ее как наждаком стачивают шероховатости на древесине, будто машина с пятеркой отчаянных людей была ненужной шероховатости на бескрайней снежной глади, закованной в холод планеты.

Отчего-то страх перед стихией заставил чувствовать себя уютно в этом замкнутом пространстве, где было тепло и тихо. А ведь от ледяного ада их отделяли лишь стенки корпуса в несколько сантиметров толщиной. Какой странный контраст…

— А все-таки оно прекрасно… Небо… — вздохнул, обращаясь скорее к самому себе, Вячеслав.

* * *

— У нас получится? — Николай взглянул на вышедшую из снежной бури Рану, которой все это буйство стихии было словно нипочем.

— Это ведь от вас зависит, — улыбнулась она. — Я могу лишь пожелать вам удачи.

— Ты так долго не приходила ко мне…

— А ты хотел? Ты был очарован силой Нордики, телом Ульяны, ангельским ликом той людоедской проститутки… Разве ты хотел увидеть безобразную и мертвую калеку? — спросила она.

— Зачем ты так. Ты… мне нравишься…

— А когда ты был пьян, то говорил что любишь. Чего только спьяну не скажешь, правда? — она укоризненно покачала головой. — Или это просто жалость и чувство вины?

— Я запутался, Рана… Я ничего не понимаю. Где мы правы, а где нет? Как правильнее поступать? Мы усыпаем нашу дорогу трупами… А можно иначе?

— Становиться мертвыми, бремя живых. Страх перед смертью, призывает эту смерть. Это страсти человеческие.

— Я не понимаю…

— Только потому, что ты живой. Но смерть…

Она пропела грустным голосом и смолкла.

Он задумчиво смотрел на девушку. Эта песня тронула его сердце… нет. Не просто тронула. Пронзила его насквозь…

— Тогда какой во всем смысл?

— Смысл есть во всем. Если есть жизнь, значит так надо. Если есть смерть, значит и это надо. Но только не тогда, когда жизнь одних питается смертью других. И не тогда, когда смерть изливается рукотворными потоками крови и огня, извращая вечное таинство смерти насилием и войной.

— Таинство смерти? А когда от болезней умирают маленькие дети… Это замечательное такое таинство? — воскликнул Николай.

— Это грустно.

— Это несправедливо!

— Справедливость лишь в том, что умрут все.

— Одни проживут в достатке и тепле, эксплуатируя других, а для других вся жизнь сплошная борьба и потери! Боль и страдания! В чем справедливость?!

— В том, что будет потом.

— А что будет потом, черт возьми?!

— А вот это уже зависит не от меня. От вас. — Она снова улыбнулась. — А я лишь могу пожелать вам удачи.

— Я не желаю тебя слушать! Поди ты к черту! — разозлился Васнецов.

Рана сделала грустные глаза.

— Не убивай меня второй раз. Тебе это больше не удастся. Но ты делаешь мне больно. — Она исчезла в снежном вихре.

— Рана! Прости Рана, я не хотел! Но ты такие вещи говорила! — закричал он в ураган.

— Не зови ее. Ты выглядишь глупо и слабо. — Послышался голос за спиной.

Николай повернулся. Нордика теребила гриву ручного люпуса и с жалостью смотрела на Васнецова.

— Ты? Ты тоже умерла?

— С чего ты взял?

— Но… Все девушки что мне встретились в экспедиции, погибли… — Он развел руками.

— А я нет. У меня прекрасные защитники. Ахиллес. — Она поцеловала пси-волка в нос. — И Людоед. Пусть он и не рядом.

Васнецов уставился на люпуса. Тот пристально смотрел своими умными глазами на молодого человека.

— Он не попытается меня обратить? — тихо спросил Николай.

Нордика засмеялась.

— А там, в подвале амазонок, когда ты подглядывал за тем, как Илья расправляется с волками, ты разве не понял, что больше не подвержен влиянию пси-волков?

— Не подвержен? Почему?

Нордика ничего не сказала и, потянув за ошейник зверя, стала уходить в снежную бурю. Люпус последовал за ней.

— Наташа! Почему?!

— Вообще-то иммунитет против пси-волков есть только у морлоков! — донеслось из снежной завесы.

— Чего?

* * *

— …и почему ты сразу об этом не сказал? — Людоед уставился на Юрия, который вел луноход.

— А мы вообще-то не об этом говорили. — Ответил космонавт.

— Юра, как ты вообще мог подумать, что идущий от уральских гор радиосигнал не настолько значим, чтоб о нем не говорить? — Поддержал Людоеда Варяг.

— Вы что, думаете, что я пытаюсь это от вас утаить? Я же сам рассказал про этот сигнал, пойманный нашим кораблем на орбите.

— Да просто у тебя выбора особого нет, — нахмурился Крест.

— Выбора нет? Пожалуй, да. Нет. Он был в Москве, когда мы с Андреем решили там остаться. Но вот поперлись с вами за каким-то хреном и Андрея нет. — Резко ответил Алексеев.

— Ты нас, что ли винишь в его смерти? — теперь нахмурился Яхонтов.

— Нет. Просто констатирую. И меня уже задолбали подозрения Людоеда. А теперь еще и твои, Варяг.

— Что за сигнал? — пробормотал проснувшийся Николай.

— Где-то на Урале, — Яхонтов повернулся к Васнецову. — Космический корабль уловил слабый сигнал. Либо кто-то посылает оттуда сигналы, либо это локальные радиопереговоры, которые уловил корабль.

— А вот у меня встречный вопрос, Людоед, — оживился Юрий. — Ты говорил, что у нас будет куча боеприпасов, когда до Уральских гор дойдем. Откуда ты это взял? Недоговариваешь что-то, любезный! А как ты скрывал от нас свою принадлежность к этим ассасинам? И еще бог знает, что скрываешь. И ты смеешь меня в чем-то подозревать?! А?! А откуда у тебя иммунитет к пси-волкам?!

— Вообще-то иммунитет против пси-волков есть только у морлоков! — пробормотал Николай. И привлек к себе недоуменные взгляды своих спутников. Всех кроме Юрия, который продолжал вести луноход, приближая путников к хребту Уральских гор.