Когда Сквернослов сказал — «Чувствую себя как на родине», — он, конечно, имел ввиду повязку. Здесь, как и множество раз дома, в России, им тоже завязали глаза. Во всяком случае, это могло быть и хорошим знаком. Значит, их убивать не собираются. Во всяком случае, не сейчас.

Теперь повязки с них сняли. Разумеется после того как затолкали в помещение ограничивающее свободу. Так делали всегда и везде.

Это был мрачный сырой и холодный подвал, вдоль стен которого тянулись клетки на всю длину прохода, по оба конца которого были двери и горели две лампы. Одна с одного конца, вторая с другого. Всего здесь было десять клеток-камер и все пустовали кроме той, в которую заперли трех чужеземцев. Еще одна клетка была занавешена темной плотной и грязной материей. В подвале было очень сыро. Воняло каким-то животным и испражнениями. Возможно, этот запах был обусловлен наличием в каждой клетке унитаза.

Пять вооруженных автоматами человек в добротной теплой одежде вышли из тесной для такого количества людей камеры и закрыли решетку. Их лица были покрыты бородой на манер искателей Надеждинска. В частности Варяга. Все кроме одного вышли по коридору через правую дверь. Тот, что задержался, чуть отодвинул материю, которая висела на клетке напротив. Затем кашлянул и тоже отправился к выходу.

— Хэй! — крикнул ему вдогонку Яхонтов. — Вы нид э толк ту а йоур чиф!

— Fuck off, — угрюмо ответил американец, не оборачиваясь, и ушел.

— Ну, Варяг, и что нам теперь делать? — проворчал Сквернослов.

— Я думаю, — Яхонтов потер скулу. — Уроды, блин. Врезали туда же, куда и амазонки. Хотя не так сильно…

— Что тут думать, влипли мы. Вон клетки, какие добротные. Нехилый каземат они отгрохали. С унитазами даже. Цивилизованные, мать их, люди.

— Угомонись, Славик. Это, похоже, подвал местного полицейского участка.

— И что? Нам от этого легче стать должно? — усмехнулся Славик.

— Легче, не легче, но явно, что мы в каком-то городе, если это подвал полицейского управления.

— А где мы, как думаешь? — спросил Николай.

— Ну… Везли нас на снегоходах… Так?

— Судя по звуку, именно так. — Васнецов кивнул.

— Если нас везли в ту сторону, куда направлялись и мы, а если я правильно определил направление ветра и он не менялся всю дорогу, значит это именно то направление, значит мы где-то в районе Лэйк Люис. Озеро — то самое. Везли нас примерно час. И по моим прикидкам до него был день пути пешком. А на снегоходах час, полтора. Значит мы в том самом Хоуп Сити.

— И что нам, радоваться теперь? — Взмахнул Вячеслав руками. — Все отобрали. В клетки посадили. На хер послали. Вот здорово-то как! Последняя надежда, ядрить ее в качель!

— Да уймись ты! Нас не просто так они живьем взяли. Наверняка их главный с нами потолкует. Попробуем договориться.

— И что ты им предложишь? Чего ради они вообще нас слушать будут?

— Они ведь сами предлагали по радио объединяться всем выжившим.

— Да может это не они! С чего ты взял? — продолжал негодовать Славик.

— Нашивку у этого последнего видел на комбинезоне? — Спросил Варяг.

— Нет. Что за нашивка?

— Полицейская. Или рейнджерская, не помню, как это у них называется. Хоуп Сити полис депт.

— Слушай, Варяг, тебе не кажется что это те самые люди, что ночью в лесу «шкурников» громили? — тихо произнес Николай.

— Кажется. Они следили, наверное, за нами. Все это время.

— Значит, они и про луноход знают. А там бомба. — Васнецов покачал головой.

— Да я вот уже думал об этом, — вздохнул Варяг. — Когда мы ушли от лунохода, его почти замело вместе с ямой, в которую он попал. Если они сразу его не нашли, то теперь и не найдут.

— Но твой передатчик у них.

— Да. Но он глонассовский. Это русский стандарт. Они в нем не смыслят. У них другая система. Если конечно среди них нет специалиста… Но это должен быть какой-нибудь технарь ЦРУшник или инженер из военной разведки. Да как бы ни было, нам с ними договариваться надо. Славку надо лечить…

Из левой двери показался человек. Николай с изумлением взглянул на него. Кожа человека была темно-коричневой, что было для него диковинным откровением. Он, конечно, знал, что бывают люди и с другим цветом кожи, но видел такого сейчас впервые. Похоже, Славика он тоже заинтересовал. Ведь за свою жизнь и, особенно за долгий путь от Наджединска до Аляски они видели всякое, но не таких людей.

Чернокожий был одет в шубу из белого меха с высоким воротником. В руках он держал мешочек с какими-то крошками и аппетитно их поедал, с интересом взирая на пленников. Затем повернул голову в сторону двери, из которой появился и крикнул:

— Hey! C.J.! Go look! Here the present Russian bear!

— Wait, — послышался ответ. — Just a minute.

— Глянь, Коля, — усмехнулся Сквернослов, кивая на чернокожего. — Настоящий живой негр.

Человек перестал жевать. Медленно повернул голову и, уставившись на Славика, нахмурился.

— What? — выдавил он.

— Что вот, — кивнул ему Вячеслав.

— What? — Повторил чернокожий взвизгнув. — What your said, mother fucker?! You named me nigger, bastard?! White asshole!

— Черт! Славик! Ты идиот! Нельзя при них произносить слово негр! — воскликнул Варяг и тут же осекся, уставившись на чернокожего.

— What?! — завизжал тот. — All rate, mother fuckers! — он смял пакетик с крошками и швырнул его на пол. Затем выхватил из кармана пистолет. — You a smelly skunk!!! Am gonna kick your ass!!! Am gonna kill you now!!!

Он стал буквально выплясывать перед клеткой и орать угрозы, размахивая пистолетом. Из под материи, висевшей на клетке что напротив, показалась грязная костлявая рука и, схватив брошенный пакетик, снова скрылась за шторой. А чернокожий продолжал неистовствовать. Он явно не собирался применять оружие, видимо за это ему от кого-то будет очень плохо. Но нагнать страху на пленников пытался изо всех сил. В коридор влетел еще один чернокожий и стал что-то кричать первому. Первый закричал на него в ответ, и они теперь вдвоем стали вопить на пленников. Тогда из другой двери показался один из тех рослый бородатых мужиков, что привели их в подвал.

— What’s goes on here? — заорал он на чернокожих. — Tomas! C.J.! What the fuck?!

— These fucking Russians bastards named me nigger! You can believe it?! — Ответил первый.

— They foreigners! They did not have black brothers and they do not know that means nigger! — кричал на них бородач, обильно жестикулируя. — Be cleaned from here! Out!

— Fuck you men! — завопил на него второй.

— Last time I warn!

— I said fuck you! White asshole! Am gonna fuck you! And fuck your momma, and fuck your sister!

— Fuck yourself, stupid idiot!!! — бородатый сорвал с плеча автомат и щелкнул затвором.

— Enough!!! — раздался в конце коридора чей-то бас. Трое споривших людей тут же притихли. К ним неторопливо вышагивал пожилой чернокожий человек в теплой егерьской униформе. Волосы его были седые и непривычно смотрелись на темной голове. Его большие глаза буквально источали ум и авторитет. Он остановился в двух шагах от спорившей троицы и его брови поднялись, собрав лоб в гармошку. Он вопросительно смотрел на своих соплеменников.

— Mister Rayman, ser, — пробормотал первый чернокожий, которого, судя по всему, звали Томас. — Whis people…

— I said enough. — Строго сказал Рэймэн, перебив Томаса. — Go out. Now.

И все трое торопливо стали уходить. Чернокожие бросили на пленников злобные взгляды, но охранник с автоматом толкнул их ладонями в спины, заставив уходить быстрее, и вышел вслед за ними.

Пожилой Рэймэн вздохнул и внимательно посмотрел на пленников. Покачал головой, о чем-то задумавшись, и вдруг улыбнулся.

— Stravstvoite… — Выдавил он. — Mi ne delay wam vreda…

Варяг удивленно уставился на этого человека. Похоже, что тот произнес что-то, пытавшись изобразить русские слова.

— Ну, здравствуйте, — улыбнулся в ответ Яхонтов. — Вы говорите по-русски? Ю спик рашшен?

— No, — тот развел руками. — A little. Pair of words has learnt on a phrase book.

— Ай андэстэнд, — кивнул Варяг и указал рукой на Славика. — Ви нид э медик. Нид хэлп.

— O.k. — Рэймен кивнул. — I will think that it is possible to make. And now I ask me to forgive. — Сказав последнюю фразу, он снова кивнул, опять улыбнулся, и ушел.

— Вроде не все так плохо, — пробормотал Варяг, взглянув на своих товарищей. — Этот, похоже, важная шишка здесь. И помощь обещал. Так что волноваться нечего.

— Волноваться говоришь нечего? — усмехнулся Вячеслав. — А чего мы тогда в клетке? Чего те два гуталина пистолетом размахивали и орали?

— А орали они по твоей милости, Славик. Запомни раз и навсегда, нельзя при чернокожих произносить слово негр. Понял? Это для них страшное оскорбление.

— А как их называть? Откуда я знал?!

— Славик! Ты меня понял?!

— Да понял я, понял.

— Hey Russians! — В коридоре снова показался бородач, который выпроваживал беснующихся Томаса и Си Джэя. — Of what you thought? Why them so named? — Он остановился у клетки и, разведя руками с растопыренными ладонями, вопросительно посмотрел на Варяга.

— Что он хочет? — Спросил Николай.

— В рыло, — буркнул Сквернослов.

— Славик заткнись. — Рыкнул на него Яхонтов. — Он все о том же. Дескать, зачем двух достойных людей нехорошо обозвали. Ну не хотели мы. Так получилось, — сказал он американцу. — Ай эм сори. Форс мажор… или как это, по-вашему, сказать…

— Ааа, — протянул досадливо американец и, раздраженно махнув рукой, удалился, как раз в тот момент, когда за его спиной возник еще один человек.

— Блин, не тюрьма, а проходной двор какой-то, — проворчал Сквернослов, глядя на него.

Новый человек тоже был далеко не молодым. Лет шестьдесят. Его жилистое лицо будто выточили из камня, при этом грубовато исполнив широкий разрез рта с тонкими губами. НА голове большая залысина, обрамленная коротко стриженными седыми волосами. Больше всего поражали глаза этого человека. Постоянно на выкате. Взгляд жутковатый, словно этот человек единожды в жизни заглянул по ту сторону чего-то ужасного, и это врезалось в его разум на всю жизнь и блеклые тени увиденного преследовали его постоянно, вставая на пути направления его взгляда. Николай с интересом смотрел на этого человека. Что он мог увидеть когда-то? Неужели он мог увидеть больше чем он, Николай, видел в Надеждинске, в Московском метро или гадовнике, в кантине олигарха или Котельниче? Мог ли этот человек видеть то же, что видел Николай там, где должен был быть Киров? Нет. Никто не повидал столько, сколько он повидал в уральских горах и Ганиной яме, на станции 1905 года в Екатеринбурге и в логове легиона Гау… Тогда отчего у него такие глаза? Может так кажется, из-за того, что у него практически не было бровей а кожа на их месте все-время нахмуренно стянута?

Васнецов заметил, что Варяг внимательно смотрит на одежду этого странного человека. На незнакомце было что-то вроде видавшего виды пилотского комбинезона с еще оставшимися какими-то нашивками на рукавах и прямоугольной нашивкой на груди с надписью — J.Tibbets.

Яхонтов медленно поднялся и, подойдя к клетке, тихо спросил.

— Ю а пайлот?

Незнакомец поднял одну бровь.

— Yes, — коротко ответил он.

— Ага. Понятно. Коллега значит, — пробубнил сам себе Яхонтов. — Эир форсе? — задал следующий вопрос Варяг.

— Yes, — монотонно повторил человек.

Варяг пристально посмотрел на нашивки и вдруг вздохнул тяжело. Что-то нехорошее он увидел в этих нашивках. Незнакомец опустил голову и, проследив за взглядом Яхонтова, посмотрел на свой рукав. Затем поджал губы и закивал головой.

— B — Fifty two. Nuclear bomber. — Хрипло сказал он.

— Что? — прищурился Вячеслав. — Что-что он сказал?

— Он летчик. Пилот стратегического ядерного бомбардировщика Б-52. — Мрачно произнес Варяг. Больше вопросов можно было не задавать. Теперь стало предельно ясно, отчего у этого человека такой взгляд. Он кидал бомбы, пускал ракеты… Все оружие, которое он применял тогда, было ядерное. И сколько городов мог выжечь один такой бомбардировщик? Из курса военной подготовки на занятиях в родном Надеждинске, Васнецов помнил, что Б-52 самый большой стратегический бомбардировщик. Ему не уступал только легендарный Ту-160, но их были единицы и американских монстров сотни. Да. Это был самый грозный самолет в эпоху всеобщего самоубийства цивилизации. Значит он даже больше того «Медведя», которого они нашли в самом начале своего путешествия по Аляске. Значит и ядерной смерти он брал на борт больше. И применил все. И теперь этот человек, всю жизнь, наверное, думающий о миллионах тех, кого убил, пришел поглазеть на тех, кто ни смотря на его усердный труд, все-таки выжил. Любопытно конечно… Вот они какие… Русские, которые спаслись от его бомб…

Николай вспомнил Людоеда. И впервые почувствовал облегчение от того, что его тут не было. Какие муки мог испытать Илья здесь, среди тех, кто выжил после обрушившихся на них ракет, среди которых были и те, что он запустил. Каким бы злым и бессердечным циником не казался Крест, для него это было бы очень и очень непросто.

Вячеслав медленно поднялся с деревянных нар, поморщившись, ступив на больную ногу, подошел к решетке и улыбнулся.

Незнакомец понял эту улыбку и сделал шаг назад как раз тогда, когда Сквернослов резко выставил обе руки через решетку, попытавшись схватить этого человека.

— Тварь! — заорал Сквернослов, изо всех сил пытаясь дотянуться до летчика Тиббетса. Но Тщетно. — Иди сюда мразь!

Человек встал на безопасном расстоянии и продолжал смотреть взглядом без злобы или раскаяния. Просто смотрел своими, словно стеклянными глазами без всяких эмоций.

— Славик прекрати! — Варяг схватил Сквернослова и попытался оттащить от решетки, но в Вячеславе сейчас бушевала такая буря ярости, что Яхонтов просто ничего не смог сделать.

— Тварь! Падаль! Убью, сволочь! Палач! Мразь! — Кричал Вячеслав.

— What now! — В коридоре снова появился бородач.

— Nothing. It is my fault. Forgive me, — пробормотал летчик и, махнув охраннику рукой, быстро удалился.

— As all it has bothered me. Madness, — проворчал охранник сам себе и снова исчез за дверью.

Славик обмяк и медленно опустился на пол, резко обессилев.

— Варяг, зачем мы здесь, — просипел он плача. — Черт подери, найди мне хоть одну причину, почему мы должны находится среди гадов этих. Я же их ненавижу. А этот. Он же палил мою страну. Он выжег мой мир… Только не говори, что мы здесь из-за меня и моей травмы. Не говори мне этого…

— Тогда мне нечего сказать. — Вздохнул Яхонтов. Он помог раненному товарищу лечь на нары и сам сел в углу, откинувшись спиной на стену.

Наконец воцарилась тишина и, больше никто не тревожил их своим присутствием. За ширмой в клетке напротив кто-то тихо чавкал, поедая крошки из пакетика брошенного Томасом. Где-то в дальнем углу изредка падали с потолка капли воды. Снаружи, за приоткрытой дверью коридора были слышны мужские голоса. Видимо группа людей сидела за столом и что-то живо обсуждала. С другого конца коридора слышался далекий удушливый кашель.

— Варяг, — тихо и лениво проговорил Николай.

— Чего? — так же лениво ответил, задумчиво смотрящий в заплесневелый потолок, Яхонтов.

— Тебе его голос знакомым не показался?

— Чей.

— Летчика этого…

— Не знаю. И где мы могли его слышать?

— По радио. Это… Радио Хоуп Сити. Мне кажется, что это он там говорил. Значит мы действительно в Хоуп Сити. А отсюда до ХАРПа сто километров. Даже меньше. Все, Варяг. Мы дошли. Осталось поднести бомбу. — Васнецов прикрыл глаза. — Только как теперь это сделать.

— Вот сейчас подойдет к клетке Людоед, бряцая пулеметом, — тихо, почти плача, проговорил Сквернослов. — И скажет, мужики, какого вы хера валяетесь на нарах. Осталось-то с гулькин хрен. Пошли, скажет, разнесем все к чертям и заживем спокойно… Наконец-то… Дошли… Представляете что чувствовали Юра и Андрей когда через пятнадцать лет оказались дома? А дома нет. Пусто. А потом собственная дочь родного отца… Раз и в голову. А потом я какого-то хрена полез на эту дуру… А потом ее Илья застрелил… А потом зверюга какая-то Юру порвала… А потом и Людоед сгинул… Какого хрена мужики! Все из-за этого пидора на своем бомбардировщике! Из-за него и тех, кто все это развязал! Какого хрена мы здесь делаем! Какого! Что космонавты чувствовали, когда дошли?!

— Славик, успокойся, — нахмурился Николай.

— А знаешь, что я сейчас чувствую, понимая, что дошел?! — продолжал Сквернослов. — Я чувствую, что у меня нога адски болит! Что я жрать хочу! И что я мочой воняю! Это нормально?! Так должны жить люди?!

— Да что с тобой такое? Славик. Ну, успокойся ты…

— Знаете, я всю жизнь думал, что жить можно. Даже в таких условиях, — не прекращал говорить Вячеслав. — Ну, подумаешь, ядерная зима. Мы ведь живы. А значит, и жить можно. Главное чтоб цель была в этой жизни. И тогда она будет прекрасна даже в вонючем затхлом подвале. И цель была. Работа по хозяйству. Жрать что добыть. Сходить на ферму и с девчонками какими-нибудь замутить. В картишки поиграть с Эмилем на щелбаны. Жизнь прекрасна, когда есть смысл и цель. Но все эти цели, такая херня, я вам скажу… Вон, космонавты… Отчего они погибли? Да потому что цели своей достигли. Сделали то, к чему стремились. А там разочарование. И все. И жизнь всякий смысл потеряла. Это… Это как с девкой. Увидел смазливую деваху. Понравилась. Стал обхаживать. Добиваться. Строить из себя самого достойного для нее. Бегаешь за ней. Ухаживаешь. Впечатление производишь. А цель-то одна. В койку. Ну, завалил. Ну, отшлепал. И все. И скучной вдруг она стала. Неинтересной. И не самой красивой. И ходишь весь в расстроенных чувствах… Разочарование… И засматриваешься на другую, чтоб тоска не съела… Но это хорошо, когда есть другие. А жизнь-то одна. Другой жизни не будет. И что теперь? Ну, дошли мы. Ну, договоримся с этими местными аборигенами. Взорвем ХАРП. А что дальше? Все? Сгинем как космонавты от разочарования жизнью? Ведь с уничтожением ХАРПа рая не настанет. И люди рвать друг друга не перестанут. Мы ничего не изменим. Может только хуже сделаем…

— Это еще почему? — вздохнул Николай.

— Да потому что мы людей спасем. Помешаем приведению вынесенного им приговора в исполнение. И мы героями для них не будем. И спасителями они нас не примут. Люди обычно распинают спасителей своих, понимаешь ты это? И нас распнут. Бить будут. Стволами тыкать. Мы своей миссией может сейчас идем наперекор предначертанному. Наилучшему из вариантов.

— Не людей мы спасаем, Славка. Саму жизнь на планете. — Вздохнул Варяг.

— А что дала этой планете жизнь? Грязь, шахты, скважины, ядерные взрывы, копоть фабричных труб, мусор. Вон Луна. Нет там никакой жизни, и Луна крутилась себе безмятежно в космосе, и ничего ей не угрожало, пока человек земное тяготение не преодолел. И тут же началось. Испытания надо проводить. Базы строить. А может и воевать за Луну на самой Луне. Жизнь это вирус, поражающий вселенную.

— У нас будет цель и после ХАРПа, — проворчал Варяг. — Домой вернуться. В Надеждинск.

— Если будет, кому возвращаться. И если будет куда, — зло оскалился Вячеслав. — Ты хоть понимаешь, сколько кругом снега и льда навалено? А если все это начнет таять? Куда возвращаться? Некуда будет возвращаться. Весь мир превратиться в эти… Мангровые болота, мать их…

— Странно все это от тебя слышать, Славик, — покачал головой Васнецов. — Обычно все это упадническое эмоциональное дерьмо исходит от меня, — он горько усмехнулся. — А тут ты… Все время жизнерадостный… Неунывающий… И вот тебе раз…

— Просто он ранен, — сказал Яхонтов. — Рана воспалена. Его организм испытывает стресс. Отсюда и депрессивный настрой.

— Да иди ты, Варяг. Я все что сказал, сказал разумом своим, а не болящей ногой. Надоело все это. Просто надоело. Хотя нога конечно ноет. — Славик обернулся на тихие шаги. К камере медленно подошел человек с раскладным стулом в руках. Он был пожилой. Невысокий. Худой и сгорбившийся. Из вытянутого лица с впалыми щеками торчал большой крючковатый нос между близко посаженных крохотных глаз за толстыми стеклами круглых очков. — Да, да, чувак. Нога у меня болит. — Сказал ему Сквернослов и натянул на лицо фальшивую доброжелательную улыбку. — Ай нид э медик. Слышь ты, щербатый педик. Дерьма ты кусок. Чмо треклятое. — Вячеслав говорил это, продолжая приветливо улыбаться. Незнакомец стоял у клетки и слушал внимательно, видимо пытаясь понять, что ему говорит пленник.

— Ты высерок, — продолжал Сквернослов. — Ушлепок, дурной шмары отродье. И все вы, говнюки и пендосы. Уроды вы все недобитые. Чтоб вы все подохли самым постыдным образом, мрази и твари. А мы пришли с писом. И этим писом вас всех попишем, урюк ты убогий.

Незнакомец смотрел на него, подняв брови. Затем поднес кулак к своему лицу и тихо кашлянул в него.

— Эээ… — пробормотал он. — Я Боб Лазар. Я ваш переводчик. — Сказал незнакомец по-русски и почти без акцента. — Медики скоро придут. Мистер Рэймэн распорядился.

Сквернослов замолк и резко сел на нары.

— Опа… — Выдохнул он сконфуженно. — А что же сразу не сказали, что по-русски понимаете. Неловко как-то вышло. Вы это… Я тут борщанул малость… У меня рана воспалена. Организм в стрессе. Вот и гоню, что не попадя…

Лазар как-то застенчиво повесил голову и улыбнулся.

— Да ничего. Все окей. Я может… просто соскучился по родной речи. Особенно по родной отборной брани… Так давно не слышал. Не думал, что когда-нибудь услышу. Мне сказали, что один из вас по-английски говорит. Но очень ужасно говорит. Не все понятно, что он говорит. И явно он не все понимает, что ему говорят.

— Так вы русский? — Спросил Яхонтов.

— Да. То есть, нет. — Боб сначала кивнул, а потом мотнул головой. — Ну, я эмигрант. Роберт Самуилович Лазарович. Задолго до войны эмигрировал. После развала союза. С родителями эмигрировал. — Он поставил стул у клетки и уселся на него.

— Понятно, — кивнул Варяг.

— Я должен вот что сказать, — Лазар кашлянул в кулак и сгорбился, скрестив пальцы ладоней перед собой. — Я понимаю причину ваших, эээ… Резких фраз в адрес наш. Вас как зовут?

— Слава, — Сквернослов был несколько сконфужен тем, что человек, которого он с таким умилительным выражением лица поливал последними словами, оказывается, все понимал.

— Слава. Вяче… Слав? — Он словно вспоминал это слово.

— Просто Слава, — поморщился Сквернослов.

— Понимаю, короче. Вы озлоблены. Вы у нас в плену. Да и, чего уж там… Мы же воевали друг с другом. Поэтому обоюдная ненависть и неприязнь, она, как бы это сказать… Само собой… разумеется… И не просто воевали. Я должен сразу предупредить. Тут очень многие настроены крайне враждебно. Вплоть до требований казни. Вы же… Это… — Лазар поправил очки и снова кашлянул в кулак. — Вы же нас разбомбили.

— Ага, а вы в это время сидели с доброй миной на лице и смотрели сериал «Друзья». Да? — скривился Варяг.

— Эээ… Что простите? — Он в который раз поправил очки. — Но, разве не вы начали?

— Мы?! — Вячеслав вскочил и тут же сел обратно на нары, скривившись от боли. — Да это ваших рук дело!

— Сейчас это существенно? — произнес Николай, скрестив руки на груди. — Каждый думает, что начали кто угодно, но не они. Это же безумие, применить ядерное оружие. А кто считает себя безумцем?

— Верно, конечно, — кашлянул Лазар. — Но я, если честно не знаю, кто начал. Но у нас говорят что это либо вы, либо китайцы. Или северокорейцы. Или Иран… Или…

— Да, да, — огрызнулся Славик, — все кругом дикие безумные варвары, а вы эти… гад блэсс амэрика.

— Ну, будет вам, — вздохнул переводчик. — Я вовсе не о том… И вообще, если хотите знать мое мнение, то оно это к лучшему, что случилось…

Все кто были в клетке, переглянулись. Этот человек конечно и так показался странноватым. Но после этих слов он казался вообще полным параноиком.

— Вы это о чем? — спросил, наконец, Варяг.

— О чем я? Окей. Сами посудите. К чему наш мир катился? — Он стал говорить тише и даже оглянулся. — Война была двадцать лет назад. Так? И всему пришел конец. Так? Ну, почти всему. Так? А если бы войны не было? Возьмем за отправную точку то роковое лето. Через пять, максимум семь лет, во всем мире повсеместно стали бы внедряться персональные электронные чипы. Они бы вживлялись всем. И были бы неизвлекаемые. Если ты взрослый, то обязан как законопослушный гражданин, пройти процедуру имплантации. Но если ты не согласен с процедурой, значит… Значит ты не законопослушный гражданин. Значит, тебе есть чего бояться. Значит ты, не чист перед законом. И более того… Может ты террорист! А новорожденных детей даже не стали бы спрашивать. Вживили бы пожизненно. И ты на крючке. Раньше, бывало, зайдешь в интернет, гуглу включишь и любое место на земле можешь увидеть со спутниковой фотографии. А тут еще веселее… Конечно базы данных по чипам были ба засекречены. Свобода частной жизни и все такое, но разве нельзя было скачать базы данных банковских клиентов? Все можно достать. Было… Н-да… Было… И вот, поехала твоя жена на конференцию куда-нибудь в Квебек. А ты глянь по спутнику. А она на пляжах Майами. И что она там делает? Да она там с мускулистым мулатом… Гыыыыг… — Лазар как-то нервно засмеялся. — Но это так. Бытовые, житейские дела. А вот представьте что вы журналист. Или честный коп. И разнюхали что-то про какие-то махинации гигантов оружейных корпораций. Ну, к примеру. Или про пристрастие сенатора от вашего округа к несовершеннолетним мальчикам из Таиланда. Или про секретные тюрьмы ЦРУ… Конечно вас в покое не оставят. Вы в бега ударились… А они по спутнику на ваш чип ракету навели… Где бы вы не находились…

— Вы, простите, с чего это все взяли? — Яхонтов смотрел на него как на полного безумца.

— Я… — он оглянулся и кашлянул в кулак. — Я в силиконовой долине работал…

— Силиконовая долина? Они там что, титьки бабам делали? — тихо пробормотал Сквернослов.

— Да нет, — засмеялся Варяг, — там, высокие технологии и все такое. Так что, Роберт, с чего вы это все взяли?

— Я знаю об этих разработках не понаслышке. Вы знаете… В этих чипах все. Ваши биометрические данные. Вся ваша кредитная история. Медицинская страховка… Все ваши штрафы за неправильную парковку. Социальный статус и происхождение. Сексуальные предпочтения и данные о том, сочувствуете вы арабам или нет… Сколько раз вы произносите слово Аллах в день и как вы относитесь к президенту и его политике… За кого вы, черт побери, голосовали… Потому что голосование должно было стать электронным повсеместно! Вы чипом должны были голосовать и расплачиваться! Этот чип ваше все! И вы под полным контролем! Знаете! В Англии хотели провести эксперимент по вживлению этих чипов в отдельно взятом графстве. Задолго до войны еще. И все конечно воспротивились… И знаете… Произошло несчастье. Две маленькие девочки пропали. Все графство с ног сбилось, пытаясь их найти. И нашли потом. Два изуродованных каким-то маньяком тельца. И люди, которые вчера воспротивились эксперименту, сегодня побежали толпой вживлять чипы своим детям. Они бы сделали из людей толпу, по средствам страха… Главное кинуть нужный фетиш! Изнасилованные и расчлененные крохи! Маленькая нищая страна, производящая оружие массового поражения… крупномасштабный теракт… да что угодно, лишь бы вы обгадились и умоляли власти ограничить ваши свободы ради безопасности!

— А как же… — Варяг поморщился, ища нужные слова. — Ну а если сделали бы эти планы достоянием общественности?

— Да ну и что? Это же демократия. Говори что хочешь. Кто-то тебя послушает. Кто-то посмеется. Но ничего не измениться. Знаете, чем тирания от демократии отличается? Тирания боится правды и запрещает ее говорить. А при демократии на правду просто наплевать. И вот если бы не случилось ядерной войны, которая похоронила цивилизацию, за эти прошедшие два десятка лет мы получили бы глобальный мир всеобщей демократии, где все население земли, поголовно имплантированное чипами, стало бы пружинками и винтиками огромного механизма власти. Самой демократической и гуманной власти. Самой либеральной и единственно-правильной власти. Только мы бы все стали батарейками высокотехнологичной суперкорпорации этой самой власти. Весь мир покрытый паутиной, к нитям которой мы все прилеплены. А в центре сидит огромный паук… нэоконы! Вы бы хотели жить в таком мире? К дьяволу такой мир! И вот поэтому, если вы начали эту войну, то тогда спасибо вам!

— Роберт, да вы в своем уме?! — Воскликнул Яхонтов.

— А какой был выбор? — Лазар уставился на Варяга и вдруг схватился руками за прутья клетки. — Господа, я не сумасшедший! Я… Ну мы бы превратились все в зомби. Посредством телевизора, мобильных телефоном, онлайновых игр и интернета… Да какими люди стали на закате цивилизации? Вы разве не замечали? Вы видели, какие ролики люди выкладывали в интернете, снятые своими телефонами? Ну, вот эти два парня молодые, не помнят, но вы, уважаемый! Разве не видели, что все эти высокие технологии делают с людьми? Однажды я был в рабочей поездке в Нью-Йорке. Там пробки, знаете ли. Я решил проехать на Манхэттен в метро. На станции стою. Люди стоят. Всякие люди. Разных цветов кожи и возрастов. И какой-то бродяга упал на рельсы. Или столкнули его, чтоб не приставал выпрашивая мелочь. И вы знаете, какая реакция была у людей? Они все подоставали свои телефоны и стали снимать на видео, что будет. Это ведь совсем не интересно, спуститься на пути и достать этого бедолагу, у которого нога в шпалах застряла. Куда интереснее смотреть, как он в ужасе пытается освободиться и как потом электричка размажет его по рельсам. А к вечеру этот ролик был на ю-тюбе и собрал несколько тысяч просмотров за час… И какой-то канал круглую сумму заплатил за ролик с самым лучшим разрешением и ракурсом… Вот оно как…

— Вот оно как, значит, — Варяг вдруг улыбнулся. — А сколько мегапикселей было на камере вашего телефона?

— Что? Что простите? — он поправил очки и кашлянул в кулак.

— Я спрашиваю, сколько мегапикселей было на камере вашего телефона, Роберт, — Варяг улыбался, но очень зло.

— У меня… у меня был не телефон… у меня был… Pocket P.C. — Лазар отодвинулся от клетки, убрав руки с решетки.

— Ааа. Дорогая игрушка для успешных людей. Там много мегапикселей на камере, да? Так почему ВЫ ЕГО НЕ СПАСЛИ?

— Да, но… Но ведь было много людей кто стоял ближе к нему… И… И я с детства боюсь железнодорожных путей… У меня фобия… Мы же беженцы… Мы из союза бежали, когда межнациональные войны начались… И как быть в таких условия людям моей национальности?… Нас же все-время во всех бедах винят… Толпу народа… всех кто к местному этносу не принадлежал, выгнали из дома, погнали по шпалам в Россию… У меня с детства боязнь железных дорог… Мы когда через горный тоннель проходили, поезд ехал… те кто нас прогнал наверное его пустили… я не мог его спасти… Я не мог, понимаете? И чего, из-за одного… Миллиарды ведь погибли…

— Но вы только что говорили, что это хорошо. Не так ли?

— Нет, но… Нет худа без добра… Если бы всех людей зачиповали, то чтобы потом обрести человечеству свободу, надо было устроить глобальную революцию и войну, которая бы отбросила людей в каменный век и сделал бы невозможным высокотехнологичные средства тотального контроля. И в итоге мы получили войну. Но до всеобщего закабаления… Как превентивную меру. И теперь если ты умен и силен, то свободен. А иначе было бы не так. Умный ты, сильный, или нет… Чипы всех уровняли бы…

— В итоге всех уровняла атомная бомба, — покачал головой Яхонтов. — Роберт, вы сумасшедший.

Лазар слишком далеко отошел от клетки пленников, подавленный их непониманием и чересчур близко оказался от клетки занавешенной плотной материей. Ткань вдруг дернулась и оттуда показалась рука, которая схватила переводчика за плечо. И раздался из клетки рык…

— Господи Иисусе! — заорал Роберт и бросился обратно к пленникам.

Материя упала и все увидели, как за решеткой беснуется жуткого вида человеческое существо. Обросшее грязными слипшимися волосами. Бледное и невообразимо худое. С крохотными зрачками на налитых кровью белках глаз. Горло опоясывал стальной ошейник, от которого отходила цепь к кольцу в стене. Одна нога ниже колена отсутствовала, и культя была перемотана старыми грязными бинтами с засохшей кровью. Николай поднялся со своих нар и с изумлением уставился на это существо. Это был морлок, подобный тем, с которыми он столкнулся в московском метро. Только он был грязный, но кожа не была перепачкана въевшейся в поры сажей. И глаза не были черны как смоль, а наоборот. И было ясно, что это один из тех дикарей, с кем они недавно дважды столкнулись.

— Что это? — воскликнул Варяг.

— Это… Это хуманимал… — Боязливо пробормотал Лазал прижимаясь к клетке пленников и глядя на то, как это существо рычит, скрипит гнилыми и редкими зубами и тянет к нему костлявые руки. — Его пару месяцев назад поймали… Посадили на цепь… За ногу… Но ногу он отгрыз себе. Тогда цепь надели на шею. Шею он себе перегрызть не может. Когда он видит нормальных людей, он бесится. Поэтому тряпку повесили…

Хуманимал продолжал дергаться и тянуть руки, словно не понимая, что ни цепь, ни клетка не дадут ему добраться до Лазара. Он свирепо вращал своими безумными звериными глазами, пока его взгляд не встретился с взглядом Николая, подошедшего к своей решетке. Зверочеловек тут же затих, и на его лице появилось что-то вроде страха. Он что-то забормотал.

«Боится», — пронеслась мысль в голове Николая. — «Он меня боится!».

Стоявший на одной ноге хуманимал опустился на четвереньки и попятился в глубину своей клетки. Добрался до унитаза, зачерпнул оттуда рукой воду и попил из ладони, не сводя безумных глаз с Васнецова. За дверью коридора послышались громкие голоса и шаги.

— Послушайте, — Роберт снова схватился за прутья. — Послушайте, — шептал он. — Я на вашей стороне. Вы единственные люди за столько лет с кем я могу говорить по-русски. И еще… У нас тут две фракции… Моргана Рэймэна, он приходил сюда. Бывший егерь… Рейнджер здешний… У него большой авторитет… Он тоже за вас… И с ним неплохая команда. ЦРУшник Хорнет и бывший пилот Джон Тиббетс. Но есть и другая фракция. Окружного судьи Эдварда Линча. У него тоже авторитет и сильная команда. Но они против вас. Верьте людям Рэймена… — И он замолчал. В коридоре показались люди с носилками и несколько охранников. Как только охранники заметили, что материя упала с клетки хумнаимала, поднялась бранная ругань. Они что-то кричали зверочеловеку и что-то спрашивали у Роберта, а тот сбивчиво отвечал. Охранники стали занавешивать клетку сорванной материей и хуманимал вдруг завыл почти как собака. Люди с носилками открыли клетку и стали грузить недоумевающего Вячеслава.

— Эй, куда вы его?! — Крикнул Варяг.

— Не беспокойтесь, — сказал ему Лазар. — Это санитары. Они его в наш госпиталь отнесут. Помогут ему. Это распоряжение Рэймена.

Вячеслава стали выносить. Он, лежащий на носилках, тоскливо посмотрел на своих товарищей, словно хотел спрыгнуть с носилок и вернуться в клетку.

— Славик, не волнуйся. Все хорошо будет, — махнул ему рукой Варяг.

Наконец все стали уходить. Санитары с раненным другом. Охранники, что-то между собой обсуждающие. Лазар, боязливо поглядывающий на занавес, из-за которого доносились завывания…

— Судья Линч, — пробормотал Яхонтов. — Одно это уже симптоматично как-то. Но то что на нашей стороне чернокожий рейнджер, сотрудник ЦРУ и пилот ядерного бомбардировщика, который нас бомбил, вообще шокирует… И куда этот мир только катиться?