(22 сентября)
– И все-таки зря ты увязался за нами, – сказал я.
Шагавший рядом со мной Тимур мотнул головой.
– И ничего не зря! Я-то знаю, что правда на вашей стороне.
– Ох, Тим, – я вздохнул, уперев пальцы в переносицу: – Ты же ужасно подставился! Отряд сейчас в… этой, как ее, – я щелкнул пальцами, пытаясь припомнить внезапно вылетевшее из головы слово.
Несколько голосов услужливо "подсказали", похабно загоготав.
– … Опале! – осуждающе повысил голос я: – Отряд сейчас в опале!
– Наш вариант тоже весьма точно отражает действительность! – усмехнулся Гюстав.
– Все равно! – продолжил Тим: – Раз сейчас такие тяжелые времена, то вам как никогда нужна моя помощь!
Тут не поспоришь. Еще одна пара крепких боевых рук действительно была не лишней. Кроме того, Тимур здорово помог нам с раненым Янги.
– Да и вообще, Юсс, я же уже присоединился и ушел с вами. Назад теперь дороги нет.
– Да… – вздохнул я. – Назад дороги нет.
Куда же лежит теперь наш путь?
Главная наша задача – найти принца. Ни одной зацепки, куда бы его могли упрятать. Неплохо было бы, когда (или если?) мы его найдем, восстановить законную власть.
Даже если и не восстановить. Освободить его и бежать из страны.
Мой крестник, сын моего безвременно ушедшего лучшего друга… Душа за него болит.
Идущая впереди Чарли остановилась и дала знак быть наготове. Те, кто не сражался (в особенности, раненый Янги), отступили в середину.
– Кто? – спросил я у подошедшей дозорной.
– Опять кавалеры, – поморщившись, тихо ответила Скарлетт и достала кинжал.
"Кавалерами" называли воинов некогда королевского, ныне министерского подразделения, где служили, в основном, благородные.
Нападали на нас уже не в первый раз. И ополченцы, и солдаты, и эти. Мы старались никого не убивать – нетяжело ранить и уйти.
Они напали, но мы быстро их потеснили, и они неожиданно легко отдали свои позиции и отступили. Мне это очень не понравилось, слишком подозрительно.
А потом, на нас спустили тварь.
Сначала я подумал, что это собака. Но она оказалась намного крупнее, быстрее и зубастее. И лоб ее был совершенно лысый. В природе таких я еще не встречал. Ее нападение чуть не вылилось для нас в катастрофу.
Акира метнула в тварь пару сюрикенов, выбив ей глаза. Тварь пошатнулась, повернулась и бросилась за девушкой. Акира метнулась в сторону, но тварь безошибочно последовала за ней.
– Черт! Акира, он держится за твой энергетический след! – крикнул Лекс.
Акира в панике заметалась.
– Какой след?
– Твой страх.
– Ч-черт! – Акира снова шарахнулась и требовательно воскликнула: – А ты не мог бы что-нибудь с ним сделать?!
– Не могу. Это же твой страх!
Параллельно с этой беседой, мы всячески пытались справиться со зверем, но пока малоэффективно.
Акира маской, закрывавшей обычно лицо и волосы, зацепилась за ветку; светлые волнистые волосы рассыпались по лицу и спине. В этот момент чудовище ее почти настигло, но Тимур, наконец, снес зверю башку сокрушительным ударом булавы.
Проклятье! Они что, издеваются? Использовать против нас такое?!
Надеюсь, этот монстр у них был, по крайней мере, только один…
(23 сентября)
Мы опять засекли какое-то шевеление. На этот раз, одиночного объекта.
Чарли вопросительно посмотрела на меня, я кивнул, и она начала обходить его с тыла. Но, очевидно, спугнула.
На поляну выскочил спринтер – так называлась одна раса человекоподобных существ, чем-то близких к эльфам. Они отличались (кто бы мог подумать?) крайне высокой скоростью передвижения, и не только его. А вот смелостью не отличались.
"Визитер" заметался.
Инвар выставил шпагу, угрожая уколоть спринтера в грудь, тот подался назад, но уткнулся спиной в копье.
– Ты убит, – добродушно сообщил Ка-ну.
Они с Инваром часто весьма эффективно разыгрывали что-нибудь на пару таким образом.
Спринтер рухнул на колени, как подкошенный, и принялся неразборчиво причитать, причем, все ускоряясь и ускоряясь.
– Стоп, стоп, стоп! – сказал я: – Давай по порядку. И по-мед-лен-нее.
– Я ни в чем не виноват!.. – взвыл тот.
– Я и не обвиняю, – спокойно согласился я. – Что ты здесь делал?
– Охотился.
– Ясно, – я сделал знак, чтобы его отпустили.
– Слушай, – спросил я: – А тебе не страшно здесь одному?
– Оч-чень страшно! – с готовностью кивнул тот: – А вы хотите меня нанять?
Так говорили, когда звали подобных созданий показывать маршрут в лесу или что-то такое.
– Да нет, нам незачем, – я повернулся и дал ребятам знак идти дальше.
– Слушайте, – в свою очередь окликнул нас спринтер. – А вы ведь Девятый вал, да?
– А что, про нас и у вас знают? – обернулся я.
– Про вас все знают! – восторженно проговорил тот, и, немного помолчав, добавил: – А возьмите меня в отряд! Пожалуйста! Я могу быть полезным для вас!
– А ты в курсе, что мы сейчас изгнанники? – мрачно поинтересовался Том.
– Все равно.
Я задумался. А ведь его способности могли бы быть нам полезны…
– Ладно, – махнул рукой я.
– И как тебя зовут? – поинтересовалась Айята.
– Молния.
– Это потому что ты быстро бегаешь? – усмехнулся Юджин. – Вижу, твои родители не отличались оригинальностью.
– Юджин! – осуждающе цыкнула на него девушка.
Спринтер сощурился, а потом сказал:
– К вопросу об оригинальности. Это говорит мне человек, с именем, которым зовут едва ли не каждого десятого мальчика в вашей стране. Это так, для общего развития.
Юджин, перекосившись, злобно зыркнул на засмеявшихся было товарищей и, понизив голос, сказал:
– Остроумный, значит? Имей в виду: когда я буду командиром отряда, тебя в нем не будет!
Молния заозирался в поисках поддержки, но желающих поконфликтовать с Юджином не нашлось, а я предоставил им самим разбираться. Про себя, тем не менее, заключив: "Никогда!"
На привале продолжились нападки на новичка.
Молния нерешительно, вопросительно глядя на меня, взял миску и ложку, но, куда сесть, не знал. Я указал ему на свободное место примерно напротив меня. Он сел; Корнелию, рядом с которой оказалось это место, аж перекосило. Она быстро, торопливо, почти не жуя, доела. Нервически вскочила и, пробегая мимо меня, зло и нарочито отчетливо прошептала:
– Ну спасибо тебе, Юссариан.
Новенький чуть не поперхнулся и страдальчески глянул на меня.
– Ой-ой-ой! – бросил ей вслед Ка-ну: – Подумаешь, расистка-шовинистка!
Тем временем, Гюстав спустился со своего наблюдательного поста на дереве и недовольно изрек:
– Ах да, теперь у меня нет тарелки…
Молния был готов провалиться сквозь землю; казалось, он уже жалел, что попросился в отряд.
– Из котелка ешь, – подсказал Юджин.
– Ага! Половником! Хохотнул Гюстав.
… – Не обращай внимания, – немного погодя, тихонько сказал спринтеру Ка-ну: – Новеньких иногда поначалу поддевают. Сработаетесь.
(25 сентября)
– Холодно, – проскулила Корнелия.
– А тебе говорили, что стирать сейчас теплую кофту – плохая идея, – запахнув плащ, сказал Лекс.
Ка-ну преувеличенно галантно протянул ей свою куртку. Корнелия скривилась и принялась искать глазами еще желающих ей помочь, но таковых не оказалось, и она, пофыркав, все же накинула его куртку себе на плечи.
– Сам-то не замерзнешь? – скептически поинтересовался я.
Ка-ну самоуверенно хмыкнул.
Ближе к полудню Чарли засекла очередных преследователей.
– Опять они, – недовольно проворчала девушка.
Отступать сейчас нам было нельзя – они преграждали нам путь, и идти в обратном направлении я не хотел.
Они напали на нас на холме у оврага. Их было больше чем нас, и бой был не простой.
Многих ранений мы избегали благодаря Антику, который прикрывал нас. Но, пока он отвлекся на очередную сложную ситуацию у кого-то, он подпустил к себе противника на удар меча, и тот перерубил ему лук.
Антикова противника устранил Гюстав с дерева (он прикрывал нас параллельно в Антиком, но из высокой точки). Он рассудил, что Антик стреляет все равно несравненно лучше, и, окликнув его, кинул ему свой лук.
Антуан поймал лук, встав на мысочки, а когда он опустился, вытянув руку с ним вперед для выстрела… лук ткнулся в землю.
Гюстав был выше Антика где-то на полметра, и лук у него был длиннющий.
И это трагическое несоответствие длины его лука и роста Антика ввело последнего в ступор.
Гюстав, увидев, что получилось, захохотал и решил, что лучше бы ему поскорее спуститься с дерева.
Антик, наконец, отмер и принялся искать выход из ситуации.
Догадался, что нужно расположить лук диагонально. Взял стрелу, наложил ее на тетиву… и завис еще минуты эдак на две.
Гюстав свалился с нижней ветки дерева, забившись в истерике.
Оказалось, чтобы стрелять из этого лука, Антуановы стрелы слишком коротки…
Гюстав, немного проржавшись, встал и выдал Антику свою стрелу.
Антик уже паниковал, это видно было по его отсутствующему взгляду, но пытался изобразить спокойствие.
Он с полминуты помедитировал на стрелу Гюстава, прежде чем, наконец, попробовать наложить ее на тетиву.
Но тут выяснилось, что для того, чтобы стрелять этими стрелами, ему не хватает длины рук.
Антик снова завис.
Гюстав уже не смеялся: он, задыхаясь, бился в конвульсиях.
– Антик! – давясь смехом, выдавил Юджин: – Ну что ты творишь? Видишь, человеку плохо!?
Антуан сжал губы, бросил лук Гюставу и, как крест экзорциста держа перед собой обломки своего лука, нагло двинулся ко мне прямо сквозь сражающихся.
Со всех сторон посыпались проклятия от ребят, вынужденных отвлекаться и делать так, чтобы этого безоружного нахала не убили.
Я отвлекся на собственный поединок, и на какое-то время все остальное вылетело у меня из головы.
– Юссариан! – Антик предъявил мне обломки лука.
Я, не подумав, брякнул первое, что пришло в голову:
– Ну возьми лук у Гюстава… – только к середине фразы сообразив, что говорю что-то не то, но еще не вспомнив, почему.
Гюстав, едва пришедший в себя, снова забился в истерике, пол-отряда согнуло пополам, а Антик одарил меня таким взглядом, что мог бы, мне показалось, прожечь дыру у меня во лбу.
– Ка-ну! – устыдившись, окликнул я: – Дай Антику лук.
У Ка-ну к этому времени уже разобрали все его запасное оружие, и у него остался лишь лук и копье. Он с готовностью кинул лук Антику, и тот, с бессильной злобой, уложил тремя стрелами пятерых противников вокруг себя.
– Антуан! Не сметь!!! – заорал я.
Я вынужден был отвлечься; к "кавалерам" подошло подкрепление, и вскоре мы вынуждены были экстренно отступать и уходить максимально быстро и на как можно большее расстояние. Во всяком случае, нам удалось придержаться нужного направления.
(26 сентября)
Нам пришлось, с небольшими привалами, совершить почти двухдневный марш-бросок, пока к полуночи следующего дня не наткнулись на домик, в котором обитал какой-то старик-отшельник. Он пустил нас и скрылся за дверью маленькой комнаты.
Мы собрались в сенях. Те, кому не хватало места, стояли у двери и открытых окон.
Я начал собирать амулеты (на каждого в отряде Джуно был изготовлен именной амулет; по ним было гораздо проще пересчитывать).
Юджин под одобрительный хохот принялся рассказывать о приключениях Антика с Гюставским луком.
– Юсс, ты видел?
Я собирался ответить серьезно, дабы показать, что ничего смешного…
– Видел… – сказал я и недвусмысленно фыркнул. Нет, я, конечно, попытался сделать вид, что это я так чихнул, но мне не поверили, и Антик, с моей легкой руки официально выставленный на посмешище, одарил меня убийственным взглядом.
Радостный хохот прорезал встревоженный голос Джуно:
– Юссариан! Одного амулета не хватает!
Сразу наступила тишина.
Я пересчитал амулеты.
– Восемнадцать штук, – и вопросительно взглянул на Джуно.
– А нас девятнадцать, – нервно сказал он.
– У нас Молния новенький. У него, наверное, нет.
– Есть. Я уже сделал.
Я, холодея, еще раз пересчитал.
В комнате находились восемнадцать из девятнадцати…
Я лихорадочно проглядывал ребят, но никак не мог определить, кого же не хватает.
Они взволнованно перешептывались.
– Юссариан, мне нужен лук, – совершенно не к месту выдал Антик.
– У тебя есть один! – резко отмахнулся от него я, безуспешно пересчитывая собравшихся снова и снова.
– Это не мой. Это… – Антик замолчал, серьезно взглянув на меня.
Но и в моей голове уже тоже неприятно щелкнуло.
– Ка-ну! – простонал я.
Ребята закрутили головами, словно надеясь, что это чудовищная ошибка, и вот же он сидит…
Как можно было не заметить?!
Такой живой и яркий, такой отзывчивый, общающийся почти со всеми, а мы даже не заметили, когда его вдруг не оказалось рядом.
– О нет! Господи! – простонал Инвар.
Последние несколько дней он больше общался с ворожеей, и, видимо, увлекшись ей, не заметил пропажи лучшего друга.
– А у нас еще и все его оружие, – похоронно возвестил Том.
– И даже теплые вещи… – Айата кивнула на Корнелию, которая была по-прежнему в куртке Ка-ну.
(27 сентября)
– Юджин! Это безумие! – отрезал я.
– Но мы же 9-й вал! Мы своих не бросаем! – патетически воскликнул тот: – Ты сам учил нас этому!
– Да! – рявкнул я: – Но сейчас другая ситуация!
– Мы должны вернуться, какая бы ни была ситуация! – воскликнул Инвар.
– Вы понимаете, что возвращение, или даже просто задержка может погубить весь отряд!? Как бы чудовищно это не звучало, но иногда надо жертвовать малым во имя большого…
– Что ты сейчас сказал!? – рявкнул Юджин и, обратившись к отряду, продолжил: – Вы это слышали? Это значит, чтобы выжить, нам предлагается закладывать друг дружку поодиночке!
– Не надо переворачивать мои слова с ног на голову!
– Довольно болтовни! Кто согласен, что надо бросить Ка-ну? А кто считает, что надо вернуться и найти его, если он жив? – Юджин самодовольно взглянул на меня. Ловко же он перехватил инициативу…
– Я пойду искать его! – тут же сказал Инвар ему, и, повернувшись ко мне, добавил: – Извини, Юссариан, я пойду.
– Возьми еще Чарли, – распорядился Юджин.
– Угробишь своих людей! – простонал я.
Инвар и Скарлетт собирались, проверяли оружие; остальные крутились вокруг них.
– Как вы меня достали, – процедил я сквозь зубы, сев и сжав пальцами виски: – Делайте, что хотите. Я предупредил.
(28 сентября)
– Возвращаются! – крикнул Гюстав с высокой ветки дерева.
Юджин выскочил во двор.
– Стоп! – упавшим голосом сказал дозорный: – Чарли. Только Чарли…
Она шла медленно, деревянной походкой. Губы ее были в крови, лицо исцарапано ветками, две тонкие черные косы, которые она постоянно носила, растрепались.
– Мы километров на 20 только отошли. Они засекли нас. И напали, – бесцветным голосом сообщила Скарлетт, подойдя к крыльцу.
– И?.. -дрогнувшим голосом спросил Юджин.
– Не в нашу пользу битва была, – Чарли помолчала, потом продолжила: – Инвара убили, – она снова сделала паузу: – Я сразу ушла после его смерти. Увела их почти в противоположную сторону, чтобы они наше направление не определили. Потом вернулась к Инвару. Я не могла просто уйти, не похоронив…
Мэу заплакала; Айята обняла Чарли. Юджин запустил руки в волосы.
Я вышел на крыльцо.
– Ну что, довольны? – ледяным тоном осведомился я.
– Прости, Юссариан… – прошептал Юджин.
– Не передо мной извиняйся, Юджин, – все так же холодно проговорил я: – А перед Инваром. А еще лучше – перед его матерью.
Юджин совсем сник, но я уже был не в силах остановиться:
– Поздравляю. Ты открыл свое кладбище, командир! Поздравляю тебя с первой жертвой твоего бездарного командования! – я развернулся на каблуках и хотел было уйти в дом…
– Юссариан, пожалуйста… – подбежала ко мне Айята и опустила глаза.
– Мы будем слушаться, – сложив руки в молитвенной позе, договорила Чарли.
– Идиоты, – вздохнул я. Потом, подняв голос, продолжил: – Ладно. Если несогласных с моим командованием больше нет, мы можем продолжить двигаться прежним курсом, на север.
(25 сентября)
Начинался день, как обычно.
Из-за отсутствия времени, пришлось сделать облегченный вариант тренировки. Хотя мне уже казалось, что, если я и дальше буду так халтурить, все мои достижения полетят в тартарары.
Хоть мне и не было жарко, свою куртку я отдал Корнелии. И она ее даже взяла. Хоть и вредная она, а все равно жалко…
Ну че она ко мне так цепляется? Никто так не цепляется, как она. Даже Алекс меня терпит, хоть и недолюбливает. И Том…
Потом на нас опять напали.
Все свое оружие я раздал "нуждающимся".
Бой был не слишком-то успешным. Меня окликнул Юссариан и велел дать Антуану лук.
Мы с Антиком мало общаемся. Да и вообще, он мало с кем общается.
Но как же он круто стреляет!..
Если честно, он мой кумир. Он такой независимый и смелый… Никто ему не указ. Он только Юссариана слушается, да и то, не всегда. Ну, Лай-лай еще, но это уже другая тема. Вообще, то, как она себя ведет… бесит просто.
Потом я увидел волка. Точнее, тварь. Но похожа немного на волка.
Я видел, как его спустили с цепи, и он побежал к холму через овраг.
Вот сволочи!
Если тварь до нас доберется, нам не сдобровать…
Я кинулся к оврагу ей навстречу. Перехвачу ее, когда она будет взбираться на холм.
Но когда я пробегал мимо кустов, мне подло подставили подножку, и я живописно, с криком, кубарем полетел в овраг…
"Волк" встретил меня в овраге. Я впервые видел его так близко и мог рассмотреть, какой же он урод!.. Копье застряло под корягой, и я не смог его высвободить. Чтобы тварь не выпустила мне кишки, я попытался отбиться левой ногой. Волк вцепился зубами, рванул. Я лихорадочно пытался высвободить копье. Волк опять рванул, оно надсадно хрустнуло под корягой… Я воткнул обломленное древко в раззявленную зубастую пасть… Брызнула кровь. Я принялся отчаянно шерудить древком в ране, пока оно не показалось у чудовища из спины, и брезгливо отпихнул его от себя.
Вот черт! Она меня укусила!
Нога теперь болеть будет… черта с два получится нормально тренироваться… Я усмехнулся. Господи, про что я думаю?
– Лиана! – позвал я и, кажется, отключился на пару минут.
Лиана не пришла.
Я лихорадочно, не чувствуя боли вскочил, но раненая нога наотрез отказалась идти. В глазах рябило от крови. Я на автомате подобрал обломанный наконечник копья и чуть ли не ползком выбрался из оврага. Кажется, я был ранен серьезнее, чем я думал.
Я слышал металлический звон оружия на поляне. Если идет бой, то мне, раненому и безоружному, нечего туда лезть. Я осторожно выглянул из-за кустов… Поляна была пуста.
– А-а-а! – заорал я и выглянул еще раз, в надежде, что морок спадет и я увижу своих. Но на поляне было пусто. А в ушах оглушительно звенело…
– Юссариан!!! – что есть мочи заорал я: – Лиана! Инвар!
Меня оставили! Бросили! Я один!.. опять один!!!
Я в панике заметался по поляне, упал и поднялся снова.
– Кто-нибудь! – слабо взвыл я.
Земля качнулась, накренилась и жестко приложила меня по левому боку, вышибив из темнеющего поля зрения сноп искр и вызвав особенно сильный взрыв оружейного звона в ушах…
Я умирал.
Вот, оказывается, как это происходит… Что ж, оно и к лучшему. Один я жить не смогу…
… Закатное солнце окрасило ресницы золотым. Я почему-то не умер.
Наверное, кровь запеклась на солнце и остановилась. Я с трудом приподнялся и сел. Посмотрел на раненую ногу. Точнее, то, что от нее осталось.
Ниже колена был просто тихий ужас. Неповрежденной кожи практически не осталось (да и поврежденной, в общем-то). Голень местами была обглодана почти до кости; ошметки мяса торчали клоками. Голеностопный сустав был поврежден. Стопа цела, вроде, но сильно легче от этого почему-то не становилось.
– Супер, – мрачно заметил я: – Накачал Ка-ну ноги!
Я снова усмехнулся. Ну вот о чем я сейчас думаю?
От потери крови знобило и трясло. Нога болела безумно.
Встать удалось далеко не сразу, и то, держась за дерево. Я сломил длинную прочную ветку и, тяжело опираясь на нее, сделал шаг. Адская боль, темнота, удар о землю… Что ж, я знал, что легко не будет.
Я подтянул непослушную ногу к себе. Жесткая осенняя трава душещипательно заскребла по голому мясу и кости… Кровь из раны (хотя, что тут называть раной, когда у меня от ноги и осталась одна большая рана!?) еще текла, но помаленьку, по капельке. Не то что сначала, там вон лужа целая натекла…
Из перевязочного материала у меня были лишь портянки, но я полагал, что это не самая лучшая идея… Ладно, пусть в открытую заживает. Лесной воздух и солнечные лучи, говорят, целительны…
Я снова поднялся. Я должен идти. Мне надо догнать отряд.
Кариджану.
(26 сентября)
Пишет Кариджану.
В холоде спится плохо. Я сполз с настила из веток, расправляя затекшие конечности.
А-ай! Как же это больно, когда ветки скребут по голому мясу!..
Опираясь на палку, встал.
В лицо светило солнце, но тепла не давало. Казалось, что негреющее холодное осеннее солнце создано исключительно для красоты.
Его косые пологие лучи безучастно скользили по стылой земле, даже не пытаясь ее согреть. Я стоял, жадно впитывая всем телом драгоценные крохи тепла.
Мне решительно не хватало оружия, тепла, потерянной крови и пищи.
Я еще немного погрелся на солнце и двинулся в путь.
Дорога давалась тяжело. Идти приходилось очень медленно, с частыми передышками.
… Как же так получилось, что я остался?
Я был совершенно не готов к одиночеству. В принципе. Никак.
Как они могли?! Как!?
Что ж, вероятно, у них не было выбора…
Главное теперь – их догнать. Я помню (мы обсуждали с Юссарианом) две опорные точки: города Агъерри и Монтелик.
Если я не догоню отряд в Монтелике – я пропал.
(27 сентября)
Ну что я могу сказать? С такой скоростью нескоро я их догоню…
Да, у отряда, видимо, были причины. За ними была погоня, и они ну никак не могли задерживаться.
(28 сентября)
Эта ночь была еще холоднее. У меня отнялись пальцы рук, и я долго безнадежно дышал на них едва теплым воздухом.
Разводить костер было нельзя: это неминуемо привлекло бы внимание тех, кто охотился на нас.
Сегодняшний путь дался мне особенно тяжко. Я не прошел и половины запланированного расстояния. Пытался ускориться, но только сильнее выдохся.
Я начал всерьез переживать, что с такой скоростью я, вероятно, уже значительно отстаю от отряда.
(29 сентября)
Юджин избегал меня. И, по возможности, ни с кем не разговаривал. Зря я так набросился на него вчера: ему и без того было несладко…
Сегодня на нас напали ополченцы. Но мы на голову их разбили, и они стали отступать.
Один парень самозабвенно попытался посражаться еще, но быстро понял, что он в меньшинстве, и сдался. Я хотел дать отмашку, чтобы его отпустили, но не успел.
Горло его со свистом пробила стрела, и он с хрипом осел на землю и повалился ничком.
– Антик, зачем?! – прохрипел я: – Он же сдался!
В глазах лучника, холодных и бесчувственных, на миг проскользнуло что-то, напоминающее… торжество?
Я не выдержал и дал ему пощечину. Антик метнул на меня злой, непонимающий взгляд.
Я вспомнил тех пятерых на холме. Сомневаюсь, что он их только ранил…
Я отчетливо ощутил как во мне поднимается холодная, леденящая душу ярость.
– Что ты себе позволяешь? – заговорил я преувеличенно спокойным тоном: – Ты же знаешь! Нельзя никого убивать! По крайней мере, без необходимости! Это наш принцип! Ты знаешь об этом? Знаешь, нет?! – я развернулся на каблуках и сделал пару шагов; Антик смотрел на меня холодно и презрительно: – Значит так, Антуан. Я лишаю тебя права носить оружие. Сдай свой лук.
Я вытянул руку.
Антик смотрел на меня ошарашено, не веря своим ушам. Потом чуть заметно нахмурился, сжал губы и зло швырнул лук мне под ноги.
(29 сентября)
Пишет Кариджану.
Сегодня скрылось солнце. Вместе с ним я лишился своего главного источника тепла.
Путь давался мне тяжелее день ото дня.
Ближе к вечеру, мне улыбнулась удача, и я набрел на поляну, где росла клюква. Ягод там было от силы горстки полторы, да и клюква не самый питательный продукт, но это, все же, было лучше, чем ничего.
Ягоды взбодрили меня и немного придали сил. Хотя я по-прежнему безнадежно отставал.
… Я все равно не сдамся. Пока я дышу, я буду идти вперед.
(30 сентября)
Кавалеры с «собаками» и отчаянные ополченцы на нас уже нападали, а вот с религиозным фанатиком мы столкнулись впервые.
Он явно был не в здравом уме, потому что в одиночку пожелал схлестнуться с отрядом. Точнее, с наиболее опасным, по его мнению, представителем оного. А вообще, Том просто оказался к психу ближе всех.
Томмазо запросто, одной рукой уложил худощавого и вертлявого старика. Но тот подло схватил его за ухо. Том резко вывернулся из "захвата", согнувшись и двинув корпусом, но накинув при этом плащ себе на голову. Пока Том выпутывался из плаща, старикашка с проклятиями убежал.
– Тьфу! Вот псих, – сплюнул Том и, спохватившись, торопливо заправил под кофту выпавший крест вместе с чем-то еще. Выпрямился. И встретился глазами с Мэу.
… Мэу не ворожила. Она просто смотрела на него. Лицо ее было напряжено и несколько перекошено.
– Мой медальон… – прохрипела она, двинув только левой стороной губ. Потом громко, истерически дрогнувшим голосом, воскликнула: – Мой медальон!
Том застонал и отвернулся.
Мэу с рычанием бросилась к нему, Томмазо торопливо снял его с шеи, и девушка выхватила медальон уже из его рук.
– Как это понимать? – подключился я. – Том?
– Ну… Да, медальон, эм… был у меня. Мэу, я не хотел, правда… Я нечаянно его взял.
– Ты хочешь сказать, что нечаянно украл и – нечаянно – все это время прятал мой медальон?! – вскрикнула девушка.
– Он просто… был такой классный! Шикарный просто… Оно как-то само собой получилось. Я думал, что лучше себя контролирую. Прости, Мэу.
– Ну, ты и крыса! – прошипела та.
Том смотрел чуть в сторону, как-то исступленно, но твердо, взгляд его не бегал и не опускался.
– Вообще, это не я, – совсем бессмысленно, видимо, исчерпав все мало-мальски пригодные отмазки, сказал он, прикрыв глаза и подняв брови.
– Это мое клептоманское Альтер-эго, – договорил за него Гюстав, прикрыв рот ладонью.
– Я из-за этого с Ка-ну поссорилась, – отчаянно воскликнула Мэу, схватившись за голову: – А его даже рядом больше нет! А я не знала, что и думать. Решила, что и впрямь на балу потеряла!..
Мэу, к слову, носила сейчас его куртку.
– С Ка-ну ты не из-за меня поссорилась! – бросил Том: – А из-за того, что вещи дороже людей ценишь. Ка-ну правильно сказал, кусок металла тебе дороже друзей.
– Если ты украл "случайно", почему сразу не вернул, – холодно поинтересовался я.
– Смалодушничал! – рявкнул Том.
– Это тебе с рук не сойдет! – закричала Мэу.
Томмазо мрачно посмотрел на меня.
– Я не могу оставить это безнаказанным. Имей в виду.
Том с напускным безразличием хмыкнул и отвернулся.
(30 сентября)
Пишет Ка-ну.
Так тяжело мне не приходилось со времен моего изгнания из клана. Чувство, когда ты при каждом шаге думаешь, что после следующего упадешь замертво…
Сегодняшний вечер тоже подготовил мне сюрприз, но, на сей раз, неприятный.
Я столкнулся с ополченцами.
Точнее, дело было так: я заприметил полянку, на которой хотел заночевать, но пока я до нее ковылял, туда пришел отряд ополченцев и разбил лагерь.
Уйти я уже не успевал, пришлось по-глупому прятаться за деревом.
Мне ничего не оставалось, кроме как простоять всю ночь в обнимку со стволом.
Раз семь за ночь мимо меня прошел часовой, и у меня кровь всякий раз стыла, но заглянуть за дерево он, хвала богам, так и не удосужился.
В моей жизни еще никогда не было такой длинной ночи…
К рассвету у меня так гудели ноги, спина, плечи и голова, что, когда ополченцы наконец снялись с лагеря и ушли, я со стоном рухнул на землю. По-пластунски, подволакивая непослушную раненую ногу, дополз до потухшего кострища и свернулся там даже не клубочком, а, скорей, каким-то пожеванным комком ниток.
(1 октября)
Чарли принесла плохие новости.
Мы попали в засаду.
Чтобы из нее вырваться, нам придется очень постараться.
Оружие пришлось выдать всем, даже невоюющим. И даже наказанному Антику. Он слегка приподнял брови (так он изображал крайнюю степень удивления) и хмыкнул, но я оборвал его резким: "Не до твоих закидонов сейчас…"
– Сражаемся все. У нас будет ударная группа, которая должна пробить нам путь из западни, две фланговые точки по два человека и одна страховочная точка, – меня посетила интересная мысль: – Поскольку делать что-нибудь интересное последним не придется, там у нас будет гауптвахта. Командовать ей будет Том, – я насладился его помрачневшей физиономией: – а также туда пойдут Антик и Алекс.
– За что?! – воскликнул шаман.
– А тебе не за что? – скептически осведомился я.
Алекс, хмыкнув, опустил глаза и заправил за ухо самую длинную прядь волос. Вообще, после знаменательной попойки он хотел сходить подправить "стрижку", но его планы нарушились восстанием; самостоятельно ровнять волосы он не осмелился, опасаясь сделать еще хуже, и теперь так и ходил с косо обрезанными волосами.
С видом "Ну спасибо тебе, Юссариан", Том двинулся на свою точку. Лекс, отчетливо прошептав: "Вот черт!", – нехотя пошел следом. Антик не двинулся с места до моего приказа.
М-да, тяжело Тому придется… Ну и ладно, заслужил.
К обеду зарядил мелкий осенний дождь.
Начался бой. Но шел он как-то вяло и скучно, что меня сильно настораживало – я ожидал ожесточенных кровавых боев…
***
Том стоял, прислонившись к стволу, и ковырял ножом какую-то щепку. Лекс сидел на пне и любовно перебирал золотые перстни на своих руках. Антик просто стоял чуть в стороне, не шевелясь, словно каменный истукан. Казалось, он может так простоять вечно.
– Сколько нам здесь сидеть? – скучающе поинтересовался шаман.
– Пока нам не сообщат, что пора идти, – ответил Том.
Шаман вдруг поднял голову, уставившись вперед.
– Ну что? – устало протянул Томмазо: – Что опять не так…
Алекс жестом остановил его, резко поднявшись.
Антик "ожил" и снял с плеча лук.
– Вы тоже это чувствуете? – напряженно оглядываясь, проговорил шаман.
Том тоже вдруг ощутил какую-то тревогу, повисшую в воздухе.
Потом они напали. Четыре отряда ополченцев.
– А-а-а-О, Господи! – заорал Том, выхватывая меч, пока те бежали к ним: – Антик, готовься!
– Как стрелять? – с раздражающим спокойствием уточнил лучник.
– НЕ насмерть! – спохватившись, пояснил Том, уже вступив в первую схватку: – Алекс! Срочно, беги за подмогой!..
Шаман кинулся было в сторону точки ударной группы.
– Ай-й, нет, вернись! – крикнул Том; их с Антиком моментально начали теснить: – Вдвоем нам точно не выгрести!
– Вижу, вижу! – ответил шаман, выхватывая шашку и занимая первую линию рядом с Томом. Антик отстреливался со второй.
Шаман сложил руки перед собой и раскидал первый ряд нападавших, заблокировав тем самым и второй.
– Вот также он нас с Юджином тогда швырял! – раздался голос Гюстава.
Том, не веря своим ушам, обернулся. Правый фланг – Гюстав и Акира – пришли на подмогу.
Антик укладывал противников целыми рядами, периодически снимая с раненых новые колчаны.
Подключился левый фланг – Мэу и Молния.
Акиру ударили, и она уже валялась на траве. Гюстав и Антик прикрывали ее, чтобы, пока она приходит в чувства, к ней не подошли. Она была очень чувствительна к каким-либо физическим воздействиям на себя. То есть, от удара кулаком, падала как тяжелораненая. Крайне быстро выходила из строя в трудном бою. Зато – и оправлялась очень быстро. Вон, уже приходить в себя начала.
– Валите фланги, а то они возьмут нас в кольцо! – крикнул Том. – Алекс, ты не можешь как-нибудь связаться с нашими?
– Нет, я мог бы связаться только с другим шаманом.
Чей-то меч таки дотянулся до Тома, и ударил его в бок. Том чертыхнулся, вынужденно отступая; на выручку пришел Антик, отстреляв нескольких нападавших вокруг него.
Тем временем едва не убили Гюстава, и Антику пришлось отвлечься на него. При этом он подпустил противника слишком близко к себе, и тот ударил алебардой. Отстреляться лучник уже не успевал, смог лишь, насколько возможно, увернуться. Удар вышел скользящий, поэтому череп не проломил. Тем не менее, удар был не слабый, лезвие рассекло ему правый висок и часть лба по линии роста волос. Антик, пошатнулся, и какое-то время простоял, приходя в себя. Потом откинул с лица липкие от крови волосы и подобрал очередной колчан.
– Эй, как тебя… Молния! – крикнул Том, снова вступая в бой: – Беги за подмогой!
Спринтер скрылся. Антику кровь заливала глаза, и ему постоянно приходилось стирать ее рукой и отбрасывать насквозь окровавленную челку. Акиру опять ударили, и пока она приходила в себя, Тому приходилось, помимо всего прочего, прикрывать ее. Рядом с ним отчаянно дралась Мэу.
Молния вернулся: перетрусил бежать по коридору из норовящих сомкнуться вражеских флангов.
– Том, черт с ним, давай я пробегу! – крикнула Мэу.
***
Мы стояли на месте уже эдак с час.
Пока с криком:
– Срочно подмогу на страховочную точку! Они сражаются с основными силами противника! – не прилетела потрепанная Мэу, почти рухнув мне под ноги.
– Юджин, за главного! – бросил я, жестом приказывая Тимуру, Чарли и Лиане бежать со мной.
– Не-ет! – в панике заорал тот, но мы уже ушли.
Когда мы показались на поле боя, ополченцы с криком побросали оружие и побежали. Ловушка была прорвана, и я отправил Чарли за Юджином и остальными.
Антик жестом, уже ставшим привычным, откинул окровавленные волосы со лба, чтобы кровь не застилала глаза, и наложил на тетиву три новых стрелы, но Том осадил его:
– Антик, отбой! Они уже бегут.
Томмазо, опираясь на меч и не поднимаясь с колена, обернулся к товарищам и объявил: "Молодцы! Мы сделали это!"
Антик опустил лук и, сочтя свой долг выполненным, решил, что можно с чистой совестью терять сознание.
Лекс, хитро сплетя пальцы, лег на землю, тихонько напевая какую-то мантру – восстанавливал растраченную жизненную энергию.
Тимур подбежал к Акире и с готовностью подхватил ее на руки (что-то подсказывает мне, что он к ней неровно дышит).
– Не верь ей, Тим. Она симулянтка! – весело отозвался Гюстав, приподнимаясь и выдергивая болт из плеча.
Я ошалело присел на корточки рядом с Томмазо. Том сплюнул кровь, повернулся ко мне и, улыбаясь во все лицо, проговорил:
– Юссариан, они сказали, что мы бесы.
– Знаешь, – усмехнулся я: – В этом я с ними, пожалуй, соглашусь.
(1 октября)
Пишет Ка-ну.
Меня разбудил капающий по спине дождь.
Я не отогрелся, только вымазался в саже; сон не придал мне сил, я чувствовал себя таким же разбитым, даже еще хуже.
Я продолжил идти.
Здоровая нога подкашивалась, на раненую я и вовсе не рассчитывал.
… Все равно не сдамся. Чуть-чуть отдохну и пойду дальше.
Стемнело. Я потерял счет шагам, метрам, привалам…
Из-за непрекращающегося дождя земля скользила.
Я даже ничего не почувствовал: ни боли, ни холодной влаги. Просто упал. Как труп. Словно в тумане, приподнялся на локтях… и увидел мираж. Как будто меж деревьев светилось оконце.
Нет! Не мираж!
Из последних сил я, чуть ли не на четвереньках, пробрался между деревьев и оказался у широкой (маленькая повозка пройдет) лесной дороги.
Вода и грязь ударили в лицо. Сложно сказать, споткнулся ли я, поскользнулся или просто ноги подкосились…
В глазах плясали разноцветные круги. Темный занавес опускался все ниже.
А вдруг там живет религиозный фанатик или чокнутый таксидермист-коллекционер?
Боже, надежда на помощь таяла, как утренний туман…
Я преодолел еще участок леса и вышел (Ох! Не льсти себе, Ка-ну!) на поляну.
В ушах колотила кровь, сознание душила темнота…
Ладно! Все равно это мой последний шанс…
Ноги подкосились, земля с готовностью приложила меня по голове.
В угасающем сознании возникла лихорадочная мысль.
Я поднялся и дрожащими, непослушными пальцами выудил из кармана наконечник копья.
Была не была. Это все равно единственная надежда.
Из последних сил я метнул наконечник в сторону хижины и провалился в темноту.
(2 октября)
Подвиг «героической семерки» спас весь отряд.
Выбравшись из западни, мы теперь улепетывали со всей возможной скоростью.
С ранеными Лиана вчера, вроде, разобралась. Благо ранены почти все были несерьезно.
Опасения у нее вызывали только Антик и Том. Но Том заявил, что может идти самостоятельно (хотя, в некоторой степени, думаю, он все-таки храбрился), а Антик был в отключке, и его, не спрашивая, потащил Тимур. К вечеру и он пришел в себя.
Во время боя Том с Мэу помирились. Да, у Тома бывали заскоки с кражами, он не всегда был в состоянии себя контролировать. Полагаю, он действительно в некоторой степени страдал клептоманией.
… – Я тоже неправа, – говорила Мэу: – Сделала чуть ли не культ из этого медальона. Фетишистка.
– Ну… это же твоя фамильная драгоценность, – ответил Том.
– Ну, фамильный. Что с того? Вещи – это такая ерунда! Ни одна вещь не стоит разрушенной дружбы, – Мэу тяжело вздохнула: – Жаль, что я так поздно это поняла.
Некоторое время они молчали. Мэу перебрала пальцами подвески медальона.
– Том? Хочешь, я тебе его подарю?
Том удивленно поднял брови.
– Ты бы, это, поосторожнее с такими предложениями. Я ведь могу и согласиться!
Мэу расхохоталась и, сняв медальон со своей шеи, протянула Тому.
(3 октября)
Утром Антик попытался вытребовать у меня свой лук. Настолько дико ему, видно, было ходить без оружия.
– С ума сошел? – поинтересовался я. – Ты же на ногах еле стоишь.
– Об этом не может быть и речи, – отрезала Лиана.
– Я в поряд… – начал было Антик, но пошатнулся и удержался на ногах только благодаря моей услужливо поданной руке.
– Ага, я заметил.
Во второй половине дня мы столкнулись с ополченцами. Антуан снова потребовал вернуть ему его лук.
– Ну чего тебе неймется-то так? – раздражаясь, поинтересовался я.
– У меня дурное предчувствие, – каменным голосом ответил он.
Я усмехнулся:
– С каких пор ты веришь в предчувствия?
Черт возьми, как же он был прав…
В разгар боя в эпицентре сражения невесть как оказалась Лай-лай, и, если честно, я думал, ей конец. Никто не успевал прийти ей на помощь. Но…
– Дай лук! – крикнул Антуан.
– Нет.
Антик попытался у меня его выхватить, но я коварно воспользовался своим ростом и поднял лук на вытянутой руке вверх, сделав его недосягаемым.
Антик попытался допрыгнуть, но не достал. Следующим движением он двинул мне с ноги по печени, заставив меня с хрипом согнуться и выпустить лук из рук. Лучник с готовностью схватил его и, прошипев: "Я спасу ее. Чего бы мне это не стоило", – отбежал на несколько шагов.
Но стрелять сквозь своих, как обычно, он почему-то не рискнул…
Ему пришлось добежать до края поляны. Стрелять в обладателя занесенного над Лай-лай меча было уже поздно – это ее не спасло бы.
Стрела ударила в каблучок ее туфли, буквально выбив Лай-лай из-под удара – меч прошел над ней, зацепив лишь кончики ее волос.
Еще через секунду стрела прошила нападающего, потом второго, чуть позднее третьего – каждый выстрел давался Антику все тяжелее… Он никак не мог отдышаться, руки с трудом его слушались.
К нему бежал противник – верзила с мечем. Антик наложил стрелу на тетиву, выстрелил … и промахнулся с семи шагов.
Первый раз в своей жизни видел, чтобы Антик промахивался…
Я не успевал прийти ему на помощь.
Антик еле держался на подкашивающихся ногах. Непослушной, словно ватной, рукой потянулся к колчану, не сразу нащупал и вынужден был повернуться. Едва не выронил стрелу из почти негнущихся пальцев. Заторможено положил ее на тетиву; поднял глаза прицелиться…
Враг не позволил ему выстрелить, врезав с разворота по лицу кулаком. Антик отлетел метра на два. И больше не предпринимал попыток подняться.
Ополченец двинулся к нему, раскручивая над собой меч…
С огромным трудом, Том все-таки успел прийти на выручку, врезав противнику шипованным кастетом по челюсти и добавив по затылку уже на земле. Подбежал к Антику, ненавязчиво попытался привести его в себя.
– Зачем ты дал ему лук, Юссариан! – заорала на меня Лиана.
– Он сам взял! – прохрипел я, все еще не в состоянии полностью разогнуться.
Лиана принялась разматывать окровавленные бинты с пробитой в позавчерашнем сражении головы Антика.
… Зря я не давал ему лук. Он все равно его взял, ему бы хоть не пришлось тратить силы, сражаясь со мной.
Юджин подошел к недовольно поднимающейся с земли Лай-лай.
Она выдернула из каблучка стрелу и с сожалением погладила пальцем оставшуюся дырочку.
– Идиот… – сквозь зубы прошептала она, презрительно отбрасывая стрелу, даже не взглянув в строну Антика.
– Дура! – неожиданно зло сказал Юджин и, оставив шокированную Лай-лай в одиночестве сидеть на земле, подбежал к нам.
Тимур аккуратно подхватил Антика на руки.
Нам пора было уходить.
(4 октября)
– Я сделаю все, что в моих силах, – мрачно ответила Лиана на вопрос «Как он?». На языке медицинской этики это означало, что дело дрянь.
Мы стояли на месте, никуда не двигались: Лиа сказала, что тормошить его сейчас вообще нельзя.
Из палатки-лазарета она высовывалась только к костру, забрать котелок, или, наоборот, что-либо туда засыпать.
Длинные Антиковы волосы слишком сильно мешали, и ей пришлось их обрезать.
… Больше всего меня бесила Лай-лай, которую, казалось, волновали только поврежденные туфли.
(4 октября)
Я долго смотрел на низкий дощатый потолок, пытаясь хоть что-то понять.
– Очнулся? Ну наконец-то, – раздался надо мной скрипучий старческий голос: – Здравствуй, Кариджану.
– Откуда вы знаете, как меня зовут? – слабо поинтересовался я: – Вы что, волшебник?
– Угу, как же, – сварливо отозвался старик. – На тебе амулет именной.
– А-а, – несколько разочарованно протянул я. – Скажите, сколько времени прошло со вчерашнего вечера?
– Со вчерашнего вечера прошла одна ночь, – и, не дав мне опомниться, добавил: – Но если тебя это интересует, лежишь ты у меня уже третьи сутки.
– Ох-х! – простонал я, приподнимаясь на локтях: – Мне надо идти…
Эта неприятная мысль обожгла сознание. Снова идти из последних сил… Снова холодная мокрая осень, снова голод… И это чудовищное чувство одиночества!?
А тут тепло, уютно, спокойно…
– С ума сошел! – воскликнул старик, торопливо укладывая меня на кровать: – Ну куда ты пойдешь? В таком-то состоянии?
Сопротивления не было. Скорей, облегчение. Я поломался еще, чисто по инерции, и с облегчением погрузился в уютную сладкую полудрему.
Он прав. Действительно, где мне сейчас идти…
(5 октября)
Антику было хуже. С момента повторной травмы, он не приходил в сознание, то метаясь в бреду, то забываясь тяжелым нездоровым сном…
По просьбе Лианы, я попросил Тома (он когда-то был священником (!!!)) дать Антуану глухую исповедь (для ее собственного спокойствия – сомневаюсь, чтобы Антик когда-либо испытывал угрызения совести), а это уже пахло безнадегой.
Лай-лай – больше чем уверен, под влиянием Юджина – просила дать ей повидаться с Антиком.
Лиана удивилась, но пообещала ей, что если Антуан не будет в слишком уж глубоком забытьи, она ее позовет.
К маленькой, несмелой радости знахарки, ради такого события, как визит Лай-лай, Антик даже пришел в себя, и та смогла поговорить с ним. Не очень долго, конечно, но извиниться она успела. Антик сказал, что ей не за что извиняться, и вообще, он бы в жизни не посмел на нее сердиться. После ее ухода он снова отключился.
(6 октября)
Я сидел у костра. Было раннее утро, и почти все еще спали.
Я обернулся на звук шагов. Лиана подошла к костру, повернулась и посмотрела на меня. Я не смог разгадать, что выражают ее глаза, и внутренне содрогнулся, приготовившись к самому худшему и уже пытаясь мысленно с ним смириться.
Знахарка улыбнулась и усталым, замученным голосом проговорила:
– Ты не поверишь, Юссариан. Он пошел на поправку.
(7 октября)
Антику действительно стало лучше. Угроза его жизни отсутствовала, и Лиана разрешила продолжить путь.
Конечно, самостоятельно идти Антик был еще не в состоянии, и Лиана велела Тимуру его нести. Тимура это почти не утруждало, а Антик еще не настолько оправился, чтобы сопротивляться.
(7 октября)
Пишет Ка-ну.
Я совсем раскис. Два прошедших дня я пролежал пластом. Старик, принося мне еду, цокал и качал головой.
А что я могу поделать? Я ранен, мне на самом деле плохо.
Идти (что уж там, даже подняться) я не мог, и самым логичным сейчас было оправляться от травмы и собираться с силами.
Старик подло прервал мои самооправдательные думы. Нет, я ожидал, что сегодня он не оставит меня, а, скорее всего, попытается как-нибудь расшевелить…
Но – блин! – не ведром же ледяной воды в постель?!
Я, обалдевая, сидел на полу, выравнивая дыхание. Подлый дед заявил, что постель лежит в сундуке, и, если мокрое меня не устраивает, я могу перестелить.
Перестилать я ничего не стал. Не стал даже переодеваться, хотя выданная мне длиннополая рубаха вымокла насквозь. Подмокли даже бинты.
Я завернулся в большое теплое покрывало и весь день дремал в кресле, обиженно отвернувшись к стене.
Пришел старик. Я демонстративно его проигнорировал. Он подошел к креслу и потрепал меня по волосам.
– Принести тебе поесть?
Я принципиально не отвечал.
Он вздохнул и ушел.
Я зябко передернул плечами. Покрывало отволгло и уже не грело.
Я подобрался к постели – она уже высохла сама собой – и лег.
(8 октября)
У нас закончились припасы: на утро доварили остатки крупы.
Вечером, после долгого и непростого перехода, мы встали в небольшой роще. Пока разбивали лагерь и я параллельно думал, что же нам делать, вернулись развеселые Том с Айятой.
– А мы тут мельницу грабанули! – радостно воскликнула Айята.
Я поперхнулся водой.
– Айята! Ну ладно Том, с ним все понятно, но ты-то как до такого докатилась?
Девушка расхохоталась.
– Да ладно тебе, – сказал Томмазо: – Это в переносном смысле. Мы просто набрели на заброшенную мельницу и уперли оттуда один только мешок овса.
– Тогда ладно. Но вы уверены, что она заброшенная? Не мог вас кто-то увидеть?
– Однозначно заброшенная, частично погорелая. Поэтому и не все вынесли. Готовьте тут, а мы пока пойдем пополнять наши запасы.
Я отрядил вместе с ними еще Тимура. Мы развели костерок, поставили вариться кашу.
Погода была туманная, дождливая; дым стелился по земле и смешивался с туманом.
После ужина мы не торопились расходиться.
– Лай-лай, а может ты споешь? – предложила вдруг Айята. Сейчас они с ней мало общались, хотя когда-то были, вместе с Долорес, тремя лучшими подругами.
– Точно, давай! – поддержали еще несколько человек.
– О-о, нет, нет, нет! – протянул я. – Вот на песни к нам-то как раз кто-нибудь и пожалует…
– Юссариан, – повернулась ко мне Лай-лай; она сидела рядом с Антиком, и грелась его курткой; он начал оправляться от ранения, хотя оно не прошло для него бесследно: он ослеп на один глаз и хуже слышал. – Мы не громко… Можно?
– А я, хочешь, сверху послежу, – с готовностью сказал Гюстав.
– Ну… ладно, – согласился я.
… А я уже и забыл, как она поет. Так честно, так душевно. Голос ее, конечно, звучал не так, как три года назад, он стал глуше, даже несколько сипловатым.
Но пение ее все также завораживало…
Она спела несколько романсов и остановилась.
– Давайте разбавим лирику еще какими-нибудь песнями? – предложил Том.
– Разбавляй, – разрешил я.
– Э, не. Я послушать хочу. Эй, шаман, ты ж вроде хорошо поешь? Знаешь какие-нибудь песни?
– Ну, знаю парочку.
– Давай, – сказал я: – Только что-нибудь повеселее.
Алекс поворошил палкой тлеющие угли, припоминая слова, и запел:
– Уходя от чужого безумия,
Подставляемся колким ветрам,
О тебе не тревожась, не думая –
Не в чем тут обвинять себя нам.
Наречешь нас врагами народными,
Проклянешь чередой длинных фраз,
Но не мы тебя предали, Родина,
Ты сама отказалась от нас.
Лишь застынет на озере-старице
Полумесяц прозрачной воды,
И метель, пуховая красавица,
Заметает за нами следы.
Мы с тобою отныне не связаны,
Как отвергнутый древом листок,
За любовь равнодушьем наказаны,
За горенье погасли не в срок.
Наши души, живые, нетленные
Мы не дали на цепь посадить.
Нас за это назвали смятенными,
Нас за это решили убить.
Ничего нам теперь не останется,
По пути нам лишь с вьюгой ночной.
Нам не ведомо, да и без разницы,
Что случится с больною страной.
Мы не стали при жизни героями,
Мы покинули дом в трудный час,
Но не предали мы нашу Родину,
Та сама отказалась от нас.
Но не предали мы нашу Родину,
Та сама отказалась от нас.
– Ох, тоска-то какая, – простонал я, закатив глаза: – Это называется "повеселее"? Что ж у вас за песни-то такие?
– Это у нас не песни такие, это у нас жизнь такая, – усмехнулся Лекс.
(8 октября)
Я сегодня проснулся рано и прислушался: зловредный дед гремел чем-то за домом. Что ж, сегодня он не застанет меня врасплох…
Я попытался встать. Не все было так просто. Больше всего хотелось оставить эту безумную идею и лечь обратно. Но я пересилил это желание и по стеночке добрался до двери дома.
Нога болела адски. Зря я это затеял. Надо бы вернуться…
Я выглянул на крыльцо. Холодный сухой воздух обжег легкие и кожу. Нет, я не хочу…
Безумно хотелось вернуться в постель, но у колодца я увидел уже набранное ведро воды…
Ну уж нет! Не дождется!
Очередным испытанием стало крыльцо. Оказалось, что хромать по ступенькам очень неудобно… Пришлось лечь грудью на перила и потихонечку, бочком спуститься…
Было холодно. Ну о-очень хотелось вернуться в дом…
С горем пополам я доковылял до колодца. Попытался поднять ведро. М-да, хорошо, что оно уже налито. В своем теперешнем состоянии, вытащить его из колодца я бы не смог.
О, боги. Зачем я вообще вышел из дома?
Из воды на меня смотрело бледное исхудалое лицо с выделяющимися скулами. Хуже я выглядел только во времена изгнания…
Я зябко повел плечами, мужественно снял рубашку и рывком поднял и опрокинул на себя ведро. Дыхание перехватило; вода затекла в глаза, нос и рот. Тело жестко ожгло холодом, мне показалось, что у меня едва не остановилось сердце…
Когда я, отфыркавшись и отплевавшись (и, наконец, снова начав дышать), обернулся, старик стоял на углу дома и лучезарно улыбался:
– А у Юссариана и правда ребята не промах.
– А то, – буркнул я, натягивая рубашку.
Старик, удовлетворенно хмыкнув, загремел посудой на кухне.
… Меня тревожила одна мысль.
– Скажите, у вас есть зеркало?
– Что полюбоваться захотел? – ехидно спросил старик: – Вон там, на двери.
Масштаб трагедии я оценил, и оценивался он концом света. Два с половиной года тяжелой, изнурительной работы отправились псу под хвост.
Я закрыл глаза рукой и со стоном уткнулся лбом в стену.
Не мое это. Не мое…
Ну и пес с ним.
– Любуешься? – издевательски поинтересовался старик.
– Угу, – промычал я и, паясничая, встал в красивую позу.
– Великолепно! – усмехнулся дед.
– Два с половиной года качался! – гордо заявил я.
Старик фыркнул и закрыл рот рукой, сдерживая смех.
Я тоже нервно засмеялся, попытался остановиться, но от этого только слезы проступили.
– Ну что ты? Будет тебе! Не стоит! – издевательски сказал дед.
– Идите вы, – отмахнулся я и пошел переодеваться.
Самым главным для меня, в любом случае, было догнать отряд.
На сколько же я от них отстал? Наверное, они уже миновали Агъерри. Это полдороги до Монтелика. И сколько же еще мне нужно времени на восстановление? День? Два? Неделя?..
А ведь, если я не догоню их у Монтелика, то, куда они пойдут дальше, я не знаю…
(9 октября)
День прошел относительно спокойно. К вечеру мы достигли Агъерри.
(9 октября)
– Подымайся, Кариджану! – взволнованно крикнул старик с крыльца.
– Только не ледяной водой! Пожалуйста! – вскрикнул я, торопливо принимая сидячее положение, чтобы произвести впечатление бодрствования.
– Напротив нас стоят цыгане, они могут взять тебя до Агъерри, вам по пути… Поедешь?
– Э-э-э…
– Решайся быстрей! Они скоро отъезжают.
– Еду! – я поднялся и начал торопливо одеваться.
Старик дал мне новую одежду, так как моя была в весьма прискорбном состоянии. В последнюю очередь накинул куртку и глянул в зеркало…
Идиот! Незнакомые люди ни за что не возьмут с собой потустороннего…
Я принялся копаться в вещах и нашел там темно-серый платок, который я повязал на лицо, и черную шляпу. На руки натянул перчатки, чтобы спрятать когти.
– Долго ты там? – крикнул со двора старик.
– Ща!
Эх. Прическа слишком приметная. Эти пряди…
– Они отправляются через пять минут!
Я схватил ножницы.
Две длинные пряди упали на пол. Эпично было бы кинуть их в камин, и сжечь, как символ прошлой жизни… Но волосы потусторонних не горят.
Ладно, останутся деду на память…
– Я готов! – мы со стариком столкнулись в дверях.
– О… – протянул он, взглянув на меня.
Я крепко обнял его:
– Спасибо! Вы очень помогли мне! Порой я вел себя глупо, простите! Всего вам хорошего!
Я дохромал до повозки и помахал ему рукой.
– Удачи! – крикнул он.
(12 сентября)
Ребята, к которым я прибился, оказались очень хорошими.
Их главный в шутку звал меня Мистер Икс.
Я аккуратно сказал лишь о том, что мне позарез надо попасть в Монтелик.
– От Агъерри ты пешком до Монтелика не дотопаешь, – сказал он мне: – Тебе нужен конь. Я мог бы отдать тебе коня в обмен на что-нибудь стоящее и научить ездить верхом.
Я достал наконечник копья – это было последнее, что у меня осталось от моего мира, да и вообще от всей моей жизни. Прошлой жизни.
Я усмехнулся, подкинул его в руке и протянул главному.
Он осмотрел его со всех сторон, поцокал языком и сказал:
– Этот наконечник стоит моего лучшего жеребца.
… Коня звали Кембия, что в переводе означает "ветер".
Главный рассказал мне, как им управлять, как подниматься в стременах. По-моему, проще некуда.
Мы вышли на дорогу, он дал знак залезать в седло. Тут я столкнулся с проблемой: непослушную раненую ногу задрать так высоко я не мог. Я решил обойти коня и попробовать с другой ноги.
– Стой! – главный, усмехнувшись, схватил меня за локоть: – Не подходи к коню сзади, двинет копытами – мама не горюй.
Он помог мне кое-как вскарабкаться в седло.
Я пустил коня шагом. Потом перешел на рысь.
Сразу вспомнил, что надо приподниматься в стременах.
Раненая нога тут же меня подставила и проскользнула в стремя. Я испуганно схватился за гриву коня. И, наверное, сделал ему больно…
Кембия встал на дыбы и понес. Я заорал и еще сильнее вцепился в его шею, пытаясь не упасть: на такой скорости, да на каменистой дороге это будет дорогого мне стоить…
Еще чуть-чуть, и я бы сорвался.
Главный пустил своего коня наперерез и, схватив Кембию за узду, остановил.
Помог мне выпутаться из стремян и спуститься на землю.
– Испугался?
Коленки и руки предательски дрожали, но я, через силу улыбнувшись, сказал "нет".
Главный, усмехнувшись, похлопал меня по плечу.
– Да, мистер Икс, не все так просто, как ты думал. Но не переживай, научишься.
(17 октября)
К полудню мы достигли Агъерри. Дальше мои попутчики сворачивали на запад, а я двигался в сторону Монтелика.
Я попрощался с ними и двинулся в путь.
(18 октября)
На привале я, впервые за две недели, позволил Антику пострелять из лука.
Первый выстрел был неудачным. Антик едва зацепил дерево, в которое целился. Он выхватил вторую стрелу. Она вообще ушла в сторону. Третья в ствол попала, но сбоку и слишком низко.
Антик сжал кулаки и прошептал:
– Ч-черт!
– Спокойно, – сказал я, потрепав его по плечу: – Дай себе время на восстановление. Такие ранения не проходят бесследно.
(18 октября)
Пишет Кариджану.
Как же у меня все болит… Особенно ноги. Мне никогда еще не приходилось скакать столько часов подряд.
Кажется, мое тело на меня нехило так обиделось.
Хоть помирай на месте…
Однако я встал и принялся седлать Кембию.
Надо ехать. Иначе я рискую не догнать отряд, и тогда… все кончено.
(21 октября)
К закату на горизонте показались башенки Монтелика.
Близко к городу мы подходить не стали, и разбили лагерь в лесу чуть западнее.
(21 октября)
Я гнал Кембию во весь опор.
С каждой секундой, с каждым метром меня все сильнее накрывала паника.
Вдруг я опоздаю? Это конец!
День уже клонился к вечеру. Я был в седле уже вторые сутки без сна, и понимал, что и этой ночью мне вновь не сомкнуть глаз.
Небольшая передышка: напоить коня и дать ему отдохнуть.
Снова в дорогу.
Я не смог вскочить в седло и тяжело опустился на землю. Давай же! Последний рывок!..
Кембия аккуратно сел на землю, давая мне возможность забраться.
– Спасибо! – растроганно прошептал я, когда конь поднялся – я знал, что это тоже для него непросто.
Мы скакали всю ночь.
К рассвету на горизонте показались башенки Монтелика…
(22 октября)
Я невесть зачем затягивал с выходом.
Что-то смутное и неосознанное подмывало остаться, постоять еще немного…
Но и останавливаться нам было нельзя.
– Ладно, выходим, – скомандовал я.
От Монтелика мы двинулись на восток. Навстречу рассветному Солнцу.
… Город медленно скрылся за холмом.
(22 октября)
Я спешился и медленно прошелся по стоянке.
Хорошее место. Я бы тоже его выбрал.
Я легонько поворошил ногой остывшие угли…
Я думал, что будет иначе. В том плане, что я буду иначе себя чувствовать. Я ожидал отчаяние, ярость, панику, слезы… Бурю эмоций и страстей. А была лишь пустота…
Я бредил Монтеликом всю последнюю неделю. Он стал для меня городом крушения надежд.
Я нервно усмехнулся.
В принципе, не невероятно догнать их теперь. Если знать, куда они повернули. Но отряд слишком хорошо прячет следы от преследователей. Даже от своих.
– Попробуем угадать? – скептически спросил я у самого себя, мысленно отметив начальную стадию помешательства. Мне категорически противопоказано одиночество.
Я раскинул руки и закрутился на месте, пока не потерял ориентацию в пространстве. Тогда – с хлопком соединил руки и открыл глаза.
– Вот туда, – развязно заметил я и, обратившись к Кембии, спросил: – Понял, куда едем?
И мысленно сделал вторую отметку.
Из последних сил забрался в седло и дал шпор коню.
(22 октября)
… Город медленно скрылся за холмом.
– У нас проблемы, – мрачно сказал Молния через какое-то время. – Я слышу стук копыт.
– Ты уверен, что это по нашу душу? Где? И сколько их? – напрягся я.
– Кажется, один. Остального не могу точно сказать.
– Гюстав, слазь, посмотри.
– Всадник. Один, – отрапортовал он из наблюдательной точки: – Движется стремительно, аккурат за нами. Сомневаюсь, что это совпадение.
– Что ж. Поступим так, – подумав, ответил я. – Вы постараетесь отойти подальше и спрятаться, чтобы он вас не видел. А я останусь здесь встречать "гостя" для переговоров. Ему не будет видно моего лица напротив солнца.
… Заметив меня, всадник осадил коня. Потоптался на месте, потом окликнул.
– Кто ты такой? – нарочито искажая голос, спросил я.
Он замялся, не зная, видимо, что ответить, потом резко, отчаянно крикнул:
– Это ты, Юссариан?
– Кариджану?! – ахнул я, настолько не веря своим ушам, что ущипнул себя за предплечье.
– Хвала богам! – нервно рассмеялся всадник, валясь из седла.
… Произошедшему чуду были рады все. Все, даже Корнелия, которая сказала что-то вроде: "вау, здорово, он вернулся".
Нам пришлось простоять на месте до обеда, раньше Ка-ну просто не приходил в себя.
Он изменился. Сильно. Поэтому я сначала его не узнал.
Как только он оклемался, ребята тут же пристали к нему с расспросами.
А потом я заметил, как он чудовищно хромает . Когда я спросил, почему, он просто закатал левую штанину до колена.
– Ч-черт, – прокомментировал я.
Ка-ну развел руками.
– Но, ты же… ты не сможешь… – я не знал, как сказать. Ранение было первым официальным поводом его отстранения от возможного командования.
– Я знаю, – сказал Ка-ну: – Я все понимаю. Ты прав. И я знаю, что так будет лучше для отряда!