Итак, наши квартиры получили полный комплект оборудования для доставки горячей воды, правда без самой воды, и по здоровенной дыре в самом, можно сказать, укромном, потаенном уголке. Некоторое время, пока дом был гигантской коммуналкой – ну, что было, то и было, жили мы именно так, эти отверстия хотя и мешали, но не слишком, и даже служили кое-какие мелкие службы. Но что-то все время меняется, незаметно, от минуты к минуте.

Кто-то из дома уехал, и не только за границу, а просто перебрался в другой город, разменял квартиру, умер. А кто-то поселился на их местах, кто-то родился – и тот, кто родился, по праву рождения сразу занял свое самое законное место.

Ате, кто остался, ссорились иногда, мирились со старыми недругами, заводили новых друзей, менялся состав традиционных компаний. После Кубка Канады 1981 года никто уже не собирал соседей у единственного на подъезд цветного телевизора. Телевизоры стали цветными почти у всех…

Подорожали сигареты и выпивка. «Веревочная почта» прекратила существование… У всех установили домашние телефоны.

Проигрыватели и магнитофоны тоже приобрели почти все, каждая квартира потребовала акустической независимости.

Ждать милостей от кого-то уже и не думали. Дыры стали заделывать. Сначала клали на них фанерки и досочки, затем стали цементировать с нарушением технологий – или без нарушений те, кто знал как…

У меня в магнитофоне играет новая кассета. John Lennon and Plastic Ono Band. Песня как нельзя более подходит к случаю – «Isolation».

Кстати, если есть под рукой – послушайте! Поймаете настроение.

Три года назад сын дяди Эйно Леша приезжал из Полярных Зорь и рассказывал о своей новой работе. Он уже не строитель, он «эксплуататор» им же построенной атомной станции. У него горят глаза от восхищения. «Вы не представляете себе, как это интересно!» Год назад он подарил мне эту кассету.

Вот и я помогаю отцу подставлять дюймовую доску под фанерный щит. Сверху дядя Эйно уже положил арматуру с сеткой и сейчас будет лить цементный раствор…

Чернобыль будет потом. Была какая-то другая авария, совсем небольшая. Леша умер от лучевой болезни три дня назад. Он весил меньше сорока килограммов…

Я вспоминаю его. Мне уже не так горько. Ком в горле стоит, но у меня уже есть опыт. Умерла одноклассница от заражения крови, и одноклассник – от рака. Погиб на заводе Коля Васильев. Умер Юрий Львович. Мертвый, он был совершенно не похож на себя. А на его рабочем столе нашли фотографию, на которой он, доверяя своей по-детски безукоризненной интуиции, написал прямо сверху: «Вспоминайте меня веселым!» И через несколько дней, проры давшись совсем не по-взрослому, я вдруг понял, что вспоминаю его и улыбаюсь. Мне уже не надо помогать папе держать доску – она встала как надо, но я все равно стою рядом. Рядом с папой мне спокойнее. Нам обоим не по себе порознь. Он тоже рад, что я не ухожу. Я снова вспомнил сначала Аешу, а потом Юрия Львовича. И почему-то вообразил его скачущим на коне рядом с Юлом Бриннером.

Дядя Эйно не плачет. При нас. А кроме того, он не любит беспорядка. Он давно мечтал заделать эту дыру. Джон Леннон поет из магнитофона:

People say we got it made , Don’t they know we're so afraid Isolation , We’re afraid to be alone. Everybody got to have a home. Isolation…

Мы слышим, как сосед аккуратно шлепает мастерком раствор на нашу фанерку, на сетку, выравнивает ровный пол сверху шпателем… Шуршание стихает. Дядя Эйно всегда считал, что горе должно быть отделено от счастья – стеной, полом, потолком… Не has to go through it himself. Он взрослый, он уже пожилой человек. Его нельзя забрать к нам, и ему нельзя говорить, что где-то на спецкладбище упокоился Леша. Тот, который основал первую в нашем городе рок-группу. Который учил меня играть на гитаре и помогал переводить песни, когда приезжал. Который обожал свою работу и, как лучший специалист, был вызван на опасный участок и прекрасно понимал, чем именно для него это кончится. И к тому же здесь играет Лешина кассета. Отверстие исчезло. Дядя Эйно запечатал дыру, которую бесстыдно устроенный уклад проделал в его доме, да еще и в таком месте…

С нижними соседями было труднее. Хозяйка нижней квартиры боится пускать в квартиру посторонних. Точнее, она так говорит. Просто она никого видеть не хочет. Мужа нет, с сыном она не ладит. Ей его девушка не нравится…

Just a boy and a little girl Trying to change the whole wide world. Isolation , The world is just a little town. Everybody trying to put us down. Isolation.

Она наняла каких-то халтурщиков, и когда мы положили арматуру, сетку и залили раствор, подпорки не выдержали. Пришлось переделывать. Ничего. Она во всем винила нас с папой. Ругала нас и через дырку, и по телефону, и приходила лично…

I don’t expect you to understand , After you caused so much pain , But then again you’re not to blame. You’re just a human, a victim of the insane.

Наконец, исчезла и эта дыра. Мы заодно разобрали никому не нужную старую антресоль и выкинули весь хлам из дома. Сдали в пункт приема вторсырья «Стимул» килограммов сто старых газет и журналов и еще тряпья, принадлежавшего и нам, и тем, кто жил тут до нас… За это нас «простимулировали» правом купить три блока жевательной резинки и книги на выбор: исторические романы писателя Балашова, «Проклятых королей» Мориса Дрюона или роман неизбежного Дюма – «Асканио», который приемщица называла «Асканио Ново». Мы засмеялись и вместо книг взяли еще два блока жвачки… Поделились по-честному. Папе тоже нужна жевательная резинка: ему предстоит поездка по дальним районам – агитировать жителей деревень поступать в Пединститут, где он работает. Поедет он на своей машине, и ехать далеко, а жвачка помогает не задремать за рулем…

А люди, которые въехали в квартиру Беленьких, поставили первыми в подъезде железную дверь с сигнализацией. Говорят, что они богатые и у них есть даже видеомагнитофон…

We’re afraid of everyone. Afraid of the sun. Isolation. The sun will never disappear , But the world may not have many years. Isolation.

Эти соседи не только зажиточные, но и прозорливые люди. Миру, в котором мы живем, и правда осталось не так много. Скоро он станет совсем другим…

Когда исчезли в доме почти все дыры, снова явился он, Синяя Шляпа! Как злой дух, как сын неизбежного противоречия между каменным центром и деревянной окраиной без всяких удобств… Самостоятельно заделанные дыры он объявлял заделанными с нарушением технологий, и снова явились долбежники. Где-то они опять продолбили все снова и собирались уходить, но их не отпускали. В одном подъезде их просто взяли в заложники разъяренные пенсионеры. В наш подъезд их не пустили. У нас поселился крупный строительный чиновник, и он заверил Синюю Шляпу, что здесь все сделано с точным соблюдением технологий. И Синяя Шляпа ушел.

А горячей воды так и не было, как не было.