В квартирах стало уединеннее и теплее. На пол мы купили серое покрытие вроде войлока и пылесос. Уборка теперь – дело пятнадцати минут. Постельное белье мы относим в прачечную, оттуда его выдают сухим и поглаженным. Не забывай только номерки пришивать. С прочим справляется стиральная машина «Малютка» – «тазик с вентилятором» или «вывернутый Карлсон». У нас появился большой холодильник, папа раз в пару месяцев ездит в Питер за продуктами и иногда берет меня с собой. Быт налаживается…
Но вот с посудой все осталось по-прежнему. До смерти обидно. Греешь чайник и кастрюлю, смешиваешь в тазике воду до терпимой температуры, мылишь тряпку номер один хозяйственным мылом или мажешь пастой «Санита». Мне страшно подумать, из чего ее делают. Пастой или мылом моешь все на первый раз. Чайник на это уходит полностью. Затем все споласкиваешь холодной водой, ошпариваешь кипятком из кастрюли, чтобы отбить запах «Саниты» или того же мыла. А еще надо чистить и драить плиту, вытирать со стола…
А ведь теперь и в ванной, которая стала просторнее, и над раковиной – два крана, а не один. Но во время последнего визита Синей Шляпы его приспешница с тетрадкой явилась с кучей бумажек с синими штампами и проинструктировала всех устно, а вдобавок повесила внизу объявления:
УВ. ТОВ. КВАРТИРОСЪЕМЩИКИ!
О начале подачи горячей воды будет сообщено ко времени готовности централи. До особого распоряжения краны ТВ опечатываются. Крутить краны ТВ, снимать или менять смесители категорически запрещается! К нарушителям данного распоряжения будут применяться самые строгие меры (впл. выселение).
Подписи, естественно, не было.
Это средоточие глупостей забавляло весь дом.
Первое – и главное. Как это не покрутить то, что крутить запрещается? Не в ГДР живем какой-нибудь.
Во-вторых, а вот поди-ка ты проверь, крутил я или нет? И высели меня потом. А я скажу, что так и было!
В-третьих. Мой кран! Мой! Что хочу, то и делаю.
Кроме этих неопровержимых доводов, была еще и жизненная практика. Смесители ставили как попало. У кого-то кран горячей воды был слева, у кого-то – справа. Пришел сосед помыть руки, открутил не тот – что его, чистыми руками обратно заворачивать? Бумажные «печати» смылись через день-другой…
Кроме того, цены. Не на воду, конечно. Вообще цены. На выпивку, в частности. Одиноко живущие выпивохи продавали из дому все, что стоило денег. Продавали даже нужное. А уж ненужное – так немедленно. А что могло быть более ненужным, чем два смесителя в одной квартире, где все равно нет горячей воды? Пустую трубу забивали деревянным чопиком, на оставшуюся накручивали «сэкономленный» старенький медный кран.
Да и любопытство поначалу всех охватило. Что за такая «централь»? Что в ней происходит? Не помыться, так хоть послушать…
Но несколько лет слышно не было ничего. Дом стоит себе и живет, как прежде. И никаких вам централей и горячих вод. И все в баню с газеткой и кремом для бритья с красной полосой – по субботам.
У нас рано темнеет, и я люблю включать настольную лампу, а не верхний свет. У меня всегда играет музыка. Некоторые книги я перечитываю по нескольку раз. Новые книги выудить удается редко. А вот с музыкой все по-другому.
Появились «Аквариум», «ДДТ»… И я нередко притаскиваю домой все новые и новые кассеты с неизвестными доселе названиями.
Я засунул кассету в магнитофон, не успев прочесть названия. Пока разматывается ракорд, можно успеть прилечь, раскрыть книгу или взять в руки гитару и начать, когда заиграют, подыгрывать…
А тут захотел я поставить чайник и вышел в коридор. Что-то насторожило меня. Этот звук напоминал скрип двери и свист паровоза одновременно. Затем свист превратился в рев атакующего слона, мрачный и угрожающий квинтовый скачок труб Иерихона пронесся над домом, и отовсюду раздался пулеметный треск и отдельные гаубичные выстрелы, вой привидений и стоны убитых при падении стен иерихонцев…
Как хорошо, мамы не было дома!!!
Я трясся и хлопал веками от ужаса. Вошел в ванну. Из смесителя шипело и рокотало, он трясся, шевелился, как живой. Сунув нос в кухню, я увидел, что там смеситель повернулся хоботом вверх.
Я принялся крутить его обратно, но он вышел из повиновения и не поддавался, и я стал крутить оба крана, не понимая, в какую сторону их надо повернуть. С кухонными я справился и бросился в ванную.
Одновременно из крана и душевого рожка трубы плюнуло коричневым порошком, а затем из них, фыркая, вывалилась коричневая масса, напоминающая то, что должно течь по другой трубе, потолще. На кране надулся пузырь и лопнул тысячей брызг.
Ну и какого цвета на мне была рубашка, какие брюки? Да! Да! На оба вопроса! Голубые джинсы, купленные вместо сожженных кислотой, и белая водолазка… Я еще не успел переодеться в домашнее…
Я не помню, как справился с краном в ванной и вернулся в комнату, чтобы переодеться, а магнитофон орал голосом Петра Мамонова:
А в подъезде уже орали люди. А по двору уже бегали старухи, дети, интеллигентные и неинтеллигентные мужчины. Чопики выбивало из еще вчера молчавших труб. Потоки кипящей ржавчины били, как гейзеры, в стены и потолки, текло, текло, по всей земле, во все пределы!
– надрывался Мамонов, но рев труб его перекрыл…
Жэковские бабы орали, что «всех же предупредили и всем все опечатали». Их посылали на редкость далеко.
Где-то рухнул потолок: пьяница-сосед сверху продал смесители и ушел по обыкновению принимать амброзию во двор, не в одиночку же, и исчез. В первом подъезде орала в окно Танька Лобанова – у нее в квартире случилось короткое замыкание. Это притом, что навозного цвета мерзость хлестала в три ручья, а на улице уже было темно.
К дому устремились аварийки, люк во дворе замерз, и его отогревали паяльной лампой, чтобы повернуть вентиль…
Один из аварийщиков, он же – один из тех самых долбежников, спустился в люк, и оттуда раздался дикий вопль. Аварийщик вылетел наружу не как ошпаренный, а именно ошпаренный. Фонтана не было, но лужа выросла мгновенно, и над ней поднялся абсолютно не пропускающий света пар…
А у нас в подъезде все было тихо. Все были на работе…
Когда вечером пришла мама, ее чуть кондрашка не хватил. И что она спросила, вы думаете? Ну конечно:
– А я думала, дура, что ты уже взрослый! Что ты натворил!!! Господи, новый свитер… Джинсы… Ну сколько можно… Что это было? Что ты сделал, говори быстро!
Я сел на стул. Посмотрел маме в глаза. Долго смотрел. Она приготовилась к чему-то ужасному.
– Мама! Все хорошо. Нам дали горячую воду… Я только одного не пойму: как ты не заметила всех этих аварийных машин?..
Тут пришел папа. Он все понял еще во дворе. Осмотрел ванную и кухню. И вдруг как-то легко и радостно выдохнул:
– Ну бывает же! Я только что оторвал в хозяйственном пять банок эмульсионки. Без очереди! Ничего, закрасим…
А кипяток из люка продолжал заполнять дворы и улицы.
Вот так нам дали горячую воду.