…Теорема Пифагора была известна более чем за тысячу лет до Пифагора.

            Отто Нейгебауэр

 

1. Собрат по разуму

Братья по разуму бывают разными. Обычно таковыми называют инопланетных пришельцев. Но кто знал, что в природе встречаются братья по разуму практически в буквальном понимании. Именно братья, именно по разуму. Такими можно назвать двух инопланетян, прилетевших на Землю с далёкой планеты Омега-Центавра. Два брата – омеганин и центаврик. У них один разум на двоих.

Нет, они не уроды, просто так уж устроены их мозги. Встречается на Земле такое уродство – на английском языке оно называется «conjoined», то есть «соединённые». В русском языке подобных людей называют сиамскими близнецами. У них бывает одно тело на двоих, встречаются сросшиеся головами близнецы. Так вот, пришельцы с Омега-Центавра тоже были своего рода сиамскими близнецами. У них был один мозг на двоих. Но только не соединённый, а наоборот, разделённый. У того и другого было лишь по одной половине мозга. У омеганина левое, а у центаврика правое полушарие. По сути – это и не уродство, а некое разделение труда, которое провела природа на их планете много лет назад.

Если с омеганином вы уже знакомы, то о центавриках только читали в дневнике нашего пришельца. Естественно, что они не родные братья. Просто – братья по разуму. Единственно, что в данном случае эту фразу следует понимать слишком буквально. Правда, они не совсем братья, но если и братья, то уж точно по разуму.

О разделении труда Омеганин уже писал. Они, омегане, более логичные, а центаврики по большей части эмоционалы. Естественно, что первые занимаются точными науками, а вторые – искусством.

А вообще, ход их мыслей, что омеганина, что центаврика нам, простым землянам, непонятен. Как пел Высоцкий:

На Тау Кита

Чегой-то не так –

Там таукитайская братия

Свихнулась, – по нашим понятиям.

То же самое мы можем сказать и об этих пришельцах, неожиданно свалившихся на наши головы. Они не в силах понять нас, мы не понимаем их. Мы слишком разные, мы абсолютно непохожие. Если уж они, живущие на одной планете не всегда друг друга понимают, то что же говорить о взаимопонимании между ними и землянами?

Омеганин, судя по его дневнику, так вообще общался с землянами при помощи математики. Если бы не царица наук, то он многого бы и не понял, и многого не смог бы объяснить. Такие дела.

К слову, раз уж заговорили о математике, – именно она помогла найти общий язык не только между разными мирами, но и между разными временами. Впрочем, об этом мы поговорим чуть позже. Напомните, как-нибудь, обязательно расскажем вам об этом.

Как они оба практически в одно и то же время оказались на чужой планете, при этом ничего не зная друг о друге, для нас остаётся загадкой. Видимо, у них с международными связями совсем плохо. Но, как бы там ни было, о втором пришельце узнал не омеганин, а мы. Правда, это произошло немного поздно, когда ни того, ни другого на Земле уже не оказалось.

Благодаря тому, что мы узнали из рукописи омеганина, и новых данных от центаврика, нам удалось нарисовать довольно внятную картину мира, в котором они живут. К сожалению, у нас нет точных координат планеты Омега-Центавра и способов её достичь мы не знаем, но уверены, что сможем когда-нибудь нанести ответный дружеский визит.

Теперь становится очевидным то, что идеи палеоконтакта не вымысел. Ведь если пришельцы с определёнными целями добрались до Земли сегодня, то почему бы им не побывать у нас и в прошлом?

А теперь расскажем, почему мы так уверены в том, что второй инопланетянин – не миф, не выдумка. Поверить в это окончательно помогло то, что практически все документы имеют печати, а основные свидетельства даны официальными лицами.

И даже справки есть, разве что фотографий его не осталось, только фоторобот, составленный участковым милиционером по описанию соседей центаврика.

Причём, как утверждали соседи, пришелец (они тогда не знали, что это он), центаврик, помимо других дел очень любил математику, а это тоже доказывало, что он и омеганин – братья по разуму.

В общем, многое говорило об этом. Даже походка. Говорят, что у него была странная походка, люди так не ходят, этак немного ногу приволакивал и при этом чуть подпрыгивал на другой. А взгляд был и вовсе нечеловеческий, да и голос такой прямо-таки инопланетный.

Впрочем, ничего этого жильцы раньше не замечали и припомнили только, когда узнали, кем был их сосед. На вопрос, почему же никто ни на что такое не обращал внимания, когда центаврик спокойно жил среди них, все дружно заявили, что конспирация у него была на высшем уровне, ведь даже КГБ ничего не заметило, а уж они всё заметят и подметят. А раз даже чекисты ничего не заподозрили, то с обычных соседей и вовсе взятки гладки. Хотя кому надо по шапке дали за то, что упустили такого редкого индивида. Однако это уже не помогло – центаврика след простыл.

***

Когда дневник инопланетянина-омеганина готовился к печати, в Комиссию по аномальным явлениям (АЯ) комитета ВСНТО по проблемам охраны окружающей среды из Красноярска пришло письмо от следователя прокуратуры Гурьева.

Письмо это было довольно странным по содержанию. Конечно, мы привыкли к странным письмам, нам довольно часто пишут странные люди. Многие из них не совсем адекватны, но именно это письмо нас весьма удивило. Ведь его писал не сумасшедший, а официальное лицо, милиционер и коммунист. А коммунист по определению не может быть сумасшедшим. А если он сошёл с ума, то просто не имеет никакого морального права называться коммунистом. Эта простая аксиома позволяла нашим специалистам избавляться от неугодных работников – для этого нужно всего лишь неделю подержать человека в сумасшедшем доме и он автоматически теряет статус и партбилет. Впрочем, мы сейчас не об этом. Хотя и об этом тоже, но вскользь.

Капитан Гурьев сообщил нам, что он своими глазами видел инопланетянина во время одного ночного выезда на место происшествия. У человека, который, как выяснилось позже, оказался представителем внеземной цивилизации, были тяжелейшие ожоги на ягодицах. Его отправили в больницу, где он пролежал два дня, а затем исчез при загадочных обстоятельствах.

Капитан Гурьев в психдиспансерах не лечился, в наркологических клиниках не зарегистрирован, галлюцинациями не страдал – так что тут становится ясно – ему можно верить. Естественно, что до конца верить нельзя даже себе, но тут уж ничего не поделаешь – в некоторых случаях лучше поверить, чем мучиться в неведении.

Как оказалось впоследствии, этот человек с опалённой задницей был именно центаврик, о котором рассказывал в своём дневнике омеганин, решивший теорему Ферма. Тут на ум приходят индийские фильмы – «У тебя здесь родинка! И у меня тоже! Брат!» Конечно, такие совпадения случаются только в индийских кинолентах, но ведь бывают и исключения. Да, мы практически сразу поняли, что это два брата, можно сказать – произошло чудо. Правда, братья эти на Земле так и не встретились, но мы исправим это, сведя их под одной обложкой.

Куда делся центаврик и где его искать – остаётся загадкой. Поиски беглеца продолжаются. Мы можем сказать только одно – он не плод больного воображения, он существует (по крайней мере, мы надеемся, что он ещё существует) на самом деле. Впрочем, неизвестно, беглец ли он, или ему требуется помощь. Может быть, он сейчас находится в тяжёлом состоянии, и его нужно спасать. Но для того чтобы спасти, надо сначала найти. А где его искать, этого никто не знает. Есть предположение, что он провалился (или переместился намеренно) в прошлое или будущее. Скорее всего, в прошлое, ведь он прибыл к нам, чтобы найти решение теоремы Пифагора, а где искать ответы, как не в прошлом? Узнать решение у самого Пифагора, это очень хороший вариант. К тому же, если центаврик в считанные минуты перелетел с Омега-Центавра на Землю (по всей видимости он обладал даром телепортации), то переместиться во времени ему тоже не составит труда. Потому на этой версии и остановимся. В прошлое – и точка!

В своём письме капитан Гурьев подробно рассказал нам о том, как он познакомился с одним из жителей планеты Омега-Центавра.

Благодаря этому письму мы смогли больше узнать о пришельцах, а самое главное, увязать воедино две истории, две половинки. Двух братьев свели воедино, и получили общую картину. Без этого письма мы многого бы не смогли понять из рукописи омеганина. И наоборот, дневник брата дополняет его рассказ. Читать, конечно, лучше сначала записи омеганина, чтобы вникнуть в его мысли – тогда и остальное станет намного понятнее. К чести капитана Гурьева он вникнул в историю без первой рукописи лишь на одном своём милицейском чутьё.

Обе рукописи не только познавательны, но и написаны в увлекательной форме, и, несмотря на то, что мы не стали их редактировать, читаются очень легко. Именно последнее подтолкнуло нас к тому, чтобы присовокупить к уже свёрстанному тексту рукопись капитана Гурьева.

Комиссия по АЯ сочла необходимым опубликовать этот рассказ вместе с настоящим дневником. Капитан Гурьев обладает талантом рассказчика, что придаёт этому отчёту литературную окраску. Редакция надеется, что чтение этой книги будет и полезным, и приятным.

 

2. Старик

Когда меня вызвали на место происшествия, я и не предполагал, что дело будет таким запутанным. А сначала-то казалось, что проще простого. Ну что тут может быть? Обычная бытовуха. Так я думал, когда ехал на своём «ГАЗике» по разбитой дороге. По оперативной информации у человека подгорела жо… простите, ягодицы. Уж не знаю, как это могло произойти, не на печи же он сидел. И я никак не мог понять, причём здесь милиция? Ну, сел мужик спьяну задницей в костёр, или на газовую плиту, я-то тут причём? У меня дел посерьёзнее хватает. Но так я думал лишь вначале. Всё-таки чутьё сыщицкое не прокуришь, не пропьёшь. Едва я только стал входить в суть дела, оно подсказало мне: здесь что-то неладно. Но расскажу по порядку.

Едва я вошёл в подъезд и стал подниматься по лестнице, как мне показалось, что я слышу чей-то жалобный вой. Чем выше я поднимался, тем отчётливее становился этот голос.

На площадке пятого этажа толпились зеваки. Они молчали, а кто-то продолжал выть. Вой похож на ритуальный плач бабок по умершему. Но здесь пока никто не умирал, рановато ещё оплакивать.

– Вызывали? – спросил я.

– Да, товарищ милиционер, это здесь!

Я вошёл в широкий коридор, в котором тоже толпились люди. За прихожей оказалась большая комнатка, небогато обставленная – стол, стул, диван. На столе какие-то листки бумаги. Я подумал, что здесь, возможно, живёт писатель. Или учёный. Только у писателей или учёных на столе может царить такой творческий беспорядок. Даже у математиков, хоть они-то по складу ума должны были содержать рабочее место в идеальном порядке. Впрочем, иногда математики и не такой бардак разводят, особенно когда их посещает математическая муза.

Весь пол квартиры был залит водой, набежавшей из открытого крана в ванной комнате. Казалось, что здесь был потоп. В углу стоял работающий телевизор, в котором показывали фильм «Двенадцать стульев». Как раз шёл момент, когда герой, залил квартиру водой, а сам стоял в подъезде, из всей одежды на нём были только клочья мыльной пены.

…На диване на животе лежал старик без признаков жизни. На подушке возле его головы сидела чёрная собака. Она скулила. Её протяжное «ав-ву, ав-ву» походило на похоронное пение. Это её жалобный вой я услышал, поднимаясь по лестнице. Я даже и подумать не мог, что собаки могут выть подобно бабам! Признаться, мне, прожжённому следаку, собаку съевшему (простите за каламбур!) на странных и запутанных делах, отдававших мистикой и всякой ересью, вдруг стало не по себе! Я почувствовал, что дело это будет очень загадочным и не факт, что я его раскрою. Сколько у нас таких висяков накопилось, к которым не подступишься, и ко многим примешана мистика. И тут то же самое, я уже почти был уверен в этом. Вот только не спрашивайте, почему я это понял. Чутьё. Звериное чутьё. Иначе и не назовёшь.

Собаку согнали с дивана. Она уползла на кривых ножках под круглый стол и из-под него продолжала тянуть всё ту же ноту. На неё цыкнули. Пёс залаял. И тогда преданного сторожа выгнали из помещения.

В подъезде поднялся дикий вой, от которого холодеет кровь. Кто-то вышел следом за псом и прогнал его на улицу.

Между тем толпившиеся в коридоре жильцы подъезда не торопились расходиться. Они тихо переговаривались между собой и чего-то ждали. Все они были взволнованны происшедшим. Уходить никто не собирался, ведь это такое развлечение для зевак. Как там у Блока? «…А на заборе прохожие сидели и глазели…». Так и эти, чуть что случится, слетаются, как мухи, извиняюсь, на фекалии. Каждый предлагает свою помощь, а когда до помощи дело доходит, то оказывается, что он просто хотел себе нервы пощекотать, посмотреть, развлечься.

Я подошёл к ним и, остановившись возле симпатичной голубоглазой девушки спросил всех сразу:

– Раньше кто-нибудь из вас был в этой комнате?

Все вмиг замолчали, зато девушка с некоторым вызовом сказала:

– Я с подругой заходила сюда вчера днём.

– Представьтесь, пожалуйста. Расскажите, что вы там видели, – попросил я.

Девушку звали Светлана Фишер. Она начала сбивчивый рассказ. Полчаса тому назад подняла на ноги весь подъезд, когда у себя в ванной на первом этаже увидела, как с потолка капает вода.

Соседи забегали по этажам. Оказалось, и на втором этаже протекает потолок, и на третьем. И даже на четвёртом.

Поднялись на пятый. Дверь угловой однокомнатной квартиры была заперта. Постучали. Никто не отвечает. Только собака воет в ответ, да слышно, как бежит вода из крана. Очень много воды. Целый океан.

Живущий здесь человек не был ни алкоголиком, ни тунеядцем. И всегда отзывался на каждую просьбу. То есть сосед с пятого этажа был гражданином серьёзным и просто хорошим человеком, и ни за что бы не позволил себе залить все квартиры с четвёртого по первый. А это могло означать только одно – с ним что-то случилось.

– Здесь ничего не изменилось со вчерашнего дня? – спросил я Светлану.

– Нет, не изменилось, – покачала головой Фишер. – Это может подтвердить любой человек из нашего подъезда.

Люди молча закивали.

– А вы что, все здесь бывали? – спросил я присутствующих в коридоре людей.

– Были. Конечно, были, – нестройным хором подтвердили жильцы подъезда. – Заходили по делам… Мы же соседи, а как жить рядом и друг к другу в гости не зайти!

Видать, жилец затопленной квартиры был разносторонним человеком, раз к нему заходили столь непохожие друг на друга люди. И молодые, и старые, и свежие, и с испитыми лицами. И интеллигенты, и работяги. И даже дворник заглядывал. Впрочем, тут как раз ничего удивительного нет – дворники везде свой нос суют. Ох уж эти дворники, каждый считает себя центром вселенной, вокруг него вертится мир, а если кто-то попробует не вытереть ноги при входе в подъезд, то запомнит это надолго. Терпеть не могу эту братию.

– Вот и прекрасно, – сказал я, – в свидетелях не будет недостатка! – И ещё раз спросил у Светланы: – У этого старика Иванова могли быть враги?

Она округлила глаза и испугано посмотрела на меня. Наморщила лобик, усиленно о чём-то думая. Задумалась над тем, были у соседа враги или нет? Так тут особо думать не надо. Если у человека тяжёлый характер, то у него могут быть враги. Если ему всё легко даётся в жизни, то у него могут быть завистники. А если он какая-нибудь размазня, подкаблучник и половая тряпка, то у него никогда не будет врагов. Как и друзей, впрочем, тоже. Таких обычно и не замечают, они так и живут, и каждый из них человек-невидимка.

– У какого старика? – удивилась девушка.

Я молча кивнул головой в сторону дивана. Туда, где лежал старый человек, ставший причиной всего этого спектакля.

Фишер подошла к дивану, глянула на лежавшего человека, а потом вдруг воскликнула:

– Это не Иванов. Здесь лежит кто-то другой… Это седой человек, а он чернявый. Я ведь только недавно…

Она замолчала, губы её задрожали… В глазах светился страх. Я знаю этот страх, именно так люди боятся, когда сталкиваются с чем-то, неподдающимся объяснению.

– Как не Иванов? Что «недавно»? – в свою очередь удивился я. – Кто же тогда этот старик?

Светлана постояла у дивана и посмотрела на меня. Она чего-то боялась, но держалась молодцом, сразу взяла себя в руки. Хотя… конечно испугаешься, когда буквально на глазах человек превращается в старика.

– Я не знаю, – ответила она и, покраснев, добавила: – Иванову не больше тридцати лет. Ну, может быть, тридцать пять. И он был… ну, это… красивым! А этот человек совсем старый. Правда, если не смотреть ему в лицо, он в точности похож на Иванова. Особенно его одежда… Но ведь буквально недавно это был он, я видела!

– Это его костюм, – подтвердили другие жильцы подъезда. – А где же тогда Иванов? Ведь он был здесь!

Я не поверил им. Меня охватило непонятное волнение и предчувствие беды. Такое часто случается, интуиция обычно никогда не подводила меня. Чаще всего, если я чувствовал себя в подобных случаях напряжённо, то за этим следовала какая-нибудь неприятность.

А если они говорят правду? Человека могли подменить… А жильцы, конечно же, в сильном волнении не обратили на это внимания. Зашли, увидели, что кто-то в одежде соседа лежит на диване, лицом к стене, потому и не заметили, что это не Иванов, а кто-то другой. Ведь не на их же глазах подмена произошла! Нет, тут явно что-то нечисто!

«Если старик не хозяин квартиры, как мне сказали раньше, – подумал я, – это в корне меняет дело. А что если, он убил Иванова и переоделся в его одежду? Но для чего? Что-то я никогда не слышал, чтобы преступника находили чуть не при смерти на месте преступления в одежде убитого… Разве что если он сумасшедший. Эти могут убить, переодеться и прилечь отдохнуть…»

И теперь я понял, почему выла собака! Как же я сразу не подумал… Хотя, подумай тут. Я хоть и обладаю чутьём, но всё же не Ванга. Да, неспроста выла собачка. Она могла видеть, что произошло. Правда, я ни разу не допрашивал животных, и не знаю, как это делать, но можно ведь что-то придумать. В свете последней информации мне показалось странным то, что пёс не хотел покидать квартиру. Раз его хозяина здесь нет, то какого чёрта! Судя по поведению собаки, можно было подумать, что именно лежавший на диване человек – её хозяин.

– Где собака? Надо срочно поймать её и привести сюда.

Жильцы бросились искать пса, но нигде не могли найти его. Собака исчезла. Убежала.

Я расстроился и стал медленно ходить по комнате. Заключённые это называют «нарезать круги по камере». Ходил и думал над происшедшим. Мысли крутились вокруг да около, пытались цепляться за факты, но ничего конкретного на ум не приходило. А интуиция подсказывала – что-то здесь есть такое, что я упустил. Но что? Нет, я однозначно не Шерлок Холмс и не Ванга. Ни интуиция, ни метод дедукции результатов не дали.

В это время судмедэксперт Кучеров, приехавший чуть позже меня, обследовал старика. Он установил, что тот ещё жив, но находится в шоковом состоянии из-за тяжелейших ожогов на ягодицах. Потерпевший срочно нуждался в реанимации.

Скорая помощь приехала на удивление быстро, и пострадавшего отвезли в больницу. Я остался и начал обследовать квартиру в надежде найти хоть какую-нибудь зацепку, которая поможет развязать узел. Так бывает, находишь тоненькую ниточку, потянешь за неё и вот, разгадка оказывается на поверхности. Но пока ничего не нашёл и это меня выводило из равновесия. Я очень злился на себя, на окружающих, на весь мир, когда не удавалось разгадывать криминальные ребусы.

Время шло, а мои поиски не продвинулись ни на шаг. Чем глубже я вникал в обстоятельства происшествия, тем всё больше возникало вопросов, которые трудно было объяснить.

Во-первых, кто переодел старика в одежду Иванова? Он сам? Но зачем? Кто-то другой? Но кто? Сам Иванов? Чёрт возьми, зачем ему это нужно?

Во-вторых, куда подевался сам Иванов, если, по показаниям свидетелей, он всё время находился дома и не мог уйти незамеченным из квартиры? Его обязательно увидели бы старушки, до вечера сидевшие на лавочке возле подъезда. Уж они лучше всяких чекистов, любого выследят. Но тут почему-то их старушечья разведка дала осечку. Никто ничего не видел. Неладно что-то в Датском королевстве… Обычно эти бабульки всё подмечают, а тут ничего…

В-третьих, как попал в квартиру Иванова неизвестный старик с обширными ожогами на ягодицах? Пришёл на своих двоих? Опалил задницу уже в квартире? Или его принесли? Но кто и когда? Ведь никто не входил.

«Иванов переоделся в одежду старика и каким-то образом незаметно вышел из дома, – подумал я. – Бред какой-то! Зачем ему это делать?»

И что тут у них могло произойти? Потасовка? Иванов поругался с гостем, опалил ему задницу и убежал, испугавшись ответственности? Нет, это ералаш! Сатирический киножурнал «Фитиль»! Да! А ведь, и правда, большинство бытовых драм со стороны кажутся смешными.

Тут мне вспомнилась недавно прочитанная книжка Стивенсона, «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Может, и здесь тоже нечто подобное совершилось? Бывает ли такое на самом деле? Мог ли Иванов превратиться в старика?

Нет, всё-таки я отогнал подобные мысли – мы ведь в настоящем мире живём, а не в книжном. Что в книжках написано – это всё сказки. А тут реальный полутруп с обгоревшей задницей.

Короче, поверхностный осмотр квартиры пищи для размышления не дал. Надо теперь углубиться, поворошить вещички. Я всегда так делаю. Сначала осматриваю жильё, пытаюсь вникнуть, ничего не трогая, и только потом начинаю копаться в личных вещах и записных книжках, если повезёт их отыскать.

Я послал сержанта Григорьева проверить чердак и все квартиры в подъезде, а сам занялся выяснением личности отсутствующего хозяина квартиры.

Довольно быстро я узнал многое из того, что меня интересовало. Однако многое оставалось и за гранью понимания.

 

3. Консультант из НИИ

Из расспросов соседей и осмотра документов и вещдоков я составил краткое описание и психологический портрет потерпевшего (впрочем, кто тут потерпевший, ещё выяснить надо).

Иванов живёт в доме не больше двух месяцев. Вселился в однокомнатную квартиру на пятом этаже по обменному ордеру. Откуда прибыл, неизвестно, ордера я не нашёл, надо бы поднять этот вопрос. В ЖЭКе должны быть документы. Утром нужно будет зайти, выяснить. С соседями никаких связей не поддерживает. Здоровается, если встречается с кем-нибудь в подъезде, на этом общение обычно и заканчивается. Если его о чём-то попросят, то всегда старается помочь. Всегда вежлив со всеми, никому слова плохого не сказал, ни с кем в конфронтации не состоит. В общем, идеальный сосед. Стоп! Вот на этом месте пока покурим. Не бывает идеальных соседей, если только это не спектакль… Идеальный сосед – сто процентов может оказаться шпионом или преступником, который просто не хочет выделяться до поры до времени… А если это так, то вполне возможно, что пора пришла и, Иванов, будучи шпионом или бандитом, скинул маску, сделал своё чёрное дело и скрылся в неизвестном направлении. Впрочем, оставим пока эту версию, её ещё обкатаем, но чуть позже! Негоже о людях сразу думать плохое.

Работает консультантом в НИИ ПИВО (Какое пиво??? Что за бред? Но есть документы, подтверждающие это). Не курит и не пьёт. Большую часть времени сидит дома и занимается непонятными расчётами. Что-то записывает в тетрадку постоянно, какие-то цифры, что-то считает, считает. Что именно за работу он делает дома, никому неизвестно, что-то связано с математикой. Математика, говорят, царица наук. Так что, вполне возможно, не чистой математикой был занят, а прикладной. А уж куда он её прикладывал, нам пока неизвестно.

Какой у Иванова оклад – никто не знает. Он никогда не просил денег взаймы и сам ни разу никому не одалживал. Видимо, зарплата у него небольшая, если судить по более чем скромной обстановке. Прямо-таки спартанской. Спартанская зарплата – спартанская обстановка. Понятно, что, имея зарплату сотрудника НИИ шиковать не будешь. На хлеб с трамваем бы хватило, а про шик лучше и не вспоминать.

Когда однажды бухгалтер Сидорова со второго этажа побелила ему комнату, то Иванов починил ей за это цветной телевизор, который до этого ни одна мастерская не брала в ремонт. Не совсем мне было ясно, зачем бухгалтеру белить потолок соседа, но, может быть, это у неё такое хобби – потолки белить. У людей иногда встречаются довольно странные увлечения. Один мой знакомый любил постригать, спал и видел себя парикмахером. Он терроризировал своих знакомых и родню, преследовал их, с маниакальной настойчивостью размахивая ножницами и расчёской. А другой считал себя великим писателем, и каждый раз устраивал чаепития с обязательным чтением своих опусов. В конце концов, и тот, и другой лишились всех своих друзей. А вот Сидорова, в отличие от них своё хобби не просто любила, но и очень ловка умела извлекать из него материальную выгоду. Иначе бы Иванов не стал ей чинить телевизор.

Иванов оказался мастером золотые руки! Он каким-то непостижимым образом умудрился вернуть на экран не три, а все семь цветов радуги и сказал хозяйке, что её телевизор будет работать, как хорошо смазанная телега, не хуже чёрно-белого красноярского «Рассвета», то есть не сломается в течение десяти-тридцати лет. Последнее утверждение ещё не проверили, а вот по поводу картинки бухгалтер-маляр Сидорова говорила, что она такого качества не видела даже в лучших городских кинотеатрах. Изображение стало таким чётким, что японские модели отдыхали (впрочем, японских моделей ни она, ни я не видели). Теперь Сидорова каждый день убеждается в том, что телевизоры отечественного производства гораздо лучше японских. И она поклялась перед соседями, что, пока работает её телевизор, Иванов всю жизнь может рассчитывать на бесплатную побелку (на этом месте я задумался – видимо, это всё-таки не хобби, а подработка). Впрочем, мастер-телевизионщик этой услугой больше не пользовался. Зато все другие соседи, вплоть до первого этажа будут нуждаться в хорошем косметическом ремонте и совсем не бесплатном. Иванов устроил им хороший потоп местного розлива. Это он хорошо сделал, теперь у бухгалера-маляра будет много подработки. Теперь она долго сможет жить на широкую ногу.

Телевизор бухгалтера Сидоровой сделал Иванову великолепную рекламу, на которую мастер наверняка и не рассчитывал. Он будто бы и не собирался заниматься ремонтами телевизоров. Однако коль назвался груздем, так полезай в кузов. Инициатива, как говорится, наказуема. В общем, пришлось Иванову вместо своих расчётов на дому заниматься ремонтов телевизоров. Был он человеком вежливым, уступчивым, и отказать никому не мог. А соседи этим и пользовались.

Первое время люди не могли поверить, что отечественный «Горизонт» действительно раздвигает перед ними границы, и на экране, как на ладони, можно увидеть горизонт таким, какой он есть на самом деле. Дома сидишь в мягком кресле, смотришь на цветной экран и через минуту забываешь о том, где ты находишься. Однажды Сидорову даже чуть не хватил удар, когда на неё прыгнул тигр. Понятно, зверь прыгал на экране, но эффект его присутствия был до того естественный, что Сидорова заорала благим матом и бросилась бежать из комнаты. С тех пор фильмы про животных она стала смотреть только из коридора, потому что боялась, что на неё опять кто-нибудь нападёт.

В общем, Иванову на пятый этаж понесли аппаратуру со всего дома. «Рубины», «Горизонты», «Рекорды», «Сапфиры», «Сигналы». «Сапфиры» были чёрно-белыми. «Сигналы» не подавали и не принимали никаких сигналов. «Рекорды» давно уже забыли о своих рекордах. «Горизонты» никак не хотели расширять своих горизонтов. И только с лёгкой руки Иванова и сигналы появлялись, и цветность, и яркие контрасты, и расширенные горизонты.

Принесли однажды даже древний «КВН-49», над которым смеялись как над одноимённой телевизионной передачей. И даже он стал работать лучше, чем хвалёные японские телевизоры. Только вместо воды в линзу Иванов посоветовал налить чистого спирта. Спирта пожалели, налили водки, но даже это не ухудшило качества изображения. Впрочем, жена соседа жаловалась, что каждое утро ей приходилось доливать в линзу водки, предварительно огрев мужа скалкой.

В первые дни Иванов никому не отказывал и совершенно бесплатно творил чудеса с электронной техникой. Возле подъезда, где объявился необыкновенный мастер, выстроилась длинная очередь. Люди ругались, и один раз даже приходилось вызывать милицию после того, как в драке были разбиты два «Горизонта» и три «Рекорда».

Слух о чудесном перевоплощении отечественной видеотехники очень быстро распространился по всему району. Через день очередь к Иванову растянулась на целый квартал. Люди стали записываться в очередь к удивительному мастеру. Через два дня записавшихся оказалось столько, что стало не на чём писать – закончилась бумага.

Иванов на время забросил свои расчёты и целиком занялся цветом и музыкой. Его завалили работой, и он долгое время не замечал, как к нему ходят одни и те же люди. Чаще всего это были работники из магазина видеоаппаратуры «Орбита» и их родственники. Они приносили совершенно новые телевизоры, только что купленные в магазине… Иванов на это не обращал внимания. Он думал, что они несут технику из своих домов и старался помочь людям как мог. А мог он ого-го как!

Но однажды бухгалтер Сидорова со второго этажа принесла за один день три новых «Горизонта». Иванов вдохнул в них новую, изумительно красочную жизнь. Бухгалтерша продала эти телевизоры втридорога и побежала в «Орбиту», чтобы купить новую партию. Но за отечественными телевизорами уже стояла дикая очередь. И тогда Сидорова по большому блату купила телевизор Grundig. Она принесла его Иванову. Тот повертел его со всех сторон и сказал, что «мыльницы» его не интересуют. Этим он очень оскорбил Сидорову, ведь она потеряла кучу денег, а кто станет покупать у неё какие-то немецкие телевизоры, если у многих теперь после Иванова стоят первоклассные советские.

Именно тогда Иванов понял, что его бессовестно эксплуатируют, и перестал заниматься бесплатным ремонтом. Впрочем, платный ремонт его тоже не интересовал, и он вернулся к своим расчётам.

Малярша-бухгалтер начала кричать, что какой он неблагодарный – ему, значит, сделали бесплатный ремонт, а он не может починить какой-то паршивый Grundig. Ведь из-за него, Иванова, она, Сидорова останется без денег, чем ей семью кормить (о том, что жила она одна, бухгалтер умолчала)? Обещала написать в газету, на телевидение и в Организацию Объединённых Наций и расклеить объявления на всех столбах. Но Иванов был непробиваем.

Как его ни упрашивали, каких только денег ему ни сулили, как ему ни угрожали, – ничего не помогло. Иванов наотрез отказался модернизировать советские телевизоры. Он снова с головой ушёл в свои расчёты.

Что он там считал, над чем он там работал – неизвестно. Но люди остались без телевизоров. Вернее, с телевизорами, но с такими, какие никому и задаром не нужны. Многие успели накупить даже нерабочего хлама, который даже на детали уже не годился, и во всех квартирах стояло по два-три телевизора, годные только под ящики для хранения картофеля.

Народ кинулся к Сидоровой, но та закрылась на два внутренних и три висячих замка, да сверху ещё накинула на дверь стальную цепочку, и стала отсиживаться в своей комнате, как в скорлупе, пока не улягутся страсти. Она до сих пор боится выйти из дома. Ведь именно она и рассказала людям о том, что у Иванова золотые руки. Руки-то золотые, но что теперь народу делать с этими телевизорами? У каждого как минимум три штуки на руках. В общем, довольными остались только магазины радиотоваров, с полок которых смели абсолютно все телевизоры. Так же в накладе не остались комиссионные магазины, распродавшие всё залежавшееся барахло.

Тогда владельцы неисправных наспех накупленных новых цветных «Горизонтов» обратились за помощью к профессору-психологу Торощину. Профессор взял в руки неисправный будильник и зашёл к Иванову. Он хотел заинтересовать мастера новой работой. Он очень надеялся на свой профессионализм. Но в случае с Ивановым эти уловки не сработали. И не потому что Торощин был плохим психологом, а потому что психология Иванова сильно отличалась от человеческой. Тут не могли помочь ни Дейл Карнеги, ни Бехтерев, ни Фрейд с Юнгом. Ведь Иванов не был человеком. Да и Ивановым по большому счёту он тоже не был, его имя было невозможно произнести ни на каком земном языке, вот он и взял самый распространённый псевдоним.

Иванов, даже не взглянув на часы, сказал пожилому посетителю, что будильник марки «Севани» зазвенит лишь только в том случае, если положить его под пресс или ударять по нему кувалдой. Вернее, не зазвенит, а коротко звякнет в последний раз. А этот опыт может проделать и сам хозяин будильника, тут особых навыков не нужно.

Профессор Торощин как психолог потерпел фиаско. И многие владельцы цветных телевизоров навсегда потеряли надежду увидеть на своих экранах семь цветов радуги и четырнадцать её оттенков… У каждого в квартирах стояло по два-три телевизора, которые они надеялись выгодно перепродать.

К слову, профессор Торощин после этого случая практически потерял свою работу. Нет, его ни откуда не уволили, но разве кто-нибудь станет обращаться к профессионалу после того, как он подтвердил свою профнепригодность? Короче говоря, если раньше он получал неслабый доход помимо зарплаты, то теперь он остался сидеть на голом окладе. Тут и математиком быть не надо, чтобы понять – это большой удар для профессора, как моральный, так и материальный.

После этого случая соседи решили, что Иванов – мастер не на все руки, а узкий специалист. Настолько узкий, что у'же некуда. Кто-то пустил слух, что он умеет ремонтировать только «Горизонты» определённой модели, а всё остальные для него тёмный лес. И, конечно же, все в это поверили. Его стали костерить на чём свет стоит, однако лучше от этого никому не стало

По свидетельству жильцов дома, это был довольно симпатичный молодой человек. Немного рассеянный и довольно чудаковатый, вроде как не от мира сего. Можно даже сказать, что немного с придурью. Однажды во дворе люди видели, как Иванов нечаянно наступил на дождевого червя. Червяк оказался вмятым в сырую землю и почти не пострадал. Но Иванов поднял червяка и сделал ему перевязку. Он положил его на сухое место, чтобы бинты не намокли.

Червяк долго лежал на открытом месте и, не имея возможности уползти куда-нибудь в тень, засох на солнцепёке. Иванова это очень расстроило, он похоронил червяка за домом и долго оплакивал его гибель. Говорят, что он потом приходил на место захоронения червяка и приносил цветы на его могилу. Этот факт показывал, каким добрым и отзывчивым человеком был Иванов (люди тогда не знали, что никакой он не человек). Да, он был со странностями, и даже ого-го какими странностями, но всё-таки он был очень добрым человеком. Вернее, очень добрым нечеловеком, не каждый человек может с ним сравниться в гуманности.

Большинство соседей рисовали портрет Иванова в розовых тонах. Ни упрёка в адрес человека, подозреваемого в совершении тяжкого преступления, ни намёка от них я не услышал. Эти люди даже ненужную заботу о червяке поставили в заслугу Иванову. Вот такой он хороший человек, сердобольный, даже червяков жалеет. А вот его самого кто-то не пожалел. И где его теперь искать, остаётся загадкой.

Загадка эта была неразрешимая на тот момент – куда подевался Иванов и что за человек оказался в его одежде и на его постели – это нам ещё предстояло решить. Но я уже подозревал, что дело будет крайне запутанным и жутко интересным. Практически все жители описывали его положительно, и в то же время можно было предположить, что роль Иванова в этом деле была негативной. Мне, как прожжённому следаку, всё это было очень интересно.

Несмотря на общую положительную характеристику Иванова, контролёр Петрова и ещё одна женщина из подъезда не пожалели чёрной краски на его портрет. По их словам, Иванов был пьяницей и тунеядцем… Такая полярная характеристика очень насторожила меня. Хотя, если честно, то тут такого удивительного? Обычная месть. Ведь купленные Петровой телевизоры так и стоят в комнатах, ненужные никому. Наверняка эти две склочные бабёнки тоже накупили техники и теперь не знают, как от неё избавиться.

 

4. Ищи, Пальма!

Для поиска Иванова я вызвал проводника со служебной собакой. Это была проверенная служебная овчарка, которая уже не раз помогала нам находить преступников. Кинолог ввёл её в квартиру, дал немного обвыкнуться. Потом ей показали вещи хозяина.

Овчарка обнюхала домашние тапочки Иванова и мелкой рысцой стала бегать по комнате, то тыча нос туда-сюда, то поводя им по воздуху. Она определённо что-то нашла, но это мог быть и старый след, а Иванов здесь немало наследил. Постепенно овчарка сократила круг своих поисков и остановилась возле дивана. Рыкнула на то место, где раньше лежал старик, вильнула хвостом и посмотрела на своего проводника сержанта Малкина. Здесь явно было что-то не так. Ну не мог этот старик быть Ивановым!

– Ищи, Пальма! Ищи! – прикрикнул на неё кинолог.

Пальма обнюхала подушку и залаяла отрывисто, требовательно, так, как обычно лает, если находит то, что нужно.

Выходит, что искомый не так уж и давно лежал на этом самом месте? Но ведь это был не он, все соседи отказались в этом старике признавать Иванова. И только молоденькая девушка, – Светлана – сказала, что если не приглядываться, то со стороны он похож на Иванова.

Похож. Похож? Выходит, что либо Иванов и этот древний старик были одним и тем же человеком, или Иванов лежал на этом относительно недавно – иначе Пальма не стала бы так себя вести. Странное дело. Очень странное!

Мне снова вспомнилась книга про доктора Джекила и мистера Хайда. А что если молодой Иванов и этот старик с обожжённой задницей – один и тот же человек? Вдруг этот телемастер каким-то образом превратился в глубокого старца. Каким образом? Откуда ж мне знать? Может, его телевизор током ударил, и он сразу постарел. Да ведь тогда сходится почти всё. Фантастика, конечно, но сколько у меня было таких дел, которые на первый взгляд казались мистикой, а на деле всё объяснялось очень просто. А чаще всего такие дела так и оставались висяками. Много таких пылится в архивах.

Куда делся Иванов? Да никуда он не делся, мы его сами врачам передали. Вот только… Такие истории случаются лишь в книжках и кино, на самом деле всё довольно обыденно. Бытовое преступление. Но! Никакой это не Иванов! Ну не сможет человек постареть так быстро за какие-то несколько часов! Не сможет. Надо выяснить личность этого старика.

Скорее всего, дед – один из «обманутых», который накупил кучу телевизоров в надежде разбогатеть, да так и остался у разбитого корыта… простите, у чёрно-белого «Горизонта». Вот и решил отомстить мастеру, да в чём-то просчитался и отомстил сам себе. Вот куда только сам телемастер делся?

Пока на ум приходит только одна версия – дед пришёл к Иванову, тот его впустил (он человек добрый, он всех впускал в квартиру), а потом произошёл спор между ними – вероятно, дед ругался и угрожал. Однако криков никто не слышал. Выходит, они шёпотом ругались? Или просто говорили? Да и следов борьбы не видно, всё расставлено как и всегда, судя по замечаниям соседей. Однако что-то всё-таки произошло – они поругались, дед, что-то попытался сделать, а Иванов, защищаясь, опалил ему задницу. На газовую плиту он его посадил, что ли? Так на ней никаких следов стариковской задницы. Чёрт возьми, чем ещё можно в этом доме обжечь зад? Два провода он ему вставил, что ли? Так и проводов нигде не видно!

Ладно, а дальше Иванов испугался ответственности и убежал. Вот и всё, что я могу пока предположить.

Собака продолжала лаять, давая всем понять, что нашла то, что искала.

– Она что-то путает, – сказал я.

– Пальма очень умная овчарка, она не могла ошибиться, – ответил сержант. – Очевидно, старик надевал чужие тапочки и ходил в них по комнате.

– Старик не мог ходить по комнате, – вступил в разговор эксперт Кучеров, – у него же тяжелейшие ожоги на ягодицах…

– Ну как-то же он зашёл в эту комнату? – заметил кинолог. – Не с ожогами же?

– Это точно, – согласился я. – Зашёл в комнату, напал на Иванова, тот стал отбиваться… Правда, ума не приложу, что он сделал с его ягодицами? Чем опалил их? А потом, стало быть, испугался содеянного и убежал, оставив старика на диване.

Сержант заржал – ох уж мне это ментовское чувство юмора – и я на него прикрикнул. Он замолчал.

– Будем искать дальше, – сказал Кучеров.

– Надо дать собаке понюхать что-нибудь другое, – сказал я Малкину, заново, уже в который раз, осматривая комнату.

– А что из хозяйских вещей не стал бы надевать вошедший в квартиру старик? Носки и трусы? Давайте поищем в шкафу.

В шкафу наши две пары носков Иванова и дали их понюхать Пальме. Бедная собака! Жуткая у неё работа – нюхать носки и трусы преступников! Я бы ни за что не согласился на такую работу ни за какие деньги. Впрочем, у меня работа не лучше, мне тоже иной раз тако-о-о-е приходится нюхать и руками трогать! А чаще всего смотреть на всякие жуткие вещи. Впрочем, эта работа мне нравится, иначе давно бы уже сбежал.

Пальма, нанюхавшись носков Иванова, снова стала кружить по комнате. И в этот раз результат был тем же самым. Пальма опять остановила поиск у дивана. Дурдом какой-то!

Моё внимание привлёк стол, на котором в беспорядке были разбросаны книги и где стояла старая пишущая машинка «Москва», заправленная тремя листами с копиркой. На листах был отбит какой-то текст, Иванов, видимо, что-то печатал, когда к нему вошёл этот старик.

– Пусть Пальма обнюхает стол, – предложил я проводнику. – Вещи на столе наверняка принадлежат Иванову. Он работал с ними, а старику здесь делать было нечего.

Но и в этот раз Пальма не показала ничего нового. Сержант подвёл овчарку к столу. Пальма аккуратно обнюхала стол и снова бросилась к дивану: «Гав! Гав!» («Здесь! Здесь!») Проводник отрицательно помотал головой.

– Нет, Пальма, нет! Не то! – сказал он строго. – Ищи ещё! Ищи!

Пальма обиженно заскулила. «Как же так? – словно спрашивала она. – Я же нашла! Нашла!» И снова бросалась к дивану. Кинолог в который раз оттянул её от дивана и показал вещи Иванова.

Тогда овчарка зубами схватила подушку с дивана и вместе с ней побежала к выходу из квартиры. Не задерживаясь в коридоре, Пальма выскочила на лестничную площадку. Здесь она остановилась, уронила подушку на кафельный пол и нетерпеливо взвизгнула. Малкин подбежал к овчарке, ласково потрепал её по загривку и надел на неё ошейник.

– След, Пальма!

Собака устремилась вниз по лестнице. Малкин побежал за ней, перепрыгивая через ступеньки.

Овчарка выскочила из дома во двор. Кинулась то в одну сторону, то в другую. И завыла. Тут впору и самому завыть.

Дальше след обрывался…

Куда делся Иванов? Почему след его обрывается? Я вышел на улицу и стоял, задумчиво оглядывая то место, где овчарка потеряла след. Не улетел же он! Чай, не Карлсон!

– Здесь «скорая» стояла, – сказал Кучеров.

– Выходит, мы увезли Иванова на «скорой»? – спросил я. – Но как тогда объяснить, почему он вдруг так быстро постарел?

 

5. Пифагоровы тройки чисел

Прибыли два эксперта и осмотрели квартиру. Один из них стал искать следы преступления, хотя какие там следы, всё водой смыло, а второй начал снимать отпечатки пальцев. Скорее всего, соседи уже всё залапали, навряд ли что-нибудь это даст. Соседи – это стихийное бедствие похуже землетрясения и цунами – они уничтожают все улики, везде оставляя отпечатки пальцев. Если верить отпечаткам, то можно пересажать всех соседей. В этом и заключается вся сложность нашей работы – если ошибёшься, то ладно ещё упустишь преступника, а вот если сломаешь судьбу невинному человеку, за это потом сам себя будешь корить, да только поздно.

Пока они там возились, я сел за стол и стал внимательно изучать бумаги, с которыми работал предполагаемый преступник. Или жертва?

Прежде всего, я обратил внимание на раскрытую книгу, которая лежала рядом с пишущей машинкой. Потом осторожно перебрал небольшую стопку ученических тетрадок. Они были исписаны мелким почерком. Какие-то непонятные мне формулы. Я давно не занимался математикой, а одно время хотел поступать в университет. Впрочем, знания, полученные в школе, ещё не окончательно выветрились из моей головы.

На машинке кто-то работал: в каретке остался недопечатанный лист бумаги. Текст был взят из раскрытой книги. Книга лежала, придавленная дыроколом и настольной лампой, чтобы не закрылась. На одной странице размещена фотография древневавилонской клинописной таблицы и под ней подпись – «Plimpton 322, глиняная таблица, написанная около 1800 года до н. э. Хранится в Плимптонской коллекции Колумбийского Университета. Таблица содержит список пифагоровых чисел».

Я присмотрелся – это было какое-то научно-популярное издание.

Я наклонился над машинкой и сверил текст с книгой. Непонятно, зачем ему надо было перепечатывать текст? Может, он диссертацию пишет?

Рядом с книгой лежала фотография этой самой клинописной таблицы. На иллюстрации в книге эта глиняная дощечка была, мягко говоря, не лучшего качества – ещё бы, ведь она изготовлена почти четыре тысячи лет назад! Края отколоты, углы отбиты, а с правой стороны глубокая треугольная выбоина. А вот на фотографии она как новенькая, будто её только что сделали. Может быть, Иванов сделал копию этой таблички? Зачем она ему? Та ещё загадка! Что-то загадок сегодня намного больше, чем отгадок! В принципе, так всегда, но сегодня их слишком много!

Когда-то, помнится, я тоже очень увлекался математикой, и даже пытался доказать или опровергнуть Великую теорему Ферма. У меня ничего не получилось. Да пока ни у кого это не получилось. Помню, я всю литературу перечитал об этом. А вот недавно я читал Книгу Казанцева «Острее шпаги», она как раз только что вышла, в 83 году в «Молодой гвардии». Я не ожидал, что на этой почве можно написать приключенческую фантастику. И даже не думал, что это сделает Казанцев, у него обычно такие тяжёлые, обстоятельные книги были, а тут – бабах! – и «Острее шпаги». И какими прекрасными словами заканчивалась книга: «И примечательно – честное слово! – что Пьер Ферма жил именно в то «мушкетёрское время», которое так красочно описал неувядающий Александр Дюма, но которое было не только эпохой острых шпаг и коварных интриг, но и острого ума гениальных учёных, знакомство с которыми может быть интересно читателю». Да, воистину острее шпаги!

А та короткометражка, в которой Кайдановский играл чёрта, увлёкшегося теоремой Ферма? «Математик и Чёрт». Ведь она гениальна! Я потом несколько лет цитировал из неё – «погодите, запишу», «их что, несколько?», «рабов у меня более чем достаточно». И ради хохмы записывал оригинальным, «кайдановским» способом три в квадрате и четыре в квадрате.

Да, а теорему так никто ещё и не доказал! Зато сколько великих умов бьётся над этой задачей! Хорошую шутку придумал этот Ферма. На века шуточка!

Я снова перевёл взгляд с машинки на стопку ученических тетрадок, взял в руки верхнюю и развернул наугад. Это была обычная тетрадка с синей обложкой и таблицей умножения на ней. На правом развороте я увидел запись, обведённую красной жирной чертой:

«Любое число можно представить в виде разности двух квадратов».

Ниже под этой записью были приведены примеры и правило, по которому они были составлены.

Я достал из кармана авторучку и машинально стал проверять примеры, делая пометки на полях. Постепенно вырисовывались ответы.

Проверка длилась не больше пяти минут. Всё было рассчитано точно. Тогда, недолго думая, я составил свой пример. Цифры, как марионетки, подчинились мне. Стройные ряды цифр маршировали на тетрадных листках. Всё-таки сказался опыт, я всё ещё мог свободно оперировать цифрами и математическими понятиями. Небольшая практика будет только на пользу, и я продолжал делать свои расчёты, напрочь забыв о том, что занят сейчас серьёзным делом. Впрочем, математика это тоже не игрушки.

«Этому Иванову можно верить», – подумал я, убирая ручку в карман.

Сосредоточив всё своё внимание на изучении тетрадок Иванова, я на время забыл, где нахожусь. Окружающая обстановка для меня перестала существовать. Я словно опять оказался в своём институте, где мы, помимо обычной учёбы, пытались доказать Теорему Ферма – на спор – кто докажет, тому всей группой ставят ящик вина. Вина никто так и не выиграл, но время мы провели весело, до сих пор приятно вспомнить.

Так я просидел с полчаса. Никто не мешал мне. Кинолог с собакой ушёл, а мои помощники продолжали искать улики. Впрочем, ничего не нашли.

Но вот, развернув последнюю, самую толстую тетрадку и увидев, что не могу прочитать в ней ни строчки, я вдруг опомнился и задал себе неожиданный вопрос: «Где работает Иванов? В каком таком НИИ ПИВО?» Какое пиво? Кто даст институту такое название? Как оно расшифровывается?

Вообще, мне показалось странным, и как это я сразу не подумал об этом. Ведь не бывает институтов с таким названиями! Это у Стругацких был НИИЧАВО, а в жизни такого не бывает! Какая-то абсурдность во всём этом видна. Что я здесь делаю? Пытаюсь понять, кто жертва, а кто преступник? Так какого чёрта я полчаса тут сидел и задачки решал?

Это было как наваждение, а я ведь не сразу это понял. Математика – как цыгане, она обладает гипнозом, она может так затянуть, что и не вылезешь.

Я встал из-за стола и медленно прошёлся по комнате. Пол в коридоре был мокрый.

Посторонние люди разошлись, утомлённые долгим ожиданием, которому, казалось, не будет конца. Представление окончилось, им стало скучно. Все они такие, любое происшествие вызывает в них дикое любопытство. Но стоит ситуации нормализоваться, как их интерес мгновенно улетучивается. Осталась одна Светлана Фишер. Девушка стояла в дверях, скрестив руки на груди, и молча смотрела на меня. Девушка со спокойным строгим лицом сверлила меня взглядом и мне показалось, что ей есть что сказать. Куда больше, чем она уже сказала. Может быть, она не хотела говорить при всех? Ну теперь, когда все разошлись, самое время поговорить с ней.

Я пригласил Фишер на кухню. Девушка безропотно повиновалась.

Плотно прикрыв за собой дверь, я подал ей табурет, а сам сел на стол.

– Когда вы видели Иванова в последний раз? – спросил я её.

Состояние Светланы было близко к истерике.

– Я ничего не понимаю, – нервно заламывая пальцы, стала говорить девушка. – Иванова я видела в девять часов вечера. В это время я разговаривала с одним парнем в подъезде… это Олег Лёшин. Он работает на заводе. Все считают его моим женихом, но мы просто дружим…

Меньше всего меня интересовали её романы. Но так уж женщины устроены – пока доберёшься до истины, обязательно выслушаешь какую-нибудь глупость. Впрочем, при иных обстоятельствах, это совсем и не глупость. В любом случае, сейчас может быть важной любая деталь, и даже этот её Олег, скорее всего, пригодится. Так что приходится выслушивать всё. Но сейчас мне необходимо узнать именно об Иванове, и потому я перебил её.

– С вашим другом я ещё успею поговорить, – остановил я её. – Лучше расскажите мне про Иванова. Когда вы видели его в последний раз, может быть, он был чем-то взволнован или вёл себя не совсем обычно? Или выглядел странно? Ничего не заметили?

Фишер замолчала и некоторое время думала, морща лобик. Потом посмотрела мне в глаза.

– Нет, – неуверенно ответила она. – Иванов прошёл мимо нас совершенно спокойно. Поздоровался. Его поведение было обычным. Он всегда так делал. Никогда особо ни с кем не общался, но и без внимания никого не оставлял.

Она замолчала, пытаясь вспомнить детали, но так ничего и не сказала.

– А после этого вы ещё долго стояли в подъезде? – спросил я.

– Часа три… – без запинки ответила Светлана. – Но не только в подъезде. Потом вышли на улицу и болтали с соседями, которые сидели на лавочке возле дома. Потом отошли от них, сами понимаете, нам интереснее вдвоём, чем с соседями.

Выслушав её, я продолжил расспрашивать:

– Иванова больше не видели?

– Нет, – твёрдо ответила девушка. – Он не выходил из дома. Я ведь всё время была в подъезде и рядом. Может быть, он сбежал через балкон? Но для чего? Это, знаете… прямо Агату Кристи напоминает, про её убийства в закрытой комнате.

– Это уж предоставьте нам, – сказал я. – Разберёмся кто, что, зачем и почему.

Я вспомнил: когда мы с сержантом Григорьевым вошли в комнату, то дверь на балкон, и правда, была закрыта. Изнутри. Так что картина становится более чем загадочной. Светлана вот только что сказала про Агату Кристи. Вот я кретин, такую деталь упустил. Старею что ли? К Иванову никто не заходил. Сам он квартиру не покидал. Мистика, да и только!

– Расскажите мне о работе Иванова! – попросил я Светлану. – Чем он занимался в своём НИИ ПИВО? Должны же вы хоть что-нибудь знать о нём?

Девушка рассеянно посмотрела на меня и тихо ответила:

– Вообще-то Иванов нигде не работает.

– Не работает? – удивился я. – На какие средства он тогда, по-вашему, живёт?

– Не знаю, – Светлана пожала плечами.

Тут я разозлился:

– Но раньше, когда я опрашивал свидетелей, вы сказали, что Иванов работает в НИИ ПИВО. Почему вы меня обманули? Дача ложных показаний, знаете ли!

– Иванов сам так говорил.

Мне стало интересно.

– Зачем ему врать, как вы думаете?

Девушка смутилась и замолчала на мгновение, а потом снова заговорила, заметно волнуясь:

– Не знаю, зачем. Но он и не врал! Я ему сразу поверила, а сама подумала: причём здесь пиво и НИИ? Да такого института в нашем городе нет и в помине. И никогда не было. И во всём Советском Союзе нет, я уверена. Я сказала об этом Иванову. Он мне ответил, что есть такой институт, только о нём широкая публика ничего не знает. Это какой-то секретный институт.

Я подумал о том, что наши люди слишком доверчивы. Расскажи им про НЛО – поверят, расскажи им про йети – тоже поверят. И ещё приукрасят истории.

– И вы всё-таки поверили ему? – скептически усмехнулся я, хоть и пытался скрыть усмешку.

– Конечно, – отозвалась Светлана. – Иванов всегда говорит только правду. Он же обманывать не умеет. Ему нельзя не верить, ведь он не такой, как мы с вами.

– Как же выходит, что он обманывать не умеет и в тоже время обманывает? – с сарказмом спросил я. – Ведь тогда что получается? Раз на вранье попался, то и верить ему уже нельзя!

– Вы не понимаете, – добавила Светлана. – Он совсем не такой как мы с вами!

– Чем же он не такой? – спросил я.

Светлана поёрзала на табурете и посмотрела в окно мимо меня. И тогда она сказала то, о чём я никогда бы и подумать не посмел бы.

– Он – инопланетянин!

– Кто инопланетянин? – ничего не понял я. – Вы знаете, откуда он пришёл? Из какого города он приехал?

Фишер опустила глаза.

– Говорите всё, что знаете! Не бойтесь! – стал давить на неё я. – Надо же разобраться в том, что произошло. Может быть, Иванов ни в чём не виноват?

Девушка с надеждой взглянула на меня, и вдруг произнесла, медленно, с расстановкой:

– Конечно, он ни в чём не виноват! Иванов – инопланетянин, понимаете? Он прибыл на Землю с планеты Омега-Центавра. Он мне сам рассказал!

Я впал в непродолжительней ступор. Вроде бы в городском психдиспансере амнистии не было. А тут передо мной сидит молодая, красивая и здоровая девушка и несёт откровенную пургу. И такую чушь она понесла… такую чушь, что… я ей… поверил! Не сразу, конечно. Кто в здравой памяти поверит такому сразу?!

 

6. Дрожжи

Такого я ещё не слышал. Нет, слышал, конечно, но чтобы вот так, на полном серьёзе, говорил психически здоровый человек… Поверить, конечно, в это я не мог. Да и кто поверит в подобный бред? Но ведь поверил же! Пусть не сразу, потом, но ведь поверил!

Я отчуждённо посмотрел на Фишер и спросил деревянным голосом:

– Прилетел в летающей тарелке?

– Да, – подтвердила девушка. – Именно так он и сказал мне. У него даже на борту было написано крупными буквами «НЛО».

– Попрошу без шуток, – строго сказал я ей. – Вроде бы первое апреля уже прошло. Тоже мне, придумали, милиционера при исполнении разыгрывать! За это, знаете ли, и загреметь можно на пятнадцать суток!

– Я вам говорю вполне серьёзно, – обиделась Светлана. – Иванова послали в командировку с другой планеты, чтобы доказать теорему Пифагора. У них там цивилизация из-за этой теоремы затормозилась. Что же в этом особенного?

Я снова впал в ступор. На этот раз более долгий. Для чего к нам прилетают инопланетяне? Много разного слышал: злые прилетают – чтобы захватить Землю, добрые, чтобы поделиться своими технологиями. А вот шибко умные, чтобы доказать теорему Пифагора! Такое я слышал впервые. Нет, в нашей психушке и в ЛТП чего только не наслушаешься, но это шедевр. Надо бы её, эту Фишер, проверить на алкоголь и наркотики. Может быть, она выпимши? Или какой дряни накидалась, и ей теперь мерещатся зелёные человечки на каждом шагу. Нет! Это ни в какие ворота не лезет!

Я посмотрел в глаза Светланы. Так и есть, гашиша обкурилась, красные глаза. Такие глаза бывают у наркоманов. Или напилась? Надо проверить!

– С каких это пор на Землю стали прибывать космонавты из других миров – и никто ничего не знает об этом? – едва сдерживая раздражение, спросил я. – Да вы хоть соображаете, что говорите? Кстати, дыхните, пожалуйста!

– Да за кого вы меня принимаете? – обиделась Светлана. – Я не алкоголичка какая-то, чтобы со мной так разговаривать! Я научный работник.

Так… запаха нету. Значит, не пила. А вот у выкурившего папиросу с гашишем, сокращается слюновыделение. И глаза красные!

– Плюньте, пожалуйста!

– Вы с ума сошли? Что вы себе позволяете? Да тьфу на вас! Как вы со мной разговариваете?

Так… слюновыделение в норме. Значит, не курила. Кололась? Я мельком глянул на руки Светланы. Нет, ни одного следа от укола. Значит, просто крыша съехала.

– А как мне следует разговаривать? – спросил я. – Я вас оскорбил? Я ведь всего лишь делаю свою работу. Я должен проверять абсолютно все версии.

Светлана покраснела… Теперь не только глаза её были красными, а всё лицо… и не только лицо, надо полагать. А глаза… видать, от недосыпа красные.

– Вы мне не верите, – возмущённо сказала девушка.

– А как поверить? В инопланетные тарелочки? Я коммунист, я не могу поверить в эти капиталистические сказки!

Фишер поднялась с табуретки.

– А что в этом особенного? – спросила она. – Летают же наши люди вокруг Земли. Никто не удивляется! Но стоит появиться кому чужому, и уже не верят…

– Перестаньте меня разыгрывать, сегодня не первое апреля, – устало сказал я. – Чтобы выйти в космос, необходим огромный запас знаний, и прежде всего – в математике. А вы говорите мне о представителях цивилизации, которые способны преодолеть немыслимые расстояния, и в то же время они не знают теорему Пифагора? Да возможно ли это? Это всё равно, что первоклассников в космос отправить. Пифагоровы штаны на все стороны равны.

– Ничего особенного, – пожала плечами Светлана. – Могут же они чего-нибудь не знать, в конце концов?

Я тоже успокоился – и подумал, что она, в принципе, и не психическая вовсе, а просто доверчивая дурочка. Вот так они, такие дурочки, и остаются на бобах с ребёночком на руках. Доверчивые до такой степени, что доверяют всем на свете. А за рассказ о геройских лётчиках любая из них готова отдать всю свою любовь. А тут не лётчик, тут целый звездолётчик. Узнать бы у неё, ничего она этому пришельцу не доверяла? Хотя нет, она же говорила, что с каким-то парнем у подъезда и в подъезде беседовала. Знаю я их беседы, от таких бесед потом непорочное зачатие бывает.

Она снова уселась на табурет. Я поднялся, налил два стакана воды из-под крана, ей и себе. Выпил. Вода была холодной до ломоты в зубах. Аж дёсны онемели.

– Иванов не космонавт, а ловкий проходимец, который обвёл вас вокруг пальца, – сказал я. – Он что, командировочное удостоверение показывал?

– Показывал, – Светлана кивнула, чёлка упала на глаза.

– С печатью?

– С печатью…

– И что там было написано? Что он оттуда? – я показал пальцем в небо.

Она замотала головой:

– Нет, этого там не было. Просто написано, что он отправляется в командировку… на планету Земля. А откуда ещё можно на Землю отправлять? Ясно, что только из космоса. А ещё он мне свою тарелку показывал, она на крыше дома была припаркована. И даже покатал!

– И почему же её до сих пор никто не обнаружил? – спросил я.

– А кто её обнаружит, если она невидимая, – резонно ответила Светлана.

– А как же вы её увидели, раз она невидимая? – казалось, я поставил её в тупик.

– А он её на минуточку видимой сделал, – сказала она.

Фишер отвечала уверенно, с вызовом. Это озадачило меня. А может, она сообщник Иванова? Пудрит мне мозги, пока он под видом деда с обожжённой задницей творит свои чёрные дела? Да нет, ну что за чушь иногда приходит в голову, когда дело заходит в тупик! Тут с ума можно сойти со всеми этими обожжёнными задами, воющими псами и пифагоровыми тройками.

– Допустим, что Иванов – человек из другого мира, – сказал я девушке. – Но почему он тайно появился на Земле? Неужели только для того чтобы доказать теорему Пифагора, которую и доказывать-то не надо, достаточно заглянуть в школьный учебник по математике? Как он оказался в этой квартире, надо ещё разобраться. По какому такому обмену жилплощади? Что вы на это скажете? Может быть, он американский шпион, об этом вы не подумали? Небось, все тайны ему выдали!

Фишер побледнела. Видно, что она не на шутку испугалась. От такого обвинения просто так не отмашешься. Я, конечно, и не собирался продвигать это обвинение, но проверить её не мешало бы.

– А не знаю я никаких государственных тайн, – выкрикнула Светлана. – Что вы ко мне привязались? Я ему ни о каких атомных бомбах не рассказывала, и ни о каких секретных объектах тоже. Мы с ним о Пифагоре беседовали. Он доказывал теорему Пифагора.

– А зачем? – спросил я. – Оно ведь вот, на поверхности, это доказательство! Бери в руки учебник и смотри.

– Я ему то же самое говорила. Но ему обязательно нужно было это самому сделать, как это сделал сам Пифагор. Уж и не знаю, необходимость такая, или просто хобби.

– Я хочу понять, что на самом деле произошло, и где искать Иванова, – ответил я.

Она сразу же упокоилась:

– Да нет, не похож он на шпиона американского.

Я рассмеялся:

– Милочка, если каждый американский шпион будет похож на американского шпиона, то всех их переловят за десять минут! В том-то и беда, что шпионы не дураки, и знают, что такое конспирация. Их не так-то просто вычислить.

– Нет, ну правда, не похож он на шпиона! – не унималась Фишер.

– А на пришельца похож? – в моём вопросе был небольшой подвох, но Светлана его не заметила.

– Похож, – ответила она. – Он и был такой, не от мира сего, инопланетный. Ну, а прилетел он тайно – значит, не хотел лишнего шума, это так просто понять, – добавила Светлана. – А как он получил комнату – не всё ли равно? Так и должно быть. Вот если бы вы попали вдруг на другую планету, то неужели же вам не дали бы жилья без очереди?

– Может, и дали бы, – согласился я с ней. – А может, и по шее дали бы. Или дали бы комнату в КПЗ. Но почему вы не сказали о пришельце кому следует?

– А зачем? – удивилась Фишер. – Мне бы всё равно никто не поверил. Вот вы поверили?

– Нет, я не поверил, – признался я. – Но вы-то поверили Иванову. Значит, и другие могли бы поверить?

– Но он сам не хотел этого, – сказала девушка. – Он хотел тихо-мирно закончить работу и улететь домой.

– А что за работа у него была? – спросил я.

– Я не знаю, – ответила девушка. – Похоже, у него было много заданий… Но он толком ничего не рассказал кроме того, что с пифагоровыми тройками работал.

Я видел, что девушка говорит искренне, но отказывался верить ей. Да и кто поверит на моём месте? Разве что завсегдатай психиатрической больницы.

Но даже если он и пришелец, то в одну вещь я не мог поверить ни при каких условиях. Космонавт и преступник? Это не укладывалось в сознании. С детских лет космос для меня был миром добра, и населять его могли только умные, смелые и честные люди. И все космонавты были самоотверженными героями, а не уголовниками.

Может быть, там, у них, на далёкой планете, всё по-другому, но я всё равно не хотел в это верить и никогда не поверю. Я просто не хочу, чтобы так было.

– Чем вы докажете, что Иванов оттуда? – спросил я Светлану и неловко показал пальцем на потолок.

– Загляните в холодильник, – ответила девушка.

В холодильнике были дрожжи. Много дрожжей. Весь холодильник был забит серыми пачками.

«Та-а-а-ак, многое прояснялось. Уж мне известно, кто у нас дрожжами балуется. Тут и к бабке не ходи, ответ сам собой напрашивается».

– И это – доказательство? – спросил я Светлану, пробуя одну из пачек на вес. – Для чего Иванову эти дрожжи?

Светлана посмотрела на меня как на непонятливого ребёнка.

– Это его пища, – сказала она. – Кроме дрожжей, он больше ничего не ел.

– Понятно, – усмехнувшись, сказал я. – Я, конечно, знаю, как у нас выкушивают дрожжи. Никакой он не инопланетянин. Он самогонщик! И как часто соседи к нему наведывались? Телевизоры они ремонтировали, как же! Устроили тут притон!

Глаза девушки загорелись демоническим огнём.

– Это не то, что вы подумали! – воскликнула она.

– Он их жарил или варил? – невольно съязвил я. – Или просто гнал самогон?

Она пропустила моё замечание мимо ушей и сказала:

– Иванов обрабатывал дрожжи на специальной ультрафиолетовой установке, разводил водой и выпивал. По сто пятьдесят граммов три раза в день, – объяснила девушка. – Я сама много раз видела, как он это делал.

Она развернула одну упаковку и сунула мне под нос.

– Смотрите, это ведь не дрожжи, просто похоже!

Я отломил сыроватый на вид кусочек массы и положил себе в рот. Ни вкуса, ни запаха я не почувствовал, но ощущение во рту было приятным. Светлана была права, это были и не дрожжи, а что-то другое.

Я положил брикет назад в холодильник.

– Странный способ питания. Не хотел бы я быть на месте того космонавта, который вместо бифштекса питается дрожжами… Вероятно, он всегда ходил поддатый? – по инерции добавил я.

– Никогда не видела его пьяным, – возмущённо ответила девушка.

– По поводу этих дрожжей вы ничего мне больше не расскажете? – спросил я.

Девушка прямо ожила на глазах.

– Я биолог, – сбивчиво стала говорить она. – А Иванов со своими дрожжами вытворяет такие фокусы, что я, как специалист, не могла оставаться к этому равнодушной. Это же такая находка для науки!

– Потому-то вы и молчали, – перебил я её. – Боялись спугнуть его?

– А что мне оставалось делать? – ответила девушка. – Он доверял мне. Разве этого мало? Я думала о нашей науке прежде всего…

«И о себе подумала, – решил я. – На Нобелевскую премию рассчитывала, на карьеру». Вслух я ничего не сказал, ведь я так же, как и Светлана боялся вспугнуть удачу.

Глаза Фишер светились, теперь в них было не раздражение или возмущение, а вдохновение.

– Известно, что у дрожжей два пола, – с воодушевлением продолжала свой рассказ Светлана Фишер, – они могут превращаться друг в друга за счёт изменения регуляторного гена. Дрожжам принадлежит будущее, если мы научимся регулировать у них процесс превращения одного пола в другой. Хорошо было бы выделить ген, который этим заведует. Иванов легко справляется с этой задачей. На своей ультрафиолетовой установке он производит дрожжи с двойным набором хромосом и заданными свойствами. Иногда Иванов получает дрожжи с тройным и более набором хромосом.

Я слушал биолога с интересом, но сомнения не покидали меня. Я всё не мог поверить в её рассказ. Слишком уж фантастическим он выглядел. А я привык, что жизнь чётко разделяется на ту, что за голубым экраном и ту, что за окном. И понимал, что такого просто не может быть. Кто-то из них обманывал. Может быть, Иванов наплёл Светлане про рай на своей планете и обещал забрать её с собой, а потом сбежал. Что тут такого, многие мужчины так делают.

А потом я вспомнил про пифагоровы тройки и эту таблицу, как её… «Плимптон 322». Та самая, в которой был список пифагоровых троек. Вот зачем, спрашивается, Иванову эти вещи? Например, он инопланетянин, но зачем пришельцу эта чёртова таблица? И почему на фотографии она как новенькая, будто её только что обожгли?

В голове родилась дикая мысль. Если инопланетянин способен в короткие сроки прошивать пространство, то почему бы не прошить и время? Тогда и разъяснение как на ладони – он мог сделать снимок глиняной дощечки, проникнув в далёкое прошлое.

Глупость, конечно… Надо мне начать писать научную фантастику. Из меня вышел бы хороший фантазёр!

 

7. НИИ ПИВО существует!

Разговор со Светланой ничего не прояснил. Фишер не походила на сумасшедшую, но сколько тумана она напустила… Инопланетяне, доказывающие школьные теоремы, и питающиеся дрожжами… Это было похоже на пьяный бред. Но нет, это не было бредом. Я слышал это собственными ушами. Я уже почти был готов поверить! Тем более что у меня уже возникла своя теория происходящего. Не менее бредовая, чем рассказ Светланы.

В девять часов утра я сидел у себя в кабинете и перебирал в памяти события прошедшей ночи.

«Куда подевался Иванов?» – в который раз задавал я себе вопрос и не находил на него ответа. Преступник как в воду канул. Да ещё и узнать бы, кто из них преступник – он или этот старик? Или же этот старик и есть Иванов? Надо бы зайти к нему в больницу, побеседовать.

Если верить свидетелям, то Иванов не мог уйти незамеченным из подъезда дома. Не мог он скрыться и через чердак: люк на него был заперт – на нём висел пудовый замок. Сержант Григорьев проверял. Испарился он, что ли, этот математик чёртов?

Большие надежды я возлагал на дактилоскопические исследования. Но результаты можно было получить не раньше второй половины дня. Приходилось ждать. Правда, не всегда этот способ срабатывал, а чаще всего только по горячим следам. Чуть упустишь время и можешь забыть о поимке преступника. Да и чего там надактилоскопируешь? Эти чёртовы соседи наверняка залапали всё, что можно залапать.

Чтобы по достоинству оценить записки Иванова, я пригласил к себе известного в городе математика Егорычева из госуниверситета. Ему я решил показать тетрадки с формулами, а самую толстую, с зашифрованным текстом, положил в нижний ящик своего письменного стола. Но по странному стечению обстоятельств Егорычев этих тетрадей так и не увидел. Это потом я понял, что здесь что-то нечисто, а сначала и не подозревал ничего.

Вообще, всё это дело было очень и очень запутанным, и с каждой минутой оно запутывалось ещё больше! И я не знал, за какую ниточку потянуть, чтобы распутать этот клубок.

В полдень в кабинете зазвонил телефон. Я поднял трубку и услышал хрипловатый бас начальника управления внутренних дел генерала Соболева:

– Гурьев, вы меня хорошо слышите?

– Да, – ответил я.

Ещё бы я не слышал его голос, от которого чуть ли не разлетались мембраны телефонной трубки. От него оглохнуть можно.

– Сейчас к вам подойдёт один из сотрудников НИИ ПИВО, – пробасил Соболев. – Передайте ему все деловые бумаги гражданина Иванова. У него будет предписание, возьмёте, и оставите себе.

Я удивился его словам не меньше, чем когда услышал от Фишер, что Иванов свалился с другой планеты. Бред продолжался уже на другом уровне. Какой к чёрту НИИ ПИВО? Что он несёт?

– Из какого НИИ ПИВО? – не поверив, переспросил я. – У нас в городе нет такого института.

– В Греции всё есть! – ответила трубка.

– Но…

– Выполняйте приказ! – строго отрезал начальник и тут же повесил трубку.

Я ничего не понимал. Я пытался расшифровать название этого НИИ, но получалась откровенная чушь. Планетарный Институт Выживания Одноклеточных? Первый Инопланетный Всегалактический Образовательный? Голова просто пухла от накатывающих мыслей.

Скоро в кабинет зашёл гость. Представитель НИИ оказался симпатичным молодым человеком. Показал документы. И тут я узнал, что означало это НИИ ПИВО – Научно-Исследовательский Институт Пространственных И Временных Отклонений. Он хорошо знал Иванова по совместной работе. По крайней мере, так он мне сказал. А если и наврал, то дача ложных показаний… впрочем, где я его найду теперь?

Сказал, что якобы они работали над одним секретным проектом, на формулы которого мне удалось взглянуть одним глазком. Что там такого секретного, в этих тетрадях? Нарисованное при помощи чертёжной линейки «Пифагоровы штаны»? Так это любой школьник начертит. Если это у них секретный проект, то чем они обычно занимаются? Таблицей умножения? Плюс-минус-умножить-разделить? Что за чушь!

Молодой человек отдал мне предписание с подписью Соболева, сложил документы Иванова в дипломат, прихватил ультрафиолетовую установку, устройство и принцип действия которой я так и не понял, и тут же удалился. Когда за ним закрылась дверь, я схватился за голову и нервно рассмеялся.

Но смеялся я преждевременно. А ведь смеётся тот, кто смеётся последним!

Всё, все улики у меня забрали. И даже фотографию пластины этой, таблички глиняной, Плимптон 322. Новенькой таблички, будто только из обжига вынутой. Совсем не такой, каковым было её изображение в книге. Что же там такое? Неужели он на самом деле в прошлом был?

Не успел я придти в себя от пережитого волнения, как в кабинет ворвался судмедэксперт Кучеров. Волосы его были взъерошены, рубашка вылезла из штанов, а галстук болтался на спине. Таким он бывал всегда, когда находил что-нибудь стоящее.

Кучеров размахивал листками бумаги и кричал:

– Потрясающая новость! Сенсация века! Дожили-таки…

Он остановился у моего стола и подпрыгивал, будто стоял на раскалённой сковороде.

– В чём дело? – спросил я его. – До чего мы дожили?

Кучеров торжествующе хлопнул ладонью по столу, будто припечатывая комара.

– Иванов и старик – это одно и то же лицо, – как глухому, прокричал он мне на ухо. – Вот отпечатки пальцев, которые удалось обнаружить в комнате – все они принадлежат одному лицу. Но узоры на пальцах старика Иванова совершенно не характерны для человека. Этот старик – не человек… Там, у него на пальцах такие узоры, я тебе скажу! Ван Гог отдыхает! Прямо загляденье, а не узоры!

Сердце моё едва не выскочило из груди. Я был уничтожен.

– Кто же он тогда? – упавшим голосом спросил я Кучерова.

– И-но-пла-не-тя-нин, – по слогам отчеканил он. – Вот два рентгеновских снимка, которые сделали в ожоговом центре. Что в заключении рентгенолог пишет – с ума сойти можно.

Кучеров наконец-то сел на стул и торопливо отыскал необходимый листок бумаги и по нему стал зачитывать всё наиболее важное, что в первую очередь поразило его собственное воображение:

«Праваое полушарие мозга отсутствует. Желудок отсутствует… Обращает на себя внимание сравнительно небольшая длина тонкого кишечника и отсутствие толстого. Поджелудочная железа увеличена в два раза, а печень сохраняется в виде рудимента. Сердце шестикамерное. У пациента не два, а три круга кровообращения. Третий круг обеспечивает питание кровью левую половину головного мозга…»

Врач подошёл ко мне и по очереди стал показывать рентгеновские снимки. Я был поражён. Я был уничтожен! Светлана Фишер, эта молодая девушка, она уделала меня.

– Вот, смотри, это голова, а вот грудная клетка, – приговаривал эксперт, как пасьянс раскладывая на столе снимки.

На снимках всё было так, как написал в своём заключении рентгенолог.

Я был потрясён и отказывался верить снимкам.

– Желудок Иванову могли удалить во время операции, – сказал я Кучерову. – Правда, я не знаю, долго ли живут без желудков.

Кучеров отрицательно замотал косматой головой.

– Но на теле у него нет операционного шва. Да и прожил бы он после такой операции недолго. И голова у него без швов, а правая половина мозга отсутствует… Значит, не вырезали у него, ни желудок, ни мозг.

– У знаменитого микробиолога Луи Пастера тоже была только одна половина мозга, – не сдавался я.

– Но желудок-то у него был! – выкрикнул Кучеров. – Да и мозг был, ого-го какой мозг! Но в результате кровоизлияния большая часть его была атрофирована. Но это не помешало учёному сделать самые значительные открытия в своей жизни!

– Угу, – сказал я. – Выходит, что мозг это не жизненно важный орган, в отличие от желудка?

– Выходит, что так, – согласился со мной врач.

– А может быть так, что он питается не желудком, и у него, например, пища сразу кровью усваивалась? – спросил я.

– Да запросто, – ответил Кучеров. – Даже у нас, на Земле много видов пищеварительных систем. А если ещё взять растения, то и того больше… А уж что о них говорить! – он оборвал сам себя и добавил: – Надо было бы его проверить. Узнать, как он питается.

– Он дрожжи жрёт, – сказал я. – Какие-то свои импортные инопланетные дрожжи. Видимо, они впитываются в кровь.

Потом Кучеров рассказал, что в больнице Иванова быстро поставили на ноги. Когда ему решили сделать переливание, то оказалось, что его собственная кровь походит на обыкновенную воду с очень сильными магнитными свойствами… К его руке даже канцелярские скрепки и кнопки прилипали. Этакий человек-магнит. Очень удобно для несунов. Можно с заводов таскать всякую металлическую мелочь.

Не успел ещё врач окончательно добить меня своими неопровержимыми фактами, как в кабинет вошёл математик Егорычев. Он был собран, но тоже взволнован, хотя и не подавал вида.

– Извините, что зря побеспокоил вас, – сказал я ему. – Мне звонил генерал Соболев из управления внутренних дел, и полчаса тому назад по его приказу я передал все бумаги Иванова представителю НИИ ПИВО.

Математик стал блестеть очками и ругаться на чём свет стоит.

– Но какое отношение имеет пиво к математике? – искренне возмутился Егорычев. – Ваш начальник по вашей же просьбе лично разговаривал со мной по телефону и просил меня произвести экспертизу. Я перенёс лекцию… Ехал к вам через весь город, старался поскорее.

– Вот письменное предписание Соболева, – ответил я и подал математику лист бумаги. – Я должен был подчиниться.

Егорычев взял в руки документ и, не веря своим глазам, стал читать его. Зрачки его бегали, как сумасшедшие, настолько быстро он читал.

Документ представлял собой письмо руководства Научно-Исследовательского Института Пространственных И Временных Отклонений, сокращённо – НИИ ПИВО, к управлению внутренних дел с просьбой передать представителю института рукописи Иванова, как имеющие большую научную ценность. Под письмом стояла резолюция Соболева, удовлетворяющая интересы НИИ. Вникать в суть подобных документов было не моей работой, и потому просто сделал то, что мне велели.

– Я ничего не понимаю, – пожал плечами математик. – Это какая-то мистика, или вас кто-то ловко одурачил. У нас в городе нет института по изучению пространства и времени. Да, пожалуй, и во всём мире нет такого исследовательского института…

Впервые в жизни я оказался в таком глупом положении, что с удовольствием провалился бы сквозь землю. Надо же! Меня, опытного следака прокатили, как щенка!

А ведь я сразу и не сообразил. Я ведь и не читал документа – увидел подпись Соболева, и отдал все тетради. Почему я это сделал? Ведь я всегда проверял всё до последней строчки! Может быть, я попал под воздействие гипноза? Да какой там гипноз! Хреноз, а не гипноз! Просто купился на телефонный разговор и на подпись начальника. Старею, что ли? На пенсию пора?

Надо было сразу сообразить… А теперь уже бесполезно, после пожара нет смысла махать шлангом.

Егорычев ждал ответа. Лицо его сделалось будто каменное.

Я поднял телефонную трубку и позвонил в управление.

Ответили быстро. Как и следовало ожидать, Соболев ничего не знал. Он предложил мне написать по этому случаю подробную докладную…

А чего писать? Меня, капитана милиции, одурачили как пацана.

А потом, когда Егорычев уже ушёл, я открыл ящик стола и из него выпала фотография. Я поднял её и поднёс к глазам. Нет, это была не таблица Плимптон 322. На фото была изображена огромная, в сотню этажей, башня, подпиравшая синее небо. Я не сразу понял, а потом сообразил – это была фотография Иванова. Это была Вавилонская башня. И теперь этот институт Пространственных И Временных Отклонений мне показался не вымышленным, а самым реальным. Он, и правда, в прошлом побывал, этот Иванов, или как там его звали на самом деле. Он нашёл там эту таблицу, и сделал какие-то свои выводы. Может быть, решил теорему Пифагора? Без которой в их мире застопорилось развитие. Спас свою планету от регресса. Знать бы ещё, как он себе задницу опалил. Видимо, в прошлом у него что-то не сложилось. Его поймали вавилоняне и, вероятно, предали казни. Каким способом в то время казнили, я не знаю. Может быть, голой задницей сажали в горячий песок, может быть, клеймо выжигали на ягодицах. А при этом он и поседел (попробуй тут не поседей!), вот почему его стали принимать за старика. А за что казнить, найти можно без проблем, насчёт этого и переживать нечего! Может быть, он не склонил головы перед правителем. А может, осквернил священную расчётную таблицу, взяв её в свои грязные руки. А может, и украл её. И, видимо, в самый момент казни его и выдернуло назад из прошлого. Сил у него уже не оставалось и единственным способом позвать на помощь, было открыть кран в ванной, куда он едва смог доползти. А потом добрался до дивана и стал ждать, когда люди придут на помощь. И они пришли.

А потом Иванов исчез из больницы. Просто испарился. Видать, улетел на свою планету.

Да, теперь я уверен, что всё, о чём я узнал – истинная правда. А эту фотографию я оставил себе. На память. Во всём мире больше ни у кого такой нет. Это снимок настоящей Вавилонской башни, которую строили четыре тысячи лет назад.

«Вот каким образом я познакомился с одним из жителей планеты Омега-Центавра», – пишет в заключение своего рассказа капитан Гурьев.

Члены Комиссии по АЯ внимательно исследовали рентгеновские снимки, присланные следователем Гурьевым, и единодушно пришли к выводу, что они могли принадлежать только инопланетянину. Особенно снимки головы. Впрочем, и всего остального тоже. А фотографию вавилонской башни Гурьев не прислал. Оставил её себе на память.

 

Вот и всё

Так закончились две истории, которые только благодаря случайности, мы смогли соединить воедино. И ведь так символично получилось – мы соединили две половинки мозга под одной обложкой, сделали то, о чём мечтал омеганин. Неизвестно, соединились ли эти половинки на самом деле?

Чем сейчас занимаются оба пришельца? Пошло ли им на пользу пребывание на Земле? Всё это для нас останется загадкой. Может быть, и не навсегда, но пока никто ничего не знает конкретного о планете Омега-Центавра и её обителях.

Сопоставив рассказ следователя Гурьева с дневником инопланетянина, Комиссия по АЯ вынуждена была признать, что в действительности на Земле побывал не один, как мы думали раньше, а два представителя планеты Омега-Центавра. Это были братья-близнецы: один из них – «омеганин», а другой – «центаврик». Причём у первого отсутствовала левая половина мозга, а у второго – правая.

Почти ежедневно над Землёй проносятся один или несколько неопознанных летающих объектов (НЛО), которые в народе прозвали «летающими тарелками». На двух из таких «тарелок» и прибыли братья-близнецы с планеты Омега-Центавра.

Как выяснилось из дневника омеганина, его тарелка так и называлась, «НЛО». Кто-то даже видел как над Красноярском пролетала летающая тарелочка с такой надписью на борту, но очевидца подняли на смех – разве может пришелец давать своим вещам имена, которые придумали земляне?

Вероятность встречи каждого из нас с представителями других миров чрезвычайно мала. Более того, она практически невозможна. Это равносильно тому, что на Земле найти разумного муравья. Но где гарантия, что этого не произойдёт?

Комиссия по АЯ решила подготовить инструкцию на случай такой незапланированной встречи. В одном из пунктов этой инструкции будет записано: «Инопланетянин может ничем не отличаться от человека, но его легко можно будет узнать по походке…»

Мы знаем цель командировки братьев на Землю: «омеганин» был послан доказать теорему Ферма, а «центаврик» – теорему Пифагора. Такое распределение обязанностей между братьями, по-видимому, лучше всего отвечает индивидуальному развитию каждого из них. Можно предположить, что отсутствие левой половины мозга у одного из них с лихвой компенсируется наличием таковой у брата, и наоборот.

Мы можем только гадать, как они использовали полученные на Земле знания. А если честно, то даже и предполагать не можем. Мы уверены только в одном – никогда на Омега-Центавре науки не станут использоваться во вред человеку. И надеемся, что мы, земляне, тоже когда-нибудь дойдём до такого уровня. Хотя и не совсем уверены в этом.

Комиссия по АЯ – не специалисты по математике. Однако мы считаем необходимым довести до читателей следующее.

Мы не думаем, что Пифагор первым открыл теорему Ферма, точно так же знаем, что древние вавилонские математики – не авторы теоремы Пифагора.

Знаем мы так же и то, что пусть даже десяток яблок упали бы на голову Архимеду, он всё равно бы открыл основной закон гидростатики, а не закон притяжения. Хотя, если бы в наше время Архимед бегал голым по улицам и кричал бы «Эврика», то, скорее всего, не открыл бы даже закона бутерброда.

Ввиду того, что инопланетянин Иванов о своём пребывании на Земле нам ничего не оставил, кроме рентгеновских снимков, да и то не по своей воле, мы не можем назвать его первооткрывателем Земли. Предпочтение мы отдаём его брату без фамилии…

Загадкой для Комиссии остаётся вопрос: кто звонил Гурьеву по телефону и кто унёс рукописи Иванова? Но мы надеемся, что со временем капитан Гурьев из Красноярска ответит нам на этот вопрос. Судя по его аналитической работе, он хороший сыщик и со временем докопается до истины.

С тех пор прошло много лет, но ни омеганина, ни центаврика больше никто не видел. Олег Кулик закончил институт, и теперь он известный на всю страну инженер. Мечтает построить НЛО и полететь в гости к омеганину.

Вор Иван Иванович Наполеон пробыл в психиатрической лечебнице до развала СССР, а когда понял, что ему уже ничего не грозит, выписался. Выкопал деньги в огороде, но инфляция обесценила честно наворованное, и он на самом деле сошёл с ума. Сейчас он живёт в своей палате и со всеми расплачивается советскими купюрами.

Светлана Фишер теперь ведущий специалист института биологии дрожжевого гена. Говорят, она надеется в течение двух-трёх лет добиться таких же результатов, какие показывал центаврик, и даже больше.

В заключение предупреждаем читателей, что аномальные явления в быту (доказательства теоремы Ферма) Комиссия по НЛО не рассматривает. Для этой цели в скором времени будет создана совсем другая Комиссия…