Георгий Васильевич (Жора) Рязанов был преоригинальнейшим человеком. Отец его природный русак, дважды Герой Советского Союза и сталинский генерал авиации, а мать — еврейка и истая коммунистка. Арестованный в 1936 году, отец просидел год под пытками, ничего не подписал и, может быть, потому, что его арест опередил главную волну террора, был выпущен на свободу. На вопрос Ворошилова о том, как с ним обращались в тюрьме, он ответил: «Как с врагом народа!» — что очень понравилось Сталину. После этого Василий Рязанов пошел вверх. После войны Жора провел некоторое время в оккупированной Советским Союзом Австрии, где охотился на озерах с отцовским «денщиком». Когда я познакомился с ним, от всего бывшего великолепия его жизни осталась квартира в «доме холостяков» в Большом Гнездниковском переулке, с трофейными австрийскими столиком и диванчиком.

Прости, читатель, я просто обязан сказать хотя бы пару слов о «доме холостяков». Это был один из первых высотных домов в Москве. Он был построен в 1913 году и задуман как обиталище состоятельных холостяков. Поскольку предполагалось, что холостяки не умеют готовить и не держат кухарок, а либо обедают в ресторанах, либо заказывают еду из трактиров, то кухни в квартирах не были предусмотрены. Квартиры по тем временам были небольшие, то есть состояли из одной огромной, пятиметровой высоты, комнаты и маленькой прихожей, ставшей при советской власти кухней. Критики считают, что Мастер встретил Маргариту напротив этого дома. Вполне возможно, так как в нем в начале 1920-х годов находилась редакция одного из разрешенных советской властью берлинских эмигрантских изданий, в котором Булгаков сотрудничал. Так что он часто посещал этот замечательный дом и вполне мог изобразить это место в романе.

В молодые годы Жора написал несколько замечательных статей по физике с вполне конкретными результатами, за что и был принят в институт. Однако к тому времени, как мы с ним познакомились, он давно уже интересовался вещами намного более общего характера. Мечтой Жоры было осуществить синтез науки и религии, и, признаюсь, он меня этой мечтой заразил.

Жора провозглашал себя последователем средневекового еврейского философа Мозеса Маймонида, который в своем труде «Путеводитель заблудших» (1190) написал следующее: «Нам нужно сформулировать концепцию бытия Создателя согласно нашим способностям. То есть нам нужно иметь знание Науки Бога, которое может быть приобретено только после того, как мы постигнем науку природы. Потому как наука природы тесно связана с Наукой Бога и должна предшествовать последней в процессе изучения. По этой причине Бог начал Библию с описания творения» (перевод мой. — А Д.). Из XIX века Маймониду вторит Владимир Соловьев: «Нераздельность религиозных и научных начал не есть только факт действительности, эта нераздельность необходима по существу дела, ибо невозможно, чтобы религиозный человек не мыслил о предмете своей веры, а ученый признавал свои общие принципы исключительно на основе строго научного исследования, так как это исследование требует некоторой веры — хотя бы веры в разум» («Критика отвлеченных начал»).

Жора проводил свои дни в зале новых поступлений Ленинской библиотеки, где перед тем, как отправиться в хранилища, откуда их без специального разрешения уже нельзя было получить, выставлялись все новоприбывшие зарубежные книги. Это был какой-то удивительный прокол советской власти, один из тех маленьких недосмотров, которые и делали интеллектуальную жизнь в СССР возможной. Дырочка там, дырочка здесь… Жора утверждал, что духовная мысль на Западе бьет ключом, что уже тогда казалось мне преувеличением. Но, надо отдать ему должное, в куче приходящих книг он умел отыскать удивительно свежие и интересные идеи. Об одной из них я собираюсь рассказать подробно. Однако, перед тем как перейти к этому долгому и серьезному обсуждению, не могу удержаться, чтобы не прибавить несколько штрихов к Жориному портрету.

Жора, подобно Барабанову и многим другим, был из тех детей столпов советской номеклатуры, кто разочаровался в атеистической вере своих родителей. Он стал религиозным иудеем, хотя и крайне неортодоксального толка. По характеру Жора был незлобив и добродушен. Он совершенно не обижался на шутки окружающих, хотя и понимал, что большинство сотрудников считают его, по крайней мере, чудаком. Халат все время порывался выгнать Жору из института, так как боялся (не без оснований), что если КГБ поймает его в синагоге, это может как-то негативно на нас отразиться. Однако ученый совет, состоявший из наших «герцогов», в своем большинстве не поддерживал Халата, настаивая на том, что человек, внесший неоспоримый вклад в науку, уже, так сказать, отработал свое и имеет право заниматься тем, чем хочет.

Позже, когда мы сошлись ближе, я часто служил при Жоре шабес-гоем, то есть не евреем, который в субботу мог делать за еврея то, что тому возбранялось, как то: покупать в Елисеевском магазине хлеб (не мог же я оставить Жору голодным, поскольку за духовными занятиями тот часто забывал купить себе хлеба) или везти его на такси с какой-нибудь лекции (характерно, что Жора всегда давал мне трешку до захода солнца в пятницу, так как после захода начиналась суббота и не только вызвать такси, но и дать на него деньги уже не позволялось). Не могу скрыть, что все это развлекало меня сверх всякой меры.

В Жору была без памяти влюблена замечательная женщина, думаю, одна из самых замечательных, каких я видел в жизни, — Оля Кузнецова. Она профессионально занималась историей науки и, чтобы покорить Жорино сердце, организовала у себя дома еженедельный семинар, посвященный проблемам науки и религии. На этом семинаре я впервые услышал термин «антропный принцип».

 

Медитация

. Антропный принцип. Разум и мироздание

Мы подступили к центральной теме этой книги и, возможно, к центральному моменту моей биографии. В 1986 году была впервые опубликована книга астрофизиков Джона Барроу и Франка Типлера под названием «Антропный космологический принцип». Эта книга произвела огромное впечатление на всех участников Олиного семинара и продолжает вдохновлять меня до сих пор.

Книга эта исключительно научная, наполнена огромным количеством уравнений и посвящена вопросу о том, какое место человек занимает во Вселенной. В книге очень подробно и аргументированно излагается та точка зрения, что законы природы благоволят жизни и Вселенная организована так, чтобы эта жизнь могла возникнуть и существовать.

Может быть, читатель помнит, что в первой главе этой книги, посвященной детству, я коснулся темы присутствия Божественного в природе, в связи с чем привел известные стихи Лермонтова. И правда, нужно быть очень нечутким человеком, чтобы не ощутить особенный подъем и воодушевление на так называемом «лоне природы». Кому-то ближе море, кому-то лес, кто-то обожает степные просторы или даже пустыню, кто-то заворожен видом звездного неба, кто-то любит горы. Но каким бы пейзажам и картинам ни отдавал предпочтение человек, чувство всегда одно. Это чувство трепета и умиления перед величием природы и сознание того, что людям сотворить такое не под силу. Чувство это возвышенное и радостное, в нем нет унижения от нашего бессилия, а есть восхищение и восторг от открывшейся картины. Внимательный человек поймет, что благодатное это действие производят не отдельные детали картины (они часто бывают даже безобразны, в природе много жестокости, страха и страданий), а именно их синтез. То есть можно сказать, что через картины природы с нами говорит нечто или, может быть, Некто, — Тот, Кто стоит за ними.

Таково это ощущение, которое древние называли ощущением «славы Божией»: «Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь» (Пс 18: 2). Именно это ощущение и передали в своих стихах Лермонтов и еще более подробно Державин в оде «Бог».

Итак, вопрос: наивно ли это ощущение, есть ли оно только обман и иллюзия или какой-то первобытный атавизм, или же оно является прозрением и интуицией глубокой правды? Для многих и многих ответ на этот вопрос не вызывает сомнения: да, иллюзия, и наука эту иллюзию если еще не совсем разрушила, то скоро разрушит.

Однако так ли это на самом деле, не потеряли ли ученые, пристально вглядываясь в детали мироздания, некоего синтетического видения, как те, кто, по пословице, за деревьями не видят леса? Другими словами, понимают ли сами ученые (большинство их которых в наши дни материалисты) то, что говорит их же наука?

Разумеется, с моей стороны может выглядеть крайне самонадеянным вызывать на диспут огромное количество людей, среди которых есть много тех, чьи научные достижения затмевают мои собственные. Но не сами ли ученые всегда говорили, что мы не должны склоняться перед авторитетом, а исследовать истину, невзирая на лица. Кстати, некоторые авторитеты окажутся на нашей стороне.

Поговорим сначала о том, что такое законы природы. С этого и надо начинать, поскольку многие в наше время верят, что наука заменила ими Бога, так что необходимость в Нем совершенно отпала. Забавно, но существует довольно значительная группа философов, которые считают, что законы природы — наше изобретение. Думаю, эти люди правильно понимают, что существование законов природы на самом деле скорее свидетельствует о Боге, чем отрицает его, к чему я сейчас и перейду. Однако в своем отрицании этих законов они не правы. При всем несовершенстве наших знаний нельзя отрицать, что на основании того, что мы знаем, мы можем сделать очень много. Вся наша цивилизация построена на науке. Наше знание законов тяготения и реактивного движения позволяет нам создавать ракеты, долетающие до Венеры и Марса, где не был ни один человек. Несмотря на это, есть множество людей, с удовольствием пользующихся плодами научных исследований, но отрицающих при этом интеллектуальное содержание научных дисциплин. Я думаю, что это свидетельствует о трагической раздвоенности нашей культуры и дефектах системы образования. Но что бы они ни говорили,

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Законы у природы не только есть, но и, как предполагает наука, они универсальны, то есть одинаковы во всех уголках Вселенной и не меняются при перемене системы отсчета. Утверждение это может показаться чересчур догматическим, однако справедливость его оказалось возможным проверить. Я не буду углубляться в детали, скажу только, что утверждение это является центральным постулатом общей теории относительности. Другое важное утверждение состоит в том, что законы не меняются со временем. К этому выводу ученые пришли не без внутренней борьбы. Во многом помогла находящаяся в распоряжении астрономов «машина времени» — телескоп. Так как свет от далеких звезд доходит до нас за время, пропорциональное расстоянию до звезды, заглядывая все дальше в глубь Вселенной, мы уходим все дальше в прошлое. Изучение далеких звездных систем методами астрофизики помогло нам убедиться в неизменности законов природы.

Если читатель даст себе труд поразмыслить над этим предметом, то он поймет: существование законов природы есть мощное свидетельство того, что за пределами мира, который мы называем материальным, то есть мира красок, звуков, ощущений, мира пространства и времени, существует и другой мир, который, наверное, можно назвать миром идей. Многим, разумеется, это утверждение покажется неожиданным. Но рассудите сами. Вот, например, я делаю какое-нибудь простое утверждение типа: чтобы камень пролетел расстояние в десять метров, его нужно швырнуть с начальной скоростью не менее 10 м/с под углом 45 градусов к горизонту. Утверждение это является предсказанием исхода события, которое еще не произошло, и опирается на известные нам законы механики. Камень еще не полетел, но мы знаем, что случится, когда он полетит, так как знаем законы. Например, если сила ваших мышц не позволяет вам сообщить камню нужную скорость, он не долетит до цели. Самое главное здесь для нас в том, что законы эти существовали даже до того, как образовались камни, ибо камни и все остальное образовались согласно этим законам.

Иные говорят, что законы — в самих вещах. Однако этого никак не может быть, потому что вещи и формируются по этим законам. Когда-то был построен первый мост, или первый аэроплан, или первый автомобиль. Их постройке предшествовали проекты, основанные на расчетах, а эти расчеты, в свою очередь, были основаны на наших знаниях законов упругости и сопротивления материалов, динамики газов и жидкостей, механики и т. д. Это касается того, что создано человеком, но и в природе сплошь и рядом что-то случается в первый раз. Это так, потому что Вселенная не существует вечно, а имела свое начало, чему в современной космологии есть множество как экспериментальных, так и теоретических свидетельств. Следовательно, все когда-то произошло впервые. Когда-то, например, образовались первые атомы, когда-то зажглась первая звезда. Она не зажглась бы, если бы не законы гравитации и термоядерных реакций, существовавшие ДО этого события. Я прошу прощения у тех читателей, которым эти рассуждения покажутся слишком очевидными. Я так долго задерживаюсь на них только потому, что многочисленные обсуждения показали: многие даже весьма разумные люди этих рассуждений совершенно не понимают!

Если мне удалось убедить тебя, читатель, что законы природы существуют вне пространства и времени, так как, повторяю еще раз, именно они и определяют то, что происходит в пространстве и времени, включая свойства самих пространства и времени, то можно продолжать.

Итак, пусть законы есть, но не скажут ли нам, вслед за французским математиком Лапласом, что эти же законы все раз навсегда предопределяют и, поскольку чему быть, того не миновать, в Боге уже нет никакой необходимости. Вернее, есть ли Он или нет Его, никакого значения для нашей жизни не имеет. Часовой механизм запущен, часы тикают, и мы тикаем вместе с ними.

Против этого можно возразить, что законы природы на самом деле не так строги, чтобы предписывать все события с железной необходимостью, и, таким образом, не только у нас, но и у всего творения (назовем так природу) остается некоторая свобода действий. Я уже это обсуждал. Думаю также, что грамотный читатель знаком с этим аргументом, и сейчас не буду на нем останавливаться.

Обсудим теперь нечто другое, одну черту природы, на которую обращается меньше внимания, а именно ее постижимость, открытость для нашего ума. Вот слова Альберта Эйнштейна:

You find it strange that I consider the comprehensibility of the world (to the extent that we are authorized to speak of such a comprehensibility) as a miracle or an eternal mystery. Well a priori one should expect a chaotic world which cannot be grasped by the mind in anyway. One could (yes one should) expect the world to be subjected to law only to the extent that we order it through our intelligence. Ordering of this kind would be like the alphabetical ordering of the words of a language. By contrast, the kind of order created by Newton’s theory of gravitation, for instance, is wholly different. Even if the axioms of the theory are proposed by man, the success of such a project presupposes a high degree of ordering of the objective world, and this could not be expected a priori. That is the «miracle» which is being constantly re-enforced as our knowledge expands.

Вам покажется странным, что я считаю постижимость мира (в той степени, что нам дозволено о таковой постижимости говорить) чудом или вечною загадкой. Ну, a priori следовало было бы ожидать хаотического мира, где уму не за что было бы ухватиться. Можно (и должно) думать о мире, подчиняющемся законам лишь в той степени, в какой мы можем упорядочить его своим разумом. Такое упорядочение было бы сродни упорядочению слов по буквам алфавита. Однако порядок, созданный, например, ньютоновской теорией тяготения, совершенно другого рода. Даже если аксиомы теории предложены людьми, успех такого начинания предполагает высокую степень порядка в объективном мире, а этого a priori ожидать нельзя. Вот это и есть то «чудо», которое неуклонно подтверждается по мере расширения наших знаний.

На самом деле здесь не одно чудо, а как минимум три. Первое состоит в том, что мир, во всяком случае в очень значительной его части, познаваем в принципе. То есть существо типа человека может его познать.

Второе чудо состоит в том, что в человечестве находятся люди, которые этот потенциал реализуют. Ведь жить или даже обладать разумом и познавать мир так, как это делают ученые, — совсем не одно и то же. Среди живых существ, населяющих Землю, встречаются виды бесконечно более древние, чем человек. Они прекрасно выживали без всякой науки. Да и многие люди обходятся без нее, хотя и не отказываются от ее плодов. Более того, ученые, познающие природу, составляют меньшинство человечества. Из всего этого следует, что существование науки никак логически не вытекает из существования разумных существ.

Третье чудо состоит в том, что мы знаем намного больше того, на что могли бы рассчитывать. Если бы наши познания проистекали только из нашего опыта, то и знали бы мы то, что к нам непосредственно прилегает. Такого рода знанием действительно обладают многие, и оно так и называется: житейская мудрость. Понятно, что не одна житейская мудрость позволила Колумбу открыть Америку, Магеллану — обогнуть земной шар, а нам — отправить космические станции к Юпитеру, Сатурну и даже за пределы Солнечной системы. Никто из нас там никогда не был и никакого опыта набраться не мог. Объяснение третьего чуда лежит в универсальности законов природы, о которой я уже упоминал.

Существование законов природы, находящихся вне времени и пространства и определяющих движение событий во времени и пространстве, равносильно утверждению о разумности устройства Вселенной. Законы эти и есть тот план, или, лучше сказать, Логос, согласно которому все развивается. Наше понимание (частичное и ограниченное) законов этого устройства есть свидетельство того, что Разум, Логос, организовавший мироздание, хотя очевидным образом и превосходит наш, все-таки не настолько сильно от него отличается, чтобы мы ничего в этих планах не поняли. Уже одно это говорит о том, что человек не есть случайный гость этого мира. Ему дано познать намного больше того, что ему положено просто как части природы. И корова, и солитер тоже ее части, но науки у них нет.

Хорошо, скажет читатель, на план нам дозволили взглянуть, но являемся ли мы частью этого плана? Все эти законы природы, вся эта математика, все эти Е=тс 2 и т. п. — где здесь человек? Природа, может быть, и прекрасна, но не совершенно ли очевидно, что она равнодушна к нам, что нам не на кого рассчитывать, кроме самих себя?

Человек Древнего мира, лишенный и сотой доли того комфорта, в котором живем мы, восклицал: «Что такое человек, что Ты помнишь его, и Сын Человеческий, что Ты заботишься о нем?» (Пс 8, 5). Современного же человека, особенно человека интеллигентного, будет, разумеется, намного труднее в этом убедить.

Антропный принцип (АП) ставит человека в центр мира, вопрошая: «Каким должен быть мир, в котором человек мог бы появиться? Какое место в этом мире он должен и может занимать?» Книга Джона Барроу и Франка Типлера ставит все эти вопросы в математической форме, чаще всего в виде условий, которым должны удовлетворять мировые константы (такие как постоянная Планка, заряд электрона, постоянная Ньютона и т. п.) для того, чтобы жизнь (или даже просто сложные системы наподобие органических молекул) могла существовать. Таких условий, наверное, сотни; в этой толстой книге их буквально по несколько штук на каждую страницу. Условий много, а констант мало, поэтому система оказывается переполненной… Однако я забегаю вперед, об этом — самая последняя медитация.

Словом, можно сказать, что АП ставит человека в центр мироздания, хотя и не делает это физически, по той хотя бы причине, что никакого физического центра у мира нет. Многим из читающих эти строки вопросы, которые ставит АП, могут показаться странными. Не повторяют ли нам с тобой на все лады, читатель, что начиная с Коперника наука только и делала, что понижала человека в статусе, так сказать, «сводила с пьедестала». Сначала люди думали, что Земля в центре мира, а оказалось, вращается вокруг Солнца, а потом оказалось, что даже и Солнце не в центре мира, а всего лишь заурядная звезда, каких много, и живем мы где-то на задворках Галактики и т. п. Из всех этих «научных» утверждений выводится мораль, что мы ни в коем случае не должны заноситься и думать о себе как о чем то особенном. «Сотворен по образу и подобию Божию». Какая чушь!

Вот то ли дело Ричард Докинз, который говорит: «We are just lumbering robots!» Это нам больше нравится, поскольку роботы ни за что не отвечают. Но если ни за что не отвечаем мы, то почему же мы требуем этого от других? А между тем те же газеты, что с таким упоением пишут о «сведе́нии человека с пьедестала», требуют, чтобы банкиры были честными, работодатели не домогались своих подчиненных, политики не врали, военные жалели врагов и не обижали мирное население, и далее по списку. Ясно, что сами мы, будучи роботами, удовлетворить этим требования бессильны. Поэтому предлагается усилить надзор за банкирами, военными, торговцами, введя комитеты по надзору, укомплектованные — кем? Не теми же роботами?

А может быть, наука вовсе и не утверждает того, что приписывают ей ее популяризаторы? Начнем с самого простого, с тех двух утверждений, с которых и начинается обычно литания о ничтожестве человека: «не Земля, а Солнце является центром Солнечной системы» — и: «Солнце находится на периферии Галактики».

Уходя немного в сторону, замечу, что первое утверждение часто путают с другим, а именно: «Земля вращается вокруг Солнца». Это не одно и то же, и утверждение номер два обретает смысл только после некоторой интерпретации. Интерпретация тут необходима, так как, взятое буквально, утверждение это противоречит тому, что мы наблюдаем каждый день, глядя на небо. Земля вращается вокруг Солнца только в том смысле, что картина Солнечной системы выглядит намного проще, если смотреть на нее с Солнца. Если бы наблюдатель мог забраться на Солнце, он увидел бы, что планеты обегают его почти по круговым орбитам и т. д., — смотри школьную программу. Таким образом, вопрос о том, что вращается вокруг чего, есть вопрос чистого интеллектуального удобства (что, кажется, образованные люди понимали даже и во времена Коперника).

Итак, давайте отныне говорить: «Солнце является геометрическим центром Солнечной системы» — и не будем путать это с тем, что: «Земля вращается вокруг Солнца». Первое утверждение уже не требует изощренной интерпретации, как и то, что Солнце находится на окраине Галактики, вдали от ее геометрического центра. Однако следует ли из этих двух фактов, что человек в каком-то отношении не так важен или, более того, ничтожен? Не буду даже пытаться уточнить эти определения, а просто спрошу следующее: если человек стал чем-то хуже (в каком угодно смысле) после того, как переместился из центра мира на его окраину, то значит ли это, что то, что сейчас в центре мира, должно быть лучше его? Раз так, давайте присмотримся к этому центральному нечто, чтобы понять, чему или кому мы должны уступить свой статус.

Что же находится в центре Солнечной системы? Солнце — раскаленный шар, гигантский термоядерный реактор, нагретый внутри до миллионов градусов… Никаких устойчивых структур сложнее элементарных частиц; всё, несмотря на постоянную круговерть вихрей и протуберанцев, довольно понятное и простое. Ничего сравнимого по сложности с человеком не только в плане тайны его психики, но даже в плане строения его тела. Да что с человеком — с самым захудалым микробом!

Сделаем шаг на следующую статусную ступеньку, к центру Галактики. Там, если следовать популярной логике, должно находиться что-то еще более важное. Абсолютно надежными сведениями на этот счет мы, насколько я знаю, не располагаем, но достаточно веские предположения имеются. А именно: в центре нашей Галактики находится исполинская черная дыра с массой в миллионы раз больше массы Солнца. Не буду описывать свойства черных дыр в подробностях, скажу только, что они являются крайним случаем бесструктурности и хаоса. Любой объект, падающий в черную дыру, будь то даже такая малая частица, как атом водорода, будет в конце концов разорван на куски ее приливными силами. Внутри дыры скрыта так называемая сингулярность, никакие структуры не переживут близости к ней, и, следовательно, никакой сложности там нет места.

Думаю, этих двух приведенных примеров достаточно, чтобы почувствовать, что популярные идеологемы о ничтожестве человека нужно, что называется, to take with a grain of salt. Из приведенных выше примеров ясно, что мы находимся именно там, где нам и следует находиться, так как в других, более «почетных» местах выжить бы нам не удалось. Вспоминается пословица, что не место красит человека, а человек место.

На эти и подобные мысли меня навела и наводит книга Барроу и Типлера. Обсуждение этих идей будет продолжено в последующих медитациях.