1. Русь и Византия до 860 г. и причина похода

Понятно, находись Византийская империя на пике своего могущества, вряд ли поход русов состоялся бы и вызвал такую панику у жителей Константинополя. Положение дел в самой Византии накануне похода русов 860 года было далеко не блестящим. Необходимо отметить, что первая половина IX в. была отмечена многочисленными политическими и религиозными распрями. После падения Исаврийской династии византийских императоров, последний представитель которой Лев V был убит в 820 г., к власти пришла Аморийская династия. Император Лев V, известный своей ярой иконоборческой политикой, которая была подкреплена решением поместного (815 г.) Собора, вызвал к себе враждебное отношение.

Аморийская династия была также раздираема интригами, раздорами и борьбой за власть. Ее первый представитель Михаил II Тавл (820–829 гг.), человек малообразованный, не участвовал в богословских распрях и требовал их прекращения. Константин Багрянородный писал о нем, что «царство ромеев по небрежению и неопытности правивших в то время опустилось почти до ничтожества».

Интересно, что в период его правления произошло восстание Фомы Славянина, что вызвало в стране гражданскую войну, которая спровоцировала впоследствии между арабами и византийцами длительные военные действия, все больше подтачивающие силы империи. Его сын Феофил (829–842 гг.) продолжил губительную политику иконоборчества, которая, вместе с тем рухнула как раз в период его правления окончательно. Преуспев в гражданских делах, он постоянно терпел поражение в делах военных.

Именно в его царствие Константинополь посетили в 839 г. послы кагана русов. После неумелого регентства императрицы Феодоры (842–856 гг.) на престол вступил ее повзрослевший сын Михаил III (842–867 гг.), прозванный Пьяницей. Главным его достоинством было — выбирать людей. Именно при его согласии и поддержке патриархом Константинополя был избран один из образованнейших людей того времени Фотий (858–867 гг.; 877–886 гг.), не без влияния которого «византийская культура становится методом управления». Во многом именно эта политика способствовала просветительской деятельности Кирилла и Мефодия в крещении славянских народов и установлении дипломатических отношений с новичками на международной арене — русами. Вместо военной силы и устрашения империя предлагала окружающим ее варварским народам свою культуру и религию в качестве гаранта дальнейших плодотворных контактов, где военная сила применялась лишь в крайних случаях. Эта новая политика Византии на долгие годы определила структуру отношений с ее соседями (рис. 1).

Но было ли это нападение на империю действительно первым, и какими были взаимоотношения русов с могущественной Византией до похода 860 г.?

Рис. 1. Византия в IX–XI вв. 

По существующим византийским, старославянским и старогрузинским источникам первый, но далеко не самостоятельный, поход русов был в 626 г. и происходил следующим образом:

29 июня 626 г. к стенам Константинополя подступили аварские войска, возглавляемые каганом. По данным Пасхальной хроники это был только передовой отряд аваров, состоящий из тридцати тысяч воинов. Долгое время авары не начинали боевых действий, несмотря на то, что союзная им персидская армия находилась в Халкедоне. Очевидно, они ожидали флота славян, после прибытия которых, 29 июля «прибывшие славяне воевали и под стенами Константинополя и на море. Пешие славянские воины были вооружены копьями и одеты в латы. Славяне моряки имели однодревки ладьи, выдолбленные из одного дерева. Третьего августа они двинулись к азиатскому берегу, чтобы привезти на помощь персов, но на следующий день утром были потоплены греками. Оставшихся в живых славянских моряков перебили и вырезали армяне и авары по приказанию кагана. После этого каган ушел из- под Константинополя».

Вот как описывает этот поход византийский автор Феодор Сикелл, живший в годы правления императора Ираклия (610–641 гг.): «…И действительно, мы своими глазами видели персов, посланных от Сарвазара (персидский полководец. — С.Ц.) и принесших хакану дары. Мы слышали также, будто они заключили соглашение о том, чтобы были посланы славянские моноксилы и в них персидское войско из Халкидона (город напротив Константинополя на другом берегу Босфора) пересекло море.

Так сказали послы. А варвар хаган просил у персов войско не потому, что нуждался в союзниках — ведь и земля и море были заполнены подвластными ему свирепыми племенами, но дабы показать нам единодушие, которым отличался его союз с персами против нас. И вот этой ночью посланы были моноксилы к персам, и на них множество славян отплыло, чтобы привезти союзное персидское войско. Ведь славяне приобрели большой навык в отважном плавании по морю с тех пор, как они начали принимать участие в нападениях на ромейскую державу». Стоит обратить самое пристальное внимание на последнюю фразу, показывающую, что уже в первой половине VII в. славяне, по оценке византийцев, были умелыми и отважными мореходами. Далее события развивались следующим образом: «На море были снаряжены славянские моноксилы, чтобы в одно время и в один час против города началась одновременно и сухопутная и морская война. Хакану удалось превратить в сушу весь залив Золотой Рог, заполнив его моноксилами, везущими разноплеменные народы. Он считал, что именно это место подходит для нападения на город…

И по всей стене и по всему морю раздавался неистовый вопль и боевые кличи… А в заливе Золотой Рог хаган заполнил моноксилы славянами и другими свирепыми племенами, которые он привел с собой. Доведя число находившихся там варварских гоплитов до огромного множества, он приказал флоту налечь на весла и с громким криком двинулся против города. Сам он начал приступ, мечтая о том, что его воины на суше низвергнут стены города, а моряки проложат легкий путь к нему по заливу. Но повсюду Бог и Дева Владычеца сделали его надежды тщетными и пустыми. Такое множество убитых врагов пало на каждом участке стены и столько повсюду погибло неприятелей, что варвары не смогли даже собрать и предать огню павших».

Я.Е. Боровский, сравнивая погребальный обряд славян, участвовавших в данном походе на Константинополь с обрядом погребения русских воинов, погибших там же при осаде столицы империи русским князем Святославом, пришел к выводу, «что в осаде Константинополя в 629 г. большую силу составляли славяне лесной полосы Среднего Поднепровья, у которых в VI–VII вв. господствовал обряд трупосожжения, в то время как у южных (степных) племен практиковался преимущественно обряд трупоположения». Подобное предположение подтверждает и археологический материал. Византийские монеты VI–VII вв., а так же золотые и серебряные изделия того же времени обнаружены в Киеве и Среднем Поднепровье и на юге, там, где проходил торговый путь из Киева в Константинополь. «Сюда эти вещи могли попасть не только путем постоянного торгового обмена между русами и греками, но и в результате военных походов восточных славян против Византийской империи».

Основываясь на этих данных, Я.Е. Боровский видит в славянах, участвовавших в осаде Константинополя в 629 г., «выходцев из Среднего Поднепровья». Возможно, в этом походе участвовали анты, населявшие в то время отдельные регионы Северного Причерноморья.

Следующим из известных нам событий был набег «великой русской рати» во главе с «сильным князем Бравлином» на южнокрымские города, в том числе на Сутдею (Сурож, совр. Судак), случившийся вскоре после кончины епископа этого города св. Стефана (конец VIII в.), о чем повествует «Житие Стефана Сурожского»: «По смерти же святого пришла рать великая русская из Новгорода, князь Бравлин весьма силен и, попленив от Корсуни до Корчева, со многою силой пришел к Сурожу. Десять дней продолжалась злая битва, и через десять дней Бравлин, силою взломав железные ворота, вошел в город и, взяв меч свой, подошел к церкви святой Софии». В.В. Фомин обратил внимание на то, что имя князя Бравлина ассоциируется с битвой при Бравалле, где в 787 г., то есть незадолго до описываемых событий, даны и их союзники балтийские славяне дали бой шведам. Не есть ли это указание на то, что князь Бравлин был выходцем с берегов Южной Балтики? Не исключено так же, что имя «Бравлин» искаженное имя князя Буривоя, отца небезызвестного Гостомысла, который, согласно Иоакимовской летописи, знакомой нам по трудам В.Н. Татищева, призвал на княжение Рюрика с Синеусом и Трувором. Если князь Буривой действительно существовал, то по времени своей жизни он мог напасть на Сугдею. Это может свидетельствовать о том, что балтийские славяне уже во время описываемых событий имели свои торговые поселения в Восточной Европе.

М.И. Артамонов считает, что это нападение вызвало серьезные политические решения в Византии и Хазарии: «Если учесть, что нападение Руси во главе с князем Бравлином на южное и восточное побережье Крыма, “от Корсуни до Корча”, произошло до построения Саркела, то одного этого было бы вполне достаточно, чтобы привлечь внимание и Византии, и Хазарии к новой грозной силе, появившийся в Восточной Европе. Это нападение охватило не только сравнительно ограниченные греческие владения в Крыму, но и области этого полуострова, находившиеся во власти хазар. Известно, что в Суроже (Сугдее) в это время сидел хазарский наместник Юрий Тархан. У хазар и Византии были все основания опасаться, что на этом роль Руси не кончится, и озаботиться организацией эффективной защиты от новых нападений этого врага». Необходимо отметить, что Хазария, как это будет видно из дальнейшего, столкнулась с русами много раньше Византии (по крайней мере, с середины VIII в.).

Б.А. Рыбаков предполагает, «что блокирование Византией устья Днепра и того побережья Черного моря, которое было необходимо русам для каботажного плаванья к Керченскому проливу или в Царьград, и послужило причиной русского похода на византийские владения в Крыму, отраженного в “Житии Стефана Сурожского”».

А.Н. Сахаров считает, что в результате этого нападения был заключен один из первых договоров с Византией. Русы «вернули все, что награбили, вывели рать из города, ничего не взяв с собой, и отпустили пленных. Перед нами характерные черты мирного соглашения времен не только “дорюриковой”, но и ''додоговорной” Руси». А.Н. Сахаров подчеркивает, что это было «типичное соглашение с местными византийскими властями, которое заключалось, возможно, в трудных для русов обстоятельствах. Важно отметить и факт участия в событиях архиепископа Филарета. В делах государственных, в том числе внешнеполитических, византийские церковные иерархии имели большое влияние». Поскольку архиепископ Филарет крестил князя Бравлина, А.Н. Сахаров не исключает, что он участвовал в переговорах с русами, «настояв на вышеупомянутых условиях соглашения, где на первом месте стояло возвращение церковных ценностей.

Обращает на себя внимание условие о возвращении пленных — одно из древнейших в дипломатической практике всех народов, в том числе и антов».

Необходимо отметить, что это нападение, судя по всему, не было обычным грабительским походом, а имело вполне ясные политические причины — все, что мешало развитию международной торговли, а это было основным занятием русов, по возможности, устранялось с помощью военной силы — об этом говорит вся дальнейшая история развития Древней Руси.

Об активизации русов в конце VIII — начале IX в. сообщается и в греческом тексте «Жития Георгия Амастридского», в частности, о нападении «народа Рос» на византийский город Амастриду (Черноморское побережье Малой Азии). Специалисты считают, что это нападение произошло до 843 года. «Было нашествие варваров, руси, народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия. Зверскими нравами, бесчеловечными делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чем другом, что свойственно людям, не находя того удовольствия, как в смертоубийстве, они — этот губительный и наделе и по имени народ — начав разорение с Пропонтиды и посетив прочее побережье, достигли, наконец, и до отечества святого, посекая нещадно каждый пол и всякий возраст…»

Здесь стоит обратить внимание, что автор Жития говорит о русах как о хорошо известном народе, в то время как патриарх Фотий называет их народом «безвестным». Возможно, на южном побережье Черного моря и в Крыму русы уже были хорошо известны местным жителям в отличие от Константинополя, куда известия о них не дошли.

А.Н. Сахаров, подчеркивая сходство двух походов, пишет: «Они были направлены вдоль Черноморского побережья: один — вдоль Малоазийского, другой — вдоль Крымского. Территориальные рамки походов четко очерчены: один — от Пропонтиды до Амастриды, другой — от Херсонеса до Керчи. В обоих военных предприятиях русы берут с бою провинциальные византийские города, не осмеливаясь нанести удар по столице империи. И в том и в другом случае объектом грабежа становятся городские храмы, куда стекались золотая и серебряная утварь, драгоценные камни и дорогие ткани и где стояли богато отделанные раки святых. Наконец, оба похода закончились мирными соглашениями, условия которых весьма схожи: прекращение военных действий, освобождение пленных, возвращение награбленного, “почтение к храмам”, вывод рати из города. Несмотря на некоторые различия в статьях, в этих соглашениях отразился весь комплекс тогдашних представлений о мирных договорах с противниками как русов, так и греков».

Но все это были локальные нападения русов на периферийные города Византии, некая проба сил, хотя и вызванная конкретными интересами русов и на которые не было обращено серьезного внимания в столице могущественной империи. Возможно, не вступая в серьезные дипломатические отношения с русами, Византия решила укрепить свои позиции с помощью Хазарии в строительстве крепостей, замыкающих выходы русов к Черному морю через реку Дон и ее бассейн, возможно, активизировав, таким образом, в дальнейшем, Днепровский путь.

Был еще хорошо известный дипломатический контакт с русами в 838/839 г., который, судя по всему, успеха не имел. Более подробно он будет описан ниже.

Но все эти нападения, видимо, не привели к необходимому результату. Пришлось продемонстрировать свою силу и мощь традиционным для тех времен способом — напасть на столицу могущественной империи Константинополь.

Нужно отметить, что нападение флота русов на Константинополь в 860 году не идет ни в какое сравнение с вышеописанными событиями по количеству пришедших кораблей и высокой степени организации похода, требовавшей привлечения огромных по тем временам материальных и человеческих ресурсов, что возможно только на стадии существования государственности. К моменту этой военной операции на территории Древней Руси существовали уже такие укрепленные торгово-ремесленные поселения, как Любша (конец VII в.), Ладога (середина VIII в.), Псков (VI в.), Изборск (конец VII в.), Киев (VI в.) и многие менее известные выявленные археологами городища. Известны также славянские поселения середины IX в. на Таманском полуострове. Существовали также межэтнические союзы племен, типа тех, которые впоследствии призвали Рюрика. Сеть этих протогородов занимала ключевые стратегические позиции на пути «из варяг в греки» и Великого волжского пути и создавала материальную базу для строительства объединенного флота русов. Если до 860 г. Византия имела слабое представление о существовании этого народа, то Арабский Восток уже давно имел дело с русами. Поэтому, не исключено, что русы знали, что император воюет с арабами, и незащищенный войсками Константинополь легко можно взять штурмом.

2. Причины похода 860 г.

Контакты русов и Византии до похода 860 года касались не только военной сферы. П.В. Кузенков пишет: «О возможном проникновении в первой половине IX в. выходцев из русской(?) среды в высшие сословия Византийской империи говорят отдельные разрозненные данные: упоминания ок. 825 г. в “Житии Иоанникия” некоего Ингера, имевшего сан митрополита Никейского (один из высших в византийской церковной иерархии); сообщения византийских хроник о “славном Ингере”, отце императрицы Евдокии Ингерины (родилась ок. 837 г.); упомянутый Генесием при описании дворцового переворота 855 г. отряд “скифов из Таврики”, охранявших императора».

Здесь уместно вспомнить о возможном кельтском происхождении имени Игорь. А.Г. Кузьмин так же предположил, что возможны и параллели с самоназванием племени ижора — ингры. Интересно также, что в 855 г. именно скифы (русы?) охраняли императора Михаила III (842–867 гг.), того самого, в царствование которого произошло нападение флота русов в 860 г. на Константинополь. Может быть, император чем-то обидел этих русов, поддержавших его во время переворота, и они решили отомстить ему, сообщив своим сородичам о том, что в июне 860 г. Константинополь оказался беззащитным, поскольку император с армией находился в походе против арабов?

Здесь очень важно проанализировать и западноевропейский источник, говорящий о первом дипломатическом контакте Руси — свидетельство «Вертинских анналов», сообщающих о дипломатической миссии византийского императора Феофила к императору франков Людовику, который принял посольство в Ингельхайме недалеко от Майнца. Император Византии прислал вместе со своим посольством «также некоторых людей, которые себя, т. е. род свой, называли “Rhos”, их король, называемый каганом, послал их, как они говорили, к нему (Феофилу) из дружбы. И он (Феофил) просил в упомянутом письме, чтобы они получили, благодаря императорской милости разрешение и поддержку на то, чтобы возвратиться домой через его империю, избежав, таким образом, опасностей, так как путь, которым они прибыли к нему в Константинополь, пролегал через земли, населенные варварами, свирепыми и дикими, и он не хотел, чтобы они опять повторили его, и таким образом снова подвергли бы себя опасности».

И. Херрман пишет по этому поводу, сопоставляя свидетельство «Вертинских анналов» с русами (Ruzzi) «Баварского Географа»: «Люди из Руси были насколько возможно подробно расспрошены. Весьма вероятно, именно они были теми, кто сообщил этнографические сведения о местах между хазарами и венграми. При этом Ruzzi характеризовались как Forsderen liudi, Fresiti. То, что имелось при этом в виду, понятно: Ruzzi считались руководящими, первыми людьми — первым, главным народом. Они были Fresiti, Freisasstn, т. е. независимые. Так как это заявление следует непосредственно за упоминанием о хазарах, то вероятнее всего предположить, что акцентирование авторитетного положения русов должно было подчеркнуть независимость их от хазар. Если исходить из предположения, что “Баварский Географ” руководствовался сведениями от 839 г., то мы располагаем для этого времени однозначным свидетельством о независимости русов от хазаров…» Можно предполагать, что ко времени первого посольства в Византию, они уже располагали достаточно мощными военными силами и материальными ресурсами, чтобы попробовать договориться с могущественной империей. К тому же, их интересовало расширение торговли с самой Византией, без посредничества хазар, печенегов, венгров и византийских колоний в Крыму.

А.Н. Сахаров подчеркивает, что «русское посольство появляется в Византии именно в тот момент, когда в Причерноморье завязывается сложный международный узел. Византия стремится в этих условиях сохранить и упрочить свое влияние на северных берегах Черного моря и одновременно заручиться поддержкой западных соседей в борьбе с арабами. Именно к этому времени относятся ее посольства в Венецию, Испанию, к франкам». Сахаров считает, что: «Появление русского посольства в Константинополе можно рассматривать и как начало конца той полосы изоляции, в которой оказались восточнославянские племена после нашествия аваров, а позднее в связи с зависимостью от хазар. Посылка в Византию первого русского посольства и его появление в земле франков знаменует собой новый этап в становлении древнерусской государственности».

Таким образом, можно констатировать, что прежние нападения и дипломатические переговоры имели незначительный «пробный» характер и были вызваны конкретной политической ситуацией в Черноморском регионе.

Необходимо отметить: в этом нападении русов на столицу могущественной империи были заинтересованы не только арабы, ведущие с Византией постоянные военные действия, но и хазары, не так давно потерявшие свои крымские владения. Византия недооценила военный потенциал русов, и нужно было его продемонстрировать, как это принято делать во все времена нашей истории.

Г.Г. Литаврин пишет, что русы: «испытывали настоятельную необходимость отстоять свое место в системе государств, причем наиболее крупных и сильных, обозначить свои границы и свои интересы, предъявить свои претензии на международной арене. Все это в условиях того времени можно было сделать, только продемонстрировав свой военный потенциал. Чтобы заставить считаться с собой, надо было первому нанести удар и обнаружить готовность его повторить. Иначе не было никаких надежд на то, что такие державы, как Византия, вступят с новым политическим образованием в дипломатические (включая торговые) отношения». Не исключено, что были и какие-то дипломатические договоренности. Литаврин допускает, что руководители похода 860 г. знали, что послы правителей русов в 838/839 добились каких-то уступок от императора Феофила, и теперь русы пытались возобновить их».

Может быть, именно после посольства русов 839 г. и появились русы-тавроскифы на службе у императора, которые защищали его во время переворота в 855 г.? Нельзя исключать такой возможности.

В.Я. Петрухин считает, «что именно первый поход на Константинополь, вторжение руси в самый центр византийского мира означал ее “легитимизацию” и для византийского патриарха и для русского книжника. Этот путь “легитимизации” русские князья повторяли на протяжении первых двух веков русской истории регулярно: практически каждые тридцать лет русь совершала поход на Константинополь или в пределы Византии. Эта периодичность, видимо, определялась традиционным для византийской дипломатии сроком действия договора о мире». Скорее всего, периодичность договоров с Византийской империей больше определялась сменой князей — после договора с Олегом, был заключен подобный договор с князем Игорем — следующее посольство возглавляла княгиня Ольга, регентша при малолетнем Святославе, который уже взрослым сам имел отношения с могущественной империей.

А.Н. Сахаров, оценивая поход 860 г. как первый значимый выход Руси на международную арену, считает, что между противоборствующими сторонами был заключен договор «мира и любви». «Если заключение договора “мира и любви” с империей, включавшего соглашение о крещении Руси, а точнее сказать, о готовности допустить на русскую территорию православную миссию, имело для Руси огромное политическое значение, небывало подняло престиж древнерусского государства и означало своеобразное “дипломатическое признание” древней Руси, то конкретные условия договора могли являть собой уже первые реальные плоды этого признания».

Было ли нападение русов на Константинополь согласовано с Арабским халифатом? Вполне возможно, поскольку арабы были в то время одними из главных врагов Византии. Необходимо отметить, что как раз накануне этого нападения, в 859 г. византийские войска потерпели сокрушительное поражение в сражении с войсками Арабского халифата. «Едва избежав пленения, император Михаил III (842–867) спешно провел подготовку к новой военной кампании и в начале июня 860 г. повел армию в новый поход против арабов. Этим и воспользовались русы и 18 июня 860 г. появились у стен византийской столицы». К тому же именно в это время греческий флот ушел к о. Крит для борьбы с пиратами.

Но чтобы воспользоваться этим обстоятельством, русы должны были знать заранее о предстоящем сражении между арабской и византийской армиями. Понятно, что узнать об этом они, скорее всего, могли только от арабов, кровно заинтересованных в своей победе. И они добились того, что, узнав о нападении русов на свою столицу, Михаил III спешно покинул поле боя и возвратился в Константинополь. Все это подтверждает версию о согласованности действий русов и арабов, тем более уж слишком коротким был промежуток между выступлением византийской армии из Константинополя и нападением на него флота русов.

Не исключено, что между арабами и русами существовал какой- то союзный договор — ведь они были старыми партнерами и, если для арабов Византийская империя являлась давним врагом, то для русов в данной ситуации могли реализоваться планы, растущие в отношении Византии, ослабленной войнами с мусульманским Востоком, и грех было этим не воспользоваться.

Но были ли взаимоотношения русов с Византийской империей до посольства 839 г.? Мы имеем единственный и самый ранний восточный источник, свидетельствующий об этом и к тому же идентифицирующий русов и славян и созданный до похода 860 г. Это «Книга путей и стран» Ибн Хордадбеха (род. ок. 820 г.). Вот что в ней говорится о русах: «Если говорить о купцах ар-Рус, то это одна из разновидностей (джинс) славян. Они доставляют заячьи шкурки, шкурки черных лисиц и мечи из самых отдаленных (окраин страны) славян к Румийскому морю (по мнению А.Г. Кузьмина — Черному морю. — С.Ц.). Владетель (сахиб) ар-Рума взимает с них десятину (ушр). Если они отправляются по Танису — реке славян — то проезжают мимо Хамлиджа, города хазар. Их владетель (сахиб) также взимает с них десятину. Затем они отправляются по морю Джурджан и высаживаются на любом берегу. Окружность этого моря 500 фарсангов. Иногда они везут свои товары от Джурджана до Багдада на верблюдах. Переводчиками (для) них являются славянские слуги-евнухи (хадам). Они утверждают, что они христиане и платят подушную подать (джизью)». То есть, автор этого текста был прекрасно осведомлен о торговых связях русов и византийцев.

Важно также понимать, что русы в те времена главенствовали над многими племенами Восточной Европы и держали в своих руках международную торговлю мехами, поставляя их на Арабский Восток и в Византию. Видимо, именно русы, имея преимущество и авторитет среди других восточноевропейских племен, могли выставить значительные воинские силы и построить необходимое для большой военной операции количество кораблей.

Скорее, к 860 г. эти торговые связи с Византией уже мало устраивали русов, стремящихся к расширению своего влияния. Очень интересен факт, что еще до 860 г. русы «утверждают, что они христиане». Это значит, скорее всего, что среди них уже в те времена были христиане. Вряд ли они стали бы обманывать в таком важном и легко проверяемом вопросе, как вера. Но к вопросу крещения русов до 860 г. мы еще вернемся.

Главные причины такой демонстрации силы — это торговые интересы русов, уже более столетия торговавших с Арабским Востоком. Знаменитый летописный путь «из варяг в греки» хоть и известен со времен бронзового века получил новый импульс именно благодаря этому походу 860 г. Необходимость в новом серьезном торговом партнере в лице Византийской империи была налицо. И выгоды иметь серьезный торговый центр, и не один, на Днепре были очевидны. И, если Великий волжский путь функционировал, по крайней мере с середины VIII в., благодаря активности русов севера и востока Древней Руси, то путь «из варяг в греки», получив после похода 860 г. новый импульс, во многом определил дальнейшее развитие молодого государства на юге, превратив Киев из небольшого городка в могущественную столицу Древней Руси, в один из самых крупных городов Европы.

Интересно, а изгнание варягов накануне призвания Рюрика не могло быть связано с походом 860 г.? Может быть, за этим фактом кроется борьба язычества с христианством в среде русов. На этот вопрос мы постараемся ответить ниже.

3. Хазары и русь накануне 860 г.

Для более вероятной локализации Русского каганата и понимания причин похода 860 г., необходимо рассмотреть непростую политическую ситуацию в Хазарском каганате в первой половине IX в.

Как известно, в VIII–IX вв. доминирующее место в истории юга Восточной Европы принадлежало именно Хазарскому государству. Это достаточно мощное образование, не только подчинившее себе ряд воинственных кочевых племен Причерноморских степей и Прикаспия, но и сумевшее в течение длительного времени сдерживать натиск Арабского халифата на Кавказе.

Относительно территории, занимаемой Хазарским каганатом, единого мнения среди исследователей нет. Б.А. Рыбаков считает, что это вызвано тем, что его границы были изменчивы. «Если каждое упоминание источников о взимании дани хазарами или о попытке их взимать дань (как в случае с полянами, давшими вместо дани символ суверенности — меч) рассматривать как доказательство вхождения этих племен в состав каганата, то Хазария будет выглядеть огромной державой, занимающей половину Восточной Европы» {37} . Опираясь на известный хазарский документ «Ответ царя Иосифа» и арабские источники, Рыбаков очерчивает эту границу «как пространство между Доном (у Саркела) и Каспием, с одной стороны, и между Манычем и Нижней Волгой, с другой. К этому следует прибавить давние хазарские владения в Дагестане с городами Семендером и Беленджером». У хазар также были владения в районе Керченского пролива и в Крыму. (Рис. 17)

По мнению В.В. Седова, Хазарский каганат занимал достаточно обширную территорию и, включал в себя «на севере весь бассейн Северского Донца и бассейн Дона почти до Воронежа, на западе — Северное Приазовье и часть Крыма, на юге — Кубань и предгорья Кавказа вплоть до Каспийского моря. Население Хазарского государства было многоэтничным, в его составе были хазары, аланы, болгары, угры, славяне и другие, более мелкие племена. Арабские авторы сообщают о десятке городов-крепостей, имевших мощные каменные фортификационные сооружения. Они были сконцентрированы на юго-восточной окраине Хазарии, куда через Дербентские «ворота» могли в первую очередь проникнуть боевые силы ее главного противника — Арабского халифата.

Таким образом, Хазария становится главным союзником Византии в ее постоянной борьбе с арабами.

М.И. Артамонов пишет по этому поводу: «Могущественная Хазарская держава была желанным союзником как для Византийской империи, так и для Арабского халифата, изнемогающих в непрекращающейся борьбе друг с другом. Оба эти государства неоднократно пытались обеспечить прочные дружеские отношения с хазарами родственными связями с каганатом, и та и другая сторона с еще большей настойчивостью старались навязать хазарам свою религию, как лучшую в данных условиях форму подчинения хазар своим политическим интересам.

Еще в 737 г. Мервану удалось принудить хазарского кагана принять мусульманство. Однако вынужденное обращение было непрочным. Хазарский каган скоро отказался от религии своих врагов, что, впрочем, не помешало мусульманству распространиться среди населения Хазарии. Связанное с Византией христианство издавна и широко было распространено в подвластных Хазарии областях Крыма и Кавказа, и давление на хазар с этой стороны было, без сомнения, если не столь грубым и прямолинейным, как со стороны арабов-мусульман, но зато более постоянным».

Вместе с тем, среди основной массы хазар-кочевников еще продолжала жить старая языческая религия. «Однако, — как пишет Артамонов, — еще в первой половине VIII в. перед правительством Хазарии встала дилемма — либо христианство, либо ислам», либо их взаимное сосуществование. Но хазары выбрали третью — иудаизм, несмотря на то, что это противоречило самой его сути, а именно идеи избранности еврейского народа.

«Эта религия не объединяла разноплеменное население, а наоборот, разъединяла его; поэтому она не могла служить прикрытием и обоснованием классового господства, она подчеркивала классовые противоположности и отделяла исповедующее ее правительство от народа».

Таким образом, благодаря принятию верхушкой Хазарии иудаизма при сосуществовании христианства, ислама и язычества, была заложена мина замедленного действия, взрыв которой привел, в итоге, к уничтожению этого государства, постепенно расшатываемого внутренними противоречиями.

Столица каганата — город Итиль, располагался в дельте Волги и пока не обнаружен археологами. По одной из версий, учитывающей, что Каспийское море в VIII в. было меньше по своим размерам, и дельта Волги находилась почти в 100 км южнее существующей, Итиль сегодня может располагаться на дне Каспия. (Рис. 2, 3)

Рис. 2. Территория Хазарии по данным письма царя Иосифа (по Могаричеву Ю.М.)

Рис. 3. Местоположение города Итиля, столицы хазар (по Могаричеву Ю.М.) 

Этот город подробно описан арабскими авторами, в частности ал-Масуди. Город состоял из трех частей: его кварталы располагались по обоим берегам Волги, а на острове замок, построенный из редкого для Хазарии обожженного кирпича; стены же самого Итиля были возведены из кирпича-сырца.

Население столицы было полиэтничным и состояло из общин иудеев, мусульман, христиан и язычников, среди которых были славяне и русы.

В 30-е годы IX в., о чем свидетельствуют византийские документы, у Хазарского каганата появился еще какой-то соперник.

Правители Хазарии не смогли сдерживать военный натиск этого соседа и направили послов в Византию с просьбой о помощи в крепостном строительстве, на которую благожелательно откликнулся византийский император Феофил (829–842 гг.).

В Хазарию, о чем повествует Константин Багрянородный, была направлена экспедиция во главе с Петроной Каматиром, братом жены императора Феодоры, что говорит о том, какое большое значение придавал император этой экспедиции. Константин Багрянородный рассказывает о постройке экспедицией Петроны крепости Саркел на левом берегу Дона, в устье Цымлы, не сообщая точной даты этого строительства. (Рис. 4)

Археологические исследования показали, что это была мощная для своего времени крепость. Как пишет В.В. Седов: «Она имела в плане форму четырехугольника размерами 193,5 x 133,5 м, кирпичные стены по периметру толщиной 3,75 м и башни по углам и вдоль стен. Крепостные сооружения Саркела своей геометрической правильностью, точностью разбивки и безукоризненной техникой кладки, подчеркивает исследователь П.А. Раппопорт, свидетельствуют о том, что строителями их были мастера, имеющие богатый опыт кирпичного строительства. Вместе с тем, формат кирпича, технология кладки и исключительно геометрический план крепости определенно указывают на то, что это была не собственно византийская (константинопольская) строительная традиция. Крепостные сооружения Саркела обнаруживают черты сходства с раннесредневековым строительством Кавказского региона, а отдельные элементы сопоставимы с иранской архитектурой. В этой связи можно с большой долей определенности полагать, что строителями Саркела были мастера не из Константинополя, а из одной из малоазийских фем, скорее всего из Пафлагонии».

Рис. 4. Схематический план Саркела (по Артамонову М. И.) 

Интересно, что по возвращении в Константинополь, Петрона

Каматар заявил императору:

«Если ты хочешь всецело и самовластно повелевать крепостью Херсоном и местностями в нем и не упускать их из своих рук, избери собственного стратига и не доверяй их протевонам и архонтам».

Дело в том, что до 30-х годов IX в. Крымская Готия находилась в составе Хазарского каганата. В связи с тем, что Византия выполнила для Хазарии строительство крепостей, последняя была вынуждена уступить крымские земли. Херсон с округой стал византийской фемой, первым стратигом которой был Петрона Каматир. Кроме этой территории, остальной Крым принадлежал, в основном, хазарам.

М.И. Артамонов пишет: «Освобождение Готии из-под власти Хазар и переход ее во власть Византии, по-видимому, произошли в период острого кризиса, который, — подчеркивает автор, — переживала Хазария в первой четверти IX в. после реформ Обадия. Хазария в то время не располагала силами для противодействия этому переходу и должна была с ним примириться. Одной из важнейших задач хазарского посольства в Константинополь и ответной миссии Петроны и могло быть улаживание связанного с этим конфликта между Хазарией и Византией. Оба государства были слишком заинтересованы друг в друге, чтобы не найти пути к примирению, особенно перед лицом новых, вставших пред тем и другим опасностей в виде вторжения мадьяр и появления агрессивного Русского государства. Участие Византии в сооружении Саркела было дружественной демонстрацией готовности империи разделить с хазарами усилия по борьбе с новыми общими врагами».

Необходимо отметить, что подобная смена власти в Крыму не могла обойти стороной торговые интересы русов. Они не только находились во враждебных отношениях с Хазарией, но имели с ней партнерские торговые отношения, в том числе, через Крымскую Готию. Об их присутствии там говорят и найденные впоследствии в Херсонесе Константином (Кириллом) русские письмена. Видимо, новая византийская администрация мешала устоявшимся торговым отношениям, что, возможно, и повлияло на необходимость продемонстрировать свою силу в 860 г.

Рис. 5. Белокаменная стена и план Маяцкого городища (по Артамонову М. И.) 

В.В. Седов пишет: «Исследователи не раз обращали внимание на то, что постройка Саркела и уступка Хазарией Византии Крымской Готии крайне неравноценны. Высказывались догадки, что возведение Саркела было “ширмой”, а не главной задачей миссии Петроны. Но никаких подтверждений этому до недавнего времени не было. Теперь археологические материалы свидетельствуют, что это действительно так.

Византийское военно-фортификационное строительство в Хазарии в 30-х годах IX в. не ограничилось возведением Саркела. Параллельно, как показывают археологические изыскания, византийскими мастерами были произведены крупные работы по укреплению северо-западных рубежей Хазарского каганата: были выстроены мощные для того времени крепости там, где территория салтово-маяцкой культуры вплотную соприкасалась с ареалом волынцевской культуры и роменско- борщевских древностей». (Рис. 5,6) А именно с волынцевской культурой В.В. Седов связывает расселение русов. Далее он продолжает: «Картогра- фия каменных крепостей Хазарского государст- ва, выстроенных в византийской военно- инженерной традиции, достаточно надежно указывает на то, что все они предназначались для защиты северо-западных рубежей. За ними на север и запад простирались земли славян-русов, которые основали раннегосударственное образование — Русский каганат. Очевидно, последний и стал в эти годы IX в. угрозой Хазарии».

Рис. 6. План Правобережного Цимлянского городища. (Из книги С.А. Плетневой «Очерки хазарской археологии» М.; Иерусалим, 1999) 

Можно представить себе насколько серьезную угрозу представлял Русский каганат для Хазарии, что она «вынуждена была ценою территориальных уступок с помощью византийских инженеров и строителей создать мощную линию крепостных сооружений, способную выдержать натиск своего крепнущего соседа — Русского каганата, на своих северо-западных рубежах.

В отношении строительства этих крепостей существуют разногласия между исследователями. По одной из версий, о которой речь пойдет ниже, возможными строителями этих крепостей были сами русы. (Рис. 7, 8)

Интересно, что В.В. Седов именно со строительством крепостей и неудачей посольства русов в 839 г. («Вертинские анналы»), связывает нападение русов на Амастриду. «Безрезультатные попытки установить контакты с Византией, по-видимому, были расценены в Русском каганате как недружественные. И последовала ответная акция — нападение русов на византийский город Амастриду. Он был избран для военного набега не случайно. Амастрида была административным центром Пафлагонии, а строители Саркела и, по всей вероятности, хазарских крепостей на пограничье с Русским каганатом были мастера именно из этой византийской фемы. О нападении «варваров росов — народа, как все знают, дикого и жестокого» на Амастриду рассказывает «Житие Георгия Амастридского», которое, согласно изысканиям В.Г. Василевского и И. Шевченко было написано Игнатием до 842 г. В этой связи время погрома русами Амастриды определяется обычно 840 г., то есть вслед за неудачной попыткой их кагана наладить отношения с Византией».

Рис. 7. Поселения и городища салтово-маяцкой культуры и границы Русского каганата (VIII–IX вв.) (по Галкиной Е. С.)

Рис. 8. Племена Восточной Европы и Заволжья в начале X в. по данным анонимного сочинения «Худуд аль-Алам» (по Галкиной Е. С.) 

Не следует забывать, что Амастрида была крупнейшим торговым центром на Черном море. Вот как писал об этом городе Никита Пафлагон (род. 885 г.) в «Житии патриарха Игнатия» (в нем описан и небезызвестный поход 860 г.): «О, Амастрида, око Пафлагонии, а лучше сказать — почти всей вселенной! В нее стекаются, как на общий рынок, скифы, как населяющие северные берега Эвксина, так и живущие южнее. Они привозят сюда свои и забирают амастридские товары». М.В. Бибиков пишет по этому поводу: «Если идентификация скифов с росами верна, то в данном случае зафиксированы древнейшие торговые контакты между Византией и Русью».

Интересно, что, несмотря на возобновление дружеских отношений с Византией в 834 г. хазары не позволили Петроне соорудить в Саркеле христианский храм, хотя он рассчитывал на это строительство и даже привез к месту постройки крепости мраморные архитектурные украшения для его строительства. А ведь среди хазар было немало христиан. М.И. Артамонов считал, что подобное отношение хазар к христианству было вызвано принятие каганом Хазарии Обадием иудейской религии в качестве государственной в начале IX в. «Религиозные ограничения и преследования распространялись не только на христиан, они охватывали и мусульман, особенно опасных для Хазарии по их связям с враждебным Арабским халифатом».

Особый интерес для данной работы представляют взаимоотношения византийцев и хазар на Крымском полуострове. Надо сказать, что отношения между Византией и Хазарией в Таврике в середине IX в. были довольно напряженными. Если в период с конца 10-х по начало 40-х годов «источники не позволяют говорить об угрозе Херсонесу со стороны “врагов”», то к середине IX в. ситуация меняется. «По мнению К. Цукермана, в 50-х гг. территория, принадлежавшая империи, ограничивалась только Херсонесом и его ближайшей округой. В результате фема Климатов была переименована в фему Херсон».

А это означает, что контроль за действиями флота русов мог осуществляться только со стороны Херсонеса, и они могли пройти незамеченными через Керченский (Боспор) пролив. Хазарская администрация Таврики вряд ли была заинтересована сообщать об этом византийцам. Не исключено, что они сами имели интерес в получении части добычи от этого похода, поскольку основные доходы получали от посреднических услуг. «Торговые пошлины (десятина) наряду с данью с подвластных народов были важнейшей статьей доходов Хазарского государства: каганат прочно удерживал речные магистрали — Дон и Волгу, ведущие с севера — из глубин Восточной Европы и формирующегося Русского государства — к Черному и Каспийскому морям, в Византию и на Ближний Восток, а также контролировал (до X в.) ответвление т. н. Шелкового пути, ведущего с Востока (из Китая) через Северный Кавказ к городам Северного Причерноморья. При этом, вопреки ставшим расхожим представлением о главенстве «финансового капитала» в Хазарии, у нумизматов практически нет данных о денежном обращении в каганате; хазары чеканили собственные подражания арабским дирхемам, но клады серебряных монет на территории каганата единичны, особенно по сравнению с многими десятками кладов, содержащих десятки тысяч монет на территории Руси (и связанной с ней Скандинавии). Русь должна была испрашивать разрешения хазар, чтобы те пропустили их дружины в Закавказье, и платить десятину при провозе товаров для торговли. Царь Иосиф утверждал, что если бы он не сдерживал русов, те захватили бы весь цивилизованный мир. Русь стала главным соперником каганата в Восточной Европе».

Хазария, начиная со второй четверти IX в., вынуждена была постоянно лавировать не только между традиционными грозными соседями — Византийской империей и Арабским халифатом, но и считаться с новым, все более набирающим силы соперником, к тому же кровно заинтересованном в беспрепятственной международной торговле с главными врагами каганата, русами.

Учитывая сложившуюся политическую ситуацию в регионе, у русов были весьма веские причины для нападения на Константинополь в 860 г. при молчаливом согласии хазар и союзе с арабами.

4. Подготовка к походу и нападение на Константинополь

Как и где происходила подготовка русов к походу, и по какой из восточноевропейских рек они спустились к морским просторам

— один из важнейших вопросов данного исследования. К нему примыкает и другой — была ли прямая договоренность с арабами о совместных действиях? Понимание этого вопроса поможет также в локализации Русского каганата и региона расселения русов в IX в.

Интересно, что в Новгородской Первой летописи о походе руси на Константинополь говорится в связи с правлением Кия, которое летописец считает одновременным с правлением Михаила III. А вот по данным Никоновской летописи Аскольд и Дир знали о войне Византии с Арабским халифатом. «Множество съвокупляшеся Агарян прихождаху на Царьград, и сиа множицею творящее. Слышавшее же Киевстии князи Аскольд и Дир, идоша на Царьград и многа зла сътвориша». Это дало возможность М.Д. Приселкову предположить о существовании договоренности руси с арабами о единовременности боевых действий.

Не следует забывать о том, что если у русов была договоренность с арабами, которые в это время воевали с Византией, то времени у русов было мало, скорее всего, не более двух недель. Будем исходить именно из этих сроков в наших расчетах. В Азовское или Черное море они могли попасть через три реки: Днепр, Дон и Кубань. Рассмотрим все три варианта, исходя из сжатости сроков.

Исследователи давно обратили внимание на то, что практически все нападения русов на Константинополь происходили во второй половине июля, увязывая начало похода со славянским языческим праздником Купала, который праздновался 24 июня в день летнего солнцестояния. Так, авары начали штурм Константинополя 29 июля 629 г., как только подошел флот русов. Я.Е. Боровский подсчитал, сколько времени требовалось, чтобы дойти от Киева до Константинополя — оказывается около месяца, то есть, если сигнал от арабов их застиг в Киеве, то к 18 июня быть у стен Царьграда они не успевали. Могли они ожидать этого сигнала, ниже по Днепру? Вполне вероятно. Здесь, правда, существует одно «но» — дельта Днепра контролировалась византийцами.

Рассмотрим движение флота русов по Днепру, описанное Константином Багрянородным и проанализированное Я.Е. Боровским. «По Константину Багрянородному, однодревки (моноксилы) из многих местностей Руси (Новгорода, Смоленска, Любеча, Чернигова, Вышгорода) собирались под Киевом и в июне отправлялись вниз рекой Данапром (Днепром). В городе Витичеве они ждали еще два-три дня, пока соберутся все однодревки, и тогда пускались в путь, проплыв по Днепру до первого порога. Пройдя все семь порогов, на острове св. Георгия (Хортица) приносили жертвоприношения и, отдохнув, двигались дальше по Днепру и плыли около четырех дней к острову Березани, где отдыхали два-три дня. От Березани до Царьграда они плыли вдоль северного берега Черного моря к самому устью Дуная и отсюда вдоль Болгарской земли достигали Месемврии.

Константин Багрянородный не указывает, сколько времени занимала поездка от Витичева до Хортицы, лишь отмечено, что путь от Хортицы до Березани занимал около четырех дней. Соответственно путь от Киева до Хортицы вместе с отдыхом, учитывая все трудности перехода через пороги (около двух дней), занимал дней 10. В общем, путь по Днепру (вместе с отдыхом) занимал у путников 20 дней. Еще около 11 дней приходилось на путь вдоль берегов Черного моря (от устья Днепра до устья Дуная — восемь дней и до Царьграда — три дня). Таким образом, по Константину Багрянородному, который называл плаванье русов «мучительным, невыносимым и тяжким», путь от Киева до Царьграда (вместе с остановками на отдых и ремонт челнов) занимал около месяца (по исследованию Н.Н. Воронина, около 35—45 дней, и лишь при благоприятных условиях от Киева до дунайской дельты ехали 10, а от нее до Царьграда — 15 дней). Наименьшее время, за которое могли проделать путь от Киева до Константинополя, равнялось 25–30 дням, или одному месяцу. «Условия плавания по Черному морю, — писал Н.Н. Воронин, — были наиболее благоприятны в конце июня и до начала августа». Военные походы на Царьград, известные по летописи, также начинались в это время». (Рис. 9)

Рис. 9. Карта походов русов на Константинополь 

Учитывая вышесказанное и допустив, что русы шли по Днепру из Киева, они могли дожидаться гонца от арабов, только находясь не дальше разветвленной дельты Дуная, прячась среди ее многочисленных низменных островов. Здесь следует учитывать внезапность нападения на Константинополь. Встает вопрос — могли ли русы осуществить внезапное нападение, спускаясь по Днепру к Черному морю? Вряд ли, учитывая близость к Крыму, принадлежащему тогда почти полностью Византии, и союзные отношения последней с Болгарией, которой тогда принадлежала дельта Дуная. К тому же патриарх Фотий писал, что русы отделены от Византии многими реками, а Днепр — одна река, хорошо известная грекам еще с античных времен.

Посмотрим, сколько времени понадобилось бы русам, чтобы скрытно спуститься вниз по Дону. Здесь нам поможет так называемая дипломатическая переписка Хасдая во времена правления Константина Багрянородного, из которой можно понять, что время плаванья по морю между Константинополем и Хазарией всего 15 дней. Видимо, началом Хазарии в этом документе считался Керченский пролив. В таком случае встает вопрос — а пропустили бы хазары флот русов через свою территорию, учитывая, что именно на Дону стояла самая мощная, построенная при помощи Византии крепость Саркел?

Подобная ситуация известна уже во времена князя Олега по трудам исламского историка Ал-Масуди, который писал, что после 912 г. около 500 судов русов, каждое из которых может нести 100 человек, прибыло ко входу в Керченский пролив, и у хазарского царя попросили разрешения проплыть вниз по его реке и таким образом достичь Каспийского моря. Хазарский царь, не имея собственного военного флота, согласился при условии предоставления ему половины добычи. Русы разграбили Азербайджан, Гил и Дайлам.

И в случае нападения на Константинополь в 860 г., хазары могли поступить таким же образом — пропустить корабли русов через Керченский пролив, оговорив получение от них части добычи. Кстати сказать, находясь в районе Керченского пролива русам было проще договориться с арабами о нападении на Царьград и согласовать сроки своего выступления. Таким образом, нападение со стороны Дона и затем пересечение Черного моря, напрямую могло дать тот самый эффект неожиданности, описанный патриархом Фотием. Да и по срокам — это как раз те самые две недели, за которые можно было доплыть из Керченского пролива до Константинополя. В этом случае, русы могли идти по Черному морю не вдоль берега, а напрямую к Константинополю, ориентируясь по Полярной звезде.

Рис. 10. Остров русов