1. Кельтское христианство и крещение славян

Прежде чем обратиться к истории крещения Руси, необходимо сделать небольшой экскурс в историю христианизации других славянских племен, поскольку во многом она связана с просветительской деятельностью кельтской церкви. (В этой части использована глава «Кельтское христианство и крещение славян» из книги: Цветков С.В., Черников И.И. Торговые пути и корабли кельтов и славян. СПб., 2008. С. 27–35).

Влияние кельтской цивилизации на развитие славянских племен в период Латена можно признать бесспорным. Что же происходило с этими двумя близкими по духу народами после принятия христианства и образования новых кельтских и славянских государств. Ведь оба этих процесса развивались по-разному и в разные временные отрезки у кельтов и у славян. Одно можно сказать точно: образование государственности у славян не обошлось без сильного кельтского влияния и как одни, так и другие племена даже с принятием христианства не утратили своих культурных и духовных связей и традиций. Особенно это касается Северной Руси. Более того, проникновение и становление христианства в кельтском мире могло вызвать миграцию части кельтского населения, приверженного старым языческим традициям. И здесь традиционным местом этой миграции мог быть духовно близкий кельтскому славянский языческий мир, сложившийся, как уже говорилось, во многом под воздействием кельтов. В науке нет точных сведений о дате обращения Британии или о достоверном знании, откуда христианство пришло на остров; но очевидно: оно уже было достаточно распространено в ранний период римского владычества, а судя по присутствию трех британских епископов на Арльском соборе в 314 г. и на Соборе в Римини в 359 г., можно сделать вывод, что Британия уже имела церковную организацию. Очевидно, в IV в. она находилась в мире и согласии с галльской церковью, так как св. Афанасий говорит, что британская церковь приняла определения, утвержденные Никейским собором в 325 г., а Иларий Пуатьесский, как и Афанасий, упоминает британских епископов, как и епископов Галлии, в числе своих последователей. В циркуляре Константина, обращенном ко всем провинциям империи и имевшем своей целью введение единого образца празднования Пасхи, в перечень стран, к которым было отослано это письмо, включена Британия.

Рис. 42. Вертикальная плита с крестом из Фахан-Мура, графство Донегол

Рис. 43. Вертикальная плита с крестом из Карндонага, графство Донегол 

Необходимо отметить, что император Константин, известный своей приверженностью к христианству, довольно долго прожил в Британии и, вполне возможно, именно там познакомился и проникся этой религией.

Кельтское христианство было необыкновенно странным с точки зрения современного католицизма, да и не только современного, несмотря на то, а может быть благодаря тому, что ирландцы были одни из первых в Европе, кто воспринял христианство (V век все-таки!). Вместе с тем официальный Рим очень косо смотрел на ирландских святых, первый из которых, святой Патрик, был крестителем Ирландии. Например: «св. Иероним называет ирландцев раскольниками, папы часто буллами увещевали английских королей истребить “этих нечестивых”, и епископы их не получали из Рима инвеституры до времен вторжения англичан». Подобное изолированное от римской церкви развитие христианства на Британских островах во многом помогло сохранению его изначальных традиций в сочетании с традициями островных кельтов. «У нас нет никаких аутентичных сведений о непосредственных преемниках Патрика, а крупные епархии, которые, согласно традиции, возникли по всей Ирландии в этот период, никогда не считались установленными ни им, ни Палладием, ни кем-либо из его учеников. Эта ирландская церковь в VI веке предстает перед нами организованной и управляемой по монашескому образцу. Как бы то ни было, не существовало центральной организации, располагавшей властью над всеми монастырями. Каждый большой монастырь был независим и управлялся аббатом, обладающим полными правами и обязанностями по отношению к его землям и финансам, хотя часто и находившимся в более или менее тесном родстве с крупными светскими владельцами, от покровительства которых, по- видимому, в определенной степени зависело само возникновение и благосостояние монастырей».

Точно не установлено, как или когда в Ирландии появилась монастырская система. Она сопоставима в чем-то с системой, введенной св. Мартином в Галлии, и она стремительно распространилась по всему острову, а с ней пришли новый дух мистицизма, новый и более строгий образ жизни, большая религиозная ревность и аскетическая дисциплина. Предполагается, что это движение происходит от аскетов восточных пустынь, Египта, Сирии и Месопотамии. В своем бегстве от суетного мира эти отшельники доходили до крайнего аскетизма, отвергали мирскую жизнь и отказывались от родственников и даже собственных имен. Евгиппий в своем «Житии св. Северина», апостола дунайских племен в Норике (современная Австрия), сообщает, что до конца своих дней святой ни разу не раскрыл своего имени».

Это последнее обстоятельство имеет совершенно языческие корни — ведь знание имени человека давало над ним определенную власть.

Однако благодаря именно кельтским святым (как когда-то друидам, распространившим кельтскую культуру на огромной территории), Западная Европа обязана своим крещением и становлением монастырской жизни. «Многое, что было в ходу у старинных друидов, осталось и у этих проповедников. Они гадали по звездам, чертили таинственные рисунки, искали ответы в игре чисел. Чудный вид имели они: с длинными развевающимися волосами, опираясь на длинные посохи, с кожаным мешком и мехом для вина на спине, по двое или в священном числе двенадцати они проходили страну; они были татуированы, как волшебники, веки были окрашены красной краской, на лице нарисованы были затейливые фигуры; они носили с собой восковые дощечки и показывали на них в виде тайны искусство письма. Но у этих странных проповедников было много мужества, самоотвержения и горячей веры. Их обычаи и приемы помогали сблизиться с окружавшими их полудикими людьми и проникнуть к сердцам их».

Рис. 44. Друмклиффский крест

Рис. 45. Северный крест графство Слайго из Ахенни, графство Типперэри 

Кельтская жреческая каста, как уже говорилось выше, делилась на друидов, филидов и бардов. Друиды стояли на вершине жреческой иерархической лестницы и, видимо, обладали знаниями, не выходящими из их круга. Филиды, которые были хранителями знания, как известно, каждый филид должен был знать наизусть 360 историй или саг, зачастую не понимали умысла того, что они учили наизусть, поскольку информация передавалась им в зашифрованном виде. Поэтому очень трудно бывает понять многие ирландские саги, поскольку с гибелью друидов ключ был утрачен. При такой системе филиды были естественными соперниками друидов, как, видимо, и в римские времена, и благодатной почвой для восприятия христианства. Однако внешняя атрибутика друидизма сохранялась теми филидами, которые приняли христианство.

«Среди кельтских святых были поразительные аскеты, доходившие в борьбе с плотью до изуверства, как св. Моласса: приходившей к нему монахине он втыкал в ладонь иголку, чтобы проверить, идет ли у нее после поста кровь. Но и в аскетизме кельтские святые были эксцентричны, чему есть объяснение, как в свойствах Кельтской Души, так и в “друидическом наследии” кельтской церкви (это было главное обвинение в ее адрес)».

Очень интересный текст содержится в «Анналах Клонмакнойса», который точно характеризует первых священников (даже святых!) Ирландии, действия которых мало отличаются от действий друидов: «Когда настало утро, король, знать и князья церкви поднялись, и, после того как священники прочитали свои молитвы, они снова попросили короля освободить им Хуга Гуайре, в чем он решительно отказал, как и прежде. Тогда Руадан и епископ, бывший с ним, взяли свои колокольчики, имевшиеся при них, сурово позвенели ими, и прокляли короля и место, и помолились Богу, чтобы ни король, ни королева никогда после не смогли жить в Таре, чтобы она запустела навсегда, без двора или замка, что, согласно этому, и произошло. Ни сам король Диармайд, ни его наследники, короли Ирландии, никогда не могли жить в Таре со времени этого проклятия. Каждый из них выбирал себе такое место, какое на его усмотрение было самым подходящим и удобным для проживания.

Рис. 46. Санаин. Хачкар. XIII в.

Рис. 47. Восстановленный узор. Плита с крестом из Клонмакнойса

Рис. 48. Герард. Церковь Богородицы. Крест на стене пещерной церкви

Рис. 49. Восстановленный узор со сломанной плиты из Фуерти  

Руадан же, получив отказ, предложил выкуп в тридцать лошадей, который король с удовольствием принял, и тогда пожаловал ему Хуга Гуайре».

Не правда ли, поведение известного ирландского святого VI в. очень похоже на действия языческого жреца? Вместе с тем в поэме «О святых Ирландии», созданной епископом VII в. Куймином сказано: «Руадан, король Лотры, возлюбил проклятие, которое положило конец посещению (Тары). Дело, которое он возлюбил, не подверглось упреку ангелов».

Надо сказать, что правление короля Диармайда (годы правления с 545–565 гг.) связано со многими переломными моментами в жизни Ирландии. В его правление окончательно признано верховенство Тары и разграничение пяти Ирландских королевств, проведение последнего праздника Тары, состоявшееся в этом священном для язычников месте незадолго до гибели короля, оставление Тары ирландскими королями и ее запустение, вследствие описанного выше проклятия. Необходимо отметить, что именно в Тару, при короле Диармайде, был приглашен легендарный Финтан, помнивший все, что было в Ирландии со времен Потопа.

Он поведал королю и всем собравшимся, чем славно каждое из пяти королевств страны, а также установил в Уснехе, недалеко от Тары, камень, у которого «сошлись острия» этих королевств.

Несмотря на то, что король Диармайд формально был христианином, он держал при себе друида по имени Фраехан, и друидизм в стране продолжал существовать, хотя прошло более ста лет со времени появления святого Патрика, крестившего Ирландию. Видимо, поэтому главный святой Ирландии того времени Колумкилле поддержал восставших против Диармайда его противников. Не помогли тогда королю чары его друида — святой оказался сильнее, и король был разбит в битве при Куйл- Дремле. Впрочем, независимо от его языческих пристрастий, когда этот король погиб, его голову похоронили в одном из крупнейших монастырей Ирландии — Клонмакнойсе, откуда и происходит цитируемая выше рукопись, а тело в том месте, где он был убит.

При всем при этом сохранилось «изображение на одном из резных каменных крестов Клонмакнойса, где клирик в длинном одеянии и вооруженный мечом король соединяют руки в символическом акте основания обители».

Ох, уж это двоеверие, при котором так по-язычески выбирается тот представитель культа, который на данный момент сильнее, да и ведут себя христианские святые, практически так же, как и их противники друиды. Столь любимые во времена язычества проклятия и хулы (кельты очень верили в силу слова, особенно когда слова произносили посвященные) вовсю применялись и при христианстве, причем очень часто — самими клириками.

Рис. 50. Арич. Купол главного храма 

Давайте попробуем разобраться в происхождении такого странного кельтского христианства, которое, по мнению многих исследователей, имеет восточные корни. Говорится даже и о сильнейшем влиянии коптской церкви, особенно на кельтское, столь же аскетичное монашество. Святой Патрик, будущий креститель Ирландии, по одной из версий, окончил монастырскую школу в Галлии, основанную коптскими монахами.

Мне кажется, что на самом деле корни кельтского христианства не просто восточные, а галатские и вот почему. Галатия, как отдельная провинция византийской Малой Азии, заселенная кельтами с III в. до н.э., как известно, просуществовала до V века, сохраняя свою самобытность и язык, причем ближайшим ее соседом с востока всегда была Армения.

Христианство в Галатии было насаждено в середине I века после Рождества Христова непосредственно святым апостолом Павлом, бывшим здесь первый раз с Силою и Тимофеем (Деян. XVI. 6) в 53 году и в другой раз спустя 4–5 лет. Мы сейчас не будем вдаваться в религиозные споры, которые вел апостол Павел с галатской церковью, здесь важно подчеркнуть другое — именно кельтское население Малой Азии приняло христианство первым в этом регионе Римской империи, впоследствии ставшим Византией, за триста лет до принятия христианства в Византийской империи. И среди других посланий апостола Павла, только в «Послании к галатам» он обращается к церквям Галатии во множественном числе. Значит, там уже в I в. н.э. этих церквей было несколько. То есть только в Галатии в самом начале распространения христианства мы впервые сталкиваемся с достаточно развитой церковной организацией. А что, значит, быть первым?

В первую очередь это не могло не повлиять на становление новых христианских традиций, в том числе и культурных. Выше уже говорилось, что галаты в Малой Азии бережно сохраняли древние языческие традиции и вряд ли теряли связи с остальным кельтским миром. Естественно, что после принятия христианства, особенно в период двоеверия, многие культурные традиции перешли на почву христианства, традиции которого только начали создаваться в Малой Азии именно галатами.

Мне всегда казалось странным, что античная культура, имеющая столь сильное влияние именно в Малой Азии, не так сильно повлияла на традиции христианской Византии. Это касается и декоративно- прикладного искусства и храмового строительства, где особенно видны различия. Казалось бы, естественно, что языческие храмы могли быть приспособлены под христианские, однако мы видим совершенно другие архитектурные решения, более того — основанные на совершенно других эстетических принципах. Так, в частности, в первых христианских храмах преобладает квадратная планировка, так же как в кельтских языческих храмах, и они так же окружаются колоннадой. Крест, как основной символ христианства, становится крестом в круге — древнейшим еще языческим символом кельтской и славянской традиции. В архитектурном декоре и изобразительно-прикладном искусстве появляется знаменитая кельтская плетенка. То есть можно сделать такой вывод: ранние христианские традиции создавались на основе кельтской, а не античной культуры!

Конечно, этот предмет требует дальнейшей, детальной проработки и не входит в задачи данного исследования. Однако, даже на основе изложенных выше замечаний, можно сделать вывод о тенденции сохранения кельтских традиций, в новом, особенно, в православном христианском искусстве. Это касается, в первую очередь, храмового строительства, где за основу принята квадратная планировка, как и в кельтских языческих храмах.

Видимо, не зря и в Армянском христианском искусстве появляются те же элементы — Армения не просто соседствовала с Галатией, а ее часть как уже говорилось выше, какое-то время входила в состав Галатии. Во времена средневековья, наоборот, районы древней Галатии отошли в состав Армении. Необходимо отметить, что сама Армения приняла христианство в качестве государственной религии на пятьдесят лет раньше Византии, в самом начале IV в. Возможно, это произошло благодаря соседству и культурному влиянию Галатии. (Рис. 41–49).

Вполне естественно, что, приняв христианство, галаты не только стремились распространить его по всей Малой Азии — они не могли не передать новую религию и своим сородичам. Может в этом и заключается секрет, столь странного для Рима кельтского христианства? Может быть, именно отсюда появился и сам святой Патрик, тем более что его имя, возможно, происходит от византийского имени Патрикий, хотя окончание «рик», что в переводе с кельтского обозначает король, свидетельствует о кельтской модификации. Кстати сказать, это имя и сейчас очень популярно в современной Армении. Славяне, унаследовав кельтскую друидическую традицию, христианство приняли гораздо позже и, как это будет видно из дальнейшего, не без кельтского влияния. Поэтому славянское язычество продолжало развиваться своим путем, почти пять столетий. Что касается Древней Руси, то там апогей язычества, выразившийся в религиозной реформе князя Владимира, создавшего официальный языческий пантеон, очень быстро был сбит принятием через восемь лет, в 988 г., христианства. И, естественно, что это противостояние двух религий породило довольно длительный период двоеверия и привнесло в русское православие немало языческих традиций и праздников, особенно сохранившихся в крестьянской среде, вплоть до конца XIX — начала XX века.

Кстати, если вспоминать о русском языческом пантеоне, то в нем находят и западнославянское и даже иранское влияние, но никак не скандинавское. И клялись в договорах с Византией русские послы Перуном и Велесом, но никак не Тором или Одином, как это делали скандинавы.

Да и с самим принятием христианства на Руси и в других славянских странах не так все просто. Ведь известно, что в Киеве существовал ирландский монастырь, который был уничтожен лишь в конце XIII века, после взятия этого города татаро-монголами. Вместе с тем, мы знаем о крещении княгини Ольги в Византии самим императором. Однако её саркофаг сделан в лучших традициях кельтского искусства. Не менее любопытно, что в Киево-Печёрской лавре хранятся в виде мощей головы ряда святых, а ведь культ головы — это один из самых известных культов кельтов, описанный еще античными авторами.

А.А. Селин любезно указал мне на то, что одной из первых святынь, попавших на Русь в первые годы после крещения, была голова св. Климента — папы римского, мощи которого были в конце IX в. обретены св. Кириллом (братом Мефодия) в Таврии (Крыму), куда св. Климент был сослан во II в. Об этом культе речь пойдет более подробно ниже. Голова св. Климента, хранившаяся в Десятинной церкви Киева была особо почитаема. Когда в середине XII в. некому было посвятить в митрополиты Клима Смолятича — епископа Смоленского, так как патриарший стол в Константинополе был вакантным, то Собор русских архиереев использовал мощи св. Климента (собственно, голову) для «легитимизации» избрания Клима на митрополичий престол. Единственный несогласный с этим — новгородский епископ Нифонт — вскоре после того уехал на Север, в свою епархию. Именно с этим периодом жизни Нифонта связывается распространение культа св. Климента Римского в Северной Руси — появление каменной церкви Климента, папы Римского в Ладоге, в частности. Подробней о появлении и распространении культа святого Климента на Руси будет рассказано ниже.

Что касается славян западных, особенно проживающих на территориях, традиционно связанных с давним кельтским влиянием, то по версии А.Г. Кузьмина ирландский монах Вергилий (ум. 784 г.) в течение нескольких десятилетий просвещал славян, распространял среди них христианство. Причем происходило это в Моравии и Паннонии, т. е. на территории, где тремя веками раньше расцветала пшеворская славяно-кельтская культура. А.Г. Кузьмин считает вполне вероятным, что именно этот ирландский миссионер является первым создателем христианской азбуки — глаголицы, на столетие раньше создания кириллицы святыми Кириллом и Мефодием.

Говоря об особенностях раннего русского христианства, тот же автор отмечает: «При сосуществовании существенно различающихся христианских общин заметно преобладание кирилло-мефодиевской традиции с ирландской и арианской окраской. Достаточно сказать, что в Повести временных лет сохранился арианский символ веры, а церковь, в первые полвека была организована на манер арианской (выборные общинами епископы) и ирландской (аббат монастыря при соборе выше епископа)».

Что касается западных славян, то крещение их происходило как раз из тех европейских центров, которые были основаны и где продолжали свою широкомасштабную деятельность именно ирландские монахи. В частности, из Зальцбургского архиепископства, которое на протяжении столетий возглавляли ирландские монахи, крестившие западных и частично южных славян. Именно в этом монастыре находился и Вергилий.

Значит, древнейшие связи славян и кельтов сохранились и в христианские времена, и энергичные ирландские монахи несли новую религию в славянские земли. И это не простая случайность — ведь первым хотелось передать спасительное христианство своим братьям-славянам.

Не менее загадочна традиция изготовления каменных крестов в круге, характерная для Ирландии и в не меньшей мере традиционная в Новгородской и Псковской землях, где они служили, в основном, в качестве могильных крестов. Значит, славяне продолжали сохранять связи с кельтским миром уже после принятия христианства и, более того, само принятие новой религии могло произойти под кельтским влиянием, тем более что кельты имели непосредственное отношение к становлению ее традиций. (Рис. 61)

Именно на Британских островах под воздействием христианства кельтский гений нашел свое наиболее полное выражение и достиг наивысших успехов и «к VI веку ирландское христианство превзошло христианство любой другой страны Западной Европы не только по силе и святости, но и по ревностной преданности учению и миссионерскому энтузиазму… Страстный энтузиазм, с которым ирландцы предавались изучению сакральной учености и гуманитарных наук, начиная с VII века, не имеет параллелей в остальной Европе… До VIII века существовало по меньшей мере 50 важных центров, где доминирующим было ирландское влияние, располагавшихся на территории от Бретани на северо-западе до Вюрцбурга и Зальцбурга на востоке и от Ламанша… до Боббио». К этому можно добавить — до Киева и, возможно, Новгорода.

Мне видится, что внезапный подъем учености и святости в Ирландии связан не столько с внешними причинами, сколько с традиционной приверженностью кельтов к сакральным знаниям, идущей еще от друидических традиций, которые, кстати сказать, по мнению античных авторов, зародились именно на Британских островах. Таким образом, сакральный языческий центр кельтов в христианское время стал уже таким центром практически для всей Западной Европы.

«В VI веке св. Колумба обратил шотландских пиктов, а Колумбан положил начало традиции странников… От основания Клонмакнойса в 548 г. до основания ирландского монастыря в Ратисбоне в 1090 г. ирландцы оказывали мощное влияние на западную церковь. Тойнби утверждает, что на протяжении всего этого долгого времени они занимали высшую ступень культурного развития в Западной Европе, и хотя это утверждение может показаться слишком смелым, известные факты свидетельствуют об очень высоком уровне благочестия и учености ирландцев, как в самой Ирландии, так и за ее пределами. Вергилий Зальцбургский (ум. 784 г.), прозванный Геометром, был аббатом Санкт-Петера и управлял Зальцбургской епархией более 30 лет. Он был знатоком космографии, а св. Бонифаций обвинял его в том, что он учил о существовании антиподов. Клеменс Скотт был главой Придворной школы при Людовике Благочестивом. Его современник Дикуйл написал «Книгу об измерениях земли», которая считается лучшей книгой по географии в раннем Средневековье. Дунгал из Сен-Дени написал трактат о солнечном затмении. Донат, епископ Фьезоле с 826 по 877 г., был превосходным поэтом».

Необходимо заметить, что кельтов и в языческие времена больше всего интересовала космография, а поэзия просто была профессиональным занятием жрецов.

Этот краткий экскурс в историю кельтского христианства на самом деле крайне важен для данного исследования, поскольку миссионерская деятельность ирландских монахов на континенте очень тесно связана с историей развития торговли и морских коммуникаций на северных побережьях Европы, с развитием, в том числе, и торговых городов. Зачастую паломники следовали вместе с торговцами, карта ирландских монастырей средневековой Европы просто ложится на карту торговых путей. Учитывая, что во многом международные торговые пути контролировали русы, контактов с ирландскими миссионерами им было не избежать.

 

2. Крещение Руси

Прежде чем обратиться к вопросу появления на Руси христианства, следует обратиться к крещению других славянских племен, поскольку славянский мир раннего средневековья был теснейшим образом связан между собой торговыми интересами, а значит, происходило самое тесное общение между представителями разных племен. К тому же миграция славянских племен в Восточную Европу происходила, в основном, с запада. Начнем с западных славян.

Практически первым известием о славянах, испытавших влияние христианства, это известия Мартина Бракарского (родился между 510 и 520 гг.), который еще в VI в. при перечислении таких народов называет и славян. Надо сказать, что сам он был уроженцем Паннонии — Норика — прародины славян по Повести временных лет. Он много путешествовал по святым местам Востока и в 550 или 552 г. переселился в Свевское королевство в Испании и в 556 г. стал епископом города Брага. На II Брагском соборе — он уже выступает как митрополит Галисии. Вместе с королем свевов Тевдимером обращал этот народ из арианства в православие.

Это свидетельство настолько интересно, что следует остановиться на нем особо, поскольку оно представляет собой эпитафию, которую он посвятил своему тезке святому Мартину Турскому (336–397 гг.), который, что крайне важно, также родился в Паннонии и прославился тем, что в 361 г. основал в Галлии первый на Западе монастырь. Текст «Эпитафии св. Мартина в Думийской базилике» мы приведем полностью: «Огромные и многоразличные племена присоединяешь ты к благочестивому союзу Христа: аламанн, сакс, тюринг, паннонец, руг, склав, норец, сармат, датчанин, острогот, франк, бургунд, дак, алан — радуются, что под твоим водительством познали Бога; дивясь на твои знамения, свев узнал, каким путем идти ему к вере».

Какие это были славяне, до сих пор ведутся споры, но при этом практически все исследователи отвергают версию, что сам Мартин Турский мог иметь дело с крещением славян. Вместе с тем, сами комментаторы этого текста пишут, что, несмотря на то, что «во времена Римской империи христианская церковь не вела активной миссионерской деятельности за пределами имперских границ», в IV–VI вв. «христанство за пределы империи распространялось: христианами становились пленные, купцы, возвращающиеся домой наемники, новую религию принимали варварские племена. Не исключено, что среди славян также могли быть христиане, но никаких сведений об этом не сохранилось. Ирландский проповедник св. Колумбан, прибывший на континент в 591 г., собирался отправиться к славянам, но не осуществил своего замысла. Его идею переняли другие миссионеры, однако всерьез проповедь среди славян началась лишь в VIII в.». Вместе с тем, исследователи подчеркивают: «Важно отметить, однако, что и св. Колумбан, и его последователь св. Аманд, приняв решение отправиться с проповедью к славянам, совершали паломничество к могиле Мартина Турского — таким образом, в их глазах именно этот святой был зачинателем славянской миссии».

Это очень важное известие показывает возможную христианизацию некоторой части славян и, скорее всего, славян Норика, уже в IV в. А то, что это произошло именно в Норике, крайне важно, учитывая сообщение Повести временных лет, что в Восточную Европу славяне пришли именно из Норика. Не исключено, что их исход оттуда и был связан с проповедью христианства — те, которые не захотели принимать новую веру, ушли на восток.

В любом случае получается, что славяне, пришедшие в Среднее Поднепровье, уже были знакомы с христианством. Интересно так же, что в перечне народов, среди которых проповедовал св. Мартин Турский, немало выходцев с берегов Балтики, начиная со свевов. Также важно, что славяне помещены между ругами и нориками, учитывая, что по версии А.Г. Кузьмина, которая была приведена выше, именно руги дали имя руси.

Как уже говорилось, еще святой Колумбан в начале VII в. намеревался проповедовать среди славян, как сообщает «Житие св. аббата Колумбана и его учеников». Его ученик св. епископ Аманд (родился после 590 г., умер после 675 г.) одним из первых начал проповедь среди альпийских славян и славян южного Норика, хотя его миссия не была успешной. «А когда лишь немногие (из славян.

— С.Ц.) из них возродились во Христе, он, видя, что плод для него еще совсем не созрел и мученичества, которого всегда желал, он отнюдь не достигнет, вновь возвратился к своим овцам…» Интересно, что опять именно Норик, прародина восточнославянских племен, фигурирует и в этом документе. Все это лишний раз подтверждает, что именно Норик, провинция, где жили и венеды и кельты была своеобразной кузницей славянских народов.

Со славянами сталкивался и знаменитый Винфрид, позднее принявший имя Бонифаций (675/676–754 гг.), выдающийся англо-саксонский миссионер и создатель новой церковной структуры Франкского государства. Интересно, что он называл славян rustica gens. О его миссионерской деятельности среди славян в верховьях Майна в Вюрцбурге сообщает его ученик Виллибальд. Есть свидетельство, что Карл Великий крестил славян (скорее всего сорбов) вместе с фризами около 780 г.

Среди актов Шестого Вселенского собора, состоявшегося в Константинополе в ноябре 680 — сентябре 681 г. есть интересный текст, свидетельствующий, что уже в это время среди славян было немало христиан. «…Дабы наше решение было вынесено ото всего сообщества смиренного Собора нашего, чтобы часть (иереев) не оказалась в неведении, если известия о совершаемом будут идти в одну сторону, в особенности тогда, когда среди народов и лангобардов, и славян, а не только франков, готов и бриттов большинство признают, что они из наших собратьев. А они не перестают интересоваться этим, чтобы быть осведомленными о том, что совершается в делах веры апостольской…» Известен так же Константинопольский патриарх славянского происхождения Никита I (766–780 гг.), что свидетельствует о достаточно раннем проникновении христианства в среду славян. Известны и другие славяне того времени, достигшие высоких духовных санов.

Рис. 51. Изображение креста на стенке цистерны в одной из башен акрополя. Пантикапея. I–II вв. по P. X.

Рис. 52. Изображение креста и рыб на сердоликовой вставке бронзового перстня II–III вв. по P. X. Могильник у д. Ново-Отрадное. Крым

Рис. 53. Бронзовый двурожковый светильник италийского пр-ва I в. по P. X., найденный в Эстонии (Кавасте)

Рис. 54. Римский многорожковый глиняный светильник I в. по P. X., найденный в Киеве

Рис. 55. Глиняный штамп для просфор, найденный при раскопках Кобяковского городища. Нижнее Подонье

Рис. 56. Глиняные штампы для просфор I-III в. по Р.Х., найденные при раскопках Танаиса

Одними из первых христианство стали принимать славяне Карантии, после того, как в 788 г. на их территории наступило господство франков. Это происходило благодаря деятельности ирландских монахов Вергилия и Арно, зальцбургских епископов, которым эти области были подчинены в церковном отношении. Как ни удивительно, но, если судить по источникам, все начиналось вокруг Норика. И вряд ли этот факт можно считать случайным.

Среди первых, кто приняли христианство, были и словаки. Как сообщается в зальцбургском трактате «Обращение баваров и карантанцев», составленном в 870–871 гг., рассказано о князе Прибина, в состав владений которого входила Нитра. Из текста следует, что в этом граде был построен христианский храм, который был освящен зальцбургским архиепископом Адальмаром (824–836 гг.). «В 30-х гг. IX в. Прибина был изгнан из своих владений Мойомиром — “князем морован над Дунаем”». Видимо, с вхождением этих территорий в Великоморавское государство, только появившиеся здесь христианство было уничтожено и возобновлено миссией св. Кирилла и Мефодия. Здесь необходимо отметить, что зальцбургское архиепископство, сыгравшее огромную роль в крещении западных славян, изначально было основано ирландскими монахами. Именно отсюда монах Вергилий, которого многие исследователи считают создателем первого славянского алфавита глаголицы, нес проповедь христианства славянам и не только он один.

В пользу этой версии создания глаголицы говорят так называемые Киевские листки, открытые И.И. Срезневским и которые он считает самым древним глаголическим памятником (X в.). Этот текст представляет собой отрывок католической обедни (мессы), и ряд фонетических особенностей указывает на их западнославянское происхождение.

Вот что пишет о глаголических памятниках Г.А. Хабургаев: «Дошедшие до нас древнейшие глаголические памятники почти все написаны в Македонии (за исключением отдельных отрывков, видимо, писаных в бывшей Моравии). Эти памятники, судя по всему, являются довольно близкими копиями первых переводов и отражают их высокое качество по сравнению с переводами более поздними. В глаголических памятниках отражен более древний строй языка, чем в памятниках, написанных кириллицей; это касается как звуковой системы старославянского языка, так и его грамматического строя. В лексическом отношении глаголические памятники характеризуются довольно значительным количеством непереведенных греческих слов. Известные нам кириллические памятники отражают более позднее состояние старославянского языка».

Мнение ряда исследователей, что создателем глаголической азбуки был сам Константин (Кирилл), видится не совсем убедительным — зачем ему нужно было создавать две славянских азбуки, одну — в Моравии, а вторую — в Болгарии? Тем более что глаголица отражает более древний слой славянского языка, чем кириллица, а следовательно, создание этих азбук должен разделять значительный отрезок времени.

Как раз учитывая, что очевидна «связь глаголицы не с одним, а с несколькими алфавитами, прежде всего византийским (минускульным), древнееврейским (в основном в его самарянской разновидности), коптским. Ряд глаголических букв не обнаруживает видимого сходства ни с одной из известных нам азбук; возможно, что в основе таких букв лежат знаки не дошедшей до нас письменности», — можно сделать вывод, что подобная «игра ума» должна быть совершена человеком высокообразованным и не лишенным фантазии, на роль которого прекрасно подходит архиепископ зальцбургский Вергилий, богослов, поэт и автор космографических сочинений. К тому же большая архаичность глаголических текстов относительно кириллических свидетельствует также в пользу этой гипотезы — Вергилий жил почти столетием раньше Кирилла и Мефодия.

Я думаю, большую роль в принятии христианства славянами, которые уже давно были восприемниками кельтской культуры, сыграл тот факт, что проповедниками были именно кельты, в чем, возможно, и заключался главный успех принятия западными славянами христианства достаточно рано относительно других славянских сородичей.

Нам известно, что в 845 г. четырнадцать старейшин племен Богемии в Регенсбурге приняли христианство. «Интересно отметить, что чехи, вобравшие достаточно сильный этнический кельтский компонент, приняли христианство, скорее всего из рук ирландских монахов, поскольку в этом городе находился монастырь, ими основанный, и регенсбургский епископ, а позднее архиепископ, традиционно избирался из их среды».

Скупые данные источников вместе с тем свидетельствуют о достаточно раннем проникновении христианства в славянскую среду. Эта постепенная христианизация привела, в конце концов, к принятию христианства уже как государственной религии многие славянские народы. Причем можно со всей определенностью сказать, что в основном принятие христианства западными славянами происходило благодаря активной миссионерской деятельности ирландских монахов.

Дольше всех пребывали в язычестве балтийские славяне, но и они во второй половине XII в. были христианизированы, правда, в отличие от своих собратьев насильно, в результате датских крестовых походов. Итогом стало их онемечивание и исчезновение этих племен и созданных ими государств с карты Европы. Вместе с тем, именно балтийские славяне расселялись на обширных территориях Восточной Европы, создавая на берегах магистральных рек Великого волжского пути и пути «из варяг в греки» торгово-ремесленные поселения и города.

Первым крещением Руси Православная церковь считает миссию святого апостола Андрея Первозванного. Кого мог крестить апостол Андрей, следуя со своей миссией путем «из грек в варяги»?

Были ли среди проживающих в Северном Причерноморье племен славяне? Эти вопросы неминуемо встают при изучении сюжета о путешествии Андрея Первозванного в северные страны, описанного в Повести временных лет.

«Когда Андрей учил в Синопе и прибыл в Корсунь, он узнал, что недалеко от Корсуни — устье Днепра, и захотел отправиться в Рим, и направился в устье Днепровское и оттуда пошел вверх по Днепру. И случилось так, что он пришел и остановился под горами на берегу. И утром поднялся и сказал бывшим с ним ученикам: «Видители горы эти? На этих горах воссияет благодать Божия, будет город великий и воздвигнет Бог много церквей. И поднялся на горы эти, благословил их и поставил крест, и помолился Богу, и сошел с горы этой, где впоследствии возник Киев и пошел по Днепру вверх. И прибыл к словенам, где ныне стоит Новгород, и увидел живущих там людей — каков их обычай и как моются и хлещутся, и удивился им. И отправился в страну Варягов, и пришел в Рим, и доложил о том, как учил и что видел, и рассказал: “Удивительное видел я в Словенской земле на пути своем. Видел бани деревянные, и разожгут их сильно, и разденутся догола, и обольются квасом кожевенным, и возьмут молодые прутья, и бьют себя сами, и до того себя добьют, что вылезут еле живые, и обольются водою студеною, и так оживут. И делают это постоянно, никем не мучимые, сами себя мучат, совершая, таким образом, омовение себе, а не мученье”. Слушавшие это — удивлялись. Андрей же, побыв в Риме, пришел в Синоп». Необходимо отметить, что подобный путь в Рим, кажущийся сегодня слишком сложным, судя по всему, был достаточно распространенным. Это подтверждает тот факт, что практически этим путем следовал из Руси митрополит Исидор (XV в.) на Флорентийский собор. Через Любек шел сухопутный тракт в Рим по территории Священной Римской империи.

Самое интересное, что вероятность нахождения славян в это время в Северном Причерноморье весьма велика. Не следует забывать, что в Среднем Поднепровье со II в. до н.э. по II в. н.э. существовала сильно кельтизированная зарубинецкая культура, представители которой, если и не были целиком славянами, несли в себе существенный славянский компонент. «Говоря об этносе носителей зарубинецкой культуры, можно предполагать их близость к праславянам».

Так что в районе Киева апостол Андрей действительно мог застать славян, причем находящихся на достаточно высокой ступени развития и живущих в основном в укрепленных земляными валами, рвами и эскарпами поселениях. Археологические раскопки Э.Я. Николаевой «позволили подтвердить факт распространения христианства на азиатской части Боспора уже в I в. и связать это с проповедью апостола Андрея Первозванного и его учеников в этих краях». Протоиерей Стефан Ляшевский связал с миссионерской деятельностью апостола Андрея и ее результатами некоторые находки I–III в. н.э., обнаруженные при раскопках поселений нижнего Подонья. Некоторые глиняные изделия были интерпретированы в качестве штампов для просфор, а в остатках двух строений, выявленных среди застройки Греко-сарматского города Танаиса, отец Стефан склонен видеть остатки первохристианских храмовых сооружений. (Рис. 55–57) Проанализировав археологические находки Северного Причерноморья в связи с миссией апостола Андрея Первозванного Н.И. Петров относит к ним изображение креста, которые многие исследователи считают самым ранним, на стенке цисцерны для хранения воды в в Пантикапеи, найденный в Крыму при раскопках грунтового могильника у д. Ново-Отрадное бронзовый перстень с сердоликовой вставкой с изображением креста и двух рыб (II — первая половина III в.). (Рис. 50–51). Он также указывает на то, что находки античных импортных вещей известны и на территории Киева, в том числе древности I века н.э.: фрагменты античных амфор, римский многорожковый глиняный светильник, три клада римских монет II в.. (Рис. 54). Реконструируя события того времени Н.И. Петров пишет: «Находясь в Херсонесе (а может быть, даже еще в Синопе), св. Андрей узнает от местных виноторговцев о крупном населенном пункте, существующем в районе Киевских гор Среднего Поднепровья. Присоединившись к негоциантам, апостол достигает этой местности и начинает здесь миссионерскую деятельность. Однако, в условиях вызванной военным натиском сарматов нестабильности этно-политической обстановки в этом регионе св. Андрей покидает Среднее Поднепровье и продолжает свой путь далее — вверх по Днепру (возможно, вместе с группой эмигрантов из числа зарубинецкого населения».

Выше по течению Днепра жили представители Днепро-Двинской культуры (VIII–V вв. до н.э. — II–IV вв. н.э.). Здесь проживали балтские племена. А надо сказать, что племена балтов и славян в те времена еще мало отличались по языку.

Основываясь на археологическом материале в Прибалтике и данных античных источников, Н.И. Петров считает, что «именно в I в. по P. X. (точнее — во второй его половине) начинают осваиваться восточноевропейские речные пути, связывавшие Причерноморье с Балтикой. И, таким образом, путешествие св. Андрея в Рим (по рекам Восточной Европы и далее — через юго-восточную Прибалтику — по Янтарному пути) оказывается вполне возможным предприятием. Из Поднепровья к побережью Балтийского моря апостол мог пройти, присоединившись, например, к группе торговцев, привлеченных дошедшими до Причерноморья слухами о самбийском янтаре». (См. карту на вклейке).

Если апостол Андрей шел в Балтику по Западной Двине, как предполагает Н.И. Петров, потом по южному берегу моря до устья Вислы, то он не мог не миновать и славян-венедов. Так что присутствие славян на части пути апостола Андрея, известного как путь «из грек в варяги» было весьма вероятным.

Необходимо отметить, что почти все нападения русов на Византию отмечены чудесами и последующим крещением нападавших. Первое такое чудо описывает Феодор Синкел в своей проповеди «О безумном нападении безбожных аваров и персов на богохранимый град и об их позорном отступлении благодаря человеколюбию Бога и Богородицы». Речь идет о совместном нападении авар, персов и славян-русов на Константинополь в 626 г., которое было описано выше. «А в состоявшемся на море сражении Богородица потопила их моноксилы вместе с командами перед собственным ее Божьим храмом во Влахернах, так что весь этот залив заполнился мертвыми телами и пустыми моноксилами, которые носились по воле волн, плавали бесцельно, если не сказать бессмысленно. Всего этого было так много, что по заливу можно было ходить, словно посуху. Что одна только Дева вела это сражение и одержала победу, несомненно, явствовало из того, что сражавшиеся на море в наших судах были обращены в бегство первым же натиском вражеских полчищ. Дело уже шло к тому, чтобы они поворотили корму и открыли врагам легкий доступ к городу, если бы человеколюбивая Дева не упредила этого своим могуществом и не явила бы свою силу. Не так, как Моисей, который растворил Чермное море жезлом, а потом снова сдвинул воды, — но одним только мановением и велением Богородица опрокинула в море фараоновы колесницы и все его воинство и потопила в воде разом всех варваров вместе с их плотами и лодками. Некоторые говорят, что наши воины были подвигнуты к отступлению не страхом пред противником, но что сама Дева, желая показать свою власть творить чудеса, приказала им притворно отступить, чтобы варвары потерпели полное крушение около ее святого храма, нашей спасительной пристани и тихой гавани — Влахернского храма Богородицы. И можно было видеть дивное зрелище и великое чудо: весь залив сделался сушей от мертвых тел и пустых моноксил, и по нему текла кровь. А те немногие из варваров, которым удалось, благодаря умению плавать, добраться до северного берега и избежать гибели в море, — даже и они бежали в горы, хотя никто их не преследовал».

Необходимо отметить, как и в случае с нападением в 860 г., в 626 г. произошло похожее чудо благодаря заступничеству Богородицы и связано это чудо тоже с храмом во Влахернах. Так же как после нападения 626 г. был учрежден новый церковный праздник 7 августа, который отмечен в «Синаксаре Константинопольской Великой Церкви»: «И лития происходит во Влахернах на (нашествие) варваров (…) И память освобождения от варваров, когда по ходатайствам Пресвятой Богородицы потонули они во рву (залив Золотой Рог. — С. Ц.)» {236} . Аналогичный праздник был учрежден в Константинополе и после нападения русов в 860 г.

Первое крещение князя и бояр русов известно из Жития Стефана Сурожского, бывшего в Сурожи первым архиепископом и умершего в конце VIII — начале IX в. Само Житие датируется первой половиной IX в.

«По смерти же святого (Стефана Сурожского. — С. Ц.) минуло мало лет. Пришла рать великая русская из Новгорода, князь Бравлин весьма силен и, попленив от Корсуня до Корчева, со многою силою пришел к Сурожу. Десять дней продолжалась злая битва, и через десять дней Бравлин, силою взломав железные ворота, вошел в город и, взяв меч свой, подошел к церкви святой Софии. И разбив двери, он вошел туда, где находится гроб святого. А на гробе царское одеяло и жемчуг, и золото, и камень драгоценный, и лампады золотые, и сосудов золотых много. Все было пограблено. И в тот час разболелся Бравлин, обратилось лицо его назад, и, лежа, он источал пену. И сказал боярам своим: “Верните все, что взяли”. Они же возвратили все и хотели взять оттуда князя. Князь же возопил: “Не делайте этого, пусть останусь лежать, ибо хочет меня изломать один старый святой муж, притиснул меня, и душа изойти из меня хочет”. <…> Ине вставал с места князь, пока не сказал боярам: “Возвратите все, сколько пограбили, священные сосуды церковные в Корсуни и Корчи, и везде, и принесите сюда все и положите к гробу Стефана”. <…>

И затем устрашающе говорит святой Стефан князю: “Если не крестишься в моей церкви, не уйдешь отсюда и не возвратишься домой”. И возопил князь: “Пусть придут попы и окрестят меня. Если встану и лицо мое вновь обратится, то крещусь”. И пришли попы и архиепископ Филарет, и сотворили молитву над князем, и крестили во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. И снова обратилось его лицо вперед. Крестились же с ним и все его бояре. Но еще шея его болела. И сказали попы князю: “Обещай Богу, что всех мужей, жен и детей, пленных от Корсуни до Корча, ты велишь освободить и вернуть назад”. Тогда князь повелел отпустить всех пленников восвояси. И в течение недели не выходил он из церкви, пока не дал великий дар святому Стефану. И отошел, почтив город, людей и попов. И, услышав об этом, другие ратники опасались совершать нападения, а если кто и совершал таковые, то уходил посрамленным».

Это крещение новгородского (А.Г. Кузьмин считает, что поскольку Новгород в «Житии» это буквальный перевод греческого Neapoliz, речь идет об известном по источникам Неаполе Скифском, находившимся недалеко от Симферополя) князя Бравлина и его бояр уже могло дать некий резонанс — не зря же русы арабских источников середины IX в. называли себя христианами. К тому же не следует забывать, что, торгуя с арабами, русы шли к Каспийскому морю через земли хазар, среди которых было немало христиан. Крещены были к этому времени частично и аланы, с которыми русы часто находились в союзнических отношениях.

«Житие Георгия Амастридского», написанное между 820 и 842 гг. Игнатием, ставшем впоследствии Никейским митрополитом, не говорит о крещении русов, а только о чуде. «Когда варвары вошли в храм и увидели гробницу, они вообразили, что тут сокровище, как и действительно это было сокровище. Устремившись, чтобы раскопать оное, они вдруг почувствовали себя расслабленными в руках, расслабленными в ногах и, связанные невидимыми узами, оставаясь совершенно неподвижными, жалкими, будучи полны удивления и страха и ничего другого не имея силы сделать, как только издавать звуки голоса».

Так что можно смело утверждать, что русы до похода 860 г. были не только осведомлены о христианстве, но, возможно, что в их среде уже были христиане, что не могло не облегчить их крещения после этого похода. Тем более что в одном из исламских источников, созданном до похода русов на Константинополь, говорится, что купцы-русы объявляли себя христианами.

Необходимо понимать, что сама политическая и религиозная ситуация в среде русов подталкивала к решению вопроса об идеологии, без которого государство существовать не может. Соседка Русского каганата Хазария не так давно приняла в качестве государственной религии иудаизм. Торговыми партнерами русов были арабы, исповедующие ислам, и могущественная Византия, оплот православного христианства. Только государство русов было языческим. Нужен был выбор новой веры, который когда-то встал перед Хазарским каганатом и встанет впоследствии, уже позднее описываемых событий, в конце X века перед Киевской Русью. Выбирать веру своих заклятых врагов хазар, русы вряд ли бы стали. Оставались — ислам и христианство. Но в исламе много того, что противоречило традициям и менталитету русов (не зря среди славян и сейчас очень мало мусульман).

Другое дело христианство, в котором было много общих моментов с языческими верованиями славян. Это и вера в бессмертие души и существование рая, и вера в Древо жизни, да и сам обряд крещения водой был близок — к воде, к источникам у славян было особое, религиозное чувство. К тому же у тех, кто посещал Константинополь по торговым делам, не могло не остаться в душе воспоминаний о торжественности и красоте православных обрядов. То, что не было никакого давления со стороны миссионеров и богослужение можно было проводить на своем родном языке — факт не просто немаловажный, он мог стать определяющим. К тому же у русов было, скорее всего, языческое теократическое правление (о том, что жрецы их обладают большей властью, чем князья, свидетельствуют многочисленные данные), что могло не очень нравиться племенным вождям русов. А вот христианство, со своим принципом невмешательства в дела политические, их больше устраивало. Так что решение было принято в пользу христианства и, видимо, вполне осознано.

В знаменитом Окружном послании патриарха Фотия к восточным архиерейским престолам, которых он приглашает на Константинопольский собор, задуманный как вселенский, о крещении русов говорится как о свершившемся факте. Предворяя это сообщение сведением о крещении болгар, патриарх Фотий пишет: «И ведь не только этот народ переменил прежнее нечестие на веру во Христа, но и даже сам ставший для многих предметом многократных толков и всех оставляющий позади в жестокости и кровожадности, тот самый так называемый (народ) Рос, те самые, кто — поработив (живших) окрест них и оттого чрезмерно возгордившись — подняли руку на саму Ромейскую державу! Но однако ныне и они переменили языческую и безбожную веру, в которой пребывали прежде, на чистую и неподдельную религию христиан, сами себя охотно поставив в ряд подданных и гостеприимцев вместо недавнего разбоя и великого дерзновения против нас. И при этом столь воспламенило их страстное рвение к вере — вновь восклицает Павел: Благословен Бог во веки!, — что приняли они у себя епископа и пастыря и с великим усердием и старанием предаются христианским обрядам».

Как пишет комментатор Фотия П.В. Кузенков: «Отправка епископа-пастыря должна была означать основание новой, Русской епархии. Вторая половина IX — начала X в. отмечены резкой активизацией миссионерской деятельности Константинополя. Вряд ли будет преувеличением считать это уникальное для византийской истории явление основанным на личной инициативе патриарха Фотия. Мудрый политик и деятельный иерарх, Фотий считал своей задачей максимально способствовать росту международного авторитета своего престола, что было особенно актуально ввиду напряженных отношений с Римом. Миссионерство было одним из инструментов расширения сферы влияния Константинопольского патриарха (и оказалось наиболее эффективным способом распространения греческой христианской культуры). Основными его направлениями стали Болгария, Великая Моравия и Паннония, Хазария, Русь, Армения (возвращение которой к православию также можно считать миссионерской задачей), а также иудейская диаспора; вскоре сюда добавилась Алания. Определенный успех был достигнут едва ли не всюду, а болгарская, русская и, чуть позже, аланская миссия увенчалась крещением могущественных языческих государств. Разумеется, такой результат был бы невозможен без стремления к принятию христианства со стороны окрещенных народов (ни о каком серьезном давлении на них со стороны слабой в то время в военном отношении Византии не могло быть речи)».

В отношении того, где находилась епископская кафедра, ясности нет до сих пор. Интересно, что в списках епархий Константинопольского патриархата начала XI в. лишь две митрополии названы по имени страны, а не города: Россия и Алания. Вариантов и теорий на эту тему множество. Учитывая молчание русских летописей о крещении руси в IX в., многие историки считали, что речь идет не о киевской, а о какой-то иной руси, локализуемой в Причерноморье. «Другой тенденцией, — пишет П.В. Кузенков, в исторической науке стал поиск связи крещения, о котором говорит Фотий, с “Хазарской миссией” св. Константина — Кирилла. В старой западнославянской традиции, отраженной у Стрыйковского, крещение Руси приписывалось посланцу Кирилла Навроку. Некоторые историки XIX в. отождествили Фотиево крещение с миссией св. Кирилла», причем одни искали эту Русь в районе Крыма и Приазовья, а В.И. Ломанский «направил первоучителя славян прямо в Киев, отождествив его с епископом, упомянутым Фотием».

Ф.И. Успенский считал, что патриарх Фотий основывался на донесении Кирилла об успешной проповеди в Северном Причерноморье среди «фулльского колена в Крыму. П.В. Кузенков совершенно прав, когда говорит, что «гипотезы сторонников “другой руси” нуждаются в более веском основании», поскольку едва ли ведение дипломатических переговоров с Византийской империей и назначение епископа, а потом и архиепископа «могли иметь место в отношении некой незначительной группы руси; и то и другое указывает на то, что Византия имела дело с достаточно мощным политическим образованием: ведь даже могущественный болгарский князь далеко не сразу добился назначения архиепископа для своей страны».

Поскольку сам Киев к середине IX в. по данным археологии не являлся значительным городским поселением, а известные городские центры той эпохи локализуются севернее, ряд исследователей относят сообщения источников этого времени, в том числе и о походе 860 г., к протогосударственному образованию в районе Ильменя и Ладоги. Кузенков считает, что это вряд ли возможно из-за больших расстояний, при этом отмечая, что: «Значительность похода 860 г. зачастую недооценивается, а ведь это была одна из крупнейших военных акций той эпохи: был осажден — и, судя по рассказу Фотия, едва не взят — сам Константинополь, огромный (длина его стен составляла 17 км) и многолюдный город, столица великой империи; и если бы не стихия, поход мог бы считаться триумфальным». Считая, что все же кафедра могла располагаться в Киеве, что у меня вызывает сомнение, он обоснованно пишет: «Для управления столь обширными пространствами вожди руси не могли себе позволить пребывания в каком-то одном месте (недаром Фотий именует русь “кочевым народом”) и должны были постоянно перемещаться со своей дружиной, опираясь на систему малых градов-крепостей и союзы с племенными князьями. Этим и можно объяснить отсутствие на данном этапе ярко выраженных центров, какими в X в. становятся Киев и Новгород».

По мнению В.В. Фомина, Россия — русская епархия, упоминаемая во всех церковных уставах византийских императоров с 879 г., занимая 61-е место в перечне метрополий — это город. Этот город, отождествляемый с Боспором, расположенный в районе нынешней Керчи просуществовал до XII в. Ученый опирается на данные арабского географа XII в. ал-Идриси, который писал, что Дон «течет до города Матраха (Тьмутаракани. — В. Ф.) и впадает в море между ним и городом Русийа» и договора между генуэзцами и Византией, предоставлявшим последним право направлять свои торговые суда во все гавани, кроме Rossia и Matracha.

Раскопки на Голубищенском городище (на территории станицы Голубицкой на Таманьском полуострове) выявили «детинец (военно-административный центр) древнерусского города, а окружающее городище являлось его поселением. Площадь детинца составляет около 7 га, что, как указывает Ю.М. Десятчиков, намного превышает площади детинца Чернигова (4 га) и Новгорода Северского (2,5 га). Это дает основание считать, что обнаруженный город был весьма крупным и по своим размерам был чуть меньше Тьмутаракани, а, учитывая его расположение на берегу Азовского моря, его можно считать и крупным торговым портом. Ю.М. Десятчиков высказал предположение, которое затем было нами обосновано, что на этом месте располагался город Россия, известный по византийско-генуэзским договорам».

Свое предположение В.А. Захаров подкрепляет данными источников и археологии: «Ал-Идриси совершенно точно указал расстояние от Тьмутаракани до России, оно составляло — 27 арабских миль. Это соответствует современным 54 км, и в точности соответствует расстоянию между городищами Таманским и Голубицким. Именно из этих мест происходит известная печать Феофании Музалон, “архонтиссы России”, впервые опубликованная в 1883 г.».

Ал-Идриси пишет об этом городе: «От города Матраха до города Русийа двадцать семь миль(…). Город Русийа стоит на большой реке, текущей к нему с горы Кукайя. От города Русийа до города Бутар (Феодосия. — С.Ц.) двадцать миль». Эту реку разные исследователи отождествляют либо с Доном, либо с Кубанью.

Необходимо обратить внимание, что арабские источники отмечают все время три центра Русского каганата. Вызывает сомнение, что епископская, а впоследствии архиепископская кафедры находились в Киеве — скорее всего, она должна была находиться в прежнем языческом сакральном центре, в Артании. Не исключено также, что присылка архиепископа могла означать создание нескольких епископских кафедр, соответствующим трем центрам Русского каганата.

Что же касается территории Русского каганата, то выше уже говорилось, что полисная система городов Древней Руси, похожая на финикийскую, охватывала огромные территории, связанные речными путями, и в самом походе могли принимать как племена Севера, так и Юга и Востока Древней Руси того времени. Собрать такое большое войско и снарядить большое количество кораблей требовало огромных материальных затрат и людских ресурсов, так что, скорее всего, дружина для похода собиралась со всех восточнославянских племен под руководством русов. А то, что все восточнославянские племена были связаны между собой торговыми и военными интересами подтверждают данные археологии, в том числе и многочисленные находки арабских дирхемов того времени. Описание сборов русов в Константинополь, сделанное Константином Багрянородным, показывает взаимодействие и участие в этом действии, как племен Северной Руси, так и Южной. Более того, его описание, что именно с севера киевляне получали ладьи-однодревки и в Киеве их лишь дооснащивали, показывает, что они вряд ли могли осуществлять крупные морские походы без участия и помощи северных племен.

Что касается крещения Руси, то Кузенков совершенно справедливо пишет: договор с русами и отправка к ним епископа могла произойти между 861 и 866 гг. «Принятие христианства русью непосредственно связано здесь с заключением мирного договора, причем инициатива целиком приписана самим новообращенным. Представляется маловероятным, что подобное мероприятие могло осуществиться без предварительной миссионерской работы: вполне возможно, что о Христе проповедовали руси многочисленные пленники-христиане; они же могли объяснить язычникам и смысл неудачи похода 860 г. как небесную кару. Учитывая, сколь чувствительны к крупным военным поражениям культы, основанные на поклонении божествам войны, рвение новообращенных вполне объяснимо». К этому можно добавить, что необходимо помнить о крещение «сильного князя Бравлина» вместе с боярами, а так же миссионерскую деятельность в Хазарии св. Кирилла, при которой неизбежны были встречи и с представителями русов.

Константин Багрянородный весьма подробно описывает процесс крещения Руси в своем труде «Историческое повествование о жизни и деяниях Василия, прославленного василевса, трудолюбиво составленное из разных рассказов внуком его Константином, василевсом в бозе ромеев»: «Но и народ росов, неодолимейший и безбожнейший, он (Василий. — С. Ц.), склонив к соглашению обильными подношениями золота, серебра и шелковых одеяний и заключив с ними мирный договор, убедил также приобщиться к Игнатия архиепископа. Тот, явившись в страну упомянутого (народа), был после такового деяния благосклонно принят народом. Ибо когда архонт этого племени собрал подданных на прибывший к ним иерей и был подвергнут расспросам, что он проповедует и чему намерен учить их? И после того как тот, протягивая книгу Евангелия, возвестил им о некоторых чудесах Спасителя нашего и Бога и привел им примеры чудо действия Божия из ветхозаветной истории, росы тот час сказали: “Если и мы увидим чего-нибудь подобного, особенно же того, что рассказываешь ты о трех отроках в печи, вообще не будем верить тебе и рекшего: чего попросите во имя Мое, получите и верующий в Меня дела, которые творю Я, и сам сотворит, и больше сих сотворит, когда надо этому свершиться не напоказ, но во спасение душ”, — сказал им: “Хоть и нельзя искушать Господа Бога, но все же, если от души решились вы обратиться к Богу, просите, что хотите, и Бог сполна сделает это ради веры вашей, хотя сами мы просты и ничтожны”. Они же попросили ввергнуть в разведенный ими костер саму книгу христианской веры, то есть Божественное и Святое Евангелие, и если останется оно невредимым и несгоревшим, то обратятся они к Богу, им провозглашаемому. Когда это было сказано и иерей, воздев глаза и руки к Богу, изрек: “Прославь имя Твое, Иисусе Христе, Бог наш, и ныне в глазах всего этого народа!” — книга Святого Евангелия была брошена в огненную печь. По прошествии достаточного времени, когда печь была потушена, обнаружили, что Святой том остался нетронутым и неповрежденным, не испытав от огня никакого ущерба или урона, так что даже кисти на книжных запорах не претерпели никакой порчи или искажения. Видя это и поразившись величию чуда, варвары без колебания приступили ко крещению».

Исследователи неоднократно обращали внимание на то, что в Окружном послании патриарха Фотия речь шла о посылке к русам епископа, тогда как Константин говорит о посылке архиепископа и, одни считали их одним и тем же событием, другие разными.

Наиболее аргументированным об этапности крещения руси можно считать мнение П.В. Кузенкова, развивающего точку зрения, высказанную еще Н.М. Карамзиным, что сообщения Фотия и Константина VII не противоречат, но дополняют друг друга.

П.В. Кузенков считает, что «проповедь христианства среди руси, очевидно протекала в несколько стадий. Если Фотий говорит о смирении грозных прежде варваров, то Василию приходится добиваться мира и крещения при помощи богатых даров». А высокий архиепископский сан посланного к руси архиерея увязывается с тем, что перед этим также архиепископ был послан в Болгарию. «При этом следует учесть, что после свержения Фотия в 867 г. были низложены и все поставленные им епископы».

Не следует забывать, что процесс крещения руси происходил в сложной для Византии обстановке. На фоне низложения императора Михаила III и последующей отставкой патриарха Фотия и воцарения нового императора Василия I Македонянина, при котором патриархом стал Игнатий. Может быть, в силу этих политических потрясений, когда первый архиерей, посланный Фотием, с приходом к власти нового патриарха, был низложен, вместо него был послан священнослужитель более высокого сана. Все это свидетельствует о том, что в Византии придавалось большое значение крещению русов.

В связи с этим особый интерес представляет хазарская миссия Константина, будущего крестителя славян. Артамонов считает, что именно «тяжелым положением христиан в Хазарии, вероятно, в это время в Хазарию была послана специальная миссия во главе с Константином (Кириллом) Философом, известным в качестве просветителя славян и изобретателя славянской письменности».

Здесь встает очень интересный вопрос — случайно ли совпадает эта миссия с нападением флота русов в том же самом году на Константинополь? Тем более что Константин отправился в конце 860-го или в начале 861 г., то есть почти сразу после этого нападения.

Скорее всего, нет, хотя исследователи до сих пор не увидели этой связи, а она налицо, поскольку именно русы были главными соперниками хазар в юго-восточной части Восточной Европы.

Не зря Артамонов отмечает, что вопрос о хазарской миссии Константина «принадлежит к числу труднейших и наиболее запутанных проблем хазарской истории и только потому, что предшествовавшие исследователи не находили к нему должного подхода и рассматривали его с точки зрения последующей деятельности Константина среди славян. Следует также отметить, что в так называемом “Паннонском житии”, написанном на основании сочинения, оставленного братом Константина Мефодием, который сам участвовал в хазарской миссии, от первоначального текста уцелело мало. Он искажен позднейшими переделками. В житии рассказывается, что миссия Константина в Хазарию была вызвана прибытием в Константинополь посольства от хазар. Послы будто бы говорили, что евреи и мусульмане стараются обратить хазар в свою веру и просили прислать к ним христианского проповедника, который мог бы переспорить тех и других. Они обещали в случае победы христиан в религиозном диспуте принять христианство».

Следует отметить, что именно по совету патриарха Фотия, который сам, судя по тому, что разгневанный император Михаил III как-то назвал его «хазарской рожей» был хазарского происхождения, к хазарам был послан протеже и ученик патриарха Константин (Кирилл). Как подчеркивает Артамонов «Константин отправился в Хазарию не как частный проповедник, а в качестве полномочного представителя Византии. Его миссия имела явно политический, официальный характер».

Сам путь Константина и события с ним связанные свидетельствуют о том, что вполне возможно, его миссия была двойственной: он уполномочен был вести переговоры с хазарами и русами. Его путь лежал через Крым, где он на длительное время остановился в Херсонесе, где не только изучил хазарский язык, но и нашел Евангелие и Псалтырь, написанные русскими письменами, а главное, научился писать и говорить по-русски. Зачем ему это было надо, если бы его задачей были бы только переговоры с хазарами? Г.А. Хабургаев отмечает особо, что Константин «быстро научился читать эти книги», написанные русскими письменами.

Необходимо отметить, что он уже знал славянский язык, так как был уроженцем Фессалоник (Солуни — по-славянски), греческой колонии, находившейся на территории македонских славян. Не зря, как сказано в «Житие Мефодия», император Михаил, обратившись к братьям с напутствием, сказал: «Вы оба солуняне, а все солуняне хорошо говорят по-славянски». И, самое главное, уже зная «русские письмена» и язык, он, по возвращении из Хазарии, начал работу по составлению славянской азбуки и переводу богослужебных книг на язык славян.

Интересно, говоря о крещении славян, как-то забывают, что Пелопоннес с VI в. почти триста лет находился под властью славян. И, конечно же, это было одним из первых и наиболее тесных соприкосновений с христианством. Г.Г. Литаврин приводит историю о неслыханно богатой славянке магнатк Данилиде. Комментируя «Продолжателя Феофана», он пишет: «Около 860 г. Патры посетил по заданию императора Михаила III (842–867 гг.) крупный имперский чиновник Феофил. В его свите находился состоящий на его личной службе будущий император юный Василий. Случилось будто бы так, что местный монах — провидец при первой же встрече с Василием оказал ему исключительные почести, которыми не удостаивал ни его господина Феофила, ни важнейшую в Патрах и в округе персону — Данилиду». Узнав о пророчестве монаха, Данилида познакомилась с Василием и склонила его к заключению духовного братства с ее сыном Иоанном и богато одарила будущего императора. После взошедшия Василия на императорский престол он возвел ее сына Иоанна в высокий чин протоспафария и приблизил к себе. Когда Данилида отправилась поздравлять императора — во дворце ей был оказан неслыханный по почестям прием. «Щедрые дары Данилиды императору были такими, какие ему и цари иноплеменников… не подносили: она подарила Василию 500 рабов… из которых 100 были евнухами, специально предназначенными дарительницей для нужд императора, 100 золотошвей вышивальщиц,.. 500 кусков драгоценных тканей, в том числе 100 тончайших “как паутинка”, и утварь из золота и серебра». Богато одаренная в ответ, она получила звание «матери императора» и ежегодно обменивалась с ним дарами.

Но вернемся к знаменитым солунским братьям — просветителям славян. Не исключено, что пресловутыми «русскими письменами» были именно тексты, написанные глаголицей. Возможно, Кирилл счел необходимым создание новой азбуки (кириллицы) исходя из более сложной структуры глаголицы, к тому же стремясь более приблизить новый алфавит к греческому алфавиту, алфавиту империи.

Здесь же, в Херсонесе, он отыскал мощи святого Климента, договорился с хазарами о снятии осады с какого-то христианского города и только после этого сел на корабль и через Азовское море по «Хазарскому пути» отправился в Хазарию. Там он, как повествует «Житие», прибыл к Каспийским воротам в Кавказских горах и участвовал в прении о вере, где победил своих противников и крестил 200 человек. После того, как хазарский каган Захария, которого почему-то нет в списке хазарских царей у Иосифа, с почетом принял Константина, он отправился обратно в Константинополь.

М.И. Артамонов вполне обоснованно пишет: «Вопрос о том, где, в какой части Хазарии был Константин со своей проповедью христианства, решался многими учеными по-разному. Г. Вернадский выдвинул вполне вероятное предположение, что «Хазарский путь», по которому путешествовал Константин Философ, не что иное, как путь русских купцов, описанный Ибн Хордадбехом, и что из Азовского моря Константин поднялся по Дону до переволоки на Волгу и затем по последней реке спустился к Итилю».

Рис. 58. Варианты реконструкции Десятинной церкви. XI в. Киев.

1— Н.В. Холостенко; 2 — Ю.С. Асеева

Рис. 59. Планы Десятинной церкви. XI в. Киев

Рис. 60. Мраморны плиты алтарной преграды в Софийском соборе 

То есть он не мог миновать территорию Русского каганата и, возможно, провел здесь какие-то переговоры — иначе, зачем бы он изучал перед этим в Херсонесе русский язык. Не исключено, что его переговоры с русами были тайными, поскольку скрывались от хазар. И ведь это все произошло до того, как он отправился в Моравию распространять христианство. А почему тогда в Моравию, а не к русам? Может быть потому, что он у них уже побывал, и итогом его миссии к ним стало посольство русов в Византию с просьбой о крещении. Эта версия видится мне наиболее убедительной.

М.И. Артамонов вполне здраво заключает: «Когда Константин и Мефодий ехали в Хазарию, они вовсе еще не были “славянскими просветителями” и не было никаких намеков на их будущую роль в этом отношении. Случайное открытие в Херсонесе Евангелия и Псалтыри, написанных на русском языке, возможно, сыграло решающую роль в их дальнейшей просветительской деятельности среди славян. Зная славянский язык и ознакомившись с русским алфавитом, Константин без труда смог читать русские письмена, о чем говорится в “Житии”. Эти-то русские письмена, вероятно, и положены были им в основу славянской азбуки, составленной для Моравии, а Евангелие и Псалтырь, обнаруженные в Херсоне, стали, таким образом, тем зерном, из которого выросла вся позднейшая славянская, сначала переводная, а потом и оригинальная литература».

Необходимо отметить, что исследователи неоднократно обращали внимание, что Солунские братья очень быстро перевели на славянский язык Святое Писание. Может быть, все дело в том, что благодаря находкам Евангелия и Псалтыри на русском языке, они могли значительно быстро перевести библейские тексты на славянский уже в Моравии, тем более что славяне говорили тогда практически на одном языке.

Особое место в миссии Константина (Кирилла) занимает история с обретением мощей св. Климента, культ которого особенно значим в христианстве Древней Руси и всего славянского мира. Выше уже говорилось о том, что Кирилл и Мефодий нашли в Херсонесе мощи святого Климента. В 867 г. славянские первоучители прибыли в Рим, чтобы получить благословение римского папы Адриана II на введение в подчиненной римской курии землях богослужения на славянских языках. Вместе с переведенными ими на славянский язык евангельскими текстами, они привезли мощи одного из первых римских епископов — Климента, которые Константин шестью годами раньше разыскал чудесным образом. «Именно мощи св. Климента, — подчеркиевает Е.В. Уханова, — являющиеся исключительной ценностью для римской церковной кафедры, сделали миссию Солунских братьев успешной. Более того, по мнению, например, Г.А. Хабургаева, принесение мощей св. Климента автоматически освящало как перевод на славянский язык книг Священного Писания, так и само изобретение азбуки, которая приобретала характер такого же Божественного откровения, как и обретение мощей».

Не следует забывать и о том, что Турский собор в 820 г., признал русский язык апостольским, как об этом упоминалось выше. Так что оставался следующий шаг, чтобы таковым признать и славянский.

Св. Климент являлся учеником апостола Павла и был четвертым епископом Рима (92–94 гг.) и погиб за веру, будучи сначала за проповедь христианства сослан в Херсонес, где за продолжение своей миссионерской деятельности был в 101 г. осужден на смерть и брошен в море с якорем на шее. По преданию, каждый год в день мученической кончины св. Климента море расступалось на семь дней, и мощи его становились доступны для поклонения верующим.

Как известно, после крещения в Херсонесе, великий князь Владимир взял с собой в Киев часть мощей св. Климента, которые, впоследствии были положены в Десятинной церкви. «Культ святого в это время был настолько значим, что кафедральная Десятинная церковь была названа храмом св. Климента».

Удивительный масштаб этого, казалось бы, не самого значимого для церкви события, как перенесение мощей, отмечает ряд исследователей. Как пишет Уханова, тщательно исследовавшая этот вопрос, «существуют тропари, в которых перенесение мощей св. Климента из моря, находящегося в пригороде Херсонеса, в город уподобляется по масштабу перенесения в “землю обетованную” гробов с телами еврейских патриархов Иакова и Иосифа… Еще более странным является сравнение этого перенесения с ковчегом Завета, т. е. святая святых еврейского народа, который как благословение древнеиудейский царь Давид перенес в свою столицу».

Проанализировав существующие каноны св. Климента и их символику, Уханова пишет: «Теперь становится понятным, почему прообразом перенесения мощей св. Климента на Русь видится перенесение гробов патриархов Иакова и Иосифа в “землю обетованную”, почему, наконец, в этом акте видится перенесение тела Хритова в пещеру, из которой он воскрес. Все это относится к Руси. Как важнейшей вехой жизни Иакова и Иосифа было посмертное перенесение их тел в “землю обетованную” предков, так и важнейшим предназначением Климента было посмертное просвещение и освящение его мощами Русской земли, которую ждет слава, как Христа, вознесшегося на небо. Именно поэтому мощи св. Климента воспринимались как ковчег Завета царя Давида, они освящали избранность Русской земли». Как уже говорилось выше, мощи святого Климента один раз даже использовались даже для рукоположения киевского митрополита.

Вместе с тем необходимо отметить, что крещение Руси в 988 г. великим князем Владимиром никак не отражено в византийских источниках. Видимо, в империи считали, что Русь и так уже была крещена вскоре после 860 г., поэтому это событие, столь подробно освященное в Повести временных лет, для византийской историографии прошло незамеченным, так же как в летописи не нашло отражения первое крещение русов. В чем тут дело?

Мы можем смело утверждать, что автор нашей главной летописи знало походе русов, и, судя по всему, был знаком с трудами византийских авторов и не мог не знать о последовавшим за походом 860 г. крещением. Однако опустил эту важнейшую информацию. Какими причинами руководствовался составитель летописи? Скорее всего, политическими. С изначальным христианством, скорее всего, покончила новая династия Рюриковичей, пришедшая к власти на севере Древней Руси в 862 г. Видимо, после убийства Аскольда и Дира Вещим Олегом, который был ярым язычником, начались гонения на христиан.

После принятия христианства князем Владимиром, правнуком Рюрика, видимо, было необходимо показать, что именно представитель новой династии принял такое решение, затушевав, таким образом, прежнее искоренение веры христовой. Не последнюю роль здесь могла сыграть и идея избранности Русской земли, появившаяся в связи с особым культом св. Климента.

Кстати сказать, та же идея избранности Русской земли вряд ли могла устроить Константинопольскую епархию, что могло сказаться и на умолчании крещения Руси в 988 г. византийскими источниками. Слишком независимой и в церковном отношении показывала себя Русь.

Однако, есть данные, которые вскрывают тот факт, что об этом событии хорошо знали во времена составления Повести временных лет. Как известно, с 1074 по 1078 гг. игуменом Киево-Печерской лавры был Стефан, о чем сообщает преподобный Нестор в «Житии Феодосия Печерского». В результате конфликта, «мятежа», возникшего в обители против Стефана, о причине которого не сообщается, тот был изгнан и на его место назначен Никон, которого М.Д. Приселков обоснованно считал настоящим автором Повести временных лет. И что особенно интересно для нашего исследования, оставив Киево-Печерский монастырь «Стефан основал собственный монастырь в честь праздника Положения ризы Божьей Матери во Влахерне, который располагался недалеко от Печерского монастыря на ручье Клове (отсюда второе название — Кловский монастырь). Нестор, не желая “выносить сор из избы”, упоминает в Житии только о самом факте изгнания Стефана и выборе Никона, что согласуется с общей установкой автора — убедить читателя в богоизбранности и святости Печерского монастыря. Сообщением о неспокойном времени игуменства Никона завершается повествовательная жизнь Феодосия», — пишет Ю.А. Артамонов.

Как известно, именно этот праздник был введен патриархом Фотием, как избавление от «неистовства россов» в 860 г. Может быть, конфликт автора Повести временных лет Никона и Стефана, как раз и связаны с тем, что Никон, описав поход русов на Константинополь, опустил упоминание о самом крещении и основание именно монастыря в честь Положения ризы Божьей Матери во Влахернах, явилось своеобразным протестом Стефана против прокняжеской политики Никона и Нестора. Вряд ли это было случайностью.

В средние века на Руси существовало немало храмов Положения ризы Богоматери, в частности, такой храм был воздвигнут как надворотный в Новгороде 6703 г. от сотворения мира. Может быть, все дело в том, что об этом крещении русов, последующим почти сразу после похода 860 г. на Константинополь, на Руси знали и, возможно даже, его отмечали, но политическая ситуация времен написания Повести временных лет заставила забыть об этом событии, выведя на передний план факт крещения Руси князем Владимиром.

Не следует забывать, что редактором Повести временных лет, как установил А.А. Шахматов, был сын Владимира Мономаха Мстислав. Вот, что пишет по этому поводу Б.А. Рыбаков: «Все тяготение вставок в “Повести временных лет” к северу, все проваряжские элементы в них и постоянное стремление поставить Новгород на первое место, оттеснив Киев, — все это становится вполне объяснимым, когда мы знакомимся с личностью князя Мстислава Владимировича. Сын англичанки Гиты Гаральдовны (дочери английского короля), женатый первым браком на шведской, варяжской принцессе Христине (дочери короля Инга Стенкильсона), а вторым браком на новгородской боярышне, дочери посадника Дмитрия Завидовича (брат ее, шурин Мстислава, тоже был посадником), выдавший свою дочь за шведского короля Сигурда, Мстислав всеми корнями был связан с Новгородом и Севером Европы». Не исключено, что он был тем самым человеком, который «вымарал» из летописи все, что касалось истории Руси доваряжского периода, в том числе и сюжет о крещении.

В Никоновской летописи описано крещение Аскольда и Дира при императоре Василии, но наиболее подробно это освящено в Иоакимовской летописи, известной нам только в трудах В.Н. Татищева. «Олег бе муж мудрый и воин храбрый, слыша от киевлян жалобы на Оскольда и позавидовав области его, взем Ингоря, еде с войски ко Киеву. Блаженный же Оскольд предан киевляны и убиен бысть и погребен на горе, идее же стояла церковь св. Николая, но Святослав разруши ю, яко речется», исходя из чего, Татищев считает, что по крещению Аскольду было дано имя Николай.

Кроме Десятинной церкви, построенной во времена князя Владимира, известна еще соборная церковь св. Илии, упомянутая в тексте договора 944 г. князя Игоря с Византией. «Мы же, елико нас крьстилися есмы, кляхомъся цьркъвию святого Илие в съборней цьркъви и предълежащим чьстьнымь крьстъмь…» Церковь святого Илии находилась в торговой части Киева, на Подоле, «над Ручаем, коньць Пасынъче Беседы». Важно отметить, что она была соборной церковью, т. е. главной, что предполагает наличие и других христианских храмов. Так что, христианство после прихода Рюрика, скорее всего, окончательно искоренено не было.

Необходимо отметить, что очень важен церковно-исторический фон, на котором происходило крещение «народа Рос». Главный источник этого события — знаменитое Окружное послание патриарха Фотия к восточным архиерейским престолам и представляет собой приглашение восточных патриархов на Константинопольский собор 867 г., который был задуман Фотием как вселенский. Созыв столь грандиозного мероприятия был вызван догматическими новациями западной церкви, прежде всего учением об исхождении Святого Духа не только от Бога-Отца, но и от Бога- Сына (Filioque). К тому действующий в то время римский папа Николай незаконно осудил и отлучил патриарха Фотия от церкви на Римском соборе 863 г. Это послание является важнейшим догматическим и историческим памятником эпохи, отражающим начинающуюся борьбу западного и восточного христианства. Послание датируется концом 866 или первой половиной 867 г.

Что касается деятельности папы Николая I, то она заключается в следующем. В течение своего понтификата (857–867 гг.) он пытался коренным образом усилить папскую власть. Он был уверен, что папа Богом предназначен для спасения Церкви, как на Западе, так и на Востоке. Поэтому, все формы существования национальной и государственной Церкви, повсюду должны быть признаны незаконными. Только папа — живой закон и его декреты имеют силу канонов, все решения соборов имеют законную силу только после утверждения их папой. Сам же папа может требовать отчета от любого духовного лица, может судить всех, но сам при этом неподсуден никому, включая императора. В ультимативной форме Николай I требовал, чтобы и Восток признал его своим верховным судьей.

Его правление еще больше способствовало отчуждению между Восточной и Западной Церквями. Надо сказать, что идея папского превосходства встретила решительный отпор со стороны патриарха Фотия, и Константинопольский собор объявил Николая I отлученным от церкви. Это обострение отношений было еще связано обращением в христианство болгар, которые колебались в выборе между Византией и Римом.

Послание патриарха Фотия разделено на несколько частей. В первой, которая посвящена главным образом крещению Болгарии, описаны противозаконные действия в этой стране католических клириков. Затем патриарх Фотий переходит к рассмотрению основных отличий западных церковных обрядов и традиций от византийских и достаточно подробно опровергает учение о Filioque. В конце послания патриарх Фотий приглашает патриарха Александрийского Михаила I прибыть лично или прислать своего представителя.

Кузенков обратил внимание на место, которое занимает в послании сообщение о крещении руси. «В начале первой части Фотий говорит об успехах миссионерской деятельности своей церкви среди языческих и уклонившихся в ересь народов, особо называя новокрещенных болгар и возвращенных к православию армян. Однако о руси при этом не упоминает. Сообщение о том, как “паче чаяния” был крещен недавно наводивший ужас на христиан “народ Рос”, радостно принявший епископа и ревностно предавшийся христианской религии, вставлен перед заключительной, третьей частью послания без какой-либо логической связи с предыдущим и последующим текстом. Это позволяет сделать предположение, что об успехе миссии среди руси Фотий узнал в ходе составления текста послания и придал этому особое значение».

Интересно так же, что свидетель нападения 860 г. патриарх Фотий ничего не пишет о чудесной буре, якобы начавшейся после погружения ризы Богоматери в воды залива. «Ибо как только облачение Девы обошло стены, варвары, отказавшись от осады, снялись с лагеря и мы были искуплены от предстоящего плена и удостоились нежданного спасения». Вместе с тем вскоре, в честь этого события по инициативе Фотия вводится новый праздник Положения честной ризы Богоматери во Влахерне, который отмечается Православной Церковью 2(15) июля. Видимо, в этот день войско русов отступило от стен Константинополя.

Несколько слов необходимо сказать и о самой личности патриарха Фотия, явившемся, по сути, вторым, после апостола Андрея Первозванного крестителем Руси и охарактеризовать духовную среду того времени. «Пора Фотия, — писал С.С. Аверинцев, — это время, когда византийская культура, пройдя через кризис, делает некий необходимый и неотменяемый выбор, когда закладываются основы для подъема интеллектуальной жизни на несколько веков вперед. Господствует педагогический пафос, идеал здравой школьной рассудительности, а в связи с этим — императив самоограничения. Никак не скажешь, что кругозор у Фотия узок, совсем напротив, — идеи и книги, попадающие в этот кругозор, подвергаются решительной и жесткой оценке по утилитарным критериям: что именно нужно? В какой мере? Для какой потребы? Это уверенный хозяйский взгляд, и перед нами хозяин, но, так сказать, скопидомный; отлично знающий, чего он хочет, и вовсе не склонный предоставлять гостеприимство ценностям культуры из одного почтения к культуре, когда ценностям этим не сыскать применения в реализации собственного культурного замысла». Именно патриарх Фотий стал выразителем, по мнению Литаврина, идеи необходимости в повышении уровня образованности и «духовенства, и чиновничества, в систематизации христианского богословия и в овладении наукой управления». Именно ему «принадлежит смелая политическая идея, высказанная им в сочинении “Амфилохий”, — тип государственного устройства, — утверждал патриарх, — не предопределен богом, а устанавливается людьми в соответствии с их собственным опытом».

Оценивая роль взаимоотношений Византии с Римом, он также пишет: «Византия утратила средства прямого давления на папство, пользовавшееся защитой франкского престола. Константинопольский патриарх обрел безусловное главенство среди восточных владык; но опора на них стала весьма зыбкой — они оказались вне зоны политического воздействия византийского двора, находясь “в плену”, под властью арабов. В “римской ойкумене” василевса образовалась обширная брешь: с 800 г. началась история средневековой западной христианской империи — бесспорные ранее претензии императора Константинополя на приоритет в христианском мире таковыми более не являлись. Василевсы и церковь Византии втягивались в упорное соперничество с Западом, ставшее серьезным фактором внешнеполитической жизни империи вплоть до ее падения. Византия резко усилила свою дипломатическую активность: ее церковные миссии направляются в Хазарию, Аланию, Великую Моравию, Болгарию, сербские земли и, видимо, на Русь. Религия стала важнейшим инструментом политического воздействия. Постепенно, со второй половины IX в. стала оформляться восточнохристианская культурно-идеологическая зона, получившая в историографии не вполне адекватное определение — “Византийское сообщество государств”. Идейно-политическое обоснование “прав” императора в этом ареале стало с тех пор одним из непременных атрибутов возрождаемой универсалистской имперской доктрины». Необходимо отметить некую искусственность существования «Византийского сообщества государств», поскольку такие государства, как Болгария, а вслед за ней и Русь после принятия христианства из рук Византии всячески отстаивали не только свою политическую независимость от империи, но и церковную. Однако в самом факте крещения Византия часто видела, вернее, желала видеть политическую зависимость от нее.

Поэтому становится понятным, насколько важным для Византии того времени было крещение Руси, нового могучего соседа, который мог стать либо союзником, либо очень опасным противником, что подтвердил сам поход 860 г.

Есть ли какие-либо археологические свидетельства крещения Руси во второй половине IX в.? Вот что пишет по этому поводу В.В. Седов: «Обряд трупоположения у восточнославянского населения начал распространяться, бесспорно, до официального принятия христианства. В Киевской земле эта обрядность известна с начала X в., не исключено, что наиболее ранние захоронения относятся к IX в. Среди потомков антов трупоположения доминировали и в более раннее время. Курганный обряд в антской среде не получил распространения, умерших здесь погребали в грунтовых могильниках. Около середины X в. трупоположения появляются и в славянских курганах лесной полосы Восточно-Европейской равнины. Некоторое время в ареалах кривичей и новгородских словен сосуществовали кремация и ингумация, пока последняя окончательно не вытеснила прежнюю обрядность». Седов объясняет это явление миграцией потомков антов и миграцией в VIII–IX вв. «славянского населения из Дунайских земель, где в это время уже безраздельно господствовал обряд трупоположения».

Необходимо отметить, что мигрирующие в русские земли моравы уже были крещены, вначале при участии ирландских монахов из Зальцбурга, а впоследствии, благодаря миссии Кирилла и Мефодия. Не исключен факт, что подобные захоронения — отзвук крещения Руси после похода 860 г.

В заключение хотелось бы особо отметить, что начало Руси как государства совпадает с началом ее крещения и этот необычайно важный факт еще должным образом не оценен нашей и тем более мировой общественностью. Последующее призвание Рюрика и варягов, представителей племен балтийских славян, уже знакомых с христианством, но являющихся его лютыми врагами, способствовало приостановлению процесса христианизации Руси более чем на сто лет.

Относительно похода 860 г. и процесса крещения Руси мы можем сделать следующие выводы:

1. Первое легендарное крещение славян, осуществленное апостолом Андреем Первозванным, могло иметь место, поскольку в Северном Причерноморье в I в. н.э. проживали славянские племена, что подтверждают и данные археологии.

2. Русы и до 860 г. были знакомы с христианством, и часть из них уже была крещена к концу VIII в. (князь Бравлин и его бояре). Об этом свидетельствует тот факт, что по данным арабских источников, созданных до 860 г., купцы-русы представлялись как христиане и даже платили специальную подать. Об этом также свидетельствует хазарская миссия Кирилла и Мефодия, во время которой в 860/861 г. в Херсонесе ими было обнаружено Евангелие, написанное «русскими письменами». Свидетельством более ранней христианизации руси является признание Турским собором 820 г. русского языка в качестве апостольского.

3. С хазарской миссией Кирилла и Мефодия, видимо, связана так же их миссионерская деятельность среди русов. Не исключено, что, во многом, благодаря ей, русы послали в Византию посольство с просьбой о крещении. Обретение мощей св. Климента в Херсонесе и перенесения их части в Рим помогло признанию Рима славянского языка как апостольского.

4. Отступление русов от Константинополя после крестного хода с ризой Богоматери вокруг его стен, можно трактовать не только как нежелание русов штурмовать Царьград — возможно, они отступили, пораженные торжественностью процессии и верой константинопольцев в Божественную силу реликвии. Необыкновенно важно, что благодаря этому событию патриархом Фотием был введен новый церковный праздник Положения честной ризы Богоматери во Влахерне.

5. Крещение руси после похода 860 года происходит на фоне усиления разногласий между восточной и западной церковью, в частности в вопросе о схождении Святого Духа не только с Бога Отца, но и Сына, а также требований папы римского Николая I о признании главенства папского престола над всеми другими, что было осуждено на вселенском Константинопольском соборе в 867 г.

6. Между 861 и 866 гг. патриархом Фотием на Русь был послан епископ, а после его низложения, патриархом Игнатием отправлен уже архиепископ. Место, где находилась кафедра русского иерарха определить точно затруднительно. Скорее всего, это был Киев или город Россия на Таманском полуострове. В пользу первого говорит и знаменитое высказывание князя Олега, что Киев — матерь городов русских. Слово «метрополия» переводится с греческого как «мать городов». Не исключено, что в начале епископ находился в России, а уже потом архиепископская кафедра была в Киеве.

7. Не исключено, что одной из причин призвания язычника Рюрика, происходившего из среды племени балтийских славян вагров, ярых борцов с христианством, было вызвано сопротивлением крещению руси. Появление после его смерти князя Олега Вещего, происходящего из рода языческих жрецов волхвов в Киеве и убийство им Аскольда и Дира, которые к тому времени были христианами, могло быть не только династическим, но и религиозным переворотом, после которого на Руси снова, более чем на столетие, утвердилось язычество.

8. Возрождение христианства на Руси, видимо, началось уже при князе Игоре — часть его дружинников клянется не языческими божествами и оружием, а присягает в церкви святого Илии. Интересно, что именно святой Илия выступает в качестве альтернативы дружинному богу громовержцу Перуну, которым обычно клялись воины. В договорах Византии с князем Олегом русская сторона клянется только языческими богами.

9. Важным моментом для истории Древней Руси является факт крещения, совпадающий с началом государственности и выходом русов на международную арену. Православие и государственность в дальнейшем будут всегда идти рука об руку. Потеря православного христианского ориентира в 1917 г. во многом привело наше отечество к духовному обнищанию и разобщению.

10. Кельтское христианство и миссионерская деятельность ирландских монахов, без сомнения, сыграла большую роль в христианизации не только западных славян, но и русов, хотя как государственная религия на Руси появилась благодаря византийскому влиянию.