У Джека Фрэнкуотерса не было причин беспокоиться, и уж тем более не доверять брату. За годы, проведенные вместе, как бы странно это ни выглядело со стороны, они научились ладить друг с другом как заключенные, запертые в одной камере пожизненно: даже если тебе что-то не нравится, придется с этим жить и договариваться, иначе совместное существование быстро превратится в ад.

К тридцати пяти годам они существенно укрепили личное финансовое положение отчасти благодаря профессиональному спорту и выигрышам на коммерческих турнирах по теннису, где они в паре с Дэйвом показывали отличную игру, вызывая приливы эротических фантазий как у женской, так и у мужской части болельщиков отчасти, как это ни странно, благодаря легко увлекающейся натуре Дэйва, который (да простит ему святой Антоний Падуанский из Сан-Антонио, откуда они были родом) не мог пропустить ни одной юбки младше пятидесяти, хотя это никак не приводило к изменению статуса их семейного положения.

После тридцати, они, кажется, вообще смирились и с холостяцким статусом, и друг с другом. За триста лет до нашей эры Аристотель описывал подобные отношения: «Те, кто желает добра своим друзьям и делает ради них все, есть самые настоящие друзья, ибо каждый любит другого за то, что он есть, а не за случайные качества». В английском языке появилось слово, как нельзя более точно выражающее такую связь: «броманс», иначе говоря, «брат плюс роман», безо всякого сексуального подтекста, который только и ждет сующая не в свои дела нос журналистская братия и перегретая скандалами публика. Термин придумал их хороший друг, именно друг и ничего больше, редактор скейтбордистского журнала «Big brother» Ричард Керр, за что лично Джек был ему благодарен.

Ричард как-то сказал им на открытии новой суперсовременной площадки для скейтов (куда их пригласили в качестве звезд тенниса):

– Парни, послушайте, никто не знает, как это происходит, многие думают невесть что про наши, и, особенно ваши задницы, но вы точно знаете, что задница, – это просто часть тела, на которой сидят, ничего больше. Чтобы там они не говорили. – Он помахал толстому лысоватому корреспонденту Лос-Анджелес Таймс Рику Перегрино, который был геем. – В конце концов, каждый сам выбирает, куда ее пристроить.

Тут к Дэйву подошла длинноногая девица в легком платьице (без бюстгальтера, термометр в Лос-Анджелесе застыл на отметке +37) и, к ее вящему удивлению не только не фыркнул, но развернулся спиной к брату и принялся охаживать собеседницу.

– Вот об этом я и говорю, – подытожил Ричард.

Словом, хороший тыл в виде братской взаимовыручки, которой они научились, будучи воспитаны папашей-сержантом, контуженным во вьетнамской компании, с одной стороны, помогал выживать в мире большого бизнеса, предательства и разгула Содома с Гоморрой, с другой – являлся предметом охоты папарацци всей мировой желтой прессы.

И теперь, сидя в просторном офисе на Сорок второй улице в центре Манхэттена, Джек таращился в экран и не мог понять, что он видит перед собой, – шутку, дикий розыгрыш, или жестокую реальность.

Дрожащими руками он плеснул в стакан виски, выпил его залпом, налил снова, в полном молчании еще раз отмотал видеозапись, присланную ему полчаса назад фейковым аккаунтом в социальной сети.

Предыдущий день прошел прекрасно, даже более – он не ожидал, что покупка криптовалюты, теоретически изученная вдоль и поперек сотни раз, пройдет как по маслу. Первая сделка на двадцать тысяч долларов с утра, потом еще на тридцать после обеда – прошли без сучка и задоринки, итого оборот за сутки составил пятьдесят тысяч. Для начала совсем неплохо. По сути, необходимость присутствия Дэйва в Токио отпала, он мог возвращаться домой с чувством фермера, хорошо вспахавшего кукурузное поле.

Братья решили придерживаться выбранной стратегии – покупать небольшими партиями, пока не вырастут обороты рынка в целом, иначе в одно мгновение мог возникнуть ажиотажный спрос, который приведет к резкому росту курсов.

По его спине полз отвратительный холодок, ноги онемели, язык, вечно неугомонный, готовый высказать острое словцо всякому и по любому поводу вдруг онемел, прирос к небу.

Камера на видеозаписи снимает сверху, качество ее откровенно плохое, но все же его хватает, чтобы понять детали происходящего. Джек различает знакомое лицо, которое видит каждый день – вот уже тридцать пять лет. Обладатель этого лица никогда, ни разу за все время не сказал ему неправду. Даже в тот раз, когда грянул гром и адские языки пламени разверзлись прямо перед их ошарашенными лицами, да-да, когда Дэйв профукал ноутбук с делом всей их жизни, тогда он, хоть и не без труда, отворачивая глаза, после третьего стакана виски для храбрости, признался, что Энн Лесковски была слишком красива, он не смог ее пропустить.

И брат понял, – как не понять, сам такой. Это стоило им миллиардного богатства и почти десять лет беспрерывных судов.

Человек на видео, похожий как две капли воды на Дэйва Фрэнкуотерса, выходит из массажного салона, над дверью которого видна маленькая розовая вывеска с хризантемой. Его походка неуверенная, нехарактерная для Дэйва, Джек сразу это отмечает. Тренированные теннисисты так не ходят, будто в задницу засунули раскаленный штырь.

Дэйв озирается, словно кого-то ищет, в руках он держит национальный японский веер, за которым что-то прячет. Ему не слишком удобно, веер в левой руке, правый локоть отставлен, он двигается боком, вдоль стены, как будто боится выйти из тени здания. Ни одного прохожего на тротуаре не видно, для густонаселенного Токио это странно, к тому же здесь пешеходная зона и время не слишком позднее, офисные клерки в это время обычно возвращаются домой. Только у самого края видео, где заметно падает резкость, заметен пьяница, лежащий на лавке, периодически он подносит ко рту бутылку с пойлом.

Дэйв, или кто-то на него похожий (Джек вглядывается, пытаясь различить на шее родимое пятно, но качество видео не позволяет) видит человека, стоящего в пяти – шести метрах возле прилавка сувенирной лавки. Человек этот не японец, он европейской наружности, в спортивном пиджаке, пристально рассматривает статуэтку Будды из черного дерева сквозь прозрачное стекло витрины.

Внезапно незнакомец в спортивном пиджаке оборачивается, Джек видит вытянутое, слегка лошадиное лицо, оно кажется ему знакомым, где мог видеть этого человека? Между тем парень, похожий на брата (Джек уже почти смирился, что это и есть брат), преодолевает столбняк и с кошачьей грацией приближается к незнакомцу. Тот в последний момент запускает руку во внутренний карман пиджака, пытаясь что-то выхватить, но его рука запутывается и он теряет доли секунды… у Дэйва отличная реакция, недаром он всегда играет возле сетки: Веер чуть отклоняется, и хоть звука на видео нет, Джек слышит два глухих выстрела, тело мужчины дергается два раза, как будто он кашляет, потом удивление сползает с лица, а сам он начинает уменьшаться в размерах, оседать, и вот уже секунду спустя, ничком лежит у ног Дэйва (это он, ошибки быть не может, туфли, которые видит Джек на ногах потенциального брата – сшиты на заказ в единственном экземпляре у Гарри Вазовски, знаменитого обувного мастера, обитающего в соседнем доме по Сорок второй улице).

Дэйв мгновение стоит у распластавшегося человека, смотрит на тело (Джеку даже кажется, что он сейчас плюнет), потом поворачивается и остатки сомнений исчезают: это Дэйв Фрэнкуотерс, его брат и он только что стрелял в безоружного (по крайней мере, тот не успел достать пушку, если она у него вообще была) человека.

Дэйв заходит обратно в салон, дверь закрывается, а вывеска, светящаяся хризантема – выключается. На этом видео заканчивается, но Джек запускает воспроизведение вновь и вновь, подливая виски в стакан.

Что это все значит? Он пытается думать, но мысли скачут. Скорее всего, конец. Иначе и быть не может. Даже если видео пока не попало к властям, и Дэйв не арестован, – они переписывались несколько часов назад и никаких признаков паники, брат на свободе и не слишком встревожен.

Скорее всего, убийство подстроено, – сам по себе Дэйв крылышко мухе не оторвет, а чтобы убить человека… Да еще и за границей…

У Джека возникло желание тут же набрать Дэйва по телефону, но он решил выждать время. Разговоры могли прослушивать, он не знал в точности, что произошло и мог навредить брату любым лишним движением… Вообще-то, на случай сверхординарных ситуаций, когда кто-то не мог говорить, у них был заготовлен пароль, кодовое слово на любой из каналов связи, СМС, емейл, мессенджере, чат – везде, где они могли связаться. Но он не получал такого сообщения, в этом Джек был уверен.

Заблокировать транзакции? Тоже нельзя, слишком велика цена… Поставить в известность американские власти в Токио?

Он сидел перед ноутбуком уже второй час. Но идеи в голову не приходили.

Нет, нужно продолжать движение, будто ничего не случилось. Если брат не оставил знака, значит, на то была причина. Люди, которые прислали видео наверняка захотят выкуп, они знают, что в Японии за убийство грозит пожизненное заключение.

С момента получения компрометирующего видео никто не звонил, не писал, требования не поступали, премьер-министр Японии Наото Кан не обвинил американцев в эскалации преступности и даже японское информационное агентство «Киодо Цусин» молчало, что, по большому счету, означало одно – убийство тщательно скрыли (если это все не театральная постановка), а запись, которую прислали ему в социальной сети, гласности пока не предавали. В противном случае, он посмотрел на время, – глубоко за полночь, сегодня утром лучше не просыпаться.

Каково сейчас брату и что заставило его пойти на столь отчаянный шаг, – размышлял Джек, вглядываясь в черноту монитора ноутбука. Джек исходил из того, что толкнуло бы его самого на такой поступок. Одно из двух: либо угроза жизни, либо… второго «либо» не существовало.

Джек закрыл крышку ноутбука, взял мобильный телефон, задумался на несколько секунд, потом набрал номер.

– Сэм? Ты не спишь?

В трубке послышалось ворчание.

– Это имеет какое-то значение?

Джек посмотрел на плюшевого медвежонка, которого Дэйв зачем-то приволок из дома. Тот стоял на подоконнике и смотрел вниз. В его взгляде из двух черных пуговок сквозило пугающее одиночество и обреченность.

– Срочно приезжай. Кажется, у нас проблемы.