Владимир шёл быстрой походкой по улице, хотя сам не знал, куда идёт и что будет предпринимать. Хотелось выпить кофе. Сегодня утром он узнал, что следствие установило имя погибшей девушки. Ею оказалась Кэт Рочестер из графства Кент. Она – дочь лорда Норфолка, бывшего лорд-канцлера палаты лордов, ныне покойного. Эта девушка действительно была слепа от рождения. Некоторое время назад она исчезла из дома при невыясненных обстоятельствах.

Ага, вот и кафе. Владимир заказал кофе. Ему подали чашечку ароматного напитка, и он опять углубился в свои мысли. Итак, с момента исчезновения Кэт из дома до её встречи с Татьяной прошло несколько месяцев и что происходило с ней за это время – неизвестно. В любом случае, надо ехать в её дом и начинать распутывать клубок оттуда. В кармане лежал адрес, по которому раньше жила Кэт. Из родственников у неё в том доме остался дядя по отцу – Энрике Рочестер. Странное имя, не английское. Хотя что тут странного – у Владимира тоже не английское имя и фамилия, но это не мешает ему быть англичанином.

Надо ехать туда. Ниточка идёт оттуда, и поиск надо начинать с родового поместья. Ну, допустим, явится он к этому Энрике: «Здрасьте! Я – брат подозреваемой в убийстве. Помогите мне снять обвинение с сестры, она невиновна». Абсурд. Захочет ли вообще с ним говорить родственник убитой девушки?

Владимир допил кофе и вышел из кафе. Самое трудное – установить контакт с этим дядей. Убита его племянница. Конечно же, ему известно имя подозреваемой. Как только Владимир назовёт себя, его могут просто вышвырнуть из дома. Хотя нет, британский аристократ так не поступит. Его просто не пустят в дом. Или скажут ему несколько хлёстких фраз, после которых Владимир сам больше никогда не захочет переступать этот порог. Что же собой представляет этот Энрике? Вдруг Владимиру пришла в голову отличная идея. «Поеду-ка я в Библиотеку Британского музея, покопаюсь в старых газетах. В светской хронике обязательно должно быть что-то про эту семью».

Почтенная тишина огромного библиотечного зала, нарушаемая лишь шелестом переворачиваемых страниц… Владимир поднял голову. Он уже прочитал всё, что было написано о семействе лордов. Он знал всё, что хотел знать, можно уходить. Но он не спешил. Вокруг сидели седовласые профессора, безусые студенты, дамы разных возрастов. И длинные, бесконечные ряды книг… «Раз уж я здесь, надо воспользоваться моментом», – подумал Владимир.

Он вернул молоденькой библиотекарше прочитанные материалы и тихонько, боясь нарушить библиотечную тишину, сказал:

– Мисс, меня интересуют скифские курганы юга Украины, в частности, курган Огуз и его сокровища. Если можно – всё, что у вас есть о скифах. Особенно это касается каталогов и фотоальбомов.

Владимиру принесли целую гору литературы. Он начал с альбомов. Он листал страницы, с каждой из них всё более поражаясь искусству античных мастеров. Женские украшения, предметы быта, посуда, оружие: все сплошь из драгоценных металлов – золота, серебра, бронзы – были непревзойдёнными образцами ювелирного искусства. На некоторых из них изображение античных богов и героев легенд можно рассмотреть лишь с помощью увеличительного стекла. Благо, что в альбомах рядом с общим фото давалось увеличенное изображение наиболее интересных частей изделия.

Владимир достал ручку, записную книжку и стал заносить туда наиболее важные и интересные сведения. Он старался писать кратко, лаконично, как на лекции в университете.

«Херсонская область заселена в позднем палеолите (10 тыс. лет назад). Скифы – кочевые ираноязычные племена (VII в. до н. э.) вытеснили киммерийцев, живших там до этого. Херсонские степи входили в состав Скифского государственного объединения, сложившегося в VI в. до н. э., достигшего расцвета в IV в. до н. э. Административный центр скифского государства находился на месте нынешнего Каменского поселения Запорожской обл. Во главе стояли цари, обладающие деспотичной властью. По свидетельству Геродота (V в. до н. э.) существовало три категории скифов: скифы-кочевники, скифы-земледельцы и царские скифы. В III в. до н. э. начался упадок Скифского государства. Нижнее Приднепровье вошло в состав новообразованного государства Малая Скифия, центр которого Неаполь находился в Крыму (Неаполь-Скифский, ныне г. Симферополь). В это время появились новые кочевники – ираноязычные сарматы. Скифо-сарматский период. Переход от враждебных к миролюбивым взаимоотношениям. Ускорился переход кочевников к оседлому образу жизни, укрепление связей с юго-западным фракийским миром. Скифская, сарматская, греческая, римская, фракийская – сплетение культур. В степи из лесостепных районов проникает оседлое земледельческое славянское население зарубицкой и черняховской культур (II–VI вв.). Носители черняховской культуры входили в состав антских племён. На территории Херсонской области обнаружены погребения готов, гуннов, аваров, кочевников, половцев.

Нижние Серогозы основаны в 1812 г. выходцами из Харьковской губернии государственными крестьянами. В 1833 г. – 274 двора и 1120 чел. Известны курганами с погребениями эпохи бронзы (II тысячелетие до н. э.), скифов (VI и IV–III вв. до н. э.), сарматов (III–II вв. до н. э.) и кочевников (XI–XIII вв. до н. э.). Курганы Херсонской области: Херсонский, Козел, Огуз, Деев, Малолепетихский, Верхнерогачикский, Мордвиновские, Любимовские, Красноперекопские. Ни один курган до конца не изучен. Самые большие надежды связывались с боковыми могилами, т. к. они, в отличие от центральных, оказывались неограбленными. Материалы кургана Огуз являются ярким подтверждением широких связей скифов с античным миром.

Конструкция склепа кургана Огуз и принцип его строительства чисто греческие. Ни в одном кургане скифской знати Нижнего Приднепровья такого сооружения не встречается. Предположительно, для его строительства приглашали греческих мастеров. Под центром насыпи квадратная яма 16,3х16,3 м, глубиной 6,4 м. На дне ямы в центре 6,4х6,4 м и находится могила. Стены и перекрытия – уступчатые, из хорошо обтёсанных блоков, которые крепились массивными железными скрепами.

С южного бока в склеп вёл коридор 34 м длиной и шириной около 2 м. На расстоянии 4 м от входа лежал «часовой» (у него были копьё, сагайдак со стрелами), слуги в нишах, выкопанных в стенах ямы (найдено два перстня из серебра, ожерелья, бронзовые зеркала, серёжки).

На северной части ещё одна могила. Входной колодец овальной формы, глубиной 5,7 м вёл к трапециевидной погребальной камере. Она была разграблена ещё в древности, но экспедиция Болтрика, открывшая могилу, нашла там много гравированных костяных пластинок от деревянного саркофага, более 6 тыс. золотых вещей (многие из них уникальны по своей художественной ценности), бронзовые украшения конной сбруи, две амфоры.

Под юго-западной частью насыпи найдено погребение воина-лучника с конём. Рядом с культовой дорожкой, ведущей из-за границ кургана к центральному погребению ещё одна конская могила, в ней останки четырёх коней, а к ним – золотые уздечковые наборы и украшения, исполненные на наивысшем художественном уровне.

На западной части – скромное захоронение воина-лучника со стрелами (возможно, пленного)».

Записав исторические сведения, Владимир решил описать хотя бы часть сокровищ, найденных в Огузе. Ведь о них надо будет рассказывать в романе. Он рассматривал цветные иллюстрации и аккуратно писал:

«Сокровища, найденные экспедицией Рота: скульптурная головка оленя, налобники с изображением головы льва, зверей, птиц, детали конского убора, бляшки разных размеров с изображением маски человека, пуговки с петелькой на обороте, розетки с 6 и 8 лепестками, треугольники с пуансонным орнаментом, фигурные бляшки с растительным орнаментом и др., бляшки в виде летящего орла и спящей львицы – всё вышеперечисленное из чистого золота.

Серебро: налобник – львица готовится к прыжку; 4 фигурные пластинки – рельефное изображение головы львицы; нащёчники с тем же изображением; кроме того, олень с ветвистыми рогами; сзади лапами друг к другу лежат два льва с открытыми пастями; фалар с изображением конских голов; уздечковый набор: налобник с головой грифона, 4 большие серебряные в золоте свастикоподобные бляшки с головами 4 коней, необычные нащёчники этого убора, которые не имеют аналогий во всём скифском искусстве: серебряные, покрытые золотой фольгой с 3 человеческими фигурами, хорошо видна лишь правая женская фигура в профиль – босая, в длинном платке с короткими рукавами, согнутая в локте левая рука лежит на животе.

Сокровища, найденные экспедицией Болтрика (всего более 6 тыс. золотых вещей): подвески в виде головок негров, лежащих львов, головы баранов, штампованные бляшки с изображением Афины, танцующих Менад, грифонов, зайцев, разные розетки и др. Особый интерес представляют золотые серёжки в виде объёмного изображения сфинксов. Также найдены бронзовые позолоченные уздечковые бляхи с изображением головы Геракла или Аполлона».

Закончив описание сокровищ Огуза, Владимир с сожалением листал альбомы с фотографиями скифских сокровищ, найденных в других курганах. Они не имели отношения к Огузу, но среди них были настолько интересные, что ему никак не хотелось обойти их вниманием. В конце концов, он помнил слова Беляева о том, что множество сокровищ ушло из Огуза в неизвестном направлении ещё до начала его изучения, и никто из учёного мира не решится с точностью утверждать, что именно там было, а чего не было. Такие вещи могли быть и в Огузе. Владимир решил описать наиболее достойные экспонаты других курганов с тем, чтобы потом, в книге, объявить их пропавшими из кургана Огуз.

«Херсонский курган (в 3 км на север от г. Херсона). В 1896 г. два местных жителя копали курган, нашли бронзовую ручку зеркала: женская фигурка (богиня) – стройная фигура в облегающем платье до пят, с правого плеча под левую руку идёт собранная сзади накидка, подчёркивающая талию, и вольно спадает вдоль правого бедра. Из-под головного убора спадают волосы на плечи. В правой руке сидит сирена. Левой рукой придерживает чуть приподнятое платье. На плечах божества – две собаки, над головой – ажурная композиция: два льва раздирают быка. Верхняя часть зеркала украшает бегущая собака. По исполнению принадлежит к ионийской художественной школе. Эту статуэтку купил лесопромышленник Э.Шульц за 1 рубль.

Кроме того, найдены сосуды: килик, канфар, лекиф.

Деев курган, высота 4 м, находился в 3 км на юг от Огуза на участке крестьянина Деева. В 1891 г. копал Веселовский, но нашли мало. В 1896 г. крестьяне увидели, что в обвале задней стенки открылась нетронутая могила знатной скифянки. Найдены (всё из золота): бляшка с головой Медузы Горгоны; пластинка с профилем фантастического зверя гиппокампа с головой собаки, крыльями и хвостом, загнутым в трубочку; шедевр скифо-античного прикладного искусства – ожерелье, сложенное из двойных полукругов украшенных гравировкой, которая чередуется с фигурными бляшками, обрамлёнными сканью, края украшены цветами, а в центре – уточки, в другом – цветок, который складывается из 3-, 4-лепестковой чашечки, рядом ещё одна розетка, от фигурных бляшек и двойных полушарий свисают жёлудеподобные подвески; парадный головной убор – обойма со свисающими каплевидными подвесками, украшенные изысканным растительным орнаментом, узкая лента с миндалевидными подвесками; 24 бляшки в виде танцующих вакханок, некоторые из них с мечом в руке. Кроме того, рядом захоронение воина с 52 бронзовыми наконечниками от стрел, серебряное блюдо, амфоры».

Владимир с удовлетворением закрыл блокнот. Осталось только найти фотографию скифской пекторали – той самой, единственной в мире.

И вот, наконец, он увидел её. Это действительно было то искусство, которое поражает, потрясает, изумляет. Круглое золотое нагрудное украшение имело два ряда с изображением охоты и борьбы животных, были там и фигурки людей. Между этими двумя рядами был сплошной золотой ряд с художественным орнаментом, цветами, лепестками, птичками. Всё это было выполнено с абсолютной филигранной точностью и чистотой; на всех миниатюрных фигурках хорошо были видны напряжённые мышцы, морщинки на лице, складки на одежде, каждая волосинка. Потрясают правдоподобием звери в прыжке или на бегу. «Это какую же надо было иметь технику, чтобы сотворить такое чудо!» – подумал Владимир. А может, главное – это руки, создающие чудо?

Итак, скифская пектораль – сокровище кургана Толстая Могила, где похоронены женщина и ребёнок. Огуз – царское захоронение. Здесь можно придумать такую историю: доблестный скифский царь храбро сражается на войне, разбивает всех своих врагов, возвращается с победой, но никто его не встречает. Все его соплеменники убиты. В том числе и любимая жена с сынишкой… Нет, это слишком просто. Лучше так: великий царь Скифии правит мудро и справедливо, но его жена не может родить ему детей, к тому же, она обладает отвратительным характером. Своими мелочными придирками, скандалами отравляет ему жизнь. И тогда он влюбляется в прелестную юную скифянку, трепетную, как лань, и прекрасную, как само солнце. Она подарила ему ребёнка. Они счастливы, они без ума друг от друга. Но коварная Ксантиппа не может позволить им быть счастливыми. Она подносит чашу с ядом возлюбленной своего мужу и ребёнку… Вернувшийся царь безутешен. Дорогой подарок вёз он любимой – золотую пектораль, которую заказал самому искусному ювелиру Скифии, пектораль, равной которой нет и не будет в этом мире. Обливаясь слезами, царь одел на мёртвое тело свой подарок… Прекрасная история, но и у царя тоже должна оказаться пектораль в его гробнице, которую потом похитили и разыскивали по всему белому свету. Кстати, кто там правил у скифов в IV в. до н. э.? «Самой неординарной исторической личностью в истории древнего мира в IV в. до н. э. был скифский царь Атей. Он был единовластным царём скифского государства, простирающегося от Азовского моря до Дуная. Учитывая, что все скифские цари находились в районе Нижнего Днепра, пребывание Атея на территории современной Херсонской области не вызывает сомнений. Дата рождения его не установлена, дата смерти – конец весны или начало лета 339 г. до н. э. Из произведений греческого автора II в. до н. э. Лукиана известно, что Атей погиб в бою с Филиппом Македонским (отцом Александра Македонского) возле речки Истр в возрасте более 90 лет», – аккуратно записал Владимир и довольно потёр руки. Кое-что для романа уже есть! И тут словно кто-то шепнул ему: «Какие скифы! Твоя единственная любимая сестра в беде, она нуждается в твоей помощи, а ты теряешь время в этой библиотеке!»

Владимир мгновенно перенёсся из древности в сегодняшний день. Да, действительно, скифы – потом, а сейчас главное – Таня. Он вернул все книги и вышел на улицу. Надо ехать в поместье. Сегодня. Сейчас же. Владимир возьмёт такси и поедет в Норфолк-холл. Нельзя терять ни минуты. Это отчётливо осознавал он, вольно идущий по земле в любом направлении, вдыхающий пьянящий воздух свободы и помнящий о том, что его сестра сейчас где-то в душной камере каземата меряет шагами маленькое пространство, отторгающее её стенами от жизни. Каждый день, каждый час удлиняют эту безмерную пытку пребывания в тюрьме.

Надо, надо спешить. Романы отложим на будущее, когда всё образуется. А сейчас все помыслы, все усилия на то, чтобы вырвать Таню оттуда. Все мысли теперь о ней. И лишь где-то в глубине сознания промелькнуло, что надо бы съездить к деду Егору – всё-таки у них земли были где-то на юге, может быть, даже в Херсонской области. Он может что-то знать о курганах и сокровищах. И про Таню ему надо рассказать – может, дед сделает для неё то, чего не сделал отец.

Владимир подъехал к Норфолк-холлу в кромешной тьме, поэтому не смог рассмотреть его снаружи. Он не думал, что дорога займёт так много времени – было уже поздно и, наверное, невежливо наносить визит в такое время. Но, отпустив таксиста, Владимир понял, что выбора у него нет. Он остался один, в незнакомой местности и впереди целая ночь. Ему ничего не оставалось делать, как постучать в двери дома. Тем более что из газет он уже знал, что хозяин Норфолк-холла, Энрике, человек без особых претензий и церемоний. Ему открыли дверь и впустили в дом, несмотря на позднее время. Пожилой дворецкий пошёл звать хозяина, а Владимир, впервые попавший в старинный родовой замок, удачно осовремененный, подумал про себя: «Повезло же кому-то родиться в таком замке! В этих стенах, наверное, водятся настоящие английские привидения». Большой, красиво обставленный, с широкой лестницей на второй этаж, устланной ковровой дорожкой, а над лестницей – портреты в рост прежних хозяев замка, по которым можно изучать династию Норфолков. Тут были усатые и безусые лорды, строго и с достоинством взирающие на Владимира, были дамы с вуалью и без неё, взгляд их с таинственной поволокой уводящий в мир грёз…

– И кто это к нам пожаловал? – услышал Владимир чей-то заплетающийся голос. Он оглянулся и увидел Энрике. Тот был абсолютно пьян.

– Предками моими интересуетесь? – язвительно сказал Энрике, заметив, что гость рассматривал картины. Он попытался что-то собезьянничать жестами, но ноги плохо его держали, и он рухнул в близстоящее кресло. – Я могу вам их подарить. Всех! – он яростно махнул рукой. – Забирайте! Всех отсюда забирайте! Уносите их отсюда, чтоб и духу их тут не было!

Владимир молчал.

– Они предали меня. И я их отдаю. Всё равно они здесь больше не нужны. Они больше не будут здесь висеть. Сюда скоро придёт другой хозяин и выкинет их отсюда так же, как выкидывают сейчас меня. Только им всё равно, они – нарисованные, а я – живой. И что мне теперь делать, куда идти, как жить? – Пьяный Энрике стал плакать.

– Я живой! А они меня предали! Я ещё не умер, а все ведут себя так, словно меня уже нет. Словно никого из Норфолков уже нет. А я есть! Но меня выгонят отсюда и заберут поместье. У меня заберут всё: поместье, имя, честь, достоинство, веру и надежду. И всё это устроила моя семья: мой отец и мой брат. Они так хотели, чтоб по завещанию после племянницы я здесь не получил ни-че-го! Отец оставил всё моему брату, а брат – своей дочери. А теперь всё уходит в чужие руки. А я – никто. Я есть, и меня как бы нет. Наверное, я – живой труп. А может, я действительно умер, только не знаю об этом? Я похож на мертвеца? Да, наверное, меня уже нет. Пришла повестка: во вторник в 10 утра придут описывать имущество. А потом всё это продадут, а меня выгонят. И тут, в родовом замке Норфолков, будут жить чужие люди, а я, сын лорда Норфолка, прямой их потомок, – он показал на картины, – буду жить на улице, в картонной коробке… Почему они меня предали?

Владимир молча слушал монолог. Ему не приходилось раньше беседовать с пьяными, не входило это в его планы и на этот раз. Но, тем не менее, он вынужден был говорить с Энрике, несмотря на его состояние.

– Расскажите мне о Кэт. Как она оказалась в Лондоне?

– Она уехала к своей матери. Шофёр отвёз её в тот дом. Больше мне ничего не известно. Я не знаю, как она оказалась в Лондоне и в той квартире… А вы, собственно, кто такой? – только теперь спохватился Энрике.

– Меня зовут Владимир Бобров. Я брат Татьяны Бобровой, в её квартире и произошла вся эта трагедия, – Владимир сделал паузу, ожидая реакции Энрике на упоминание имени сестры – тот мог просто-напросто выгнать его сейчас из дома, ведь Татьяна на всю Англию объявлена убийцей. Но Энрике молчал, и Владимир продолжил: – Мою сестру обвиняют в убийстве. Меня тогда не было в стране. Я ничего не знаю о происшедшем. Я хочу докопаться до истины.

– Копай, дружище, – махнул своей пьяной головой Энрике. – И поспеши, у тебя мало времени: сегодня пятница, – он глянул на старинные напольные часы, – через 43 минуты уже будет суббота. А во вторник опишут имущество… И мне уже ничего не будет принадлежать. И тебе копать больше не разрешат…

«Для этого человека счёт пошёл уже на минуты, – подумал Владимир. – Его можно понять. Он навсегда прощается с родным домом, где родился, вырос, мечтал здесь растить детей и здесь же умереть». Несмотря на то, что Владимир отчаянно не любил пьяных, он почувствовал симпатию к этому человеку. Изрядная порция алкоголя не только не добавила ему агрессивности, но и не заглушила в нём некоторого миролюбия… и боли. Отчаянной боли, идущей откуда-то издалека, может быть, из детства или юности.

– У нас трое суток, – заключил Владимир. – За это время надо суметь что-то найти. Для начала скажите: есть ли у вас враги, которые желали бы смерти вашей племяннице?

– Нет, – отрицательно покачал головой Энрике.

– А что вы сами думаете об этом преступлении?

– Ничего.

– То есть никаких подозрений у вас нет?

– Нет.

– А я могу… ну, допустим… посмотреть какие-нибудь бумаги вашей семьи, документы – это может помочь расследованию.

– Иди, читай всё, что хочешь, пока я здесь. А потом замок со всеми бумагами выставят на аукцион, и всякие денежные мешки будут торговаться за эти стены. И будут продавать мой замок как памятник старины не в фунтах стерлингов, а в гинеях. Вульгарные фунты здесь не пройдут. Только аристократические гинеи – всё-таки в них 105 пенсов, а не 100, как в фунтах. Наследие Норфолков заслуживает того, чтоб его продать за гинеи… Слышите? – Энрике обратился к картинам с предками. – Зря вы совершали подвиги во имя британской короны. Зря выстроили этот замок для потомков. Нашёлся такой потомок по имени Джек Норфолк, который распорядился в своём завещании продать ваше фамильное достояние с торгов. И теперь всё уйдёт в чужие бессовестные руки, а ваш прямой потомок… – Энрике опять начал плакать. – У меня будут дети. Они не смогут жить здесь. Что же вы смотрите и молчите? – теперь уже разъярился он. – Ну скажите же что-нибудь! Как вам это нравится? Для того вы строили ваш замок, чтобы мои дети, ваши потомки, не могли жить в нём?

Владимир терпеливо ждал, когда Энрике сделает паузу. Дождавшись, он поспешил вставить своё слово:

– Может быть, вы подскажете мне, куда следует пройти, чтобы ознакомиться с бумагами?

Энрике словно не услышал:

– Они собираются торговать замком Норфолков! Это всё равно, что торговать нашей фамильной честью, нашим именем! – и снова он обратился к портретам: – Спрячьте своё достоинство! Ведь ваш склеп тоже снесут. Нужны ли будут новому хозяину, какому-нибудь нуворишу, ваши истлевшие кости? Вас тоже выкинут отсюда – и ваши кости, и ваши портреты. И ничего здесь не останется от Норфолков, как будто и не было такой династии… Идём, я покажу тебе кабинет, – неожиданно сказал он Владимиру.

Они вдвоём прошли в кабинет.

– Бери, смотри всё, что тебе угодно, – Энрике выдвигал ящик за ящиком массивного письменного стола. – И это, и вот это, и вот ещё. Вот сколько макулатуры накопилось! Всё к твоим услугам.

Действительно, Владимиру предстояло перелопатить большое количество документов, каждый из которых надо внимательно прочитать и осмыслить. Только надо отослать пьяного Энрике.

– Энрике, вы, наверное, устали, – дипломатично начал Владимир, – вам надо отдохнуть, поспать несколько часов. А завтра утром, на свежую голову, мы вместе обсудим все наши проблемы.

– Да, я, пожалуй, пойду, – не стал возражать Энрике и удалился нетвёрдой походкой.

Владимир остался один. На столе горела настольная лампа, она освещала только пространство стола, а всё остальное оставалось в загадочном полумраке. Виднелись лишь бесконечные стеллажи книг, огромный глобус, контуры картин на стенах, очертания чьих-то бюстов…

В это миг на пороге появился вышколенный слуга.

– Сэр, что вам подать на ужин? Сэр Энрике распорядился подать вам ужин в кабинет.

– Нет, что вы, не надо, спасибо, – ответил Владимир. – Хотя я что-нибудь бы выпил.

– К вашим услугам: коньяк, виски, водка, глинтвейн, вино красное, белое…

Это заставило улыбнуться Владимира.

– Нет, дружище, мы друг друга не так поняли. Я был спортсменом и потому спиртное не пью никогда. Спортивный режим вошёл в привычку на всю жизнь. Я имел в виду «выпить» – это кофе, чай или сок.

– Вам кофе чёрный или с молоком?

– С молоком.

– К кофе подать бутерброды или сдобу?

– Всё равно.

Через несколько минут перед Владимиром стоял поднос с кофейником и чашкой, бутерброды с колбасой и стакан апельсинового сока. Энрике поднял слугу с постели среди ночи, чтобы тот обслужил человека, сестра которого… «А этот парень – славный малый», – подумал Владимир. У него возник порыв чем-то помочь Энрике, чтобы у него не отняли замок – наследство пращуров, но он прекрасно понимал, что реально ничем помочь не может: завещание имеет силу закона.

Кто-то, вероятно, Энрике, уже рылся в ящиках письменного стола, так как все документы лежали в хаотичном беспорядке. Он стал перебирать кипы бумаг и с удивлением обнаружил, что всё это хранилось не один век. Вот уж поистине английская черта – любовь к старине и традициям! Владимир, всю жизнь проживший в Англии, но, будучи русским, всякий раз удивлялся таким проявлениям национального характера. Тут скрупулёзно собирались и хранились самые разные бумажки, которые любой другой человек, не являющийся британцем, выкинул бы ещё в позапрошлом веке. Тут были письма (в том числе и амурные), счета самых разных свойств (самым крупным оказался счёт за шляпки) прогоревшие акции, чьи-то неоплаченные векселя, договора, записки, расписки, книжки для записи пари… На этом материале можно было написать целый роман, о чём и подумал Владимир. «После скифов возьмусь за архив Норфолков. Это будет моя следующая книга».

Он внимательно перечитывал каждую бумажку. Вскоре он понял, что старое читать не имеет смысла – времени слишком мало, надо смотреть только то, что написано не позднее середины ХХ века. Он с сожалением откладывал в сторону старые бумаги, ведь они не касались его дела, а они так интересны! Но нельзя сейчас тратить драгоценное время на то, что не имеет отношения к делу. Владимир убирал в сторону всё старое, внимательно перечитывая только современное. В основном это были деловые письма. Он сосредоточенно читал каждое из них, пытаясь найти какую-то зацепку неприязни, раздора, угрозы – и не находил. Никаких осложнений в делах у Норфолков, у их партнёров – всё чинно, благородно, письма написаны в блестящем эпистолярном жанре, никто никого не упрекает, все друг друга благодарят и желают всего наилучшего. Никаких поводов для зависти, ненависти, преследования. Значит, это ложная тропинка. Искать надо не здесь. А где же? Вот на этот вопрос Владимир не знал ответа. Он стал просто перекладывать бумажки из одной стопки в другую. Ему попалось несколько фотографий. Он узнал Энрике, старших Норфолков (по фото в газетах), некоторые люди были вообще ему неизвестны, а одна фотография надолго привлекла его внимание. На обороте было написано: «Кэт, 17 лет».

Так вот она какая, эта загадочная Кэт. Наконец-то он увидел, кого приняла в свой дом его сестра и из-за кого так пострадала. Кэт действительно была очень красива, её лицо было словно выточено скульптором – настолько совершенны были все черты. Красиво ниспадали волосы на плечи. А глаза смотрели куда-то вдаль, в далёкую необъятную даль, словно видели то, чего не дано увидеть простым смертным.

Владимир долго смотрел на неё, а потом поставил фото перед собой, оперев его на старинную чернильницу. Он смотрел на это лицо и думал о том, что такая женщина могла его заинтересовать. Он брал какие-то документы, читал их, а потом вновь смотрел на Кэт. Да, ради этой женщины можно было совершать подвиги и делать глупости. Почему они не успели встретиться? Приехал бы он раньше на один день…

Очередным документом, попавшим в его руки, оказалось завещание, написанное сэром Джеком Норфолком. Он уже знал от Энрике об этом завещании. Владимир внимательно перечитал его и ничего нового не увидел. Лорд оставил всё своё имущество своей дочери Кэт, а в случае её смерти завещал всю недвижимость с внутренним содержимым продать с аукциона и вырученные средства вместе со всеми банковскими вкладами Норфолков распределить среди благотворительных обществ для слепых; при этом он полностью проигнорировал младшего брата Энрике. Это очень несправедливо, но такова была последняя воля покойного. Владимир ещё несколько раз пробежал глазами завещание. Что-то ему не нравилось. Может, разгадка убийства Кэт кроется в этом завещании? Ведь там есть строчка: «в случае смерти моей дочери Кэт…» Кто-то хотел её смерти? Но кто? Если бы сэр Джек Норфолк указал имя следующего наследника, который бы получил все права на наследство после смерти девушки, то можно было подозревать кого-то конкретно. Но ведь там указано, что всё продать, а деньги раздать благотворительным организациям, даже не указано, каким именно. Можно ли подозревать здесь кого-либо?

Абсолютно невозможно.

Владимир откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Он представил, как происходит продажа замка на аукционе, затем вносят деньги, банк получает перечисленные средства и выдаёт чеки благотворительным обществам. Можно ли вычислить в этой цепочке убийцу? Ещё раз: аукцион, банк, благотворители… Владимир почувствовал, что именно здесь кроется разгадка, но пока не видел её. Ведь заранее нельзя предугадать, как пройдут торги, кто окажется покупателем, сколько выручат за усадьбу, каким именно организациям выделят деньги за замок Норфолков. Ну-ка ещё раз: аукцион, банк, благотворители… Нет, не так быстро. Попробуем представить всё медленно и в деталях: идёт аукцион, потенциальные покупатели торгуются, поднимают цену… Стоп! Кто торгуется? Кто поднимает цену? А тот, кто хочет завладеть замком и для этого убил Кэт, зная, что по завещанию после её смерти замок будет выставлен на аукцион! Неужели это и есть истина? Но ведь родовые замки время от времени продаются их владельцами, так что если кто-то хочет жить в фамильном замке с гербом, ему не обязательно убивать хозяйку, можно купить замок, не совершая преступления. Значит, убийцам нужен непременно этот, и никакой другой. И значит, тому должна быть причина. Что-то в этом поместье есть такое, чего нет в других. Что здесь может быть? Нефтяная скважина? Залежи алмазов? Клад, зарытый в парке каким-нибудь пиратом? А может, кто-то из Норфолков насолил кому-то или перешёл дорогу и теперь им решили отомстить, присвоив их имущество? Нет, изучив архив Норфолков, Владимир с уверенностью мог сказать, что вражды у них ни с кем не было. Со всеми, с кем велась переписка, у них ровные, уважительные отношения. Значит, причина не в этом. Причина в самом поместье. Что в нём было такое, что привлекло чужие взоры, что заставило пойти на убийство ради обладания им? В этом мог помочь только Энрике, он мог что-нибудь подсказать, но он спал беспробудным сном…

– Башка раскалывается, – пожаловался Энрике. – перебрал вчера малость. Пойду-ка рассольчика выпью, а потом поговорим.

Вернувшись, он выглядел гораздо лучше и был готов слушать своего гостя. Владимир высказал все свои умозаключения, которые пришли ему в голову за ночь. Энрике слушал, пытаясь пригладить свои всклокоченные вихры.

– Подумайте, Энрике, что есть у вас такое в этом замке, ради чего пока что неизвестные нам люди пошли на убийство?

– А чёрт его знает… Ой, извини, – сказал Энрике, громко икнув.

– Может, какие-то вещи тут есть? Может, чем-нибудь ваш отец особо дорожил?

Энрике пожал плечами.

– Поймите, я чувствую, что в этом замке действительно что-то есть, чего убийцы не могли заполучить иначе, как только вместе с замком. Или «оно» неотделимо от поместья, или они просто не знают, где искать. Подумайте, может, какие-то реликвии, коллекции у вас есть?

– Да полно всяких коллекций: и монеты старинные, и ружья, и марки, и антиквариат всякий. Но это можно найти в каждой аристократической и даже в каждой интеллигентной семье. Этим никого не удивишь. Ничего тут особенного нет.

– Может, на территории парка что-то закопано?

Энрике задумался, потом покачал головой.

– Вряд ли. Никогда не видел, чтобы в парке что-то копали. А вообще, я не знаю. Да и за три дня мы не успеем перекопать весь парк.

– Пройдитесь мысленно по всем помещениям замка. Везде ли вы бывали? Может, в стенах что-то замуровано? Подвалы, чердаки, подсобки какие-нибудь? Комнаты слуг?

Энрике опять задумался. В детстве он обследовал всё, что только было доступно. Кроме… он вдруг ясно вспомнил, как он, маленький, пытается своим детскими пальчиками открыть дверь в подвале, ржавую, с облупившейся краской, покрытую паутиной и толстым слоем пыли. Ключей от двери нет, они давно потеряны неизвестно кем, а он хочет непременно попасть туда. Молоденькая няня, едва не плача, уговаривает его уйти, говоря, что за этой дверью живут огромные крысы, которые съедят его, но это только подстёгивает любопытство: надо обязательно увидеть крыс, которые едят маленьких мальчиков… В конце концов, его, ревущего, уносят оттуда с окровавленными пальцами, а он, отбиваясь ногами, пытается вырваться, чтобы добраться всё-таки до крыс. Ему очень хотелось знать: сколько их и какие они – наверное, очень большие, если едят мальчиков, и какие у них крысята. В тот же день главную дверь, ведущую в подвалы, надёжно закрыли. В том подвале он больше никогда не был и таинственную дверь не видел.

– В правом крыле подвала есть дверь, от которой нет ключа, – сказал Энрике. – Я никогда не был за той дверью. Вскрыть её можно только автогеном.

– Откроем? – спросил Владимир.

– Откроем, – ответил Энрике.

Он вызвал кого-то из своих людей и приказал вскрыть дверь в подвале.

– Готово, – вернулся слуга. – Там даже лампочка есть.

Они спустились в подвал. В ноздри ударил затхлый воздух непроветриваемого помещения, с лица то и дело приходилось снимать паутину. Они подошли наконец к вырезанной двери. Тускло горела лампочка под потолком, покрытая слоем пыли. Комната, не очень большая, была пуста, лишь в углу стояли нагромождённые друг на друга то ли ящики, то ли коробки. Энрике первый вошёл в помещение и приблизился к коробкам.

– Какие-то железяки, – разочарованно сказал он. – Наверное, водопроводчик оставил.

В этот момент погасла лампочка, не выдержавшая напряжения после многолетнего бездействия.

– А-а, чёрт! – выругался Энрике. – Пойду, принесу фонарик.

Он ушёл, а Владимир, ожидая его, решил сам заглянуть в коробки. Он сунул руку в верхнюю коробку, которая не была накрыта крышкой. Многолетний пласт пыли спрессовался в единое целое и казался какой-то пушистой, ворсистой тканью. Владимир снял верхний слой пыли, словно накидку, и взял наощупь первую попавшуюся железку. В темноте он стал ощупывать её, не веря в свою догадку. Неужели?…

Вернулся Энрике с мощным фонариком в руках.

– Энрике, посветите сюда, – взволнованным голосом сказал Владимир.

Луч света осветил его ладони. В руках его была золотая скифская пектораль…