Даша весело шла наработу. Каблучки звонко цокали по мостовой. Вчера был замечательный день, и потому утром она встала в прекрасном расположении духа. Это так здорово – просыпаться счастливой. Пожалуй, так хорошо она чувствовала себя впервые. Вчера она была в гостях у Никиты. Он познакомил её со своими родителями. Отец, правда, посидел с ними совсем немного и убежал в свой банк. Никита тоже работал в банке с отцом. Его мать, строгая женщина Варвара Тимофеевна, поначалу изучающе относилась к Даше, а потом, не скрывая симпатий, рассказывала ей о своём детстве, о том, как они познакомились с отцом Никиты, о секретах кухни и о том, какие сумочки будут в моде в этом году – это она узнала из петербургского журнала. Она даже нашла этот номер журнала, и они вместе рассматривали модели сумочек, придя к выводу, что именно о таких сумочках они и мечтали. Вообщем, у них установилось полное взаимопонимание. Мать Никиты одобрила его выбор. Она пригласила девушку чаще бывать у них, а Никита уточнил, можно ли это считать родительским согласием на помолвку. Варвара Тимофеевна обняла их и заявила, что в ближайшее воскресенье можно устроить помолвку, обменяться кольцами и назначить день свадьбы. Разве это не счастье для девушки? Теперь Даша летала, как на крыльях. Она проснулась необычно рано и сразу вспомнила, что она счастлива и скоро состоится её помолвка. А пока ей надо идти на работу. Она работала на телефонной станции на углу Суворовской и Воронцовской улиц. Вот до чего дошёл человеческий разум: люди, находящиеся в разных концах города могут разговаривать так, будто они сидят рядом, и прекрасно слышать друг друга. Даша работала телефонисткой, она соединяла желающих поговорить – а их было уже 200 абонентов! Каждый из них был соединён со станцией отдельным проводом. Выходя на связь с телефонисткой, они просили соединения с другим абонентом.

– Барышня, мне, пожалуйста, градоначальника, – говорили ей, и она соединяла их.

– Барышня, пожалуйста, дом Соколова.

– Сударыня, соедините меня с аптекой Вурштатмана.

Так и проходил целый день. Вот и сейчас она спешила на своё рабочее место. Благо, что жила она недалеко от работы – по той Воронцовской улице. Если очень медленно идти, то будет минут пять. По пути от хорошего расположения духа она даже улыбалась столбам, на которых были натянуты неизолированные телефонные провода – в некотором роде они её коллеги, они тоже служащие телефонной станции.

Даша шла окрылённая, погружённая в свои мысли, и не замечала, что за ней наблюдают.

– Это она, клянусь вам, она, – говорил кто-то. – Прошу вас, задержите её.

– Вы уверены? – недоверчиво спросил собеседник. – А если вы ошибаетесь?

– Я не ошибаюсь! Я абсолютно точно знаю – она! Я узнал её. Я бы узнал её из тысяч.

Даша уже взялась за ручку двери, чтоб войти на телефонную станцию, и в это время кто-то кашлянул за её спиной.

– Прошу прощения, сударыня, – сказали ей. – Не будете ли вы так любезны проследовать с нами?

Даша оглянулась. Она увидела полицейского, вышедшего из полосатой будки квартального, и ещё одного гражданина, который, поглядывая на него, кивал, соглашаясь со сказанным выше.

– Простите, разве я что-то нарушила? – поинтересовалась она.

– Я очень прошу вас пройти с нами для выяснения ситуации, – настоятельно повторил полицейский.

– Какой ситуации? Мне надо на работу. Из-за вас я могу опоздать.

– Мы всё объясним вашему начальству. А пока пройдёмте с нами добровольно, если вы не хотите, чтоб к вам применили силу.

– Она, она, точно она, – кивал второй человек. – Теперь, когда она заговорила, абсолютно точно вижу, что она.

Даша поняла, что она попала в какую-то нехорошую ситуацию. Она никогда не видела того человека, который настаивал на том, что он будто бы знаком с ней.

– Я снова настоятельно прошу вас пройти с нами, – не отступал полицейский.

– Куда я должна пройти с вами? Может, вы вообще плуты и мошенники и хотите заманить девушку в ловушку?

На них уже стали обращать внимание. Вокруг них собирались люди – служащие телефонной компании, которым они загораживали проход внутрь. Даше под давлением пришлось пойти в полицейский участок. Спиной она ловила любопытные и даже торжествующие взгляды. Как же объяснить всем им, что она ни в чём не виновата?..

– Объясните же мне, наконец, что случилось, почему меня на глазах у всех привели в полицию? – сурово спросила она, когда оказалась в полицейском участке.

– Она, она, точно она, – приговаривал мужичонка, который и был причиной того, что её привели сюда. – Вот лиса! Ишь, как прикидывается, будто она вовсе ни при чём.

– Ваши фамилия, имя, отчество? – спрашивал её уже другой сотрудник полиции.

– Рубцова Дарья Григорьевна.

– Расскажите нам, Дарья Григорьевна, где вы были вчера в два часа пополудни?

– Я была на работе.

– На какой работе? Где именно?

– На телефонной станции.

– Это может кто-нибудь подтвердить?

– Конечно! Все служащие телефонной станции видели меня весь день.

Полицейский вопросительно посмотрел на тех, кто привёл её сюда.

– Мне кто-нибудь объяснит, наконец, в чём дело? – не выдержала Даша.

– Вчера была ограблена лавка этого господина. И он утверждает, что это сделали именно вы.

Услышав подобное, Даша недоумённо улыбнулась. Это совершенно невозможно. Здесь какая-то ошибка – она весь день была на работе, а потом они с Никитой были у него дома. Свидетелей её местонахождения во вчерашний день полно. И сотрудники телефонной станции подтвердят, и Никита, если надо – все расскажут, что она весь день была у них на глазах.

– Я никогда не была в лавке этого господина. Я даже не знаю, о какой лавке идёт речь, – спокойно сказала она.

– Ты посмотри на неё – она не знает! – возмущался хозяин магазина. – А когда наводила на меня пистолет, знала? Когда к виску моего сына приставляла ствол, знала?

– О чём вы говорите? Я никогда не держала в руках оружия!

– Вчера к нам обратился хозяин ювелирной лавки, вот этот господин, сидящий перед вами, и заявил, что на них был совершён вооружённый налёт. Вынесли всё, что лежало на витрине, – прервал их полицейский. – Теперь он опознал вас. Что будем делать?

– Но я ни при чём! – пыталась оправдываться Даша. – Я работаю на телефонной станции, у меня есть жених. У меня всё хорошо в жизни, мне не надо грабить людей, я сама зарабатываю себе на жизнь.

– Их целая банда, они вчера все ввалились к нам, шесть человек, а она, – он тыкнул пальцем в Дашу, – она у них главная. Они все, мужики, её слушались, а она командовала. И одета она была, как мужик. В штанах то есть.

Даша вспыхнула.

– Я никогда не одеваюсь, как мужчина! У меня нет мужских штанов.

Тем временем послали за сыном хозяина лавки. Едва юноша вошёл, как, увидев Дашу, воскликнул:

– Это она! Она! Она хотела меня убить! Она держала меня за плечи и приставляла к виску пистолет, заставляя отца выложить всё золото и бриллианты в её сумку. Я до сих пор чувствую маленькое холодное дуло пистолета на своём виске.

В воздухе повисла томительная пауза.

– Я прошу позвать моих свидетелей, – произнесла, наконец, Даша. – Руководство телефонной станции, сотрудников, рядом с которыми я работаю.

В небольшой комнате, где проходило дознание, уже собралось несколько полицейских. Они внимательно следили за ходом разбирательства.

– Панин, Семёнов, – распорядился один из них, очевидно, главный, – давайте на телефонную станцию, найдите там свидетелей, кто вчера был на работе, пусть придут сюда и дадут показания.

Даша чувствовала себя, словно она какая-то Сонька – золотая ручка. Теперь её могут спасти только показания сотрудников. Какой позор! Отныне только и разговоров будет на работе, что о её задержании. Как она должна доказать, что она понятия не имеет ни о каком золоте, ни о какой ювелирной лавке и, тем более, ни о каком оружии?

В отделение пришли директор станции Савельев, а также Костромин, её непосредственный начальник, которому подчинялись все девушки-телефонистки, и две её сотрудницы, сидящие, как и она, на соединении клиентов друг с другом. Каждый из прибывших заходил в комнату по одному и на вопросы следователя отвечал, что Дарья Рубцова вчера весь день находилась на своём рабочем месте и никуда не отлучалась. Все эти слова тщательно записывали в протокол и давали на подпись, предупреждая об ответственности за ложные данные. Все до единого свидетели подтвердили присутствие Даши весь день на работе, в чём каждый и расписался.

По мере того, как свидетели подтверждали невиновность Даши, её противники мрачнели.

– Это сговор! – не сдавались они. – Мы её узнали, это была она!

Но это не помогло. Полицейские с извинениями вынуждены были отпустить Дашу. Более того, им пришлось принести извинения и руководству телефонной станции за то, что оторвали специалистов от работы.

В коридоре её уже ждал Никита. Откуда он узнал? В маленьком городе вести разносятся быстро. Он пришёл встретить Дашу после работы, а ему сообщили, что его невеста сидит весь день в полиции.

Он заботливо обнял её, а она, просидев целый день в полицейском участке, после всего пережитого заметила, что её тело сотрясает мелкая дрожь. Она не могла успокоиться, и теперь, когда всё было позади, она едва сдерживалась от рыданий. Услышать в свой адрес ТАКИЕ обвинения – это не каждый выдержит, а хрупкая девушка, не привыкшая к подобным сценам – и подавно.

Никита вошёл в кабинет следователей, из которого только что вышла его невеста, и сказал им всё, что думал о них и их методах дознания.

– До чего вы довели невинную девушку! – бросил он им в лицо. – Как можно ни с того ни с сего хватать на улице человека и обвинять в чудовищных преступлениях? Посмотрите, до какого состояния вы довели мою невесту! Как мне её теперь успокоить? А если у неё останется психологическая травма на всю жизнь? А что делать с оглаской – завтра весь город будет говорить о том, что моя невеста была задержана полицией по обвинению в вооружённом ограблении!

– Сударь, мы принесли глубочайшие извинения вашей невесте, приносим извинения и вам, но поймите нас правильно: поступило заявление гражданина, на которое мы должны были отреагировать. Мы разобрались во всём и отпустили вашу невесту.

– А что мне теперь делать с ней прикажете? Как её успокаивать? Как заставить её забыть этот кошмар, который вы тут ей устроили? Что ей завтра скажут на работе?

– Мы напишем официальное письмо о невиновности сударыни. Мы уладим это недоразумение. Поверьте, никто не собирается прятаться от ответственности за злополучное задержание вашей невесты. Мы признаём свою ошибку. Но, прежде всего, вина лежит на заявителях – они заварили эту кашу и ввели нас в заблуждение.

* * *

Запахи ранней весны кружили голову. Пробуждающаяся после зимней спячки природа демонстрировала горожанам прелесть начинающейся весны, после которой наступит долгожданное, всеми ожидаемое лето. Даша, не торопясь, шла по Суворовской. Это улица в центре города, на которой идут один за другим магазины, кафе, кондитерские, фотоателье… Сегодня у Даши выходной, поэтому она с удовольствием, никуда не спеша, заходила во все магазины подряд. У неё уже было несколько солидных покупок. Они с Никитой объявили о помолвке и пока не определились со свадьбой, но Даша уже потихоньку готовилась. Она покупала разную утварь для хозяйства (чтоб всё было у неё новое), долго ходила в мануфактурном магазине Тотеша у прилавков, присматриваясь к различным белым тканям. Она ещё не решила, покупать ли ей свадебное платье или сшить его у модистки. Ей хотелось обязательно длинную белую фату. Она представляла себя в белоснежном свадебном наряде, она хотела стать самой красивой невестой этого города. Сумбурные мысли в её голове всегда сводились к одному: к будущей свадьбе. О чём бы она ни думала, о чём бы ни говорила с окружающими, в душе всегда возникала тема замужества и свадьбы.

Откуда-то издалека послышался перезвон курантов. Это на башне Городской Думы часы пробили полдень.

Даша зашла в кондитерскую в доме Меттера, хотела взять домой сладкого. Но потом, увидев, как тут мило и как уютно устроились посетители за столиками, подумала и решила взять чашечку кофе с пирожным и посидеть за столиком, глядя на прохожих сквозь большие окна. Она устала ходить по магазинам, надо дать отдохнуть ногам. Её новенькие сапожки на каблуках хоть и были очень красивыми и модными, но ноги от них гудели. Надо сделать остановку, а потом продолжить поход по магазинам оставшейся части Суворовской улицы.

С большим удовольствием посидев в кафе, воодушевившись и настроившись на новые покупки, Даша вышла на Суворовскую. Почему-то сразу в поле зрения ей попал городовой – хожалый Мороз. Он стоял тут, напротив аптеки, всегда. Здесь, в центре города, средоточии, можно сказать, торговой жизни, никто ничего не нарушал и потому присутствие городового, наверное, было излишним. Хотя, по мнению многих горожан, именно потому никто ничего здесь не нарушал, что всегда неизменно на своём посту стоял хожалый Мороз. Даша после инцидента с полицией, которой произошёл у неё два месяца назад, стала с опаской смотреть на полицейских. Она старалась не вспоминать тот ужас, который она пережила тогда, отгоняла от себя воспоминания о том дне. Вот и сейчас сердце её ёкнуло, но она отвела глаза от городового и постаралась не видеть его, стоящего посреди улицы. Даша решила зайти в аптеку. Раз она собирается жить семейной жизнью, то дома для всех членов семьи обязательно должны быть средства от простуды, температуры, головной боли и другие. Она поднялась по ажурной чугунной лестнице аптеки Вурштатмана. Это была лучшая аптека города. Когда-то её основал провизор Мюллер, здесь было всё для нужд хворающих херсонцев. После смерти Мюллера хозяином стал Вурштатман.

Войдя внутрь, Даша рассеянно смотрела на полки с медицинскими баночками и скляночками. Она поняла, что думает лишь о том, чтобы поскорее пройти мимо городового. После того памятного случая присутствие полиции заставляло её сердце биться учащённее. Стараясь отвлечься и успокоиться, она стала рассматривать скульптуры, стоящие на шкафах. Одна из них, как ей было известно, олицетворяла фармацевта, другая – богиню чистоты.

– Слушаю вас, сударыня, что бы вы желали приобрести в нашей аптеке?..

Выйдя из аптеки, она с гордой осанкой проследовала мимо городового, даже не глянув в его сторону. Но не успела она пройти и нескольких шагов, как улица огласилась криком: «Держите воровку! Это она!» Этот возглас прозвучал сзади и, словно кинжал, вонзился ей в спину. Опять кого-то ловят, подумалось ей. По улице разлилась трель полицейского свистка. Конечно же, ей захотелось побыстрее уйти с этой улицы, исчезнуть, чтобы не чувствовать сзади присутствия городового. Но она почему-то обернулась назад. И не удивилась – к ней шли городовой и какой-то незнакомый человек.

– Это она! Точно она! – утверждал незнакомец.

– Простите, не имею чести знать, – ответила Даша, понимая, что всё то, чего она боялась, возвращается к ней. Она хотела с достоинством встретить обвинения. Ведь в прошлый раз ей удалось доказать свою невиновность, сможет она это сделать и сейчас, успокаивала она себя. Сердце её сжалось в комок, но Даша всем своим видом показывала, что ничуть не смущается от того, что вся улица оглянулась на полицейский свисток и теперь все смотрят на неё.

– Сударыня, прошу пройти с нами в полицейский участок, – городовой мило, но строго обратился к Даше.

В полиции её сразу узнали.

– А-а, старая знакомая! – воскликнул тот самый полицейский чин, который в прошлый раз беседовал с ней. – Выходит, не случайна была та встреча? Ну-с, рассказывайте, что случилось на этот раз.

– Моя фамилия Зильберштейн, – начал говорить человек, который настаивал на задержании Даши. – Я держу магазин заграничных товаров, самых лучших, попрошу заметить. У меня продаются ювелирные украшения – золотые и серебряные, часы, мельхиоровые изделия, а также аптечная утварь и медицинские препараты. Кроме того, у меня продаются ружья, револьверы и принадлежности к ним.

– Ближе к делу, пожалуйста, – попросил его полицейский.

– Ну так вот, – продолжил Зильберштейн, – вчера около десяти часов утра эта дамочка, – он кивнул на Дашу, – ворвалась ко мне в магазин и устроила там террор!

– Что вы подразумеваете под словом «террор»?

– Она с мужчинами, их было много, очень много, так вот она ввалилась ко мне в магазин и заставила нас под дулом пистолетов собрать всё, что лежало на витринах – драгоценности и оружие – и сложить в их сумки. Вчера я сразу обратился в полицию с заявлением. И вот сегодня я опознал дамочку. Свидетелем данного случая был мой сосед по торговле Беррес. Его магазин рядом с моим, он как раз зашёл ко мне в гости и тут попал на ограбление. Он подтвердит.

– Это абсолютная чушь! Даже если кто-то ограбил магазин этого господина, то я здесь ни при чём! Я никогда не встречалась с этим человеком и не знаю, в каком магазине он торгует. А я вчера была на работе.

Даше становилось душно и жарко в помещении, она сняла пальто. Лучше бы она этого не делала. Ограбленный Зильберштейн увидел на ней брошку в виде золотой веточки с зелёными изумрудными листочками и завопил:

– Это моя брошь! Только у меня такие продавались! Вчера её похитили с витрины!

Даша невольно прикрыла рукой брошь.

– Эту вещь мне подарил мой жених. Она у меня уже два месяца.

– Та-ак. Кто жених? – спросил полицейский, приготовившись записывать.

Даше пришлось сообщить о Никите. Хозяин кабинета распорядился доставить сюда его, а также свидетеля ограбления Берреса.

Первым появился Беррес. Он стал рассказывать:

– У меня имеется музыкальный магазин. Я продаю пианино, рояли, фисгармонии лучших русских и заграничных фабрик, а также ноты. Вчера я решил заглянуть к своему приятелю Зильберштейну. Мы частенько навещаем друг друга. И вот я захожу в дверь и вижу, что в его магазине вооружённые люди. Я хотел уйти, но меня сразу схватили, втолкнули в помещение и приставили дуло к виску. Их было шесть человек. Там была дама, которую все слушались, она и руководила всем происходящим. Она скомандовала сложить всё с прилавков в её сумки. Потом они забрали весь выторг, который имелся в наличии, и ушли. На улице их ждал фаэтон. Они сели в него и были таковы.

– Посмотрите, пожалуйста, на эту дамочку, не напоминает она вам кого-нибудь?

Беррес только теперь оглянулся на Дашу и ахнул:

– Да это же она! Как вы сработали быстро! Ну, молодцы, не даром полиция свой хлеб ест.

Даше ничего не оставалось делать, как отрицать своё участие в ограблении и ссылаться на телефонную станцию.

– Я вчера весь день была на работе, никуда не отлучалась. Это могут подтвердить все мои сотрудники.

– Может, они и подтвердят ваши слова, – сказал полицейский. – Но не кажется ли вам странным такое совпадение: в прошлый раз вас опознал господин Гольденберг, чей магазин был накануне ограблен, а сейчас – новое ограбление и опять вы.

– Так вы уже ловили её? – изумился Зильберштейн. – Почему же отпустили? Это мошенница, опасная и коварная! Арестуйте её!

Тут сообщили, что доставили Никиту. Его увели в другую комнату выяснять, действительно ли он дарил своей невесте золотую брошь, когда это было сделано и где он её взял. Даша сидела, как на иголках: неприятно вовлекать его в свои проблемы. Опять произошло какое-то недоразумение, мало того, что она по стечению обстоятельств снова попала в полицию, так теперь уже Никиту допрашивают как подозреваемого.

Пока ждали прихода сотрудников телефонной станции, а также результатов беседы с Никитой, Дашу против её воли сфотографировали. Она возражала, но это не помогло. Теперь в архиве полиции останется её фотокарточка. Это не очень радовало её.

– Я ни в чём не виновата, – твердила она, понимая, что её не очень-то и слушают. Второй раз то же самое обвинение. А может, кто-то специально подставляет её?

Тем временем пришли руководители телефонной станции. Они под протокол подтвердили, что вчера весь день Рубцова Дарья Григорьевна находилась на работе. И даже предъявили журнал посещений, куда заносили все сведения о присутствии или отсутствии девушек на работе. Это воодушевило Дашу, она обрадовалась, что есть шанс уйти отсюда, и не замечала, что её начальство не очень-то довольно тем, что приходится тратить рабочее время на посещение полиции. Да и такая огласка не нужна ни одному заведению.

Привели Никиту. Он подтвердил всем присутствующим, что именно он подарил своей невесте золотую брошку в виде веточки, это произошло два месяца назад, и купил он её именно в магазине Зильберштейна.

Все обвинения против Даши были опровергнуты. Все, кроме того, что пострадавший опознал её.

– Мы вынуждены отпустить задержанную, – сказал Зильберштейну полицейский, который вёл дознание. – У неё железное алиби.

– Это невозможно! Я ведь узнал её! Это точно была она!

– Вы могли ошибиться. Она не могла находиться вчера в вашем магазине, она была в другом месте, это подтвердили её свидетели. У нас нет оснований держать её здесь.

К крайнему неудовольствию потерпевшей стороны Даша была отпущена. Но, как оказалось, ей тоже радоваться было рано. Выйдя на крыльцо полиции, Никита выразил своё несогласие с тем, что его привели сюда давать показания по её делу.

– Почему меня, как преступника, доставили в полицию и задавали вопросы так, как будто я в чём-то виновен? Объясни мне, что происходит? Почему ты снова попала в полицию? Может, всё это не случайность? Разве бывают такие совпадения? Почему тебя второй раз опознали как грабительницу? Посмотри, сколько людей на улице ходит, но никого из них не хватают и не обвиняют в вооружённом ограблении ювелирных магазинов! Может быть, я чего-то о тебе не знаю? Так расскажи мне, я ведь твой будущий муж, я должен знать, на ком женюсь!

Слёзы дрожали на ресницах Даши. Ломающимся голосом она ответила:

– Я не знаю… Я сама ничего не понимаю… Поверь, я здесь совсем ни при чём!

Она рассчитывала на его поддержку, а вместо этого слышит от него упрёки. Это был самый большой удар на сегодня.

Никита, глядя на девушку, понял, что зря дал волю эмоциям. Она стояла перед ним беззащитная и растерянная. Зная её, он понимал, что не могла хрупкая нежная Даша заниматься грабежами.

– Прости, – сказал он. – Пошли, я провожу тебя домой.

Уже стояла ночь, только круглый серп луны освещал им путь. Он галантно довёл девушку до её дома и, расставаясь, прошептал, что им обоим надо забыть всё, что произошло сегодня. Даша согласилась. Она готова была жизнь отдать, чтобы сегодняшний день исчез из её памяти и её жизни. И не только сегодняшний, но и тот, случившийся в её жизни два месяца назад.

На следующий день её вызвали к начальству. Фёдор Борисович Костромин не стал разводить долгих предисловий, а сразу сказал прямо:

– Уважаемая Дарья Григорьевна, мы снисходительно отнеслись с тем неприятным ситуациям, в которых вы побывали и в которые вы нас втянули. Но предупреждаю: если подобное повторится ещё раз, вы будете уволены.

– Но я ни в чём не виновата! Вы же сами подтвердили в полиции, что я в данный час была на работе. Это оговор!

– Возможно, это и так. Но разбираться с обидчиками вы будете самостоятельно, не втягивая нас в свои дела. Мы не можем рисковать своей репутацией. На нашу компанию ложится пятно. Мы этого не допустим.

* * *

Не прошло и месяца, как в Херсоне был вновь ограблен ювелирный магазин. Братья Румянченко, хозяева заведения, обратились в полицию. Пока они рассказывали, как и что, полицмейстер Константин Филиппович Зарубин показал им фотоснимок славной юной особы и спросил коротко:

– Она?

Братья в один голос выдохнули:

– Да!

Зарубин задумался. Не зря он отпустил Дашу в прошлый раз. Это был отвлекающий манёвр. Пусть думают, что обманули полицию. Нельзя было арестовывать её, не поймав сообщников, к тому же, у неё на каждый случай ограбления было алиби, с этим тоже надо было разобраться. Может, у неё и на телефонной станции были пособники, которые покрывали её отсутствие на работе. Поэтому он не спешил с арестами, а выжидал, когда наступит удобный момент, чтобы можно было взять и саму Дашу и её соумышленников. Он понимал, что грабители проявят себя снова, а у него есть и фотография подозреваемой и адрес. Что ж, после третьего подобного заявления можно начинать действовать. И всё же Зарубин колебался. Он боялся спугнуть решительными действиями полиции остальных участников банды, о которых ничего не было известно. Они могут залечь на дно, уехать из Херсона, но потом, спустя время, снова выйдут на охоту. С этой точки зрения стоило подождать. Но, с другой стороны, если не пресечь действия грабителей сейчас, будут другие ограбления, а если учесть, что они вооружены, то возможны жертвы. Поколебавшись, взвесив все за и против, он вызвал подчинённых:

– Проводим обыск у данной особы. Ищите всё, что может иметь отношение к вооружённым ограблениям, как то: оружие, похищенные драгоценности, а также брюки.

Все пострадавшие заявляли, что девица, главарь банды, была в мужской одежде.

После этого Зарубин решил дать запросы по всей Херсонской губернии, не было ли в других городах – Николаеве, Одессе, Елизаветграде, Тирасполе – подобных дерзких ограблений. Он вызвал писаря и продиктовал ему текст посланий во все шесть уездов Херсонской губернии: Херсонский, Ананьевский, Тираспольский, Александрийский, Елизаветградский, Одесский. Вполне возможно, что и за пределами губернии банда проявила себя, это тоже надо выяснить. Вообщем, птичка практически уже была в клетке.

* * *

Даша сидела, словно окаменевшая. Всё в её квартире было перевёрнуто вверх дном, полицейские вывернули наизнанку содержимое всех шкафов и ящиков. На полу валялись её вещи, одежда, они переступали через всё это, что-то искали, ходили по её квартире, заглядывая во все уголки. Соседи, вызванные в качестве понятых, с интересом наблюдали за происходящим. Но Дашу саму уже не интересовало, что ищут и найдут ли это в её квартире. Она понимала, что перейдён Рубикон и отныне всё будет в её судьбе по-другому. Дело получало огласку, об обвинениях теперь знают её соседи, об обыске, скорее всего, скоро узнают на работе. А что скажет Никита? Пожалуй, так и до газет дойдёт. Кто же так упорно подставляет её под удар? Она же ни в чём не виновата! Почему ограбленные люди, все, как один, указывают на неё? Чем она может доказать свою невиновность? Даша никогда не брала ничего чужого, этому её научили с детства, и теперь она, не дожидаясь манны небесной, сама зарабатывает на кусок хлеба. Оставшись без родителей, она нашла работу и зарабатывает себе на жизнь, ничего ни от кого не ожидая. Как же можно было предъявить ей такие жестокие обвинения? Неужели кому-то выгодно её убрать с дороги? Кому она может мешать?

Тем временем обыск завершился. Ничего у неё не нашли, о чём и составили протокол. Все, присутствующие при обыске, расписались в нём и ретировались. Даша осталась одна в почти разгромленной квартире. Ей предстояло наводить порядок. Но вместо этого она закрыла лицо руками и зарыдала.

* * *

События продолжали развиваться с пугающей быстротой. Придя на следующий день на работу, Дарья Рубцова была вызвана к начальству.

– Уважаемая Дарья Григорьевна, мы вынуждены сообщить вам, что подобная репутация несовместима с работой в нашем учреждении. Вы уволены.

– Но ведь ничего не доказано! Это наветы! Я ничего ни у кого не воровала!

– Сударыня, мы в этом не сомневаемся. Но постоянные вызовы в полицию, обыски, протоколы – извините, это не для нашего учреждения. Мы занимаемся совсем другим и не можем отвлекаться на подобное безобразие.

– Разве я у вас была плохим работником? – борясь с нахлынувшими слезами, спросила Даша.

– В этом отношении у нас к вам никаких претензий нет. Однако при сложившихся обстоятельствах мы не можем продолжать наше сотрудничество. До свидания, сударыня.

Выйдя на крыльцо, Даша ещё стояла некоторое время, не веря в реальность происходящего. Что происходит? Почему ей, невинному человеку, предъявляют чудовищные обвинения, которые, кстати, никто доказать не может, но на основании их ломается её жизнь?

Соседи после обыска перестали с ней здороваться. Она всякий раз пыталась проскользнуть мимо них, видя, что они откровенно заглядывают ей в лицо, ища ответы на свои вопросы. Люди, среди которых она выросла, которые знали её с детства, теперь считают её воровкой, и ни у кого нет даже тени сомнения в том, что это не так. Это было неприятно. Но что она могла сделать?

Состоялся неприятный разговор с Никитой. После обыска он решительно заявил, что данное происшествие расставило все точки над «i»: он разрывает помолвку, потому что его невеста не может быть воровкой. Даже если это всего лишь предположение: слишком много случилось в последнее время совпадений, которые наводят на грустные размышления.

Даша лежала, свернувшись калачиком, на своей постели. Она не расстилала её, у неё не было сил даже на это. Было холодно, хотелось укрыться, но она не могла и руки протянуть за одеялом. Что делать, как дальше жить? После нелепых обвинений она потеряла работу, любимого человека, репутацию. Что ждёт её в будущем? Сможет ли она найти другую работу, если за ней тянется шлейф дурной славы? И возьмёт ли её теперь кто-нибудь замуж? Пожалуй, и на будущем поставлен крест.

…А может, это отец Никиты был против их союза, и это он создал такую ситуацию, чтобы очернить её в глазах жениха и заставить сына расстаться с мошенницей?..

* * *

Долго состояние неопределённости не могло продолжаться. Вскоре же Дарья Рубцова вновь была доставлена в полицию. Новое обвинение: ювелирных дел мастер был ограблен ночью в своей квартире. Угрожая пистолетами, его заставили выложить всё. Унесли всё ценное, что было в доме.

Старый ювелир плакал от досады, рассказывая, какие замечательные вещи были сделаны его руками и ушли в неизвестном направлении.

– Сейчас вам будет предъявлены пять барышень, – сказал ему Зарубин. – Возможно, вы опознаете свою обидчицу.

Даша сидела четвёртой в ряду. Ювелир Абрам Гомберг внимательно вглядывался в лицо каждой из них. Увидев Дашу, он радостно закричал:

– Вот она! – тыча пальцем ей в лицо, он обернулся к Зарубину и его помощникам. – Я узнал её, это она!

Даша уже ничего не понимала. Может, она сошла с ума и не помнит своих похождений? Может, она и правда по ночам грабит мирных граждан, а утром не может ничего вспомнить? Нет, надо твёрдо стоять на своём: она никого не грабила.

– Мадемуазель, где вы были сегодня ночью? – спросил полицмейстер.

– Дома спала.

– Кто может подтвердить сей факт?

– Да вы что! – вспыхнула Даша. – Я порядочная девушка! Я сплю одна!

– Простите, – отозвался Зарубин. – Я не хотел вас обидеть. Но тогда вам крайне трудно будет доказать вашу невиновность.

Она опустила голову. Что можно сказать, оказавшись в такой ситуации? Сегодня она уже не может рассчитывать на показания коллег по работе. Никита тоже не спасёт. Надеяться ей не на кого. Она уже потеряла всё, теперь осталось потерять свободу.

– Она и её подельники крутились вокруг моего дома, высматривали, вынюхивали, – заговорил ограбленный Гомберг. – Она давно на меня злоумышляла. Я сразу её узнал. – И едко спросил, обратившись к Даше: – Злоумышляла?

– Нет, – ответила она, – я вас впервые вижу.

– Злоумышляла! – жёстко констатировал Гомберг.

Полицмейстер и его подчинённые вышли в другой кабинет.

– Будем арестовывать? – спросил самый младший из них по стажу службы в полиции Антон Румянцев.

Зарубин покачал головой.

– Нет, – твёрдо ответил он. – Мне нужны сообщники. И сами украденные вещи. Где-то должен быть тайник, куда они прячут награбленное. Надо поймать их на месте преступления, вместе с другими пособниками. Кроме показаний пострадавших у нас ничего нет. А это только слова. Проведённый обыск показал, что всё не так просто в этом деле. Я уже и сам начинаю задумываться о том, что в этом деле что-то не так. Нет улик, нет пропавших ценностей. Любой грамотный адвокат убедит суд в том, что это либо сговор обвинителей, либо их ошибка. Фактов нет, улик нет. Наша задача их добыть. Вообщем, так, – решительно заявил он, – девицу отпускаем и устанавливаем над ней круглосуточный негласный надзор. Все контакты, с кем она общается, кто к ней ходит, куда она ходит – всё держать под контролем. Задание будет таково: подловить момент, когда они пойдут на дело, и накрыть их всех сразу на месте преступления. Тогда будут у нас и все члены банды, и похищенные драгоценности, и сам факт участия в ограблении она не сможет отрицать. Кстати, такие ограбления происходят не только в Херсоне, у меня стопка донесений в кабинете лежит, где говорится, что подобные злодеяния совершаются по всей губернии. Именно девица в штанах орудует во главе банды, обчищающей ювелиров. Думаю, и за пределами губернии они тоже наследили. Так что дело сверхсерьёзное, надо не спугнуть раньше времени злоумышленников.

– А если скроется? – спросил Денис Малышев.

– Вот потому и задание: держать её под неусыпным контролем, следовать за ней повсюду, чтобы не улизнула. А для того, чтобы усыпить бдительность, надо извиниться перед ней, признать несостоятельность обвинений и отпустить на все четыре стороны.

Зарубин вышел к Даше. Она всё так же сидела, опустив голову. Она ждала, что её арестуют. Она уже готова была дать им свои руки для наручников.

– Прошу прощения, мадемуазель, – сказал смущённо Зарубин. – Мы проанализировали ситуацию, посоветовались с адвокатом и поняли, что все обвинения в вашу сторону – чистая клевета. После проведённого у вас обыска мы поняли, что вы не можете быть причастны к грабежам. Во всяком случае, у нас нет оснований так считать. И прошу простить нас за эти недоразумения – вы же понимаете, мы не по своей воле задерживаем вас, это заявители клевещут на вас и мы обязаны проверить все их утверждения. А кроме голословных заявлений у них ничего против вас нет. Ещё раз приносим вам свои извинения, – повторил полицмейстер.

Даша подняла голову и непонимающе смотрела на него. Только что он говорил, что ей трудно будет доказать свою невиновность, а сейчас он просит прощения. Отчего так?

– Вы свободны, – сказал полицмейстер.

Даша не верила своим ушам.

– Вы меня отпускаете?! – изумлению её не было предела.

– Да, – равнодушно ответил полицейский чиновник и добавил: – попрошу очистить помещение, у нас ещё много других дел, не отвлекайте нас от главного, чем мы занимаемся: борьбой с преступностью в городе.

На нетвёрдых ногах Даша вышла из здания полиции. Она пришла домой, не раздеваясь, легла на кровать и лежала так всю ночь. Сон не шёл, ей не пришлось сомкнуть глаз. Вспоминала счастливое детство, родителей, свои девичьи мечты. То плакала от жалости к себе и от несправедливости бытия, то молилась, то шептала слова, обращённые к матери.

То, что её отпустили, её вовсе не радовало. За ней уже шла дурная слава. Соседи судачили, а газеты все, как одна, сообщали о серии ограблений ювелирных лавок. «Юг», «Южное утро», «Копейка», «Родной край», «Южная Русь», «Херсонские губернские ведомости», «Южный курьер», «Жизнь юга», «Вечерние новости», «Херсонский курьер» – эти и другие, всего почти полтора десятка херсонских газет регулярно информировали народ об ограблениях и расследовании. Сообщалось о некоей даме, которую опознали все потерпевшие, но её нельзя арестовать, так как против неё нет улик. В губернском городе Херсоне новости передаются быстро. Уже почти весь город знал, что этой дамой является она, Даша Рубцова, за что она и была изгнана с работы и, собственно, по этой причине и была разорвана её помолвка.

Когда за окном серым рассветом уже рождался новый день, Даша приняла решение. Она видела лишь один выход из ситуации: навсегда покинуть Херсон. Этот город принёс ей много боли. Пусть она, эта боль, здесь и останется, а она начнёт всё сначала, с чистого листа.

* * *

Даша приняла решение и сразу же стала готовиться к отъезду. Ей было куда ехать. От бабушки и дедушки ей остался в наследство домик в Алешках. Она давно там не была, они ещё с мамой ездили туда. Это был маленький городок на противоположной стороне Днепра. Дашина мама была родом оттуда. Отец её, Дашин дед, был там священником, а бабушка была очень грамотной женщиной, читала много книг, выписывала газеты и журналы из столицы и занималась с алешковской ребятнёй. Учила их читать, писать и считать. Их семья была очень уважаемой в городке. Вот туда Даша и поедет начинать жизнь заново.

Она перебирала вещи, готовясь к переезду. Что-то можно продать, что-то выкинуть. Даша не хотела ничего брать из нынешней своей неудавшейся жизни в новую. Свою одежду она складывала в мешки – завтра отдаст их в церковь, пусть раздадут беднякам. Но всё же были некоторые вещи, с которыми она не могла бы расстаться. Например, статуэточки, подаренные мамой. Или книги, которые ей папа дарил на день рождения и на окончание гимназии. Семейные фотографии – от этого тоже нельзя отречься, это тоже надо взять в свою новую жизнь. Постепенно гора нужных вещей росла. Даша собиралась уехать налегке, с одной сумочкой в руках, а получалось, что надо брать саквояж.

После обыска всё лежало не на своих местах, Даша тогда складывала всё не очень аккуратно – не до того было. Открыв одну шкатулку, она обнаружила пачку писем, перевязанных розовой ленточкой. Это были письма её бабушки Екатерины Степановны своей дочери, Дашиной маме. Даша никогда не читала этих писем. А мама часто перечитывала их. Когда мамы не стало, у Даши рука не поднялась их уничтожить, но и читать она их не стала. Так они и лежали, забытые всеми, в шкатулке Елены Афанасьевны, Дашиной мамы. А вот теперь надо что-то решить с ними: оставлять их здесь нельзя, чтоб кто-то чужой читал, с собой везти она их не хотела, чтоб ничего не везти в новую жизнь, а сжечь было жалко. Даша крутила в руках эти письма, понимая, что читать их не имеет права. Потом решила, что всё-таки имеет: ведь это письма её матери от её бабушки. Это два её самых близких человека, которых, к сожалению, уже давно нет рядом с ней. Сейчас, когда ей так трудно в жизни пришлось, когда ей так горько, можно открыть эти старые конверты. Она может как будто поговорить с ними. В конце концов, разве могут быть у матери и бабушки какие-то тайны, о которых она, их единственная дочка и внучка не имеет права знать?

Даша открыла первый конверт. Она увидела знакомый каллиграфический бабушкин почерк. Буквы были написаны чернильной ручкой с наклоном и нажимом – так, как она учила писать своих учеников – малышей из неимущих семей.

«Здравствуйте, мои дорогие дети, Леночка и Гришенька! Получила от вас письмо и заволновалась. Ты, доченька, зря тревожишься: не всегда дети рождаются так быстро. Ты ещё слишком молода, организм твой слаб, к тому же, ты в детстве много болела, тебе надо окрепнуть самой, а потом уже и о детках думать. Ты переживаешь, что вы три года в браке, а детей нет. Поверь мне, женщине, прожившей жизнь: три года – это почти ничего. Ваша семья слишком молода, всё придёт к вам, не волнуйтесь. Самое главное – береги своё здоровье.

У нас всё в порядке, я целый день занята с учениками, отец в церкви. Ждём вас в гости. Чаще приезжайте, а то мы скучаем. До свидания. Целуем, обнимаем, ваши мама и папа».

«Добрый день, дорогие наши деточки Леночка и Гришенька! Не могу оторваться от дел, а то бы давно приехала к вам. Доченька, береги своё здоровье, это сейчас главное. Не думай о ребёнке, твой организм сам знает, когда ему зачать ребёнка. Очевидно, он ещё не готов к этому. Да и я, глядя на тебя, думаю, что ты не сможешь выносить ребёнка. Тебе надо набраться сил, тогда у тебя будут здоровые малыши. Ты же не хочешь иметь больных, чахлых детей? Поэтому следи за здоровьем, а дети у тебя обязательно будут, но тогда, когда твой организм будет готов к этому. И не думай обо всяких глупостях, все мы женщины, все мы прошли через это. А Гриша пусть уделяет тебе больше внимания, чтобы ты не думала всё время об одном и том же. До свидания, целуем. Ваши папа и мама».

«Добрый день, мои любимые Леночка и Гришенька! Леночка, твоё последнее письмо меня пугает. Если ты так будешь себя настраивать, то дело кончится сумасшедшим домом. Ты у нас и у Гриши одна, поэтому держи себя в руках, береги себя хотя бы ради нас. Ты обязательно станешь матерью, просто ты спешишь получить всё и сразу. Ты очень рано вышла замуж и потому тебе кажется, что жизнь уходит. А, между прочим, твои подружки, с которыми ты вместе училась в гимназии, вот только теперь выходят замуж. И не переживают, что они чего-то не успели. Всё к тебе придёт и всё это будет вовремя, когда бы оно не пришло. Помни, что я всегда с тобой, всегда думаю о тебе и ты у меня единственная. До свидания. Обнимаю, целую, мама. Отец тоже передаёт большой привет».

«Вот, оказывается, как было, – подумала Даша. – Как долго они меня ждали! Зато как они, наверное, все радовались, когда я родилась».

«Здравствуйте, мои дорогие! Шлю вам свой материнский привет и пожелания спокойствия в вашей семье. Вчера я уехала от вас, а на душе неспокойно. Гриша, очень прошу, уделяй своей жене больше внимания, ты на работе весь день, а она сидит дома целыми днями одна, вот и лезут в голову всякие мысли. Леночка, помни, что ты мне обещала: не торопить события, принимать всё, что даёт Господь и не роптать. Я надеюсь на твоё благоразумие. Будь мудрой в этой жизни. До свидания, целуем, обнимаем, мама, папа».

«Здравствуй, Гриша! Твоё сообщение о том, что Леночка в клинике, повергло нас с отцом в ужас. В последнее время я сама боялась за её рассудок, но неужели её душевное состояние было таково, что её пришлось поместить в клинику для душевнобольных? Когда я приезжала, то видела, что у неё депрессия, что она думает только об одном – о будущем ребёнке, которого у неё всё нет, но разве это повод положить её в такую клинику? Или ты боялся за её жизнь? Неужели шло к тому, что она могла наложить на себя руки? Я понимаю, ты целый день на работе, но можно было отправить её к нам, мы бы за ней присмотрели, зачем же было закрывать её в том страшном месте? До свидания, пиши. С уважением, Екатерина Степановна и Афанасий Петрович».

«Здравствуй, Леночка! Очень рада, что ты уже дома, надеюсь, твоя депрессия прошла. Больше бывай на свежем воздухе, ходи в театр, по магазинам, читай книги, Заведи себе подруг, броди по городу с подругами – отвлекайся от своих четырёх стен. А то ты там совсем зачахнешь. С надеждой на твоё благоразумие – твои мама и папа. Привет Грише».

«Дорогие мои деточки Леночка и Гришенька! Ваше письмо меня очень обрадовало. Вы, наконец, сделали то, что давно пора было сделать. Я и сама хотела вам это порекомендовать, но побоялась вмешиваться в вашу жизнь и навязывать свои советы. Но вы молодцы, вы сами нашли рецепт от всех своих проблем. Надеюсь, ваша маленькая девочка, которую вы взяли из Николаевского приюта, принесёт покой в вашу семью и вернёт моей дочери смысл жизни. Мы с отцом уже готовим подарки для нашей маленькой внученьки, так что ждите нас в гости, приедем с ней знакомиться. Кстати, как вы её назовёте? До скорой встречи. Целуем вас всех троих, ваши мама, папа, бабушка и дедушка».

«Вот это номер! – растерялась Даша. – Оказывается, родители до меня брали из приюта какую-то девочку». Даша ничего об этом не знала. Где теперь эта девочка, что с ней случилось, почему родители никогда не рассказывали о ней?

«Здравствуйте, наши дорогие и любимые! Пишу под впечатлением поездки к вам. Мы в восторге от вашей девочки, она совсем крошка, но уже улыбалась нам, а особенно мне понравилось кормить её, у неё такой хороший аппетит, а щёчки, как яблочки. Думаю, вырастет внучка умницей и красавицей. И имя ей дали замечательное – Дашенька…»

Письмо выпало из рук Даши. Так это о ней идёт речь в письме! Это она, Даша, приёмный ребёнок в этой семье! Оказывается, её любимые мама и папа, бабушка и дедушка – все они неродные ей и она им неродная! Как же так? Ещё один удар – не слишком ли их много сыплется на неё в последнее время? Как выдержать ещё и это?

* * *

– Как дела у нашей подопечной? – спросил полицмейстер Зарубин у своего коллеги Фёдора Устиновича Никанорова, вызванного из Алешек специально по поводу Дарьи Рубцовой.

– Известная нам особа поселилась в своём доме, доставшемся ей по наследству от деда, священника местной церкви. Устроилась на работу. Так как она с отличием окончила в Херсоне I-ую женскую гимназию и получила звание домашней учительницы русского языка, то это ей дало право в Алешках преподавать у младших девочек. Она ведёт занятия в классах по арифметике, чтению, письму и рукоделию. Ученицы её любят, она быстро смогла найти с ними общий язык. Но больше ни с кем она не общается, никуда не ходит. Кроме работы и дома бывает лишь на рынке или в лавке. Один наш сотрудник решил с ней поближе познакомиться с целью бывать у неё дома, знать о её жизни больше, но она так решительно его отвадила, дала такой отпор, что больше мы не решаемся навязать ей дружбу. Что касается её расходов, то, учитывая подозрения в ограблении ювелиров, одевается она более чем скромно. В классы ходит в одном и том же платье: чёрном с белым воротничком. Никаких ювелирных украшений у неё замечено не было. Подозрительных знакомств не обнаружено. Никто к ней не наведывался. Одним словом, живёт скромно, подозрений не вызывает.

– Хитра, – отозвался Зарубин. – Ох, и хитра, чертовка. Или она вас водит за нос или пока залегла на дно, выжидает. Вы уверены, что не упускаете каких-либо её контактов?

– Обижаете, Ваше Благородие, – ответил Никаноров. – Только ею и занимаемся. Людей снял с других дел. Всё внимание на неё.

– Давайте, братишки, не подведите. От этих дел не только губерния страдает, со всей империи пошли донесения об ограблениях с теми же подробностями. Одна и та же банда орудует. Это особо важная преступница. Все, кому предъявляли изображение нашей подозреваемой, все её опознавали. Нам надо поймать её на месте преступления. Тогда она уже не отвертится. Во всех остальных случаях мы не сможем предъявить ей обвинение. Вся надежда только на вас, вы уж постарайтесь.

– Слушаюсь, Ваше Благородие. Все силы бросим на поимку особо важной преступницы. Поймаем на месте преступления и докажем её причастность к ограблениям ювелиров.