Самолет пересек нашу границу темной ночью 1957 года. Он шел на высоте около четырехсот метров, держа курс на Барановичи. Некоторое время спустя шум его моторов был слышен юго-западнее Гродно. Сделав крюк над советской территорией, нарушитель скрылся. Через несколько часов после этого один из наших радиоцентров зафиксировал работу радиостанции во Франкфурте-на-Майне, которая длительное время вызывала какого-то агента. Тот откликнулся короткой зашифрованной радиограммой.
Совпадение? Может быть. А если… И ночной перелет неизвестного самолета, и двусторонние переговоры невольно наводили на мысль, что одно неразрывно связано с другим. Отсюда вывод: в приграничном районе, скорее всего в Налибокской пуще, появился враг.
Только-только началось утро, а в Минске и Барановичах уже были созданы оперативные группы из опытных, прошедших школу борьбы в фашистском тылу чекистов. События развивались быстро. Едва чекисты успели добраться до места, откуда было намечено начать поиск, как поступило новое тревожное сообщение. На рассвете этого дня к небольшому лесопильному заводу, находящемуся на речке Каменке, неподалеку от деревни Рудни, из ближнего леса вышли два молодых человека. Старик сторож, в одиночестве коротавший ночь, сначала даже обрадовался их появлению: хоть словом можно перекинуться. Он встретил парней довольно приветливо, пожелал им приятного аппетита, когда те решили поесть. А потом усомнился: ведь люди незнакомые, по ночам добрый человек вряд ли по лесу будет шататься. Только хотел дед спросить у незнакомцев, что они за люди, как в калитку завода кто-то постучал. «Гости» насторожились.
— Кто это? — с тревогой спросили они.
— Да это милиционер, он частенько к нам заглядывает, — неправду сказал дед, чтобы проверить, как поведут себя «гости».
Того, что случилось после этих слов, дед никак не ожидал. Парни сорвались с места и побежали к лесу. Перепрыгивая через изгородь, один из них зацепился лямкой заплечного мешка за сучок на жердине, сбросил его и нырнул в кусты.
Сторож удивился. Подошел к мешку, развязал и ахнул: поверх какой-то поклажи блестел новенький автомат…
Весь день чекисты и колхозники прочесывали окрестные леса, но так ничего и не нашли. Ничего не дали поиски и в последующие дни.
Зато стало известно кое-что другое. В Барановичское управление госбезопасности позвонил бухгалтер хлебозавода Иван Федорович Семененко и попросил принять его по очень важному и срочному делу. Дело оказалось действительно важным. Примерно неделю назад в одной из столовых города Барановичи Семененко познакомился с неким Михаилом Бобровничи. Новый знакомый назвался электросварщиком, рассказал, что решил из Москвы перебраться в здешние, родные для него места. За работой дело не стало — сварщики везде нужны. Но вот жить ему негде. Может быть, Иван Федорович знает, кто в городе сдает комнату?
«А зачем вам искать? — ответил Семененко. — Идите ко мне: я живу один, без семьи, во всей квартире только глухая старушка. Веселее вдвоем будет».
Бобровничи обрадовался, горячо поблагодарил, тут же и документы свои предъявил: паспорт, выданный в Москве, справку о том, что работал на заводе Главного управления шоссейных дорог.
— В общем, так он и поселился у меня, — рассказывал Семененко. — Днем на стройке, а вечером из дома ни на шаг. Да и я домосед. Подружились, за рюмочкой вели разговоры о том о сем, вспоминали о войне. И однажды я сказал, что служил в немецкой хозяйственной части. Бобровничи аж встрепенулся, так его это заинтересовало. Торопливо налил водку в рюмки, предложил выпить «за дружбу». Мне показалось, что он принял меня за гитлеровского холуя, но я не стал его разубеждать.
И Бобровничи доверительно признался, что он вовсе и не москвич, а недавно прибыл из Западной Германии, где, как он сказал, «встречался с людьми, желающими счастья белорусскому народу».
— При этом, — продолжал Семененко, — Бобровничи пытливо посмотрел на меня — как я отнесусь к его признанию. А я думаю: «Вот какой ты, оказывается, сукин сын! Надо тебя разговорить, чтобы побольше тебя узнать». Сделал вид, что даже обрадовался, тоже предложил выпить за дружбу. Бобровничи аж засиял, выпил и сказал, что за границей якобы уже знают, у кого он живет, и щедро отблагодарят меня. Тут же добавил, что, если я выдам его, Советская власть все равно не простит, что приютил его. «Поэтому, — закончил Бобровничи, — или будешь работать с нами, или считай, что уже покойник. Если не успею убить тебя я, то это сделают мои друзья, с которыми я прибыл из-за границы. В Налибокской пуще их много».
Иван Федорович Семененко не сказал своему квартиранту, что в гитлеровскую хозяйственную часть он пошел, чтобы не умереть с голоду в концлагере. И недолгую, но позорную эту службу не скрывал, об этом знали и его теперешние сослуживцы по заводу.
Выслушав Бобровничи, Иван Федорович немного подумал и, словно соглашаясь, спросил: «Что же я должен делать?» — «Подбирай людей, недовольных Советами. Или с рыльцем в пушку, таких же, как сам. Обеспечь встречи с ними. Остальное тебя не касается…»
Закончив свой рассказ в управлении КГБ, Семененко задал тот же вопрос:
— Что я должен делать?
— Помогите нам выловить всех этих врагов.
— А как помочь?
— Бобровничи пускай и дальше у вас живет. Относитесь к нему, как и прежде. Но каждое его слово и каждый его шаг должны быть нам известны. Постарайтесь ничем не вызывать подозрений, будьте очень осторожны: квартирант ваш действительно опасный, готовый на все. Если нужно будет еще что-нибудь, мы вам сообщим.
Стройплощадку, охотно принявшую «московского электросварщика», удалось разыскать быстро. Как и следовало ожидать, трудовая книжка Михаила Бобровничи оказалась фальшивой. Ничего, пускай пока работает, теперь ему из города не уйти, решили чекисты.
В ту летнюю ночь на самолете без огней и опознавательных знаков через нашу западную границу перебросили, по крайней мере, троих диверсантов. Бобровничи сказал, что их «много». И это тоже нельзя было сбрасывать со счетов. Двое тех, что сбежали от сторожа лесопилки, где-то скрываются. Сколько же их на самом деле, где они?
Двум чекистам, Костюкевичу и Покровскому, прошедшим суровые испытания в годы войны, пришлось напялить на себя личину гитлеровских недобитков — «лесных братьев». Для них подобрали соответствующую одежду военной поры и оружие прошлых лет, привели в обжитой вид заброшенную землянку в лесной гуще. И когда, наконец, все было готово, Семененко, как и условились, привел в землянку своего квартиранта на первую встречу с «завербованными». Встреча не обошлась без угощения самогоном. Пошли откровенные разговоры и признания…
Да, Бобровничи прибыл из-за границы. Что, не верите? Вот вам подлинное удостоверение Белорусской народной рады, подписанное Абрамчиком. Сколько с ним перемахнуло через границу? Придет время — узнаете, а пока сюда должен вот-вот явиться один из них.
Тот пришел в разгар выпивки, назвался Фином и с жадностью потянулся к чарке.
— Ты, гляди, не перебарщивай! — начальническим тоном предупредил Бобровничи.
Но Фин отмахнулся:
— Брось, Джо, у меня все-таки голова на плечах.
«Так, — мысленно отметил Покровский, снова наполняя стакан, — Фин и Джо определенно шпионские клички. За старшего у них, видимо, Джо».
А Бобровничи уже начал собираться в обратный путь.
— Фин останется с вами, — сказал он. — Я дорогу теперь знаю; когда нужно будет, приду.
И в этот день, и в последующие Фин жаловался на тоску по родным местам, по своим близким, живущим где-то здесь, в Белоруссии. Они считают его пропавшим без вести во время войны, а он жив-здоров, да только на глаза родне показаться не смеет. А потом начал поругивать Джо, Рогулю, Абрамчика. Оба «брата лесные», Костюкевич и Покровский, слушая его, помалкивали.
Однажды Покровский решил проверить искренность Фина.
— Что ты ноешь? — сердито спросил он. — Разве мы держим тебя здесь? Жили без тебя и дальше проживем!
— Убирайся на все четыре стороны! — поддержал Костюкевич. — Только как на это твой Джо посмотрит.
— А нам с тобой наплевать, — хлопнул Покровский «брата» по плечу. — Пусть сами разбираются.
— Да вы что? — выпучил Фин глаза. — Он же сволочь последняя, прихвостень Рогули! Чуть что — сразу прикончит. Я в этой берлоге больше не останусь!
Очень искренним, горячим был в эту минуту и голос, и тон, и весь вид издерганного, затравленного постоянным страхом парня. Покровский рискнул:
— Трудно нам дать тебе совет. Сами за прошлую службу в полиции с петлею на шее живем.
— Но ведь я-то никого не убивал! — воскликнул Фин. — За что же меня?
— А тебя и не тронут, если крови людской на руках нет, — спокойно вставил Костюкевич. — Говорят, будто есть такой закон для всех, кто является с повинной. Эх, знать бы раньше! Теперь уже дела не поправишь…
Когда проснулись утром, в землянке Фина не было. «Братья» слышали, как он вышел, но куда ушел? Если к Джо, то могут возникнуть для них осложнения. Еще и еще раз проанализировали свои разговоры с Фином. Нет, вроде ничего лишнего не было сказано. Впрочем, если и появятся у Джо подозрения, то не такой уж он дурак, вероятнее всего, предпочтет переждать несколько дней. А тем временем…
А тем временем из районного отделения госбезопасности поступило сообщение, что Фин пришел с повинной. Он принес с собой два пистолета, ампулу с ядом, паспорт, военный билет и трудовую книжку на имя Михаила Дубровского. Сдавая все это, сказал:
— Документы фальшивые, у меня другая фамилия. Родился я здесь, в Белоруссии…
Так началось повествование о пути, который вел в бездну.
Белорусский юноша, почти подросток, попал на каторгу в гитлеровскую Германию. За похлебку из брюквы, за варево из полугнилой картошки от зари до зари работал на немецкого кулака. После поражения фашистов деревню заняли союзники. Но они и не думали о том, чтобы вернуть советских людей на Родину. Наоборот, всячески затягивали отправку, запугивали их.
Сильные духом люди шли на все, только бы возвратиться домой. Слабые оставались. Остался и этот парень.
Работал от случая к случаю. Был в Западной Германии, в лагере для перемещенных лиц, в Соединенных Штатах. Из Пенсильвании за бродяжничество выслали на Гудзоновы острова, в специальный лагерь для таких же бездомных, безродных бродяг. А оттуда перебрался в Англию. Там случайно встретил на улице такого же «перемещенного», вместе с которым довелось батрачить на немцев. Он и свел его с бывшим майором гитлеровской армии Борисом Рогулей. Каратель и националист, Рогуля выступал теперь под личиной рьяного защитника «страдающего от большевистского ига» белорусского народа. Но главной его специальностью была вербовка агентуры для империалистических разведок.
Создалась извечная альтернатива: или — или. Или делай, как я, Рогуля, тебе предлагаю, или можешь с голоду подыхать. И вот Фин снова в Западной Германии, в Мюнхене.
В гостинице «Вюртембергский дворец» встретился с земляком, назвавшимся Беном. Всю заботу о новичках взял на себя Петр Сыч, помощник Рогули по вербовке шпионов. Он водил их на испытания «детектором лжи», потом отвез в школу шпионов и диверсантов, находившуюся в небольшом немецком городке Кауфбёйрене. В этой школе и Бен, и новообращенный Фин познакомились со своими будущими сообщниками Карлом и Джо. А когда вся четверка от доски до доски прошла шпионскую «науку», наступила пора ценою смертельного риска расплачиваться с благодетелями. Началась подготовка к переброске через советскую границу.
На снабжение агентов империалисты не поскупились. Дали каждому автомат, обычный и бесшумный пистолеты, набор для тайнописи, портативную радиостанцию, снабдили картами, деньгами и маленькими ампулами с мгновенно действующим ядом.
Проводить их приехал на аэродром сам Борис Рогуля. Прощаясь, даже слезу пустил. А суровый и немногословный начальник школы клятвенно заверил, что после возвращения с задания они будут обеспечены и смогут жить где угодно.
Первая часть операции прошла для шпионов успешно. Приземлились удачно. Быстро спрятали парашюты и запасную рацию и отправились в путь. Шли всю ночь. Под утро Джо развернул антенну и передал шифрованную радиограмму о том, что все обстоит благополучно.
Углубившись в пущу, под густой развесистой сосной вырыли землянку и спрятали в ней все, что им дали. Было тихо вокруг, и шпионы поверили в свою удачу. Но в первую же разведку у Карла и Фина не выдержали нервы. Это Фин, удирая от сторожа лесопилки, бросил рюкзак со снаряжением.
Фин подробно рассказал, где и когда он должен был встретиться с Джо и двумя другими, указал их базу — землянку в лесу.
В правдивости показаний Фина не было сомнений, и тогда было принято решение арестовать старшего из агентов Джо-Бобровничи. Но ни дома у бухгалтера Семененко, ни на стройке его не оказалось. Очевидно, почувствовав что-то неладное, он скрылся. По словам Фина, и Бен на время ушел из леса: отправился проведать каких-то своих родственников. Но в ближайшие дни должен возвратиться. Прийти он мог по единственной дороге, пролегающей через село Любчи.
Это место для чекистов было очень удобным. В пяти километрах от села текла река Куписк. Мост через нее давно нуждался в ремонте. Вот на этом-то мосту и появилась бригада плотников. Руководил ею бывший партизан, наш оперативный сотрудник И. Шукан. Он знал приметы Бена — их назвал Фин. Выделялись оттопыренные уши и большая родинка над левой бровью. И когда, уже на третий день, шпион появился на мосту, по сигналу Шукана «плотники» схватили его так ловко, что он даже не успел вытащить оружие из кармана. Пришлось Бену вести чекистов к своему тайнику, где в ночь приземления шпионы спрятали мешки с запасным оружием и патронами, переносную радиостанцию и маскировочные плащ-палатки. На следующее утро здесь же взяли и Карла.
Оставался последний — Джо. На допросе Бен подтвердил, что именно Джо является старшим в их группе, и подробно рассказал о нем. Джо был под стать своему близкому дружку Борису Рогуле, такой же гитлеровский холуй-каратель, во время войны загубивший десятки советских людей. На его явку с повинной рассчитывать не приходилось, предатель знает, что пощады ему не будет.
Так где же его искать?
Наш сотрудник Иван Васильевич Габа, руководивший окончанием всей этой операции, снова и снова задавал себе вопрос: где может скрываться Джо? Он вещь за вещью перебирал мешки со шпионским снаряжением и вдруг обнаружил маленький клочок бумаги, на котором красным карандашом написано:
«Будьте внимательны и осторожны. О нас уже знают. Встретимся на базе».
Значит, вот где: на базе! И Иван Васильевич, на всякий случай оставив людей в засаде на уже известных местах, с двумя оперативными работниками, одевшись в пятнистые плащ-палатки, найденные в рюкзаках агентов, отправился в лес.
Двигаясь к базе, напряженно вслушивались в окружавшую тишину, внимательно всматривались в каждый куст, в каждую ложбинку. Джо мог появиться в любую секунду, а еще вернее, мог полоснуть очередью из автомата. Томительны долгие минуты ожидания. И вот наконец из обвалившегося песчаного окопчика Габа разглядел в бинокль человека, появившегося между деревьями: с автоматом в руках, в одних носках, чтобы легко и бесшумно передвигаться по лесу. Джо!
В лесу раздалось громкое кряканье утки. Это, как рассказал Фин, позывные, условный знак, что «свой». Каждый был снабжен такой «манкой». Но непростительная оплошность: не захватили «манки» с собой.
А все решали секунды. Нужно было действовать!
— Джо! — приглушенным голосом крикнул чуть высунувшийся из-за укрытия Иван Васильевич и помахал рукой: — Давай сюда!
Шпион, видимо, и шел на встречу со своими соучастниками. Он медленно сделал несколько шагов в направлении оперативной группы, держа автомат на изготовку. Ближе, ближе… Иван Васильевич считает шаги, он тоже готовится к встрече. И вдруг, видимо, что-то заподозрив, Джо делает неожиданный бросок в сторону и огромными прыжками бежит назад к лесной чаще.
Выскочив из сыпучего окопа, Иван Васильевич крикнул вслед убегавшему: «Стой!» В ответ ударила автоматная очередь. Иван Васильевич на бегу дал ответную короткую очередь по ногам убегающего. Джо отстреливался и продолжал бежать, еще немного — и скроется в чаще леса. Иван Васильевич увидел, как рука Джо потянулась в карман, где, по словам Фина, он носил гранату. Пришлось дать из автомата длинную очередь. Когда подоспевшие с Иваном Васильевичем товарищи перевернули Джо на спину, он уже не дышал, а в руке была граната, которую не успел бросить.
Так и этой группе вражеских разведчиков наступил конец. Выполнить порученные им задания они не успели.
Восемнадцатилетним парнем начал Иван Васильевич Габа свой путь в отряде прославленного партизанского генерала В. З. Коржа, а теперь ему за пятьдесят. Не раз за эти годы чекист проводил опасные операции против коварного врага. Уже после войны он принимал участие в ликвидации бандитской группы. Дело оставалось за тем, чтобы арестовать засевших в доме бандитов. Но это всегда весьма рискованное и трудное дело. На предложение сдаться бандиты ответили усиленной беспорядочной стрельбой. Они рассчитывали продержаться в хате дотемна.
Когда завязалась перестрелка, вдруг раскрылось окно, и в нем появилась девочка, дочь хозяйки — пособницы бандитов. Бандиты продолжали стрелять, но отвечать им тем же — значило подвергать жизнь ребенка опасности.
Чекисты решили спасти девочку, и самое трудное взял на себя Иван Васильевич. Окольным путем ползком он добрался до открытого окна, дотянулся до подоконника, и, когда девочка снова появилась в окне, он схватил ее и вместе с ней выбежал за угол глухой стены хаты, а затем под прикрытием огня товарищей переправил девочку в безопасное место.
Бандиты на время прекратили стрельбу. Им вновь было предложено сдаться, в ответ опять стрельба. Тогда в хату полетела граната. Оставшиеся в живых бандиты попробовали прорваться, но эта попытка им не удалась. Бандиты были ликвидированы. А девочка? Она уже несколько лет, как замужем, воспитывает своих детей и знает, что она обязана своей жизнью чекисту Ивану Васильевичу Габе.