Под вечер на площади началась весёлая работа. Застучали топоры. Строили новую большую трибуну к завтрашнему празднику. А старую снесли. Дед Илья с учениками тоже работал там. Вкапывали стоймя брёвна, обшивали досками, укладывали сверху деревянный настил. Гвозди легко входили в доски. Илюша завидовал: «Дали бы мне разок стукнуть!» Он прямо-таки сгорал от желания что-нибудь поделать.

Он подошёл к Рыжику, но тот сказал:

— Ты, может, заблудился? Детский сад прямо и направо.

— Я хочу помогать, — сказал ему Илюша.

— Завтра вечерком я буду ничего не делать, так ты заходи мне подсоблять, — ответил Рыжик.

— Я уже умею гвозди вбивать, — сердясь, объяснил ему Илюша.

— Тогда на́ тебе, дружище, в подарок гвоздь и сматывайся.

Илюша взял гвоздь. Пришла Таиска, и они вместе стали разглядывать подарок. Никогда ещё у Илюши не было такого огромного гвоздя. Всё-таки этот Рыжик парень ничего!..

Потом Илюша и Таиска забрались под новую трибуну, посмотреть, как она сделана изнутри. Там было интересно. Вечернее солнце лезло сквозь щели, и края досок розово светились. Над головой стучали.

Острый и сладкий запах свежей стружки, как чей-то настойчивый, весёлый голос, звал Илюшу сделать, сработать что-нибудь очень хорошее.

Он увидал остриё гвоздя, торчавшее из доски. Взял осколок кирпича и долго колотил по острию, пока кирпич не искрошился. Тогда Илюша вылез наружу, смело подошёл к Рыжику и утащил у него из-под рук молоток.

— Эй! — Рыжик помчался за ним.

Но Илюша уже нырнул под настил и стал стучать по гвоздю.

— Отдай молоток, мне работать нужно!

— А ему тоже нужно! — вступилась Таиска.

Илюша закончил работу.

— А то как бы кто не порвал штаны, — сказал он, протягивая молоток хозяину.

— Чудак, кто же сюда полезет? — удивился Рыжик.

— А ты почём знаешь? Может, кто и полезет, — деловито ответил Илюша.

— Ну ладно, — подумав, сказал Рыжик. — Если нужен будет какой инструмент, бери. Только спрашивай, а не так хватай.

Илюша с Таиской ещё немного посидели под трибуной. Потом Илюша встал.

— Пойдём. Я тебя спрошу важное.

Они стали вылезать наружу, и он стукнулся о доски, набитые крест-накрест.

— И чего их по-дурацки набивают? — рассердился Илюша.

А Рыжик протянул ему стамеску:

— Приложи холодное, шишка пройдёт. А крест-накрест доски набивают, чтоб устойчивей было.

Стамеску прижимать больно. Однако приятно держать в руке настоящий рабочий инструмент.

— Ну, полегчало? — спросил Рыжик.

— Полегчало.

— Тогда бывай здоров.

Илюша отдал стамеску, и вдвоём с Таиской они пошли осматривать трибуну с другой стороны.

— Спрашивай важное! — напомнила Таиска.

— Вот, скажи: что в городе бывает деревянное?

— Ну… забор, — подумав, сказала Таиска.

Илюша отмахнулся:

— Заборы не годятся. И столбы для проводов не годятся. Это не подарки. А я хочу сделать Новому городу подарок. Настоящий. Деревянный. Чтоб на гвоздях, а не на верёвках. Поняла?

— Может, скворечник? — предложила Таиска. — Деревья посадят, значит, и птицы прилетят.

— Не годится! Скворечники все делают.

— Ещё бывают такие деревянные вазы, урны, на них написано: «Для мусора».

— Что ж, я, по-твоему, буду работать, работать, а потом — для мусора, да? — обиделся Илюша.

— Ну, я подумаю ещё, — пообещала Таиска.

Они дотемна вертелись на площади, пока баба Таня не разогнала их по домам спать.

До самой ночи из Таискиного дома неслись громкие трубные звуки: дедушка Матвеюшка продувал свою трубу, он ведь играет в оркестре на всех праздниках. А мама крахмалила Таискину юбочку. Утром эта юбочка, распушив все свои оборки, стояла на табуретке и ожидала Таиску. А Таиска бегала по дому в трусиках, грела утюг, разглаживала свои самые красивые капроновые ленты.

В домике Платовых с утра осталась одна баба Таня. Дед Илья надел праздничную рубашку, расчесал пшеничные, с серебринкой усы и ушёл подготавливать к соревнованию своих ребят. А Илюша побежал на пустую ещё площадь.

Он долго гонял трёх кур и поросёнка. Сами, что ли, не понимают? Сегодня тут пастись нельзя! Потом он взобрался на новую трибуну и крикнул с неё:

— Ура! Да здравствует!..

Новая трибуна — длинная, как пристань. Если бы вокруг была не площадь, а вода, к трибуне смогли бы причаливать катера. Такая длинная и нужна, на ней поместится и оркестр и целая комиссия, которая сверху будет наблюдать за работой мастеров и решит, кто победил.

А кто там шуршит под трибуной?

Оказалось, поросёнок вовсе не ушёл, забрался под помост. Он расталкивал носом строительный мусор и мирно хрюкал. На пятачке у него висело розовое колечко стружки.

— Я тебе что сказал? Уйди, слышишь? — Илюша топнул ногой.

Поросёнок подскочил сразу на всех четырёх ногах, хрюкнул и остался на месте.

Тут, грохоча, подъехал грузовик. Поросёнок выбежал и с отчаянным визгом помчался по площади.

— Ты его там пасёшь, что ли? — пошутил шофёр.

— Нет, он сам, — ответил Илюша.

— А не скажешь, где мне Платова найти?

— Вот он я!

Шофёр засмеялся.

— Ты, что ли, будешь у меня кирпич принимать?

— Я лучше деда позову, — сказал Илюша и побежал к школе. Там дед Илья собрал своих учеников.

Но Илюшу перегнал гудок машины. Шофёр дал длинный сигнал, и сейчас же из дверей школы высыпали ученики деда Ильи. Первым бежал невысокий, широкоплечий Рыжик. За ним — другие ребята. А за другими, размахивая длинными руками, — Семёнов Николай. И все кричали:

— Давай… принимай… разгружай!

Илюша на ходу повернул обратно и тоже стал кричать:

— Давай… выгружай!

Все перескакивали через вчерашние лужи, Илюша — тоже. Вдруг он увидел — в луже лежат пять кирпичей.

— Э! — закричал он. — Кирпичи!

Длинный Семёнов Николай остановился:

— Ну и что?

— Давай отнесём их на место, — предложил Илюша.

— Больно надо из-за них кланяться, руки марать, — ответил Семёнов Николай. — Им цена грош ломаный.

Что такое грош, Илюша не знал. Но раз всё равно ломаный — значит, никуда не годится. И вслед за Семёновым Николаем Илюша перепрыгнул через кирпичи.

К грузовику они прибежали последними. Ученики уже начали разгрузку. Одни взобрались в кузов, другие стали в ряд и начали быстро передавать кирпич за кирпичом. Они бежали из рук в руки, цепочкой.

Последним с краю стоял Рыжик. Вот он повернулся к соседу, принял от него кирпич, опустил в стопку и протянул руки за другим. Илюше понравилось, как ладно работают ученики. Он пролез у Рыжика под локтем, стал рядом и тоже вытянул руки.

— Очумел? — спросил Рыжик.

Но отвечать было некогда. Кирпич уже бежал, приближался. Раз! — Рыжик взял его. Два! — положил в протянутые Илюшины руки…

Кирпич оказался тяжёлым. Но Илюша не позволил кирпичу себя пересилить, не дал ему выпасть из рук. Присев, он опустил его в стопку. А когда поднялся и опять протянул руки, то увидал, что Рыжик обходится без него, без Илюши. Сам принимает кирпичи, и сам их укладывает друг на дружку.

— Давай мне! — потребовал Илюша.

— Тебя тут не хватает, — ответил Рыжик, продолжая работать.

— Да, не хватает. Я ведь не уронил его, да?..

И когда Рыжик взял новый кирпич, Илюша вцепился в него, и они положили этот кирпич сразу четырьмя руками. Но получилось не быстрее, а медленнее. Цепочка остановилась. Все ученики стояли и ждали.

Тут кто-то взял Илюшу под мышки и перенёс на другое место, подальше.

— Ты мешаешь! — сказал дед Илья. — Не видишь, их и без тебя шестеро и с тобой шестеро.

— Нет, — возразил Илюша. — Со мной семеро. Я помогаю.

— Когда человек помогает, дело идёт быстрее. А ты им всю скорость сбил.

Илюша вздохнул. Теперь-то цепочка опять работала. И весело тараторила: «Давай… не зевай… давай… не зевай…» И кирпичи, как красные вагончики, бежали по рукам, словно по рельсам.

— Я буду очень стараться, — попросил Илюша.

— Старайся. Только не здесь, а вон там. — Дед Илья повернул Илюшу от себя и легонько подтолкнул.

И тут Илюша увидал, что много ребят тащат из дверей городского Совета стулья и скамьи, выстраивают их рядами прямо на площади. Илюша побежал, тоже схватил стул, принёс и поставил в первый ряд. Потом принёс ещё пять стульев. Кто-то сунул ему в руку свёрток кумача и велел: «Неси!» Он принёс кумач к трибуне. А там уже была товарищ Орлова Надежда Ивановна и ещё комсомольцы с рыбного завода. Они расстелили кумач прямо на асфальте, окунули кисть в банку с краской и написали печатными буквами, белым по красному:

ПРИВЕТ МАСТЕРУ — ЗОЛОТЫЕ РУКИ!

— А кто это мастер — золотые руки? — спросил Илюша.

— А вот, кто победит, тому и дадим это звание и фамилию его сюда впишем, — объяснила Надежда Ивановна.

Илюша постоял-постоял и спросил:

— А что бы мне ещё поделать?

— Дел много, — сказала она. — Первое дело — отойди от банки с краской, а то как бы ты её не опрокинул. Второе дело — сгрызи вот это на здоровье. — Надежда Ивановна вынула из кармана четыре грецких ореха. — А третье дело — видишь, дед Илья стоит? Беги к нему, скажи: «Надежда Ивановна просит вас присесть и передохнуть перед началом». Понял?

— Понял! — радостно крикнул Илюша и побежал к деду.

Дед Илья стоял возле брёвен. Он сердито глядел на лужу, в которой лежали кирпичи.

— Хозяева безрукие, — сказал он. — Разбросали добро!

— Ничего не безрукие, — ответил Илюша. — Просто нечего из-за них кланяться, руки марать. Им цена грош совсем ломаный.

Дед Илья так удивился, что без всякой просьбы сам сел на бревно.

— Вот как? — спросил он и пронзительным взглядом уставился на Илюшу. — Ты это точно знаешь?

— Точно. Мне Семёнов Николай сам сказал.

— Ах, сам?.. — Дед Илья сердито подёргал себя за ус. — Сам, значит… Нет, сколько топорище ни вари, всё топорищем останется. А где он сейчас, этот «сам», околачивается?

Семёнов Николай стоял перед афишей кино и грыз семечки.

— А, вот он, мой милый-дорогой, — обрадовался дед Илья. — Сейчас мы его поучим уму-разуму. — Дед достал из кармана горстку жёлтых монет, выбрал самые маленькие, копейки. — Пойди-ко, внук, пока этот «сам» сюда не глядит, разложи копейки на дороге.

— Как — разложи? — не понял Илюша.

— А очень просто: выкладывай их одну за одной по асфальту.

Илюша удивился. Однако он быстро справился с порученным делом. Монетки легли на асфальт.

— А теперь сядь со мной рядом. — И дед Илья раскатисто крикнул на всю площадь: — Семёнов!

Семёнов Николай перестал лущить семечки и не торопясь направился к деду Илье. Вдруг на ходу он будто споткнулся — монета! Наклонился, сунул в карман, ступил три шага — стоп! Ещё одна! И какой безрукий их тут растерял? Мигом нагнулся, поднял. Ступил два шага — третья монета! Ведь вот удача привалила! В кармане уже весело позвякивало, а Семёнов Николай всё кланялся, подбирая копейки. И, кланяясь, приближался к деду Илье. А когда подошёл, увидел, что дед Илья раскачивается от хохота.

— Ой! — стонал дед Илья. — Вот где я тебя раскусил. Ой, старательный! Одиннадцать раз поклонился, не поленился! Спинушку гнул и руки замарать не побоялся!..

— Не пропадать же добру! — буркнул Семёнов Николай.

— Вот оно как? — Дед Илья вдруг перестал смеяться. Узловатые его пальцы забарабанили по колену. Зрачки буравили ученика. — Вон как! Значит, как себе в карман, так и сто раз поклонишься — не пропадать добру? А кирпичи валяются — пусть пропадают? Добро не твоё, а народное, тебе не жалко?

На потемневшем от гнева лице дедовы глаза остро светились, как льдинки. Илюша оробел.

— Говоришь, грош цена? Да это тебе, Семёнов Колька, грош ломаный цена!..

Илюша взглянул на Семёнова Николая. Скулы его покрылись пятнами. Глаза бегали, а руки то прятались за спину, то беспомощно повисали вдоль боков.

— Зря я на тебя, дурака, силы тратил. Всё одно из тебя гражданин не вырастет, нет! — гремел дед Илья. — А вырастет из тебя собственник, хапуга, кулак толстопузый! Я таких хорошо знаю, навидался! Такие в гражданскую войну хлеб от голодного народа прятали… Мои-то ученики знают: народное добро береги, тогда своё само сбережётся!..

Илюша, слушая, страдал: он ведь тоже перепрыгнул через народное добро, которое береги… Он незаметно засунул руку под свою блестящую пряжку, пощупал живот: вдруг из него, из Илюши, тоже вырастает кулак толстопузый? Нет, пока всё было в порядке.

— А ты мне не ученик! — грохотал дед Илья.

— Ваш я! — крикнул в ответ Семёнов Николай. Выгреб из кармана монеты, ссыпал их на бревно рядом с дедом Ильёй. Шагнул, вынул из лужи четыре кирпича и понёс их.

Лишь один, надтреснутый, остался лежать в воде.

Илюша поглядел вслед Семёнову Николаю и молча встал.

Последний кирпич лежал далеко, в самой серёдке лужи. Илюша влез в воду. Кирпич был скользкий и тяжёлый. Крепко прижав к себе, Илюша отнёс его на место. По дороге ему встретился Рыжик. Он по-доброму подмигнул, посторонился, освобождая путь человеку, который несёт тяжесть.

Вернувшись, Илюша сказал деду:

— Отнёс.

— Ты настоящий работник и хозяин, — ответил дед Илья. — Дай почищу тебя, а то как бы нам от бабы Тани не влетело.